Дверь мне открыла средних лет горничная с выражением мировой скорби на лице. И где только Карл таких находит?
Она молча впустила меня в просторную, абсолютно пустую и сумрачную прихожую, ни слова не говоря поднялась по небольшой лесенке и постучала в крашеную филенчатую дверь:
– Профессор к вам гость, – бесстрастным тоном сообщила она, и с видом человека исполнившего свой долг удалилась на кухню.
Дверь распахнулась, и на пороге появился опирающийся на свою неизменную палочку Карл.
– Где ты ошивался, Танкред? Я тебя уже три часа жду! Заходи.
Я пробормотал что-то невнятное про железнодорожное расписание, и вошел.
Профессор широким жестом разметал лежавшие на столе бумаги, освобождая пространство для работы.
– Итак. Пока ты разъезжал по Африкам и прохлаждался с девицами на необитаемых островах Индийского океана, я успел провести небольшое исследование.
Он вытащил из ящика стола лист ватмана. Лист был разделен карандашной линией на две половины. Вдоль линии с двух сторон ритмично сплетался знакомый мне по статуэткам орнамент.
– Что это? – спросил я.
– Это прорисовка орнамента с нашей статуэтки и с фотографии присланной тобой из Адена. Сверху наш вариант, снизу аденский.
– Но это две части одного целого! Смотрите, концы штрихов одной части точно соответствуют таким же другой! Не может быть!
– Что не может быть? Ты хоть знаешь, о чем это говорит?
– Понятия не имею… Но это же должно что-то значить?
– Естественно должно. Осталась самая малость. Выяснить что именно, – ехидно заметил профессор, – однако ты недостаточно наблюдателен. Смотри. Вот здесь орнаменты не сходятся. А еще здесь, здесь и здесь.
– Действительно, – согласился я, – в нескольких местах рисунок нарушается.
– Причем это не просто места, а середины сторон основания. То есть в угловых участках орнаменты идентичны, но в середине отличаются.
– Очень интересно. Но абсолютно не понимаю, что бы это могло значить.
– Африка плохо сказалась на твоих умственных способностях, – проворчал профессор, – но это еще не все. Теперь внимательно посмотрим на саму фигурку.
Он вытащил из того же ящика переданную ему мной на хранение статуэтку.
– Как видишь, орнамент покрывает не все основание, а немного не доходит до его нижнего края. Причем именно по нижней стороне орнаменты сходятся штрих в штрих. О чем это говорит?
– Минуту, профессор, – я выхватил статуэтку из его рук, – камень залощен в нижней части и соответствующая кромка орнаментального пояска заметно потерта. Я всегда предполагал, что это естественный износ, но с учетом данных о симметрии рисунка можно предположить, что… Карл, эту штуку во что-то вставляли! И на ответной детали была вторая часть орнамента, позволявшая точно определить какую статуэтку, в какое место нужно было поместить!
Карл победно улыбнулся.
– Узнаю старину Танкреда, а теперь смотри дальше. Угловые кромки нижней части основания стесаны и кое-где чуть отколоты. Как и на фотографиях аденской статуэтки.
– И что это может означать?
– Смотри!
Профессор положил статуэтку на стол, захватил рукой за фигурку зверя и повернул, словно включая горелку газовой плиты.
– Это же…это же ключ, Карл!
– Именно, Танкред! Эта статуэтка использовалась как ключ, для поворота какой-то детали, имевшей ответную выемку, подходившую под форму и размер основания. А орнамент служил для опознавания того, что именно должен открывать тот или иной ключ.
– Стоп… Но ведь статуэток минимум три, и все они одинаковой формы и размера. Зачем тогда все эти причуды с орнаментами?
– Ты не прав, Танкред. По крайней мере, для тех двух, что прошли через твои руки непосредственно. На основании прорисовки и фотографий, присланных тобой из Адена, я заметил еще одно различие. Та часть орнамента, которая на твоей фигурке находится у головы зверя, на второй оказалась со стороны хвоста. Если установить их на одно и тоже основание с хотя бы частичным соответствием узора, то изображения животных будут смотреть в разные стороны. Какую это играет роль пока сообразить трудно. Но явно каждая из них предназначена для своего замка.
Я задумался. Значит это не просто скульптура, а нечто более существенное… Но где могут быть эти замки?
– Судя по тесной связи фигурок с Верхним Египтом и Стимфалополисом, – продолжал профессор, – то, что эти ключи открывают, с высокой степенью вероятности находится там же.
