Сергей Арутюнович Баблумян

Вокруг и около

От автора

В Китае говорят: «Если ты не знаешь, куда идешь, зачем тебе туда идти?» В нашем случае можно сказать так: «Если не знаешь, для чего пишешь, зачем пишешь?» Тем более книгу Автору кажется – он знает. Теперь дело за тем, чтоб с ним согласился и читатель. Проявил интерес, прочитал, поверил. И тогда можно признать – книга состоялась.

Нельзя сказать, что автор выпускает в год по книге и это для него рутинная работа. Нет. Книг у него не много. Но эта ему особенно дорога. Потому что выйти в свет ей помогли Ашот и Катя Баблумяны, которым он с любовью посвящает свое произведение.

А поскольку вместе с сыном и невесткой у автора есть столь же любимые дочь, трое внуков, зять, не говоря уже о жене, он надеется, что этот том в его жизни не последний. Тем более если в ходе чтения подтвердится, что автор и в самом деле знает, куда и за чем он идет.

Сергей Баблумян

ЛИЦА

Академическая успеваемость

Мэтр, как всегда, держался самоуверенно, но с той уверенностью в себе, которая других не тяготит, поскольку изъянов в них не ищет. Так бывает, но не часто: очевидное присутствие чувства собственного достоинства при полном отсутствии чувства собственного превосходства.

За прошедшие десять лет мэтр если и сдал, то самую малость, а хорошее настроение, в котором он пребывал, скрывало даже это. И с чего бы, скажите, быть настроению плохим, когда с детьми и внуками все в порядке, работа ладится, указ Путина о награждении российским орденом уже подписан, а рядом залетный гость, который говорит хорошие слова, и от души. Да еще вечерняя прохлада за дверью.

Дверь выводила на старую ереванскую улицу имени Пушкина, тихую и уютную, что полностью соответствовало духу ресторана «Дол-ма-ма», который здесь же и прописался. Народу в ресторане бывает не много и не мало, а ровно столько, сколько необходимо, чтоб, поедая по-домашнему вкусные кушанья, оказаться в атмосфере, по-еревански раскованной, настраивающей на повседневное и пафосное – в одном бокале.

Выразить почтение мэтру подходили люди, которых трудно причислить к представителям армянского бизнеса, но скорее тяготеющие к ереванской богеме прежних лет.

Современность в ее лучшем виде представлял молодой коллега мэтра. В силу чисто объективных причин он приобрел широкую известность, как в Армении, так и за ее пределами, и, что особенно интересно, известность эта не была скандальной. Будучи человеком думающим, знающим и умеющим, записываться в «буревестники» демократии он не пытался, предпочтя слову дело, благодаря которому в не столь давние времена он занял вторую после президента иерархическую ступеньку в Армении.

Мэтра с коллегой связывали отношения, которые трудно называть товарищескими – из-за значительной разницы в годах. Непросто считать их и деловыми – по причине очевидной душевности в общении, и тем более панибратскими – в силу воспитанности младшего коллеги. Думаю, уместнее говорить о взаимном уважении.

Мэтра я знаю не столь близко, сколь давно. Высокое положение в научной, общественной и, в известном смысле, политической иерархии делает его узнаваемым не только по неизменному стилю в одежде, но и активным действиям, которые в зависимости от перемен в общественном порядке также способны переходить в решительное противодействие. (Не исключено, что этому помогает глубокое понимание механики деформируемых сред – научное направление, в котором мэтр-академик безоговорочный авторитет.)

Те высоты в науке, которые он брал самостоятельно, и та многообразная педагогическая, научная и общественная, деятельность, с которой справляется благодаря академической успеваемости, позволяют жить и получать от жизни по делам. Впрочем, здесь, кажется, уместны слова одного политика: «Я хорошо знаю себе цену – она всегда выше моей зарплаты», но тут вопрос отменяет полная самодостаточность мэтра.

В этом смысле он определенно счастлив. Ибо несчастен тот, кто получает удовольствие с позволения другого индивидуума. Отношение к сковывающим аксессуарам из личного гардероба у него точно такое, как в свое время у Альберта Эйнштейна к носкам: «В юности, – вспоминал Эйнштейн, – я обнаружил, что большой палец ноги рано или поздно проделывает дырку в носке. Поэтому я перестал надевать носки». Свободе движений мэтра мешали галстуки, и он перешел на водолазки.

Внимательный читатель должен бы обратить внимание на то, что все, что говорится о мэтре, говорится в настоящем времени: никаких «учился», «стремился», «молился». Объясняю почему.

Некоторое время назад его фотографию по ошибке поставили в некролог однофамильца, и это позволило потерпевшему сказать, будто он уже частично оплакан. Что в какой-то степени отражало чаяния определенной группы товарищей. Потому как были и остаются люди, которые мэтра ненавидят (а можно ли любить того, кто для тебя недосягаем?), но он этим гордится, утверждая, что иное их отношение его бы только оскорбило.

Что делает человек, оказавшись в положении мэтра, но не являясь им по сути? Правильно. Он сильно обижается (возможно, очень сильно), требует опровержений, грозит кому надо судом и осыпает кого не надо проклятьями.

Как поступает человек, если он мудр? Он не придает ляпу особого значения, потому что, во-первых, ляп он и есть ляп и, во-вторых, когда тебе за семьдесят, то на многое уже наплевать. Если же человек не просто мудр, а еще и ироничен, то садится писать автонекролог. Тем, кто не читал, как мэтр прощается сам с собой, настойчиво рекомендую. Будет над чем задуматься.

…Между тем, теплая встреча в «Дол-ма-ма» вступала в стадию, которая для ереванцев, понимающих что к чему, отнюдь не финиш, а предчувствие категории «еще не вечер». Бессмертную национальную идею «не останавливаться на достигнутом» озвучил, обосновал и реализовал мэтр. Так мы оказались у него в гостях.

Дом по Московскому проезду озадачил неосвещенным подъездом и той грустной тишиной за дверью, которая говорит о длительном отсутствии хозяев. Ощущение одиночества (не путать с покинутостью) не оставило и в квартире мэтра, но исчезло, растворилось, ушло, стоило только войти в его кабинет, оглянуться, чтоб, увидев картины на стенах, остановиться.

Автора, не механика и даже не искусствоведа, академическое живописание удивило, прежде всего, неожиданностью самовыражения, лишний раз подтвердив аксиому, что талантливый человек талантлив во всем – от поиска национальной идеи до разведения кактусов. От неблагодарной задачи объяснять живопись автор решительно отказывается и даже не станет перечислять названия картин, отвечающие на вопрос «что хотел сказать художник»? То, о чем мэтр говорит, рисуя на холсте, написано, в прилагаемом к альбому автонекрологе.

К примеру: «Человек силен, если он опирается на родную землю»; «Время, отпущенное каждому в жизни на Земле, ограничено, но оно достаточно для любви, творчества и свершения больших дел»; «Уходя, не гасите свет»; «Чтобы долго и молодо жить, надо уметь правильно стариться, неустанно творить, честно любить, никому не завидовать и жить в окружении прекрасного». И еще многое другое.

Что относится к последнему, то оно присутствовало в жизни мэтра долгие годы, остается с ним и сейчас, в чем немалая заслуга его молодого коллеги.

...

Всё в порядке!

Иван Иванович Арутюнов, майор госбезопасности, служил телохранителем у Сурена Акоповича Товмасяна, первого секретаря ЦК Компартии Армении, освобожденного от занимаемой должности по необходимости «в связи с переходом на другую работу», что тотчас же повлекло за собой смену занятий и его верного оруженосца. Ивана Ивановича определили в комитет партийно-государственного контроля Армянской ССР – заниматься хозяйственными делами. Что бы это значило в действительности, в двух словах не скажешь, а в трех – долго, потому переходим к делу.

Все, кто знали Иван Иваныча, помнят его отличительные черты, это, во-первых, исключительная порядочность в плане чисто человеческом и, во-вторых – и любовь к порядку. Придя на службу и убедившись, что всё в ажуре, Иван Иваныч с легким сердцем спускался к входным дверям встречать Египте Тевосовича Асцатряна, главу комитета, чтоб проводить до дверей кабинета. Никто его к этому не принуждал, охрана по тем временам полагалась исключительно первому лицу республики, а не каждому третьему, как сегодня, но наработанные годами навыки ветерана компетентных органов требовали именно такого поведения. Само лицо Иван Иваныча словно говорило: «Враг обезврежен, мин нет. Всё в порядке!».

Тот же ритуал повторялся и в конце дня, если конечно, наш герой находился на своем рабочем месте, а не был задействован на разовые поручения председателя госкомитета. В свободное же время (которого, по правде говоря, хватало) с Иван Иванычем можно было и поговорить, и восхититься ладно сидящим костюмом, безукоризненно отглаженными брюками и сияющими как солнце ботинками чехословацкой фирмы «Цебо». Все это в совокупности с четкой организацией письменного стола: остро заточенные карандаши, папки – слева, ручки – справа, бюстик Владимира Ильича строго по центру внешней кромки стола, – вызывало уважение к порядку и уверенность в завтрашнем дне.

Течение жизни по раз и навсегда установленному распорядку было нарушено летом одна тысяча девятьсот шестьдесят уже не помню какого-то года, когда в Армению прилетел председатель такого же комитета, но из Москвы. К визиту Шелепина (не путать с «…и примкнувшим к ним Шепиловым») подготовились по всем правилам: программа была продумана в деталях, каждый из участников принимающей стороны знал свое дело и свое место. Иван Иванычу предписывалось отгонять от парковочного пятачка случайные машины и обеспечить надлежащую чистоту с образцовым порядком на всей прилегающей территории.

Приданная по случаю поливальная машина полировала отрезок Московской улицы до неприличного блеска, но поскольку солнце вмиг высушивало асфальт, а высокий гость, (в недавнем прошлом, кстати говоря, глава КГБ СССР) задерживался, Иван Иваныч велел воды не жалеть и поливать хоть до следующего утра. Тут как раз и позвонили: «Едут!».

Иван Иваныч метнулся на улицу отдать последние распоряжения и… ахнул. Из переулка, примыкающего к зданию Республиканского военкомата, под медь оркестра торжественно-траурно выползала похоронная процессия. Еще минута, и провожавшие в последний путь запрудили улицу, и произошло это в тот самый момент, когда по закону подлости на улицу въезжала машина с московским гостем. Чтоб представить душевное состояние Иван Иваныча в тот драматический момент, хорошо бы вспомнить немую сцену из гоголевского «Ревизора», да умножить ее на два.

В ином случае к происшедшему можно бы отнестись как к конфузу, досадной случайности, непредвиденному срыву. Но это был особый случай. Порядок, определявший приоритеты встреч на этом свете и проводов на тот, рушился на глазах, а Иван Иваныч, чекист, службист и аккуратист, не смог этому воспрепятствовать. Непорядок…

А дальше, как рассказывали, произошло следующее. Автомобиль с гостем прижался к тротуару и остановился. Из него вышел человек явно некавказской национальности, снял шляпу и стоял так до тех пор, пока траурная процессия проходила мимо. После чего даже Иван Иваныч смог перевести дух и сказать: «Всё в порядке».

Соображение первое: «порядок» и «порядочность» – слова одного корня. Но чтоб из первого непременно вытекало второе, это совсем не обязательно: все зависит от конкретных Иван Иванычей, и еще от того, какая под шляпой голова.

Дела сердечные

Когда не можешь вникнуть в суть, отвлекаешься на подробности. Существо дела, которое непосвященные воспринимали откровенно поверхностно, заключалось в новых методиках в сердечно-сосудистой хирургии, перешагнувшей рубеж шунтирования и осваивающей то, что идет дальше. Что, собственно, излагалось понимающей аудитории, а те, кому не понять, – тоже без обид: они пришли не понимать, а радоваться.

В Москве, в Научном центре сердечно-сосудистой хирургии имени А. Н. Бакулева шла защита докторской диссертации. Армен Тер-Акопян, сын моего друга Вигена Тер-Акопяна, из кандидатов наук поднимался на ступень выше, что одинаково полезно как для медицинской науки в целом, так и нуждающихся в медицинской помощи, прежде всего.

Слушая вполуха рассуждения диссертанта на заданную тему, я сосредоточился на аудитории. Бросалось в глаза внушительное число лиц кавказской национальности, но определенно медицинской направленности. Зафиксировав этот интригующий момент, автор первым делом подумал: как это все-таки здорово, когда армяне добиваются признания в Москве, где, как известно, слезам не верят. (А где в наше время верят?) Причем здорово это не только для врачей-армян, но прежде всего для тех, кто у них лечится. Коль скоро мы о врачах.

Вот сюда бы тех, мелькнуло в голове, кто считает, что все, чей род не от Юрия Долгорукого, – не москвичи, «понаехали», «ату их!». А директор Бакулевского центра Лео Антонович Бокерия – мировая величина в науке, академик, хирург золотые руки и мудрый человек по жизни. Сам не русский, а сколько русских спас?

Как-то раз ему намекнули на перебор грузин в Центре.

– Это не совсем так, – возразил он. – Большинство грузинских врачей работают здесь с незапамятных времен, еще когда директором Центра был Владимир Иванович Бураковский, мой учитель. Кого я перетащил? Есть у меня одноклассник, известный в прошлом футболист. Он приехал ко мне на операцию, но в это время Абхазия, где он жил, объявила о своей независимости. Так он стал беженцем, не смог вернуться домой, перенеся большую операцию на сердце. Я его взял к себе завскладом. И что, меня надо за это упрекать? Часто у операционного стола собираются люди самых разных национальностей – украинцы, евреи, кавказцы. Центр у нас многонациональный, такой маленький СССР. Это греет мою душу, потому что это по справедливости – мы все родились в одной стране.

Слова академика очень точно совпали с атмосферой, царившей в зале с первых минут защиты диссертации и до ее завершения. С места и от микрофона высказывались люди, для которых бывшее советское время прожито, но не изжито. И зачем гнать от себя то, что работает на созидание, а не разрушение?

…Между тем соискатель продолжал раскрывать суть своей работы, а я переключился на сидящего в первом ряду Баграта Алекяна. Опять же мировая величина в хирургии, а в данном случае еще и научный руководитель и наставник Армена.

О Баграте Алекяне я, конечно, много слышал, но видеть не приходилось. Похож на отца – Гегама Алекяна. Алекян-старший был министром, и его знали все. Но в Армении. Теперь эта фамилия еще более известна. Но в России и за ее пределами. Тот случай, когда сыновья вдут дальше отцов, за что родителям особая благодарность.

«…И еще я хочу сказать спасибо своим родителям», – завершая сугубо научное и переходя к общему для всех, подводил черту Армен Тер-Акопян. Чтоб понять и согласиться с этим, иметь специальное медицинское образование было не обязательно.

Орехи для младшего школьного возраста

Сурен Арсентьевич Мелкумян, мужчина во всех отношениях видный, производил впечатление еще и тем, что в общении с окружающими был вежлив, одевался с иголочки, мужскому одеколону «Шипр» предпочитал ароматы эксклюзив-пикант, отдыхать любил на природе и таким образом полностью подходил под распространенный комплимент тех лет «выглядеть как огурчик».

Все время, что помню Сурена Арсентьевича, он возглавлял что-то строительно-монтажное и безостановочно продвигался по служебной лестнице вверх, из чего можно предположить, что трудился с пользой не только для себя, но и государства.

Ко тому времени, когда мы стали соседями, наш герой получил очередное повышение, а вместе с ним и служебный ЗИМ, на котором приезжал домой обедать. Обед совпадал с возвращением из школы другого Арсентия, младшего сына Мелкумянов, с ним мы крепко дружили, поддерживаем отношения и поныне, а почему автор изменил его фамилию, станет понятно чуть позже.

Нередко за стол усаживали и меня. Мне льстила близость к семье человека, которого знал весь Ереван как «беззаветно преданного делу партии коммуниста» (распространенная характеристика тех лет) и вообще честного человека, что по тем временам – вы не поверите – признавалось добродетелью.

За обедом Сурен Арсентьевич о школьных делах не спрашивал, но любил порассуждать о возвышенном, призывая всегда и во всем быть правдивым и не кривить душой. Иллюстрировать верность жизненным принципам Сурена Арсентьевича примерами из нашей школьной жизни было трудно, да этого и не требовалось. Покончив с обедом, наш наставник садился в свой лакированный ЗИМ и – на службу! После чего оставалось ощущение некоторой растерянности и желание во всем походить на него.

Очередное повышение по службе настигло нашего героя осенью 1953 года. Сравнительно недавно страна проводила в последний путь товарища Сталина, и расслабляться было нельзя. Кое-что, приравненное к великим стройкам коммунизма, возводили и в Армении: Гюмушскую ГЭС, например, Канакерский алюминиевый завод, новые корпуса завода синтетического каучука имени Кирова (впоследствии «Наирит»). И как следствие, фотографии Сурена Арсентьевича стали появляться в газетах все чаще и чаще, а фамилия нашего любимца оказывалась в одном ряду с высшими руководителями Армении вплоть до первого секретаря ЦК тех лет Яковом Никитовичем Заробяном.

Карьерный взлет Мелкумяна-старшего Мелкумяна-младшего нисколько не испортил, по отношению к нему уместны известные слова из песни «каким ты был, таким остался». Тем более, повторю, что и вошедший в солидные лета Арсентий не изменился по сей день – он и поныне такой же душевный, надежный и порядочный человек.

По-прежнему доброй и отзывчивой оставалась и хозяйка дома. Успехами мужа она, ясное дело, гордилась, но как-то про себя, неслышно, лишь изредка показывая это на людях. Как в случае, когда зачитывала по телефону адресованную мужу телеграмму: «Желаю вам крепкого здоровья, личного счастья и больших успехов в почетной работе строителя. Пусть ваш труд, по достоинству отмеченный высокой правительственной наградой, способствует выполнению соцобязательств и плановых заданий, а коллектив возглавляемого вами управления был всегда передовым».

К высокой награде Сурен Арсентьевич отнесся спокойно (небось не первая и возможно, не последняя) и все у него шло своим раз и навсегда установленным порядком.

…В тот день Сурен Арсентьевич, как обычно, заехал домой пообедать. На лестничной площадке соседки вели неспешный натуральный обмен с торговкой орехами, расплачиваясь, как тогда водилось, отслужившим свое тряпьем.

– Сколько не пожалеешь за эти? – проходя в дверь, неожиданно сказал Сурен Арсентьевич, показывая на свои новенькие штиблеты.

– За такие и триста орехов не жалко, – обрадовалась торговка.

– Тогда отсыпай, сейчас вынесу, – сказал Сурен Арсентьевич и прошел в дом.

Стащил с ног туфли, отложил их в сторону, а из чуланчика вынес точно такие, но надеванные. Отдал женщине. Та, не глядя, запихала их в мешок.

…Накормив мужа, хозяйка дома положила на стол полную миску орехов.

– Подходите попробовать, – позвала она и нас.

Раскалывая орехи, Сурен Арсентьевич снимал с их ядрышек прозрачную шкурку и закидывал одно за другим в рот.

– Попробуйте, какая вкуснятина, – придвинул он миску, со значеньем посмотрев на нас.

«Сейчас произнесет что-нибудь значительное», – подумалось мне. И вот, пожалуйста…

– Люди в жизни должны держать курс по звездам, а не по огням проплывающих мимо кораблей, – хрумкая орехом, изрек Сурен Арсентьевич…

Песни первой любви

...

Человеку, не посвященному в тайны музыкальных историй советских композиторов, а автор определенно из непосвященных, трудно объяснить, почему одни песни подхватывались с полоборота пластинок незабвенного Апрелевского завода, а другие бесследно растворялись в эфире Всесоюзного радио.

Ответить на вопрос, возможно, поможет простенький эксперимент: сейчас автор приведет строчки из нескольких экимяновских песен, и если читатель продолжит их по памяти, то вот вам и ответ.

Слушаем дальше:

И еще:

Если вы поймали себя и на том, что уже не только слушаете, но и напеваете, то вопросов больше нет. Одни соображения.

К примеру, можете ли вы, уважаемый читатель, представить, чтобы поэты Расул Гамзатов, Виктор Боков или, скажем, Ашот Граши написали стихи (по нынешнему «тексты») типа: «С неба звездочка упала прямо милому в штаны…» или: «Зайка моя…», не говоря уже о «Пуси-муси, тря-ля-ля…», а композитор Экимян переложил такое на музыку? Песен, между прочим, он написал более трехсот – на русском, армянском, украинском, и надо же! – ни одной «муси-пуси»…

Другое. Из генералов песенной карьеры того времени на ум тотчас приходит бессменный руководитель Краснознаменного ансамбля песни и пляски Советской армии, но если у Александрова соответствие генеральской формы с содержанием его творчества слито воедино, то в песнях Экимяна от мундира ровным счетом ничего, все от сердца, на редкость тонкого, чуткого и доброго. Марши определенно не его жанр.

«Мелодии Экимяна удивительно красивы, выразительны, пластичны и всегда естественны. Это живая и искренняя музыка. Живая и искренняя настолько, что, слушая ее, словно участвуешь в каком-то радостном сотворчестве…» – это Арам Ильич Хачатурян, один из классиков музыки XX века.

А вот строки из письма Мариэтты Шагинян, классика литературы: «Честно говоря, я не люблю эстрадной музыки, но, прослушав несколько раз присланное вами, должна признать, что по своему лиризму и по душевной какой-то чистоте звучания они мне понравились – особенно одна армянская, где эстрадный оркестр звучит как сазандары. Очень рада написать Вам о теплом своем впечатлении! И еще раз спасибо».

Песни Экимяна исполняли Офелия Амбарцумян, Ованес Бадалян, Лусине Закарян, Рубен Матевосян, Раффи Ованесян, другие неповторимые певцы Армении, России, Украины, но если бы я вдруг назвал их «звездами», то поставил бы вровень с передовиками телевизионного фабричного производства. Как вам в роли современной «звезды» Людмила Зыкина? Или Марк Бернес? Или Георг Отс? Об этом и речь…

Несовпадение строгой генеральской формы с глубоко лирическим содержанием композитора Экимяна так или иначе, рано или поздно, вольно или невольно, а должно было поставить его перед выбором. И он был сделан – в пользу музыки. Не могу знать, как сильно потеряла от этого борьба с преступностью, но музыка выиграла, точно.

В системе МВД генеральские погоны Экимян получил чуть ли не в юном возрасте по практикуемым в суровые советские времена меркам, а это, что ни говорите, пример справедливого отношения власти к сотрудникам с нетипичной фамилией. Правда, вспоминают сослуживцы Экимяна, истории известны случаи, когда, отстаивая свое мнение, генерал чрезмерно горячился и, показывая характер, сильно заступал за субординационную грань. Ничего страшного, говорили сослуживцы: когда вы готовите яичницу, тоже ведь можно сказать, что яйца ведут диалог со сковородкой…

Из воспоминаний Владимира Илларионова, генерала, тогда первого заместителя начальника Главного следственного управления МВД СССР: «В Алексее Гургеновиче поражала глубина оперативного мышления, творческая манера работы, особенно при выдвижении и проверке версий. Он обезвредил не одну бандитскую группировку, всегда лично выезжал не место происшествия, проявлял чудеса оперативной выдумки…»

– Что помимо увлеченности музыкой ускорило отставку Экимяна? – спросил я генерала.

– Зависть. Недобрый спутник ярких, талантливых людей.

Тот же вопрос Воскану Галустьяну, опять же генералу, тогда заместителю начальника управления кадров МВД СССР, близкому другу Экимяна.

Если вспомнить, как он жил, то в голову приходят правила суфийского самоограничения. Это когда аскетизм основывается не на том, чтобы ничем не владеть, а на том, чтобы ничто не владело тобой. Его угнетала зависть не блещущих ни умом, ни талантами чинодралов, владевших лишь двумя основополагающими позициями: в нужном месте и в нужное время вытягиваться во фрунт и заглядывать в глаза руководству. Ни в том, ни в другом Экимян не нуждался. И вот что важно заметить: уйдя из милиции, он никогда не говорил дурных слов в адрес своих завистников.

Схожесть причинно-следственной связи улавливается? Если нет, могу усилить репликой из собственных впечатлений.

В тот период нашей славной истории, когда выход песен советских композиторов в свет определял не спрос, а бюро ЦК, Всесоюзной фирме «Мелодия» было предложено выпустить диск с произведениями Экимяна. Чтобы придать обсуждению какое ни есть приличие, на бюро пригласили специальных товарищей из руководства Союза композиторов Армении.

С инициативой товарищи не то чтоб согласились, а скорее смирились: нехотя, сквозь зубы и с определенными оговорками. Запомнилась одна: следом выпустить пластинку другого композитора, из «своих». Ладно, если бы своему было что представлять, а так… песни как песни, бывают и хуже.

По поводу недоброжелательства некоторых армянских коллег к отцу говорил мне и сын композитора, композитор Михаил Экимян.

«Многие болезненно переживали всенародный успех отца. До них никак не доходило – как человек с тремя классами музыкальной школы, самоучка, бывший "мент" пишет песни, которые поет весь армянский народ».

Соглашается с ним и старший сын милицейского генерала, полковник милиции Рафаел Экимян.

Что тут сказать? Разве что вспомнить классика журналистики Леонида Жуховицкого, предложившего принять закон, который в нашем случае звучал бы так: «Запретить всем завистникам приближаться к талантливым людям на расстояние верблюжьего плевка».

… Экимян часто приезжал в Армению, побывал он и в Нагорном Карабахе. Поездка оказалась последней – подвело сердце. Привезли в Москву, уложили в госпиталь. Композитор не смог отказать персоналу и больным сослуживцам – готовился показать свои песни. Не успел.

Говорят, чтобы жить, нужны более веские основания, чем чтобы умереть. Будь так, Экимяну бы еще жить да жить. Но судьба отмерила ему 55 лет. Ровно.

…В одной из его песен есть такие слова: «Представить страшно мне теперь, что я не ту открыл бы дверь, другой бы улицей прошел, тебя не встретил, не нашел…».

А он ведь и впрямь открыл ту единственно правильную дверь для себя, прошел той самой улицей, по которой и надо было пройти, и нашел именно ту любовь и признание, которые получил.

Светлый человек из Еревана

Пространственная отдаленность тяжесть утраты лишь усугубляет: прощаться трудно всегда, но на расстоянии – труднее.

…Альберт Шарурян, профессор Ереванского университета, доктор филологических наук, знаток армянской поэзии Средних веков запомнился тем, без чего можно быть и доктором любых наук, и профессором, и сколько угодно преподавать в университетах. Альберт Шарурян запомнился порядочностью.

Чуть было не сказал «повышенной», хотя порядочность усредненности не признает. Она либо есть, либо ее нет – такова природа этой эфемерно тонкой, почти неуловимой материи. Перефразируя сказанное об Иосифе Бродском, наличие подобной субстанции в человеке можно обозначать и так: «В нем была какая-то существенность. При всех своих недостатках он обладал чем-то таким, что делало его безусловным обладателем вот того самого, чем он безусловно обладал». Витиевато, но заставляет задуматься.

…Особенность начала 90-х годов прошлого века состояла еще и в том, что с профессорами можно было познакомиться в очереди за хлебом, где все равны, но не одинаковы. Неординарность человека, внешне удивительно напоминавшего Уильяма Сарояна, проявлялась и в том, что в ограниченном пространстве стояния за насущным непонятно как, но очень быстро, вроде бы из ничего и как бы вдруг возникала аура уступчивости, взаимопонимания и всеобщей доброжелательности. Поначалу казалось, что это от узнаваемости Шаруряна в своем микропространстве: перекресток улиц Туманяна с Алавердян, где он прожил не одно десятилетие, и где его действительно знали все. Но вот, охотясь за хлебной пайкой, мы часто заступали за линию своего ареала, и что? А то же самое.

Почему так, объяснить не могу. Попробуйте сделать то же и вы – в большинстве случаев обеспечено снайперское… непопадание. Дело, видимо, в том, что порядочность хороша не от случая к случаю, не в порядке разовой акции, а чтоб была сама по себе, постоянно и на всю жизнь. В большом и малом, хотя границы здесь размыты. Вот маршал Ахромеев, например, перед тем как повеситься, пришел к буфетчице и рассчитался за все, что задолжал. Большое это или малое, если смотреть с позиции человеческой порядочности?

…Как интеллигент времен дружного поклонения всему сугубо армянскому и долбания всего того, что армянским не признавалось, являясь представителем плеяды университетских запевал-вольнодумцев, Шарурян был просто обязан отвернуться от прожитого и пережитого за все прошедшее время, впасть в крутой национализм, а затем, по возможности аккуратно, из него выходить. Не пришлось, слава тебе Господи…

…Мне жаль, что, проходя утром мимо дома, где жил мой друг, я уже не услышу стрекота пишущей машинки. Летом он выносил ее на балкон (чтоб не мешать внукам спать), зимой перебирался на кухню, но отчетливо высвечивался в окне.

– О чем пишешь? – спросил я его в один из дней великого армянского оледенения, беспросвета и недоеда.

– О Мецаренце.

– Зачем? – поинтересовался я, обводя руками муторное пространство вокруг.

Он не удивился, не обиделся.

– Потому, – объяснил, – что наши великие забываются: Мецаренц, Фрик, Варужан, Овнатанян… А не должны. Вот выйдет книжка, попадет на глаза – какой ни есть повод вспомнить. Я ведь денег за это не прошу.

Книжка вышла – деньги на издание дал Католикос. О гонораре не было и речи.

…Ереван меняется не только внешне, но и по сути. Суть – в истинных, потомственных ереванцах. Перемены же еще и в том, что эти люди уходят: неслышно, тихо, как падающие с платана листья. Обидно в каждом отдельном случае, но неизбежно в целом.

После Альберта Шаруряна остались дети, внуки, и я бы не позволил себе назвать их здесь, если бы писал некролог, а не просто заметки по поводу того, что еще одним порядочным человеком в Ереване стало меньше. Согласитесь, грустно…

Свои и чужие

Общего у моих собеседников больше, чем различий: оба доктора юридических наук, профессора, и тот и другой сорок с лишним лет в правоохранительных органах, подружились тоже не вчера, генералы. А различие вот в чем: Владимир Петрович Илларионов – русский, а Оскиан Аршакович Галустьян – армянин. Живут они оба в любимом городе Москве, который едва ли может спать спокойно – обострению межнациональных отношений не видно ни конца ни края. Наш разговор об этом.

Сергей Баблумян. Как давно и почему враждуем, товарищи генералы? Владимир Илларионов. Насчет «давно». По Ветхозаветному преданию, все мы, живущие на земле, дальние или близкие родственники, братья не только по разуму, но и по крови. Единство происхождения человечества не отрицает и современная наука. Но она же отсылает нас и к истокам межнациональной вражды. Первым, кто подвел научную базу под эту проблему, был великий французский ученый Паскаль. В своих «Мыслях» под номером 83 он приводит такой диалог: «Почему ты меня убиваешь?» – «Как почему? Ты с другой стороны реки. Если бы ты был с моего берега – это убийство, а с другого – геройство». Возможно, за межнациональной враждой, делением людей на «своих» и «чужих», со «своего» или «чужого» берега, стоит пока еще непознанное, зародившееся в доисторические времена реликтовое проявление боязни иноплеменных. Так собственный белок отторгает белок другого человека. Неслучайно же у каждого народа в ходу ироническое, а порой и оскорбительное название людей иной национальности: русский – москаль, украинец – хохол, француз-лягушатник, еврей – жид, армянин – армяшка и т. д.С. Б. Что скажете, Оскиан Аршакович? Оскиан Галустъян. Скажу о главном. Если по-прежнему ограничиваться стенаниями и не делать ничего решительного, не сегодня, так завтра эта зараза заденет каждого, независимо от его национальности, вероисповедания, социального положения и т. д. Два слова о причинах. Они носят экономический, политический, психологический, криминологический и иной характер; плюс масса ошибок и просчетов организационно-управленческого свойства; плюс низкий уровень культуры, надменность в поведении некоторых наших соотечественников – что в результате вызывает негативную реакцию и формирует мнение нации в целом. Недавно был с семьей на Поклонной горе. Проходим мимо кафе, которым верховодят земляки. На всю округу гремит низкопробная музыка, якобы национальная… С. Б. Можно подумать, в русских ресторанах один Петр Ильич Чайковский звучит… О. Г. Нет, конечно. Но ведь не только в музыке дело. Согласен, с хрустом оттягиваются в ресторанах, нарушают правила уличного движения или навязывают окружающим свой взгляд на вещи не только армяне. Ну и что? Каждый отвечает за себя и нацию, которую представляет. Никто не требует отказываться от своей культуры, музыки, языка, истории и т. д. Все это необходимо сохранять, но без навязывания и бесцеремонного внедрения в сформировавшуюся российскую культуру Весьма поучительна на этот счет древняя поговорка: «В Риме делай так, как делают римляне». С другой стороны, надо принимать самое активное участие во всех сферах жизнедеятельности российского общества, приносить ему максимум пользы, быть востребованным и уважаемым. Важнейшее условие формирования общего позитивного мнения об армянах видится именно в этом.С. Б. Кто спорит? Встраиваться, врастать даже в российскую действительность, конечно же, надо. «Даже» – потому что для большинства наших соотечественников из бывшего СССР – Россия никакая не чужая страна. Но существует и другая проблема – дефицит встречного движения, в первую очередь со стороны властей страны проживания. О чем речь? Ну, например. Один известный российский банкир как-то рассказывал про Лос-Анджелес. «Красивый город, океан и куча бездомных на побережье – «хомлесы» (бездомные. – С. Б. ). Как-то так случилось, что мне пришлось встретиться с одним из высокопоставленных городских чиновников – вице-мэром. Я ему сказал: послушайте, у вас такой красивый город, вы сильная нация, сильный муниципалитет, выгоните этих «хомлесов». Он говорит: вы знаете, никакой проблемы нет. Никакой. Более того, мы их подкармливаем. Развозим горячие обеды, завтраки. Но как только мы выгоним «хомлесов», даже пусть этого хочет большинство населения благополучного Лос-Анджелеса, завтра у кого-нибудь возникнет желание выгнать негров, послезавтра евреев, потом еще кого-нибудь… И мы потеряем главное наше завоевание – демократию. Демократия – это не только мнение большинства. Демократия – это защита меньшинств. Как насчет этого? В. И. Насчет этого – надо искать и находить эффективные способы и средства преодоления межнациональной розни. Сейчас выход видят, в частности, в том, чтобы воспитывать подрастающее поколение в духе утверждения достоинства человека, социальной справедливости, сотрудничества в обществе без насилия. Так рекомендует ЮНЕСКО. С. Б. А что показывает жизнь? B. И. А реалии современной жизни говорят о том, что эти требования фактически невыполнимы. Как, к примеру говоря, можно осуществить такое воспитание в Косово, охваченном ненавистью сербов и албанцев? Кто там будет учить детей и молодежь принципам терпимости? Поэтому, не отказываясь от реализации идей толерантности в воспитании и обучении, необходимо сосредоточить внимание на объединении людей доброй воли в совершении добрых дел. Слова о необходимости толерантного поведения, призывы и заявления нередко остаются невостребованными. Современное российское общество и других стран СНГ устало от риторики при решении межнациональных вопросов. Дело за конкретными делами, реально доказывающими необходимость сотрудничества народов. Они сильнее самых звонких деклараций.О. Г. Совершенно согласен с коллегой… C. Б. Позвольте один фрагмент из американской жизни. Нью-йоркская компания «Claiborn Inc.», специализирующаяся на пошиве джинсов, пустила под нож семь тысяч всенародно любимых штанов. В случае чего американцы умеют, стиснув зубы, смириться с некоторыми потерями, чтобы не допустить еще больших, а это был именно тот случай.Дело в том, что не сильно кумекающие в восточных религиях нью-йоркские кутюрье нанесли на джинсы строки из Корана, чем сильно рассердили выходцев из арабских стран, которых наряду с индусами в Детройте великое множество. В ответ на бестактность местная мусульманская общественность пригрозила бойкотировать торговый центр, выставивший на продажу крамольную продукцию, а это обещало куда более серьезные последствия, чем убытки от ликвидации семи тысяч «нехороших» штанов.Представитель Совета по американо-исламским связям был вынужден внести ясность в вопрос, почему американским дизайнерам верхней одежды не следовало делать этого, и, в общем, конфликт был улажен, после чего представитель непутёвой фирмы принес публичные извинения.О. Г. …Но я все-таки продолжу то, о чем говорил Владимир Петрович. О воспитании молодого поколения. В последние двадцать лет явно затянувшегося переходного периода десятки тысяч ребят и девушек не получили ни образования, ни должного воспитания, ни родительской ласки, ни домашнего уюта. Вместо упраздненных пионерских, комсомольских и всевозможных иных общественных организаций не было создано альтернативы, вследствие чего многие молодые люди оказались брошенными на произвол судьбы. Сегодня определенная их часть вовлекается в скинхедские, фашистские организации, другие криминальные структуры. Социологам известны факторы, влияющие на криминальную обстановку в стране. Это должно учитываться и общественностью, и государством, чтобы принять соответствующие меры по спасению заблудившейся молодежи и предупреждению совершения ими преступлений. Еще одно. Не берусь судить об эффективности приучения к толерантности, будь то в Косово, Калифорнии или где-нибудь еще, но Россия в этом деле имеет неоспоримую фору. Эта фора в ее литературе – в книгах Федора Достоевского, Льва Толстого, Чехова, Тургенева, других гениальных мыслителей. Известно, что во все времена русская литература превосходила мировую искренним и сильным чувством человеколюбия. Поэтому воспитанная на такой литературе молодежь не может ненавидеть и убивать людей другой национальности, считая, что Россия только для русских. Русские всегда отличались гостеприимством, великодушием, доброжелательностью. Неслучайно в России проживает более 150 национальностей – больше, чем в любой другой стране мира.С. Б. Насчет русской литературы в целом и Льва Толстого в частности – бесспорно. Но вот какая штука. В те времена не было телевидения, которое, условно говоря, не любит снимать поезд, когда он приходит по расписанию, но обожает снимать, как состав сходит с рельсов. Потому что много трупов, много крови. Вот и в нашем случае так: сегодня ТВ лучше всех разжигает межнациональные страсти, но гасить их не хочет или не умеет. Вы знаете другую страну, где бы СМИ так упорно, последовательно и от души акцентировали национальную принадлежность преступника? А вообще, воспитание терпимости – длительный процесс, тогда как унижают, бьют и даже лишают жизни сегодня. Да, можно рассуждать о том, что суть зла лежит не вне, а внутри нас, что надо учиться понимать другого, который ничем не хуже тебя и т. п. Но учиться чему бы то ни было, находясь в состоянии ожидания погромов, трудно. Если вообще возможно. Не кажется ли вам, милиционерам с генеральскими лампасами, что болезнь требует куда более эффективного употребления власти?О. Г. Если вы имеете в виду только и единственно плетку, то она ничего не лечит, а только загоняет вовнутрь: болезнь, проблемы, ситуации. Надо разобраться в истоках. Дело в том, что в национальных образованиях русские вдруг оказались в положении слабых. Их стали пинать все кому не лень: всегда были старшими братьями, стали никому не нужными приживалами, были покровителями и защитниками, превратились в захватчиков и угнетателей, были русским народом, стали российским, тащили на себе главный груз экономических проблем, оказались дармоедами. И так далее. Потом в центр, что называется «понаехали» те, которым у себя дома и не сиделось и не работалось, вследствие чего образ жизни – «чемодан-вокзал-Россия», где, как оказалось, можно и устроиться, и зарабатывать. Но теперь они стали восприниматься как чужие. С. Б. Но ведь чужие – не обязательно враги. В. И. Нет, ясное дело. Особенно для старшего поколения, которое должно, просто обязано и говорить, и вести себя так, чтоб младшие знали и помнили. В дни Спитакского землетрясения, находясь в Армении, мы решили с моим другом генералом Галустьяном написать книгу об исторических традициях дружбы русского, армянского и других народов, проблемах в сфере межнациональных отношений и о том, как они должны преодолеваться. Итог наших рассуждений по этому поводу: сползание к пропасти распрей между народами может остановить только идеология добрых дел. О том, почему плохие люди всегда умеют хорошо объединяться, а хорошие люди – нет, говорил еще Лев Толстой. Так давайте же объединяться.Наша книга «Россия и Армения» была тепло встречена соотечественниками, в том числе зарубежными, получила хорошую прессу, за что, кстати говоря, спасибо и редакции «Нового времени». А что касается «свои-чужие», то для преодоления розни прежде всего должны стараться те, кто хочет стать своим. Тут уж ничего не поделаешь.О. Г. Да, это на самом деле так. Тут очень хорошо ложатся слова Шарля Азнавура. «Я никогда не ощущал себя сыном беженца. Может быть, именно это мне и помогло. Даже когда меня так называли или я сам так говорил, для этого была своя причина. Я хотел, чтобы моя жизнь была примером для молодых эмигрантов. Мне хотелось вселить в них веру в то, что это не мешает достижению успеха. Понимаете, жизнь на чужбине требует очень больших усилий. Надо суметь приспособиться к новым условиям, а не жить замкнутым мирком, иногда так и не выучив языка страны, куда приехал жить. Попав в новый для себя мир, чтобы не превратиться в отщепенца, ты должен стать его частью, принять его. Именно так повели себя армяне во Франции – стали ее органичной частью». С. Б. А не кажется ли вам, что национализм очень даже выгодная, практически беспроигрышная для предвыборных кампаний штука. Понятно, что такая политика не может вызывать восхищения, но мало что в окружающей нас действительности не рождает аплодисментов… И где та грань, которая отделяет патриотизм от национализма? О. Г. Вообще-то, есть мнение, что патриотизм это состояние души. С. Б. А национализм? О. Г. Наверное, состояние бездушия. В. И. И то и другое – подходы больше эмоциональные, чем рациональные, что сильно мешает трезвой оценке. А она такова: если наш «плавильный котел» перестанет справляться с нагрузкой, Россия превратится в страну, где будут сосуществовать одновременно несколько конкурирующих между собой культур, элит и традиций, опирающихся на совершенно разные корни, и поддержание политического баланса между ними потребует очень искусной государственной политики, которой пока не видно. Уже сейчас эксперты указывают на опасность чрезмерного расслоения в России. То же самое происходит и в США. В упоминавшемся чуть выше штате Майами, где на протяжении последних лет заметно уменьшается число белых англоязычных американцев и точно так же неуклонно растет число испаноязычных американцев в первом поколении. Почти все выборные должности в городе занимают представители испаноязычных меньшинств, которые уже заявили, что «Майами будет нашим», и намерены проводить соответствующую политику в области языка, культуры и экономики.С. Б. И все-таки очень непросто представить, чтобы дело дошло до состояния «событий в Майами». Во-первых, потому, что ни один президент США не позволит так по-горбачевски отвратительно опаздывать на каждое кровопролитие в своей стране, а решительно пресечет его еще в зародыше. Во-вторых, наверняка будут устраняться причины, приводящие к нежелательным последствиям. Пример из жизни. Лет десять тому назад в одном из латиноамериканских районов Вашингтона вспыхнули волнения, закончившиеся недельным противостоянием между испаноязычной молодежью и тысячным отрядом полицейских. Все началось из-за рядового убийства на бытовой почве, но причиной столкновения местных жителей с представителями закона стал язык. Офицер полиции хотел остановить трех молодых людей, а те просто не поняли произнесенную по-английски команду «Стой!».Почти каждый полицейский участок в Вашингтоне сегодня вынужден иметь переводчика или вводить в штат полицейских, владеющих иностранными языками.И наконец, следующая причина, которая вряд ли позволит там событиям развиваться по драматическому сценарию, – это достаточно высокий уровень социального благополучия в США, когда белым не надо искать причины своих бед в черных, а черным пенять в этом на белых. И это, пожалуй, главное.

Факультет нужных вещей

...

Между тем на улице Амиряна студенты, все-таки, больше занимались учебой, а не чем-то прочим. Не потому, правда, что больно сознательные, а повинуясь инстинкту самосохранения в самом высшем учебном заведении Армении. Вылететь было просто: не сдал раз, не пересдал во второй – и вот тебе улица разбитых фонарей. Как избежать провала, дошло очень быстро. Получить оценку по знакомству было еще можно, но чтоб за деньги – никогда. (Времена, когда взятка унижает тем больше, чем она меньше, были еще впереди.) А тогда проще было выучить и сдать. Нештатные ситуации в счет не идут, но требуют пояснения.

Итак… Студентки филфака (так сложилось исторически) отличались какой-то особенной, не сравнимой с их сверстницами из других высших (подозреваю, что и средних) учебных заведений Еревана красотой, но если бы я сказал, что видели это только студенты, а профессора и преподаватели проходили мимо, то был бы не прав, – не проходили. Потому как не заметить, например, студентку Рашель было очень трудно, а как только Владимир Карпович Айрапетян заметил и остановился, шансы сдать политэкономию у однокурсников Рашель сильно возросли. То же самое с сокурсниками Риты Завгородней, показавшей свое расположение к Владимиру Марковичу Григоряну, после чего отношение к математической лингвистике (так, кажется, назывался его предмет) слегка потеплело. Примеры можно продолжать.

Да, пусть по своим тактико-техническим характеристикам красавицы филфака были вне конкуренции, но не могли же мы, нормальные по своим способностям люди, да и по фактуре не полные уроды, ставить свою успеваемость в зависимость от девичьих чар. Во всех случаях учиться надо было самостоятельно. И вот когда процесс раскручивался, набирал силу и во вкус входили даже самые отъявленные оболтусы, вдруг обнаруживалась тяга к чему-то неведомому, изящному, светлому. То, как оказалось, была тяга к знаниям, которые, известное дело, сила. (Правда, со временем станет ясно, что все мы все равно невежды, только в разных областях.)

…Для начинающих филологов читать та же рутина, что для студентов политехнического чертить. Соль в другом: делаешь ли ты это по обязанности или получаешь удовольствие? На филфаке научили читать для души – раз, и отличать настоящую литературу от ненастоящей – два. Если б только это и ничего другого, тогда никаких вопросов, одна благодарность. Во что превращается существо разумное, когда у него на полке пусто или, что одно и то же, – Александра Маринина, Дарья Донцова да еще Оксана Робски сверху, можно видеть по телевизору. А тогда в аудиторию входили Анжела Константиновна Симонова, Лазарь Вартанович Айвазян, Седа Арамовна Манукян, а потом в книжном шкафу появлялись «Мастер и Маргарита», «Двенадцать стульев», «Семья Тибо»… И никаких «Цементов», «Брусков», «Гидроцентралей» и прочего из советской литературной классики, доступно объясняющей, что не в жизни счастье.

…Увлечение чтением, от которого одна польза, оборачивалось, бывало, привлечением к уголовной ответственности, в чем, конечно, ничего хорошего. Самиздатовские произведения ходили по факультету не то чтобы вольготно, но достаточно свободно, и, чтоб не попадаться, стукачей надо было знать в лицо. Но тут уже дело случая, здесь как кому повезет.

Подполковник с военной кафедры, товарищ Чатьян, отвечавший за нашу готовность родину защищать, как-то предупредил.

– Не болтайте лишнего. За вами следят.

– Кто? – весело поинтересовались мы.

– Кто надо, – отрезал подполковник.

Странно. С одной стороны, подполковник был живым олицетворением полкового знамени, на котором золотом по кумачу «За нашу Советскую Родину!». И вдруг такой пассаж. А ведь накануне, при сдаче зачета по разборке-сборке автомата на время, патриотизм офицера был вновь проявлен по-военному четко и недвусмысленно.

– Что за говно! – возмутился тогда в своей обычной терминологии наш друг Шаген и отшвырнул не желавший собираться «Калашников».

Подполковник внимательно посмотрел на Шагена и выразительно, с расстановкой отчеканил.

– Советское оружие не говно. Ты сам говно!

Из чего вытекало, что не все в советских подполковниках так просто и однозначно, как казалось, и что любить родину можно и странною любовью.

А кто служил оком и ухом госбезопасности, мы вычислили сами, своим умом.

…Ограниченность контингента мужского пола на филологическом факультете сильно сужала возможности для дружбы всерьез и надолго. Положение усугублялось тем, что по общим интересам факультет объединял очень разных людей – по талантам и способностям, по вкусам и пристрастиям. Кто-то личным примером подтверждал гипотезу, что человек ежедневно произносит восемнадцать тысяч слов. Другой следовал правилу: лучше молчать и быть заподозренным в глупости, чем открыть рот и сразу рассеять все сомнения на этот счет. Один обожал футбол, другой игру на ударных инструментах и не по таланту пил. Встречались эрудиты, в том числе из тех, кто никому не давал об этом забыть. Сказать, что нас объединяла высокая любовь к литературе – и пафосно, и неправда.

Но вот, считайте. С 1957 года по 2007 год – это ровно 50 лет. Полвека. Меридиан столетия. Семеро студентов, двое из Тбилиси, один только-только вернулся из алтайской ссылки, остальные – ереванские, впервые встретились, познакомились на Амиряна, сошлись и с тех пор вместе. Артур Киракосян, Роберт Кайцуни, Эдик Маркаров, Виген Карапетян, Лева Казарян, Эрик Паязатян. Вместе с автором этих строк – ровно семь. С пустяковыми обидами, забываемыми ссорами, незначительными, по большому счету, разногласиями. Двоих, Маркарова и Карапетяна уже нет, но цифра семь не меняется, все равно остается. Пятьдесят лет, год за годом.

Что еще на факультете из нужных вещей?

Полное безразличие к национальной принадлежности, пришедшее в вуз прямым ходом из школы, где до того, кто каких кровей, тоже не было дела никому.

Уважение к степеням и званиям, безо всякого притворства. Потому что – настоящие. Поговорить с профессором вне аудитории да еще чтоб не о курсовой, а про жизнь, считалось большой удачей.

Преподаватели к студентам большей частью обращались на вы. Это приучало к почтительности не только к профессорам, к старшим вообще.

В условиях беспощадного советского дефицита, когда достать из одежды что-то пристойное было делом доблести и геройства, девушкам, тем не менее, удавалось быть привлекательными и, что интересно, с минимальным использованием косметических средств. Мужчинам для этого хватало и джинсов, но чтоб не «как бы» джинсы, а фирменные. Мораль: при наличии вкуса добиться успеха можно и малой кровью.

…Имена, когда они уводят в молодые годы и когда к ним приятно возвращаться, обладают особенной магией света. Проверьте на себе: произнесите эти имена вслух – и… времен связующая нить образуется как бы сама собой. На том и хочу завершить, на первых пришедших в голову именах.

Грануш Араевна Маркарян, Эдуард Джрбашян, Ованес Инджикян, Давид Карпович Джагацпанян, Эдуард Туманян, Елизавета Арамовна Есаян, Геворк Абелович Брутян, Саломея Арешян…

Шаварш

Человеку вешают на грудь Звезду Героя с одновременным вручением высшего знака отличия страны – ордена Ленина. И то и другое за подвиги, которые он не совершал. Чуть позже тот же человек становится лауреатом Ленинской премии – за книгу, которую он не писал. Книга, повествующая о подвигах, которые этот человек не совершал, называется «Малая Земля», человек – Леонид Ильич Брежнев.

Жизнелюбивый обалдуй из Баварии тридцати двух лет от роду становится рекордсменом мира по быстрому целованию. Находясь возле одной из дискотек, баварский жизнелюб за одну минуту обцеловал сто одиннадцать женщин. Ура! Достижение заносится в Книгу рекордов Гиннеса, а его имя знакомо сегодня чуть ли не всей Европе. Целовальника зовут Михаэль Бастинг.

Другой человек пятнадцать раз завоевывал кубок СССР, семнадцать раз становился чемпионом мира, тринадцать – чемпионом Европы, устанавил одиннадцать мировых рекордов. Затем он же, этот человек, совершает подвиг, восхитивший весь мир. Героя зовут Шаварш Карапетян. Кто и где этого человека помнит?

В его жизни, как мне кажется, были две большие несправедливости. Первая: о выдающихся достижениях Карапетяна-спортсмена в скоростном подводном плавании знали разве что в широких кругах узкой спортивной общественности. Отчего так? От безразличия, лени, девичьей скромности? И то и другое, но, в первую голову, от безразличин, как своеобразной черты национального характера в некоторых ситуациях. Почему так, не знаю.

Несправедливость вторая. За подвиг, восхитивший мир, Шаварша Карапетяна награждают орденом второстепенной значимости. Таким обычно отмечают достижения в области промышленного и сельскохозяйственного производства, дни рождения и другие всяческие юбилеи. Вот такой орден – «Знак Почета» и вручили в свое время Шаваршу. Что же тут обидного, и где несправедливость? Главная, можно сказать, вопиющая несправедливость в том, что напоминать приходится о человеке, чье имя не должно быть забыто, но если вы спросите о Карапетяне сегодня, многие ереванцы сделают большие глаза. В связи с этим несколько слов о том, что совершил наш герой, почетный гражданин Еревана, двадцать пять лет тому назад.

Молодым людям, проезжающим мимо Ереванского озера (чаще всего по дороге в аэропорт или обратно), это водохранилище вряд ли покажется примечательным. Точно так, как автору и его сверстникам тридцать с лишним лет тому назад, когда молодыми были и они. Если озеро о чем-то и говорило, то прежде всего о безобразном содержании, в результате чего вода в нем имела болотный оттенок, соответствующий запах, что вызывало глубокое внутреннее сопротивление посещать этот водоем с оздоровительно-развлекательной (не говоря уже о эстетической) целью. В общем, соорудили отцы города искусственное озеро, назвали его славным именем Еревана и, как водится, позабыли-позабросили. Напомнило озеро о себе только в 1976 году, да так громко, что услышал весь мир.

В том году проезжавший по прибрежной улице троллейбус непонятно почему резко взял вправо, снес оградительную решетку и рухнул в воду. Пассажиров в салоне было много, сколько именно, я, честно говоря, уже не помню, но в те времена троллейбусы полупустыми не ходили. Надо же было случиться, что именно в ту минуту, когда тяжелая машина, завалившись на бок, уходила в воду, по набережной пробегал молодой человек в тренировочном костюме, он завершал каждодневную пробежку. Вполне могло случиться так, что в момент трагедии на месте происшествия спортсмена не было бы. Но судьба распорядилась так, как распорядилась: молодой человек оказался в нужном месте в нужное время, увидел терпящий бедствие троллейбус и бросился помогать.

Как так происходит, когда одни застывают в ужасе от увиденного, другие отворачиваются и уходят, а третьи, не раздумывая, автоматически бросаются на помощь, я тоже не знаю. Говорят, герой делает то, что можно сделать, а другие этого не делают. Но не всегда впадающий в оцепенение обязательно плохой, но тот, кто приходит на помощь и начинает действовать – безусловно, лучше. Еще лучше, когда действия грамотны, последовательны, и осмысленны.

Молодой человек на бегу скинул кроссовки, стянул куртку, остановился, не пожалел нескольких секунд на брюки – знал, в воде одежда намокнет и будет тянуть к дну. Затем с разбега врезался в воду и поднырнул к присевшей на дно машине.

Больше всего людей скопилось в задней части троллейбуса. Как ему удалось ногами разбить вроде бы непробиваемое стекло (тот редкий случай, когда чем ниже качество продукции, тем лучше), это тоже выше моего понимания. Человек выдернул первого попавшегося под руку и вытолкнул его на поверхность. Потом второго, третьего… И так двадцать раз. Правда, одно погружение, двадцать первое, оказалось пустопорожним – не разобравшись в мутном компоте из грязи, ила и человеческих тел, он вытащил дерматиновое сиденье. Но двадцать ереванцев, мужчин и женщин, молодых и немолодых, своей жизнью точно обязаны ему и только ему.

