За время хозяйничанья фашистов только в Ставропольском крае было полностью выведено из строя 96 больниц, 12 крупных амбулаторий, 15 производственных медучастков, 12 родильных домов. Частичному разрушению подверглось свыше двухсот лечебных учреждений. Особенно пострадала противоэпидемическая служба. Все 25 ее станций были уничтожены, из 10 санитарно-гигиенических лабораторий уцелело две. Из 62 противомалярийных станции не осталось ни одной.
Оккупанты бросили на произвол судьбы огромное количество сыпнотифозных больных как в лагерях военнопленных, так и среди гражданского населения. В феврале в Моздоке было зарегистрировано 76 заболеваний сыпным тифом, в Армавире — 178; в марте: в Ладожской — 552, в Кропоткине — 2000. В самом Ставрополе, в городах и селах Краснодарского края также была выявлена масса людей, пораженных этой болезнью.
В первый год войны при перебазировании авиаполков и БАО эпидемиологическая разведка поручалась обычно одному из фельдшеров. Теперь ею непременно занимался врач. Он включался в передовую команду, которую командир части направлял в район нового расположения. Она же устанавливала пригодность летного поля для ведения боевой работы, наличие жилья и т. д. Результаты эпидразведки немедленно докладывались медицинскому начальнику, командиру части и далее начальнику санслужбы РАБ. Последний суммировал все сведения и представлял их флагманскому врачу воздушной армии. А тот, обобщив данные эпидразведки по ВА, передавал их начальнику эпидотдела санитарного управления фронта.
Реальная обстановка и объем противоэпидемической работы обязывали иметь штатные должности эпидемиологов в санслужбе РАБ и медотделе ВА. Но их пока не было.
За районом базирования частей и в дальнейшем проводилось постоянное эпидемиологическое наблюдение. Командование армии с исключительной твердостью поддерживало усилия медсостава.
Ежедневно в частях проводился профилактический осмотр. О его результатах старшие врачи доносили дивизионным врачам или начальнику санслужбы РАБ. Я и мой заместитель, бывая на аэродромах, также производили контрольные осмотры, о чем докладывали заместителю командующего армией по политчасти. Однажды на основании моего доклада появился приказ по армии о предании суду военного трибунала командира БАО за невыполнение распоряжения — произвести в течение суток санобработку личного состава. Хотя, приняв во внимание смягчающие вину обстоятельства, командира БАО не судили, а лишь наказали в дисциплинарном порядке, этот факт стал весьма поучительным для некоторых офицеров.
Командиры частей твердо усвоили, что, несмотря на трудности, связанные с размещением личного состава (нехватка жилого фонда, скученность и завшивленность гражданского населения и т. д.) и организацией банно-прачечного обслуживания, санитарную обработку необходимо проводить регулярно и своевременно, что педикулез является чрезвычайным происшествием, за появление которого виновный несет строгую ответственность.
Большую роль в борьбе с сыпным тифом сыграло строительство в частях ВА примитивных бань и использование простейшей дезинфекционной техники. В январе — марте было помыто 160 100 человек, продезинфицировано 35 470 комплектов обмундирования.
В конце 1942 года были созданы обмывочно-дезинфекционные отделения (ОДО) для санобработки летного и технического состава на передовых аэродромах. А в дни наступления при управлениях РАБ появились и прачечные отряды. Штатно-организационная структура этих спецподразделений не позволяла делить их по числу БАО, входивших в состав данного РАБ. Она была рассчитана на то, что белье для стирки доставляется в отряд из батальонов. Но вскоре мы разделили спецподразделения на группы, которые придали БАО. Ведь многие из них находились слишком далеко от управления РАБ. Работа в прачотрядах производилась вручную, механического оборудования они не имели.
В январе было развернуто четыре ОДО, в феврале и марте — по пять. Соответственно по месяцам в них помыто свыше 16, 17 и 19 тысяч человек, как правило с дезинфекцией обмундирования.
Санитарная служба 4-й воздушной армии значительное внимание уделяла оздоровлению гражданского населения в местах базирования авиационных частей. Всюду, где это было возможно, противоэпидемические мероприятия осуществлялись в контакте с местными органами здравоохранения. Правда, на освобожденной территории они еще только создавались. Вся тяжесть работы ложилась на санслужбу БАО, авиадивизий, РАБ.
У меня сохранились любопытные данные за 1943 год. Из них видно, что санслужбой отдельных частей ВА и РАБ было проделано следующее: санобработкой охвачено 11870 человек гражданского населения; ликвидировано 217 сыпнотифозных очагов; эвакуировано 450 больных; построено два сыпнотифозных барака и 24 изолятора; сделано 1073 прививки гражданскому населению. Большая часть этой работы осуществлена зимой и весной.
Весна усилила угрозу желудочно-кишечных инфекций. Всему личному составу были сделаны прививки поливакциной НИИСИ. Благодаря ей организм приобретает иммунитет сразу против нескольких инфекций. Одновременно проводился комплекс санитарно-противоэпидемических мероприятий: выявление и госпитализация больных, обеззараживание очагов заболевания, изоляция лиц, находившихся в контакте с больным, и т. д. Тщательно очищалась территория от мусора и органических отбросов, был установлен неусыпный контроль за питанием и водоснабжением.
Для пищевых блоков отводились лучшие из имевшихся помещений, а в случае отсутствия таковых — лучшие землянки. В одном из приказов командующего 4-й воздушной армией была записана очередность распределения жилого и нежилого фонда:
«Во всех случаях перебазирования летных и наземных частей на новое место дислокации… наилучшие помещения предоставлять в первую очередь для развертывания медицинской службы, пищевых блоков и размещения летного состава…»
Нас тревожила и опасность заболевания малярией. Кавказ и Кубань изобиловали водоемами, рассадниками малярийного комара.
