ПУСТЬ НЕ КРУЖИТ НАС ВРЕМЯ ПО КРУГУ

Наступили времена, когда Псков стал называться Плескау, а площади имени Ленина, Сталина во многих советских городах стали носить имя Адольфа Гитлера. Переименование улиц в оккупированных городах шло так же быстро, как и у нынешних демократов. Затем последовало закрытие учебных заведений, Советы стали называться управами, опять же, как и у нынешних демократов. В фашистских оккупационных листках появились следующие стишки:

Захватив почти всю Европу, фашисты стали утверждать, что в Россию пришли бороться с большевизмом, забыв, правда, объяснить, зачем они оказались во Франции, Польше, Румынии? Но русская эмиграция объяснений не требовала, в большинстве своем она поверила Гитлеру, будто дурочка с раскрытым от восторга ртом.

Писатель Дмитрий Мережковский, его жена — поэтесса Зинаида Гиппиус, атаманы Семенов, Шкуро… все они поддержали Гитлера, а генерал Краснов 29 марта 1933 г. даже написал фюреру личное письмо.

Да, тот самый Краснов, выходец из зажиточной казачьей семьи, который предложил Керенскому переодеться в заранее приготовленное платье и 1 ноября 1917 года через потайной ход вывел его из Гатчинского дворца. А в 1918 году с целью создания на Дону и Кубани самостоятельного государства под названием «Всевеликое войско донское» поднял описанный впоследствии Шолоховым антисоветский мятеж, имел при этом Войске немецкого представителя фон Кокенхаузена, который снабжал Краснова немецким оружием.

После подавления мятежа Краснов сбежал за кордон, но тысячи русских людей с той и с другой стороны оказались в… могиле.

«Нам, русским националистам, — писал позднее бандит Семенов в газете „Голос эмигрантов“, — нужно проникнуться осознанием ответственности момента и не закрывать глаза на тот факт, что у нас нет другого правильного пути, как только честно и открыто идти с передовыми державами „оси“ — Японией и Германией».

То же самое слышим мы и от нынешних демократов: они все время за любой подсказкой бегут на Запад! В общем, ось та же.

Но пока обратимся к тому моменту истории, когда под контролем Германии в Великую Отечественную войну оказалось более 70 млн человек, и как жить в новой обстановке, если в мгновение ока разрушены села, города, погублено множество жизней и гордость цивилизации — человеческие устои — померкли, будто луговой цвет от опрокинутого с небес кипятка?

— Ты будешь полицаем! — в одной деревенской избе приказал фашист восемнадцатилетнему русскому пацану.

— Не губите мальчишку! — выкрикнула в ужасе мать и бросилась в ноги чужестранному вояке, целуя его грязный сапог.

— Не буду я полицаем, — спокойно возразил паренек.

Вражеский автомат мгновенно изрешетил юношу на глазах всей деревни.

— Ты будешь полицаем! — приказал немец его младшему брату.

Тот после гибели брата покорно опустил голову.

Но принимать решение под чекой выпало, однако, не всем. Кое-кто сделал это добровольно.

«Люди старого порядка, — писал впоследствии один из идеологов власовского движения М. Китаев, — то есть зарубежная эмиграция и монархически настроенные элементы внутри страны, рассматривали большевизм как врага номер один. Они работали под известным лозунгом „хоть с чертом, но против большевизма“. Не имея четко выраженной политической программы и политических организаций, эти люди в первый период войны шли на любое сотрудничество с немцами, не заботясь о том, принесет ли это благо или вред русскому народу. Значительную роль играло при этом личное озлобление. Зарубежная эмиграция рассчитывала при этом вернуть утраченное в результате революции 1917 года личное достояние. Монархические элементы внутри Советского Союза без борьбы переходили на немецкую сторону».

«В первый период войны, — пишет Китаев далее, — немцы широко использовали для целей политической пропаганды старую эмиграцию или людей, лично пострадавших от советской власти. Но эти люди в своей работе больше всего старались угодить своим немецким хозяевам, угадать их желание. Поэтому их деятельность не отражала действительного положения вещей и приносила делу немецкой военной пропаганды огромный вред».

«М. Китаев — псевдоним. Автор родился и вырос в Советском Союзе. Его отец — довольно известный дореволюционный писатель, постарался дать сыну хорошее и всестороннее образование. Китаев окончил высшее учебное заведение. Стал командиром запаса — младшим лейтенантом. Работу младшего научного сотрудника получил в Москве, в одной из лабораторий Академии Наук СССР», — говорится в предисловии к изданной на Западе брошюре М. Китаева и констатируется далее, что этот сын известного дореволюционного писателя осенью 1941 года попал к немцам в плен. В офицерском лагере военнопленных он открыто заявил о своей антикоммунистической позиции. Там же близко сошелся с группой командиров запаса из числа интеллигентов: поэтов, литераторов, научных работников.

Весной 1942 года из лагеря военнопленных в Польше он был отправлен в Берлин и попал в лагерь Вульхайде, где стал «помощником корпоральства», т. е. лицом, ведущим занятия с будущими пропагандистами.

Николай Февр, один из таких же добровольных пропагандистов, бывший кадет Киевского Кадетского корпуса, покинул Россию на английском угольщике «Вотан» 20 января 1920 г. Но лишь началась война, мгновенно примчался из Сербии в Берлин и добровольно предложил гитлеровцам свои репортерские услуги. Фашисты осенью 1941 года посылают его в Киев и Псков как корреспондента немецкого издания «Новое слово», где представитель русской эмиграции, ненавидящей Советскую Россию, начал усердно пропагандировать идею единения с врагом, идею «нашего немца».

«Молодежь танцует, флиртует и устраивает игры, — пишет он в своей вышедшей на Западе уже после войны книге „Солнце всходит на Западе“. — Фанты по-прежнему одна из излюбленных игр. Молодежь самая разнообразная. Тут и учащиеся псковской десятилетки, и ленинградские студентки, и приехавшие с эстонской территории русские, и молодой немецкий солдат — „наш немец“; тут в каждом доме есть свой „немец“, который пойдет потом провожать затанцевавшуюся молодежь во избежание неприятностей с ночными патрулями».

Николай Февр встречался в оккупированном городе с мельником, мечтающим о возврате частной собственности на землю, с потомками белоэмигрантов, с профессором из Ленинградской области, который служил у немцев переводчиком. То есть встречался с теми, для кого, как сообщает автор, новая война «явилась не чем иным, как продолжением бывшей давно — да уж не так и давно — борьбы белых с красными».

Естественно, что такие граждане сообщают бывшему русскому кадету, а теперь элементарно немецкому офицеришке, все, что тот хотел услышать:

«Вы спрашивали, что надо сделать для скорейшего падения большевизма?.. Если завтра в Киеве или Смоленске поднимется трехцветное знамя и национальное российское правительство призовет народ к борьбе против большевиков, то война окончится через три месяца», — сообщает пришельцу служака в немецкой управе. Только не удосужился додумать профессор свою же мысль: как это позволили бы немцы возникнуть российскому правительству? Неужто они ради прихотей и счастья этого перебежчика пришли на русскую землю с огнем и мечом? Или профессоришко решил, что переиграет Гитлера?

В Киеве, Пскове не поднялось тогда трехцветное знамя, ставшее к концу двадцатого столетия в стране символом подлости и предательства. Перешедшие добровольно на сторону фашистов белогвардейцы, позже и власовцы, пожелали в Великую Отечественную войну развязать вторую параллельную войну, — гражданскую, как и в 1918 году, против идеалов, за которые боролся весь девятнадцатый век России, и решили, что нашли в лице фашистов верных и честных союзников. Однако они не поняли главного: германские корпорации «Даймлер — Крайслер», «Сименс», владельцы заводов Круппа финансировали Гитлера не для того, чтобы вчерашние белогвардейцы развешивали в Москве или Питере свои знамена, а для того, чтобы за счет грабежа отхватить гигантские прибыли.

Вся эта шпана не усвоила главного правила русских старообрядцев: «Не верь врагу, не якшайся с врагом, это великий грех».

Оказавшись на оккупированной территории за счет чужих средств, Николай Февр, охотно, по собственной воле якшавшийся с врагом, дает своему народу презрительную кличку: «подсоветские». А ведь кадет даже спустя много лет после пролетевших событий напрашивается на такую же кличку, только со знаком наоборот: «подгитлеровец». И охотно на страницах своей книги он рассказывает о своих встречах и настроениях с такими же подгитлеровцами.

«Порыв был и у нас, встречавших немцев с цветами, я сам на старости лет бросал цветы немецким танкистам», — откровенно рассказывает Февру бывший профессор, а тот усердно записывает: «Мой собеседник улыбается и говорит: — Я тоже в первые дни прихода немцев составил на немецком языке обстоятельный доклад по русскому вопросу и передал одному „зондерфюреру“ с просьбой передать его в Берлин… Примерно через месяц после нашей встречи он прислал мне даже табаку… Табак был завернут в одну из страниц моего фундаментального доклада».

Немцы плевать хотели на то, что исходило от этих добровольных помощников, они были прекрасно осведомлены о программах своих фюреров, суть коих была выражена Альфредом Розенбергом: «Германия не может допустить того, чтобы у нее под боком неорганизованно плодился и размножался народ, стоящий на низкой ступени развития и вечно угрожающий поглотить высшую германскую расу…».

Доктор Геббельс на страницах газеты «Дас Райх» подтвердил слова Розенберга: «…война на тучных нивах востока ведется германским народом за тот хорошо накрытый стол, который после окончания войны будет в каждой немецкой семье…».

И вот тем, кого интересовал в СССР лишь собственный поход за салом, активный подгитлеровец русского происхождения Николай Февр в своих статьях и книгах пытается втолковать, как надо убить Советскую страну.

«Если бы Германия пошла по пути привлечения на свою сторону русского народа и вовлечения его в борьбу против коммунизма, то более чем вероятно, что война на востоке была бы закончена уже в 1942 г. или переросла бы во внутрироссийскую — гражданскую войну.

…Чтобы разумной политикой ускорить отпад русского народа от советской власти, т. е. сделать полезное для Германии, с ее стороны требовалось приложения значительно меньших усилий и принесения значительно меньших сил».

Эти строки напомнили мне другое издание: Анатолий Рубакин, «Французские записи», 1948 год. Автор книги тоже русский, но, в отличие от Февра, войну пережил во Франции, однако смотрел на нее иначе: «немцы с первых дней стали сколачивать в Париже французские общества с немецкой ориентацией — начиналась эра пресловутого „сотрудничества“». Немцам нужны были люди, которые вели бы пронемецкую пропаганду. Они искали таких людей среди французов — журналистов, писателей. И находили.

…Немецкая оккупация теперь, когда над Францией уже не кружились германские самолеты, казалась иным буржуа своего рода гарантией против всяких революций.

На немцев они смотрели без особого страха, даже с некоторой симпатией.

Тяжелы были эти первые дни немецкой оккупации, хотя немцы поначалу из своих политических расчетов пытались даже заигрывать с французами. Тяжело было видеть невероятное низкопоклонство, угодливость многих буржуа перед немцами.

Еще осенью 1940 г. немцы организовали в Париже «молодую французскую гвардию». Эта «гвардия» была попросту погромной бандой. Штабы ее находились в двух магазинах… На витринах этих магазинов красовались антисемитские лозунги, а посередине висел большой плакат: «Франция для французов».

Как видим, и во Франции, и в СССР те, кто сотрудничал с фашистами, кто обеспечивал победу захватчикам, для порабощения собственного народа, для его окончательного откола от других, а значит, для окончательного слома и обезволивания, использовали одно и то же оружие: национализм и те же лозунги.

— Франция для французов! — кричали в войну эти молодчики, а потом сдали ее врагу.

— Россия для русских, без большевизма! — гневно вещали в эмиграции атаманы Семенов, Шкуро и бывший советский командующий 20-й армией Власов. И в драматичный момент для своей Родины эта шайка тоже повернула оружие против своего народа.

— Мы будем отдавать приоритет людям местной национальности, — заявил в 1990 году Ельцин, и страна полностью подпала под юрисдикцию международных законов, а за спиной каждого российского министра по сей день сидит американский советник, вроде как «наш американец». Сторонники ЕБН истошно вопили: «Зачем нам нужны чурки — турки, мы не хотим их кормить, нам нужна только Россия». И нынче они продолжают эту же линию: «Хватит кормить Кавказ!».

На поверку же, не за Россию они так горячо бились, а только за ее капиталы в… своем кармане. А страна… плевать на нее… В ней же было много нахлебников…

Но попробовали бы эти крикуны собрать хотя бы тонну хлопка вручную, как это за неделю делает узбек или таджик! Хотела бы я увидеть их вытянутые морды после того, как они узнали бы, насколько восточные люди трудолюбивые. Узбекистан, к примеру, давал в общесоюзную казну 60 % хлопка и четверть добываемого золота, причем высшей пробы. Так что в Советском Союзе все были нужны всем. И цари не зря присоединили Туркестанский край к России.

Цари, как и Сталин, были великими геополитиками, они видели, что по мусульманскому поясу Поволжья страну легко расколоть, что едва и не случилось в прошлом веке, когда англичане, вечные возмутители покоя, стали проникать на Кавказ и в Среднюю Азию, да взятками и подкупами начали натравливать на Россию кавказские и тюркские племена.

Раскол материковой России по такому же принципу просматривается и нынче.

— Глотайте суверенитеты, сколько хотите! — взывал Ельцин к раскольничьей вольнице, после чего 300 миллионов советских граждан, за малым исключением, поперхнулись этой костью и маются до сих пор, не зная, как выплюнуть ее.

Россия, Чечня… Сколько русских погибло, сколько чеченских женщин и детей скитаются без крова и работы по российской земле. Таджикистан, Карабах, молчаливый исход русских едва ли не из половины территорий страны — вон какая масштабная гражданская война при помощи «новых русских» была развязана новой Антантой! И все для того, чтобы угодить «нашим американцам».

Поэтому тех, кто способствовал этому пожару во имя какой-то новой виртуальной России, нельзя назвать правопреемниками России даже царских времен. Из-за своего невежества они пошли против геополитики царей. Эти воинственные граждане и не правопреемники СССР, так как ненавидели цели и смысл советского государства.

Воплотившие в жизнь чужеземную идею раскола страны, господа-грызуны, сгрызшие на Родине все святое, до конца своих дней запятнали себя званием лучших, выдающихся правопреемников… ЦРУ!

Так что национализм — это вовсе не истина, а метод, благодаря коему народы сталкивают в яму с рассолом из неприязни и ненависти друг к другу, чтобы на свободном от внимательного глаза пространстве неторопливо обтяпывать свои дела. Национализм — это отвлеченка от чьих-то глобальных и темных дел.

Тот, кто громко кричал о том, что нас кто-то объел, и очень переживал за русский, азербайджанский или еврейский народ, нас рассорив, оказался с заводами в собственном кармане, с зарубежными счетами, при хороших денежных назначениях, а мы, простофили, бесхитростный трудовой народ, остались без гроша, с синяками на физиономиях, да рты набиты не едой, а буржуазными идеологемами, мол, уворованное священно, свободу только их слову, учиться и лечиться надо только за деньги, которых у нас почему-то нет. У них тугрики есть, а у нас — пшик! Как лечиться и учиться? Так для кого произошла эта Великая буржуазная революция 1991 года?

Чеченские националисты, одуревшие от собственного величия, в России ведь не жилища березовских взрывали, а дома беззащитных граждан, активно голосовавшие за эти же ельцинские суверенитеты, то есть за планы отделения от других народов, растерзали в ненужных боях и собственные жизни. Поднять бы сейчас ушедших, даже из бандформирований, и спросить, за что ты воевал, что предпочитаешь теперь, жизнь на земле или мифический суверенитет?

Такие же гнусности воплощали в жизнь и те русские, которые оказались на нашей земле в немецких сапожищах.

«Спрашиваю мельника, — пишет Николай Февр, для которого солнце всходит только на Западе, — что ж, по его мнению, надо было сделать, чтобы крестьянство было довольно?

— В первую очередь, — отвечает мельник, — землю поделить».

Вот оно главное: землю поделить. Это требование входило и в программу власовского Пражского комитета, принятой 14 ноября 1944 года: «ликвидация колхозов, безвозмездная передача земли в частную собственность, уничтожение долговых обязательств перед советской властью, уничтожение большевизма, установление неприкасаемой частной собственности».

Конечно, дележка земли в оккупированных странах шла, но как? Во Франции ее, к примеру, отдавали только немцам, а с чего это власовцы решили, что в России будет иначе? Притом, чтобы не бросалось в глаза явное господство фашистов везде и во всем, гитлеровцы применили прямо-таки иезуитский ход: «Немцы говорили о неоккупированной и об оккупированной Франции, — пишет в своей книге Анатолий Рубакин. — Это деление Франции было ловким маневром Гитлера. Он мог без малейшего труда занять всю страну, но тогда Франция перестала бы быть „независимой“ в глазах мира. Теперь же оставался кусочек Франции, на котором находилось „независимое“ правительство Петэна. Это правительство могло сноситься с иностранными державами. Через него немцы вели разведку за границей, управляли французами через французов же». И управляли весьма ловко.

…«Французам было что прятать от англичан, — пишет далее Рубакин. — Из Африки они везли во Францию огромное количество продуктов — мясо, овощи, фрукты, вино, которые поступали затем в распоряжение немцев. Французское население верило, что все предназначается для Франции. Но мыто великолепно знали, что ничего или почти ничего французам не доставалось».

Да, власовцы в основной своей массе не любили немцев, но их надежда на то, что они переиграют фашистов, говорит о преступной, халатной самонадеянности, о том, что в руководстве власовского движения были люди ограниченные, с малым объемом знаний, не потрудившиеся узнать, что же происходит в это время в других оккупированных гитлеровцами странах.

В конце марта 1945 г. в отеле «Ричмонд Парк» в Карлсбаде бывший бургомистр города Киева Форостиевский, поздним числом жалея о том, что позволил гитлеровцам использовать себя, выговаривал немцам за это и каялся в содеянном: «Мне терять нечего. Я — смертник. Мое имя стоит в списке лиц, приговоренных советской властью к смерти за сотрудничество с немцами. Поэтому я хочу сказать вам здесь в лицо всю правду. Я лично отправил в Германию 45 тысяч наших лучших юношей и девушек, причем половина из них поехала добровольно, поверив вам, что своим трудом они помогут освободить нашу родину от большевизма. А что вы с ними сделали? Вы превратили их в бесправных рабов и даже сейчас не хотите облегчать их положения».

Гитлеровцы выслушали его молча и ничего не предприняли, потому что в борьбе за богатства других стран им не коллеги нужны, а такие же рабы, как Форостиевский, такие же прилипалы к чужим грязным делам, как этот бывший киевский бургомистр.

Как показали позднейшие власовские издания, Форостиевский избежал пленения солдатами Красной армии, но если этот подгитлеровец оказался бы в сибирских лагерях, неужели советские органы были бы неправы, отправив в них того, кто фактически сгубил, в лучшем случае, просто сломал 45 тысяч молодых жизней?

Как видим, магаданские лагеря имели право на существование. Подобных мерзавцев в ту эпоху, к сожалению, оказалось немало, о чем свидетельствуют источники, изданные власовцами, живущими ныне в Америке и Канаде.

«…Еще летом 1941 года, — пишет уцелевший после разгрома фашистской Германии Лев Дудин (псевдоним Николая Градобоева), бывший доцент иностранных языков в Киевском университете, а после войны преподаватель в Германии и США, — в некоторых частях германской армии были добровольцы из числа советских граждан. Немецкие начальники назначали их всех на различные тыловые и вспомогательные работы… Тогда впервые появился термин „хиви“ (сокращение от немецкого слова — „желающие помогать“), получивший впоследствии очень большое распространение и применявшийся к сотням тысяч русских, находившихся в немецких рабочих командах, тыловых частях и различных вспомогательных учреждениях. Все они были под немецким командованием, носили немецкую форму…

Из этих „хиви“ немцы начали создавать зимой и летом 1942 года специальные команды для помощи немецкой и местной полиции в борьбе против советских партизан. Этим командам давалось оружие…».

Многие наши отцы и деды мерзли в партизанских землянках, тонули в болотах, умирали во время облав или операций против немецких эшелонов, так неужели считать русскими тех, кто напялив на себя форму вражеской армии, в это время в них стрелял?

Разве можно считать русским человеком генерала Краснова, который с фашистами опять появился на Дону и вновь подбил на предательство кубанских и донских казаков? По свидетельству власовца Градобоева, в конце лета 1942 г. после окончательного захвата немцами Крыма, Дона и Кубани были сформированы целые воинские соединения из татар, донских и кубанских казаков. То есть под Сталинградом советские русские стояли не только против немцев, но и против буржуазно мыслящих русских. Какое грехопадение! Русские с врагом в обнимку против своих же бывших друзей, одноклассников, соседей, защитников своего же отечества…

Но Градобоев жалеет, что к моменту поражения под Сталинградом «немцы имели на всем громадном восточном фронте один казачий полк и несколько десятков русских, украинских, татарских и иных вспомогательных батальонов», а могли бы иметь больше, если бы лучше использовали свои «мобилизационные возможности».

Власовщина и примкнувшая к фашизму белогвардейщина немало попортила крови советским людям в годы войны. К примеру, молодая часть русской эмиграции, никогда уже не бывавшая в России, создала политическую партию национально-трудовой организации (НТС), которая имела свои организации во всех европейских странах. Деятели из этого НТС совершали во время войны самые иудины дела: засылали в немецкие концлагеря своих агентов; входили в доверие к советским военнопленным, выявляли тех, кто даже в таких нечеловеческих условиях не потерял присутствия духа, протягивал руку другим, создавал подполье. Так, в лагере Вульхайде группа полковника Бушманова умудрялась переправлять некоторые военные сведения в СССР. Эта группа погибла, и много лет потом деятели НТС хвастали, что это черное дело совершила их агентура.

И в послевоенное время НТС, используя американские, английские и немецкие радиостанции, немало нам пакостила. Насколько черными были дела этих холуев чужих государств, можно судить хотя бы по тому, что даже КГБ не знало адреса секретного отдела НТС по связям с Россией, так глубоко он был законспирирован в Америке.

Теперь энтээсовцам нечего прятаться, нынче они находят себе место даже на страницах патриотических газет. Как всегда с очередной дезой. Как, положим, Валентин Прусаков, расхваливший на страницах газеты «Завтра» мусульманских братьев в Судане, которые много лет подвергали насильственной мусульманизации христианское население юга, чем спровоцировали войну, для ведения которой хватали прямо на улице идущих на лекции студентов.

Конечно, суданская молодежь разбегалась по многим странам, просила убежища и в России, в коей учились их отцы и помнили о нашей Родине самое лучшее. Но нынешняя Россия — не Советский Союз, она всех сдает, в том числе и на страницах патриотических газет устами энтээсовца, восхваляющего режим, с которым борются суданские коммунисты.

Вот и разберись, кто действительно нынче патриот, а кто лишь попутчик? Кто, натянув на себя модную политическую юбочку, под предлогом отражения всех точек зрения, фактически тоже «мочит» своих отцов и в годину многомиллионного людского несчастья поигрывает этими точками зрения, будто ножичком. Эти мнения ведь зачастую туманные, неясные, не помогают вытаскивать народ из беды, а уводят людей в дурь и суету, ибо все знают, что путь для этого один — восстановление страны в границах СССР, а не создание многочисленных апартеидов.

Но именно этот путь не по душе господам, именующим себя патриотами и фактически закладывающим нынешнему врагу тех, кто качал их колыбель, вытягивал из себя все жилы, чтобы выучить, вытолкнуть потомков к лучшему светлому будущему.

И вытолкнули… Для будущего поругания самих же себя. И вот на страницах журнала «Молодая гвардия» уже появился положительный очерк о предателе Власове, с которым русский народ проиграл дважды: на Волховском фронте в составе 20-й армии и нынче, когда внедрены в жизнь идеи этого жалкого полководца о необходимости возврата частной собственности, космополитичной по своей природе и любящей руки только алчные…

Как шагать с нею по жизни? Кто позволит родиться миллионам, если жизнь организована только для некоторых олигархических прайдов? И в основании этого глобального поражения, когда даже и не родить, так все под ногами зыбко, — мелковатое власовское учение о необходимости возврата ко всему тому, от чего народ давно ушел. И как стыдно за издателей, которые видят, что народ уже тянет руку за подаянием, а они все еще превозносят институт предательства и выпускают о недоумке Власове полную восторга книгу.

Но представим себе: вдруг вернулась бы сегодня та война, и вы, нынешние, тоже начали бы на стороне гитлеровцев стрелять в СССР и в собственных отцов?

Так какие вы патриоты? Второй, скрытый еще от взора эшелон ельциноидства, усердно в наши дни исполняет мечту оголтелой эмигрантщины — вычленить из советской жизни судьбу русского народа, вынудить его наплевать на остальных под предлогом, что все, видите ли, жили за его счет. А кто собирал хлопок, работал на предприятии по производству марганца в Грузии, выращивал на юге яблоки и виноград, работал на урановых рудниках, которых в России фактически нет? Так кому поверил русский народ, из-за чего оголил свою душу, мол, ах, как я плохо одет, обут?

Сотворив из русского гиганта хнычущего карлика, вы, господа внутрироссийские власовцы, лишили его государствообразующей роли, окоротили, умалили его образ, низвели до уровня хлипкой цыганщины.

Мыслящие по-власовски вынудили русского человека дернуться, увести плечо, на котором держалось государство. Они сбили умницу с ног, лишили его чувства деликатности, умения повести за собой, вызвали у него желание быть очень маленьким и никчемным. Ну и каково в этой Вселенной жить теперь без исторической перспективы? Каково это — пристроиться в хвост Истории, когда и другие народы рядом такие же мелкие, злобные и незрячие?

Жизнеустройство по-власовски для России губительно, ибо внедрение частной собственности очень ловко русскую идею, идею справедливости и братства народов подменяет американской: вторжением эгоцентризма, хамства и тотального грабежа кого только можно.

В общем, как в американской пьесе — герой на собственной вилле с тысячью домашних тапочек у порога, но совершенно один. В нынешней России герой также один, но теперь в холодной квартире лишь с парой истоптанных тапочек.

Однако чтобы чужие планы воплотились в жизнь, как это нынче случилось у нас, нужны были тысячи «хиви» — желающих помогать врагу, тысячи тех, для кого в этой жизни все шиворот-навыворот, то есть Солнце всходит почему-то на Западе, хотя по законам Космоса и людского разумения оно там лишь заходит.

Добровольцев и на этот раз оказалось много. Во всех эшелонах народной жизни. Что явных, что скрытых. Открытость врагу… даже из-за неведения — не только преступление, но и величайшая глупость. В чем признается даже бывший кадет Николай Февр, враг Советского государства, навсегда выпавший из русской цивилизации из-за фашистских погон на своих плечах:

«Когда я думаю об этой протянутой руке, — пишет он в своей книге, — я не могу не вспомнить о трагикомическом рассказе одного моего приятеля, московского литератора. Он, как и тысячи других московских интеллигентов, был мобилизован в так называемое московское ополчение и брошен на фронт в районе Брянска. Как и миллионы его соотечественников, он видел в то время в немцах друзей и освободителей. Поэтому он не сделал ни одного выстрела, а, бросив винтовку, пошел, питаясь кореньями, через леса на запад для того, чтобы первому встречному немцу протянуть руку и сказать, что он не враг ему, а друг и союзник. После недели скитаний где-то на опушке леса, он, наконец, увидел первого немца. Он подошел к нему и, чувствуя всю торжественность этого момента, протянул ему руку для символического пожатия, которое, по его мнению, должно было ознаменовать не только его встречу с этим немцем, но и встречу русского народа с народом немецким. И действительно, эта встреча не обошлась без символики. Немец равнодушно посмотрел на протянутую к нему руку и… снял с нее часы».

Ту же самую глупость спустя 50 лет повторили и демократы. Они охотно протянули руку «нашим американцам», а те быстро стряхнули с нее заводы, фабрики, рудники в свой карман… Остальное — всевозможные американско-гусинские физиономии, создав мощную группировку «Наш дом — Россия, наш дом — Израиль, а заодно и Америка», охотно разместили по техасско-иерусалимским оффшорным домам-закуткам.

И таким рукам мы доверили судьбу российского государства? Подумали ли мы о том, что Родину эти… тоже стряхнут когда-нибудь с ладони, как и нас, в небытие?

Когда-то русские люди, по наущению белобилетника Ельцина, следуя чужестранным идеологемам, не захотели делиться тарелкой супа с южным соседом — гражданином собственной же страны. Теперь приходится кормить чужих.

«Американцы становятся все толще и толще, — сообщается в американской печати, — и со все большим трудом размещаются на сиденьях стадионов, скамьях в церквах, в креслах самолетов и кинотеатров. А перед стойками баров можно увидеть толстяков, взгромоздивших свои седалища одновременно на два стула…» («Новое русское слово», Нью-Йорк, 27 мая 1999 г.).

У чужих аппетит, как видите, больше.

Мало того, в той же самой газете (9–10 окт. 1999 г.) вскоре появилась статья под названием «Клинтон проиграл Россию», в которой сообщается, что Палата представителей обнародовала законопроект «Об экономическом восстановлении справедливости в России».

Автор законопроекта конгрессмен Курт Уэлдон предлагает ускорить у нас развитие демократии и свободной рыночной экономики, для чего, с его точки зрения, необходимо направлять американскую помощь уже не правительству, а лишь «реформаторски настроенным региональным властям» и на программы, способствующие укреплению среднего класса, в частности, выделение «средним русским» средств на покупку квартир и обучение в американских вузах их детей — 15 тысяч российских студентов.

То есть Уэлдон предлагает уже конкретно адресованные подачки нашим будущим финансовым полицаям, чтобы их руками осуществлять тотальный контроль над российскими провинциями — источниками сырья, где у местных финансовых атаманов власти нынче куда больше, чем у президента.

Программа Уэлдона — это более точечное прикармливание наших марионеток. И дальнейший распад страны.

Президент Американо-российского делового совета Юджин Лоусон, руководитель 250 американских компаний, работающих на российском рынке, поняв неуместность замечания, что Клинтон проиграл Россию (за карточным столом, что ли?), заявил ИТАР-ТАСС, что «Россию никто не терял, что потеряно, так это наши иллюзии». «Наши бизнесмены расстались с иллюзиями получить в России невиданные прибыли за короткий промежуток времени. У них складывается понимание, что в этой стране надо работать на долгосрочной основе» («Новое русское слово», 30–31 октября 1999 г.).

За мелкие подачки… невиданные прибыли! Каков же аппетит у врага? И какое счастье, что нашлись в России люди, которые стояли зимой в пикетах, сидели в жару на рельсах, вместо работы на огородах и мелких личных дел шли на демонстрации протеста с очень важной целью: как и в 1941 году, доказать, что есть у России защитники, пусть их нынче и мало, но жива в них еще суворовская, кутузовская и советская закалка!

Осталось же оказать врагу и их вороватым пособникам такое сопротивление, чтобы Клинтоны, уэлдоны и прочие хаттабы выкатились бы из России так же стремительно и насовсем, как это случилось и с фашистами в 1945-м.

Неужто до конца дней будем мы поддерживать этих «хиви», желающих добровольно помогать врагу? Оттого, перефразируя фашистских писак, хочется напомнить: «думай, русский мужичок, от Москвы до Таганрог!».

Американский президент Авраам Линкольн сказал: «Все, что наносит вред людям труда, является предательством Америки».

Почему, собственно, в России должно быть иначе? Ну, погуляли мы по чужим политологическим пространствам, и хватит. Может, пора в собственный дом? Не пора ли в родные стены — в социализм? Только неделимость всенародной собственности и невозможность ее расхватать оборонят наши жизни.

И пусть не кружит нас больше время по кругу!

Мы же не пони на перроне. Мы — трудолюбивый, подельчивый и теплый народ. Очень подельчивый с другом. Нас же уговорили поделиться с врагом. Отодвинув подальше друга, оболгав его прежде и обхамив. Объятья же врага оказались смертельными. И неужто теперь в этой петле погибать? А где воля, мускулы, светлый глубокий народный ум?

Пусть в выборе вектора жизни стрелка компаса укажет нам на самую глубокую, тщательно скрываемую демпрессой мысль: кто против восстановления СССР — тот вольный или невольный пособник ЦРУ, достойный одной награды — медали «Ost», дешевой побрякушки «зеленая радость», какой фашисты награждали тех, кто в войну сотрудничал с врагом. Такой позорной медалью в новом летоисчислении уже награжден американцами Горбачев. Называется она, правда, иначе: «За победу в Холодной войне». И получили ее аж 20 миллионов американцев.

Подумать только, против нас официально 20 миллионов лишь одних американцев воевало, мы же этого даже не заметили, таким хитрым и изощренным было это громадное войско. А мы в ответ ни одного солдата не выставили, лишь после проигрыша немногие догадались о страшном, глобальном поражении. И только наиболее активные кинулись на митинги протеста. Другие граждане, более осведомленные, начали писать книги, что очень напомнило написанный шесть тысяч лет документ, обозначенный в Истории как «Папирус Присса»:

«К несчастью, мир сильно изменился и не стал таким, каким был раньше. Всякий хочет писать книги, а дети не слушаются родителей».

Остается надеяться, что дети наши, вопреки истории всех поражений, все-таки услышат своих отцов.

За наградами «Ost» у фашистов следовали нашивки на груди военнопленных с востока. Неужто мы хотим теперь окончательно сдать в плен молчком и своих детей? И наших потомков будут награждать медалью «Против восстановления СССР», против восстановления собственной Родины.

Нетушки, нет! Солнце по сей день всходит там, где ему положено, и в длинной череде стран, подставляющих бока светилу, Россия-СССР в числе первых. И мысль наша во многом первая. Оттого нам и труднее.

Запад же не в состоянии нас прочитать, а тысяча башмаков в одной кладовке по его задумкам — это не достижение человечества. Это промах, мещанство, которое хотят противопоставить идее равновеликого, честного жизнеустройства каждого человека на этой Земле.

Не кладовка с ветошью, не крохи со стола богатых — в основе идеологии! А простая и великая идея: работа и смысл жизни — для каждого!

 

ВЕЛИКОМУ НАРОДУ — ВЕЛИКОЕ ЗРЕНИЕ

В одном из солидных левых изданий дали мне как-то ворох писем и сказали:

— Газета «За СССР» только начала выходить, авторов, наверно, еще мало. Может, что-то опубликуете?

Некоторые письма и впрямь были опубликованы, газета отослана авторам. Вскоре от одного из них пришло приглашение в… Канаду. Но поселить меня у себя на некоторое время Леон Воловиков не мог — болела жена. Потому попросил оказать мне гостеприимство своих давних знакомых.

— Вы там узнаете много… необычного и многому научитесь, — добавил он и исчез. У каждого в Канаде своя напряженная жизнь, и здесь на хлеб тоже надо зарабатывать каждый день.

Ярким днем, когда веточки базилика опали на грядке, будто маленькие паруса, раздался телефонный звонок, после которого Елена сказала:

— А не поехать ли нам в гости к Гале? Ее дедушка был родом с Украины!

Какая же красавица сидела за столом! Белокожая славянка, голубоглазая, изящная… Статуэтки рядом с нею — небрежное подобие этого создания. Так и видишь, идет Галя по Киеву, к ней подлетает режиссер, расшаркивается и говорит:

— Девушка, не хотите ли сняться в фильме?

И вскоре советская страна увидела бы на экране актрису неслыханной красоты. Но этого не случилось. И в этом был повинен дедушка, который еще задолго до рождения Гали предопределил ее судьбу.

Дом, в котором живет Галя, тоже будто под нее, очень красивый: огромная кухня с большими, почти в стену окнами, направо глянешь — на участке три сосны, кусты роз, зеленая лужайка, по которой то и дело носятся белки…

Да, это Канада, только здесь увидишь обилие белок в городе, на трассе в ночи — косуль и зайцев, крошечных оленят…

Налево глянешь, по стенам коридора картины с русскими пейзажами, большие часы, которые какой-то неизвестный мастер расписал под гжель. С этой стороны на тебя глядит Россия. Притом, изысканная и манящая.

— Эти часы Галя, кажется, музейной работы…

— Да, их до сих пор разыскивает киевский музей.

— Как?.. Откуда они у вас?

Галя отставила в сторону чашку с чаем, произнесла спокойно:

— Когда немцы уходили из Киева, они предоставили моему дедушке вагон, вот и удалось вывезти картины и книги. Хотите посмотреть библиотеку?

И в подвале музей! В три стены на полках — редчайшие издания, которым позавидовала бы любая библиотека.

— Забирайте. Дедушки, мамы и папы уже нет, а мне это не нужно.

Легко сказать, забирайте… На один авиационный билет. Была бы советская власть в нашей стране, я тут же нырнула бы в посольство, с восторгом рассказала бы о своей находке, а там под все эти книги дали бы бесплатный пароход. Сейчас же в консульстве Оттавы, куда пришлось прибежать по поводу потери паспорта, сидит дипломатическое быдло, которое при виде газеты «За СССР» с названием передовицы «За нашу Родину огонь, огонь!» издевательски процедило сквозь зубы:

— СССР… — что это такое?

— Ну, не Буркина же Фасо…

Как же обращаться с просьбами к тем, кто захотел, чтобы в нашей стране все было для меня чужим и по-жлобски платным?

— Дедушка что-нибудь в жизни писал? Заметки, письма…

— Вон в том закутке, — кивнула Галя. — Там все найдете…

И действительно, нашла! Весь послевоенный архив… власовцев. Их переписку, брошюры, посвященные прошедшим съездам, наброски каких-то статей.

— Вы же знаете, что советская власть не любила интеллигентов.

— Да нет… — возражаю я хозяйке. — В стране не жаловали лишь тех, кто шел против советского государства.

— Пожалуй, вы правы, — призналась Галя. — Дедушка терпеть не мог советскую власть.

— Кем он был в Советском Союзе до войны?

— Рентгенологом и шахматистом. Хорошо знал Алехина.

Хозяйка дома протянула мне книгу.

— Вот вам подарок… Это дедушка издал в конце жизни.

Так попала мне в руки книга Федора Парфеньевича Богатырчука «Мой жизненный путь к Власову и Пражскому манифесту», изданная в Сан-Франциско в 1978 году. А через несколько лет в Интернете в повести «Дитя смерти» Александра Клейна, родившегося в Киеве в 1921 году, я прочитала, что Федор Парфеньевич был при фашистах… бургомистром города Киева.

«Живы ли мои родные? Мои друзья? Валя?.. — сокрушается в своей книге Александр Клейн: — А в Харькове бургомистром был доктор Добровольский, один из тех, кто травил ученых в тридцать седьмом году. По-моему, это был гадкий человек. В Киеве бургомистром Федор Парфеньевич Богатырчук, лучший рентгенолог Украины, бывший чемпион СССР по шахматам, интеллигентный и очень мягкий и тактичный человек. Его назначили немцы в сорок втором году. Я занимался у него в шахматной школе при Академии наук Украины и не могу представить его в роли стандартного пособника оккупантов. А Добровольского могу».

Канадские воинские подразделения, как известно, вместе с американцами участвовали в борьбе против фашизма.

Полный дивизион Канадских Вооруженных Сил переправили в Великобританию, а подготовка пилотов осуществлялась в Канаде, которая и без того предоставила своих 72 800 пилотов, навигаторов и инженеров. Королевские Канадские военные суда занимались уничтожением подводных фашистских лодок и сопровождением войск в северной части Атлантического океана, в Средиземном море и Тихом океане.

Войска под командованием генерала А. Макнотона охраняли Британские острова от угрозы нападения немцев. Два канадских батальона, посланных в Гонконг в 1941 г., были захвачены японцами в этом же году в плен. Летом 1943 г. канадские войска вместе с британцами воевали в Сицилии, успешно ее захватили и наступали на материковую Италию.

Скромный герой войны из индейского племени могавков, как писала газета «The Canadian Press», Майкл Делисл был среди тех, кто первым вошел в концентрационный лагерь Дахау.

Делисл принял участие в высадке американских войск в Нормандии, получил «Бронзовую звезду» от правительства США, в Канаде спустя много лет — орден Почетного легиона. Но и эти отличия не помогли ему потом добиться признания в собственной стране. После демобилизации индеец с трудом устроился рабочим-металлистом, чтобы содержать троих своих детей.

Могавки — племя североамериканских индейцев, «народ кремня», самый многочисленный народ Лиги Ирокезов, живет в канадских провинциях Онтарио и Квебек, а также в американском штате Нью-Йорк.

Но вот война кончилась, и оказалось, что пороки и предрассудки, которые процветали в буржуазном обществе в мирное время, вновь вылезли, как язвы из гнилого организма. И если тут никогда не признавали за людей коренных жителей Канады — индейцев, даже тех, с кем воевали бок о бок на полях сражений, то как относиться к тем, кто во время войны был еще на стороне фашистов, а после нее вдруг — твой сосед по дому или улице?

— Отец и мать после того, как бежали из Германии, заключили брак в 1945 году в магистрате Франции. Их расписывали под портретом Сталина, так был велик авторитет Советской Армии, — рассказывает Елена, вспоминая, что до 8 лет она росла в абсолютно русской среде, рядом лишь папа, мама, их друзья, а когда пришло время идти в колледж, тут и начались проблемы.

— Родившись в Канаде, я почти не знала английского, а когда узнала его в колледже, так лучше бы никогда и не знать… Мир оказался иным: нас, русских детей, все время дразнили «красными» и «коммуняками».

Участки для строительства новых домов канадским ветеранам, бывшим власовцам и даже перебравшимся в Канаду фашистам дали в одном районе, значит, на улице русским детям не давали прохода, били, и защипывали.

— Но ведь ваши родители не были коммунистами…

— Как ребятишкам объяснишь? Они повторяли то, что слышали дома.

Елена опустила голову.

— Да, мой отец… Такой для меня в детстве хороший, честный… Как же я плакала, когда узнала правду!

А правда была суровой. Когда Хрущев разрешил через Красный Крест искать по всему миру пропавших родственников во время войны, из далекого Брянска вдруг пришло письмо: «вернись, я все прощу». У папы на родине остались жена и двое детей.

Как он ушел из Советского Союза?

— А что? — объяснял мне Андрей Петрович, — главным в то время было — сохранить любыми путями жизнь. Я и от партизан прятался (они из леса, я — в лес), и от немцев, а тем более — от Красной армии. Она наступала, а я отступал. И не стыжусь этого. Когда понял, что Брянск будет взят советскими, пошел с беременной женой на рынок, купил корову (во время войны деньги-то откуда?), дал ей в руки веревку, а сам — за угол. И целых 20 лет не знал, кто у меня дома родился…

Так что на территории Германии Андрей Петрович, когда его земляки в армии один за другим погибали на полях сражений за Родину, оказался сознательно. Как трус. Фактически как предатель.

— Тут немцы меня и мобилизовали… во Власовскую армию, но вначале направили в школу фельдшеров.

Курсы закончились одновременно с войной. Воевать как будто не успел.

— Огляделся, встретил у немецкого бауэра Татьяну, и мы вместе с нею ушли во Францию. Потом уж перебрались в Канаду. Для меня главным в ту войну — жизнь свою сохранить и ни в кого не стрелять.

Но не таким уж пацифистом был Андрей Петрович, как это ему хотелось бы нынче выглядеть. Леон чуть позже рассказывал, что во власовской армии друг его в Праге и стрелял, и сам прятался от пуль.

В Канаде же, когда опять предстояло выжить любыми путями, на рытье канав он долго не задержался. Жизнь с социального нуля показалась невыносимой, потому, не колеблясь, пошел преподавать русский язык в школу канадских разведчиков, которые потом на Аляске подслушивали переговоры советских военных на Камчатке. Оттого пенсию (опять же на предательстве Родины) заработал большую, но, к чести его, всегда помогал своим внукам, живущим в Брянске. Брошенным в войну на произвол судьбы жене и детям помочь не пришлось. Жизни их в восстанавливаемой от разрухи стране были короткими. Жену и дочь онкология скосила, сына — туберкулез. Но Андрей Петрович не себя винит за то, что не был рядом с ними в трудные годы, обихаживая лишь собственную шкуру, а советскую власть, вот, мол, негодяйка, не позаботилась об оставленных им родственниках…

Спустя много лет так сложилось, что внучка Федора Парфеньевича Богатырчука Галя и Елена, дочь Андрея Петровича, подружились, оттого Елена почти все знает о жизни своей подруги.

— В колледже после многочисленных дразнилок у Гали и случился первый психологический срыв. Она лежала в больнице, потом ее перевели в частный колледж, вроде училась неплохо, но впоследствии работать с людьми не смогла. Никогда. Даже общается трудно. Живет на ренту, которая осталась от семьи.

— Других внуков у Богатырчука не было?

— Были. Два внука и еще одна внучка.

И у каждого из них тоже была большая трагедия… Парни выросли, закончили университет в Оттаве, юридический факультет. Ни деда, ни родителей, которые оплачивали учебу, на выпускной вечер почему-то не пригласили, а когда вернулись домой с дипломами в руках, сели за один стол с родителями и сказали:

— Бабушка и дедушка, папа и мама, выслушайте нас и поймите. Нам стыдно за то, что мы русские, мы никакого отношения к России иметь не желаем. Мы — англосаксы. Мы — британцы. Прощайте. Нас не ищите.

После этого Федор Парфеньевич Богатырчук, известный шахматист своего времени, потом главный врач фашистского госпиталя в Киеве, глава Украинского Красного Креста, видно, у фашистов была напряженка с кадрами, коль многое воплощалось в одном лице, внуков не видел. Парни исчезли, будто и не было их в семье. Осели они в разных городах Канады, изменили фамилию, один так и не женился, второй женился поздно, сказывают, растет пятилетняя девочка, которая и не знает, что у нее русские корни.

— А еще одна внучка?

Беды одна за другой в Канаде буквально ходили за Богатырчуками. Образованная интересная девушка любила с отцом ездить в геологические экспедиции на север, многие геологические коллекции университета в Оттаве были собраны их руками, влюбилась в женатого человека, который обещал жениться, но потом сказал иное:

— Жена ждет второго ребенка. Извини, мы должны расстаться.

Девушка молчком рассталась. Не только с несостоявшимся женихом, но и с… жизнью.

Итого в доме из всех внуков осталась одна Галя. Дед, который служил немцам, прожил 92 года, а вот добрейшая миловидная женщина, волею судьбы родившаяся в доме Федора Парфеньевича, продержалась на этом свете в два раза меньше. В тот момент, когда я получила от нее в подарок книгу, Галя уже была обречена. Онкология змеюшным клубком свернулась в ее изысканной фигурке, и через несколько лет после моего отъезда этой славянки, будто цветок, не привившейся на канадской земле, не стало.

Что случилось с книгами? Не знаю. Во всяком случае, приживалки, удравшие в чужую страну уже из демократической, по рецептам их мечты, России, все время вились вокруг благополучной Гали, и хочется надеяться, что они хоть что-то да перевезли в Россию. В ином случае — книги ушли на помойку. Неужели только для этой свалки около дома в крошечном переулке Оттавы их много лет назад и вывезли воровски из библиотек Киева?

Странно все сложилось и у Андрея Петровича. Канадская ветвь его — внуков почему-то не дала, а вот в России, в нищем Брянске, на далекой и когда-то преданной им Родине, молодая поросль пошла двойнями. И дни свои Андрей Петрович в Оттаве кончил тем, что часами разглядывал кадры самопального видео с сидящими на горшках веселыми замурзанными ребятишками и… плакал. Он тоже по-своему был обречен: никогда их не увидеть, не погладить детей по головкам, не шепнуть им ласковых слов. Да и какие слова сказал бы правнукам этот человек? Прививал бы и своим потомкам психологию предательства?..

— Вам надо уважать наши идеалы, — предупредил меня Андрей Петрович, но моих идеалов уважать не собирался, потому как-то с удовольствием ляпнул:

— Ну, что, е… твои коммунисты?!.

Что ответить, коль и впрямь больше нет в России советской власти? Пришлось напомнить, выиграла ли из-за этого российская родня Андрея Петровича?

Деньги, которые приходили в Брянск из-за границы, потомкам его почему-то не особо помогали. Заводы, на которых парни прежде получали за честный труд честную зарплату, были закрыты, а ларек, который они открыли по продаже мыла и стиральных порошков (при помощи дедушкиных долларов), вскоре был обворован. Круг замкнулся.

— Да, — притворно согласилась я с провокационным вопросом Андрея Петровича и, зная о тяжелом материальном положении его брянской родни, добавила в спор немного объективности: — Однако… вместе с вашими правнуками.

Хозяин дома побагровел, приподнялся… Даже за палку схватился.

На кухню выскочила Елена и закричала:

— Ну, папа, ну, Лариса, перестаньте…

Мы, как нашкодившие школяры, примолкли, а после ее ухода…

— Знаете, почему? — спросила я. — Бизнес у нас, впрочем, как и во всем мире, разрешенный, то есть политический. Чем больше связей в политике, тем крупнее бизнес. А ваши ребята недостаточно образованны, чтобы занять высокое место среди элиты. Да еще и честные, наверно.

Старик недовольно засопел, но ничего в ответ не возразил.

Так о чем же сообщал Федор Парфеньевич Богатырчук в своих мемуарах, которые он начал писать спустя тридцать лет после окончания войны?

«Отец мой, сын священника, — вспоминает он, — обладал приятным голосом, играл на скрипке и был дирижером церковного хора во Флоровском женском монастыре в Киеве. Он был домовладельцем и имел кое-какие средства, так что мы жили безбедно. Будучи лет сорока, он не устоял перед чарами одной из своих певчих, восемнадцатилетней златокудрой красавицы, женился на ней, и первым плодом их любви был автор настоящей книги, родившийся в 1892-м году. Отец умер, когда мне не было пяти лет, и через два года мать вышла замуж за чиновника одного из правительственных учреждений. Отчим придерживался весьма либеральных взглядов, пел и играл на пианино и, по-видимому, был очень интересным человеком, ибо в нашем доме постоянно толклись представители разнообразного богемствующего люда, которых отчим угощал приятными разговорами, а мать вкусными яствами. Вскоре, однако, капитал отца был прожит, отчим скрылся с горизонта, оставив на попечении матери трех детей. Нелегко ей, бедной, пришлось выводить нас в люди. Мне как старшему довелось немало потрудиться, чтобы и ей помочь, и самому закончить университет.

На такой либерально-богемистой основе возникло мое мировоззрение, в котором безграничная любовь к свободе и отрицательное отношение ко всякой несправедливости были смешаны с легким скептицизмом по отношению к так называемому общественному мнению. С такими взглядами я начал свою жизнь и стал в общих чертах верен им на протяжении всей своей жизни» (с. 2).

Итак, образцом для подражания стало кредо своеволия, если выразиться в шутку, бесстойловое содержание в восприятии жизни, игривый цинизм, умение в любой момент свернуть в кусты. Отчим, альфонс, который ограбил женщину и лишил каких-либо основ жизни троих детей, двое из которых были его собственными, не вызвал даже у зрелого Федора Парфеньевича в мемуарах ни одного слова порицания. Он прошел мимо подонка, не отомстив ему за мать хотя бы на страницах воспоминаний.

Окончив гимназию, юноша поступил на медицинский факультет Киевского университета, участвовал во Всероссийских шахматных турнирах, после которых империя послала его на международный турнир в Мангейм. В это время Германия предъявила ультиматум России по поводу объявленной в ней мобилизации, и почти все русские шахматисты, свидетели националистического угара среди местного населения, из-за интриги проводника вагона оказались в немецкой тюрьме.

Когда их освободили, то заставили пройти военную комиссию на предмет годности к военной службе в… Германии, но якобы какой-то военный доктор пожалел их…

«Я глазам своим не мог поверить, когда увидел заключение комиссии, по которому я направлялся „для лечения“ в Швейцарию. Кроме меня отпущены были еще двое: Алехин и Сабуров. Должен указать, что среди невыпущенных были Боголюбов и Селезнев, оба освобожденные от воинской повинности в России» (с. 16).

И уже через 15 страниц Федор Парфеньевич бесцеремонно и едко замечает, что Ленин приехал в Россию в запломбированном вагоне. А сам Богатырчук (жаль, что не удалось задать этот вопрос лично ему) в каком вагоне возвращался в Россию, коль во время войны неожиданно получил от немецкого лекаря на территории Германии «аусвайс» для лечения в… Швейцарии?

Политика — область грязных инсинуаций, в ней легко пустить по миру любую подлость, какая в свое время было пущена против Ленина. И ныне можно было бы пустить по поводу Федора Парфеньевича такую же дезу… Но я этого делать не буду. Документов о вербовке Богатырчука я не видела. Но поразила меня другая мысль: и Богатырчук, и знаменитый шахматист Алехин, из тех, кто был в начале Первой мировой арестован в Германии и отпущен, во время Второй мировой спокойно жили в Германии. Алехин даже вступил в нацистскую партию, как нынче оправдывают его некоторые историки, якобы для того, чтобы иметь возможность участвовать в шахматных турнирах. Хотя… с его великим шахматным талантом Алехин мог бы участвовать во всех турнирах мира в любой стране, если бы покинул Германию. Но что-то его держало. Не документ ли о вербовке? Если бы была возможность залезть с головой в архивы фашисткой Германии…

Известный телеобозреватель Алексей Пушков говорил в своей передаче «Посткриптум» о том, что Ленин получил от немцев на революцию миллион марок. Документов об этом никто не видел и не мог видеть, их просто в природе нет. Даже копий никто показать не может. А сколько миллионов марок, франков, долларов, фунтов стерлингов получили от Антанты белогвардейские генералы, чтобы Советское государство сгинуло с лица земли, Пушков забывает об этом факте сообщить, хотя документы на многочисленные подачки во многих архивах мира лежат, и многие авторы их цитируют.

Каким же было отношение Богатырчука к своей Родине царских времен?

А таким же небрежным:

«Подобно большинству других студентов, я считал тогдашнее правительство сугубо реакционным и ратовал за его обновление, — вспоминает Богатырчук. — О том, что получится, впоследствии никто из нас, включая и старшее поколение, не думал. Основным лозунгом была необходимость поломать старое, идиллическое же, новое как-то само собой образуется. Политические демократии Англии, Франции и США были теми образцами, к которым мы все стремились… Тогда все либералы „жаждали крови опостылевшего старого“, которая пролилась на их же голову».

Недавно выступал на радиостанции «Свобода» бывший мэр Москвы Гавриил Харитонович Попов и, спустя почти 100 лет, повторил то же самое, мол, «для нас главным было свалить коммунизм, а что будет дальше, мы совершенно не думали…».

Ну, ладно, Федор Парфеньевич был молод, он попал вот в такой поток общественной мысли того времени, чего не скажешь о демократе Попове, которому к 1991 году было под сорок, Гавриил Харитонович был деканом экономического факультета МГУ, известным экономистом. Почему знаменитый экономист не мог предвидеть будущего катастрофического обнищания народа? Значит, грош цена ему как специалисту.