– Но первая попала мне в руки в Анатолии?
– Это нарушает закономерность, – согласился профессор, – но с другой стороны, мы же не знаем как эта статуэтка попала в руки того солдата? Он вполне мог служить в Египте, либо кто-то из его предшественников вывез ее оттуда…
– Возможно, – согласился я.
– В связи с этим, – продолжил Карл, – я полагаю, тебе стоит все время иметь статуэтку под рукой, чтобы при случае сравнивать ее с другими, и использовать по назначению, когда ты доберешься до цели.
– Если доберусь, – поправил его я.
– Нет, именно "когда", – настойчиво повторил он, – и никаких "если".
– Вы слишком во мне уверенны…
– Я слишком хорошо тебя знаю, – усмехнулся мой учитель, – но пора к делу. Рассиживаться тебе некогда. Необходимо как можно быстрее добраться до профессора Пикколо. Я навел необходимые справки. Он живет в Турине недалеко от университета, в районе площади Сан-Карло. Вот адрес.
Он протянул мне листок, вырванный из блокнота.
– А вот железнодорожный билет до Турина, – он добавил к листочку плотную карточку, – итальянская виза у тебя есть, так что можешь выезжать немедленно…
Выйдя из дома, я побрел в направлении вокзала. Узкая, мощеная булыжником улица прихотливо извивалась по склону холма. Нависающие над ней дома чуть не касались друг друга карнизами. Белая штукатурка стен, прочерченная бурыми деревянными балками и оттененная вьющейся зеленью, тихое августовское небо в расселине между крытыми серо-сизой сланцевой плиткой крышами. Интересно, что здесь изменилось за последние пятьсот лет? На этих улицах одинаково легко представить и кружевных дам эпохи рококо, и компанию ландскнехтов, сошедших с рисунков Урса Графа.
Звуки танго, донесшиеся откуда-то из переулка, развеяли это впечатление. Двадцатый век вступил в свои права и в этом сонном и патриархальном городе. И мне стоит поторопиться, чтобы не отставать от темпа времени.
Итак, обнаружилось, что статуэтка оказалась ключом к чему-то. Причем ключей таких, как минимум, три. Один у меня, второй у итальянских властей, точнее у Никколо ди Мартти – комиссара итальянского правительства при Национальном Археологическом совете. Того самого, чьи громилы столь бесцеремонно выкинули меня за борт в Средиземном море. Третий ключ был украден из дома генерала Ванделера в Адене, судя по всему, людьми Гоше Невера, посланный которым убийца пытался скормить меня льву в Южной Африке… Интересно, это случайность, что они оба пытались меня убить? Как-то не верится. Похоже, я втянулся в игру с весьма большими ставками. Рискованную игру.
Невидимый мне патефон рассказывал что-то довольно бессвязное и слегка фривольное про "пинии в Аргентине". Видимо, автора песни совершенно не волновало, что в Аргентине не растут пинии, там растут араукарии… А не все ли мне равно? Меня ждала Италия.
В Турин я прибыл уже под вечер. Пристроив багаж в отеле, я решил не терять времени и связаться с профессором Пикколо. Недолго думая я отправился по написанному на листке адресу. Проплутав около часа по узким улочкам бывшей итальянской столицы, я дошел к нужному дому уже затемно.
Это был обычный доходный дом в пять этажей. Бежевая штукатурка, красная черепица, маленькие балкончики с цветами. Консьержа не было, и я поднялся на четвертый этаж, гадая, дома ли профессор, и что я ему, собственно, скажу при встрече.
Гульельмо Бенедетто Джакопо Пикколо, доктор зоологии – прочел я на аккуратной эмалированной табличке.
Я вздохнул и нажал на кнопку звонка. За массивной, мореного дуба, дверью тихо звякнуло. И тишина. Подождав минут пять, я позвонил еще раз. С тем же результатом. Похоже, специалиста по змеям и прочим пресмыкающимся не оказалось дома. Я уже развернулся, чтобы спуститься по лестнице, но решил для успокоения совести еще и постучать. Но стоило мне лишь стукнуть по дубовой поверхности двери, как створка медленно и бесшумно поддалась.
Я замер. Потом еще раз толкнул дверь, она распахнулась. В квартире было темно, лишь откуда-то сбоку падал луч света, желтой полосой пересекая гостиную. Немного подумав, я решился и шагнул внутрь.