С момента базирования частей ВА на Кавказе был разработан план мероприятий по борьбе с малярией, в основу которого легла химиопрофилактика здоровых людей.
Осенью 1942 года мы провели обследование всего личного состава армии с целью выявления лиц, переболевших малярией. Надо сказать, что лишь немногие врачи БАО владели методами лабораторных исследований, в частности анализа крови на присутствие малярийных плазмодиев. Пришлось в процессе работы обучать их методике проведения простейших анализов. С предельной нагрузкой использовались лаборатории госпиталей сухопутных войск. Все активные малярики госпитализировались. Проводилось долечивание лиц, переболевших малярией в прошлом (в течение предшествующих двух лет). Они были взяты на персональный учет.
Командиров частей вновь предупредили о необходимости окуривать жилые помещения, чтобы уничтожить комаров, закрывать окна сетками, в комнатах или землянках распылять пиретрум. В районе расположения частей ВА проводилось нефтевание или поливка отработанным авиационным маслом анофелогенных водоемов и опыление их с самолетов.
Эти несколько затруднительные для чтения страницы я обязан был написать, чтобы читатель полнее представил тот огромный объем работы, который выполнялся санслужбой армии. Ежечасная неутомимая деятельность нашего медсостава по борьбе с эпидемиями принесла ощутимые результаты: небоевые санитарные потери у нас составили не более 0,05 % всех санитарных потерь.
В первых числах марта при эвакогоспитале № 5294, развернутом в Ессентуках на базе бывшего санатория Красной Армии, мы организовали авиационное отделение. Оно, конечно, тоже было нештатным. 11 марта туда уже поступили первые раненые и больные. Ведущим хирургом назначили майора медицинской службы Кушева, специалиста с восемнадцатилетним стажем самостоятельной работы; вторым хирургом стал майор медицинской службы Ильницкий, имевший шестилетний стаж.
Март для нас ознаменовался тяжелыми, но малорезультативными боями по прорыву немецкой обороны. По указанию Ставки Верховного Главнокомандования Северо-Кавказский фронт приостановил наступление. Войска пополнялись живой силой и техникой, боеприпасами и горючим. Управление Черноморской группы войск было расформировано. Ее командующий генерал-лейтенант И. Е. Петров стал начальником штаба фронта (с 13 мая — командующим фронтом).
Авиация, однако, не знала передышки. Наоборот, воздушная обстановка к началу апреля характеризовалась увеличением напряженности борьбы за господство в воздухе.
На аэродромах Таманского полуострова и Крыма противник сосредоточил до 1000 самолетов своего 4-го воздушного флота. По данным разведки, половину этого количества составляли бомбардировщики и четвертую часть — истребители. Здесь находились первоклассные истребительные эскадры: «Удет», «Зеленое сердце», «Мельдерс». Для действий на Кубани противник мог также привлечь часть сил своей авиации, находившейся на юге Украины и в Донбассе.
Превосходство в силах было на стороне врага. ВВС Северо-Кавказского фронта, включая авиагруппы Черноморского флота и авиации дальнего действия, имели около 600 самолетов. В 4-й воздушной армии к началу апреля их насчитывалось 250.
Фашисты хотели задержать нашу авиацию на раскисших аэродромах. В Краснодаре они взорвали бетонированную взлетно-посадочную полосу. В проведении восстановительных работ нам активно помогали местные жители. Они носили с развалин битый кирпич, засыпали воронки и утрамбовывали их.
На краснодарском аэродроме базировались бомбардировщики, штурмовики и истребители. Его надежно прикрывали многочисленные зенитные батареи.
Командование армии поставило задачу разыскать и, если возможно, отремонтировать подбитые самолеты. Помнится, было найдено около тридцати Ил-2. Часть их удалось вернуть в строй.
Наши летчики показывали высокие образцы боевого мастерства, мужества и взаимной выручки.
В ессентукский авиагоспиталь санитарным самолетом доставили раненого штурмана 7-го гвардейского штурмового авиаполка майора Н. Галущенко. Его спасли боевой товарищ и местный житель.
Галущенко повел группу Ил-2 штурмовать железнодорожную станцию Крымская. Из полета он не вернулся. Летчики доложили командиру, что ведущий перетянул через линию фронта и упал где-то в лесистом районе. Взрыва они не видели.
Искать Галущенко на связном У-2 полетел капитан В. Емельяненко. Он долго кружил над лесом, но внизу ничего не смог разглядеть: солнце уже садилось. Пролетая над проселочной дорогой, Емельяненко заметил подводу. Возница замахал ему руками. У-2 сел возле дороги. В телеге оказался раненый Галущенко.
Ранение было тяжелым. Снаряд «эрликона» пробил ему левую ногу. У майора достало сил лишь для того, чтобы перетянуть ее выше раны ремешком от планшета.
В лазарете БАО хирург извлек из раны обрывки стальных тросов управления. Через час самолет санитарного звена с раненым на борту уже держал курс на Ессентуки.
28 марта фронту снова была поставлена задача на наступление. Оно началось 4 апреля. Для общего руководства и координации действий авиации Северо-Кавказского и соседних Южного и Юго-Западного фронтов в Краснодар прибыл представитель Ставки командующий ВВС Красной Армии маршал авиации А. А. Новиков.
Шли проливные дожди. Многочисленные притоки Кубани вышли из берегов. Все дороги были размыты и залиты водой. В этих условиях наступление не могло набрать силу. Солдатам нередко приходилось преодолевать вброд заболоченные участки. Боеприпасы доставлялись на руках. Танки не имели возможности поддержать пехоту.
Лишь в полосе 56-й армии удалось подойти к станице Крымская. Но противник контрударом потеснил наши части, а утром 15 апреля перешел в контратаку и на других участках. Его наступление мощно поддерживала авиация. В этот день было отмечено 1560 самолетовылетов противника. Такой массированный авиационный удар заставил нашу артиллерию замолчать, а пехоту — залечь.