Почему коммунист Кравчук, политик с огромным опытом, не мог предвидеть взрыва национализма в регионах после распада СССР? Неужели он не изучал эпоху распада царской России и нигде не читал о том, что происходило в те годы хотя бы в Киеве?

Меняется в стране ход жизни, и мы, судя по воспоминаниям Богатырчука, опять открываем для себя повторяемость многих событий: «На Украине сразу же после революции возродилась деятельность национальных организаций… К последним принадлежала попытка многих горячих голов из УЦР немедленно украинизировать делопроизводство в учреждениях. Тексты и названия опер, и даже вывески торговых учреждений… Чего стоят такие переводы, как „Жиноча Голярня“ „Женской парикмахерской“ или „Винова Краля“ оперы Чайковского „Пиковая Дама“. Не говоря уже об ужасающем переводе текста оперы. Многие чересчур завзятые украинцы забыли внезапно русский язык и „не понимали“, когда к ним обращались по-русски.

Другим недальновидным и неосмотрительным поступком горячих голов из УЦР была явная и скрытая дискриминация всех тех, кто плохо говорил или совсем не знал украинского языка. Из последних добрая половина была коренными украинцами, по тем или иным причинам не сподобившимися языковой премудрости. Этих бедняг не только клеймили всякими презрительными кличками, но иной раз просто увольняли с работы» (стр. 25).

Кто не помнит, как страдали миллионы людей (сколько их из-за этого погибло, еще ведь не подсчитано) из-за страшного бурана национализма, который пронесся по всем республикам после распада СССР? Зачем же после событий 1916–1919 гг. (спросить бы Кравчука) вновь такой же огород городить? Или плевать было на людей? Кстати, Богатырчук пишет, что приказ об украинизации армии гетман Скоропадский получил от… русского Корнилова. Воскресить бы Лавра да потыкать головой в его же дерьмо, как нашкодившего кота…

Но… идем по страницам воспоминаний Богатырчука дальше. Наконец-то Федор Парфеньевич через Геную и Босфор вернулся в Киев, окончил университет и как медик добровольцем отправился на фронт.

В это время фронт разваливается. Медик спокойно уходит домой уже в объявленную независимой Украину, где за несколько лет десять раз меняется власть. А что же Богатырчук? Он каждой власти предлагает услуги медика, почти везде становится во главе госпиталя. При отступлении каждую власть провожает за мост и… удирает (как и Андрей Петрович).

И ни одной властью на страницах своей книги не возмущается, хотя люди погибали в это время легко, будто затоптанные сапогами буряки. Даже приход немцев на территорию Украины, свершенный по приглашению правительства Винниченко для защиты от народного восстания, не вызывает его гнева.

А вот советской власти достается с первой же минуты… И на женщинах вместо платьев — убожество, и грязно, видите ли, в Петрограде в 1923 году, куда ненавистные ему Советы командировали его для участия в шахматном турнире.

Приезжавший в эти же годы из Харбина в Россию бывший идеолог колчаковского движения Николай Устрялов замечает иное:

«Участок Вятка — Пермь. Удобно ехать, мягко, мало трясет, даже писать можно без усилий: международный вагон. Вполне чисто, даже комфортабельно. „Довоенная норма“ в этой области, кажется, налицо» («У окна вагона»).

Богатырчуку в Петрограде хочется «выйти на середину улицы и возопить истошным голосом: „За что боролись, товарищи?“».

Устрялов в это время думает иначе:

«В то время как буржуазный мир ставит в порядок дня закон джунглей и философию штыка, — государство победившего социализма широко развертывает знамя человечества и человечности. В то время как последним словом капиталистической мудрости становится фашистское изуверство, — молодое советское общество всемирно утверждает великие ценности народоправства, демократии» («Документ мирового резонанса»).

Никаких светлых чувств социализм у Богатырчука не вызвал, доволен он только НЭПом, во время которого взял в аренду в школе какие-то приборы и открыл частную практику (с. 68).

Однако темнит что-то Федор Парфеньевич. Ну, какие инструменты можно было взять в аренду в нищей школе? Циркуль, микроскоп? Скорее всего, для отвода глаз оформил аренду на какую-нибудь ерунду, а сам устроил частную практику при государственной клинике, вскоре накопил деньги, и в Вене, куда Советская страна послала его на очередной международный шахматный турнир, купил для своих частных нужд… рентгенологическое оборудование. Но привез его в Киев бесплатно, при помощи… советского посольства.

Однако все равно недоволен Федор Парфеньевич. В это время советская власть устраивает шахматные турниры по всей стране и за границей, на что тратит немалые деньги. И это, видите ли, плохо. Занимается, мол, показухой. Борется с беспризорными? Тоже плохо. И никакого нет желания разобраться в том, в чем разобрался, к примеру, английский публицист Бертран Рассел, притом за очень короткое время:

«В России трудно увидеть какие-либо промышленные товары, кроме некоторого — весьма малого — количества одежды и обуви, опять-таки за исключением того, что требуется для армии. А трудности с продовольствием — убедительное доказательство отсутствия нужных крестьянам товаров.

Как возникло такое положение дел, и почему оно продолжается?

Дезорганизация жизни в стране началась еще перед первой революцией и ширилась при Керенском. Русская промышленность частично зависела от Польши; война велась с безрассудной расточительностью, особенно в отношении подвижного состава. При Керенском наблюдалось повальное увлечение празднествами; впечатление такое, что свобода устранила необходимость трудиться. Все это, вместе взятое, привело к тому, что действительное положение промышленности при большевиках оказалось много хуже, чем даже при Керенском.

И все же главной и наиболее явной причиной явилась невиданная степень зависимости России от зарубежных стран. Из-за границы получали не только оборудование для фабрик и локомотивы для железных дорог — даже технические специалисты и организаторы промышленности были в подавляющем большинстве иностранцами. Когда Антанта продемонстрировала свою враждебность России, иностранцы, занятые в русской промышленности, покинули страну либо перешли в лагерь контрреволюции» (Бертран Рассел, «Практика и теория большевизма». М., «Наука», 1991 г., с 47).

Как видим, объективностью Федор Парфеньевич не отличался.

Однажды Богатырчук узнал, что арестован секретарь возглавляемой им в Киеве шахматной секции, освобождать которого он кинулся к самому наркому юстиции Крыленко, воспользовавшись тем, что тот был еще и Председателем Всесоюзной Шахматной Секции.

Секретаря арестовали за расклеивание антисоветских листовок, дали два года. Ну, с чего бы это эгоистичный, жесткий, люто ненавидящий советскую власть известный рентгенолог-шахматист вдруг рванул к самому Крыленко? Может, сам принимал участие в этой же подпольной группировке, принимал на работу в секцию лишь тех, кто ненавидел советскую власть, вот и струсил? И подтверждает правоту моей догадки тот факт, что вскоре за «троцкистскую» пропаганду арестовали и второго секретаря шахматной секции. Богатырчук подбирал кадры «под себя», а те, не имея такой же хитрости и верткости, то и дело прокалывались. Потому Федор Парфеньевич панически боялся ареста. Значит, были причины для этого.

Во время свидания с наркомом его поразило, что квартира Крыленко была «скромно обставлена, только немного лучше той, которую я занимал в Киеве» (с. 107), что полностью подтверждает выводы Бертрана Рассела о том, что «…большевики успешно решают проблему привлечения деловых людей на государственную службу, не допуская вместе с тем их обогащения, как это происходит в капиталистическом обществе» (Бертран Рассел, «Практика и теория большевизма». М., «Наука», 1991 г., с. 46).

Но сам Федор Парфеньевич жить по такому же принципу не собирался, небескорыстность во всем, что он делал, была главным его кредо, хотя и очень закодированным, сразу не разгадать. Может, оттого летом 1937 г. в украинской газете «Коммунист» появилась статья трех шахматистов Погребысского, Поляка и Константинопольского о том, что Богатырчук — «растратчик народных денег».

Авторы письма утверждали, что «Богатырчук, занятый собственным буржуазным благополучием, к работе с молодежью относится спустя рукава и стремится от социалистического строительства отвлечь как можно больше народных денег». Богатырчуку, возглавлявшему в ту пору Всеукраинскую шахматную секцию (федерацию), вменяли в вину растрату средств, выделенных на организацию городского шахматного клуба, и организацию за их счет гастролей экс-чемпионов мира Ласкера и Капабланки.

Вызванный для дачи объяснений в отдел пропаганды УКП(б) Федор Парфеньевич сумел убедить руководителя отдела в ложности этих обвинений (заодно отметив, что упомянутые гастроли финансировались из Москвы), в общем, выкрутился, после чего в ЦК ему неожиданно заявили: «Знаете, товарищ Богатырчук, и напечатание статьи в газете, и другие проявления недовольства вашей работой явились результатом того, что вашему политическому облику наша общественность больше не доверяет».

В правоте авторов письма у нас еще будет возможность убедиться. А пока врач Богатырчук занимается рентгенологией костей и суставов, в 1940 г. защищает диссертацию на степень доктора медицинских наук, становится профессором. В этот период он выезжает за рубеж не только как шахматист, но и как ученый, для участия в международных конференциях.

Но сам Богатырчук таким же добром советскому государству не платит, он по-прежнему ненавидит все вокруг и не верит ничему тому, что читает на страницах советских газет.

Кризис в США в 30-х годах? Ложь. «Никто в СССР эти описаниям не верил, считая их досужими выдумками советских борзописцев. Я лично был очень удивлен, когда узнал, что депрессия была сущей правдой. Позже мы были обмануты описанием зверств, творимыми гитлеровцами над евреями. Никто, включая евреев, этим выдумкам не верил, и многие евреи поплатились за неверие своей жизнью» (с. 100).

Немцы вошли в Киев 19 сентября 1941 года, а уже 29 сентября на улицах появились объявления с приказом всем евреям — жителям Киева явиться на следующий день в район еврейского кладбища с документами, драгоценностями, теплыми вещами и продовольствием на три дня.

И люди пошли, многие добровольно, потому что не верили советской власти, а члены еврейского комитета успокаивали народ, мол, «немцы — враги, немцы суровы, но они все же культурные люди, мы должны верить обещанию командования…» (А. Толстой, из статьи «Коричневый дурман». М., «Советский писатель», 1984 г., с. 254).

Так возник Бабий Яр, в котором тысячи жертв нашли свою смерть отчасти и по своей вине. Ведь многим из них Советы предложили эвакуироваться, но граждане сознательно не сделали этого.

«У нас прибавилась еще одна проблема, как спасти себя от принудительной эвакуации вглубь СССР», — признается Федор Парфеньевич на страницах своей книги (с 126).

«Наступление немецких войск развивалось стремительно, — отслеживает события тех дней в 2006 г. Никита Китайгородский в своей статье „Персона нон-грата советских шахмат“, посвященной Богатырчуку, — менее чем через три месяца после начала войны частям Красной Армии пришлось эвакуироваться вглубь СССР, и многим киевлянам нечестные врачи, конечно, за мзду, выдавали справки о несуществующих болезнях и необходимости соблюдать постельный режим».

Как вспоминал Богатырчук, сотни людей (в том числе мужчин призывного возраста) попросту прятались на чердаках, в подвалах, пытались «подстраховаться». Федор Парфеньевич в их числе: «Меня „укусила“ никогда не существовавшая бешеная собака, и я проходил курс воображаемых прививок у местного бактериолога».

То есть Федор Парфеньевич поступил по своей старой привычке: проводил уходящую власть… до моста, с легким сердцем смылся из ареала обитания Советского Союза и тут же побежал служить следующей власти — фашистской: «27 сентября было созвано общее собрание киевских врачей, на котором я был избран их представителем для связи с немцами. Мне пришлось иметь дело, главным образом, с главврачом гарнизона, доктором Р…» (с. 128).

«Приход к власти и возвещенная им (Гитлером. — Л. Я) вначале борьба против коммунизма окрылила меня и иже со мной живущих надеждами на гибель коммунизма в неминуемой схватке между Сталиным и Гитлером», — признается Богатырчук, хотя в это время на Западе, как заметил и Федор Парфеньевич, господствовала другая концепция, английская, мол, «плохая или хорошая, но это моя страна».

Что ж, мудро… Эта позиция куда умнее и честнее коллаборантской.

Богатырчука же эта английская концепция не волновала, вскоре он возглавил Украинский Червоный Хрест, который работал под полным контролем фашистского Генерального Комиссариата.

«Одним из первых мероприятий Красного Креста было открытие Бюро по розыску военнопленных, которое совершенно безвозмездно эти розыски производило. Поэтому явной неправдой являются утверждения советчиков и им сочувствующих, что мы на этом „розыске“ заработали много денег. Точных цифр я не имею, но знаю, что мы помогли не одной тысяче жителей Украины разыскать своих близких» (с. 132).

Только какова потом была их судьба? В союзе с фашистами искать военнопленных? И насколько безвозмездно? И чем это потом обернулось тем, кого нашли? И почему председатель Красного Креста никогда не помогал врачам — евреям, полукровкам, в чем сам признается на страницах своей книги, ибо он, видите ли, «был бессилен сделать что-либо для них, как и доктор Р., и об этой своей беспомощности должен был говорить всем обращавшимся ко мне» (с. 131).

Как же хитро, изворотливо написана эта книга! Даже спустя 30 лет Богатырчук не назвал ни одной фамилии из тех немцев, с которыми во время оккупации контактировал. Все персонажи то С., то Х., попробуй проверить даже спустя много лет, подлинно ли изложенное? Возможно, на момент создания мемуаров те фашисты еще были живы. Видела же я в Канаде в 1999 году командира фашисткой подводной лодки, который спокойно жил в Торонто, и никакие еврейские организации его не разыскивали. Вот и фашисты в книге у Богатырчука все порядочные, сглаженные временем и подкрашенные авторским двурушничеством (кроме, конечно, Гитлера и Гиммлера), абсолютно, видите ли, не ведающие, какие приказы выполняют. И ни на одной странице нет слова «фашист». Свои же, как можно клясть даже спустя много лет?

«Если бы не генерал Х. и не многие подобные ему порядочные люди Германии, то бредовые идеи Гитлера и его подручных нанесли бы еще больше вреда…» (с. 134).

А что порядочные люди Германии вообще не пожелали сотрудничать с гитлеровским режимом и оказались либо в изгнании, либо в концлагерях, это Богатырчуку даже в голову не пришло.

В Киеве фашисты устроили облаву, забрали в гестапо членов Городской Управы, Красного Креста, многих расстреляли, но, елки-дрова, нашего героя опять отпустили, хотя и опубликовали заметку о расформировании Украинского Красного Креста из-за крупных в нем злоупотреблений. Даже фашисты обвиняли Федора Парфеньевича в воровстве, но тут же к Богатырчуку домой является депутация из сотрудников институтов Рентгеновского и Экспериментальной Биологии с просьбой «организовать и возглавить новый институт, используя сотрудников и имущество, оставшихся после эвакуации. Немцев особенно прельстило предложение проф. Н. Сиротина — разработать новую сыворотку, предохраняющую от сыпного тифа, вспышки эпидемии которого немцы очень боялись» (с. 141).

— Немцы деда очень уважали, — рассказывала мне спустя много лет внучка Федора Парфеньевича Галина Елецкая. — Он ведь крупный специалист. Многим немецким солдатам помог. Особенно с переломами.

Неужто Федор Парфеньевич и впрямь был завербован, коль его даже из гестапо отпускают, а потом позволяют открыть еще и Медицинский факультет? Мало того, дают командировку для поисков экспериментальных животных в Берлин, где он удивлен антигитлеровскими настроениями среди немцев, однако успокаивается, когда знакомится с генералом Власовым.

Правда, спустя много лет Федор Парфеньевич несколько смущен содержанием листовки за подписью Власова, разбрасывавшейся в 1942 г. с фашистских самолетов над Смоленском, в которой была грубейшая ложь: «лживая пропаганда хочет запугать вас рассказами о фашизме, о расстрелах и жестокостях в немецком плену. Она распространяет сведения о голоде и исчезновении германских резервов. Миллионы пленных могут засвидетельствовать прямо противоположное. Они воспринимают Германию так, какой она является в действительности, где война вовсе не ощущается, где каждый солдат может, по меньшей мере, провести свой отпуск в семье».

Фашисты, да, еще могли провести отпуск в семье, однако Власов не мог не знать, что тысячи советских солдат в плену мечтали лишь о грязном капустном листке. Из-за одной только этой лжи никак нельзя по меркам всех времен и народов считать Власова «полководцем», умным человеком, дальновидным политиком и честным генералом.

Но Богатырчук спрыгнуть с подножки коллаборационизма уже не мог, хотя фашисты терпели уже поражение по всем фронтам, значит, пришла пора профессору переползать на следующую политическую шею.

«Я отдал приказ об эвакуации по Институту, еще не решив окончательно, как самому поступить, — пишет Богатырчук в своих воспоминаниях дальше. — В тот же день ко мне явились два молодых технических работника Института и заявили, что они — члены подпольной коммунистической ячейки и гарантируют мне лично полную безопасность в том случае, если я останусь в Киеве» (с. 156).

Однако вечером на семейном совещании решили во имя будущего молодых «найти свободную жизнь в свободной стране» (с. 157). (Как мы уже знаем, никакого будущего у молодых в Канаде не окажется.)

На той же странице, на которой семья обсуждает, куда им теперь податься дальше, читатель вдруг узнает, что даже во время войны у Богатырчуков была домработница Варя (которая тоже принимает решение драпать вместе с немцами)… Ничего себе борец с фашизмом: и в оккупации — на мягких подушках и с розовыми тарелками на столе.

«Наших вагонов было достаточно не только для сотрудников, решивших отряхнуть прах коммунизма от ног своих. В отдельном вагоне ехали хладнокровные экспериментальные животные… Аксолотли проехали не только через всю Европу, добравшись в целости и сохранности до Мюнхена, но и переехали через океан, найдя свое пристанище в Экспериментальном Раковом Институте г. Баффало в США» (с. 158).

В общем, украденные в Киеве аксолотли были заложниками будущего благосостояния Богатырчука и подобных ему перебежчиков, что он и подтверждает: «В этом учреждении сыновья, внуки и правнуки киевских благодетелей человечества пребывают по сегодняшний день. Я не ошибусь, если скажу, что эти труженики на благо науки подарили онкологии (наука о раке) не менее двух сотен работ, посвященных разным проблемам опухолей» (с. 158).

Однако работы на основе наблюдений за украденными в Киеве аксолотлями, скорее всего, были высосаны из пальца, лишь бы втереться в доверие очередным покровителям, лишь бы приютили. В будущем эти труды не помогли даже умирающей от рака внучке Богатырчука.

23 сентября 1943 года коллаборанты в вагонах, которые предоставили им немцы, покинули Киев, год просидели в Кракове. Затем в Праге на организованном фашистами шахматном турнире Федор Парфеньевич… «был поражен тогда прокоммунистическими настроениями в среде чешской интеллигенции… Чехи от мала до велика ждали большевиков, как манны небесной» (с. 164).

«Приказ о немедленном отъезде пришел в начале августа столь неожиданно, что мы терялись в догадках о его причинах. Только позже мы узнали, что он был связан со вспыхнувшим в Варшаве восстанием» (с. 166).

Поезд с коллаборантами отправился в Берлин, Грюневальд, Потсдам, Бабельсберг, Карсбад. В Берлине Федор Парфеньевич волчком вертится вокруг Власова, цель которого за пять минут до собственной смерти — непременно скинуть бы в далекой Москве большевиков, захватить Прагу.

Паровоз, однако, неожиданно уткнулся уже в… американские бомбежки.

В итоге «оказалось, что и тут „склалось“ гораздо благополучнее, чем „жадалось“. Ни наше имущество, ни семьи от бомбардировок не пострадали… Но дома меня ждало новое волнение. Когда моя жена увидела те пожитки, которые я принес с собой из Карлсбада, она всплеснула руками и голосом, полным трагизма, спросила:

— А где же твои брюки?

Я… вспомнил, что перед нашим расставанием жена вшила в этот предмет парадного убранства значительную часть наших драгоценностей. На них мы рассчитывали прожить первое время после переселения в новые края.

И, о счастье! На самом видном месте среди брошенного тряпья, находились мои вещи» (с. 210–211).

Зашитые в штаны драгоценности во время войны? Откуда? Семья на чужбине скиталась от города к городу, продукты — по космической цене, надо хоть чем-то оплатить ночлег, люди ведь уже и в Германии голодные… Это же сколько надо было на родине сотворить неблагих дел, чтобы в центре Германии под жесточайшими бомбежками прижимать к своей заднице кучу бриллиантов?

Как видим, штаны с бриллиантами все-таки нашлись, не зря лукавого Федора Парфеньевича и советские люди, и даже фашисты обвиняли в воровстве.

Жаркий день, обмахиваемся кепками. Внучка Богатырчука — Галя Елецких, Елена и я стоим в центре Оттавы за билетами на выставку народных промыслов.

Отвернувшись в сторону, Галя показывает на роскошный трехэтажный особняк.

— Этот дом мой дедушка купил, когда семья в 1948 году перебралась из Германии в Канаду. Но потом оказалось, что нам не по силам платить налоги за землю в центре Оттавы. Его продали и купили поменьше, двухэтажный, в котором я сейчас и живу.

Вот и верь после всех этих признаний в то, что Богатырчук не грабил. Грабил и еще как! И библиотеки, и музеи, и научные лаборатории. Потому в Советской армии и действовал Смерш, чтобы во время войны страну сохранить и уберечь народ от желания пограбить собственную родину. Как это случилось в 1991 году, когда какие-то странные типы потащили из России через Польшу ящики с золотом, отчего рядовые поляки, бывшие фронтовики, за голову хватались и в 1992 году выговаривали мне в городе Лодзь: «Что же это, пани, у вас в стране творится, не стыдно?».

После 1991 года в России была эпидемия грабежа. Директора заводов заныкивали заводскую кассу, присваивали помещения, оборудование. Рабочие крали детали, по ночам растаскивали художественную металлическую ограду вокруг предприятий, чтобы пристроить на свои дачные участки. Председатели колхозов присваивали трактора, счета, фермы, пасеки, скот… Крестьяне — растаскивали сеялки, плуги, стучали ножками, чтоб им немедленно отдали земельные паи, которые вскоре же продали за бутылку. Потом были изумлены тем, что банки бандитского происхождения начали гнать их из домов и с земли.

Следом пошли воры изысканных намерений: у госпожи Любови Слиски, спикера Российского парламента, грабители оказались в элитной, охраняемой квартире и похитили: серьги золотые; кольцо в комплекте Louvre, изделие украшено большим количеством коричневых и прозрачных бриллиантов; колье из белого жемчуга с бриллиантами… Много других драгоценностей (список добросовестно опубликован в газетах) на огромную сумму, отчего в Саратове до сих пор удивляются, откуда это у гражданки, хоть и депутата Госдумы, такое количество всего очень ценного, коль она еще недавно на заводе работала, а перед тем в газетном киоске сидела?

Но и это мелочи…

«В окружении силовиков подчеркивают, что в последнее время их внимание привлекает владелец Новолипецкого металлургического завода, член бюро РСПП Владимир Лисин (владеет 82,4 процента акций).

Исполнительная власть, Законодательное собрание без его согласия в Липецке не принимают ни одного важного решения. К тому же за последние годы, по версии журнала Forbes, Лисин добрался до третьего места среди олигархов с состоянием 11,3 миллиарда долларов».

«Почему у Ганеева, одного из руководителей МВД к моменту ареста были дом с прислугой, теннисным кортом и бассейном, яхта 200-метровая на берегу Средиземного моря? Почему никто не замечал, что ежемесячные доходы „оборотней“ явно превышали их зарплаты? Почему даже среднее милицейское начальство строит особняки, и никто из прокурорских работников не задается вопросом — а где взяты средства для дорогостоящего строительства?» (Интернет, из статьи «Коррупция во властных эшелонах»).

А предтечей всех этих нынешних воров, политического движения под названием «Стяжательство» на территории растерзанного Советского Союза, был хитрый, ловкий Федор Парфеньевич Богатырчук, который шахматами прикрывался, как бандит ребенком.

Такую суровую оценку бывшему советскому шахматисту я даю потому, что после отъезда из фашистской Германии Богатырчук посвятил свою жизнь неистовой борьбе за то, чтобы разрушить СССР, чтобы были у нас платное образование и медицина, чтобы люди по отношению друг к другу были злыми, как собаки.

«Здесь мы и подходим к кульминационному этапу биографии Богатырчука, вызвавшему столь яростные споры…» — пишет в своей статье Никита Китайгородский, утверждая далее о том, что «тема „коллаборационизма“ (т. е. сотрудничества с оккупантами) очень деликатна и не может оцениваться столь однозначно, как это делалось в советское время (речь, конечно, не идет о бесспорном участии в военных преступлениях)». Сегодняшние оценки, как правило, звучат вполне объективно. Например: «Для людей типа Богатырчука… а таких были десятки тысяч, война, начавшаяся нападением Германии на СССР 22 июня 1941 года, была, может быть, и Великой, но вовсе не Отечественной, она стала продолжением Гражданской войны. Их обвиняли и продолжают ныне обвинять в предательстве родины, но СССР, против которого они воевали, родиной они не считали».

С этой сказкой давно знакомо человечество: во всех концах света и во все века находятся людишки, которые любят только права, а обязанностей не признают и ловко перекидывают их на плечи других.

Что коллаборационизм — тема деликатная… никогда с этим не соглашусь. Миллионы людей с оружием в руках погибли в боях за Родину, и на кораблях, и в самолетах, и в штыковых, и в жутких танковых атаках, когда пылали в огне и сердца, и руки, и души…

А вот у таких людей, как Богатырчук, у которого даже в войну жила домработница, в штанах же — зашитые бриллианты, у таких людей и не было Родины — это вернее. Их Родиной была нажива… при всех режимах. И не признали они только одну власть, Советскую, при которой не было возможности открыто и нагло грабить других, что нынче и происходит в буржуазной России. Советская власть смело и отважно стояла на защите интересов рабочих и крестьян до тех пор, пока миллионы людей понимали это, а главное — ценили.

В коллаборационистской, бандеровской среде, в несчастной ныне Украине поднимают на щит все, что в годы Великой Отечественной воняло предательством. Потому Никита Китайгородский бросился в Канаду, чтобы найти следы Богатырчука. Федерация заочных шахмат Украины совместно с Канадской ассоциацией заочных шахмат с 1 декабря 2002 г. по 29 июля 2005 г. уже проводят международный турнир памяти Богатырчука по электронной почте с участием 15 международных гроссмейстеров и мастеров из 11 стран.

Жовтобляки забыли, что Нюрнбергский трибунал осудил фашизм на все времена. Народы Европы и Советского Союза осудили еще и духовных попутчиков фашизма, потом почти во всех странах преследовали тех, кто шагал с гитлеровцами о бок, а тем более тех, кто удрал вместе с ними в отдельных вагонах.

У Федора Парфеньевича Богатырчука к тому же был личный, персональный Нюрнбергский трибунал. Внуки его, выпускники юридического факультета в Оттаве, из ежедневного общения с дедом знали куда больше того, что узнала я и что нашел нужным изложить в своей книге сам автор. Взвесив с юридической и человеческой точки зрения все поступки старших Богатырчуков, они приговорили их к отсутствию права иметь будущее в лице даже собственных внуков. Парни не захотели воспользоваться тем, что вытащил под полой из родной страны дед, и ушли от него навсегда. Коллаборанта фактически казнили собственные внуки, для которых он так старался добыть какую-то странную свободу, в которой, по его представлениям, должно быть много своеволия, наглости, верткости и умения в любой момент смыться в кусты.

Жизнь это решение внуков безжалостно воплотила в реальность. Жаль только, что в ареал мести она включила и совершенно невинных девушек: Галину Елецкую и ее сестру.

Хочется ответить еще на один вопрос, который Федор Парфеньевич Богатырчук, стоя на петроградской улице в 1923 году, хотел выкрикнуть в лицо всему пролетарскому народу Страны Советов: «Чего вы добились, товарищи?».

Вернемся опять к временам Гражданской войны. Раскроем одну из книг о той эпохе.

«Винниченко снова что-то хотел сказать, но мистер Дженкинс не опускал своей корректно-предостерегающе поднятой ладони.

— Так вот, банковские и промышленные круги Штатов уполномочили меня сделать украинскому правительству два предложения: заключить с деловыми кругами Штатов конвенцию о концессии на безотлагательное строительство американскими компаниями на территории Украины участка железнодорожной магистрали Москва — Донецкий бассейн и магистрали Донецкий бассейн — станция Шепетовка на Подолии. И второе, — мистер Дженкинс все не опускал предупреждающе поднятой ладони, — продать компаниям Штатов украинские железные дороги: участок Московско-Киево-Воронежской, Южную, Екатерининскую и Юго-западную.

— В концессию? — наконец удалось-таки задать вопрос несколько ошарашенному Винниченко.

— Нет, нет! Я ведь сказал — продать, — возразил мистер Дженкинс, — в полную собственность и навечно. — Он добавил с любезной улыбкой: — На этот раз форма концессии не могла бы нас удовлетворить, ибо, надеюсь, вам известно, что эти железные дороги уже в значительной мере принадлежат американским страховым компаниям. В Киево-Воронежской „Лайф иншюренс“ имеет акций на три миллиона долларов, „Эквитебл“ — на два миллиона; в Юго-восточной „Лайф иншюренс“ — два, а „Эквитебл“ — свыше полумиллиона; а Юго-западная построена в значительной степени на средства тех же компаний. Вам, конечно, известно, что общая сумма наших акций в украинских железных дорогах до семнадцатого года составляла восемнадцать миллионов долларов, но со дня Февральской революции сумма эта, в возмещение известного вам займа Временному правительству, значительно возросла? К сожалению, сегодня я не имею точных цифр — их привезет завтра мистер Стивенс. Наши вклады увеличились примерно в два или в два с половиной раза. Во всяком случае, расчеты с Временным правительством уже обеспечили нам контрольные пакеты акций на эти железные дороги. Какая же может быть речь о концессии, посудите сами? — Мистер Дженкинс уже совсем приятно, дружески улыбнулся.

Владимира Кирилловича оросило потом с головы до ног, и единственное, что в этот миг мелькнуло в его сразу затуманившейся голове, были не вполне корректные выражения по адресу Керенского. Что-то вроде: „Сашка! Проклятый Сашка, продал-таки Украину американской акуле капитализма!“» (Юрий Смолич, роман «Ревет и стонет Днепр широкий». М., 1966 г., с. 626).

Так за что боролись? И в семнадцатом, и в сорок первом сознательные, дальновидные граждане шли в бой за Независимость от… Дженкинсов, и от тех, кто Дженкинсам мог бы нас продать. Чтобы все, что заработали трудяги для собственной державы, на здоровье ее народов и было потрачено. Чего абсолютно не понял вроде умный, но из-за своей алчности недальновидный, наглый и политически малограмотный Богатырчук.

Недавно Путин в Госдуме признался, что нынешние нувориши заложили под кредиты в зарубежные банки даже… российские стратегические предприятия. Теперь народу их предстоит выкупить. Наши предприятия оборонного значения обменены на частные виллы, яхты, личные лайнеры… А гражданам России надо опять затянуть пояса, чтобы компенсировать самим же себе такие глобальные потери.

Круг замкнулся. Страна вновь вернулась к ситуации, когда мистер Дженкинс нам улыбается теперь куда больше, чем прежде, ибо почти все месторождения России ей полностью уже не принадлежат.

Перед моим отлетом из Канады автор газеты Леон Воловиков сказал:

— Вы думаете, что Андрей Петрович такой однозначный? Э-э, нет! Когда прилетел в Оттаву Ельцин, он вышел в центр города с лозунгом на русском языке и английском: «Банду Ельцина под суд!», «Ельцин, вон из Канады!».

Я оглядела улицу и представила, как стоит старичок на дрожащих ножках около Королевского замка и упорно держит плакат, смысл которого никак не совпадает с задачами крутого буржуазного государства, в котором ему выпало жить, и с каким удивлением на это реагировало местное общество.

— Знаете, как тут бесились те, кто удрал из СССР? Он же на старости лет… всем наперекор. А Канада еще вся рукоплескала Ельцину…

— Неужто?

— Андрей Петрович газеты из России все время читает, и наконец-то разочаровался в американской демократии. Особенно когда понял, чем янки опасны для его правнуков.

В общем, хозяин дома, у которого мне пришлось гостить, через множество своих терний и страданий наконец-то понял: хочешь иметь потомков, защищай свою Родину. В молодости Андрей Петрович от этого увернулся, а обязанность эта и в старости его догнала. Да так дожала, так в клещи взяла, что хоть на стенку кидайся, а что-то делай, ибо внуков и правнуков своих он любил каждую секунду.

Обдумывая его жизнь, мне хочется пожелать, чтобы и наш народ скорее бы обрел зрение… дальнее. Очень дальнее. А не то, из-за которого виден над горизонтом — лишь один день… Одно деревце либо один холм.

Великому нашему Народу — великое и объемное зрение! Во всех предстоящих сражениях. Когда буквально каждому человеку придется отвоевывать под солнцем и рабочее место, и свою судьбу. У хищников всех мастей и стратегий. Своих и чужих.

 

МОСКОВСКАЯ ЛИ ЭТО САГА?

Как-то прошелестели на телеэкране две кинобеллетристики — «Московская сага» и «Дети Арбата». Сюжеты двух фильмов просты, как стакан кефира: «дети Арбата» — ангелы, поступают архиверно, ни в чем не виновны перед Родиной, а тиран Сталин их, розовых и, как зайка, пушистых, ни за что… сажал. Ах он змеюка!

В фильме «Московская сага» не поймешь, чем занималась главная героиня телероссказни — жена маршала Градова? Реплики ее — не ко времени смелые, совершенно не соответствуют той строгой эпохе. К тому же одета героиня очень по-киношному, с намеком на западный фарс, а вовсе не так, как одевались до войны и после нее наши трудолюбивые матери и скромные бабушки.

Веронику сажают в концлагерь вместе с мужем за то, что Градов якобы козырнул на фронте полякам, сторонникам маршала Андерса. Тем самым, которые не захотели воевать на территории Советского Союза, а когда Сталинград заливало кровью, спокойно продефилировали по Волге с оружием в руках на баржах в Иран, чтобы соединиться там с буржуазно ориентированными польскими частями.

После освобождения из концлагеря Вероника Градова еще хороша красотой неизработанной на тяжелых работах женщины, роскошно одета, великолепно причесана, пошловата, чувствуется, что ей неведом какой-либо труд. Героиня, кажется, нигде не работает, ничего не создает, но спеси в ней — полные щеки, а уж критики на то, что создают иные, ну, полные кишки!

В общем, перед нами высокопоставленная, воинствующая, гламурная, глянцевитая домохозяйка. И вот такую бездельницу (по сценарию фильма) почему-то кидается спасать чуть ли не весь флот США и американское посольство в лице его воровато слоняющего по московским улицам представителя, влюбленного, видите ли, в эту ничего не представляющую собой особу. Что ж, любовь свершается не по соседской логике и предсказуемой быть не может.

Но Вероника… она ж не любит американца… Однако мгновенно кидается в его супружеские объятья, как только слышит льстивые фразы о своей кукольной мордочке.

Брак, основанный лишь на шкурном расчете, естественно, обрушился, правота и необходимость его опровергнуты дальнейшей логикой событий в самом фильме. Тогда во имя чего на экране этот никчемный огород городили, коли сюжетная линия — не ценнее мгновенно разлетающегося одуванчика? Чтобы показать, как значимы были для чужой державы «дети Арбата»? У нас уже было время увидеть, для чего они в Истории были нужны. Чужие державы всегда нуждаются в агентах, которые воплощали бы их свинство в других странах.

«Дети Арбата» понадобились враждующей стороне как бревна, которыми вышибали ворота в нашем социалистическом стане. Дети Арбата из породы тех, кто еще в древности во время осады крепостей открывал ворота врагу.

Один из знакомых мне диссидентов, отсидевший когда-то в Потьме, был депортирован в Израиль, затем перебрался в США, где столь же рьяно занялся было наведением порядка. Михаила в Нью-Йорке тут же арестовали, защелкнули на руках наручники. Полицейские ушли в другую комнату, а ретивый «блюститель антисоветской маниловщины» услышал неожиданное:

«Неужели эти сволочи и у нас будут вытворять то же самое, что и в СССР?»

Может, более позднее поколение Градовых, отцы и матери «детей Арбата», патриотичнее? Мэри Вахтанговна Градова, жена знаменитого врача, которую скверно сыграла Инна Чурикова, в ее исполнении — это более чем странная особа: весь телесериал, будто старорежимная барыня с картины «Все в прошлом», непрестанно сидит в кресле-качалке. В фильме супруга высокопоставленного медицинского аппаратчика, хозяйка большого двухэтажного дома, похожа на ленивую барыню, чванливую жену чиновника императорских времен, забывшую как-то, что живет она в советской стране, а не на даче господина Столыпина.

Опять же… кем работает Мэри Вахтанговна? Какая у нее профессия, что сделала для Родины? Выходит, и эта домохозяйка?.. Но и хорошая хозяйка в ней не читается: в доме — работница Агаша… Барыня так насмешливо и презрительно к ней относится, особенно в минуту личной трагедии Агаши, когда ее предал дорогой человек, так пошловато обещает найти ей другого, что видишь: отношение к молодой женщине у нее — как к домашнему попугаю. Барство, которое молью сидит на Мэри Вахтанговне, превращает ее в фильме о советской эпохе в никчемную индюшку.

Актриса Инна Чурикова после съемок фильма сказала о героях этого телефильма: «Там все нужны, необходимы, там все любят друг друга». Что нужны — это точно, а насчет любви… Судя по отношению к Агаше, человеку из народной глубинки, стоящей на низкой ступени социальной лестницы, все далеко не так.

Актриса (может, в пылу профессиональной самонадеянности), не нашла интересных изобразительных средств для образа жены советского врача, которой в первую очередь следовало быть великой трудягой, чтобы в трудных условиях того времени создать хороший быт для своих детей и творческую обстановку для мужа, солидного научного светила.

Глядя на главных героев фильма, понимаешь, насколько Василий Аксенов не любит простых людей, особенно тех, кто не болеет космополитизмом да манией собственного величия. Но откровенно об этом сказать не решается. Однако в уста простой русской женщины, полюбившей маршала Градова, вкладывает такую уничижительную оценку самой же себя: мол, «я понимаю, что я тварь дрожащая, я тебя не стою, но…». Диву даешься, как это перекликается в веках с Библией, написанной, конечно, с точки зрения иудейских господ, мол, и «собакам перепадают крохи с господского стола»…

Почему же, спрашивается, молодая очаровательная женщина не стоит решившего подгулять на фронте женатика? Почему это медсестра не стоит маршала? Что это за мужской авторский шовинизм? И почему Тася, даже придя на могилу Градова, дрожит от страха перед возможной встречей с всесильной Вероникой?

В этой кино-дем-агитке чувствуется классовое презрение к простым людям, которые изображены в ней недалекими, недотепистыми, без высоких планов и перспектив, а главное, насмерть неосведомленными в том, что, видите ли, открылось «отцам, матерям и детям Арбата».

Мэри Вахтанговна, ко всем ее недостаткам, еще и врет, как сивый мерин, врет так, как хотелось бы автору и как врала в жизни когорта его друзей той эпохи. Выслушав имена арестованных врачей, героиня фильма восклицает: «В списке все евреи!».

Насчет жертв-евреев… Это давно известный прием и надоевшая уже всей людской цивилизации спекуляция на националистической основе. В Аргентине в середине прошлого века арестовали группу банкиров за махинации, позволившие разбогатеть владельцам банков, но подорвавшие финансовую систему страны, что привело к полному обнищанию населения, как и у нас во время дефолта 1998 г. Среди арестованных оказалось несколько финансистов еврейского происхождения. И тут же в сотнях средств массовой информации по всему миру поднялся ор, что финансистов арестовали лишь потому, что они евреи.

То же самое на наших глазах произошло и с господином Гусинским. Стоило его прижать в России за финансовые гадости, как газеты прямо-таки надорвались от вопля, что Гусинского, главу Еврейского Российского Конгресса, преследуют не за то, что он жулик, а за то, что еврей.

Когда арестовали Гусинского в Израиле, активный строитель благополучия лишь своей семьи, мадам Боннэр, как выразилась в Интернете автор Таллерова, старуха с лицом Чикатило, горько заметила, что она не знает, как помочь «русским евреям» в Израиле. Когда арестовали Гусинского в Греции, мадам быстро встрепенулась и опять прокричала давно известное как можно арестовывать олигарха, бывшего главу Еврейской общины, ведь из-за этого поднимется антисемитизм в… России.

Так и с врачами сталинской эпохи… Они же в профессиональном плане, видите ли, с точки зрения демократов, непогрешимы, с огромными званиями, а оказались в тюрьме лишь потому, что… евреи. Хотя в том подлинном списке арестованных, как и в аргентинской ситуации, «делегация» была смешанной.

А коль в списке только евреи, как утверждает Мэри Вахтанговна, в том числе, и ее собственный муж, значит, перед нами не московская сага, а история еврейской диссидентствующей семьи из Москвы. Профессорская семейка получила от советской страны все блага, учила бесплатно в институтах своих детей и родственников (что на Западе стоит огромных денег), имела огромную дачу в Кунцево, хотя рабочие в это время ютились в бараках, но все время держала кукиш в кармане.

И на такой вывод автор сценария и создатели фильма напросились сами: перед нами на экране разворачивается националистическая еврейская сага в изложении удравшего из СССР сиониста, которому принадлежат оскорбительные высказывания о нашей стране: «Я рад, что Гайдар дал хороший пинок матушке России». («Комсомольская правда». 12.08.1993 г.). «Я сам торчал на куче разных вещей, заимствовал, и все такое — это нормальный переход из одной стадии в другую. Вообще можно представить себе, как Россия будет распадаться на княжества, а Украина их будет по одному поглощать, а что, почему бы и нет? Нормально» («Новое русское слово», 8.01.1999 г.).

Однажды по телевидению показали митинг из США, на котором Василий Аксенов признался, что ему дорога иная страна пребывания: «Здесь, в столице нашей родины на Брайтон-Бич…» (звучало по НТВ в 8 ч 05 мин 19 09.2000 г.).

Так что советская эпоха сталинского периода показана чужими глазами, злым умом и нечестным сердцем. Про такого человека у всех народов говорят одно: негодяй за прошлое ничего не дает.

Кстати, там, в столице его новой родины на Брайтон-Бич, за медицинские ошибки врачей тоже сажают, тем не менее из уст Аксенова возмущенных воплей по этому поводу не слышно.

«Отвратительная инквизиция в сфере здравоохранения», — сообщают американские газеты: «Известный медицинский специалист-исследователь, доктор наук и дипломированная медсестра, Хальда Кларк, была арестована в своем доме в Сан-Диего. Д-р Кларк — автор нескольких вызвавших бурную полемику популярных книг, в числе которых можно назвать „Исцеление всех видов рака“ и „Исцеление СПИДа“ (Hulda Clark, „The Cure For All Cancers“, „The Cure for HIV/AIDS“).

Д-р Кларк была арестована в купальном халате, в возрасте 71 года, по обвинению в попытке скрыться от властей, и провела 16 суток в камере предварительного заключения в городе Сан-Диего, в Калифорнии. После этого ее буквально „доставили“ в Индиану на заднем сиденье автомобиля, проехавшего 3500 км за полтора дня.

В чем состояло ее преступление? Закончив медицинские исследования в университете, в которых она участвовала после получения степени магистра в двадцатилетием возрасте, г-жа Кларк приступила к своим исследованиям рака и СПИДа. Но, как мы уже видели, такие исследования не дозволяются. Как только разработанные ею методы лечения начали помогать больным, правительство штата Индиана приставило к ней двух тайных агентов-следователей…

Почему идеи доктора Кларк настолько опасны? Они ведь основаны на здравом смысле, и их практическое применение не требует огромных затрат на дорогие фармацевтические препараты. Ее основное положение заключается в том, что иммунная система человека не способна справляться с ежедневным притоком токсичных веществ, бактерий, вирусов и паразитов. Для того, чтобы помочь иммунной системе бороться с заболеванием, необходимо ежедневно выводить из организма ослабляющие его вещества и вредителей.

Д-р Кларк была освобождена под залог, и в настоящее время ожидает суда» («Новое русское слово», 22.09.2000 г.).

Да, а насчет профессиональных знаний светил из нашего советского прошлого… Почему они непогрешимы? Рядовой врач Лидия Феодосьевна Тимашук в угоду своему медицинскому начальству должна была не заметить инфаркт у члена правительства?

Из письма Лидии Тимашук Хрущеву…

«…Ведь мой первый сигнал был еще при жизни больного. И правильность моего диагноза „инфаркт миокарда“ была подтверждена патологоанатомическими данными вскрытия. На мои обращения и просьбы в ЦК ВКП(б) меня никто ни разу не вызвал. Прошу вас, глубокоуважаемый Никита Сергеевич, принять меня для личного разговора. Выслушайте меня!

С глубоким уважением и преданностью. При сем прилагаю электрокардиограмму-фотоснимок покойного Жданова А. А., сделанный мной до болезни и во время последних дней его жизни…».

Письмо датировано 22 марта 1956 года. Спустя несколько месяцев Хрущев выступил на XX съезде партии. И хотя выступление первого секретаря ЦК партии было закрытым, его содержание вскоре узнала вся страна: в нем персональное «посвящение» врачу Тимашук Лидия Феодосьевна получила под дых от Хрущева, который пошел на поводу у сионствующих: «Собственно, никакого „дела“ не было, кроме заявления врача Тимашук, — сказал он, — которая, может быть, под влиянием кого-нибудь или по указанию — ведь она была негласным сотрудником органов госбезопасности, написала Сталину письмо, в котором заявляла, что врачи якобы применяют неправильные методы лечения» (Валерий Бурт, «Клеймо Лидии Тимашук», Лит. газета, 2003 г.).

Уже за одну эту подлянку по отношению к маленькому человеку, обратившемуся к лидеру государства с просьбой признать ее профессиональную правоту, Хрущева следовало бы мгновенно убрать из Кремля.

Как видим, в деле врачей сажали не евреев, а тех, кто не пожелал быть верным клятве Гиппократа, кто свое невежество и равнодушие к больному выдал за профессорский уровень. И пожизненная травля Тимашук свидетельствует лишь о том, насколько сильным было ядовитое сионствующее сарафанное радио в одной только Москве, целью которого, как потом подтвердило время, было глумление над любым проявлением советского менталитета в человеке, над любым проявлением честности.

Фильм «Московская сага» — сага о той травле, свидетельство глумления иудствующей интеллигенции того времени над простым человеком, не достигшим высокого уровня на социальной и интеллектуальной лестнице.

Это и есть классовый шовинизм интеллигенции к своему народу, в наше время как-то еще не обозначенный в современной литературе.

И так ли уж глубоки и непогрешимы знания у медиков всех рас и наций? О чем говорит нынче мировая статистика? В США, к примеру, ежегодно до 100 тысяч человек умирают из-за медицинских ошибок. Доказательства? Пожалуйста…

«Президент Клинтон отдал распоряжение федеральным ведомствам принять меры, чтобы сократить число медицинских ошибок, из-за которых умирают десятки тысяч пациентов. Трагедии случаются, когда фармацевты выдают не те лекарства, которые значатся в рецепте, или ошибаются в дозировке. Грубые ошибки больничного персонала нередко приводят к смерти пациента.

Белый дом серьезно отнесся к рекомендациям, содержащимся в отчете Национальной академии наук, обнародованным на прошлой неделе. В отчете говорится, что число ошибок можно сократить как минимум вдвое, если органы здравоохранения будут собирать и анализировать информацию о них. В 20 штатах практикующих врачей и больницы обязывают сообщать о медицинских ошибках.

Как отмечает газета „Нью-Йорк таймс“, у федеральных властей есть мощный рычаг воздействия на медиков, поскольку администрация полностью или частично субсидирует многие больницы, дома для престарелых и другие медицинские учреждения. По замыслу Белого дома, каждая медицинская страховая компания, обслуживающая федеральных служащих, должна предпринять решительные меры, чтобы снизить вероятность ошибок» («Новое русское слово», 08.1999 г., Нью-Йорк).

«С 1935 по 1975 год 63 тыс. шведских граждан (из них 95 процентов — женщины) были подвергнуты принудительной стерилизации, — сообщает далее г-та „Новое русское слово“, (5.05.2000 г.). — К такому выводу пришла комиссия шведского правительства по расследованию правонарушений в области медицины после трех лет работы.

Принудительной стерилизации подвергались лица, чье здоровье или национальная принадлежность не устраивала надзирателей от медицины, озабоченных чистотой скандинавской крови. Считалось, что не следует иметь детей цыганам или людям, чьи родители принадлежат разным расам. Женщин не выписывали из больниц до тех пор, пока они не соглашались на стерилизацию, девушкам в случае отказа не давали заканчивать учебные учреждения».

«Есть и банальные проблемы, как, например, плохой почерк вашего лечащего врача. Из-за этого фармацевты долго крутят перед глазами рецепт, пытаясь разгадать, какую дозу он „накалякал“ —10 миллиграмм или 10 микрограмм. Иногда даже название лекарства трудно разобрать. Слишком много лекарств имеют схожие названия. Их легко спутать. Скажем, есть болеутоляющее средство селебрекс или антиспастическое лекарство — серебикс. Нарканом лечат от передозировки морфия, а норкуроном воздействуют на мышцы дыхательной системы.

Много проблем связано с бурным ростом медицинских технологий. Врачи нередко не успевают следить за новшествами диагностической или лечебной аппаратуры и часто нажимают „не на ту кнопку“.

Большинство врачей, получив однажды лицензию, дающую им право практиковать, не проходят регулярную переаттестацию, подтверждающую их профессиональный уровень. А эксперты настоятельно рекомендуют открыть федеральный Центр безопасности пациентов» («Новое русское слово», Нью-Йорк, 1.12.1999 г.).

«В ходе лечения президента Словакии Рудольфа Шустера медики допустили ряд грубых ошибок, едва не стоивших ему жизни. В этой связи в отставку подал министр здравоохранения республики Тибор Шагат… Состояние здоровья Шустера… его постепенно отключают от приборов искусственного дыхания» («Новое русское слово», 7.07.2000 г.).

Тогда где же романы, созданные нашей диссиденствующей интеллигенцией, о судьбах врачей, преступно и халатно относящихся к своим несчастным пациентам, живущим вокруг поместья Аксенова в местечке Фейрфакс под Вашингтоном?

Впрочем, что-то Аксенов и на Западе пишет, но определяет свое нынешнее творчество как «Новый сладостный стиль: Вашингтон — Париж — Женева — Тель-Авив — Москва — Самара — Лахти — Висью — Стокгольм — Париж — Вашингтон — Гринелл — Вашингтон — Флоренция — Москва — Вашингтон — Москва — Самара — „Иван Кулибин“ — Париж — Пер-Лашез — Альпы — Ницца — Париж».

А сотрудники вышеупомянутой американо-иерусалимской газеты подобное космополитическое творчество обозначили как: «Бруклинский Легально Иммигрантский натурализованный кошерно-обработанный мюзик-холл. Бруклинско-Ленинградская Интернациональная Нееврейски-Криминальная обалденная Мишпуха» («Новое русское слово», 8.01.1999 г.).

Как видим, дело не в «бруклинско-обалденной мишпухе», и даже не в судьбах врачей сталинской эпохи, а в том, чтобы скомпрометировать на экране систему советской общенародной собственности, доходы от которой в руках государства шли всему народу, а не только выскочкам. По всему миру Моссад и ЦРУ добивают страны, отдельные организации и группы людей, собравшихся под единую крышу во имя более справедливой, нежели частная лавочка, коллективной собственности, и не оттуда ли поступил заказ, а может, и деньги на такую дем-агитку, как «Московская сага»?

А вот что рассказывает американская газета на русском языке о реакции бывшего главы израильского «Моссада», кстати, дяди Леонида Млечина, любящего давать по телевидению всякие «Особые папки» (откуда только, из каких спецслужб эти папки?) на московское «дело врачей»:

«Исер Харел родился в 1912 г. в Витебске. В 1922 г. вместе с родителями переехал в Латвию, в 1930 г. эмигрировал в Палестину. Вступил в ряды военизированной организации „Хагана“, которая занималась защитой евреев, живших в Палестине. В 1948 г. после провозглашения независимости Израиля назначен руководителем службы внутренней безопасности „Шин-Бет“. В 1952 г. до 1967 г. возглавил „Моссад“.

— Как вы интерпретировали „дело врачей“? Какие сделали выводы?

— Подобный процесс мог инициировать только психически ненормальный человек. Сталин был диктатор, его поведение непредсказуемо. В Тель-Авиве был страх за судьбу советских евреев. Могли начаться погромы и высылки… Единственно, чем мы могли заниматься, — это отправкой в СССР молитвенников для синагог» («Новое русское слово», 5.10.1999 г.).

Ох, и лукавит глава Моссада, когда говорит, что отправляли в СССР только молитвенники. Отправляли вместе с ними и сионствующую идеологию. Спустя некоторое время Голда Меир рассказывала, что у нее, первого израильского посла в СССР, были со Сталиным хорошие отношения. Как-то она пришла к нему и сказала, что многие евреи хотят выехать в Израиль. Сталин ответил, что нет, никто не хочет. Тогда Голда Меир пошла к синагоге и собрала список из 10 тысяч имен. За это теперь ее хотят в Израиле судить задним числом. За глупость. За то, что она отнесла этот список Сталину. Западные газеты свидетельствуют, что вождь ей тогда сказал: «Хорошо, замечательно, вот какие у вас хорошие евреи. И выгнал ее. И начал репрессировать евреев» («Новое русское слово»).

И этот автор лукавит, не все договаривает. Под репрессии попадали, как уже было сказано, люди всех национальностей. Но разведке Израиля с ее нечистоплотными целями необходимо было вырвать из Советского Союза один миллион, как известно, высокообразованных людей, чтобы заполонить ими в Палестине выхваченные из рук других граждан земли и дома. Для этого и шантажировали весь мир тем, что Сталин был, видите ли, параноиком, оттого и преследовал бедных евреев.

Зарубежные разведки через своих агентов бессовестно завышали цифры репрессированных и специально нагнетали обстановку в нашей стране, возможно, даже и на евреев забрасывали в органы анонимки. Израильской разведке нужны были жертвы среди еврейского населения и, скорее всего, она это успешно выполняла. Да и граждане так ли уж были, как Элиза, невинны?

В Израиле вышел в двухтомник «Сионистское подполье в СССР», в котором диссиденты еврейского происхождения откровенно рассказали, как они раскачивали лодку в нашем доме, как удачно натравили на свою Родину (во имя мифической) всех приезжавших в СССР западных корреспондентов, как американским евреям удалось пробить в США закон Джексона — Вэника, который несколько десятилетий вредил даже буржуазной России в торговле с Америкой.

