— Понимаете ли, — сказал я вполне официально, — мне необходимы сведения о гражданах Клюкине Николае Ильиче и Клюкиной (Гиргилевич) Тамаре Григорьевне. Год рождения неизвестен, скорее всего — начало девятисотых годов. В тридцатых годах жили здесь, в Новосибирске. Арестованы в 1937 году.

— Что конкретно Вас интересует?

— Все! — просто сказал я.

— Зачем Вам это?

— Мне нужно. — сказал я.

— Ближе к делу!

По мере того, как я объяснял ей суть дела, глаза ее сужались, а лицо, и без того лишенное миловидности, просто каменело. Она явно жалела, что сейчас не ТЕ времена, уж в ТЕ времена я отсюда бы не вышел. Уже причина моего появления расценивалась бы как гнилой либерализм по отношению к врагам народа. А я ведь еще и папочки полистал в коридоре. Они по случаю ремонта лежали кипами, вот я и не удержался. Тем более, что датированы они были ТЕМ САМЫМ годом.

Ну-ну, остановил я свою фантазию. Нужны бы были кому-то твои отпечатки пальцев. Хватило бы и одного гнилого либерализма. И вообще, будь сейчас ТЕ времена, не шастал бы ты по архивам МВД, а сидел бы дома и молчал в тряпочку.

— Так. — сказала она. — Ясно. Ну, пошли.

Я думал, что она поведет меня туда, где стройными рядами стоят папки, но ошибся. Она довела меня до решетки (действительно, открытой) и захлопнула эту решетку между мной и собой.

— Ждите!

Я ждал, переминаясь с ноги на ногу. Через три минуты она появилась и сказала, что дела Клюкина и Гиргилевич в архиве не обнаружены.

Одной ходьбы туда и обратно было не меньше двух минут. Даже компьютер не отыскал бы за минуту нужные дела среди сотен тысяч дел. Уж в этом-то я понимаю.

— Культа нет, но служители остались! — сказал я ей вслед. Но ТАК сказал, не очень громко. И не так чтобы внятно. Про пистолет, что ли, вспомнил?