После этого власти пришли к трем простым умозаключениям. Да, представлять Карапетяна к ордену «Знак Почета» надо – человек вон скольких спас, так что почет ему и уважение. Во-вторых, как не сделать Карапетяна почетным гражданином Еревана, когда все спасенные им ереванцы. И в-третьих, этим ограничиться, остановиться, ничего другого не предпринимать, так как о произошедшем написали в центральных газетах, и если в Москве решат, что сделано недостаточно, то сами пусть и добавят. Видимо, поэтому в армянской печати о Шаварше Карапетяне долгое время ни слова, ни звука. Ждали что ли, пока выступит «Комсомольская правда», «Литературка», «Известия», а далее по алфавиту от А до Я, после чего и в родном отечестве опомнились.

С такой стеснительностью официальных лиц автор уже сталкивался: второй по значимости руководитель Армении никак не хотел обратиться Москву с просьбой о награждении: на горной дороге у автобуса отказали тормоза и, если бы не мастерство плюс мужество водителя, беды не избежать. Глава законодательной власти к инициативе автора этих строк отнесся вяло, но вот позвонили от самого товарища Громыко и спросили: «Что же вы, товарищ Саркисов, своих героев не замечаете? О них уже в «"Известиях" пишут, а вы…» Тут государственные мужи и встрепенулись.

Думаю, примерно такая же ситуация и с Карапетяном. Вспоминает Геннадий Бочаров, известный публицист. «Я в третий раз прилетел в Ереван и разговаривал с первым секретарем ЦК партии Армении. Мне опять обещали… И в этот момент происходит странная вещь. Шаваршу дают орден "Знак Почета". А по закону СССР, если дают хоть какую-то награду, то потом в течение пяти лет награждать не имели права! Сейчас я понимаю, чего они боялись. Они понимали, что награда Шаварша соскоблит блеск с их звезд. Сразу будет видно, насколько неуместны медали и ордена у них самих».

А в случае с нашим героем-водителем разница лишь в том, что онемел не только Ереван – на этот раз долго, упорно и непробиваемо молчала и Москва. Есть, на мой взгляд, еще одно, из-за чего все это происходит: когда на что-то показывают или о чем-то говорят журналисты, власти не хотят ни слышать, ни замечать. Из тупого упрямства и внутреннего противостояния всему, что они не догадались или испугались сделать сами. А признать, уступить, исправить – это уже слишком, это уже «западло».

И вот что еще интересно. Прошло не одно десятилетие, а о подвиге на Ереванском озере простые люди не забывают. Из письма доктора геолого-минералогических наук Михаила Судо в «Комсомольскую правду». «В 1982 году "Комсомольская правда" сделала великое дело, рассказав о Шаварше.

Но ваш гражданский и исторический долг поставить в этом деле точку. В связи с этим прошу вас, пожалуйста: исполните свой долг и волю тех, кто писал вам в 1980-е годы, поддержите обращение нынешней молодежи и направьте в администрацию Президента РФ официальное представление на присвоение Шаваршу Владимировичу Карапетяну звания Героя России».

Понятно, что это лишь благое пожелание, поезд ушел, но не кажется ли вам забавным: если для России Шаварш герой с недополученной от Советского Союза Звездой, то у себя на родине – кавалер ордена «Знак Почета», не получивший от Армении более высокой награды. И исправить эту ошибку надо: лучше поздно, чем никогда. Ради восстановления справедливости в истории нашего города.

Энергетика духа и любви

За что я люблю армян, помимо того, что не любить армян нельзя, не говоря уже о том, что и сам я не индус. Вот еще одна история на эту тему.

Во времена, когда в Ереване было холодно, голодно и темно, а страной управлял человек, любовь к которому возможна только как исключение, народ понес продавать все, что могло иметь хоть какую-нибудь цену, а в некоторых случаях и то, что могло ее и не иметь. Среди таких бесценных вещей особое место на толкучках занимали книги.

И вот однажды, проходя мимо, некий молодой человек взял в руки утративший товарный вид фолиант, перелистал его, поинтересовался, сколько просят, и, заплатив сущую ерунду, отнес книгу домой. Потом вторую, третью, после чего стал завсегдатаем всех книжных развалов города Еревана.

Чтоб не тянуть долго: вскоре молодой человек собрал у себя дома солидную библиотеку старопечатных армянских книг. Сложившаяся по случаю библиотека, конечно, не могла соперничать с прославленным хранилищем древних армянских манускриптов, однако автор не только отважился назвать ее мини-Матенадараном, но и попытается объяснить, почему он вправе позволить себе подобную дерзость.

Дело в том, что разглядывание приобретенного «продукта», чем дальше тем больше, утрачивало праздный и приобретало исследовательский интерес, который плавно перетек в следующую фазу – научно-исследовательскую работу. А это, согласитесь, уже не просто коллекционирование чего-то любимого, а нечто совсем другое. Здесь, кажется, самое время сказать о молодом человеке чуть подробнее, заметив, кстати, что он в этом деле все-таки не единственный, а один из трех. Пусть даже и первый среди равных.

Итак, Геворг Нерсесян, выпускник Ереванского политехнического института, до относительно недавнего времени сотрудник Министерства энергетики Армении. Как видим, ничего гуманитарного.

Юрий Минасян, высшее образование – техническое, в советском прошлом заместитель министра энергетики, до недавнего времени сфера практических интересов сугубо профессиональная, то есть ориентированная на развитие энергетики и электрификацию всей страны. Из чего следует, что тоже не литературовед.

Асмик Тигранян. Тут история другая: не просто профессионал в этой области, а еще и ведущий специалист с дипломом кандидата филологических наук.

Чтоб не нарушать каноны научного изложения, меняем стиль повествования и передаем слово Геворгу Нерсесяну.

«В 1512–1800 годах, – рассказывает он, – армянская книга издавалась в двадцати восьми городах, а в последующие пятьдесят лет число городов возросло до тридцати пяти. Наиболее замечательный период, с точки зрения искусства книгопечатания, включает первые триста лет, в течение которых было издано более одной тысячи наименований. В этот период армянские печатники стремились приблизить издаваемые книги к облику рукописных, сохраняя традиции и преемственность. Это делало их более привычным для читателя.

Цель нашей программы, – продолжает Геворг, – создать каталог орнаментального искусства в армянском книгопечатании, выпустить несколько иллюстрированных изданий "Орнаментальный декор в армянских старопечатных книгах" и все это завершить к 2012 году, когда будет отмечаться 500-летие армянской печатной книги».

Но это одна сторона дела. Мне же душу больше греет другое – люди. Двое мужчин и одна женщина, два энергетика и один филолог, три человека, два поколения ереванцев, посвятили себя одному делу: представить миру армянскую книгу. Начинали во времена, когда думали не о книжных прелестях, а физическом выживании, продолжают любимое дело по сей день.

Я слишком мало с ними знаком, чтобы понять, откуда у них это. Могу только предположить. Книги из собрания Геворга Нерсесяна обладают магнетической способностью укреплять дух и придавать силу. Возьмите в руки, не подозревая об авторстве, что-нибудь из книг Марининой, а затем «Житие Григора Нарекаци» – и почувствуйте разницу. В первом случае идущая от бессодержательности, как попкорн в разовой упаковке, легковесность, в другом – прикосновение к мудрости, ощущение, будто к вам, непонятно как, приходит любовь к прекрасному и просто человеческая теплота. Как говорится: котлеты отдельно, мухи отдельно. Такая вот история…

Эмиль Воскерчян, старый ереванский друг, рассказал мне эту историю и взялся познакомить с действующими лицами.

– Если, конечно, интересно, – скромно добавил Эмиль.

Насчет «интересно – неинтересно» – судите сами. По поводу же «не любить армян нельзя», автор как стоял, так и продолжает стоять на своем.

Эффект Варданяна

Журнал «Форбс», давно и с любовью считающий деньги в чужом кармане, насчитал у нашего соотечественника 980 миллионов долларов и поставил его на 62-е место в первой сотне самых богатых предпринимателей России. Соотечественника зовут Рубен Варданян. Рубен Варданян основатель и главный владелец инвестиционной компании «Тройка Диалог» с собственным капиталом в сотни миллионов долларов и с напрягающим воображение оборотом.

Когда вы видите на телеэкранах сплоченную группу неплохо одетых мужчин и среди них обрамленное аккуратной бородкой лицо безусловно армянской национальности, то это и есть Рубен Варданян. Когда вы слышите о крупномасштабных проектах, требующих соразмерных вложений, то это тоже он. А не так давно стало известно о не совсем обычной финансово-гуманитарной акции, и если я скажу, что Рубен Варданян здесь ни при чем, вы ведь все равно не поверите. Потому перехожу к делу.

В 2004 году, сообщает информированная газета «Ведомости», сотрудникам «Тройки Диалог» было обещано, что в случае, если капитализация компании достигнет одного миллиарда долларов, каждого из ударников капиталистического труда ждет крупное денежное вознаграждение.

Обещанного пришлось ждать меньше положенных трех лет – намеченный рубеж был взят уже через два года. Между тем сумма бонусов, первоначально составлявших десять миллионов долларов, претерпела решительное изменение, обернувшись удивившим всех перевоплощением. Теперь совокупный размер вознаграждения составлял уже не десять, а двадцать миллионов долларов тем же девятистам сотрудникам – от уборщицы и до первых лиц компании. За исключением Рубена Варданяна. Получать свою часть премии ему неинтересно по той причине, что премиальные-то формируются не из прибыли компании, как это делается всегда и везде, а родом из собственного кармана, что происходит крайне редко.

Поступок главы «Тройки Диалог» озадачил не только обывателей, но и людей, много знающих и хорошо понимающих, что нынче почем.

– Я не слышала, чтобы были прецеденты, когда акционеры платят деньги сотрудникам из личных средств, – удивляется Варданяну в тех же «Ведомостях» Екатерина Варга, старший консультант по системам вознаграждения «Pynes & Moerner».

– Когда у меня не было ничего, и даже камней в почках, я дал себе слово: разбогатею – стану щедро делиться. С первым получается хорошо, со вторым не так здорово, как с первым, – признавался мне один ереванский нувориш с неясным прошлым, баламут и шельма.

Скорее всего, не должно было получаться у этого баламута и с третьим, и здесь я вновь вынужден уйти от него и обратиться к прямой речи нашего героя. «Я должен был сдержать слово, данное своим сотрудникам. Ужасно, что в России люди не верят друг другу. Я делаю это специально, чтобы доказать, что доверять можно не только близким и родным, но и партнерам», – говорит Рубен Варданян. Из чего следует, что в поступке главы «Тройки Диалог» воспитательного начала (в широком смысле) ничуть не меньше, чем гуманитарного (в узко корпоративном), а если хотите, то и больше.

Дадим вышесказанному привязку к местности. Да, в родном нам армянском бизнес-сообществе к своему и к своей чести едва ли относятся с той же ответственностью джентльменов, как в палате лордов Великобритании в ее лучшие времена. И вряд ли у нас готовы поощрять своих сотрудников с размахом и заботой главы корпорации «Virgin Airlines», подарившей своим сотрудникам остров в Тихом океане.

И вообще. Если баснословное богатство для одних повод для ублажения собственного самолюбия, то для других – отличный шанс распорядиться им с умом и во благо. Очевидность, отражающаяся как в капле нефти. В связи с чем несколько слов из непопулярного Березовского. Когда миллионера подкололи: вот вы, дескать, большой ученый, академик, а Абрамович, у которого с образованием не очень, вас обскакал, Березовский заметил: «Умение зарабатывать деньги с образованием напрямую не связано, с образованием связано умение их тратить». И кто же после этого засомневается в том, что образование у Рубена Варданяна самое высшее?

Выводы и пожелания. С использованием на практике правила, «помня о себе, не забывать о других», сразу, в одно касание может получаться не у всех, но стремиться к этому надо. Как любят повторять в корпорации Google, одна успешная попытка из десяти – хорошо, одна из пяти – великолепно.

Успехов вам, дорогие (как материальных, так и гуманитарных)!

ВРЕМЯ

Абсолют в жизни и Абсолют в водке

В письме Брежневу, далее везде и в газету «Известия» тоже, правдоискатель из Ноемберяна сообщал, сколько первый секретарь берет от каждого соискателя на должность. Сколько именно, уже не помню, знаю только, что много. Начальник отдела внутренних дел соседнего района, с которым обсуждали тему, от комментариев уклонился, но, узнав про ставку главврача, призадумался и поскреб затылок: «С этим, у них, конечно, перебор…» Выходит, у себя – в самый раз.

Сколько себя помню, взятки у нас были всегда. (У «них», кстати, тоже: разница в размахе.) И ровно столько, сколько знаю, помню – особую интригу и выразительность в борьбе со взятками придавал приход к власти новых глав государств и правительств. Посмотрите на Россию, посмотрите на Армению. Или наоборот. Поскольку корреспонденция из России, смотрим вначале на Россию.

На очередном витке сражения с недугом, который, по признанию нового российского президента, «не могут решить столетиями», предлагаются меры эффективные, малоэффективные, вовсе неэффективные и даже странные. К последним можно, например, отнести такое: обязать чиновников сообщать начальству о фактах и случаях правонарушений, ставших известными в процессе служебной деятельности. Надо ли говорить, что процесс служебной деятельности каждого, кто взялся бы сообщить о «нехорошем поведении» коллег, будет решительно прерван с последующим изгнанием из родного коллектива как паршивой овцы из стада. Это вам не Америка – был бы стукач, а предлог найдется.

Однако от чиновников потребуют не только присматривать друг за другом. Так, поправки в закон о правительстве обязывают премьера, его замов и министров декларировать свое имущество и доходы. Раньше они могли ограничиться лишь предоставлением соответствующих сведений. При этом обойти закон, переписав имущество на членов семьи, вряд ли получится. «Это обязательство распространяется и на членов семей главы правительства, вице-премьеров и федеральных министров, – поясняет руководитель администрации президента России Сергей Нарышкин. – В целях реализации данного закона к членам семей отнесены супруга и несовершеннолетние дети».

Насчет супруги и несовершеннолетних детей и вправду хорошо сказано, однако что мешает переписать, ну очень условно говоря, два серванта, три кровати и четыре телевизора на двоюродных братьев и сестер или даже на троюродных? Хитрой на выдумку голи у коррупционной знати учиться, учиться и еще раз учиться, как говорил В. И. Ленин.

Наш взращенный и взлелеянный властью взяточник уже на генетическом уровне не видит мир во всем многообразии, он заточен на одно-единственное – побольше взять и заснуть в уверенности, что день прожит не зря. В этом смысле он подобен свинье, которая не может смотреть в небо. У нее шея так устроена, она, свинья, даже не знает, что небо есть, – говорится об этой чисто свинской особенности в «Священной книге оборотня».

Вот и наш, рожденный и взлелеянный родной властью армянский коррупционер точно так: он и знать не знает, что жить можно по-другому, что помимо культа наличности может быть еще и что-то безналичное (в виде стыда и совести, например). А все потому, что коррупция приобрела не просто масштабные размеры – она стала привычным, обыденным явлением, которое характеризует саму жизнь нашего общества.

Ничего удивительного. Лучше дать на лапу и закончить, чем не дать и волокититься. Давать же надо потому, что решает не закон, решает чиновник. Урежьте полномочия до минимума, отстраните от прямого контакта с человеком, чтоб оборот бумаг шел не из рук в руки, а например, через интернет, как в нормальных странах, плюс защита права собственности, плюс укрепление правовой, судебной системы, расширение свободы предпринимательства, плюс то, о чем автор не догадывается, но знают профессионалы… И за что тогда кормить дармоедов?

Но тут один нюанс. Начисто избавиться от взяточничества все равно не удастся нигде, никому и никогда. Вопрос в масштабах.

Когда, даже не глядя в ясные очи прохиндея из налоговой, тянешься за бумажником – это одно, и другое, когда мздоимство – как аномальное природное явление. Наподобие снега в пустыне Сахаре. В одном случае имеем отдельно взятое заболевание, в другом – пандемию, труднопобедимую еще и потому, что если честность у нас когда-то признавалась доблестью, то сегодня представляется никому не нужной глупостью. Похваляются не тем, что сумели взять мозгами и умелыми руками, а тем, как смогли облапошить и прибрать к рукам. И ничего тут не поделаешь. Тот ноемберянский бедолага-правдолюб, он хоть на своего секретаря райкома Брежневу писал, по редакциям ходил, чтоб душу отвести, чтоб служивого газетной статьей попугать. Вы сегодня нервных губернаторов видели? Нет, не в Америке, в Армении.

Абсолютной честности, как и всего абсолютного, включая знаменитую шведскую водку, практически не бывает. Пятьдесят семь процентов россиян считают, что коррупция в стране непобедима, и лишь двадцать девять верят в возможность ее искоренения. Слаб человек и непредсказуем. Даже масштаба Сахарова, который, по словам Виталия Гинзбурга, академика и Нобелевского лауреата, занялся водородной бомбой, чтоб квартирный вопрос решить. «У него был маленький ребенок, а жить было негде. Директор нашего института, Вавилов, сказал Тамму: "Включите его в свой список допущенных к созданию бомбы, – и ему сразу дадут квартиру"», – вспоминает Гинзбург. Квартиру и впрямь дали сразу же.

Вышеприведенное особенно интересно смотрится в сочетании с тем, что по Рублево-Успенскому шоссе стоит семьдесят тысяч коттеджей на общую сумму около двадцати пяти миллиардов долларов. Откуда, как, почему – не спрашиваем. Мнения, как говорится, свободны, но факты священны.

И еще одно. Часто слышали, чтоб о коррупции говорилось не вообще, не отвлеченно, не размазываясь, не фигурально, а указывая на героев поименно? Почему не называют? Ни в высоких правительственных сферах, ни в тех, что пониже, ни в газетах, ни в жизни, ни с телеэкрана – практически нигде, только за глаза? Потому что говорить неправду – терять доверие, а говорить правду – терять человека. Что важнее – решайте сами.

Большая нога Кейт Уинслет

Однажды Чехов сказал: «Я знаю, что Шекспир писал лучше, чем Златовратский, но я не могу этого доказать». Спорить с классиком трудно, потому что Златовратского мало кто знает. Телевидение сегодняшнего дня хуже советского, и здесь не надо ничего доказывать. Потому что факт.

Да, оно было скучным, но не было пошлым, служило пропагандистским придатком КПСС, но в то же время являлось и очагом просвещения; утомляло монотонностью, но не отучало думать, его можно было называть бессмысленным, однако бесстыдным – никогда; оно могло вызывать аллергию, но не калечило души и если на этом свете что-нибудь можно заново родить, то начинать следует как раз с телевидения сегодняшнего дня.

Беспокойство о его тлетворном воздействием на детей родители, конечно, проявляли, но только на первых порах, поскольку на вторых, третьих и далее спасать надо было уже самих родителей. Однако в недолгие периоды просветления вопрос отлучения детей разного школьного возраста от телевизионной иглы вставал снова и снова, причем чаще и острее в России, чем в Армении. Все просто: представления о том, что допустимо, а что – нет, в различных странах не совпадают. Но прошло немного времени, Армения с ветерком наверстала упущенное, и теперь, когда коэффициент вредности армянского ТВ достиг зрелой кондиции, кажется, начали задумываться о том, что же дальше? Но вначале о том, что в России.

Чем-то обнадеживающий звоночек: Государственная Дума готовит законопроект «О защите детей от информации, причиняющей вред их здоровью и развитию». В результате: дружно осмеянные постсоветскими острословами предостережения «Детям до шестнадцати запрещается!» могут вернуться снова. Хотя во многих странах, на которые мы по привычке держим равнение, предостережения были и есть. Возьмем Америку. Там действуют две главные квалификационные категории: «для неограниченного показа» и «для показа с ограничениями». Первая категория делится еще на три: «для всеобщей аудитории», «для просмотра с родителями» и «не рекомендовано для самостоятельного просмотра лицам до 13 лет». Вторая категория делится на фильмы «для просмотра с ограничениями лицам не моложе 17 лет» и фильмы, «запрещенные к показу лицам, не достигшим 17 лет».

Дальше нюансы. Типа: фильмы для «семейного просмотра», «на усмотрение родителей – только для зрелой аудитории», «для весьма зрелой аудитории», «только для взрослых» и т. д. Здесь надо бы заметить, что все эти запреты хотя юридический силы не имеют, но строго соблюдаются. (Вы спросите: почему при всем при этом в американских школах, и не только в школах, так часто стреляют? Ищите ответ в свободной продаже оружия.) Завершая, скажем: свои системы контроля за кино– телепродукцией действуют в Германии, Великобритании, Дании, Швеции, Бразилии, Египте и других странах мира.

Огнестрельного оружия в свободной продаже в Армении пока нет, зато сцены насилия жесткости, нецензурной брани, наркомании и другой подобной гадости – в широком теле– кинопоказе присутствуют, и практически ежедневно. Факты вмешательства такого рода «искусства» в жизнь – тоже имеются. Две свежие криминальные новости. Пятиклассника сельской школы Котайкского региона одноклассники убили в драке. Двумя днями позже их сверстники, но уже из ереванской школы, устроили на глазах учителей показательный мордобой и выбили одному из учеников глаз. Сводка по Армении за неполную неделю, но это далеко не всё.

Не лучше и в России. «Общая численность неформальных молодежных группировок достигает 19 500 человек. 150 таких группировок склонны к агрессивным действиям», – сообщает министр внутренних дел РФ Рашид Нургалиев. Как видим, преступность и крепчает, и молодеет.

А тем временем телезритель не только решительно звереет, но и стремительно глупеет.

«Здравствуйте, Андрей! – пишет неугомонному шоумену Малахову девушка Дарья. – Хочу поделиться с Вами своей проблемой. У меня при росте 173 сантиметра 41-й размер ноги. Из-за этого я очень комплексую. Скажите, у кого из звезд нестандартный размер ноги и как они относятся к этому недостатку?»

«Здравствуйте, Дарья! – отвечает девушке крупный специалист по женским конечностям. – Вам не стоит расстраиваться из-за этого. Берите пример с Кейт Уин еле т. У актрисы, несмотря на ее небольшой рост – 169 сантиметров, 41-й размер ноги. Но об этом мало кто догадывается, поскольку Кейт очень грамотно подбирает себе обувь. Чтобы визуально стопы казались меньше, чем на самом деле, Уинслет носит высокие каблуки в стиле casual. Точно такой же размер ноги и у Пэрис Хилтон, которая, правда, на три сантиметра выше Кейт. Но Пэрис предпочитает маскировать особенности ног с помощью туфель на высоком каблуке…»

А мы и не знали.

Эффект от массированного и всестороннего оглупления масс посредством телевидения явно обгоняет уровень обучения в средней школе, и если кто в этом сомневается, пусть придет в приемные комиссии вузов и спросит про интеллект.

Или почитает сочинения старшеклассников. Или поговорит с военкомами. А тут еще поиск национальной идеи и умные разговоры о том, как эту идею претворить в жизнь. Какими, извините, мозгами?

Что делать? Поскольку отменить телевидение невозможно, остается его изменить. Ничего особенного для начала придумывать не надо, а просто вспомнить (можно в целом, можно поименно) хорошо забытое старое. Времена, когда телеведущие обязаны были быть не только красивыми, но и образованными, потому что по-другому не разрешалось (напоминаю о Наре Шлепчян). Когда в эфире на постоянных началах шли специальные учебно-познавательные программы (Роберт Мависакалян). Когда пели не все, кто хотел, а кто имел музыкальный слух и голос, а зрителям рассказывали, какой ценой достигается успех (Армен Оганесян). Когда политические обозреватели твердили свое, но им никто не верил, так как люди были гораздо менее восприимчивы к глупостям. Когда сложные передачи вели профессионалы (Константин Тер-Оганесян), а не агрессивные создания, отличающиеся от питбулей разве что помадой на губах. Мог бы продолжить список…

Вот тогда, возможно, получится так, что размер ноги Кейт Уинслет будет волновать только Кейт Уинслет или того, кто шьет ей туфельки, и перестанет будоражить широкую телевизионную общественность. После чего надо идти дальше, чтоб армянское телевидение получилось умным, интересным и, разумеется, современным.

В горьком осадке

Один из лучших эпизодов одного из лучших фильмов о Великой Отечественной войне: отец солдата, увидев, как танк, разворачиваясь, подминает под себя виноградный куст, учиняет экипажу боевой машины выволочку: «Мальчишка!.. Ты эту лозу сажал? Ты ее растил? Ты поливал ее?! Ты только кушал!..».

Для тех, кто фильм «Отец солдата» не смотрел: отец и, соответственно, сын – грузины. Крепко рассердившие грузина танкисты – русские. Лоза, за которую вступился отец солдата, – немецкая. Последнее, полагаю, важно.

… На одну из свалок Подмосковья было доставлено и брошено под гусеницы трактора несколько тысяч бутылок грузинского вина. Ликвидация сомнительного во всех отношениях духоподъемного продукта была проведена с гиканьем, хрустом и смаком и демонстрировалась по телевидению от Москвы до самых до окраин. Зачем?

Да, не пускать непотребное пойло на стол – святая обязанность Роспотребнадзора и его ставшего телезвездой предводителя, но следует ли из этого, что исполнение высшей меры наказания требует демонстрации в прайм-тайм, да не один раз и во всех подробностях? Если организаторы экзекуции ставили перед собой воспитательно-назидательную цель, то они сильно промахнулись. Публичный снос буйных голов на городских площадях рост преступности, как известно, не останавливает. На производство всевозможных подделок он тоже не влияет – купите видеокассету из ближайшей подворотни, и никаких вопросов.

Но вернемся к началу разговора и посмотрим, что получается. А получается вот что. Сажали, растили и лелеяли лозу – одни грузины, превращали вино в бодягу, разливали и промышляли ею другие, осадок же у всех, (включая негрузин) остался оттого, что несомненной халтуре напоказ противопоставили грубость. В итоге походя, не по делу, незаслуженно обидели целую армию внуков и правнуков отца солдата, принимавшего близко к сердцу любую лозу. Даже когда росла она на земле, отнявшей у отца сына. Потому что плодоносящие везде и всюду, в том числе и в гитлеровской Германии виноградники, – это, прежде всего, человеческий труд.

И еще. Вино в Грузии больше, чем вино, точно так, как и коньяк в Армении больше, чем коньяк, хотя тоже бывает фальшивым. А что, знаменитая русская водка, она и впрямь бывает только хорошая или очень хорошая? «За минувшие десять лет, – сообщает газета «Московский комсомолец», – из-за алкоголя погибло более 900 тысяч человек (335 тысяч – отравилось). По той же причине Россия ежегодно прощается с десятками тысяч граждан. Только в 2005 г. органами МВД, ФНС и ФТС России была пресечена деятельность 1950 подпольных цехов и 124 организованных групп».

Изымать подделки из оборота нужно, отказываться от неугодного импорта – пожалуйста, но зачем по символу национальной гордости трактором? Нынешние недружественные отношения между Грузией и Россией не постоянная величина, а легко прогнозируемый результат заносчивости части грузинских политиков, которые тоже ведь не раз и навсегда. Таких, например, как одиозный полководец с берегов Куры, потерявший равновесие при попытке войти в хозфекальные воды и остаться в белом.

…Теперь два слова о приятном. Российский посол в Грузии Владимир Чхиквишвили отправил официальное письмо с благодарностью грузинским пограничникам и лично председателю погранслужбы Грузии Бадри Бицадзе, сообщили информационные агентства. По словам Чхиквишвили, Пограндепартамент удостоился благодарности за оказание помощи русским альпинистам, которые из-за плохих погодных условий оказались на грузинской территории. В частности, группу из восьми альпинистов грузинские пограничники нашли на Чуберском участке грузино-российской границы 4 мая.

Чем не повод наполнить бокалы настоящим грузинским вином. Или русской водкой, но чтоб тоже непаленой. Так выпьем за то, чтобы таких поводов становилось больше.

В поисках утраченного бремени

СССР с политической карты мира сдуло не потому, что страна была обречена на развал, а из-за дефицита воли к реформированию политической и экономической системы и страстного желания товарища Горбачева М. С. понравиться госпоже Тэтчер, чтоб потом понравиться всей Европе.

Китай выстоял и индустриально заматерел по причинам прямо противоположного свойства. Главное для Китая – нравиться не другим, а крепнуть и развиваться, что заставляет мир уважать Китай и считаться с ним.

В Армении сложнее. В Армении то, что однажды обернулось трагедией, грозит повториться, но уже не фарсом, а снова трагедией. В результате, если у всех у нас не сработают сдерживающие центры, страну если и не сдует, не понесет вразнос, то сильно задвинет в сторону.

Интернет перегружен страшилками о планах непримиримых, презрев весенний авитаминоз электората, организовать в начале лета девятый вал митинговых протестов и положить власть на обе лопатки. Сведений о том, чем руководство страны готово ответить вызовам радикалов, – почти никаких. Хорошо, если что и как делать при форс-мажоре власть уже знает, но карты раньше времени не раскрывает. А если нет? Если опять не впереди, а в хвосте?

Вариант прогноза непогоды на случай, если над Арменией вновь кучевые облака, ветер порывистый, резкое похолодание в атмосфере и «Левон – президент!». Что тогда? Возможны посадки. Ничем не уступающие тем, которые нынче клеймят соратники взятых под стражу. Сегодня эти протесты вроде бы во имя демократии и справедливости, завтра же, если начнут сажать сами, точно такие аресты будут объяснять политической целесообразностью – для восстановления порядка и попранной демократии. Само собой, в Ереван от Совета Европы подлетит кто-либо из коллег мадам Мод де Бур-Букиккио и, как сегодня, будет требовать свободы узникам режима. А может, не подлетит? С погодой и в Европе переменчиво…

В телевизоре появится до боли знакомый товарищ, сдержанно улыбнется: «Не обращайте, мол, внимания, я здесь по поручению Всевышнего…», повесит на спинку стула пиджак и как дважды два докажет, что «Дашнакцутюн» по сравнению с «Процветающей Арменией» как детский сад рядом с винно-водочным заводом. «Будем закрывать. Чтоб была и Армения, и процветание!»

Возникнув из политического небытия, расправят крылья персонажи, дружно проклятые не так давно за политический авантюризм, казнокрадство или откровенную уголовщину. «Вы же сами просили…» – удивятся они бестолковости народа то требовавшего «Левон – уходи!», то – «Левон – приходи!», чтоб счастье сейчас и сразу, без переходного периода, за который надо многое успеть. Например, провести инвентаризацию всех «хлебных мест», уроженцев одного из регионов исторической Армении оттуда убрать и поставить на их места выходцев из других мест. Чтоб не было мучительно больно за бессмысленно прожитые годы. (Решить проблему так, чтобы «хлебных мест» не было вообще, в голову почему-то не приходит.)

Удивительная особенность «войны регионов» еще и в том, что на карабахской волне, получается, можно однажды влететь во власть, а потом попытаться вернуться снова, но разжигая уже антикарабахские настроения. На потеху надменному соседу. И большая ли радость от того, что одного прохиндея сменит другой, но говорящий без характерного акцента? Не говоря уже о том, что оба друг другу братья, вследствие чего глупо выбирать какой «сукин сын» наш, а какой не наш. Проблема никак не в месте рождения.

Новый порядок старого АОДа (Армянского общенационального движения), при котором те, кто не был с нами, тот был против нас, подхлестнет еще одну волну эмиграции без сколько-нибудь ощутимого встречного движения сторонников нового-старого вождя из-за рубежа домой. Во-первых, их, этих сторонников, не так уж много, как пытаются представить, а во-вторых, есть режимы, которые удобнее рассматривать издалека, чем жить при них: радость от общения глаза в глаза часто мимолетна, как цветение абрикоса.

Еще не выпало из памяти время, когда признавать надо было только АОД, а теперь вот велят прислушиваться исключительно к новорожденному Конгрессу и предупреждают о вреде для общественного здоровья верить Конституционному суду, чем слегка напоминают Минздрав. Меж тем главный и окончательный суд страны не нашел оснований пересматривать решение Избиркома по президентским выборам. «Плевать!» – заметил по этому поводу один убежденный демократ из Еревана. Получилось почти как в случае, когда Фадеев передал Сталину рукопись повести Платонова под названием «Впрок», а Сталин вернул ее с пометкой «Сволочь». Бездоказательно, но твердо.

На выборах, если они проводятся не в странах, где справедливость выбора у гражданского общества в крови, власть и оппозиция всегда считают по-разному, но, как правило, выигрывает власть. О чем первый президент Армении знает лучше и второго, и третьего. Все дело в чувстве меры и стремлении растопить горький осадок последующей образцово-показательной работой. Главное занятие оппозиции – обличать, святая обязанность власти – делать жизнь людей лучше, поднять престиж страны выше, и в этом ее неоспоримое преимущество перед проигравшими. Грех не воспользоваться.

Восточные мотивы

– Это кто? – полюбопытствовал американский крошка-внук, отвлекая старших от главного сюжета российского ТВ.

– Это Дмитрий Медведев. Скоро он будет президентом.

– А как он знает, что будет президент? – спросил малыш.

Вопросы есть? Новое поколение выбирает «Пепси» и демократические ценности.

Заявил о том, что будет президентом, и Левон Тер-Петросян. Как он об этом знает, я не знаю. Но с большой долей уверенности могу предположить, что президентом он уже не станет. Почему не станет?

Есть два момента, подводящие к сравнению Левона Тер-Петросяна с Мао Цзэдуном. После того как светоч китайской революции угас и страна резво понеслась вперед, интерес и уважение к вождю не стали памятью давно минувших дней. Товарищ Мао, слушавший нас вместе с товарищем Сталиным, в отличие от отца советских народов политическим изгоем не стал. Заслуги и ошибки китайского лидера его соотечественники оценивают в соотношении семьдесят на тридцать. У Тер-Петросяна и его товарищей все ровно наоборот, если не хуже. Значит, семьдесят процентов, а то и больше, отойдут от Левона Акоповича к другим.

Второй момент. Если «великий кормчий» решил оказаться в коммунизме при помощи одного Великого скачка, то и Левон Тер-Петросян намеревался с той же прытью перескочить из недоношенного социализма в процветающий капитализм. И у того, и у другого случился конфуз, ноу другого конфуз был и больше, и очевидней. Потому как в маленькой Армении, в отличие от большого Китая, всё как на ладони.

Большой прыжок в пропасть был совершен у нас в то время, когда жить по-старому уже не могли, а по-новому еще не умели. Впрочем, так выглядел не только армянский полит-экономический пейзаж, то же – по всему бывшему Советскому Союзу. Тут со своей перестройкой Михаил Горбачев и подоспел.

«Старые бедствия устранялись, но новые блага чувствовались слабо. Общество было довольно покоем, но порядок ветшал и портился, неподновляемый и недовершаемый. Делам предоставляли идти, как они заведены были, мало думая о новых потребностях и условиях. Часы заводились, но не проверялись». Василий Ключевский, русский историк. XIX век. О России. Интересно, правда?

Возвращаемся в Армению, где к власти пришел Он. В нужное время занял лучшее место. Детально, во всех подробностях и со смаком осмыслил проклятое прошлое, представшее вскоре чуть ли не земным раем. Вследствие чего народ частично разбежался по миру. «Тиха украинская ночь» – прямо как про Армению времен нашего Недосверхчеловека.

Потом Его ушли. Теперь Он захотел вернуться. Со взбудораженной агрессивностью, как у медведя-шатуна после прерванной спячки, собирается вновь осмыслить прошлое, которое однажды уже было нашим настоящим. Думает, поймут, поверят, простят. На кого надеется? Найдется ли в достаточном количестве легковеров? Очень не хотелось бы выглядеть большим идиотом, чем ты есть на самом деле.

…В советские времена и после были и остаются люди, которым высшая власть категорически противопоказана. Это люди с низкой социальной чувствительностью. У кого порог сострадания начисто отсутствует, а синдром собственного величия заточен до блеска. Такие человеко-машины могут быть использованы в работе, связанной с чем угодно, но только не с людьми. Хороши они, к примеру, при составлении энциклопедических словарей, годятся для изготовления гербариев, уместны при снятии метеорологических показаний… Но чтобы ведать судьбами народов – это им решительно нельзя. Ради гуманизма вообще и во избежание личных трагедий в частности.

Отступление: из восточных тонкостей на заданную тему. Весной 1945 года японский вице-адмирал Ониси сформировал Особый ударный отряд Божественного ветра. В него вошли молодые люди, добровольно согласившиеся стать пилотами-смертниками. Камикадзе заметно помогли японской армии, но переломить ход войны не смогли. И тогда, осознав свою ответственность за гибель более чем тысячи молодых людей, вице-адмирал совершил харакири.

История жизни и смерти Ониси-сана пересказана не для того, чтобы воспринимать ее линейно. Вспарывать живот после провалов в личной жизни и общественно-политической деятельности совсем не обязательно, но и смущать народ победоносным «Банзай!», в то время как задумываться надо над другим, тоже не дело.

Что автор понимает под «другим»? А вот что. Время, когда в Японии распускается сакура и наливаются багрянцем клены, а в Армении цветет абрикос и курс доллар стремится вниз – лучшее для раздумий о себе и своей роли в истории. Сидишь под фруктовым деревом, и в голову приходят разные мысли. Вспомнишь, например, из записной книжки Ильфа вот это: «Иванов решает нанести визит королю. Узнав об этом, король отрекся от престола».

Тут вам на голову падает абрикос, после чего фраза звучит немного по-другому. «Узнав, что король собирается вернуться на престол, народ отрекся от короля».

Дерево продолжает цвести. Мы не уходим, сидим под ним. И думаем…

Дорогая моя Москва

Кто по свету немало хаживал, тот видел много городов и знает им цену. Но пусть вы и не завзятый путешественник, но ведь наверняка помните, что Асунсьон – это столица Парагвая. Правда, вы можете не знать, что это и самый дешевый город на свете. А вот Москва, которая вам ближе, – город самый дорогой, и это вам хорошо известно. В рейтинге на заданную тему Еревана нет, и пока не станет ясно, кому от этого повезло, любимый город может спать спокойно.

Стоимость жизни в том или ином городе устанавливается с учетом более чем двухсот показателей: это аренда жилья, проезд на общественном транспорте, необходимый набор продуктов питания и одежды, оплаты культурно-развлекательных мероприятий и т. д. Выясняется, например, что самые дорогие гамбургеры продаются в Копенгагене. Очень может быть. Между тем, тот же гамбургер, за ту же цену, но на Рублевке, навевал бы воспоминания о гуманитарной помощи. Все дело в том, что на Рублевке, которая как восклицательный знак в дорогостоящей Москве, такой ерундой, как гамбургеры, не торгуют.

Продвигаясь по Рублевскому шоссе от Барвихи к Жуковке, вы проедете «Bentley», припаркуетесь у «Armani», пройдете пешком через ювелирную площадь, где «Chopard», и «De Grisogono», и затем «Dolce & Gabbana». Далее, въехав в Жуковку, увидите билборд, предлагающий домработниц из Филиппин, а если повезет, то и «джентльменов удачи» и, как полагает коллега Алексей Зимин, уже этого достаточно, чтобы вызвать у читательниц «Vogue» эротический сон. Но это, конечно, не вся, а только видимая часть поля чудес, и неудобно даже думать, что оно для всех, что «сектор приз» выпадает всем подряд.

Вернемся, однако, из элитного пригорода в Москву, где число легковых автомашин уже сегодня подобралось к трем миллионам и прирастает по 500 штук за день. И вот здесь, по числу иномарок на квадратный метр площади сравнение Еревана с Москвой кажется уместным, но если так пойдет и дальше, то моторизованные полчища вскоре оккупируют все двадцать девять тысяч квадратных километров армянской земли, и куда в таком случае двигаться дальше? Мы, конечно, могли бы показать куда, да принцип территориальной неделимости не дает. Потому лучше думать о том, как поступить в сложившихся географических координатах.

Что следует из того, что Москва вышла в самые дорогие столицы мира? Богатство, как автору кажется, уже вызывает не столько классовую ненависть, зовущую к бунтам и революциям, а стимулирует работоспособность, ведущую к улучшению материального благосостояния. Иначе говоря, постепенно приходит понимание того, что зависть – контрпродуктивна, а перспективно – энергичное участие в строительстве личного благополучия.

Другой нюанс. Московский крупнокалиберный бизнес, сплотивший в столице ударников капиталистического труда из бывших советских республик, так или иначе – медленно ли, быстро ли, а неуклонно интернационализируется. Нерусские фамилии известных предпринимателей по частоте упоминаний уже сопоставимы с русскими, и это в лишний раз доказывает, что большой бизнес не знает национальностей, и если вас, к примеру, интересует, возможно ли армяно-азербайджанское сотрудничество, то не поленитесь заглянуть в какой-нибудь престижный московский лобби-бар.

В малом и среднем бизнесе это пока не так. Здесь отчетливо видна тяга к мононациональному, и еще нет понимания, что люди едут в Москву, поскольку есть огромный неудовлетворенный спрос на их мозги и руки, а не потому, что те или иные нации хотят завоевать Москву. Иссякнет спрос, иссякнут и «понаехавшие».

Понятно, что дорогая Москва – это лишь небольшая часть России и говорить о сносной обеспеченности можно будет лишь тогда, когда каждый среднестатистический россиянин сможет получать по 30 тысяч рублей в месяц, а москвич – почти 100 тысяч. Так считают эксперты «Росгосстраха». Между тем, в прошлом году реальная зарплата россиянина составляла в среднем 9 911 рублей – так утверждает Росстат.

Много ли людей на Западе хотели иметь такой же уровень жизни, как в России? Много ли русских хотели иметь такой же уровень жизни, как на Западе?

Много ли представителей Запада мечтали и мечтают приехать в Россию или даже побывать туристами? Много ли русских мечтало и мечтают уехать на Запад, не говоря о том, чтобы там попутешествовать?

Много ли людей на Западе мечтали и мечтают купить одежду, машину, предметы быта, сделанные в России? Много ли русских мечтали и мечтают о западной одежде, технике и прочем? – а эти вопросы уже от Владимира Познера.

Конечно, на Западе сегодня живут гораздо лучше, чем в России или в Армении. Да, Москва самый дорогой город мира, однако список самых богатых мегаполисов по прежнему возглавляют Нью-Йорк, Лондон и Токио, а Москва в этом списке только на пятидесятом месте (по рейтингу компании MasterCard).

Что до Еревана, то нет его и в этом списке. Но вы же не станете утверждать, что так будет всегда?

«Зиг хайль» для города-героя

Коллега по «Известиям», Сергей Лесков, один из двух главных вопросов России сформулировал так: «Надо ли убивать таджиков?». (Второй относился к стабилизационному фонду). Ответа нет. А пока взялись за армян. Бьют и убивают не из-за того, что кто-то, отдельно взятый не понравился чем-то конкретно сделанным, а просто потому, что армяне – не русские. По той же причине забивают вьетнамцев, индусов, кубинцев…

Просто неприязнь оборачивается ненавистью, ненависть приводит к людоедству. Обыкновенный зоологизм.

…Скоро День Победы. И снова вопрос, выдвигающийся в главные: что празднуем – победу над фашизмом или фашизма над Победой? Столицу, в центре которой, наряду с парадом войск страны-победительницы проходят ублюдочные марши с гитлеровской свастикой, уже не хочется воспринимать как сердце всей России. Санкт-Петербург – тем более.

…В силу своего атеистического воспитания поколение нынешних шестидесятилетних (и старше) святынями считало все, что связано с Победой, а святотатством – неуважение к ним. С некоторых пор неуважение все чаще превращается в надругательство. Протестовать особенно некому: фронтовиков в живых почти не осталось, кто еще жив – непротестоспособен. Внуков и правнуков победителей, если и интересуют парады, то чаще всего те, что «гей», государство озабочено поиском национальной идеи и реализацией приоритетных социально-экономических программ.

Но ни с нацидеями, ни с нацпрограммами, пока правят бал наци, вряд ли заладится. Какие там предначертания, если, не дай бог, славяне и неславяне займутся разборками в жанре «стенка на стенку».

…Чем ближе к 9 Мая, тем чаще и дольше испытываешь не волнение, а стыд. Бились и завоевали победу всем миром: украинцы, армяне, азербайджанцы, таджики, грузины… О русских и не говорю.

Всмотритесь в лица тех, кто на гостевых трибунах на Красной площади. Старички-фронтовички из бывших республик СССР еще хорохорятся, пытаются делать вид, будто ничего не изменилось, дескать, мы, как и прежде, вместе, чуть ли не один народ. Будто Москва, которую они отстояли, – это и их Москва. Между тем, они в Москве гости не только потому, что находятся на гостевой трибуне. Они – отцы и деды тех, которые «понаехали».

Улетучится хмель от фронтовых «ста грамм», отгремит праздничный салют и – по домам. Через таможни, погранконтроль и прочее. Как будто так трудно для оставшихся на самом донышке ветеранов отменить визы, регистрации и прочие препоны – пусть едут-летают по всему бывшему своему отечеству. Пока могут.

…Римма, как ее здесь все называют, продает на рынке зелень. Она из тех армянок, которым на вид можно дать пятьдесят, а можно и все восемьдесят. Торгует Римма на самом небойком месте: перебирает в задумчивости пучки укропа, побрызгает их водой, ждет покупателей. Подходят вяло. Постоянно, в строго установленный день и час приходит лишь милиционер – за калымом. Как-то раз он нахамил Римме, и к следующему появлению сопляка в милицейской форме Римма вышла к торговому месту в гимнастерке, густо покрытой боевыми наградами, а также орденами и медалями за послевоенную трудовую доблесть. Мент засмущался, в хамстве заметно сбавил, но от калыма отказываться не стал.

Таким исходом Римма в общем и целом была удовлетворена и занесла его в реестр своих моральных побед, за что, как известно, орденов не дают.

…Песни времен Великой Отечественной имеют ту особенность, что их почти невозможно испортить. Даже певунам и певичкам фабрично-поточного производства, чтоб испохабить старые песни о главном надо сильно постараться. И воспринимаются такие песни с удивительной для нынешней молодежи сопричастностью. Почему? Дело, наверное, не только в словах и мелодии – в чем-то более значимом и труднораспознаваемом. Может, в чистоте чувств, создающих энергетику, способную эхом докатиться аж до наших дней. Не знаю. Слушают и поют эти песни не только в России, но повсюду на русском языке.

«Россия – для русских!» – под таким кличем, по сведениям известной правозащитницы Людмилы Алексеевой, намерены пройти на майских праздниках по Москве пакостники специального назначения. Форма одежды и маршрут те же, что во время так называемого «Правого марша». Правозащитники ставят мэра Москвы в известность об ожидаемой акции и хотят знать, что в связи с этим он намерен предпринять.

Пусть пока по другому случаю, но близко к теме высказался пресс-секретарь мэра Сергей Цой. «Понимаете, – сказал он, – за последние пятнадцать лет облик Москвы решительно изменился в лучшую сторону, столица стала европейским городом не по географии, а по сути». Смелое, конечно, заявление, если говорить о сути…

А 9 Мая градоначальник, как водится, прижмет к могучей груди горстку ветеранов и скажет все, что положено говорить в таких случаях. Нельзя исключить, что как раз в это время по Тверской или где-нибудь рядом промаршируют коричневые. С выбросом рук и чисто гитлеровским «зиг хайль!».

С праздником вас, дорогие ветераны! Приехали…

Как нас теперь называть?

В первый раз господином меня назвала девушка из секретариата премьер-министра Армении.

– Господин Баблумян? – сказала она в телефонную трубку.

– Вроде бы… – смутился я с непривычки.

Девушка на том конце провода мою неловкость разделила, из чего следует: ей в диковинку так говорить, мне – слышать. Но, кажется, наступало время привыкать.

Раньше, когда приводилось общаться с иностранцами, обращение «господин» особых усилий не требовало. Прежде всего потому, что называли мы, а не нас, причем в разовом порядке да еще с элементами некоторого подтрунивания. Ввиду очевидного превосходства всех советских над всеми заграничными, которых, мол, тоже тянуло пристать к советским, но СССР же, простите, не резиновый… В общем, прорисовывалось нечто в духе стихотворения Маяковского о советском паспорте.

Однако так было давно. И если бы за прошедший период случились какие-нибудь перемены! Так ведь нет, на господ не тянем и сегодня, да и потянем ли, вот что обидно! Теперь уже понятно: значительное большинство тех, кто из категории «товарищ» перескочил в категорию «господин», новой ипостаси не соответствует. Тем не менее господ по форме тьма, а по существу совсем ничего, самая малость, величина, стремящаяся к нулю.

Некоторая путаница на сей счет возникла из-за того, что многие считают, будто господин и барин это одно и то же. И тогда получается как с первым после распада советской власти авиационным начальником Армении, повелевшим командиру воздушного судна прилюдно, посреди полета, на высоте восьми тысяч метров снять с себя штаны. (А еще сей господин прославился тем, что принуждал стюардесс распевать в небе гимн Армении, спасибо хоть не голышом.)

Здесь я опять возвращаюсь к наблюдениям из далекого прошлого и увожу читателя во времена, когда, на армянский берег стали высаживаться первые репатрианты. Поначалу казалось: ничего особенного, люди как люди, и все у них как у нас, разве что коверкают на свой лад армянские слова, за то и удостоились прозвища «ахпар».

Они привыкали к нам, мы привыкали к ним, но вот какая штука. Прошло десять лет, потом двадцать, потом еще десять, а их, приезжих, все равно, было легко выделить из общей массы и безошибочно признать ахпарами. Знаете почему? Выдавала неистребимая благожелательность, вежливая улыбка и чувство собственного достоинства как обязательное условие для каждого уважающего себя человека, а это и вырабатывает особый взгляд (в чисто офтальмологическом смысле) не только на жизнь, но даже на телеграфный столб. И что бы там ни говорил поэт Маяковский, у нас, у советских, ничего похожего не наблюдалось.

Для тех, кто не знает: на нашу советскую родину возвращались не миллиардеры калибра Гюльбекяна и Алека Манукяна, а небогатый, большей частью ремесленный люд. Парикмахеры, повара, портные, официанты, мастера-мебельщики и т. п., не удивлявшиеся, однако, если к ним (шутки ради) обращались «господа», и с трудом привыкавшие к обиходному «товарищ».

В принципе ничего нового. История, знакомая по временам, когда люди делились на «совтуристов» и «интуристов» со всеми вытекающими отсюда последствиями. Интуристы были открыты и приветливы, совтуристы суровы и неприступны, как ответственные организаторы подпольного обкома партии. Господа и товарищи. Открытые к людям и сдержанные до упора. Расположенные к пониманию и не принимающие оправданий. Предупредительные и предосудительные. В Ереване, со своим миллионом с небольшим человек, и в Москве, где только метро ежедневно перевозит девять миллионов и в один жаркий день съедается двести тонн мороженого. По всему Советскому Союзу, короче говоря.

А вообще-то, какая разница, как нас теперь называть? Насмотрелись на придурковатых нахалов в белоснежных «Бентли» из сословия господ и видим достойных во всех отношениях людей за рулем замызганных «Жигулей» – из категории товарищей. Главное ведь не в том, как друг к другу обращаться, главное в том, кто мы есть по существу, каковы на самом деле. А люди, как показывает жизнь, большей частью существа нормальные, расположенные к открытости, добру и состраданию. Так что смотрите в будущее с оптимизмом и не теряйте бодрости духа, господа!

Кому держать подсвечник?

Сначала анекдот, а потом – к чему бы он? Старый граф лежит рядом с юной женой, а рядом стоит молодой слуга. У старого графа ничего не получается, и он переставляет слугу с места на место, полагая, что это из-за неправильного света. Но результата нет. Тогда, разозлившись, граф командует слуге, чтобы он лег на его место, а сам хватает подсвечник. У молодой пары сразу все получается. Тогда старый граф начинает бить слугу подсвечником, приговаривая: «Будешь знать, как правильно подсвечник держать!»

Теперь о том, к чему анекдот. Знакомые лица из бывших заправил немощь свою в ведении государственных дел уже показали: ни так, ни этак, ни иначе ничего у них не получалось. С какого боку ни подступись, как свет ни ставь, что слугам из народа ни говори, результат тот же – не мычит, не телится.

К чему, к примеру говоря, пришел наш прославленный «граф», переставляя с места на место того же Сирадегяна Ваника Смбатовича? В конечном счете пришел к «Интерполу». Причину провалов, как в таких случаях водится, искали не в себе, а в подсвечнике.

За пролетевшие с той поры годы многие персонажи прошлого заметно поизносились (хотя чисто физически приобрели избыточный вес), а некоторые и вовсе сдали в потенции (профессионально-творческой), да так сильно, что лучше брать в руки не власть, а подсвечник. Отсюда неудовольствие, переходящее временами в злобливость. Неудовлетворенность усугубляет еще и то, что у молодых и новых кое-что, как назло, начинает получаться, как, собственно, и должно быть по жизни. Но размахивать подсвечником все равно хочется. В переводе на обычный язык это называется ярость от бессилия.

Прошу обратить внимание на лексику выдающегося смутьяна нашего времени: самое нежное определение действующей власти – негодяи, самое задушевное по отношению к своей стране – бандократическое государство. Можно подумать, с лица земли стерли вспаханное Левоном Тер-Петросяном «поле чудес», а на его месте наворотили то, что сегодня имеем. И вот теперь, когда уж невтерпеж, когда, как говорил поэт о своем наболевшем, «выдь на Волгу, чей стон раздается…» вдруг понадобился мессия, умеющий горькое делать сладким, курицу птицей, а черное белым или хотя бы оранжевым. И вот он, пожалуйста, герой нашего бремени, вот он перед вами: чистый как слеза ребенка, непорочный, как политэколог Хачик Стамболцян в младенчестве, разве что не ангел, почти святой и удивительно сноровистый. Вот он зажигает честной люд на площадях (где уже есть куда яблоку упасть, и даже не одному), а затем деловито организует революционный процесс, направляя возбужденные массы куда надо, либо используя их для сидения под открытым небом. Вот размышляет о текущем, но так, чтобы считать себя всегда правым, а других всегда неправыми. Вот заводит публику, усиливая эффект умопомрачительных разоблачений артистично исполненными паузами, но чем дальше в лес, тем чаще оказывается, что дыма здесь больше, чем огня. Да и вообще вождь производит больше энергии, чем может потребить среднестатистический пользователь зажигательных экспромтов.

И вместе с тем косит глазом в сторону власти, которую вроде бы ни во что ни ставит, а на деле, похоже, побаивается, поскольку спровоцировать второе кровопролитие уже опасно. Потому что на этот раз стучаться в дверь будет уже не Католикос, которому можно не открывать, а совсем другие люди. Да и вообще: внимая словам трибуна, кажется, что нужен ему дождь, а не гром, поскольку осадки в виде дождя дело в принципе не вредное. Выпадают – и пусть себе. Примерно как в лондонском Гайд-парке, где можно оседлать трибуну и твердить об одном и том же десятилетиями. Проблема исключительно в нюансах долгожительства.

Тут ведь тоже по-разному. Черепаха Гариетта, например, вывезенная с Галапагосских островов еще Чарльзом Дарвином, прожила 176 лет и тихо угасла от сердечной недостаточности в 2006 году. Вопрос в том, что люди столько не живут. Даже в Армении.

«Лего» для взрослых

Кинорежиссер Нерсес Оганесян рассказывал про своего приятеля, давно и безвыездно живущего в Америке. И все бы ничего, если бы не частые по периодичности, продолжительные по времени и удивительные по содержанию телефонные тексты, один из которых воспроизводится ниже.

– Это правда, что пончиканоц на проспекте восстановили?

– Правда, – отвечают ему.

– И пончики такие же, как в наше время? Много крема, много пудры?

– Ну да. Очень много.

– А какао горячее и в подстаканниках? – спрашивают с той стороны Атлантики.

– Какао замечательное. И в подстаканниках.