В общем, чего только диссиденствующие не вытворяли в Советском Союзе ради будущих орденов в Израиле и будущих пособий в Америке? Правда, потом американские евреи с нашей советской проворной еврейской голытьбой, наконец-то вроде бы дорвавшейся до халявного чизбургера, не очень-то общались и открыто презирали их.

Диссидент Жорес Медведев, биолог по профессии, историк по призванию, признается:

«Почему же в мире возобладала теория еврейского геноцида в СССР?

— Это было очень важно с точки зрения сионизма: необходимо было убедить евреев, что в СССР для них места нет. Поэтому надо, чем скорее, тем лучше, уезжать на историческую родину в Израиль.

— Нельзя не признать, что антисемитизм в СССР продолжал развиваться и после смерти вождя. Евреям не давали занимать руководящие должности, не выпускали за рубеж, сажали за идеологические преступления.

— Это был замкнутый круг. Запрет на выезд из СССР, естественно, подхлестнул у евреев сионистские тенденции, желание во что бы то ни стало уехать и, соответственно, антисемитизм у властей. Евреев старались „не пущать“ на руководящие должности из-за боязни того, что они могут уехать и увезти с собой какие-то секретные сведения, вызвать в мире волну антисоветизма и т. д. Но все эти попытки властей носили ограниченный характер. И в послесталинскую эпоху евреи в СССР продолжали играть очень весомую роль в общественной жизни страны.

— Значит ли это, что антисемитизм — явление непреодолимое?

— Нет. В СССР после Октябрьской революции вся идеология была направлена на то, чтобы создать новое общество с единой нацией по типу американской. Если бы такая политика продолжалась еще лет 50–70, то „единая общность — советский народ“ действительно была бы создана. Сами евреи в этом процессе ассимиляции всех наций, в том числе и своей, активно участвовали и поддерживали» («Аргументы и факты» № 51,2003 г.).

Жорес Медведев в том же интервью: «Считается, что все проблемы евреев после Второй мировой войны были связаны с патологической ненавистью Сталина к евреям, что он возвел антисемитизм в ранг государственной политики.

— Ни антисемитом, ни тем более юдофобом Сталин не был. Юдофобия — это болезненная ненависть к любому представителю еврейской нации. Так, в любой своей речи Гитлер и его ближайшие соратники что-нибудь да говорили по „еврейскому вопросу“. Удержаться от этого они просто физически не могли. У Сталина этого не было. Нет ни одного высказывания ни в официальных его выступлениях, ни в архивных документах, которое можно было бы процитировать как антисемитское.

— Тогда как же быть с убийством в 1948 г. великого артиста Михоэлса, расстрелом членов Еврейского антифашистского комитета, „делом врачей“, начатым по инициативе Сталина?

— …Антисемитизм властей стал как бы реакцией на две достаточно массовые произраильские демонстрации московских евреев возле главной синагоги в октябре 1948 г., связанные с посещением ее послом Израиля в СССР Голдой Меир».

Процесс по делу врачей-отравителей был назначен на 15 марта 1953 г., а за 10 дней до того — Сталина не стало. «Только смерть кровавого диктатора Сталина спасла миллионы евреев Советского Союза от гибели». («Новое Русское Слово», 16.08.1999 г.)

Как видим, немало разведок мира разжигали пожар в Советском Союзе. И когда спустя полвека постановщики фильма «Московская сага» позволяют персонажу фильма Мэри Вахтанговне заявить явную ложь, что среди арестованных врачей, мол, были одни евреи, сразу видишь, откуда ослиные уши торчат, значит, выгодно еще какое-то поддерживать подобный миф. Израилю, как и прежде, нужно пушечное мясо. Для этой же цели существуют в России в Подмосковье молодежные бейтаровские лагеря, куда затаскивают парней, даже если у них еврейский дедушка или бабушка лишь в пятом или в шестом поколении.

А теперь опять вернемся к делам врачей, которые описаны в западной прессе.

«Но вспомним, в 50-е годы психиатры посадили планету на сильные транквилизаторы, — говорится в брошюре „Психиатрия. Мошенничество. Предательство“ (Лос-Анжелес, „Гражданская комиссия по правам человека“, 1999 г.), — а потом выяснилось, что они настолько опасны, что их сравнивали с химической лоботомией. В 60-г, 70-х большие надежды возлагались на слабые транквилизаторы, а затем мир узнал, — правда, уже слишком поздно, — что они вредны и вызывают привыкание. Далее пришло время „безопасных и эффективных“ антидепрессантов СИВС, — а сегодня мы переживаем беспрецедентный рост насилия и самоубийств, хорошо известных побочных эффектов этих препаратов».

Выглядит ли Сталин в свете вышеизложенного как психически ненормальный человек? Или за высказыванием Исера Харела торчат те же самые уши, те же самые приемы, на которые ловкие интриганы от политики так любят ловить граждан-простаков во всем мире, когда втюхивают нам за пострадавших — элементарное жулье, да еще по национальному признаку?

Ну, коль и в Америке полно врачей-отравителей, то по какому праву их не хватают за руку, почему они продолжают травить уже все человечество? Деятельность подобных «светил» связана с большими доходами и выгоднее их не трогать? Нынче мы в собственной стране не видим ли врачей, крадущих органы из человека еще при бьющемся пульсе, ворующих детей в клиниках и продающих их в другие страны, даже понимая, что кое-кто из этих ребятишек пойдет на органы?

Отчего же наша по-прежнему диссидентствующая интеллигенция не пишет об этом трагические романы, не ставит душераздирающие фильмы, не сочиняет стихи от имени всех погибающих младенцев? Положенные на музыку стихи об умирающих малышах, у которых изымают органы, исполнили бы в строгих черных одеяниях все капеллы мира! Они были бы мощным ударом по нынешнему технократическому капитализму с его лицом беловоротничкового мародера, ободравшего уже до ребер 180 советских народов, еще недавно сытых и благоустроенных.

Но создать такие произведения — значит сунуть кулаком в морду… себе же, по своей новой устроенности, по своей буржуазной хищной сути. Поэтому лучше и доходнее забраться на «территорию мифа» (по выражению писателя Саида Багова), тем более, очень давнего, и бесконечно качать из него, будто из нефтяной вышки, свои доходы.

Хотя, конечно, происшедшее еще не изучено и в нем немало подводных камней. Во-первых, 53 процента репрессированных — это материально ответственные лица, руководители, имевшие причастность к материальной ответственности. Так что «дети и внуки Арбата» при глубоких раскопках еще могут натолкнуться на наличие воров и насильников в собственном же роду.

В России более или менее изучена история Рябушинских. Главой клана Рябушинских стал горный инженер Павел Третий. Но «Дело» осталось в России. В Париже никакого дела у Рябушинских не было. И завести, начать сызнова все, не получалось — не было на Западе рабского, как в России, подчинения хозяину. Потому и заметался, будто волк в клетке, Павел-Третий Рябушинский в поисках силы, способной удушить большевиков и вернуть ему все утраченное. Отсюда и кинутый им лозунг в газете «Возрождение»: «Необходима война против СССР!».

Из доклада С. М. Кирова: «П. П. Рябушинский разразился в рупоре эмиграции — газете „Возрождение“ — программной статьей, призывающей к крестовому походу против Советской России. Этот головорез предлагает свои миллионы награбленных русских рублей вложить в вооружение безработных Европы и отправить их на уничтожение большевиков в СССР. Капиталистам Европы, вложившим свои деньги в эту, как утверждает П. П. Рябушинский, „наисправедливейшую войну“, головорез гарантирует прибыль в 500 %!». (Из книги «Последний скит», Лев Смоленцев, Коми книжное издательство, 1989 г.).

То есть за убийство наших отцов и матерей русская буржуазия на Западе предлагала наживу. «Рябушинский сомкнулся с германским фашизмом и вложил последние миллионы русских золотых рублей на подготовку войны против Советской России» (Лев Смоленцев, «Последний скит»).

В Канаде меня привезли в дом к человеку, о котором я ровным счетом ничего не знала. Хозяйке я подарила купленную на Арбате расписную кухонную доску.

— Яка гарна! Спасибочки, — произнесла она и в жаркий полдень подала бокалы с прохладной ананасовой водой.

Все удобно устроились за столиком во дворе, неподалеку цветник, дальше — подвязанные к палкам кусты алеющих помидоров. Лучшего сорта: бычье сердце. Рай…

Хозяина дома, рослого здорового мужчину, вдруг потянуло на воспоминания о том, что он делал в России, в которой с отличием еще до войны окончил десять классов. Но вот случилась эта, проклятая, и через месяц после прихода немцев прибыл на Кубань в немецких погонах генерал Краснов. Отец Дмитрия, бывший сослуживец белогвардейского генерала во время гражданской войны, тут же рванул под фашистско-красновские знамена и увел из семьи старшего сына.

Вначале задание Краснова было несложным: охранять знаменитые винные погреба в Новочеркасске.

— Мы с отцом ночами не спали, винтовки из рук не выпускали!

— Дмитрий Иванович, — удивилась я, еще не врубившись в ситуацию, — вы от фашистов охраняли склад?

— Нет…

— От мужиков, которые вырастили виноградники, а потом сделали это вино?

— Ну да, — спокойно ответил Дмитрий Иванович. — Дай им волю, так разворовали бы все!

— А что плохого в том, что они в войну утянули бы 2–3 бутылки и поменяли бы их на хлеб? Для детей?

Под теплым небом в окружении роскошных георгин мы оба в то мгновение еще не догадывались, что всю жизнь, не зная друг друга, были лютыми врагами.

Дмитрий Иванович поправил на себе майку и похвастал:

— Я боролся с режимом!

— С каким?

— Со сталинским!

— Вы стреляли в вывеску со словами «сталинский режим» или в живых людей? — изумленно спросила я и объяснила, почему он был неправ: — Вы же могли попасть в моего отца…

— Он что, воевал? — смутился вдруг Дмитрий Иванович.

— Конечно.

— Он живой?

— Погиб. На войне.

Хозяин дома с красивой русской фамилией Журавлев, произнесешь которую и видишь над головой улетающий клин, потемнел лицом, а рядом поигрывала доской в руках его жена, как я потом узнала, лютая бандеровка. Такая лютая, что впоследствии не раз лупила и собственного мужа.

— Вам не кажется, Дмитрий Иванович, что ваш отец неправильно ориентировал вас в жизни?

— Как так? — искренне удивился он.

— Вы ушли из страны в 1943 году, когда началось наступление наших войск под Сталинградом. Когда вы в следующий раз увидели свою мать?

Он опустил голову, выдавил неохотно:

— Уже в могиле. Лишь год назад я впервые был в России.

— Почему тогда вы ее с собой не взяли?

— У нее же были маленькие дети… — дал он какое-то странное, инфантильное объяснение.

— Почему только у нее были дети? Это же ваши братья, ваша мать… Каково ей потом жилось с детьми в русской деревне, когда все знали, что она… жена и мать ушедших с фашистами? Ее же бабы, потерявшие в войну мужиков, сыновей, отцов, заклевывали… Когда она умерла?

— В 1948 году.

— Значит, ваши братья росли в детдоме?

Дмитрий Иванович в фильме-самопале, который сделала его дочь, с гордостью поведал о том, как он в Апеннинах расстреливал итальянских партизан, в отрядах которых были и советские люди. Не от его ли пули погиб в Италии знаменитый могучий русский красавец Федор Полетаев, волею военной судьбы оказавшийся в итальянских горах?

В ту минуту, когда я сидела во дворе матерого в прошлом фашиста, я не догадывалась, что из Советского Союза в Канаду, как правило, после войны подваливали только диссиденты, только подонки нашего общества, с местечковым плохоньким умом, ангажированные лишь на скверные рассказы о нашей жизни. По этой причине Дмитрий Иванович, приняв меня за «человека из своих, хоть и оттуда», сразу же раскрыл все, чем жил и дышал прежде. А дыхание это, несмотря на Нюрнбергский процесс, по-прежнему было скверным. Рядом же все еще поигрывала доской его жена. С таким же омерзительным настроением.

Что там «Смерш» в биографии этой женщины? Бойцы «Смерша» рядом с нею просто бездельничали в войну. Она переиграла все разведки мира, когда сбежала от немецкого бауэра и, виляя между полями и деревнями, между фашистами, которые в конце войны развешивали дезертиров на деревьях, как бельевые прищепки, между русскими частями, которые якобы сразу отправляли в Сибирь обнаруженных советских пленных, тайком, имея компас лишь в голове, добралась-таки до своей родной деревни на Западной Украине. Но прожила там не более суток. Увидев, насколько разрушена вокруг вся жизнь, поняв, сколько еще придется дома работать и нуждаться, чтобы все восстановить, эта очень ловкая женщина, опять меж боями, в гнезде яростных мировых заварушек, невидимой тенью пролетела между всеми штирлицами мира и опять вернулась к… бауэру. Затем совершила драп-марш в Италию, откуда перебралась в Канаду уже вместе с Журавлевым.

И я, гость с ненавистной, по их меркам, советской стороны, конечно же, в эту минуту им не нравилась. Мне эти люди, стрелявшие в собственный народ, тоже не нравились. Поняв это, мой провожатый спохватился, спешно начал прощаться.

Господа создатели лютых антисоветских агиток! Вы начали раскапывать могилы… Но в них может оказаться совсем не то…

Когда досконально, дотошно все будет изучено, а главное, честно, неторопко описано, вдруг окажется, что многие родственники диссидентов, сидевшие в сталинские времена, были не теми героями, за каких их нынче выдают.

Самым неожиданным образом могут обернуться дела «отцов и детей Арбата». Тут найдутся, подобно Рябушинским, сомкнувшиеся с германским фашизмом, недобитые красновцы, опустившиеся до расстрелов из-за бутылки вина своих же простых советских людей…

Александр Косухин, начальник «золотого эшелона», который Колчак хотел вывезти из России, пять вагонов с золотом — 1236 ящиков — вернул в освобожденную Казань. Через десяток лет на Печоре его столкнули с палубы парохода в ледяную могилу. Сотворить это мог только один из «отцов Арбата».

Герой романа Льва Смоленцева «Последний скит», в основе которого — «остроконфликтные ситуации времен исследования Печорского края», Пермяков Перфил Гордеевич, бывший председатель облисполкома Коми, тоже попал за колючую проволоку, но прекрасно знал, кто отправил его в лагерь, и через много лет потомку банкира говорит в романе об этом прямо в лицо:

«Твой папаша (Рябушинский Павел Павлович) с бывшим шеф-жандармом в наше ОГПУ не только на них „разоблачиловки“ подсунули. Выкашивали геологов, покушавшихся-де на „их“ Печорский край, поголовно. Начали еще при царе с Журавского. И меня не миновали. А за что?»

«…Ефремово злато… Зеленовское злато… уносил племянник Королевского Пингвина в лагеря для спасения нужных Рябушинскому и Чалову заключенных, попавших в лагеря помимо Чалова, но по его дьявольскому навету через тайные разведки европейских государств, заметенных повальной сталинской метлой. Зеленов, запущенный в геологоразведку Печерских лагерей, не скрывал от Иадора цель выноса частями золота Рябушинских:

— Во спасение Сталиным обреченных… Им дотерпеть до скорой войны надо».

Значит, рассчитывали, что в войну, уничтожив миллионы советских людей, вернут-таки свое барахло.

Как видим, во Вторую Отечественную советскому народу пришлось вести две войны: с Гитлером, а также с Красновыми и с рябушинскими, которые мгновенно примчались на кровавую тризну…

«Не дал мне Калинин такую сволоту к стенке ставить! Но ничего, дети мои поставят!

Сыч аж икнул, захлебнулся дымом от спокойной убежденности обреченного, выплюнул окурок и сжал побелевшими пальцами винтовку.

— К стенке! Ты? Меня?! — вскочил он с пня, целясь Пере в переносицу.

— Не я, так дети, — повторил спокойно Красный Пера, отирая рукавом реденькую предзимнюю мошку со лба, не поднимая глаз на смертоносный ствол. — Так будет, Шнырь. Скажем, вернут тебе твои полсотни десятин, мельницы… Чего там у тебя еще было?

— Маслобойка, коровы, кони, дом с низом кирпичным… — быстро стал перечислять Якуня, как будто и вправду бывший член ВЦИК волен вернуть ему „раскулаченное“, — лабаз, кошара…

— Ладно, — встал с колен Пермяков, подвигал плечами, корпусом, будя мышцы, поигрывая ими под ватником. — Хватит и того… Так вот, Сычев. У меня — ни шиша. Гол как сокол. Куда мне прикажешь деваться с детьми, с женой? К тебе в батраки? — смотрел в глаза Якуне Пера Пермяк и раскачивался корпусом, делая незаметные подвижки огромными „ЧТЗ“.

— Спокон веков так, — понял мысль Пермякова Шнырь. — На хозяевах землица-мати держится. На меня потопаешь — у меня и полопаешь. Но ты так не станешь. Ты из горла вырвешь!

— Возьму свое, Сычев. Возьму вырванное твоими отцами у моих отцов. Ты, сучий сын, за что своего директора анонимкой под расстрел подвел?! — крикнул Пермяков.

Якуню от внезапного разоблачения сковал мороз…

— На! — сунул патроны в карман куцей шинели охранника Пермяков. — К стенке тебя, гада, все одно поставят. Не я, так дети мои».

Вот этими словами из романа Льва Смоленцева и будет поставлена точка во вновь разгоревшемся споре между общенародной и частной собственностью на территории России. И прямым доказательством неправоты диктатуры частной собственности, неправоты «отцов, матерей, детей и внуков Арбата», их неостановимой, как и в царской России, алчности, являются обобранные нынче до последней нитки пенсионеры. А еще они из этой крошечной пенсии уже платят за медицину, вскоре и за ремонт домов вместе с подземными коммуникациями придется раскошеливаться, и скоро у них уровень жизни будет как у узников фашистских концлагерей.

Конечно, «дети и внуки Арбата» могут возмутиться: ведь наших отцов держали в лагерях, расстреливали, почему мы не можем заявить в истории о своей правоте?

Я искренне оплакиваю тех, кого за отличную работу во благо социализма засадили в концлагеря чужие разведки, кого оболгала глубоко законспирированная внутри страны агентура, кого посадили из зависти, кто случайно совершил политическую и человеческую ошибку.

Человечество — странный род. Когда ученые расшифровали архивы египетского царя Эхнатона, то схватились за голову: в них на восемьдесят процентов были анонимки и доносы. Сталина и большевиков тогда не было.

— Не можете вы отстаивать свою правоту! — возразят люди тем, кто сознательно корежил наладившуюся жизнь 180 народов, поджигал пшеницу, валил скот, подносил факелы к городским зданиям, не отдавал церковное золото государству, чтобы на него купить хлеб голодающим. Кому было не по душе, что к высшему образованию прорвались сыновья и дочери кухарок, значит, вакантных служебных постов стало меньше. Кто во время боя ушел к врагу, выдавал подпольщиков, выслеживал даже в концлагерях советских офицеров, чтобы подвести их под расстрел, и не только на немецкой чужбине. Кто делал все, чтобы рассорить и расчленить наши народы. Кто организовывал конфликты и резню в Армении, Карабахе, Азербайджане, Приднестровье, в республиках Центральной Азии.

Другие поколения будут точно знать, кто из нынешних демократов, правопреемников вчерашних белогвардейцев и власовцев, усердно служит иностранным разведкам, сдает наши ракеты Западу, кто столкнул нас в ледяную купель лишь ради того, чтобы легче жилось другим цивилизациям, чтоб косточками наших стариков и парней заполонить от угла до угла российские кладбища.

Это ли не репрессии? Уже целого народа… Без колючей проволоки. Когда в аптеке цена на лекарство не подлинная, а репрессивная. Когда в больнице нет тазов, простыней, шприцов. Почему же в Великую Отечественную хватало бинтов, лекарств, пенсий, пособий, госпиталей?

И цена на тепло в квартире нынче бесчеловечная. Да еще не смейте, мол, помнить советское прошлое, не смейте им восхищаться! Эти преследования памяти — тоже репрессии, изуверство в духовной сфере, когда и душа твоя обязана им во всем поддакивать. Так что «дети и внуки Арбата» буквально загрызли свой народ.

Детишки арбатские, остановитесь! Даже от ваших могил потом будет нести алчностью. И в будущем люди сотню лет будут обходить память о вас, как обходят квартал и кладбище прокаженных! А правда о ваших деяниях все равно прорвется в большой мир.

Недавно мой знакомый, вспоминая свое детство, жаловался, что шел он как-то мальчишкой по Арбату, плохо одетый, голодный, после войны мать одна двоих детей поднимала, отец как троцкист был арестован. Два милиционера на перекрестке, глядя на худого, плохо одетого, ребенка, толкнули друг друга в бок и рассмеялись, гляди, мол, вон быдло идет!

Николай Владимирович, нынче руководитель большого предприятия, нынче — активный демократ, хотя он и сын получили блестящее бесплатное высшее образование в Советском Союзе. «Лампочками Ильича» мой знакомый руководит неплохо, а вот не получилось сообразить, что там, на Арбате, сказали ему эту гадость проникшие в советскую милицию арбатовцы, потомки Рябушинских, отцы будущих реформаторов России по шкурному варианту.

Что могла я возразить Николаю Владимировичу, чем утишить его ненависть к советской власти? И вспомнилось, как на митинге, увидев меня с газетой «За СССР» в руках, из оцепления вышел красивый голубоглазый мужчина в форме высшего чина МВД, козырнул мне, наклонился и тихо прошипел: «А что у вас, у быдла, кроме высшего образования есть? Запомни, мы все у вас отнимем. Я из дворянских кровей, запомни!».

После этого красивый стройный мужчина, которому к женщинам бы на свидания бегать, а не говорить им гадости, спокойно вернулся к цепочке солдат и встал в ряду начальников.

Это тоже арбатовец: с его презрением к простому человеку, с его острым желанием задушить тех, кто не был лакеем, но кто, с его точки зрения, слугой на полусогнутых еще непременно будет.

Господа-создатели дем-агиток по мотивам враждебных нашим народам саг! Вы хотите внушить нам, советским, классовую неполноценность, мол, у вас лучше все получается? Мол, 70 лет были советские у власти, а что вокруг? Не забудьте, пожалуйста, о том, что ваши просидели на троне — тысячу лет, а мужик XX век в лаптях встретил, хотя уже давно работало лондонское метро.

«Горе побежденным, — сказал Ключевский, — потому что их биографию впишут в историю победители».

Не выйдет! Советская власть дала образование миллионам, и мы оставим свои воспоминания, новеллы и повести. Они расскажут о трагической судьбе 18-летней девушки, которой частные врачи, желая из нее пожизненно тянуть средства, поставили диагноз сифилиса, и девчонка покончила с собой. Вскрытие показало, что юная студентка была здорова. Наши очерки расскажут о торговле детьми и взрослыми, чего и в помине не было при советской власти. Они напомнят народам о миллионах беженцев.

Да, мы нынче на дне. Значит, видим больше, думаем больше, сострадаем другим больше!

Нынешние же фильмы по мотивам враждебных народу саг и есть, по Ключевскому, попытка переписать жизнь народов России под современных политических и литературных аферистов. Проглотит ли их народ, разберется ли в их сути, зажует и выплюнет ли, может, напротив, прогнется пред песнями мелкой шпаны, упорно выдающей себя за крупную? Или напрочь забудет о тех, кто действительно отстраивал государство, создавал мосты и фабрики, обустраивал доступные для всех больницы, давал каждому высшее образование, и даже самое высшее, что тысячелетиями было прерогативой жрецов, императоров, царских чиновников…

По-моему, забвения истины не будет, как бы близко оно, это забвение, не подкрадывались бы. Жизнь уже вскрыла грязную роль диссидентства — «детей Арбата» в обрушении Советского Союза, в установлении во всех бывших советских республиках диктатуры грабежа.

Проживающий ныне во Флориде писатель Вл. Нилов, наблюдавший диссидентов в Америке, с первой же минуты их появления в США, писал в 1977 г. в журнале «Свободное слово карпатской Руси»: «Диссиденты, эти гоголевские рыла, что рядятся в тогу вождей России и учителей человечества, окажутся беспомощными свидетелями кровавой бури, которую они, если им будет позволено, спустят с цепи».

Пророчество писателя сбылось.

Без Советского Союза российский буржуазный капитал сработал лишь на благо западного милитаризма. А когда и буржуазия вдруг останется в бикини, да еще по дороге на Воркуту, — народ тысячу раз исторически будет прав!

Режиссер фильма «Московская сага» Александр Борщевский после съемок сказал: «Жизнь, которая была связана с советской страной, уходит, исчезает. Мы должны с нею попрощаться».

Но последние события показывают: страна начинает прощаться с создателями подобных саг. В кино. Политике. В экономике. Потому что все, что они создают, лишено добра и миролюбия.

 

«СТОЛЫПИНСКИЙ» ГАЛСТУК

В Москве прошел Конгресс соотечественников.

Ради того, чтобы под Ельцина нарезать новое государство, миллионы людей были выброшены за порог Родины. Теперь во главе нынешней жизни — Путин. Что же он обещает тем, кого обобрали до нитки его предшественники?

Путин говорит: «Возвращайтесь»…

То есть произносит общие слова, но не добавляет, что Россия оплатит переезд, поможет с работой, дети будут бесплатно учиться в вузах, выделит квартиры, которых в новостройках только в Москве пустуют тысячи, откроет для временного и бесплатного проживания дворцы, клубы, общежития, а надо будет, так уплотнит тех, у кого излишки жилой площади, как это было во время Великой Отечественной войны. Коль в стране война, а беженцы — главный признак войны, значит, и отношение к людям должно быть по законам военного времени.

Распад государства — всегда результат войны. После первой мировой распались Австро-Венгрия, Россия, Османская империя. После «холодной войны» мировой олигархии против СССР, проведенной на территории Советского Союза руками внутренних врагов, за спиной которых стояли миллиарды Запада, распалась наша страна.

В этой еще одной Отечественной войне меньше всего стреляли пулями, тут взрывались идеологические и психологические бомбы такой мощности, что почти все население огромной страны по сей день головкой от контузии поматывает. Это подтверждает и яростнейший враг советской власти, перебежчик Суворов-Резун, сказавший, что «да, это жестоко по отношению к ветеранам, из-под которых мы выдернули всю их жизнь»… («Новое русское слово», 5.11.2000 г., Нью-Йорк).

И вот теперь враги государства — во главе государства, то есть во главе того окровавленного ошметка, который достался гражданам после обрезания территории. Что нынешние передельцы могут обещать тем, кто прежде был полноценным гражданином страны, а теперь стал бесправным далеким соотечественником? Что могут дать победители — побежденным?

На трибуну в присутствии Путина поднимались депутаты — женщины из бывших советских республик и униженно просили облегчить им жизнь, мол, буквари дайте, пособие… Вместо того, чтобы стукнуть кулаком по трибуне да рявкнуть на всю страну, мол, верните гражданство! Верните все атрибуты подло отнятого у нас человеческого достоинства!

И только одна женская просьба была в духе времени. Прилетевшая из Нью-Йорка княжна Юсупова, дедушка которой убивал Распутина, повернувшись на трибуне в сторону Путина, проникновенно и ласково попросила вернуть ей… особняк, а то что же, прилетает в Москву и в гостинице, видите ли, останавливается?

Гражданство княжне, едва говорящей по-русски, вернули без проблем, не то что советским гражданам из Казахстана, не имевшим никакой собственности, кроме Советского Союза… Это и есть «столыпинский» галстук, который захлестнулся на шее тех, кто никогда не был экспроприатором чужих зарплат, возможностей, чужих перспектив. Бывший военный министр России А. Н. Куропаткин уже в эмиграции признал: «Так плохо жилось всему русскому народу, до такой разрухи дошли правительственные слои, так стал непонятен и ненавистен государь, что взрыв стал неизбежен».

Тысячу лет Юсуповы, мещерские, оболенские жили по принципу, лучше всего выраженные в одном из сказов Павла Бажова: «Я главный хозяин — мне и получка вся! А вам — сколько выделю!».

Жизнь эту сладкую после 70 лет перерыва вновь выпала возможность продлить. И мировое сообщество встрепенулось. Только российские эксперты попросили принца Эдинбургского сдать анализ крови на ДНК, чтобы определить родство с теми костями под Екатеринбургом, которые демократы пышно захоронили, как этот шустрый джентльмен, супруг английской королевы, тут же объявил свое право на русскую православную собственность в Иерусалиме.

Ну и всполошились в РПЦ! Монахи мгновенно наняли палестинскую полицию, которая за руки-ноги стала выкидывать из православных храмов тех катакомбных старушек, которые покинули Россию до или в первые годы революции! Куда при этом делись религиозный этикет, желание не обидеть соотечественников? Возникла же угроза потерять доходную собственность! Тут иерусалимские служители православия проявили такую земную расторопность, что диву даешься! Не потому ли из этих же соображений патриарх отказался поставить свою подпись под актом признания екатеринбургских костей императорскими? Ведь на стреме уже стоят 150 семей, объявивших себя наследниками царя, живущих за рубежом и едва говорящих по-русски. В случае полного признания костей царскими они предъявят право на собственность богатейшего помещика Николая Романова, а это 100 млн га лучших пахотных земель России, нерчинские, алтайские серебряные рудники, Беловежская Пуща, Минводы, дворцы в Москве, Питере… Да еще недвижимость за границей и царское золото в зарубежных банках, общая стоимость которого ныне более 400 миллиардов долларов.

Царские похороны в Санкт-Петербурге очень нужны Немцовым, чтобы прославиться еще больше. Но что потеряет патриархия из-за этого признания? Видимо, будущие потери будут столь велики, коль в патриархии посчитались с фактом отсутствия на найденном в Ганиной яме черепе следа от удара саблей, полученного царем от японского подданного во время посещения Японии, и акт об идентичности костей отказались подписать. Задуматься же о судьбе народа, который в руках нынешних хозяев государства российского вновь превратился в бесправного батрака, конечно же, не захотели, коль в Государственной думе одним из инициаторов слушаний по возврату собственности является Алексий II. Задуматься же о будущем, в котором разгневанные батраки на полном основании могут вновь заявить о своих правах на имущество государства, в храмах тоже не пожелали.

И не менее важное. В 1930 году останки царя уже были захоронены. О чем сообщала газета «Новое русское слово» от 29 декабря 1930 г. «Сенсационное заявление ген. Жанена. Он заявляет, что останки царской семьи похоронены в Париже. Париж. — В книге французского генерала Жанена, которая выйдет на днях в свет, содержится сенсационное сообщение об останках русской царской семьи. Ген. Жанен, командовавший чешскими легионерами в Сибири, утверждает, что ген. Дитрихе, начальник штаба Колчака, вручил ему ящик и несколько корзин с останками и вещами убитой царской семьи.

По словам ген. Жанена, останки эти были обнаружены и собраны чинами армии Колчака в Екатеринбурге и отправлены затем через Сибирь в Пекин. Там было возбуждено ходатайство перед английскими властями об отправке их на транспорте в Англию. Ходатайство было отклонено. Тогда ген. Дитрихе обратился к ген. Жанену с просьбой отвезти останки в Европу, что он и сделал.

В ящике и корзинах находились обуглившиеся кости со следами от пил, ноги и палец пожилой женщины с нежными руками, очевидно, императрицы Александры Федоровны. В корзинах было 311 разных предметов: части драгоценных вещей, одежды, обуви, пуговицы, пряжки, иконы, обои со следами крови, пули и фотографии. Согласно просьбе ген. Дитрихеа, ген. Жанен хотел вручить все эти вещи великому князю Николаю Николаевичу, но последний отказался принять их. Жанен хотел тогда поместить их в архивах министерства иностранных дел, но против этого воспротивились Романовы, заявившие, что неизвестно, какая партия может в будущем очутиться у власти во Франции. В конце концов, останки царской семьи были погребены при его собственном семейном фамильном склепе близ Парижа».

Газета «Завтра» (№ 241, 1998 г., стр. 5) печатает следующее: «Первоиерарх Русской Зарубежной Церкви митрополит Виталий прислал в Комиссию телефонограмму, в которой выразил протест против подобного кощунства, напомнив, что подлинные святые мощи Царственных Мученников хранятся в Брюссельском храме-памятнике».

Так чей нежный пальчик похоронен в Париже, и почему Романовы отказались от доставленных к порогу нового жилища родственных останков? Почему при наличии еще и брюссельского захоронения почти все слетелись к новому склепу?

Им нужно было захоронение в самой России, следом — признание российским народом своей вины перед императорской семьей за нарушение клятвы аж от 1613 года, данной на Земском соборе в Костроме на верность династии вплоть… до «второго пришествия». Затем живые Романовы въезжают в столицу государства на белом коне и с правом на собственность Николая II, правда, забыв, что они первыми нарушили ту обоюдную древнюю клятву, за триста лет правления мало что сделав для улучшения судьбы русского народа.

В 1870 г. в Лондоне открыли метро, в России не так давно отменили крепостное право. В начале XX века немецкие рабочие имели на душу населения 17 кв. м жилья, в России — у рабочей семьи только нары в бараке. Европейские граждане в новый век вступили в обуви, русский человек даже гражданскую войну протопал в основном в лаптях. Зато аристократия страны любила поправлять здоровье на водах Европы, имела там собственные виллы. То есть занималась практически тем, чем занимаются сегодня «новые русские»: вывозом капитала, заработанного крестьянским горбом.

Там же хранил свои накопления и государь. Из-за этого английские родственники не приняли его на своих землях, чтобы присвоить себе эти сокровища. И первыми, когда большевиков в помине у власти не было, убивали царя его соратники по классу (Милюков, Гучков, Шульгин, Керенский), потом из-за алчности — зарубежные братья и сестры.

Сколько мерзостей причинили царской России эти неуравновешенные граждане, столько же — и советской России, когда после революции в ногах валялись у иноземных родственников царя и униженно просили, угрожали, запугивали, требовали у Черчилля ввода в Россию войск 14 государств, чтобы до кровавого пота наказать потом собственную страну. Им это было не впервой, они привыкли запрашивать роты солдат в свои имения для порки взбунтовавшихся крестьян, били прутьями даже беременных женщин. В гражданскую войну за непослушание уже не били, а убивали. Руками японцев, чехов, англичан, французов, немцев. Сами дворяне, судя по воспоминаниям Деникина, в это время прорывались в свои бывшие имения, чтобы истязать мужиков, посмевших отказаться, видите ли, от вековечной покорности.

Нынешние Романовы, не знающие русского языка, почти все в 1998 г. прилетели в Питер. Многочисленная орда наследников надеялась, что признание останков и погребение их мгновенно откроет им доступ ко всему тому, что в поте лица веками нарабатывали наши 180 народов.

Пока не получилось. Но желающих помочь им много. В свое время не была рассекречена 700-страничная документация о вскрытии захоронения в коптяковском лесу, проведенного ведомством Берии в 1945–1946 годах. Чтобы в будущем не дать пищи этим грифам.

Нынешняя власть постоянно внушает нам чувство вины за судьбы царских и княжеских родов, надеясь, что мы не знаем главного секрета африканских колдунов: если хочешь одолеть соперника, убеди его в своей виновности. Не зря княжна Юсупова на конгрессе раздавленных соотечественников напомнила о поведении питерцев во время погребальной процессии: «Люди кричали нам со всех сторон: мы виноваты перед вами, простите нас, вернитесь».

Княжна, конечно, выдает желаемое за действительное. Скорее всего, это были нанятые статисты, а вовсе не потомки рабов. Хотя в той процессии под впечатлением минуты, может, сотня-другая каких-то экзальтированных придурков и выкрикивала нечто подобное, но чтобы весь народ… горой стоял за новых господ? Сомневаюсь.

Хотя помочь умершему еще до революции классу (о чем в своих романах писал еще дореволюционный писатель Боборыкин) желающие находятся. В Госдуме по инициативе Жириновского и Алексия II прошло немало заседаний по вопросу возврата собственности наследникам дворян, казаков, купцов, да еще с процентами за все 70 лет. Пришлось заметить этим упоенным, что советские люди даже по буржуазным законам реституции тоже имеют право потребовать честно наработанное… И коли рабочий класс сделает заявку на свое, то потомкам бояр придется уступить даже стулья, на которых сидят нынешние господа. Выслушав эти не совсем привычные для нашего времени слова, участники дележки недовольно переглянулись и перенесли заседания в другое место, тайну которого хранят по сей день.

Но вернемся к временам, когда кончилась гражданская война. И после нее не угомонились господа-соотечественники. Они постоянно появлялись из-за бугра, но не для того, чтобы полюбоваться родными просторами… В 1919 г. в Леонтьевском переулке в Москве диверсанты взорвали бомбу, погибла группа партийных работников.

В 1928 году литературное издательство Народного комиссариата по иностранным делам выпустило брошюру Н. Кичкасова «Белогвардейский террор против СССР». В ней — о нападении трех кутеповцев — Ларионова, Соловьева и Мономахова — 7 июня 1927 года в Петрограде на коммунистический Деловой и дискуссионный клуб. Ранено 30 человек.

Второй группе — Захарченко-Шульц и Петерс (подлинная фамилия Вознесенского) удалось подложить в дом № 3/6 по Малой Лубянке в Москве, населенной частично сотрудниками ОГПУ, мелитоновую бомбу весом в четыре килограмма. Ее в ночь на 3 июня, к счастью, обнаружили.

В 1928 г. взрывное устройство сработало в бюро пропусков ОГПУ.

«Жители, живущие в районе, примыкающем к советской границе, сообщают, что в последние дни им снова приходится на своих радио-аппаратах принимать передачу загадочной радиостанции, именующей себя „станцией имени Кутепова“. Станция эта передает… вперемешку с пением антисоветскую информацию. Как только станция начинает работать, мощная советская радиостанция начинает заглушать ее своей передачей, но станция быстро переходит на другую волну. Есть основания предполагать, что „радиостанция Кутепова“ находится где-то на советской территории» («Новое русское слово», 29.12.1930 г.).

«Оперативные игры. РОВС стремился поддерживать боеспособность своих рядов для грядущей войны с „комиссарами“, собирал разведывательную информацию, готовил диверсантов и террористов. К 1930 г. РОВС имел восемь территориальных отделов, охвативших Европу, Дальний Восток, Северную и Южную Америку, Австралию. Члены организации активно сотрудничали с разведками Польши, Румынии, Англии, Японии. Французский филиал и лично генерал Кутепов тесно взаимодействовали с „северо-восточной секцией“ 2-го (разведывательного) отдела Генштаба Франции, который вел подрывную работу против СССР с позиций сопредельных государств Малой Антанты. „Боевая“ эмиграция не скрывала, что в условиях задержки на неопределенный срок интервенции западных держав против красной России основными методами борьбы должны стать диверсии, шпионаж и террор.

…Для проверки существования ВРНО Кутепов в 1928–1929 гг. присылал в СССР своих представителей Цветкова и Огарева. В январе 1930 г. генерал провел встречу с „лидерами“ ВРНО в Берлине (с агентами ЧК). Им он откровенно изложил масштабные планы переброски диверсионно-террористических кадров, шпионажа в СССР, создания вооруженною подполья. Это и стало последней каплей, переполнившей чашу терпения ведомства Менжинского: генерала решили убрать… 26 января 1930 г. генерал вышел из своей квартиры и больше не вернулся» («Новое русское слово», 4 июля 2001 г. Нью-Йорк).

Эмиграция после этого еще раз обиделась на Советы, насмерть забыв о своей подлой и провокаторской деятельности.

«Признанный вождь Белого движения и русского воинства в изгнании генерал барон П. Н. Врангель, создавший в 1924 г. Русский Обще-Воинский Союз — РОВС, рассматривал свое детище как краеугольный камень будущего широкого антисоветского фронта, который объединит все патриотические силы Русского Зарубежья… В 1924 г. уже существовал Корпус Императорской Армии и Флота, созданный русскими офицерами и генералами, в эмиграции присягнувшими Великому Князю Кириллу Владимировичу… В 1924–1929 годах Корпус переживал быстрый рост своих рядов. За эти годы в него вступило до 10 тысяч бывших чинов Императорской и Белой Армий… Большинство из них были в недавнем прошлом активными участниками вооруженной антибольшевистской борьбы. Начальником Корпуса Великий Князь Кирилл Владимирович назначил боевого офицера К В. Апухтина… В Его Высочайшем рескрипте от 15 мая 1939 г., опубликованном в однодневной газете „За Веру, Царя и Отечество!“, говорилось: Я хочу видеть Русское зарубежное воинство подготовленным политически к той великой борьбе, которую Русский народ ведет и которую мы будем вести до окончательного свержения коммунистической власти и отрезвления русских умов от ее разлагающих идей и навыков» (В. Чичерюкин «Дворянский вестник», № 47, 1998 г.).

Князь тоже выдавал желаемое за действительное. Русский народ (в стране жил не только русский народ, эмигранты же переживали только за один в стране народ) не вел борьбы за то, чтобы свои заводы и фабрики, пионерские лагеря и больницы отдать в руки князей. Главная идея эмиграции — коль земля и заводы не в руках Кирилла Владимировича, значит, русским непременно надо «отрезвиться», — вовсе не терзала наших людей.

Русские в это время думали иначе, по Бажову: «Оно-то и сказать: турчаниновски наследники сроду в заводском деле не мерекали… Наглухо, сукин сын, заводы в долги посадил, весь народ обездолил, а сам шапочку надел, да и в сторону» («Травяная западенка»). «В заводском деле он, слышь-ко, вовсе не мараковал, а только человека мог бить. Из бар был, свои деревни имел, да всего решился. А все из-за лютости своей. Сколько-то человек до смерти забил, да еще которых из чужого владенья» («Приказчиковы подошвы»).

«В начале 1921 г. Дутов предпринял попытку объединить все находившиеся в Китае отряды белогвардейцев. Кроме того, он установил контакты с командующим Добровольческой армией генералом Врангелем, среднеазиатскими басмачами, представителями иностранных (в частности, английской) разведок. Так, еще в октябре 1920 г. он направил следующее письмо командиру ферганских басмачей Иргашу: … „Ваше предложение — работать вместе — мною было доложено Войсковому правительству Оренбургского казачьего войска. И оно постановлением своим зачислило Вас в оренбургские казаки и пожаловало Вас чином есаула. Я, пользуясь тем, что из Омска от Колчака едет миссия в Хиву и Бухару, послал с ней письмо, халат с есаульскими эполетами, погоны, серебряное оружие и мою фотографию, но эта миссия, по слухам, до Вас не доехала. В третий раз пытаюсь связаться с вами. Ныне я нахожусь на границе Китая и Джаркента в г. Суйдун. Со мной отряд всего 6000 человек. Теперь я только жду случая ударить на Джаркент. Для этого нужна связь с вами и общность действий. Буду ждать Вашего любезного ответа“».

Получив данные о замыслах Дутова, Полномочный представитель ВЧК в Туркестане Я. Петерс поставил перед местными чекистами задачу похитить его, доставить на советскую территорию и предать суду (Нью-Йорк, журнал «Калейдоскоп», 1998 г.).

В республиках Средней Азии долго помнили, как страшны были налеты басмачей, которые жгли красных бойцов живыми на кострах, вырезали на их спинах звезды и посыпали солью, подвешивали красноармейцев к деревьям вниз головой над пылающими кострами. А им в это время помогали русские, насмерть забыв, что погибающие на их глазах люди тоже были русскими.

Каждое государство имеет право защищаться. Страна, чтобы спасти от хаоса миллионы жизней, должна защищать свои идеалы. Советское государство исполняло свой долг перед своими гражданами, но как же сейчас верных той честной жизни людей несут по кочкам внуки и правнуки тех, кто взрывал дома со спящими жильцами, жег пшеницу, врываясь в станицы, расстреливал представителей власти! Но спросите их, хотят ли они сами спать в доме, в который подложена взрывчатка? Даже если и подложил ее ваш отец? И почему сейчас, спустя 70 лет, мы обязаны считать тех бандитов героями?

Эмиграция, непрерывно организовывая диверсии, своими настойчивыми антигосударственными действиями лишала покоя тысячи мирных людей, подставляла тех, кого насильно втаскивала в свои дела, засылала в органы дезу, подкидывала компроматы на хороших работников, из-за чего невинные люди оказывались в концлагерях, провоцировала власть на жесткие поступки, и скрытой причиной многих репрессий были кровавые развлекаловки тех, кто спокойно жил в это время в теплых странах у чужих огней. И если бы не эта непрерывная агрессия, страна, скорее всего, пошла бы по более мягкому варианту развития в вопросах охранения порядка. Так что нечего на зеркало пенять, то есть лишь на Сталина, если в первую очередь у самой эмиграции руки по локоть в крови, коль от нее приходилось отбивать страну, как от дикого зверя.

Работникам советских посольств приходилось читать и такое:

«Россия для Россиян — это Национально Трудовая Россия, общий отчий дом… Теперь заканчивается период подготовки, и с планом национальной революции и с планом национального фашистского устроения России в руках — мы, Российские фашисты, — можем смело двинуться в бой с красной гидрой… Фашистский май несет русским трудящимся пробуждение, освобождение и возрождение. Фашистский май даст вам новую Великую Россию — Россию свободную и счастливую. Россию крепкую и могучую» (С. Ражев, 7 ноября 1935 г., г-та «Наш путь», ежедневный орган Русской национальной мысли за рубежом, главный редактор К В. Родзаевский).

Что принес России фашизм, весь мир увидел, а какими правыми считали себя тогда русские сторонники фашизма, которые влились в гитлеровские дивизии!

Скольких же братьев, дедушек, отцов не досчитались мы, сколько наших ребятишек слонялось по детдомам из-за того, что сотни тысяч эмигрантов, так называемых русских, надели на себя фашистские мундиры?..

Американец Юджин Лайонс, автор книги «Командировка в Утопию», проживший шесть лет в Советской России, писал: «Сущность советского режима, зреющее внутри страны недовольство и тоска по большой свободе, и то, как там изголодались по дружбе с Западом и по идеям Запада, и то, что полицейское государство подавляет эти стремления, — все это касается нас самым ближайшим образом. И мы по моральным и по политическим соображениям должны решительно выступить на стороне русского народа» («Как помочь Сталину завладеть миром. Кто враг — Россия или коммунизм». Friends of Fighters for Russian Freedom, 270 Park Avenue, New York 17, N. Y. Rausen Bros., 417 Lafayette St., New York 3).

Эта брошюра, изданная в Нью-Йорке без указания года и автора, предназначалась как подспорье для тех, кто должен был под предлогом освобождения русского народа от коммунизма помогать ЦРУ бороться с нами, чтобы обеспечить господство США над всей планетой, ибо коммунизм, то есть собственность в руках государства и строжайший контроль над ее охранением, очень мешали Америке завладеть нашими рудниками, шахтами, нефтью, ценностями из Алмазного фонда, военными аэродромами, базами.

И когда начитаешься эмигрантской литературы, как же хочется растерзать, разорвать на мелкие куски ту петлю, которую мечтали накинуть на наши шеи эти донельзя странные русские люди, которые были уверены, что и мы смотрим на Россию глазами эмиграции. Мы же были иными, каждое их слово не понимали и не воспринимали.

А уж Солженицын, гляньте, как вдосталь покатался на наших косточках!

«…Спросите раковую опухоль — зачем она растет? Она просто не может иначе. Так и коммунизм: не может не захватывать новых стран, злобным инстинктом, а вовсе не разумом стремясь к захвату и всего мира», — 17 февраля 1980 г. на страницах американской газеты «Новое русское слово», которое заимствовано ею из газеты «Time», натравливает Солженицын Запад на свою же Родину, забыв о ковровой бомбежке США в 1945 г. наполненного восточными остарбайтерами Дрездена, в котором располагались лишь редакции газет, а не армады танков, как это было в Рурском районе неподалеку. Забыв об атомных бомбах, сброшенных США на два мирных японских города в то время, когда японская военщина уже практически капитулировала.

О том, что не Советский Союз, а США «злобным инстинктом» своим захватывали и подминали под себя весь мир, после войны развязав на планете больше сотни войн, в этом публицистическом выступлении у Солженицына ни строчки!

«Запад беспечно — и горько для нас — путает в употреблении слова „русский“ и „советский“, „Россия“ и „СССР“, а применять первое ко второму — подобно тому, как признать за убийцей одежду и паспорт убитого, — продолжает Солженицын линию американских идеологем. — Бездумное заблуждение считать русских в СССР „правящей нацией“. (Это когда еще не было миллионов русских беженцев)… Русские — главная масса рабов этого государства».

Гляньте, как Исаевич стравливает народы, как вталкивает русский народ в бойню против других народов в одной стране? Что значит в Советском Союзе пожалеть русского человека при полном отсутствии безработицы, доступности образования и медицины, когда люди абсолютно всех национальностей получали жилье, когда тысячи спектаклей на русском языке, библиотеки забиты миллионом русских изданий? Русский язык — государственный на одной шестой части суши, а после захвата власти духовными солженятами ареал обитания его съежился до первой елки около леса?

Русские люди в это время — большей частью с высшим образованием, на прекрасных научно-технических, военных и идеологических должностях — космонавты, директора заводов, председатели колхозов, лучшие артисты, режиссеры… Что надо еще?

Какую радость доставляли нам, неалчным гражданам своего государства, бесплатные путевки в пионерские лагеря и санатории! Все эти блага доставались людям всех национальностей только потому, что заводы, фабрики были государственными, а прибыль от них доходила и до сирот в приютах, и до детей из семей алкоголиков, ни в чем не повинных перед людьми за грехи своих родителей. Каждый имел возможность нормально включиться в жизнь — главное благо социализма.

Но Солженицын… сколько волка ни корми, только в лес глядит, и морда его лишь к норе повернута. Он еще не всех поссорил, не все разворошил в гнезде, в котором сам не прижился, где нет у него еще поместий, с десяток автомобилей и доходных домов… Чтоб все было как у помещика дедушки.

На этом же пути ненависти и писатель Борис Солоневич, также мнящий себя очень русским, однако в неистовом раже кидающий телеграмму американскому президенту с требованием бросить бомбу на Советский Союз! То есть бросить бомбу на мою соседку Любочку, девушку с длинной русой косой, мою учительницу, на двухлетнего Димку с первого этажа. Никого не жалко. Каков тип, желающий угодить стране пребывания? И это русский, мечтающий уничтожать русских же людей. И не простой, елки-дрова, а атомной… Бросить бы эту же бомбу на их детей… Вернуть бы ее полет в обратную сторону… Что сказали бы тогда эти политические графоманы, мнящие себя царями от политики?

И каким же пакостником стал тот, кто повелся на эти процэрэушные истины. Кто, будто театральная петрушка, воспринял их всерьез. Кто в душе не был гражданином страны, а лишь ее квартирантом, иждивенцем, временным хамоватым жильцом, внутренним израильтянином, пользуясь в обществе всеми правами, ловко обходя обязанности.

Вспомним Константина Кузьминского… Учился когда-то в трех ленинградских институтах. Теперь гуляет по Брайтону, «то в цилиндре, то в папахе, то в бурке, а то и почти без ничего. То с маузером, то у пулемета. По духу пацифист, по словам ниспровергатель основ, а по облику чуть ли не Георгий-Победоносец…». Может, и вши уже завелись.

Итак, «Георгий Победоносец» с пулеметом «Максим» на пороге пенсильванского дома, проживающий ныне на берегу реки Делавэр, пацифист, уставший от великих трудов по… разрушению собственной Родины:

«…Мы подготавливали этот распад, вся наша диссидентская братия, — открыто теперь признается он. — Мы требовали независимости Эстонии, украинского языка для Украины и т. д. То есть распад уже был подготовлен. Результат, конечно, трагический, но закономерный. Ведь когда мы говорим о колониализме Англии, Франции, то забываем, что Россия всегда была страной-колонизатором. Дело в том, что Россия захватила и Сибирь, и Среднюю Азию, и Кавказ» («Новое русское слово», 10.08.2001 г.).

И этот господин даже спустя много лет нисколько не смущен тем, что результат их деяний более чем трагический. Сколько погибших в национальных конфликтах, сколько умерших в поездах, на вокзалах, на улицах от внезапного бездомья, сколько несчастных бомжующих по подвалам детей, сколько — не родилось!..

Господа, за разрушение Америки вы подлежали бы элементарному судебному преследованию, а скорее смертной казни. На электрическом стуле.

Значит, и Россия, признавшая себя правопреемницей СССР, обязана собрать хотя бы из газет все личные признания разрушителей страны, объявить их преступниками, подать в суд и объявить поиск через Интерпол, если они скрываются в других странах.

Я уверена, пройдет еще такой суд. Над теми, кто своей деятельностью принес огромную пользу… чужой державе. И Калифорния, и штат Техас были присоединены к США в результате военных захватов, тогда почему эти честные «ниспровергатели основ» не боролись с Америкой? Где миллионы индейцев, которые населяли когда-то берега реки Делавэр, их трагические тени не обступают Кузьминского по ночам, не душат его, не взывают об отмщении? Или мщение избирательно, зависит от… мзды? Даже если мзда лишь в виде представленной возможности проживать на чужой территории. Не так ли? Докажите, что не так… Всем своим трудом на благо Родине, пострадавшей от ваших криминальных развращенных мозгов. Вот уж где был не один запломбированный вагон, а целые составы… Один за другим вылезали из прошлого.

Откровения Кузьминского, его цинизм, шизофреническая уверенность в своей правоте, открывают еще одну истину: они сами или их духовные потомки — следующее поколение солженят — не остановятся в своем разрушении. А причина всегда найдется. После СССР будет разрушена и Россия, вернее, тот кровавый ошметок, который сейчас называется ее именем. Оружие для этого будет самое разное, якобы без стрельбы. Но такими пулями, что стрелять будут более метко, чем из пулемета. Вначале искусственное создание дискомфортных условий жизни. Отчего холодная Сибирь и ледяная арктическая зона с их ресурсами окажутся не пригодными для проживания. Уже нынче солженята не своими голосами орут «Хватит кормить Кавказ!».

Вместо того, чтобы от всей души и очень громко выкрикнуть «Хватит кормить частную собственность!». Причину вековечных драк и раздоров. А когда примем закон об отказе на частную собственность (не путать с личной), тогда и делить будет нечего, нечего будет рвать из рук друг у друга. Кафе, заводы, магазины, реки, скалы и моря — все наше, общее, коллективное, пользуйся от души, любуйся, сколько хочешь! Тогда постепенно утихомирятся все очень хватливые, агрессивные.

Конечно, кому не хочется жить за счет других? Кому не хочется ездить на чужой спине во имя того, чтобы лучше кормить своих близких, летать на Багамы, выезжать с помпой из трехэтажного дома на лакированном бронированном авто? Но тогда на очереди — Калининград. Продадим и эту область, как Аляску. Привыкнем к этой потере, принюхаемся — уйдут Татарстан, Башкирия… И только сейчас начинаешь по-настоящему понимать красоту работы… чекистов, которые в свое время наступали на пятки разрушителям и вовремя отправляли их… куда подальше.

