Снова приняв европейский вид, и не расставаясь с саквояжем, я направился в указанное место. Оно оказалось весьма шумным и совершенно не восточным. Обычное портовое заведение без излишних претензий.

– Я ищу капитана Алекса Пруэля, – обратился я бармену.

Тот приподнял бровь.

– Который все знает? Пока я его не видел, но вроде он в городе, можете его подождать, если не торопитесь.

– Пожалуй, я подожду, – я оглядел заполненный матросами, девицами неопределенных занятий и вполне определенного поведения и прочей портовой публикой зал.

– Что пить будете?

Темно… Жестко лежать… В гостинице же вроде были нормальные матрасы… Странно… Откуда в приличном отеле эти решетки на окнах? Почему темно? Где я вообще? Голова… однако, похоже большая шишка… Что это? Где я?!! Почему дверь заперта, откройте немедленно! Эй, ты, за окошком, немедленно открой дверь, я тебе говорю… Что значит кто я? Я иностранный гражданин… я требую прокурора, нет, адвоката… да открой же дверь, болван… Что значит, как я сюда попал? Не помню… Проклятье, я действительно не помню! Ничего не помню…

Так, надо сосредоточиться. А шишка на макушке приличная, и болит при этом… До чего же нары неудобные. Надо сосредоточиться…

Так, я сбежал от людей дю Понта. Это помню. Потом говорил с Омаром, и он послал меня в портовый кабак. Зачем? Ведь зачем-то же послал? Ах, да, я должен был с кем-то встретиться. С кем? Не помню… голова как пустое ведро… О, вспомнил, с каким-то капитаном. Он должен был взять меня на борт. Встретился я с ним или нет? Не помню… Закройте дверь, свет слепит, он слишком яркий… Какой следователь? Где? Куда вы меня ведете?

Я же сказал, я не помню! Ничего не помню. Какие украденные древности? У кого?! У меня?!!! Где!!!? Ничего я не спрятал… Вот так и не спрятал. Если найдете что, скажите. Не знаю никаких древностей. Я иностранный гражданин, я требую адвоката. Ни на какие вопросы я отвечать не буду…

Какой доктор? Не знаю я никакого доктора. Уберите от меня этот стетоскоп и не размахивайте передо мной пальцами… Я прекрасно вижу, сколько их у вас… Эй, вы, перестаньте стучать меня по коленкам… Я тебе говорю… Какое сотрясение? У кого?! У меня? Какого мозга? Да оставьте вы меня в покое, куда вы меня все время тащите? Эй, ты, в белом халате, убери шприц немедленно… Я тебе говор… гово… рю…

Не скажу, что Александрийский тюремный лазарет комфортабельное место. Но все же получше, чем камера. Даже матрасы на койках есть. Немного придя в себя, я начал вспоминать, что же произошло. События проступали медленно и по частям, но постепенно картина восстанавливалась.

– Что пить будете?

Заказав что-то, я отправился искать свободный столик в не слишком заметном месте.

– Эй, ученый!

Я остановился. Один из посетителей в белой рубашке и цилиндрическом кепи, дополненными широким синим кушаком и аляповатыми эполетами, приветственно махал рукой из дальнего угла.

Аджюдан Жослен Лярош. Как же помню, помню. Мы с ним ехали в Александрию.

– Какими судьбами?

– Да вот, задержались в городе, а у меня как раз очередь на увольнение. Все лучше, чем в пустыне.

– Ну, это без сомнений. Можно сказать вам повезло.

– Еще как, виски будете? Оно здесь отвратительное, но другого нет…

– Господа угостят даму шампанским? – возле столика появилась накрашенная девица.

– Если даму устроит красное вино, то угостим, – практично заметил Лярош, придирчиво оглядев девицу от перманента до каблуков.

Она недовольно надула губы, но заняла место за нашим столиком.