– А помнишь, – продолжает приятель, – чуть дальше пончиканоца, не на проспекте, а уже на Кирова, овощная палатка стояла. Арбузы, виноград, огурцы-помидоры… Там всегда очередь была, шум-гам-толкотня…

– Было такое дело.

– А она, палатка эта, сохранилась?

– Еще как!

Короткая пауза – и через весь океан, со всхлипом и навзрыд:

– Не может быть!..

Тоска по родине кроется в деталях. Малозначительных на взгляд несведущего, но со смыслом для посвященных: если знаешь, что и к чему было когда-то в Ереване, то разогреть воображение может не только Матенадаран, но и обычная овощная лавка, которая для человека со стороны ноль, пустяк, ерунда на постном масле, а ереванца доводит аж до слез. Потому как ничего подобного: ни пончиков из всенародно почитаемого кафе, ни помидоров из «плодоовощторговской» лавки в Америке не было, нет и быть не может.

Здесь много другого хорошего и разного, но больше всего удручает одинаковость. Она же – главный возбудитель тоски по оставленной родине.

В одноэтажной Америке, где живет большинство, все похоже: улицы, дома, еда, развлечения, мусорные баки и то, что в них. Американский стандарт! С одной стороны, он облегчает быт, но и делает жизнь однообразной, пресной, унылой. Никаких тебе прыжков в ширину в положении «море по колено». В том, чтоб изменить уклад существования, американцы не видят резона, из чего следует: комфорт – главнее, все остальное – потом. Наши же товарищи, сызмальства привыкшие преодолевать трудности, рано или поздно в этот антураж вписываются. По большому счету. Но есть еще и малый. Тот, который в деталях. По ним тоскует сердце, они бередят душу и снятся ночами.

Газетный киоск у здания Спорткомитета, ереванское такси, развалы цветов на Туманяна, фотоателье «Ханоян» на Абовяна и еще тысячи других подробностей (у каждого свои), образующие единое и цельное жизненное пространство.

При искусственном перемещении в чужое мы, теряя ощущение целого, остаемся с частностями. Похоже на «собиралки» из «Лего», когда конструкцию уже не собрать, но кое-какие детали еще остаются. Вот тогда-то снимаешь телефонную трубку, набираешь Ереван.

– А магазин «Ткани» на углу Налбандяна, он еще есть?

– Закрылся.

– И что вместо?

– Банк.

– А тот босоногий мальчишка с кувшином воды на плече?

– Убрали.

– Зачем? Разве тебе не жалко?

– Конечно. Очень…

Минуты славы

Абсолютно армянского мальчишку, десяти лет от роду, место постоянного жительства – город Армавир, привела на телешоу мама, тоже абсолютно армянская женщина. Уже потому армянская, что как посмотрит на сына, так глаза на мокром месте. От гордости.

А мальчик всего-то и делал, что лупил по барабану. Но как! Бешеная дробь рвала в клочья воздух и соответственно перепонки в ушах, не забивая, однако, мелодию, от которой сжимается каждое армянское сердце. Мелодия грустная, камерная, ее очень легко заглушить, и пусть от ритма скорострельных очередей клокотало все вокруг, но этот мотив звучал как бы сам по себе, отдельно, и потому улавливался всеми.

Мальчик завершил номер, зал отозвался бурей аплодисментов, тут слово взял член жюри Александр Цекало. Сделать чистосердечное признание.

– Если бы этот мальчишка даже не попадал пальцами в барабан, я бы все равно проголосовал за него, – сказал Цекало.

Почему бы поступил так, а не иначе, он тоже объяснил.

– Я совсем недавно из Еревана…

Получается, чтобы полюбить армян, хватает самой малости: всего-то побывать в Ереване. И это, признаться, очень даже хорошо получается.

В своих недавних заметках я уже называл известного московского журналиста Игоря Свинаренко, совершенно очарованного Арменией и ее людьми. Пришел, увидел, полюбил и, что важно – написал.

Чуть раньше своими ощущениями на ту же тему делился главный редактор «Московских новостей» Виталий Третьяков, и это тоже были такие, какие надо ощущения. За что отдельное спасибо Армянскому Славянскому университету и его ректору Армену Размиковичу Дарбиняну в частности. Свою страну мало любить – ее надо уметь представлять. Или учиться, если любишь, но не умеешь. И по мере возможностей не говорить того, что часто долдонили люди с военно-патриотическими лицами из депутатов первого постсоветского парламента: «Нравиться кому-то или не нравиться – нам на это наплевать. Пусть нравятся или не нравятся нам…» Как в песне Макаревича: «…не стоит прогибаться под изменчивый мир, пусть лучше мир прогнется под нас».

Авот еще. Писатель, поэт, журналист, телеведущий-и все наилучшим образом – Дмитрий Быков, побывав в Армении, пришел к тому интересному заключению, что кепку придумали у нас, потому что в папахе лучше смотрятся грузины. «Можете вы мысленно нахлобучить на Шеварднадзе кепочку? Ничто на нем не смотрится, кроме цековского "пирожка". А на Кочаряна запросто», – аргументирует Быков.

Нашенское происхождение кепки московским автором утверждается и тем, что Армения – довольно специфическая страна. «Всякий, побывавший там, хоть в советское, хоть в постсоветское время, знает, что тут все первое. В крайнем случае, второе».

Между тем про кепку московский гость не просто так. Встретив умельца по изготовлению головных уборов, он пошел дальше, познакомился с асом по пошиву брюк и нашел в нем поразительное сходство с поэтом Мандельштамом. Сходство показалось настолько невероятным, что версия о внебрачном происхождении брючного мастера всплыла тотчас же, и Быков позвонил поэту Александру Кушнеру, «единственному человеку, которого признавал абсолютным экспертом в этом вопросе».

– Александр Семенович. Тысяча извинений. У меня довольно странный к вам вопрос. Я тут в Ереване. И тут человек, который вылитый Мандельштам.

– Глаза какие? – немедленно спросил Кушнер.

– Зеленоватые.

– Курит?

– Да, и через левое плечо.

– Близорукий?

– И сильно. Работает портным.

– Голос?

– Высокий, «о» произносит как «оу».

– Интересно, – произнес Кушнер после паузы.

– А вы совсем не представляете, что он мог тут… Представляете, если внук? Его бабка работала на Севане, на том самом острове, который теперь полуостров. Там был дом отдыха. Ну, возможно же, а?…

– Знаете, Дима, он все-таки не Гумилев, – задумчиво сказал Кушнер. – Это у Гумилева законный сын родился одновременно с незаконным, а этот вел себя сдержаннее.

– Да? А есть свидетельства, что он…

– Господи, я знаю! Это все сплетни. И потом знаете… я же бывал в Армении много раз. Тут очень серьезно к этому относятся. Никогда армянка просто так не завела бы роман с женатым мужчиной, тем более в те времена. Да ему голову бы здесь оторвали, и он прекрасно знал это! Он совсем не за этим ездил в Армению.

Зачем едут в Армению? В последнее время мы чаще объясняем, отчего уезжают, а о том, чем она привлекает, – между делом, мимоходом, вполголоса. Я, пожалуй, могу дать свое объяснение армянскому притяжению, но в смысле объективности – никаких гарантий. Посему лучше один раз услышать со стороны, чем сто раз от себя. Так что приготовьтесь получить удовольствие, которое, автору хотел бы думать так, не требует извинений за длинные цитаты. Итак, зачем Мандельштам приезжал в Армению? Версия Дмитрия Быкова.

«Дело не в смене обстановки и не в том, чтобы припасть к первоисточнику христианской цивилизации: Армения вообще оказывает на ум загадочное стимулирующее действие, тут великолепно соображается и пишется, и Мандельштам потянулся к ней, как собака тянется к целебной траве. Его "Путешествие в Армению", собственно, и не об Армении вовсе, как и эти мои заметки о ней. Просто в этой обстановке радостного и вместе с тем аскетического труда, среди гор и строгих, но чрезвычайно доброжелательных людей, которым присущи все кавказские добродетели, но не свойственны противные кавказские понты, – мозг прочищается, проясняется и начинает работать в полную силу».

То, как, проясняя и стимулируя, Армения заряжает своих на своей земле, Быков пропускает, наверное, потому, что это как бы само собой разумеется. А когда на расстоянии? На расстоянии – тоже.

Очень трудно, к примеру, поверить, что юмор Гарика Мартиросяна из «Минуты славы», россыпи шуток с доброжелательной тактичностью, помноженные на чувство собственного достоинства, заряжаются сами по себе, без энергетической подпитки из Армении.

Или вот еще. Недавно в Москву из Нью-Йорка приезжал галерист Лари Гогосян. Мировая знаменитость, он в Барвихе, впервые в России, представил свою экспозицию. Все ахали, охали, любопытствовали: что, как, почему? Спросили, как относится к России. Галерист ответил, что относится хорошо, хотя в Россию прибыл в первый раз. Попутно объяснил, почему хорошо. Потому, оказалось, хорошо, что его родители родом из Еревана, где он, кстати, тоже не был. Но все равно: раз я армянин, как же мне Россию не любить? Вот что из сказанного выходит. Плюс безусловная эффективность притяжения Армении с соответствующими результатами на выходе.

А еще? А еще дочитал «Медея и ее дети» Людмилы Улицкой, одного из самых лучших авторов сегодняшней России. Главной сюжетной линией по роману проходит крепкая армянская семья: добрые сердцем, ясные умом, всегда готовые оказать поддержку и участие окружающим их людям.

Хотите еще? Пожалуйста. Ольга Цыбульская из «Русского репортера». Расписав Армению как очень даже привлекательную среду обитания, посещает крепость Эребуни. Здесь со смотровой площадки полюбовалась главными горами Армении, а также панорамой города, которая отсюда ничем не потрясает и даже наоборот: серые стены, серые крыши… Когда об этом говорит гость (а желание уличать в высокомерии всегда с нами), то зачем тянуть? Но – стоп! Далее пояснение, из которого следует, что смотреть на Ереван нужно не сверху, а изнутри.

«И что? – поморщится глобально мыслящий армяновед. – Здесь – артист, там – журналист, потом – галерист… Ну и что?…»

А ничего. Просто приходит на память история самолетостроения. Вот придумали братья Райт на заре века что-то наподобие летающей телеги. И с тех пор, день за днем, из года в год, весь минувший век и уже нынешний отвоевывались килограммы веса, доли процента в надежности, километры скорости, и так по крохам, по мелочовке, по, казалось бы, ерунде. Пока не получились красавцы «Боинг» и «Аэробус»…

Точно так же: одно доброе слово о нас, потом другое, затем сотое, стотысячное… Признаваемые всеми армяне: один в Москве, сто в Париже, триста в Стокгольме, и так по всему миру Приглашаемые в гости неармяне – без ограничений. Пока получим то, чего сами себе желаем.

Осенний марафон

...

Отбегав и отпрыгав свои сорок минут, возвращаешься домой не то чтобы хорошо, а до самых мелких мелочей знакомой дорогой. Когда ходишь по ней каждый день и из года в год, то и сам выглядишь частью утреннего пейзажа. Не всей, конечно, Москвы, а лишь того сегмента зданий, который вбит в квадрат, образуемый четырьмя близлежащими улицами. О них чуть позже, а пока милости просим во двор, чтобы было с чего начинать.

Как многие московские дворы и дворики, он тоже проходной, однако всегда опрятный и ухоженный, что опять же характерно для подавляющего большинства подобных территорий.

Площадку, прилегающую к нашему многоподъезднику, обихаживают дворники-таджики, раз или два в году отбывающие на родину, и тогда из Брянщины на смену им приезжает Андрей со своей женой Александрой. Они милые и общительные люди, но настаивать на том, что медалью «За трудовое отличие» их обошли по недосмотру, я бы все-таки не стал. Ту же работу, с которой немногословные таджики управляются за два часа, супружеская чета с Брянщины растягивает на все три, но с сильно уступающей среднеазиатским конкурентам эффективностью. Зато, приводя в порядок вверенный ему участок, Андрей любит поразмышлять о текущем политическом моменте в осетино-грузинском конфликте, несовершенстве трудового законодательства Москвы и повальном взяточничестве в своем славном партизанскими лесами крае.

Где-то к семи утра вблизи площадки начинается первый выгул собак, не всегда на поводке, но это, видимо, тот самый случай, когда тебя каждая собака знает и, соответственно, наоборот. Выгуливают разномастную живность большей частью пожилые неработающие соседи, с которыми обмениваешься вежливыми приветствиями и непременным обсуждением странностей московской погоды.

Ровно в одно и то же время игровую площадку пересекает хороший мальчик Женя. Женя учится в третьем классе, родители научили его здороваться со старшими, приветливо улыбаться и не делать секрета из своих школьных оценок.

Одновременно с Женей и спустя какое-то время после него появляются те, кому пора на работу. Машин во дворе много, даже слишком много, но въезжать в утренние пробки – себе дороже. Вот и стоят они, бесполезные, забивая собой проходы, но, не смея влезть на газон даже на полколеса. А стоит расслабиться, как от правления ЖСК тотчас сердечный, пламенный привет: «Уважаемые жильцы-автовладельцы! На газоне случайно рассыпаны мелкие гвоздики. Пожалуйста, будьте осторожны!». Через день-два на том же стенде для объявлений появился ответ анонимного злоумышленника: «Прямой шантаж! Нас этим не возьмешь!». На том, однако, все и закончилось.

Небольшой отрезок большого пути, совершаемого по окончании физзарядки, пролегает по улице Панферова – автора на редкость бездарного, но отмеченного вниманием Сталина романа «Бруски», о котором ни один уважающий себя нефилолог не слышал, и, как говорится, слава богу. Выходить со двора на улицу следует предельно осторожно: тротуар давно и, кажется, навсегда приспособленный под автостоянку, выполняет по утрам еще и функцию дополнительной мостовой, и все бы ничего, если двигаться навстречу идущим на тебя автомобилям. Но мне, как назло, надо идти по ходу их движения, а когда за спиной крадется громада непреклонного «Хаммера» (и в сторону не отскочишь, а отступать некуда – позади Москва), то разумнее всего свернуть отдышаться в работающем круглые сутки магазине-«стекляшке». Здесь милые девушки привычно протянут пакетик творога, а затем продолжат отоваривать паленой водкой ранних выпивох.

Теперь, выйдя за дверь «стекляшки», пройдем мимо «Салона красоты», а по существу обыкновенной, если бы не одна странность, парикмахерской. Ее на редкость дружный и сплоченный коллектив состоит из нескольких во всех отношениях интересных женщин и еще стилиста Феди с серьгой в ухе и драных по теперешней моде джинсах. Федор – безусловный супер в своем деле, с хорошим художественным, а также музыкальным вкусом, о чем говорит, а точнее, поет его неразлучный плеер. На стрижку к Феде надо записываться, являться не позднее назначенного часа и не повторяться, если хоть раз объяснил, чего тебе от него требуется.

Пока Федя уверенно, взмах за взмахом превращает нечто неопределенное в прекрасную действительность, смотришь в зеркало и видишь в нем отражение удивительной, но реальной жизни.

Удивительность в том, что большинство кресел в парикмахерской, за исключением Фединого, большей частью вызывающе пусты, в то время как парикмахерши занимаются взаимной головомойкой, на тех же началах делают себе прически или обсуждают, чего душа желает к ланчу, делая заказ по телефону. Все они любят Федю (и друг друга) большой и, хотелось бы верить, правильной любовью. Как при таком раскладе трудовых свершений салону удается держаться на плаву, остается тайной.

Теперь, взглянув в витрину салона «Домашний дизайн» и узнав, почем сегодня доллар, идешь дальше. Впереди – Ленинский проспект. Дом, улица, киоск, затем аккурат по Блоку – аптека. Но нам туда не надо. Нам надо в киоск, где весь ассортимент утренних газет – от респектабельного «Коммерсанта» до «Жизни», поставляющей телешоумену Малахову груды сюжетов преимущественно антисанитарного содержания. С утра (и до вечера) хорошо идет «Московский комсомолец», который не так уж и плох (на мой, конечно, взгляд), потому что есть еще и «Комсомольская правда». Акакая была газета! Часто спрашивают журналы «Профиль», «Итоги», «Эксперт», но все они меркнут перед глянцем ТВ-программы «7 дней», из которой, к примеру, можно узнать, почему у Кати Лель пока нет детей, в то время как детская комната уже есть. Узнать и умереть!..

У киоскера Марьи Андреевны меня дожидается ежедневный комплект периодики. Постоянные покупатели уважают Марью Андреевну не только за преданность профессии, но и сердечное участие к бездомным кошкам, которых распространительница СМИ подбирает чуть ли не слепыми, обихаживает, откармливает, а дальше либо отдает в хорошие руки, либо, привив жизнестойкость, ставит на самостоятельную кошачью тропу. Хороший человек Марья Андреевна. Точно – хороший!

Приближаемся к Ломоносовскому проспекту и тем же бодрым шагом идем дальше. По ходу движения минуем еще одну «стекляшку». Ее хозяин всегда аккуратно одет, выбрит, предупредителен, по утрам задумчив. Я бы даже сказал – печально-задумчив. Местами напоминает джазмена Лундстрема. По утрам читает газету «Газета». Но грузин.

Из «стекляшки» выходит охранник чего-то непонятного, на шевроне красиво вышито «Секьюрити», в руках поллитровка «Гжелки», в глазах – праздник, который всегда с собой.

До Черемушкинского рынка остается всего ничего – пройти мимо зала игровых автоматов, снесенных совсем недавно вещевых прилавков, и вот он, рынок: многоязыкий, звонкоголосый, показательный не только как пример рыночных, но и межнациональных отношений.

Когда люди имеют какое ни есть, но дело, которое их кормит, они им и занимаются, а не обсуждают, кто спустился с деревьев первым, а кто сильно замешкался. Политического базара среди грузин, азербайджанцев, молдаван, русских, армян (называю по численности национального представительства) на рынке не увидишь. Не хочешь – не бери, – вот и весь базар.

– Смотри, какой огурец, ах, какой красавец, еще утром на грядке лежал, – расшаркивается перед дамой-блондинкой азербайджанец Рашид.

– А он, случаем, не тепличный? – сомневается дама.

– Ты что такое говоришь, как можно тепличный для такой женщины-ханум? Хлебом клянусь. Зачем обижаешь, хочешь, даром отдам, – явно переигрывает Рашид.

– И помидор тоже грунтовый? – вдет на отвлекающий маневр блондинка.

– Еще какой грунтовый, очень грунтовый, поверь мне, – заводится Рашид по новой.

Верить Рашиду дама не расположена и, в общем-то, она права.

Неписаное правило рынка: если первый покупатель с утра – мужчина, удачной торговле быть! А если и рука у него «легкая», это уже не просто удача, а покруче.

Как показывает практика, с этим у автора все в порядке, вследствие чего его часто призывают выступить «с почином» – так на базарном сленге называется первая покупка, после которой, приняв денежку, продавцы пройдутся ею по разложенной на прилавке снеди, засунут купюру в глубокий карман и будут держать ее нетронутой до самого окончания рабочего дня. Традиция, однако…

Один из выходов Черемушкинского выводит на улицу Вавилова, к казино «Баккара», где периодически разыгрываются иномарки по 45 тысяч долларов за штуку, и еще канкан по полной программе. Но это уже не по нашей части.

…И вот опять двор, прибранный и посвежевший за прошедшие полтора-два часа. Время подниматься домой, позавтракать, садиться за стол и приступать к исполнению.

...

Осенний призыв

В пятидесятые годы в школах Советского Союза широко в ходу были так называемые литературно-музыкальные композиции. Первую часть, литературную, обеспечивали стихотворения подручных рифмоплетов, вторая держалась на исполнительском мастерстве музыкантов с неоконченным средним образованием. В школе имени Мравяна, где автор тогда учился, ему выпала честь стать участником одного такого мероприятия: твердым шагом выходить из шеренги: «…смотрим прямо, голову выше, еще выше, ножку вперед!» и, заходясь от пафоса, выкрикивать:

Таким образом, еще будучи малолеткой, автор внес свой посильный вклад в оформление армяно-турецких отношения как неприязненно-отстраненных. Со временем они не только обострились, но потребовали переноса и на азербайджанцев Армении – ведь, согласно народной молве, турки и азербайджанцы – это одно и то же. Между тем, по жизни выходило так, что турки, с завистью поглядывающие на Гюмушскую электростанцию, и азербайджанцы, живущие рядом, а в некоторых случаях и вместе (не говоря уже о тех, кому выпало обосноваться в непосредственной близости от Гюмуша) – все-таки не одно и то же.

Однако мы сейчас не об этом, мы о главном сюжете нынешней политической осени. Признаюсь, с оглядкой, очень осторожно, как при ходьбе по минному полю: чуть влево, чуть вправо – взлетаешь в воздух. Но это, как говорится, твое личное дело или твоя личная беда. Фокус в том, что в определенных случаях турок можно воспринимать и как движущую силу политических перемен в Армении. Это – когда, в зависимости от градуса отношений с Анкарой, у нас слетают президенты и изгоняются правительства.

Перезагрузка армяно-турецких отношений в широком смысле так или иначе начинается с вопроса к себе: «Как относиться к Турции и к туркам?». Вот и я спросил себя о том же: как к ним отношусь я? Отвечаю: к Турции отношусь как к соседнему государству, к туркам, как к людям, живущим в соседнем государстве. Всё. Пока столько. Желания убивать, грабить, жечь, насиловать на текущий момент, честно говоря, не возникает. Нет моей личной вины и в том, что под боком находится не тихо-спокойное Монако или благословенная Швейцария. Что Бог дал, то нам и досталось. Изменить геополитический ландшафт теоретически можно, но трудно. Правда (опять же сугубо теоретически), можно купить удобные во всех отношениях земли и переехать туда на постоянное место жительства, как это собираются сделать на Мальдивах, которые неотвратимо уходят под воду, и правительство собирает деньги на переселение жителей страны. Понятно, что и такой прожект для нас – большая и смешная утопия. Значит, исходить надо из того, что есть, из конкретных жизненных реалий. То есть раз уж соседствуем, не зацикливаться на различиях и противоречиях, но искать и находить точки соприкосновения. За что, кажется, руководство Армении и взялось. И как опять же кажется, правильно сделало.

Получится или нет, не знает никто. Может быть, не сразу, может не всё, может и вовсе ничего не получится. Тут надо быть реалистом и не предаваться фантазиям.

Из Шарля Азнавура, посла Армении в Швейцарии: «Я буду очень, очень рад, если граница откроется, однако нельзя ошибаться, такие вещи легко не даются, с обеих сторон есть люди, которые этого не желают».

Из английского юмора: «Если в вашу дверь в девять часов утра кто-то позвонил, есть вероятность, что вас неожиданно, без предварительной договоренности решила навестить Ее Величество королева. Такое, конечно же, возможно. Но скорее всего, это пришла молочница». Вот и у нас: хотелось бы все знать наперед и встретить королеву дипломатической удачи, но пока ясно только то, что еще ничего не ясно.

Из личных соображений о роли народа в политике. В ситуациях, аналогичных сегодняшней, на передовые рубежи неизменно выдвигается Его Величество Народ (во все остальное время власть предпочитает отводить ему роль Великого Немого). «Народ не позволит», – сурово хмуря брови и поигрывая желваками, предупреждают политики, утверждающие, что всякий разговор с турком – как предательство национальных интересов. «Народ все понимает правильно», – оппонируют им сторонники потепления отношений с южным соседом, напоминая, что худой мир всегда лучше доброй ссоры.

Народ и в самом деле разный, и Турция для него тоже разная. Для одних – навечно проклятая территория зла, для других – общедоступный курорт с широким выбором кожевенно-галантерейных изделий, часто обнаруживаемых в гардеробе сторонников строгого санитарно-гигиенического подхода к потомкам Османской Турции.

Есть еще и политики, и тут тоже очевидно деление надвое. Одни надеются на улучшение отношений с соседним государством, не забывая о прошлом, призывают думать о будущем. Другие, умножая и без того огромный счет взаимных обид, подыгрывают радикальным настроениям и хотят на этой волне свалить действующую власть. Чтоб прийти к власти самим. Знамо дело, небось не впервой…

Вот и сейчас. С началом осени объявлено о новом митинговом сериале по мотивам: «Узурпаторский режим в момент, который может стать роковым для армянского народа и государства». (Теперь представьте себе другой музыкальный момент: президент Армении бьет кулаком по столу, кроет нехорошими словами турок и посылает своего визави из Анкары по непечатному адресу. То есть решительно отказывается иметь с Турцией дело. Очень хорошо. Как поступает оппозиция? Оппозиция тотчас же заявляет о потерянных возможностях, показушном патриотизме, уступке национальных интересов в угоду конъюнктурным соображениям, в результате чего Армения продолжает оставаться в блокаде, и созывает митинг под лозунгом: «Узурпаторский режим в момент, который может стать роковым для армянского народа и государства».)

Не стоит в стороне и так называемая мировая общественность, которая в целом за распечатку армяно-турецкой границы и стабильное добрососедство. Отдельно – отношение великих держав. У каждой из них свой интерес. Как считает журнал «Эксперт», открытие границы с Турцией уменьшит расходы России на поддержание экономики Армении, а также позволит Еревану занять более пророссийскую позицию в диалоге с Грузией. США же в случае открытой границы смогут уменьшить зависимость от непредсказуемого Тбилиси и тянуть трубопроводы по армянской территории.

…Возвращаясь к вопросу. Как относиться к Турции армянину, если он просто человек, не политик и не великая держава? Как мне кажется, спокойно, сдержанно, как к не нами избранной данности. Да, Ереван с Анкарой городами-побратимами вряд ли станут, но и оставаться столицами двух вечно враждующих государств тоже необязательно.

Площадь невезения

Концерт для «президента» с оркестром в сопровождении народных инструментов перехвата власти завершен. Сегодня на Театральной площади ни флагов, ни пламенных речей, ни зажигательных музыкально-хореографических композиций. Нынче на площади тишина. Сегодня она в оцеплении. И в оцепенении. Как в конце девяностых минувшего века, когда ее брали в кольцо солдаты внутренних войск СССР. Сегодня площадь в оцеплении войск, но уже собственных, армянских. Плюс режим чрезвычайного положения.

С Ереваном такое тоже бывало, и опять все начиналось с площади. Судьба, что ли, у нее такая – вначале собирать и сплачивать, затем разобщать и озлоблять, чтоб потом заречься: «Ноги моей больше там не будет…». Или аура у нашей «Свободы» плохая? А может, не тех людей собирает?

Ни то, ни другое, ни третье. Вопрос в том, кто именно и ради чего собирает народ, что и как говорит, даже недоговаривая, а как бы размышляя вслух о переборе квоты армян карабахского происхождения относительно тех же армян, но не карабахских. Очень, надо признаться, злободневно на фоне отношений между Арменией и братским Азербайджаном.

Надо было быть очень наивным, чтобы не видеть, не понимать: Тер-Петросян пойдет до конца. Сомнительного для собравшихся на площади и победного для самого себя. Первая задача решена, вторая провалилась.

По большому счету триумф первого президента Армении на выборах десятилетней давности тоже был с душком. Народ, доверившийся выскочившему как черт из табакерки полиглоту, получил дырку от бублика, а бублик взял полиглот. Где здесь свобода, равенство и братство, не говоря уже о торжестве народной демократии?

Лев Рубинштейн, известный поэт и публицист, рассказал историю про то, как в старые советские времена, когда западные шлягеры записывались на рентгеновских снимках, старшему брату публициста удалось сделать мечту явью.

«И вот он приносит пластинку домой, – вспоминает Рубинштейн, – и вот он ставит ее на проигрыватель. И вот он замирает в предвкушении восторга. И вот начинается характерное шипение. Но ужас-то в том, что характерное это шипение вовсе даже и не собирается перерасти во что-нибудь такое, что соответствовало бы его меломанским ожиданиям. И ужас этим не ограничивается, ибо к самому концу, когда уже не остается решительно никаких сомнений в том, что он подвергся наглой «наколке», пластинка с мерзкими, издевательскими интонациями и с приблатненной оттяжечкой» произносит: «Вам музыку?» И после некоторой паузы добивает: «А вот х… вам музыка!»

Тот факт, что в тексте Рубинштейна вместо многоточия стоит нехорошее слово из трех букв, сути не меняет. Суть в том, что когда спустя десять с небольшим лет уже во второй раз ждешь обещанного процветания и счастья в товарных количествах, а взамен тебе – то, что Рубинштейн-старший получил вместо музыки, с участием в хороводах в постановке Тер-Петросяна лучше не торопиться.

«Беспорядки в Ереване закончились: центр города разгромлен», – сообщили утром 2 марта зарубежные информационные агентства, как если бы речь шла не о нашем мирном городе, а событиях в Секторе Газа. Телевидение показывало пылающие автомобили, разгромленные офисы и магазины, деловой и культурный центр «Дом Москвы» в том числе, усеянные мусором, камнями и острыми железяками улицы.

Между тем с экранов исчез Левон Тер-Петросян. Затих на время. Через полномочных представителей предложил своим сторонникам разойтись по домам и отказаться от массовых акций до завершения срока действия указа президента о введении чрезвычайного положения. Потерпите, мол, каких-нибудь двадцать дней, а там пойдем по новой…

Да, на площади собираются разные люди. Горячо поддерживающие, всерьез сомневающиеся, просто любопытствующие, одураченные, обиженные. Многие что-то потеряли: высокую должность, хорошую работу, привилегию легко делать большие деньги или возможность с трудом, но небольшие, кто потерял надежду, кто совесть, а кто уважаемого в народе отца или брата.

Часть собравшихся на площади слушает, другие, голосистые, как Хачик Стамболцян в свои лучшие времена, и речистые, как Ашот Манучарян, – заводит. Точнее, зажигает.

Самый горючий материал на площади – шпана, паразитирующая среди митингующих точно так, как микроорганизмы в бульоне. От возбуждения начинается «броуновское движение» внутри среды временного обитания, но это только начало, это еще полдела. Задача постановщиков политических экспериментов на людях в том, чтоб, максимально подогрев толпу, довести ее до кипения, а это достигается постоянным накачиванием злобы, ненависти и тупого повиновения. (Лидер таким не нужен, шпана признает предводителя, пахана, остальные – лохи.) Теперь, когда шпана готова к агрессии, остается скомандовать «Фас!» и пустить ее в дело.

Это не Тер-Петросян придумал, так делается во всех странах и во все времена. Вы можете назвать хоть одну страну, где нет подобного сброда? Но есть страны, где такой публикой, можно сказать, брезгуют, их не привлекают к участию в художественно-развлекательных программах, понимая, что на большее, чем погромы и мародерство, шпана не способна. Ведь трудно представить, чтоб кто-либо из настоящих ереванцев, вдохновившись речами Тер-Петросяна о самоценности демократических идеалов, приволок домой компьютер из разгромленного магазина.

Изучив психологию толпы, британские ученые установили, что для управления толпой количество вожаков должно составлять пять процентов от ее численности.

Соглашается с англичанами и профессор психологического факультета МГУ, главный редактор журнала «Историческая психология» Акоп Назаретян.

«Если посмотреть на толпу сверху, – поясняет он газете «Ведомости», – то можно заметить так называемое ядро численностью несколько процентов от общего количество собравшихся. Именно среди этих людей аккумулируется максимальный эмоциональный накал, который постепенно передается не периферию толпы. И если не принять мер, то вслед за потерей самоконтроля людей начнут активизироваться самые древние пласты психики, превращая их в животных, готовых растерзать кого угодно». (Как выжить, сохранить достоинство, не потерять лица, не поддаться общим эмоциям, если не в состоянии выбраться из толпы? «Оставайтесь самим собой» – советуют ученые. – С. Б. )

В значение и смысл происходящего шпана не вникает, она просто ждет, ждет своего часа. Она – механический исполнитель, потому все вопросы к вдохновителям и организаторам побоища с человеческими жертвами в первый день ереванской весны.

Осталась не очень понятной и выжидательная позиция некоторых уважаемых ереванских интеллектуалов, напомнившая молчание ягнят. Особенно после того, как Тер-Петросян взялся за выбраковку армян, руководствуясь емкой формулировкой «Кто не с нами – тот подонок!». Что стало еще одним вкладом в спровоцированное несколькими днями позже братоубийство.

Хотя, если откровенно, любое появление Тер-Петросяна на ереванской площади «Свободы» – как знак беды, которая, увы, приходит. Только лучшая площадь столицы, которая поставила на ноги не одно поколение ереванцев, здесь совершенно ни при чем.

После парада

Этих людей с орденами и медалями я видел во времена, когда никакими ветеранами они еще и не были, а были всего лишь участниками войны – где вы видели ветеранов двадцати пяти – тридцати лет от роду? Веселые, неунывающие ребята, раз уж повезло вернуться с руками-ногами, а если нет, то все равно сильные, но духом.

Лет тридцать после победы они еще крепко стояли на ногах и выглядели молодцом. Потом сил, но главное, их самих становилось все меньше и меньше, а еще спустя какое-то время каждый с горечью осознавал: постоять за себя он еще сможет, но за родину – уже нет. Не оттого что родина начала их постепенно сдавать (этого ветераны долго не хотели видеть), а потому, что на защиту отечества уже не оставалось сил.

Тем временем страна, прокричавшая на весь мир: «Никто не забыт, ничто не забыто!», наращивала объемы производства и повышала качество продукции и отчасти жизни, увеличивала внутренний валовой продукт, познавала прелести демократии и легко возбуждалась от приближения к общечеловеческим ценностям. А с приходом весны, ежегодно накануне девятого дня месяца мая предавалась привычному занятию: задабривала ветеранов войны наборами из генно-модифицированных продуктов и готовила военные парады. С парадами и в Армении получается хорошо – не так, как с пенсиями, медицинской и другой необходимой помощью.

Пенсия ветеранов войны в России составляет от одиннадцати до пятнадцати тысяч рублей. Терпимо, если не знать, что их товарищи по оружию в Америке получают три тысячи пятьсот долларов, во Франции около трех тысяч евро, (а немцы и финны, побежденные между прочим, две тысячи пятьсот и две тысячи евро соответственно).

Зато в России живо обсуждается почин группы думских депутатов наказывать тюремным сроком и крупным денежным штрафом граждан, отрицающих победу в Великой Отечественной войне и итоги Нюрнбергского процесса. (А что, и скинхеды тоже против фашистов? Но судить скинхедов этот закон почему-то не предусматривает.)

Что происходит за время от парада до парада? А ровным счетом ничего. После 9 Мая и дальше все как в песне: кому-то праздник, а кому – слезы на глазах. Слезы, ясное дело, воинам-победителям.

Беспощадная статистика наших дней: ветеранов Великой Отечественной в Армении осталось 4 300 человек. Только за прошлый год из жизни ушли 1 493 участника войны. 4 300 человек – это население одного многоподъездного высотного дома в Москве. Ну, пусть двух. Или нескольких многоэтажек в Ереване. Вот все, что осталось от поколения победителей. Самому молодому уже за восемьдесят.

Повод задуматься. Из сообщений агентства «Рейтер». «Самая старая собака в мире – такса по кличке Шанель – отметила свой двадцать первый день рождения, а в подарок получила сертификат участницы Книги рекордов Гиннеса и поход в собачью гостиницу и SPA. "Я всего лишь хорошо забочусь о ней, – сказала 51-летняя Шогнесси, ухаживающая за таксой вместе со своим мужем Карлом. – Я отношусь к ней как к человеку"».

Обратите внимание: такса Шанель не принимала участия в собачьих боях, не совершала диверсий в тылу врага или подвигов типа «вынести ребенка из горящего дома». Она даже в цирке не выступала. Собака просто прожила долгую и, надо полагать, достойную жизнь. (Для справки: один год собачьей жизни равен примерно пяти годам человеческой.) И этого вполне хватило, чтоб на закате своих собачьих лет заслужить признание и получить много приятного. Забавно, правда?

...

Профессия армянин

Рассказывают: в Лондоне, в Гайд-парке, один из постоянно аккредитованных краснобаев, послушав других, развернул плакат. А на плакате черным по белому: «Убивайте почтальонов и евреев!». Почему почтальонов? – встревожилась публика. Почему евреев, никого не заинтересовало. Но речь не совсем об этом.

У евреев был холокост, у армян – геноцид. Евреи не устают напоминать миру о своей трагедии и идут дальше. Забыть о своей не даем и мы. Но эта наша память пригибает народ к земле, сковывает. Не всегда, не всех, но часто. Когда в узнаваемости нации подчеркивается не то, как она возрождалась, а то, как ее убивали, это плохо. Комплекс жертвы унижает, тяготит и связывает руки, в то время как позиция хозяина судьбы рождает уверенность и помогает идти дальше. При этом очень важно вот что.

Есть много способов сделать себя узнаваемым, но только один, чтоб тебя признали и полюбили. Для этого надо и самому признавать и любить других, что, конечно, нелегко, а в ряде случаев – невозможно. В таких отдельных случаях, когда полюбить ну никак, надо действовать иначе и, «чтоб уважать себя заставить», вести себя соответственно. Например. Когда совсем недавно на ереванском стадионе исполнили турецкий гимн и подняли турецкий флаг, многие с места не встали и гимн освистали. Получилось очень просто, но не очень здорово. Скажут: в Анкаре, куда вскоре прибудут армянские футболисты, все равно будет так же. Да, теперь уж точно будет. Но если бы в Ереване обошлось без нервов, а в Анкаре сорвались на улюлюканье и свист, то это было бы «один – ноль» в пользу Армении. Объяснять почему-надо?

Сегодня жизнь повернулась так, что национальность становится в некотором смысле профессией. (Прежде всего, для стран, не впечатляющих ни территорией, ни численностью населения.) Кто эту профессию лучше освоит, тому и карты в руки. В данном случае карты географические, на которых светлым цветом обозначены покоренные культурой, талантом и чисто армянской сердечностью территории. Впрочем, так было всегда, но сегодня, когда народы бывшего СССР разбежались, это особенно актуально, и потому надо идти дальше. В мире сегодня живет около восьми миллионов армян. Три с лишним, собственно, в Армении два – в России, свыше полутора – в Соединенных Штатах, из коих почти миллион – в Калифорнии. Остальное приходится на Европу– почти полмиллиона во Франции, крупные общины есть в Иране, в странах Ближнего Востока и Австралии. Огромная сила, способная и умеющая завоевывать симпатии мира.

Как это делается? Очень по-разному, в каждом случае по-своему. Вот пример. Министра культуры России Александра Авдеева, до недавнего времени возглавлявшего Посольство РФ во Франции, спросили: «Говорят, именно вы, будучи послом в Болгарии, спасли знаменитый памятник Алеше». «Спас не я, а прежде всего болгарская общественность. Очень помогли армяне – их землячество в Пловдиве и друзья в Ереване», – пояснил министр. Когда армяне, живущие в славянской стране, помогают России спасти дорогой для нее символ, это трудно не запомнить.

В Детройте, где армян, конечно, меньше, чем в Калифорнии, и еще меньше, чем в Болгарии, знают и уважают нас еще и потому, что один из самых богатых американцев своего времени Алек Манукян очень много сделал для этого «черного» города, и по-умному. Он строил, вкладывал, дарил, поддерживал, а когда надо было добиться места для памятника Комитасу, мэр сказал: «Покажите любую точку в городе – и место ваше». Манукян выбрал место рядом с памятником Джо Луису, чернокожему боксеру с детройтских окраин, кумиру всей Америки на все времена. Лучшего места для памятника в Детройте и поныне не найти.

В последнее время все чаще обращаю внимание на одно: почти у каждого из неармян, встретившего на своем жизненном пути армянина, осталось в памяти нечто необычное, и чаще всего хорошее. В связи с чем можно смело предположить, что такая величина в мировом театральном искусстве как Марк Анатольевич Захаров не испытывать к нам симпатий просто не может. Хотя бы потому, что трудился с Рафаелом Экимяном, бывшим партработником, работавшим в свое время директором «Лейкома». «Мой первый директор Рафик Экимян был партийный деятель, но когда Горин написал всего половину "Тиля", он позволил шить костюмы под несуществующую пьесу», – вспоминает режиссер.

Это значит, что Экимян был человек со вкусом и знал толк в искусстве. А дальше интереснее. «Однажды меня вызвали на бюро горкома отвечать за репертуар, я бодрился-бодрился, а потом посмотрел в щелочку и скис. Экимян это почувствовал, подозвал меня и прошелся по всему горкомовскому кругу: вот эта – сука, сволочь, лесбиянка, ханжа, вот тот – ворюга, тот – взяточник, чего их бояться?! Я осмелел и заработал всего лишь "строго указать", что тогда было равносильно ордену», – рассказывал «Новой газете» Марк Захаров.

А это значит, что у Экимяна был не только хороший вкус, но и свой взгляд на вещи, тогда как по должности вполне можно было надувать щеки, делать умное лицо и этим обойтись.

По данным ООН, двести миллионов человек в мире покинули свою родину и живут за границей. Чтоб понять, много это или мало, надо знать: число эмигрантов превышает население Бразилии (190 миллионов человек) или России с Украиной вместе взятых (188 миллионов). Об армянах мы уже говорили. И каждый, живущий вдали от родины, если, конечно, он не пустое место – как лицо и голос своей страны. Когда первое вызывает симпатию и притягивает, а второе уважение и интерес, выигрывают все: и люди, которые живут в другой стране, и страна, в которой живут другие люди.

Если не разбрасываться по миру широко, а сосредоточиться на близлежащем, то легко увидеть, как каждая из трех закавказских республик, воспринимающих друг друга по-разному, стремится увеличить круг персон, достойных называться лицом страны. Ограничимся Россией. Для Грузии это – Вахтанг Кикабидзе (и еще, и еще). Для Азербайджана скончавшийся недавно Муслим Магомаев. Для нас – Армен Джигарханян, а дальше – в Москве почти никого. И это печально. Но не безнадежно.

Сад камней

В густые советские времена в Иджеванском районном комитете партии (надо ли уточнять, что коммунистической) придумали и осуществили одну любопытную затею. Суть дела заключалась в том, чтобы во исполнение соответствующих решений ЦК КПСС, усилить работу по интернациональному воспитанию трудящихся, а Иджеван подходил для этого лучше всего: с одного боку Азербайджан, с другого – Грузия. Эта географическая особенность обыгрывалась и раньше, но преимущественно в формате встреч представителей трех республик. Сейчас же требовалось что-нибудь посвежее по мысли, поинтереснее по форме и попродуктивнее по результату. Вот тогда в голове первого секретаря райкома Джеммы Гургеновны Ананян и возникла идея приглашать в Иджеван из соседних (и не только) республик молодых (но не обязательно) скульпторов, разложить по городскому парку глыбы мрамора, гранита, туфа, базальта (выбирай что угодно для души) и пусть себе ваяют. Чего хотят и как сумеют.

Скульпторов щедро и вкусно кормили и конечно поили, но все-таки не настолько, чтобы во вред искусству, а главное, дружбе народов. В установленное время, чаще всего к началу осени, когда от камня отсекалось все лишнее и оставалось только нужное, мастерская под открытым небом начинала напоминать незакрывающийся музей. В принципе, ничего особенного, если помнить, что таким же музеем под открытым небом давно и по праву называют всю Армению. Однако особенность иджеванского вернисажа вовсе не в этом и уж тем более не в том, что высекаемые там изваяния претендовали на Лувр или пусть даже премию Ленинского комсомола. Нет, ничего подобного. Смысл иджеванского вернисажа в другом – здесь дети разных народов, долго и тесно общаясь, увозили с собой тепло дружеских встреч и добрые воспоминания об Армении в целом, Иджеване в частности и друг друге в особенности.

Еще одна сторона дела: посмотреть на то, как из ничего не выражающего камня рождается нечто художественное, приходило много молодежи. Это формировало эстетическое начало. Но люди не только наблюдали за творческим процессом, но и открывали для себя непохожесть национальных характеров и культур. Это формировало широкий взгляд на мир.

Короче. Такие встречи оставляли зарубки и в сердце, и на земле. На земле – в виде своеобразного сада камней, который каждой осенью расцветал новым цветом и прирастал новыми площадями, не порождающими, однако, территориальных споров.

Потом на некогда общем жизненном пространстве страны произошло великое разделение народов, и что случилось с садом, сказать не могу – не был в Иджеване очень давно. Тогда почему вспомнил? А вот почему.

Если вы окажетесь в Женеве на побережье одноименного озера, но именно в том месте, откуда вытекает река Рона, то неминуемо увидите площадь Молар. Говорят, по площади когда-то ходил трамвай, потом его убрали и с тех пор Молар – пешеходная зона, место отдыха, маленькая солнечная площадь, где люди назначают друг другу свидания, кормят голубей и гуляют с детьми. Семь лет назад в Женеве объявили конкурс на лучший проект по реконструкции Молара. Победил проект, напоминающий о том, что именно здесь, в Женеве, находится Европейское отделение ООН и множество других международных организаций и потому на ее улицах можно слышать все языки мира. Вот тогда-то площадь вымостили уложенными вручную булыжниками в количестве 1 857 штук с надписями на английском, арабском, испанском, китайском, русском и французском языках (армянского пока нет, поскольку он еще не входит в число официальных языков ООН). Надписи на камнях такие: «здравствуйте», «добрый день», «добрый вечер», «до встречи», «спасибо»…

По форме – ничего особенного. По сути – напоминание о пользе объединения наций. Потому что в противном случае, то есть когда кто-то считает, что его страна лучше всех только потому, что он там родился, а кто родился «на стороне» – уже второй сорт, булыжник перестает быть просто покрытием для улиц, а становится оружием для националистов. Со всеми вытекающими отсюда мерзостями.

Скверная история

Одного, никак не молодого, зовут Макич, другой, тоже весьма пожилой – Евдоким. С какого бодуна досталось ему необычное для армян имя, понять трудно, зато легко догадаться, что Евдокима очень скоро переделают в Евдо, и пусть у армян и такого имени нет, но все же…

Евдо и Макич (тоже усеченный в Мако) живут в Ереване, один всю жизнь, второй сравнительно недавно, как только над Карабахом сгущались тучи, отправлялись на подмогу. Там, на передовой, собственно, и познакомились. В общем и целом, дружат. Но до первого обострения политической обстановки в Армении, вслед за чем взаимоотношения Евдокима и Макича обретают удивительную замысловатость и скачкообразное развитие.

Здесь надо бы заметить, что приятели возбуждаются не только от судьбоносных событий, но и от мелких проблем бытия тоже. Например: деформация нравов, совмещенная с падением курса доллара, засилье иномарок на улицах при скоропостижных похоронах ЕРАЗа, суммарный объем взяток в ереванской мэрии в годовом разрезе, потепление климата на планете и прочая проза жизни.

Однако главное, что разделяет приятелей, порой доводя их до невменяемости, это отношение к Левону Тер-Петросяну. Евдо считает его великим освободителем Армении, Мако – великим предателем, к которому, считает, лучше всего подходит определение «кто был никем, тот стал ничем».

Что-либо среднеарифметическое, какой-нибудь жиденький компромисс, сближение позиций хоть в чем-то отвергаются начисто – братья по оружию рубятся так, что скулы сводит. Бывает, дойдя до точки кипения, Макич, недальновидно обзовет оппонента ишаком тех краев Южного Кавказа, откуда корнями (пусть и очень далекими) и сам тоже. «От ишака слышу!» – в порядке освежения памяти парирует в таких случаях Евдоким.

Большую часть погожего времени года Мако и Евдо проводят близко от дома, в сквере, берущем начало от кинотеатра «Россия». Макич любит читать газеты и почти не берет в руки книг, утверждая, что все в них выдумано. Евдоким предпочтение отдает литературе, но иной раз не брезгует и периодикой, с той, правда, оговоркой, что вранья в ней сверх всякого приличия.

Евдо с книжным томиком в руках или Мако с газетой под мышкой – верная примета грядущей дискуссии со ссылкой на авторитетные источники. Чтение вслух фрагментов из принесенного, часто и впрямь интересных, привлекает внимание кучкующихся в сквере пенсионеров. Их Евдо называет «скверными». На него не обижаются, ведь он и себя зовет «прискверным».

…В последний раз эту несладкую парочку я встретил минувшей осенью. В хорошо знакомом сквере обсуждалось прошлое и будущее тоталитарных режимов, затем разговор перескочил на товарища Сталина с культом его незабываемой личности. Поговорили и о тех, кто попал под удар, но не покорился.

– Вот так-то… – со значением посмотрел на Макича Евдоким, отсидевший по политическим мотивам сколько надо.

К чему клонит Евдоким, Макичу объяснять не требуется.

– Я не плевал в портрет вождя, поскольку клал на всю систему, – неожиданным полустихом врезал приятелю Мако, с подозрением покосившись на лежавшую на скамейке книжку. И пошел дальше.

– Вот и Левон твой той же тиранской породы. Только уж слишком калибром мелковат, потому один смех. Но и грех. Много греха, очень много. На всех хватит да еще останется.

– А что твой Роберт? – взвивается Евдоким. – Твой Роберт-то что? Понатыкал где надо и где не надо своих башибузуков без стыда и совести и сидит себе. Вроде как первый парень на деревне. А тут, между прочим, не деревня, тут город. Здесь умных полно.

– Ага. Потому Левона на свою голову привели. От очень большого ума.

– Ну вот, пожалуйста… Говорю же ишак, ишак натуральный, – развел руками Евдо.

Помолчали. Проводив взглядом молодого человек с подозрительно вертлявой походкой и вполне модельным лицом, Макич чертыхнулся: мужчина называется… Скосил глаз на книжку в мягком переплете: Людмила Улицкая. «Люди нашего царя».

– А это еще зачем? – исключая случайность, поинтересовался Макич.

– Это я щас читать тебе буду, – пообещал Евдо. – Чтоб знал, на кого похож.

– Тогда я затыкаю уши.

– Хорошо, можешь прочитать сам, – протянул книгу Евдо.

Макич отвел руку и отодвинулся от приятеля.

– А можно мне? – вмешался в разговор я, взял томик в руки и, открыв его на выделенной закладкой странице, стал читать. Вслух.

«…У мингрелов нельзя квартиру снимать, грязный народ, культуры не понимают, горцы… но абхазы еще хуже, совсем дикие. Как похороны у них, не поют – воют, как шакалы… И еда у них хуже, чем сванская… Сванов не знаете, и дай Бог не знать, бандиты, грабители… хуже чеченцев, но чеченцев нет, выселили всех, слава Богу. Еще бы выселили армян, хорошо было бы, все торгуют, богатые, и все торгуют, не могут остановиться, такой жадный народ, армяшки соленые… Нет на них турок…»

– А как насчет Азербайджана? – забеспокоился Макич.

– Сейчас будет, – Евдоким сделал мне рукой, – читай, мол, дальше.

«…Азербайджанцы у нас есть, они совсем как турки, злобные, ленивые, у нас, слава Богу, мало живут, воры все, хуже цыган, а важные какие, тьфу! Особенно бакинские азербайджанцы, злые как собаки… Хуже собак… Я правду говорю, мамой клянусь! И армяне, которые из Баку, такие же, как азербайджанцы, хуже… А тбилисские армяне, я их к себе не пускаю, лучше уж евреи. У меня в том году такие евреи жили, не приведи бог, откуда такие берутся, хуже здешних… А грузины приезжали, ой какую грязь развели, всё варили, жарили. Две женщины из кухни не выходили, кур щиплют, перья летят во все стороны, и поют… Чего поют?…Имеретинцы! Что с них возьмешь? Крестьяне, да? Никакой культуры, виноград грязными ногами топчут… А мнение о себе!..»

– А о русских ничего? – снова вклинился Мако.

– О русских ничего.

– И кто же дальше?

– Дальше опять грузины, – продолжил я чтение.

«…Что грузины? Пыль в глаза. Дым! Вай! Вай! – один пустой разговор. Пустой народ. А что грузины? Тут аджарцы есть, в Батуми, так они – смех, а не народ! Хуже всех живут, мамалыгу одну едят, а тоже… О себе много думают!..»

– А русские где? – гнул свое Макич.

Но здесь под строкой ногтем была отбита как бы итоговая черта – остальное для Евдо, видимо, было неинтересно.

– Кто это говорил, такой умный? – чуть погодя спросил Макич.

Я пробежал текст по диагонали.

– Какая-то женщина, торговка грушами, из Гудаут.

– Оно и видно, что не профессор из Сорбонны…

– Так ведь баба базарная, что с нее взять, – принимая книгу в руки, заметил Евдоким. – Но ты-то, ты с чего всех неармян подряд облаиваешь?

Загораться и, как обычно, лезть на стенку Макич сегодня не стал. Выдержал паузу и с расстановкой ответил.

– Во-первых, лаюсь я не на всех. Но когда придется, то на некоторых армян тоже. Потом. Вот эта баба из Гудаут, она точно умнее твоего Левона. Всех облила, а русских не тронула. Сечешь? А при Тер-Петросяне что? Русские школы позакрывали? Позакрывали. Памятники русским классикам убрали? Убрали. Русскоязычных в сторону отодвинули? Еще как! А за что? Народ от Левона куда побежал? В Сирию, что ли? Нет, в Россию.

Дальше диалог перешел в перепалку, но, не войдя в фазу скандала, неожиданно завял. Теперь можно было воспользоваться установившимся перемирием, попрощаться и уйти.

До возвращения в Москву я еще не раз проходил по знакомому скверу, видел вечно недовольных друг другом Мако и Евдо, но не всегда подходил: пусть себе ссорятся, мирятся, сколько хотят. Главное: живы-здоровы и по большому счету– вместе.

...

Сфта – юзгяр, бирик – сиктир и др. ( Немного занимательной лингвистики на злобу дня )

В принципе армяно-турецкие протоколы можно и не ратифицировать. Разорвать на мелкие кусочки, сжечь, предать анафеме, и ничего страшного не произойдет: как жили с южным соседом до сего дня, так и дальше будем жить. Или наоборот. Захотим превратить напряженное соседство в умеренное добрососедство, превратим, а не захотим – будем удивляться дальше: за что нам Бог послал в соседи турок?

Все зависит от нас. То, что одни ждут, когда станет теплее, а другие требуют держать температуру на нуле, понятно, даже если речь не о вине, а международном климате. Одни поют осанну толерантности, другие вплетают свои голоса в хор антитурецкого. Кому-то хочется открытых границ, чтоб к синему морю в Анталию (хотя и сегодня в Анталию – без проблем), а кому хватает и горных вершин Цахкадзора, не говоря уже о Севане. Словом, при обсуждении самого животрепещущего и остросюжетного возможно очень разное, очень противоположное и очень неожиданное, но хотелось бы еще и не говорить при этом глупости. Даже если с пафосом. А когда и то и другое в одном наборе, это формирует о народе, от имени которого говорят, очень странное представление.

Вот смотрите. «Турки придут и уничтожат нас». А вот чуть позже, опять о том же, но с санитарно-эпидемиологическим уклоном: «Турок – вирус, он заразил всю Европу. Давайте не допустим, чтобы он заразил и нашу республику. Турки – семидесятимиллионная нация, она вырежет нас». При Сталине это называлось распространением панических слухов и капитулянтских настроений, за что во время войны расстреливали на месте без суда и следствия. Впрочем, не гладили по головке и в мирные дни, объясняя просто и доходчиво: «Нерушимой стеной, обороной стальной разгромим, уничтожим врага!»

А теперь спрашивается: «придут и вырежут» – это как? Объясните. Очень нужны подробности. Мы что, ягнята на заклание, чтоб, как увидим на марше вирусоносителей, так лапки кверху и головку набок? И как понимать «придут». Если с войной, одно дело, если в рамках торгового сотрудничества и во имя роста товарооборота – другое. Но и тут ухо надо держать востро, чтобы всё на взаимовыгодных началах. То есть не бояться надо, что придут, а суметь по максимуму извлечь из этого пользу, выбрать и проводить правильную экономическую политику (демографическую, культурную, национальную и т. д.) и смотреть, чтоб не обдурили. Как делает любое государство всегда и везде. Чтоб было еще понятнее: как ведет себя та же Турция по отношению к нам, только нам надо делать лучше, умнее, эффективнее.