В интервью с Александром Грантом (кстати, тоже соотечественник, лишь сменивший фамилию, и тот еще гусь, судя по публикациям в западной печати) Константин Кузьминский, бомж международного масштаба, ряженый, с удовольствием рассказывает о себе, о времени и о тех, с кем прежде столкнула его жизнь: «Я поляк, цыган, еврей и русский. Вот такая окрошка. Согласно фюреру, я должен быть уничтожен четырежды.

Экономика диктует зачастую больше, чем политика, — замечает он. — Бродского напечатали в Нью-Йорке, Довлатова напечатали, но что? Его лучшие рассказы, его шуточки замечательные, его „Соло на ундервуде“, его соло на „IBM“? Нет, напечатали его рассказ о том, как он работал в таллинской многотиражке и как выглядит советская журналистика глазами Довлатова. Это им было нужно, но это был пропагандный материал. За него заплатили. Точка.

…История создается людьми, а люди брехливы, лживы и спекулятивны».

Вот уж точно! Сколько демократия брешет про то, что на Западе свобода слова, а вот я ее там не заметила. Попробуйте кому-нибудь сказать, что нормально жилось народам в СССР! На вас тут же напишут донос, что вы агент КГБ и приехали, чтобы шпионить. А если вы постоянно живете на Западе да смеете защищать все, что связано с вашей бывшей Родиной, о, неприятностей вам не избежать! На работу придут, чтобы профессионально и незаметно понаблюдать за вами. А потом отчет… И в зависимости от него — ваша дальнейшая судьба: либо живете вы в чужой стране спокойно, либо теряете работу, а значит, все. И тогда до конца дней — без каких-либо перспектив.

Сам Кузьминский, покинувший родину 25 лет назад, отдать ему должное, не всегда врет. Его характеристики, данные своим современникам и друзьям, уникальны: «Я не считаю Лимонова политическим деятелем, — пишет он. — То, что он собрал вокруг себя молодежь — это понятно. С ними он может найти общий язык. Со стариками он не мог его найти ни там, ни тут, ни обратно там. Потому что, когда все свистят о Галине Старовойтовой как об образце демократизма — это совковая ментальность. Вся эта совковая интеллигенция в сто раз продажнее дореволюционной, которую Ленин назвал гнилью, поганью и проститутками. Советские интеллигенты превзошли дореволюционную в тысячу раз. Они получали немалые советские деньги и при этом держали фигу в кармане. Как только открылось окно на Запад — ринулись туда за колбасой. Ах, утечка мозгов из России! Американцы спокойно покупают эти мозги. Так вот, с этой публикой Лимонов не мог найти общего языка, но смог его найти с молодежью, которая еще не скурвилась, не продалась.

…Шемякину благоволят все. Шемякину, который сделал карьеру на Западе, как жертва преследований КГБ, рассказами, как над ним издевались. А сейчас сидит в Кремле и играет в гляделки с Путиным точно в такой же позе, в какой он с Володей Высоцким сидел. С Володей Высоцким, я понимаю, — два алкоголика встретились, записали совершенно потрясающий альбом…

— Миша Шемякин в свое время гневно отзывался о питерских чекистах, которые выбросили его в одной солдатской шинели.

— Да, я сам его провожал. Он был во французской дубленке. Провожали его я и Илья Кабаков. Он тайком уезжал. Шинель возникла позже, в письме Горбачеву: „Вот, мол, меня выдворили из России в солдатской шинельке, с 20 долларами в кармане…“. А перед этим Шемякин попросил меня написать в статье „Проводы“ (для его войны с Глезером), будто он уезжал без ничего. Потом три года мы пересылали ему картины, эскизы и все прочее с каждым дипломатом. Уехал он налегке, а дипломаты везли целые чемоданы… Каждый создает свою легенду… Многие знания умножают скорбь».

Там, на Конгрессе раздавленных соотечественников, выступил еще один представитель флюгерных — Никита Михалков, помещичьего роду, заявивший, что эмиграция во всей своей красе сохранила для нас, тут бестолково и безмозгло живущих, русскую культуру. Какую культуру она сохранила, мы уже увидели. Культуру ненависти, да! На Западе опубликованы тонны литературы о том, как они ненавидели свое государство, которое посмело сквозь годы и десятилетия пойти без них, они придумали тысячи рецептов, как его разрушить и добить. Эмиграция натравливала на нас весь белый свет, исправно работала коллективным стукачом планетарного масштаба! То есть даже издали целых 70 лет эмиграция делала все, чтобы накинуть на нас прежний «столыпинский» галстук.

Для этого десятки институтов по разрушению СССР во многих странах мира содержали западные пентагоны, только назывались они мягче, как, например, в Мюнхене — «Институт по изучению СССР». Кто работал в этих шпионских гнездах? Сплошь наши зарубежные соотечественники всех эмигрантских поколений, как-то: проф. А. П. Филиппов, доц. В. П. Марченко, проф. Т. М. Давлетшин…

Каковы темы их выступлений? «Борьба Армянской церкви против большевизма» — д-р Григор Сааруни, «Система коммунистического властвования» — проф. Я. В. Буданов, «Готовность тракторного парка к посевной кампании 1953 г. в Советском Союзе» — инж. К. А. Крылов.

Какова издательская деятельность? Пожалуйста: «Справочник по Кавказу», «Беларусью сборник „Дерги“ № 1», «Государственный капитализм в СССР», «Реакция советского населения на пропаганду», «Социализм в одной отдельно взятой стране». Словом, все то, что потом со скоростью, опережающей наше сознание, появлялось на страницах нашей печати с большим объемом информации, с яркими хлесткими формулировками. Мы еще удивлялись, как быстро перестроились наши демократы, откуда все это у них? Отвечаю: из анналов вражеских разведок. И не так уж быстро перестроились гайдары. С осиными гнездами ненависти они были связаны давно. Это мы никакого отношения не имели к этим квартирам, потому нам все в удивление было, откуда свалились на нас эти мегатонны лжи и фальши, инсинуаций и абсурда?

Связь с западными организациями у них была тесная. Вот крестный ход в 1980 г. в Нью-Йорке вокруг дома советской миссии, на котором Русская православная церковь за рубежом, Православная церковь в Америке, Комитет защиты гонимых православных организаций («Новое русское слово», 17.02.1980 г.) призывают присоединиться к молитве за арестованных в СССР священника Глеба Якунина, требующего в открытом письме к Советскому правительству, чтоб оно, видите ли, не смело вмешиваться в жизнь церквей, чтоб не записывать в тетрадки доходы от крещений и отпевания. Ну, такой честный и независимый, только почему потом Православная церковь насмерть открестилась от его черного, как у инквизиции, капюшона?

Вот западная печать переживает за священника Димитрия Дудко, а он нынче насмерть разочарован в том, за что когда-то боролся, и с нами ходит на советские демонстрации. Ради Владимира Осипова тоже водили вокруг нью-йоркских церквей хороводы, а он от воплощенной в жизнь демократии отлетел, как от бациллы сибирской язвы. А уж за Андрея Сахарова сколько нью-йоркских инфарктов случилось из-за переживаний за его судьбу, а он в тюрьме никогда не сидел, его страдания преувеличены, и академик больше подчинялся своей жене Боннэр, крутой сионистке, нежели законам физики.

А вот декларация Американского Комитета Освобождения Народов России: «В этой борьбе сотни тысяч российских эмигрантов всех национальностей уже неопровержимо продемонстрировали свое сопротивление советскому режиму, бежав из СССР. Многие из этих беженцев организованы в различные группы, которые пытаются… вести борьбу против советского режима. Цель этого Комитета состоит в том, чтобы содействовать созданию в Западной Германии беженцами из всех частей Советского Союза — центральной организации, охватывающей все демократические элементы; организации, которая даст им эффективное и координированное руководство и явится мировым символом сопротивления народов России тираническому советскому режиму. Комитет будет оказывать такой объединенной организации моральную и материальную поддержку, чтобы дать ей возможность авторитетно от имени народов России говорить всему миру правду о деяниях и замыслах советского режима и о жизни в Советском Союзе. Единственная цель Комитета заключается в том, чтобы помочь народам России обрести вновь свою свободу… Всемерная поддержка освободительной борьбы внутри СССР — в этом главная надежда человечества на предотвращение третьей мировой войны».

Вот подстрекатели, претендующие на роль гегемонов мысли! Советский Союз они убили, но третью мировую, чего эмиграция больше всего якобы боялась, не предотвратили. Значит, грош цена всего ими сказанному.

Бомбежками Югославии, Афганистана, Ирака, Ливии развязало третью мировую войну сообщество западных стран, во имя блага которых помогали погубить собственную страну тысячи русских эмигрантов да еще тысячи наших внутренних идиотов с головами кенгуру. Мы никак не просили их освобождать нас от собственной страны. Но своими нахрапистыми, волчьими манерами и на американские деньги они освободили-таки нас от… покоя в стране, защищенности каждого человека, стабильной зарплаты, образования, здравоохранения, отопления, месторождений, от огромных регионов страны, в которых потеряли свою идентичность с родиной миллионы людей.

Нет, это не мы должны что-то возвращать эмиграции! Это эмиграция должна встать на колени перед миллионами пострадавших советских людей и просить прощения за свое коварство, подстрекательство, многолетний шантаж против собственной родины, организованную против нас вселенского масштаба агрессию.

Кажется, нигде на земле и никогда интеллигенция ни одного народа не совершила такого преступления. Ей бы не особняки нынче просить в России, а, по Серафиму Саровскому, в чащобе глухого леса около огромного камня стоять в течение тысячи дней на хлебе и воде, чтобы исполнить беспрерывную молитву, обращенную ко всем нынешним голодным младенцам.

Русская эмиграция вела себя, как блудливый мужичонко из общества без мечты. Вернее, с мечтой, но коммерческой. Почему же теперь воздавать ей такие почести, как возврат гражданства, от которого ее предки по собственной воле отказались, подняв топор на собственного мужика?

Еще одна любопытная публикация на страницах западных газет: «24.06.2001 г. Верховный Атаман Великого братства казачьих войск Виктор Коваленко из г. Москвы „в целях недопущения к руководству за рубежом лиц, дискредитирующих казачество Великого Братства казачьих войск России и Зарубежья“, приказывает освобожденного от должности Атамана по США Оребчука Олега Михайловича „за махинации с гуманитарной помощью, развал работы по США и Канаде разжаловать до рядового. Исключить его из казачьего сословия и просить Дворянское собрание США, Канады и других стран не принимать его в свои ряды как представителя казачьего сословия. Приказ довести до всех войск немедленно“» («Новое русское слово», 13.08.2001 г.).

Вон как много казаков за рубежом из всевозможных Великих Братств!

Мало того, что у нас многие политические деятели — процэрэушный секонд-хэнд, дем. артисты — слэнговые типы, что ни писатель, то скинхед престарелый или с мосадовской мухой на носу, так уж и казачество превратилось в коллективного «олрайтника». С комфортом расположившись во многих странах, уже озаботилось гуманитарной помощью нам, то есть подаянием вместо отнятой страны. Такие в вопросах собственности, объединившись с коммерческими политиками и конъюнктурной коммерческой религией, своего добьются. Если вспомнить активность казачества на Круглом столе в Госдуме по поводу передачи им в собственность огромных регионов вместе с реками, заливами, а также с пространством над землей.

Но…

Как это у Павла Бажова в сказе? «И про то Северьян слыхал, что у Медной горы своя Хозяйка есть. Не любит будто она, как под землей над человеком измываются. А приказчик, — он шибко ожесточенный был, да и попом обнадеженный, — выхватил свой пистолет: — Вот что скажу! И хлоп из одного ствола… в Хозяйку-то! Та пульку рукой поймала, в коленко приказчику бросила и тихонько молвила: — До этого места нет его. — Как приказ отдала. И сейчас же приказчик по самое коленко зеленью оброс… Где тело либо одежа были, там все пустая порода, а кругом малахит первосортный» («Приказчиковы подошвы»).

«Столыпинский» галстук — он такой… Попытаешься набросить его на чужую шею из-за безоглядного неуемного желания владеть, горой ли, дворцом, глядь, как это уже было однажды, будто пустая порода, сам в нем и окажешься.

«Поворошить такое — старикам услада, молодым — наученье. Пусть не думают, что деды-прадеды золотые пенки снимали. Тоже, небось, и рук не жалели и часов не считали, а сколько муки приняли, то по нонешнему времени и не поймешь сразу. Известно, в чем понавыкнешь, то всегда легко да просто кажется, а ведь сперва не так было. На деле с нашим березовским золотом вовсе мудрено вышло. Как нарочно придумано, чтоб до концов не добраться.

…Глафира свое твердит:

— Огонь на что? Разведешь — не подступят к тебе волки» («Золотые дайки»).

Эмиграция не сумела достойно и беззлобно пережить свой отход от родины. Не поднялась до высокой ноты позитивного отношения к стране, давшей образование миллионам крестьянских и рабочих сыновей и дочерей. И дворянских потомков, когда улеглись страсти, не обошла. Сколько оставшихся в России потомков дворян стали командармами, директорами заводов, журналистами центральных газет!

Эмиграция же ничего не оценила и позволила Западу использовать себя как средство террора против России. И не ей бы нынче выдавать себя за героя. Тут ни-ни, вина доказана… Мы ничего не забыли. И коли погладил по головке Буш, не значит еще, что погладит за это же и Русская История. Поэтому эмиграции бы самое время вину свою признать… Кары заслуженной порядочный человек не боится. Скажет, мол, ошибся, извините, потому надо брать в руки лопату и работать на стройках. Народных. Беженцам бы квартиры строить. Чтоб вину свою перед людьми живыми, конкретными, особо пострадавшими, замолить. А храмы, придет время, народ сам построит.

Но этого не случилось. Значит, кто виртуальный тут, со стороны к нам приехал, мол, барин я и навсегда для вас барин, в норковой шубе среди лета, как княжна Голицына, чтоб показать Путину, к шубе, вишь, только дворца не хватает, кто с тяжелыми чемоданами после революции вдаль от нас умчался, то пусть будет такой при возвращении — лишь скромным гостем. С достоинством. Но гостем.

А кто ежедневно трудился во благо Родины — вот в нем и есть малахит первосортный, такому и надо в первую очередь возвращать блага людские да государственные. Вырастить собственника по Столыпину — алчных одиночек, да прибавить к ним десяток-косой тех, кто много лет глаза наприщур держал, нетрудно. Куда труднее работать так, чтоб врагам гордо кинуть, как у Бажова: «Народ у меня был, живой цветик, утеха»…

И когда акценты в жизни расставлены верно, не подступят к нам никакие волки. Даже коли честные порядочные люди страны и находятся нынче во внутренней эмиграции. Но ведь мы не бросились в чужие страны с воплем «бей их», не схватили в руки оружие, не направили его против мальчишек, которые вынужденно, по законам государства, служат в нынешней армии.

Миллионы людей не опустили руки, не опустились сами, а, преисполненные достоинства, в обстановке полного обнищания терпеливо изо дня в день растолковывают гражданам нашего государства ошибочность поступка, когда опьяненные лишь обещаниями, они пошли за аферистами и проходимцами с мосадовско-цэрэушными приплатами в бумажниках. В итоге вся собственность страны из-за нашей беспечности также залетела в эти кошельки. А для своей безопасности они загодя поделили территорию страны на клетки, разбив ее на десяток меленьких государств, в которых душно и тяжело, будто в газовой камере.

Тот, кто понял, что по менталитету он — желающий добра всем, а не единицам, всем народам, а не по отдельности, тот, кто никогда не станет базарно-космополитичным бомжем, и есть подлинный Герой России, ежедневно в условиях травли и осмеяния объясняющий народу геополитическую, экономическую и нравственную необходимость восстановления Родины.

Красота этого грандиозного и бескорыстного, как молитва, поступка рано или поздно восторжествует.

 

ЧАША С ЦИКУТОЙ

На факультете заметили: нравится Галине Сережа. В его присутствии девушка громко смеялась, часто гляделась в зеркальце, блистала обширным знанием иностранных языков. А увалень этот, недотепа, ноль внимания на шуструю однокурсницу. Однажды Галя, осерчав на безразличного к ней парня, начала вдруг шумно двигать столами, стульями… К ней подошла Катерина и попросила:

— Тише, пожалуйста, голова уже болит!

И в ответ услышала неожиданное:

— Заткнись, гнида!

Бурное комсомольское собрание было на курсе только по одному поводу: сирота из детского дома Леня, поступивший на факультет журналистики, украл у Олега, соседа по комнате, стипендию нескольких студентов. Леню с позором выгнали с факультета, а одна из однокурсниц, мать которой работала директором комиссионного магазина в Москве, хотела было и вовсе подвести под судьбой Лени черту:

— Я таких из автомата расстреляла бы…

А вот Катя за кражу ее человеческого достоинства никому ничего не сказала и пожалела сироту: ведь у Галины мать неожиданно покончила жизнь самоубийством в тот день, когда девушка 1 сентября пришла домой после первого же учебного дня в МГУ.

Простили Гале на факультете и ее участие в антисоветской демонстрации, устроенной сионистами на площади Маяковского. Мало того, она получила хорошее распределение после окончания факультета — на радио, в редакцию иновещания. «Возможно, в Советском Союзе и были некоторые успехи», так мыслили диссиденты того времени, но на Западе ведь лучше! Там даже воздух курортный, там рай, свобода!

Реальная жизнь Галины на тот момент — комната в центре Москвы, хорошая работа, командировки по всей огромной стране! Мало кому в начале трудовой жизни такая удача выпадает. Но Галя… ох уж эта ее неугомонность и неуправляемость… вдруг по израильской визе улетает из Советского Союза. И для многих из нас следы ее потерялись. Ведь улетел человек фактически на другую планету, о которой мы по тому времени кое-что слышали, но ничего еще толком не знали.

Прошло много лет, и вот Галя за моим столом пьет чай, а я уже знаю из ее прошлых встреч с однокурсницами, что в Риме, где была ее первая пересадка, лишь выйдя на трап самолета, девушка душой уловила, что мир, в который она вдруг попала, вовсе не ее мир. Хотела было шагнуть назад, но стюардесса тонкой рукой закрыла ей возврат на Родину.

На второй день переселенцы в лагере с юмором обсуждали между собой, что писать в заявлении, почему они покинули СССР? Респектабельные доценты медицинских кафедр, элитные пианисты, певцы, получившие в стране бесплатное высшее образование и жилье, пользовавшиеся бесплатной медициной, нагло писали, что в Советском Союзе их преследовали. Каким образом? То и дело, видите ли, кричали им в спину: жид! Прямо целый хор, видите ли, за ними гонялся!

Что было чистокровным враньем, хотя бы потому, что за подобные выкрики в стране жестко наказывали.

Но американцам хотелось в это верить, и они верили, и охотно сажали на свою спину наших обормотов.

Куда делась потом гора этих заявлений, в каком архиве они находятся, чтобы познакомиться с ними? Особенно после того, когда уже знаешь, что таких же великолепных должностей мало кому из них на Западе и в Израиле выпало, и квартир им там никто бесплатно не дал, и десятилетиями жили они потом в съемном жилье, но зато упорно писали своим бывшим друзьям в Советский Союз о том, как превосходно живут там… где нас нет.

Что писал в своей бумаженции Анатолий Алексин, которого у нас печатали куда больше, чем русских писателей? Что писали летчики, певцы, которые потом в Израиле работали дворниками? Что писала моя одноклассница Мира, семья которой имела в центре города немалое подворье с большим количеством комнат в доме, а у папы работа — завскладом по распределению продуктов всем ресторанам города? И мать никогда не работала. Что писала она, как ее, комсорга класса, притесняли?

О чем еще говорили в Риме эти добровольно ставшие бездомными люди, я узнала из выпускаемой в Канаде газеты «INFO» (январь 1998 г., с. 15), опубликовавшей рассказ некоего Саши Бородина «Переходите к водным процедурам»: «Ну, разве можно забыть совершенно гениальную фразу из не менее гениального рассказа „Инструктаж в Риме“, в которой повествуется о событиях двадцатилетней давности, когда в столице осели полчища наших соотечественников, вырвавшихся из „Совка“ по израильским визам и просившихся в США и Канаду. Фраза эта звучит столь же энергично, сколь и кратко: „Американцы не воняют!“».

Оказывается, им в нашей стране все воняло: подъезды, магазины, метро, наши люди… Но жизнь наказала потом этих потребителей, желавших по всему миру иметь лишь права на самое лучшее. Особенно тех, кто поселился в чужих съемных квартирах канадских небоскребов. Здесь уже не кошками подъезды воняли, а из-за скверной вентиляции таким смрадом несло из мусоропроводов, что по длинным коридорам приходилось им пробегать, лишь зажав нос.

Инструктаж в Риме, однако, пришелся по душе не всем иммигрантам. В те дни, когда мы думали, что наша однокурсница гордо шагает по бульварам какой-то очень свободной страны, наша Галя, оказывается, ночевала на вокзале в Риме, подстелив под себя газеты. Она, как и малое число некоторых переселенцев, врать не хотела и сбежала из того лагеря. И целый год потом плакала и ругала себя за то, что покинула страну, именно Советский Союз…

Но жизнь, будто солнышко на небосклоне, зимой и летом крутится по спирали отведенных нам судьбою дней. И голод — не родная мама, потому наша однокурсница оказалась-таки в Израиле, где вдруг выявилось, что еврейка она неполноценная, ибо отец — еврей лишь на половинку, мать и вовсе русская, то есть сразу же столкнулась с расизмом: все блага иудейского государства на мелких и нищих полукровок тут не распространялись. Это тебе не СССР, в котором медицина для всех, образование для всех. В Израиле блага — только для господствующей нации. Остальные — заткнитесь. Не нравится? Еще раз заткнитесь, надо было думать, куда ехали.

По огромному и непомерному самолюбию Гали это был мощный удар. Еврейкой на прародине отца ей стать не позволили. С иудейской точки зрения наша однокурсница была лишь получеловеком. На Израиль, пожалуйста, паши до умопомрачения, но в остальном… что найдут нужным кинуть тебе как подаяние. И даже после смерти — те же неприятности. Полукровок хоронят не на иудейском кладбище, а где-то далеко в пустыне. Где хоронят заодно и всякую живность.

Галина назло подобным устроителям государства поселилась в мусульманской части Иерусалима, вышла замуж за ассирийца. Но… рано или поздно оказалась в Нью-Йорке с маленькой дочерью на руках. Одна. Жить по мусульманским установкам, бесчеловечным по отношению к женщине, тем более, к образованной женщине, видимо, тоже не получилось. Тут гордыня пришла на помощь. Впервые она оказалась полезной.

В Америке тоже жизнь медом не выстилалась. Мыла окна в небоскребах, работала машинисткой за гроши. Печатала тексты на русском языке в НАСА.

При этой информации Галя сразу же поднимает ладонь: нет, проверку в ЦРУ не проходила, специального допуска для работы в НАСА не было, мол, и не нужно было его иметь. Что печатала, не понимала.

В этом коротком тексте Галина соврала, по меньшей мере, два раза.

«Такую проверку, какую нам устроили в ЦРУ, КГБ даже не снилось, — рассказывала, помнится, мне одна жительница Торонто русского происхождения, сына которой взяли на работу в посольство Канады на территории США. — Интересовались даже, как мальчик отнесся к Кубе во время туристической поездки, хотя ребенку было лишь… пять лет. ЦРУ очень боится влияния социалистических идей».

«Что печатала на русском языке, не понимала»… Быть такого не может. Что можно печатать, сидя в офисах НАСА? Скорее всего, украденные у Советского Союза военные и космические секреты, либо политические донесения.

Потом Галя работала переводчицей на собеседованиях с теми, кто прибыл в США из Советского Союза.

— Ненавижу я их всех, этих евреев, оптом и в розницу. Наглые, как кабаны. И вранье в каждом слове. Спрашивает одну семейку работник агентства, на что же вы живете, если никто из вас не работает? Отвечают, что «вывезли из России двести тысяч долларов, поместили их в американский банк. На проценты и живем».

— Я хотела выкрикнуть им в лицо, как же вас там преследовали, если вы вывезли оттуда такие деньжищи? Но не имею я права вмешиваться. Я лишь переводчица.

В общем, по профессии, что, в первую очередь, на Западе считается высшим качеством жизни, Галя не работала ни одного дня. Другие эмигранты создавали в США десятки газет и журналов на русском языке, а Галя ни-ни… Ни одного дня в печати.

Наверно, несмотря на безмерный гонор, таланта и упорства не хватило. Того, что называется от бога искоркой…

Так чем же кичиться? Ради чего человек сбежал из собственной Родины и что сделал серьезного в чужой стране? Неужто лишь во имя пустого и бесстойлового бега по жизни удрала она с Волхонки?

Тяжелейшая работа экскурсовода дала возможность нашей бывшей однокурснице посетить около сорока стран, чем она, кстати, очень гордится. Ну, а я в это время, не расставаясь с журналистикой, посетила более сорока областей Советского Союза. И на Ямале была, на Дальнем Востоке, по Алайским пастбищам на Памире ходила. Даже в Чокурдахе в устье реки Лены была у оленеводов, и прямо в жаркой яранге попробовала вкуснейшую нельму. Я меньше видела, чем Галя?

И вот пора подводить итоги. Мы за эти годы получили от Советской власти неплохие и бесплатные квартиры. У Гали в Нью-Йорке квартира съемная, ей в этой стране лишь разрешили пользоваться чужой собственностью. И платит она за крошечное жилье 600 долларов, хотя пенсия — 992 доллара.

Медицина… В 2008 году Галина сломала ногу. За гипс, рентген, посещение врача заплатила несколько тысяч долларов. Я этом же году сломала руку, и, хотя на пороге у каждого жителя России давно бушует лютый капитализм, советская власть заложила в основы нашей жизни такой прочный запас защиты каждого человека, что и по сей день экстренная и хирургическая помощь у нас бесплатные.

— А страховка как же? — спросила я Галю.

Гостья мнется.

— Понимаешь… Даже если оплачивать ее аккуратно, это не значит, что ты получишь помощь в полном объеме. Лишь какие-то процедуры, за остальное — все равно надо платить. Зачем она мне в таком случае? Ежемесячно терять еще 92 доллара?

— Ну, а роды? — умираю от любопытства я. — За год или два в Америке оплачивают декретный отпуск?

Галина с недоумением глядит на меня.

— Декретный? Какой? Нет его вообще. Все решает страховка. Сколько отложили люди, столько и получили. Даже во время родов.

— Значит, жители США управляются со своими проблемами в одиночку? И что в том хорошего?..

Гостья в ответ молчит.

И еще одно: наши ровесницы ушли на пенсию в 55 лет, а Галина, живущая в центре мощнейшей цивилизации, на 10 лет позже. Нынче же америкосовское цивилизационное превосходство намерено отправлять своих граждан на пенсию в… 70 лет.

Что еще интересного, отличного от нашей жизни, произошло за эти годы в судьбе Галины? Какие книги она прочитала, какие открытия сделала, чему удивилась? Где, с ее точки зрения, разумнее жилось человеку? Ведь каждый год, будто журавль, летит она на родину. Долго стоит на Волхонке во дворе, в котором выросла. Посещает могилу матери. Летит к дальней родне в Кисловодск. Что думает она во время этих многочисленных передвижений, что ее гонит по земле из угла в угол, почему не живет спокойно в той стране, которую по собственной воле выбрала?

И вот, наконец-то, ее откровения… Которые начались с занудливой обывательской жалобы.

— У меня в Москве была лишь комната в 9 квадратных метров! — слышу я в ответ. И на лице однокурсницы такая укоризна, будто ей одной такое в стране тогда выпало.

— А соседи… Вечные скандалы на кухне. Одна из них кричала моей матери, что они у нас все отнимут. Моя же мать знала 13 языков, отец — не меньше. А эти тетки… они нам жить не давали.

Отец, известный советский переводчик, оставил семью, когда Гале было пять лет. Выходит, что он сам уклонился от необходимости заработать жене и дочери на отдельную кооперативную квартиру. Оставалась надежда только на советскую власть, в мощь которой Галина, когда училась с нами, оказывается, не верила. Ей хотелось иметь все и сразу, потому, наверно, мечтала, что другая страна, конечно, тут же все ей предоставит… лишь за красивые глаза. То есть искренне верила, что сразу же попадет в рай.

— Почему мать и я должны были слушать такие оскорбления?

Знала бы Галя, что мне говорили подобное же. Только позднее. На митинге, когда уже не было советской власти. Какой-то высокий милицейский чин, махнув перед моим лицом министерской корочкой, безапелляционно изрек:

— Я из дворян, за моей спиной — Россия. А что у вас, у быдла, кроме высшего образования имеется? Мы все у вас отнимем. Запомни! Отнимем…

Так что отымальщиков в любой эпохе и при любой власти всегда предостаточно.

— Но, Галя, — возражаю я — тогда у нас было мощное строительство. На такой элитарной работе, как редакция иновещания, ты вскоре получила бы квартиру. Притом хорошую. А уж если бы ты еще родила ребенка…

Мои доводы, кажется, не произвели на Галю никакого впечатления. Одиночки мыслить в масштабах страны не умеют, взгляд у них на мир не из широкого окна, а будто из щелочки. Многое ли в таком случае увидишь? К примеру, оказывается, что Советский Союз, по мнению моей бывшей однокурсницы, был жидовским государством.

— Каким? — едва не поперхнулась от удивления я.

— Жидовским! — утверждает она. — Революцию ведь сделали жиды…

— А ты читала Короленко «Историю моего современника»? — спросила я в ответ.

Нет, с такими писателями эмигранты в Америке не водятся. А поскольку Владимир Галактионович — мой любимый писатель, то позволю себе его процитировать. И вот что рассказывает писатель о России посткрепостнической:

«…Социальная несправедливость была фактом, бьющим в глаза. От нее наиболее страдают те, кто наиболее тяжко трудится. И все без различия направлений признают, что в этих же массах зреет или уже созрело какое-то слово, которое разрешает все сомнения… Если общая посылка правильна, то вывод, действительно, ясен: „Нужно отрешиться от старого мира“, нужно „от ликующих, праздно болтающих, обагряющих руки в крови“, уходить туда, где „работают грубые руки“ и где, кроме того, зреет какая-то формула новой жизни» (В. Г. Короленко, «История моего современника». Л., «Худ. литература», 1990 г., т. 4, с. 452–453).

Это честное описание общества девятнадцатого века, искавшего выход из положения, в котором были морально ничтожны миллионы людей. Почему, спрашивается, молодежь тогда не имела права на мечту, жалость по отношению к своему народу, на какие-то действия, которые помогли бы современникам жить лучше, легче и светлее? Что в этом есть еврейского?

Кстати, Короленко за свое честное отношение к событиям той эпохи жестоко поплатился: половину жизни он скитался по каторгам Шлиссельбурга, Глазова, в крошечной северной деревне Починки, в военно-каторжном отделении Тобольской тюрьмы, в Олекминском округе Якутской области.

Студенту Петровской академии Владимиру Галактионовичу Короленко в царской России не позволили доучиться. А за что?

«Некоторые студенты жили в Москве без прописки, — вспоминает в своем романе „История моего современника“ о начале студенческой жизни Владимир Галактионович. — И вот в академической прихожей стали появляться облыжные извещения о получении на имя этих скрывающихся денег или посылок. Когда они являлись, администрация задерживала их и передавала в руки жандармов. Один случай такого ареста в конторе произошел успешно и довольно тихо.

В другом случае студент (кажется, Воинов), заподозрив ловушку, успел вовремя выскочить из канцелярии и побежал через двор к парку. За ним выскочил несчастный долговязый старик-инспектор и бежал по двору, сзывая сторожей. Картина вышла жалкая и отвратительная.

…Начались непрерывные сходки… Составлялся коллективный адрес с протестом. У всех была потребность заявить, что отношения с академической администрацией вызывают негодование.

…Подписав заявление, мы вдвоем объявили, что без дальнейших прений приглашаем подписываться всех, кто согласен с его содержанием, но подадим его, во всяком случае, при любом числе подписавшихся.

…Нас непременно арестуют до двух часов, — уверенно сказал Григорьев.

…Через два часа нас действительно всех арестовали и препроводили в Басманную часть, за Красными воротами.

Через несколько минут мы очутились в зловонном коридоре подвального этажа Басманной части. Так мы просидели довольно долго, прислушиваясь к разнородным звукам, несшимся из соседних камер. Тут были пьяные песни, крики, ругательства… Тогда городовые принимались бить их смертным боем… Впоследствии я много раз писал об убийствах, совершаемых повсеместно в наших участках.

…Мои еще недавние намерения и мечты матери, связанные с дипломом, разлетелись прахом… И пусть… Нет, я уже не пойду на службу к этому государству с Ливенами и Валуевыми вверху, с сетью мелкого неодолимого хищничества внизу. Это — разлагающее прошлое. А я пойду навстречу неведомому будущему».

Где в этой описанной Владимиром Галактионовичем реальности девятнадцатого века, в которой было так много хамства, глупости и подлости, еврейское противостояние?

Из-за подачи коллективного письма руководству Академии молодой Короленко оказался на каторге, где встретился с тысячами таких же деятельных честных и талантливых людей, которые не могли спокойно проходить мимо глобальных злодеяний власти: и разворовывания северных лесов, чиновничьего беспредела, и отношения к мужику по-прежнему, как к крепостному… Короленко описал множество исторических лиц, встреченных в тюрьмах, по пути на каторгу, увидел много революционных романтиков, но людей с еврейскими фамилиями, принимавшими активное участие в той борьбе, в романе «История моего современника» мало.

«Только долго спустя я осмыслил себе душевную трагедию этого погибшего… поколения. Жизнь была пересмотрена вся и вся отвергнута… Скоро интерес отрицания был исчерпан до дна». (В. Г. Короленко, «История моего современника». Л., «Худ. литература», 1990 г., т. 4, с. 403).

В журнале «Огонек» (№ 1, 1913 г.) на первом развороте новогоднего номера были опубликованы пожелания поданных Российской империи. Присяжный поверенный Н. Карабчиевский пожелал фажданам своей эпохи: «Взаимное раздражение, злоба и человеконенавистничество — заливают все вокруг. Воздух отравлен запахом крови и разлагающихся трупов. Плен, тюрьма, самоубийства — самые яркие элементы нашей действительности. Тошно и нудно жить, а жить нужно и жить хочется… Давайте же жить дружно и жить давайте другим!».

Статский советник Колесников сказал в 1913 году фактически о том же:

«В жизни России, в ее культурных стремлениях, в ее социальном и экономическом строе, в литературе и искусствах и вообще вопросах, составляющих общую гармонию жизни страны — мало гармонии. Я бы от всей души желал, чтобы вся нестройность слилась в один стройный аккорд».

На сцену вышли исторические силы, пожелавшие эту «нестройность гармонии жизни» превратить в один «стройный аккорд»… Их задачи осветил Г. В. Плеханов:

«Что бы ни говорили явные и тайные, корыстные и бескорыстные защитники капитализма, несомненно, что увеличение трудности борьбы за жизнь и это умножение шансов нравственной испорченности означает ухудшение быта рабочих. В этом отношении XIX век был для них неблагоприятен.

Но он был чрезвычайно благоприятен для них в другом направлении. Он дал им — или, по крайней мере, их передовой, наиболее чуткой и развитой части — то, что для них важнее всех материальных благ и без чего невозможно коренное улучшение их участи: ясное осознание непримиримой противоположности их интересов с интересами эксплуататоров и твердое убеждение в том, что освобождение рабочих должно и может быть делом самих рабочих» (Г. В. Плеханов, «На пороге двадцатого века»).

К этой перекличке голосов того времени подключается Иван Иванович Скворцов-Степанов, в дальнейшем первый переводчик «Капитала» К. Маркса. В своей статье «К Юзовской катастрофе» он пишет: «Капитал уверяет, что он не может отказаться от своего священного права убивать рабочих свинцовой и хлопковой пылью, увечить их зубчатыми колесами и передаточными ремнями. Если от него потребуют затрат на предохранительные сооружения, это разорит отечественную промышленность» («Рабочее знамя», 1908, авг., № 4).

Один к одному — сегодняшний день XXI века. Помните визит Путина в Пикалево… Премьер вынуждает заплатить зарплату рабочим, а владелец «заводов и пароходов» в ответ бурчит: «неэффективно».

Из далекого прошлого отвечает ему Иван Иванович Скворцов-Степанов: «Не сердце, а карман — самое чувствительное место капиталиста».

Если бы эти слова повторил перед телекамерой В. Путин, цены ему в истории не было бы. Но, увы, Путин представляет интересы крупного капитала и следит лишь за тем, чтобы хоть какая-то пайка доходила до простого работяги: смертность в стране и без того так велика, глядь, и без страны останешься. Вот позору будет на все тысячелетия! Мол, был народ, да почему-то дружно, до единого человека проголосовал ногами вперед, вроде как скрылся в водах Онежского озера.

Нерон… лишь Рим угробил, однако не целую страну, как нынешние Геростраты.

«Капитал везде остается капиталом», — заметил Скворцов-Степанов 100 лет назад, и мы сегодня признаем правдивость его слов. На всем пространстве 15 республик как Мамай пробежал: уничтожены заводы, фабрики, колхозы, убита наука, сокращены расходы на образование.

«Вы, сытые господа, — писал Иван Иванович в начале прошлого века, — любите с сознанием своей просвещенности говорить о нашем невежестве. Поостереглись бы, милостивые государи. Это — ведь прямая ваша вина, что школ недостаточно, что наши заработки не дают нам возможности учить наших детей. Прямая ваша вина, что ваши убогие школы не дают знаний. Мы это знаем, между прочим, по этой же причине мы требуем 8-часового рабочего дня, чтобы получить хоть некоторый досуг для расширения своего кругозора. И как раз по этой же причине мы требуем свободы союзов, потому что через них сумели бы организовать курсы, которые дали бы побольше, чем наши жалкие школы. Вы, почтенные фарисеи, морщитесь? Вы теперь видите, как неудобно начинать разговор о нашем невежестве?».

«Вы лжете, г. Коковцев, — писал Скворцов-Степанов в 1908 году, — послушать вас, так выходит, как будто рабочий класс когда-нибудь отрицал необходимость труда. Вы лжете, почтеннейший фарисей. Рабочий класс никогда не отрицал необходимости труда. Напротив, он всегда отрицал право на существование таких бездельников, которые, как вы, живут без труда и отнимают результаты труда у тех, кто работает. Он протестовал против такого строя, когда бездельники захватили себе все блага и поставили рабочих в положение, при котором бесконечный труд едва обеспечивает им голодное существование, грозит преждевременной старостью, увечием, могилой. Но от такого протеста мы никогда не откажемся. Такие катастрофы, как юзовская, могут только вдохнуть новые силы в нашу борьбу за наши собственные интересы, за будущее наших детей, за создание нового общества, где не будет вампиров, высасывающих кровь своих ближних».

И вот эта борьба наших трудолюбивых предков 100 лет назад против своего полуголодного существования, преждевременной старости, против полного бесправия, когда за труд, как и нынче, зарплату не всегда платили, сидящая за моим столом гостья называет еврейской возней против русского народа…

Кстати, не только Галина революцию 1917 года называет жидовской. Белогвардейцы, власовцы многие годы тешили себя тем же. Их газеты, журналы, которые они выпускали за рубежом, читать невозможно: столько в них грязи, злобы, яда, просто диву даешься, как сами этим же не отравились?

— Кстати, — произносит Галя очередную ложь, — власовцы против России не воевали.

— Как не воевали? — твердо возражаю я. — У меня есть книга, в которой сам власовец, летчик Мальцев, рассказывает, как он бомбил Оршу и остальные города СССР.

Показываю Гале эту книгу, зачитываю ее отдельные страницы. Вот они: «Генералу Власову было трудно поверить, что он находится в среде русских летчиков. Молодец к молодцу, прекрасно обученные, дисциплинированные, безукоризненно одетые, идейно перерожденные, воспринявшие дух русского патриотизма, они производили прекрасное впечатление. Власов не переставал любоваться „Мальцевскими орлятами“. Все здесь было в безукоризненном порядке.

Власов познакомился также с полк. Гольтерсом и другими немецкими офицерами и выразил им восхищение высокими качествами боевой подготовки, образцовым порядком и прекрасной дисциплиной летного, технического и обслуживающего персонала авиационной группы. Он сердечно поблагодарил полк. Гольтерса и его офицеров за понимание души русского человека и дружелюбное отношение к русским летчикам-добровольцам. Полк. Гольтерс, в свою очередь, заявил, что он очень и очень счастлив, что судьба свела его с русскими летчиками, которых он ценит за дружественное и чистосердечное поведение, за честную и добросовестную работу. Он похвалил полковника Мальцева и сказал, что только благодаря организаторскому таланту и личным качествам полк. Мальцева удалось создать такую прекрасную авиационную группу. Группа получила высокую оценку главного командования Люфтваффе. Полк. Гольтерс далее заявил, что он прекрасно понимает стремление русских создать свои собственные вооруженные силы и что когда такие силы будут созданы, он сделает все возможное, чтобы русская авиационная группа во главе с полк. Мальцевым была бы переведена в состав РОА во главе с ген. Власовым».

 

ВОЕННЫЕ ОПЕРАЦИИ

Летный и технический состав Группы Гольтерса в Морицфельде на первых порах занимался приведением в порядок трофейных советских самолетов. Затем, постепенно, русским летчикам разрешили совершать учебно-тренировочные полеты, как на советских, так и на немецких самолетах. Русские летчики под руководством опытных немецких инструкторов быстро освоили немецкую технику и стали летать не хуже немцев.

С течением времени русские летчики начали получать боевые задания. Сначала занимались воздушной разведкой и забрасыванием в советский тыл пропагандного материала и парашютистов-разведчиков. Одновременно с этим была выделена особая группа летчиков-«перегонщиков», в обязанности которой входила доставка боевых самолетов с авиационных заводов на фронтовые аэродромы. База «перегонщиков» находилась в Гильдесхейме, около Ганновера. Кроме того, была сформирована инженерно-техническая группа, состоявшая примерно из 40 авиационных инженеров и техников, которая занималась ремонтом трофейных самолетов. По окончании ремонта эти самолеты направлялись в Темпельгоф, где немецкие авиационные инженеры с помощью русского инженерно-технического персонала изучали материальную и техническую структуры и летные и боевые качества советских самолетов новейших выпусков.

Русский летный и технический состав группы Гольтерса очень старательно относился к выполнению возложенных на него обязанностей и заслужил высокую оценку немецкого командования. Работали не за страх, а за совесть, и вызвали полное доверие к себе со стороны немцев. Русские летчики стали получать все более ответственные задания. Полковник Мальцев не только следил за безукоризненным выполнением таких заданий, но и сам лично участвовал во многих боевых операциях на фронте. Эти операции производились с прифронтовых аэродромов, сначала в составе немецких эскадрилий, а затем русские летчики стали выполнять и самостоятельные задания.

Русские летчики участвовали в боевых операциях под командой знаменитого немецкого летчика майора Грассера, одержавшего 103 воздушные победы и награжденного дубовыми листьями к рыцарскому железному кресту. Он был кадровым офицером и до начала войны был адъютантом «бессмертного» полковника Вернера Моелдерса. Во время войны был ближайшим помощником другого знаменитого летчика — подполковника Германа Графа. В конце войны майор Грассер сдался в плен американцам в районе гор. Пильзен. Он, полковник Герман Граф и майор Эрих Гартман были выданы американцами в Советский Союз, где пробыли в лагерях ГУЛага несколько лет, но затем были отпущены в Германию. В советском плену они находились вместе с графом Зигфридом фон дер Шуленбургом, командиром батальона 6-го кубанского казачьего полка.

Перед каждой боевой операцией разведывательными самолетами производилась воздушная разведка и аэрофотосъемка района операции; это было необходимо для успешного планирования и проведения операции. Русские летчики-добровольцы быстро освоили и стали применять новые тактические приемы: подходить к объектам небольшими группами на малых высотах и совершать последовательные заходы на цель с разных направлений. Эти тактические приемы снижали до минимума эффективность огня зенитной артиллерии противника. Кроме того в целях скрытности полетов в зоны боевых операций строго ограничивалась радиосвязь.

Группа Гольтерса-Мальцева совершила около 100 самолето-вылетов и нанесла противнику значительные потери.

За успешное выполнение боевых заданий на фронте многие добровольцы-летчики были награждены медалями, установленными для чинов добровольческих войск. Полковник Мальцев был также награжден серебряной медалью первой степени с мечами и золотой медалью второй степени с мечами.

Надо отметить, что участие в боевых операциях не обошлось без потерь: 9 русских добровольцев погибли в воздушных сражениях, 12 получили ранения. Было потеряно 3 самолета.

В газете «Доброволец» 3 мая 1944 г. была напечатана следующая статья:

ОРЛЫ

(Из книги «Генерал Мальцев», Борис Плющев. Издательство СБОРН, 1982 г., стр. 32–36).

«Летчики-добровольцы звена командира Ивана Победоносцева стоят у машин подтянутые, чуть-чуть взволнованные, но твердые и решительные.

Зимний день только начинается. Стоит тихая, но облачная погода. Под серебристыми крыльями грозных скоростных бомбардировщиков подвешены бомбы.

Командир звена Иван Победоносцев, его стрелок-радист Березов и штурман Струев стоят у своего самолета. Взлетают ракеты.

— По местам! — раздается голос командира. Самолет Победоносцева, плавно оторвавшись от земли, набирает высоту. За ним следуют остальные. Через несколько минут самолеты ложатся на заданный курс и летят, соблюдая точно боевой порядок.

Прижатые низкой облачностью, машины набирают высоту, где легче свободный полет и откуда возможен скрытый подход к печи.

До цели остается несколько километров. Внизу виден вражеский объект — узловая станция Б., дымят паровозы.

Штурман Струев следит за сигналами командира, его рука крепко сжимает рукоятку электро-сбрасывателя.

Под крыльями самолетов вспыхивают голубые и красные разрывы снарядов зенитных батарей. Противник ставит заградительный огонь из многоэтажных завесов. Становится „жарко“.

Командир спокоен. Он уверен в боевых качествах своих летчиков. Уверенно ведет он звено на цель. Немало смелых воздушных рейсов совершил Победоносцев с тех пор, как перелетел линию фронта, чтобы вместе с добровольческими русскими войсками сражаться против большевиков.

Цель… Самолет сильно качнуло, бомбы со свистом устремились вниз… Вспыхнули разрывы, железнодорожная станция окуталась огромными клубами черного дыма… Самолет ложится на обратный курс, а остальные идут на цель. В это время в воздухе показались истребители. Они наседают на звено, чтобы не дать нашим летчикам сбросить бомбы на цель. Командир идет на помощь товарищам и принимает главный удар на себя. Стрелок-радист Березов, прильнув к пулемету, дал продолжительную очередь по наседавшему с левой стороны „ястребку“. Охваченный пламенем, тот падает вниз.

Сбросив смертоносный груз точно в цель, летчики идут на помощь командиру. В это время второй вражеский истребитель пошел на снижение с горящим мотором. Не выдержав ответного удара, повернули назад и остальные истребители.

Самолеты звена Ивана Победоносцева без потерь пошли на обратный курс»… М. Фокин.

«До цели остается несколько километров. Внизу виден вражеский объект — узловая станция Б., дымят паровозы»…

До какого же это «вражеского объекта» остается несколько километров, на кого летит этот упомянутый в книге «смертоносный груз»? Да это один из наших советских городов, в которых после бомбежек власовско-мальцевских подонков погибали наши матери, малые дети и старики.

Как реагирует Галя на прочитанное? По принципу: плюнь в глаза — божья роса. Она так привыкла к своей ненависти, что расстаться с нею и на минуту не собирается, хотя поймана на вранье прямо за язык.

— Галя, — говорю я ей, — а если бы под этими бомбами погиб твой отец?

Гостья поджала губы, но думала меньше минуты и пробубнила:

— Я бы потом это поняла…

Вот так… И родного отца не жалко во имя победы фашистского оружия, которое, к великому несчастью, взяли в руки и некоторые русские мерзавцы.

Выходит, не врали мои однокурсники, когда рассказывали, что Галя во время своих прежних наездов в Советский Союз завозила мешками власовскую и антисоветскую литературу, то есть делала многое для того, чтобы сломать в стране нашу жизнь. Значит, и она причастна хоть в какой-то степени к тому, что начались в наших республиках гражданские войны, резня, изгнание из своих квартир мирного населения.

Но судьба беженцев абсолютно не интересует гражданку США, прикидывающуюся патриоткой России.

В то время как миллионы советских людей обустраивали свое государство, создавали огромную промышленность, проводили мелиорацию, создавали ГЭС, ТЭЦ, ЛЭП, сажали около новых домов деревца, охраняли и приумножали леса, эмиграция, нагло присвоившая себе звание охранительницы Российского государства, а вместе с нею и Галя, обливали помоями каждое наше достижение, пытаясь оправдать этим предательство собственной же родины.

Что поделать, коль представители имущественного класса не приняли политическую смену полюсов: когда вместо помещика во главе села — председатель колхоза, вместо «Ваше сиятельство» — секретарь райкома партии. А тем более не приняли положение, при котором благосостояние, тысячелетием наработанное народом, шедшее прежде на постройку дворцов и вилл в Ницце и Фонтенбло, теперь, видите ли, тратится на простого крестьянского мальчишку, который, по Лескову, в октябре по слякоти босиком бегал и тайком собирал хворост в помещичьем лесу.

Ваше сиятельство привыкло, видите ли, пороть выстроившего ему имение «ленивого» мужика на конюшне или казацкими нагайками прямо в поле. Но прежние методы вдруг перестали работать. Тогда поскакали по русским полям приглашенные князьями да графьями чужестранные солдаты из 14 государств, чтобы уже пулями урезонить невесть откуда взявшихся борцов за справедливость.

Не вышло? В ход пошла идеологическая и психотронная диверсия: революцию, дескать, сделали жиды. И ничто происходящее дома не производило на нашу эмиграцию доброго впечатления. Даже когда заработанные всем народом блага через созданную впервые в мире большевиками социальную сеть детских садов, школ, больниц, санаториев, академий, институтов, огромного жилищного строительства доставались и простому работяге, даже это великое благо в огромной по территории и холодной по климату Руси не вызывало у них радости.

Галина, ежели верить молве, однажды процедила сквозь зубы своей московской приятельнице, мол, как же ты плохо живешь. Даже не знаешь, насколько плохо!

Ольга жила в это время в городской квартире, строила дачу и учила в университете двух дочерей. В США дом на пленэре — неслыханная роскошь. Сама же Галя о даче под Нью-Йорком может только мечтать. В стране пребывания у нее крошечная, к тому же съемная квартира: в ней кухня, ванна, коридор, спальня — один закуток, плавно переходящий в другой закуток с газовой плитой и душем. Это и квартирой трудно назвать.

И это Галя, видите ли, хорошо живет. А Ольга, коль у себя на Родине, значит, — плохо.

Поскольку в девяностые годы эту фразу часто проговаривали те, кто свергал советскую власть, приходится с грустью заметить, что Галина во время своих наездов на родину где ни попадя пускала в ход идеологические наработки интриганской эмиграции. Она, оказывается, мнила себя выходцем элиты из дореволюционных кругов, уничтоженных, видите ли, советской властью. Хотя никто не мешал ей и в советское время подняться по ступеням судьбы за счет труда и ума. Но без рабов. И без злобы.

Однако червь классового превосходства, оказывается, точил, гнобил Галю, мы были для нее лишь гнидами, о чем она в пылу ярости еще в далекой молодости заявила как-то. Эта же мания величия и вытолкала ее в спину на чужбину, где пришлось ночевать на вокзале, а доживать — на чужой съемной квартире. Да еще в стране, в которой влияние еврейского капитала так велико, что весь Брайтон уже бесплатно наслаждается жизнью за счет великого труда американского рабочего.

И чтобы как-то защититься от таких крутых жизненных диссонансов, Галина, возможно, поневоле и выбрала для себя позицию русского националиста: тут же огромное поле для ненависти. А этим гражданам — пальцы в рот не клади, каждый прямо как воинственный израильский националист Кахане, — лишь наоборот. Конечно, для таких октябрьская революция была — жидовской.

Позвольте, кто такой Марк Александрович Алданов (Ландау), писатель-эмигрант, ненавидевший большевиков, в изложении которого деятели советского государства той поры выглядели так, будто у них вместо уха — хвост динозавра? Даже великий художественный талант и интеллект не спасли этого эмигрантского писателя от перехлестов. Это ли не классовая борьба?

Кстати, послереволюционная эмиграция, особенно меньшевики, как показывают нынешние исследователи той эпохи, на две трети, оказывается, была еврейской.

Кто, опять же, устроил покушение на Ленина? Еврейка Фанни Каплан.

— Ленин тоже жид! — едко заметила Галя, которая четверть еврейской крови в себе не замечает, ибо ощущать себя русской она ей не мешает. Только вот к гению у нее особый счет… Хотя за всю свою жизнь могла бы заметить, что люди не кровью, а душою объединяются. Мыслями, интеллектом, менталитетом… Мы все когда-то произошли от гамадрилов, и что же, каждый из нас по сей день гамадрил?

Уж поскольку Галина доказывает, что революция была жидовской, хочу еще спросить, а кто такой Леонид Каннегисер, убийца Урицкого? Еврейский юноша, пишущий стихи.

«Судьба поставила его в очень благоприятные условия, — пишет о Каннегисере Марк Алданов в очерке „Урицкий“. — Сын знаменитого инженера, имеющего европейское имя, он родился в богатстве, вырос в культурнейшей обстановке; в доме, в котором бывал весь Петербург. В гостиной его родителей царские министры встречались с Германом Лопатиным, изломанные молодые поэты со старыми заслуженными генералами».

Тем не менее, знаменитый эмигрантский писатель, принявший жесткую белогвардейскую позицию, лепит из убийцы портрет ангела, а из Урицкого, большевистского комиссара, такого морального урода, будто это он уложил шустрого юношу в землю, а не наоборот.

Почему же Каннегисер кинулся на Урицкого с наганом в руке? Из-за того, что незадолго перед этим в ЧК был расстрелян его друг из Михайловского училища Перельцвейг, тоже юноша еврейского происхождения, участвовавший в контрреволюционном заговоре, участники которого, ежели верить писателю Николаю Коняеву, «должны были в момент выступления перерезать телефонный провод, снять часового или же принять на себя управление городским районом…

…Судя по показаниям Перельцвейга, на игру это не похоже. Скорее всего, такое задание и Перельцвейгу, и Каннегисеру было дано организацией, к которой они принадлежали».

При упоминании имени Урицкого Галя оживилась и гневно вымолвила:

— Они были любовниками… Урицкий и Каннегисер… Просто кто-то из них изменил.