Фашистское командование боялось потерять Крымскую. Кроме того, оно хотело высвободить силы для ликвидации нашего плацдарма на мысе Мысхако, южнее Новороссийска.
17 апреля фашистские самолеты обрушились на Мысхако. Позднее из захваченных штабных документов противника стало известно, что в авиационном налете на Малую землю в тот день участвовало 1074 вражеских самолета.
20 апреля противник повторил попытку ликвидировать малоземельский плацдарм. Но и она окончилась крахом.
Важную роль в отражении всех атак противника сыграла наша авиация. Боевые действия авиации обеих сторон в районе Мысхако достигли наивысшего напряжения 20 апреля.
С нашей стороны в этот день впервые была введена в бой часть сил прибывших авиакорпусов РГК, что позволило в течение дня нанести два массированных удара по боевым порядкам пехоты и артиллерии противника перед фронтом десантной группы. После этих ударов противник приостановил свое наступление.
Боевые действия нашей авиации оказались в этот день весьма успешными.
В последующие дни, 21–23 апреля, мощь ударов нашей авиации по врагу еще более возросла за счет продолжавшегося увеличения вводимых в действие сил трех авиакорпусов РГК. 23 апреля от этих корпусов участвовало в боевых действиях уже около 300 самолетов, что позволило изменить общее соотношение сил по авиации в районе Мысхако в нашу пользу.
Если с 17 по 20 апреля отмечалось от 1000 до 1250 самолето-пролетов противника и он действовал группами по 30-40-60 бомбардировщиков, то уже 21–22 апреля количество его самолето-пролетов уменьшилось вдвое».
Боевые действия нашей авиации по поддержке десантной группы были поучительны также и тем, что здесь в ограниченном районе действовали силы двух воздушных армий и ВВС Черноморского флота (командующий генерал В. В. Ермаченков). В связи с этим большое внимание уделялось организации взаимодействия между воздушными армиями, видами и родами авиации. Появилась необходимость организации управления истребительными авиационными частями обеих воздушных армий с одного командного пункта. Предусматривалась передача в оперативное подчинение командующего 4-й воздушной армией некоторых истребительных авиационных полков 5-й воздушной армии.
Для управления всей авиацией в районе станции Абинская был развернут вспомогательный пункт управления ВВС фронта, размещавшийся совместно с командным пунктом фронта. Кроме того, вспомогательные пункты управления были созданы в 4-й и 5-й воздушных армиях.
В начале апреля с целью обеспечения более надежного и централизованного управления авиацией двух воздушных армий был создан штаб ВВС Северо-Кавказского фронта. Командующим ВВС фронта назначили генерала К. А. Вершинина.
Помню тот день, когда по вызову А. Д. Вайнштейна (он вновь занял должность помощника начальника сануправления фронта по ВВС, сменив П. К. Быкова) я прилетел в Абинскую.
На аэродроме меня предупредили, что на КП находятся заместитель Верховного Главнокомандующего маршал Г. К. Жуков и командующий ВВС маршал авиации А. А. Новиков. Представители Ставки вникают во все детали работы авиации фронта. Вайнштейн хотел иметь под рукой флагманских врачей воздушных армий на случай, если ему придется отвечать на вопросы маршала Г. К. Жукова о медицинском обеспечении боевых действий.
Новиков нередко бывал в штабе 4 ВА. Жукова я увидел впервые. Невысокий, коренастый, с волевым лицом, в темно-коричневом кожаном реглане, он производил сильное впечатление.
Генерал Вершинин нашел минуту, чтобы обратиться ко мне с дружескими словами. Сo свойственной ему простотой он протянул мне руку и спросил, утвержден ли я Главсанупром флагманским врачом. Я ответил, что утверждение состоялось еще в феврале. Тогда он, сощурив глаза, шутливо поинтересовался, сажусь ли за штурвал самолета. Чтобы не подводить летчиков, которые при полетах на небольшие расстояния иногда соглашались занять место во второй кабине, я тоже шутливо ответил: «Нет! Куда мне!»
Контраст с К. А. Вершининым, свободно державшимся в присутствии Г. К. Жукова, командующего фронтом и генералов из Генштаба (среди них был С. М. Штеменко), составлял наш командарм Н. Ф. Науменко. Постоянно суровый, внешне несколько похожий на маршала, с такой же ложбинкой на крутом подбородке, он был строго официален, не позволял себе ничего лишнего — ни слова, ни жеста.
Николай Федорович был человеком сложным, иногда трудным для окружающих. Войну он встретил в должности заместителя командующего ВВС Западного Особого военного округа. В первые же два дня боев почти вся авиация здесь была уничтожена, и в основном на аэродромах. Командующий ВВС округа Герой Советского Союза генерал И. И. Копец, отличившийся в Испании и в войне с белофиннами, потрясенный этим, застрелился. На плечи полковника Науменко легла исключительно сложная проблема — собрать остатки авиационных частей и организовать их боевую деятельность. Проявив твердую волю и мужество, он сумел решить эту задачу. Кстати, Науменко помог становлению первого в военно-воздушных силах Красной Армии штурмового авиационного полка, получившего на вооружение самолеты Ил-2. Заместителем командира, вскоре принявшим полк, был майор Гетьман, теперь командир дивизии в нашей армии. В его авиадивизию входил и первый полк «илов» — 4-й штурмовой, теперь 7-й гвардейский. Только с полковником Гетьманом генерал был на «ты», в то же время предъявляя к его соединению повышенные требования.
Представители Ставки Верховного Главнокомандования с флагманскими врачами не беседовали. Но я был доволен, что увидел Г. К. Жукова. Кроме того, имел возможность поговорить о насущных делах с начальником санитарного управления фронта генерал-майором медицинской службы Н. И. Завалишиным и полковником медицинской службы А. Д. Вайнштейном.
