Далеко за горизонтом растаяли дымы погребальных костров, возносящих к небу пепел павших в битве воинов.
Хугатон Грифон спешно возвращался в Монтигур. Бойцы понимали — надо торопиться в город, оставленный ими без защиты, и на последний отрезок пути вышли затемно, не дождавшись утра. Благо небо было безоблачным, и ущербная луна освещала дорогу.
Путь близился к завершению. Мысли Тайлуга стремились к дому. Что делает сейчас Агни? Наверное, спит. А может в тревоге ждет его на крыльце? Он улыбнулся. Захотелось ощутить кончиками пальцев тепло щеки своей жены. Заметил, как на мизинце в свете луны блеснул черный камень перстня. В его прозрачной глубине вспыхнула искорка и тут же угасла, подобно маленькой падающей звездочке в ночном небе. Тревога закралась в сердце Тайлуга. Он пришпорил коня. Хугатон вслед за своим командиром прибавил шагу.
Дорога пошла на подъем. Отдаленные вершины туполобых холмов проявились в едва заметной, размытой полосе багрового света, напоминающей собой утреннюю зарю. Но время утра еще не наступило. Тайлуг невольно подался всем телом вперед. Его взор был прикован к зареву, которое разгоралось все ярче.
Беспокойный ропот побежал по рядам воинов. Тайлуг, охваченный недобрым предчувствием, окровавил шпорами бока коня.
В воздухе запахло гарью.
«Так не должно быть!!!» — молнией ударила Тайлуга страшная мысль. То, что открылось ему вскоре, потрясло его. С возвышенности он увидел свой город, и этот город был в огне. Длинные языки кроваво-красного пламени лизали темное небо.
Ряды воинов, наполнились яростными криками. Не дожидаясь команды, они неудержимым потоком ринулись в город.
Тайлуг не помнил, как оказался возле дома. В памяти остались огонь, кровь и мертвые тела на улицах, и его дом, не тронутый этим огненным вихрем.
Конь вздыбился перед разбитыми воротами, шарахнулся в сторону, скидывая всадника.
Тайлуг вбежал во двор. У входа в дом на крыльце, залитый кровью лежал смотритель покоев Сирт. Он был еще жив.
— Господин, прости, — прохрипел Сирт. — Не уберег я госпожу. Харс пронзил ее мечом. А твой сын дрался как львенок. Его похитили.
— Кто? Кто напал на город?!
Сирт тяжело захрипел, пытаясь еще, что-то сказать, но смерть сковала его уста.
Тайлуг безумным взглядом скользнул вокруг себя и увидел нескольких своих солдат возле ворот.
— Это были бойцы Криона, — произнес один из них. — Этой ночью они ворвались в город через деревянную стену. Стена сгорела. Командир, там сотни обугленных тел! Никого нельзя узнать.
— А хуги? Где хуги, что обещал прислать Адаульф? Где они?! — яростно вскричал Тайлуг.
Воины молчали.
— Адаульф. Змея подколодная!
Он выбежал за ворота и вскочил на коня.
— Что нам делать, командир? — обратился к Тайлугу гетальп первой хуги Стикс.
— Ищите живых. Тушите пожары, — приказал Тайлуг. — Возлагаю на тебя командование хугатоном. А мне надо встретиться кое с кем.
— Он рванул поводья, и конь понес его к воротам города.
Столица Империи мауронгов Варанга. Имперская тюрьма. Пять тысяч триста семнадцать путей Небесного огня от начала Хаккадора. Десятый день десятой Луны.
Железная решетка темницы с лязгом отворилась. Огонь факела ударил по отвыкшим от света глазам.
— Выходи! — услышал Тайлуг оклик стражника и поднялся на ноги с холодного каменного пола, звеня цепью на скованных руках.
Четверо стражников повели его по темным коридорам имперской тюрьмы. Тускло чадили редкие факелы в скобах на сырых стенах. Пахло плесенью и гнилым деревом.