А вот еще кое-что из странного. Запомнившийся по телепередачам в режиме «non stop» один уважаемый партийный товарищ, ударившись в воспоминания, напомнил о топонимической несуразице: куда, мол, ни глянь – то тебе Дарачичак, то Камарлу, то Ахта… Тут снова вопрос: а кто, собственно, разрешал на своей земле называть свои города и свои села турецкими, а не армянскими именами, и почему это происходило так долго, и надо ли гневаться на янычаров, когда сами дураки?

Автор тоже родом из лучших времен жизни отмеченного выше партайгеноссе и тоже помнит свои молодые годы, когда почти все радиоприемники Армянской ССР были настроены на бакинскую волну, по просторам родины чудесной лились преимущественно турецкие мугамы, народ ломился на концерты Зейнаб Ханларовой, а учащиеся старшего школьного возраста посылали друг друга с помощью ставшего почти родным «сиктир». Не в том, конечно, дело, что мугамы – неправильная музыка, ханума Зейнаб недостаточно сладкая женщина, а «шеш у беш» на устах у всех и поныне, и потому все это надо запретить. Нет, не запрещать было надо, а пропагандировать, продвигать, утверждать свое национальное. Делали? Если да, то мало, робко, от случая к случаю. Отсюда: сфта, юзгяр, бирик и все другое подобное. И вот еще одна странная история. Сея панику и смятение в рядах отцов, мужей и братьев, партийный товарищ предупреждает: «Турок не будет равнодушно относиться к нашим девушкам. Вы этого хотите?» Вообще-то хотим. Очень. Чтоб и турки, и не турки, и все мужчины всего мира не оставались безразличными к нашим девушкам, а дальше, извините, как карта ляжет. Если девушки в известном деле профи, они не станут ждать, чтоб кавалеры приглашали дам, и безо всякой ратификации возьмут курс на Стамбул. А если нет, то и вопроса нет.Что имеем на сегодня? Тревогу, местами переходящую в испуг. Первое трудно считать беспричинной, второе должно быть исключено вообще: согласимся ли открыть новую страницу в отношениях с Турцией или оставим ее незаполненной?Чего боимся? Ситуация в чем-то напоминает российско-китайскую, когда, как считает журнал «Эксперт», «даже невинные переговоры вызывают у нас истерические реакции, и тут важно преодолеть некий психологический барьер». Правда, стать сырьевым придатком какой-либо страны Армения не может, даже если захочет, но вот несколько мин из тех, которые замедленного действия. Известно, экономика Армении нуждается в модернизации, на что потребуются инвестиции со стороны, чтоб строить новые предприятия, дороги, транспортные узлы и т. д.Вопрос: надо ли привозить для этого людей из Турции? Если да, то в каком количестве, чтоб не оставлять без рабочих мест своих, или ровно в том же количестве на абсолютно равноценных условиях социальной, медицинской защиты и личной безопасности обеспечивать их работой в Турции.Или другое. С открытием прямого транспортного сообщения на наш рынок хлынет море товаров с ярлыком «Сделано в Турции». Чтоб не превращать Армению в один большой Черкизовский рынок, понадобится плотный и честный таможенный заслон. В ином случае бюджетные поступления от сборов на таможне резко пойдут вниз, а доходы таможенников, породнившихся с турецкими юзгярами-контрабандистами, взлетят до фантастических высот. Отдельная головная боль – защита собственных производителей, проблемы технологического сотрудничества, нюансы юридического оформления бизнеса и т. д.Словом, открывается широкое поле для включения интеллекта как данной Богом национальной особенности. Если так, то дело за тем, чтоб принимать правильные решения и побеждать в дипломатии, экономике, культуре, получать от этого реальные дивиденды и даже эстетическое наслаждение. Последнее возможно, если первое, второе и третье исполняется не просто точно, разумно, грамотно, но и красиво.

Уроки для Армении

Майскими короткими ночами, пока футбольные знатоки смаковали игру «Челси» с «Манчестер Юнайтед», автор мучился вопросом, почему армия московских стражей порядка, которым не хватало разве что ракетных войск стратегического назначения, оказалась невостребованной и мирно разошлась по домам.

Другая тема для головной боли: агрессивный английский болельщик с пивной банкой наперевес, что это – миф или реальность?

И наконец, третье: может ли происходившее в Москве, и отчасти в Лондоне, быть полезным и нам, чтобы стать своего рода «Уроками для Армении»? По твердому убеждению автора – может. Но я все-таки по порядку.

Боевое столкновение с англичанами было предотвращено в результате гибкости ума и правильных действий российских властей. То есть вначале подумали, а потом сделали.

Думали так: ничто человеческое не чуждо даже англоязычным фанатам, приехавшим в Москву поболеть и устроить веселый мордобой. Значит, и давить надо на человеческое. Прилететь в Москву разрешили без виз – по билету на футбол. Для тех, кому гостиница не по карману, развернули палаточный городок, метро – бесплатно, милиционеров обучили вежливым английским словам и велели улыбаться. Что еще? Пиво, конечно. С этим тоже без проблем: джентльмены вдоволь напились, напелись, накричались, переболели и довольные разлетелись по домам. Провожали так же, как встречали: организованно, с милой душой и практически без зуботычин. Короче говоря, обошлось.

Почему посланцы страны, подарившей миру слово «хулиган», вели себя в Москве как гимназистки на выпускном балу? Все дело в том, что слова «закон» и «полиция» в Англии близнецы-братья. Околофутбольные отморозки, которых часто показывают по телевизору, никакой погоды не делают. Это очень большое исключение и очень маленькое правило.

Чтобы было понятно, фрагмент из заметок журналиста Валерия Панюшкина в вольном изложении.

Два полицейских, вызванных по случаю драки, входят в паб, предварительно сняв с головы шлемы. Выходят. С каждым – по здоровенному парню. Одному говорят:

– Вы поступили дурно. Драки в общественных местах запрещены законом. Возвращайтесь в паб и никогда, слышите, никогда больше не устраивайте в пабах драк.

Второму зачинщику другие слова, построже, предусматривающие наказание. Тот полицейский, что постарше, покачался на каблуках и сказал:

– Вы поступили дурно. Драки в общественных местах запрещены законом. Вы затеяли драку, да еще и оказали сопротивление полиции. Отправляйтесь немедленно домой.

– Почему я домой, а он обратно в паб? – пытался возражать наказанный. – Он дрался не хуже моего.

– Отправляйтесь немедленно домой, – отрезал полицейский голосом, не терпящим возражений.

Инцидент был исчерпан.

– Офицер, простите! Объясните мне, пожалуйста, почему вы оставили шлемы на тротуаре, прежде чем войти в паб? – не удержавшись, спросил Панюшкин.

– Видите ли, – полицейский улыбнулся, – шлемы довольно твердые, а в пабе была толпа. Мы рисковали поранить кого-нибудь нашими шлемами.

«Дас ист фантастиш!» – как сказали бы наши немецкие друзья…

Представить армянскую полицию на месте английских полисменов так же трудно, как сравнивать отечественных бузотеров с их лондонскими собратьями, опять же забиякам, но признающими верховенство закона. В нашем же случае имеем то, что имеем: полиция следует своему основному инстинкту, граждане – тоже. Кто начинает первым, в данном случае неважно – от перемены мест слагаемых сумма не меняется.

Привычная картинка, слегка шизоидная, но характерная для Еревана наших дней. Вблизи Лебединого озера молодые люди совершают несанкционированный политпроменад.

К читающим возвышающие души тексты подходят полицейские и просят это дело прекратить. Молодым людям на полицейских наплевать. Полиция отвечает тем же. Полное взаимопонимание.

Днем позже другие молодые люди приходят на то же место, но уже со скакалками. Подпрыгивающих на ровном месте просят удалиться. Те делают невинные глаза и продолжают прыгать. Полиция снова разгоняет непослушных. Остаются зеваки, ощущение легкого психоза и подозрение, что игра в кошки-мышки будет идти еще долго.

Насильно мил не будет даже президент, и заставить себя любить его невозможно. Надо заставить уважать закон. Рейтинг Джорджа Буша на удручающе низком уровне, сегодня работой президента довольны лишь двадцать девять процентов избирателей. И что? Семьдесят процентов недовольных американцев прыгают через веревочку там, где этого не следует делать, и атакуют полицию с арматурой в руках?

В начале марта полиции пришлось наводить порядок силой, но удары не всегда попадали в лузу. Митингующие вовсю задирали власть, власть время от времени отзывалась дубинками, а этого люди не любят. Никто не хотел договариваться. Потом пошли задержания, аресты, теперь – приговоры судов, а тюрьмы народ не любит еще больше, чем дубинки. Что делать? Как быть?

Если аресты и обвинительные приговоры будут идти по нарастающей, то пойдут вверх и показатели успешной деятельности митинговых оракулов, перешедших от стравливания разных народов к стравливанию внутри одного народа. Известно: наказанным властью всегда сочувствуют. Даже наказанным по делу. Даже по уголовному. Выигрывает не тот, кто больше сажает, а кто лучше объясняет, доказывает и убеждает. Чтобы все встало на свои места, движение должно быть встречным, без кулаков, с благими намерениями.

Несильная гимнастика для ума, но все-таки…

Да и сиденье сиденью рознь. В России, например, в ближайшее время многих заключенных посадят на «поводок» – электронный браслетик, сигнализирующий о передвижениях в заданных правоохранительными органами пределах: дом, улица, фонарь, аптека… Не для серийных убийц, конечно, но, в целом, ряде случаев – то что надо. Недешево, разумеется (двести комплектов – полмиллиона евро), но едва ли дороже водометов и другой усмирительной техники.

Автор несомненно видит разницу между временем по Гринвичу и существу затронутого в заметки вопроса. Представить себе, что если не сегодня, то уже завтра на слова полицейского: «Вы поступаете дурно. В общественных местах клоунада неуместна» молодые люди зальются краской, уберут скакалки в карман и разойдутся по домам, очень трудно. Но жить страна должна не только сегодняшним днем.

Уроки с продолжением

Услышать хорошее о чем-то своем всегда приятно. Еще приятнее слышать хорошее, находясь от своего вдали. Но самое приятное, когда эти слова говорят не свои, и тут уже без разницы, находишься ли ты дома или далеко от него.

Игорь Свинаренко, известный московский журналист, поделился впечатлениями от недавнего посещения Армении. Не то важно (точнее – не только то), что впечатления журналиста разошлись по интернет-пространству широкими информационными кругами, и не то даже, что предпринята очередная попытка открыть Армению. Еще один взгляд со стороны вновь убеждает: армяне как были, так и остаются великодушными, добрыми, открытыми.

Хотя ожесточиться было от чего: за годы, пока из состояния, где все братья навек, страна перетекала в иное, где лица кавказской национальности – отдельно, изменилось многое и у многих. И вдруг, надо же, черным по белому.

«Я испытал давно уже забытое чувство: приехал в другую страну, а там – вот неожиданность – к русским гражданам очень тепло относятся. Я уж думал, таких мест не осталось, мы ведь уже, кажется, со всеми переругались. Зачем-то. Как странно и как приятно это чувство, что иностранцы тебе рады потому только, что у тебя русский паспорт… В общем, я получил такой позитив, что настоятельно советую и вам слетать в Армению и тоже получить уникальные переживания. Нас, да, любят. Несмотря ни на что».

Согласитесь, приятно слышать даже при том, что на тех, кто с армянским паспортом, в России косятся. Как сказано в представленной мэрии Москвы программе «Столица многонациональной России»: «…42 процента москвичей относятся к гражданам с Кавказа и стран СНГ нетерпимо».

А вот в Армении такого как не было, так и нет, что, как мне кажется, от благородства, великодушия, мудрости нации, от которой число друзей растет, и только в определенных случаях вырастают недруги. Причем, не только по импорту, но и доморощенные. В виде, например, движения в никуда, которое утомленные солнцем армяне почему-то восприняли как общенациональное и лучезарное.

Автор интернетовской публикации вспоминает немало других невзгод и бед, которые Армении пришлось преодолеть и говорит то, что, во избежание головокружения от самохвальства, уместнее слышать от других.

«Они победили! Они доказали всему миру, что могут побеждать! Даже в невыносимых условиях! Взять хоть тот факт, что территория страны за тысячи лет, с тех пор как существовала Великая Армения с портами на Средиземном море (про которую не все помнят), уменьшилась в десять раз! Тяжело, наверно, с этим жить, но ведь живут люди. Я там со многими разговаривал, просто так останавливая людей на улицах, и от бесед получал огромное удовольствие: люди веселы, добры и жизнерадостны, они мягки и деликатны и, кажется, сплошь симпатичны. Как бы я, простите ради бога, хотел, чтоб и русские были такими…

Я пишу эти строки в самолете, уже видна Московская область, и я представляю себе суровые каменные лица русских пограничников, которые посмотрят на меня с глубокой неприязнью».

И это все – о нас.

…Чтоб не сводило скулы от самолюбования. Привычка представлять Армению только как страну древнюю и печальную мешает нам сосредоточиться на главном: собраться с духом, силами, всем народом и – дальше, больше, лучше… Но это трудно сделать, если бесконечно оглядываешься назад (где безусловно нам много чего нанесли, унесли, недодали), а не заточен на движение вперед, чтоб уйти в отрыв. Да такой, чтоб зауважали и считались.

В ФРГ, например, где жизнь, все-таки, получше нашей, сплотить и вывести народ из состояния апатии удалось с помощью общенациональной кампании «Ты – Германия». Что-то наподобие известного: «Я, ты, он, она. Вместе – целая страна…». У нас же, если вспомнить недавние выборы в парламент, для идентификации граждан со своей страной предлагалось не зеркало, а портреты знаменитостей в ереванском интерьере.

И еще уж очень мы любим спорить и опровергать то, что неопровержимо и бесспорно. «Дайте русскому человеку карту звездного неба, и наутро он вернет ее вам исправленной», – говорил Достоевский, не подозревая, что уже давно и окончательно выправленные карты в руках армянского человека.

…Возвращаемся к самолетам, но уже не над Подмосковьем, а над Араратской долиной.

– Вот послушай, – заводит напоследок неуемный попутчик.

Из терпящего бедствие «Боинга», в котором летят представители разных национальностей, все время надо кого-то выталкивать. В качестве балласта. Француз прыгает с криком: «За Францию!», немец – с криком: «За Германию!», а армянин с криком: «За Африку!» выталкивает негра.

– Где же в анекдоте нам комплимент? – спрашиваю воздушного рассказчика.

– Ну, прежде всего, по части сообразительности. И потом. Зачем всегда и во всем быть первыми. Интернационалистами, например.

Здесь было о чем поспорить, но под крыло уже ложилась взлетно-посадочная полоса «Звартноца» и начиналась страна, которую любим не только мы. Что всегда приятно слышать.

Что за словом

Маленьким и гордым странам найти место под солнцем крайне трудно, а когда они красивые – то еще труднее. Вследствие чего маленьким, гордым да еще и красивым для достижения цели (помимо всего прочего) требуется всесторонне продуманная, тонко настроенная и с умом реализуемая дипломатическая работа, которая только и может шаг за шагом, осторожно, но неминуемо приблизить их к солнцу.

Да, для этого существуют специальные ведомства, организующие встречное движение стран и народов, но иной раз случается так, что одно широко известное и не обученное дипломатическим премудростям лицо обходит чрезвычайных и полномочных по всем статьям и добивается неожиданно высокого результата. О чем, собственно, и заметка.

На московский телеканал с уютным названием «Домашний» была приглашена народная артистка СССР и Армянской ССР Софико Чиаурели. Кто хоть раз ее видел, тот не забудет никогда: ум, блеск, красота!..

Беседу вела милая девушка с замечательной фамилией Чухрай. О чем говорили? Дети, родители, семья, кино, театр, друзья, старое, новое, хорошо – плохо… Говорили про жизнь. Спокойно, по-человечески, без надрыва.

К чему пришли? Вы не поверите: беседа, в которой и слова не было сказано о грузино-российском раздрае, с удивительным изяществом подводила к той мысли, что международные отношения (сугубо официальные) и отношения между народами (чисто человеческие) – не всегда одно и то же. Вследствие чего крепла уверенность в том, что рано или поздно, но готовность договариваться у людей непременно возьмет верх над способностью ссориться у правительств.

– Хотите притчу? – спросила Софико телеведущую.

И вот о чем была притча.

На двух ветках одного большого дерева сидели две птички. Птички любили друг друга, но ни одна из них не решалась первой сказать об этом. Так они и сидели как бы рядом, но, по существу, врозь, пока не поднялся сильный ветер и не прибил их друг к другу. Теперь они были вместе, бок о бок, и никаких слов уже не требовалось…

– Выпьем же за это, – предложила ведущей Софико Михайловна, поднимая бокал с вином.

Что это было за вино, мог бы догадаться не только главный санитарный врач Российской Федерации Геннадий Онищенко, и что за «птички» сидели на дереве, тоже, надеюсь, понятно.

Теперь о том же, но в парламентских выражениях Гиви Таргамадзе, председателя Комитета по обороне высшего органа законодательной власти Грузии. «Они (российские миротворцы. – С. Б. ) будут объявлены вне закона, и отношение к ним будет как к оккупационным войскам».

И что? А вот что: Софико запомнится как имя существительное, а Гиви – тоже как имя, но скорее для анекдотов.

Или. Кто через год, ну пусть полтора, будет вспоминать воинственного миротворца Георгия Хаиндраву?

А вот Георгий Данелия, режиссер и по совместительству мудрец, снимая «Мимино», хотел, чтобы его герой понравился армянам или хотя бы их не раздражал. «Вражды между армянами и грузинами никогда не было, но дискуссии и споры – кто древнее, кто умнее и кто лучше в футбол играет, были и будут всегда», – пишет Георгий Данелия в своей книге «Тостуемый пьет до дна».

– Как тебе армянин? – спросил он приглашенного на просмотр режиссера Эдмона Кеосаяна.

– Не Сократ, конечно. Но хороший парень. Надежный.

«Потом, – вспоминает Данелия, – позвонил секретарь Союза кинематографистов Армении Фрунзик Довлатян. "Звоню, чтоб поздравить и поблагодарить за хороший фильм, – сказал Довлатян. – Только товарищи из Дилижана просили тебя приехать сюда, чтобы ты понял, что вода в Дилижане не второе, а первое место в мире занимает!"» Но об этом я так, к слову…

СВЕТОТЕНИ

Без ГАИ в голове

«По крайней мере, шапочное знакомство с ним не оставляло впечатления, что он прощелыга и жулик, а для сержанта ГАИ это уже достижение», – так говорил один мой ереванский приятель и, похоже, он знал, что говорил.

И вот я опять в Ереване, где многое уже незнакомо (но и знакомого тоже много), хожу по улицам и все бы ясно да понятно, если бы не странное ощущение чего-то потерянного. То ли времени в себе, то ли себя в быстротекущем ереванском времени.

Да, на первый взгляд всё, вроде бы, с тобой: близкие по душе люди, непомерно дорогущие абрикосы, шашлычный дым над розовым городом, оппозиция без светлого будущего, звонкоголосое «ж-а-а-вели сп-и-и-рт!..» под окнами… Но чего-то все равно недостает. Пусть не до такой степени, чтоб, как говорил писатель, «хотелось улететь куда-нибудь сразу на всех самолетах мира и сразу из всех аэропортов», но недостает же чего-то, хоть убей, недостает! И лишь безвозвратно зверея в очередной автомобильной пробке и затравленно озираясь по сторонам, начинаешь понимать, откуда дискомфорт и чего не хватает. Лично мне и, наверное, любимому городу тоже не хватает ГАИ.

Здесь об этой легендарной службе в подробностях не время, потому предельно кратко. Как говорил Котэ Махарадзе: «Пока мяч летит, я расскажу вам о составах».

Да, мало кто вспомнит, чтоб эти перетянутые белыми портупеями парни заливались краской, когда в протянутой для пожатия руке автонарушителя нащупывали денежку. Чего не было, того не было. Но с другой стороны, именно эти парни, пожалуй, раньше всех осознали, что поскольку жить полезно, жить хочется лучше, и они на полпути не останавливались. Пусть некоторые вымогатели-самородки заходили слишком далеко, но ведь везде берут только потому, что дают. Не давайте и непорочны будете.

Кто спорит – отсутствие неотступного пригляда за автомобилистами в Европе, США и даже в Австралии очевидное благо, но Армения в автомобильном смысле – не Европа, не США и не Австралия, где правила дорожного движения чтят наравне с конституцией. В данном случае я даже за то, чтоб ПДД были у нас вначале, а конституция потом, поскольку при автомобильном движении без пощады и оглядки на демографические последствия Основной закон теряет всякую актуальность. Передавим друг друга на дорогах – и всё. Если же многие из нас до сих пор живы, то благодаря не только инстинкту самосохранения, но, в известном смысле, и ГАИ. Правда, зачислять инспекторов в ангелы-хранители нации я бы не спешил, но пока в Ереване ездят так, как ездят, гаишники – все-таки наименьшее из зол.

«Тот, кто задает вопрос, глупец в течение пяти минут, тот, кто его не задает, глупец всю свою жизнь», – утверждает китайская поговорка. Нынче, когда присутствие Госавтоинспекции на ереванских улицах, главным образом, виртуальное, кавардак полный, а перспективы размыты, задать вопрос просто необходимо. Не только чтоб не прослыть пожизненным дураком, а знать: почему городские власти, имея развернутое представление о специфике автомобильного движения в родном городе, где на регулируемые светофорами перекрестки плюют хором, а на нерегулируемые тем более, преобразовали ГАИ в какую-то бестелесно-аморфную субстанщпо-невидимку. Субстанция, правда, взяток не берет, но ведь снега на вершине Килиманджаро тоже кристально чисты. И что нам от этого? А тут еще заладили ремонт нескольких центральных улиц одновременно, и что из этого вышло, видно всем.

Задумка заменить инспекторов телекамерами слежения тоже не бином Ньютона: дорого по цене, длительно по времени и нет твердой уверенности, что менее взяткоемко – распечаткой телеинформации и выписыванием штрафов, надо полагать, займутся не полицейские из Монако, а наши, истосковавшиеся по делу знатоки. А природа, как известно, пустоты в карманах сотрудников ГАИ не терпит.

Как говорил один знакомый снайпер, «В жизни всегда должна быть цель». Если в случае с Ереваном цель в том, чтобы город остановился, то, да, попали в яблочко. Если же хотели как лучше, а получилось, как получилось, то надо думать о том, что будет с Ереваном завтра при условии, что: нравы на улицах те же, автомобили растут в геометрической прогрессии, активно действующее ГАИ в глубоком минусе, а по количеству всевозможных ДТП равных нам почти нет. Мы хотим всем рекордам наши гордые дать имена?

Ваны, Чжаны и Яны…

Брошенная в полемическом задоре реплика утверждала, что если все армяне возьмут одну фамилию и это поможет объединению нации, то да, пусть берут, но объединяются.

Задор полыхнул на ровном месте, в Москве, где, как известно, лучше всех знают, как сделать Армению счастливой. Автор идеи, наш отошедший от политики неугомонный соотечественник, скорее всего не знал, что в Китае все обстоит ровно наоборот. Там, в Китае, где 1,3 миллиарда населения, на 85 процентов китайцев приходится всего сто фамилий (большей частью Ваны, чуть поменьше Ли и лишь какие-нибудь 87 миллионов Чжаны) решились на радикальную борьбу с повторяющимися фамилиями, даже не задумываясь о том, как вброс в обиход новых повлияет на национальное единство.

Вернемся, однако, к себе домой. Ну ладно, будет в Армении, условно говоря, по полмиллиона Петросянов с Саакянами и еще некоторое количество Варданянов – это ли тот фундамент, на котором можно возводить все еще неуловимую для армян национально-объединительную конструкцию?

Понятно, что повернутый московским собеседником в неожиданную сторону разговор скорее затравка, прикол, эпатаж, да и завелись мы совсем не с того. А завелись мы потому, что замыкаться в себе до глухой неприступности не только скучно, но и непродуктивно. Для каждого в отдельности и нации в целом. Пример Северной Кореи с долгоигравшим папой-чучхе и его сыном-наследником моего собеседника не убедил, а слегка рассмешил, затем раззадорил, после чего и всплыла эта ерунда насчет одной фамилии на всех армян. Дескать, чтоб не раствориться в окружающей среде, сохранить в непорочности самобытность, для чего и необходимо сливаться со своими и сжиматься внутри себя. Нюанс, однако, в том, что сплоченность до посинения не обязательно благо, а широкоформатное мышление и ироничный взгляд на себя и свою нацию не всегда во вред.

В развитие сказанного выше. Муж возвращается из командировки. У жены двое: грузин и армянин. Грузина она прячет на балкон, армянина – в ванную. Через некоторое время армянин выходит из ванной, говорит мужу: «С вас сто рублей, кран я починил» и спокойно удаляется. Грузин решил сделать нечто похожее. И на вопрос: «Что ты делал на балконе?» – отвечает: «Такси ловил». Получает в лоб и думает: «Этим армянам всегда везет».

Этот во всех отношениях удобный для армян анекдот рассказал расходящимся по всему миру «Итогам» Юрий Кобаладзе – генерал в отставке, известный финансист и безусловный грузин. А мог и не рассказывать. Или рассказать, но в ванную отправить грузина, а на балкон армянина. Опять бы получилось смешно, но и только. А тут помимо приятностей от комплимента еще и теплота к пересказчику, генералу ФСБ. Короче: сказав то и так, что и как господин Кобаладзе сказал, он посодействовал укреплению дружбы между двумя братскими народами примерно в том объеме, какой полагается внешнеполитическим ведомствам государств, когда они стремятся к укреплению международных отношений.

Здесь, чтоб сообщить подробности полюбопытнее, от генерала-грузина перейдем к грузину-ученому. Сразу несколько исследований показали, что «гены легко распространяются по территории целых исторических областей, несмотря на культурные и языковые различия и даже на вековую вражду», – информирует «Newsweek». Иван Насидзе, профессор генетики, вместе со своими коллегами из института эволюционной антропологии Макса Планка в Лейпциге установил, что по отцовской линии армяне и азербайджанцы наиболее близки из всех закавказских народов.

Минуту спокойствия, господа, берем себя в руки и слушаем дальше. «Насидзе вовсе не ставил перед собой цель примирить враждующие народы, – понимая деликатность темы, заверяет автор публикации. (Хотя почему бы такую цель не ставить? – С. Б.) Цель ученого шире. "Мы изучали кавказские популяции, чтобы исследовать, что является определяющим в генетической близости групп: географический фактор или лингвистический, – рассказывает профессор. – Иными словами, мы хотели узнать, является ли язык неким барьером для обмена генами между группами людей или нет. Мы пришли к выводу, что география – это главный фактор для генетического сходства". Если же кто-нибудь из националистов захочет поспорить с этим утверждением и скажет, что "чистая кровь" важнее, пусть поскребет себя щеточкой», – советует «Newsweek».

А вообще, кажется автору, многое в этой жизни зависит не от количества, не даже от качества чего бы там ни было, а от способности распорядиться по-умному тем, что есть. Утверждают, например, что существует примерно пять тем, на которые пишутся песни: я ухожу от тебя; ты уходишь от меня; я хочу тебя; ты не хочешь меня; я верю во что-то… Но в одном случае – романсы из репертуара Шаляпина, а в другом – то, что поет Олег Газманов.

Ваше место на подиуме!.

Этот разудалый телеклич, раздающийся во все дни недели, кроме суббот и воскресений, сродни призывам ЦК КПСС, звучавшим в главные праздники страны – Октябрьской революции и Первомая.

Даю необходимое пояснение. По будням Первый телеканал России предоставляет эфир Вячеславу Михайловичу Зайцеву, человеку, готовому, если надо, одевать и пароходы. Кутюрье, признанный великим уже при жизни, имеет обыкновение называть красавицами стопроцентных дурнушек, воспевать прелести девичьего стана, в то время как его и в помине нет, и ни за что ни про что выговаривает мужьям, если они по собственной глупости являются на дефиле своих жен. А еще Вячеслав Михайлович как никто другой умеет объявлять рекламные паузы. Да так, чтоб запоминался не столько самый лучший в мире «Ваниш», а то, что рекламируют его не где-нибудь, а на Первом.

Точно так, с той же ловкостью рук и пламенной страстью в голосе в молодых вбивается краеугольная максима нашего времени: «Ваше место на подиуме!». Здесь и только здесь вы можете поймать жар-птицу удачи. Подиум и только подиум сможет вывести вас в люди, чтоб идти по ковровой дорожке к окончательной победе приталенных юбок над расклешенными брюками. Все остальное не в счет.

А кому строить и пилотировать самолеты, лечить больных, учить детей, поднимать дома, прокладывать дороги, выращивать хлеб, в конце концов, чтоб те же телевизионные гении не померли с голоду? Не говоря уже о том, чтоб учиться, но не только на стилистов-визажистов. В США, например, система среднего профессионального образования действует уже более тридцати лет и вносит заметный вклад в развитие экономики страны. Получить образование в таких американских ПТУ стоит немалых денег, но это не выброшенные на ветер деньги. Как утверждают знающие люди, доход выпускников таких школ ежегодно превышает доход выпускников общеобразовательных школ на семнадцать процентов. Звезд разной величины, как мы знаем, в Америке, не меньше, чем у нас, но и светлые головы и умелые руки тоже не дефицит.

Вернемся, однако, к своим проблемам. Когда профориентацией молодежи в направлении «Ваше место на подиуме!» занимаются признанные авторитеты, а Зайцев безусловный авторитет, это не просто опасно, а очень опасно. При том, конечно, грустном условии, что само государство заниматься этим не желает. В недавние совсем времена молодежь старалась походить на великих, но в никакие времена – не наоборот. Трудно себе представить, чтобы Паруйр Севак в Ереване, Сергей Королев в Москве или Шарль Азнавур в Париже, подлаживались под тусовочный сленг и вкус, пусть даже один раз, по случаю, чтоб получилось как бы в струю.

Сейчас я приведу небольшую выдержку из интервью обозревателя «МК» Артура Гаспаряна в полной уверенности, что вы ни за что не отгадаете, с какой такой «Ленок», согласившейся, как выразился журналист «без базара» ответить на вопросы «Московского комсомольца», шел разговор.

– Елена Васильевна, респект и уважуха вам за этот потрясающий хеппенинг.

– Пожалуйста. А я всегда была хулиганкой в душе.

– В душе быть хулиганкой одно. А публично расправиться с репутацией – совсем другое. В первый день вы пели «Пиковую даму», и ничто не предвещало расколбаса…

Вношу ясность: публично расправиться со своей репутаций пожелала гордость мирового оперного искусства, великая певица нашего времени Елена Васильевна Образцова. Величина, способная помочь найти ответ на вечный вопрос «Делать жизнь с кого?»

Пока государево телевидение и его главные горланы-главари предлагают котлеты с мухами в одной тарелке, свято место занимают сомнительные идолы и несомненные дураки.

Из последних сообщений московских СМИ. «Удивительную операцию провели на днях московские пластические хирурги. Юная жительница Подмосковья обратилась врачам с просьбой сделать ее похожей на Пэрис Хилтон. В принципе, девушка и так смахивает на скандальную героиню западной светской хроники, – отмечет «Московский комсомолец», – но она хочет, чтобы сходство было стопроцентным».

Нет бы юное создание было гордостью спецшколы для умственно отсталых. Так ведь отнюдь нет, ничего подобного! Девушка учится не где-нибудь, а в Российской экономической академии имени Плеханова.

Привязываем ситуацию к знакомой местности. Считать, что если российские СМИ призывают делать жизнь с откровенных дурочек и строиться в модельный ряд, в то время как за образец для подражания в Армении берут энциклопедистов и зовут народ в библиотеки, было бы большим преувеличением. Но еще большей неправдой стало бы принимать происходящее за незыблемое и думать, что с этим уже ничего не поделаешь. То есть деваться нам уже некуда и другого места, кроме как на подиуме, уже не будет.

Вожди у дачи

Два условия успешной деятельности всякого руководителя: умение правильно ориентироваться в обстановке – раз, и принимать своевременные решения – два. Какое при этом у него базовое образование, не так важно, важно другое. Но вначале о первом.

Франклин Делано Рузвельт, президент Соединенных Штатов, принимал решения быстро и точно. Как только разразилась Великая депрессия, лидер Америки объявил четырехдневные банковские каникулы, ввел «Чрезвычайный закон о банках» и начал выступать с радиообращениями к народу – чтоб знали, как правительство борется с кризисом, а еще начал широкое строительство дорог – чтоб люди получали зарплату и кормили семьи. Американский президент окончил два университета: Гарвардский и Колумбийский, получил профессию юриста.

Борис Николаевич Ельцин, Президент Российской Федерации. До того как стать главой государства, занимался промышленным, жилищным и партийным строительством. Решения часто принимал на ходу, подписывая документы на коленке. Получалось эффектно, но не всегда эффективно. Автор скоропалительного заявления насчет того, чтобы брать суверенитета столько, сколько влезет. Ельцин окончил строительный факультет Уральского политехнического. Тема дипломной работы: «Телевизионная башня».

Иосиф Виссарионович Сталин. Недоучившийся середнячок Тифлисской духовной семинарии. Профессия – отец всех народов. Быстрота принимаемых решений в наборе со своеобразными представлениями о справедливости – хорошая тема для психиатров. Пример из жизни. Прославленный исследователь Арктики Иван Дмитриевич Папанин построил себе на честно заработанные деньги большую дачу под Москвой. «Что же ты не приглашаешь на новоселье?» – позвонил ему Сталин. Папанин устроил царский стол. Вместе со Сталиным приехали Молотов и Ворошилов. Члены Политбюро хвалили дачу. Сталин помалкивал. Перед отъездом он поднял тост. «Товарищ Папанин, – сказал он, – спасибо. Давайте выпьем за этот новый детский дом…»

Михаил Саакашвили, президент Грузии. Выпускник факультета международных отношений Киевского университета. По странности решений, в частности, кадровых, помноженной на скорость исполнения, возможно, превосходит самого товарища Сталина. К примеру: Эка Ткешелашвили 1977 года рождения; с 2004 по 2008 год она заместитель министра юстиции, затем – заместитель министра внутренних дел, председатель Апелляционного суда Тбилиси, генеральный прокурор, министр юстиции, министр иностранных дел, глава Совета безопасности. Побыть бы ей еще председателем Комитета по охране материнства и детства – цены б такому универсалу не было.

Из родного. Тут тоже весело. Первый президент Армении, высоколобый интеллектуал с очевидной склонностью к романтизму, задумал возглавить дело, требующее специальных знаний. За решение задач в сфере управления городским хозяйством, включая водопровод и канализацию, не каждый востоковед возьмется! (Говоря словами поэта: а вы ноктюрн сыграть могли бы на флейте водосточных труб?). С заметной долей уверенности можно сказать, что представления доктора филологии о работе мэра сопоставимы с тем, как композитор и пианист Игорь Стравинский воспринимал войну: «Снаряды свистят над траншеями нотой ми-бемоль…».

Тем не менее решение о выдвижении себя в ереванские градоначальники первый президент принял на диво быстро, чем поставил себя в один ряд с коллегами, которые действуют тоже быстро, но не только быстро. Ведь лидеру нации для достижения успеха помимо амбициозности необходимы специальные знания, природный ум и отменное трудолюбие.

Если все это не в одном лице, а вразброс, тоже не беда – тогда побеждает команда, в которой кто-то явно умен, кто-то бесспорно амбициозен, а кто-то на редкость трудолюбив. Такие люди из воздуха не берутся, их надо готовить.

О просто высшем образовании не стоит и говорить – это как начало пути, это как бы само собой. Чтобы стать толковым советчиком главы государства, правительства, парламента и других лиц первого круга управления (включая крупнейшие бизнес-корпорации) необходима дополнительная подготовка и систематическая переподготовка.

В Европе это ложится на плечи лучших университетов и высших школ бизнеса. Известная компания QS каждый год публикует список лучших университетов и школ бизнеса в Европе. В этом году в первой пятерке: золотой призер – INSEAD во Франции, второе и третье места заняли, соответственно, London Business School в Великобритании и IESE в Испании, почетное пятое место в списке занимает швейцарская школа бизнеса IMD в Лозанне. Одним из лучших университетов, согласно опросам QS, считается также МГУ имени Ломоносова и Высшая школа бизнеса при нем.

Чего-нибудь армянского в мировых рейтингах, к сожалению, не увидишь. Зато много китайского. Страна с бурно развивающейся экономикой не стала рушить сеть партийного образования (такая же была и у нас), а переориентировала ее на насущное. Министры и их заместители, секретари обкомов (по сути – губернаторы), мэры крупных городов сегодня изучают современную мировую экономику, тенденции развития наук и технологий в мире, современное международное право, мировые идеологические тренды и т. д. Сегодня там действуют более двух с половиной тысяч подобных школ разного уровня, в среднем от семидесяти до восьмидесяти в каждой провинции.

Кто спорит: Китай большой, ему видней. Армения меньше, ей столько не надо. Но руководителей, у которых сила быстрых решений не в отъеме дачи с огородом, а в более серьезном общественно значимом результате, у нас заметно не хватает. Значит, их надо готовить. Но вначале хорошо бы и на преподавателей посмотреть. Чтоб не получилось по принципу: тот, кто умеет, делает, кто не умеет, преподает. Но это уже другой разговор.

Если женщина хочет

Как вы думаете, что бы сделал правильно ориентированный кавказский мужчина, окажись он на месте всякой уважающей себя женщины? Совершенно верно. Первым делом перестал бы листать глянцевые журналы, читать в газетах так называемую «светскую хронику» и смотреть по телевизору передачи о «звездах» нашего времени. Потому что и там и там женщины выставлены идеально законченными дурами. Что решительно не соответствует реальному положению вещей как у нас в Армении, так и не у нас.

Вот пример из американской «The Washington Post». В США компании, владельцами которых являются женщины, приносят доход около трех триллионов долларов в год и дают работу тринадцати процентам всего занятого населения страны. Эксперты из Центра исследования женского бизнеса считают, что представительницы женского пола играют большую роль в развитии экономики США, и, как видим, считают правильно. Одновременно эксперты изучили компании, в которых более пятидесяти процентов акций принадлежит женщинам, и установили, что эти предприятия имеют двадцать три миллиона рабочих мест, а это примерно в два раза больше, чем у пятидесяти крупнейших компаний в США вместе взятых. И наконец, самое свежее: увольнения в период рецессии коснулись «женских» предприятий значительно меньше, чем признанных лидеров американского бизнеса. Это делает компании, у руля которых стоят дамы, одним из главных двигателей американской экономики.

А вы говорите: слабый пол…

В силу чисто географической удаленности автору трудно увидеть, насколько женская половина Армении активна, продуктивна и, главное, востребована в социальной, экономической и других сферах жизни. Тут можно, конечно, прибегнуть к испытанному приему и в качестве ориентира успешной деятельности назвать несколько имен, хорошо знакомых автору, но, боюсь, что уже не всем читателям. И тогда может возникнуть сложная проблема узнаваемости, когда автору приходится верить на слово, а это срабатывает не всегда. Тем не менее.

Гоар Енокян, многолетний руководитель швейного объединения «Гарун». Ей часто говорили: в неженское дело ввязалась, а она парировала созвучно ответу Жанны д\'Арк своим инквизиторам: «На женскую работу всегда найдется много других». И стала одной из первых, кого впоследствии начали называть бизнес-леди.

Белла Захаровна Давтян, бессменный главврач детской больницы в Ереване. Еще один довод в пользу точного замечания Маргарет Тэтчер: «Женщины гораздо лучше мужчин умеют говорить "нет"». Такое умение помогало главврачу не терпеть рядом посредственность, не останавливаться на достигнутом, не идти на сделки совестью. Римма Бекирская, директор трикотажного комбината, к ее стилю работы, скорее всего, подходит определение «мягкая сила». Можно вспомнить и другие имена, но сейчас несколько слов о том, что на взгляд автора отличает деловых женщин советского периода от бизнес-леди постсоветского.

Преимущество последних в том, что войти в бизнес и преуспеть в нем сегодня можно и не опираясь на железное плечо партийной организации (хотя с ее помощью все равно легче). То есть если у женщины есть деньги и она хочет открыть свое дело, она его откроет. А когда она его откроет и начнет успешно продвигать, то самолюбование на пустом месте, присущее красивым, но недалеким дамам, уступит место самоуважению за достигнутые своими силами успехи, что только украшает женщину, даже если лицом она и не кинодива. Вытекающие отсюда последствия: женщины стали более самостоятельны в выборе решений, меньше зависимы в браке и, надо же, еще более красивы. Они становятся полновесными фигурами (сугубо в переносном смысле) повсюду, где еще вчера верховенствовали мужчины.

Но где же вы, уважаемые господа, видели или читали о какой-либо отдельно взятой армянской женщине, сумевшей самостоятельно пробиться в так называемую бизнес-элиту, которая традиционно является стойбищем мужчин тяжелого и полутяжелого веса. Кто об этом говорит, пишет, показывает? Другое дело, всесокрушающие, как танковые войска, подруги оппозиционеров – вот кто всегда на виду. Такие дамы, опровергнувшие Жванецкого в том, что политическое влияние женщин в стране днем очень низко, они, эти женщины, все-таки сила разрушительная. Мы же говорим о созидательной.

Интерес к роли женщины в обществе – это заметная мировая тенденция, и проявляется она по-разному. В Египте, например, им разрешили поднимать руку на своих мужей. (Хотя в некоторых странах мужей бьют и без разрешения.) Соответствующую фетву по этому поводу издал крупнейший в мире исламский университет Аль-Азхар в Каире и объяснил: «У жены есть законное право бить мужа в целях самозащиты. Любой имеет право защищать себя, вне зависимости от того мужчина это или женщина, потому что все люди равны перед Богом». Подобные решения, кстати говоря, уже приняли религиозные власти Саудовской Аравии и, что особенно актуально, Турции.

Это с одной стороны. А вот вам с другой. Ученые Стокгольмского университета установили, что продолжительность жизни мужчины зависит от интеллектуального уровня его жены. Впрочем, есть область, в которой сильный пол играет также важную роль в продолжительности жизни – это размер заработка. Чем больше муж приносит денег в дом, тем более высокий стандарт жизни у всей семьи. К своим выводам шведские ученые пришли после обстоятельного изучения жизни полутора миллионов супружеских пар. Не думаю, что их армянским коллегам имеет смысл проводить такие же исследования у себя, чтоб прийти к ясному как день выводу: высокий стандарт жизни семьи всегда лучше, чем низкий.

Кто станет спорить: почти все, чего добивается сильный пол, сможет добиться и так называемый слабый. Если женщина хочет. Только сделает это лучше, спокойнее, рассудительнее. Во время недавнего землетрясения в Италии девяностовосьмилетнюю Марию д\'Антуоно извлекли из развалин собственного дома спустя тридцать часов после того, как стихия разрушила ее жилище. Сразу после того, как спасатели сумели ее достать, итальянка дала короткое интервью. На вопрос, о чем она думала в течение вынужденной изоляции, женщина ответила: «У меня не было времени на раздумья». Землетрясение застало ее за вязанием, так что в течение почти всех тридцати часов одиночества она не выпускала из рук спицы и моток шерсти.

Сдается мне, что на такое способны не только итальянские женщины и не только в девяносто восемь лет. Но и в девяносто шесть, девяносто пять и так далее вниз, вплоть до самого цветущего возраста.

Зачем павлину телогрейка?

Задумывались ли вы, дорогие друзья, во сколько я, ты, он, она, вместе – дружная семья, оцениваем собственную жизнь, причем, не отвлеченно, не символически, а в твердо конвертируемой валюте? В России, например, за нее просят в среднем 2,9 миллиона рублей, что на порядок меньше, чем в Америке, хотя отклонения возможны как там, так и здесь.

Родные погибших в прошлом году в авиакатастрофе под Иркутском получили по 162 тысячи рублей, в то время как семьи жертв сентябрьского теракта в Нью-Йорке – от 1,5 до 4,5 миллионов долларов. При том, что судьба одинаково индейка как у нас, так и у них, но жизнь большей частью копейка почему-то у нас.

Так повелось с тех пор, когда нельзя было попадать в плен живым, а только мертвым. С тех сталинских пятилеток, когда пели «но если ты скажешь хоть слово, я снова все это пройду…», а в обиходную речь наряду с пафосным «до последней капли крови…» вошло общечеловеческое «я люблю тебя, жизнь», пусть даже первое со вторым плохо согласуется. Так продолжается и поныне, когда застраховать автомашину – еще куда ни шло, а чтоб собственную жизнь – надо крепко подумать.

Не зная точно, как с этим в Армении, но, полагая, что где-то рядом, вновь сошлюсь на Россию. Как говорят в «Росгосстрахе», а там знают, что говорят, лишь 25–27 процентов людей с низкими доходами готовы застраховаться, но если вы подумали, что у обеспеченных с этим лучше, то сильно ошиблись: число социально-удачливой публики, решившей застраховать свою жизнь, не превышает и пяти процентов. Между тем, как известно – богатые тоже плачут. Уже хотя бы потому плачут, что явно затянувшийся беспредел дикорастущего рынка не дает оснований полагать, что всякая пуля – дура.

Беспечность в отношении к собственной жизни уравновешивается безразличием к чужой, никак не способствуя рождению теплых чувств к ближним, не говоря уже о дальних. О бескорыстной самоотдаче в нестандартных обстоятельствах и говорить не стану. Очень трудно, к слову, представить, когда бы кто-нибудь из защитников живой природы в Армении воодушевился примером английских коллег.

Я о трех британских старушках, взявшихся вязать свитера для австралийских пингвинов, чтоб помочь им выжить при возможной утечке нефти. Топливо, попавшее на оперение птиц, может привести к их гибели, и за пару недель старушки связали полсотни пуловеров, длина которых не превышает сорока сантиметров. Размеры пингвинов им назвали в фонде спасения этих птиц.

Разбавляя заметку небольшой дозой экзотики, автор не призывает соотечественников шить телогрейки для павлинов (что было бы достаточно глупо), а лишь задуматься о своем здоровье и продлении жизни настолько долго, чтобы хватило и на все остальное. Чего, однако, трудно ожидать от участников дорожного движения в Ереване: как водителей-камикадзе, так и экстремалов-пешеходов. О том, что сегодня творится на ереванских улицах, не говорит только немой и не видит только слепой.

Вы думаете, почему в Америке или в Европе ездят по правилам? Только ли потому, что шибко образованные? Да нет же! В Америке и в Европе ездят правильно прежде всего потому, что человеческая жизнь там есть наивысшая ценность, а за нанесенное невзначай увечье, не говоря уже о худшем исходе, расплачиваются до конца своих дней. Правда, дотошное следование правилам поведения на дороге со временем разбавляется в крови и приходит в состояние автоматизма, аналогичного обмену улыбками незнакомцев при каждом пересечении простых и ясных взоров. Будь то в Америке или Западной Европе.

Ровно та же картина и в воздушном пространстве, простирающемся, увы, не над нашими головами.

Вниманию «Армянских авиалиний». Пассажиры компании «British Airways», летевшие из Дели в Лондон, были вынуждены задержаться в Индии на целых тринадцать часов. Вы думаете почему? Потому что из-за шума в гостинице пилот, видите ли, не выспался, а правила авиакомпании таковы, что летать недоспавшим нельзя. Что скажете о реакции пассажиров? Именно так – они были разъярены. Но вы, надеюсь, не забыли: самолет летел из Индии в Лондон с численным преимуществом пассажиров коренной национальности на борту.

Надо ли говорить, что при выполнении рейса из Лондона в Дели, но уже с превосходящим количеством англичан, решение экипажа выспаться перед полетом нашло бы полное понимание. А если бы, например, лететь из «Звартноца», когда по метео пли иным условиям нельзя, а экипажу хочется? Тот случай, когда сразу не ответишь. Все зависит от того, как мы относимся к себе, во что ставим человеческую жизнь вообще, собственную в частности и всего, что летает, ползает, плавает или бегает – в целом. Последнее – как тест для определения градуса доброты и гуманности, и здесь я просто вынужден вновь обратиться к взаимоотношениям человека и животных, призывая задуматься о будущем маленьких аллигаторов во Флориде.

Дело в том, что подрастающие поколение этих рептилий так сильно достало жителей штата, что, возможно, их вскоре разрешат убивать, но лишь в пределах частной территории. В настоящее время Комитет по сохранению дикой природы Флориды рассматривает предложения собственников, которые просят разрешить убивать аллигаторов размером не более одного метра двадцати сантиметров в длину. В распространенном «Associated Press» сообщении прошу обратить внимание на «возможно, им вскоре разрешат», то есть не исключено, что забивать игривых крокодильчиков могут и не разрешить.

…Что же до нас с вами, то, как повадились говорить ведущие российских телеканалов, скажем и мы: «Берегите себя!» На земле, в небесах и на море. Чтоб уже потом, в дальнейшем, научиться беречь и по-человечески относиться ко всему тому, что ходит, плавает или летает.

Канцелярские принадлежности и теория относительности

Все в этом мире относительно. Вот пример. Недавно Высокий суд города Лондона наложил арест на имущество известного московского предпринимателя Шалвы Чигиринского. Помимо имущества под арест попали девелоперские активы, коллекция часов и деньги на счетах (кругленькая сумма). Но и это еще не все. Высокий суд запретил господину Чигиринскому использовать на повседневные нужды более двадцати пяти тысяч фунтов в неделю – это более сорока тысяч долларов. Переведите их в драмы по нынешнему курсу и посмотрите, сколько получится для нас. Повторяю: в не-де-лю! Для одних такой судебный приговор как голубая, но несбыточная мечта жизни, для других – повод задумчиво смотреть в потолок и искать подходящий крюк, чтобы повеситься.

Еще сюжет на тему предлагаемых заметок. Много бюрократии в мире или мало? Тут тоже все зависит от того, как посмотреть. Считается, например, что чем больше демократии, тем меньше бюрократии. США, как известно, признаются чуть ли не самым демократическим государством в мире, чуть ли не флагманом, но вот вам ситуация. Некто Рауль Бланко, кубинский эмигрант, очень долго обращался с просьбой о предоставлении ему американского гражданства и постоянно нарывался на отказ. На том основании, что не мог представить полный набор отпечатков пальцев. Почему не мог, Рауль Бланко объяснял долго, терпеливо и последовательно: потому что пальцев у него только семь – три потерял при несчастном случая еще на Кубе. «По последним данным, – информирует по этому поводу журналист и писатель Билл Брайсон, – Бланко все еще пытается найти хоть кого-нибудь в Министерстве юстиции США, кто вник бы в его проблему. Лучше бы он попытался найти пропавшие пальцы…» И это в стране, где долго и достаточно эффективно грызли бюрократизм волком, но, похоже, так до конца и не выгрызли.

Однако и здесь все относительно. Ведь по сравнению со странами торжествующей бюрократии, случай с Раулем Бланко – так себе, мелочь, ерунда на постном масле, скорее исключение, чем правило. Зато каждый вспомнит несметное количество случаев хождения по канцелярским мукам, бессмысленных, но неизбежных. Тема старая, заезженная, до неприличия банальная, но все равно вечнозеленая. Потому что в нашей с вами жизни если что и изменилось, то до обидного мало. Причем не только в пределах любимого жэка или родной социально-обеспечивающей структуры, но и в делах высокого государственного значения.

Одному из кандидатов в депутаты Мосгордумы, например, не удалось зарегистрироваться в этом качестве по той причине, что в подстрочнике подписных листов он не указал, что судимости у него не было, тогда как сообщать, известно, надо только тогда, когда что-то было. А тут ничего подобного, чист как голубь, но уже рассматривается вопрос о снятии несудимого с выборов.

Или: в подмосковной школе «Сколково», где президентом наш соотечественник Рубен Варданян, будут готовить высшую бизнес-элиту страны и половину профессуры намерены приглашать из-за рубежа. И сразу гвоздь в ботинке. «Заманить иностранцев на российские кафедры и так непросто, и дело не в зарплате, а в бюрократии. А если зарубежных профессоров действительно обяжут получать разрешение на работу, то они просто не приедут», – огорчается «Русский Newsweek». «Во всем мире наставники будущих топ-менеджеров легко меняют прописку, но не так в России. Визу можно ждать полгода и, получив ее, ученый-иностранец все равно не сможет свободно работать. Если он оформляется в штат российского вуза, то должен доказать свою квалификацию».

На днях в России предпринята очередная попытка обуздать бюрократию или, по крайней мере, ограничить ее возможности. Не то чтобы сенсация, пирамида Хеопса, еще одно чудо света, но все-таки… В чем суть задумки, возможно, пригодной и для Армении? Если коротко, то выглядит она так: гражданин приходит в некий многофункциональный центр, сообщает чиновникам о том, что ему надо, и на выходе получает то, за чем приходил.

По идее, ему не придется хлопотать о справках, собирать согласования, думать о заключениях, беспокоиться об экспертизах и многом другом – все это должны взять на себя специально обученные люди. Чиновники, которые все это сделают, могут и вовсе не показываться на глаза (вот бы хорошо!), так как возможно и бесконтактное общение. В таком случае любой документ можно запросить и получить в электронном виде (точно так, как билет на самолет).

Между тем авторы проекта не такие уж простачки, чтоб не понимать: система «одного окна» сразу, одним махом не сможет избавить от главной беды всех мировых бюрократий – очередей в приемных столоначальников. Да, станет лучше, но ведь это тоже относительно (одно дело ждать бумагу месяц, другое – одну неделю, хотя нужна она завтра). Поэтому рядом с «одним окном», бесплатным, предусматривается другое, где ускоренная процедура получения тех же услуг будет выполняться за деньги. А сам закон, получивший вполне бюрократическое наименование «Об общих принципах организации предоставления государственных (муниципальных) услуг и исполнения государственных (муниципальных) функций», Госдума обещает принять до конца текущего года, чтобы со следующего он уже заработал.

Посмотрим, что получится: в Москве, когда закон будет принят и заработает, и в Ереване, если власти решат, что быть канцелярской принадлежностью человек все-таки не должен.

Куда караван идет?

Свобода слова без берегов приводит к ее катастрофической девальвации. Это когда газеты пишут, а караван идет. Это – как все СМИ сегодня. Или почти все.

Удивительно, но факт. Во времена, когда слово было абсолютно подотчетным, утирались не газеты, а «караван»: плеваться в СМИ не разрешалось никому, кроме «родной Коммунистической партии», а сила печатного слова обеспечивалась ее мощью, содержавшей свой любимый орган в хорошем рабочем состоянии.

Чтобы по этому поводу не было сомнений, газеты периодически выстреливали рубрикой типа «После наших выступлений», где провинившиеся либо каялись и исправлялись, либо опять же каялись, но наказывались. Редакционная политика была проста: то, что начальство любит, мы обожаем, то, что не любит, – ненавидим. При всем при том (коллеги и читатели старшего поколения не дадут соврать) сделать так, чтобы зло было наказано, а добро восторжествовало, иногда удавалось.

Нынче многое изменилось. Нынче для многих СМИ принцип «хочу купить, готов продаться» – в самый раз, а на самодуров нет управы еще и потому, что нет уже и ЦК. Газеты пишут, «караван» плюет.

«Мы привыкли к тому, что наше слово ничего не значит. Напишет журналист, что такой-то берет взятки, опубликует газета какое-то разоблачительное расследование – и что? В лучшем случае прокуратура возбудит уголовное дело, а потом, когда шум чуть-чуть уляжется, уголовное дело благополучно прикроют. Четвертая власть перестала быть властью. Мы, журналисты, утратили не только власть, мы потеряли чувство ответственности за свои слова. Потому что все позволено», – пишет коллега из Москвы Зоя Светова.

