Для Нафани начался новый этап жизни в детском доме. Он стал ходить в школу.

Потянулась череда одинаковых, похожих друг на друга дней. Через какое-то время Нафаня понял: скорее всего, также хорошо учиться, как когда-то, в прежние времена, он, пожалуй, уже не сможет… А если и сможет, то только по одному предмету, да и то — географии…

Все в этой школе было не так. Даже относительно спокойные и тихие детдомовцы здесь становились абсолютно не управляемыми. Потому что они чувствовали хоть какое-то небольшое послабление от гнета системы, введенной Козлявской на территории детского дома. Почти на всех уроках стоял невообразимый шум и гвалт. Содом и Гоморра. Никто и не думал учиться. Дети занимались чем угодно. Не спрашивая учителя, и вообще не обращая на него никакого внимания, бурсак в разгар урока мог встать, пройтись по классу, пересесть на другое место. Или, например, вообще, сидеть спиной к доске и играть в морской бой.

Нафане, пока он хоть мало-мальски не привык, все это показалось невероятно диким. От постоянного бедлама, творящегося вокруг, он даже впал в какое-то полусонное состояние.

Нормальные учителя просто боялись и отказывались вести уроки в классах, которые были составлены из воспитанников детского дома. Поэтому все преподаватели бурсакам доставались никудышные. Математику вела добрая старенькая Марь Ивановна, давно уже пенсионерка. Она даже не пыталась чему-то их учить. Зачастую на уроках Марья просто вязала… Терять ей почти нечего. Если ее и выгнали бы с работы, то пенсию уже все равно никто не отберет…

Литературу и русский преподавал глухой Ренат Измаилыч. Тот вообще плохо помнил, как зовут его самого… Ученики же, даже чуть ли не при нем самом, завали литератора «Ренаткой».

Химичка, Юлия Николаевна, молоденькая учительница, для себя решила, что этот год она как-нибудь отстоит, а уж на следующий, точно переведется в другую школу. Химию оно не преподавала, все равно никто не слушал. Юлия Николаевна вслух читала книжки. Не по теме конечно…

По другим предметам учителя тоже были не лучше…

В этом учебном заведении вообще многое было особенным. Например, школьный жаргон. В прежней школе, где учился Нафаня, учительницу химии называли химичкой. А здесь совсем непривычно — химоза. Даже уродские ботинки, в которых он ходил, и над коими не насмехался только ленивый, бурсаки почему-то называли по-английски: «ШУЗЫ». Хотя Нафаня сильно сомневался, что с их способностью учиться, бурсаки знали происхождение этого слова.

Но вот что интересно: судя по оценкам, успеваемость детдомовцев при всем этом была неплохой. Еще бы, оценки учителя просто завышали… Попробуй поставь плохие, будешь потом иметь дело с завучем. А еще хуже с ее подругой Козлявской. Та такую истерику закатит, сам же учитель и останется виноватым — не правильно учил.

Пожалуй, только на уроках географии была железная дисциплина. Географичка Роза Самуиловна сумела навести порядок.

Даже внешний вид этой учительницы был страшен. Нафаня как-то давно читал сказку про древний город мастеров. На обложке этой книги жители были нарисованы в больших изогнутых башмаках, чем-то напоминающие по форме кабачки. Если такой перевернутый вниз башмак приставить к лицу человека вместо носа, то можно представить, как выглядит географичка. У нее был не нос, а феноменально здоровый шнобель! В довершение к этому, лицо Самуиловны украшали немалые, черные, страшные бородавки… Баба Яга!..

На все уроки она приходила с деревянной указкой. В этой указке, как в волшебной палочке и заключалась вся сила географички. Она лупила ею учеников. Страшно, со всей силы… Так что зачастую указка даже ломалась. Семнадцатый век! Била она не только по ученикам, но и по столам, за которыми они сидели. Для тонкого, чувствительного Нафани, это был просто смертельный номер…

Когда сидишь в тишине и безмятежности, вдруг совершенно неожиданно сзади, или сбоку раздается оглушительный удар — плашмя указкой по гулкой столешнице… Как пушечный выстрел. Тут со страха заикаться начнешь! Географичка во время урока ходила по классу, и нужно было быть постоянно собранным, настороже, чтобы не пропустить удара. Это Нафане удавалось плохо. Хлопок следовал, как правило, тогда, когда он меньше всего это ожидал…

Но, нужно отдать должное учительнице: самому Нафане указкой еще ни разу не доставалось… Била Роза Самуиловна только за дело.

