— Ешь! — приказывали Катя и Ларион.

— Не хочу, — активно размахивая руками, возражал Смол.

— Говорят тебе — глотай! — Катя упрямо пихал ему ложку с вареньем.

Банку с вишневым вареньем, один из бурсаков стащил сегодня где-то в городе. Сверху содержимое было покрыто зеленой плесенью. Всю эту гадость осторожно сняли ложкой и выкинули. Но все равно: детдомовцы опасались отравиться. Нужно было проверить варенье на ком-то из людей. Для этих целей Катя назначил Смола.

— Но почему я? — не соглашался Смоленский.

— Как наименее ценный среди нас! Помрешь от ботулизма — не так жалко. Уж не думаешь ли ты, что пробовать нужно на мне? — с угрозой вопрошал Катя. Он недобро посмотрел на строптивого подопытного. — Отвечай, когда спрашивают!

— Нет, конечно, не на тебе! Но и мне как-то не хочется! — еще пытался возражать Смол.

— А тебя и не спрашивают: хочется или нет! Ешь!

Деваться было некуда, и Смол проглотил содержимое ложки.

— Так! Ждем минут пятнадцать: если выживет — смело можно есть, — заявил Ларион.

Смоленский с опаской прислушивался к своим внутренним ощущениям.

— Сам виноват! Испытывали бы сейчас варенье на Нафане! Тот вообще был никчемный! — произнес Катя, глядя на тревожного Смола.

— А почему я то виноват?

— Да потому, что ты неудачно проследил обстановку! Умудриться залезть в квартиру, где хозяйка была дома! Зачем мы целую неделю туда посылали тебя следить?! Кто тогда сказал: все чисто, квартира пустая?..

— Сколько раз уже объяснял: откуда мне было знать, что хозяйка там как мышка живет. Ни разу не видел ее в течение недели, пока наблюдал. И эта дверь на балконе: все выглядело так, как будто, уезжая, ее забыли закрыть… Чтобы проверить есть кто-то дома или нет, я даже во входную дверь звонил… А сам в это время убегал и с первого этажа прислушивался: откроет кто-то или нет. Сейчас я думаю: может быть у них просто звонок был отключен?

— Слышали уже твои «отмазки», и не раз! Впредь нужно более четко такие вещи проделывать! Это вам не уроки делать. Готовиться нужно тщательно. А то подобное тюрьмой пахнет. Для нас все обошлось, только из-за моей предусмотрительности! Я как чувствовал, тогда этого Нафаню вперед послал…

— Ту квартиру, вообще-то и не я, а ты отыскал! — напомнил Смол, стремясь частично переложить ответственность на Катю.

Тот с все возрастающей угрозой вопрошал:

— Я не понял! Уж не меня ли ты обвиняешь?

— Пятнадцать минут прошло! — напомнил Ларион. — А этот гад — Смол еще живой! Можно и нам варенье есть!

Катя зачерпнул из банки и медленно, недоверчиво стал подносить варенье ко рту.

Вдруг откуда ни возьмись, в ложке оказался то ли жук, то ли каракатица, в общем — отвратительное насекомое. Причем, очень странно как будто оно самопроизвольно возникло из воздуха!

— Бр-р-р!

От неожиданности Катя выронил ложку.

Немного придя в себя, и изучив банку, он зачерпнул новую порцию варенья, и как только поднес ее ко рту, в ложке вновь оказалось, еще более гадкая тварь.

Катя бросил ложку в безответного Смола, как будто бы тот был в чем-то виноват.

Но тут, банка, сама, как живая, словно разозлившись, подлетела к Кате и вылила все свое содержимое прямо ему на голову.

Все бурсаки, присутствующие в комнате, наблюдали за развитием событий от удивления разинув рты!

Обезумевший Катя вскочил, и в ужасе побежал в душевую: к воде.

Какого же было его состояние, когда там он увидел под потолком живую голову Нафани.

Привидение, страшно оскалясь, прошипело:

— Ты мне ответишь за все свои гнусные инсинуации, мерзкий тип!

Катя не знал, что такое «гнусные инсинуации». Он почувствовал, как волосы у него встают дыбом. Бедняга рванул назад в спальню.

Но и там не было покоя. Одеяло с бывшей Нафаниной кровати, все это время так никем и незаселенной, вдруг собралось в комок…. Подлетело к Кате, и… навернулось ему на голову. Само!

Он, истошно взвыв, вырвался.

Боковым зрением страдалец заметил, как с той же кровати поднялась еще и подушка.

