— Госпожа Яги́да! Госпожа!

— Ну что?

— А…может, ну её эту стоюн-траву? А?

— Испугался, добрый молодец? — хмыкнула я, уверенно топая по лесной тропке. — Увидел пару леших, и в портки наложил?

— Да нет! Вы что…просто…я так подумал, ну и решил…

Я резко затормозила. Как же меня достали эти деревенские олухи. Посудите сами…уже пятый ко мне приходит за чудо-травой, которая «дух» молодит. И каждый в ужасе бежит прочь, видя, как ее придется добывать. Объясняешь им, говоришь, что иначе не получится. Что надо, чтобы ее человеческие руки сорвали! Все бьют себя кулаком в грудь, все головой в ноги бухаются, помощи просят, а потом бегут, что только пятки сверкают…надоело.

Лес мой полон нечисти. Все норовят человека напугать. И что смешнее всего…молодые, здоровые парни! И уверены, что им лекарство нужно! А то, дескать, их жена заглядывается на другого. Как будто имущество в штанах убедит их благоверную забыть обо всех на свете. Эгоисты.

— Не хнычь. Руки в ноги и топай.

— Но госпожа…

— Слушай, дружок, — я уперла указательный палец в нос мужика, и нахмурилась. — Я тебе тут экскурсоводом не нанималась. И моральную помощь, оказывать, не должна. Неделю тут хожу, как кикимора какая! И что?! Хоть бы один заплатил за труды! Но не-е-ет! Вы сразу голову в плечи, как ёжики какие, и деру отсюда! Трава нужна? Значит, пойдешь и сорвешь! А если откажешься, то век стояка не будет! Понял?!

Митяй округлил голубые глаза полные ужаса, и почти плаксивым тоном спросил.

— Век?

— Век, — кивнула я. — Вот тогда ты по— другому запоешь.

— Ой…как же это…не надо!

— Тогда бедра напряг и вперед!

Митяй вздохнул и пошел за мной дальше. Скулил себе там чего-то под нос, но шел. Тоже мне…ишь, вздумали! Я к ним по— доброму, а они как зайцы перепуганные…

Вскоре Митяй и я вышли к болоту. Здесь по берегу росли скромные белые цветочки с очень острыми листьями.

Я пихнула Митяя в бок и взглядом указала на цветы.

— Давай, чего стоишь? Да руки в рубаху спрячь, не то порежешься.

Митяй закивал, натянул рукава на ладони и осторожно выдернул весь пучок из рыхлой болотной земли.

В этот момент у берега пошла рябь, а потом вынырнула утопленница с зелеными волосами и тиной на крутых бедрах.

Митяй взвизгнул и сел на задницу со всего маху. Русалка захихикала и вышла на берег.

Я рыкнула и, закрыв собой мужика, дала ему метлой по лбу, чтобы не пялился.

— Глаза закрой! Закрой сказала, не то заморочит!

Митяй послушно зажмурился и даже в комок сжался. Цветы крепко держал в руках. А — то мало ли…

Я повернулась к русалке.

— Чего надо?

— Фу…как грубо, Ягида.

— Так чего надо?

— А кто это с тобой пришел, а? — она заинтересовано взглянула в сторону испуганного Митяя, который упорно читал молитвы, с закрытыми глазами.

— Это? Это так…за травой пришел. Уна, шла бы ты…а-то, не ровен час, пересохнешь…

— Вечно ты грубишь… — нахмурилась русалка. — Я к тебе по— доброму, по-соседски…

— Ага-ага… — хмыкнула я. — Рассказывай. Кто моего парня так заморочил, что бедняга забыл все на свете? А? До сих пор думает, что он пятилетний ребенок!

Уна хихикнула.

— Да ладно тебе вспоминать…старая история. И я извинилась.

— А я злопамятная. Так что мне твои извинения до одного места.

— Ну не дуйся…дай, поиграю. Чуть-чуть….

— Нет.

— Ну…с часик!

— Нет, я сказала. Уна, я к тебе отношусь с трепетом и пониманием, только потому, что водяной любит тебя. Но клянусь Перуном, будешь нарываться, я тебе космы узлом завяжу и повешу на ель. Повисишь, солнышко утреннее встретишь…авось, поумнеешь.

Уна поджала губы и топнула ногой.

— Злая ты, Ягида! Всю жизнь одна будешь! Яга-костяная нога! Ме-е-е!

Вот зараза, еще и язык показала. Ну, ничего…придет твой любимый ко мне в гости, в карты играть, я ему расскажу, как ты себя ведешь. Задницу твою давно выдрать пора.

Я повернулась к Митяю. Парень аж побледнел от страха.

— Митя.

— Не-е-е…

— Чего не? Пошли отсюда.