Не лучше чем с учебой, у Нафани обстояли дела и в отношениях с одноклассниками. Тот тон, который задал в детском доме по отношению к нему этот бандит Катя, автоматически перенесся и сюда, на территорию школы. Еще бы! Учителям было на все наплевать, а верховодили здесь те, кто понаглее, и посильнее. Беззащитный Нафаня, как новенький, и не принадлежащий ни к одной из мальчишеских группировок, представлял удобную мишень для еще большего самоутверждения Кати и ему подобных. А уж такие вещи как несуразные ботинки, только помогали юным негодяям, давая постоянный повод для насмешек.

Вот так вчера, Ларионов, или как его часто называли — Ларион, противный тип, который обычно сидит на задней парте, подошел на перемене к Нафане. Желая повеселить одноклассников, он заявил:

— Тут недалеко турбазу обокрали. Это не твоих рук дело? Там пропала огромная пара лыж!

И кивнув на ботинки Нафани, добавил, озираясь на дружков:

— Твои-то лыжи случайно не оттуда? Такие же большие, широкие! Горные! Ха-ха-ха!

Обидное гоготание, последовавшее со всех сторон, не позволило Нафане промолчать, как это он обычно пытался делать. На этот раз он не сдержался и, кивнув на коричневый пиджак обидчика, ответил:

— Там еще и попона от пони пропала! Это случайно не она на тебе? Вместо пиджака! Что-то ты ржешь как конь!

Ларионов, вовсе не ожидавший такого отпора, обозлившись, толкнул Нафаню, да так, что тот отлетел к окну. Раздался звон разбитого стекла. Это Нафаня задел локтем раму. Хорошо, что хоть не поранился!

— Варвары! Дикое скопище пьяниц!.. Не создавать, разрушать мастера!.. — неожиданно прозвучал речитатив среди возникшей секундной тишины. Это учительница, как раз проходившая по коридору, не могла не возмутиться от увиденного. Нафаня даже не знал эту женщину, так как в их классе она ничего не преподавала.

— Какой вандал это сделал? Что тут произошло? — негодовала учительница.

— Да вот: Новенький подрался! — тут же нашелся Ларионов.

Катя, до этого молча наблюдавший за всей этой сценкой, тоже подал свой голос:

— Да! Это он! Я все видел. И любой подтвердит! Не правда ли, пацаны?

Он с угрозой посмотрел на окружающих. Естественно никто и не подумал возразить.

Все это произошло вчера. А сегодня, на первой перемене, Нафаня проходя по школьному коридору, увидел огромную стенгазету и веселящихся возле нее школьников. Он, может быть, и не рискнул подойти в этот момент, чтобы взглянуть на предмет общего веселья. Посмотрел бы потом, украдкой, когда не было бы такого скопления народу. Но, кто-то из зевак, кивнув в сторону газеты, и указывая на Нафаню, заявил:

— Да вот и он сам! Похож, как две капли…

В газете был изображен разнузданный, с фингалом под глазом, лохматый, крошащий все вокруг себя, сорванец. Под рисунком кто-то написал, о том, что будто бы Нафаня устроил драку, разбил стекло, и вообще: «ПОЗОР ПОДОБНЫМ УЧЕНИКАМ!».

Ларионов в газете вообще не упоминался. Зато фамилия Нафани была выделена жирным шрифтом. Но что самое обидное, среди обсуждающих карикатуру подростков громче всех смеялся именно Ларионов. При этом он частенько посматривал на Катю, словно ожидая похвалы, за свою подлость.

У Нафани от обиды потемнело в глазах. Ну что тут можно сделать?

Все это произошло вчера, а сейчас Нафаня с неприязнью оглядывался на своего обидчика, который, не смотря на то, что идет урок, опять чему-то радовался…

— Жаргоны бывают разными. Дети! Кто может привести примеры жаргонов, — учитель русского и литературы Ренат Измаилыч, со слабой надеждой посмотрел на класс.

— Бывает «беспонтовый» жаргон, — тут же нашелся Ларионов.

— Правильно! Портовый жаргон! — радостно откликнулся глуховатый Ренатка. По простоте душевной, ему показалось, что хоть кто-то его слушает, да к тому же еще и правильно отвечает. — Я вам приведу примеры других жаргонов…

— Кажется краской откуда-то несет! — заволновался кто-то из ближайших соседей Ларионова, в заднем ряду парт.

— Да, действительно пахнет, — немного погодя подтвердили девочки сидящие поближе к центру класса.

Постепенно запах распространялся по всей комнате. Вскоре его ощутил и Нафаня. Прямо как в керосиновой лавке!

— Фу! Чем у нас тут так плохо пахнет? — учитель последним почувствовал неладное.

Заметив хихикающего на галерке Ларионова, он попробовал робко возмутиться:

— Опять Ларионов?! Что ты там еще натворил? Твоя работа?