– Жозефина, – представилась девица, – но вы можете называть меня Жози…

– Очень приятно, – заметил Жослен, разглядывая как по волшебству появившегося официанта.

В заведение ввалилась очередная партия матросов в широченных клешах и бескозырках с красными помпонами.

– Это с "Жанетты", – поморщился Лярош, – опоздали, теперь наверстывают…

– В смысле?

Легионер, снисходительно взглянув на меня, пояснил.

– Матросы с флагмана "Жанна д'Арк", пришедшего вчера. Пока их коллеги с других кораблей гуляли, они были в море. Теперь рвутся наверстать упущенное, пока визит не кончился…

Наверстывали "жанеттовцы" весьма решительно. Не прошло и четверти часа, как у них завязалась горячая перепалка с кучковавшимися в углу британцами. Уже через пять минут дискуссия между представителями союзных флотов закономерно эволюционировала в рукоприкладство. Памятуя еще с армейских времен о том, насколько быстро темпераментные южане склонны превращать мордобой в поножовщину, я решил, что капитана Пруэля стоило бы подождать в другом месте. Тем более, что близкое общение с полицией в мои планы никак не входило.

– Так быстро уходишь? – на лице Жозефины появилось растерянно-недовольное выражение.

– Извините, мадемуазель, я спешу…

Она задумчиво вертела в руках початую бутылку красного вина.

Я поднялся из-за столика и, держась возле стены, направился к выходу. Боковым зрением я заметил что-то странное. Оглянувшись я увидел сухопарого человека к хорошем костюме, он подмигнул кому-то за моей спиной и, отступив на шаг в сторону, скрылся за пилоном. Могу поклясться, это должно брат-близнец моего старого знакомца Адриано. Но у того не было братьев, только сестры… Уже второй раз. Сначала на цеппелине перед катастрофой, теперь здесь. Положительно такие видения не к добру, может, стоит показаться доктору?

Драка стремительно набирала обороты и распространялась по залу. В ход уже пошли посуда и мебель, как и ожидалось, французы достали ножи, британцы тоже не отставали… На улице раздался характерный свист. Надо срочно отсюда выбираться. Через пару минут здесь будет полиция, и вот тогда у меня начнутся действительно серьезные проблемы.

Уворачиваясь от периодически пролетавших мимо предметов, я уже почти достиг черного хода. Сзади донеслись быстрые шаги. Я обернулся. Жозефина. Интересно, зачем ей бутылка от красного вина?

Пощупав шишку на темени, я понял, зачем она была ей нужна… Спасибо прижимистости Жослена, будь это шампанское, я бы так легко не отделался. Череп у меня все-таки не чугунный…

Я сел на кровати. Меня не оставляло ощущение, что я забыл что-то важное… Саквояж!! Конечно! Когда я вошел в заведение он определенно был со мной. Когда меня пригласил Лярош, я оставил его под столом. Что было потом? Кажется, уходя, я взял его с собой… Но вот что сталось с ним позже?

Ну что ж, подведем итоги. Мало того, что я потерял все приобретенные мной свитки и статуэтку, я еще и оказался под стражей с весьма туманными перспективами на будущее. Колониальное правосудие всегда и повсеместно отличалось суровой решительностью и отсутствием излишнего внимания к мелочам. И меня это никак не радовало… Съездил, называется, в отпуск.

Нет, формально, я, конечно же, поступил, далеко не безупречно. С точки зрения колониальных властей я был "расхитителем великого прошлого итальянского народа" (не совсем, правда, понятно какое отношение к итальянскому народу имели египтяне, но Муссолини, видимо, лучше знать). Хотя с другой стороны я фактически спасал эти рукописи от мрачной перспективы упокоения в недрах парижских или римских музеев. Достаточно посмотреть на судьбу раскопок в Долине Царей. До ученого сообщества дошли лишь смутные упоминания о находках практически нетронутых античными и средневековыми грабителями погребений. И все. Никаких подробностей, никаких отчетов – "доримская история Египта не является приоритетной для нашего внимания", как заявил дон Виченцо Моретти – куратор археологических раскопок в Египте. И все… Золотые маски, мумии, папирусы – все это бесследно скрылось в подвалах музеев в ожидании тех времен, когда археология в Италии перестанет быть столь тесно связана с политикой.