Имперская тюрьма пряталась в подземелье под Храмом крови. Так издревле называлось величественное, овальное в плане мрачное сооружение с трибунами, вмещающими пятьдесят тысяч зрителей и ареной для жертвенных боев. На арене по празднествам дрались Обреченные на смерть. Так в народе прозвали бойцов, проливающих кровь и умирающих на потеху зрителей. Воины эти были из рабов. Многие из них бились достойно, пользовались почетом в народе и, одерживая победу за победой над противниками, оставались в живых долгие годы. Но на каждого сильного есть свой сильнейший, и наступал миг, когда какой-то любимец публики, герой смертельных боев падал, поверженный на песок арены.
Мертвецов сбрасывали с крутого берега в поток Реки Времени. Так завершалось жертвоприношение духу великого Мауронга.
Кроме Обреченных на смерть на арене Храма крови бились за меч вожака Империи лучшие бойцы, возжелавшие заполучить высшую власть. Заключительный и смертельный бой проходил на Холме поединков, что располагался за городской стеной на берегу Реки Времени.
Храм крови возвышался в центре столицы посреди широкой площади, именуемой Сердце дракона. Храм обступали по квадратному периметру площади главные здания города — Дворец высшей власти, башня Небесного спокойствия, Храм Мауронга и Храм воинской славы. От площади, на четыре стороны к четырем городским воротам в крепостных стенах и далее за них пролегли широкие и прямые, как стрела главные улицы столицы. На трех из них в пределах крепостных стен селились ремесленники, купцы, располагались рынки, склады товаров и постоялые дворы. За пределами стен обитала беднота. Четвертая улица, пронизывающая город на запад и уходящая за его пределы через Врата Воинской доблести к Холму поединков именовалась Копье Создателя. Эта улица была вымощена черным мрамором и застроена домами высшей имперской знати. На ней в дни великих празднеств проходили торжественные воинские парады и триумфальные шествия хугатонов после победы над врагом.
Было время, и Тайлуг участвовал в этих шествиях. Но поток Реки Времени коварен и непредсказуем. Даже умеющих хорошо плавать в нем он нередко разбивает об острые камни препятствий, и дни побед сменяется горечью поражений. Настало время горечи для Тайлуга.
Стража ввела его в большой зал со сводчатым потолком. Это был Чертог высших приговоров. Здесь на медных треножниках горели масляные светильники. В углу Чертога подобно крысе затаился сгорбленный писарь. За широким столом, накрытым пурпурным бархатом восседали трое судей в черных мантиях.
Высший суд в Империи вершили жрецы. На главном престоле, собранном из костей горного дракона восседал верховный жрец Империи Заук. Справа от него на престоле из красного гранита расположился жрец Храма крови — хранитель высшей справедливости жрец Та-Зам. Левый от Заука престол из черного оникса занимал хранитель черепа Мауронга жрец Зоар.
Стражники прикрепили конец цепи, что сковывала руки Тайлуга к железному кольцу в полу и отступили на пару шагов. Наступила тишина. Все трое жрецов в упор разглядывали Тайлуга. Та-Зам пренебрежительно, оттопырив нижнюю губу, Зоар мрачно исподлобья, а Заук сохранял на своем худощавом лике ледяное безучастное спокойствие.
Тайлуг в свою очередь молча смотрел на жрецов, скользя взглядом по их лицам.
— Кронгетальп Тайлуг, ты обвиняешься в преступлении, — произнес Заук после долгого молчания, сверля Тайлуга холодом своих глаз. — Ты готов нам поведать о своих преступных деяниях и признать свою вину?
— Да, — незамедлительно ответил Тайлуг.
— Да? — Заук вскинул брови, изобразив на лице притворное удивление, — Ты признаешься в своей вине полностью?
