Осенний город похож на мертвеца. Особенно, когда в глаза настырно лезут праздничные витрины и неоновые вывески. Они — призрак. Призрак чего-то радостного и лёгкого. Призрак, который исчезает с очередной порцией промозглой измороси.

Я в сотый раз обходил площадь Курского вокзала. Дважды у меня проверили документы. Я отклонил полсотни приглашений войти в долю и согреться. Еле отвязался от различного возраста и пола попрошаек. Скоро на меня перестали обращать внимания и милиционеры, и выпивохи, и бомжи. Я превратился в часть осеннего ненастного вечера, такую же бесполезную, как мелкий дождь.

Ещё три часа назад я где-то жил, где-то работал. Меня любили. Обо мне заботились. Наверное, даже уважали, не обращая внимания на мои причуды. Я убежал. В который раз? Сбился со счёта. Моя жизнь череда побегов и передышек. От кого я бегу? Не знаю. За кем? Не имею понятия. Может за призраком? За каким-то неясным неоново-витринным образом? Образом, который и сам толком не представляю.

В который раз, там, где-то в другой жизни, которая теперь кажется сном, чьи-то порушенные надежды, оплёванная забота и скандальный исход.

Во внутреннем кармане лежат пять зелёных бумажек с портретом Бенджамена Франклина — сумма, откладывавшаяся на что-то там жутко современное и необходимое в домашнем хозяйстве, паспорт, записная книжка, сигареты… Стоп! Сигарет-то и нет! Я отступал слишком поспешно. Ещё бы, через три дня свадьба! Которая по счёту, и сорванная по моей вине? Сколько раз я уже, подобно призраку, исчезал из жизни привязавшейся ко мне женщины. Почему? Может, послать этот вопрос в интеллектуальное шоу? Их сейчас много. Пусть умные люди поломают голову.

Нет, срочно нужны сигареты! Когда выкурена последняя? Как только вышел из метро. А сколько кружу по площади? С ума сойти! Как только не окочурился до сих пор?! Закон подлости — в кармане ни рубля. Только валюта Северо-Американских Соединённых Штатов — мирового агрессора, как говаривали во времена моей юности престарелые лекторы.

Я оглянулся в поисках обменного пункта. Заветная красно-жёлтая табличка подмигивала с противоположенного конца площади. Измученный никотиновым голодом я поплёлся туда.

— Не подскажете, где детская больница? — сверкнуло что-то мне в лицо, когда я пере-считывал отечественные купюры, полученные за одного из Франклинов.

— Что? — я вздрогнул от неожиданности.

Передо мной стояла молоденькая цыганка, закутанная в цветастую шаль, с златозубой улыбкой на устах и тряпичным кулём в руках.

— Больница? — я спрятал деньги во внутренний карман. — Я не местный.

— Ой, беда на тебе, касатик, — затараторила правнучка Земфиры. — Большая беда. Сам ещё не знаешь. Враг у тебя сильный. Злой очень. И сглаз на тебе, и порча. Болезнь страшная рядом, — я не успел и глазом моргнуть, как смуглокожая норна выдернула у меня волос. — Ой, жалко тебя, касатик, — она даже прослезилась. — Ой, пропадёшь, молодой, красивый! Дай на молоко ребёночку — всю тебе правду скажу. Что было, что есть, что будет. Укажу завистника. Тысячу раз Любу вспомнишь! Тысячу раз спасибо скажешь!

Не понимая, что делаю, я достал сторублёвую купюру. Она мгновенно исчезла в лохмотьях младенца. Тут началось невообразимое. Соотечественница Будулая, говорившая до этого без малейшего акцента, вдруг перешла на тарабарское наречие, изредка разбавляемое с трудом различимыми обещаниями несчастий. Я понимал, что меня дурят, но ничего поделать не мог. Я беспомощно наблюдал то за сверкающими зубами цыганки, то за исчезающими в лохмотьях деньгами. Моими деньгами.

«Только бы до баксов не добралась!» — засело у меня в мозгу.