Нет, я с большим уважением отношусь к тому, что делают итальянские археологи в Карфагене или Лептис Магна. Их вклад в изучение римских древностей исключителен, но ведь и древнеегипетские находки тоже заслуживают внимания.

Впрочем, сейчас куда важнее другое. Тюремное заключение, никак не входило в мои планы и следовало подумать, как можно отсюда выбраться.

– Танкред? – с удивлением посмотрел на меня следователь.

– Вас это удивляет?

– Нет, просто у Вас редкое имя, синьор Бронн…

Я сделал неопределенный жест, который чиновник мог истолковать по собственному желанию.

– Гражданин Великого Герцогства Силезского? – он убрал мой паспорт в картонную папку, и, достав из ящика стола чистый лист бумаги, начал со скрипом заправлять его в пишущую машинку.

– Так точно.

– Вы силезец?

– Нет, я уроженец Тройственной монархии…

– Вот как? – удивился следователь, – практически наш соотечественник…

Он с лязгом отодвинул каретку в крайнее положение и бойко застучал по клавишам.

– Я могу поинтересоваться, в чем меня обвиняют? И на каком основании я задержан?

– А вы не в курсе? – следователь оторвал взгляд от бумаги и внимательно посмотрел на меня поверх круглых очков.

– Абсолютно, – я улыбнулся, стараясь выглядеть как можно глупее.

– Что вы делали с момента прибытия в подмандатную зону Египет? – игнорировал мой вопрос следователь.

– Отвечать вопросом на вопрос – невежливо…

Следователь снова посмотрел на меня поверх очков.

– Не стройте из себя тупицу, здесь я имею исключительное право задавать любые вопросы, а ваше дело на них отвечать. Понятно?

Я кивнул…

– Итак, что вы делали, прилетев в Египет?

Я наморщил лоб, и стал перечислять, загибая пальцы:

– Сначала мой цеппелин разбился. Нас подобрали военные, они же привезли меня в Александрию. Здесь я пошел в порт, нашел дома моего друга Омара бен…

– Можете не так подробно, – прервал меня следователь, – пока, не так подробно.

– Пожалуйста. Я остановился у моего друга и отдыхал до вчерашнего дня, когда пошел в порт, где какая-то девица огрела меня бутылкой по голове…

– И вы ни разу не покидали Александрии?

– А я должен был?

Следователь оторвал руки от машинки, сложил их на груди и укоризненно посмотрел на меня.

В ответ я широко раскрыл глаза и молча улыбнулся… Уверен, что облик простодушного идиота в данный момент был самым уместным.

Мой собеседник вздохнул, и вернулся к клавиатуре.

– Итак, вы утверждаете, что не покидали город все время с момента своего прибытия?

– Именно.

– Мы располагаем данными, что вас видели в Каире.

– Когда? Кто?

– Ответьте, так вы были в Каире?

– Кто вам сказал?

– Так вы там были?

– Нет, конечно, с чего вы взяли?

Следователь одернул засученные рукава хлопчатобумажной рубашки, и поправил галстук.

– Хорошо… Итак, вы все время провели в доме Вашего друга Омара?

– Да. Он может это подтвердить.

– Почему вы отправились в порт?

– Знаете ли, все время сидеть дома было несколько скучно, и вот я решил немного развеяться…

– Развеялись?

– Еще как… – я машинально дотронулся до бинта на темени, – никак не ожидал, что у вас здесь настолько темпераментные барышни.

– А что вы ей сделали? – усмехнулся следователь.