Теперь о любимой стороне света. На Западе, ясное дело, по-другому. На Западе вместо ЦК – общественное мнение, что круче любого политбюро. У нас, в Армении, общественного мнения, так или иначе влияющего на то или иное событие, нет, потому что нет и более-менее состоявшегося гражданского общества. Пока нет.

Строго говоря, нет его и в России – «Общественная палата» при Президенте РФ больше надстройка, чем базис. Но в России уже ищут выход из положения, при котором критических публикаций тьма, а результат – близок к нулю. Выход пока нашли в хорошо забытом старом. Открыли депутатский сайт «Гражданский контроль» и размещают на нем критические выступления региональных СМИ, включая независимые расследования. Наиболее серьезные возьмет на контроль экспертный совет сайта с участием авторитетных и уважаемых депутатов: будет посылать соответствующие запросы, требовать дополнительные материалы, а в случае чего – выезжать на места.

«В региональных СМИ, – считает председатель Комитета по безопасности Госдумы РФ Владимир Васильев, – часто поднимаются общественно значимые вопросы, но порядок реагирования на статьи законом не предусмотрен. Теперь в оборот запускается принцип: «СМИ выступят – Дума запросит».

Как следует из комментариев, цель почина – помочь российским средствам массовой информации снова войти былую форму. Рассматриваются и поправки к закону о СМИ, расширяющие основания, по которым средство массовой информации можно закрыть. В частности, предлагается запретить распространять «заведомо ложные сведения, порочащие честь и достоинство другого лица».

А тут как раз любопытный сигнал из Еревана. Как заявил новый премьер Армении Тигран Саркисян, правительство обязано реагировать на публикации в прессе, имеющие большой общественный резонанс. Администрация главы правительства намерена анализировать затрагиваемые в них проблемы. Что, возможно, не позволит власти перебарщивать с принципом «друзьям – всё, врагам – закон». В то же время премьер подчеркнул, что если в СМИ появится клевета или ложная информация, «мы с вами обязаны отреагировать». Чем плохо? Подождем – увидим.

А я бы, к примеру, не стал поощрять (будь то в печати, эфире или интернете) не то чтобы просто наветы, а даже те слова и выражения, от которых дамы некогда густо краснели, а теперь могут, как любимая мною писатель Татьяна Толстая, посоветовать редактору гламурного «GQ» господину Ускову купить десять «Бентли» и «не спеша, методично, запчасть за запчастью засовывать себе в ж…». Причем интересен не порядок и место складирования, а возможность свободно размещать подобные рекомендации в открытом всем ветрам информационном пространстве.

А уж коль так, то вот и еще одна. В том, что общество перестало доверять СМИ, никто, кроме СМИ, не виноват. Назвались четвертой властью, потешились собственной значимостью и мало-помалу, незаметно для себя, но с неопровержимой очевидностью для остальных подошли к тому, что без властей – нам никуда. Утратили самоконтроль, не развили успех, остановились на достигнутом, вот и получилось вроде того как «не вовремя выпитая третья – загубленная первая и вторая…». Теперь утерянную репутацию хорошо бы вернуть. Как? Самое простое: если черное не можешь назвать черным, утверждать, что оно белое, не следует. Это как минимум. Но дальше должно последовать продолжение.

Мент – имя унизительное

«Грань между мафией и милицией стирается так быстро, что иной раз думаешь: коль не справляемся с мафией, может, и милицию упразднить? Терпеть и то и другое – себе дороже».

Автор почина из полемистов, которым ничего не стоит доказать, почему хуже это лучше, а меньше – это больше. Если же о предложенной инициативе отдельно, то актуальна она разве что для Японии, где громилы из якудза, совершающие особо тяжкие преступления, уничтожают себя сами, а поскольку харакири у нас не практикуют ни мафиози, ни политики, то и полицию отменять преждевременно. Подождем.

Милицию, а нынче полицию, ругали в прошлом, не жалуют в настоящем и вряд ли полюбят в будущем – не пряники медовые небось. Но и вчера, и сегодня, и завтра, если что стряслось, шли, идут и будут идти в полицию – больше некуда. Как если где болит, обращаются к врачам, которые тоже не ангелы.

С милицейскими, между тем, происходит странное. Целиком, полностью и с чувством глубокого внутреннего удовлетворения признавая свою силу и значимость, они на диво легко приняли обидную кликуху «мент», и я могу предположить, откуда это. От телевидения, вестимо. От чего еще все непотребное на белом свете?

Обратите внимание – в поставленном на поток бредопроизводстве на детективную тему все милиционеры поголовно – «менты», а все милицейские организации, от Министерства внутренних дел до захудалого деревенского околотка – «ментовки». Так на голубом экране уже давно и, кажется, надолго.

Мент в телесериальной интерпретации большей частью глуп, груб и обязательно пьет водку. Много. В крайнем случае, пьет пиво. В «ментовке» бьют, жрут и опять же пьют. Время от времени ловят преступников, по поводу чего пьют снова. Вот и получается, что мент – это обыкновенное чмо, только в погонах. И вы хотите, чтоб рожденную телевидением милицию такого пошиба люди уважали? Да никто и никогда при нынешнем во всех отношениях убойном ТВ! И после этого вам не по душе слова ветерана-известинца Владимира Надеина о том, что «будь на то моя воля, я бы без колебаний изобрел телевидение обратно»?

Когда живешь долго, успеваешь замечать значительные изменения. Не хочу сказать, что в относительно недавнем прошлом все милиционеры жили только зарплату, пили исключительно минеральную воду и не били собак по голове. В те же времена, например, считалось, что большая часть личного состава армянской милиции – выходцы из известного высокогорного района, якобы недотягивающего по интеллектуальному уровню до уроженцев других регионов республики. И что взять со спустившихся с гор «органов»?

Но все равно: газеты, журналы, кино и прежде всего телевидение милиционеров не опускали и не оглупляли, а поднимали и героизировали (чем, собственно, давно и успешно занимаются в США и не только там). В результате Армения имела вполне сносную правоохранительную службу и людей, которыми можно было гордиться.

Перехожу на личности. Назову первые пришедшие в голову имена. Настоящих полковников и настоящих генералов. Михаил Есаян, Сергей Атарбекян, Рудик Овакимян, Виталий Богомазов, Карлен Торосян, Сергей Мартиросян, Левон Галстян, Владик Мурадов, Юра Петросян (и один, и другой)… Были еще и еще. Трудно себе представить, чтобы кто-то решился назвать их ментами. Еще труднее – чтоб ментами они называли сами себя.

Скорее всего, такие люди есть и сегодня, но это уже не знакомое мне поколение. К чему клоню? К тому, чтоб о них узнавали не только в связи с увольнением за превышение должностных полномочий и другие нехорошие дела. Ровно столько.

Мужчина и женщина

Снятся мэрам иногда голубые города…

Тут к градоначальникам Берлина и Парижа никаких вопросов, поскольку о чем спрашивать, если оба – откровенные геи. Их лондонский коллега известен как рьяный поборник равноправия лиц нетрадиционной сексуальной ориентации, что тоже напрягает, но не более. И только Юрий Михайлович Лужков, славный московский градоначальник, от названных товарищей не просто в стороне, а в открытой конфронтации с ними. Идею провести гей-парад в Москве, рассмотренную недавно на четырехсторонней встрече мэров, Лужков поломал решительно и с треском. (Хотя, как считает гейская общественность, еще не вечер.)

Мотивы отказа главного защитника столицы от ожидавшей ее напасти просты: так как физиологически правильные мужчины и женщины в городе-герое пока еще в большинстве, мер физического воздействия в отношении сексуальных меньшинств не избежать. Или, как высказался мой неполиткорректный приятель, «пидоров будем бить».

Проблема своеобразной приверженности в сексе сегодня беспокоит не только узких специалистов – откровенное и стремительное одевичивание мужчин наблюдается и неспециалистами. Фрагменты из комикса на заявленную тему.

Чтобы постоять за себя (особые случаи – не в счет) защитники отечества то и дело бегают к солдатским матерям.

Популярный ведущий телешоу публично и чуть ли не с гордостью признается в том, что состоит на содержании женщины-миллионерши.

Краткий сюжет из почти круглосуточной песни. Увидев, как «ты шла с другим, ты шла с другим…», лирический герой шлягера мог бы вообще-то спросить за измену с подруги или разобраться с соперником, а не впадать в истерику: «Ах вот, какая ты, а я дарил цветы…»

Или вот еще. Совсем уж неприличный скулеж, надо полагать, дееспособного мужчины: «Ах, какая женщина, какая женщина, мне б такую…» – размазывает сопли другой литперсонаж, после чего самый раз послать его в комитет какой-нибудь матери – пусть утешают.

С кого же брать пример молодым? Уж не лучше ли с товарища Нетте, парохода и человека, но тут надо долго объяснять, кто он, зачем и почему. А певец и душка Борис Моисеев, например, в резюме не нуждается. По словам писательницы-феминистки Арбатовой: ярок, добр, изящен, смел, талантлив, всегда на сцене и, что примечательно, имеет мужество не бояться быть самими собой.

…Присутствие в промышленных объемах бабистых мужчин и мужеподобных женщин неэстетично на телеэкранах и малопродуктивно в жизни. В прямом смысле: ожидать продолжения рода от гей-славян, как, впрочем, и от гей-армян, – безнадежно. Неслучайно проблема депопуляции в России рассматривается уже в одной связке с общеизвестными национальными проектами.

Озадачились голубой угрозой уже и в США. Американская киноакадемия долго думала: присуждать ли «Оскара» «Горбатой горе» (здесь два страстно любящих друг друга ковбоя опровергают знаковое для американцев представление о мужественных парнях на пачке сигарет) или отдать «Оскара» антирасистскому «Столкновению»? Внутриполовым проблемам все-таки предпочли межэтнические.

Особый шарм развитию ситуации придает то, что в праве на мужское начало начинают сомневаться уже и те мужчины, которые мужчины.

Из интервью артиста Максима Суханова «Новым Известиям»: «Во многом женский пол уже не нуждается в мужской поддержке и справляется сам – ив дружбе, и в любви, в бизнесе, в политике… Они очень активно набирают очки, и весы медленно, но верно ползут к полному равенству, а потом, я уверен, они начнут клониться в сторону "слабого пола". Может, конечно, у мужчин проснется соперничество, и они начнут хитрить, но наше брутальное большинство в таких хитростях не преуспевает. А меньшинство погоды не делает, но довольно прозорливо втирается в друзья к набирающим силу женщинам».

Такие вот дела…

Национальный вопрос

Мальчик Петя, девятилетний отрок, завершив начальный курс обучения уму-разуму в ближнем Подмосковье, отправился на постоянное место жительства в Париж. Вместе с ним помимо мамы с папой отбыли обе няни, русская и украинка, отвечавшие за правильное физическое развитие и здоровое питание мальчика соответственно, а вот кому будет доверена интеллектуальная составляющая Пети, нам, по правде говоря, неизвестно.

На Рублевке этим занималась выписанная из Англии специальная гувернантка. Милая англичанка исполняла свои обязанности не только не покладая рук, но, можно сказать, не покладая ног, так как после уроков словесности лихо гоняла с Петей мяч. В итоге с футбольными делами у мальчика получалось недурно, с английским несколько хуже и уж совсем скверно выходило с хорошими манерами: на день отбытия из России мальчика Петю так и не отучили пулять из рогатки по охранникам и приветствовать взрослых зычным «Здорово!». Как мальчик станет раскланиваться с парижанами и насколько хорошо будет знать теперь уже французский – проблема новых воспитателей. Англичанка же отбыла в Мадрид продолжать свое дело с каким-нибудь из местных Педро.

Таким образом помимо сжатой характеристики из вышесказанного вытекает, что мальчик Петя рос в компактной интернациональной среде. Ведь помимо русской, украинки и англичанки в доме трудилась еще и таджичка.

Эта немногословная женщина отвечала за чистоту и порядок в коттедже, и если вы хотите знать, что это такое в натуре, то было бы не лишне прийти в гости в дом к мальчику Пете. Однако собравшись нанести визит по названному адресу, гостю уместно хотя бы вкратце ознакомиться, как устроена жизнь на Рублево-Успенском шоссе и в его окрестностях.

По этому поводу автор имеет сообщить следующее. Тридцатикилометровое шоссе делит на две части самые дорогие земли в Европе, не потерявшие в цене даже в наше кризисное время. Например, весьма скромненький особняк на двенадцати сотках в Барвихе выставлен на продажу за сто тридцать миллионов рублей, и, по признанию продающей стороны, смотреть его приходят по пять раз в неделю. На условно говоря «Золотой миле», облюбованной людьми люди, над которыми не принято смеяться вслух, расположены и самые дорогие на всей Руси магазины, рестораны, клубы и открывшийся совсем недавно отель, где в двух шагах от опять же самого современного концертного зала Европы останавливался Шарль Азнавур.

Понятно – чтоб содержать в порядке Рублево-Успенские владения, требуется не одна и даже не две тысячи рабочих рук с преимущественно трезвой головой, и если вы думаете, что гастарбайтерам на «Золотой миле» делать нечего, то сильно ошибаетесь. Очень сильно. Строят, ремонтируют, чистят, охраняют все это дело как раз гастарбайтеры, главным образом таджики.

Пройдясь утром по коттеджным поселкам Рублевки, незнакомец мог бы подумать, что он оказался где-нибудь в кишлаке: крепкие смуглые парни, переговариваясь по-своему, с утра пораньше косят траву, метут дорожки, выгуливают здоровенных псов. Выгул производится под таджикскую национальную музыку, которая даже немецкими овчарками воспринимается спокойно. Женщины в этнически узнаваемых одеждах поливают газоны, стригут клумбы и, перекликаясь на родном языке, делают другую полезную работу. И не совсем понятно, почему посреди села стоит не мечеть, а церковь.

Между тем, «понаехавшие» с аборигенами живут бесконфликтно, во всяком случае, внешне. Здесь каждый молится своему богу, не навязываясь друг к другу в душеприказчики. Почему при растущей безработице в прирублевских селах нанимают не местных, а приезжих, вопрос не к приезжим. На грязную работу за более чем умеренную плату свои, как правило, не нанимаются, а приехавшие соглашаются без вопросов. Местных работодателей и иностранных наемников это устраивает в равной мере. Вот и вся арифметика. Сохранению межнационального мира помогает и то, что своих работников не дают в обиду крутые домовладельцы, с которыми не хочет связываться ни милиция, ни исполнители кричалок «Россия для русских!». Вопрос: почему в масштабах отдельно взятой Рублевки мирно сосуществовать можно, а по всей России нельзя?

Возвращаюсь к сюжету с мальчиком Петей, чтоб от частного перейти к общему. Вслед за будущим полиглотом из дачного поселка уехала и вся многонациональная обслуга. Провожая подруг, Марья Семеновна из соседнего коттеджа произнесла фразу, которая многое объясняет в национальном вопросе: «Вас нам будет сильно не хватать», – сказала Марья Семеновна.

…Когда в СССР началось великое переселение народов, мало кто думал, что пройдет время и уехавших будет не хватать: русских в Грузии, грузин в России, молдаван в Москве, москвичей в Кишиневе (и, что самое интересное, армян в Армении).

Когда дети разных народов живут на одной земле долго, иногда кажется, что люди друг другу мешают. Но вот все разбежались, и ты испытываешь смутное беспокойство, как в случае «было, да сплыло…». И если понимаешь, что оно, это беспокойство, оттого что тебе недостает уехавших: русских, грузин, таджиков, армян, то это и есть самый правильный ответ на национальный вопрос.

Первый и второй

25 января 1990 года самолет колумбийской авиакомпании Avianca, совершавший рейс 052 из Медельина в Нью-Йорк, разбился, не долетев до Международного аэропорта Кеннеди. Первым пилотом «Боинга-707» был Лауреано Кавьедес, вторым – Маурицио Клотц. Как произошла катастрофа?

На подлете к аэропорту внезапно отказал один двигатель. Через несколько секунд отказал и второй. «Покажите мне полосу!» – закричал пилот, отчаянно надеясь на то, что он находится достаточно близко к аэропорту, чтобы как-нибудь спланировать на посадочную полосу. Однако до аэропорта Кеннеди оставалось двадцать пять километров и «Боинг-707» рухнул на землю. Установить причину происшедшего удалось в тот же день: никаких технических неполадок, никаких проблем в аэропорту, пилоты не были пьяны и не находились под действием наркотиков. Просто закончилось горючее.

1998 год. Президент Армении Левон Тер-Петросян, переизбранный на этот пост во второй раз, не доработал до конца срока и подал в отставку. Страну, находившуюся на ручном управлении, преследовали функциональные отказы в экономическом, политическом и социальном блоках. Вторым человеком в руководстве (по Конституции) был Бабкен Араркцян. Ни первый, ни второй алкоголем не злоупотребляли, наркотиками не баловались, оба были связаны одной целью, знали много правильных слов и умели расставлять их в верном порядке. Президенту, однако, пришлось совершить вынужденную посадку. Почему? Просто у народа закончилось терпение. Страну сильно вело вразнос, дело шло к неминуемой катастрофе.

Между управлением воздушным лайнером и управлением государством много общего, но в данном случае нам более всего интересен один момент. Вначале о самолетах.

«Кабина самолета спроектирована таким образом, чтобы управление находилось в руках обоих пилотов, и при идеальном раскладе один контролирует другого или они следят друг за другом. Уже давно не вызывает сомнения тот факт, что два пилота, совместно управляющие самолетом, обеспечивают безопасность полета гораздо лучше, чем один, который управляет самолетом, в то время как другой просто сидит рядом на тот случай, если его напарник утратит дееспособность». Так считает Эрд Уинер, многие годы занимавший должность главного инженера по безопасности компании «Боинг». И дальше, пока речь идет о самолетах, я продолжу ссылки на примеры из книги Малкольма Гладуэлла «Гении и аутсайдеры».

«В коммерческих авиакомпаниях капитаны экипажа и вторые пилоты делят летные обязанности пополам. Но как свидетельствует история, гораздо чаще катастрофы происходят тогда, когда "капитан" на первых ролях. Казалось бы, это утверждение нелепо, ведь капитаном почти всегда становится пилот с большим опытом».

И вот тут мы подходим к главному. Это, когда второй не позволяет себе сказать первому правду, хотя и знает, что молчать, сглаживать информацию может быть смертельно опасно. Но все равно, молчит и сглаживает.

Снова пример из книги, точнее, расшифровка записи черного ящика самолета, выполнявшего рейс из Медельина в Нью-Йорк.

Капитан. Полоса, где она? Я ее не вижу. Не вижу.

Они выпускают шасси. Капитан приказывает Клотцу запросить новый маршрут. Проходит 10 секунд.

Капитан (словно говорит сам с собой). У нас нет горючего…

Проходит 17 секунд, в течение которых оба пилота обмениваются техническими инструкциями.

Капитан. Не понимаю, что случилось с полосой. Я ее не вижу.

Клотц. И я не вижу.

Диспетчер дает им указание выполнить разворот влево.

Капитан. Сообщи, что у нас аварийная ситуация.

Клотц (диспетчеру). Подтверждаю, курс на сто восемьдесят, мы попробуем еще раз, и, кстати, у нас заканчивается горючее.

Фраза «…кстати, у нас заканчивается горючее» – ключевая. Во-первых, потому что в терминологии обеспечения безопасности полетов она лишена всякого смысла – на подлете к конечной цели у всех самолетов топливо так или иначе заканчивается. Это, как справедливо замечает Гладуэлл, все равно что сказать в ресторане: «Да, еще кофе, пожалуйста, и кстати, я подавился куриной косточкой». Насколько серьезно официант воспримет такое заявление? Вот и диспетчер, с которым говорил Клотц, позднее подтвердит: «Я счел эту фразу ничего не значащей».

То, как говорил второй пилот Клотц, в лингвистике называют смягчающим приемом, под которым понимаются попытки сгладить значение произносимого. К нему прибегают, когда проявляют вежливость, испытывают стыд или смущение, либо выражают почтение к вышестоящим лицам. В летной практике такое зачастую приводит к катастрофе, в политической жизни – тоже.

Во все советские времена от Ленина – Сталина и до Горбачева, а дальше до наших сегодняшних дней первому лицу, если он не знает, что делается в стране, чаще всего докладывают в стилистике «смягчающего режима». Так удобно и тому, кто отдает рапорт, и тому, кто его принимает. Неприятности, переходящие в катастрофу, случаются потом.

Что сделали в авиации после того, как осознали опасность смягчающих приемов? Теперь каждая крупная авиакомпания обучает своих пилотов стандартизированной процедуре, позволяющей открыто выражать свои опасения в случае кризисных ситуаций. То есть не мямлить что-то неопределенное, а говорить четко и определенно. Например, так: «Капитан, меня беспокоит…», «Капитан, мне не нравится…», если же капитан не реагирует на замечания, то: «Капитан, я считаю ситуацию опасной». Если и это замечание игнорируется, то второй пилот вправе взять на себя управление судном.

Эксперты в области авиации установили, что благодаря борьбе со смягчающими приемами в речи авиакатастроф стало меньше.

Эксперты в области политики ничего подобного пока не отмечают.

Профессор Гейтс, сержант Кроули и другие неофициальные лица

Из кувшина можно вылить только то, что в нем есть. Ждать, пока из него вытечет то, чего там нет, бессмысленно.

Откуда? К чему разговор? Всмотритесь внимательно в руководящих товарищей на всевозможных мероприятиях, и уже не надо будет объяснять, что представляют эти лица, когда они является официальными и находятся при исполнении. Сколько ни бейся, увидеть в «зеркале» лица хоть что-нибудь для души (не говоря уже о прекрасных порывах) не удастся ни при какой погоде. Потому что в «кувшине» этого нет.

Специфическая мимика и манера поведения патрициев наших дней – еще от советского времени, когда твердокаменная поступь и выражение гладильной доски на челе обозначало большую значимость. А когда в человеке главное – надувание щеке последующим окаменением лицевых мускулов, то перед вами если не памятник, то сдвинутый набекрень персонаж (если плясать не от анатомии, а психики), что рано или поздно приводит либо к нарциссизму, либо к гигантомании, либо к тому и другому совокупно.

Как говорил один умный человек, власть часто пытается быть Богом. А власть не Бог. И Бог над властью. И страшно жить в стране, которая поклоняется власти и больше ничему и действует по принципу «то, что начальство любит, мы обожаем». Однако в этом смысле за Армению можно быть спокойным – раздача оплеух и зуботычин тем, кто во власти, для нас как национальный вид спорта.

Теперь постоянный читатель нашей колонки наверняка подумает: с чего бы автор так сильно задерживается с примерами, не вспоминая свою любимую Швейцарию или другую страну Старого или Нового света. Читатель, как всегда, абсолютно прав, такой пример сейчас будет, и даже не один. Первый, ясное дело, из неповторимой швейцарской действительности.

Представьте себе картину. Президент этой тихой, но умной страны, готовится вылететь в Санкт-Петербург, однако самолету вылета не дают. Посадку президента и сопровождающих его лиц задерживают в связи с тем, что в службу безопасности поступил сигнал: на борту находится взрывчатка, а потому самолет необходимо тщательно проверить, и сколько это займет времени, не скажет никто, даже если специально натасканные собаки умели бы говорить.

Спустя несколько часов становится ясно – вылет придется отложить на завтра, президент и сопровождающие его лица начинают рассаживаться по машинам, но тут ухо главы государства улавливает размышления одного из журналистов. Журналист рассуждает: возвращаться ему домой в Лозанну или искать гостиницу в Берне?

Как на ваш взгляд поступило бы любое высокопоставленное лицо Армении, окажись оно в аналогичной ситуации? Спасибо, угадано с первого раза! Точно так поступил и швейцарский президент. Испытав неловкость за причиненное журналисту беспокойство, Паскаль Кушпен пригласил его к себе, показал свою резиденцию, посмеялся над происшествием в аэропорту, а тем временем первая леди Швейцарии застилала постель для нежданного гостя.

Еще один случай из практики внеслужебных отношений высших должностных лиц. Дело было в Гарварде. Чернокожий профессор университета (уточнять, какого именно, надо?) Генри Луис Гейтс-младший, не сумев открыть дверь собственного дома, был вынужден ее взломать, а бдительная соседка вызвала полицию. Белый полицейский принял Гейтса за грабителя и арестовал его в собственном доме. Комментируя этот инцидент, президент США обвинил полицию в расовых предрассудках, однако вскоре был вынужден извиниться за свои слова, признав, что и профессор, и полицейский – каждый был по-своему не прав. Что ж, бывает…

Дальше события развивались так. Обама позвонил профессору Гейтсу, сержанту полиции Кроули и пригласил обоих в Белый дом – выпить пива. Конфликт был исчерпан.

Тут ведь что еще интересно: нынче пивоваренное производство в Армении переживает бурный рост, что, конечно, не может не радовать. С другой стороны, сказать, что высшее руководство республики никого из простых людей не обижает, тоже не скажешь, но все равно, пиво как пили врозь, так врозь и пьют. Одни, не скрывая удовольствия от вливания «Котайка» вовнутрь, другие, с чувством глубокого удовлетворения от «Киликии», возникающим не столько от качества продукта, сколько значимости собственной персоны.

Во втором случае имеем то, что о чем говорилось выше: из кувшина выливается только то, что в нем есть, а не то, что должно быть. Для наполнения же сосуда нужным содержимым надо, чтобы власть знала: пренебрежительное отношение к неофициальным лицам вроде сержанта Кроули, профессора Гейтса, журналиста из Лозанны и другим ставит любое официальное лицо перед угрозой краха политической карьеры. Вот тогда-то и получим другой кувшин со всеми вытекающими из него последствиями.

Тень победы

Канитель, сопутствующая выходу из аэропорта в Детройте на бескрайные просторы страны, не смогла отвлечь внимание от двух идущих рядом американцев. Одного, в камуфляже и с таким же вещмешком через плечо, я приметил еще в самолете. Другой, тоже в форме, но полицейского, шел справа от молодого, как бы прикрывая его от контролеров. Проходя мимо, полицейский делал им знак, означавший больше, чем просто «Привет ребята, с этим все о\'кей!..». Контролеры кивали головой: «О чем речь…» и, улыбаясь шире, чем обычно, лишних вопросов не задавали.

Прилетел ли солдат на побывку или возвращался совсем, понять было трудно. Но в любом случае это был не герой нашего времени, не Рембо, не солдат-победитель, а так себе… Потому что, допустим, если возвращался он из Афганистана, то особой доблестью американцы там не отличились, если же из Ирака, то тем более. Но для Америки он был солдатом, и этого хватало, чтобы оказывать ему подчеркнутые знаки внимания. За то, что не погиб, не пропал без вести и даже не ранен, а вот приехал домой, где ждут родные, любимая девушка и стейк на гриле.

…Я из того поколения, которое не воевало, но помнит как возвращались солдаты Великой Отечественной. Их встречали примерно так, как в шестидесятые – Гагарина, только еще круче. Потому что Гагарина встречали большей частью в столицах, а солдат той войны – по всей великой стране. (Потом вышло так, что День Победы «оказался приватизирован одной отдельно взятой страной», и вот вам результат: в остальных странах СНГ к надругательству над советским солдатом нынче относятся равнодушно.)

Но я сейчас не об этом, а о том, что одновременно с радостью возвращения, наваливалась и горечь обид. Побывавших в немецком плену либо загоняли в лагеря с ходу, либо отлавливали и гнали туда же, но позже. В неблагонадежные зачисляли даже тех, кто оказывался на временно оккупированной территории. Но если человеку с погонами предписывалось пустить себе пулю в лоб, чтоб не сдаваться, то как быть в подобных случаях гражданским, не объяснялось. Американский солдат, которого чуть ли не за ручку водил по аэропорту сердобольный детройтский коп, о таких вещах и не думал. Он, может, и про ту войну мало чего знал.

А я до сих пор помню наш ереванский дом по улице Шаумяна под номером 14. Один подъезд из трех был уже заселен, два еще строились. Помню славную семью Кнтхцянов. Сын Спартак (позже известный архитектор, автор летнего кинотеатра «Москва») вернулся с фронта без ноги, вследствие чего казался старше своих лет, хотя вряд ли дотягивал и до двадцати. В том же подъезде жили Гильнеры: мать, дочь и сын Лева. Про отца Левы ходили слухи, что был, вроде, в плену, а что дальше, никто толком не знал. Насчет плена в присутствии детей говорили так, как обычно говорят о чем-то предосудительном – отводя глаза и полушепотом.

Но вот что интересно: на негласную установку смотреть на родных и близких военнопленных страны-победительницы косо, всем было наплевать. Жили дружно и все вместе подкармливали пленных немцев, поднимавших два недостроенных этажа дома на улице Шаумяна. Кое-что перепадало и конвою, но прежде всего отдавали невольниками социалистического труда. Потому что жалели. Немцев. А своих родная советская власть почти что приравняла к предателям.

Информация для сравнения. За время Второй мировой войны 124 053 солдат и офицеров США попали в плен, и каждый знал, что по закону своей страны «Военнослужащий, силой обстоятельств попавший в плен к противнику, продолжает оставаться членом вооруженных сил США», что автоматически оставляет за ним право на все денежные выплаты, льготы и привилегии, которые ему полагались, если бы он находился на действительной службе.

Вот вам пример. Подполковник Дейтон, командир полка палубной авиации, в 1965 году был сбит над Северным Вьетнамом, провел в плену восемь лет и, когда подошел срок, получил полковника, а уже после освобождения стал адмиралом. Потому как все эти годы он считался находящимся в бою солдатом и таким образом заслужил свое продвижение по службе. Как вам это?

Честь попавших в плен и пропавших без вести закреплена еще одним законодательным актом – Днем памяти военнопленных и пропавших без вести. Учреждена и специальная государственная награда «Медаль военнопленного».

Вы такое себе у нас представить можете? В Армении осталось каких-нибудь пять тысяч фронтовиков и полторы тысячи из них – прикованы к постели. По скорбной статистике каждый месяц становится на сто ветеранов меньше, из чего следует, что возвращать долги вскоре будет некому. Да и некогда: в свое время со смаком оплевали воинов-афганцев, затем отмахнулись от чернобыльских спасателей, не так чтобы перебрали с помощью и участникам боев в Карабахе, если участники не генералы. Тенденцию потери памяти просматриваете? А стыда и совести?

...

Уходящая натура

Удивительное рядом: на улицах Москвы появились бил-борды, на которых начертано: «Читайте книги!». Надо же, не «Пейте кока-колу», не «LG достоин созерцания» и даже не «Сделай паузу, скушай Твикс», а именно так: не таясь, средь бела дня, во всеуслышание, черным по белому: «Читайте книги!». Призыв сопровождают высказывания ряда писателей, объясняющих москвичам и гостям столицы, зачем людям нужна книга. Ну например: «Настоящая литература делает человека чище» – это Сергей Алексеев. Или: «Читайте детям не нотации, а книги» – это Григорий Остер. Или: «Путешествуя с героями книг, мы учимся радоваться простым вещам» – а это уже Галина Куликова. Могу продолжать дальше.

Писателей, высказывающихся в пользу чтения книг как способа самосовершенствования человека, много, и это, по правде говоря, смущает. Объясню, почему смущает. Если представить, что вдруг и в Ереване возьмут и решат развернуть поколение пепси лицом к книге, найдется ли и у нас столько авторов и столько книг, которые можно предложить к чтению? Далее смущение трансформируется в стыд: говорим ведь о стране, которая, как объяснял недавно корреспонденту «Литературной газеты» Серж Саргосян, наряду с 500-летней историей книгопечатания имеет 1500-летнюю историю создания собственной письменности и шедевров литературной культуры. Вот ведь как!..

Оглянитесь и удостоверьтесь еще раз: пропагандируется все что угодно, кроме знаний. В цене все, что можно себе представить, кроме книг. В героях может оказаться первый, кто попадется под руку, кроме умных, которым даже прозвище придумано – «ботаник». Как сказал недавно один телеведущий «…молодой зритель может видеть крутых ребят, грабителей банков и других героев нашего времени (выделено мной. – С. Б. )». А о том, чтоб увидеть кого-нибудь с мозгами, даже не заикнулся. Какие уж тут нанотехнологии с Большим адронным коллайдером во главе. А ведь в свое время об электронно-кольцевом ускорителе Ереванского физического института в Армении знали чуть ли не первоклассники, которых вполне можно было рассматривать как основу для выращивания «ботанической» культуры.

Но вот известный всем Билл Гейтс дает школьникам такую рекомендацию: «Не ссорьтесь с ботаниками, завтра один из них станет вашим боссом». «Хорошо бы написать это над каждой школой и начать гордиться репутацией ботаника», – вторит одному из самых богатых людей в мире писатель и ученый-астрофизик Николай Горькавый, обещавший, что «если я задумаю новую художественную книгу, то она непременно будет предназначена для умных детей. И я верю, что других детей не существует и что нынешним детям крайне необходим умный книжный герой. Пора думать о детских отрядах интеллектуальной самообороны, раз взрослые совсем потеряли голову в погоне за прибылью». И это – одна из причин, вынудившая мыслящих взрослых в России всполошиться: «Читайте книги!». (Но не всякие. «Главное, не испачкайтесь в навозе литературы. Читайте Монтеня», – советует Эдвард Радзинский.)

Другая причина – школа, где сегодня нередко и учат не так, а часто и не тому, чему надо, поскольку образовательные программы нередко формирует не государство, а так называемая «широкая общественность», включая учащихся с их родителями. Как бы и впрямь не вывернулось по Венедикту Ерофееву: «…в школах преподавать: алхимию-астрологию-метафизику-теософию-порнографию-демонологию и основы гомосексуализма. Остальное – упразднить». А на дворе, между прочим (что российском, что армянском), век нано-технологий, биоинженерии, экологически чистой энергетики, беспроводных технологий и других инновационных премудростей. И если кто-то думает, что для их освоения на первом месте исключительно технические знания, а общая культура на двадцать пятом, то сильно ошибается.

Задумывались ли вы на досуге, отчего у нас некоторые гуманитарные понятия, чем дальше, тем больше отдают антиквариатом? Почему, к примеру, человеческое сердце для некоторых уже просто насос с клапанами, и если спросить в связи с этим о Данко или, скажем, Ричарде, то большинство школьников вам, скорее всего, ответят, что про таких звезд шоу-бизнеса они не слышали. (Что уж говорить о сердечности, сердобольности или большом сердце в немедицинском смысле слова.) То же с Геккельбери Финном, Томом Сойером и другими литературными героями из лавки древностей. Трудно понять, почему играть в казино престижно, а ходить в библиотеку стыдно. Если, конечно, библиотеки еще есть.

Хорошо помню времена, когда получить признание ереванского зрителя для московских гастролеров почиталось за честь. А все потому, что ереванский зритель считался культурным, а культурным он считался потому, что много читал. Можно сказать, взахлеб: своих авторов, не своих, «Новый мир», «Литературную Армению» – не важно. Важно то, что книги армянских писателей тоже переводились на другие языки, участвовали в международных выставках, получали премии, и чтоб лучше понять человека, достаточно было знать, что он читает. Теперь это все как загнанный в тупик трамвай «Забвение».

Что делать? Думать о завтрашнем дне. Тех, кто читает только сводки о курсе валют, переделать уже трудно. Думать надо о детях. И если первоклассников по-прежнему пужать «ботаниками», то и вправду дело швах.

И тут я вновь возвращаюсь к писателю и ученому Николаю Горькавому. «Антиинтеллектуальный настрой в обществе губителен для нового поколения. Уже у любой газеты есть дырка в голове в виде гороскопа. Глупость, безусловно, простительна, но уместно ее хотя бы немного стесняться. Ответственность перед детьми обязывает пропагандировать интеллект».

Короче говоря – читайте книги! А если вместе с тем сумеете отказаться и от телевизора в его нынешнем виде, то еще лучше.

ИСТОРИИ ОДНОГО ГОРОДА

«Кино-Москва»…

...

Например, узнать, что «кино-Москва» и кинотеатр «Москва» – это не одно и то же. Если второе лишь помещение, технологически предназначенное для показа фильмов, то «кино-Москва» – скорее понятие, социо-урбанистическая субкультура, распустившаяся пышным цветом в середине двадцатого века и увядшая на рубеже двадцать первого.

Причем «кино-Москва» шире своего двухзального двойника не только по содержанию, но и территориально. Потому как это и гостиница «Ереван», и ЦДФК (нынешний Госкомспорт) с театром Станиславского под боком, и кондитерский магазин «Белочка» с вкуснейшими конфетами вразвес, а напротив – занюханное кафе «Араке» с кислым вином в мутных бутылях. Все это в наборе с ежедневно выдвигавшимся на свои позиции озорующим молодняком входило в понятие «кино-Москва». Особый район Еревана. Альтернативный кино-Айреник или, скажем, Сасунци Давид – где только чистое кино, самое массовое из искусств. Чего им не хватало, чтоб стать вровень с «кино-Москва»? Самой малости – шарма, образующегося от правильно одетых и уверенных в себе людей в больших количествах и в лучшем месте столицы.

Здесь назначали встречи, обменивались новостями и подзатыльниками, засматривались на горделивых красавиц: «Замрите, ангелы, я иду!», лузгали семечки, курили «Казбек» или «Приму», обсуждали игру «Арарата», который был тогда никакой не «Арарат, а «Спартак». Позже эту говорливую публику перевели сотрясать воздух в «Комайги», а на прежнем месте установили стенд с фотографиями именитых спортсменов: гимнастов Гранта Шагиняна, Альберта Азаряна, пятиборца Игоря Новикова, боксера Владимира Енгибаряна, мастеров спорта помоложе – пловцов Левона Меряна, Ваника Пилояна.

«Дома художника» не было и в помине – один огороженный забором пустырь. Зато была гостиница «Ереван», средней руки интуристовское пристанище, большей частью полупустое. Видимое глазу движение наблюдалось разве что в вестибюле, где в закутке под лестницей помещался газетный киоск. Купить можно было итальянскую «Униту», польский «Экран», немецкий «Ойленшпигель» и еще кое-что «оттуда». Газетами заведовала броская брюнетка, так или иначе способствовавшая проникновению западных ценностей в Армению. Девушку курировал Спартак Бзнуни, крутой ереванский парень с импульсивной психикой, и это заметно сокращало беседы с блондинкой на отвлеченные темы. Например, о росте безработицы в Италии в интерпретации коммунистической «Униты».

Еще одна достопримечательность гостиницы – ресторан с прилегающей к нему летней верандой. Здесь, если по-сегодняшнему, собиралась центральная ереванская тусовка, смесь из в меру поддающих интеллигентов, авторитетов в законе и переживающих процесс становления цеховиков. Несовместимость разнородной публики сглаживала любовь к кофе, дозированная идеологическая фронда и задушевные беседы о вечном. Умные разговоры велись под руководством Левона Нерсесяна, интеллектуальное превосходство которого признавалось всеми. В результате получался клуб людей с разными интересами, подтверждающий, что противоположности сходятся не только в философии.

Был еще русский театр, в котором играли мало кому известные сегодня Фролов, Ген, Грикуров, Егорова и известный всем Армен Джигарханян. Спектакли чаще всего выходили в постановке Роланды Харазян и Офелии Аветисян, главреж Александр Григорян пришел позже, хотя кажется, что был всегда. Народ в театр шел дружно, однако самым многолюдным местом был, конечно, кинотеатр «Москва».

В кино шли как в театр: дамы в вечерних платьях под беличьими шубами, когда дело было зимой, мужчины, благоухая «Шипром» и большей частью в шляпах, если старше тридцати. Но прежде чем войти в зал и сесть в обшарпанное кресло из многослойной фанеры, надо было купить билет, а это отдельная песня.

Билетные кассы по оба крыла здания были устроены таким подлым образом, чтоб, склонив голову, втолкнуть в зарешеченную дыру деньги, схватить билеты и быть тотчас выброшенным из очереди вон. Изрядно помятым, зато счастливым.

Правда, у входа в кинотеатр было другое окошечко с мобилизующей табличкой «Администратор». Здесь, согласно исполненному типографским способом тексту, обилечивались Герои Советского Союза, Социалистического Труда, кавалеры орденов «Славы» и депутаты Верховного Совета. Администратором служил рыжий человек по имени Яша. Яша возникал в оконце минут за пятнадцать до начала сеанса, выдавал билеты кому надо (а еще тем, кто совал ему в руки записки или называл правильные имена) и растворялся в пространстве.

В дни показа всенародно обожаемых «Тарзана» с Джоном Вайсмюллером, «Бродяги» с Раджем Капуром, «Утраченных грез» с Сильваной Пампанини, чуть позже «Колдуньи» с Мариной Влади и других – пространство заполнялось до краев. Перед началом вечерних сеансов в фойе на втором этаже оркестр играл танцевальную музыку, по затертому мастикой паркету скользили пары, нетанцующие обсуждали достоинства и недостатки танцующих, с нижнего этажа, дожевывая бутерброды, подтягивались остальные. Раздавался звонок, один, второй, и зрители входили в зал. Войти было трудно. По неистребимой советской традиции из двух дверных створок открывалась только одна, но и это не могло испортить удовольствия. Гас свет (когда-то выключали вручную – разом, затем благодаря установке реостата освещение зала стали убирать постепенно), и вот, потрескивая и нервно мерцая, оживал экран, но это был еще не фильм, а только журнал.

Киножурналов было два: «Новости дня» и «Иностранная кинохроника». Первый рассказывал о героических буднях трудящихся СССР: запущена новая гидроэлектростанция, шахтеры выдали на-гора рекордную тонну угля, на просторах родины заколосились поля и нивы… Второй киножурнал – хроника борьбы рабочего класса капиталистических стран за свои права и мечту жить в стране, где вводятся в строй новые электростанции, тучно колосятся поля и нивы, выдаются на-гора рекордные тонны уголька. После журнала вновь включался свет – чтоб опоздавшие, согласно купленным билетам, заняли места, после чего наконец начиналось само кино.

Что мог бы вспомнить автор, если отвлечься от экрана и вновь обратиться к залу? Между тем отвернуться от экрана, который периодически озарялся вспышками перегоравшей кинопленки, автору будет трудно. В эти минуты зал (про дам в беличьих шубах и мужчин в шляпах вы, надеюсь, не забыли?) дружно топал ногами и скандировал «сапожник!». Правда, киномеханику, вынужденному крутить изношенные копии да еще на допотопной технике, на это было решительно наплевать: склеив порванную пленку, он запускал ее по новой. И так до конца сеанса еще не раз и не два. («Фильм снят на пленке Шосткинского комбината» стали писать значительно позже, но советская «Шостка» по сравнению с немецким «Кодаком» все равно что «Москвич-408» рядом с «Мерседесом»).

Заметно возбуждалась публика и в те минуты, когда киногерои, мужчина и женщина, входили в относительно тесное соприкосновение, а их стратегические намерения разве что угадывались. Смешно конечно, но во времена бесконтактной любви на советском экране это если не порнография, то крутая эротика точно. Так вот, стоило героям обменяться братскими поцелуями либо героине едва приподнять юбку, как зал замирал в тревожной тишине. А дальше раздавалось нервное: «Горячие пирожки!», после чего сдавленный смех и снова тихо.

Еще один повод для долгих несмолкающих аплодисментов – армянская фамилия в титрах, в чем долгие годы лидировали иностранные фильмы. Успех гарантировал Артем Карапетян, отдублировавший, кажется, всех кинозвезд своего времени. Срывал аплодисменты и дирижер Карен Хачатурян, но Карапетяну все равно доставалось больше. Свою лепту в патриотическое воспитание армян внес даже сэр Уин стон Черчилль и целый ряд других киногероев, выпивавших коньяк с фирменным брендом «Арарат».

...

Стиляги

Единообразие в головах приводит к однообразию во внешнем виде. И наоборот. Можно сказать и иначе. Однопартийная страна с удивительно правильным общественным строем предполагала единообразную одежду с раз и навсегда отмеренной длиной брюк для мужчин и одинаковым покроем юбок для женщин. В результате получалось море типовых голов с соответствующими уборами на них и утвержденными мозгами внутри черепной коробки. Таким образом безликая форма, сливаясь с унылым содержанием, помогала соответствовать спущенной вождем директиве: «Жить стало лучше, жить стало веселее».

К тому времени, когда «веселее» и «лучше» стало дальше некуда, на улицах Еревана начали появляться молодые люди, от которых если и не становилось лучше, то уж веселее – точно. Это были первые в Ереване стиляги, отличительная особенность которых состояла в том, чтобы одеваться не по форме. Можно сказать и так: в моде происходило ровно то, что великий Оскар Нимейер относил к архитектуре: «Она должна вызывать удивление, почти шок». Именно.

В нашем случае, наблюдая на ереванских улицах каждодневное дефиле, можно было видеть нечто среднее между лошадью Пржевальского и гуманоидами, и бдительная советская власть тотчас усмотрела в этом покусительство на идеологические устои, в чем была стопроцентно права. Тем более что переход с утвержденного обмундирования на вольные одежды происходил в музыкальном сопровождении, аналогов которому в советском репертуаре не было. По той простой причине, что его не могло быть никогда.

Москва засыпала и просыпалась под «Тачанку-ростовчанку», «Тучи над городом встали», «Летят перелетные птицы» и прочие бронебойные песни. Ереван – тоже, но с небольшой поправкой на местную специфику. Например. Во исполнение постановления о подготовке национальных кадров для народного хозяйства республики, был написан и вброшен в оборот хит о молодом дипломированном инженере, с головой ушедшем в строительство новой жизни в Армении, но не утратившем, однако, и определенные признаки сексуального свойства. Правда, герметично упакованные в тогдашние представления о бескорыстной дружбе и бесконтактной любви между мужчиной и женщиной. Песня называлась «Инженер бала», не имела ничего общего с «балом» как развлекательно-хореографическим мероприятием с задорным ИТР-шоуменом во главе. Нет. Слово «бала» с ударением на первом слоге было употреблено как чисто материнское обращение к молодому специалисту с высшим инженерным образованием. Ну что-то типа «сынок». (Короче говоря, «бала» – он всегда «бала», и надо ли об этом так долго?)

И вот на фоне этой тягомотины вдруг возникли и поплыли по городу странные создания, напоминающие пришельцев из непонятно откуда и зовущие неизвестно куда. Одновременно, так же ниоткуда, вдруг и во всю мощь грянула необычная музыка, приводившая в движение нижние-верхние конечности молодых людей, а вместе с ними и органы госбезопасности.

Охвативший молодежь порыв с разбегу превратиться из советской в «золотую» напоминал танец на костях не только в фигуральном, но, можно сказать, в истинно натуральном виде. Понятно, что пластинок с записями враждебных мелодий в широком ассортименте быть не могло, но народные умельцы быстро наловчились записывать их на рентгеновских снимках, то есть «на костях». Оригиналы пластинок можно было достать за бешеные деньги и с перспективой оказаться под статьей о незаконных валютных операциях.

То же с одеждой. В стране победившего дефицита достать что-то путное можно было либо из-под полы, либо перекраивая хорошо забытое старое в странное подобие нового. А что делать? Спросите своих бабушек, и они с удовольствием расскажут, какие носки были на ваших дедушках, а те с не меньшим энтузиазмом поведают о нижнем белье своих подруг, вызвавшем как-то раз настоящий шок у французов.

Дело в том, что приехавший в Москву знаменитый французский певец Ив Монтан зашел однажды в обычную московскую «Галантерею» и застыл с выражением лица: «Этого не может быть!». Но это было! Как раз такое нижнее белье носили на себе очаровательные русские (и армянские) женщины, и я не исключаю, что именно это подбивало их останавливать на скаку коней и входить в горящие избы.

Советское руководство на Монтана сильно осерчало и объявило его перерожденцем, пусть даже коммунистом он никогда и не был, а всего лишь терпимо относился к СССР. Но оказалось – до первого лифчика в ЦУМе.

То, что не могло (и не хотело) дать людям государство, взяли на себя так называемые «фарцовщики» или, говоря по-современному, деловые люди, знавшие толк в красивых вещах и организующие их появление в СССР. Именно к ним, презренным спекулянтам, гнусным отщепенцам и идеологическим диверсантам выстраивались очередь комсомольцев-добровольцев, отказывающихся одеваться по лекалам Ереванской швейной фабрики имени Клары Цеткин и заточенных на новую эстетику в одежде. В результате Ереван на глазах начал становиться городом высокой моды, и вот здесь я просто обязан перейти на личности.

Тех, кто чуть ниже будет назван по именам, автор не торопится причислить к стилягам в том смысле, который вкладывал в это понятие штатный обличитель газеты «Правда» Семен Нариньяни, прославившийся зубодробительным фельетоном на означенную тему. Нет. Мои современники из прошлого века, пусть не все, но большей частью, не только эффектно смотрелись благодаря модной прическе, но и были умны, имели хорошо думающую голову на плечах.

В Ереване того времени было, скажем так, три «Дома красоты», поставлявших народу высшее образование и возвышенное (в смысле прекрасное) в одном флаконе. Это – медицинский институт, а также филфак и инофак Ереванского государственного университета. Но сейчас я о филфаке. Он автору ближе и дает веские основания утверждать, что именно факультет русской словесности не только готовил специалистов соответствующего профиля, но и являлся оплотом высокой моды и хорошего вкуса в Ереване. Называю имена. Агнесса Севунц, Рита Завгородняя, Астхик Едигарян, Светлана Туманян, Эмилия Андреасян, Нана Есаян и многие другие…И только врожденная скромность не позволяет автору поставить на первое место свою жену Джульетту.

Этих девушек часто ругали в деканате, полагая, что учиться хорошо можно только в платьях от «Красной Большевички», а если девушка в брюках, то она точно из зоосада под руководством Семена Нариньяни.

А тут еще по Еревану прокатилась волна так называемых «Голубых вечеров», не имеющих ничего общего с тем, что вы подумали. Ничего подобного. Это были, говоря сегодняшним языком, корпоративные тусовки, альтернативные комсомольским, для, скажем так, продвинутой молодежи («чуваков», «чувих») с правильной сексуальной ориентацией.

А раз так, то пришло время для пары слов и о мужской половине ереванцев, отказывавшихся понимать, почему «Первым делом, первым делом самолеты, ну а девушки, а девушки потом…». Эти ребята в узких брюках, широкоформатных галстуках, плащах «а ля болонья» от подпольных тбилисских кутюрье и прическах типа «я у мамы дурачок» интересны также и тем, что поддерживали охотничий инстинкт дружинников в хорошем рабочем состоянии. Они слушали Фрэнка Синатру, Элвиса Пресли, Пола Анку, позже Эллу Фицджеральд, слушали Олега Лундстрема, уважали Эдди Рознера, признавали Артемия Айвазяна, радовались успехам Гараняна, нельзя сказать, чтоб полностью игнорировали Офелию Амбарцумян с Ованесом Бадаляном, сорок с лишним лет назад обнаружили у себя под боком явление под именем «Левон Малхасян» и не хотели понимать, почему всех иностранцев в советском кино должен играть Александр Барушной, а всю заграничную натуру надо снимать в прибалтийском Таллине? Молодые люди тех лет быстро смекнули: принимать их самоотверженный труд страна готова, а платить по труду – нет. Отсюда адекватное восприятие государственной атрибутики: «Это наш советский герб, слева молот, справа герб, хочешь – жни, а хочешь – куй, все равно получишь…!» – ну сами понимаете, что именно. Эти ребята зачитывались Хэмингуэем, влюблялись в Брижит Бардо, за неимением настоящего виски шин рижский бальзам, а из-за отсутствия «Мальборо» курили отдающую туалетным ароматизатором «Фемину», полагая, что в данных обстоятельства это самое то.

Тем не менее происходившее мало походило на то, как «у них», пусть даже и отличалось от того, что у нас.

Автор не станет утверждать, что «все мы вышли из стильной одежды» уже потому, что и вошли в нее не все, но то, что за значительную часть так называемых «стиляг» краснеть сегодня не надо, видно даже на первый взгляд.

Записывать стиляг в диссиденты мы не можем, но и считать только приспособленцами тоже несправедливо. Им нравился другой стиль: не только в одежде – в жизни вообще. Изменить ее, надев лишь узкие брюки и набросив на шею клетчатый шарф, было конечно невозможно, но смена формы так или иначе торопила изменения в содержании, придавая жизни новые смысловые оттенки. Иначе говоря: чтоб человек чувствовал себя человеком, все должно быть прекрасно не только в нем, но и в том, что на нем. Не говоря уже о том, чтоб и вокруг – тоже.

Коньячный

Получилось так, как получилось. Для каждого въезжающего в Ереван со стороны аэропорта город начинается с одного славообразущего объекта и, если двигаться по прямой дальше, упирается в другой. В первом случае – это Ереванский коньячный завод, во втором – Матенадаран. Получается ось славы.

Теперь о коньячном. Немного из его летописи, которая, по сути, тоже одна из страниц истории нашего города. Коньячный, как известно, основал купец первой гильдии Нерсес Таирянц, затем его взял в аренду Николай Шустов и в 1900 году завладел им безраздельно. Потом советизация – коллективизация – национализация, бум-бам-тарарам, а в 1953 году завод съехал с территории винного комбината, закрепился на занимаемой по сей день высоте и зажил самостоятельной жизнью.

В биографии завода шустовского периода есть один любопытный эпизод. Начиная продвигать на мировой рынок свой малоизвестный широкопьющей публике продукт, Шустов показал себя не только менеджером, каких еще поискать, но стал в известном смысле и отцом-основателем пиар-компаний на древней армянской земле. Как это выглядело в натуре?

В лучшие рестораны Европы приходили одетые по последней моде молодые люди, разговаривали на английском, французском, испанском, заказывали самое что ни на есть изысканное, а когда дело доходило до выпивки, изучив винную карту, удивлялись.

– Как, у вас нет армянского коньяка?

– Какого, пардон?

– Армянского, от Шустова, – вежливо подсказывали господа.

– Есть французский, испанский, очень рекомендуем португальский, но…

Молодые люди, сожалея, отменяли заказ и удалялись. Затем то же повторялось в других питейных заведениях Европы и так до тех пор, пока рестораторы не сообразили закупать у Шустова коньяк, без которого молодым людям и жизнь не жизнь. Надо ли говорить, что деньги на представительские расходы фанатов армянского коньяка, их экипировку, парфюм и прочее шли от самого Николая Шустова.

Советское время не предусматривало особого разнообразия в выборе коньяков и вин – что есть, то и берите. Хотя, если честно, то, что было, можно было есть, пить, не бояться последствий санитарно-эпидемиологического характера и даже испытывать определенные гастрономические радости. Прежде всего из-за того, что все готовилось из натуральных продуктов, строго по технологии, без нынешних хитроумных добавок. То же – с коньяками. Их в советское время было немного, а особенно ценились азербайджанские, грузинские, молдавские, дагестанские. Все были по-своему хороши, но имели один существенный недостаток – они не были армянскими. Уже наступило то время, когда все лучшее в стране приобретало адресность: арбуз – астраханский, торт – киевский, а коньяк, ясное дело, армянский.

Кто сделал его узнаваемым в стране и в мире? В истории возвышения напитка до уровня, по которому идентифицируют нации, вписаны два имени: Героя Социалистического Труда Маркара Седракяна и героя своего времени Михаила Ханояна. Первый – автор лучших марочных коньяков, второй – руководитель предприятия, на котором эти коньяки рождались. Могло получаться и отдельно, друг без друга, но тогда, скорее всего, выходило бы не так здорово. Для полного успеха хороша взаимодополняемость, органично сочетаемый тандем. Седракян придумывал потрясающие композиции, Ханоян создавал почти идеальные условия для их воплощения в жизнь. Так родились и прошли победным маршем «Юбилейный», «Армения», «Двин», «Ереван», «Праздничный», «Напри», «Васпуракан», «Ахтамар». Но путь к признанию был нелегким.