В общем, тут же измазала и этих персонажей Истории. И у обоих отняла подвиг, хотя он у каждого свой.

У моей гостьи хобби: она во всякую минуту старается поднести собеседникам чашу с цикутой: вот, мол, пейте бокал с ядом, коль вы все еще за советскую власть, хлебайте дерьмо, которое я сполна присочиню.

Мне же никого не хочется марать, рука не поворачивается, целый век нет этих людей в живых. Но, может, удастся в чем-то разобраться? Открываю Интернет, ловлю любую информацию и прихожу к выводу, что это очередной эмигрантский пасквиль, а Галина с удовольствием занимается грязным пиаром, лишь бы опустить и обесчестить тех, кто был на стороне революции.

Брат на брата — той поры, это не только ведь в русских семьях было. Яков Свердлов — с большевиками. Его брат — Зиновий Пешков, любимец Горького, принявший фамилию великого писателя, оказался в армии Колчака. Националисты любят напоминать, что американский банкир Шифф финансировал Троцкого. Но тот же Шифф финансировал и колчаковскую армию.

«Ч. Никкебокер, журналист, знакомый с закулисными тайнами американских толстосумов, 3 февраля 1949 г. писал в „Нью-Йорк джорнал америкен“: „Теперь даже внук Джейкоба Шиффа, видный член нью-йоркского общества, считает, что старик выкинул около 20 млн долларов ради укрепления позиций своих друзей и партнеров из Временного правительства“. Для укрепления власти Временного правительства Ротшильды также одолжили Керенскому один миллион рублей золотом» (Е. Евсеев. «Фашизм под голубой звездой». М. 1971. с. 93).

Почему же об этом Наталья Нарочницкая с придыханием в голосе не рассказывает по телевидению всей стране, а только выборочно, лишь о Ленине? Все выступления Нарочницкой — с позиций классовой борьбы: лишь бы не пришли к власти коммунисты и не отняли бы у нее и подобных хоть что-то.

Информация из Интернета, статья без подписи: «Среди юнкеров юнкерских училищ и школ прапорщиков, защищавших Временное правительство в Петрограде и Москве, было много евреев. Так, среди защитников Зимнего Дворца — юнкеров Школы прапорщиков инженерных войск встречаются фамилии Гольдман, Шапиро, Шварцман, братья Эпштейн и др.

После победы большевиков в обеих столицах по всей стране стали создаваться различные антибольшевистские центры, руководившие контрреволюционной борьбой. В их создании и деятельности также приняли участие евреи. Например, в ходе первого антибольшевистского восстания в Петрограде 29–30 октября 1917 г., организованного Комитетом спасения родины и революции, погибло более 50 юнкеров-евреев.

Евреи принимали участие в знаменитом Ледовом походе (1-й Кубанский поход) добровольцев под командованием Л. Г. Корнилова — первом опыте добровольческого выступления. 92 офицера-еврея из корниловской армии были награждены знаком участника „Ледового похода“, одной из самых высоких наград. В Париже долгое время существовал эмигрантский „Союз евреев-воинов“.

Евреи становились активными участниками казачьих партизанских соединений, боровшихся с большевиками в конце 1917 — начале 1918 гг. Еврейская буржуазия Ростова-на-Дону приняла активное участие в финансировании белых казачьих отрядов. Атаману А. Каледину было передано еврейской общиной 800 тыс. руб.

В многочисленных декларациях и заявлениях руководителей Добровольческой армии в то время провозглашалась не только цель движения — „восстановление единой и неделимой России“, но и признавалась идея самой широкой автономии составных частей Российского государства. А. И. Деникин неоднократно обращался с призывом к своим командирам „не настраивать одну национальность против другой“.

Та же ситуация сложилась и в провозглашенной 7 ноября 1917 г. Украинской Народной Республике, объявившей себя независимой от России 14 января 1918 г. В Центральной Раде и в правительстве активное участие принимали евреи. В Раду они входили по партийному принципу: представители Бунда, Поалей Цион, Демократическое Еврейское Объединение и сионисты. В Генеральном секретариате было создано министерство по еврейским делам, которое возглавлял М. Зильберфорб. Пост генерального контролера делили между собой члены Бунда М. Рафес и А. Золотарев.

В Третьем универсале Центральной рады говорилось о предоставлении национальным меньшинствам, в т. ч. и евреям, „национально-персональной автономии“. 9 января 1918 г. закон об этом был принят. Законопроект был подготовлен еврейской комиссией под руководством М. Зильберфарба».

Почему же произошел массовый переход евреев на сторону революции, хотя поначалу только еврейская партия Поалей Цион поддержала большевистский переворот, а сионисты и еврейские социал-демократы отвернулись от Ленина?

Одной из причин роста антисемитских настроений в Украинской Раде стал отказ еврейских партий проголосовать 14 011 918 г. за отделение от России.

Православные религиозные институты на территориях, неподконтрольных красным, а также деникинский пропагандистский орган — ОСВАГ (осведомительское агентство), вдруг объявили все еврейское население России большевистским и призвали к крестовому походу против евреев. Подзаголовок одной из деникинских газет: «Возьми хворостину, гони жида в Палестину».

Традиционное распространение ксенофобии среди сил контрреволюции, считавших большевиков продуктом зарубежного происхождения (Ленин, видите ли, германский шпион), и широкое распространение антисемитских предрассудков, существовавших в высших слоях российского общества, и погубило белогвардейцев.

Илья Эренбург вспоминает («Люди, годы, жизнь»), что осенью 1919 г. он оказался в захваченном деникинской армией Киеве. Начался сильный погром. Вдруг где-то евреи закричали, крик подхватили, и казалось, весь город кричит от ужаса. Деникинское командование было смущено, в город послали патрули. После этого даже черносотенная газета «Киевлянин» выступила со статьей В. Шульгина, в которой осуждалась практика погромов!

Антисемитские настроения в Добровольческой армии вызвали волну кровавых погромов: только армейские части устроили 296 погромов в 267 населенных пунктах (в основном на Украине), в которых погибло более 8000 человек. Ожесточенный характер погромы приняли при отступлении добровольцев с Украины в Крым в дек. 1919 — марте 1920 гг., во время которых белые сжигали все еврейские дома, попадавшиеся на их пути.

Руководство белых армий понимало, что погромы разлагают армию, отворачивают от нее население, вызывают самую негативную реакцию со стороны иностранных союзников. Как писал А. И. Деникину в декабре 1919 г. русский посол в Париже бывший депутат Государственной Думы от партии кадетов В. А. Маклаков, «около него (еврейского вопроса) идет такая агитация, которая может оказаться нам прямо гибельною; Америка, сейчас к нам очень расположенная, может прекратить всякую помощь Добровольческой армии.

Однако никто из командующих белыми армиями ничего не сделал для обуздания погромщиков. Отдельные командиры белых соединений пытались принять меры, но безрезультатно».

Совершались погромы и со стороны красных. Конная армия Буденного после поражения в бою под Замостьем от польских улан генерала Галлера в августе 1920 г. тоже увлеклась погромами… Но красное командование боролось с разбоем, поэтому многие евреи только в красных видели защиту. После погромов Троцкий надавил на Ворошилова, под суд был отдан комдив Апанасенко, 6-я кавдивизия расформирована. Около 135 активных погромщиков были расстреляны.

В Красной армии появились части, состоявшие из евреев, например, 1-й Еврейский полк. Отряды еврейской самообороны преобразовывались в регулярные части Красной армии и отправлялись на фронт. Отдельные случаи еврейских погромов жестоко карались ВЧК и армией согласно декрету Совнаркома 1918 г. «О пресечении в корне антисемитского движения».

Большевики отказались от оценки евреев как национального меньшинства. В эти годы происходит расцвет еврейского театра. Был создан специализированный отдел по еврейскому образованию при Наркомпросе, с 1919 г. при Украинской академии наук возникла еврейская историко-археографическая комиссия, в Киеве функционировал Еврейский народный университет с преподаванием на идиш. В Москве с 1920 г. действовал вечерний Еврейский университет, с 1921 г. — Коммунистический университет национальных меньшинств Запада.

При этом большевики, в основном, члены Евсекции и Евкомиссариата Наркомнаца, проводили политику на вытеснение языка иврит из образовательных учреждений как контрреволюционного, преследовали сионистские организации, закрывали в массовом порядке синагоги и иешивы. В декрете Еврейского комиссариата Наркомнаца от 19 августа 1918 г. провозглашалось, что в еврейских школах языком обучения должен быть только идиш, подчеркивалось, что «религия должна быть полностью исключена из еврейских народных школ».

Евсекция также боролась против любых форм еврейской жизни, не находившихся под ее контролем. В 1919 г. было разогнано Центральное Бюро еврейских общин России, большинство в котором были сионисты.

Однако все это могло отпугивать евреев в 1917–1918 гг., но уже в 1919 г., после того, как по Украине прокатилась волна погромов, эти события уже казались не существенными. Да и иврит не был родным языком подавляющего большинства русских евреев, а религиозные путы стремилось сорвать с себя большинство еврейской молодежи, опьяненной отменой черты оседлости и стремившейся вырваться из религиозного гетто. Поэтому большинство евреев под воздействием обстоятельств сделали выбор в пользу большевистской России. Евсекции были не какими-то органами управления и власти, а национальными подотделами местных партийных органов, ведавшими большевистской пропагандой и агитацией среди местного еврейского населения.

К тому же революционеры еврейского происхождения, большевики, были не просто ассимилированными, а порвавшими любую связь с еврейством. Ленин же еще на первом этапе существования сионизма отметил, что «сионистская идея — совершенно ложная и реакционная по своей сущности». (В. И. Ленин, ПСС, т. 8, с. 72).

Как видим, евреи в то время поделились: одни — за международный сионизм, другие — за красных, третьи — пошли с белыми. А четверть — ничего не хотели, лишь бы отсидеться в своих хатках. Но жизнь именно их больше всего и не пощадила. Впрочем, как и всех мещан того времени. Это они и надумали поговорку: «белые пришли — грабят, красные пришли…».

Евреи, которые пошли за красными, тоже со временем раскололись. Атеисты-большевики полностью приняли советскую власть. Из их среды и сформировалась группа артистов и режиссеров, которые создали лучшие в мире фильмы, один из которых — шедевр мирового кино — фильм «Коммунист».

Бунд после победы революции начал было диктовать большевикам свой национализм: признание субботы, открытие большого числа синагог, а когда этих парней поставили на место, не в Палестине, мол, живете, ребята, то бундовцы, далее их потомки и сторонники ушли в глухое подполье, позднее сформировали сионизм местного разлива. Эти-то граждане, яростно, как и русские националисты, не принявшие советскую власть, в разрушении Советского Союза сыграли роль подпольного Моссада, а заодно и негласного ЦРУ.

Это они в синагогах под видом раввинов, впрочем, как и в русских церквях, для свержения советской власти диктовали идеологические наработки: «Если не проголосуете за Ельцина, будут еврейские погромы. Унижайте людей при общении, говорите о том, как они плохо одеты, что они за свою жизнь ничего не заработали. А вот теперь начнут жить хорошо, ибо будут неплохо зарабатывать, мол, на образование детей хватит, на покупку квартиры, на платную медицину — тем более».

И наш очень доверчивый советский народ, все триста миллионов, поверили той чушне, что водопадом вываливалась в это время из церквей, синагог, мечетей.

В результате все религиозные конфессии потом чудовищно разбогатели, любо-дорого глянуть, какие сытые и громадные перед нами священники, муллы и раввины, как смущенно мнутся перед ними простые и скверно одетые граждане. Мы видим, как мощно покровительствуют всем религиям олигархи русского и еврейского происхождения, благодарят их за этот великий подковерный труд.

Моя однокурсница опять оживилась, глянула на меня снисходительно и произнесла саркастически:

— Можно подумать, ты не знаешь, что первое советское правительство было сплошь еврейским!

Галина глядит вызывающе, мол, видишь, нетрудно тебя припереть к стене, что ты защищаешь?

Исследователь русской культуры Ю. М. Лотман как-то сказал: «В истории знать какие-либо факты и понимать их — вещи совершенно разные. События совершаются людьми. А люди действуют по мотивам, побуждениям своей эпохи. Если не знать этих мотивов, то действия людей часто будут казаться необъяснимыми или бессмысленными».

Поэт Александр Блок вскоре констатировал: «…Происходит совершенно необыкновенная вещь: „интеллигенты“, люди, проповедовавшие революцию, „пророки революции“ оказались ее предателями. Трусы, натравители, прихлебатели буржуазной сволочи».

Из книги В. А Клименко. «Борьба с контрреволюцией в Москве. 1917–1920». Издательство «Наука», Москва, 1978 год. OCR Biografia.Ru: «Чтобы пробраться в здание управы, нам пришлось ползти по булыжной мостовой», — писала большевичка А. П. Мухина, которую однажды вместе с товарищами забросали камнями и обстреляли, пытаясь не допустить в отдел снабжения армии.

…Среди них наиболее непримиримую позицию заняли Союз инженеров, Союз служащих государственных учреждений, Академический союз, Союз деятелей искусств, Совет трудовой интеллигенции, Петроградский учительский союз, Пироговское общество врачей и некоторые другие организации. Речь шла в первую очередь об отказе интеллигенции и служащих в первые месяцы большевистской диктатуры от сотрудничества с новой властью в надежде на ее скорое крушение и возвращение к «нормальному государственному устройству».

Термин «саботаж» использовался большевиками, а в дальнейшем вошел в советскую историографию для обозначения одного из методов «борьбы контрреволюции против Советской власти», когда «чиновники и служащие старых государственных и общественных учреждений» путем отказа от работы «рассчитывали дезорганизовать и вывести из строя продовольственные учреждения, банки, почту, телеграф, железные дороги, торгово-промышленные предприятия».

Многих интеллигентов приглашали к себе в кабинет Ленин, Дзержинский, Луначарский, уговаривая взять на себя ответственность за работу банков, железных дорог, фабрик, заводов… Увы… Желающих было мало. Хотя и без того образованных людей в России было не очень много: в 1913 г. в стране было 136 тысяч специалистов с высшим образованием, 54 тысячи — со средним специальным образованием из 1 миллиона лиц.

«Отказ большой части интеллигенции от профессионального сотрудничества с советской властью, особенно в первые месяцы ее существования, привел к тяжелым последствиям для многих отраслей культуры. Забастовали государственные чиновники Министерства народного образования, и комиссия Луначарского, созданная первым советским правительством для руководства культурой, повисла в воздухе. Система государственного руководства культурой была разрушена, и новые органы формировались практически на пустом месте. Была разрушена старая система финансирования отраслей культуры. Нарастание экономического кризиса в условиях войны и революции неизбежно сказывалось на бюджетных средствах, выделяемых на культурные нужды. Экономическая экспроприация, начатая новым правительством, подорвала меценатство. Финансирование культуры сокращалось.

Практически приостановились научные исследования, с большими перебоями работали университеты и школы, боролись за выживание музеи, библиотеки, театры. Разрушалось нечто более важное, чем отдельные учреждения культуры.

„Прежней культурной среды уже нет — она погибла, — писал в 1919 г. К Чуковский, — и нужно столетие, чтобы создать ее“.

…Стремясь усилить поддержку в среде интеллигенции, СНК 29 октября 1917 г. обратился с воззванием „К интеллигенции России“, в котором призывал ее участвовать в социалистическом строительстве, в изменении существовавших порядков. В своем обращении нарком просвещения А. В. Луначарский объявил первой заботой правительства — „добиться в кратчайший срок всеобщей грамотности“, введения всеобщего обязательного бесплатного образования, призывая интеллигенцию к сотрудничеству в решении этих и других задач». (Ратьковский И. С., Ходяков М. В., «История советской России», Санкт-Петербург, 2001).

Николай Устрялов, воевавший на стороне Колчака, предлагал: «Лояльное, деловое сотрудничество с наличной властью, стремление в плане реальных мероприятий приближать советское правительство к русским условиям и растворять обрывки доктринерских директив в трезвой повседневной работе. Какое же тут отсутствие тактики? Тут цельная идеология умных и порядочных спецов, работающих не за страх, а за совесть (и не коммунистическую, а свою собственную). Никакого „анабиоза“ в моих рецептах нет — ни идеологического, ни тактического»…

В. В. Маяковский писал в автобиографии иное: «Октябрь. Принимать или не принимать? Такого вопроса для меня и не было. Моя революция. Пошел в Смольный. Работал. Все, что приходилось».

Владимир Петрович Аничков, служащий Волго-Камского банка, затем управляющий Симбирского отделения этого банка. Был главой Алапаевского округа: «Ведь концентрация капитала в руках правительства неразрывно связана с другим вопросом, и не только связана, но единый капитал является только могучим средством для достижения другой цели, а эта цель — „диктатура пролетариата“. А ведь в огромной своей массе пролетариат не только необразован и даже неграмотен, а обладает теми же клыками, указывающими на инстинкты хищничества, благодаря присутствию которого немыслимо разумное и честное управление государственным капиталом. Ведь вот тебе хорошо был знаком круг капиталистов. Скажи, любил ли ты их, служа им, или ненавидел? И я должен был признаться, что, глядя на их алчность и властность, скорее ненавидел, чем любил. Ну, а пролетариат как таковой, не представляет ли собой овечку, по форме зубов которой она легче бы всего могла воспринять и даже христианское учение. О нет, конечно, нет! Пролетарий, и каждый в отдельности, и в целом, обладает теми же клыками хищничества, что и капиталист. Его стремление к собственности, богатству отнюдь не меньшее, чем у капиталистов. Этот последний во всех своих стремлениях к главной цели — увеличению своего богатства — руководствуется реальными возможностями, здравым смыслом. У пролетариата же действует, скорее, не разум, а инстинкт. Его требования часто неосуществимы. В своих экономических забастовках он не только предъявляет требования, граничащие с абсурдом, но отнюдь не считается с тем обстоятельством, что во всякой забастовке не только сталкиваются интересы труда и капитала, а всегда есть и третья заинтересованная в этой борьбе сторона — это все общество.

Мне возразят, что и капиталист грабит все общество. Это верно, конечно, но капиталист всегда считается с возможностью повышения цен на товары, ибо эта возможность стоит в прямой зависимости от наличия конкуренции.

Итак, диктатура пролетариата для меня значительно менее приемлема, чем диктатура капиталистов, ибо таковая находится в опытных руках, сумевших создавать капитал для своего личного благополучия, почему им и легче управлять страной, так как создание капитала — это большая наука, далеко не присущая всему человечеству.

Где же таких хозяйственных людей найдет пролетариат, кто его водители? Огромное большинство революционеров потому и пошли по этой дороге, что потерпели неудачи в капиталистическом строе. Недаром же Ленин заявил, что всякая кухарка может управлять страной. Не лучше ли ломать шапку перед опытным капиталистом, чем перед безграмотной кухаркой. Ведь и сейчас начали образовываться в деревнях комитеты бедноты, на которые Лениным делается большая ставка. Из кого же они состоят? Исключительно из лентяев и пьяниц. Эта власть будет и похуже ленинской кухарки. Можно ли при таких правителях ожидать успеха в проведении коммунизма, основанного на уничтожении частной собственности, когда вся та шпана только и будет грабить имущество не с целью внесения его в казну, а для собственных целей.

…Нет, я должен не только саботировать коммунизм, а с оружием в руках, пока еще не поздно, бороться с ним» (В. П. Аничков, архив Гуверского института войны, революции и мира Стенфордского университета (Anichkov Vladimir N. Box 18)).

Как же в это тревожное для России время вел себя рабочий класс? Так ли пил, как утверждал банкир Аничков, все ли разворовывал, ощущал ли себя хищником? И против кого на самом деле собирался с оружием уйти к Духонину Владимир Петрович? Это мы узнаем уже из других воспоминаний:

«Шла гражданская война. Промышленность, транспорт в стране были парализованы. Предприятия Юга, Урала разрушены. Сырьевая база подорвана.

В этих условиях Кулебакский горный завод приобретает важное значение в жизни молодой Республики. Положение осложняется нехваткой специалистов и саботажем старых спецов.

Буржуазное охвостье сознательно создает трудности. Так, еще в конце 1917 года предприятию потребовались дымогарные трубы для ремонта заводских паровозов. На заявку правление акционерного общества не ответило. Тогда в комиссии рабочего контроля возникает мысль: попробовать достать трубы в Выксе. Однако управляющий Выксунским заводом Гуцков ответил: „Без разрешения правления отпустить не могу“».

И на помощь приходит комиссия рабочего контроля Выксунского завода, которая добивается отпуска труб в Кулебаки.

В эти трудные, голодные годы утверждаются в жизни новые отношения. «Вокруг нас, — вспоминал М. И. Капралов, — словно все преобразилось. Все было то же и не то: остались те же деревянные домишки, те же улицы с непролазной грязью, пыль, копоть, жара в цехах. Но мы стали другими. Веселее поглядывали люди, появилась какая-то открытая уверенность в глазах и во всем облике рабочего, теплота во взаимоотношениях…».

Перед молодыми органами Советской власти ежедневно, ежечасно жизнь выдвигала задачи, которые порой нелегко решить. Не хватало дров, не хватало продовольствия, надо было налаживать нормальную работу учреждений. Обращается, например, в Совет заведующая женской школой с просьбой: «Во вверенной мне школе класс только на 40 человек, а учащихся 120 человек. В одном классе одновременно приходится заниматься двум учительницам. Необходимо открыть два учительских комплекта, сделать пристрой к школе».

Постепенно Советы налаживают просвещение, открывают доступ читателям к библиотечным фондам, отменяют плату за пользование книгами. Перед коллегиальным заводоуправлением стоят не менее серьезные и важные задачи: Советское государство нуждается в металле, а между тем производство его упало по сравнению с 1916 годом в 5–7 раз. Война поглотила многие квалифицированные кадры металлургов. Голод, холод, нехватка квартир.

В феврале 1919 года рабочее заводоуправление постановило: «Ввиду острого квартирного кризиса произвести срочно уплотнение, не считаясь со служебным положением. Оставить для семьи до 4 человек — 2 комнаты и кухню, для семьи от 4 до 8 человек — 3 комнаты и кухню. Для семьи более 8 человек — 4 комнаты и кухню».

Выражение «не считаясь со служебным положением» было направлено против некоторых служащих завода. В каждой из квартир, некогда принадлежавших высшей администрации, потом стали проживать по 5–12 семей. А это значит, что десятки и сотни нуждающихся рабочих получили крышу над головой.

Несмотря на трудности и лишения, рабочие выплавляли сталь, катали бандажи. По-прежнему дымили заводские трубы.

В 1921 году… директором стал Василий Андреевич Зиновьев, рабочий бандажепрокатного цеха, с большой жизненной школой.

Его трудовая биография началась в 14 лет. Рано приобщился он к революционному движению… Хлебнул и тюремного лиха.

Когда Василий Андреевич стал первым красным директором, недоброжелатели Советской власти иронизировали: «Красный директор!.. Большевик, неуч… Все провалит…»

Но этого не случилось. «Красный директор», имея всего-навсего три класса образования, знал людей, умел слушать их, советоваться с ними, учиться у них и вместе одолевать трудности. Нужно было — сутками не уходил с завода. Его худощавую фигуру можно было видеть в цехах, на собраниях, на субботниках с ломиком или лопатой в руках. Многие удивлялись: «Когда только директор спит?» Нередко в шутку говорили ему:

— Не похож ты, Василий, на директора. Нет у тебя ни жира, ни мяса.

— Что вы, ребята! Нам сейчас не до жиру, быть бы живу. Отоспимся потом, когда белогвардейцев к ногтю прижмем.

И уже в 1921 году, благодаря усилиям коллектива и «красного директора», производство стало медленно набирать темпы. (Г. И. Долбилкин, С. А. Елизаров и др. «Приокские зарницы», Очерки истории завода 1866–1966 гг., Волго-Вятское кн. изд-во, Горький, 1972 г.).

«…Стремление вернуть старый рай для эксплуататоров и старый ад для трудящихся, — говорил Ленин, — кончилось ничем» (ПСС, т. 8, с. 72).

Но специалистов в стране отчаянно не хватает. И тогда Владимир Ильич дает разрешение, о чем пишет даже А. Солженицын, принимать на работу евреев. Активных, урбанизированных, образованных, рвущихся к работе и, конечно, к доминированию над всеми. Как выяснилось позднее.

Активный саботаж русской интеллигенции длился с Октябрьского вооруженного восстания до начала Гражданской войны, то есть с октября 1917 г. по май 1918 г.

Русская интеллигенция в этот малый исторический отрезок воротила нос от собственной страны, строила ей лукавые глазки, ломала в учреждениях столы и стулья, прятала ключи, рвала документы — вроде не таким уж долгим был этот период по времени — одна молекула в масштабах Вселенной, лишь несколько минут в настоящей и грядущей жизни России. Но этого малого времени хватило, чтобы в стране произошел… этнический переворот. С всем хорошим в нем и плохим. Переворот, которым десятилетиями спекулирует эмиграция, сама же и спровоцировавшая его, добровольно отказавшаяся быть элитой на собственной Родине, кинувшаяся на чужбину, чтобы обслуживать другие народы.

Но если бы в Гражданской войне победили белые, воевавшие за Россию с диктатурой частной собственности, то ситуация 1991 года, когда собственность почти вся оказалось в руках олигархов еврейского происхождения, случилась бы на 70 лет раньше.

Нет бы понять промах, спохватившись, исправить бы его в мощном соревновании знаний и умений, чтобы помочь своему народу встать на ноги и зажить куда лучше, чем мог позволить это капиталистический способ производства; вместо этого после гражданской войны фрондирующая интеллигенция, не желающая жить рядом, видите ли, с быдлом, вообще покинула страну, обозвав на весь мир свой народ пришедшим Хамом. И добавила к этому тысячу категоричных и бранных слов, обхамив уже великие творения гуманного русского писательского мира из царского периода, известных и не совсем известных философов, публицистов, а также погибших на каторгах и оставшихся в живых революционеров, и вообще простых мужиков, набравшихся в дореволюционные времена мужества, чтобы заметить грабеж и несправедливость окрестной жизни. Это огромное творение Революции, в которую десятилетиями прибавляли свой труд и женщины, благодаря эмиграции семьдесят лет было под колоссальным обстрелом. В общем, ребята и до кухарки не дотянули, взвалив на себя миссию вечно лающей подворотни.

Потом поток лжецов разбавили еще колбасные диссиденты с вечной обидой на своих кривых физиономиях, которая, кажется, даже ночью не сползала с их лиц.

А жизнь в отместку с их неплохим высшим образованием предоставила им работу только менял всего чего только можно, перепродавцов, мойщиков окон, адвокатов, объясняющих, что такое в чужом мире жалкое иммиграционное право. Пусть доят… других. Может, и неплохо, что они от нас уехали.

Нам же всего и дома хватает! Мы… свой мир будем строить дальше. Несмотря на огромное постигшее нас несчастье: возврат буржуазного нелюдя. Плавающего на бронированных танкерах в океане удовольствий, когда горят наши леса, деревни, селения, закрываются школы, и вновь утекает заработанное нами в ниццы и на чужие лазурные берега. Как с этим справиться? Революция подскажет, когда придет ее время. В нужный час она откроет свои секреты, организует батальоны, тут же найдет лидеров.

Что на прощанье хотелось бы сказать моей бывшей однокурснице?

Мы у себя дома посадили березки. Дома родили детей. Не заримся на чужие цветы. Любуемся небом, купаемся в своих реках. Не метем чужие тротуары. И многие из нас делают все, чтобы не отдать Родину в чужие лапы.

Что же плохого в том, что мы, хоть и смертельно нынче обиженные отъемом у простого народа всего и вся, не ринулись в другие страны? За чужими идеалами и благами, чтобы быть там приймаками и нахлебниками, как наша бывшая однокурсница Галя. Живя у себя дома, мы уже одним этим мощно защищаем свою страну.

«Я у себя дома каблучками на улице громко стучу», — как-то вырвалось у меня среди русских эмигрантов в Канаде.

Вначале они рассмеялись, затем погрустнели. Их Вселенная по сей день расколота надвое: прошлого не забыть и в будущее с головой не нырнуть. Родина из забвения, будто Китеж, всплывает да всплывает, мелькает и мелькает дальней и такой прекрасной тенью. Поднимется ли теперь рука, как когда-то, кинуть в нее хоть комок пыли из собственных бед, случившихся лишь потому, что из-за гонора, спеси, отсутствия мудрости, малой политической смышлености не хватило у них ума вовремя разобраться во всем и любить в России не только себя, но и народ?

А коль Октябрьская революция была, видите ли, жидовской, то почему, спрашивается, бесплатное образование, медицину, жилье, отсутствие безработицы… абсолютно для каждого человека в стране, притом, любой национальности, что для русского, что для орочи или адыга, такие же жиды не устроили больше ни в какой другой стране мира? Почему в Израиле блага — только для одной национальности? А у нас они были для всех!

Революцию создал и воплотил в жизнь ее планы Великий коллективный интернациональный гений всех наших народов! С огромным вкладом, как говорят нынче, от всей души, русского цивилизаторского человека. Эгоистам и космополитам такая ноша не по плечу. Понять ли это вечному одиночке?

В последнее время некоторые писатели говорят о примирении белых и красных. Вон оно, это «примирение», сидит у меня за столом, слушает последние известия, радуется, что облили краской памятник Карлу Марксу. Галя безразлична к памяти тех, кого расстреляли в 1993 году (это не ее герои), и подводит под событиями черту: лишь бы не вернулись к власти коммунисты…

То есть лишь бы не вернулось к нам… бесплатное образование («можно выучиться и на кредиты» но, правда, выскочить в жизнь по уши в долгах). Лишь бы не вернулось бесплатное жилье («можно жить и на съемных квартирах», в которых ни кошку, ни собаку нельзя завести, да придется съехать в любой момент по чужой воле). Лечиться бы нам только за свой малый счет. А им, которые у нас тут наездами, вахтовым методом, чтоб вернулись имения, фабрики и заводы да еще с процентами за 70 лет.

И крепостные чтоб вернулись. Без них как же? А по реформе ТСЖ чтобы постепенно стали бы их собственностью и наши квартиры.

Все по Марксу. Классовая борьба продолжается. Будем ли мы и дальше уступать, как и бесхребетная интеллигенция 20-х годов прошлого столетия? Которую мгновенно подменил другой пласт людей. И нас ведь уже подменяют. Миллионами гастарбайтеров.

Лично мне быть терпеливой религиозной овечкой, которой управляют все кому не лень, с ожиданием царства лишь на… небесах, вовсе не хочется. Царство должно быть на земле и создано лишь собственными руками! О чем сообщил публицист Иван Иванович Скворцов-Степанов еще сто лет назад.

ПОСТСКРИПТУМ. Неожиданно открылось, что много лет Галя летала на родину еще и для того, чтобы вернуть себе в Кисловодске дом своей тетки. В котором, правда, живут племянницы. Потому и обливала помоями советскую власть, подносила многим свою чашу с цикутой. От страха, что вернется то государство, которое с благами — не только для нее одной. Тогда хлопоты американской гражданки были бы напрасными.

Галя и впрямь видела себя элитой, урожденной… такой-то. Но уродиться в ауре исключительности бывшей однокурснице не удалось. Многолетние «пустые хлопоты» в этом вопросе удачей не обернулись.

Удивить бы мир другими своими талантами… Таких у Галины не нашлось.

 

РАЗДУМЬЯ У ЗОЛОЧЕНОГО НЕБОСКРЕБА

Когда-то верилось, что будущие журналистские трассы понесут меня в Бангкок, Сингапур, местечко Мбужи-Майи. Что непременно прогуляюсь я около озера Чад, увижу водопады Игуасу и Ниагарский…

Но с годами мечты, как лампочки у телевизора, садились и гасли. Особенно уменьшились они «до ореховой скорлупы» (по выражению болгарской прорицательницы Ванги) в ту пору, когда на журналистской тропе, сколько ни шарь под корягой, не найти билет даже в недалекий райцентр.

Однако мечты… Они ведь, как фронтовые раны, зудят, «достают», — и вдруг… самолет с алым кленовым листком на хвосте понес меня через Франкфурт, Манчестер, мимо Гренландии, полуострова Лабрадор и опустился на берегу озера… Онтарио. Как в сказке!

Вон небоскребы, один — полностью из золоченого стекла, сияет под солнцем, как лампа Аладдина, изящен, как рекламный флакон духов Нины Риччи. Неподалеку от этого золоченого «флакона» профессиональным взглядом отмечаю башню здания редакции газеты «Канада лайф». Спустя несколько дней в одном из канадских изданий я прочитаю о том, что жить в этих небоскребах не очень приятно из-за вони мусоропроводов. Но это мелочи.

Главное, передо мной — обетованный рай капиталов, якобы печатный мятный пряник цивилизации, как о нем все время говорили (и восклицали) наши постоянные обитатели всех телемостов, казалось бы, прописанные на этих воздушных мостах и подмостках.

Да, в городе много магазинов, шикарные трассы, но неужто все люди вокруг, как и я, прилетели сюда пять минут назад? Не ошибся ли лайнер, Канада это, Африка или Китай? Откуда эти толпы чужеватых по цвету кожи северному полушарию людей? У них же разное мышление, другая ментальность, иные национальные привычки и даже вкусовые пристрастия. Что объединяет здесь столь непохожих один на другого обитателей Земли?

Открываю газеты, вижу, что выходцы из России Саша Бородин, Леонид Бердичевский, Шмуэль Шапиро очень не любят свою бывшую родину, издеваются в печати над ее народами, ерничают, восхищаются тем, как им сейчас хорошо на новом месте.

Ага, Канада — страна эмигрантов, и передо мною, значит, тысячи тех, кто не защищал свою родину, когда с ней случалось несчастье, не отстаивал свои идеи, мысль, право жить, как им могло казаться, разумно, честно и справедливо у себя дома, а тут же улепетывал из страны, присасывался к чужой земле, к бытовым и социальным удобствам, наработанными другими народами.

Выходит, вокруг меня — тысячи генетических трусов, нарциссы-эгоцентрики всех цветов кожи, тысячи Чонкиных, в том числе и китайского происхождения.

В семидесятые годы двадцатого века прошла почти по всем театрам страны пьеса Владимира Войновича, в центре которой солдатик Чонкин, не пожелавший воевать в войну и отсидевшийся в малой деревушке на теплой печке под крепкой охраной бабьей юбки.

Чонкины нынешней волны пошли дальше. Василий Аксенов, к примеру, добровольно когда-то покинувший нашу страну и засевший в Америке, приветствует теперь наступление натовской сволочи на нашу Родину.

Да, им, создателям никчемных образов, сейчас неплохо, они на теплой печи, но все-таки на чужой, а потому по сути своей — иждивенцы, фактические бомжи. Случись и в этой стране беда, вдруг ухудшится жизнь, отдадут ли они своих детей в армию Канады? Скорее всего, вновь поднимутся с места и тут же окажутся в другой стране, как перелетевшая со шкафа на тумбочку пыль.

Так что, друзья, не ахти что мы потеряли среди тех, у кого пятнадцать ментальностей на каждый год жизни. Я трудилась с такими в коллективе… Спросить с них ничего нельзя, в ответ тут же гвалт, что к ним придираются, а чтоб в свой карман положить тайком да ловко и при этом оболгать иного… Тут они — великие мастера, уверенные в том, что другие ничего не поймут и не разгадают!

В общем, пусть небеса разбираются с этими мутноязычными гражданами, а ко мне в эту минуту тянется молодая рука: «Гив ми, плиз!» («Дайте, пожалуйста, мне…»).

У молодого человека голубые глаза, русые волосы, ему не более 25-ти лет. Живи этот парень в России, да еще в советское время, непременно учиться бы ему в институте, шушукались бы о нем с любовью девчонки на лекциях, потом — молодая семья, НИИ или завод, поначалу комната в общежитии, затем — долгожданная квартира! Словом, абсолютно всегда — крыша над головой, психологическая и социальная встроенность, та или иная вписанность в жизнь.

Но парню не повезло, родился он в другом полушарии. Да и рая такого теперь у нас нет. Светлые глаза попрошайки в ситуации жуткой старческой безысходности глядят на мир так безучастно, будто его самого уже нет, а осталась лишь эта тянущаяся из ниоткуда рука.

— Граждане, ну, сделайте что-нибудь, это же ваш соотечественник! — хочется крикнуть мне прохожим.

Рядом проплывает белоснежный линкольн, внутри которого — тонированная безучастность, а у молодого попрошайки, сидящего около отличнейшей трассы и крепкого особняка, выбор в мире тонированного счастья один: выпал в осадок, значит — умирай!

В этот же день в газете «INFO» (25 дек. 1997 г.), издаваемой в Канаде, я прочитаю у Леонида Бердичевского следующее:

«А эмигрировать в Канаду сложно? — глотая слюну, спрашивают французские друзья.

— Милости прошу.

— Говорят, у вас в Онтарио бездомные есть, голодные…

— Утка, — отвечаю. — Пропаганда. Это наши идеологические противники специально против нас ведут подрывную работу.

— Кто?

— Враги.

— У Канады?

— Да. Завидуют. Злобствуют. Скрежещут зубами».

Хоть стой, хоть падай. Я вижу бездомного, а на соседнем перекрестке — другого, автор же Бердичевский не видит. В упор. Может, я не права? Завидую… Злобствую… Тогда почему в газете «The Yonge Steet Review» от 16.01.1998 г. Михаил Писарев в статье «Канадская хроника» пишет: «Важнейшая канадская экономическая новость стала известной уже после окончания года. В декабре безработица упала до 8,6 %… Молодежная безработица среди лиц 16–24 лет составляет 16,8 % и означает каждого шестого или седьмого молодого канадца, лишенного возможности достойной жизни».

А вот еще одно свидетельство того, что журналистика генетически трусливой публики, генетических Чонкиных, любящих только свой зад на теплой печке, ради своего конформизма никогда, ни в одной точке Земли не заметит чужих страданий, потому «бывший наш» Леонид Бердичевский охотно пропускает мимо сознания и такие заметки в торонтских изданиях:

«В прошлом номере „Беседы“ были приведены данные о нарастании бедности в обществе: За пять лет число канадских детей, живущих в бедных семьях, увеличилось на 58 % и составило в том году 1 472 000… Рост бедности больше всего в нашей провинции Онтарио (99 %, то есть фактически вдвое). Понятно, что Канада глубоко шокирована».

«Правительство Онтарио ведет беспощадное наступление на малоимущих и бедных и проявляет прискорбное равнодушие к нуждающимся семьям, — заявил священник Дэвид Пфриммер. — …Мы имеем дело с правительством, которое управляет обществом без оглядки на его нужды. Осталось еще посмотреть, есть ли еще у него совесть?».

Удивительная страна Канада! Хорошо упакована в стекло, бетон, но чем больше читаешь местную прессу, тем больше становится как-то не по себе.

«В среду студенты со всей Канады собрались, чтобы выразить протест федеральному правительству страны. Каждое новое правительство поднимает стоимость высшего образования, и многие уже не могут позволить себе учиться».

Сравнить ли с советским периодом нашей страны, когда у нас в институтах учились все, кому не лень.

А вот в газете «Голос» совсем невинное известие о том, что в Монреале обсуждаются сообщения медицинской конференции в Дании. Мол, есть несложная процедура, которая может сократить количество инфарктов у мужчин. В Копенгагене из 169 испытуемых заболели только 6 %. И операция-то плевая, всего лишь… кастрация.

«Может, в Канаде уже и замуж выйти не за кого, половина страны кастрирована?» — оглядываюсь в ужасе я.

Так же в западном мире, оказывается, решается вопрос и с душевнобольными. С конца 20-х годов, во время Второй мировой войны и до 1985 года в Швейцарии практиковалась их насильственная стерилизация. Историк Йост из Лозанны утверждает, что и по сей день в этой замечательной стране жертвами стерилизации становятся до 1000 женщин ежегодно. В Швеции уже поступили иски от многих тысяч жертв насильственной стерилизации в период между 1936 и 1976 годами.

А что ныне происходит в мире, который недавно по собственному желанию миллионов вдруг стал капиталистическим?

В бывшей ГДР, где после объединения Германии безработица стала бичом для многих женщин, они уже сами идут на крайние меры.

Средства массовой информации несколько лет назад передали, что пришедшей наниматься на работу женщине немецкий работодатель сказал:

— Я возьму тебя, если ты себя стерилизуешь.

Елки-дрова, и за женщин уже взялись. Как могло такое придти в голову мужчине, возможно, самому имеющему детей? Руководитель советского предприятия только за одну такую фразу получил бы несколько лет тюрьмы и навсегда был бы отлучен от права руководить.

Но капитал не столь щепетилен. Он не любит тратить средства на оплату отпусков по беременности и родам, охрану труда женщин на производстве, на строительство и содержание детских садов. Ему не по нутру естественный ход жизни, поэтому немецкая женщина из восточных земель оказалась перед жесточайшим выбором: путь в никуда или кусок хлеба, а через пять минут — тоже путь в никуда.

Как далее рассказала газета, женщина из восточных германских земель, что пришла в поисках работы, подчинилась владельцу фирмы. А два года спустя уже десятки тысяч немецких женщин (судя по сообщению радио «Свобода») стерилизовали себя, и теперь во многих немецких городах появились организации, предлагающие подобные услуги!

Значит, бедному в мире небоскребов-сити не только молчание — отсутствие права на свои радиоволны, каналы телевидения. Обязанность не иметь детей также входит в перечень запретов для неимущих. Зато кастрация в избытке. Во всем… Физическая и духовная. В праве учиться, рожать, любить. Вправе на политическую, противоречащую капиталу мысль. То есть в мире шикарных трасс и авто ты лишь раб, испуганно жмущийся к обочине. Потому новоявленный канадец, бывший «наш суетливый», Леонид Бердичевский и не замечает тебя. В упор. Принципиально. Ибо ты — ничто!

— Нет и нет! — говорю я твердо себе. — Никогда не пожелаю я такого ни внукам своим, ни внукам врагов своих.

Все-таки прав был Ленин, когда говорил, и правоту его ныне нынешняя жизнь подтвердила, что важнее весь народ поднять хотя бы на сантиметр, чем отдельную личность на метр.

Хотя бы для того, добавила бы я от себя лично, чтобы эта неожиданно, как болванчик, выскочившая личность не плевалась бы потом, как примитивный верблюд, в тех, кто ее содержит и дает возможность творчески состояться, не распыляясь при этом на малоприятный труд по созданию всех сфер жизнеобеспечения.

Да и Сталин… при всей полноте его политической власти мог бы заниматься этими отдельными личностями, а вместе с ними — созданием бетонок, банков, раздачей земли, но он выбрал иное… На его руках после войны — миллионы израненных мужчин, осиротевшие женщины, дети — хилые ростки войны…

Зайдите на ту часть кладбищ, где захоронки 1941–1945 годов, сколько на этих погостах тех, кто только взглянул на мир, сделал лишь первый шажок, произнес первое слово… Надо было срочно спасать остальных!..

И в СССР — бесплатные лекарства (платными их потом сделает Хрущев), строгое медицинское наблюдение, тщательное и терпеливое лечение туберкулеза. Бесплатные санатории, детские сады, ясли. Доступность образования. Дешевизна передвижения на любом транспорте во всей огромной стране. Уникальный кинематограф, в котором пропаганда некорысти, великого сочувствия к другому, умения сверкать молодостью и мыслью, а не шмоткой и макияжем.

Вспомните, как были целомудренны и женственны героини советских фильмов. Увидев их на экране, зрителям хотелось после этого кого-то душить, расстреливать или грабить?

Мне могут возразить: Сталин одних лечил, других — в концлагеря…

Я тоже могу кое-что возразить. Открыв канадскую газету «Беседа» от 15 мая 1997 г., читаю о канадском писателе украинского происхождения Питере Кравчуке, эмигрировавшем с Западной Украины в 1930 году: «…В начале Второй мировой войны, вслед за другими канадскими лидерами левого крыла, Петро Кравчук был интернирован и отправлен в концентрационный лагерь в Кананаскис (Альберта) как „потенциальный враг Канады“.

Канадские концлагеря были построены в 1939–1940 гг. в качестве превентивных мер против людей, подозреваемых в профашистских настроениях… Однако вскоре после начала советско-германской войны, когда СССР стал союзником Канады, коммунисты были выпущены на свободу».

Возьмем Францию, о чем рассказывают первоисточники?

«А когда началась война, иностранцев, молодых и здоровых, стали забирать в армию, обещав им французское гражданство… если, конечно, они останутся живы. Стариков и людей постарше из числа иностранцев стали сажать в концлагери. Бывало, что родителей сажали в лагерь „за политическую неблагонадежность“, а сыновья их были обязаны служить в армии. Впоследствии даже и этих людей, защищавших Францию, бросили в концлагери, как только, после капитуляции Франции, они стали не нужны капитулянтам».

Другой пример из той же книги. «В 1939 году 400 000 бойцов Испанской республиканской армии, разбитой фашистами Франко и дивизиями Муссолини и Гитлера, при благосклонном „невмешательстве“ Блюма, переходят французскую границу у Пиренеев. На границе французские жандармы и „гард мобиль“ — преторианская стража французских империалистов — обирают их до нитки, избивают и по приказу Даладье загоняют в гигантские концлагери. Франция присваивает себе вооружение испанцев: пушки, винтовки, автомобили, отнимает у них золото. Постепенно путем угроз и лишений их заставляют возвращаться в Испанию к Франко. Там их ждет расстрел или тюрьма. Оставшихся во Франции держат в лагерях, ссылают в Северную Африку… Надо было видеть, с какой ненавистью они говорили о Франции!

Никогда, кажется, не было во Франции такого количества доносов, анонимных писем…

Шпиономания стала всеобщей. Один мой знакомый, румын… был арестован только за то, что смотрел, как военный грузовик набирал перед его домом бензин из колонки. По всей Франции следили тогда „за световыми сигналами“ немцам, и каждый обвинял соседа… С настоящим же шпионажем, который немцы проводили весьма ловко, никакой серьезной войны не велось» (из книги Анатолия Рубакина «Французские записи»).

«Еврейская газета» (Москва) сообщила, что «Швейцария во время Второй мировой войны не впустила 30 тысяч евреев, и позже они погибли от рук нацистов» (№ 12, 1998 г.).

Америка. Забастовка сталелитейщиков в 1920 г. «Во время облав… было схвачено 10 тысяч человек. Среди них старики, женщины и даже дети. Арестованных избивали, пытали. В Бостоне их заковали в кандалы и водили по улицам на потеху толпы. В Филадельфии, где было схвачено 200 человек, почти всем пришлось испытать так называемые допросы „третьей степени“ — пытки. В Детройте 800 заключенных морили шесть дней голодом, в Форт-Уэйне жен и детей заключенных избивали у них на глазах. В Нью-Йорке арестованных отдали на расправу уголовникам. Многие из арестованных иммигрантов были высланы из США…» (Из книги И. Григорьева «Фостер»).

«С начала войны и на протяжении 1940 года на Компартию США обрушился ряд суровых репрессий… В октябре — ноябре 1939 года ряд руководителей компартии, включая тогдашнего генерального секретаря Эрла Браудера, заключили в тюрьму… Уильям Шнейдерман, руководитель партийной организации в Калифорнии, проживавший в США с двухлетнего возраста, был лишен американского гражданства.

По закону Смита 3 млн 600 тыс. жителей иностранного происхождения подверглись позорной процедуре снятия отпечатков пальцев» (И. Григорьев «Фостер»).

Следует напомнить нашему наивному читателю, что в хваленой Америке после нападения японцев на порт Перл-Харбор были отправлены в концлагеря все граждане японского происхождения, в жилах которых текла хотя бы 1/16 часть крови народа, что родом из страны Восходящего солнца.

Читаем далее прессу. «Известия» Голембиовского от 27.02.1998 г. сообщают:

«Норвежское государство решило расплатиться со своими гражданами за свои старые грехи времен „холодной войны“. Министерство юстиции передало на рассмотрение в парламент проект компенсации тем, кто пострадал из-за нелегального занесения в „черные“ списки тайной полиции. Регистрации, следствием которой был запрет на определенные виды работы, и увольнениям подверглись коммунисты, левые симпатизеры, активисты антивоенных движений и даже вполне благонадежные норвежцы, кто побывал в Советском Союзе или странах Варшавского договора. Досье в период с 1945-го по 1981 год были заведены на 49 тысяч норвежцев из четырехмиллионного населения страны — что вполне сопоставимо с масштабами тотальной слежки в СССР. Правительство собирается выплатить каждому, кто невольно „обморозился“ в годы „холодной войны“, Компенсацию в сумме до 100 тысяч крон, так что теоретически государству придется раскошелиться на 630 миллионов долларов».

Обратимся в наше время. Израиль то и дело наносит превентивные удары по югу Ливана, пытаясь уничтожить движение «Хамас». Америка растерзала Ирак, лежащий за тысячи километров от нее. Кто за это с нее спросил?

Они, западники, ядреными пулеметными очередями на протяжении столетий спасают свою систему, растерзывая любого, кто мог бы встать на пути их глобального грабежа.

Так почему же Сталин, позвольте, не имел права во имя спасения рабоче-крестьянского государства принимать меры против внутреннего врага, который без него спустя какое-то время все-таки добил страну?

А что враг был силен и коварен, доказывает лежащее теперь в руинах государство СССР, в котором не нашлось ни одного толкового мужика, чтобы всех ельциных и Чубайсов вовремя упрятать за решетку. Хотя то и дело наезжающий теперь из Израиля в Россию бывший диссидент Щаранский открыто признался в одном из своих телевыступлений в том, что они, диссиденты, сделали все, чтобы разрушить Советский Союз. Значит, по делу сидели в свое время эти подлецы. Так чего жаловаться на весь мир о том, как им в тюрьме было трудно. За такое дело они сидеть должны были куда больше. Как в Америке, где сроки совсем другие. К примеру, девяносто девять лет, а то и все двести. И место им даже нынче в черных ямах, а не на нарах.

Сейчас мне возразят: больно много было невинных жертв.

В ответ открываем канадскую газету «Беседа» (15.01.1998 г.). Читаем: «По данным групп по защите прав человека, в перуанских тюрьмах по обвинению в терроризме содержатся почти четыре тысячи человек, 600 из них невиновны… Некоторые из них провели в тюрьмах более пяти лет».

Кто-нибудь после такого известия уничтожил государство Перу, расколол его на множество частей, оставил без крыши и куска хлеба свой народ?

Вы не находите, что дети жертв сталинских репрессий из-за своих личных обид явно перегнули палку — уподобившись коллективному Чингисхану, разгромили собственное государство и пустили (ради торжества элиты) по ветру судьбу 180 народов, то есть поступили так, как хотели поступить с Россией и их отцы?

Так что же за все 70 лет советской власти в нашей стране происходило такое, что в это же время не происходило в западных странах? А коли точнее: это от них к нам пришли СПИД, наркомания, проституция — с активной жизненной позицией, изуверские секты. И вновь вернулась к нам частная собственность, которая каждый день, как и прежде, воюет со своим народом за свои неслыханные права.

Так что перестань испуганно втягивать голову в плечи, советский человек! Нет на тебе никакой вины. Каждый твой шаг, умение всем дать работу, цель и смысл любой судьбе, культ некорысти и добра потом будут изучать тысячи ученых, экономистов, политиков. И не за горами время, когда ты, советский человек, всеми народами мира будешь признан за эталон великодушия, трудолюбия, заботливости и прямо-таки щегольской непритязательности.

В заключение хотелось бы напомнить слова Познера-старшего, прошедшего все круги капиталистического ада, и от долгих размышлений ставшего в США коммунистом и советским разведчиком. В очень драматичное для всего мира время Познер-старший вымолвил сыну:

«Ты сейчас, наверное, нередко слышишь, что до падения Советского Союза остались считанные дни, что вот-вот фашистам сдадут Москву. Так вот, запомни, этого никогда не случится. Потому что победить советский народ никому не дано».

Сын этого человека, ныне телеведущий Владимир Познер, человек с тремя гражданствами, значит, и с тремя, а то и больше, лицами, автор всех телевизионных антисоветских «Мостов», не поверил отцу до конца и сделал очень много, чтобы это предсказание опровергнуть.

Потому наша задача — выстоять! Любой ценой. Как когда-то выстояли наши отцы под Сталинградом. Нашему поколению выпал такой же невыносимо тяжкий фронт.

Чтобы даже враги поняли нашу космическую по глубине мысль: небоскреб, даже золоченый, построить не трудно. Куда труднее выстроить каждую жизнь. А не только для жаждущей все подмять под себя шпаны, даже если она и держит в руках лучшие айфоны мира.

Мудрость… Не через гаджеты передается, а через душу.

 

ЗАМЕТКИ С БУРЖУАЗНОЙ УЛИЦЫ

Телевизионный обозреватель Познер — Президенту Российской Федерации Дмитрию Медведеву:

— Есть журналисты, которые преувеличивают объемы неполадок в общественной жизни.

Дмитрий Медведев — Познеру:

— Их мало.

Алексей Пушков о Познере:

«Ни для кого при этом не секрет точка зрения самого Владимира Познера. Никто не сомневается, что он не любит православие, любит США и играет в большого демократа.

— Вы были хотя бы на церемонии „ТЭФИ“?

— Я не хожу туда, по-моему, года три. Пока Познер, который, мне кажется человеком крайне необъективным, возглавляет телевизионную академию, я на „ТЭФИ“ ходить не буду».

Владимир Владимирович Познер еще забыл сказать президенту, как он медом расплывается на телеэкране при любом упоминании о таком враждебном к нам территориальном образовании, как США, как до небес расхваливает Америку, вбивая в головы российских телезрителей фетиш Алабамы, хотя безобразий в Америке куда больше, чем в любом уголке мира. Именно из техасских голов вылетели подлые мысли о разрушении СССР, то есть нашей жизни, а позднее о бомбежке Югославии, Ирака, следом зародились планы и о войне в Иране.

О чем еще забыл Познер в своем докладе президенту? Как до космических масштабов преувеличивал страдания народов при социализме, как пропагандировал безработицу: «согласитесь, что надо немного-немного безработицы», — сказал он в одной из своих телепередач. И всем дал рецепт, как в жизни всегда побеждать:

— Не будь козлом!

Хотя в очерке Юрия Кудимова «Человек с моста дружбы» в 1987 г. он говорил иное: «Что такое быть безработным, советские люди вряд ли могут себе представить. Это невозможно, не испытав ни разу подобного положения или хотя бы угрозы оказаться в нем, — размышлял намного раньше по-иному Владимир Владимирович. — Поэтому у многих, особенно у молодежи, превратное представление об этой страшной трагедии США и Запада в целом» («„Они выбрали СССР“, М., изд-во политической литературы», 1987 г).

Теперь безработицы в России сколько угодно. Как же Познер глядит нынче несчастным безработным в глаза? Скорее, и не думает о них. Разве из телевизора при фантастической зарплате телеобозревателя, на которую куплена квартира в Америке, возможно, и многое другое, чужие беды увидишь?