– Ничего, честное слово, только вошел…

– Знаю я вас… только вошел… – следователь едва заметно усмехнулся, – вам стоило выбирать более пристойные места. Например, какую-нибудь кофейню. В Александрии прекрасно готовят кофе. Даже в Каире так не умеют… А вы как считаете?

– Если буду в Каире, обязательно попробую тамошний кофе и сравню.

– Не забудьте… Итак, следующий вопрос. Вам знаком некий Жиль Гастон дю Понт?

– Конечно, его каждый знает…

– Я имею в виду, знакомы ли вы лично?

– Да я имел такое несчастье

Следователь встрепенулся.

– О чем это вы?

Это было его ошибкой. Примерно четверть часа я подробно и в деталях рассказывал о наших научных разногласиях и довел несчастного чиновника до состояния полной потери нити рассказа…

– Так вот когда он взялся утверждать, что лениция анлаутного консонанта…

– Хорошо, хорошо… – вы оба ученые люди и у вас свои споры, – сдался следователь, – когда вы встречались с ним последний раз?

– В день катастрофы моего цеппелина.

– И позже вы с ним не встречались?

– Нет, видимо мы с ним выбирали разные заведения…

– Хорошо. Следующий вопрос. Знаком ли вам некий Юсуф ибн-Дауд аль-Асвани?

– Нет, а кто это?

– Это не важно… – следователь закончил печатать бумагу, с треском вытащил ее из машинки и протянул мне, – подпишите.

Я старательно изучил свои немудреные показания, и, окунув перо в чернильницу, начертал: "С моих слов записано верно, замечаний и дополнений не имею".

– Я могу идти?

– Куда? – поинтересовался следователь.

– Домой к моему другу, куда же еще?

– Пока нет.

– На каком основании? Я даже не знаю причин моего задержания… Я иностранный гражданин! Я буду жаловаться в… – тут я задумался, я ведь даже понятия не имел, есть ли в Египте посольство или хотя бы консульство Силезского герцогства.

– Вас обвиняют в похищении исторических ценностей – нехотя произнес следователь, убирая папку с моими показаниями в ящик стола.

– Что?! Каких еще ценностей! Вы с ума сошли?!

– Мы обязаны все тщательно проверить, – следователь приподнялся со стула и указал рукой на дверь, – следуйте за мной, пожалуйста.

– Куда вы меня ведете?

– Вопросы – моя прерогатива, – повторил следователь, – просто идите за мной.

Целью нашего путешествия оказался еще один кабинет, как две капли воды похожий на тот, в котором я давал показания.

Усадив меня на стул, следователь пригласил в кабинет еще кого-то. Им оказался Жиль дю Понт. Он по-прежнему был в строгом темном костюме в тонкую полоску. Лицо профессора выражало крайнюю степень раздражения. Не став дожидаться ритуального начала процедуры очной ставки, он немедленно перешел к делу.

– Куда ты дел их, негодяй! Грабитель гробниц!!

– Кого? Каких гробниц? О чем это вы?

– Ты прекрасно знаешь, Танкред.

– Понятия не имею…

– Отпираться бессмысленно.

– Отпираться в чем? Я не понимаю…

– Прекрати ломать комедию! – дю Понт вскочил и ожесточенно почесал темя, – проклятая жара…

– Я действительно ничего не понимаю, – я невинно разглядывал взъерошенного профессора.

Тот вопросительно посмотрел на следователя. Чиновник лишь молча развел руками.

– Вы даже этого не можете? – теперь ярость дю Понта обратилась на колониальные власти, – у вас средь бела дня крадут археологические ценности, а вы тут сидите и ничего не делаете!!

– У нас нет никаких доказательств – оправдательно пробормотал смущенный его напором следователь.

– Какие вам еще нужны доказательства?! Этот проходимец там был. Я видел его собственными глазами. Он заплатил ибн-Дауду за древности и бежал с ними. Если бы он не… – профессор снова почесался, – я бы схватил его с поличным, но он будто сквозь стены просочился…

Следователь попытался взять ход беседы в свои руки.