Одна из граней директорского дара Ханояна: успех дела видеть в том, чтобы идти не вперед, а назад. Что бы это значило, когда речь о коньяках? Ровно то, к чему призывает известный французский винодел Мишель Шапутье – отказ от химикатов и удобрений. «Дело в том, что удобряя почву, вы убиваете мотивацию лозы. Корням больше не нужно стремиться вглубь, чтобы получить из почвы необходимые вещества, они все уже на поверхности». Отсюда заметные вкусовые ножницы между коньяками довоенного, раннего послевоенного производства и теми, которые стали разливать в период тотальной химизации сельского хозяйства.

Первыми едкий привкус большой химии почувствовали любители трехзвездочного – самого недорогого из ординарных коньяков. Еще вчера, чтобы нетронутый посторонним вмешательством продукт дозрел до кондиции, обрел ароматический букет и характерный вкус, трехлетней выдержки вполне хватало, теперь же лоза, выращенная на нашпигованной черт знает чем земле, многие свои достоинства утратила.

Добиться возврата к чистым истокам коньякоделания Ханоян не мог, потому что этого не мог никто. Бюджет требовал больших денег, а самые легкие и быстрые получались от продажи спиртного. Позже для ускорения процесса завод принудили выдерживать коньяк в бетонных резервуарах, а чтоб обмануть природу, подкидывали в емкость кубики дубовой древесины. Это было уже близко к позору. Но полный позор (Таирянц с Шустовым содрогнулись на небесах) начался с массового изготовления нахальных фальшивок, предлагаемых под видом марочных коньяков. Но и они шли нарасхват – когда торжествует дефицит, качество отдыхает.

Армянский коньяк широкой рекой полился на просторы необъятной родины, подтверждая, что ничто так не спаивает братские народы, как энергичное «Будем!». Правда, удельный вес коньяка в продвигаемом в массы алкоголе был невелик, но когда рубят лес, летят и щепки. Тяжелая артиллерия антиалкогольной кампании, развернутая партией в очередной раз с перспективой очередного провала, так или иначе ударила и по Ереванскому коньячному заводу. Многое удалось сохранить (производственные мощности, запасы спирта, а главное, виноградники) не из-за того, что били не прямой наводкой и часто промахивались, а потому, что в Ереване правильно оценили обстановку и заняли оборону с умом. В чем главная заслуга тогдашнего руководителя республики Карена Демирчяна.

Непьющую совесть КПСС, Егора Кузьмича Лигачева, посетившего Армению в то смутное время, поводили по предприятиям оборонной и легкой промышленности, организовали ритуальную экскурсию в Матенадаран, угостили лимонадом и, не чокаясь, проводили обратно в Москву. Таким образом, каждый остался при своем: товарищ Лигачев со здоровой печенью, Ереванский коньячный со ста пятнадцатью золотыми и сорока восемью серебряными медалями, а последующее поколение пьющих – в горестном ожидании новых постановлений типа «О мерах по усилению борьбы с алкоголизмом и пьянством». Тот случай, когда память и знания умножают скорбь.

Накануне нового тысячелетия в судьбе Ереванского коньячного произошли решительные перемены: он перестал быть государственной собственностью и перешел в частное владение французской компании «Pernod Ricard», что если объективно, есть акт восстановления справедливости. Хотя, на взгляд автора, это та справедливость, которой лучше бы не было. Однако…

Уж сколько раз твердили миру, что пользоваться чужим брендом нельзя и что единственное место, где коньяк прописан законно, навсегда и без права передачи – это окрестности города Коньяк на западе Франции, к северу от Бордо. Что еще в 1909 году французское правительство издало указ, наделяющий эксклюзивным правом на название «cognac» только тех производителей, которые используют виноград, выращенный исключительно в пределах официально установленных границ вышеупомянутого винодельческого региона. Ереван же, как мы знаем, расположен заметно южнее и намного восточнее, что тоже хорошо, но лишает нас права пользоваться брендом «коньяк». По крайней мере, в официальном обращении.

Во всех же остальных случаях он, все равно, был, есть и еще долго будет оставаться коньяком армянским. Из винограда, произрастающего значительно южнее и гораздо восточнее славного города Бордо. Будьте здоровы!

Разные песни о старом

...

Парикмахерская

Всяк входящий в здание ЦК с парадного крыльца оказывался в пеналоподобном тамбуре и мог подобно былинному герою повернуть направо или пройти налево. В первом случае он входил в книжный киоск, во втором – оказывался в парикмахерской.

Хозяевами этой малопривлекательной каморки были первопроходцы советского визажизма, лучшим из которых в памяти партийного истеблишмента был и навсегда остался Ваня.

Не знаю, кто привел его в главную цирюльню Армянской ССР, но это был точно человек прогрессивных взглядов и радикальных умонастроений. Этот неизвестный нам смельчак (безусловно, влиятельный, поскольку в ином случае его не стали бы и слушать) шел на риск, хорошо понимая, что первое парикмахерское кресло республики потому и первое, что сидеть в нем первому лицу. Между тем, приставить к креслу предлагалось умельца с очевидными признаками эстетического экстремизма.

Спецконтингенту Ваня пришелся по душе, но сказать, что и по вкусу, было бы скоропалительно, пока первое лицо Армении не ответило на этот вопрос утвердительно и, что называется, собственной головой. Тянуть с ответом первое лицо не стало, и дело пошло…

Уста Даниел, у которого прежде стригся Карен Серобович Демирчян (и стало быть, вся аппаратная знать), был по жизни славным малым, но в профессиональном смысле больше, чем на «тройку», не тянул, отчего родилась байка, будто по первой специальности ходил он в плотниках. Вообще-то очень может быть…

Словом, Уста Даниел, доставшийся Карену Серобовичу Демирчяну от Антона Ервандовича Кочиняна, представлениям нового лидера Армении о прекрасном уже не соответствовал, вследствие чего отставка Даниела была предрешена.

И вот в один прекрасный день, когда тонкий французский парфюм вытеснил из по-быстрому отремонтированной кельи дух ширпотребовского одеколона, по эту сторону парикмахерской встал общеизвестный телохранитель и о том, кто в это время находился по ту, можно было не спрашивать.

Словом, экзамен Ваня выдержал, став в Армении номером один, но не по партийной табели о рангах, а благодаря своему мастерству и умению. Отстоял он свою вахту до самого разгула перестройки, которой отдался с необычной для парикмахера страстью.

С началом карабахского движения Ваню стало сильно заносить в сторону ортодоксального патриотизма, что напрямую стрижке и бритью, правда, не мешало, но зачастую оборачивалось уводящими от дела дискуссиями. Кто спорит, тут можно было хлопнуть дверью и уйти к другому, менее политизированному стилисту-визажисту, но я легко поступился принципами в обмен на обещание Вани, находясь при исполнении, рассуждать разве что о погоде. Конвенция была нарушена лишь однажды, мною и не очень изящно.

– У тебя, Ваня, есть редкий шанс покончить с одним, но видным представителям антинародного режима.

– Это как? – приглушил фен Ваня.

– Очень просто. Перерезать горло товарищу, который только что отсюда вышел.

Речь шла об одном из членов Политбюро, прибывшем в Армению «наводить порядок» и убывшем хоть и бесславно, но в полном здравии и без единой царапины на горле.

…А вскоре ушел и Ваня: вначале в интуристовскую «Армению», а дальше в собственный бизнес, открыв в Ереване свой салон красоты.

Книжная лавка

Теперь я вновь предлагаю войти в здание на проспекте Баграмяна, но повернуть уже направо и оказаться в один к одному равном с парикмахерской по площади книжном магазине. Вы не поверите, но классики марксизма-ленинизма были представлены здесь в неправдоподобно куцем ассортименте, оставались «вещью в себе» до неприличия долго.

Это рождало оптимизм, усиливающийся по мере того, как на полках обнаруживались книги, от которых у просвещенного читателя захватывало дух.

Проницательный книголюб не мог, конечно, не заметить, что недоступный простому смертному дефицит представлен здесь почему-то в одном экземпляре, но это только возбуждало азарт и подталкивало к решительным действиям. Что-что похожее испытывают охотники-рыболовы, уже даже не предвкушая, а почти празднуя удачу. И вот когда Булгаков или, к примеру, Сомерсет Моэм, казалось, в вашем кармане, а неудачники плачут, наступал неотвратимый, как сама судьба, Час Продавца.

Милая девушка Лена, в которой трудно было заподозрить гордость филологии, свое дело, однако, знала, но еще лучше разбиралась в психологии номенклатурных читателей, которые и в магазин-то не часто хаживали, а, подчеркнув в списке нужное, посылали за книгами своих помощников и секретарш. В этих размноженных на «ксероксе» списках было все: новинки художественной, научно-популярной, политической, приключенческой, экономической, медицинской литературы и, что примечательно, не только советской, но и иностранной. Плюс словари и справочники на все случаи жизни, плюс альбомы и буклеты, отдельно – журналы «Америка», «Англия» на русском, разумеется, языке.

Поверить в то, что все это – для всех, было трудно с первого и даже со второго взгляда, поэтому отрезвляющее слово «список» из уст славной девушки Лены тотчас приводило расслабившуюся публику в чувство. Для самых непонятливых это слово повторялось, но уже с тем выражением на лице и интонацией в голосе, с которыми обычно говорят про свинью и калашный ряд, после чего все становилось на свои места.

Здесь надо заметить, что многие спискодержатели позволяли своим бумагоносителям распорядиться невостребованными книгами по собственному усмотрению, и тогда все то, что оставалось в сухом остатке, поступало в распоряжение сообразительной девушки Лены, доверявшей литературному вкусу автора этих строк безоглядно и, прошу прощения за нескромность, обоснованно.

– Думаете, Маркес пойдет? – спрашивала в таких случаях Лена.

– Не то слово!

– А Саган?

– Оторвут с руками.

– И Фурманова? – с убежденным нажимом на букву «о» продолжала Лена.

– А вот его можно отдавать бесплатно…

Затем перспективная во всех отношениях литература уходила под прилавок, мне же за консультационные услуги позволялось брать что угодно для души. Такой привилегией пользовались только коллеги из отдела пропаганды и агитации, отвечавшего как за написание правильных книг, так и образцовую торговлю ими.

…Широкие читательские круги не могли, конечно, знать, что книжный киоск на проспекте Баграмяна был не единственным источником знаний для сотрудников аппарата: для семейного чтения секретарям и остальным членам бюро ЦК посылали из Москвы отдельные списки. Доставкой книг из Центра занималась так называемая «Экспедиция» (то ли ЦК КПСС, то ли Совета Министров СССР), и все это добро, минуя скромный киоск, поступало непосредственно адресату, что вызывало у справедливой девушки Лены чувство незаслуженной обиды.

Оценить возможности и проникнуться теплыми чувствами к «Экспедиции» мне позволили добрые отношения с замечательным человеком и очень большим в то время начальником – Председателем Верховного Совета Армении, Грантом Мушеговичем Восканяном.

…Уйдя из ЦК в собкоры «Известий», я еще не раз приходил в киоск на первом этаже (уже со своим именным списком), а оттуда – к парикмахеру Ване, или наоборот. Что было одинаково приятно.

Магазин

Теперь я приглашу читателя в один из наиболее оберегаемых от посторонних глаз объектов. Допуск к нему осуществлялся по предъявлении разного цвета и конфигураций талончиков, приобретающих особую значимость в предпраздничные дни, но не терявших актуальности и в обычные. Потому как кушать хочется всегда.

Мифология этой торговой точки сопоставима с легендой о садах Семирамиды, Лейле и Меджнуне или, на худой конец, не сдающемся крейсере «Варяг». Всяк взятый на работу в ЦК рано или поздно должен был ответить на наиболее животрепещущий вопрос дня: «Что в вашем магазине дают?» Столь пристальный интерес общественности к ингредиентам партийной кухни свидетельствовал по меньшей мере о двух вещах: никудышной конспирации в обеспечении кого надо вкусной и здоровой пищей и дефиците продуктов питания для диктатуры пролетариата, из-за чего «слуг народа» приходилось подкармливать нелегально.

Теперь к существу дела. Народное поверье ставило цековский магазин в один ряд с Грецией, где, как почему-то принято считать, есть все. Даю свидетельские показания. В магазине ЦК всего не было, но то, что там было, отличалось свежестью, высоким качеством и относительно сносным товарным видом. Слухи наподобие этого – «там есть все», рождались вследствие того, что в обычных магазинах долгое время не было ничего, и тогда банка сайры, плитка шоколада «Гвардейский» или склянка кукурузного масла для армянских партайгеноссе казались верхом изобилия. О мясе, яйцах и курах для народа я уже не говорю. Про морепродукты умалчиваю с еще большим смущением, поскольку, смирившись с безрыбьем, люди не могли рассчитывать даже на раков, тогда как и мясо, и куры, и даже крабы камчатской национальности в магазине ЦК все-таки водились. Однако не продавались, как это делается во всем мире, а «выдавались на руки», как только у нас. То есть в строго установленном количестве и сугубо определенном ассортименте.

Магазин, на разоблачении антинародной сущности которого выросло и возмужало не одно поколение армянских диссидентов, стоял на задворках окружающей здание ЦК территории и представлял собой крайне убогое сооружение, но с подвалом! А где подвал, там и человек с ключом. Таким человеком был двигатель околопартийной торговли, знаток человеческих душ и бессменный заведующий магазином – товарищ Торчян.

Товарищ Торчян персонифицировал собой тот подвид человеческого племени, который вам и не друг, и не брат, и не по имени-отчеству (или, упаси боже – только по имени), а исключительно и единственно – Товарищ!

Любое другое обращение к товарищу Торчяну звучало, мягко говоря, неуместно и отдавало очевидной бестактностью.

Тот, кто встречал товарища Торчяна впервые, но знал толк в зарубежном кино, узнавал в нем стать английского лорда, величие успешных американских президентов и манеры французского шевалье в одном флаконе. Но любой киноман, будь он трижды фанатом зарубежного экрана, услышав, что родом товарищ Торчян из Севанского региона (пусть и давшего стране энное количество знаменитостей, но аристократов духа – по тем временам – никогда), принял бы это за неудачную шутку.

Беседуя с товарищем Торчяном на отвлеченные темы, я честно пытался понять, откуда у него столь нетипичное для серийного торгового работника чувство собственного достоинства. Скорее всего от отсутствия прямых контактов с ОБХСС – пришло однажды в голову, и пусть читатель поверит, что это был не случайный выброс недоразвитой мысли, а чистая правда. Хотел бы я посмотреть на борцов с хищениями социалистической собственности в магазине ЦК! И на товарища Торчяна с его изысканными манерами тоже, если бы его вдруг стала шерстить милиция. Здесь мы отмечаем крайне редко встречавшееся несовпадение возможностей тружеников ОБХСС с их желаниями. Что поделаешь…

…Под непосредственным началом товарища Торчяна трудились: продавец, грузчик и еще продавец, о котором отдельно. Это был Андраник из прислонившейся к магазину мясной лавки, к которой никогда не зарастала партийная тропа, и, что примечательно, после Пленумов ЦК по развитию животноводства – особенно.

Сверхзадача каждого входящего сюда ответработника состояла в том, чтобы попытаться взять курей и мяса больше положенного, тогда как функция Андо предполагала прямо противоположное действие. И все-таки мало кто выходил от него с недогрузом, но лишь потому, что превыше функции Андо всегда ставил гуманизм.

…Таковы в общих чертах сохранившиеся воспоминания об объекте особого назначения ЦК, возглавляемом товарищем Торчяном, членом КПСС, передовиком советской торговли, уроженцем севанского побережья, запомнившимся помимо всего прочего бессмертным афоризмом: «Водка с утра не только вредна, но и полезна». А ведь из таких уст каждое слово шло за три…

Гараж

Цековские автомашины отличались от обычных прежде всего номерными знаками. Из других различий можно выделить ухоженность, преимущественно черный окрас, многообразие дополнительных осветительных, а в ряде случаев и звуковых устройств, и ту любопытную особенность, что занимающие обычно переднее сиденье начальники, смотрели строго по курсу, а по сторонам только в тех случаях, если движение лимузина останавливал красный свет. Все это, включая специфическое отношение ГАИ к автомобилям со специальными номерами, позволяет выделить их в отдельную группу транспортных средств бывшей Армянской ССР.

Но что значила эта груда хромированного металла без рулевых, относящихся к высшей касте водителей уже названной выше советской социалистической республики? И тут, оставив общее, переходим на личности.

Начнем, как положено, с патриарха. С главы водительского корпуса всея Армении, нареченного именем Атом, впечатляющим даже с ударением на второй гласной. Неизменное «уста», прилагаемое к этому имени, являлось не только данью уважения к персональному водителю первого секретаря ЦК послевоенной Армении Григорию Арутинову, но и знаком признательности к этому человеку, мастеру автовождения и игры в нарды – одинаково.

Уста-Атома знал и стар, и млад Еревана пятидесятых, и так как по тем своим годам автор относился к младу, то и попытаемся объяснить, почему знал и запомнил уста-Атома. Все просто – потому, что не знать, и не запомнить его было невозможно.

По Еревану тех лет больше дребезжали, чем ездили от силы пара-другая десятков вызывавших относительное уважение автомашин. Понятно, что лучшая из них возила первого человека республики, но тогда тов. Арутинов Г. А. был для нас, пацанов, в двадцать вторых, а в первых тот, кто сидел за рулем чуда советского автомобилестроения.

Наблюдая за уста-Атомом не раз, не два и не десять, нетрудно было понять, что всякое лицо, находящееся с руководящим в плотном и долговременном контакте, перенимает у него ощущение собственной значимости пополам с милостью к падшим и, соответственно, высоким стремлением государственных дум. И если кто станет с этим спорить, то уста-Атома он определенно не видел.

…Теперь заглянем в гараж – неотъемлемую часть архитектурного ансамбля ЦК, но уже со стороны улицы имени Дереника Демирчяна. В погожие дни у его ворот слонялись ожидавшие вызова водители. Это были люди разного возраста, интеллекта, пристрастий, а, случалось, и убеждений, но одинаковые в одном – высоком профессионализме.

Высшую ступеньку шоферской иерархии занимали водители первого, второго и далее – остальных секретарей ЦК. Работники аппарата знали многих в лицо, общались, накоротке, сдержанно, как угодно, но никому не приходило в голову обращаться по имени-отчеству. Покуда не приехал из Москвы назначенный вторым секретарем Павел Петрович Анисимов и не выставил на посмешище цековских водил своего шофера, взявшись называть его Каджиком Вараздатовнчем. Выслушивая такое, славный малый Каджик всякий раз сильно смущался, робел, и тогда его крупные, как спелые оливы, глаза начинали излучать свойственную армянам вселенскую печаль вперемешку с крайним недоумением. И только с отзывом Анисимова обратно в Москву Каджик Вараздатович воспрянул духом и заметно прибавил в радости во взоре.

…Ключи от гостевых автомобилей доверялись самым опытным и проверенным во всех отношениях (включая взаимоотношения со спиртным) водителям. Выпивох не держали, но придерживавшиеся принципа «пить можно – попадаться нельзя» все-таки встречались. Работа на гостевых имела много плюсов, которые, тем не менее, перебивались одним существенным изъяном – отсутствием долгосрочного начальника, который, если оказывался человеком совестливым, да еще при содействии участливой супруги, мог подсобить в решении разного рода житейских проблем.

Просить о чем-либо высоких гостей или вступать с ними в дискуссии означало подвести себя под приговор, который приводился в исполнение немедленно. Управляющие делами ЦК, назначающие, повышающие, увольняющие, поощряющие или распекающие бесчисленную партийную обслугу, отличались строгим нравом, вольнодумства не терпели и даже самый человечный из них, Грачик Ашотович Карапетян, в определенных обстоятельствах напоминал папу Иоанна Павла Второго, к которому как-то обратился испанский кардинал и вот по какому делу.

– Как епископ, – сказал кардинал папе, – я вынужден уведомить вас о том, что требование к католическим священнослужителям придерживаться обета безбрачия создает массу проблем, в том числе нехватку священнослужителей.

На что Иоанн Павел второй, не мешкая, ответил:

– Как папа я вынужден уволить вас!

Перспектива оказаться в положении испанского кардинала удерживала водителей автобазы ЦК от опрометчивых шагов и заявлений, вследствие чего особых проблем с текучестью кадров в гараже не возникало.

Вернемся, однако, к водителям гостевого цеха: Володе, Сергею, больше известному как «Старшина» (остальных по именам уже не помню), и, конечно, Мартыну – фигуре, по масштабу личности сопоставимой с уста-Атомом.

Излюбленным занятием Мартына в свободное от разъездов время были – не без скабрезности – комментарии к постановлениям Политбюро ЦК КПСС и кадровым перемещениям в его составе. Зная за ним подобную слабость, водители заводили его с пол-оборота, но, выслушивая легенды и мифы партийного мира, от откровенного зубоскальства все же воздерживались: уважали солидный возраст, стаж трудовой деятельности и виртуозное владение ненормативной лексикой.

Машины для гостей подавались в зависимости от статуса гостя или их количества. По-настоящему серьезные случаи предполагали «Волгу» или «Чайку», еще и с гаишным эскортом. Таким образом, Мартына можно было попеременно видеть то за рулем металлического выкидыша Павлодарского автомобильного завода, то в уже воспетой нами «Чайке», которую он всерьез признавал лучшим в мире автомобилем, даже когда она начинала чихать и вздрагивать от перегрева на первом же подъеме, а затем позорно замирала посреди дороги.

Что, собственно, и случилось одним жарким ереванским летом на первых же километрах поездки на Севан с большим венгерским начальником Ласло Мароти и его супругой. Не сумев осилить ерундовый подъем, «Чайка» встала у популярного в те годы чайного домика, и это можно было признать удачей, если бы высокий гость оказался полным идиотом. Между тем, окончив в Москве все мыслимые партийные вузы, товарищ Мароти не только свободно говорил по-русски, но и знал истинную цену техническому прогрессу в СССР, вследствие чего попытка представить техническую остановку как запланированное чаепитие выглядела достаточно глупо.

Положение спас хозяин чайной, мой добрый приятель Ануш, показавший товарищу Мароти и его восхищенной супруге, как простые армянские люди привечают венгров, когда они состоят в членах Политбюро братской по отношению к КПСС партии.

Пост номер один

Здесь мы устраним просчет в очередности представления наших героев, ибо первыми, кто оказывался на пути в святая святых коммунистической партии, были все-таки не продавцы книжной лавки и даже не парикмахеры, а милиционеры.

В самом здании ЦК и на примыкающей к нему территории милицейских постов было несколько, но главным считался тот, что на третьем этаже, в начале коридора, ведущего в кабинеты Демирчяна и остальных секретарей ЦК. Дежурство на этом посту было, возможно, и почетно, если бы не утомляющая повинность изо дня в день наблюдать один и тот же скучный политический пейзаж.

В этом отношении пост у так называемых «вторых ворот» был заметно веселее. Прежде всего, потому что – на пленэре, а также из-за возможности почесать языком с водителями, дожидавшимися своих, как тогда выражались, «хазеинов». Не говоря уже о том, что рядом с будкой постового росло и, когда надо, щедро плодоносило раскидистое ореховое дерево.

Командиры взвода милицейской охраны главного партийного штаба Армении менялись часто. Дольше всех задержался любимец дам, красавец-майор с волнующим именем Эмиль, в иных исторических реалиях наверняка подавшийся бы в гусары, но поставленный всего лишь начальником ереванского ГАИ, что, если отбросить циничные предположения о материальной стороне дела, тоже вполне романтично.

Цековские милиционеры всю партийно-хозяйственную номенклатуру (о работниках аппарата и говорить не стану) знали в лицо, у «своих» документов не спрашивали, а только козыряли, часто не рассчитывая даже на сдержанный ответный кивок. Хотя, случалось по-всякому.

Как-то раз, задумчиво глядя вслед прошедшему мимо министру очень важных дел, постовой заметил:

– Этого сегодня точно снимать будут…

Я удивился:

– А ты почем знаешь?

– Так ведь поздоровался.

– Неубедительно как-то, – засомневался я.

Между тем сержант как в воду глядел…

Самым главным человеком для цековских стражников, не считая, конечно, Демирчяна, были министры внутренних дел, приезжавшие сюда часто и непредсказуемо. Это держало милиционеров в напряжении и готовности к любым неожиданностям, провокациям и проискам, которых не было никогда, потому что не могло быть по определению. И все было тихо-спокойно, пока однажды под носом охраны не умыкнули из гардеробной фуражку армейского генерала. Не знаю, удалось ли обнаружить злоумышленника, но теперь от греха подальше свой головной убор министр ВД генерал Паталов оставлял уже в комнатке дежурного милиционера.

Правда, о других случаях исчезновения военного снаряжения или чего-нибудь похожего из дома на проспекте Баграмяна слышать не приводилось.

Система Станиславского

За мой век работы в ЦК на третьем этаже имели место быть несколько крупных специалистов по охране лиц, не пользовавшихся спросом ни у бытовых маньяков, ни тем более у профессионалов политического террора. Если вернуться в те годы, то очень трудно представить себе злоумышленника с гранатой за пазухой с одной стороны и упреждающего теракт чекиста с другой стороны проспекта имени Баграмяна. Зачем? Уберут одного, поставят другого, и не факт что лучшего. А для вывода из оборота того или иного деятеля существовал ЦК КПСС с безотказно действовавшим политбюро. Но мы сейчас не об этом.

Мы сейчас о том, что при Кочпняне Антоне Ервандовиче, с которого пошел отсчет моей аппаратной отсидки, охранником у него состоял некто Сашик. Этот ничем не примечательный человек навсегда запомнился устрашающими воплями при проезде по вечернему Еревану правительственного лимузина «Чайка» с Вальтером Ульбрихтом на борту. Товарища Ульбрихта, руководителя ГДР времен Никиты Сергеевича Хрущева, катали по городу, не останавливая движения транспорта… Тем не менее, приближаясь к перекрестку, машина ГАИ включала сирену, которую легко перекрывал рык неистового Сашика. Откуда в этой, совсем не богатырской, груди умещалось столько децибелов угрожающего регистра, понять было трудно.

Накануне ухода Кочиняна в отставку не наступающему на горло собственной песне Сашику был придан помощник по имени Каро. Каро неизменно обедал в общей столовой, был в меру вежлив, предупредителен, носил под поясом свой черный пистолет и, находясь в машине сопровождения, голосовой активностью не выделялся. Вот, пожалуй, и все, чем запомнился Каро. Но, возможно, особо яркие краски сотрудникам спецслужб и не к лицу, может, они недопустимы по определению. Хотя, извините…

Те, кто видел Мерангуляна (а не видеть его было практически невозможно), должны признать, что тут было на что посмотреть. И чему подивиться. Прежде всего, полному совпадению габаритов охранника со статью Карена Серобовича Демирчяна и почти абсолютному синхрону в повадках телохранителя с телодвижениями охраняемой персоны. Речевой оборот «как тень за хозяином» здесь был бы в самый раз.

Еще больше начинало двоиться в глазах после того, как Мерангулян стал сопровождать своего начальника в машине той же модели, того же цвета, с такими же шторками на заднем стекле и без номера на переднем бампере в знак принадлежности к особо важным персонам супер-руководящего круга. Слабо разбираясь в тонкостях службы безопасности, мне трудно сказать, чего тут было больше: желания сбить с толку вероятных бомбистов или как можно глубже войти в образ всенародно любимого Демирчяна, став таким образом как бы близнецом-братом первого секретаря ЦК. Заметим сразу же, что и в той и в другой версии ничего предосудительного нет. Тем более, когда мастерство перевоплощения из элемента прикладной дисциплины КГБ становится фактом высокого искусства.

Проницательный прищур глаз, паузы, организуемые в разговоре, когда это надо и ровно на столько, на сколько надо, употребление оборотов ядреной рабоче-крестьянской лексики, не говоря уже о технологически оправданной обязанности денно и нощно «состоять при…» дали удивительный результат. С некоторых пор Алик Мерангулян стал похож на Карена Демирчяна больше, чем Карен Демирчян на самого себя в натуре. Говорят, так часто бывает, когда заветы Станиславского воспринимают не как теорию, а как руководство к действию.

Спустя какое-то время охрана Демирчяна пополнилась новыми людьми и что можно сказать, если сравнить их с Аликом Мерангуляном?

Учиться, учиться и еще раз учиться…

Звонок по «ВЧ»: исполнить и доложить!

По установленному чуть ли не со времен товарища Сталина порядку в праздничные и выходные дни приемную первого секретаря ЦК занимал так называемый ответственный дежурный. Их отбирали из числа инструкторов-инспекторов-завсекторов и, согласно утвержденному графику, усаживали у телефонов, самым главным из которых был так называемый «кремлевский» или, иначе говоря, «ВЧ». По нему из Москвы звонили очень важные люди, или из Еревана в Москву, и опять же очень важные.

Аппарат цвета слоновой кости с гербом СССР на корпусе проходил по ведомству КГБ, отчего излучал глубокое самоуважение даже в положении «молча», хотя мало кто мог припомнить, чтоб в приемную дежурному позвонили по «ВЧ». С какой стати? Три таких же аппарата стояли по месту квартирования трех главных лиц республики и, если чего надо, связывались с кем надо не через приемную. Таким образом, аппаратное дежурство по праздникам и выходным было очевидной, но не подлежащей исправлению глупостью. Тогда зачем? А вдруг начнется третья мировая война, всемирный потоп или восстание негров в Америке, а у аппарата в Ереване никого.

Хотя, помнится, в одно из дежурств телефон неожиданно вякнул. Звонил Мгер Мелконян, секретарь ЦК, курировавший сельское хозяйство Армении. Сообщил время вылета в Ереван и распорядился передать в гараж, чтоб послали машину. Поручение было исполнено с высочайшей ответственностью. Но такое, повторюсь, случалось не часто. Однако, считать эти вахтовые высиживания впустую потраченным временем я бы, пожалуй, не стал. Я бы даже назвал это время полезным, если подходить к нему с точки зрения общения с находящимися за пределами Еревана родственниками или просто приятными людьми.

Дело в том, что на телефонном столике в приемной стоял еще один аппарат – прямой междугородней связи. Стоило только приподнять трубку, как на том конце повода тотчас отзывались: «Первая слушает…». (Иногда казалось, что для этого достаточно просто посмотреть на аппарат.) Далее назывался номер телефона любого города страны, не говоря уже об Армении, и следовало молниеносное соединение с отличной слышимостью, что по тем временам было приятным исключением. Говорить задарма можно было хоть до утра.

Более того, «первая», выслушивавшая нас с транслируемым не по чину уважением, так же стремительно соединяла иногородних абонентов и с домашними телефонами, что было очевидным злоупотреблением служебного положения со стороны ответственных дежурных.

…Прошло какое-то время и, работая уже собкором «Известий», я узнал, что под бестелесным «первая» значилась замечательная телефонистка по фамилии Бадалян, соединявшая меня с редакцией на столь же высоких скоростях. Спасибо.

…Удручающий дефицит действующих лиц в данном сюжете объясняется всего лишь их отсутствием в описываемых обстоятельствах. И в самом деле, откуда взяться людям в полуночных коридорах ЦК? Иногда забредал в приемную милиционер с первоэтажного поста, а больше просто некому. Телевидение, если кто не знает, ближе к ночи завершало программы, и что бедолагам-дежурным было делать в приемной главного из главных? Разве что войти в кабинет Первого, подсесть к приставному столику и задуматься о былом и грядущем. О грядущем, признаюсь, думалось лучше.

Ведь именно здесь, в этом кабинете на третьем этаже складывались или рушились карьеры. Здесь, за этим столом, сидели вершители человеческих судеб. Это были разные люди, но все, кто занимал кабинет первого, почему-то пуще всего старались казаться гуманистами. Иногда получалось. Но чаще – как в анекдоте про зайца и медведя.

Медведь говорит зайцу: «Зайка, ну почему ты не хочешь жить со мной в одной клетке? Я ведь добрый, вежливый. Ну конечно, все может быть, иногда я наступлю тебе на лапу, иногда ты мне…»

Совершенно секретно

Повесть о постояльцах третьего этажа была бы неполной, обойди мы вниманием общий отдел, отличавшийся широким функциональным разнообразием. В приданном ему машинописном бюро печатались все выходящие из ЦК документы. В специальном подотделе регистрировались все входящие. В отделе оформлялись повестки к заседаниям бюро и секретариатов с оповещением о дне и часе сбора заинтересованных лиц. В лучшем из сейфов заведующего отделом хранились печать ЦК и личное факсимиле первого секретаря для прикладывания к заслуживающим высокое доверие документам.

Отдел командовал всеми секретаршами, обеспечивал техническую сторону проведения Съездов, Пленумов, Партийных конференций (именно так – с заглавной буквы!) и пр., отвечал за тайну делопроизводства, которая подразделялась на «Секретно», «Совершенно секретно», а также «Особую папку», означавшую высшую степень секретности.

Положить «Особую» на стол доверялось только заведующему отделом, остальные секреты приносили кому надо специально обученный инструктор Мосесов и милая женщина Арпик, некогда секретарша, назначенная впоследствии на более значимую должность. Помимо умения хранить государственные тайны, одним из достоинств Арпик была ее природная сметливость. Ветераны коммунистического труда любят вспоминать, как зав. партотделом ЦК, человек с задатками юмориста в душе, но с выражением вечной мерзлоты на лице, однажды распорядился: «А ну быстренько зови сюда этого придурка…»

Арпик подняла трубку внутреннего телефона и попросила кого надо явиться. А затем и сама была вызвана на ковер.

– Но я же не сказал тебе ни имени, ни фамилии, это же надо так разбираться в кадрах, – удивлялся начальник.

Из действовавших лиц третьего этажа надо бы вспомнить и помощников первого секретаря, которых со временем становилось все больше, и это, конечно, радовало близких и дальних родственников тех, кто мог видеть Первого каждый день, а случалось, даже здороваться с ним за руку.

Спустя какое-то время образцовая служба вознаграждалась назначением на отдельную руководящую должность, но, как известно, ничто на земле не проходит бесследно. Когда многие годы подряд кто-либо по отношению к кому-либо находится в позиции «под рукой», то способность самостоятельно мыслить заметно снижается, а уж о том, чтобы принимать решения, и говорить нечего. Но чтоб за это кого-либо сильно ругали, такого, честно говоря, не припоминаю.

Ненаучная ихтиология

…Гамлет Карапетян курировал пищевой раздел приданных отделу отраслей, вследствие чего в некотором смысле разделял свою часть исторической ответственности за слова товарища Сталина из «Книги о вкусной и здоровой пище». «Характерная особенность нашей революции состоит в том, – указывал тов. Сталин, – что она дала народу не только свободу, но и материальные блага, возможность зажиточной и культурной жизни».

Культуру в данном случае опустим, насчет зажиточной настаивать не станем, но более-менее сытная жизнь в Армении наладилась после массового вброса на прилавки вкусной и дешевой рыбы. Не дать сбиться перспективному направлению пищевой промышленности с партийного курса было поручено Гамлету и вскоре он сумел доказать, что и инструкторы ЦК тоже зря хлеб не едят. Или, точнее, – рыбу.

С Гамлетом мы были накоротке, а ко времени, когда стратегические запасы живой рыбы в Армении стали достигать впечатляющих объемов, и вовсе сдружились. И вот однажды Гамлет предложил, а я с готовностью согласился написать в «Коммунист» что-нибудь ихтиологическое. А дальше получилось вот что.

Карапетян поднял телефонную трубку, набрал главного специалиста объединения рыбного хозяйства и, нисколько не сомневаясь в том, что будет с пол-оборота узнан, сказал:

– Бозоян, о завсекторе ЦК товарище Баблумяне ты, конечно, знаешь?

Главспец с веселящей всех армян фамилией даже обиделся. То есть как это? Каждый специалист, пусть даже не главный, о заведующем сектором ЦК должен был хоть что-то да знать. Если близко и в подробностях, то еще лучше. Незнание в некотором смысле отождествлялось с неуважением к партийным органам, от чего до измены один шаг.

Словами, интонационно, телепатией или как еще, но главный специалист сумел донести все это до Гамлета, после чего последовало «молодец» и следующая реплика.

– Значит так, – с выражением отчеканил Гамлет, – расскажешь все, что о рыбоводстве знаешь, и… – тут Гамлет выдержал, пожалуй, лучшую из всех пауз Станиславского и продолжил: – …постарайся произвести на товарища Баблумяна хорошее впечатление. Желаю успеха.

– Вот видишь, – повесив трубку, хмыкнул Гамлет. – А ты говоришь…

С юмором у Гамлета было хорошо.

Товарищ Бозоян оказался вполне симпатичным человеком средних лет, способным добросовестно выполнить каждое поступившее из отдела ЦК указание, но только не в одном пакете. Сказать о рыбоводстве в Армении все и одновременно оставить о себе хорошее впечатление он не умел. Это был честный ихтиолог. Объективное в науке вступило в нем в противоречие с корыстным в жизни, не позволив раскрыться ни тому, ни другому.

В результате в газете «Коммунист» одной ненаписанной статьей стало больше, а с карьерным ростом славного главного спеца вышла обидная заминка. Что, однако, росту объемов живой рыбы и производимых из нее продуктов не помешало. Тем более что отрасль вскоре возглавил сам Гамлет Арамович Карапетян.

Дело в шляпе

Один из кабинетов второго этажа занимал сектор «Единого партбилета» под управлением Аршака Залиняна. Освоить в полной мере заложенный в наименовании смысл я так и не сумел. Нет, впрочем, уверенности в том, что с этим справитесь и вы.

Аршак Залинян был во всех отношениях выдержанным человеком и слыл большим докой в так называемом «партийном строительстве».

Конечно, было у товарища Залиняна много и других достоинств, но как любил повторять Степан Закарян: «Так, как знает партстроительство Залинян, никто в Армении партстроительства так не знает». При этом Степа понижал свой голосовой тембр до интимных полутонов, закатывал глаза и драматургически точно разводил руками. Попробуй не согласиться…

Звездный час сектора «Единого партбилета» пробил в год, когда в стране начался обмен партийных билетов, в связи с чем отделу организационно-партийной работы потребовалось энное количество молодых, исполнительных и грамотных людей. С хорошим почерком. И чтоб еще проверенных. Вы таких знаете?

Идя навстречу пожеланиям начальства, я предложил на это дело временно не работающую жену своего друга. Неплохая зарплата, плюс магазин, плюс спецталоны, ну и все такое прочее. Получил добро заведующего отделом и привел Луизу Коломниец к товарищу Залиняну, признавшего новую сотрудницу большой околопартийной находкой.

Прошла неделя, другая. Коллега из единого партбилета заметно сник, встречаясь, здоровался впопыхах и смотрел куда-то мимо.

– Чего так? – спрашиваю. – Ужель с обменом непорядок?

– Нет-нет, – категорически отмел версию Залинян.

Так продолжалось еще какое-то время и вот однажды подходит он ко мне, берет под локоток и с большевистской прямотой сообщает о причине душевного дискомфорта. Дело оказалось в шляпе. Но еще и в брюках.

– Скажи Луизе Сергеевне, пусть больше так не делает, у нас так делать нельзя, – мягко объяснил Залинян.

Особенность возложенной на меня миссии складывалась из двух составляющих. Во-первых. Луиза Сергеевна, зная в моде толк, одевалась с той мерой изысканности, которая предполагает отличное знание предмета и соответствующий вкус, и мужское ли это дело – барахтаться в тонкой материи. Второе. Луизе Сергеевне следовало, все-таки, объяснить, каким образом высокая мода пробивает в едином партбилете брешь и надо ли это стране? Взвесив и первое, и второе, я пошел другим путем.

– Знаешь что, плюнь на все и одевайся по-человечески, – с прямотой, не уступающей прямоте товарища Залиняна, сказал я Луизе.

– По-человечески – это как? – спросила Луиза.

– Вот так, например, – показал я на оказавшуюся рядом партийную даму.

– Ну нет… Так у меня не получится. Остальное – в мое отсутствие.

На этом карьера супруги моего друга и завершилась.

А что до обмена партийных билетов, то, как отмечалось в принятом по случаю постановлении Политбюро ЦК КПСС, прошел он в обстановке невиданного морально-политического подъема всего советского народа, завершился строго в установленные сроки, и способствовал дальнейшему единению блока коммунистов и беспартийных.

Каким образом способствовал – не объяснялось.

Ленин с нами!

Тот факт, что в начале восьмидесятых Ленина в Ереване вспоминали уже не везде и всюду, а преимущественно в центральной части армянской столицы, говорит о том, что да, Ереван действительно вошел в число городов-миллионеров. И как бы ни было обидно за Ленина, но ничего не поделаешь: жизнь идет, маленькие города становятся большими, большие – очень большими, затем мегаполисами, и на всех памяти не напасешься.

То ли дело в шестидесятые, когда из Еревана летали только в Москву (зато пассажиров кормили красной икрой), из Москвы в Ереван возили апельсины сетками, с застольной «Эй, джан, Ереван!..» ни один шлягер нынешнего Евровидения и рядом не стоял, а по городу ходили не только трамваи, но и Далулэ, Карабала, а еще раньше – бледнолицый молодой человек с горящим взором и распущенными по пояс волосами. Человек этот напоминал и Христа, и шпиона одновременно. Христа из-за легкой, почти неземной походки – не идет, прямо стелется, а шпиона – по причине непомерно отращенных волос, которые вполне могли оказаться париком. А зачем, скажите, советскому человеку парик, если он, как утверждали в шпионских романах того времени, не собирается прятать под ним секретные карты?

Другое дело, беспрестанно пританцовываший Далулэ и круглосуточно пьяный Карабала – их можно было заподозрить в чем угодно, но только не в измене родине. Что же касается Ленина, то этот товарищ в ряду городских сумасшедших занимал особое место, пусть даже и назывался Лениным не по масштабам содеянного, а из-за удивительного сходства с вождем мирового пролетариата. Причем похожесть обнаруживалась не только в лице, но и в повадках, в манере рассматривать собеседника, держать голову наискосок, резко разворачиваться на месте и бочком уходить в сторону.

Сумасшествие Ленина нельзя было называть немотивированным: помешался он по причине гипертрофированной любви к власти: жаждал видеть ее всегда, днем и ночью, стоять с ней почти что рядом, в результате чего нередко приближался на опасное для жизни расстояние. Как это выглядело в натуре? Рассказываю.

В день заседаний бюро, перед тем как к зданию ЦК на проспекте маршала Баграмяна начинали съезжаться автомобили высших руководителей Армении, у так называемых «верхних ворот», в которые разрешалось въезжать строго ограниченному кругу лиц, летом и зимой, в жару и ненастье, в любую погоду стоял Ленин. В момент, когда автомашина без номерного знака на переднем бампере (знак особой важности!) вкатывалась в ворота, Ленин выдвигался чуть вперед, отводил одну руку за спину и совершал приветственный взмах рукой. Ничего другого – слов, артикуляций, жестов. Милиционеры у ворот верили Ленину как себе. Знали, бросаться под колеса, передавать письма или выкрикивать что-то неприличное Ильич не станет. Чай, не один год тут ошивается…

Между тем в приветственном взмахе руки и едва уловимом книксене членам бюро ЦК особого подобострастия не было. Так равные могли здороваться с равными, и все бы хорошо и прекрасно, если бы приветствие не повисало в воздухе.

Наблюдая за этим в натуре не раз и не два, автор открыл для себя, по меньшей мере, две поведенческие особенности высших руководителей. Первая – способность видеть, но не замечать. Вторая – в любой диспозиции смотреть на нижестоящих сверху вниз. Применительно к нашему Ленину это означало, что если начальник сидел в машине, а Ильич у ворот стоял и потому в чисто геометрическом смысле располагался выше, то тот, кто сидел в лимузине, все равно смотрел на него сверху вниз. Вчера, сегодня, думаю, и завтра. Легко.

…Следы Ленина стали теряться в пространстве в те времена, когда коммунистическая власть начала сходить со сцены, и окончательно исчезли с приходом к руководству новой. Почему она показалась Ленину не заслуживающей того, чтоб как прежде топтаться у парадного подъезда, я не знаю. Словом, Ленин исчез, ну и ладно. Но куда подевались другие? Где они, верные последователи ленинизма, а также Карабалы, Далулэ и другие? Где их искать? Нет ответа.

– Загляни на любой митинг, и ты увидишь – Ленин с нами, – уверенно посоветовал один ереванский друг.

Американский музыкант Ник Кейв как-то заметил: никогда не верь людям в костюмах-тройках, однояйцовым близнецам и тем, кто играет зажигалкой. Мой ереванский друг костюм-тройку не носит, зажигалкой не играет уже потому, что не курит, и совершенно точно не является однояйцовым близнецом. Что же тогда получается?

Тот самый проспект…

...

Танцевать принято «от печки», посему со своего дома под номером 24 и начну. Заложили его в пятидесятых годах прошлого столетия, а заселяли поподъездно – по мере решимости новоселов въезжать в квартиры без толком отлаженного водо-, тепло– и электроснабжения. Спустя лет пять, а может, и шесть, все три подъезда этого скроенного по сталинской архитектуре дома, выросшего рядом с родильным, были заселены, после чего можно было осмотреться на местности.

Среда непосредственного обитания, а если шире, то и вся расположенная в пределах Проспекта действительность, представляла собой зрелище скучное и убогое. Неправдоподобный для сегодняшнего поколения ереванцев бытовой дискомфорт вполне гармонировал с унылым пейзажем за окнами дома номер 24, который по сравнению с другими был все-таки еще ничего, поскольку периодически становился достопримечательностью Проспекта, и вы ни за что не угадаете, почему.

Объясняю. Потому, во-первых, что потолок расположенного под ним магазина «Воды» был со страшной художественной силой расписан под знойное ереванское небо, а неповторимой «крем-содой» и другими прохладительными напитками торговала, как сказали бы сегодня, секс-дива по имени Арпик. И это тоже во-первых и даже, извините, более того.

Желающие попить лимонаду под нарисованным ереванским небосводом вдруг повалили косяком. Задерживались они в магазине подозрительно и подчас вызывающе долго.

Получается, красота не только спасала товарооборот, но и позволила мгновенно вывести магазин в лидеры продаж фруктовых соков, минеральной воды, а затем и пива. Последнее, однако, самым решительном образом сказалось на санитарном состоянии подъезда номер один, вследствие чего парадная дверь в него была заколочена, но почему-то на многие десятилетия вперед.

К тому времени неувядающую Арпик перевели на отстающий участок – в магазин «Соки – воды» по тому же проспекту, но рядом с популярным кафе «Козырек». Таким образом, дом номер 24 по проспекту, надо ли повторять имени кого, лишился былой привлекательности, хотя, как известно, ничто в природе не проходит бесследно. Пока то да се, в третьем подъезде дома 24 выросла и однажды проснулась безусловной красавицей наш друг и соучастник дворовых забав Лаура Варданян. Опуская дальнейшие подробности, скажу, что знакомства с «Арменфильмом» ей, ясное дело, было не избежать, однако жизнь Лауры в самом массовом из искусств оказалась скоротечной, и я не берусь сказать, кому от этого повезло больше. Но мы об этом не будем.

Здесь, однако, необходимо соблюсти справедливость и не ставить знак равенства между «фабрикой звезд» и обычным жилым домом под номером 24. Хотя считать его обычным не допускало положение некоторых в буквальном смысле ответственных квартиросъемщиков таких, например, как секретарь ЦК, военный прокурор Армении, руководители ряда трестов, главков или начальники политотдела армии, посменно проживавшие в предоставляемой на казенных началах квартире. Прежде чем выйти, наконец, на оперативный простор родной улицы, назову нескольких старожилов своего дома: Нерсесяны, Асцатряны, Бегларяны, Газаряны… – все во втором, а некоторые уже и в третьем поколении. Дай вам Бог!..

…Если въехать на Проспект со стороны крытого рынка, оставить за собой музей современного искусства и повернуть затем налево, то окажемся мы на Маисян – в некотором роде довеске к Проспекту, мало чем примечательном, если бы на этой тихой неприметной улочке не находился ОРУД (Отдел регулирования уличного движения) – предтеча современного ГАИ. В отсутствие светофоров даже на главной магистрали Еревана значимость регулировщика тех лет была сопоставима с мифологическими персонажами уровня легендарного Дедала или его сына воздухоплавателя Икара.

Если кто Вардгеса видел, тот не забудет никогда. Этот, то ли старший, то ли младший сержант чаще всего стоял на пересечении Проспекта с улицей Баграмяна, но слово «стоял» здесь самое неудачное. Показывая, кому куда ехать, где и сколько ждать, Вардгес исполнял что-то наподобие танца с саблями, а когда надо, то и маленьких лебедей одновременно. Это был гимн правопорядку, триумф воли и справедливости, трепетный, как песня о Буревестнике, порыв вдохновения, и плевал он на то, что по Проспекту тех времен проезжало от силы с полсотни автомобилей в час. Словом, это был Вардгес, и если рядом кого-нибудь поставить, то единственно – милиционера Андрея. Но впопыхах об Андрее нельзя.

Теперь, чтоб не бегать по Проспекту как попало, пройдем от Маисян чуть дальше, к аптеке с неизменным номером 10, перейдем улицу в неположенном месте и войдем в комиссионный магазин, если он по-прежнему на своем месте. Если же нет, то Бог приватизаторам судья.

Комиссионка на проспекте была не столько объектом специфической торговли, сколько рассадником неподобающего нашему человеку образа жизни, вследствие чего в слегка переносном смысле могла быть приравнена к антисоветским подрывным центрам. Где еще наш непростой советский человек мог пообщаться с разнообразным западным ширпотребом: от американской шариковой ручки до голландского «Филипса». О джинсах «Левис» и сигаретах «Мальборо» я уже не говорю.

Личное знакомство с продавцами комиссионки было для многих ереванцев не менее значимо, чем с директором Дома кино, певцом Жаном Татляном или, скажем, начальником отдела виз и регистраций Министерства внутренних дел. Строгие лица родоначальников комиссионной торговли запоминались, можно сказать, на всю жизнь и одно из них, задумчивое и чистое, всплыло недавно в далекой Америке.

…Гаго распрощался с Ереваном лет двадцать тому назад. Обустроился на мичиганщине, открыл ювелирный магазин. Живет – в ус не дует. Встретил его у общих знакомых-армян.

– Ты по профессии кто? – выясняя статус, напрягся Гаго.

– Журналист. А ты?

– А я – спекулянт!

Ввожу в курс дела. С юных лет и до убытия в зрелых годах в Америку Гаго одевал, обувал и услаждал предметами эксклюзивной роскоши всю ереванскую знать.

– Хочу зажигалку «Ронсон». Золотую, с брильянтовой россыпью на корпусе, – говорил, к примеру, какой-нибудь полковник из борцов с расхитителями социалистической собственности. Гаго тотчас срывался в Москву и немедля привозил что угодно для души.

Основу его клиентуры составляли лица из верхотуры законодательной, исполнительной, судебной власти Армении и, конечно, деятели коммунистической партии, всегда руководившей и во всем направлявшей. В силу чисто профессиональной осторожности называть их Гаго не стал, заметив только, что в те годы они были известны даже детям младшего школьного возраста.

Заказов хватало, первопроходец отечественного челночного бизнеса трудился, не покладая рук, однако роль придворного снабженца стала ему надоедать – захотелось чего-то своего, не зависящего от КРУ, ОБХСС исполкома Ереванского городского совета депутатов трудящихся.

– А правда ли, – вспоминал Гаго о близком, – что дефицита в Армении больше нет?

– Чистая правда.

– Ив Москве?

– В Москве – тем более.

– То есть все это (рука с «Ролексом» на запястье прошлась по собственному облачению) можно свободно купить?

– Легко.

Гаго задумался, умолк. Кажется, ему стало грустно.

…Вторую (или первую?) половину Проспекта пятидесятых можно было считать культурно-просветительской зоной главной магистрали столицы. Здесь, под сенью Матенадарана, располагались: консерватория с магазином «Ноты» под боком, кинотеатр «Напри», Армянский дом работников искусств (АДРИ) с причитающимся жилым домом, гастрономом «Артистический» и богемным кафе «Сквознячок» соответственно. К гуманитарной сфере с некоторой натяжкой относилось и студенческое общежитие.

Таким образом, первая (или вторая?) половина Проспекта не только представляла, но и в известном смысле формировала художественно-интеллектуальную элиту ереванцев, а если шире, то и всей Армении. Достаточно посмотреть на мемориальные доски с именами наших корифеев на стенах жилдома АДРИ, и это будет тот случай, когда лучше вспомнить и посмотреть, чем посмотреть и вспомнить. А вот в шестидесятых годах прошлого столетия можно было просто смотреть. Прохладными летними вечерами по Проспекту фланировали Ерванд Кочар, Гегам Сарян, Ованес Шираз, другие знаменитости и что для нас, тогдашних студентов, особенно актуально, ректор Ереванского Госунта, академик Нагуш Арутюнян с компанией, не проходившей мимо магазина «Соки – воды» периода секс-дивы Арпик. Наблюдательных студентов это, в частности, убеждало в том, что и академикам ничто человеческое не чуждо.

Эти близко знавшие друг друга люди обычно следовали параллельными курсами, а когда встречными, то вежливо приподнимали шляпу и галантно раскланивались. Нередко и разговор заводили, но в таком случае следовало отойти в сторонку – следом, безостановочно и неудержимо, волна за волной накатывались другие участники большого ереванского променада.

Тогда-то и вошла и долго не могла выйти из моды странная манера ходить по улицам под руку, прижимаясь другу к другу крепко и неразрывно, изображая, очевидно, единение вокруг всего, что на каждый исторический момент будет угодно изваянию под именем Монумент. Всезнающий, всевидящий и всемогущий, он парил-возвышался над Проспектом, как бы подтверждая, что «каждый день и каждый час Сталин думает о нас». Убрали бессмертного втихую: проснулись однажды ереванцы, а постамент – пуст. И стоял он так, нелепо и глупо, как салют средь бела дня, покуда не взошла на пьедестал, непоколебимая и теперь уже на все времена, Родина-мать.

…Если не год и не два, а многие годы каждым утром выходишь на свою улицу и идешь по ней, то всех знаешь в лицо и это, скорее всего, взаимно. Одно плохо: узнавание есть, а продолжения, чаще всего – никакого. Тут я сошлюсь на Валентину Лелину, поэтессу из Санкт-Петербурга, написавшую о своем городе очень хорошую книгу. Итак, то, о чем, завершая заметки, автор хотел сказать своими словами, но нашел получше.

– Один петербуржец, – пишет Валентина Лелина, – рассказывал, что однажды вдруг заметил, что каждое утро он с одними и теми же людьми ждет на остановке трамвая, потом с одними и теми же людьми от станции метро «Купчино» доезжает до «Горьковской» и в одно и то же время в подземном переходе встречает лейтенанта медицинской службы. Он осознал это, когда заметил, что тот стал старшим лейтенантом. А потом – капитаном. И уже хотелось остановить его и сказать: «Друг, поздравляю! Сколько лет мы каждое утро встречаемся в этом переходе…» Но он так и не сказал. И странно это, и грустно, – пишет Лелина.

И поучительно тоже, полагает автор. Во все времена, даже нынешние.

Прощание с Марией

...