Думая, что подушка также сейчас прилетит в него, не выдержав всего происходящего, Катя вновь рванул из спальни…

Он уже не видел того, что подушка, переместившись по воздуху, просто исчезла. В никуда.

В спальне все стихло…

* * *

— Неплохо повеселились! — умилялся Федька. — Для большего эффекта: я ему волосы дыбом приподнял, когда он Нафаню увидел…

Нафаня, не слушая товарища, задумчиво держал в руках подушку, так эффектно выуженную им из детдома.

Он нащупал распоротый край и, засунув туда пальцы, вытащил, наконец, заветную бумагу.

Вот оно — письмо Буша. Удивительно, но никто до него до сих пор не добрался.

Теперь-то уж не кому помешать его прочитать.

« Нафаня! Если ты читаешь эти строки то, скорее всего, со мной уже расправились и случилось нечто ужасное. Может быть даже меня нет в живых… Это письмо тебе передаст верный человек… По нашему с ним договору, он не будет его читать (сам так захотел), потому что очень боится за себя. Меньше знаешь — дольше проживешь. Хорошо уже то, что этот парень вообще согласился, если со мной что-то случиться подбросить тебе эту записку…

Ты сейчас единственный, кто узнает, почему Козлявская и ее прихлебатели хотят меня сжить со свету.

Однажды я случайно стал свидетелем разговора Нелли с директором… Я тогда зашел в кабинет к Козлявской, и ждал ее там. Так получилось, что из смежной комнаты были слышны голоса. Они обсуждали то, что как-то во время поездки к шефу… Этот шеф, как я понял, помогает им сбывать краденное, и вообще координирует связь с другими преступниками…

Так вот, во время поездки к этому шефу, на своей Вольво, когда за рулем был директор они, нарушив правила, сбили насмерть человека. Да еще и скрылись с места происшествия…

Они спорили о том, что нужно как-то избавиться от этой машины, чтобы не было лишней улики…Директор хотел это сделать немедленно, а Нелли говорила, что нужно переждать, а потом продать автомобиль в другом городе. В какой-то момент Козлявская выглянула из кабинета и заметила меня… По моим глазам она поняла: я слышал все!

С тех пор мне не стало житья, хотя я и помалкивал.

Еще одна деталь: на территории детского дома, в блоке хозяйственных построек есть гараж, его с тех пор никогда не открывают. Я думаю, что машина, на которой они сбили человека, до сих пор там.

Если когда-нибудь сможешь — то используй это письмо как улику в доказательстве их вины. Отомсти за меня».

На записке также имелись дата и подпись Буша.

Нафаня задумался.

Лариса, Настя, Степка и Федя с участием смотрели на него. Они, сгрудившись вокруг, также прочитали письмо. Всем без слов было ясно кто виновен в том, что Нафанина мама сейчас в таком состоянии.

Буш то этого не знал. Нафаня как-то не успел рассказать ему свою историю.

Зато все присутствующие сейчас в черной комнате, прекрасно понимали: благодаря письму Буша, невольного свидетеля разговоров преступников, количество улик против них увеличивается.

Но, никто из друзей Нафани даже и не подозревал, о чем тот сейчас в действительности думает.

— Степка! — вдруг обратился к другу Нафаня. — Чем пахло в каморке Финика, когда мы туда таскали Федькину справку?

— А что там пахло? Да вообще-то я не помню.

— Зато я помню! Там пахло сигаретами, которые курит Козлявская. Это не очень то распространенный запах. Я только у нее в кабинете такой ощущал! Она курит сигареты черные, длинные такие, с ментолом и каким-то противным ароматизатором, что ли….

— Козлявская была у Финика?

— Вот именно! Незадолго до нашего туда прихода.

Нафаня возбужденно заходил по комнате, заложив руки на затылок. И продолжил:

— И тогда тоже… Что, по-вашему, в тот день, когда произошло происшествие с моей мамой, им было делать в районе нашей школы? Да все просто: они к нему вообще периодически ездят. Финик и есть этот их шеф! Представляешь! Кто может подумать, что какой-то учитель физкультуры…

Нафаня схватился за коммуникатор.

— Куда ты хочешь звонить?

— Позвоню тетке — все расскажу, пусть сюда адвокатов, детективов, еще кого-то шлет… Посмертное письмо Буша им передам… Они взрослые — придумают, как разоблачить и доказать… За его смерть, за все расквитаемся… Конечно же, не буду рассказывать как оно ко мне попало… К примеру, нашел в своих вещах, случайно, только сейчас…