– Что вы на это скажете? – обратился он ко мне.

– А что я могу сказать, представления не имею, о чем говорит уважаемый месье дю Понт. Видимо он обознался…

Профессор побагровел и нервно подергал за узел шелковый черный галстук, подпиравший его накрахмаленный воротничок.

– То есть Вы отрицаете, что были в Каире и похитили какие-либо ценн… то есть древности? – уточнил следователь.

– Естественно отрицаю, меня же там не было.

Темпераментный галл окончательно вышел из себя.

– Куда ты девал саквояж, мерзавец!!!

– Убери руки!!

– Господа, что вы творите… Охрана!!!

Нас растащили по разным углам комнаты. Дю Понт тяжело дышал…

– Я все равно найду эти рукописи… Тебе их от меня не спрятать…

– Какие рукописи, профессор, вы явно перегрелись…

– Вы не представляете себе ценности любых рукописей, найденных в южной пустыне, – немного успокоившийся француз обращался уже к следователю, – и всю сложность их поиска там. Вы должны, вы обязаны, вырвать их из лап этого негодяя! Выясните у него, где саквояж!! Вырвите, выбейте, клещами и каленым железом вытащите из него сведения…

– Профессор! – несколько удивился и даже вроде как обиделся следователь, – у нас не испанская инквизиция…

– Я выражался фигурально… хотя к черту, мне плевать на методы, мне нужны рукописи! Достаньте их… Как хотите, но достаньте.

Дю Понт вырвался из рук все стоявших рядом жандармов, одернул костюм, и громко хлопнув дверью, вышел из комнаты. С потолка упало несколько кусочков штукатурки…

Следователь поглядел на потолок, потом на пол, хмыкнул и опустился на стул.

– Ну и что прикажете мне с вами делать?

– Может домой отпустить?

– Издеваетесь? – он страдальчески посмотрел на меня, – в камеру его, – скомандовал он жандармам.

Однако меня увели не в камеру, а обратно в лазарет, где я смог потратить остаток дня на размышления о своем будущем. Итак, саквояж со свитками и статуэтками исчез. Также стало ясно, что мадемуазель с бутылкой действовала не по поручению дю Понта. Хотя об этом можно было бы догадаться и так. Подобные выходки – не его стиль. Из хороших новостей – местная полиция не особо горит желанием связываться с иностранным гражданином и его тюремным заключением. Возможно, у меня есть еще шанс отделаться легким испугом… Однако где все же может быть саквояж? Если девица не замешана в махинациях дю Понта, то она могла прихватить саквояж, так сказать, из корыстных соображений. Бедняжку ждет серьезное разочарование… Меня, впрочем, тоже, наиболее вероятная судьба моих приобретений после того как она поймет, что ничего, что представляло бы для нее ценность там нет – быть выброшенными в Нил. Проклятье… Неужели все это было только ради того, чтобы статуэтка лишь подразнила меня и снова исчезла бесследно!

Должен же быть хоть какой-то выход? Вдруг саквояж подобрала полиция? Хм-м… Но тогда следователь должен был сделать разумные выводы из сегодняшней выходки Жиля, и поинтересоваться тем, что его коллеги подобрали в кабаке? Ну тогда я это скоро узнаю…

– Кофе? – следователь протянул мне фарфоровую чашечку.

Я задумался…

– Не бойтесь, он не отравлен, – засмеялся тот, – это только в шпионских романах месье Леблана героев постоянно угощают "наркотиком правды". Поверьте, при нашем финансировании даже лазарету не всегда хватает денег на йодовую настойку для заделки разбитых лбов и порезанных пальцев. Что уж тут говорить о дорогих препаратах… Так что берите, берите.

Я последовал совету. Напиток оказался весьма недурен.