Вову в Ереване любили и взрослые, и дети: первые за добрый нрав и послушание, вторые, просто за то, что слон. И те, и другие приходили к нему с гостинцами: булочками, конфетами, яблоком или просто краюхой хлеба. Надо ли говорить, что у загона висела табличка с предупреждением не кормить, не поить и не подходить близко. Понятно и то, что и кормили, и поили, и трогали руками. Предположить, что слон возьмет да съест подсунутую гадость, было сложно еще и потому, что Вова брал на хобот не все, что попало, а лучшее, чем заметно отличался от поклонников советского общепита. А еще не переносил слон алкогольный дух, но здесь один нюанс. Он в том, что за Вовой смотрел человек, скажем так, к водке неравнодушный, но это, как ни странно, не помешало русскому человеку жить в Армении с индийским слоном душа в душу, и время от времени философствовать о том, сколько этот, условно говоря, меньшой брат, мог бы принять вовнутрь, если бы согласился стать третьим.

Но вот случилась неожиданность. Однажды утром Вова встал не с той ноги. Такое бывает и с людьми, но в случае со слонами это, согласитесь, сложнее. Взбунтовавшийся Вова никого к себе не подпускал, никого не слушал, а выбил могучим плечом дверь и вышел за ограду. Отчего он взбрыкнул, никто не понял, сошлись на том, что по весне без дамы сердца у гиганта секса взыграли гормоны. Очень может быть, бывает не только со слонами…

Удержать слона за оградой не получилось. Вова, словно зная, куда держать путь, вышел за ворота зоопарка и твердой поступью двинулся в направлении Еревана. По большому (как в буквальном, так и фигуральном смысле) счету он никому не мешал: автомобилей не переворачивал, не вырывал с корнем деревья, редких пешеходов не давил.

Понятно, что первыми всполошилась ГАИ. Оттуда передали по цепочке – снизу вверх. Наверху, как известно, самые умные, но те, которые еще умнее, и это тоже известно, на самом верху. Конкретно – на улице Барекамутян – так в те времена назывался проспект маршала Баграмяна. В ЦК к сообщению о ЧП отнеслись ровно так, как сегодня отнеслись бы к сигналу о несанкционированном шествии – дали команду пресечь. Но и тогда, и сегодня сказать легче, чем сделать.

Получив команду, стали думать: как? Взять слона за бивень и развернуть на сто восемьдесят градусов? Хотел бы я посмотреть на такого смельчака. Возвести на улицах баррикады? Разнесет к чертовой матери. Вызвать пожарников? Позвали. Но холодный душ Вову только освежил. Кого звать еще? Правильно, армию. По команде сверху, где, как мы знаем, все поголовно умные, пригнали бронетранспортер, и стальная махина двинулась на слона.

Вову свалили со второй попытки – БТР подал назад, разогнался и протаранил животное. Затем взгромоздился на тушу и отутюжил животное до самой смерти. Одна из самых страшных картин моей памяти: многотонную машину покачивает от вдохов-выдохов угасающего слона, а в ушах его предсмертный стон, как последняя песня индийского гостя. Усыпить животное ни в какую умную голову почему-то не пришло, а вот усмирить броней – сработало сходу. Армения вам все-таки не Голландия, где даже мышей ловят необычными мышеловками: грызуны в них не погибают – мышек затем вытаскивают и отпускают на волю. Немного странно, зато гуманно.

Теперь, отдав долг памяти Вове, я возвращаюсь к Маше, которую, к сожалению, лично не знал, но много слышал: привезли из Москвы, из театра Дурова, было ей двадцать два года – это на десять лет старше слона по имени Грант, которому понадобилась подруга жизни. В разнице лет нет ничего особенного – практикуется не только в мире зверей. Говорят, отношения двух гигантов складывались вполне благоприятно, а что произошло дальше, опять темный лес. Большое, особенно если речь о героях заметки, видится на расстоянии. Найти причину случившегося и сделать так, чтобы Армения не уподоблялась кладбищу слонов, задача специалистов. Но вот первое, что приходит даже в дилетантскую голову. И в том, и в другом случаях слоны долгое время в неволе жили без пары, а спустя недолгое время после бракосочетания погибали. Понятно, что покупать слона и слониху в комплекте дороже, но ведь терять еще дороже.

Впрочем, в Армении слонам не везет не только в жизни, но и в искусстве, которое тоже отражение жизни. Ведь как дело было? Задумав фильм «Солдат и слон» режиссер Дмитрий Кеосаян решил, что слон, которого по дорогам войны из поверженного Берлина ведут в Ереван, должен погибнуть, и это один к одному укладывается в наше крепнущее представление о судьбе слонов в Армении. Однако в споре между правдой жизни и отношением к ней киночиновников победило второе, в результате чего концовка кардинально изменилась: слон в полном здравии и прекрасном настроении вступает в Ереван аккурат 9 Мая, в день нашей победы над фашистским захватчиками.

И наконец, последнее. Задумывались ли вы, почему слонам в Армении дают неармянские имена: Вова, Маша и даже опять оставшийся без дамы сердца Грант (Грант ведь, строго говоря, тоже имя не армянское, хотя уже давно признается нашенским). Короче, раз уж со слоновьей ономастикой фатально не везет, может, попробовать иначе. Но это уже так, к слову…

Рынок на проспекте

Крытый рынок в Ереване, как и в большинстве других городов мира, начинался с открытого и представлял собой обыкновенный базар. Как по форме, так и по содержимому. О последнем чуть ниже, а пока небольшая прелюдия к истории вопроса.

В пятидесятые годы прошлого века главное ереванское торжище размещалось ровно на том месте, на котором сегодня стоит кинотеатр «Россия». Этот фрагмент города представлял собой покрытый пылью, измученный зноем (если речь о лете) и грязный во все времена года (какой асфальт, какие тротуары?!) пустырь. Впрочем, поздней осенью, зимой и ранней весной базар работал в половину, а то и в четверть силы: торговали-то в основном свежими овощами и фруктами (какие тогда видели парники, какие теплицы?!), к осени они кончались, и продавать дальше было почти нечего. Зато летом!..

Базар давал о себе знать с утренними петухами – ревом, криком и скрипом. Ревели буйволы, кричали погонщики, скрипели телеги. Звуковую палитру разбавляло блеяние овец, прогоняемых по улицам города (каким бы он тогда ни был, но все равно столица) прямиком к мясному ряду, где, разминаясь, точили ножи мясники. Впрочем, тут кому как нравилось – барана можно было брать и живьем: дотащить на веревочке до дому, подержать, сколько требуется, на подножном корму и в нужный час произвести заклание. Где-то к полудню, когда ереванские хозяйки шли за провизией – мужчины в то время домашними делами не занимались – на базаре уже все было расставлено, разложено, разлито.

Тут бы в самый раз вставить: «прилавки ломились от…», но сказать так автор не имеет права по той простой причине, что прилавков, как таковых, не было вовсе. Вся снедь раскладывалась либо на земле, либо находилась в свисающих с мулов, верблюдов, или лошадей хурджинах: картошка-моркошка, зелень-мелень, персики-мерсики, виноград, хурма-бастурма, сыр-мыр, рыба… – все свежее, первозданное, не тронутое нитратами – о них даже не слышали. С кувшином на плече: «Холодная ереванская вода!» носились по базару звонкоголосые мальчишки. Вода была и впрямь холодной, натурально ереванской, и, само собой, лучшей в мире.

Торговались вдумчиво, не спеша, со знанием дела обеими договаривающимися сторонами. Сбить цену без достаточных оснований было непросто, но и обдурить тертого покупателя – тоже не каждому удавалось. Голосистые хозяйки круг за кругом обходили ряды, краем глаза подмечали смену настроений несговорчивого торговца, а под конец, с набитыми под завязку кошелками, подваливали еще раз, по касательной, как бы напоследок.

– Ну как?…

Слабонервные не выдерживали:

– Да бери, чего уж…

На одну чашу весов летят две-три курицы (сложенные ножки цвета свежего меда стянуты бечевкой), на другую кладутся-убираются гири, пока носики весов, попрыгав вверх-вниз, не уткнутся друг в дружку, зафиксировав окончательный вес. Затем хозяйка возьмет животрепещущую связку (куриные головки обреченно свисают вниз) в руки и пойдет своей дорогой.

Специально для тех, кто с детских лет наблюдает кур исключительно в заводской упаковке и думает, что так было всегда. Ничего подобного. Птицу в былые времена покупали только в живом виде. Перед готовкой отсекали голову, тушку опускали в ведро с кипяченой водой, тщательно ощипывали, оставшийся пушок подпаливали на огне, затем курицу потрошили, промывали, после чего, наконец, отправляли на плиту. Вот такая технология. Правда, в некоторых случаях забить птицу, барана и другую живность можно было и на рынке, что превращало окружающую среду в большую зловонную яму, но на это в буквальном смысле плевали все. Включая верблюдов.

Впрочем, плевали не только на это: на пол, на улицу, в подъезде своего дома, если он был, и чужого, когда своего не было. Ереван тех времен представлял собой, мягко говоря, неопрятный, а если не мягко – убедительно грязный, редко когда убираемый город, в котором воспетые поэтом воды арыка бежать как живые никак не могли. Из-за их забитости мусором, главным поставщиком которого и был базар на месте кинотеатра «Россия».

Построить новый, но такой, чтоб поразил всех, задумали только в середине пятидесятых, а вскоре и впрямь построили. То, что получилось, удивило больше, чем можно было ожидать. Получился почти дворец, замечательный по архитектуре и удобный по функции. Описывать его необходимости нет – каким он был, таким, в общем, и остался. Крытым рынком на Проспекте. Но вначале просто «Крытым», поскольку других не было и в помине, а когда стали появляться, начали говорить так: «Крытый рынок на Проспекте». На каком – тоже без уточнений. Да и сегодня, когда проспектов много, для старых ереванцев он по-прежнему один: проспект Сталина, потом Ленина, теперь Маштоца, а для себя, для внутреннего пользования: просто Проспект. Ни Сталина, ни Ленина, ни даже Маштоца.

Крытый на Проспекте интересен не только сам по себе и не только как впечатляющий натюрморт из продукции родных полей, садов и рек. Он интересен и как объект повышенной взяткоемкости для тех, кто любит большие деньги. Можно сказать, сопоставимые с доходами руководящего состава ОБХСС, боровшегося за сохранность социалистической собственности и чистоту рыночных отношений. Кто помнит те времена, спорить не станет.

Директорам рынков текло в карманы отовсюду: за оформление неколхозной продукции как колхозной и перепродажу уворованного с колхозных полей под видом урожая с приусадебных участков; за место в торговых рядах (неплохое – хорошее – очень хорошее – лучшее!); за исправные весы; за разрешение оставлять нераспроданные остатки в холодильнике, чтоб к завтрашнему утру не сгнили; за право торговать на подступах к рынку; за продажу втридорога продуктов, взятых из магазина государственной торговли и т. д. Помножьте нехилую таксу за грубейшие нарушения соцзаконности на количество мест, количество мест помножьте на каждый день в году («а годы летят, наши годы, как птицы летят…») и вы поймете, почему с такой хлебной должности по собственному желанию никто не уходил.

Хотя вру, уходили. Случилось это на другом рынке, по соседству с ГУМом. Ушедшего в отставку начальника городского УГРО Михаила Есаяна послали туда на усиление. Подтекст назначения был прост: наведи порядок, но и себя, конечно, не забывай. Порядок, между тем, начинался не с базара, как раз с тех высоких кабинетов, где утверждались назначения, но носить туда положенное Есаян не захотел. В этом смысле он и вправду себя не забыл. Настоящий полковник. Другие подобные случаи из летописи Управления рынков Министерства торговли Армянской ССР автору не известны.

…Сегодня рынков в Ереване много, но был в его новейшей истории период, когда и весь город – как один большой базар. Прошло и это. Осталось то, что должно оставаться и стоять. Крытый рынок на Проспекте в их числе.

Трибуна

Там, где стоял он, а под ним в установленном порядке располагались они, сегодня пустое место. «Он» – это памятник Ленину. Располагавшиеся в установленном порядке «они» – главные руководители Армении и другие официальные лица. Место действия Ереван. Точнее – площадь имени Ленина. Еще точнее, правительственная трибуна: центральная и еще две по бокам – пониже, как по геометрии, так и по рангу.

На центральной стояли члены бюро ЦК и почти равные им кандидаты в члены. На боковых – министры и заведующие отделами ЦК, по должностному положению превосходившие членов правительства. И те, и другие места на трибунах занимали не абы как, а строго по субординации: первое лицо – посередине, второе по правую руку первого, третье – по левую. Дальше опять по ранжиру, где каждый знал свой шесток, и как ни косись на соседний, шаг влево, шаг вправо считался покушением на чужое и пресекался на месте.

На площадь, по которой в дни Первомая и седьмого ноября каждого советского года проходили демонстрации трудящихся, все вместе смотрели сверху вниз. Трудящиеся, в свою очередь, держали перед глазами не столько трибуну, сколько ручные часы, предвкушали скорое застолье и потому выглядели весело и бодро. А на всех разом: членов, околочленов, министров, завотделов, демонстрантов с высоты своего как в буквальном, так и переносном смысле положения смотрел он, Владимир Ульянов-Ленин.

Памятник Ленину с примыкающей к нему трибуной поставили вскоре после войны. К тому времени на площади (надо ли говорить, имени кого?) уже стояло здание Совета министров, а все остальное, сложившееся затем в единый таманяновский ансамбль, либо строилось, либо достраивалось. Что же касается главной трибуны республики, то она была сделана из гранита и, если не говорить о функции, представляла собой истинное произведение искусства. Речь прежде всего о тончайшей вязи на карнизах, исполненной с таким мастерством и изяществом, будто кружева вырезались не зубилом по граниту, а ножом по маслу.

Ереванцы тех лет могли видеть это чудо собственными глазами. Под навесом у памятника долго раздавался перезвон молоточков – это резчики по камню отсекали от него все лишнее, а что оставалось, можно было смело нести в музей. Такие орнаменты увидишь разве что на хачкарах, да и то не всегда.

После того как трибуну передали на вечное, как тогда казалось, пользование, на ее фронтоне решили выбить еще и флаг Армянской ССР, в связи с чем ее опять ненадолго закрыли, и только после этого объект окончательно сдали в эксплуатацию.

Два слова из практики эксплуатации объекта. В отличие от многих своих собратьев он был всегда чист, ухожен и свеж. В тыльной части памятника можно было видеть небольшую железную дверь, где держали необходимый уборочный инвентарь, по праздникам его выносили, а в комнатке ставили телефон правительственной связи и входить туда могли только избранные.

В парадные дни вся прилегающая к площади территория блокировалась поставленными поперек улиц грузовиками, а для проезда автомашин со спецпропусками (хотя правительственные автомобили можно было различить за версту по отсутствию на переднем бампере номерного знака) оставлялись один-два коридора. К приезду первого лица младшие товарищи уже гуртовались за широкой спиной Ильича – ждали, пока первый совершит традиционный ритуал: подойдет, поздоровается с каждым за ручку, поздравит с праздником. Затем направится к трибуне и все гуськом потянутся следом.

Человек, оказавшийся в такой компании впервые, наверняка обратил бы внимание на одинаковость в выражениях лиц и очевидную идентичность в прикидах. Что из чего вытекало, автору сказать трудно, скорее всего, одно предполагалось другим, образуя единство формы с содержанием.

В обычные дни у памятника дежурил милиционер, однако, в отличие от мавзолея Ленина в Москве, в Ереване к трибунам подходить разрешалось, пусть даже особого желания «себя под Лениным чистить» что-то не наблюдалось. К тому времени «ум, честь и совесть нашей эпохи» проходил больше как герой анекдотов, нежели всеми почитаемый вождь. Между тем, в жизни порой случалось и похлеще анекдота.

Из воспоминаний очевидца. Когда в годы войны в одну из белорусских деревень вошли немцы, они решили разрушить памятник Ленину, но тот оказался крепким орешком. Тогда поступили иначе: голову вождя отбили, а туловище оставили. Прошло время, оккупантов из села прогнали, и недоразрушенный памятник надо было восстанавливать. Отсутствующую голову заказали в областном центре: сняли мерку, послали образец камня, и все прочее, но, как часто бывает, забыли сказать главное. И вот настал час открытия: цветы, аплодисменты, речи, с памятника стаскивают покрывало, оркестр… Но воспринимать происходящее всерьез мешает какая-то чертовщина: все, вроде, как положено, но в чем-то то ли недобор, то ли, напротив, перебор…

– Так у него ж и так на голове кепка есть, – перекрестилась сметливая колхозница.

– Ну и правильно, – зыркнул сердитым глазом сельсоветский начальник.

– А тогда зачем вторая, которая в руке? Запасная, что ль?…

…Ереванского Ленина скульптор Меркуров выковал без кепки не потому, конечно, чтоб свести к минимуму риски, а из чисто творческих побуждений.

Если отвлечься от идеологических мотивов, то надо признать – этот памятник один из лучших в своем роде во всем бывшем СССР. Но все равно символом Еревана он не был и не мог стать никогда, так как являлся выкованным из меди официальным лицом и родоначальником коммунистической партии и советского государства. За свою долгую жизнь на площади имени самого себя он видел многое: парады (еще те, когда генералы объезжали войска на конях), демонстрации, когда люди еще отзывались на призывы с трибуны, а потом перестали и вместо них стали крутить фонограмму, видел бесконечную смену фигур на трибуне под собой, и еще разное всякое, происходившее на главной площади столицы.

Но все, что имеет начало, имеет и конец. В один несчастный для памятника день его снесли, трибуны под ним тоже потеряли смысл и были убраны, и там, где все это стояло, образовалось ровное место. Вначале оно коробило память и смущало глаз. Потом людям стало казаться, что так даже лучше – без идолов из меди и трибун из гранита. Во всяком случае, для глаза. А что касается памяти, то уже выросло поколение, которому по данному случаю и вспоминать нечего.

Единственное, что смущает до сих пор – куда подевались капители и карнизы с уникальными орнаментами? Но это уже другая история и другое дело. Возможно, уголовное.

Человек на «зебре»

Прилетая из Москвы в Ереван «Аэрофлотом», с недавних пор пролетаешь над Турцией, и это, как любят нынче повторять, «вызывает неоднозначную реакцию». Причем не только по отношению к Турции, но и к Грузии тоже, закрывшей свое небо для российских самолетов и одновременно сдирающей бешеные деньги за армянский транзит по своей благословенной земле. Таким образом, если исходить из транспортной логистики, создаются реальные предпосылки для уравнивания во вредности как соседа с севера, так и соседа с юга. Что несколько странно, поскольку неугомонный вождь грузинов является армянским орденоносцем, в то время как правитель Турции – пока еще нет. Ну да ладно… Теперь о более приятном.

Сенсация, всколыхнувшая многомиллионную армянскую диаспору, частично подтвердилась: орлята учатся летать, ереванцы пробуют ходить по правилам, а водители перестали давить пешеходов в тех случаях, когда этого не позволяют светофоры. Почему сенсация достоверна не полностью, а лишь отчасти? Потому что Ереван – это не только центр города, но и все остальное, где опять же ходят пешком и ездят на машинах, но все еще без правил. Тем не менее, изменения к лучшему в общем и целом просматриваются.

Причину происходящего одни видят в особой избранности этноса, уходящей корнями в глубины национальной культуры и не учитываемой до последнего времени инспекторами ГАИ. Кто-то связывает происходящее с благоприятными лунными днями текущего года. Другие, большей частью профессиональные скептики, считают, что метаморфозы вовсе не от возрастающей сознательности граждан, а от впечатляющих размеров штрафов.

Спешу присоединиться к скептикам, чтоб обратить их внимание на общеизвестное. Во всем мире, включая самые развитые страны Старого и Нового света, вначале был страх наказания, расставания с деньгами в том числе, и только потом начиналась сознательность. В том, что у нас этот механизм включился с большим опозданием, никто кроме нас не виноват. Пройдет какое-то время, вежливость между участниками дорожного движения станет функционировать в автоматическом режиме и у нас, а с отдельными нарушителями правил дорожного перестанут дружить девушки. О них, о девушках, чуть потом, потому что автор еще не сказал главного.

Являясь в течение минувшей недели полноправным участником дорожного движения в городе Ереване (преимущественно в статусе пешехода), автор вместе со всеми замирал перед красным светом, но с некоторым опозданием шел на зеленый. Вы спросите – почему? Причина заминки: автор тупо пытался постичь непостижимое: ереванцам начинает нравиться быть законопослушными. Стоя на переходах, они терпеливо, но гордо, с достоинством несут крест цивилизованных граждан, доказывая себе и миру, что переходить улицу, как в Париже, Мадриде, Милане, могут и они. Что переходящая как красное знамя из поколения в поколения байка о немцах, застывающих в три часа ночи перед красным светом на безлюдной и безмашинной улице, никого уже не колышет, так как и «сами с усами».

И вот еще одно: антагонизм между пешеходами и водителями никуда не делся, а просто перешел в скрытую форму. Посмотрите, как, подчеркнуто не торопясь, шагают по «зебре» те, кто еще вчера уносил ноги от наезжающих на них нахрапистых и мощных лошадиных сил. А теперь, водитель, извини, теперь, друг любезный, не дергайся, подавись клаксоном и знай свое место. Отольются кошке мышкины слезы!

Возвращаюсь к девушкам, оставленным, если вы помните, на потом. Надо иметь крайне ограниченное зрение, чтобы не видеть: женская половина населения Еревана продолжает набирать солидный физический вес в сочетании с чарующей красотой лица, вынуждая диетологов ломать голову над проблемой единства противоположностей. Это с одной стороны. С другой – ереванские красавицы перестают быть «вещью в себе» и решительно склоняются к мирной общественной деятельности, находя себе место в бизнесе, за рулем автомобилей, а также ресторанными столами. Последнее начинает принимать впечатляющие масштабы, но и тут имеем случай, когда не место красит человека, а человек место, если этот человек женщина.

Пожалуй, более всего автора заинтриговала четверка незнакомок, зашедших по случаю в ресторан «Мимино» (это рядом с Домом радио) перекусить, но нельзя сказать, чтоб абсолютно всухую. Дамы уверенно назвали любимое вино, заказали к нему правильную еду и еще раз доказали миру, что в женском застолье главное не вино и не закуска, а способность громким боем и со скоростью автомата «Калашникова» говорить милые глупости.

Отпив вина, вероятно достойного, отмеченные дамы перешли к обсуждению некой особы, которую назвали «в высшей степени изысканной сволочью». Чуть позже стало ясно, что она держит двух котов под именами «Виски» и «Сода» соответственно и живет по формуле: «Я лучше буду рыдать в «Роллс-ройсе», чем радоваться жизни верхом на велосипеде». Когда, дыша духами и хинкалями, дамы, так ничем не обозначившие свою политическую ориентацию, расселись в нехилые машины и лихо взяли с места, стало ясно – жизнь удалась! И слава Богу!

Не лучшее все-таки это дело – отдаваться (сугубо в переносном смысле) на городских площадях что первому, что не первому президентам, в то время как дома скучают дети да муж. Не говоря уже о кошках. Тем более, когда их две.

СТРАНЫ

Бонжур, мадам – пардон, месье…

«Пардон» в Лозанне так же органичен, как «мерси» в Нубарашене. На этом гармонии конец, потому что дальше начинается дисгармония. Дальше происходит вот что. Человека со стороны удобно сглаженная жизнь с аккуратно срезанными углами часто приводит к пресыщению прекрасным, как если бы привыкшего к гречневой каше вдруг начали кормить вишней в шоколаде. Не то чтобы невкусно – диета не та. Но попробовать можно. Вот и автор попытался поставить себя на место среднестатистического швейцарца и увидеть, что из этого получится. Во всех случаях получается вкусно, но иногда получается пресно.

Нет, не привыкли мы с утра до поздней ночи, изо дня в день, из месяца в месяц, из года в год – всю сознательную жизнь делать так, чтобы удобно было не только себе, но и другим. Чтоб, пересекаясь взглядами, улыбаться; поддев крутым плечом, говорить «пардон»; выгуливая любимое животное, собирать в мешочек продукт его жизнедеятельности; обслуживать, не лакействуя, и понимать, что угождать можно и для собственного удовольствия.

Странная это страна – Швейцария. Вот в Нью-Йорке за сто долларов можно купить половину модного мобильника, в Москве – лишь десятую его часть, а здесь и того меньше. Хотя мобильники здесь есть у всех. Швейцария очень богатая страна, где умеют отдыхать, не суетясь, делать деньги (хватит работать, пора зарабатывать!) и экономить на всем (экономика должна быть экономной!). Можем ли мы себе представить сразу четыре мусорных ведра в каждой кухне и самих себя, увлеченных сортировочным процессом: пластик – отдельно, стекло – отдельно, бумага – отдельно, собственно отбросы – тоже в специально предназначенное корыто. И так изо дня в день, из месяца в месяц, из года в год – всю сознательную жизнь. Очень практично, но немного скучно. Однообразие от того, что оно осмысленно, однообразием быть не перестает.

– То, что Швейцария страна неторопливая, известно всем, – утверждает швейцарская журналистка Маргрит Шпрехер, написавшая книгу о жизни коллег из радиостанции DRS-2. – В редакциях, офисах, бюро и прочих присутственных местах царит порой противоестественное спокойствие. Пришлось мне из московского офиса одной крупной российской группы компаний попасть в швейцарский офис этой же группы, – рассказывает дальше Маргарит Шпрехер. – Разница была как между небом и землей: в Москве летали клочки по закоулочкам, в Цюрихе меня встретила полная нирвана. Понятно, что сами по себе торопливость или спокойствие еще ничего не означают, и все же, все же…

Рассказывают, что живя в швейцарской гостинице, Толстой обнаружил, что местному населению не было абсолютно никакого дела ни до него самого, ни до России, что жизнь здесь наполнена иным смыслом, и тогда он сел за фортепьяно и вызывающе громко сыграл «Боже, царя храни».

Прожив в Швейцарии два с лишним месяца, выносить заключение о национальном характере, конечно, несерьезно, но почувствовать загадочность «швейцарской души» можно. Откуда безмятежная убежденность в том, что все шло, идет и будет идти своим путем и никогда иначе? А чего ждать от страны, которая с 1815 года объявила «вечный нейтралитет» и что значит война – знает только по кино.

Веру в неизменность бытия придает даже умеренный климат, которому не свойственны крайние проявления жары, холода или влажности. Такую же уверенность поддерживают здешние знаменитые банки. По твердому убеждению швейцарцев они просто не могут разориться уже хотя бы потому, что в рискованных финансовых операциях не участвуют.

Конфиденциальность сведений банки гарантируют согласно государственному закону о банковской тайне, принятому еще в 1713 году, и в своей решимости не говорить лишнего неизменны по сей день, отказав, к слову говоря, выдать французскому правительству информацию о переводах со счета гражданина Швейцарии Йеслама Бен Ладена – родного брата «террориста номер один». Да что там Бен Ладен. В 2006 году банк «Кантональ» провел ревизию невостребованных вкладов и обнаружил незакрытый счет на имя Владимира Ульянова, на котором лежит… тринадцать франков!

…Ровно в семь часов тридцать минут утра к лозаннскому причалу подходит паром и ровно в семь сорок отчаливает. Дворники скребут лоснящиеся от чистоты мостовые ровно до девяти. Каждый час башенные часы отбивают наступившее время. Строго по размеченным дорожкам катят велосипедисты. Неизменный утренний променад: бонжур, мадам – бонжур, месье… Тем временем одна часть швейцарцев (26,4 процента) приступает к производству отменного качества промышленной продукции, другая часть (4,7 процента) – к выращиванию экологически безупречной сельскохозяйственной, третья (68,9 %) оказывает всевозможные услуги. Полиция до неприличия предупредительна. Люди беспричинно вежливы. Над всей Швейцарией безоблачное небо. С утра до ночи, изо дня в день, из месяца в месяц, из года в год – всю сознательную жизнь: бонжур, мадам – пардон, месье…

…И тут из супермаркета выходит мужчина. В руках держит горшок с цветком. Остановился, пристроил горшок на голову и, улыбаясь, пошел к припаркованному строго в рамках отведенного пространства автомобилю. И все вокруг расцвели улыбками, как показалось, немного смущенными: в стране, где на первом месте порядок, почудить решится не всякий. А месье, который с горшком, взял да выкинул фортель. Почти по-нашенски. И ничего в мире, пардон, не изменилось. Мерси, месье…

Имена

Хорошо известный старым ереванцам музыкант с мало к чему обязывающим именем Мамикон имел одну, но пламенную страсть. Он грезил Америкой и мечтал переехать туда на постоянное место жительства.

Любовь ко всему новосветско-несоветскому запала в душу Мамикона с тех давних пор, когда наши люди впервые вкусили «пепси-колу», вдоволь наелись Эллой Фитцджеральд с Фрэнком Синатрой и уже были готовы к триумфальному маршу «Великолепной семерки» по всем широким экранам Советского Союза.

Надо ли говорить, что очень скоро вкусовые пристрастия нашего героя обернулись принципиальными разногласиями с советской властью, так как все американское в интерпретации Мамикона – белое и пушистое, а все советское – серое и дребанное. Понятно, что с такой политической ориентацией Мампкону на родине делать было нечего, однако один из парадоксов СССР состоял в том, что своих врагов страна никому не отдавала. Тем не менее, в изнурительном противостоянии Мамикон – ОВИР пусть измором, но победил Мамикон.

Здесь мы сделаем первое отступление, чтобы представить читателю еще одну мамиконовскую мечту, не уступающую его страстям по Америке и даже их превосходящую. Дело в том, что всю свою сознательную жизнь Мамикон хотел иметь детей. Но не с бухты-барахты, не самопроизвольно, не кого Бог пошлет, а в сугубо строгом соотношении: две девочки и один мальчик с интервалом в два года ровно. И тогда вступало в силу третье заветное желание – одной дочери дать имя Джессика, другой – Дженнифер, а сына назвать Эндрю. Надо ли говорить, что называться другими именами дети нашего американолюба не могли никогда, нигде и ни при каких обстоятельствах.

Между тем, жизнь Мамикона в разных уголках Америки если и налаживалась, то долго, со скрипом, сбоями и многими другим непонятностями, отлитыми поэтом Игорем Иртеньевым в четкий стихотворный ответ.

Исколесив немалую часть США и окончательно осознав себя в виде архитектурного излишества, Мамикон осел в малопонятной Южной Дакоте. Женился на американке, которая с точностью до микрона воспроизвела запрограммированное: двух девочек и одного мальчика в два года раз и навсегда. Но и это произошло нелегко и не сразу. До того как решиться на продолжение рода, фанат американского образа жизни перепробовал себя в разных делах, пытаясь найти то единственное, которое может хорошо кормить, но так, чтобы не сильно ишачить, и в конце концов пришел к выводу, что так в Америке не бывает. А в Америке бывает так, как говорит Уилл Смит: «Когда другие спят, я работаю. Когда едят, я тоже работаю. Когда занимаются сексом, я, конечно, тоже занимаюсь сексом. Но и над этим я очень много работаю», – объясняет заслуженный артист Голливуда.

На осознание этой заповеди Мамикону понадобился не год и не два, но со временем он ее хорошо усвоил, с головой ушел в работу, сумев доказать себе и окружающим, что когда не щадишь себя в труде, два плюс два часто не четыре, а уже пять.

…В настоящее время Мамикон на пенсии, живет не так, чтобы как кот в масле катался, но и не бедствует. Чему способствуют две дочери – Арменуи, Анаит и сын Тигран с разницей в возрасте ровно в два года.

Есть уже и внук, от старшей дочери. И знаете, как его зовут? Мамикон ом!

Мичиган, Детройт

Конец света

...

14 августа 2003 года к 16 часам местного времени остался без электричества Детройт со своими окрестностями, а уже с 20 часов вечера начала погружаться во тьму и вся северная половина Соединенных Штатов Америки. Надо ли удивляться, что в полном согласии с пресловутой «судьбой армянина» в тот день и во все последующие часы бедствия, я оказался именно в северной части американского континента, хотя и мог, воспользовавшись приглашением друзей, поехать во Флориду, где море света, океан тепла и финики с кокосом. Ан нет…

Первая реакция на подложенную энергетическую свинью выплеснулась недоуменным – как?! Экономика на подъеме, Саддам – в бегах, Шварценеггер – губернатор, на бескрайних просторах страны одно «хеппи» без «энда» – а кофе не сваришь…

Меня, выпускника лучшей в мире ереванской школы выживания, это, в общем-то, смутило не очень, но что было делать аборигенам научно-технического прогресса, сызмальства привыкшим управлять процессами жизнеобеспечения исключительно с помощью кнопок, клавиш да тумблеров? И тут, поблагодарив судьбу за то что, не поехав во Флориду, остался в доме один, я стал наблюдать за окружающей действительностью.

Сбой в размеренном течении жизни поначалу дал о себе знать затягивающимся возвращением американских трудящихся с работы домой. Озабоченные домочадцы пытались дозвониться до своих кормильцев по мобильникам или на худой конец прояснить ситуацию с помощью всезнающего Си-эн-эн, но увы…

Телефонная связь, да и то частично, заработала лишь к вечеру, но к тому времени одуревшие от «пробок» автомобилисты уже и сами подтянулись к очагам, которые в местном исполнении правильнее называть «грилями».

Это выдающееся достижение американской технической мысли, намного превосходящее керосинку, керогаз и даже навечно оставшуюся в благодарной памяти армянского народа «Фуджику», дает на выходе отлично прожаренное мясо, куру, сардельки, овощи и даже, представьте себе, кофе. Именно эти всенародно любимые агрегаты, установленные во дворах, на верандах или балконе, и позволили американцам уверенно смотреть в относительно темное будущее.

…Где-то часам к восьми вечера дозвонились Дима и Алла Консоны – друзья моих друзей. Сказали: «Везем свечи, фонарь, лед, чтобы спасти продукты в холодильнике. Что надо еще?»

Следом весточка от Карена и Лилит Азатянов – славных представителей армянской ветви нашенской диаспоры на Мичиганщине.

– Чем помочь, что надо?

– Спасибо, братцы, все есть!

И только я задумался о том, что пусть с бывшими, но все-таки советскими людьми, нигде и никогда не пропадешь, и что американцам этому еще учиться, учиться и учиться, как в дверь постучали. На пороге стояла соседка Кэролл с «хот-догами» или, проще говоря, горячими сосисками. «Но лайтц…» («Нет света…»), как бы извиняясь за энергетический конфуз Америки, улыбнулась очаровательная Кэролл. И только я выпалил весь наличный запас англоблагодарственных слов, как на лужайке возник и сам мистер Рабби, супруг мисс Кэролл – с чашечкой дымящегося кофе незадачливому гостю Америки.

Чтоб не докучать гастрономической тематикой, скажу, что в тот же вечер и в течение последующего дня соседи слева: мисс Крис, мистер Тони, а также его мама миссис Рэйчел потчевали меня блинами, стейками и настойчиво предлагали фонарь, которых к тому времени у меня было уже три. Таким образом, появились достаточные основания утверждать, что в смысле поддержки и взаимовыручки в трудные минуты жизни, они, американские люди, почти такие же, как и мы, бывшие советские. И это не может не вдохновлять!

На второй день разразившегося ЧП под окнами наиболее сметливых соседей уже верещали бензиновые движки, навевая воспоминания о чем-то близком, если не сказать родном. В магазинах стали исчезать свечи, сильно подскочили в цене, а затем и вовсе пропали пакеты со льдом, заглохли кондиционеры, опустели обесточенные автозаправки.

День 15 августа самопроизвольно вышел нерабочим: ослепли светофоры, не работали лифты и, разумеется, компьютеры, без которых Америка как без рук. Однако, к изумлению автора, предреволюционная ситуация как-то не складывалась: все вокруг терпеливо, без нервов дожидались завершения «Большой починки» и решительно не желали прислушаться к совету бывалого ереванца относительно «левого света» как средства выживания любой сообразительной нации.

Высокая сознательность американцев, не позволившая критической ситуации обернуться бедламом, исходит, как мне кажется, из непобедимой веры обитателей Нового Света в возможности жизнеорганизующих структур власти, которые всегда подскажут, что делать надо, и предохранят от того, чего делать нельзя. Люди терпеливо ждут руководящих указаний, которые не всегда оказываются правильными, о чем, в частности, можно было судить по появившейся вскоре расшифровке телефонных переговоров жертв теракта в Нью-Йорке с пожарниками и полицейскими. С другой стороны, такая примечательность национального характера – во всем полагаться на власть, вынуждает ее действовать оперативно, четко, осмысленно или, извините за анахронизм, с чувством высокой ответственности за порученное дело.

…Удивительно, но за все время случившейся напасти в обесточенной части Америки (а это, повторюсь, добрая половина страны), произошло лишь два несчастных случая, да около трех тысяч возгораний в жилых помещениях. Что касается последнего, то оно, смею утверждать, объясняется отсутствием у местного населения опыта при использовании стеариновых свеч в иных, помимо оформления праздничных тортов, целях.

Еще более удивительный факт: чтоб вернуть к свету полстраны, понадобилось всего-навсего три дня. И это здесь никого не потрясло.

Конь в пальто

Девушка улыбалась так, словно ждала этой встречи всю жизнь, однако по той причине, что рандеву сильно затягивалось, ей пришлось пойти в школу, затем окончить что-то посерьезнее, далее поступить на работу. Возможно, выйти замуж. И вот свершилось: на борту аэробуса А-320, следовавшего из Чикаго в Париж, она, наконец, увидела меня и одарила неземной в прямом смысле слова улыбкой.

Между тем, успокоившись и взяв себя в руки, нетрудно было установить, что ровно так же она улыбалась каждому из более чем ста авиапассажиров, перелетавших в тот день из Нового Света в Старый. Что делала девушка в самолете? Правильно – она работала стюардессой.

Путь из Москвы, к примеру, в Ереван (или наоборот) втрое короче трансатлантического перелета, однако, улыбки на этом маршруте начинают вянуть уже с набором высоты, а ко времени, когда лайнер выходит на посадочную глиссаду, и вовсе улетучиваются.

И так повсюду, и так во всем. Мы, бывшие советские, еще только-только и пока крайне неловко пытаемся быть по отношению друг к другу любезными, тогда как они, западные, делать это и не пытаются – у них это в крови, срабатывает как бы автоматом и в этом, собственно, вся соль.

Когда летаешь по миру много и вследствие незнания языков большей частью в молчаливой задумчивости, поразмыслить на заданную тему есть и повод, и смысл. Наблюдение первое: западные люди воздерживаются делать замечания другим не от природной стеснительности, а из-за отсутствия повода, чем решительно отличаются от людей не западных. Услышать, чтобы один джентльмен выговаривал другому что-то вроде «Кто, кто?… Конь в пальто!» практически невозможно.

Воспитанные люди никогда не стали бы вести себя так, чтобы вынудить компанию «Эйр Франс» вкладывать в кармашки кресел памятки с обращением следующего содержания: «Мадам. Господин. В последнее время наблюдается рост инцидентов, являющихся результатом избыточного потребления алкоголя. В целях обеспечения безопасности пассажиров и экипажа мы вынуждены запретить потребление во время полетов алкогольных напитков, принесенных с собой. Напоминаем также, что на борту самолетов нашей компании запрещается курить».

Текст, между прочим, набран не только на русском, а еще и на трех европейских языках, но какой самый главный, вы, наверное, догадываетесь. (Я поставил небольшой эксперимент: на своем хилом англо-русском попросил бортпроводника повторить бокал казенного красного. Тот, вежливо улыбнувшись, развел руками.)

Вернувшись в Москву, попытался сверить свои ощущения на сей счет с наблюдениями людей, бывающих на Западе часто, подолгу или переехавших туда насовсем. Совпадений удивительно много.

Из впечатлений Евгения Гришковца, испытавшего поздней лондонской ночью нестерпимую нужду.

«Вокруг никого, ничего, только деревья и очень пафосные здания, – рассказывает знаменитый режиссер. – Едва я встал в своем белом плаще за дерево, едва принял классическую позу, как меня осветили два фонаря и прозвучал голос:

– Извините, сэр, вы не могли бы сделать что-нибудь другое?

Я оглянулся. Над лучами фонариков возвышались шлемы «бобби».

– Да, конечно.

– Что, например?

– Например, я могу уйти.

Один из шлемов закивал.

– Прекрасная идея, сэр.

И мы расстались, довольные друг другом».

Или вот еще. Юлий Дубов, писатель, относительно недавно живет в Англии.

– В городе Честере есть крепостная стена, построенная еще римлянами, и вечерами по ней гуляют жители. На видном месте установлен плакат. «На этой стене, – написано на плакате, – не разрешается распивать спиртные напитки». Многие наши люди такой текст воспринимают как родной, поэтому никто не удивляется. Но вот дальше идет уже английская специфика. «Если полицейский увидит, что вы на этой стене распиваете спиртные напитки, он сделает вам замечание». Ничего себе потрясение…

Как вам в подобной ситуации представляется армянский полицейский? Вот именно… Но почему же? – мог бы с досадой воскликнуть наш благовоспитанный читатель.

– Почему, почему… По кочану!

Чикаго – Париж – Москва

Левон и Лео

Вначале немного о Лео. Лео продает фрукты: яблоки, груши, дыни, арбузы и, что в данном случае важно, абрикосы. Потому что мало кто из нас, армян, встретив их на чужих берегах, откажет себе в удовольствии напомнить, откуда фрукт родом. Дальше – дело интеллекта.

С эрудицией у Лео все оказалось в порядке и объяснять очевидное не было необходимости.

– О да, Армения! – просиял Лео, протягивая лучший абрикос. Затем растянул улыбку еще шире и сказал: – О, Армения… Шарль Азнавур!

После чего не оставалось ничего другого, как признать – Лео истинно наш человек.

И вот еще, почему наш. Он решительно против принятия Турции в семью европейских народов, во всяком случае, до той поры, пока Анкара не признает геноцид армян. Тема тотального смертоубийства мирных граждан близка ему по двум причинам. Во-первых, Лео еврей. Во-вторых, у него в друзьях сразу два армянина: один – партнер по бизнесу, другой – тот самый Левон, о котором чуть позже. Кроме того Лео просто симпатичный человек, что хорошо само по себе, а для успеха в торговле в особенности – располагающим к себе людям больше доверяешь и легче платишь.

Наслышан Лео еще об одном нашем соотечественнике, известном в здешних кругах как «армянин – пять процентов». Ровно столько, то есть пять процентов от своей прибыли, этот бизнесмен тратит на благотворительные акции в пользу граждан Ниццы. Правда, здешнюю армянскую церковь, по признанию епископа Нарека Шакаряна, он все еще не облагодетельствовал. То ли потому что отъявленный атеист, то ли по еще какой причине.

Каждый день в течение последних двадцати лет ранним утром Лео приезжает на один и тот же участок автомобильной дороги, ведущей из Ниццы в Монако (и, соответственно, наоборот), разворачивает здесь свой импровизированный прилавок с плодами окрестных садов и плантаций и начинает бойкую торговлю, длящуюся до позднего вечера. Все это живо напоминает фрагмент из жизни советского «Плодоовощторга», но еще больше – сегодняшний придорожный базарчик где-то на пути из Арташата в Ереван. Отличие в том, что Лео никому взяток не дает, потому что никому не должен – он все делает по закону и согласно правилам хорошего тона. Вот и сейчас: прежде чем организовать встречу со своим другом, позвонил ему, получил «добро» и только потом объяснил, как его найти.

Найти Левона оказалось просто. Кафе «Фонтан», которым он владеет, расположено в центральной части Ниццы, отведенной под многообразный и безопасный общепит. Под многообразием подразумевается широкий ассортимент, от банальной пиццы до креветок в диковинном соусе, под безопасностью – гарантированное качество продуктов и неторопливый променад в закрытой для автомобильного движения зоне. Увиденное и услышанное напомнило Ереван в пик своего кофейно-мороженого пиршества, правда, с той разницей, что в Ницце общепит всего лишь подстраивается под сложившуюся архитектурно-ландшафтную среду, в то время как у нас он правит балом.

Левону на вид около пятидесяти, по-армянски говорит бойко, но в Армении ни разу не был. Это не то что обижает, но озадачивает. По его словам, армян в Ницце около двух тысяч (по утверждению настоятеля местной церкви отца Ваче – вдвое больше), однако, по обоюдному мнению сторон, особой спайки в общине не наблюдается.

Впрочем, такая картина типична не только для Ниццы и не только для Франции. То же во многих странах Европы, то же и в Америке. Когда великого артиста Де Ниро недавно спросили, кто он по национальности и какая кровь в нем преобладает, он ответил: «Не знаю. Наверное, итальянская и ирландская по очереди. Я по национальности – житель Нью Йорка. Тут все такие: полуитальянцы, полуирландцы, полуевреи…» И кто его знает, сколько сегодня в мире полуармян, определяющих свою национальность по городам, которым отданы их сердца. Это не хорошо и не плохо – это неотвратимо складывающаяся реальность. Глобализация.

Тогда насколько уместны авторские трепыханья от каждой встречи с армянином за рубежом, и почему он не устает искать их снова и снова?

А потому, что автор родом из другого времени. И это тоже не хорошо и не плохо. Это факт.

Люди и годы

Не говорящие на иностранных языках имеют перед говорящими одно преимущество: не вдумываясь в то, что слышат, они внимательно всматриваются в то, что видят, и тогда жесты, артикуляции, смена выражения лица, интонационные переливы могут сказать не меньше, чем словари. Факт, подтвержденный при просмотре телевизионных передач как в Швейцарии, так и в соседней Италии. Но вначале о так называемых шоу, обожаемых что в Армении, что в близкой нам России.

Во-первых, здесь (в Милане и Лозанне – одинаково) их удивительно мало, а те, которые есть, отмечены одним достоинством: в них часто отсутствует глупость и практически нет скабрезности. Проверено дословным переводом с иностранных языков на родной.

Во-вторых, ведущие шоу не допускают ничего лишнего: в манерах, словах, оценках и даже размерах декольте, если это женщины, и томной женоподобностью, если они мужчины. Впечатление от лозанно-миланской добропорядочности еще более оттеняет телеканал «РТР-Планета», помимо прочего развлекательного вторсырья, транслирующий в Европу передачи, от которых, как принято считать, у нас «умирают со смеху».

Научных данных по этому поводу почти нет, однако ученые Вашингтонского университета, специально исследовав тему, вот к чему пришли. Предлагая испытываемым одну и ту же шутку, ученые обнаружили, что над глупыми историями и анекдотами смеются четыре человека из десяти. Приводится и образец такой шутки, которая в переводе на русский звучала бы так: «Что сказал большой дымоход маленькому? Ничего. Дымоходы не умеют разговаривать». Смешно? Скорее, грустно. Потому что от равноценных шуточек в исполнении Евгения Петросяна и компании (беда которых часто не в отсутствии профессионализма, а в дефиците смысла), у нас зальются смехом девять человек из десяти.

Перехожу к следующему. В начале января автор вдруг поймал себя на том, что внимательно наблюдаю за церемонией вручения чего-то несомненно ценного кому-то безусловно интересному Ценное представляло собой фигурку с верхом, напоминающим горный профиль, и встроенным хронографом марки «Омега». Интересными были люди, которым это ценное вручалось. Чем интересны – через абзац, а пока несколько слов о церемонии. Речь о конкурсе «SwissAward».

Он существует уже шесть лет и традиционно проводится в начале января, чтобы подвести итоги и выбрать «Швейцарца года» – человека, внесшего наибольший вклад в ту область, которой он занимается. И вот что важно – избирают человека года не в правительстве, а сами жители страны с помощью интерактивного голосования во время телевизионной трансляции конкурса, проходящего в самом большом и престижном зале страны – цюрихском «Hallenstadion». Обычно их бывает шесть лучших: в области экономики, культуры, шоу-бизнеса, за заслуги перед обществом, в политике и спорте. Поскольку имена лауреатов ничего читателю не скажут, сжато о том, за что отмечены «Швейцарцы года – 2008».

Политика – за компетентность и внепартипность, банкира – за инициативы по преодолению последствий мирового финансового кризиса, архитектора – за участие в постройке олимпийского стадиона в Китае, инженера – за проект Готтардского тоннеля (восемьдесят два года, свободно говорит на семи языках и работал в шестидесяти странах мира), трудится над проектом сорокакилометрового тоннеля, который соединит на полукилометровой глубине Испанию с Марокко, мультипликатора – за историю нарисованного мальчишки, любимца всех местных ребятишек. И наконец, самым пожилым лауреатом стал почти столетний живописец и график из Люцерна.

Возвращаясь к телецеремонии. Ведущие работали так, чтоб внимание аудитории фокусировалось исключительно на героях дня, а не на них. Без развязности, ухмылок и попыток использовать в личных целях очей своих очарованье. (Чтобы увидеть это, знать иностранный язык необязательно – видно невооруженным глазом.)

Легко, без знания иностранного угадывалось и то, что швейцарцами года становятся люди не просто достойные, но и интересные. (По реакции зала на реплики не только острые, но и умные.)

Другое. Часто ли мы видим, чтоб у нас, при наличии несметной армии находящихся в молодом возрасте гениев, двумя из шести героев года становились люди восьмидесяти двух и ста лет от рождения? Да разве только в Швейцарии. Известному американскому актеру и режиссеру Клинту Иствуду недавно исполнилось семьдесят восемь, и он получил награду за выдающиеся жизненные достижения. Обратите внимание, признание выражается именно за то, чего человек добивается на жизненном пути.

– Думаю, пожилой возраст – это довольно весело, если, конечно, понимать его преимущества, – размышляет по этому поводу мировая знаменитость. – Если вы сдаетесь и говорите себе – ну все, пришло время уйти в отставку, я буду выращивать розы – что ж, прекрасно. Но если вы действительно наслаждаетесь своим опытом и знаниями, вы можете сочинять и рассказывать разные истории. Не то, чтобы вы не могли этого делать раньше, просто легче, когда у вас есть опыт.

Не так важно, что именно говорили на церемонии вручения наград швейцарский инженер Джованни Ломбарди, которому уже за восемьдесят, и живописец Ханс Эрни, которому скоро все сто. Но часто ли вы видели, чтобы люди в таких годах становились героями года, публично размышляли о разном и их внимательно слушали молодые?

Милан – Лозанна

Найти свое место

В Милане умеют красиво есть, со вкусом одеваться, до ненормальности любить детей и не придавать при этом значения условностям. Приметив подходящего бамбино, с ним тотчас начинают заигрывать, напевают всякие тру-ля-ля, не спрашивая, берут в руки и заключают в объятия. Вам остается только стоять в виде дерева и растерянно улыбаться. Грань между формальностью и фамильярностью практически неразличима.

Очень похоже на Ереван тех времен, когда автомашин в городе было мало, а заслуживающих внимания и того меньше. Их мигом брали в кольцо, придирчиво рассматривали и чуть ли не на зуб пробовали. При этом владелец мог находиться рядом, в некоторых случаях даже внутри автомобиля, но исполнял сугубо прикладную функцию – отвечал на вопросы трудящихся, давал справки, уточнял некоторые детали.

Другая особенность Милана, вызывающая недоумение оттого, почему Ереван с ним все еще не побратимы – это атмосфера, а точнее, температура общения в объектах общественного питания. Их здесь так же много, как и у нас, и точно так, как в Ереване, не все всем по карману. Но к тебе повсюду предупредительны, вежливы и неизменно точны в расчетах. Сожаление американского коллеги по поводу того, что у него есть две неосуществимые мечты, а именно – заставить официанта вас заметить, пока он этого не захотел сам, здесь, в Милане, неактуально. (Вторая неосуществимая мечта мистера Брайсона – переспорить телефонную компанию.)

Отношения между клиентами и обслуживающим персоналом в миланском исполнении строятся на основе свободы, равенства и отчасти братства. Пусть гастрономического. В здешних ресторанах отсутствует швейцарская чопорность и свойственная многим американским ресторанам запрограммированность. Приняв заказ, миланский официант не бросается со всех ног на кухню, а готов обсудить с вами интересную новость, важное событие, курьезный случай из жизни. И тем не менее, не опоздать с подачей на стол. Это создает атмосферу доверительности и почти домашнего уюта, что помимо прочего способствует правильному пищеварению.

Основы подобных отношений в Армении сложились очень давно, однако со временем были частично утрачены либо перетекли во что-то иное. Два имени для освежения памяти. Нынешнему поколению они, скорее всего, ничего не скажут, но тем, кто помнит, объяснять ничего не надо. Имен, собственно, не два, а три. Серго Амбарцумян со своей забегаловкой на улице Красноармейской в Ереване, Петик и Бурчо с их придорожными трактирами в предместье города. Люди шли сюда не только потому, что вкусно, но еще и потому, что близко по душе и предсказуемо по стилистике общения. Так сегодня ходят в миланскую «Ла Ризака» или открывшуюся совсем недавно в Москве Nobi под патронажем великого Де Ниро, где тарелки обработаны таким образом, что на них не остаются отпечатки пальцев.

Насчет следов на посуде в наших ресторанах говорить не стану, но температура общения здесь ничуть не ниже, чем в Милане, и так же отменно вкусно. За что первопроходцам армянского ветеркового общепита отдельное спасибо.

Недели высокой моды в Милане проходят с той же неотвратимостью, что и приход весны. То есть раз в году. Однако красиво одетых людей можно видеть все двенадцать месяцев. Ведь в Милане разрабатывается, производится и продается продукция лучших модельных домов мира. Но дело не только в этом, дело во вкусе (то ли врожденном, то ли выращенном, как английские газоны), в высоком вкусе миланцев, едва ли превосходящем умение ереванцев одеваться красиво и современно. Гремевшие в советское время швейное объединение «Гарун» и обувную фирму «Масис» в один ряд с «Дольче и Габбана» и «Джордже Армани», конечно, не поставишь, но и судьбы у них разные. Итальянцы демонстрировали образцы лучшего, армяне, отталкиваясь от достигнутого в Италии, пытались воспроизвести что-то равное. Иногда получалось недурно. Так или иначе, ереванцев часто можно было узнавать по одежке, но с какой стати сегодня понадобилось расцвечивать ее турецко-персидскими мотивами, я не знаю.

А теперь о том же, но иначе. В самом свежем рейтинге европейских городов Москва удостоилась упоминания в трех категориях и оказалась не очень дружелюбной, ее жители не очень хорошо одеты, а кухня оставляет желать лучшего. Лондон назван самым дорогим и самым грязным городом, где при этом еще и самая плохая кухня и самые плохо одетые жители. Зато в Лондоне самые лучшие в Европе городские парки, бесплатные развлечения и самая интересная ночная жизнь. Париж оказался наименее дружелюбным и самым перехваленным европейским городом, зато его жители одеты лучше всех, и кухня – самая лучшая. Столица Франции оказалась второй среди самых грязных городов Европы, уступив Лондону и опередив Афины. А в категории «Самый романтичный город» Париж уступил Венеции. Самые дружелюбные к приезжим жители живут в Дублине, Амстердаме и Эдинбурге. Самыми скучными городами Европы признаны Брюссель, Цюрих и Дублин, а самыми чистыми – Копенгаген, Амстердам и Барселона, причем Барселона еще и опередила всех по красоте архитектуры.

Вопрос: как в это смысле выглядит Ереван и на какое место вы бы его поставили?

Ницца – Вильфранш (Франция)

Портрет в лазурном интерьере

Следуя устоявшемуся правилу сравнивать чужое со своим, автор не стал пренебрегать им и сегодня, решив подобрать незнакомому подходящий аналог из знакомого. Сказать, что все вышло наилучшим образом, автор, увы, не скажет, но обнаружить некоторые похожести ему все же удалось.

Природно-географические прелести Монако с административным центром Монте-Карло во главе вполне сравнимы с ландшафтными красотами Ехегнадзора с курортом Джермук в центре картины. Даже с учетом изъятия из первоначальной карты Армении Средиземного моря (но не забывая о неповторимой красоте джермукских водопадов), надо бы помнить и о том, что если все монакское княжество можно пересечь за каких-нибудь пятьдесят минут, то и на обход Джермука потребуется ничуть не больше. Вот вам еще одно сходство. В принципе сопоставима и численность населения: в Монако живет чуть больше тридцати пяти тысяч человек, а средняя продолжительность жизни здесь приближается к восьмидесяти годам, что для армянских горцев тоже не сенсация.