Забыл рассказать Познер и о том, как цинично монтировал передачи, после которых людей потом подвергали анафеме. Участница телемоста в его передаче сказала, что у нас в стране нет грязного секса. Владимир Владимирович убрал слово «грязного» и оставил от подлинно сказанного лишь лживый обрубок, который и прозвучал на весь мир, что «у нас в стране секса нет».

Над женщиной потом смеялись все кому не лень, ее буквально затравили, о чем Познер спустя 10 лет сам и сообщил, не найдя нужным хотя бы извиниться перед поруганным им же человеком.

В 1996 г. летом шла запись передачи, которую готовили к 5-летию августовских событий. Приглашенных от коммунистической оппозиции в студии была одна треть. Другие две трети участников записи, кажется, были родственниками Владимира Владимировича, его друзьями и прочей демократурой, которая всегда скажет то, что нужно составителю программы. Они и говорили лишь о концлагерях в советское время, забыв, правда, сообщить, что 80 процентов «жильцов» сидели там за экономические преступления, а нынче сидят не меньше. Ведущий тоже изругал социализм, после чего выходило, что без капитализма, да еще наподобие американского, нам никак не жить.

Пришлось мне попросить микрофон. Позднее в коридорах телевидения прозвучало произнесенное Познером при мне: «Я нутром чувствую нефотогеничных людей». Возможно, потому Владимир Владимирович охотно подбежал ко мне с микрофоном, а я тут же показала телекамерам сборник очерков «Они выбрали СССР» и сказала, что в 1987 г. в очерке Юрия Кудимова, когда в стране еще была советская власть, Познер ругал этот же самый американский капитализм.

Владимир Владимирович спешно перебил:

— Я не знаю никакого Кудимова… Я не знаю никакого Юрия Кудимова.

Но… цитата из прежних познеровских высказываний уже летела в уши всей студии:

«Человеку всего дороже социальная справедливость. В американском обществе ее нет. Поймите меня правильно: эта страна небезразлична мне, а в чем-то и дорога. В ней много прекрасного, талантливая литература и музыка, замечательный народ. Но есть у нее какая-то поразительная способность не замечать страдания, нежелание слышать, видеть, думать о тех, кому плохо. И это, убежден, не чисто американская черта. Это органическая часть буржуазной морали, вернее, аморальности любого капиталистического общества, получившей в Америке свое крайнее выражение».

Познер опять перебил меня:

— Вы собираетесь читать всю книгу?

К счастью, эта цитата в очерке уже кончилась. Помня, сколько нищих в столице, помня, что трудолюбивые люди во всех городах страны уже продают на тротуарах тарелки, вилки и даже исподнее, я быстро добавила:

— И если я вижу, что в центре Москвы трехлетняя девочка просит кусочек хлеба, значит, в стране создан огромный концлагерь без колючей проволоки имени «Ельцина — Гайдара».

Прозвучал гонг, мое право говорить закончилось. Владимир Владимирович ушел от нашего ряда ватной походкой и с опущенной головой. По его согнувшейся вдруг спине видно было, как ему в тот момент не очень-то хорошо, он с полчаса бродил на противоположной стороне студии среди благожелательно настроенной к нему публики, задавал какие-то вопросы, получал нужные ему ответы, как вдруг спешно вернулся к нашему ряду:

— Я действительно знаю Юрия Кудимова, — неожиданно признался он, фактически капитулировав перед аргументацией левых. — Я действительно так говорил. Но вот Черчилль сказал, что нет ничего хуже демократии, но лучше ее никто ничего не придумал.

Оказывается, все это время, пока он бродил по студии, Познер спешно искал ответ на слишком неожиданный для него выпад. И нашел самое затасканное, самое затрапезное высказывание лютого ненавистника советской власти, который, как кулик, хвалил лишь свое болото. В этом болоте Черчиллю жилось столь хорошо, что каждый день он требовал у жены лучшей в мире трапезы, самых дорогих сигар и пижам, отчего своими капризами разорил даже собственную семью.

Я опять подняла руку. Мне хотелось напомнить, что философ Зиновьев, в юности ненавидевший советскую власть не меньше Черчилля, поживший и в СССР, и на захваливаемом ныне Западе, в зрелые годы считал, что России больше всего подходит социализм, а без этой общественной формации страна погибнет.

На этот раз Владимир Владимирович слово мне не дал. Он не признавал дискуссии — лишь монолог, притом последнее слово — за ним. Автоматом — выигрышная позиция.

Что тут скажешь, какие у меня права в той передаче? По сценарию, противник (то бишь представитель левых) вякает в течение одной минуты, а возразить на чужие аргументы в ходе дискуссии ему в дальнейшем нельзя. Оттого в телепередаче, которая вскоре вышла на экран, Познер выглядел просто героем. При монтаже он вырезал те мгновения, во время коих ходил по студии с ватными ногами и мокрой лысиной. Получалось, что он якобы бойко и точно ответил мне сразу, а потом, будто бы гордый и довольный собой, кинулся громить оппозицию дальше.

Что возьмешь с хитроватого имитатора ситуации?

Мне еще раз довелось участвовать в телепередаче Владимира Владимировича, посвященной на этот раз проблемам гласности. После выступления какой-то интеллигентной беженки, рассказавшей о том, как она скитается с семьей по России после отъезда из Узбекистана, Познер горделиво обвел студию взглядом и вопросил:

— Что было бы, если бы Советский Союз не развалился бы, и не было гласности?

Познер всегда использовал слово «развалился», хотя я собственными глазами видела на телеэкранах, как, опрокидывая страну, суетился Хазанов. Вместе с ним десятки знаменитых в своей профессии, но глуповатых и подлых во всем остальном мужиков на митингах и в передачах вываливали тонны грязи на советский строй. Хотя они-то сами жили зажиточно.

Меня глубоко возмутила такое глумление над истиной: ведь останься на исторической сцене Советский Союз, не было бы и миллионов беженцев, о которых якобы печется Владимир Владимирович, поэтому я в микрофон сказала, с моей точки зрения, очень честное:

— Если бы был Советский Союз, нужды в вашей передаче не было бы. А страну разрушили ретивые демократы.

Телеведущий недовольно поджал губы, но слова мои из передачи не вырезал. Зато когда я решила в третий раз поучаствовать в телепередаче, какая-то дама, сидящая на телефоне в студии, узнала меня по голосу и тут же гневно крикнула:

— Пусти вас на экран… Вы опять такое нам устроите…

Вот вам и цена демократической гласности. Она, эта гласность, должна быть только в пользу нынешней власти, обязана приглаживать ее крылышки, словно голубю, должна целовать ее каждый день. Как видим, и нынешняя гласность — тоталитарная, она ведь только для тех, кого власть любит.

А позднее ведущие телепередач открыто начали предупреждать участников:

— Только без личных выпадов…

Видимо, и впрямь переполох из-за моего участия в передачах Познера был, потому что все демократы будто проволокой перерезаны надвое. Одно говорили в прежней жизни, прямо противоположное — в другой, как можно эту их подлость выставлять напоказ?

Эти ребята при советской власти хвалили социализм, нынче вещают прямо противоположное. Будто в них, как в компьютерах, стерли одну программу и вставили следующую. А вечно говорящие головы, просто как диктофоны, теперь озвучивают то, что на пленке записано.

К примеру, бывший главный редактор журнала «Огонек» Виталий Коротич, который, как мы знаем, в союзе с Горбачевым разрушал нашу Родину, потом, как напившаяся крови пиявка, отвалил на Запад… Что он говорил, живя в СССР? Мерси, подвиньтесь, выслушайте:

«Борьба за социальную и национальную справедливость на свете ведется все успешнее потому, что люди видят и предметно воспринимают советский пример, пример державы, где принципы справедливости не просто победили, но и закреплены в Конституции»… «Мы обязаны знать и помнить, в Советском Союзе воплотились мечты всех трудящихся на земле». («Они выбрали СССР», В. Коротич, «Слово к читателям», М., изд-во политической литературы, 1987 г.)

Понятно теперь, почему ведущие телепередач просят, чтоб без личных выпадов было?

У них же душа вращается, как башня танка, которая при смене угла обзора стреляет без предупреждения, успевай только уворачиваться. Им хочется при этом еще казаться честными и порядочными. Вот они хвалят советскую власть, но после поворота туловища несколько в иную сторону тут же громят ее, чтобы уже в российскую конституцию вдуть подобную же беспринципность: безразличие к судьбам бездомных, мародерство, право на безработицу…

Вчера еще они — советские люди, а сегодня то тигра-лама, то ли ушу, может, полоумные пациенты школы Хаббарда, или какой-то еще неизвестный политологии тип? У этих «друзей» народа проблема одна: эпоху бы не перепутать, нужный бы флаг вывесить, вовремя нужную подлючку произнести.

Так давайте, друзья, договоримся. Мы в СССР-2 дураков, подлецов и предателей с собой не возьмем. Пусть они не переживают, что вдруг возродится Советский Союз. Придет время, мы войдем в свою страну дружными веселыми колоннами. Но без них. Навсегда без них. Помойку в будущее не тащат.

В Москве гостила сербская поэтесса Катарина Костич, проживающая нынче в Канаде. Просмотрев множество наших телепередач, в которых много споров, но мало любви к Родине, также много желания полностью подчинить Россию Западу, видимо, даже у многих журналистов там свои виллы и дома, закрыла лицо в ужасе и произнесла:

— С такой интеллигенцией России пришел конец. Это уже все… Славянам надеяться больше не на кого. Россию уже сдали.

Недавно по радио «Свобода» прозвучало:

«В США озабочены тем, как бы не потерять контроль над Россией».

Не потеряют. Подобные телеведущие непременно помогут им удержать нашу страну в пределах американского доминиона.

Года через два после августовских событий канадская общественность славянского происхождения собралась в Торонто на встречу с бывшим послом СССР в Канаде Александром Николаевичем Яковлевым.

— Советский Союз разбит на множество мелких слабосильных государств, — подводили итоги сложившейся ситуации участники встречи. Во многих республиках национальные конфликты, стрельба, войны, гибель людей, беженцы… Что дальше будет с Россией? — спросили они у старого партийного функционера.

— Все будет в порядке, не волнуйтесь, — успокоил людей Яковлев и изложил свое видение политической ситуации. — Понимаете… В России было крепостное право, и крестьянин не был свободен. Потом советская власть… Концлагеря… Человек был так же закрепощен. Мы дали свободу гражданину России, право на инициативу, на исполнение закона. Все, в чем так хорош Запад.

— Запад вмешался когда-то в дела Византии, и что от нее осталось?

— Социализм дал много хорошего человечеству, — возразили Яковлеву, — хотя и были искажения законов. Но в этом вопросе еще надо разбираться, чтобы понять, где правда, а где ложь, которые раздувает ваша враждебная теперь к собственному народу пресса. А безобразия, творящиеся на Западе, мы знаем на собственной шкуре, — сказали бывшему послу пришедшие на встречу сербы, русины, русские, украинцы, и начали перечислять гнусные явления, от которых страдают миллионы людей на всех континентах, где натвердо прописался капитализм.

— Рядом с нами в Торонто автовокзал. Зайдите туда. Афроамериканец в половине седьмого утра включает титан для кофе. В десять вечера он еще продает кофе. Сколько часов длится его рабочий день? В СССР рабочий день был строго 8 часов.

— Вы знаете, что такое сексуальная эксплуатация женщин и детей? Советские люди были освобождены от нее.

— Что такое произвол банков, бандитизм банковских мерзавцев, которые маму родную из-за доллара не пожалеют?

— Когда человеку за его труд не платят, потом же владелец предприятия исчезает. Вам пришлось узнать на себе произвол частника?

— Инициатива… может быть не только положительной. Объедините тысячу подлых частных инициатив, что вы получите? Как в новой ситуации выживать миллионам советских людей, как приспособятся они к тому, чего еще не знают?

— Что будет со страной? — повторили свой вопрос люди, которые не понаслышке знали обо всех «прелестях» западного мира.

Александр Николаевич, даже не огорчившись шквалу нелицеприятных вопросов, вдруг ударил себя в грудь кулаком и выкрикнул.

— Я важнее! Я важнее! Я важнее!..

Участники встречи с недоумением переглянулись, не разобравшись еще в синдроме наполеоновщины, которым на уровне почти психзаболевания страдали уже в то время такие ненавистники Советского государства, как Яковлев, Горбачев и им подобные, хотя сами же они и стояли во главе страны, которую усердно губили. Неужели только во имя этого мелкого момента, чтобы заявить во весь голос, что они важнее собственного государства, которое собирали сотни поколений на протяжении тысячи лет?

— Возродится ли Советский Союз?

— Я важнее! Одиночка важнее! — опять выкрикнул в зал Яковлев и, гордо выпрямившись, покинул аудиторию.

Люди были глубоко разочарованы уровнем мышления бывшего посла. И уже на улице делились своими впечатлениями:

— Этот идиот видел в Канаде только крыши домов, и знать не знает, какие проблемы у нас, живущих под этими крышами. Он не знает, каково живется тем, кто не имеет таланта из воздуха делать деньги или делать их на чужой беде.

Спустя 15 лет после того неожиданного заявления бывшего посла СССР в Канаде, что важнее всех на свете одиночка с инициативой (даже корявой и мерзкой), уже видны результаты этих инициатив: территория страны сократилась на треть. Хотя ни одно государство в мире ни в прошлом, ни в настоящем добровольно не отказывалась от своих земель и народов. Даже ради эгоизма верхушки ни одна страна в мире без войны не отказывалась от своего хорошего добротного места под солнцем.

В итоге — тысячи убитых из-за квартир стариков, захваты предприятий, расцвет киллерства, безжалостно отстреливающего молодых людей, безобразные инициативы которых поднимаются друг против друга как в кулачном бою с непременно смертельным исходом. Добавим расцвет педофилии, по всей стране — неплатежка зарплаты.

А вот еще один привет из дикого средневековья, с которым капитализм связан по сей день крепкой пуповиной.

ПОСТАНОВЛЕНИЕ

Межпарламентской Ассамблеи государств — участников Содружества Независимых Государств

О модельном законе «Об оказании помощи жертвам торговли людьми».

Рассмотрев представленный Постоянной комиссией МПЛ СНГ по вопросам обороны и безопасности проект модельного закона «Об оказании помощи жертвам торговли людьми», Межпарламентская Ассамблея постановляет:

1. Принять модельный закон «Об оказании помощи жертвам торговли людьми». 2. Направить указанный модельный закон в парламенты государств-участников Межпарламентской Ассамблеи СНГ и рекомендовать для использования в национальном законодательстве. С. М. Миронов.

Председатель Совета Ассамблеи, Санкт-Петербург, 3 апреля 2008 года, № 30–12.

Принят на тридцатом пленарном заседании Межпарламентской Ассамблеи государств — участников СНГ (постановление № 30–12 от 3 апреля 2008 г.)

«Информационный бюллетень № 42, документы заседания Совета Межпарламентской Ассамблеи государств — участников Содружества независимых государств», СПб., 3 апр. 2008 г., с 354).

Приехали… Если документы против работорговли уже принимаются на межпарламентском уровне, значит, откат в средневековье полнейший. Даже анекдоты теперь в ногу со временем.

Прежде — про озорство мальчика Вовочки в школе… Нынче — иные, хотя персонажа тоже зовут Владимиром.

Ведет Путин заседание правительства, обводит взглядом сердитые лица олигархов, спрашивает:

— Чего это вы такие хмурые? Фабрики я вам дал, пароходы, землю сполна получили. Чем недовольны?

В зале слышен робкий голос:

— Нам бы еще крепостных душ по триста…

В общем, мальчик вырос, и потребности его также выросли…

Впрочем, анекдот уже устарел. Если миллионам не платят зарплату, как не платили ее древним рабам, значит, олигархи имеют уже не по 300 душ крепостных, а по целому региону. И по стране, хоть она с ракетами да компьютерами, тем не менее, гуляет самый натуральный феодализм. С собственным замком у олигарха, послушной челядью (только непременно теперь, чтоб с высшим образованием), с охраной.

Еще одно современное отличие: у каждого олигарха — своя газета. Журналисты которой оромантизировали рабство, придали статус красоты проституции («путана, путана, путана моя»), создали ауру величия вокруг воров и бандитов, только о них и сняты нынче фильмы, извели насмешками Герцена и Ленина, казнили-таки во второй раз Чернышевского.

В общем, все общество задействовано на идеологической службе у феодала. Подмечено же, что человечество скользит по спирали. И по этой спирали наше общество, кажется, соскользнуло в дантовскую преисподнюю. Благодаря познерам и Яковлевым, прожившим на свете много лет, однако мало что в нем понявшим. Потому и объявили они себя важнее огромной страны и ее народов.

Диву даешься! Бесплатное образование заменили платным. Бесплатную медицину сменили на недоступную даже за деньги. Бесплатное жилье сделали платным, да еще ой каким дорогим! Право на работу заменили безработицей. Количество граждан здорово подсократили за ненадобностью. Класс священных табачно-водочных скарабеев в чалмах, рясах, кипах, объединившихся с Западом в своем непременном желании уничтожить Советский Союз, говорливо-лживых и алчных (святые на том свете, наверно, краснеют за таких подданных), тоже вернули к жизни. Правительство превратили в подсобный огород олигархата. Сами обогатели донельзя, а народ обнищал, оставшись фактически лишь с правом на ночной горшок…

И эту гигантскую аферу, аферу тысячелетия (все МММ в прошлом и настоящем, тем более — морганы, дюпоны и рокфеллеры, тут просто отдыхают), это потрясающее мошенничество обозвали демократией, прогрессом и очень нужным для России делом. В общем, девушку снасильничали, дали по мордасам, свернули скулы на сторону и полуживой объяснили: гляди, как тебе нынче хорошо, и нам тоже… И непременно в это верь.

Вот что такое слова-прикрытия, разработанные современной журналистикой.

Остается спросить хотя бы… себя (кого же еще?): а головы у трудящихся где? Не было войны, не летели к домам пули, не взрывались под соснами бомбы. Отчего же народ оказался таким беспардонно ведомым и добровольно выбрал… петлю на собственной шее? Или живем в ареале юмора: кто ответит за то, что мы сами натворили?

Отчего такие перемены в психике миллионов? Отчего в XX веке паранджу с женщин сняли, в XXI они вновь натянули ее на голову и охотно сидят в кромешной темноте?..

В XX веке людей научили понимать реальный мир, дали профессиональные знания (ту самую удочку, якобы о нехватке которой все время талдычил Познер), каждому растолковали законы физики, химии, объяснили процесс мироздания… Нынче эти же люди закинули дипломы на кухонные полки, охотно вернулись в неадекватный реальности мир допещерных мифов, во время всяких ходов славя персонажей, живших или вымышленных две тысячи лет назад в иных ареалах обитания, в иных, очень далеких пластах истории. Но предают забвению тех, кто в лютую Отечественную защищал их от жестоких врагов.

А с памятью Зои Космодемьянской что в прессе сделали, как облили помоями эту чудесную девушку? Как выкатали в грязи смелого чистого святого парня Александра Матросова? Где память о Стаханове, Валентине Гагановой и прочих героях труда, а не афер и мерзопакостей? Уже дотянулись и до Гагарина, выпустив пошлый фильм о некоем пьянице-космонавте, имя которому, видите ли, Юрий.

И почему герои каждого фильма выскакивают на зрителя с пистолетом в руках? А то и с тремя…

Да потому, что классовая борьба продолжается. Буржузия, у которой на словах одно, а на деле все иное, каждый день хватает работяг за горло, а они, как зайчата, лишь верещат, мол, отдайте хотя бы зарплату, ибо «мы только мошки, мы ждем кормежки». Почему же трудящиеся по отношению к себе такие подлые штрейхбрекеры?

Демократы говорят, что за знания надо платить. Рабочий класс России еще немало заплатит за проникновение в простую, но глубокую истину: Ленину не поверил, превратился в лоха. А недоумка все обтяпывают, как хотят. Западники с утра до ночи твердили, что России нужен капитализм, и никаких гвоздей. Трудящиеся в это время разруливали проблему смены общественной формации иначе: капитализм — это тот же социализм, только намного лучше. Нам привалит еще ого-го сколько! Обойдемся и без Ленина. Зачем какая-то борьба, если мы будем много зарабатывать?

Где теперь эти заработки? Оказалось, что если жить не по Ленину, не быть ежеминутной угрозой буржуазии, то буржуазные мальчики-пираньи и крошки с барского стола не скинут добровольно. Капитализм, конечно, хорош, однако коли есть кого грабить… Человека ли, корпорацию или иное государство.

Но осознать, что социализм был защитой миллионов, признать, что в 1991-м тебя развели так, что даже Иванушка-дурачок на печи был умнее, как нынче еще такое признать? Трудящимся гордость не позволяет. Видимо, для этого нужна смена поколений. Чтобы не признаваться самому себе в происшедшей дури. Гражданам еще хочется надеяться, что уж внук-то непременно будет Рокфеллером!

Без образования и многолетних связей? Бандитом, да! При капитализме карьера мафиози, нынче еще и рэкетира, для способных и шустрых детей из рабочего класса всегда открыта.

Чистые безмятежные краски Вселенной. Солнце то уплывает за горизонт, то вновь глядит в окна или прячется за облаком, что сбоку от авиапассажиров с моей стороны. На соседних креслах просматривают самое пустое издание в мире — «Магазин», в котором только картинки и ни одной мысли. Парни рассуждают о том, что как только окажешься во Франкфурте, то быстрее надо на склад, чтобы облазить все его ярусы. Теперь бери, что хочешь, сколько хочешь, и нечего бояться, что поездка не оправдается.

— Хорошо, что наши пришли! Теперь летаем, куда желаем, — неторопко ведут свою беседу пассажиры в лайнере «Москва — Франкфурт-на-Майне».

— Я всегда говорил, что рано или поздно деникинцы не подведут, — отвечает полушуткой второй.

На экране самолетного телевизора пляшет Тина Тернер — разболтанная как страус. Раньше у нас в России никто ее не знал, а теперь знают, и что в нашей жизни изменилось?

Вот показали Примакова. Но произнести фразу ему не дали, за него вещал диктор. Примаков, как дельфин, с открытым ртом еще с минуту поплавал на экране, потом его заменили пальмами и рекламой. Говорить россиянину можно только на родине, на чужом экране ему лучше бы помолчать.

По темному бархату бездны далеко внизу — златотканные ковры городов.

— Надо поспать, — решил пассажир, который держал в руках журнал. — У меня от цифр уже урчит в животе. А читать больше нечего, — возмутился он. — Хоть бы какой-нибудь рассказ, ничего человеческого…

Западные пассажиры одеты не лучше наших. Они тоже задраили окна и уже не интересовались, что там за тайны в далеких туманностях и пульсарах? Им раздали какие-то серые тряпки в бумажных пакетах, это, видите ли, пледы. Стюардессы принесли конфеты, напоминающие солоноватый хрустящий картофель.

Торонто… кафе, магазины, гостиницы, банки, автомобильные стоянки, юридические консультации, школы, больницы. И ни одного завода. То есть, практически это город лишь бабьих профессий… Все работы, которые в России выполняют женщины, тут заняты мужчинами. Теперь по этому пути пошел и Лужков, уничтожив производство в Москве. А за счет чего живет Канада? Как и прежде, за счет колоний, хотя официально те как будто бы независимы. Все производство Канады в основном в Латинской Америке. Товары, созданные в Бразилии, продают в Европе и США под европейским лейблами. Латиноамериканским рабочим за труд платят гроши. На эту спекулянтскую разницу в основном и живут в хваленом капиталистическом мире.

Деревья на улицах города украшены лампочками и гирляндами, будто женщины с плохой помадой на губах.

Говорить по-русски на улицах Торонто небезопасно. Добрые люди предупредили: могут ударить, облить кислотой. Но в этом маленьком, будто из сказки, домике, куда меня пригласили в гости, говорить на родном языке можно было сколько угодно…

Хозяйка его Надежда Ивановна, угощая скромной овсяной кашей, жила ведь с безработной дочерью на одну пенсию, уже вспоминала про то, каким красивым был у них в селе выпускной школьный вечер! Охапки тюльпанов, сирень, запах акации. Учитель говорил замечательные слова про будущий жизненный путь при социализме. Рядом с Надеждой — ее подружка Катя, дочь этого же учителя, мечтавшая учиться на переводчика. Но вдруг на третий день после выпускного — война.

— Меня угнали в Германию из Ростовской области, — рассказывает Надежда Ивановна. — Ходила с нашивкой «ост», была гастарбайтером. Немецкая хозяйка очень унижала. Однажды она сказала: спустись в подвал и принеси колбасу. Я думала, там одна-две рульки, ведь война, мы, остовцы, голодали, но когда спустилась в подвал, в глазах потемнело: на крюках — сотни колбасных ароматных кругов. Голова закружилась. Я не знала, какой сорт нужен, взяла несколько рулек, чтоб хозяйка сама выбрала, а та почему-то рассвирепела.

Может, ее задел вид молодой красивой девушки с аппетитной колбасой в руках, может, заподозрила, что рабыня в подвале съела какой-то кусок? Как вдруг она ударила ее по лицу.

И пробудила… Вулкан неистовой ярости.

— Я колотила ее этими колбасами так, что немка упала на пол и волчком крутилась, чтоб спастись от ударов. Била я ее даже ногами. За их бомбы на нашей земле, за этот плен, за то, что я, Надя, в недалеком прошлом еще школьная отличница, ночевала теперь в хлеву со свиньями… Потом пришли за мной. Чтоб отправить в концлагерь. Однако местный полицейский, старичок, хорошо знавший мою хозяйку как скверного человека, пожалел и отправил санитаркой в госпиталь, чтобы ухаживать за немецкими солдатами. А солдаты — мои ровесники. Мальчишки от 14 до 18 лет умирают на моих глазах, не понимая, зачем с ними такое сделали, зачем их прямо из детства пинками выпихнули в войну? Я поднимала простыню, чтобы сделать перевязку, и видела их почерневшие половые органы. Это уже начиналась гангрена. Мальчишки стыдились, уводили глаза в сторону, потом все же умоляюще глядели на меня, мол, спаси, помоги… Зачем эта война?

Надежда Ивановна помнит, что вытворяли американцы в Германии. Лютая бомбежка Дрездена, когда даже воздух превратился в кипяток. Вот уж кто не жалел мирное население. Не вздохнешь, и в реку голову не спрячешь. Все вокруг горит.

— На меня упала стена. Но молодой поляк, вырвавшийся из концлагеря, успел выхватить меня из-под груды обрушивающихся кирпичей.

Односельчанке Зине не успели помочь. Ей снесло голову. Погибла она сразу, только роскошные каштановые волосы ее, будто перья птицы, какое-то время еще трепетали на ветру.

— Потом я и этот польский парень поженились. Уехали в Канаду. На лесоповале родилась наша девочка.

— Вы, наверное, были очень счастливы с ним?

Надежда Ивановна в ответ лишь вздохнула:

— Какое там… Как напьется, бывало, так все курвой обзывал и по лесу гонял. У поляков это слово даже и не очень бранное. Но я развелась.

— Можно было, чтобы не попасть в Германию, уйти в плавни?

— Я так и сделала, — ответила моя собеседница и продолжила о том, что их любимый учитель литературы на второй же день, как пришли в село немцы, отправился в комендатуру с заявлением, что хочет служить в полиции.

И служил. Оказывается, был в прошлом деникинцем. И строго следил за тем, чтобы всех учениц своих отправить на работу в Германию. Даже по погребам лазил, чтобы найти каждую. Если же не находил, угрожал, что вздернет на виселице родителей. В дом к Надежде тоже однажды пришел…

— Мать я пожалела и вышла из плавней. Больше родителей своих не видела. Лишь недавно узнала, в каком году они умерли.

— Как же дочь учителя, ваша подружка? Почему она не помешала ему такие гадости делать?

На второй день после выпускного вечера Катя успела уехать в Москву. Там сразу пошла на фронт, дошла до Берлина, получила ордена, медали, вернулась на хутор. И как только узнала, что вытворял во время войны ее отец, взяла веревку, ушла в сарай и повесилась.

Надежда Ивановна опустила голову в печали, видимо, вновь оплакивая про себя и свою жизнь, и нелепую судьбу лейтенанта Советской Армии Кати.

— Может, не столько война тяжела, — открыла мне женщина глубоко выношенную ею истину, — сколько предательство. И бомбы можно подзабыть, падающую даже во сне стену, но предательство учителя… страшнее.

На факультете журналистики МГУ во время встречи с прежними выпускниками бывший декан факультета Ясен Николаевич Засурский вручил Почетную грамоту Борису Панкину за его смелый, видите ли, поступок — неподчинение приказам тоталитарной власти.

В августовские дни 1991-го группа советских военачальников и членов ЦК партии хотела уберечь страну от развала, остановить резню и конфликты, гулявший по стране сквозняк, который устроил в ней политически бездарный Горбачев и уже надувал паруса этих же безобразий Ельцин. Тогда гэкачеписты (во главе с Олегом Семеновичем Шениным) разослали по всем обкомам партии и министрам циркуляр с рядом рекомендаций, что надо делать руководителям в эти трудные для страны дни.

— Борис Панкин, будучи тогда послом СССР в Чехословакии, не подчинился тоталитарным приказам! — радостно сообщил наш декан и вызвал на сцену бывшего дипломата, отказавшегося быть защитником Советского государства, которое прежде вознесло его на пост главного редактора «Комсомольской правды», а потом на пост посла в Швеции.

Я написала Борису Панкину записку: «Зря вы тогда так. Ведь если бы победило ГКЧП, не было бы миллионов беженцев. На днях умер Олег Семенович Шенин. В нищете».

Ясен Николаевич Засурский, в прошлом наш преподаватель, бывший секретарь партийной организации факультета, международник, который благодаря доверию к нему советского правительства немало времени провел в США, радостно сообщил нам о присутствии в зале частного владельца желтой газеты «Жизнь», о долгожданной свободе печати…

Мне вспомнилась еще одна встреча. Главный редактор газеты «Московский комсомолец» Павел Гусев пожал тогда руку декану факультета (в прошлом советской, а не буржуазной) журналистики Ясену Николаевичу Засурскому и сказал, что будет хлопотать в Комитете по распределению Государственных премий, чтобы Ясену Николаевичу непременно дали Госпремию.

— Вы только подумайте, — восторженно сообщил Павел Гусев залу, — ведь Ясен Николаевич за малые советские деньги сумел подготовить таких журналистов, которые и перевернули в стране все.

У меня сжалось сердце. Вспомнились несчастные, обреченные лица жителей Ташкента, Андижана, Ферганы (я их видела лично), на головы которых рухнуло небо, ушла из-под ног земля. Никогда не забуду офицера, который стоял в вагоне ташкентского метро с поникшей головой, фуражка прямо на поручни легла, с трагическим выражением лица, с бессильно опущенными руками. Как же больно было видеть спину здорового погасшего мужика.

До последних дней своей жизни не забуду голубоглазого белокурого красавца. Наверно, в недалеком прошлом был заведующим какого-нибудь умнющего конструкторского бюро. Ныне в предзакатный, золотой для казахских степей час шел он по проходу вагона, бежавшего в эту минуту где-то неподалеку от станции Тюра-Там (откуда взлетел на недосягаемую высоту Гагарин, а нынешних жителей Центральной Азии скинули в недосягаемые глубины), и держал на вытянутых руках с пяток женских юбок. На лице вчерашнего инженера — такая же мука, такая смертельная безысходность, такое презрение к себе и возникшей вдруг не по его вине исторической ситуации…

Моя соседка по купе отвернулась тогда к окну и заплакала, хотя сама только что вырвалась из этого съежившегося вдруг, как шагрень, пространства. В нем уже не было места науке, дружбе между нациями, порядочным человеческим отношениям, права на гнездо для честных и трудолюбивых, а тем более для умных и образованных…

— Я в деревню забьюсь, там люди чище, жалостливее, — сказала пассажирка, а через год дом ее, купленный на остатки средств от проданной в Ташкенте квартиры, сожгли свои же русские, и по всей стране со скоростью света побежала уже лихая поговорка, мол, «понаехали тут всякие».

То есть людей, которых втянули в геополитические и националистические беды, раздувавшиеся прессой всех мастей и национальностей, уничтожали теперь везде. Им устроили духовный Освенцим на каждом километре одной шестой части суши.

Павел Гусев вручал нашему декану подарки. Ясен Николаевич не оборвал Гусева, не поправил, что сказанное им не соответствует действительности, что это преувеличено. Он в ответ лишь скромно улыбался, то есть признал свою причастность к тому, о чем говорил редактор МК.

Зал взорвался аплодисментами. А вот о миллионах беженцев, появившихся в результате труда этих журналистов, оказывается, воспитанных Засурским тайно, будто какая-то секта, на факультете почему-то не вспоминают. Не принято сожалеть в этих стенах и о гибели сотен газет на русском языке, о разогнанных коллективах теле- и радиожурналистов в республиках, об их человеческом и профессиональном неустройстве после переезда в Россию, их преждевременной творческой, а то и физической смерти. Но презентацию книги запрещенного во всем мире сайентолога Рона Хаббарда среди студентов на факультете провели.

Будто на факультете колониальной журналистики, тут теперь очень любят Америку, все время восхищаются свободой, хотя во всем буржуазном мире журналист, как раб, полностью зависит от самодурства работодателя. Забывают о той кровавой каше, которую США сварганили в десятках стран и, в частности, в Ираке. Приветствуют редакторов желтых газет, хотя прежде такие издания на лекциях Засурский открыто презирал. В Научной библиотеке (здание которой якобы уже продано) газеты нынче только западные и российские, и нет ни одного издания на русском языке из республик, в которых еще трудятся немало учившихся в Москве журналистов.

Какая же это свобода позиций в пределах хотя бы одного факультета? А о Советском Союзе, который всех профессоров на этом факультете выучил бесплатно, предоставил добротные должности, каждому дал неплохое жилье, ежели и вспоминают, то лишь как о тоталитарном, темном, без какой-либо цели и свободы государстве. Хотя правда, политическая, научная, и даже житейская, требует от журналистики всех аспектов правды…

В общем, вспоминается ненароком услышанная в самолете фраза: «Я всегда говорил, что рано или поздно деникинцы не подведут»…

И еще почему-то не могу забыть маленькую трогательную жительницу Канады Надежду Ивановну, родом из южного русского хутора, которая выскребала из кастрюли овсяную кашу и грустно говорила о том, что не столько война тяжела, сколько предательство. Особенно предательство… учителя.

На Западе, без которого нынче интеллигенция не может жить, принято с приходом другого правительства, других истин — уходить в отставку. Или изначально не идти на должность, идеологическую суть которой презираешь. Иначе ты похож на башню танка, которая внезапно разворачивается и тут же расстреливает своих.

Может, кто-то считал в злополучные девяностые прошлого века священным долгом отомстить за своих пострадавших во время культа личности близких… Мстить через поколение? Когда участников тех событий уже и в живых нет… Причем тут страна, от которой полетели клочки по закоулочкам? Причем тут народ, которому мстили за события полувековой давности? Не преувеличена ли мера ярости? Не оказалась ли в итоге эта ярость преступной? Ведь люди работали на свою страну и растили детей, за что им все это? Да и советская власть, выходит, не имела права сажать своих воров, террористов, педофилов, растлителей, тех, кто служил интересам других государств, даже если они спустя полвека и оказались чьими-то бабушками и дедушками? И если это ваш родственник, это ли гарантия того, что он не был преступником своего времени? Где уверенность в том, что чей-то брат не нарушал законы своей эпохи?

Сейчас, видите ли, можно сажать воров, а тогда… ни-ни, их надо было беречь и сдувать с них пылинки? Что за безнравственные требования к прошлому? При чем тут разговоры с трагическими придыханиями в голосе о том, что вот у моего деда, дескать, лошадь отняли?

Давно все вернули. С лихвой. Хоть от чего-нибудь этот вечно обиженный тип отказался? Напротив, нео-кулак, либеральный лишь по отношению к себе, но жестокий по отношению к другим, интенсивно рвался ко всем благам, который давал своим гражданам Советский Союз.

Но, по нынешней поговорке, пьяница проспится, кулак — никогда. Потому десятилетиями только и помнил потери. Насчет же приобретений… с этим туго… О лошадке каждую минуту помнил, о бесплатной квартире — забыл.

Затем потомки беловоротничкового кулачья заняли должности преподавателей, директоров заводов, редакторов газет, заведующих всевозможных отделов куда быстрее, чем дети рабочих и крестьян. Тем более если отцы их погибли на фронте.

Этот беловоротничковый тип, на время прикинувшийся советским человеком, уже и в ЦК прорвался. Но умел, как всегда, думать лишь о себе: как же будут жить детки через десяток поколений? Всех бы обеспечить квартирами и на далекое будущее. Вот и решил он взять верх над всеми, даже над страной.

— Но как будут жить теперь люди? — спросил как-то у Гайдара Олег Попцов, который тоже в свое время сидел около локтя Ельцина, потом устыдился этого своего позорного поступка (судя по телепередаче).

— Люди? Жить?.. Они умрут… — ответил, по утверждению Попцова, спокойно Гайдар.

А за геноцид не следовало бы посадить Егорушку толстолобого? За сдачу Америке всех запасов урана, который во благо своих народов добыл СССР, по сделке Гор — Черномырдин в 1993 году. Не требуется ли посадить всех алчных гаденышей века, подорвавших обороноспособность государства, продавших не только уран, продавших врагу — страну? Отчего, хочешь не хочешь, напрашивается, вывод: в 1991 году демократы не только за утверждение капитализма боролись, но и за политическую, геополитическую, идеологическую и военную сдачу Советского Союза Америке. Только не обозначили явно свои действия, приглушили слегка эту «победу», сделали ее какой-то исподтишочной, чтобы она не выглядела явно и выпукло, как победа СССР над фашизмом. Однако на всех страницах своих буржуазных изданий предательство окружили таким ореолом романтизма, честности и геройства, что стали теперь открыто давать премии «за поступок», а фактически за проступок в политике, за победу совместно с врагом над своим народом.

Предатели за помощь США в их совместной победе над Советским Союзом расплатились ураном (200 тыс. т). Да только ли ураном? Все, что вывезли из России в Америку после 1991-го, а это сырье, миллиарды долларов, — это в самом чистом виде — репарации, отнятые у сломленного народа и отданные стране-победителю.

Беловоротничковый мерзавец забрался и на международную арену. Но, как и прежде, был беспринципным. На протяжении двух десятков лет он позорил на чужих и собственных перекрестках Советский Союз. Все достижения народа, ратные и трудовые, он так перекашивал, унижал хорошее, увеличивал гадости. Наконец-то международный жучила, транснациональный хам и хищник услышал подаваемые ему из русского кокона сигналы и извлек из этой велеречивости громадную для себя выгоду: тут же объявил по линии ООН о том, что социализм и нацизм — одно и то же. Мол, теперь все итоги Великой Отечественной войны — коту под хвост, мол, мерси, подвиньтесь… со своими границами. Границы теперь будут такими, каким мы захотим их увидеть. Во всем. И заткнитесь, молчите…

В будущем, когда еще больше ослабеем, последует более грозное: «Уже все отдайте… Нефть, газ, Байкал, лес… Мы, более культурные народы, сумеем распорядиться ими лучше».

Так рассуждал и Гитлер, в пользу которого наша угодливая буржуазная пресса создала еще один миф: Гитлер будто бы только чужие народы гнобил. В фашистских концлагерях не сидели немецкие коммунисты, евреям хорошо жилось при фашизме? Они тоже ведь были народом Германии.

В эпоху тотальной лжи современный нео-буржуазный кулак, будто спрут, окутавший страну грязным чернильным облаком, полностью доказал сам, что он и впрямь — враг своего народа.

Ушел из жизни один из лидеров оппозиции Олег Семенович Шенин, который ни одним движением своей души не размывал советского сопротивления бесчеловечному наступлению олигархической собственности на права трудящегося человека.

После встречи выпускников я подошла к только что награжденному Борису Панкину, сказав, что это я написала записку и могу опять повторить ее содержание:

— Если бы победили гэкачеписты, не было бы миллиона беженцев.

Борис Панкин спокойно возразил:

— Напротив, гэкачеписты и проложили дорогу Ельцину.

— Как так? — опешила я. Эко ловко придумали! Своим неисполнением решений ГКЧП, их саботажем, как и в 1917 году, буржуазия помогла обессилить тех, кто хотел спасти страну.

А по Панкину получается все наоборот: гэкачеписты только и думали, как бы оберечь Ельцина и его свору. Вот она, идеологема, придуманная демократами на тот случай, если найдется какой-нибудь простак, который вдруг начнет резать правду-матку в глаза? Или вдруг изменится ситуация. Борис Дмитриевич уже забыл, как, будучи послом СССР в Чехословакии, после поступления информации о событиях в Москве тут же помчался на радиостанцию в Праге и уже 21 августа в 1 час 30 минут ночи шустро отмежевался от ГКЧП, выступив с заявлением о поддержке Горбачева и Ельцина, а на следующий день вышел из КПСС, в которой состоял с 1958 года.

Так вести себя мог лишь потомок кулака, каждую минуту свою тайно не любивший советскую власть, каковым Панкин, скорее всего, и был. Кстати, нигде, ни в одной энциклопедии, и ни в одной статье нет упоминаний о том, кем были его родители. Биография начинается с того, что в 1931 году родился в Киргизии, в городе Фрунзе, в Бишкеке, а после этого сразу же… поступил в МГУ.

А вот что пишет о Борисе Дмитриевиче бывший посол в Анголе В. Казимиров «Поворот воюющей Анголы к миру» «Союз ветеранов Анголы».

«Кстати, о Б. Д. Панкине. Мало кто знает предисторию его назначения на пост министра, где он пробыл 3 месяца. Мне довелось узнать ее в канун августовского путча. Проработав 8 лет послом в Стокгольме, он был переведен в Прагу и пробыл там более года. В июле 1991 г. в Праге был мининдел А. А. Бессмертных, которому тот сообщил о желании провести отпуск в Швеции. Поскольку шведские связи Панкина уже вызывали определенные вопросы, министр дал ему уклончивый ответ.

Каково же было изумление, когда Панкин сообщил в Москву, что будто бы по согласованию с министром выезжает в отпуск в Швецию! Решили отозвать его из Праги — ведь он был за рубежом уже десятый год. На замену ему был подобран О. Пересыпкин. Панкин узнал об этом из разговоров с Москвой (предположительно от А. Н. Яковлева). На этой основе и возникло его заявление в дни провала ГКЧП, хотя, подобно многим другим послам, он исполнил в Праге все полученные от ГКЧП поручения. За этот „подвиг“ Ельцин и продвинул его на пост министра.

О случайности выбора этой фигуры лучше всего говорят его собственные мемуары, напыщенно названные „Сто оборванных дней“. А разве не высвечивает сущности Панкина столь унизительное — с потерей достоинства бывшего министра иностранных дел великой державы — поселение в Швеции на иждивении упаковочной компании „Тетрапак“?!».

Поскольку в стране уже началась диктатура предательства, то в награду Горбачев назначил Панкина министром иностранных дел СССР. Ельцин же после Беловежья освободил его от высокой должности, но в багодарность за поддержку отправил послом России в Великобританию.

История уже подвела черту: Горбачев и Ельцин показали себя в политике недоумками. А кем еще могут быть люди, уменьшившие и унизившие страну? Может, потому Панкин мгновенно свалил на других свою прежнюю непорядочную политическую заботу о Ельцине, хотя лишь полчаса назад получил Почетную грамоту за поддержку самодура. Ох! За Панкиным в ловкости угнаться, экспресса не хватит.

— ГКЧП не прокладывал дорогу Ельцину, — твердо возразила я.

— Это ваше мнение, не мое, — ответил бывший главный редактор «Комсомольской правды», награжденный нынче такой странной грамотой, что в затылке почешешь и задумаешься: если учесть теорию относительности Эйнштейна, насколько Панкин был прав, не за предательство ли эта награда?

Благодаря компартии, выдвигавшей на высокие посты и безродных мальчишек из далекой Киргизии, Борис Дмитриевич занял в жизни высокие государственные посты, и ему ли было так ретиво и спешно вышвыривать из своего кармана партбилет? Какая лихость, какое умение держать нос по ветру! Как только из красной книжицы выпала карьера, он ее тут же на помойку кинул… Да только ли партбилет… Борис Дмитриевич гневался на вступление советских войск в Чехословакию, очень переживал за чехов, а каково пришлось советским людям после того, как поддержанный им Ельцин добил Советский Союз, кажется, не озаботился. Да и зачем? Панкин ведь, если верить Интернету, в России теперь наездами, наверняка, лишь за премиями.

Глубоко запрятанная в ночь телепередача Андрея Караулова «Момент истины». На экране депутат Госдумы Алексей Митрофанов, который в составе фракции ЛДПР по всем кочкам нес коммунистов, вдруг с лаской в голосе вспомнил Лигачева, давшего большую политическую дорогу Панкину, и добавил.

— Надо твердо сказать, что политика 90-х была неправильной. Она не состоялась. Но это же никто не говорит. Правительство же упирается, мол, нет, все было правильным… А получилось, как всегда, — слегка корректирует историю Митрофанов.

Политика 90-х, не прав был даже Митрофанов, не «как всегда» была. Гораздо хуже. Потому демократам стыдно признать свои ошибки. И к рукам многое, однако, прилипло. Как терять? Вдруг еще придется нести ответственность за порубленные, будто на поле боя, судьбы миллионов, о чем газета «За СССР», в отличие от Митрофанова, давно и неоднократно писала.

— Но процесс должен дойти до самого логического конца… — заключил в телепередаче депутат.

Процесс, кажется, и подходит к концу, коль 17 июля 2009 г. на последнем в сезоне заседании Госдумы РФ депутат С. П. Обухов сказал: «Депутаты, возвращаясь в зал заседаний на осеннюю сессию Думы, могут вернуться уже совсем в „другую страну“, с иной социально-экономической ситуацией».

С чего бы это Митрофанов, Попцов, Караулов, Гарри Каспаров и даже депутаты фракции «Единая Россия» вдруг стали заливаться слезами по поводу страданий народа и гибели страны?

Буржуазия готовится перехватить у левых сил духовное лидерство на случай будущих народных волнений, как это было в истории уже сотни раз. Чтобы вновь взлететь на политические высоты и дальше идти по проторенному пути: себе, как и прежде, только радости, народу — лишь гадости.

Кстати, Ельцина и Панкина на высокие посты рекомендовал Лигачев. И Горбачева он же вытаскивал из политической глубинки всеми правдами и неправдами.

Когда однажды в небольшом мимолетном общении с Егором Кузьмичом я заговорила о том, что необходимо отменить закон о праве на частную собственность, иначе она дожрет народ, Егор Кузьмич даже оторопел:

— Как? Что тогда будут делать активные? Их что, опять сажать?

Лигачев когда-то ответил В. Коротичу: «Так ты говоришь, что я вымирающий динозавр? А ты не задумывался над тем, что после эпохи динозавров начинается эпоха крыс? Вы еще о нас, о мамонтах, пожалеете».

Но кто открыл дорогу крысам? Егор Кузьмич на XXX съезде КПСС сам голосовал за принятие закона о праве на частную собственность. Лигачев был женат на дочери репрессированного, потому при всех его организаторских и строительных талантах все же тянул в высокую партийную жизнь не потомков рабочих и крестьян, а пустых амбициозных антисоветчиков, про которых в народе говорят, что они «начинают мстить еще раньше, чем их успели обидеть». Отчего потом и сложил на политической плахе свою карьеру из-за этой же привязанности к глюченным.

Смею заметить, что в политике и в людях Егор Кузьмич не особенно разбирался, потому и не захотел возглавить оппозицию Горбачеву, о чем его в свое время просили военные.

Что из этого вышло? Перефразируя слова Егора Кузьмича, хочется произнести:

— «Егор, ты не прав». Жизнь все-таки классовая. Идет по Марксу и Ленину… Во что ты сам, кажется, не верил.

Лишь один человек из многих назначенцев Лигачева ни в чем его не подвел, хотя тоже был из семьи репрессированных. Марти Петрович Чемоданов строил вместе с Лигачевым Академгородок, потом работал первым секретарем райкома партии в Советском районе города Новосибирск.

«В историю влезли грязные люди. Они делают лженауку, — пишет Марти Петрович в своих статьях. — Вытаскивание из исторического процесса как целостности отдельного события или одной стороны стало постоянным методом искажения прошлого, — писал в своих монографиях профессор. — Он, этот метод, прилагается не только к советскому периоду. Он присутствует везде, где надо возвысить правящие классы угнетателей: подать Пугачева и Разина бунтовщиками и разбойниками, выделить из господствующего ужаса эксплуатации крестьян и рабочих просветительную миссию дворянства и буржуазии, наложить пастельные тона на двор».

«Казалось бы, наступала эпоха ратского сотрудничества бывших политических конкурентов. Во всяком случае, в первый период демократических реформ с российской стороны не было недостатка в публичных признаниях отсталости отечественной науки и техники, засилья технологического консерватизма, экономической неповоротливости на рынках нововведений. Эти заявления были, между прочим, ориентированы на спасительную миссию конкуренции. Многие им верили. Немногие пытались опереться на факты. Великий организатор современного отечественного станкостроения Николай Паничев, рабочий и министр, рассказал следующее (ж. „РФ сегодня“, № 1/2006). В ФРГ к развалу СССР работало 36 тысяч советских станков. Как-то не верится, чтобы немцы двадцатого века стали приобретать у русских отсталую технику. Неужели корифеи российских реформ не знали действительного положения дел в науке и технике? Знали. Паничев припоминает, как он пытался защитить от разгрома станкостроение в кабинете у вице-премьера Е. Гайдара и был выдворен со словами, что „дерьмо“, которое у него выпускается, никому не нужно. Это был нечестный ответ, дезориентировавший народ. Демократы воевали не только с коммунистами. Интеллектуальный бандитизм защищал бандитизм экономический».

И выводы. «Частная собственность и общественное равенство — антиподы. Как бы ни приукрашивали современные теоретики цивилизаторскую миссию частной собственности и как бы ни возводили ее в ранг вечной ценности, от указанного антагонизма не уйти… Социализм имеет ту особенность, что правящий класс и коммунисты призваны создавать систему социальной защиты не для одного класса, а для всех трудящихся.

Поскольку мы признаем, что вывод о воплощении коммунистической идеи есть научный результат, а наука в своих результатах относится к общечеловеческим ценностям, то нет никакого смысла коммунистическую идею соединять „и“ с общечеловеческими ценностями. Она входит в эти ценности и определяет мировое развитие» (из книги «Остаюсь коммунистом», Марти Петрович Чемоданов, М., 2010).

Марти Петрович ЧЕМОДАНОВ, доктор философских наук, профессор, зам. председателя Сибирского отделения АН СССР (1969–1975); директор института, проректор Новосибирского госуниверситета (1975–1983). Заведующий сектором подготовки партийных и советских кадров отдела организационно-партийной работы ЦК КПСС.

«Путин 15 декабря выступал по телевидению и навел меня на одну мысль, — писал в редакцию газеты „За СССР“ Марти Петрович Чемоданов. — Он сильно плакался, что наши бизнесмены покупают на Западе предприятия, пытаются на них выпускать для России новую продукцию, а им не дают этого делать. К ним бесконечные судебные претензии. Здесь В. В. говорит правду. Только он забыл добавить, что мы к себе униженно тащим иностранный капитал, ложимся под него, и он нас нагло, за наши нефть и газ нас же раздевает».

Однако познеры, панкины, гусевы в своих передачах, статьях, книгах защищают иную, чем Марти Петрович, позицию: частной собственности должно быть сколько угодно и делать она должна все, что ей хочется. Автоматом — сколько угодно неравенства, это мелочи, а ты, как говорит Познер, просто:

— Не будь козлом!

То есть и сам дури других, пожалуйста. Если получится.

Искренне жаль, что она, жизнь, нынче такая. Но и мириться с ее неправедностью ой как не хочется. Эпоха, приближенная к истине, работает на большинство, потому познеры, гусевы, панкины, пропагандирующие процветание единиц, для диктатуры коих и добивали страну, придет время, от России отлетят, как уже отлетел далеко в сторону от нее магистр «Поступка» Панкин, с удовольствием теперь живущий в роли приймака на чужой земле.

Эпоха предательства не может быть долговечной.

 

НИЧЕГО В ЧУЖОЙ КУБЫШКЕ ДЛЯ НАС НЕ УГОТОВЛЕНО

Приятельница привезла из Греции необычный подарок: выходящие в Элладе газеты на русском языке. О чем же болит душа у потомков Гомера в далеких Афинах?

Газета «Афинский курьер», дочка «Московского комсомольца», — издание для эмигрантов. Ну, с «папашей» мы хорошо знакомы. На страницах «МК» был опубликован план секретного метро, залегающего ниже основного, чего ни один нормальный редактор не сделал бы. Зачем врагу знать наше все?

Но какие могут быть тайны нынче у безродных космополитов, по выражению Сталина, всех стран? Видимо, у нас теперь один общий начальник — ЦРУ. Этой организации все и докладываем. Может, за такую ретивую солидарность главный редактор «МК» и получил Государственную премию?

Что же архиинтересного найдем мы на страницах «дочки»? О, море чудес!..

Вот Галина Шаповалова… Приехала из России на заработки в Грецию, ухаживает за бабушкой 97 лет, работает без выходных, не имеет денег даже на лишнюю почтовую марку. Но в дискуссии участвует активно.

«Я не кухарка у плиты, а, как и многие-многие из нас, приехавших сюда, имею два высших! — пишет Галина. — Я тоже, как и вы, инженер-экономист и тоже на „Минске-32“ работала. И пионерка-комсомолка (!) и член (!) партии. И все свое детство считаю счастливым — пионерские лагеря, походы и т. д. И жизнь свою считаю счастливой, так как мой сын после операции на сердце остался жив, а все остальные дети после таких же операций умирали.

Да, я за операцию не заплатила ни копейки! Это было хорошее время! Я всю жизнь пела, плясала, все мне давалось легко, почти всю жизнь работала начальником (после института — маленьким, а потом уже и большим). Много лет была парторгом (не освобожденным от основной работы). Все было хорошо и беспечно! Но вдруг! Вдруг я прочла „Архипелаг Гулаг“. И все. И я не захотела платить членские взносы в ТАКУЮ партию. Еще до перестройки я вышла из этой партии…

Это мы-то с вами обманутое поколение! Да хоть одного Бунина прочитать „Окаяннные дни“, и то можно столько понять…» («Афинский курьер», «Что они с нами сделали», 22–29 декабря 2006 г., Ираклио, Крит).

Ничего себе обманутая… С двумя бесплатными высшими, при бесплатной медицине, да еще всю жизнь пела и плясала…

Знает ли Галина Шаповалова, что автор разухабистой поделки «Архипелаг ГУЛАГ», этот радетель за справедливость, также разухабисто призывал американцев сбросить атомную бомбу на советский народ, в том числе на голову Галины и ее сына?