— Да, — снова незамедлительно заявил Тайлуг. Я виновен в том, что понадеялся на мерзавца Адаульфа. Он обещал прислать на защиту города две хуги. Я виновен в том, что выполнил твой безумный приказ, оставляющий город без защиты. Ты знал, что у нас слабые недостроенные укрепления.
— Как смеешь ты столь дерзко разговаривать с достопочтенным верховным жрецом! — возмущенно подал голос Та-зам. — Ты хочешь сказать, что он виновен в разрушении города?
— Спокойно, достопочтенный Та-Зам, — Заук недобро усмехнулся. — Столь дерзкие речи этого преступника лишь подтверждают, то, что он безумен в своем деянии. Ты перебил охрану наместника, Тайлуг. Не ты ли безумен?
— Я не безумен! Адаульф коварно обманул меня и заранее покинул свой дом, зная, что расплата не замедлит настигнуть его. Обман соратника это одно из гнуснейших преступлений по Закону Мауронга!
— Адаульф обманул тебя? — снова нарочито удивленно поднял брови Заук. — Странно. Адаульф утверждает обратное. Ты его обманул.
— Я обманул? В чем? В чем я обманул его?
— Здесь мы задаем вопросы! — жестко произнес Заук. — Распорядитель! Зачитай обвинительное заключение!
Сумрак в одном из углов Чертога шевельнулся, отделяя от себя темную человеческую фигуру в длинном балахоне с пергаментным свитком в руке. Человек развернул свиток и его зычный голос громко разнесся под каменными сводами.
Первым делом Тайлуг обвинялся в казнокрадстве и растрате огромной суммы денег, выделенных ему на постройку городской стены. Далее согласно обвинению Тайлуг ложно доложил наместнику Адаульфу о полном завершении строительства укреплений, чем ввел в заблуждение высший командный состав Империи.
При получении приказа о выдвижении своего хугатона к месту битвы продолжал скрывать свое гнусное преступление и, надеясь, что все ему сойдет с рук, оставил город с тысячами беззащитных жителей на разграбление и уничтожение врага.
Мало того свои подлые преступные деяния он продолжил на поле боя, под покровом ночи тайно покинув лагерь вместе со своим хугатоном.
Тайлуг слушал обвинение, теряя реальность происходящего. Ему казалось, что он видит дурной сон. Голос распорядителя доносился до него будто из другого мира, а все вокруг теряло четкие очертания, покрываясь туманной мутью.
— Подсудимый! Что ты скажешь на это обвинение? — вернул его к реальности вопрос верховного жреца.
— Бред, — мотнул головой Тайлуг. — Все это бред. Ложь. Я не присваивал денег.
Заук запустил руку под мантию и явил пред Тайлугом пергамент.
— Это твоя расписка. По ней ты получил от Адаульфа тысячу золотых монет имперской чеканки.
— Моя расписка? Нет! Это подделка!
— Подделка? Разве? А что ты скажешь на это? — Заук достал из-под полы мантии маленький шелковый мешочек с рисунком имперского герба на пурпурной ткани, протянул руку и высыпал из него стол, блеснувшие холодным светом, тяжёлые золотые монеты.
— Что это? — спросил Тайлуг.
— Эти деньги. Их нашли в потаенном месте твоего дома. Здесь только тридцать имперских монет, — Заук скривился в ухмылке. — Где же остальные деньги, что вожак выделил тебе еще год назад на постройку городской стены?
— Я не знаю, что это за монеты. Я не получал денег, — возразил Тайлуг.
— Достопочтенный верховный жрец, — осторожно вмешался в ход суда Зоар. — Мы всегда знали Тайлуга, как доблестного воина, преданного Империи. Обвинение выдвигается ему чрезвычайно серьезное. Я бы лично хотел услышать в подтверждение обвинения показания свидетеля Адаульфа.
— Адаульфа? — переспросил Заук. — Это можно. Адаульф здесь. Стража! Введите свидетеля!