— А…русалка…

— Ушла. Пошли уже.

Митя открыл глаза, оглядел горизонт, и, убедившись в своей полной безопасности, встал на ноги.

— Цветы не помял?

— Нет. Целехонькие.

— Хорошо. Пошли. Выйдем к дому, я тебе расскажу, как заваривать, и как пить.

Обратную дорогу, надо сказать, Митяй шел, чуть ли не вприпрыжку. Ой, дурень…здоровый, сильный мужик. Лет…тридцати пяти. Высокий, как шкаф. Лицо приятное. Всем хорош и пригож. Да вот беда…зазноба его Миролюба, на другого теперь смотрит. А его не замечает…и вот наш Митяй, решил покорить ее…пушкой дальнего действия в штанах. Либо мужчины здесь какие-то эгоистичные, либо бабам и, правда, много не надо.

К моей избушке вышли, когда солнце уже клонилось к закату. Н-да…весь день с этим дурнем потеряла.

— Ладно, слушай сюда, цветы осторожно обдерешь и в теплую воду положишь на ночь. Тканью легкой накрой. Чтобы не сглазил никто…пить каждое утро по две ложки перед едой. Листья и корешки зарой у себя под окном. На вот, наговор прочти, когда все сделаешь. Да смотри, чтобы не видел никто. Ясно?

— Ой, ясно, госпожа Ягида! Спасибо вам! Ой, спасибо…

— Э! Куда?! А плата?

Митя как-то странно застыл и вжал голову в плечи.

— Я кажись…кошель, в лесу потерял…

Я вздохнула и повесила голову. Опять…опять без денег осталась. Семен опять ворчать будет…

— Э…госпожа Ягида…?

— Ну чего?

— А давайте, я вам хлебом верну? А?

Я мрачно хмыкнула. Митяй пекарь. Хлеб у него вкусный, но я столько сдобы не съем. А если съем, то в двери не пройду, и в ступу не влезу. А мне еще Семена кормить…

— Давай так… — я повернулась к мужику. — Рыбы принеси. Только смотри, чтобы свежей…да крупы, какой— нибудь. И будем в расчете.

— Ой, так конечно! — радостно улыбнулся Митя. — Ну, я побег! Ждите завтра на заре! Все принесу-у!

Я помахал рукой вслед Митяю, и тут же осунулась и вздохнула. Устала…

Метлу поставила у дверей, пусть высматривает, может еще, кто заявиться, захочет…

Зайдя домой, я прошла к столу, на котором уже был мой ужин. В животе заурчало. Я села за стол и потянула руку к румяному куску хлеба, как тут же получила ложкой по рукам.

— Ай! Больно же!

— А поделом! Руки мыла?

— Не…

— Иди, вымой руки. Ты же воспитанная ведьма!

Я надулась и встала из-за стола. Бочка с чистой водой стояла у печки. Сёма набрал воды в ковш и помог ополоснуть руки.

Сёма — кот. Да, он вроде как магический…говорить умеет, сказки знает, да и заклинания кое-какие. По хозяйству помогает. В общем, полезный домашний зверь. Только он не любит, когда его домашним называют. Дескать, дикий он. Его еще три поколения ведьм назад, одна поймала, и заставила себе служить. Вот и служит теперь связанный клятвой. Я охотно верю и киваю. Пусть у пушистика будет мечта…

Я вытерла руки о длинную черную юбку и снова села за стол. Сёма черным и пушистым облаком устроился напротив меня, заглядывая в глаза.

— Каша с грибами, вот оладушки, и молоко.

— Спасибо, ты просто золото черноусое.

Семен фыркнул, но было видно, что ему была приятна моя благодарность. Пока я уписывала за обе щеки, Сёма тихонько съел пару оладушек и запил молоком.

— Ну, сколько заработала?

Каша встала у меня поперёк горла. Я закашляла и еле проглотила. А потом виновато взглянула на кота. Сема вздохнул и сложил лапы перед собой.

— Опять ничего не заработала?

— Митяй потерял кошелек в лесу…

— Ну, все…плакал твой оклад. Еду на что покупать будем? А?

— Митяй обещал завтра принести крупы и рыбы…

— Да ты что? — фальшиво обрадовался Сёма. — А муку на что покупать? А яйца? Масло уже почти закончилось…Яна…сколько раз тебе говорить, деньги вперед бери!

— Да знаю…просто…

— Добрая ты.

— Что?

