С диким криком я вскочил с дивана. Опрокинул журнальный столик. Пустая бутылка звяк-нула о пол и укатилась в угол. Тетради, шелестя страницами, рассыпались по ковру. Видение растаяло. Взбунтовавшиеся руки и ноги нехотя соглашались подчиняться. Миллионы мелких иголочек одновременно впились в занемевшее тело.

Припадая то на одну, то на другую ногу, я добрался до выключателя. Шаря рукой по стене, я всё ещё чувствовал железную хватку явившегося из темноты убийцы. Меня колотило. Я всхлипывал подобно перепуганному ребёнку. Я понял, что никакого выключателя нет. Что я так и буду спотыкаться в темноте, пока размытый дождём незнакомец не нанесёт следующий удар.

Пальцы нащупали пластмассовую коробочку. Я вдавил клавишу.

Трёхрожковая люстра залила комнату мягким светом. Я боялся оглядываться. Обман! Улов-ка! На самом деле он стоит за спиной и ухмыляется. Я жив, пока не встретился с ним взглядом. Я сполз на пол, прижимаясь лбом к стене. Мой нос упёрся в испещрённую карандашными каракулями страницу.

Несколько минут я тупо смотрел на собственные заметки. Я не писал этого! Это не мой почерк! Это, вообще, не та страница! Я осторожно перевернул тетрадный листок. Вот оно! Главные герои, характеры, краткий план. А здесь? Я вернулся на исписанную страницу.

Мелким убористым почерком на каждой строчке кто-то оставил одну и ту же фразу:

«ТЫ ВЕРНУЛСЯ!»

Значки, созданные в незапамятные времена Кириллом и Мефодием, модернизированные большевиками, ввели меня в транс. Зародыши мыслей увядали, не успев дать ростков. Я не мог этого написать, видение обездвижило меня. Но кто тогда?! Призраков не существует!

Напомнил о себе вчерашний сон. Старуха слышала голоса. Бред, конечно. Старуха слышала… Чёрт, возьми! Не только старуха! Я чётко увидел мелькнувший во время утреннего разговора фиолетовый глаз. Тогда я ещё плотнее закрыл дверь. Мерзкая девчонка! Пока Ворон проводил телефикацию, умничал перед писателем-неудачником, она решила пошутить. Дрянь! Сейчас я полностью разделял мнение Игоря насчёт его дочери. За такие шутки надо уши оборвать!

Держась за краешек тетради двумя пальцами (попытка поиграть со мной в охотников за привидениями после первой волны злобы вызывала омерзение), я выбросил испорченное начало рукописи в мусорное ведро. Вырывать листы не хотелось — неровные краешки будут каждый раз злить, напоминая о гадком поступке девчонки. Злорадно ухмыляясь, достал сигарету из конфискованной пачки — немножко, но отомстил, пусть и заочно. Закурил. Как нельзя кстати пришёлся возвращённый из ссылки «Монарх». Нервы нужно успокоить.

Замечательное качество человеческого мозга — ухватившись за тень разумного объяснения, выстроить логическую цепочку — пришло мне на выручку и заработало на полную катушку. Недавний кошмар превратился в ленточку случайных совпадений. Всё просто: пустившись в бега, я всё время испытываю стресс. Вороватая цыганка, нахальный Сид, агрессивный братец, ненормальные внучка с бабушкой, подсознательные воспоминания — вот они, составляющие страшной картинки. Обычный сон я принял за видение. Нападение на девушку — отложившийся в памяти рассказ Игоря о недавнем убийстве. Всё просто! В крошечных городишках не бывает Джеков Потрошителей. Мёртвые не восстают из могил, когда возвращаются те, кого они обещали ждать. Мне нужно работать над книгой, а не втягиваться в игры ошалевших от безделья провинциальных барышень и их приятелей-нигилистов. Последняя мысль подействовала не хуже снотворного. Я закрутил пластмассовую пробку, поставил полупустого «Монарха» на журналь-ный столик и, повертевшись на неприлично мягком диване, погрузился в сон.