Вдруг американцы послушались бы Солженицына? Тогда… Ложись, Шаповалова, ужас летит! А сына своего не жалко? Но американцы, к счастью, оказались хотя бы на этот раз умнее наших космополитичных пустоватых пророков.

Какая удивительная легковерность у наших советских людей. Стоило лишь почитать книжку, как мгновенно, презрев опыт собственной жизни, наплевав на своих два высших образования, счастливое детство, спасенного ребенка, она вдруг выскакивает на дорогу, заламывает руки и истошно орет на весь белый свет: «Вай, как нас обманули»! А что указанные авторы, Солженицын и Бунин — потомки помещиков, строго соблюдающие в своих рукописях классовый интерес на предмет «все советское — значит, плохо», и в голову бывшей начальнице не пришло.

Мне, к примеру, лишь за одно только высказывание о русском народе невероятно за Бунина стыдно:

«25 февраля. Слух: союзники — теперь уже союзники! — вошли в соглашение с немцами, поручили им навести порядок в России.

Опять какая-то манифестация, знамена, плакаты, музыка — и кто в лес, кто по дрова, в сотни глоток:

— Вставай, подымайся, рабочий народ!

Голоса утробные, первобытные. Лица у женщин чувашские, мордовские, у мужчин все как на подбор преступные, иные прямо сахалинские.

Римляне ставили на лица своих каторжников клейма: „Cave furem“. На эти лица ничего не надо ставить, — и без всякого клейма все видно».

И автором таких отзывом о русских людях восхищается Галина Шаповалова, хотя сама не из рода помещиков, а явно — пролетарское дитя?.. Так чему же она научилась в двух институтах? Может, вообще ничему не научилась, лишь зачеты кое-как сдавала, потому ничего не поняла хотя бы в жизни Бунина: Ивану Андреевичу нравились лишь те русские, которые почтительно в слугах ходили, а без «помещичьего благословения» русский народ, с точки зрения писателя, — полное ничтожество.

Кстати… Советское правительство проживающей в Париже вдове Бунина только за охранение рукописей Бунина до конца дней ее платило пенсию.

«Да! Да! Да! — продолжала Шаповалова на страницах газеты „Афинский курьер“. — Вы правы в том, что было бесплатное образование, медицина, квартиры и много-много всего хорошего было! Но! Могло-то ведь быть еще гораздо лучше! И должно было быть! При таком богатстве нашей страны люди были-то полунищие! Я вдруг вспомнила, что у меня никогда не было двое туфель, а только одни. И платье-то всегда одно — только форма! А моя мама всю жизнь работала учительницей, и у нее никогда не было часов! Их не на что было купить! А еще пенсия в 57 рублей, перед смертью прибавили еще 5. Но мы ездили каждое лето в Сочи. Мы жили хорошо потому, что у нас, русских, т. е. всех советских, были ничтожные запросы. Эти коммуналки, которых нет нигде! Эти 5-метровые кухни!» («Афинский курьер», 22–29 декабря 2006 г.).

Если к «ничтожным запросам» Галины Шаповаловой прибавить еще стоимость двух высших (по нынешней рыночной цене), той же бесплатно полученной коммуналки со смехотворной квартплатой, всех бесплатных путевок в Сочи с минимальной ценой на проезд или вообще с бесплатным, то и получится, что жила Галина в Советском Союзе как высокооплачиваемый специалист на Западе, но все охотно обменяла на ГУЛаг, который после 1991 года реально разверзся под ногами миллионов тружеников. Отчего инженер с высшим образованием Шаповалова оказалась вдруг в роли жалкой домработницы на далеком острове Крит.

Но что она в этой ситуации поняла? Когда ее мама каждый год в Сочи за 57 рублей пенсии и еще с дочерью… это не ничтожные запросы. Элементарная арифметика: две-три пары туфель и часы легко можно было приобрести, коль забыть хотя бы про одну поездку в Сочи. И в школьной форме в Сочи? И лишь одно платье, когда в магазинах — завал тканей. Да еще каких… Пан-бархат, креп-жоржет, крепдешин, ситец! Все натуральное! Такие нынче стоят по 200–400 долларов за метр в той же Америке.

Значит, автор возмущенного письма иголки в руках не держала, словом, полная неумеха, и во всем этом виновата, видите ли, советская власть? А ведь в каждом Дворце культуры к тому же были бесплатные курсы кройки и шитья.

«Мы, завистливые рабы, — продолжает самобичевание бывшая советская гражданка, пристроившаяся сиделкой на чужбине, — хотим, чтоб все у всех было одинаково (бедно). Так отоварьтесь и вы, и торгуйте! Не можете? И я не могу. Вот поэтому мы и моем полы, и не спим ночами» («Афинский курьер», 22–29 декабря 2006 г.).

Экое самоуничижение, лишь бы оправдать спекуляцию, именуемую в странах Запада бизнесом. На одной улице купил, на другой продал, что ж ты сам произвел? Это же позволяют для того, чтоб скрыть безработицу, от которой очень страдает на Западе простой народ.

У нас ее, этой безработицы, не было. У нас каждый человек был на счету. В общем, какую только глупость не напишешь после того, как побываешь в лапах буржуазных идеологических гуру?

Читаем афинскую газету дальше. Из многих ее публикаций видно, что какая-то Варвара Дианова посмела, видите ли, в своей статье на страницах одного из российских патриотических изданий защитить советскую власть и объяснила, почему были репрессированы греки. В ответ крик на греческих островах поднимается на всю Элладу: как Дианова посмела критиковать нас?

Отвечает этой оставшейся на Родине гражданке, по менталитету еще советской, не просто эмигрант, а врач, известный общественный деятель, депутат области Аттики — Панайотис Ксантопулос.

«Почему та статья так возмутила? — пишет он на страницах „Афинского курьера“. — Я совсем маленький. Мама собирает хлопок. На сбор хлопка их сгоняли силой.

Жара 55 градусов. „Мама, мама, я пить хочу“, — прошу я. „Сыночек, вот, последние капли“, — отвечает она. Жара нестерпимая. „Мама, мама, ну я же пить хочу“, — не унимаюсь я.

„На, возьми, сыночек, помидорку“, — протягивает мама. Помидор утоляет жажду на несколько минут.

И я опять: „Мама, мама, но я больше не могу“.

Мама не выдерживает. Берет меня за руку и ведет к крошечной лужице под деревом. Прося меня: „Ты только рубашкой прикрой ее и пососи воду через рубашку“»…

Душераздирающая сцена… Как оно на самом деле могло быть? Нас, ребят, выросших в Средней Азии, тоже посылали в школьные годы собирать хлопок, и я могу документально подтвердить, что в этом крошечном тексте много лжи.

Сбор хлопка начинается в августе, ближе к сентябрю, и 55 градусов жары в такую пору уже не случаются. Да и они, эти 55 градусов жары, бывают исключительно редко, в июне-июле, где-нибудь на юге Туркмении или в глубокой пустыне. А коль мама протягивает ребенку помидор, значит, описываемое событие происходит в весьма обжитой области, где кишлаки расположены в нескольких километрах друг от друга, а вокруг каждого поля — арыки, без которых не может быть ни одного хлопкового поля.

Кстати, из таких же арыков пило воду все сельское население южных республик, и мы, городские дети, во время уборки хлопка, в том числе.

Опрокинешь, бывало, под себя фартук с собранным хлопком, с удовольствием шлепнешься на него, раздвинешь заросли мяты, шуганешь лягушат и пьешь. И никогда ни с кем из нас не было из-за этой воды хворей, экология в те годы была в порядке.

Это Хрущев притащил в нашу жизнь полную химизацию сельского хозяйства. И вот тогда уже из арыков люди пить не решались. Но Панайотис Ксантопулос описывает события — еще задолго до прихода к власти Хрущева.

А вот лужицы под деревом (их не может быть при жаре 55 градусов, они мгновенно испаряются) кишат микроорганизмами, и как же мать могла позволить дитю пить бактериальные малярийные отходы, хотя сама была врачом?

К тому же на хирманах всегда были полевые детские сады, где за детьми присматривали пожилые женщины, которые уже не могли работать в поле. И ребенок пяти лет вполне мог находиться в этом детском саду, как правило, располагавшемся под навесами или под деревьями, в котором детей вовремя кормили, всегда была нормальная вода, и мать с ним общалась, когда приходила обедать.

Но коль мама взяла с собой на поле дитя бегать по жаре меж кустов, еще и не наполнив полностью флягу, то своей неразумной привязанностью она приносила ребенку такой вред, за который ее нужно было призвать к ответу. С ребенком на жаре случился бы солнечный удар, от которого мальчик без медицинской помощи мог бы погибнуть.

«На сбор хлопка их сгоняли силой…» — пишет депутат Аттики.

Выращиванием хлопчатника человечество занимается как минимум несколько тысяч лет, и на эти работы миллионы людей во всех поколениях сгоняли силой?

Как же узбеки, таджики, азербайджанцы, туркмены, которые десятилетиями зарабатывали на жизнь в колхозах уходом за хлопчатником и его сбором, они тоже делали это под конвоем? Ах, какие мы, греки, белоручки, ах, какие особенные, нам такую работу делать не положено, даже в войну!

Депутат Аттики («АК», 22–29.02. 2008 г) свидетельствует далее:

«Дети тогда умирали один за другим — гробы, гробы, гробы. В нашем поселке, Первомайском, куда нас выслали, точнее, выбросили в поле и окольцевали, чтоб мы не сбежали, умирали один за другим дети и старики. Практически все годовалые крохи! Из моих одногодок выжили тогда я и еще одна девочка.

Я тоже был болен. Отец взял вещи и пошел в город, сказав, если он не вернется с пенициллином, то тоже вместе с ребенком умрет. Он достал. Он отдал за два флакона пенициллина золотые часы. Я выжил…».

Во время войны дети эвакуированных в этих же и во многих других селениях тоже умирали один за другим. В моем родном городе Андижане вдоль центральной аллеи кладбища какое-то время были еще видны могилы одно-двухлетних детей, умерших в 1941–1943 гг.

Когда у нашей соседки Татьяны Косоруковой, муж которой в это время был на фронте, умирал семилетний сын Толик, получивший после кори осложнение на брюшину, мать ребенка смогла приготовить врачу в подарок лишь… три оладушка. А тут… у отца, которому «дали на сборы лишь три часа», — золотые часы… По тем временам стоившие невероятно дорого.

Иван Косоруков вернулся с фронта без золотых часов. С пустой котомкой. И сына его спасти не удалось. Иван спас только страну, в том числе и тех, у кого в загашниках в трудное время были золотые часы. Только за какие труды во время войны эти золотые часы оказались у четы Ксантопулосов? Может, не зря эта пара потом была выселена?

И далее в тексте врача Панайотиса Ксантопулоса одни неточности: «В нашем поселке Первомайском, куда нас выслали, точнее, выбросили в поле»… Во-первых, не выбрасывали, а развозили. И откуда появился поселок, если выбросили в поле? Откуда гробы в безлесной Средней Азии, если выбросили в поле? Но коли была возможность по-человечески проститься с близкими, значит, события происходили в местности с неплохо организованной жизнью.

Вот нынче в Средней Азии, которая отрезала себя от России, гроб стоит так дорого, что тех, кто не числит себя мусульманином, хоронят либо в старых шкафах, либо сколачивают гроб из досок, выдранных из пола.

Но пока оставим в стороне эмоции обиженных. Вернемся к тому, что действительно происходило в Азии, когда туда прибывали эшелоны с репрессированными.

Поезда с переселенцами, как правило, останавливались около больших станций или около поселков, а затем людей на машинах или арбах отправляли по колхозам. О чем и свидетельствуют документы по поводу депортации греков из Крыма с сайта «ПОЛИТ.РУ, ДОКУМЕНТЫ», «Греческая волынка в Ферганской долине».

21 ноября 2009 г. К юбилею тотальных депортаций крымских татар и других народов Крыма (Весна — лето 1944 г.)

Немецкая оккупация Крыма продлилась с конца октября 1941 до апреля — мая 1944 года. За это время немцами было уничтожено около 92 тыс. чел. (главным образом евреев и крымчаков), или 10 % населения полуострова. И коллаборационизм, и антинемецкое партизанское движение в Крыму были весьма сильными, причем как с той, так и с другой стороны было достаточно крымских татар. Их общее количество в Крыму на момент освобождения оценивалось в 140–160 тыс. чел., но в действительности их оказалось гораздо больше.

Сразу же после освобождения Крыма НКВД и НКГБ приступили к «очистке» его территории от антисоветских элементов.

Письмо Л. П. Берии И. В. Сталину о целесообразности депортации болгар, греков и армян из Крыма, 29 мая 1944 г.

Совершенно секретно

(Ярослав Галан, из ст. «Мамелюки», Памфлеты, М., «Советский писатель», 1982 г., с. 43).

Государственный Комитет Обороны

тов. И. В. СТАЛИНУ

29 мая 1944 г. 541/6

«После выселения крымских татар в Крыму продолжается работа по выселению и изъятию органами НКВД СССР антисоветского элемента, проверка и проческа населенных пунктов и лесных районов в целях задержания возможно укрывшихся от выселения крымских татар, а также дезертиров и бандитского элемента.

На территории Крыма учтено проживающих в настоящее время болгар 12 075 человек, греков — 14 300 человек, армян — 9919 человек.

Болгарское население проживает большей частью в населенных пунктах района между Симферополем и Феодосией, а также в районе Джанкоя. Имеется до 10 сельсоветов с населением в каждом от 80 до 100 жителей болгар. Кроме того, болгары проживают небольшими группами в русских и украинских селах.

В период немецкой оккупации значительная часть болгарского населения активно участвовала в проводимых немцами мероприятиях по заготовке хлеба и продуктов питания для германской армии, содействовала германским военным властям в выявлении и задержании военнослужащих Красной Армии и советских партизан. За помощь, оказываемую немецким оккупантам, болгары получали от германского командования так называемые „охранные свидетельства“, в которых указывалось, что личность и имущество такого-то болгарина охраняются германскими властями и за посягательство на них грозит расстрел.

Немцами организовывались полицейские отряды из болгар, а также проводилась среди болгарского населения вербовка для посылки на работу в Германию и на службу в германскую армию.

Греческое население проживает в большинстве районов Крыма. Значительная часть греков, особенно в приморских городах, с приходом оккупантов занималась торговлей и мелкой промышленностью. Немецкие власти оказывали содействие грекам в торговле, транспортировке товаров и т. д.».

Нынешние греки возмущаются, мол, за что репрессии, если наши отцы и деды во время войны лишь торговали, чтобы спасти свои семьи? Но что такое бизнес на оккупированной территории, когда не работают предприятия и на протяжении почти трех лет ничего не производится?

Эту торговлю на примере западной Украины хорошо описал украинский писатель Ярослав Галан: «Галицийский кулак, в течение ста пятидесяти лет дрессированный немецкими офицерами в австрийской казарме, ограниченный и тупой, коварный и лицемерный, трусливый и в то же время бесцеремонный, жадный и ненасытный, как все живоглоты во всем мире, сказал себе, что пробил его час. Спущенный с цепи немецким бароном, он впереди всех кинулся на сограждан другой национальности. Гитлеровцы грабили бриллианты, он довольствовался мебелью, гитлеровцы тащили меха, он рад был латаным штанам.

Как вши, размножались „украинские“ предприятия, магазины, лавки и лавочки, где можно было купить детские рубашонки с едва приметными следами крови, сережки, только вчера вырванные из девичьих ушей вместе с мясом, костюмы, которые не успели проветриться от трупного запаха.

На улицах галицийских городов и городков появились в форме украинско-немецких полицаев верные сыны австрийских капралов и цугсфюреров. Достаточно было такому обмундированному живодеру поработать две недели во славу Гитлера, чтобы на его пальцах засверкали краденые перстни, а карманы отдулись от краденых денег. Эти подкулачники с таким же хладнокровием шантажировали свои жертвы, с каким на другой день они распарывали им штыками животы.

Они преспокойно открывали лавочки и кабаки, и их ни капли не волновало то, что карьера их построена на костях сотен тысяч ни в чем не повинных людей».

Чтобы получить право на открытие магазина, надо было идти в немецкую комендатуру, завести среди фашистов связи, давать взятки, возможно, и выдать кое-кого. И где взять товар? Помните эту цифру, что за время оккупации Крыма погибло 92 тысячи советских граждан, в основном евреев и крымчаков, их имущество куда пошло?

Предвижу неистовое возмущение некоторой части читателей статьи: «Это же не наши. Наши этого не могли…».

Ситуация в оккупации везде была похожа. Во-вторых… Что и «нашим» ничто не чуждо, рассказывает в своих воспоминаниях последний протопресвитер царской армии и флота Щавельский, который в 1916 году посетил Кавказ: «В Трапезунде еще были свежи следы погромов: все армянские дома стояли заколоченными, с перебитыми окнами, через которые виднелись переломанная мебель, битая посуда и зеркала, изорванная на куски одежда и пр. Величественный армянский собор сиротливо стоял недостроенным. Из армян, кажется, никого не оставалось в городе. Но в то время как армяне избивались поголовно, греки остались нетронутыми. Упорно тогда утверждали, что последние сильно поживились брошенным добром первых. Делали даже недобрые намеки на митрополита» (О. Георгий Щавельский, «Воспоминания последнего протопресвитера Русской армии и флота», Изд-во им. Чехова, Нью-Йорк, 1954 г.)

Далее в письме Л. Берии И. В. Сталину о целесообразности депортации… говорится и о преступлениях некоторой части армян.

«Армянское население проживает в большинстве районов Крыма. Крупных населенных пунктов с армянским населением нет. Организованный немцами Армянский комитет активно сотрудничал с немцами и проводил большую антисоветскую работу.

В гор. Симферополе существовала немецкая разведывательная организация „Дромедар“, возглавляемая бывшим дашнакским генералом ДРО, который руководил разведывательной работой против Красной Армии и в этих целях создал несколько армянских комитетов для шпионской и подрывной работы в тылу Красной Армии и для содействия организации добровольческих армянских легионов.

Армянские национальные комитеты при активном участии прибывших из Берлина и Стамбула эмигрантов проводили работу по пропаганде „независимой Армении“.

Существовали так называемые „армянские религиозные общины“, которые, кроме религиозных и политических вопросов, занимались организацией среди армян торговли и мелкой промышленности. Эти организации оказывали немцам помощь, особенно „путем сбора средств“ на военные нужды Германии.

Армянскими организациями был сформирован так называемый „Армянский легион“, который содержался за счет средств армянских общин.

НКВД СССР считает целесообразным провести выселения с территории Крыма всех болгар, греков и армян» (Л. Берия).

Врач Панайотис Ксантопулос вспоминает: «На сборы нам дали три часа. Затем почти месячная „прогулка“. До Чкалова все было ничего. Я был крепким ребенком, рано начал ходить, но после Чкалова сник и я. Детей не успевали на стоянках хоронить. А если не успевали, то выбрасывали из вагона. Моя мама была фельдшером, и она бегала из вагона в вагон, чтобы спасти хоть кого-то. Нас везли в телячьих вагонах, как СКОТ, нам не давали воды, чтобы вымыть эти вагоны. Среди людей началась жуткая эпидемия. Тогда моя мать спасла много людей, я бы ей памятник поставил со шприцем в руке. Я не пою сейчас гимн своей матери. Я хочу вспомнить всех тех матерей, которые потеряли своих детей в этих страшных поездах, в степях Казахстана, тех матерей, которые до сих пор кручинятся по своим замученным крошкам».

Со шприцем в руке? Значит, не только фельдшер в эшелоне был, но и лекарства. И коли добирались до Узбекистана целый месяц, значит, были длительные остановки, т. к. в Средней Азии — одноколейка, приходилось, скорее всего, пропускать поезда с отремонтированным на заводах Ташкента вооружением. И не было никакой необходимости выбрасывать умерших…

«Докладная записка зам. народного комиссара внутренних дел УзССР полковника ГБ Меера начальнику Отдела спецпоселений НКВД М. В. Кузнецову 29 июля 1944 г.

(NewsNetwork: Газета-Ru, ww.polit.ru).

Сов[ершенно] секретно Начальнику отдела спецпоселений НКВД СССР Полковнику госбезопасности тов. КУЗНЕЦОВУ

гор. Москва

Докладная записка

О расселении дополнительно прибывших из Крыма спецпереселенцев греков и др.

Дополнительные эшелоны № 733 и 741 со спецпереселенцами из Крыма — греками и другими иноподданными прибыли, первый на ст. разгрузки — Горек Ферганской области УзССР 11 июля в 22 часа 40 мин. и второй на станцию Коканд Ферганской области 12 июля в 20 часов.

К прибытию эшелонов созданными в местах расселения (Горском и Кагановическом районах) районными тройками при участии представителей УНКВД по Ферганской области были подготовлены по колхозам необходимое количество квартир, помещения и средства для санобработки, автогужевой транспорт для перевозки спецпереселенцев с места разгрузки в колхозы, обеспечено питание.

В эшелоне № 733 на станцию Горек прибыло спецпереселенцев 636 семей с количеством людей 2256 человек. Из них мужчин 839 чел, женщин 925 чел. и детей до 16 лет 492 человека.

В эшелоне № 741 на станцию Коканд поступило 553 семьи спецпереселенцев в количестве 1950 человек, из них мужчин 538 человек, женщин 723 чел. и детей до 16 лет 868 человек.

Эпидемических и других заболеваний среди прибывших спецпереселенцев, как в пути следования, <так> и на местах разгрузки не отмечено.

Переброска спецпереселенцев со станции Горск в колхозы Горского района началась по проведении санобработки утром 12 июля.

После отправки машин со спецпереселенцами со станции в колхозы, оставшиеся организованно отказались грузиться в автомашины и повозки, заявляя при этом, что при выселении из Крыма их обманули, что их обещали переселить на Украину или Северный Кавказ, что климатические условия Средней Азии им не подходят, что они — греки не являются изменниками, многие участвовали в партизанских отрядах во время пребывания в Крыму немцев и т. п.

Принятыми мерами со стороны руководящих работников УНКВД и районных партийно-советских органов разъяснениями спецпереселенцам сущности постановления ГКО о их переселении из Крыма положительные результаты достигнуты не были.

Спецпереселенцы, особенно женщины, продолжали оказывать сопротивление путем вызывающего поведения, выкриков с призывом „не сдаваться“. Имели место шовинистические выкрики по адресу узбеков — что они, спецпереселенцы, не смогут жить вместе с узбеками и т. п.

Аналогичное организованное массовое сопротивление, направленное против выезда в колхозы, оказали спецпереселенцы на станции Коканд в 13 часов 13 июля, после того как 580 человек из них уже было отправлено по колхозам.

Разъяснительная работа среди них и в отдельности среди старших, по вагонам положительных результатов не дала.

Старшие по вагонам спецпереселенцы заявили, что они ничего не могут сделать, так как все спецпереселенцы не желают ехать в колхозы.

НКВД УзССР к месту выгрузки спецпереселенцев были командированы зам. наркома внутдел УзССР тов. Козырев и нач. оперотдела тов. Тарасов.

Повторное разъяснение сущности постановления ГКО о переселении из Крыма также ни к чему не привело, из толпы спецпереселенцев слышались выкрики „расстреливайте нас на месте, в колхозы мы не поедем, возвращайте нас в Крым“, „греки не сдаются, будем держаться, пока вернете нас в Крым“ и т. п.

Для ликвидации создавшего положения и саботажа со стороны спецпереселенцев нами были приняты следующие оперативные меры.

1. В Горский район были выброшены войсковые подразделения: 80 бойцов и офицеров из Кокандской школы связи войск НКВД 60 бойцов и офицеров из резервной роты 170 полка из гор. Андижана и 100 человек из гор. Ташкента.

2. Была создана оперативная группа из числа оперсостава УНКВД и милиции.

3. На станции Горек было изъято и заключено под стражу 20 человек спецпереселенцев, принимавших наиболее активное участие в оказании сопротивления, на станции Коканд было изъято и заключено под стражу 16 человек спецпереселенцев.

В первые несколько машин семьи и вещи спецпереселенцев были погружены насильственным путем, при помощи колхозников, что сопровождалось выкриками и шумом со стороны спецпереселенцев, но через 30–40 минут сопротивление прекратилось и оставшиеся начали грузиться в машины и повозки самостоятельно.

Для проведения агентурно-оперативных мероприятий — НКВД УзССР направлена на места расселения спецпереселенцев — Горский и Кагановический районы оперативная группа в составе 3 человек во главе зам. нач. ОСП НКВД УзССР тов. ШИТИК.

Перед опергруппой поставлена задача произвести среди прибывших в эшелонах № 733 и 741 спецпереселенцев вербовки, агентурным и следственным путем вскрыть организаторов „волынки“ и привлечь их к уголовной ответственности, а также выявить среди спецпереселенцев предателей, агентов немецкой разведки и пр. враждебный элемент.

В процессе следствия опергруппой установлено, что „волынка“ произошла не стихийно, а в результате проведенной отдельными лицами агитации против переселения, что во время „волынки“ со станции Коканд на станцию Горская были посланы 2 подростка-грека с письмом о сопротивлении расселению.

Из числа задержанных арестовано 6 человек зачинщиков, в том числе 2 мужчин и 4 женщины:

1. САКИДИ Иван Николаевич, 1890 г. рождения, уроженец гор. Триполи — Турция, до переселения проживал в Евпатории.

2. СЕМИНИДИ Анна Константиновна, 1914 г. рождения, уроженка гор. Севастополя, по национальности гречанка, до переселения проживала в гор. Алупке.

3. КЕРМИДЕЛИДИ Ефимия Константиновна, 1918 г. рождения, гречанка, уроженка города Алупка, где и проживала.

4. СУЛЕЙМАНОВА Мария Марковна, 1913 г. рождения, уроженка селения Шулаверы. Груз. ССР, по национальности персидская еврейка, сов. подданная, до переселения проживала в гор. Симферополе.

5. СИАМИДИ Елена Фатиевна, 1916 г. рождения, по национальности гречанка, уроженка города Ялты, где и проживала до переселения.

6. ЛАЛАНОВ Николай Георгиевич, 1918 г. рождения.

Дополнительно намечено к аресту 5 человек зачинщиков.

С/о „Чертонидис“ в своем донесении от 18.07.44 г. сообщил: организатором „волынки“ является КОРОНИДИС Ставрон, который уговаривал спецпереселенцев не прекращать сопротивления, „не сдаваться“, если понадобится, то он, Коронидис, сможет прокормить всех греков на протяжении 15 дней. КОРОНИДИС устанавливается на предмет ареста».

Зам. народного комиссара внутренних дел УзССР полковник госбезопасности МЕЕР.

29/VII 1944 г. № 72 725, г. Ташкент.

Как видим, переселенцы уезжали на поселение с вещами и с весьма непустыми карманами, коли лишь один из них мог бы в течение 15 дней прокормить целый эшелон. В это же время недалеко от станции Горек в соседнем городе Андижане у русской женщины Татьяны Косоруковой, прибывшей в эвакуацию, было лишь три блинчика на троих детей в ту минуту, когда умирал ее сын.

«Государственный Комитет Обороны

Председатель Государственного Комитета Обороны И. Сталин.

ПОСТАНОВЛЕНИЕ ГОКО № 5984сс От 2 июня 1944 г.

Москва, Кремль

Государственный Комитет Обороны постановляет:

Обязать НКВД СССР (тов. Берия) дополнительно к выселению по постановлению ГКО № 5859 от 11.05.1944 крымских татар выселить с территории Крымской АССР 37 000 человек немецких пособников из числа болгар, греков и армян.

Выселение и расселение произвести порядком, утвержденным пунктами 2 и 3 постановления ГОКО № 5859сс. (тов. Смирнова), Наркомзаг СССР (тов. Субботина) и Наркомсовхозов СССР (тов. Лобанова) — обеспечить прием по обменным квитанциям скота, зерна и сельскохозяйственных продуктов хозяйств выселяемых из Крыма греков, болгар и армян.

…Расчеты на перевозку произвести по тарифу перевозок заключенных.

5. Обязать Наркомторг СССР (тов. Любимова) обеспечить питанием в пути эшелонов со спецпереселенцами из Крыма в количестве 37 000 человек, в соответствии с графиком движения эшелонов, установленным НКПС и НКВД СССР.

Выделить Наркомторгу для этой цели продовольствие, согласно приложению № 1.

6. Обязать Наркомздрав СССР (тов. Митерева) обеспечить спецэшелоны со спецпереселенцами из Крыма, по заявке НКВД СССР, медицинским составом, медикаментами и медико-санитарным обслуживанием в пути.

7. Обязать секретарей обкомов ВКП(б)… — для выдачи спецпереселенцам в течение первых трех месяцев после ежемесячно равными партиями, согласно приложению № 2.

Выдачу спецпереселенцам продовольствия в течение июля — сентября проводить бесплатно в расчет за принятые от них в местах выселения сельскохозяйственную продукцию и скот».

Из этих же приказов следует, что для питания спецпереселенцам в пути следования выдавали на одного человека в сутки 500 г хлеба, 70 г мяса-рыбы, 60 г крупы и 16 г жиров.

В блокадном же Ленинграде выдавали жителям лишь по 200 граммов хлеба.

Во многих своих воспоминаниях потомки репрессированных акцентируют внимание читателей на том, что их перевозили в «скотских» вагонах. Это те самые вагоны, в которых во время войны уезжали на фронт солдаты Красной армии. В таких же отправляли эвакуированных, которых в дороге не всегда кормили, и воды, чтобы вымыть вагоны, тоже не всегда давали, ее надо было найти самим. Мы эти вагоны во всех фильмах, посвященных Великой отечественной войне, видели. Других вагонов у страны еще целое десятилетие не было. И советские граждане не возмущались тем, что спасали им жизни в этих плохоньких вагонах, хотя бывало, что на глазах солдат рожали беременные женщины, умирали старики. Везли в глубокий тыл тогда в этих вагонах и детей.

Кстати, во время депортации крымских татар было изъято нелегально хранящегося у населения оружия 15 990 единиц, в том числе 716 пулеметов, боеприпасов — 5 млн штук. Во время депортации греков, армян, болгар изъято оружия у выселяемых: винтовок — 67, автоматов — 53, револьверов — 60. Для чего хранилось по домам и в схронах это оружие?

Когда-то фельмаршал Румянцев, чтобы ослабить Крымское ханство, предложил Екатерине II переселить в Россию армян, грузин и греков, ибо в их руках была сосредоточена вся торговля ханства. «Все они исповедовали православную религию, и сам собою напрашивался вариант спасения православных от мусульманского угнетения».

Российское правительство прислало из Азовской губернии 6000 подвод, на которых были размещены греки, армяне и грузины. И эскортируемые войсками А. В. Суворова 31 386 человек двинулись в путь.

Переселение началось в августе 1778 г. Вначале переселили городское население из Кафы, Бахчисарая, Карасубазара, Козлова, Ак-Мечети и Старого Крыма (5 августа — 1122 души, 15 августа — порядка 3 тыс. душ). Затем переселили сельское. Уже 18 сентября (за полтора месяца!) все было завершено.

В книге «Мариуполь и его окрестности», изданной в 1892 году, читаем: «Многие греки желали возвратиться обратно; доходило иногда до открытого неповиновения, — и тогда укрощались строгими от начальства мерами, и правительство в необходимости было высылать военные команды для усмирения беспокойных. Волнения были во всех селах, а в особенности проявилось в 1804 году в селах Сартана, Чердаклы, Малый Янисоль, Карань и других. Свое стремление вернуться в Крым бунтовавшие объясняли тем, что „они и предки их там жили“. Непросто складывались отношения митрополита с переселенцами. К тому же если в Крыму митрополит был не только духовным лицом, но и судьей своего народа, то в Мариуполе он таких прав был лишен, вследствие чего возникали некоторые трения с представителями местной власти.

Владея поместьем из нескольких домов, рыбным заводом и лавками, он построил дачу и посадил сад. По указанию председателя городского суда (по нашим понятиям — мэра города), усмотревшего, вероятно, незаконность в действиях митрополита, была снесена ограда и сад уничтожен. И вот тогда произошло событие, заставляющее задуматься о многих конъюнктурных, вперемешку с политическими, моментах творения „новой“ истории Мариуполя. Игнатий, отслужив обедню, вышел на Покровскую могилу, что на Георгиевской улице, предложил своим сторонникам отделиться от противников и в лице председателя городского суда проклял тех.

Все бедствия — ежегодные засухи, повальные болезни, как, например, холера в 1830 году, когда вымирали целые улицы — Георгиевская и прочие, — народ приписывал проклятию своего предводителя.

Сегодня митрополит Игнатий УПЦ Московской патриархии канонизирован — возведен в лик святых». («Зачем из Крыма изгнали греков?», «Как донецкими стали греки Крыма». Анатолий Герасимчук, свободный журналист «ХайВей»).

И это переселение… на подводах, тоже без воды, тем более без медицинского шприца в руке фельдшера, нынешними составителями не проклинается, не подводится под статью «Геноцид», а частенько в статьях понтийцев вспоминается, в конечном итоге, как благо. Это наводит на мысль, что нынешняя акция по сбору фактов геноцида греков в СССР — политическая, конъюнктурная, за которой стоит цель элиты потянуть из России средства на свое обустройство… в Греции.

В 1920 г. некоторая часть греков добровольно перебралась в Казахстан и там на его необъятных просторах возделывала табак. На чем они добирались? На телегах. Вопли по этому поводу были? Не слышно.

Документы рассказывают далее: «Более двух третей выселенных из Крыма человек поступило на спецпоселение в Узбекскую ССР. В телеграмме № 1476 от 8.06.1944 г. на имя Л. Берия нарком внутренних дел Узбекской ССР Ю. Бабаджанов сообщал: „Докладываю об окончании приема эшелонов и расселении спецпереселенцев крымских татар в Узбекской ССР. 8 июня с. г. прибыл и разгружен последний эшелон СК-579 в составе семей 385, людей 1813, в т. ч.: мужчин — 303, женщин — 685, детей — 825 для Кашка-Дарьинской области. Всего принято и расселено в Узбекистане спецпереселенцев семей — 33 775, людей — 151 529, в том числе: мужчин — 27 558, женщин — 55 684, детей — 68 287.

Умерло в пути следования во всех эшелонах 191 человек. Расселено по областям: Ташкентской — 56 362 человека, Самаркандской — 31 540, Андижанской — 19 630, Ферганской — 19 630, Наманганской — 13 804, Кашка-Дарьинской — 10 171, Бухарской — 3983 человека. Расселение в основном произведено в совхозах, колхозах и предприятиях промышленности, в пустующих помещениях и за счет уплотнения местных жителей“»…

Если верить статистике, в эшелонах из Крыма умерло 191 человек, а не так, чтобы везде гробы, гробы, да еще выкинутые из вагона мертвые… Эмоции и суть, эмоции и подлинная правда — разные вещи, даже если это и эмоции депутата Аттики.

Я выросла в Средней Азии и могу свидетельствовать: все мы там жили нормально, учились в советской школе, поступали в институты. Работы для всех было сколько угодно. И никто в городе не знал, каким образом появились те или иные семьи. Все были равными, если были честными и дружелюбными по отношению к другим. «Жертв» и в бинокль нельзя было углядеть. Заводы в городе росли как грибы. Греки, армяне, потомки русских кулаков быстро устроились на хлебные должности: завхозами, прорабами, продавцами в магазины, заведующими складов, фармацевтами, то есть туда, где можно было что-то распределять… И распределяли. Как потом подтвердила жизнь, чаще всего за мзду.

Вскоре, однако, все влились в коллективы, начали получать квартиры, многие выстроили собственные дома, вступили в партию, работали в горкоме и в обкоме партии. Мало того, крымские татары, о чем я узнала лишь недавно, скидывались из зарплаты на «общак» и имели в горах подпольные стада, отчего частные дома с большим подворьем росли у них как на дрожжах. Армяне еще при жизни ставили себе на кладбищах монументы из черного мрамора. Придешь, бывало, на кладбище навестить ушедших близких, вдруг видишь, что умер Погонесян, которого все знали. Только начнешь сокрушаться по поводу его смерти, глядь, он сам из-за памятника выглядывает и широко улыбается, мол, простите, еще не успел… вот пришел к своему загодя заготовленному памятнику цветочки полить. И весело подмигивает сочувствующим.

Но вот «егорушки» и «хрюши-гаврюши» перессорили людей. Ивсе, как заговоренные, кинулись проклинать свою жизнь и друг друга.

Уезжали греки из Советского Союза очень благополучными людьми. Крымские татары увозили из узбекских городов в Крым вагоны со стройматериалами, сами ехали, как пингвины, поверх досок и кирпичей, а о мытье полов в вагоне даже не помышляли. И чем больше вывозили, тем больше потом кричали, что в СССР они были нищими.

Греки вывозили контейнеры с эмалированными кастрюлями и тканями. Наверно, правильно делали, коль у нас здорово делали эту посуду, а китайская, которая ныче продается на каждом углу, через месяц уже с черными пятнами по бокам.

Уезжающие в Израиль бухарские евреи еще до «хлопкового» дела скупили в Узбекистане золото, продавцы же магазинов еврейского происхождения подменили в кольцах бриллианты на стекляшки, тогда и возникло в Узбекистане первое дело — «бухарское», еще задолго до «хлопкового». Когда свои грабили своих же!..

Как вывозили золото в Израиль? Запаивали в проволоку, которой обматывали багаж. Новенькие мебельные гарнитуры разбирали, поворачивали тыльной стороной и сколачивали из них ящики для вещей. Только книги с собой не брали. После отъезда той или иной семьи на полу сиротливо валялись узбекские народные сказки про пери и джиннов, басни про лебедя, рака и щуку, «Поднятая целина» и про подвиг Павки Корчагина. Люди уезжали, чтобы восхищаться теперь иными подвигами и пребывать совсем в иных параметрах жизни.

Потомки кулаков, крымские татары, армяне в среднеазиатских городах в семидесятые вольготные годы двадцатого столетия шалели от жадности. А мусульманское население вместо того, чтобы кормить как следует своих детей, все премии и награды откладывало на калым или на памятники покойным величиной уже чуть ли не с дом, чтобы издалека было видно.

Ну зачем мертвому — башня? И почему все религии мира воспевают «тот мир», вынуждая тем самым дарить мертвым дворцы, а судьбы живых размалывать в тлен?

Некоторые понтийцы нынче делают все, чтобы доказать всему миру, что в СССР был геноцид по отношению к ним. Но что такое геноцид? Давайте разберемся. Что нам рассказывает История?

«…Агаряне, умертвивши греческого Государя, овладели совершенно городом и, расхищая оный, произвели ужаснейшие опустошения; ибо они, разграбляя святотатственною рукою церковную утварь, разоряли и самые храмы. Едва только распространился слух, что Император Константин пал в сражении и Царьград завоеван магометанами, устрашенные жители бросились искать спасения себе в разные места. Множество народа устремилось к пристани на стоявшие там греческие и венецианские суда, чтобы предаться на них бегству; но суда эти от большой тяжести искавших на них себе спасения пошли ко дну морскому вместе с ними.

Сторожа, бывшие при городских Воротах, увидевши толпы бегущих греков в страшном беспорядке, отдавших город на расхищение, заперли городские ворота и бросили ключи за городские стены. Этот неблагоразумный поступок учинили они на основании одного древнейшего предсказания, состоявшего в том, что если жители Царьграда возвратятся назад, то возмогут обратить в бегство врагов своих. Но это послужило к страшному кровопролитию и к неслыханному ужасному событию. Мужчины, женщины, дети и старики и почти весь народ, не будучи в состоянии бежать из города, принуждены были искать своего спасения во храме Святой Софии. В одно мгновение это огромное святилище наполнялось народом, который стоял там даже над колоннами, на жертвеннике (на святом престоле!) и во всех прочих местах, куда обыкновенно не позволялось или невозможно было вступать человеческой ноге. Все двери храма были заперты. Всеми овладело отчаяние и страх: иные кричали, другие плакали и рыдали, и вопли их растерзывали самые жестокие сердца, большая же часть молились из глубины души пламенно и усердно Богу о спасении своем. Напоследок, и к довершению зверской жестокости, турки, расхитив, разграбив и разорив город, умертвив и взяв в плен множество жителей его, бросились ко храму Святой Софии. Нашедши оный запертым, они принялись ломать его двери топорами.

Невозможно, говорит один из историков, описать эту страшную сцену! Трудно представить, как рыдания и вопли несчастного народа увеличивались до отчаяния при каждом ударе топором в двери сего святилища! Плач маленьких детей, грустное, похоронное пение злополучных матерей, стенания отцов и горькие слезы собравшихся там греческих девиц были невыразимо трогательны и могли бы привести самых диких животных к состраданию.

…Не было места, где бы не лилась кровь греков и сарацин; всюду превеликими грудами лежали трупы мертвых воинов; везде слышен был вопль и стенание, и при каждом шаге лежало обагренное человеческою кровью разломанное оружие, которое и тогда наводило смертельный страх обеих сторон ратоборцам». («Славная история Царьграда и Византийские пророчества. Царь — Монархия — Monar.ru»).

Уничтожение населения чуть ли не всего опального города — это и есть геноцид.

Вот еще одно свидетельство геноцида: «В марте 1915 г. в окрестностях г. Смирны (ныне Измир) младотурками была осуществлена резня греков, призванных незадолго до этого в турецкую армию.

Геноцидиальная политика по отношению к греческому населению Турции стала активно проводиться турецкими националистами под руководством Мустафы Кемаля (Ататюрка) во время греко-турецкой войны 1919–1922 гг.» («Геноцид понтийских греков», Википедия).

Надо все же справедливо заметить, что греки и армяне в первую мировую все время дезертировали из турецкой армии, что вызывало раздражение и возмущение местных жителей. Потом эту же практику дезертирства из воюющей Красной Армии применили и крымские татары. Почему советским людям это должно было понравиться, если почти все мужчины в то время были на фронте? Какая страна в мире не судит за дезертирство? Но наказание наказанию — рознь.

«Юрисконсульт Константинопольской комендатуры и президент следственной комиссии султанского правительства Фери-паши, Джемаль Нузхет, резко осудил действия Кемаля, обвиняя его в том, что тысячи греков были заживо сожжены в храмах, что их поселения разграблены, женщины подвергались насилию, и в целом около 90 % процентов греческого населения Пафры было уничтожено. Европейские и американские гуманитарные организации и консульства подтверждали эти заявления. Газета Telegraph в мае 1922 года опубликовала протест украинской дипломатической миссии, которая стала свидетельницей разрушений и насилия в Самсуне и следов смерти на улицах города».

«(В Турции)… Число жертв геноцида греков по разным оценкам составляет от 900 тыс. до 1,3 млн человек» («Геноцид понтийских греков» — Википедия).

«Наиболее жестокой и варварской была резня в Урфе, где армяне составляли до трети населения города. Осажденные армяне спрятались в кафедральном соборе и потребовали официальной защиты от турецких властей. Командующий турецкими властями дал им такую гарантию, после чего группа армян направилась к местному шейху. Тот приказал бросить их на землю и, прочитав над ними молитву, перерезал всем горло. На следующее утро толпа мусульман подожгла собор, в котором спрятались армяне, и сожгла заживо полторы тысячи человек. Днем чиновники-мусульмане, посланные оповестить армян, что убийств больше не будет, вырезали последние 126 армянских семейств. Общее число убитых армян в Урфе составило более восьми тысяч» («Геноцид армян» — Википедия).

«Когда же русские оставили Трапезунд в феврале 1918 года, половина его населения снялась с насюкенных мест и последовала за отступающей русской армией. Большинство этих беженцев осело в районе Кавказа и грузинского побережья.

Митрополит Трапезунда Хрисанф, с апреля 1919 представлявший понтийские интересы на мировом уровне, убедил стороны принять решение об устройстве федеративной армянской республики, где греки обладали бы правами автономии. „Великие державы“ утвердили это решение на Мирной конференции, однако представители понтийцев на Конференции в Париже продолжали в своем меморандуме 1–14 мая 1919 года настаивать на создании собственного независимого государства под эгидой Греции и США.

Британский уполномоченный Ф. Адам, однако, заявил, что это приведет к новой серии попыток объединиться с Грецией и к повторению старых конфликтов с национальными меньшинствами.

Наконец, в январе 1920 года Хрисанфом и президентом Армянской республики Хатисяном было подписано соглашение о создании Понтийско-Армянской конфедерации. Стороны договорились также и о вооруженной защите Понта от нападений турок.

Однако отказ англичан поддержать создание национальных понтийских отрядов привело к поражению армянских войск под Эрзерумом в ноябре 1920 и к капитуляции Армении в декабре того же года. По условиям соглашения с Кемалем понтийское население в итоге было оставлено на милость турецких войск» («Геноцид понтийского эллинизма», «Греция по-русски — Greek.ru»).

Вновь вернемся в далекое прошлое. Что еще было причиной гибели Византии? Кроме паники, которую посеяли церковники, распространив перед боем молву, мол, плохое знамение было ниспослано, коль «город покрылся густою и непроницаемою тьмою, из средины которой упадали на землю багровые капли, величиною с воловье око».

Кроме дрязг и распрей между всеми слоями греческого населения что еще погубило Византию?..

«Турецкий султан, вступивши в Константинополь и умертвив бесчисленное множество греков, повелел оставшимся, чтобы они как царское, так и собственное свое сокровище снесли на одно назначенное им место. Греки, когда исполнили соизволение Магомета, тогда он, с удивлением воззревши на величайшие груды оного, воскликнул: „Безумный народ! Где был ваш разум? Что вы, обладая толиким богатством, не возмогли сохранить сего города и не противились более единому только народу, без помощи других возмогшему победить вас. Ибо посредством сего сокровища не только бы погибло мое ополчение под стенами Константинополя, но и других народов, соединившихся со мною, без сомнения одолели бы. А посему вы, как предатели своего Отечества, не достойны более существовать на земном шаре и так приимите определенное мною для вас наказание“.

Султан, окончивши сии слова, дал знак рукою сарацинам, которые в ту же минуту умертвили всех вельмож и благородных мужей, оставя только простой народ с женами и детьми» («Славная история Царьграда и Византийские пророчества. Царь — Монархия — Monar.ru»).

Как видим, Константинополь погубила алчность его жителей. Когда они золото копили, а городские укрепления не спешили ремонтировать.

Теперь можно сделать и выводы. Может, и впрямь зацикленных лишь на своих личных проблемах граждан, умеющих жить только мелкими интересами одной своей общности, однако не интересами огромной страны, при смене политической ситуации легко меняющих жизненные ориентиры, может, и впрямь нельзя было оставлять таких людей за спиной Красной Армии? Границы еще не защищены, и в любой момент может открыть третий, если не четвертый фронт притаившаяся за морем Турция? Лидеры Советского Союза хорошо знали историю, поэтому не хотели, чтобы во время войны, как и в Турции когда-то, некоторые националистические объединения тоже захотели бы вместо СССР создать свои царства, вот и отодвинули кое-какие пласты населения в глубину страны.

У Советского государства были свои, очень сложные задачи. С многонациональным населением, при непомерных амбициях многочисленных общин — любой ценой сохранить Родину, чтобы с советскими людьми не случилось бы той же беды, что и 500 лет назад в Византии, когда полчища врагов добивали женщин и детей даже в храмах, когда «всюду превеликими грудами лежали трупы мертвых воинов; везде слышен был вопль и стенание», миллионы греков же в итоге рассеялись по всему миру.

И какие могут быть претензии к Советскому Союзу в том, что жители Византии несколько веков назад не сумели защитить свою родину, их потомкам пришлось бежать во все стороны, а в начале XX века — уже и из Турции? Какие претензии могут быть к государству, населенному десятками разных народов, потому этим беженцам не позволили быть националистами. Живешь в нашем государстве, в первую очередь ты — советский человек, а уж потом грек. Но эти ориентиры кое-кому отчаянно хотелось переставить местами, не считаясь ни с чем. А когда ретивых успокоили, как же это им не понравилось. И это геноцид? За их жизнь в нашей стране мы еще должны платить репарации? За их временную суть, которую они лелеяли в душе, как святыню.

Так, может, все претензии вначале предъявить своим предкам, которые копили не воинское мужество в своих душах, а золотишко в мошне? Может, наконец-то понять, что советские люди, а вместе с ними и российские нынче народы ничего не должны тем, кто по собственному желанию удрал из страны, не сумел на чужбине устроиться с помпой, а теперь желает поправить свои дела за счет своих националистических амбиций?

С внешними врагами советское государство в Великую Отечественную войну управилось. С достоинством и красиво. А вот справиться так же успешно с внутренними не получилось. Теперь миллионы молодых таджиков, узбеков, киргизов — на рабских работах в России. Русских, украинцев беспардонно использует Запад. Многие греки по собственной же воле — нынче рабы в горячо любимой ими Греции. Кто в няньках, кто в поломойках, кто в бесправных моряках в плаваниях длиною в два-три дня. Пора списки уже нового геноцида собирать.

«Любимой работы нет, друзья, подруги, родственники остались там, на Родине. Отец наивно полагал, что нам, понтийцам (этого слова он сам не знал), расстелют ковровую дорожку при встрече — ведь расставание было вынужденным. Мечты мечтами, а действительность? Она физически — тяжела, морально — унизительна. Не лучше ли жить и умирать на своей Родине, мечтая об исторической?» (Раиса Румениди. «Афинский Курьер», 18–25 августа 2006 г.).

Народы Советского Союза тоже нынче в рассеянии… Когда люди вдруг стали предъявлять государству претензии, которые по материальным возможностям того времени страна дать не могла, они не догадывались, что, как в заурядном уличном обменнике, меняют страну на собственную алчность… Подобно народам всех убитых на планете государств, подобно жителям некогда покоренной Византии, они теперь бездомовно слоняются по всем городам мира, к которым надо приноравливаться, уменьшать свои национальные амбиции. Потому тоску по преданной, когда-то сгоревшей советской родине они нынче изливают на страницах чужедальних газет:

«Помню, как в сельской школе костромской глубинки мы разучивали украинскую песню „Ридна мати моя…“, да и потом, спустя годы, когда я переехала жить на Украину, в Донецк, мы все: русские, украинцы, греки (в Донецке проживали и проживают более 120 национальностей) — жили как одна дружная, многонациональная семья! Кому это мешало тогда, и кому это не нравится сейчас?» (Альбина Смирнова-Маргаритис, Ханья. «А К», 11–18.01.2008 г.).

«Как тогда, так и сейчас, все КРАСНОЕ — кому-то как кость в горле; даже цвет крови, текущей по сосудам их сердца, вызывал у них отвращение, и потому стремились они „перекрасить“ ее в голубой цвет, как тогда, так и теперь, марксизм-ленинизм — главный враг их (!) „демократии“». (Иннокентий Киккинояннидис. «Афинский Курьер», 22–29.02.2006 г.)

…«Нынешние всплески дьявольских эмоций против Сталина, СССР, коммунизма — не иначе как активизация идейной наследственности „потомков“ „третьего рейха“». (Ф. В. Картисидис. «Афинский Курьер», 22–29.02.2006 г.).

До чего же верно замечено, что каждый, кто принимал участие в разрушении Советского Союза, фактически — духовный наследник Третьего рейха. Это тот враг, который не успел схватить оружие во время войны — оружие у него тогда вырвали.

Но враг затаился и схватил его позже. Спустя полвека. Когда страна к войне вовсе не готовилась. Потому и оказались советские люди в растерянности перед шквалом вранья о том, как хорошо там, где нас нет. Теперь же все узнали, что в чужой кубышке ничего для нас не уготовлено. Но Византии-то — нашей, общей, Советской, уже нет! Мы ее тоже беспечно проворонили. И страну грабят теперь все, кому не лень. Совсем так же, как и древнюю Византию когда-то.

Те гордые хитроумные аргонавты, которые ради свободы личного обогащения боролись с советской властью, невзирая на проблемы государства, уже второй раз в истории засунули свой народ в дерьмо! Пятьсот лет опыта ничему их так и не научили.

ПОСЛЕСЛОВИЕ. Нынче, после разразившегося в Европе кризиса, каждый уважающий себя грек выходит на митинги протеста против урезания пенсий, зарплат, против сокращения рабочих мест. Хотелось бы знать: Галина Шаповалова, добровольно ставшая домработницей, лишь бы не жить на своей Родине, в прошлом начальница с двумя высшими, тоже в их рядах? Кого теперь она винит в своих бедах? Может, наконец-то себя?

 

АХ, БРАТЬЯ-ПОЛЯЦИ!

Любопытная информация появилась в польском издании «Газета Выборча». Польское правительство выступило с требованием к Москве выплатить компенсацию полякам за использование их граждан на принудительных работах во времена Второй Мировой войны. В сумме — по меньшей мере четыре миллиарда рублей.

Советское правительство в ответ, как сообщает газета, не отклонило эти требования, но и не отреагировало на него до настоящего времени.

Конечно, правительство не может моментально реагировать на столь сложную тему. Но пока оно молчит и что-то свое соображает, может, я пообщаюсь с теми, кто помнит ту войну во всех ее сложнейших взаимосвязях? К счастью, и в России, и в Польше на данном отрезке времени у меня немало знакомых. Предоставим им возможность самим вспоминать, сравнивать, думать…

Я в гостях у жительницы польского города Лодзь Софьи Станиславны Скибинской. Родом она из деревни Оборы Львовской области и до восьми лет говорила только по-русски.

В углу играет куклами внучка Виолетта. Почти все они, я вижу, куплены в московском Детском мире.

— В детстве у меня совсем не было игрушек, — рассказывает о себе Зося. — Война ведь, а после нее, когда Львов и его окрестности вошли в состав Советского Союза, нам предложили переехать в Польшу. Тогда начался обмен населением. Немцы из Кенигсберга выезжали в Германию, нам предложили перебраться в Польшу. Наша мама и мы, пятеро ее детей, четыре девочки — я, Броню, Стения, Ирэна и брат Янек, долго скитались. Поезд шел чуть ли не месяц, когда наконец-то состав остановился в Лодзи и мы там обрели хоть какое-то жилье.

Зося рассматривает старые фотографии, на которых все четверо детей худые и скверно одетые.

— Куклу я купила впервые, когда получила… пенсию, — вспоминает хозяйка. — И несколько дней не сводила с нее глаз. И на стол эту ляльку посажу, и на шкаф. А уж когда в Москве зашла в магазин «Детский мир» в центре Москвы и увидела ваши ляльки, ну, заплакала навзрыд. Русские девушки суетятся вокруг меня, волнуются, спрашивают, в чем дело? А я ответить не могу, слезы льются и льются: такие они красавицы, эти куклы. Да еще внучке своей я могла купить любую из них: в Москве игрушки не очень дорогие. Но в другом отделе немецкую куклу увидела, и хоть очень красивой она была, я ее не купила. Война поляку крепко помнится. Ничего не имею против нынешних немцев, но даже кукла в немецких одеждах до сих пор вызывает у меня дрожь в руках.