Вскоре — в конце апреля и первых числах мая — над Кубанью разыгралось воздушное сражение, которому суждено было стать крупнейшим в истории Великой Отечественной войны. В это время в составе Северо-Кавказского фронта осталась всего одна 4-я воздушная армия. Передав нам свои боевые части (265 самолетов), управление 5-й воздушной армии по решению Ставки убыло в район Курска, на Степной фронт.
29 апреля 56-я армия (командующий генерал-лейтенант А. А. Гречко) начала новое наступление на Крымскую. Накануне вражеская авиация пыталась бомбить боевые порядки советских войск. Наши истребители сбили 25 фашистских самолетов, потеряв 18 своих.
Наступлению 56-й армии предшествовала авиационная подготовка, которая переросла в авиационную поддержку. Три часа над полем боя действовали 144 бомбардировщика, 82 штурмовика и 265 истребителей.
В первый же день воздушное сражение достигло огромного накала. Наши летчики произвели тогда 1268 вылетов. Истребители сбили 74 вражеских самолета. В последующие дни напряжение борьбы в районе Крымской еще более возросло. Ежедневно происходило до 40 воздушных боев, в каждом из которых одновременно участвовало с обеих сторон по 50–80 самолетов.
Наши бомбардировщики и штурмовики в это время эффективно поддерживали свои сухопутные войска, наступающие на узком участке фронта. Группы самолетов 2-го бомбардировочного авиационного корпуса, которым командовал генерал-майор авиации В. А. Ушаков, 3 мая подавляли артиллерию противника, обеспечивая продвижение нашей пехоты и танков, прорвавших вражеские укрепления южнее Крымской. Штурмовики 2-го смешанного авиакорпуса, которым командовал генерал-майор авиации И. Т. Еременко, содействовали успешному вводу в прорыв танковой группы. В течение четырех дней, пока осуществлялся прорыв неприятельской обороны, бомбардировщики и штурмовики совершили 2243 самолето-вылета.
Все силы 4-й воздушной армии действовали в интересах 56-й армии, наступавшей в полосе шириной 15 километров. 4 мая станица Крымская была освобождена от гитлеровцев.
Покрышкин и братья Глинки, Зуб и Демидов, Гашева и Пасько, Семенишин и Речкалов, Фадеев и Смирнов, Голубев, Чечнева, Емельяненко и Сивков, сотни других летчиков и штурманов в этих воздушных сражениях покрыли себя неувядаемой славой.
С командного пункта нашей армии, находившегося под Абинской, можно было наблюдать, как почти каждые десять минут на землю падал сбитый вражеский самолет… Вот какими ожесточенными были воздушные схватки!
Поскольку отпала необходимость обеспечивать управление двумя воздушными армиями, штаб ВВС фронта расформировали. Генерал-лейтенант авиации К. А. Вершинин вновь вступил в командование 4 ВА.
Главной заботой санитарной службы армии в этот период были быстрый розыск самолетов, совершивших вынужденную посадку вблизи переднего края, оказание медицинской помощи раненым летчикам и незамедлительная эвакуация их в тыл. Для выполнения этой важной задачи мы решили организовать этапы эвакуации, начиная от переднего края.
Управление авиацией над полем боя осуществлялось с помощью радиостанций наведения. Одни из них обеспечивали истребителей, другие — штурмовиков. Каждая авиадивизия имела свою главную радиостанцию и ряд вспомогательных, расположенных в непосредственной близости от переднего края. Некоторые авианаводчики находились в боевых порядках частей, совершавших прорыв.
Главные радиостанции соединений подчинялись главной радиостанции наведения и управления воздушной армии и включались в радиосеть командарма. Располагались они, как правило, поблизости от командных пунктов наземных войск. Это позволяло держать бесперебойную связь со всеми частями и подразделениями данного соединения. Мое давнее стремление использовать радиостанции наведения и управления для точного определения места вынужденной посадки самолетов и принятия срочных мер медицинской помощи экипажам теперь осуществилось.
Вблизи каждой радиостанции наведения был организован медицинский пост. Он состоял из фельдшера и шофера с автомашиной. Связь с наземными частями осуществлялась но телефону.
Следующим этапом эвакуации был армейский хирургический лазарет, развернутый на передовом аэродроме в хуторе Новошкольный, что в семи километрах от Абинской. Базой ему послужил лазарет 524 БАО, специально перемещенный в этот район. Он был усилен людьми и необходимыми средствами за счет других батальонов аэродромного обслуживания. Сюда эвакуировались раненые летчики, попавшие в общевойсковой поток эвакуации. Их «вылавливали» медицинские распределительные посты (МРП) наземных армий, организованные начальником санитарного управления фронта генерал-майором медицинской службы Н. И. Завалишиным и главным хирургом полковником медицинской службы профессором П. Л. Сельцовским.
При отсутствии противопоказаний для эвакуации в авиагоспиталь все раненые летчики после оказания им неотложной врачебной помощи из армейского хирургического лазарета эвакуировались в Ессентуки. А те, что «проскакивали» МРП, попадали в один из эвакогоспиталей Краснодара. Оттуда их также отправляли в Ессентуки санитарными самолетами.
Этапы эвакуации особенно четко начали действовать со второй половины мая. Если в апреле санслужбами БАО и авиадивизий было подобрано вне аэродромов 20 % раненых летчиков, а наземными войсками — 22 %, то в мае и в последующие летние месяцы медицинские посты подбирали почти всех пострадавших авиаторов.
Cooтношение боевых санитарных и безвозвратных потерь, как и в 1942 году, было приблизительно один к трем. Весной наши авиачасти понесли особенно большой урон в летном составе. И все же господство в воздухе над Кубанью и Таманским полуостровом было завоевано.