– Понимаете, – продолжал тем временем следователь, – наш французский, хм… партнер, весьма эмоционально требует добыть из вас сведения о каком-то саквояже. Это очень невежливо с его стороны, что-то от нас требовать, но мое руководство дало прямое указание всячески содействовать миссии господина дю Понта, так что просто указать ему на его место мы, к сожалению, не можем.

Я сочувственно кивнул.

– С другой стороны господин Омар-эфенди весьма хлопотал за вас.

– Неужели?

– Естественно. Вы его гость и ему весьма неловко, что оно все так приключилось. Он поручился за вашу кристальную честность, и у нас нет никаких оснований не верить столь уважаемому человеку.

– Так что же вы от меня хотите? – поинтересовался я.

– Скажите честно, вы хоть как-то связаны с тем, в чем вас обвиняет месье дю Понт?

– У меня нет, и никогда не было ничего, что бы принадлежало месье дю Понту – совершенно честно ответил я.

– Ну вот и славно, – откинулся следователь на спинку стула, – я со своей стороны постараюсь уладить это дело как можно скорее.

– Буду премного благодарен.

– Однако, я бы попросил вас, естественно строго в частном порядке, а не от лица колониальных властей, как можно скорее покинуть территорию подмандатной зоны, – следователь внимательно посмотрел на меня, – нам было бы много легче общаться с месье дю Понтом если вас не будет в Египте.

Ну что ж. Все более или менее понятно, полиция не хочет лишних проблем и лишней работы. И для нее будет лучше, если я исчезну с их территории, и они честно смогут развести перед дю Понтом руками…

– Для этого мне надо будет, как минимум, выйти из тюрьмы – уточнил я, – но как только это случится, я обещаю, что приложу все усилия к тому, чтобы вы никогда больше меня не видели…

– Вот и хорошо, – следователь даже начал потирать руки от радости, – думаю, что к вечеру мы сможем уладить все формальности, и не позднее утра вам представится возможность исполнить данное обещание.

Трудно передать чувства охватывающие человека, когда за ним захлопываются ворота тюрьмы. Конечно, они сильно зависят от того где в этот момент человек находится – внутри или снаружи. Тем не менее, искренне желаю вам никогда подобных чувств не испытывать…

Я осмотрелся. Первое, что увидел – грузную фигуру Омара, торопливо шагавшую ко мне от автомобиля.

– Я так рад, так рад… – он обнял меня и потащил в машину.

– А я то как рад…

– Как тебя угораздило? Просто немыслимо, стоит отпустить европейца одного в город, как он немедленно вляпается в какую-нибудь историю… – Омар укоризненно покачал головой.

– У нас мало времени, – перешел я к делу, – следователь прямо намекнул, что мне стоит немедленно покинуть страну. А я не намерен этого делать, пока не выясню, что случилось с моим саквояжем… Кстати, спасибо, что поручился за меня.

– Знал бы ты, сколько мне стоило это поручительство, – вздохнул Омар, – у местной полиции аппетит голодной гиены. Просто не представляю, куда они тратят эдакую прорву денег… Так что ты говорил о саквояже?

Я изложил Омару суть произошедшего в заведении мадам Катрин. Омар внимательно слушал, покачивая головой и в особо драматичных моментах прищелкивая языком.

– Значит, ты думаешь, что она могла просто выбросить содержимое саквояжа? – Омар задумался, – не уверен, если она не полная дура, то должна быть в курсе, что древности в хорошей цене. Скорее она бы попытается их продать. А если это случится, то уж кто-кто, а я то точно буду в курсе, – Омар усмехнулся, – так что можешь быть спокоен, мои люди ее найдут.

– А если она все-таки дура?

– Тогда хуже. В Ниле много чего плавает… О большинстве плавающего лучше вообще не знать.

– Вот это-то меня и волнует… И времени в обрез, как назло, – я не без труда сдержал готовые слететь с языка проклятья.

– Ты говорил, что знаешь легионера, с которым сидел за столиком?

– Да. И что?