В абсолютном безмолвии я миновал прихожую и вошел в гостиную. Вдоль стен выстроились ряды книжных шкафов. На полках белели какие-то кости и странные черепа. Поверх них, под самым потолком в полумраке виднелось что-то похожее на корягу, Приглядевшись, я понял, что это было чучело крокодила.
Я заглянул в освещенную комнату. Никого. Похоже это кабинет профессора. Стол с бумагами, видимо недавняя почта, лампа с зеленым стеклянным абажуром, вязаная кофта, брошенная поверх спинки кожаного кресла… Ничего странного или необычного.
Сзади донесся какой-то шорох. Я обернулся и практически уткнулся носом в ствол пистолета…
Нет, я, конечно же, понимал, что после, скажем так, возникновения у нас Никколо ди Мартти, хм… небольших разногласий, посещение мною Италии вполне могло повлечь за собой определенные сложности. Но чтоб вот так, сразу, и браунингом в физиономию?
Я присмотрелся. За пистолетом виднелись довольно миловидное лицо с большими серыми глазами и белый шерстяной берет.
– Руки вверх, – сообщило мне лицо в берете, – и не вздумайте…
– Не вздумаю, – тотчас же согласился я, – даже не попытаюсь. А вы кто?
– Ортенсия Пикколо… ой… это я здесь задаю вопросы!
– Конечно, конечно, я понимаю… Кстати, вы забыли его с предохранителя снять.
– Да? – она поднесла пистолет к груди, и стала его внимательно рассматривать, видимо пытаясь сообразить, где находится предохранитель.
– Позвольте, – я попытался отобрать у нее браунинг.
– Что вы делаете? – девушка еще крепче ухватилась за рукоятку.
– Пытаюсь спасти себя, вас и мебель от последствий неосторожного обращения с оружием, да отпустите же вы его, наконец.
После непродолжительного перетягивания пистолета победа осталась за грубой силой. Лишившись браунинга, нежданная гостья упала в кресло и закрыла лицо ладонями. "Сейчас заплачет" – подумал я. Но она не заплакала, а подняв голову, посмотрела на меня большими серыми глазами.
– Пожалуйста, только скажите где мой отец? Что вы с ним сделали?
– Хм… вообще-то я сам собирался задать вам этот вопрос. В смысле первый… В смысле о профессоре… Вы ведь его родственница?
– Дочь… То есть это не вы его… – она сглотнула, – похитили?
Тут она все-таки заплакала.
– Похитил? – я осознал, что все намного хуже, чем мне казалось еще сегодня утром, – у вас есть что-нибудь выпить?
Она отрицательно замотала головой.
– "Так, профессор был трезвенником. Или язвенником… Но почему был? Есть! Отставить пессимизм"
– Может хотя бы валерьянка?
– Там – девушка неопределенно махнула рукой.
Взглянув в указанном направлении, я обнаружил там аптечку. Надеюсь, окрестные коты не сбегутся.
– Выпейте и успокойтесь, – я вручил ей стакан воды с валерианой.
Она выпила, и даже перестала плакать.
– Прекрасно, а теперь подробно расскажите мне, что случилось с профессором? – перешел я к делу.
Она молча протянула распечатанный конверт. Внутри оказалось письмо.
Милая Ортенсия. Я был вынужден срочно покинуть Турин. Неотложные дела. Со мной все в порядке. Не покидай университет, и, ради всего святого, не пытайся разыскать меня ни под каким видом. Когда будет нужно, я с тобой свяжусь. Ничего не предпринимай и никому не говори, что я уехал. Не вздумай обращаться в полицию.
Твой любящий отец Гульельмо
– И почему вы решили, что его именно похитили?
Она посмотрела на меня как на идиота.
– У отца конференция, лекции… Он никогда не уезжал так внезапно! Еще два дня назад он был у меня дома, мы обсуждали планы на эту неделю, а сегодня днем я получаю это письмо! Прибегаю к нему, а тут… Он умчался, бросив все, никому не сказав ни слова…
– "Забыв запереть входную дверь и выключить свет в кабинете" – подумал я, но вслух уточнять ничего не стал.
– … и это упоминание про полицию. У него никогда не было проблем с властями! Я так испугалась, взяла у друга пистолет и бросилась сюда… Я думала… думала… А вы, собственно, кто? Полицейский?
– Нет. Меня зовут Танкред Бронн. Университет Карла Великого. Доцент кафедры древних языков.