В конце мая и начале июня противнику снова удалось сосредоточить против Северо-Кавказского фронта огромное количество самолетов — до 1400. На земле и в воздухе шло сражение за горные отроги, прикрывавшие Голубую линию мощный рубеж вражеской обороны. Атаки своих наземных войск фашисты поддерживали бомбовыми ударами с воздуха. Группы бомбардировщиков насчитывали до 100 самолетов. Временно инициатива в воздухе опять перешла к противнику. Но это продолжалось недолго. В приказе Военного совета фронта от 21 июня было сказано: «В результате воздушных сражений победа, бесспорно, осталась на нашей стороне. Противник не добился своей цели. Наша авиация не только успешно противодействовала врагу одновременно вынудила немцев прекратить воздушные бои и убрать свою авиацию».
Медицинская служба 4-й воздушной армии в основном справилась с обеспечением боевых действий. Полностью оправдала себя работа медпостов при радиостанциях наведения и управления. Хорошо действовали этапы эвакуации раненых. Врачебная помощь в 89 % случаев оказывалась в первые два часа. С 11 марта по 1 июля ессентукский авиагоспиталь принял 227 раненых и больных. Из них 99 человек были в тяжелом состоянии.
В июле в связи с большой удаленностью ессентукского авиагоспиталя от частей воздушной армии (около 400 км) и тем, что перебазировать его было нельзя, раненых авиаторов стали частично эвакуировать в Краснодар в ЭГ № 3219. Позднее — в ЭГ № 2151, где мы организовали авиаотделение.
Выбрав подходящий день, я посетил сануправление фронта. Гам встретился с А. Д. Вайнштсйном и заместителем начальника СУФ полковником медицинской службы А. Е. Соколовым.
С весны 1942 года я видел Андрея Ермолаевича всего один раз, вскоре после освобождения станицы Крымская. Прилетев в Краснодар, я порадовался тишине и спокойствию в городе, который уже начал отстраиваться. Когда вошел в здание, где размещалось санитарное управление, и стал подниматься по лестнице, услышал сигналы воздушной тревоги. Но они показались мне несерьезными после всего того, что довелось увидеть и испытать под Крымской.
Бывший флагманский врач ВВС Одесского военного округа, а затем начальник санитарного отдела 37-й армии Андрей Ермолаевич Соколов работал теперь в санупре фронта. Я заглянул к нему. Встреча была теплой. Все такой же вежливый и внимательный, Андрей Ермолаевич всем своим видом располагал к обстоятельному разговору. Я не преминул воспользоваться случаем и попросил выдать с фронтовых складов кое-какое медицинское имущество. Все мои заявки он тут же подписал.
Вдруг загремели взрывы, здание задрожало, стекла из окон посыпались на пол. Не прерывая разговора, Соколов встал из-за стола и прислонился спиной к стене, жестом показывая последовать его примеру. В таком положении мы и продолжали разговор, пока не прекратилась ожесточенная бомбежка. Ни лицо, ни голос Андрея Ермолаевича не выдавали его беспокойства.
Немцы бомбили железнодорожный вокзал. На путях стояли санитарные поезда. Соколов вышел из кабинета, чтобы послать кого-нибудь туда. Вернувшись, он с улыбкой сказал:
— Расскажите-ка, как летчик санитарного самолета, не садясь, взял в плен экипаж сбитого «юнкерса».
И я рассказал о случае, происшедшем 3 июня. Выполняя задание, лейтенант Рубцов летел на своем С-2 вблизи линии фронта. Внезапно он увидел Ю-88, шедший на высоте около 600 метров над линией железной дороги Тимашевская Красноармейская. «Разведчик», — решил лейтенант. В этот момент «юнкерса» атаковал наш ЛаГГ-3. Вражеский самолет задымил, потом его охватило пламя, и он круто пошел к земле. Неприятельский летчик посадил горящую машину в нескольких километрах от станицы Старо-Нижнетитаровской. Рубцов, ринувшийся вслед за подбитым «юнкерсом», увидел, как из него выскочили двое и побежали в поле, гася на себе языки огня. Лейтенант снизился до трех-четырех метров и, летая над фашистами, вынудил их идти к станице. Вскоре показался грузовик с нашими бойцами. Убедившись, что вражеским летчикам скрыться не удалось, Рубцов лег на свой курс…
— Молодчина! — воскликнул Соколов.
В кабинете у помощника начальника сануправления по ВВС я застал майора медицинской службы М. Н. Полякова.
Он только что выписался из госпиталя. С ранней весны начальник санслужбы 28 РАБ тяжело болел. Теперь он покидал наш фронт, уезжал в Куйбышев на тыловую работу. Дела от него принял майор медицинской службы И. Г. Пастернак, прибывший из расформированного 25 РАБ. Поляков же приехал попрощаться с Вайнштейном и передал ему толстую тетрадь. Там был не только отчет о проделанной работе, но и предложения по улучшению деятельности разных звеньев санслужб БАО и РАБ в целом.
За последнее время мы узнали Михаила Николаевича как талантливого популяризатора. В армейской и фронтовой газетах часто появлялись его статьи на различные медицинские темы. Они, несомненно, помогали делу профилактики ряда заболеваний, главным образом инфекционных. Печатал Михаил Николаевич и живые зарисовки о боевых подвигах воинов в белых халатах.
Поляков побывал в Ессентуках у Назаровой. По его мнению, одного дома отдыха уже недостаточно для 4-й воздушной армии, число частей в которой значительно увеличилось. Нужен еще один. «Теперь это мы можем себе позволить», — убежденно заключил он. Я согласился с ним. У меня даже был на примете человек, очень подходивший на должность начальника дома отдыха, подполковник медицинской службы Стрельцов.
Прощаясь с Михаилом Николаевичем, я пожелал ему здоровья и успехов в дальнейшей службе.
