Фрагмент о банке

Ночью ему приснилась жизнь. Она представилась в виде жестяной банки, пустой и грохочущей. По борту банки шла надпись: «Жизнь консервированная, в собственном соку». Лёнька катался внутри банки, больно ударяясь о жестяные бока. Причём банку пинали ногами и дико хохотали, и Лёнька вот-вот узнал бы голоса, но не вовремя проснулся.

 

Фрагмент о биологии

— Хемосинтез, — провозгласила биологичка и шестнадцатитонным взглядом обвела класс. — Сидоров.

Лёшка Сидоров неверным шагом прошёл к доске и тоже обвёл взглядом класс. Его взгляд был светел и тих. Таким взглядом обводит умирающий родственников, собравшихся у его смертного одра.

— Хемосинтез, — начал он и глубоко задумался. Прошло полминуты.

— Молчание — золото! — язвительно заметила биологичка.

Лёшка выдохнул воздух, как перед стаканом спирта, и решился:

— Хемосинтез — это когда эти, аминокислоты, в общем, синтезируются.

— Нет, — неожиданно возразила биологичка.

— Ну, тогда это — идём мы, к примеру, мимо кухни, щей, эт самое, не едим, а запах, эт самое, чувствуем…

— Нет, — гнула своё биологичка.

— Ну, тогда хемосинтез — это…

И Лёшка замолк навсегда.

— Автотрофные клетки. Савин, — грустно сказала биологичка.

— Ну, автотрофными, ну, клетками, называются, ну, такие клетки, которые, ну, синтезируют, ну, расти…, нет, не расти…, а в растительных клетках, ну, сложные, ну, вещества… — бубнил Ваня. Ему трудно было читать «Биологию», лежащую на столе вверх ногами.

Ванино выступление широко комментировалось. Велись подсчёты «ну». Когда их число достигло ста восьми, Ваня умолк: страница кончилась.

— Ну? — спросила биологичка.

— Всё, — сказал Ваня. Класс зашумел. Рекорд в 115 «ну», принадлежащий Люде Милаш, остался непобитым.

— Спорим, — сказал Лёнька Толяну. — Отвечать пойду?!

— «Сороковка» упадёт! — хмыкнул Толян. «Сороковкой» биологичку звали за поразительное сходство по формам и габаритам с сорокамиллиметровой доской.

Лёнька написал на ладони «Про, мета, ана, тело» и поднял руку.

— Выйди, — кивнула биологичка.

— Я отвечать.

— Что? — поразилась биологичка.

— Митоз.

Биологичка побледнела. Такое в её практике встретилось впервые.

 

Фрагмент об интернате

Ленька открыл дверь. На голову ему упала пара футбольных бутс. В дверь рядом вонзился нож. Ленька огляделся. Слева от двери, между кроватями, стоял стол. На столе стоял стул.

На стуле сидел Вовка Мендель и глубокомысленно цитировал «Физику». В проходе лежал скомканный половик. Пол влажно блестел. С койки справа торчали кривошеинские ботинки.

С койки слева виднелись голые пятки Тольки Стрельникова На его животе лежало два стула и куча книг. Сам Толька спал, укрыв лицо «Обществоведением». Оськина кровать зашевелилась, и из-под нее выполз Лёшка Сидоров с мокрой тряпкой. Он, как всегда, был дежурным по комнате.

 

Фрагмент о ссоре

— Вот и до революции здесь дождь в это время не шел, а после революции пошел. Это доказывает преимущество советской власти над самодержавием, — бубнил Ваня Савин.

Ленька вышибал двумя пальцами по столу дикий шейк. Он безбожно дробил ритм, вставлял «соляги». Потом стал подстукивать третьим пальцем. Лена, отвернувшись, смотрела в окно. Ленька залюбовался чудным завитком у уха и самим ухом. Потом вспомнил. Отвернулся. Вздохнул. Выбил длиннейшую дробь.

— Перестань стучать, — не оборачиваясь, буркнула Лена.

Ленька с ходу вышел на свинг. При этом он подстукивал ногой по воображаемому чарльстону. Лена выдернула откуда-то палку и врезала Леньке по пальцам.

— Выйдите оба! — сказала историчка.

Ленька вставил выбитый указательный палец, вышел и сел на подоконник в коридоре. Лена стояла у соседнего окна. Ленька выбил неповрежденным пальцем «сеточку» для румбы и мучительно задумался.

— Лена, ну это же глупо, — сказал он наконец.

— Что?

— Геннадий, Людмила, Ульяна, Петр, Ольга. Глупо.

(Таких эпизодов было великое множество. Вот еще один.)

— Знаете что, — сказала историчка. — мне это надоело. Колкин, ты где сегодня?

— Тута я, — отозвался Ленька.

— Садись немедленно к Коробеевой.

— А мне и тут неплохо, — отозвался Ленька.

— Ну-ка, давай!

— Еще чего! — вступила Лена. — Я с этим фруктом сидеть не собираюсь.

— Садись! — прикрикнула историчка. — Мелькаете тут перед глазами. Где посадили, там и сидите!

— А меня Роза не пускает! — пожаловался Ленька.

— Садись! — загремела историчка. — Или больше не допущу до уроков!

— Вы серьезно? — спросил Ленька.

— Еще как!

— Роза! — сказал Ленька. — Роза Георгиновна! Ты видишь, я боролся до последнего!

— Ладно, иди! — сказала Роза, смеясь.

— Ленька кинул свой «сидор» к Лене. Та встала, посмотрела на Леньку так, что у него оплавилась оправа очков, и с гордым видом пересела на два стола.

1971