– Вдруг он видел, что случилось с саквояжем.

– А что с ним могло случиться? Или его забрала девица, или полиция. Насколько я понял, у полиции его нет. Хотя следователь мог… Проклятье, это еще хуже!

– Вот ты и узнаешь, кто его взял – девица или полиция, – рассудительно заметил Омар, – поговори с легионером, все равно больше ты ничего сделать пока не в состоянии.

На достопамятную военную базу я добрался только через день. Было все так же жарко, но Омар смог раздобыть потрепанный фиат повышенной проходимости с брезентовым тентом, дававшим спасительную тень.

На самой базе и в ее ближайших окрестностях царило оживление. Вздымая тучи пыли, метались тут и там грузовики, рокотали окутанные сизыми выхлопами танки. Где-то за дюнами отрывисто стрекотали пулеметы и хлопали выстрелы автоматических винтовок.

– Маневры? – поинтересовался я у часового…

Тот подозрительно осмотрел меня, но все же ответил:

– Командир проводит испытания боевой техники.

– Понятно.

Тут появился дежурный офицер. Им оказался мой старый знакомый – молчаливый лейтенант Оливье.

– Вы к капитан-коменданту?

– Э… В общем, да, к нему – я решил, что приехать за несколько десятков километров и не повидать его будет, как минимум, невежливо.

Своего товарища я нашел в обществе стоявшего на окраине базы танка. На Эрвине была аляповатая брезентовая куртка испещренная множеством масляных пятен и кожаный шлем, напоминавший головные уборы авиаторов. Огромные защитные очки придавали ему некоторое сходство со стрекозой.

– О, ты как раз вовремя! Мы сейчас испытываем новую модель быстроходного танка. Он с гордостью указал на стоявшее рядом железное чудовище.

– Весьма интересно, – пробормотал я, думая как бы повежливее перейти к сути дела.

Но Эрвин был не на шутку увлечен новой идеей.

– Ты только подумай. Его броня спокойно выдерживает попадания тяжелых винтовок и пулеметов калибром до полудюйма с любых дистанций. По существу этот танк можно подбить только прямым попаданием шрапнели, если поставить взрыватель на удар, либо снарядом легкой противоаэропланной пушки. Но при его скорости движения обороняющиеся просто не успеют развернуть артиллерию на прямую наводку. Конечно, обстрел с цеппелинов может представлять собой определенную опасность, но для этого авиаторам придется снизиться до предела, что сделает газовые баллоны цеппелина слишком уязвимыми. Особенно, если смонтировать второй пулемет для ведения огня на больших углах возвышения…

Я осмотрел этот шедевр французской военно-инженерной мысли. Урод – уродом. Клепаная железная коробка с ломаными и наклонными стенками, какие-то кошмарные ножницеподобные конструкции по бортам для поддержки крошечных колесиков поддерживающих гусеничные цепи. Венчала все это сооружение небольшая башенка, из которой торчала малокалиберная пушечка, отчего-то собранная в один блок с пулеметом. Чувствую, мои опрометчивые слова были брошены на благодатную почву. Эрвин не на шутку увлекся этими бронированными монстрами.

Но тут он, наконец, спохватился.

– Впрочем, думаю, ты приехал не за тем, чтобы слушать мои рассказы о танках?

Я вкратце изложил ему суть моего дела, не вдаваясь, впрочем, в излишние и ненужные подробности.

– Тебе повезло, буквально на днях я отправляю две роты на юг, к оазисам Дахла и Харга. Задержись ты чуть-чуть и уже не застал бы Ляроша здесь.

– Я бы мог съездить за ним…

– Ничего подобного. Ты хоть знаешь, что творится в Верхнем Египте?

– Ну, вообще-то… понятия не имею.

– Ясно. И тебе ничего не говорят имена, к примеру, Гамаль-бей, Джавдат аль-Вади или Абдалла аль-Асвад?

– Нет. А кто это?