Внимание страны и воинов всех фронтов в тот период было приковано к грандиозной битве, разгоревшейся под Курском и Белгородом. Все понимали: решается вопрос о способности гитлеровского рейха вести наступательные операции такого же размаха, как в сорок первом и сорок втором годах. 12 июля в контрнаступление перешли войска Брянского и Западного фронтов, тремя днями позже — Центрального фронта. 5 августа в столице нашей Родины Москве прозвучал первый артиллерийский салют в честь боевых успехов доблестных советских войск. Сражение на Курской дуге было блестяще выиграно Красной Армией. Отныне гитлеровская Германия и ее союзники покатились к своему полному и неизбежному краху.
Через несколько дней после первого салюта Главное санитарное управление Красной Армии вызвало флагманских врачей воздушных армий и помощников начальников сануправлений фронтов и округов по ВВС на совещание в Москву.
Нечего и говорить, с каким волнением я собирался в дорогу: увидеть Москву казалось тогда почти невероятным. Главная цель совещания проанализировать состояние медицинского обеспечения в воздушных армиях. На советско-германском фронте их насчитывалось уже пятнадцать. Невольно задумался: много ли промахов в моей работе. Три ночи не разгибая спины просидел над составлением отчета. Заместитель командующего по тылу приказал экипировать меня «с иголочки», Я впервые надел китель с погонами.
Мы с Вайнштейном сначала должны были добраться до Ростова и уже оттуда лететь в Москву.
В металлическом брюхе «Дугласа» было жарко и душно. Летели на бреющем. Минут через сорок вдруг забарахлил один мотор, потом стал давать перебои другой. Не успели мы спросить летчиков, дотянем ли до ближайшего аэродрома, как нас с Александром Дмитриевичем и офицеров-попутчиков швырнуло на железный пол. Послышался скрежет, несколько раз самолет подбросило, потом моторы взвыли и заглохли.
«Дуглас» совершил вынужденную посадку на болоте, поросшем камышом. Когда мы выбрались из него, потирая ушибленные места, увидели, что едва не врезались в круто вздымавшуюся впереди насыпь. Вытянуть самолет из болота могли лишь тракторы. Мы, пассажиры, взяв свои чемоданы, двинулись к насыпи.
К счастью, вскоре мы выбрались на дорогу. Нам удалось остановить военный грузовик. Он подбросил нас до какого-то полевого аэродрома. К концу дня разными самолетами мы с Вайнштейном все же кое-как добрались до Ростова.
В Москве участников совещания разместили в гостинице, находившейся в Чапаевском переулке. Здесь я познакомился с флагманскими врачами других воздушных армий. В 1 ВА флагманским врачом был подполковник медицинской службы С. Т. Буханенко, во 2-й — подполковник медицинской службы Т. В. Долбнин, в 3-й — подполковник медицинской службы Г. П. Петров, в 6-й подполковник медицинской службы П. Л. Романович, в 7-й — подполковник медицинской службы К. Ф. Бородин, в 8-й — подполковник медицинской службы Л. Р. Калагин, в 9-й — подполковник медицинской службы Е. Н. Панов, в 10-й подполковник медицинской службы З. Я. Перебейнос, в 11-й — подполковник медицинской службы В. П. Крапотин, в 12-й — майор медицинской службы В. А. Мефедов, в 13-й — подполковник медицинской службы П. И. Копошилко, в 14-й подполковник медицинской службы А. В. Морозов, в 15-й — подполковник медицинской службы М. П. Мельников, в 16-й — подполковник медицинской службы А. А. Браун, в 17-й — подполковник медицинской службы М. Н. Жук. Флагманского врача 5-й воздушной армии подполковника медицинской службы И. М. Шевченко я хорошо знал раньше.
Среди помощников начальников сануправлений фронтов по ВВС были П. К. Быков (3-й Украинский), полковник медицинской службы М. Я. Зетилов (Западный), полковник медицинской службы Е. А. Мещанинов (Брянский), подполковник медицинской службы Н. В. Решетников (Воронежский), подполковник медицинской службы И. С. Бабак (Южный) и другие.
С Михаилом Никифоровичем Жуком встретились как давние знакомые. В 1936 году, после окончания Киевского медицинского института, я прибыл в город Борисполь в 13-ю авиабригаду особого назначения на должность старшего врача авиадесантного батальона. Жук служил старшим врачом другого батальона этого соединения. Он был уже «закаленным десантником», имел на счету несколько десятков прыжков. Мне же предстояло с азов осваивать эту науку. После того как я изучил парашют и технику прыжка, меня послали прыгать с сорокасемиметровой вышки. До сих пор помню нервно-эмоциональное напряжение, близкое к страху, когда надо было заставить себя кинуться вниз с верхней площадки. Казалось, что тонкий трос тебя не удержит, неминуемо разобьешься о землю. После первого прыжка ко мне подошел Жук, улыбаясь, сказал, что самое страшное позади. По его словам, с самолета прыгать легче. Действительно, отделяясь от ТБ-3, я не испытывал уже большого напряжения. По-видимому, на вышке пугала близость земли. Жук взял надо мной «шефство», в самолете садился рядом, отвлекал разговорами, давал практические советы.
Мы с флагманским врачом 17 ВА вспомнили начальника санитарной службы авиабригады Б. Н. Шаповальникова, погибшего на войне с белофиннами, наших коллег — врачей Назаренко, В. А. Притулу, Синьковского и других. Вспомнили, как летчики «вывозили» нас на У-2 и приучали к небу, как потом мы сами стали овладевать вождением самолета… Словом, нам было о чем поговорить.