Из мирного, лишённого каких бы то ни было видений, забытья меня вырвало наводящее зубную боль тарахтение и прыгающий из октавы в октаву рёв. Я глянул на настенные часы — девять утра. Что за апокалипсис спозаранку? Приложившись к бутылке с пивом, я проковылял к окну. Самочувствие было таким, каким может быть у человека накануне немного переусердствовавшего с лечением похмелья: жить, вообще-то можно, но бывали времена получше.

Напротив окна работники коммунальных служб исполняли соло для отбойного молотка в сопровождении экскаватора. Пока один безжалостно крушил асфальт перед ступеньками подъезда, другой покуривал в кабине нетерпеливо взрыкивающего ковшастого монстра. Поздняя осень — самое подходящее время для ремонта теплосети!

К тому времени, когда симфония весёлых мастеров достигла апогея, я выкурил две сигареты и допил пиво. Выспаться я, конечно, не смог: под такой аккомпанемент ни о каком сне не стоило и мечтать. Я отошёл от окна и глянул на стопку тетрадей. В первой половине дня моя работоспособность равняется нулю. Не было даже желания попытаться восстановить немногочисленные вчерашние заметки.

Вяло пожевав кое-что из принесённых вчера продуктов, я решился на прогулку. Может быть, за время моего отсутствия, «кладоискатели» окончательно разрушат асфальт, выкопают яму нужных размеров и уберутся прочь со своей ревущей техникой. К тому же… Хотелось выпить. Нет, не напиваться, а поддержать бодрое состояние и привести в норму нервную систему.

Одиночество — замечательная вещь для любящих излишества. Никто не считает потраченных денег, не суёт под нос переполненную пепельницу, не глядит с осуждением после каждого глотка спиртного. В свои тридцать с хвостиком я прекрасно знал все гнездящиеся во мне вредные привычки, но очень не любил, когда мне их ставили на вид. Человек волен убивать себя, как ему заблагорассудится.

Я подсчитал наличность. Благодаря Сиду по крайней мере месяц можно не беспокоиться о финансах. На секунду в глазах нарисованного Франклина мне почудился упрёк. Я тратил (пропивал, если говорить честно) не совсем свои деньги, большей частью не свои. Эгоисты — счастливые люди: с совестью они управляются, как хороший дрессировщик. Я подмигнул Франклину и, сложив пополам, отправил купюру в карман. Оставшиеся три спрятал в укромном месте, поклявшись забыть об их существовании на ближайшие две недели. Может, реальнее полторы? Нет, две! В моём положении не шикуют!

Приняв минибюджет большинством в один голос, я оделся и вышел на лестничную площадку.

Дверь напротив отворилась сразу же. Похоже Зинаида Как Её Там По Батюшке не отходила от глазка всю ночь.

— Вы передали? — заплывшие глазки плевались подозрительностью.

— Что передал?

— Так я и знала! — двойной подбородок задрался к потолку, который в данную минуту, наверное, символизировал для соседки небесный свод и его обитателей. — Никому ничего не нужно! Я обо всём должна помнить! Вы про домофон передали?!

— Я не видел Аллу Александровну. Сегодня зайду и передам, — пообещал я, чтобы избавиться от активистки.

— Почему вы внучке не сказали?! Она к вам вчера с этим хулиганам заходила!

— Ко мне вчера ещё и приятель заходил! Мне каждому про домофон докладывать?!

— Меня интересуют сданные деньги, а не ваши приятели!

— А мне до лампочки и сданные деньги, и домофоны!

С минуту она смотрела на меня, как на полоумного, потом взорвалась визгом, на время заглушившим солирующий отбойный молоток:

— До лампочки?! Всем всё до лампочки! Никому ничего не нужно! Пусть в подъезде гадят! Убивают! Грабят! Насилуют!

— Вам последнее не грозит, — я вложил в улыбку всю скопившуюся желчь. — Посмотрите в зеркало — это вас успокоит.

Свекольный оттенок залил мопсообразную физиономию.

— Хулиган!!! — прохрипела женщина. От удара захлопнувшейся стальной двери содрогнулись стены.