Из темноты коридора послышались шаги, и в Чертог в сопровождении двух стражей вошел Адаульф. Тайлуга захлестнула ярость, и он невольно рванулся вперед, натягивая цепь. Адаульф отшатнулся.
— Говори, — приказал Заук.
— О, почтеннейший, я уже рассказывал всё. Зачем же повторяться?
— А ты ещё раз повтори, — настойчиво произнёс Заук, голосом, не терпящим возражений.
— Это он во всём виноват, — нагло и уверенно произнёс Адаульф. — Я сразу же, как приказал мне вожак, передал Тайлугу деньги на постройку стены и взял с него расписку. Она перед вами на столе, о, почтеннейшие и достойнейшие жрецы. Вы сами убедились в том, что на ней рука Тайлуга. Я передал деньги, и уже через четыре луны Тайлуг поведал мне, что стена построена, о чем я не замедлил сообщить вожаку и Совету жрецов. Я был уверен, что стена построена. Я же не знал, что он растратил золото. Я ему доверял, как другу. Когда же наступило время передать ему твой приказ, о, достопочтенный жрец, я самолично отвез его. Было темно. Я не видел всех стен. Я виновен, но виновен только в том, что, своевременно, сам лично не проверил строительство городских укреплений. Я доверял ему, как своему другу, а он стал преступником, растратчиком имперской казны. Он оставил город без защиты. Негодяй! Подлая крыса! Из-за него погибли тысячи людей. Он во всем виноват. Враг ворвался в город через гнилые деревянные укрепления.
— Адаульф. Твой змеиный язык клевещет, — прошептал Тайлуг, чувствуя, как холодный каменный пол уходит у него из-под ног. Вместе с тем, он начинал понимать все. В одно мгновение он сообразил, почему наместник прибыл к нему лично, и как эти золотые монеты оказались в доме. Адаульф присвоил деньги имперской казны, но опасаясь за свою шкуру, решил, подсунул их малую часть Тайлугу, а разрушение Монтигура было на руку этому подонку. Вполне возможно, что этот мерзавец сам навел врага на город. Не зря бестархгетальп Амон говорил о предателях.
«У меня никогда не было более надежного друга», — Тайлуга передернуло. Он вспомнил эти слова Адаульфа в ту злополучную ночь его приезда. Теперь этот мерзавец подло лжет.
— Это он во всём виноват, — снова повторил Адаульф.
— Твааарь! — Тайлуг кинулся было к Адаульфу, но крепкая цепь остановила его, и он беспомощно свалился на пол.
— Гнусная тварь, — процедил он уже негромко и брезгливо сквозь зубы, поднимаясь на ноги.
— Ступай, Адаульф — удовлетворенно произнес Заук, и тот послушно удалился.
— Этого не может быть, — прошептал Тайлуг и мотнул головой, не веря в происходящее. — Адаульф подло лжет. Я не получал от него денег.
— А это? — Заук указал, на рассыпанные по столу, монеты. — Откуда в твоем доме эти деньги?
— Мне их подсунул Адаульф! Я не присваивал деньги казны! Кроме того я направил тебе своего гонца с донесением.
— Не было гонца! — решительно возразил Заук. — Не было никакого гонца! Ты растратил деньги имперской казны и не построил стену. Ты ввел в заблуждение вожака, Совет жрецов и наместника. По твоей вине разрушен город, погибли тысячи неповинных людей. Кроме того, в сговоре с харсами ты самовольно покинул поле сражения, но, заметив, что наша армия побеждает, для видимости вступил в битву.
— Я вступил в сговор с харсами?! — вырвался крик из груди Тайлуга, эхом разнёсшийся в темноте. При этом рука его машинально дернулась к рукояти меча, но встретила пустоту. — Ложь! Я подчинялся личному и тайному приказу бестархгетальпа Амона! Мой хугатон был в засаде!