Совещание открылось в одном из залов Дома Красной Армии. Оно было посвящено подведению итогов медицинского обеспечения ВВС за два года войны. С основным докладом выступил флагманский врач ВВС — помощник начальника Главного военно-санитарного управления по ВВС генерал-майор медицинской службы Л. Г. Ратгауз. Основное внимание он уделил характеристике санитарных потерь среди летного состава и роли медслужбы в их уменьшении. Приводились убедительные цифровые данные.
Основная причина безвозвратных потерь — проникающие ранения головы и тяжелые повреждения нижних конечностей. Смерть от острых кровотечений вследствие повреждения крупных кровеносных сосудов наступала значительно реже.
Уменьшение безвозвратных потерь в конце второго года войны — результат не только завоеванного нами господства в воздухе, но и огромной работы медслужбы, в частности реализации ее предложений по совершенствованию рабочего места летчика.
Когда стали выступать флагманские врачи воздушных армий, взял слово и я. Сказал, что, по наблюдениям врачей 4 ВА, новые истребители Ла-5 и Ла-7, несмотря на их хорошие летно-тактические данные, имеют и существенные недостатки: отсутствие вентиляции в кабине, а отсюда — вредное влияние на организм летчика высокой температуры (в летнее время она доходит до 55°) и окиси углерода. При перегревании тела у пилота усиливается потоотделение, пропадает аппетит. Указал также на непрочное крепление заднего бронестекла на Як-9. При посадке с убранным шасси это нередко приводит к травмам затылочной области головы…
Выступал и видел, что Ратгауз кое-что записывает себе в блокнот.
Содоклад на совещании делал заместитель флагманского врача ВВС Красной Армии полковник медицинской службы А. П. Попов. Он говорил о лечебно-эвакуационном обеспечении раненых и больных в воздушных армиях. Хорошо отозвался о деятельности войсковых лазаретов БАО, которые вынесли на своих плечах основную тяжесть этой трудной работы. Попов заявил, что принимаются самые настоятельные меры по введению в воздушных армиях штатных авиагоспиталей.
Помощник начальника санитарного управления по ВВС Западного фронта Зетилов обстоятельно рассказал о том, как работали авиационные врачи в период оборонительных боев сорок первого — сорок второго годов. Все, о чем он говорил, было как две капли воды похоже на положение с медицинским обеспечением ВВС на Южном фронте.
С особым вниманием и интересом участники совещания слушали выступления флагманского врача 16-й воздушной армии. Он поднял самый животрепещущий вопрос — об организации поиска не вернувшихся с задания экипажей и спасения раненых авиаторов.
— До июля текущего года, — говорил А. А. Браун, — эта работа не имела определенных форм. Поисковые команды были созданы и организационно оформлены при управлениях РАБ перед началом Орловской операции. Каждая из них включала в себя врача, авиатехника, несколько подсобных рабочих и имела одну бортовую автомашину. Команда располагала необходимыми инструментами и медикаментами для оказания неотложной помощи. Перед началом Орловской операции предполагалось, что розыск раненых в ближайшем районе будет производиться средствами БАО, а оказание медицинской помощи возлагалось на поисковую команду РАБ. Но от последней, как показала практика, пользы вышло мало. Неустойчивая связь с частями и большие расстояния сводили ее усилия к нулю.
В заключение Браун высказал мысль, что, может быть, розыск пострадавших экипажей следует переключить на старших врачей авиаполков и технические команды БАО.
Взяв слово, я заявил, что поисковые команды РАБ считаю нежизнеспособными. Они оторваны от системы управления авиацией над полем боя. Техкоманды же БАО имеют свое целевое назначение — розыск сбитых и потерпевших аварию самолетов. Лишь попутно они занимаются отысканием экипажей. Следовательно, бесполезно строить поисковую работу на базе этих команд.
Затем я рассказал об опыте, накопленном в 4 ВА. Медпосты, созданные на радиостанциях наведения и управления, полностью оправдывают себя. Мы используем также медицинские распределительные посты сухопутных армий для задержания раненых летчиков, попавших в общевойсковые этапы эвакуации. Опыт работы медпостов на радиостанциях наведения и управления был, конечно, еще невелик. К тому же действовали они в условиях относительной стабильности фронта. И все же я взял на себя смелость рекомендовать такую практику…
Меня слушали очень внимательно. После совещания многие подходили ко мне и просили подробнее рассказать о медицинских постах. Особенно заинтересовался нашим опытом флагманский врач 2-й воздушной армии.
В заключительном слове генерал Л. Г. Ратгауз отметил, что обмен мнениями считает весьма полезным. «Война еще продолжается, — сказал он. — У нас есть возможность встретиться снова, примерно весной будущего года. Тогда мы сделаем окончательный вывод, какие формы поиска раненых летчиков наиболее эффективны…»
Один день нам предоставили для того, чтобы мы посмотрели Москву, побывали на ВСХВ и в театре. Я это время провел вместе с П. К. Быковым и М. Н. Жуком.
На следующее утро все участники совещания вылетели на свои фронты.
9 сентября начался штурм Голубой линии, прикрывавшей Таманский полуостров. Горы на левом фланге нашего фронта, обширные заболоченные участки, лиманы, протоки и реки в центре и на правом фланге позволили противнику создать исключительно мощную оборону. Наши воздушные разведчики долго и тщательно изучали ее. По данным аэрофотосъемки были составлены подробные карты и схемы, которые поступили во все наземные и авиационные части.
Тамань прикрывала Крым, своего рода авиабазу врага на юге. Кроме того, с падением Тамани гитлеровцы теряли контроль над черноморскими водными путями. Пленные показывали, что их командование уже не рассматривает таманский плацдарм как исходный район для нового наступления. Но есть приказ удерживать Голубую линию любой ценой. Если, мол, русские прорвут ее, это будет равносильно поражению под Сталинградом и на Курской дуге.
Бои в Крыму начались под Новороссийском. Через два дня пришел в движение весь фронт.