— Добрая говорю, — Сёма подпер щеку пушистой лапкой. — Прошлая, знаешь, какая была…у-у-у…палец в рот не клади. Да и ничего другого тоже лучше не класть. Злая. Суровая. Зато…справедливая. И местные ее боялись. По пустякам не тревожили…а к тебе уже каждый встречный-поперечный ходит! Только ленивый разве что, не зашел…

Я нахмурилась и отложила ложку. Аппетит резко пропал. Всегда он так…знает, как на больное надавить. Я ведьма всего пять лет…очень трудно было прижиться. Я почти год отходила. Привыкала. А по началу, я каждую ночь ревела в подушку. Сёма тогда рядом спал. Успокаивал. А потом, все это колдовство! Это ж, сколько нервов ушло! А здоровья! Где уж мне было страху на местные деревни наводить…не до того. И вот Сёма снова начал…а вот прошлая, а вот она, да ее и бла-бла-бла. Знает ведь, что неприятно мне это слышать, кот шелудивый.

— Чего нос повесила? Обидел?

— Нет.

— Вижу, что обидел, — хмыкнул кот. — Не дуйся, Яна. О тебе пекусь. О тебе переживаю. Я старый уже. А как помру? На кого тебя оставлю?

— Ты не старый.

— Стар, я по меркам котов…

— По меркам котов, ты должен был еще лет шестьдесят назад в ящик сыграть. А ты живой. Так что не рассказывай мне…

Сёма вздохнул и, потянувшись, молча, отправился спать за печку. У него там лежанка была. Доедала я в полном одиночестве…

* * *

— А скажи-ка, эта дорога к ведьме ведет?

Митяй нес в лавку хлеб утром, как его остановил всадник. По виду из дружины. Молодой да статный. И взор соколиный. Волосы черны, как крыло у ворона.

— А ты кто будешь, добрый человек? — Митяй только перед нечистью робел, но перед простым человеком, смелость мог показать. — И зачем тебе наша ведьма понадобилась?

— А дело у меня к ней, — хмыкнул воин в усы. — Важное. Не для посторонних ушей. Да не смотри так, пекарь, я без злого умысла. Правда, дело. Говорят, она ворожить может. И любую хворь лечит.

— Ну да, верно говорят… — кивнул Митяй. — Да только имя свое скажи, чтобы я тебе поверил.

— Меня Черномир звать. Я из дружины князя. Мы вон в той деревне остановились на ночлег.

— Черномир, значит… — кивнул Митяй. — А я Димитрий. Для своих — Митяй.

— Ну, скажи-ка, Митяй, правильно ли еду я? Это дорога к ведьме ведет?

— Едешь ты правильно, — кивнул Митяй. — Да только подумай дважды, правда ли тебе помощь нужна ее. А может и своими силами бы обошлись?

— Если бы обошлись, то я бы не поехал, — проговорил всадник. — Мне велено привезти ее светлому князю.

— У-у-у… — протянул Митяй, — нелегко тебе придется. Она у нас с характером. Не всякому поможет, не всякого своей добротой да лаской одарит.

— А я ведьм не боюсь, — усмехнулся Черномир. — Будь здоров, Митяй.

Всадник пришпорил коня, и взметнул пыль с дороги.

Черномир — в дружине князя один из первых будет. Его совета спрашивают, о его мнении узнают. Говорят, сам князь, на плечи ему плащ одел, да меч в руку вложил. А кем был Черномир, никто не знает. И откуда пришел, тоже не известно. Побаивались его. Всякий человек за свою жизнь боится, сохранить ее хочет. А вот Черномир нет…в бой бросается, как медведь ярый, и никакой пощады не дает. В дружине слухи ходили, что мол, не человек он вовсе. Ну, хорошо, воинской удалью наделен, но неужели сердца-то нет, под кольчугой? Всякий воин княжеский стремиться найти красавицу по сердцу. У многих и семьи уже есть. Черномир на девок ни разу не смотрел. Будто противны они ему. Но подойти, да спросить, никто не отважился. Мало ли, каким богам человек молиться, да какие обеты взял на душу. Чего бередить душу. Вот и не лезли к Черномиру с расспросами. Парень он был веселый. На пирах свою удаль молодецкую показывал, до последнего сидел. В помощи не отказывал. Всем был хорош. А вот все ж таки, было в нем что-то, что людей от него воротило. И сказать бы, что Черномир не человек, да как доказать? В ссоры он не лез. Грубого слова не говорил. Был уж совсем правильный. Но, не смотря на слухи, да наговоры, князь Черномиру доверял. И вот сейчас доверил ему дело важное да срочное. Привести ведьму с заповедных болот, что под Житомиром.

Черномир никогда раньше болотных ведьм не видел. И ему самому страсть, как хотелось взглянуть на эту опасную старуху, что живет одна лесах. Говорили, что она летать умеет, и у нее кот говорящий в подчинении. Такие чудеса надо самому смотреть. Черномир усмехнулся, и пришпорил уставшего коня.