В эту минуту вспомнился мне приблизительно такой же эпизод уже из моей личной жизни.

Жаркий московский полдень. В автобусе не очень много пассажиров, среди них — гости из ГДР, видимо, из военной академии, красивые, молодые, в форме и в фуражках с высокой тульей.

— Мама, почему ты не садишься? — показываю я на свободные места. — Ехать нам далеко.

Но мама, устало переминаясь с ноги на ногу, к свободному месту не спешит.

— Не могу рядом с ними, — кивает она на пассажиров в чужой форме. — Понимаю, что эти парни не виноваты, но их фуражки много неприятного напоминают. Моей сестре Ире в Чутянском лесу на Кировоградчине ноги оторвало немецкой гранатой на мельнице. Командир послал ее на задание: привезти в отряд хоть немного муки, а там… фашисты. Они и швырнули в девушку гранатой. Ира на культяпках бежала до тех пор, пока не упала. Как такое забыть?

— Мама, но прошло так много времени, — напомнила я о том, что на дворе уже другая эпоха и люди вокруг другие.

— Вы и забывайте, вам дальше жить, — тяжело вздохнула мама и подвела черту под нашим разговором. — А я уж со своей памятью как-нибудь доживу.

Софья Станиславовна также доживает лишь со своей памятью.

— Немцев мы по сей день боимся как огня. А русских любим. Но как увижу на наших рынках какого-нибудь забулдыгу, который у себя дома пахать не хочет, а у нас самовар продает, как его уважать?

К вечеру хозяйка приглашает меня съездить еще и в Сопот, к ее знакомому польскому коммерсанту.

— Войтех тоже хорошо помнит войну. Он многое расскажет.

Как же красив этот город у моря! Какой он домашний, уютный. И мало уже кто помнит, что Гданьск и прилегающие к нему небольшие городки были когда-то немецкими, это так называемый «гданьский коридор», который вел в Восточную Пруссию к Кенигсбергу. Но благодаря победе Красной армии во Второй мировой войне и советской дипломатии эти красивейшие места стали польскими в обмен на те края в Западной Украине, которые когда-то входили в состав Российской империи.

Вокруг Сопота много облепихи, которую почему-то не принято тут собирать, а на берегу почти нет купающихся. Для местных море — не достопримечательность, они в него не особо ныряют. Да и времена такие, что поляк больше ныряет на рынок, чтобы хоть как-то свести концы с концами. На улице Стрыхальской купил, на Пиотровской продал… На эту разницу и живет. Вот и вся польская экономика этих лет.

Но Войтех не из тех, кто стоит на рынке. Он ювелир. Люди к нему сами идут. Он охотно в доме угощает крепким кофе, но потом порой своим гостям за эту чашечку предъявляет счет.

— Мне было семь лет, когда началась эта проклятая война, — начинает рассказывать он, — и двенадцать, когда она закончилась. Мой дед был русским. Жили мы в Вильно. Богато жили. Нам принадлежало несколько домов. Отец работал судьей, мать была профессором русской филологии в университете. Но я не пошел по стопам своих родителей, я не сторонник романтичных гуманитарных профессий. Во время войны и после нее я так наголодался, что до сих пор все внутри дрожит, как вспомню. Как живу сейчас? Скупаю вещи у подгулявших туристов, перепродаю. Ссужаю деньги под проценты. Жалость? Я не знаю, что это такое.

— Но почему?

— А русские знают, что такое жалость? Ответьте мне на этот вопрос…

— Разве не советские люди спасли мир от фашизма?

— Мало вы что знаете, — твердо возразил Войтех. — Все дома в Сопоте сожгли русские. Я сам видел, как бегали ваши солдаты от дома к дому с факелами в руках, поджигали. Польские женщины с детьми на руках плакали, умоляли не делать этого. Но они никого не слушали. Иногда отвечали, что это приказ командира. Как можно терпеть такой супер-фашизм? Гитлер гнал поляков на восток, — добавил он с горьким сожалением, — ваша армия потом нас, как скот, гнала, и на запад, и на восток. Нам с мамой достался запад. Ехали мы в крест-накрест забитых вагонах, часто без воды. Мертвые рядом. Зачем, пани-россиянка, устраивать такую грубую жизнь? Какой романтизм мог вызреть в моей душе? Какая любовь к слову? Я люблю только действия. Мне нужны деньги. Только деньги и благополучие. Чтоб никакого страха ни вблизи, ни вдали… Скоро я потребую, чтобы дома мои в Вильно вернули. И в Сопоте есть дома моего деда. Все пусть отдают…

Пан Войтех забыл рассказать лишь о том, может, из-за малого возраста в то время и не знал, что в Польше во время наступления Советской армии поляки безжалостно убивали советских солдат из-за угла и так много, что Сталин вынужден был послать ноту эмигрантскому польскому правительству в Лондоне. Да еще бандера в тех краях лютовала. Потому и везли переселенцев в забитых вагонах. Чтоб избежать лишней беды. Но чтоб без воды? Если только не успевали подвезти. Но чтоб и мертвые рядом? Это уже из народной фантазии, чтобы врагов своих, коих они видели теперь не в польски и украинских националистах, а в советских солдатах, как можно больше унизить хотя бы через много лет. Если бы умерших не захоранивали по пути, ни один поляк до Польши не добрался бы, все погибли бы от холеры.

Польский крестьянин Людвиг Кочинаш из-под Лодзи никогда денег со своих гостей за угощение не берет. Жена его Стения огромную отбивную в тарелку положила, картофель отварила и салату нарезала от души. На земле работают сами, знают, как трудно достается каждому человеку жизнь: к чему лишняя боль, если вовремя еще и не пообедать?

В колхоз Стения и Людвиг не вступали, имеют гектар земли. Считают, что это к счастью. На этой земле выросли трое их детей. Один сын учится в училище на фельдшера, другой — обожает трактор. Агнешка пока еще ищет работу.

Сам Людвиг был на фронте в составе Польской армии, в дивизии Ромуальда Трегута, в пулеметной роте 8-го полка. Сформировалась Польская армия, как известно, на территории Советского Союза в городе Сумы в феврале 1944 года.

Второго мая армия из места дислокации ушла, хотя на некоторое время задержалась в Луцке. И пока Польская армия формировалась, на всех множественных восточных фронтах воевали только советские солдаты.

— Когда Красная армия перешла Буг, — вспоминает Людвиг Кочинаш, — мы двинули на передовую к городу Хелм. Освободили город Новое Место, месяц тут стояли, готовились к будущим боям. Нас, поляков, не жалели, кидали в самое пекло, чтоб нас больше погибло, а своих берегли.

Стения охотно подает на стол чай и пироги, которые только что сама испекла.

— С жестокими боями вошли мы в Варшаву первого января 1945 года. Но передышке на этот раз радовались недолго. Седьмого января пошли на Колобжек, Ястров, Кольберг. После этого повернули на Берлин. Участвовали в его штурме. Помогали брать Прагу.

— Значит, поляки воевали до конца? — спрашиваю я бывшего солдата.

В ответ Людвиг морщится, честно признается.

— Нет, конечно. Как только Польшу освободили, многие дома и остались. Надо было пахать, приводить в порядок свои места.

— А советские пошли дальше?.. Нам не надо было приводить в порядок свои места? Наши женщины на себе волокуши в то время таскали.

Ответа на мой вопрос не последовало. Каждый народ привык думать только о себе.

— После освобождения у нас плохо в Польше все пошло, — переключился на иную тему Людвиг. — Податок в городе был больше, чем в деревне, город и съел деревню. Про землю теперь наш мальчишка слышать не хочет. Он все знает про рок, но ни одно орудие к трактору подвесить не может. Какое из них и для какой операции нужно, в какую им пору пользоваться, об этом лучше не спрашивать. Ни один хлопец знать про то не хочет.

Тропинка обогнула село, теплицу, медвежатник — уникальное зданьице, в котором когда-то князь Волконский держал для потехи зверя. В селе Касня на Смоленщине — его бывшее имение. Во время войны немцы разбомбили особняк князя. Остатки фундамента уже давно заросли травой, но каждый кирпичик, который иногда еще высовывается из нее, напоминает прошлое, ибо на каждом сохранилась отметина «СКВ», значит, предназначены были эти кирпичи только для Светлейшего князя Волконского.

В этом удивительном селе и люди удивительные. Колхозный электрик Виктор Степанович Смирнов, к примеру, брал когда-то генерала-предателя Власова.

Тропинка вывела меня на самую окраину села. В этой русской глубинке, в скромной избе, Виктор Степанович рассказывает мне о выпавшей ему военной судьбе.

— Да, всю войну протопал. Повезло, живой остался, — вспоминает Виктор Степанович далекие военные были. — Служил в отряде армии маршала Конева, был у Лелюшенко.

И тоже на столе угощение, и тоже за него колхозный электрик ничего со своих гостей не спрашивает. А спросил бы, так обсмеяли бы его всем селом, да еще тумака дали бы у плетня.

— Прекрасным командиром был Конев, — охотно делится он своим пережитым. — Охрану свою любил, берег ее и всегда давал нам возможность отдохнуть. Когда мы приезжали в какой-нибудь пункт, он отправлял нас спать. Охраняли его в это время местные солдаты.

Многие военные фотографии висят прямо на стене, подходи, изучай биографию хозяина дома даже без каких-либо вопросов.

— У Лелюшенко мы не знали ни минуты покоя, — продолжает воспоминать колхозный электрик. — Едем как-то по Польше, лето, полевые цветы вокруг, жаворонки трелями весь мир оглашают. А мы голодные, невыспавшиеся, хоть на обочину дороги вместо койки заваливайся. И до этого еще по Украине шли почти без подвоза продовольствия. Мы до того оголодали, что после боев ремни варили. Видимо, из страны все уже война выкачала, и армии поставить было нечего. Мы это понимали. Так вот… идем по Польше, в глазах темнеет. Один молоденький солдат не выдержал. Помню, выскочил из строя, сорвал в чужом саду одно яблоко. Надкусил…

— И что же дальше? — в ужасе спросила я, уже предчувствуя чужую беду.

— Лелюшенков высунулся из машины и мальчишку того голодного, безусого, тут же застрелил. А нам сказал: «Чтоб не смели грабить! Чтоб и пуговицу в чужом доме не смели взять». Ох, и жестко нас держали в армии, даже жестоко. С пустым вещмешком пришли мы в Польшу, с пустым и ушли.

В этот день на Смоленщине, как и много лет назад, висели над полями жаворонки, полевые цветы захватили всю окраину леса, вызревала вокруг кустистая рожь.

— Это сейчас еды полно, людей полно, и трудно понять те времена, как это не подвезли продовольствие? — рассказывал Виктор Степанович. — А тогда Тишка из отряда погиб, и все остались голодными. Уже заменить некем. У нас еще до вступления в Польшу неоткуда было брать солдат, из сел девчонок пятнадцатилетних служить уже забирали. Телефонистками, конечно, санитарками… Но попробуй потягай по земле какого-нибудь огромного мужика, да еще без сознания… Девочки наши надрывались, потом болели. Страна надорвалась на той войне, что уж спрашивать с отдельного человека? Представьте наше возмущение, когда вдруг сообщают в часть, что русские в Польше грабят какой-то населенный пункт. Ну, думаю, отловлю и прямо на месте расстреляю. Но вначале заехал в советскую воинскую часть, проверил… Командир вместе со мной проверял. Видим, все наши на месте. Ага, значит, бандера переоделась в форму советских солдат и, пользуясь моментом, провоцирует на выступление местное население. Я лично ловил бандеровцев и… Конечно, не жалел. За что нас грязью марать? Клопы поганые, а не люди… Мы воюем, погибаем, а они фашистам служат.

Мимо окна пробежала на ферму одна женщина, вторая… Поднялся и Виктор Степанович, неспеша двинул в контору.

А меня в Костромской области, неподалеку от города Нерехта, в колхозе «Волга» ждал еще один солдат — Иван Сергеевич Мариничев. Еще один солдат Польской армии, однако, русский человек, а не поляк.

Что теперь Иван Сергеевич расскажет о тех вроде бы далеких событиях? А он вспомнил, как в середине войны, ему, танкисту, только что получившему орден за освобождение Кавказа, вдруг сказали, что отныне он, Иван Сергеевич Мариничев, обязан снять с себя форму советского солдата и надеть польскую, получить польский паспорт, чтобы воевать во вновь создающейся Польской армии.

— Так уж выпало, — вздохнул Иван Сергеевич. — Что делать? Солдат, значит, терпи…

Со своими родными советскими орденами Иван Сергеевич расстаться не захотел, носил их по-прежнему, только под гимнастеркой, а польские награды, которые вскоре получил — два польских креста, носил, конечно, так, чтоб все видели…

— Вот мы, русские Иваны, какие… И в чужой форме воюем на славу!

— Мы учили поляков танки водить. Учили, как с зенитками обращаться. Во всех машинах во время боев за рулем сидели наши солдаты, переодетые в польскую форму. И командирами подразделений тоже были русские мужики. Притом на самой передовой мы были! Как можно было в войну кого-то пожалеть, сберечь, а кого-то на смерть специально кинуть, если мы в одном танке сидели, либо за одной зениткой стояли?

Иван Сергеевич показывает награды, мол, видите, я ничего не выдумал, вот они, польские кресты…

— Даже страшно вспоминать, когда началось выступление. Надо было на танках Карпатские горы одолеть… Чтоб не свалиться в пропасть, мы шпоры на гусеницы надевали. Глянешь, бывало, с вершины вниз, сердце холодеет, под тобою обрыв страшенный…

— Взяли, значит, с боями город Хелм, — рассказывает далее Иван Сергеевич, — потом на Люблин пошли. Тут сердце похолодело еще больше, когда за четырьмя рядами колючей проволоки увидели мы 32 электропечи, чтоб ни один несчастный из своей лютой лагерной смертушки не вырвался.

Старый солдат отвернулся, чтоб хоть немного отойти от не остывших еще до сих пор в его душе страданий, вышел во двор, напоил корову, овец и вернулся, чтобы рассказывать дальше о тех жестоких временах.

— Сняли мы тогда, русские люди в иноземной форме, шапки. Вместе с польскими товарищами рядом стояли потрясенные и почти сами убитые, такую страшную картину увидели. А потом опять в свои танки и двинули дальше… на Баден, Бреслау, Дрезден. Вот там у меня в танке мой друг Людвиг Багровский погиб. Вскоре и Зиновского мы похоронили. Война была страшная. И эко вышло в жизни: война нас сдружила, а мир разлучил. Что только потом на наши головы русские не вылили? Победителю досталось после войны не меньше побежденного. За что только?..

Я напомнила о цели визита.

— В польской прессе утверждают, что наша страна должна выплатить Польше четыре миллиарда за принудительную эксплуатацию поляков во время войны, — объясняю я Ивану Сергеевичу реалии нынешнего дня.

Горько усмехнулся в ответ бывший солдат.

— Да, и я читаю в газетах, что поляки на нас в большой обиде и компенсацию требуют. Почему мы не требуем компенсацию за то, что в Польской армии было много наших солдат и офицеров? Откуда у растерзанной Польши свои зенитки, автоматы, минометы? Почему бы не вспомнить, как берегло наше командование Польскую армию? На трудных участках впереди всегда была наша армия, труднейшие бои только на себя брала. Мужики из наших деревень на этих рубежах все погибли. Я им еще при встрече доказывал, что не поляк я, а русский, ордена свои, приколотые к нижнему белью, показывал. Удивлялись они очень. А потом и удивляться было некому, все полегли на польской да немецкой земле. Кто заплатит нам компенсацию за эти жизни? Ведь у этих солдат тоже свои дети и матери были.

Монолог этот трагический Иван Сергеевич теперь не прерывал ни на минуту, так был возмущен последними событиями в Польше.

— Слышал я, что нынче в Гданьске и Гдыни уничтожены памятники, посвященные освобождению Польши Советской армией. Пришло ли в голову жителям тех городов, что в составе этих частей были сибирские поляки? И под разбитыми памятниками, кроме русских солдат, лежат их же далекие родственники… Братья поляци! Человек, на ладони которого лежат польские награды с надписью «Заслуженному на поле боя», имеет право вас так называть. Домой я вернулся только в 1946 году, так меня мать родная не узнала. Что это ты, Иван, говорит, все лопочешь по странному и одежда на тебе вроде бы не наша? Где ты был, не шпион ли ты? А ну признавайся честно… Мать даже дубинку в руки взяла. Ну и смеялся же я тогда.

— Выходит, мы, русские люди, сибирские да варшавские поляки, не должны были освобождать от фашизма Польшу? Обойти ее стороной или вообще отдать Гитлеру все страны и континенты? Вместо какой-то ненужной злобы, — говорил Иван Сергеевич уже больше с живущими в Польше гражданами, а не только со мной, — вы, братья-поляци, лучше найдите мне адрес моего военного товарища по нашему танку Людвига Багинского. Если он еще жив, мы сядем вон под той березкой, — махнул рукой за окно агроном и продолжил с болью в голосе, — да помянем наших друзей, польских и русских, лежащих под польскими камнями на польской земле. А что из Варшавы мне ответили? Мол, мы не занимаемся поисками каких-то простых солдат. Тьфу, изверги! Я с Людвигом Берлин брал, потом Прагу. В Югославии мы с ним били фашистов. Он главнее всех их маршалов… Умница, храбрый, добрый. Он жизнь правильно понимал. Людвиг понимал, что нам весь мир должен. А эти… нынешние, атомы… Каждый по отдельности живет. И обиду свою мелкую, какую-то нескладушку военных лет, лелеет будто конфету, которую им еще долго жевать хочется, хоть она и единственная.

Да, верно подмечено: у многих нынешних жителей планеты и впрямь клиповое мышление, за последним кадром которого абсолютно не виден остальной мир. Многие польские граждане, положим, так и не заметили, сколько в ту Победу советской страной было вложено.

На прощанье Иван Сергеевич протянул мне баночку меда, который из собственного улья собрал, да попросил в ответ об одной маленькой услуге:

— Задайте этим, нынешним… в Польше один вопрос: были бы они вообще на свете, если бы в той войне победили фашисты? Без нас вся Европа покрылась свастикой.

Спустя несколько лет… Пан Войтех вскоре умер, так и не дождавшись возвращения домов. Ни в Литве, ни в Польше. Ни одна власть власть клешней не шевельнула, чтобы отдать ему то, что давно кануло в забвенье в памяти народной. К тому же в тех домах живут десятки семей. Им-то куда съезжать? Но власть гуманной вовсе не была. Ей не людей было жалко. Власть в это время хватала добычу крупнее: фабрики, заводы, порты. До такой мелкой собственности, как дома, у польских парламентариев еще руки не дошли. К тому же на кой ей пожилой, больной и неизвестный пан Войтех, хоть он и ювелир местного разлива?

Зося Скибанска из Лодзи много и охотно работала до конца своих дней ради своей внучки Виолетты и вечно неработающего сына Вальдека, который все же эмигрировал из страны.

Дети Людвига Кочинаша перессорились из-за гектара земли. Сын, который владел трактором, брата и сестру за ненадобностью выпихнул из общего дома в город.

Агнешка поторопилась выйти замуж, чтобы иметь хоть какую-то крышу над головой. Родила двоих дочерей. Только мужа достойного выбрать не смогла. Пьяница и забулдыга так ее измотал, что вскоре Агнешка умерла от рака крови. Бывший фронтовик Людвиг Кочинаш и его жена Стения мужественно поднимали еще и двух внучек.

Молодые парни и девушки той поры, которых я знала в Польше, не получили высшего образования. Не приобрели ни одной интересной профессии. Никто из них не стал художником, педагогом, врачом, артистом. По сей день, кажется, зарабатывают они на хлеб случайными заработками: сбором земляники на итальянских полях либо торговлей на рынках Европы.

К сожалению, эта беда пришла и в мою страну через несколько лет. И я, зная рыночную экономику уже с ее теневой стороны, через неудачи и боль целого поколения в другой стране, поняла до конца ценность социализма, который умел поднимать человека бескорыстного, тонкого, храброго в бою, доброго с соседом. Потому по сей день и выпускаю газету «За СССР» — в надежде, что люди очнутся и поймут, что частная собственность никогда весь народ не накормит. Только раздразнит и, чтобы отвлечь от неурядиц, начнет натравливать на других.

Чтобы торжествовать, этой формации во все века необходимы — вранье, перепутаница, резня и война. Национализм, хоть и польский, для каждого поляка очень родной и любимый, веками лелеемый им прямо у груди, — эта субстанция лишь к раздорам.

 

МИЛЛИОН, МИЛЛИОН АЛЫХ… СЛЕЗ

В газету «За СССР» поступила информация, что в Латвии активизировались мероприятия по выселению должников из выданных в советское время квартир.

Через некоторое время поступила еще одна информация.

Скромная, отызвчивая к страданиям других людей Марина П. из г. Риги, газета «Панорама Латвии» не нашла нужным назвать ее фамилию, из-за невыносимых жизненных обстоятельств надела на голову своего 10-летнего сына Артура полиэтиленовый пакет и сама ушла из жизни, повесившись в ванне.

Граждане СССР, дорогие наши люди, пожалуйста, не впадайте в отчаяние и объединяйтесь! Подставляйте друг другу плечо в трудную минуту, делитесь обувкой, куском хлеба, углом своего дома!

Не замыкайтесь в себе. Беда, свалившаяся на ваши плечи, это не только ваша беда. Это несчастье всех народов, когда-либо существовавших и существующих ныне на земле.

Частная собственность… Это она в неурожайные годы во всех пластах истории, начиная от египетских жрецов и кончая американскими мультимиллионерами, подгребала под себя продовольствие, а потом за огромные деньги отпускала ломоть хлеба синеющему от голода младенцу. Это она руками батыев и македонских из-за их алчности кидала народ на народ, и если подсчитать, сколько людей уничтожила за всю историю человечества, если выявить все могилы ее жертв, то континенты тут же вздыбились бы трагическими холмиками миллионов преждевременных кончин.

Частная собственность — это ошейник человечества, это удавка, наброшенная на шею девяти граждан планеты из каждой десятки, которую чаще всего затягивают, иногда отпускают, дав глотнуть на мгновение воздуха. Так что петля эта болталась на шеях людей во все времена и эпохи.

Частная собственность — виновница всех войн на земле, она ненасытима, может жить лишь по законам геометрической прогрессии, оттого бесконечна в производстве убийств и убийц.

Сколько городов, замков, дворцов, древних стадионов, библиотек, книг, научных открытий, картин и прочих художественных ценностей сохранилось бы на земле, если бы не ее алчность? Какими успехами хвастала бы ныне медицина, в какой благости жило бы человечество. Ну почему так могучи бациллы непременного владения тем, что одному человеку вовсе и не нужно, почему так живуч трупный яд частной собственности?

Лишь на семьдесят лет уклонилась от ее беспощадного господства, от слепого подчинения ее безобразной силе та часть людской цивилизации, во главе которой стояли советские народы. Однако руками таких безвольных существ, как Горбачев и Ельцин, она, подобно нейтронной бомбе, разметала нашу страну так, что куски ее далеко отлетели друг от друга и величаются теперь полузабытыми наречиями: Кыргызстан, Молдова, Атырау.

Познакомьтесь теперь с нею, запомните черты ее лица и характер. Запишите в истории, что это она руками алчных боевиков каждый день убивает из-за квартир русских стариков, которым после ухода федеральных войск даже днем не выйти на улицу, отчего сложилась в Чечне новая поговорка: «Открыл дверь — нет человека!».

Это она холеными голосами НТВ-шных журналистов призывает граждан России разыскивать сидящих по тюрьмам за убийства и мародерство бандитов, вышвырнувших на улицу еще задолго до ведения боевых действий в Чечне 300 тысяч трудолюбивых, честных, безоружных людей. Это журналисты телевидения от Гусинского просят сообщать об их местонахождении в телевизионные компании. Якобы для обмена на тех русских мальчишек, которые были украдены в России и пребывают в чеченском рабстве. И вовсе не обязательно эти ребята были солдатами.

С ними якобы подружились, пригласили сесть в машину, вкололи наркоту и через сутки при всех продажных российских ГАИ они уже были в отдаленных аулах.

Но если бы мародеры действительно думали о мире, они наводили бы справки о тех русских военных, которые воевали в Чечне, мало того, наводили бы справки о составе их семей? Если бы они думали о мире, то запомнили бы лишь несколько адресов тех, кто впрямь развязал войну, а это Ельцин, Грачев и нагревшие руки на этой войне большие и малые березовские.

Значит, призывы к доносительству господ из программы НТВ, вероятно, отрабатывающих вложенные в программу чеченские деньги, надо расценивать как провокацию, исходящую от паразитов, желающих и далее погонять нас в нужном направлении. Чтобы, как и прежде, в благоприятнейшей для частной собственности обстановке делить и дальше нефтедоллары, железные дороги, лесные и луговые угодья, каждый кубометр воды и воздуха. Газеты сообщили, что режим Дудаева финансировался игорным бизнесом Москвы.

Мы же в ответ без борьбы молча уходим из жизни, мало того, сами безжалостно уводим в могильную темноту собственных детей, создавая тем самым идеальные условия для процветания всевозможнейших паразитов.

В 17-м году люди из батраков рвались, а нынче почему-то спокойно относятся к тому, что из свободных граждан их переводят в батраки.

Народ, конечно, за это мстит, но так мягко… Отвечает на боль свою лишь анекдотами.

Мол, в Москве завелся политически подкованный попугай. Который настолько политизирован, что, глядя на телевизионный экран, на котором показывают пикетчиков на площадях, все время восклицает:

— Ельцин — иуда! Ельцин, дай булочку.

И у всех забастовщиках, будто у попугая, одна просьба:

— Ельцин, дай булочку, иуда!

То есть, требования лишь экономические. Как в очередном анекдоте:

— Вовочка, что такое демократия?

— Рот открыть можно любому, но положить в него нечего.

Почему же и мы, подобно владельцам пароходов, не агрессивны в отстаивании своих жизней? Почему же сдаемся, мол, и Советский Союз нам не нужен, и собственные дети. Почему мы даже в собственной смерти безвольны?

Когда-то думалось, что Войнович с его образом Чонкина, солдатика, который всю войну отсиделся под бабьей юбкой на теплой печке, как писатель, просто нелеп, подумаешь, единичный случай!

Ан нет, все не так просто, образ задуман глубоко, с большим замахом. Страницами повести о Чонкине нас давно начали готовить к легкому, некритическому, не нашему, не русскому, иноземному восприятию предательства и собственного мироотступничества. Нас такими хохмами давно начали обезволивать. Будто баранью шкуру, вывернули наизнанку наши ценности, чтобы основательно обляпать их дерьмом.

И мы вместе с косноязыкими войновичами, прошечкиными, евгениями поповыми стали грязно подшучивать над собою же, не заметив, как благодаря этим писательским бандформированиям быстренько превратились в беспринципных прагматиков, в класс шкурников. Отчего годину своих несчастий встретили так, как прихвостни чужих идеалов нас к тому и готовили. То есть целым уже народом отсиживались вначале на теплой, а теперь уже и на холодной печи, глазами маргиналов равнодушно поглядывая на смерть собственных же детей и стариков.

Думаете, что Войнович и Прошечкин — это наше главное зло? Э-э, нет! Это делавары средней руки, занимавшиеся просто макаководством. И надо признать, они этим занимались удачно. Теперь наши города и поселки заполнены миллионами «новых русских», упорно голосующих за то, чтобы не получать зарплату, не лечить себя и собственных детей, не иметь места в профессии, жить фактически бомжами, чрезвычайно довольными своим безволием и отсутствием достойной ниши для собственного «я».

Вот это селекционеры! Но задумайтесь, кто привел на нашу землю эту бироновщину ельцинской волны — Старовойтову, Борового, Березовского, Лившица, Гусинского, Ходорковского, Каху Бендукидзе, Смоленского, Алекперова? Во имя чего идут отстрелы таких честных и беззащитных, как Марина П. из города Риги?

По чьему наущению девять наших граждан из каждого десятка живут ныне с ценой на шее и на концлагерном меню? По чьему наущению головорезы «новой волны» грабят ненаграбленное под видом кокосовой демократии?

Неужто не узнали? Да это же Госпожа частная собственность, облик которой за 70 лет мы изрядно подзабыли, оттого и ведет она себя в наших городах как кровница с искаженной от мстительной злобы мордой. В итоге мы, честные люди, при социализме более или менее нормально вписанные в жизнь, ныне до единого из нее выписаны.

Это она, гусеница-плодожорка, напала на нашу землю, зачадив национализмами, чтобы под предлогом незнания местных языков окончательно превратить людей в немтырей, напрочь не воспринимающих теперь главного на Земле — языка честного труда и созидания.

Это она оставила без родины и куска хлеба миллионы наших соотечественников в мгновенно возникших ниязовско-назарбаевских с рабовладельческим норовом бантустанах.

Эта помесь Гайдара с Пиночетом, признающая свободу лишь для себя, отняла у нас зарплаты, пенсии, давно «положила глаз» и на квартиры, чем и свела в могилу Марину П. из Риги, получившую вдруг повестку о выселении из квартиры.

А долг-то перед этим батыем всех времен и народов за свою честно заработанную в советскую эпоху квартиру был у Марины всего 270 латов, то есть в советское время — лишь две средних зарплаты.

И эта небольшая сумма стала причиной смерти двух людей, молодой женщины и невинного десятилетнего мальчишки Артура, отец которого живет в России и судьбой сына после развода даже в таких бесчеловечных условиях в нынешней Латвии не интересовался.

Что же мы делаем, граждане, как нам всем не стыдно? Почему на каждом из нас красуются погоны лучших ельцинистов эпохи, равнодушных к другим в выпавших им по нашему же недомыслию обстоятельствах?

Почему до сих пор не создали мы в собственных домах Комитеты помощи, куда каждый попавший в полосу подобных бед человек мог хотя бы известить о неодолимых для него несчастьях? Почему не приглашаем на заседания этих комитетов владельцев предприятий, киосков, ларьков, расположенных на наших улицах, районах, около нашего дома? Отчего не включаем их, разбогатевших за наш счет, в процесс преодоления народных бед? Вон у Чубайса какие доходы, а наши телекоты зря ли вещают любую проамериканскую гадость?

Почему в каждом доме, на каждой улице до сих пор не создали мы большие или малые заградотряды, преграждающие путь к преждевременным смертям отчаявшимся женщинам, детям, старикам?

Конечно, всему есть объяснение: частная собственность разъединяет. Всеми подлыми формами своей подлой пропаганды. Мастерски, ловко, блестяще. Но ведь наши деды 70 лет назад смогли же объединиться, чтобы отстоять свое право на достойную жизнь, когда каждый ощущал себя Человеком. А мы что же, характером пожиже, мыслями незначительнее?

Неужели мы из тех яблок, что от своих яблонь далеко упали, да еще гордимся тем, что выплясываем в чертополохе. Наверное, оттого в Думе, в этом вроде бы высшем мыслительном органе страны, избранные нами же депутаты с утра до ночи долдонят уже о том, что прежнюю страну восстанавливать нет резона. Конечно, им лень засучить рукава. Но ведь на нас это празднолюбие не распространяется.

Ну и ну, где затылок, чтоб его почесать да подумать? Как же неловко слышать подобное из уст депутатов, за которых мы так волновались, когда их избирали?

Так какое знамя по рекомендации наших избранников должны мы над своей головой нести — всех форм собственности, значит, всех форм эксплуатации?

Оно и без того болтается уже над Кремлем.

Помнится, как во имя этой бесчеловечности в 1990 году выступал по рижскому телевидению Ельцин и агитировал за распад страны, за что его в любом государстве мира мгновенно расстреляли бы. Говорил же он в тот момент для многих людей кощунственное: мол, латыши, литовцы, эстонцы, отделяйтесь, объявляйте суверенитеты, а мы, московские демократы, вам поможем.

И помогли. Миллионам своих же, подобно Марине П. из Риги вместе с сынишкой, погибнуть. Не зря десятки рижан хотели подстеречь Ельцина по дороге в аэропорт и поколотить, но, узнав об этом, он удрал из Латвии дикими лесами. И вся бесчеловечность, какая только есть на земле, в нашей стране восторжествовала.

А потому пусть будут прокляты такие формы собственности, которые ведут к гибели беззащитных. Да здравствуют все формы труда!

А частная собственность… Может, ее вновь отменим? Что после этого будет? Тут же умрет, как явление, киллерство. В состояние растерянности впадут многочисленные Гайдары. Им перестанут помогать даже американо-мусульманские эмираты. Что после этого они в нашей стране украдут?

И надолго разинут рты бжезинские. Да так с открытым ртом, жадно хватая воздух, начнут увядать. Потому что надо разрабатывать новую теорию гибели людей во многих углах планеты, а на это годы уйдут. Кому же хочется вновь долго крутить головой, как девушке на шесте кое-каким местом?

Давайте, как и наши отцы в 17-м, вновь удивим мир! Яблоки не имеют права откатываться от своих корней, им для этого нет никакого резона. Чтобы вновь для каждого настежь распахнулась пора созидания, признаем лишь одну форму собственности — трудовую. Чтобы не бутербродное знамя власовщины над нами висело, а полыхало трудовое — Красное. Не зря же оно было вручено нашему Будущему в 1945-м!

А безжалостным и циничным господам из Прибалтики тоже кое-что хочется сказать.

Латышский поэт Ян Порук всем своим творчеством советовал людям:

У каждого народа свой взлет. И в час ликованья, в первые годы независимости прибалтийских республик, достигнутой, правда, за счет гибели огромного государства, выходит, за счет несчастья других народов, идти бы латышам, эстонцам, литовцам по жизни со светлыми лицами, так нет. Свободу свою многие поняли в этих краях как право вытаптывать жизни других, отнимать у детей другого народа возможность спокойно жить, учиться на своем родном языке, работать, то есть отнять какой бы то ни было смысл жизни у тех, кто немало создал в Прибалтике домов, станков, вертолетов, причалов, кораблей.

Так что в минуту радости, к сожалению, не смогли прибалтийские народы пройти по земле так, «чтобы цветов не помять», а напротив, все вокруг выломали, изгваздали, и сами оказались в пустыне с порушенными домами, фабриками, странными храмами, в которых почему-то не учат добру.

Как видим, не получилось — ввысь, хотя корабль вроде бы и плыл к курортно-колбасному счастью, плыл туда, где море пива и вина! Вероятно, не зря подмечено, что национализм — это канцероген, разъедающий, в первую очередь, того, кто его подхватил. Это находки нравственных уродов. Куда же, скажите, с таким объемным циррозом мозгов полетишь? С национализмом за пазухой, в кои веки открыто великими, полет не предназначен. Позволено лишь взметнуться, но… для паденья. Взлет без полета. Через мгновенье — обрыв…

И жаль мне эти стаи мертвых птиц на Куршской косе, метко названных кем-то козлячими, ибо они без крыла, мысли, с мутной промоиной вместо глаз и со злобным идиотством на морде. Оттого заговор даже очень многих козлячих птиц, коими нынче богата, и только ими богата Прибалтика, никаким народам Монбланов не прибавит. Грязным подлым словом к другим можно создать лишь духовный лепрозорий, в котором, однако, самим же и жить.

Национализм каждый народ окольцовывает пустыней, не пропускает ни одного свежего ветерка, не спешит к исцелению.

 

ЧИКАГСКИЕ ЗАМОРОЧКИ

Никогда не соглашусь с тем, что национализм — серьезная оппозиция режиму. Самое важное для которого, чтоб процветал один и быстро отцветали другие. Мне же до конца дней будет дорого иное: не один росток жадно тянется к небу, а когда на клумбе — весело многим.

Тут же слышатся возражения: на всех благ не хватает. Конечно, при диктатуре капитала, когда одному все, остальным — кукиш, да, все так. Скатерка-самобранка дурковато холит одного. Нешто плохо? Тому одному. Но очнитесь, господин-удачник! Оглянитесь вокруг, поймите, как это плохо. Положим, захотелось вам на зеленом просторе крикнуть по-русски: «Эх, раззудись плечо, размахнись рука!». Захотелось встать в круг, глядь, а рядом нет соперника-друга. В нищете можно ли вырастить его вашим товарищем?

Впрочем, может, кто-то маловразумительный и найдется… Но шагнешь ли ты сам к тем, кто ненавидит тебя, к тем, кто — вон за тем опасным забором?

Таков итог государственного строительства, когда самобранка нянчит, подстирывает, поведывает сказки лишь одному. Потому-то, вздыбившись, и приняла Россия в 17-м идеалы социальной справедливости, так как давно поняла, сколько без них теряет, и таланты живые в том числе. Ломоносов в России один, а сколько других таких же от природы умников сгибло… мальчонками на побегушках у дверей трактиров?

Да, в столицах запомнили имя купца Елисеева, прадедушку нынешних бизнесменов, начавшего вроде бы с нуля и разбогатевшего за счет мельтешенья на рынке. Но вот за наш счет богатеют ныне другие, и мы воочию видим, как это дурно, сколько теперь вокруг расстрелянных елисеевскими ценами жертв — дорогих нам стариков и детей. Вымирают целые поколения лишь потому, что все из их рук уплывает в карманы современных единоличников.

Оттого в самом начале века, ущупав теплыми умными пальцами костяшки всех прошлых и будущих жертв, глубоко призадумалась да ушла из мира капитала Россия. Ушла без оглядки, несмотря на скрежет зубовный десятков стран. Ушла — была ведь добрее и дальновиднее всех на Земле.

И плохо ли, коли вместо малой толики изысканных в мыслях династий взращены были ею целые охапки талантов из всех пластов народной жизни! Да каких! Сколько наших ядерщиков, электронщиков, музыкантов, певцов из рода князей, в равной степени и рабочих, крестьян уже уволокли к себе другие континенты, а все им несть числа. Теперь хоть косой коси, как грибов, наших талантов по всему свету…

С косою смертною к нам и пришли. Да глумятся еще вороги, приговаривают, мол, поделом вам за ваш глупый Октябрьский выбор. Сами же и на мгновение не задумываются, отчего это на российских просторах в короткий период поднялись, оторвались от половых тряпок в трактирах да вознеслись в поднебесье мечты и образованности многие. Едва ли не весь народ.

А названье тому компосту мы знаем — это социализм. Да, тот самый, что рядом с мощной пятисотлетней иной системой — прямо-таки заморыш… Да гляди-ка, мгновенно вырастил на одной шестой части суши мириады человеческих звезд.

Спроста ли хищно и жадно потянулись к нам чужие руки? Зарубежная мысль понимает: у нас есть что утянуть. Отечественная же мысль о том, что надо бы кое-что в своей стране уберечь, так и не посетила людей.

Не поняли наши народы и того, что коли западная цивилизация уворовывает у нас людей и открытия, значит, этого не имеет сама, уготовив миллионам своих жизней дорогу лишь в бизнес и мафию (близких друг к другу, как брат и сестра), какой уже век отправляя своих людей то на одну войну, то на другую… за расширение рынков сбыта. А сколько сил ныне тратит западная цивилизация на бомбежки других городов и народов!

И скажите честно, знаем ли мы мысли тех, кто в этих войнах погиб? С американской стороны. И с западной тоже. Слышим ли голоса тех, кого не вырастила Америка, кого бросила доживать на своих чердаках и тротуарах? Ведь у них нет своих газет, впрочем, как ныне и у нас.

Значит, психологически мы уже тоже на тротуарах. И только в этом поднялись до мирового уровня, во всем сравнявшись с бомжами западных стран. Потеряв все, что нас возвышало, мы сравнились с теми, кто отродясь ничего не имел. Даже в хваленой цивилизации.

Выходит, не зря в начале века облетели планету жгучие из-за коллективного отчаяния слова: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!». Объединяйтесь во имя того, чтобы с вами считались. Чтобы дали возможность жить. По-человечески. С правом на жилье, а не на нары или землянку в лесу, с правом на медицину, а не знахарство, с правом на образование, а не на средневековые мифы. Каждому. Даже самому робкому.

Получив в подарок от дедов воплощенье прекраснейших идеалов, мы заиграли тысячью необычных жизней, но вскоре забыли наставление предков, глуповато приняли эти успехи только за свои личные и обиделись на прошлое, на то, что не получили столько же бижутерии и башмаков, сколько их выпадает гомосапиенсам в мире соперничающем. Загордившись, зажадничав, мы не простили Родине нехватку на нашем столе двух-трех бутербродов.

Словом, клюнули на чужие ценности и… погибли. От собственной корысти. От недогадливости, что убеждения наших отцов были костью в горле у тех, кто привык скатертью-самобранкой пользоваться в одиночку, вовсе не считаясь с теми, кто ее сотворил.

Впервые в мире именно в России целые поколения вырвались на простор немалых человеческих возможностей. Отчего были укором всей, оказывается, очень счетливой и алчной цивилизации, потому нас догнали, покрутили около носа ярким платком, мол, видите, и вы можете такой иметь, если откажетесь от коллективистской мечты, от своих заводов, фабрик, богатых недр, границ, от своей территории.

И мы отказались от социализма, от республик Центральной Азии, от Украины, Закавказья, Крыма, Прибалтики, то есть предали миллионы живущих на этих просторах людей, лишь бы натянуть на свои плечи яркую, скроенную без каких-либо портновских навыков шмотку, лишь бы, как нация воров, катить на краденых «Мерседесах».

То есть мы охотно заглотнули «червяка» и легко потеряли то, что очень ценили наши родители и чем, от неведения и собственной глупости, не очень-то дорожили мы.

 

И ВСЕ-ТАКИ ВЫЛИ ГЕРОИ!

На страницах газеты «Известия» (№ 128 от 13 июля 1995 г.) опубликована страшная информация.

«Около тысячи человек, в основном туркмены, прошли маршем протеста в седьмом часу утра 12 июля (1995 года) по центральному проспекту Ашхабада имени Махмуткули до старой трибуны, где десятки лет проходили прежде демонстрации туркменистанцев, — сообщил всему миру специальный корреспондент газеты Владимир Кулешов. — Главный девиз и требования протестующих — общенародные перевыборы президента и правительства.

В листовках, которые с машин разбрасывали демонстранты, говорится: „Мы обращаемся к вам, русскоязычное население страны! Призываем вас перестать терпеть обманы и обещания президента Ниязова, присоединиться к нам и вместе с нами, туркменами, выйти на мирный марш протеста и поддержать нас в требовании народных перевыборов… Будьте благоразумны и не верьте слухам, что этот митинг направлен против русскоязычного населения. Будьте с нами!“.

Ничего подобного не было в Туркмении за всю историю существования этой республики — ни митингов протеста, ни народных демонстраций в защиту прав человека.

— Мы понимаем, — сказал мне один из участников марша протеста, — что резкое повышение цен вызвано тяжелейшим финансовым положением Туркменистана. Но нельзя латание дыр, финансовых брешей осуществлять только за счет измученного очередями и обнищавшего вконец народа. Пора отказаться от дорогостоящих и непосильных для экономики проектов, шикарнейших личных дач президента и его окружения…».

«Не больше часа продолжался этот утренний марш протеста. Сотни милиционеров, омоновцев, сотрудников КНБ следили за протестующими. В восемь утра милиционеры подбирали только оставшиеся кое-где листовки».

Однако в этой информации корреспондент газеты «Известия» сообщил не все. В редакции, которая, как известно, ненавидит все советское, возможно, вырезали строки о том, что колонна демонстрантов шла мимо американского посольства, несла плакаты с требованием восстановить СССР, что участниками марша были в основном молодые парни 18–20 лет, и не кончился этот марш так безобидно, как завершил свой материал Владимир Кулешов.

Каэнбээшники в Ашхабаде схватили газетчика. Редакции пришлось вырывать журналиста из лап созданной ею же на одной шестой части суши дерьмократии. Владимир Кулешов тут же вылетел из Туркмении и больше об этих событиях на страницах «Известий» не распространялся. А они завершились сверхтрагически.

Многие демонстранты, которые по возрасту толком и не видели советскую власть, но встали на ее защиту, были арестованы и посажены в СИЗО. Организаторов ее сконцентрировали в одной камере.

На рассвете 16 июля 1995 года в камеру вошли 24 милиционера в масках и начали убивать участников марша. Те, хоть и захватили их врасплох, да еще сонными, стали сопротивляться и убили одного из убийц. В итоге — жертв в тот кровавый рассвет в той страшной камере — 25 человек.

В те дни в Ашхабаде без суда и следствия было расстреляно еще 146 человек. Остальных арестованных в СИЗО пытали. Основная пытка — членовредительство. Молодым парням, которым по 18–20 лет, вырезали промежность, то есть их кастрировали. После освобождения некоторые из них повесились.

Одного из демонстрантов уговорили выступить по туркменскому телевидению с клеветой, что участники марша якобы накурились наркотика тирьяка. Парень выступил, но через три дня и он повесился.

Дорогая граждане! Склоните головы перед памятью смельчаков, несмотря на свой юный возраст, рискнувших подняться на борьбу с азиатским фашизмом. Придет время, будут опубликованы имена погибших, увидите их фотографии. Список жертв, погибших за Советскую родину, и в Ашхабаде велик.

Да и как ему не увеличиваться, если жизнь в Туркмении на уровне средневековой нищеты! Зарплата — 8–10 долларов в месяц. Проезжающая милиция может затолкать в машину стоящего на автобусной остановке человека и затем бить его в отделении с требованием покинуть Туркмению. Приватизировать квартиру можно лишь тогда, когда будет вымучен статус беженца, а бежать отсюда возможности нет: в Россию один авиарейс в неделю. Да и Россия по отношению к своим соотечественникам нынче — лютая мачеха.

Как видим, чем честнее человек, тем короче его жизнь.

Склоним головы перед памятью тех, против кого частная диктатура туркменского олигархата применила весь арсенал подлости.

А Россия что же? Ельцин подписал указ о том, что с трудящимися вместо денег можно расплачиваться изделиями заводов. И народ еще долгое время получал зарплату презервативами, шприцами, в похоронном бюро — гробами, на швейной фабрике — бюстгальтерами. Вот заплатить бы зарплату и Чубайсу — бюстгальтерами, а Ельцину — пустыми бутылками.

Ни политики теперь в России, ни боли за других.

Из Советского Союза уходили все по-разному. Одни — в ареалы обитания миллиардов, другие в нищету, третьи — в погибель.

 

ВОСПОМИНАНЬЯМ ПРОБИЛ ЧАС

В далеком, уже очень далеком 1963 году перед отъездом на целину мы, студенты факультета журналистики МГУ, в каком-то московском доме собирали книги в подарок совхозной детворе. Заботливость, щедрость, то есть лучшие человеческие качества, в ту пору еще не были оболганы, не были зашлепаны грязными кляксами демо-статей моих же будущих коллег, потому москвичи двери квартир открывали охотно.

— Что не нужно вам, понимаете, — скромно объяснял какому-то гражданину Валерий Зайцев.

— Все нужно, но для такого дела не жалко, — ответил гражданин в очень старой, видавшей виды пижаме, и сунул нам в руки целую стопку книг.

Преподавательница химии из Полиграфического института Вера Яковлевна Мавровская ахнула:

— Да хоть бы предупредили. Книг много, очень много. Но сейчас больна, куда их привезти?

И привезла. Целое такси.

Дверь следующей квартиры открыла женщина очень бледная, со страдальческим выражением лица. Из-под голубой газовой косынки выбивались мелкие завитки, и ей бы кокетливо поправить их при виде нежданных гостей, но руки ее были опущены и выглядели такими усталыми, будто не имели никакого отношения к той изысканной чистоте, которой сверкала ее квартира. На этажерке — книги, прикрытые нежной, трудолюбиво накрахмаленной салфеткой. Длинными красивыми пальцами женщина откинула это крошечное покрывало, обняла их, прижала к груди, поцеловала верхнюю, про то, как закалялась сталь, потом резко оторвала их от себя.

— Возьмите, все возьмите. Хотя погодите. Вот эти три детские оставлю. Сама дарила ему.

— Кому?

— Да ладно, не надо об этом, — отвернулась спешно хозяйка и как-то боком, чтобы не видели ее лица, ушла за дверь.

Книги лежат на асфальте. Их много. Тысячи. Мы с Ириной Козырь перебираем их, записываем. Вдруг рухнула стопка, которую подарила женщина с бледным лицом. Из романа Островского «Как закалялась сталь» выпали открытка и фотография.

«Милая Клавдия Григорьевна, — писала обладательница самой аккуратной в мире квартиры, — простите, что редко пишу. Отчаялась от всего. Недавно сына похоронила. Убили на границе. Горе так велико, что я ни с кем не общаюсь и теряю друзей».

На фотографии около огромных елей семь солдат. Очень красивые парни, с винтовками в руках. Все глядят прямо в глаза, но один с улыбкой, другой пытливо, третий — задумчиво. На обороте надпись: «Матери. Виталий. Граница».

Мы кинулись по лестнице. Как же оставить в одиночестве женщину, которая с утра до ночи трет свою мебель для того, чтобы в этих бесконечных монотонных движениях забыться хоть на минуту. Непременно надо бы написать и о парне, который ценой своей юной жизни защитил наш покой, наш безмятежный смех в коридорах лучшего вуза страны. Но окна такие одинаковые, хотя из многих несется музыка. А на подоконниках чирикают воробьи, и квартир столько много, что никто уже не мог вспомнить, где живет эта прекрасная женщина. Пусть простит она нам этот грех короткой памяти от малого общения с нею, но глаза ее, в которых отражалась такая боль от потери сына, что и небу там было тесно, хотелось унести с собою в очень долгую жизнь.

При виде гостей Мишка Королев побежал к телефону и доложил:

— Мама, у нас в дверях стоят дядя и тетенька, просят книги для целины. Нет. «Двух капитанов» не отдам. А детсадовские можно?

Бросив трубку, Мишка захлопал в ладоши:

— Разрешила мама. «Вот какой рассеянный» возьмете?

— Спасибо. Ждем на целине, Миша!

Мальчишка повернулся на одной ноге от радости и сунул в сетку еще одну книжку — «Что такое хорошо и что такое плохо?».

С той поры минуло несколько десятков лет. Кем он стал, этот второклассник из школы № 91 Мишка Королев? В трудную для страны минуту какую судьбу выбрал? Неужто, как многие московские интеллигенты, измазался да стал вором, в свои личные сейфы уволакивая из миллионов квартир скромное людское благосостояние? А может, как и Виталий, защищал народ, оказавшись на горящих этажах Белого Дома?

Судьба однокурсников мне ведома лучше. Многие из них выбрали пепси, а еще больше — ничего не выбрали и живут, будто зайцы с прижатыми ушами. На деньги простых людей выучившись, в ту минуту, когда народ умывается кровавыми слезами, в его защиту ни звука, ни ползвука, ни даже простого мычания, так и не решив для себя, на отшибе стареющих, что такое хорошо, а что такое плохо?

Но вот маленькая, в локоток, владимирская газета «Трибуна» принесла великую радость, рассказав, что мир не только из равнодушных да подгребающих, и мой однокурсник Гриша Латышев, прежде тихий, скромный, незаметный, становится все более заметным, когда надо высказать свою позицию.

Газета рассказала еще и о том, что Гриша был активным участником последней недели кровавого октябрьского побоища и чудом избежал расстрела.

Подготовив новый поэтический сборник «Пепелище», поэт долгое время не имел средств на оплату типографских расходов, потому что в нашем богатеющем мире работал вахтером на одном из предприятий города Владимира, где зарплату хоть и платят пока еще, но такую мизерную, что хватает ее лишь на прожиточный минимум.

Хотел Гриша стать народным избранником во Владимирской Думе, но подлые составители избирательных листовок написали, что он — вахтер, и ни слова про факультет журналистики МГУ и стихи, хотя мой однокурсник выпустил уже несколько книг и выступал почти на всех творческих вечерах города.

Конечно, в округе за вахтера не голосовали. В Думу, как и прежде, прошли те, кто на телевизионном экране красовался в костюмчике от Кардена.

Конечно, было бы неплохо, если бы судьба поддержала материально стареющего и уже очень больного поэта. С другой стороны, сколько времени и сил потратил бы Латышев на выдвижение человечных законов, которые в буржуазной России так и не прошли бы.

И, возможно, благодаря тому, что Гриша со своим поэтическим даром остался один на один, он нашел в себе такие пронзительные строки, полностью совпадающие с моим восприятием жизни, что мне непременно захотелось их довести до всех читателей моей книги.

Такими однокурсниками, даже если их уже нет на земле, такими светлыми людьми можно только гордиться.

 

«МОЙ ОДНОДУМОК: ОНА ЕСТЬ ЖИЗНЬ! И НАДО ЖИТЬ!»

«Когда б Творец позволил под луной мне путь проделать на землю повторно, я б умолял и нежно и покорно в степи российской стать хотя бы терном. И не желал бы участи иной.

Не спорю, есть где-то и выше красоты… А мне эти очень простые картины — овины, поля да леса в паутине и низкое небо, частенько — без звезд, понять не умею, в чем дело, — до слез, до сладостной боли в восторженном сердце, дороже, чем жизнь…

Не обижаюсь я на жизнь. Она строга и неподкупна… Она есть жизнь! И надо жить…

Не просто жить да быть, а страстно, не балуя, все светлое крепить теплом и поцелуем.

И ничего, что были годы десятилетий тяжелей. Седин серебряные воды не затуманят свет полей. Как и Душа не замутится, не сдастся ветреной судьбе, пустому звуку, злой странице, навету, глупости, беде.

Не кое-как, не на досуге, а мощной силой и сполна сентябрь оранжевые струги лесов, куда ни глянь, в округе вздымает на крутых волнах.

Любовь, лишь ты, любовь, ведешь людей и птицу, и листья, и зерно по жизненной странице… с которой мне проститься и надо бы уже, но — позже как-нибудь…

А вы, друзья мои, пожалуй, правы, что я в серьезном возрасте своем похож на загустевшую отаву: цвету незнойным трепетным огнем.

И пусть прохожие полощут на свой манер судьбу мою: я — нищ, с сумой пришел на площадь… И — строки нищим раздаю.

Такое нынче время — осень. Уныла лиственная осыпь… Когда-то, видимо, старенье придвигнет каждого к смиренью — но нет его в глазах моих! А есть гордыня быть моложе, любить весь этот мир до дрожи и каждый час, и каждый миг.

Осенние самые трудные дни… Но топится печь, и дрова полыхают, и видишь: не правы, кто Родину хают — и в этом не вышла, и в том не взяла… Я счастлив, что здесь меня мать родила.

Вновь пролески сделались пустыми, отзвучали птичьи голоса. Догорать торопятся без дыма октябрем плененные леса. Этот плен и сладкий, и не сладкий. Он почти как поздняя любовь, у которой те же неполадки, но куда стремительнее кровь.

Когда по лабиринтам лжи нас сила тащит ломовая, пытаться говорить про жизнь — что под колеса лезть трамвая. Но и молчать, когда вампир живую плоть низводит в трупы, и не кричать на целый мир, хотя б одной строкой, — преступно!»