Прохожие поглядывали на нас кто с сочувствием, кто с насмешкой. Милицейский патруль тактично отвернулся, заметив сеанс предсказания. Я зачарованно смотрел, как смуглая ладошка юркнула в мой внутренний карман и вытянула четыре оставшихся портрета второго президента США.

— Ну, и долго тебя разводить будут? — услышал я.

Рука цыганки застыла. Я повернул голову. Рядом стоял высокий, широкоплечий парень. Длинные тёмные волосы, нос с горбинкой. Правое веко слегка подёргивалось, отчего его карие глаза казались безумными. Он тряхнул волосами:

— Положи, где взяла!

Доллары вернулись на место.

— Всё забери! — лепетала цыганка. — Не нужно от тебя ничего! Уходи только! — она выглядела испуганной, только смотрела почему-то на меня, а не на неожиданного заступника. — Уходи подальше, Христом Богом молю!

— Остальное! — незнакомец кивнул на тряпичный куль.

Цыганка сунула мне пачку сторублёвок и бросилась бежать, лавируя между прохожими, подобно хорошему горнолыжнику на сложной трассе.

— Так с ними и надо, сынок! — одобрил пожилой мужчина. — Отбились от рук. Работать не хотят.

— Валил бы ты отсюда, дед, — беззлобно ответил спаситель моих финансов. — Цирк кончился.

— Ты как разговариваешь, хулиган?! — возмутился пенсионер. — Да я тебе…

— Сказано — отвали.

Пыхтящий старик поплёлся прочь, бормоча что-то о молодёжи.

— Спасибо вам, конечно, — произнёс я. — Но зря вы с ним так.

— Когда тебя обували — он в сторонке стоял, а теперь подскочил. Стервятники!

— Даже не знаю как вас…

— Потом поговорим, — перебил незнакомец. — Этот Нострадамус из Марьинского табора инквизиторов ведёт.

Я проследил за взглядом парня. Цыганка возвращалась. Уже без младенца, но с двумя патрульными.

— Менты у них крышуют, — скривил губы парень. — Давай-ка ноги уносить. Не то нам такое предскажут…

Я никогда не считал себя низкорослым, но незнакомец оказался выше чуть ли не на голову. Тем не менее, я мог только подивиться его умению растворяться в толпе. Я едва поспевал за скользящей тенью. Его никто не замечал. Зато я чувствовал себя голым посреди Первомайской демонстрации. Казалось, взгляды всей площади прикованы именно ко мне. Оглядываться я не решался, уже чувствуя между лопаток удар каучуковой дубинки и крепкий милицейский ботинок на копчике.

Мы проскочили несколько подземных переходов, пересекли бесчисленное количество грязных двориков и оказались… С противоположенной стороны вокзала. У платформ Курского и Горьковского направления.

— Теперь пусть поищут, — хмыкнул незнакомец. — Много она у тебя вытянуть хотела?

— Пятьсот.

— Пятьсот «зелёных»? План «Перехват» объявлять не будут, но поостеречься стоит, — он на мгновение задумался. — Действуем так: спускаемся вниз — подземные менты с уличными в делах бизнеса не контактируют, проскочим в метро, а там — прости-прощай! Разбежимся каждый к себе.

— Мне вроде некуда бежать.

— Бомж?

— Из дома ушёл.

— Очень вовремя! И перекантоваться не у кого?

— Не хотелось бы обнаруживать себя. Понимаете у нас с моей… гм… Не важно. Не у кого. Может быть, вы могли бы… Я заплачу.

Он смотрел на меня минуты три, потом вдруг расхохотался.

— Дело в том, приятель, — он вытер слезящиеся глаза, — что я тоже вроде как из-под венца сбежал… И тоже… гм…

— Почему вы решили…

— Прекрати выкать! Меня зовут Сид. Запомнить просто.

— Очень приятно, Сид. Я — Александр. Так почему вы… ты решил, что я…

— Это твои проблемы, парень! Тебе, действительно, не у кого переночевать?

— Есть один приятель. Хотя…

— Попытка, не пытка. Двигаем к телефону