Предстояла рискованная операция. Друзья, как и договорились заранее, собрались в парке. Никто не опоздал к назначенному Степкой часу, даже девочки. Сейчас в разговорах и поступках ребят проскальзывала тревога. Наступал ответственный момент. Это дома, сидя у телевизора, легко рассуждать, как поступить герою фильма, потому что всегда заведомо известно, чем все там кончится: «наши победят»… В реальной жизни все гораздо сложнее. Сложнее от неизвестности. А вдруг наши не победят?

Для гримировки Нафани ребята расположились на скамейке, в небольшой аллее парка, стараясь скрыться от посторонних глаз.

— Девчонки, вы ничего не забыли? — спросил Степка. И, не дождавшись ответа, скомандовал: — Быстро наряжайте Нафаню.

Из огромной, но легкой сумки сестры достали необходимые для преображения Нафани вещи. Девочки сразу же приступили к делу. Настя наносила макияж, а Лариса, угадав желание сестры подпевать во время работы, для того чтобы не дать ей такой возможности, рассказывала всем про отца:

— После той истории с экспериментами в нашей квартире, папа сделался какой-то невеселый, нервный… Юмора вообще не понимает… Вот недавно Дымка наделала лужу в его новые ботинки. Раньше он бы весело посмеялся, долго бы их мыл, брызгал одеколоном, журил кошку… Радовался бы, одним словом… А сейчас: сердито молчит и все… Совсем плохой стал…

— Что это вы делаете? — раздался над ребятами знакомый голос.

Нафаня чуть не слетел со скамейки. Все так увлеклись, что не заметили приближения Марьи Антоновны, их новой учительницы литературы. Вероятно, она прогуливалась в парке и, заметив сквозь деревья знакомых учеников, подошла к ним.

— Гуляем, — не моргнув глазом, за всех ответил Степан.

— А это зачем? — кивнула Марья Антоновна на размалеванного Нафаню.

Нафаня даже покраснел. Позор-то какой! Девочки только что нанесли румяна на его щеки, толком не успев их растереть.

— А это, Марья Антоновна, у нас философский способ познания…

— Познания чего? — удивленно спросила Марья Антоновна.

— Да всего! Литературы!.. Жизни, наконец… Такой метод корнями идет еще от японского театра Кабуки. Перевоплощаясь в противоположный пол, актер был в состоянии выучить большие куски текста. Вот мы с Нафаней сейчас будем «Медного всадника» Пушкина учить. Всего, целиком, для пробы!.. Он — перевоплотившись, а я нет… Потом сравним, кто лучше знает. Это течение в восточной философии называется «кабукуизмом».

— Ни, разу про такое не слышала…

— Жаль. Основоположником его является мастер Нафасама. А мы вот сейчас пробовать начнем. Но надо сосредоточиться! Очень важно при этом медитировать. Чтоб тихо было, свежий воздух… Чтобы посторонние не отвлекали…

— А я, значит, мешаю?

— Не то, чтобы очень, — театрально помялся Степан. Весь его вид, при этом, намекал на то, что некоторые здесь все же лишние, и только врожденный такт не позволяет ему сказать это вслух…

— Понятно. Ну ладно, учите Пушкина. Именно вас, молодой человек, я на следующем уроке и спрошу, — удалилась Марья Антоновна.

— Почему меня? Я же без перевоплощения учу. Это Нафаню надо спрашивать, — крикнул ей вслед разозлившийся Степан, привычно переводя стрелки на другого…

— Спасибо, удружил! — проворчал Нафаня.

— Жалко мне нашу новую литераторшу, — вместо ответа обронил Степан.

— Почему? — спросил Федор.

— А потому, что она сейчас окончательно решит, что попала не в школу, а в сумасшедший дом! Особенно, если начнет по справочникам искать философское течение кабукуизм с основоположником Нафасамой. И… не найдет!

— А разве ты все это выдумал? — удивился Федор.

— Ну, конечно же! «Нафасама» производное от двух слов — «Нафаня» и «сам». Надо же было что-то говорить, как-то выкручиваться, — кивнул на размалеванного Нафаню Степка. — Кстати, необходимо для правдоподобия придумать — как мы будем к Нафане обращаться во время операции. Ну, то есть определить — какое женское имя ему подойдет. Я предлагаю Пульхерией его называть.

Если бы вдруг, совсем случайно, в этот момент Нафане пришло в голову что-нибудь жевать, то он наверняка бы подавился.

