В траве мелькнуло что-то бурое.

«Есть!» — подумал Саня и нагнулся.

Но это был берёзовый лист, а вовсе не красноголовик. Саня разочарованно хрустнул коленками и побрёл дальше. В корзине болтались две сыроежки да полужидкий обабок, густо приправленные осенней трухой.

В густом, как собачья шерсть, березняке тоже ничего не нашлось — как и в осиннике за Михайловским покосом, и мрачном бору ближе к железной дороге. Не было даже поганок. Проболтавшись в лесу ещё с полчаса, Саня вытряхнул из корзины свою жалкую добычу («Всё равно даже супа не сварить») и повернул к Телефонке в надежде найти хотя бы кусок чугунины или обрывок троса. Лишь бы не ложиться снова на голодный желудок.

Телефонкой назывался небольшой, но основательно загаженный холм по дороге в Малую Вильву. В начале девяностых там столкнулись «буханка» и «Москвич». Водитель последнего погиб на месте, машины с грехом пополам эвакуировали, но битое стекло, обломки приборной панели, отлетевшее от «Москвича» колесо и прочее тряхомудье остались на месте. Потом на Телефонке пообедала бригада лесорубов, оставив после себя яичную скорлупу и пустую бутылку, случайно порезавшийся грибник выбросил там окровавленный платок, и пошло-поехало — к двухтысячному году мусор на Телефонку везли целенаправленно.

Саня побродил немного среди обломков фаянса и полиэтиленовой шелухи, но так и не нашёл ничего мало-мальски ценного — разве что мясорубку с отлитым на ней ценником в 4 рубля 76 копеек. Примерно за ту же цену её примут и сегодня, так что пусть и дальше валяется под лопухом. Саня поспешил уйти, ещё не хватало, чтобы его — хорошего, в общем-то, электрика — увидели ползающим на помойке.

В этот момент с небес пророчески затрубило, и Саню продрало до печёнок. Он знал, конечно, что это орёт бывший ВЗОДИСМ — Волчанский завод обработки древесины и сборки мебели — и гудок всего-навсего зовёт рабочих на обед, но эффект был велик.

Есть захотелось ещё сильнее. Саня вспомнил, какие вкусные котлеты делают по средам и пятницам в тамошней столовке… Или делали, хрен их теперь разберёт. Он потерял работу, когда закрылись оба сборочных цеха — не помогли ни стаж, ни четвёртый разряд. В отделе кадров, кстати, под сокращение не попавшем, сказали, что это не собственник схватил его за шкварник и выкинул на улицу, а невидимая рука рынка — мол, ничего личного, ты ж понимаешь.

Как бы то ни было, завод с тех пор из всей своей по-маяковски звучной аббревиатуры выбросил несколько букв и стал убогим ВЗОДом, превратившись, по сути, в обыкновенную лесопилку, которую ещё и китайцам продали.

Саня перешагнул упавшую берёзу… и замер. Что-то падало с небес. Причём падало с таким, знаете, характерным свистом, от которого мутнеет сознание и хочется только одного — червём зарыться в землю.

Саня выпустил корзину из пальцев, обхватил голову руками и зажмурился. Нечто большое и тяжёлое с треском рухнуло на землю, ободрав ближайшую ель и зацепив рябину.

Крики разлетающихся птиц. Тишина.

Саня подождал немного и открыл глаза.

Еловый ствол блестел как обнажённая кость — половину ветвей снесло вместе с корой. Влажная щепа тянулась к зарослям шиповника. Он прошёл по ней взглядом и увидел, что из кустов торчит зелёный угол.

Немного помедлив, Саня подошёл поближе и услышал негромкое жужжание какого-то механизма.

«Да что за дела, господи?»

Он прищурился, сделал ещё несколько робких шагов вперёд…

И увидел.

Угол оказался частью хвостового оперения здоровенной бомбы. Она вошла в землю наискосок, но не полностью, и на её боковине виднелся кружок с тремя жёлтыми лопастями. Знак радиации.

«Так», — подумал Саня.

Он снял с себя правый сапог, вытряхнул из него нападавший сор и снова надел. Затем сорвал со штанины комок репейника — старый, уже крошится — и посмотрел в небо. Облака обещали долгий, неторопливый дождь. Пахло свежей хвоей. Крохотный паучок спускался с рябины на атомную бомбу.