– Это некоторые из тамошних самозваных эмиров. Кто-то бывший османский офицер, кто-то обычный проходимец. Но теперь каждый из них обзавелся собственной частной армией и безраздельно правит тем или иным клочком пустыни. Формально они признают себя состоящими на службе у колониальных властей, но по факту редкий европеец рискнет в тех местах выйти за пределы местного гарнизона… Так что вряд ли ты там кого-то смог бы найти.

– Ясно.

– Вообще-то итальянские власти стараются нас и британцев туда не особо пускать, так что, судя по тому, что меня попросили выделить часть моих людей им на усиление, дела там идут совсем плохо. Ладно, это уже наши проблемы. А Жослена Ляроша ты сможешь найти на стрельбище, вон за теми барханами.

Аджюдан действительно оказался в указанном месте, где надзирал за тем, как легионеры расстреливают из автоматических винтовок выстроенные на песке мишени.

– Рад вас видеть, профессор…

– Я не профессор, всего лишь доцент…

– Это важно?

– Ну, примерно как отличать аджюдана от офицера.

– О-о, не думал, что у вас все так серьезно. Как ваша голова?

– Спасибо, уже нормально.

– Я как увидел, что эта девица вас ударила, бросился за ней, но была такая суматоха. А пока я пытался ее догнать, полицейские вас уже подобрали… Так она и сбежала.

Свою речь Жослен подкрепил рядом выражений и относящихся к сбежавшей даме характеристик, которые хотя и отличались экспрессией и колоритностью, но все же не будут слишком уместны в культурном обществе, отчего повторять я их лишний раз не буду.

– Кстати, аджюдан, вы не помните, со мной был небольшой саквояж. Такой пузатый, из желтой кожи.

– Конечно, помню, месье. Я еще его подобрал после драки и хотел вам отнести, но пришлось срочно ехать в часть. Клянусь, я передал бы его вам в первое же увольнение, либо отослал с оказией!

Какое-то время я лишь совершал нижней челюстью неопределенные жевательные движения, осмысливая услышанное. Потом как можно осторожнее, опасаясь спугнуть удачу, спросил.

– То есть, вы хотите сказать, что этот саквояж… мой саквояж, все еще у вас? Прямо здесь?

– Конечно месье. Я его убрал на склад ротного имущества. Там он и лежит.

– И я могу его забрать… Прямо сейчас?

– Естественно, это же ваши вещи.

Выйдя с территории базы, я первым же делом открыл саквояж и дрожащими руками перебрал его содержимое. Жослен был честным солдатом и, похоже, даже не пытался выяснить, что было внутри. А может и пытался, но это не суть. И статуэтка и свитки были на месте. Кажется, даже монеты остались нетронутыми. Я вздохнул с облегчением.

Вернувшись в Александрию, я первым делом предпринял меры по обеспечению максимальной надежности и безопасности перевозки древностей.

Я провел тщательную ревизию монет и рукописей, и составил подробный список. Изображения на монетах и узоры на основании статуэтки я с помощью мягкого карандаша перенес на листы папиросной бумаги. Довольно простая технология – прикладываешь к поверхности и заштриховываешь. На бумаге остается детальное изображение даже самых мелких неровностей.

Свитки копировать много сложнее, но тут мне на помощь пришел одолженный Карлом фотоаппарат. Это была компактная модель, использовавшая вместо стеклянных пластинок гибкую пленку, что позволило мне за один вечер перенести содержание свитков на пару небольших рулонов целлулоидной ленты. Все это я сложил в отдельную водонепроницаемую папку из прорезиненной ткани.

Закончив с этим, я занялся упаковкой собственно древностей. Свитки были тщательно уложены в специальные тубусы, монеты заняли свое место в жестяной коробке, а статуэтку я убрал в отдельную коробочку. В саквояж все не поместилось, и папку с копиями пришлось везти отдельно. Тем не менее, теперь я был полностью готов к возвращению в университет.