— А что я? У нас же перед этим был урок химии, вот той химией и пахнет!

— Какой такой еще химией? — не понял Ренат Измаилович.

— А я почем знаю? Из какой дряни, то есть химии, это делают? Я только ботинки ею почистил, и вдруг как заво… то есть запахнет! — Ларионов почему-то все же решил сознаться, и показал круглую коробочку с кремом для обуви.

— Но разве это нужно было делать на уроке?! — попробовал все же возмутиться Измаилыч. Но лучше бы он этого не делал. Нарушитель дисциплины разошелся вовсе:

— Здесь на коробочке так и написано мелкими буковками: «Превосходно чистит в любых условиях! В комплект входит щеточка, что позволяет использовать крем не только в дома, но и…».

Ларионов медленно, со вкусом зачитывал содержание этикетки вслух.

— Прекрати! — все еще пытался призвать к порядку литератор.

— Использовать в любых условиях, это значит и на уроке! Пожалуйста… Тут и адрес и телефон… Есть куда жаловаться! — Ларионов стал зачитывать координаты завода изготовителя. — Вот по этому адресу, Ренат Измаилович, вы и сможете написать все претензии… Вам же не нравится! Сообщите все, что думаете об их запахе, и о них тоже….

Понимая, что все равно не удастся помешать срыву урока, учитель замолчал и устало сел. Ему уже не привыкать. Пусть резвятся бандиты… Обычное дело с этими не управляемыми детдомовцами.

Как будто не замечая учителя, не умолкая, звенел как колокольчик Ларион:

— Во! У них даже свой адрес в Интернете! Можно послать e-mail…

Нафаня, наблюдая за всем этим бедламом, с горечью подумал:

«Хуже всего то, что они все привыкли к такому обучению. Все, включая учителей… Для них это уже норма! Никто из бурсаков не задумывается — чему же нас здесь научат? Мне, видящему свежим взглядом происходящее здесь, кажется диким. А им нет! Неужели пройдет время, и я тоже к такому привыкну»?

— Ой! — раздался испуганный рев Ларионова, сквозь грохот. На него вдруг упал шкаф.

Нафаня даже подумал: «Неужели Лариона покарало провидение»?

Но все оказалось проще…

В торце класса, между стенкой и задними партами стояли в ряд несколько книжных шкафов. Они располагались не вплотную к стене, а немного поодаль. Так было сделано специально, чтобы за этими шкафами можно было разместить, какой-нибудь школьный инвентарь… В эту нишу мог свободно пройти человек. Вот сюда-то, незаметно, во время всеобщего гвалта, и пробрался Катя. А затем, чтобы попугать и добавить суматохи, решил наклонить шкаф в сторону Ларионова… Но, просчитавшись, не смог удержать такую тяжесть…

Оставшуюся часть урока, все бурсаки были заняты обсуждением случившегося. А также наведением маломальского порядка в классе, от рассыпавшихся повсюду бумаг из злополучного шкафа. Какая уж тут учеба?! Зато Ларионов был горд необычайно. Еще бы! Привлек к себе всеобщее внимание на такое длительное время! При этом удивительно, но он даже не поцарапался.

Казалось бы, после такого бурного урока, хотя бы на перемене могло быть немного поспокойнее. Должны же эти детдомовцы хоть немного угомониться! Тем более что сразу, как только прогремел звонок с урока, наиболее хулиганистые мальчики куда то срочно испарились. Ни Кати, ни Лариона, ни Пупыря в классе не было.

«Курят, наверное!» — решил Нафаня.

Но, на смену одним возмутителям спокойствия в бурсе тут же приходят другие. Иначе это не было бы бурсой…

Те из ребят кто остался на перемене в классе, сразу нашли себе новое веселое занятие. Они начали залезать на лестницу-стремянку. Ее принес в класс электрик, чтобы поменять лампочки, а сам при этом куда-то отлучился. Ребята не просто забирались по ступенькам, а шумно прыгали вниз: кто дальше…

Все бы ничего, да Смоленский, спрыгнул неудачно, спланировав на не вовремя проходившую внизу Машу Сафонову. Он понял, что столкновение неизбежно, еще в начале прыжка… Но было уже поздно. Любой первоклассник знает: во время полета со стремянки повернуть невозможно… Как истинный джентльмен, Смоленский конечно пытался притормозить. Но где там! Птицей-то он не был. Ни орлом, ни хотя бы попугаем… А потому, летать, меняя направление по собственному желанию, он не мог. Отчаянные взмахи руками во время этого полета, привели только к тому, что Смоленский стукнулся со всей силы рукой об стенку. Да еще и получил по шее от сбитой с ног Маши.