— Ну уж нет! Такого издевательства я не потерплю! — возмутился он. — Мало того, что девицей нарядили, перед литераторшой опозорили, так еще обзываются дурацкими именами. Всему есть предел…

— Ладно, раз это имя не очень тебе нравится, тогда будешь Алевтиной, — тут же нашелся Степан.

— Что значит: «не очень нравится»? Да оно мне вообще никакое не нравится… Даже больше скажу: я его ненавижу…

— Хорошо! Хорошо! Не волнуйся так… Леной будем тебя звать. Потому что, я сильно подозреваю, что красивое имя Исидора тебе тоже не подойдет…

— А нельзя никак не называть? — миролюбиво предложил Федор.

— Нельзя! — отрезал Степка. — И вообще! Давайте побыстрее, а то вон зрители начали собираться…

Степан кивнул на группу старушек, появившихся неподалеку от скамейки. Те оживленно обсуждали непонятное поведение ребят. Особо рьяные из бабушек даже пальцем в эту сторону показывали.

— Складывается такое впечатление, что в парке гуляет весь город. Ну и тихое местечко мы подобрали! — проворчал Нафаня.

— Зато близко от места операции, — немедленно парировал прозвучавший в его сторону намек, Степан. — Итак! Все готово?

Он критически осмотрел Нафаню, заставил надеть заготовленные девочками очки и остался очень доволен.

— Так! Теперь дамская сумка для… М-м-м… Как там тебя? Для Пу… то есть, я хотел сказать для Лены…

Затем Степка приказал Нафане переложить пистолет из кармана в сумку. Все это проделали быстро и незаметно. Еще не хватало, чтобы любопытные бабушки — наблюдательницы заметили огнестрельное оружие.

Наконец, Степа достал из пакета рации. Он включил питание и показал девочкам, как ими пользоваться:

— Эти устройства работают либо только для передачи, либо только для приема голоса. Одновременно и слушать, и передавать речь они не могут. Поэтому рацию, которую мы оставим здесь с вами, я настроил на прием. Никаких кнопок не нажимайте, чтобы не сбить канал! Вы будете слышать все, что передаем мы. А нашу рацию мы положим Нафане… Извините, Леночке!.. В сумку, предварительно заклинив клавишу передачи. Чтобы она, в смысле рация, а не Леночка, конечно, всё время вам сюда передавала все, что у нас там происходит.

Степка извлек заранее заготовленный моток скотча и примотал одну из кнопок. Затем он положил передающую рацию в сумочку к Нафане. Кроме того, из своего бездонного пакета Степка извлек еще и маленький блестящий фонарик. Попробовав, горит ли лампочка, он переложил его все в ту же дамскую сумочку, которую должен будет нести изображающий девушку Нафаня.

— Рацию, которая останется у вас, держите в большой сумке, подальше от посторонних глаз, — наставлял Степан девочек, — Поставьте её на скамейку, будете слушать нас прямо из сумки. Так со стороны менее заметно.

— Теперь ты, Нафаня! Все время неси свою сумочку так, чтобы если что, можно быстро открыть ее, выхватить пистолет и стрелять…

— Я и стрелять-то не умею, — попытался возразить Нафаня.

— Это неважно! Все равно: выхватывай и стреляй…

— Ужас какой-то, — испугалась Лорик, — Это вам что, боевик? Нет, точно надо было в милицию идти!

— До стрельбы, я уверен, не дойдет, — тут же попытался успокоить ее Степан.

— Тогда, может быть, пистолет брать не будете? — робко спросила Настя.

— А вот и нет! Идем в неизведанное! Мало ли что… Да, чуть не забыл! Нафаня, у меня практически нет денег, только на жвачку хватит. Нужно чем-то расплачивался за мороженое, или что мы там еще возьмем. Не девушке же за все платить, если она с кавалерами пришла. Так что давай немного, — потребовал Степка.

Нафаня вздохнул, но деньги выдал. Он уже начал привыкать, что Степка считает все его деньги общими.

— Можно хоть на пистолет взглянуть? — порывался Федька, которого больше всего сейчас интересовало настоящее оружие, находящееся в такой близости от него.

— Потом, потом! Здесь не место, — оборвал его Степан. И снова обратился к девочкам: — Вы рацию из сумки не доставайте. Для пользования ею нужно специальное разрешение. Его у нас, естественно, нет. Поэтому, поосторожней здесь! Кто бы ни подошел, никому ни в коем случае эту рацию не показывайте… Если ее отберут, мне братан голову открутит! И не выключайте, а то собьете с канала, на котором будет идти передача…