– Ортенсия Пикколо, учусь на медицинском факультете. Но что вы делали в квартире моего отца? Вы с ним знакомы?
– Не то чтобы очень близко. Мы как-то плыли с ним из Александрии. В одной каюте…
– Так вы и есть тот самый таинственно исчезнувший молодой человек?!
– Да, в силу ряда обстоятельств, я был вынужден спешно покинуть борт…
– Посреди моря?
– Не будем ворошить старого, синьорина. Я всего лишь хотел поговорить с вашим отцом об одном весьма интересном деле, и не меньше вашего озадачен его внезапным отсутствием.
Девушка посмотрела на меня с явным подозрением. Похоже, мои заверения ее не убедили.
Я осмотрел почтовый конверт. Адрес отправителя, как и следовало ожидать, отсутствовал, но штемпель исходящего почтового отделения никуда не делся. Почтамт Марселя. Франция. Либо похитители слишком глупы, либо наоборот, это ловушка. Либо профессора вообще никто не похищал, и он ударился в бега по какой-то одному ему ведомой причине. Так или иначе, мне крайне необходимо его разыскать. Учитывая, что у меня в Марселе оставались некоторые старые связи, это не представлялось таким уж невыполнимым.
Тут мой взгляд упал на лежавшую на столе почту. Письма даже не были распечатаны. Профессор явно покинул квартиру весьма поспешно. Я начал перебирать конверты. Мало ли что… Оп-па. Вот этот конвертик имеет обратным адресом французский археологический институт. С чего бы это к профессору-змееведу так зачастили археологи?
Я недолго думая разорвал конверт и бегло пробежал глазами письмо. Проклятье, дю Понт меня опередил. В письме он интересовался возможностью побеседовать с профессором Пикколо об экспедиции в Верхний Египет десятилетней давности и просил о сотрудничестве по ряду вопросов, которые обещал подробно изложить при личной встрече. Интересно, как это связано с исчезновением Гульельмо и марсельским почтамтом, откуда было отправлено послание его дочери? И вообще, сколько еще участников в этой гонке за свитками Александрийской библиотеки?
– Вы точно не из полиции? – с подозрением спросила Ортенсия, внимательно наблюдавшая за моими действиями.
– Точно.
Я вернул послание дю Понта на стол.
– Подведем итоги. Вы, синьорина, вернетесь домой и будете ждать весточки от вашего отца. Я попробую что-нибудь выяснить о его судьбе, и сразу же напишу вам, как только что-нибудь прояснится.
– А что это вы тут распоряжаетесь? – к дочери профессора начала возвращаться прежняя решительность, – и отдайте мне пистолет.
Я протянул ей браунинг.
– Когда в следующий раз соберетесь им воспользоваться…
– Да, я обязательно сниму его с предохранителя, – она буквально выхватила у меня пистолет, и сразу же направила его в мою сторону.
– И главное зарядить не забудьте…
Ее лицо приобрело настолько удивленно-озадаченное выражение, что я не выдержал и рассмеялся.
Ортенсия насупилась, и убрала пистолет в сумочку.
– Если хотите чем-нибудь помочь, – сказал я, переведя дыхание, – то осмотрите квартиру, и скажите, не пропало ли чего-нибудь. Особенно из одежды.
Ортенсия еще больше надулась, но отправилась проверять шкафы.
Я же снова посмотрел на конверт с марсельским штемпелем и убрал его в карман. Девушке придется ограничиться самим письмом.
– Вроде бы все на месте. Кроме домашнего халата, ночного колпака и тапочек, – сообщила мне синьорина Пикколо спустя полчаса.
Итак, профессор явно покинул квартиру не по собственной воле. По крайней мере, впечатления сумасшедшего он не производил, а идея добровольно отправиться из Турина в Марсель в халате и ночном колпаке вряд ли бы пришла в голову человеку, находящемуся в здравом уме и трезвой памяти.
Я отдал девушке отцовское письмо.
– Заприте квартиру профессора, отправляйтесь домой, и следуйте его рекомендациям, данным в этом письме. Если что-то узнаете, позвоните мне в отель, – я надписал телефонный номер на листочке бумаги, – я буду там еще день или два. Потом мне может понадобиться уехать. Я обязательно свяжусь с вами, как только будет что-то известно про вашего отца.
– Вы обещаете?
Девушки с такими глазами обязаны носить темные очки. По крайней мере, когда они меня о чем-то просят…
– Обязательно. А теперь езжайте домой, я провожу вас хотя бы автобуса.