Пострадавший корчился от боли. Пальцы у него посинели и распухли. Вызванная кем-то школьная медсестра, долго исследовала руку Смоленского и, наконец, вынесла неутешительный приговор:

— Перелом! Нужно срочно в травмпункт. Как это вы умудрились? Подрались что ли?

Но кто ж ей правду-то скажет?..

Следующий урок, в связи с происшествием, конечно же, начался значительно позже, чем прозвенел звонок. Пока отправили в травмункт пострадавшего, пока расселись по местам, пока хоть немножко угомонились…

Одну Машу Сафонову только пол-урока успокаивали. Она, невольно сыграв роль аэродрома, почему-то полагала, что пострадала больше всех. Хотя у нее то, в отличие от Смоленского, ничего не сломалось…

Несмотря на все эти обстоятельства, вызвавшие большую задержку урока, Катя, и его приспешники все равно опоздали. И где шлялись? Непонятно!

Они, ничуть не смущаясь того, что мешают учителю, пробирались на свои места. При этом опоздавшие, практически даже не сбавляя голоса, продолжали разговаривать друг с другом. Как будто нет вокруг никого… Надо же, невоспитанность какая! Нафаня уловил, как Ларионов говорил Кате и Пупырю:

— А дрожжи-то свеженькие, хорошие….

Вид у всех был такой, словно они чего-то знают, но никому не скажут…

Нафаня подумал:

«Что еще за дрожжи»?

Однако выяснилось все очень, и очень скоро. На одной из перемен по школе стал распространяться ужасный запах из туалетов. Как выяснилось, засорилась канализация сразу во всех туалетных комнатах. И в мальчишеских и в девчачьих… С чего бы это? Говорят — в трубах оказались дрожжи… Обыкновенные пищевые дрожжи, которые применяют в кулинарии. Кто-то смыл несколько пачек сухих дрожжей, а в воде они естественно разбухли, перекрыв сток. Результат на лицо: всеобщий полный потоп.

Дурдом продолжается!

Кто-кто, а Нафаня сразу понял, чьих рук это дело. Остальные бурсаки радовались невероятно: по требованиям санэпидемстанции, когда не работают все туалеты, занятия в школе нужно отменять, а учеников отпускать по домам…

По домам! Эх! Нафаня вспомнил о доме. Раньше он бы тоже порадовался. А теперь…

За время своего житья в детском доме, Нафаня не разу не слышал ни одного доброго слова в свой адрес. А разве может человек жить без доброго слова?..

По дороге из школы, Нафаня думал о том, что неплохо было бы сходить повидать Степку, Федю и Лорика с Настей.

Такая мысль не раз приходила ему в последнее время. Но маленькое событие, происшедшее по дороге, круто изменило его мнение на этот счет…

— Эй, тинэйджер! Хэй ююю! — Нафаня не сразу понял, что столь странное обращение относится именно к нему. Видимо произнесший эту фразу мужчина просто слегка шутил подобным образом.

— Молодой человек! Да, да! Я тебя спрашиваю, — уже более просто изъяснился прохожий.

Нафаня обернулся в сторону говорящего.

— Будь добр! Подскажи, как тут пройти на улицу Степ… — он оборвался на полуслове, увидев ботинки Нафани.

— Ба! Вот это мокасины! — присвистнул он. И не удержавшись, засмеялся. — Это что сейчас новая мода такая?

Нафаня ничего не ответил. Он обиженно отвернулся и поплелся восвояси.

— Парнишка! Да ты не обижайся! Если у вас такая мода, так чего ты дуешься? В мое время пацаны вообще хипповали: в рваной одежде, не чесанные, не мытые, ходили. Скажи-ка, юный хиппи: как мне все же пройти на улицу Степную? — не унимался прохожий.

Нафаня не знал. Он вообще здесь почти ничего не знал. Небольшое расстояние между школой и детским домом бедняга всегда стремился прошмыгнуть быстро и незаметно, как мышка. Нафаня сильно стеснялся своих мерзких ботинок.

Сейчас, по этой бурной реакции прохожего, убедившись какое впечатление производит на посторонних его обувь, Нафаня размышлял:

«Нет! Ни к Степке, ни к Федьке, ни к Ларисе с Настей, НИКУДА я в таком виде НЕ ПОЙДУ. Это же на другом конце города. Засмеют по дороге…

А если ночью?.. Допустим! Ну, дойду я, хотя бы ночью… А перед друзьями в такой обуви все равно стыдно… Может быть у Буша на время его ботинки попросить? Интересно, где он есть! Пожалуй, с того раза, когда в изоляторе лежал, я его так ни разу и не видел!»