Санитарная служба 4-й воздушной армии тщательно готовилась к этому наступлению. Медицинскому составу всех БАО вновь напомнили о необходимости основательной санитарно-эпидемпологической разведки. Я и мой заместитель вылетали на аэродромы, проверяли медпосты при радиостанциях наведения. Начальники лазаретов БАО проводили занятия с молодыми сестрами и санитарками.
Наряду с политработниками врачи-коммунисты выступали перед личным составом подразделений с рассказами о зверствах оккупантов на нашей земле. На это было указание политуправления фронта. Примеров было больше чем достаточно: расстрелы раненых советских воинов, попавших в плен, и мирных жителей, заподозренных в связях с партизанами, намеренное заражение населения инфекционными болезнями, пытки, издевательства, разрушение лечебных учреждений… С такими фактами медицинские работники сталкивались в каждой освобожденной станице.
Битва за Новороссийск вошла в историю Великой Отечественной войны. Город был полностью очищен от гитлеровцев за семь дней. Там действовала в основном авиация Черноморского флота. Но и от 4-й воздушной армии в этих боях участвовало 60 боевых самолетов. 16 сентября вся страна слушала приказ Верховного Главнокомандующего. В ознаменование одержанной победы столица нашей Родины Москва салютовала войскам Северо-Кавказского фронта, кораблям и частям Черноморского флота двенадцатью артиллерийскими залпами из ста двадцати четырех орудий. И наш фронт дождался салюта в свою честь!
В приказе Верховного перечислялись особенно отличившиеся соединения и части, которым присваивались наименования Новороссийских. В их числе были названы 11-я штурмовая авиационная дивизия, 88-й истребительный авиаполк и 889-й ночной легкобомбардировочный авиационный полк майора Бочарова. Эта часть была для меня в какой-то степени родной. Поэтому я, как только смолк голос диктора, поспешил в оперативный отдел, чтобы передать друзьям-однополчанам свои поздравления и добрые пожелания.
А на центральном участке фронта перешли в наступление 9-я и 56-я армии. Требовалось сорвать планомерную эвакуацию фашистских захватчиков с Таманского полуострова в Крым.
Буквально каждый метр отвоеванной у противника территории был минирован. Отступая, фашисты разрушали дороги и мосты. Особенно жестокие бои разгорелись на подступах к станицам Кубанская и Варенковская, а затем к Анапе. Враг то и дело переходил в контратаки.
С помощью кораблей Азовской военной флотилии под Темрюком были высажены два крупных десанта. С воздуха их поддерживали наши ночные бомбардировщики, а в дневное время — штурмовики. Летчики 103-го и 502-го штурмовых авиаполков проявляли исключительный героизм и боевое мастерство.
Авиация 4-й воздушной армии срывала также переброску войск противника в Крым через Керченский пролив. С 11 по 28 сентября она потопила 150 вражеских судов, а 60 сильно повредила.
Части нашей армии тесно взаимодействовали с авиацией Черноморского флота, которая бомбила порты Таманского полуострова и восточного Крыма. По мере продвижения наземных войск перемещались вперед военно-полевое управление, радиостанции наведения, а вместе с ними и медицинские посты.
В сентябре 1943 года медпостами при радиостанциях наведения было подобрано 36,9 % раненых летчиков, медсоставом БАО и авиаполков вне аэродромов — 19,5 %; 32,8 % раненых летчиков совершили посадку на своих аэродромах. Лишь 10,8 % пострадавших авиаторов подобрали наземные войска.
Четко действовала система эвакуации раненых: медицинский пост при радиостанции наведения — армейский хирургический лазарет в хуторе Новошкольный — авиаотделения эвакогоспиталей, расположенных в Краснодаре и Ессентуках. К тому времени у нас было уже два звена санитарных самолетов.
Наша авиация полностью господствовала в воздухе. Поэтому даже во время ожесточенных боев командиры авиачастей по представлению старших врачей имели возможность посылать летчиков в армейские дома отдыха. Их у нас теперь было два: второй открыли в конце августа в Кисловодске, в бывшем санатории Красной Армии. Его возглавлял подполковник медслужбы Стрельцов.
Прижимаемый к морю противник отчаянно сопротивлялся. Он цеплялся за каждый населенный пункт, за каждый удобный рубеж.
Медсостав БАО неустанно вел противоэпидемическую работу в освобожденных районах. Почти каждый десятый человек из местных жителей оказывался больным. Приходилось снова и снова строить бани, оборудовать дезкамеры, делать прививки, очищать территорию от отбросов…
Выше я уже не раз говорил о том, как часто спасала раненых летчиков медслужба наземных войск. Необходимо отметить, что медсостав БАО, в свою очередь, оказывал помощь не только авиаторам, но и сотням раненых пехотинцев. Мы никогда не делили пострадавших воинов на своих и чужих.
Наконец настал радостный час! Командующий Северо-Кавказским фронтом генерал-полковник И. Е. Петров издал приказ, в котором говорилось: «Сегодня, 9 октября 1943 года, войска 56-й армии стремительной атакой сломили последнее сопротивление врага и к 7.00 утра вышли на берег Керченского пролива. Разрозненные остатки врага были отрезаны от переправы и истреблены. На Кубани и Таманском полуострове не осталось ни одного живого немца, кроме пленных.
Последний этап битвы за Кавказ, начавшийся осенью прошлого года на Тереке, под Новороссийском, Туапсе, на перевалах Главного Кавказского хребта, — окончен. Ворота на Кавказ наглухо закрылись для врагов нашей Родины…»
В тот же день, в 22 часа, Москва от имени Родины вновь салютовала Северо-Кавказскому фронту двадцатью артиллерийскими залпами из двухсот двадцати четырех орудий. В приказе Верховного Главнокомандующего среди отличившихся войск были названы летчики генерал-лейтенанта авиации Вершинина.