— Не надо списывать свое предательство на великого воина геройски погибшего в битве по твоей же вине, — презрительно скривившись, произнес Заук.
— Но я говорю правду!
— Кронгетальп Тайлуг! — жестко и громко произнёс Заук. — Ты обвиняешься в государственной измене и растрате средств имперской казны. Достопочтенные члены суда, у вас будут вопросы к обвиняемому?
— У меня есть вопрос, — поспешно и нетерпеливо произнес Та-Зам. — Преступник, скажи нам, где остальные деньги? Неужели ты успел пропить и прожрать столь великую сумму?
— Спроси это у Адаульфа, — гневно произнес Тайлуг. — Деньги у этого мерзавца.
— Испытание высшей болью скажет нам, куда ты укрыл золото, — ухмыльнулся Та-Зам.
— К сожалению Закон Мауронга запрещает применение пыток к лицам командного состава Империи, — разочарованно произнес Заук. — Но я надеюсь, что Тайлуг для смягчения своего приговора сам все расскажет.
Тайлуг мотнул головой.
— Мне не нужно смягчения приговора. Я не изменник и не брал деньги имперской казны.
— У меня более нет вопросов. Мне все ясно, — брезгливо скривив тонкие губы, произнес Та-Зам.
— Странно все же, — задумчиво промолвил Зоар. — Как мог столь преданный Империи воин стать изменником.
— Ничего странного нет. На самого доблестного и преданного воина, чтобы купить его имеется свое количество золота, — презрительно промолвил Та-Зам.
— Это верно, — согласился Зоар. — Да и факты все против Тайлуга.
— Факты говорят, что Тайлуг виновен и достоин смерти, — решительно заявил Заук.
— Достоин смерти, — согласился Та-зам.
— Достоин, — кивнул Зоар.
— Ты государственный изменник, Тайлуг. Ты предал интересы Империи и будешь повешен, — жестко произнес Заук.
— Достопочтенные, у меня есть предложение, — вкрадчиво произнес Та-Зам мерзко ухмыльнувшись. — Я предлагаю казнить этого негодяя в день открытия поединков за меч вожака Империи. В столицу соберется множество людей со всех краев наших земель. Пусть они увидят справедливое возмездие за гнуснейшее преступление в назидание многим.
— Хорошее предложение, — согласился Заук. — Итак, бывший кронгетальп Тайлуг, ты признан виновным в казнокрадстве и государственной измене. Ты будешь предан смерти прилюдно через повешение в день открытия поединков за меч вожака Империи. Стража! Уведите его!
Тайлуга повели обратно по коридору. Острые наконечники копий упирались в его спину. Он не чувствовал их. Существовавший ранее мир, знакомый, привычный, справедливый в его понимании мир, в котором он испытывал радость и боль, веселье и печаль, надеялся и верил, словно иллюзорная картинка, разорвался на мелкие обрывки, уносимые безжалостным, холодным ветром. За картинкой той распахнула свои объятия темная бездна.
— Адаульф. Адаульф. Я убью тебя. Я приду за тобой из мира мертвых, — едва слышно шептал он.
В темнице его левую руку примкнули цепью к железной скобе на стене. Ржавая решетка с лязгом затворилась за ним, и его глаза погрузились в полную темноту. Он уселся на пол и прислонился затылком к холодным камням, испытывая бесконечную злость на самого себя.
— Как я мог? — произнес он, ударив себя кулаком по лбу. — Как мог так ослепнуть и не увидеть очевидного, не разглядеть в этих поросячьих бегающих глазках Адаульфа гнусного и подлого замысла?
В бессильной ярости он вскочил с холодного пола. Цепь, державшая его, безжалостно зазвенела.
— Глупец, — прошептал Тайлуг в темноту. Волна его справедливого гнева, ударившись о стены темницы, отхлынула назад и канула в мрачную холодную пустоту.