Вопросы начинаются дальше. Ведь если очень постараться, в Джермуке, как и в Монако, тоже возможны автомобильные гонки по схеме «Формула-1», но в Монако в отличие от Джермука в футбол не поиграешь. Потому что, если врезать по мячу сильно и с душой, он залетит либо в соседнюю Францию, либо в Италию, которая тоже рядом. Такая уж это страна: площадью в два квадратных километра (почти вдвое меньше территории Центрального парка в Нью-Йорке и едва ли больше нашего старого Норка в предместье Еревана), протяженностью береговой линии в четыре километра и длиной сухопутных границ – примерно столько же. Правда, карликовое государство пытается каким-то образом вырасти из коротких штанишек и нельзя сказать, что совсем уж безуспешно: за последние двадцать лет к его территории приросло почти сорок гектаров земли, и произошло это за счет осушения прилегающего водного пространства.

Когда едешь по Монте-Карло (хотя кататься по столь крошечному пятачку достаточно глупо) обращаешь внимание прежде всего на две вещи: на неимоверное количество дорогущих автомобилей и столь же избыточное число благополучных граждан. И то, и другое решительно не позволяет соскочить на до боли привычное из классики советской журналистики: «Монте-Карло – город контрастов». Какие к черту контрасты! Монте-Карло купается в роскоши, но это не означает, что если у тебя в кармане нет миллиарда, то этот город не для тебя. Просто здесь – бывает же такое – нет бедных. Потому озвученная на Лазурном берегу реплика московского олигарха Сергея Полонского: «У кого нет миллиарда, могут идти в ж…!» не только вульгарна по форме, но и неактуальна по содержанию. В Монако, у кого нет миллиарда, никуда не идут, а стремятся его заработать.

Где и как? В стране действуют около восьмисот международных компаний и пятьдесят банков, и если знать, что здесь почти стопроцентная грамотность, то спрос на знающих и понимающих всегда покрывается достойным предложением желающих и умеющих.

Основными отраслями экономики княжества является туризм (благодаря казино и климату: триста солнечных дней в году), строительство, фармацевтическая, химическая и электронная промышленность, банковский и финансовый бизнес. Годовой оборот зарегистрированных в стране компаний превышает девять миллиардов евро.

Уровень безработицы очень низкий. Общее число рабочих мест (сорок пять тысяч) превышает количество жителей страны, почему и значительная часть работающих в Монако – иностранцы. Экономическое законодательство Монако нацелено на привлечение в страну зарубежных капиталов путем предоставления сверхльготного налогового режима.

…Монако наших дней в определенном смысле то же самое, что СССР во времена застоя. Если, конечно, исходить из несметного числа портретов главы государства, развешанных, где только можно. Но если изображения Брежнева выставлялись по принуждению, то портреты Альберта Второго – исключительно от души. Потомственный князь делает все, чтобы оградить страну от внешних напастей и внутренних конфликтов, поданные это ценят, воздают правителю хвалу и увешивают его портретами все вокруг.

Правда, защитить страну в случае чего князю Альберту было бы непросто: под армейским ружьем у него всего восемьдесят два человека, и это меньше численности его же военного оркестра (восемьдесят пять человек). История знает лишь один случай, когда армия Монако могла бы показать себя в деле. Это, когда в 1962 году Президент Франции генерал де Голль пригрозил отключить электро– и водоснабжение, если княжество не перестанет переманивать к себе банкиров и не введет подоходный налог. Восемьдесят гвардейцев Королевского дворца и двести семь полицейских Монако были подняты по тревоге, однако, войны, к счастью, не случилось. Князь пошел на уступки. Что свидетельствует о договороспособности монакцев, и не только во внешней политике. Большинство населения княжества – французы (сорок семь процентов), по шестнадцать приходится на монегасков (этнические аборигены) и итальянцев, а более двадцати процентов – представители ста двадцати пяти национальностей, включая, само собой, армян. И никаких намеков по части права наций на самоопределение и поползновений на территориальную целостность. Живут себе поживают, да добра наживают.

А много ли вспомните примеров (здесь мы оставляем Джермук в покое и берем шире), когда группы хозяйствующих либо соперничающих на армянском политическом поле субъектов, готовы не схлестнуться в клинче, а уладить противоречия миром? И что, много вспомнили?

Вот вам и еще один аргумент в пользу того, что Монако из Джермука пока не получается.

Ницца

Родиться в Америке

По какому-то недоразумению США принято считать чадолюбивым государством, откликающимся на рождение каждого нового американца щедрыми финансовыми вливаниями в карманы родителей. Ничего подобного. Государство лишь гарантирует максимум условий для появления на свет маленьких граждан, остальное дело самих родителей.

Расходы, вызванные пополнением семейства, весьма обременительны даже при том условии, что значительную их часть покрывает страховка, так называемый «иншуренс». Потому отлеживаться в госпитале сверх необходимого минимума, точно так же, как и укладываться в него с большим запасом времени себе дороже – за всякое излишество надо платить. Приезжают обычно впритык к родам и спустя сутки или чуть дольше – выписываются, Благо, обследование ультразвуком может определить день рождения ребенка с точностью до одного-двух дней, однако появляться на свет лучше все-таки вовремя.

Согласно исследованиям американских ученых из Национального института ребенка и развития человека в Мэриленде, дети, которые родились на три месяца раньше положенного срока, переживают в школе в три-четыре раза больше различных трудностей по сравнению с теми, кто появился на свет вовремя. По утверждению американских ученых, дети-скороспелки чаще остаются на второй год, намного хуже усваивают чтение, математику, письмо, причем мальчики в учебе отстают чаще и имеют больше проблем в школе, чем девочки. По словам руководителя исследований доктора Германа Бака, число преждевременно рожденных младенцев резко возросло за последние два десятилетия, но ответа на вопрос «почему?» ученые пока не дают.

Устойчивые фразеологические выражения типа «муки рождения» для Америки уже давно неактуальны – примерно 70–80 процентов родов здесь принимаются с использованием высокоэффективных обезболивающих средств. В больничной палате, больше напоминающей гостиничный номер, есть телефон, телевизор, туалетная комната, душ. Супруг, желающий оказать жене моральную поддержку, может оставаться здесь сколько угодно и воочию наблюдать за всеми этапами выхода на белый свет родного дитяти. Роды, как правило, принимают врачи, хотя и здесь, как и повсюду, с этим делом лучше всего управляются акушерки. Ребенок может оставаться с матерью с первых же минут рождения, но как только она пожелает передохнуть, малыша тотчас же заберут.

Чистоту и порядок в американских госпиталях помогают поддерживать волонтеры – пенсионеры и не только, готовые, говоря по-нашему, на общественных началах послужить какому-либо благому делу. Для пожилых это отличная возможность избежать тягот одиночества, для тех, кто помоложе, заручиться рекомендательными письмами для последующего трудоустройства.

Выписываясь, каждая мамаша получит в дорогу небольшую аптечку лекарств на первые дни, встречающим будет преподнесен испеченный по случаю торт, а еще принято дарить сертификат на двадцать долларов для приобретения в госпитальном магазинчике какого-либо полезного для малыша товара: переносной колыбельки, например. Эта очень удобная для безопасного путешествия малыша штука пристегивается к заднему сиденью автомобиля и до определенного времени сопровождает малыша во всех его перемещениях в пространстве. В случае если полиция обнаружит исключение из правил, неприятностей не миновать.

Каждый новорожденный американец большая радость не только для родителей, но и отличный подарок бизнесу, специализирующемуся на детской тематике. От первого вдоха, первого самостоятельного шага и вплоть до достижения совершеннолетия в спину родителям будут дышать производители самых лучших в мире памперсов, детских кроваток, погремушек, питательных смесей, разнообразной одежды до, во время и после беременности, тысячи других крайне необходимых, просто нужных и абсолютно бесполезных предметов детского обихода.

У своих детройтских друзей с некоторых пор я стал замечать кипы печатной продукции по уходу за новорожденными, которые из печатного ящика прямиком отправлялись в мусорный. Некоторая несуразность происходящего потребовала объяснений – оказалось, проведав об ожидающемся в семье пополнении, заинтересованные организации и лица с опережением примерно в девять месяцев спешат уведомить о своем существовании будущих клиентов, фамилии и адреса которых выуживаются из компьютерных регистратур женских консультаций. Главное – опередить конкурента, увести у него из-под носа хоть горсточку покупателей. А ради этого бросать деньги на ветер совсем не жалко.

Чрезвычайно прибыльным бизнесом в США стало и посредничество в усыновлении детей – только в прошлом году таким образом в американских семьях стало на 138 тысяч ребятишек больше, а объем финансовых операций в этой сфере достиг 1,4 миллиарда долларов. Тем не менее, снижение рождаемости американцев не пугает. Впередсмотрящих политиков беспокоит другая проблема: в силу своей открытости, утверждают они, уже через полвека американцы могут превратиться в одно из национальных меньшинств своей страны. Этническая палитра того же Детройта эти опасения только подтверждает.

Детройт

Родиться в Швейцарии

Одно из преимуществ капитализма перед социализмом в возможности выбора из всего, из чего можно выбирать. Не выбирают, как известно, только родителей, но как рожать детей, при капитализме тоже на выбор.

Мало того что Швейцария образцовая капиталистическая страна, она еще и из тех, куда приезжают разрешиться по принципу: что угодно для души – в собственном доме, в родильном, в воде, где пожелаете.

Если в родильном доме, то опять варианты. Желает ли супруг быть во время родов рядом? Где находиться ребенку сразу после рождения: вместе с мамой или в детской палате? Какой палате отдать предпочтение: отдельной, с ванной комнатой, с телефоном или все в одном? Кормить ребенка по фиксированному расписанию или по желанию? Возможно ли какое-либо общение со старшими детьми? Каков график посещений – свободный, фиксированный? Наконец, сколько эта радость стоит?

В общем и целом что-то около семи-восьми тысяч долларов. Не считая проездных, гостиничных, суточных и др. В домашних условиях вроде выходит дешевле, но ненамного: чтоб предупредить возможные неприятности, перед домом в момент родов должна стоять машина-операционная, оборудованная всем необходимым для реанимации, а это тоже стоит денег. Правда, сегодня в развитых странах Европы рожать дома предпочитает всего лишь одна из тысячи женщин. (Исключение только Нидерланды – там доля домашних родов достигает тридцати процентов.)

Какая радость от рождения в Швейцарии помимо явления на свет нового человека, что радость сама по себе вне зависимости от географических координат? Первое, что приходит в голову – швейцарское гражданство, но этого как раз и нет. Законодательство конфедерации такую возможность не предусматривает.

Нельзя сказать и того, что швейцарская педиатрия взметнулась на столь недосягаемую высоту, что акушеры других стран Европы и Америки кусают от зависти локти. Нет, не кусают. Тогда почему? Потому что чисто. Удивительно чисто. Неправдоподобно чисто. В палате, в клинике, в городе, в стране. В пользу рождения по-швейцарски есть, конечно, и другие аргументы, но этот факт, думаю, прежде всего.

Из справки Всемирной организации здравоохранения: «В Швейцарии не существует эндемических инфекционных болезней. Прививки против таковых требуются при въезде только от тех, кто находился в районе эпидемий за четырнадцать дней до прибытия в Швейцарию. Швейцарские медицинские учреждения относятся к наилучшим в мире».

Из личных впечатлений. Переодеваться и переобуваться при посещении медицинских учреждений Швейцарии не требуется. Больше того – в своей одежде можно присутствовать даже при родах. Еще больше: контролирующий роды врач вправе позволить смелому отцу возможность самому перерезать пуповину. (Два последних впечатления не личные, а со слов участников.) И наконец, самое невообразимое: при всем при этом каким-то странным образом инфекция в клинику (в данном случае в лозаннскую клинику «Сесиль») не заносится.

Мягкий климат, твердая валюта и минимум депрессии в окружающей среде и максимум хорошего настроения конкурентоспособность швейцарской колыбели только повышают. И пусть уровень жизни здесь очень высок, очередей разрешаться в родильных домах такого класса все равно нет. Ведь рожать по-человечески можно и в других.

Как бы то ни было, населения в Швейцарии сегодня более 7,5 миллиона человек, мирно проживающих на неизменных 41 290 тысячах квадратных километрах своей суверенной территории.

...

Лозанна, Швейцария

Сколько раз думать в году

Когда едешь из Ниццы в Монако, где-то посередине пути видишь указатель, предлагающий свернуть направо. На указателе написано: «Эз», а рядом же, на другом – «Фрагонар», и редко какая залетная птица проигнорирует это имя и промчится мимо.

«Фрагонар» для Франции все равно что «Красная заря» для России, только лучше. Ну, намного лучше… Правда, истинная столица французской и, стало быть, мировой парфюмерии расположена в Грассе, куда автор не поехал единственно из природной лени, но и Эз способен дать полное представление о том, что делает женщин еще более красивыми, а мужчин – достойными прекрасных женщин.

Дело в том что, приехав в Эз, хотите вы того или не хотите, обязательно окажетесь на парфюмерной фабрике «Фрагонар» с небольшим музеем собственной истории, открытыми для посещений производственными цехами и магазином готовой продукции. Однако до того, как о духах и одеколонах, несколько слов из местного путеводителя о деревушке Эз, повисшей между землей и небом.

«Средневековый городок, обласканный вниманием принцев, писателей, скульпторов и музыкантов. Он расположился на высоте четырехсот двадцати девяти метров над уровнем моря. Довольно часто Эз сравнивают с орлиным гнездом, которое примостилось на вершине скалы, откуда открывается великолепный вид на Средиземное море. История городка началась две тысячи лет назад, поэтому не удивительно, что порой здесь можно услышать рассказы, где вымысел трудно отделить от реальности. Вас будут убеждать, что герои легенд о бухте д\'Эз, о дьявольском мосте, о заброшенной мельнице или красавице ля Стрега и ее возлюбленном действительно существовали. Так или иначе, каждая из этих историй дарит деревушке некий ореол таинственности…»

Здесь автор просит вчитаться в предложенный текст еще раз, чтоб согласиться: все вышеописанное, да еще с мифами и легендами покруче, наш читатель видел не одну сотню раз. Не выезжая никуда, в пределах родной Армении, которая вся из себя натуральное орлиное гнездо, и где писатели, скульпторы и музыканты тоже нередкие гости. Правда, с принцами получается некоторый дефицит (что, в общем-то, можно пережить), но так уж у нас исторически сложилось.

Трудно понять и принять другое. Почему, имея море возможностей удивлять мир своими системными национальными продуктами, не говоря уже о природно-климатических прелестях, страна зациклилась на одном коньяке, который, кстати говоря, сегодня не такой уж и армянский, а больше французский. Но даже если бы все оставалось по-прежнему, то есть вне зоны пристального внимания «Перно Рикар», то все равно доступ на прославленное предприятие, в отличие от Фрагонара и пр., всегда осуществлялся в режиме максимальной ограниченности, и попасть туда заграничному гостю, если он не Фидель Кастро, практически никак. Кто спорит – пить коньяк и вдыхать ароматы духов важнее, чем просто смотреть на то, как их делают, но когда видишь, как их делают, то и лучше понимается, и чаще вспоминается. А это как раз то, из чего вырастает узнаваемость, иначе говоря, бренд.

Летом прошлого года с гостями, которые много видели и многое знают, мы поехали в Лусакерт, где, как принято считать, пекут лучший в Армении лаваш, хотя в Ацаване уверяют, что лучший пекут как раз у них. Об армянском национальном хлебе гости, конечно, знали, потому что не раз ели. Но тогда все вышло по-другому: мы зашли в первый же дом, перед которым были выставлены кипы свежеиспеченных лавашных листов. Всепобеждающий парфюм правильно пропеченного теста, овеянного дымком натурального тандыра, можно сказать, сбивал с ног, но гости не поддались соблазну тотчас же приняться за еду, а спросили: «А как рождается такое чудо увидеть можно?» Им ответили: «Можно». Пригласили в дом и показали всю технологическую цепочку производства от самого начала и до самого конца. Если вы думаете, что это менее увлекательно, чем наблюдать за тем, как во французском Эз рождаются духи, то сильно ошибаетесь.

Не попадаете в цель также в случае, если посчитаете не заслуживающими внимания и секреты изготовления армянских национальных сыров, например, сыра «чечил». А продукты, производные от абрикоса? А знаменитая армянская гата? Смотри, оценивай, пробуй! Об изделиях народных промыслов я уже и не говорю. Но много ли вы вспомните примеров, когда в Армении, как в местечке Эз во Франции, нечто достойное внимания выступало не только как товар широкого спроса, но и как факт истории своего народа? Чтоб людям не просто пересказывали сюжеты, а показывали процессы. В советское время этим с переменным успехом занималось отделение «Интурист» в Армении, в послесоветское – никто.

«Мало, кто думает чаще двух-трех раз в год, – сказал однажды Бернард Шоу по другому поводу – Я потому и прославился на весь мир, что привык думать не реже одного-двух раз в неделю».

Поскольку есть что прославлять и у армян, может, начнем думать и мы? Хотя бы по одному разу в год.

Ницца – Эз – Вильфранш (Лазурный берег, Франция)

Снимается кино

...

В Каннах, на набережной Круазет, кино еще показывают, но еще больше показывают себя. Если так пойдет и дальше, а судя по всему, так дальше и пойдет, конкурс художественных фильмов плавно перетечет в состязание модной одежды, дорогих украшений и легко узнаваемых лиц на красной дорожке. В своем натуральном виде она сильно уступает той, которую рисует воображение или показывают по телевизору – то, что видишь своим глазами, откровенно говоря, так себе, ничего особенного. То ли от неожиданной потертости на сгибах, то ли несметного числа туристов, позирующих на красном покрытии чаще всего с глупым выражением лица.

Перед Дворцом фестивалей и конгрессов – площадь. По краям – плитки с оттисками рук побеждавших в Каннах мировых кинознаменитостей, и в их числе слепок с руки Татьяны Самойловой из фильма-триумфатора нашего сородича Михаила Калатозова «Летят журавли».

Осматривать коллекцию, по правде говоря, утомительно, но ровно до тех пор, пока кто-нибудь не догадается потягаться ладонями и заснять факт рукоположения на пленку.

– А ну, померь конечность, – скомандовала дама-гренадер мужу-великану.

Тот приложил с хорошую лопату ладонь на изящный слепок Бельмондо.

– Жидковат, – отметила дама очевидный дисбаланс.

Дворец фестивалей, в котором показывают лучшие фильмы своего времени, был построен в 1982 году, но история Каннского фестиваля началась еще до Второй мировой войны, ею же была ненадолго прервана, а далее с успехом продолжена. Если вы заглянете в путеводители по этому поводу, то узнаете, что вот уже более пятидесяти лет Канны являются местом встреч популярных актеров и известных режиссеров, и что именно здесь, на переходящей от поколения к поколению красной дорожке, «завоевывают популярность непризнанные таланты». Если же смотреть не на то, что пишут, а на то, что делают, то картина совсем другая. Разные виды парфюма, нижнего белья и верхней одежды в комплекте с их носителями и всем остальным, придающим современной буржуазии флер скромного обаяния – это уже давно не после, а впереди кино. Немного похоже на самолеты, которые у нас первым делом, ну а девушки, как водится, потом. Популярные актеры и именитые режиссеры сегодня только антураж, платное приложение, мощный двигатель торговли, ключевые же фигуры на ковровой дорожке – модельеры, производители шампуней и изысканной еды. Артисты, режиссеры и др., как мы уже сказали – на второе, на десерт, на любителя. Вот что посчитали нужным подчеркнуть многие газеты и журналы, освещавшие 62-й по счету фестиваль в Каннах.

– Напитком официальных церемоний и вечеринок фестиваля стал Chivas Regal. В эти дни на Лазурный Берег компания Chivas Regal высадила и российский звездный десант. Здесь их ждали роскошные номера отеля Martinez, красная ковровая дорожка, ужины в ресторанах-обладателях звезд Michelin – Palme d\'Or и Oasis, закрытые вечеринки, трансферы на вертолетах и, конечно, презентация нового виски Chivas-12-magnum выпущенного лимитированной серией всего в пятнадцати тысяч экземпляров, которую оформил Кристиан Лакруа, – задыхается от восторга и обилия иностранной лексики один из гламурных журналов. А что про кино? – может спросить наивный читатель? А вот вам что.

– Красота и кино имеют много общего, мы давно это поняли. Поэтому именно L\'Oreal Paris – лидер в области косметики, эксперт и трендссетер в области красоты – выступает в качестве официального визажиста международных кинофестивалей в разных странах мира. – Нам приятно, что такие звезды как Пенелопа Крус, Ева Лонгория, Джейн Фонда и многие другие, доверяют L\'Oreal Paris в создании своего образа для красной ковровой дорожки на кинофестивалях в Каннах, Венеции, Берлине, – писали в эти дни в прессе. – Ксения Алферова будет в платье от Antonio Maras, Пенелопа Крус – от Marchessa, мистер Брэд Питт опоздал на премьеру своей картины, из-за чего миссис Питт (в платье Versace) выглядела очень недовольной. О том, что показывали на экране, пока в ресторанах давали балы и презентовали новый виски, пресса сообщала очень сдержанно, сквозь занятые едой зубы. Если, конечно, не говорить о специализированных изданиях, которые чахнут на глазах из-за отсутствия столь же специализированных читателей. Остальных приглашают в Канны, чтоб спросить: хотите создать свой образ с красной ковровой дорожки? Мы точно знаем, что с L\'Oreal Paris это возможно! Ведь Вы этого достойны!

Такое вот кино…

Страна Советов

Умная власть (кто бы сомневался, что она всегда умная) в случаях, когда может споткнуться, поступает как в Швейцарии: все щекотливые вопросы выносит на референдум – «вот проблема, вот вы: как решите, так и будет!». С одной стороны неуклонное следование демократическим принципам, с другой – перевод ответственности с одной головы на другую. Проще говоря, в определенных обстоятельствах власть умывает руки, но сохраняет лицо.

Логично ли, например, ругать городские власти Лозанны за то, что при явном недогрузе наземного общественного транспорта отстроено еще и метро, перевозящее преимущественно воздух? Нет, ругать городские власти нелогично. Потому что решение о строительстве бессмысленного метрополитена есть результат народного волеизъявления, подтвержденного специальным референдумом.

Или вот еще. Отношения Швейцарии с Евросоюзом носят немного странный характер.

– Да, – говорят в правительстве, – Швейцария не может оставаться одиноким островом по отношению к окружающим ее государствам Европы. Хотя бы потому, что из трех франков дохода каждый третий приносит торговля с европейскими странами. Это с одной стороны.

С другой, как считают многие швейцарские политики, в психологии их соотечественников силен рефлекс отталкивания всего европейского, в частности, в виде иностранных рабочих из Румынии и Болгарии. Как правительству быть? И второгоднику ясно – спросить у народа совета и вынести вопрос на референдум. Если граждане выскажутся против вхождения в Евросоюз так нелюбимых здесь Болгарии с Румынией, многие позиции соглашений с Европой, включая вхождение в Шенгенское пространство, будут поставлены под вопрос.

– Что поделаешь, так пожелал народ, – в случае чего разведет руками швейцарское правительство.

Переходим к своему, родному. Удивительная особенность принятия решений в отечественном исполнении еще и в том, что заметная часть уложений, по которым предлагается жить, признается горячо одобренной и всенародно поддержанной как бы сама собой, изначально, априори. И какой в таком случае смысл тянуть резину с обсуждением чего-то долгожданного, пронзительно ясного и совершенно необходимого? Как в большом, так и в малом.

К примеру говоря, не так давно, а именно девятого декабря минувшего года, Армения подписала Конвенцию ООН о защите гомосексуализма. За принятие Конвенции, в которой содержится призыв ко всем странам не критиковать гомосексуализм, проголосовали все государства-члены Евросоюза, а также Украина, Сербия, Израиль, Япония и др. (Декларацию не подписали Россия, Турция и Австралия. Противниками этого документа являются также Ватикан и организация «Исламский союз».)

Насчет «Исламского союза» и Ватикана молчу, но, насколько знаю, прежде чем подписывать документ (или не подписывать), в других странах со своими гражданами посоветовались. А вот почему Армения так уверенно призывает оберегать «голубых», сказать трудно. Получается, критиковать позицию ПАСЕ – пожалуйста, а гомосексуализм – не сметь!

Не то чтобы дрейф в сторону нетрадиционной сексориентации способен и нас довести до серии чисто английских убийств, когда тридцатишестилетний Энтони Морли из Лондона убил своего любовника, затем отрезал часть его бедра, зажарил в оливковом масле, приправил травами и съел. До такого, надеюсь, не дойдет, но и полной уверенности в том, что голубые города снятся людям иногда, где хотите, но только не в Армении, тоже нет.

Однако, как говорили коммунисты, «посоветоваться с народом» никогда не лишне. И не только, чтоб в случае чего скинуть ответственность с больной головы на здоровую – референдумы нужны прежде всего обществу. Знаете, как поступает швейцарский суд при рассмотрении дел, связанных с нарушениями правил уличного движения? Безжалостно лишает водительских прав сроком от одного до трех месяцев. В прошлом году таких лишенцев оказалось 74 326 человек, и это на три процента больше, чем годом раньше, но есть и такие, к которым были применены более долговременные санкции.

Теперь самое интересное. Швейцарский суд позволяет водителям самим выбрать те конкретные месяцы, когда штрафникам удобнее оставаться без машины, и если вы скажете, что здесь обошлось без референдума, то не угадали.

Лозанна – Межев (Франция)

...

Судьба резидентов

Кто не успел, тот опоздал. Подавшие запрос на американскую визу до первого января 2008 года, но не пришедшие за ней, визу, может, и получат, но уже с доплатой в тридцать один доллар ровно. Именно на столько Госдеп США повышает стоимость главного въездного документа страны. И это не первое увеличение цен на услуги, оказываемые иммиграционными властями Америки.

В 2004 году цену уже приподнимали до 100 долларов, и тогда это покрыло заложенные в смету расходы. Теперь не покрывает. По причине обязательного дактилоскопирования всех соискателей поголовно, что предполагает некоторые неудобства с одной стороны и увеличение финансовых затрат с другой. Таким образом появляется еще одна возможность кинуть камень в международный терроризм вообще, а в гнусную «Аль-Каиду» с особой радостью.

Между тем, процедура предполетного досмотра пассажиров, следовавших под занавес 2007 года из Европы в США, проходила по облегченному варианту: снимать обувь и стаскивать с брюк ремни велели выборочно, а иногда и просто спрашивали, есть ли при себе электроника, и если отвечали, что электроники при себе нет, то верили на слово. Могли поверить также выразительной жестикуляции, если вы, например, Армен Джигарханян, спешите на рождество из Франкфурта-на-Майне в Даллас, а вас еще о чем-то спрашивают.

Отличить при этом профессионального пассажира от эпизодического не так уж сложно. Первые полностью доверяют авиаперевозчику и ФБР, вторые излишне суетятся и никому не верят. До места назначения, однако, долетают все.

А впереди новые испытания. Те, которые «citizen» (граждане) или «resident» (постоянные жители) становятся в одну очередь, остальные пристраиваются к другой. Тот факт, что автор попеременно находился и в той, и в другой диспозиции, дает ему возможность судить, где лучше, если, конечно, в очередях может быть что-то хорошее.

«Грин-карта», когда она в кармане, избавляет вас от необходимости ходить в консульство, платить какие-то сборы и ждать, когда в паспорте шлепнут необходимые визовые отметки. Но не только это. «Грин» хорош еще и тем, что предъявляя его иммиграционному офицеру при въезде в страну, не надо объяснять, зачем, к кому, по какому вопросу и на сколько вы едете. Вопрос чаще всего один: по какой причине не оставались в стране положенные шесть месяцев? Обратите внимание на постановку вопроса: спрашивают не о том, где находились, а на каком основании не живете в стране, постоянным жителем которой являетесь. Разницу усекаете?

Между тем, отсутствовать по полгода можно по разным причинам, причем незнание английского не самая главная из них. Можно, например, любить Америку не шесть, а по полтора месяца в году, что для многих резидентов было бы в самый раз, но для «иммигрейшен» как оскорбление национального флага.

«Грин» дается человеку один раз и для постоянного проживания. Постоянное проживание необходимо для натурализации. Натурализация нужна для того, чтоб по истечении пяти лет хождения в резидентах и, проникнувшись величием акта, иностранец мог подать на гражданство, сдать нехитрый экзамен, после чего получить паспорт США с гордой птицей на обложке. Если кому-то все это до лампочки или очень уж в большую тягость, значит «Грин» он не уважает и употребляет только для безвизового въезда в США. То есть использует не по назначению. А это резко снижает статус документа, за который бьется лучшая часть человечества. Что, собственно, и пыталась втолковать мне непоколебимая Кукки из иммиграционной службы города Детройта.

Впечатляющих размеров афроамериканка с соразмерным «Кольтом», напоминающим о бренности бытия и скоротечности сущего, тыкала пальцем в графу «прибыл-убыл». Числа свидетельствовали о недопустимом ужатии сроков пребывания в одной стране, то есть в США, за счет непомерно долгой задержки в других, России и Армении.

– Так жить нельзя, – со значением втолковывала крутобедрая Кукки, поясняя с помощью переводчицы, что значит жить правильно.

Из армянского подстрочника выходило, что правильно жить – это прежде всего не испытывать терпение миссис Кукки, которая в третий раз уже не простит.

– И что тогда? – спросил я переводчицу.

– Тогда на вас подадут в суд, где вы, скорее всего, проиграете и останетесь без «Грин кард».

На этих словах миссис Кукки убежденно закивала головой. Видимо, не я первый, кто интересовался своим будущим в схожих обстоятельствах.

– Кукки любит, когда говорят правду и только правду, – сказала переводчица, разбавив сообщение элементом судебного присутствия.

Не желая испытывать судьбу, безвариантно приводящую к Кукки, в свой очередной заезд я оставил «Грин» дома и въехал в страну с обычной американской визой. Получилось совсем неплохо. Теперь, ожидая встречи с Кукки или ее коллегами, стою в обычной очереди без видимых причин для угрызений совести. Более того, стояние в общей очереди создает определенный комфорт, образуемый за счет общения с иммигрейшн в ритме блиц. Иначе говоря, все проходит быстро, без лишних вопросов, если конечно, вы не близкий родственник Бен Ладена.

Между тем, проще всех приезжать в Америку гражданам почти тридцати стран мира, в том числе Евросоюза, Японии, Австралии – все они пользуются правом безвизового въезда в США. Ни Россия, ни Армения в этот клуб пока не входят. Тем временем поток перелетающих из Старого Света в Новый с каждым годом растет – у каждого в Америке свое. Что у меня? Как учит нас миссис Кукки, говорю правду, одну правду и только правду: у меня здесь два внука и этого достаточно, чтоб хотя бы раз в году пересекать Атлантику и видеть их в среде естественного обитания.

…Америка, бесспорно, великая страна, кто с этим спорит? Но если вы не собираетесь жить в ней постоянно, а оставаясь по шесть месяцев в году, испытываете большие неудобства, убедите своих заокеанских родных и близких не разыгрывать для вас «Грин», который в некоторых случаях нужен вам точно так же, как миссис Кукки – Бангладеш. В смысле один из жилых массивов города Еревана.

Франкфурт-на-Майне – Детройт, США

У кого метро круче?

Лозаннцы, утверждающие, что здешнее метро самое крутое в мире, могут и не знать, что ереванское еще круче. Претендовать на первенство мы вправе на том основании, что если в Лозанне перепад высот составляет 336 метров, то в нашей подземке – все 550. Разница существенная.

Едем сравнивать дальше. Общая протяженность всех линий здесь составляет шесть километров, у нас – тринадцать с лишним. На эти недлинные километры в Лозанне приходится четырнадцать станций со средним расстоянием между ними в 461 метр – если хорошо разбежаться, можно и доплюнуть. У нас перегоны хоть и побольше, но станций почти наполовину меньше. Проехаться по лозаннскому метро из конца в конец можно за пятнадцать минут с небольшим, по ереванскому, если честно, уже не помню, но, кажется, чуть больше. Ездить в лозаннских вагонах удобно и приятно еще и потому, что вагоны здесь на резиновом ходу, в наших, мягко говоря, тягостно и не только из-за громыхающих на стыках металлических колес. У нас поезда водят машинисты, в Лозанне – ими управляют автоматы.

Как видим, непохожего больше, чем схожего. Если не брать во внимание один объединяющий «нюанс». Он в том, что ни тот, ни другой метрополитен по большому счету никому не нужен. С ереванским это стало очевидно сегодня. В Лозанне с его идеально работающим наземным транспортом и населением, не дотягивающем даже до ста тридцати тысяч, было понятно еще вчера. Тогда почему строили? В Лозанне, потому что много денег, в Ереване – потому что много амбиций.

В Баку метро уже было, в Тбилиси тоже, а мы что, совсем рыжие?

Для того чтобы начать копать, лозаннцам требовалось всего лишь решение кантонального референдума, Еревану надо было добиваться постановления политбюро ЦК КПСС. А это и время, и деньги, которых в Армении просто не было.

Здесь я немного отойду от Швейцарии, чтоб напомнить, как у нас поступали в случаях, когда очень хочется, но нельзя. Первые лица республики, в данном случае Антон Ервандович Кочинян, озвучивали для Москвы сюжеты в жанре «Легенды и мифы древней Греции». Как это выглядело в приложении к ереванскому метрополитену?

К началу семидесятых годов прошлого века населения в столице было заметно меньше нормативного миллиона, что автоматически снимало вопрос о строительстве метро, но оставляло место строительству тоннеля для скоростного трамвая с туманной перспективой его дальнейшего преобразования в метро. Короче говоря, городу позарез нужен был миллион жителей, а не каких-нибудь 770 тысяч. Откуда их взять?

Очень скоро статистические сводки о числе новорожденных стали удивлять резкими скачками вверх, что, однако, трудно увязывалось с количеством койко-мест в родильных домах не только Еревана, но и всей республики в целом. Пустили в оборот и такую версию: ереванцев, мол, становится все больше и больше не только за счет естественного роста, но и из-за неистребимого желания зарубежных армян вернуться на землю Советской Армении. Особо умилял аргумент: «Духовенство поддерживает их стремление и по миру пущен клич – «Армяне – домой!». Можно подумать, что духовенство – отдельно, а Центральный комитет партии – тоже сам по себе.

Однако самой экзотической выглядела вот какая версия. Говорят, явившись на прием к дорогому Леониду Ильичу, первый секретарь ЦК Армении сказал: при расчетах пассажиропотоков в технико-экономическом обосновании необходимости скоростного транспорта в Ереване были допущены ошибки, корни которых в незнании традиций армянского народа. Дело в том, что каждый армянин, если он живет отдельно от родителей, должен ежедневно их навещать. Следовательно, расчетные пассажиропотоки на перспективу будут как минимум в полтора раза больше, чем определяемые по традиционным методикам. Насчет ежедневного посещения родителей как-то трудно верится, но ведь до чего ласкает слух!..

Так или иначе, разрешение на ереванское метро было получено. В 1981 году его открыли, а потом, как водится, закрыли – чтоб устранить недоделки. Что, впрочем, повторилось и в Лозанне. Организовав торжественное открытие, власти затем закрыли метро с занимательной формулировкой: «Лозаннское метро самое безопасное, но пока ненадежное». А про ереванское можно сказать и так: «Одно из самых красивых, но уже (пока?) невостребованное».

Лозанна, Швейцария

У озера

Прогуливаясь по лозаннскому побережью Женевского озера, можно и не знать, что легко, непринужденно и как бы между прочим из зоны действия одной конституции вы переходите в сферу влияния другой. Лично я каждое утро проделываю это дважды и не просто безболезненно, но даже без намека на возможные последствия от незнания нюансов правопорядка на пересекаемых территориях. Идешь себе, ну и ладно…

Между тем, Швейцария состоит из двадцати шести кантонов и каждый из них действительно имеет свою конституцию, принимает свои законы, пользуется своими правами, не предоставляющими, однако, никакой возможности поднимать вопрос о самоопределении. Нация, и в этом легко убедиться, занята иным – она живет и дает жить другим. Подтверждения на каждом шагу. Вот, например, языки. Абсолютно равное хождение имеют немецкий, французский, итальянский и малоизвестный нам ретороманский. Говори на любом, лишь бы не глупости типа «Швейцария для швейцарцев!»

Каждый день ранним утром к главному причалу Лозанны подходит паром. Приходит полным, уходит пустым. С того берега, из французского Эвиана (откуда знаменитая одноименная вода) паром доставляет так называемые рабочие руки. Сотни преимущественно молодых французов бодро растекаются по Лозанне и занимают так называемые рабочие места. Вечером того же дня тот же паром отвезет людей обратно, домой. Никакого сравнения с так называемыми гастарбайтерами, которых можно бить, унижать, а в некоторых случаях и убивать.

Нынче на дворе кризис, и местный мэр мог бы в унисон московскому бросить клич о необходимости решительного сокращения квот для пришлых французов в интересах коренных швейцарцев, но подобная логика здесь не срабатывает. Работодателю не так важно то, кто у него работает, а важно то, как он работает. Вследствие чего никому не придет в голову спрашивать, узбек вы или нет.

Трудно себе представить и то, чтобы местные чиновники сдирали с гастарбайтеров свое: среди двадцати двух ведущих стран мира Швейцария в четверке наименее коррумпированных стран – впереди только Бельгия, Канада и Голландия.

Армению в этом списке можно пока не искать, но вспомнить о ней уместно в связи с возможным размораживанием армяно-турецкой границы. Впрочем, по некоторым сведениям, в Турции уже сегодня работают тридцать пять тысяч граждан Армении. Сколько турок зарабатывают на хлеб с маслом в Армении, не скажет, пожалуй, никто, зато с другими соседями все предельно ясно – азербайджанцы здесь не гуляют.

Но жизнь не стоит на месте, кое-что пусть медленно, но меняется, правда, пока больше на словах, а дальше – поживем, увидим. И вот уже по Общественному телевидению Армении можно услышать: «В конце концов мы придем к тому, что на территории исторической Анатолии наши народы – азербайджанцы, армяне, турки, грузины и курды – будут иметь очень серьезное экономическое, культурное и политическое сотрудничество. Просто надо подождать, когда политическая мысль наших турецких коллег созреет. Мы, армяне, свой шаг сделали».

Арсен Казарян, глава Союза промышленников и предпринимателей Армении, сказал очень правильные слова. Конечно, до того, чтобы перемещаться из Еревана в Стамбул так же легко и непринужденно, как это делается по маршруту Лозанна – Эвиан, еще далеко, но здесь, как и в любом деле, важен первый шаг.

Возвращаюсь к месту своей временной дислокации в Европе. Опыт Швейцарии показывает, что укреплять свой авторитет в мире можно не только наращивая военные мускулы, но и соблюдая нейтралитет, который позволил стране избежать участия в двух самых опустошительных мировых войнах. Особенность нейтралитета по-швейцарски: неизменное миролюбие и порядок в танковых войсках (а равно в артиллерии, авиации и пехоте, на что в год уходит около трех миллиардов долларов) состоят друг с другом в полной гармонии. Не нарушает ее и то, что боевое оружие швейцарцы по традиции хранят дома, что, с учетом наших традиций, Армении категорически противопоказано.

Поиск взаимопонимания во всем и со всеми не мешает Швейцарии иметь и отстаивать свое видение мира. Так, нижняя палата парламента страны еще в 2003 году признала факт геноцида армян, затем приняла закон, предусматривающей наказание за его отрицание, после чего привела его в исполнение, оштрафовав лидера Рабочей партии Турции на три тысячи франков. Мелочь, но приятно.

…Если говорить о встречах частного характера, то более подходящего места, чем побережье Женевского озера, вам, пожалуй, не найти, как нет для международных переговоров лучшего места, чем вся Швейцария в целом.

Страна удивительно быстро располагает к миролюбию и заставляет расслабиться. Кого угодно. Вспомните хотя бы профессора Плейшнера из «Семнадцати мгновений весны». Роковую промашку, если вы помните, он допустил именно в Берне, где тихо, светло, где озеро с лебедями и птички поют… Меж тем фильм снимался вовсе не в Берне, а в Латвии и ГДР. Курьез в том, что в Берне, в отличие от большинства немецких и даже швейцарских городов, Блюменштрассе (Цветочной улицы) не существует. Да и озера в Берне тоже нет. Но это так, к слову… А фильм, между прочим, от этого хуже не стал.

Лозанна, Швейцария

Фейерверк

– Вот, дала за это тысячу евро, а она, собака, не залазит…

Дама с сумкой от «Луи Виттон», рекламируемой ныне отцом советской перестройки Михаилом Сергеевичем Горбачевым, развела руками и щелкнула собачку по носу. Та тявкнула и сделала на ковре мокро. Даме стало очень смешно. Дама определенно была дурой. Правда, дурой богатой – бедным в пятизвездочном отеле делать нечего. Как, впрочем, и небогатым мужчинам, но с ними немного другое, так как известно: каждая женщина может сделать из мужа миллионера. Если он миллиардер. Дама с собачкой свою задачу, кажется, решила.

Если смотреть на Монте-Карло незамутненным глазом, то никакого экономического краха здесь не наблюдается. Все вокруг сверкает, блестит, переливается. Улицы вычищены, деревья подстрижены, птички поют, но не громко. По первому впечатлению может показаться, что кладбища здесь нет, не должно быть. Зачем?! Автомобили, включая спортивные «Феррари», когда едут, едут небыстро, но больше стоят на гостиничных парковках. Во-первых, потому, что в крошечном Монте-Карло особенно не разгонишься, во-вторых, такие автомобили у дверей роскошных отелей – это не просто красиво, но знак стабильного благополучия. Город и его гости, которые здесь в очевидном большинстве, как бы говорят себе и всему миру: нас это не касается, к нам это не относится, мы в полном порядке, нам кризис нипочем. Но здесь важно видеть вот что. Сигнал о финансовой непоколебимости, больше напоминающий заклинания, адресован не столько внешнему миру, сколько себе. Сеанс психотерапии. Чтоб успокоиться.

Еще одно пояснение. У Монако, как отдельно взятого государства, пусть даже микроскопического, впадать в панику особых оснований и в самом деле нет: экономический шторм, если и задел страну, то самым краешком. (В известной мере это относится еще к четырнадцати странам мира, которых журнал «Форбс» называет «счастливчиками». Это – Австралия, Бразилия, Египет, Индия, Индонезия, Канада, Катар, Китай, Ливан, Норвегия, Перу, Польша, Филиппины и Франция.)

Ни Армении, ни России, в списке, как видим, нет. Ситуацию в Армении мировая пресса не комментирует никак, что же до России, то, по утверждению некоторых аналитиков, во втором квартале текущего года ее экономика «упала» аж на 10,9 процентов. Вопрос, которым задаются многие: если такова цена зависимости от нефти, то почему в других нефтедобывающих странах стало не хуже, а даже лучше? Например, в Саудовской Аравии, Бахрейне, или более понятном нам Казахстане. Частичное объяснение факту в том, что, по словам Дмитрия Медведева: «У российской экономики не будет будущего, если она не перестанет быть сырьевой, нынешний путь развития тупиковый». И далее: «России нужно движение вперед, пока этого нет. Топчемся на месте, и это четко продемонстрировал кризис».

Признание президента говорит о том, что сегодня в стране далеко не все ладно, а что будет завтра: то ли кирдык, то ли прорыв – без комментариев. То, как ведут себя россияне на лучезарных пляжах Европы, во многом не стыкуется с сумеречной картиной на родных берегах и даже напротив – чуть ли не кричит о благополучии поглощенной курортным сезоном публики. Нельзя, конечно, сказать, что российская бизнес-элита и сопровождающие ее лица подстерегающей опасности не чувствуют, но в столкновении самоистязания с самоутверждением пока верх берет второе. Что в известном смысле, может, и неплохо. Уже хотя бы тем, что надежда лучше отчаяния, хотя лучше все равно действие.

…Россиян на Лазурном Берегу больше всех других иностранцев, если не вместе взятых, то около того. Узнавать их нетрудно: по русской речи, если находишься близко, (а если не близко, то все равно), многие рестораны пишут меню уже и на русском, в гостиницах, магазинах, пунктах обмена валют – важная информация опять же на русском, про «спасибо» и «пожалуйста» с характерным французским прононсом я даже не говорю. Опознанию сограждан сильно помогла и гостившая у нас телеведущая первого канала Катя Андреева – и какой русский оставит звезду без внимания? Словом, автор имеет все основания утверждать, что понятие «далеко от Москвы» здесь стремительно устаревает.

А как распознают россиян местные? Парикмахер Джанкарло, который никак не мог понять, почему называть его Карлоджан во всех отношениях лучше, в качестве особой приметы называет чаевые. Если их размер переходит за грань разумного, значит, перед тобой русский. Говорят, в этом сезоне гонорар за услугу взметнулся еще выше – наверное, чтоб в лишний раз показать отсутствие каких бы то ни было проблем.

…По вечерам в Монте-Карло то и дело устраивают фейерверки – иногда по поводу, но чаще – без. Так, для хорошего настроения… Любоваться симфонией цвета в сопровождении подходящей к волшебной феерии музыки и в самом деле приятно. Витая в призрачных облаках, как-то забываешь о реальных делах на земле: всяких там балансах-авансах, профицитах-дефицитах, инфляциях-девальвациях и других спутниках экономических кризисов. А так, находясь рядом с праздником, который всегда с Монако, легче дышится, дальше видится и больше верится. В лучшие времена, а главное, в самого себя. Ведь, как говорил Джон Дэвисон Рокфеллер: «Ваше благополучие, господа, зависит от ваших собственных решений».

Старина Джон знал, что говорил.

Монте-Карло

Флаги на башнях

Звездный флаг Евросоюза ни с того, ни с сего взметнувшийся над парламентом Молдавии, заставил степенных швейцарцев встрепенуться. Отчего так тревожно в груди? От публичного заявления, что молдаване – это те же румыны, только проживающие отдельно. И вот теперь, – выходило из поступавших от Кишинева комментариев, – когда Молдавия объединится с Румынией, нарисуется, наконец, то самое долгожданное, единое и неделимое государство со столицей в городе Бухарест.

Какая от этого швейцарцам тема для радости или, напротив, повод кручиниться? Ровным счетом ни малейшего повода для восторга или печали, если не говорить о полотнище евростяга, в которое завернута собака. Дело в том, что поведение румын, средь бела дня и за компанию с другими восточноевропейскими братьями ломанувшихся в европейское сообщество, шокировало сдержанных во всех отношениях швейцарцев. Теперь же, если сердечный союз Кишинева с Бухарестом вдруг будет оформлен юридически, в Евросоюзе может очутиться и Молдавия, а такая дойна Швейцарии, грубо говоря, сто лет не нужна.

И дело не только в том, что Молдавия считается одной из самых бедных стран Европы, дело еще и в том, что она показала себя одной из самых буйных. Здесь видели, с каким упоением толпа громила резиденцию президента Воронина, и помнят, как в не столь уж отдаленном прошлом в Бухаресте линчевали Чаушеску с супругой. А что, если и Швейцарская конфедерация станет для молдаван родной? Или вот еще. Что это за люди такие, которые так легко отказываются от своей национальности и заявляют: «Мы – румыны»? А коль так, то где гарантии, что молдавские интернационалисты не докажут, что и с Швейцарией у них культур-мультур один на двоих, из чего и образовался, например, музыкально-хореографический ансамбль «Жок».

Короче говоря, у Запада, в лице той же Швейцарии, с бывшим восточноевропейским блоком, в данном случае в лице Молдавии, куда больше непохожего, чем общего. По целому ряду вопросов. Например, по утверждению директора Института современного развития Евгения Гонтмахера: «В Западной Европе сильна коллективная идеология, люди более открыты и там привыкли помогать друг другу. У нас же большинство живет по принципу "человек человеку волк"». Или – Швейцарская демократия в действии, это когда два раза в году проводятся собрания практически всех кантонов Швейцарии, на которых спокойно, деловито и без мордобоя обсуждаются самые актуальные проблемы жизнедеятельности округи.

Есть, конечно, и другие разночтения. А вот еще мнение, согласно которому различие Западной и Восточной церквей еще и в том, что в католической церкви есть куда сесть – на лавку или в кресло, а в православной нет. Отсюда и ключевое различие между устройством западной и восточной жизни: предусмотрительность и удобство в одном случае, авось и дискомфорт – в другом.

Неприязнь к новобранцам Евросоюза швейцарцы в силу своей воспитанности открыто не высказывают, и что удивительно – точно так же ведет себя и полиция, и кто после этого скажет, что у нее с воспитанностью проблемы?

Из комментария русской переводчицы, помогающей здешним блюстителям порядка разговаривать с задержанными. «Швейцарские сотрудники полиции всегда были очень корректны по отношению к ним. Не было никакого предубеждения по национальному признаку: русскоязычные, грузины, украинцы и другие «наши» национальности вовсе не рассматриваются как потенциально криминальные. Но естественно, полицейские хотели знать обо всех прошлых криминальных случаях, и если преступники действовали организованно, то найти всех членов группировки».

Каков улов, если говорить о «наших» национальностях? Полицейской службе Лозанны в сотрудничестве с коллегами из других кантонов удалось задержать тридцать четыре человека, входивших в банду, которую здесь называют грузинской. Грабители совершили более ста пятидесяти краж с взломом в различных районах Швейцарии и стали авторами нескольких вооруженных нападений.

Почему так долго сходило с рук? По объяснениям полиции, как только нарушители закона оказываются на швейцарской территории, они подают запрос на получение статуса беженца, и сам запрос временно легализует их пребывание в стране. Пока отрицательный ответ не получен, люди могут жить в Швейцарии, процесс рассмотрения документов длится долго, а когда власти отказывают им в статусе беженца, нарушители «растворяются» в пространстве».

Понятно, что узнав про это, автор сильно взволновался и стал искать в полицейских сводках упоминания о бандах отечественных воров или пусть даже отдельно взятых прохвостах. И надо же было такому случиться – не нашел! Но говорить, что поэтому армян пригласят в Евросоюз раньше, чем тех же грузин, я бы не стал. Да и кто сказал, что благоденствие возможно только под флагом Евросоюза, куда рвутся те, кто еще не попал, а кто попал, тот по-прежнему на скамейке запасных. Почему, чтобы жить безбедно, достойно, красиво, в конце концов, надо обязательно стучаться в дверь дома, где тебя не очень и ждут?

Речь, понятно, о бывших республиках Советского Союза, которые, если честно, ни при какой погоде не Европа. В том смысле не Европа, который имеет в виду сенатор Ралиф Сафин, когда говорит, что после развала СССР мы приехали на Запад дикие и грубые, думали, что крутые, но не умели вежливо здороваться, не знали языка, не пропускали вперед женщин… Нас по-прежнему боятся, потому что знают, какие революции мы устраиваем. Цветные, бесцветные, полезные, бесполезные… В Молдавии, Грузии на Украине. А что, в Армении тишь да благодать?

Женева – Лозанна

Чисто швейцарское спокойствие

Ассоциативный ряд, возникающий при каждом упоминании Швейцарии, ограничен, но непоколебим: банки, часы, шоколад, сыры и размеренная жизнь обывателя, которому выпало жить не в какой-нибудь Уганде, а в Швейцарской Конфедерации.

Но вот какая штука. Чтобы получить представление о банках, надо хотя бы раз иметь с ними дело, чтобы оценить вкус сыров и шоколада – как минимум их попробовать, а чтоб войти в состояние, необычное для утомленных финансовыми передрягами масс, ничего делать не надо. Надо только взять билет на самолет авиакомпании «Swiss Air», вылетающий из Москвы в Женеву с точностью швейцарских часов, попробовать в натуре упомянутые выше сыр да шоколад, чтоб где-нибудь на двадцатой минуте полета почувствовать себя не в своей тарелке. Чуть позже вы поймете, отчего. От предусмотрительности той же «Swiss Air», предлагающей на протяжении всего полета необычный для большинства из нас телепродукт.

Никакой вам крови, мордобоя, хруста костей, рева сирен и прочей свистопляски самого массового из искусств. И никакой политики тоже. Вы себе такое представляете? Всему этому швейцарский авиаперевозчик предпочитает картинки живой природы. Вам показывают, как кошка ловит мышей, но не загрызает насмерть, а дурачится, играет с ними. Предлагают полюбоваться полетом птиц, плавным течением рек, отмытым до блеска зеркалом озер, бездонной голубизной неба. Вас готовят к встрече со страной, где большой политикой интересуется ничтожное меньшинство, а все остальные просто живут. Полнокровной жизнью нормальных людей. Что, конечно, не означает находиться в отрыве от сотрясающих мир катаклизмов, финансовых в первую очередь уже хотя бы потому, что Швейцария страна банков.

И вот, пожалуйста: местный банк «Credit Suisse» сокращает более пяти тысяч рабочих мест – около одиннадцати процентов своего персонала. Это сокращение стало следствием убытков компании в октябре и ноябре – около трех миллиардов швейцарских франков. Большая часть сокращений произойдет в инвестиционном секторе. Ранее «Credit Suisse» уже сократили 1,8 тысяч рабочих мест.

Трудности в финансовой сфере – где больше, где меньше – накладываются и на другие области экономики, оборачиваясь общим понижением уровня жизни очень дорогой – в смысле цен – страны мира. Кажется, отличный шанс для оппозиции подтолкнуть пролетариат взяться за любимое оружие – благо, здесь им мостят почти все улицы. (В Чикаго, например, импульсивные рабочие фабрики строительных материалов, уволенные несколько дней тому назад, захватили предприятие и требуют выплаты пособий.)

Но нет – в трудные времена в Швейцарии ведут себя точно так, как в благополучные. То есть не ударяются в крайности. И дело не в том, что швейцарцы недобирают с классовым самосознанием, а в том, что держать себя рамках их учат с первого класса и даже еще раньше.

Коллега из «Огонька», Наталья Радулова, рассказывала о «чокнутом» швейцарце Йорге Дуссе, инженере, приехавшем в российскую Тарусу по делам и осевшим здесь насовсем. Вот ее зарисовка с натуры. Отправляется Йорг в местный продуктовый магазин за хлебом. Он, наивная душа, думает, что продавщица сразу к нему подскочит с улыбкой: «Чего изволите?» – и тогда он покажет пальцем на витрину. Но продавщица угрюмо читала книгу и на посетителя никакого внимания. Йорг помялся, повздыхал и ушел. На следующий день Йорг отправился в магазин подготовленным – выучил фразу «Дайте, пожалуйста, хлеб». Но работница торговли так на него рявкнула, что он в ужасе убежал. Потом выяснилось, что она всего лишь спросила: «Черный или белый?» Со временем Йорг пообвык, сработался с коллективом и уже через пару месяцев вполне сносно изъяснялся матом. «Эй, сука, дай, мать твою за ноги, хлеба, пожалуйста», – вежливо улыбался Йорг в магазине…

Наталкивает на воспоминания, которые трудно провести по графе давно минувших лет, но легко узнаваемые как в России, так и в Армении. Пусть даже и там, и здесь входить в контакт с тружениками прилавка уже можно без риска вечно быть в дураках. Впрочем, что до Армении, то шансов кое в чем сравняться со Швейцарией у нашенских, пожалуй, больше. Потому как «оба народа являются носителями схожей культуры, страны имеют почти одинаковые природные условия, небогаты ресурсами, не имеют выхода к морю, однако имеют убеждения, знания и навыки».

Так сказал Кристиан Эгерзеги-Обрист, руководитель делегации парламентской группы Швейцария – Армения Федерального собрания Швейцарской конфедерации, побывавший не так давно в Армении. Надо полагать, Кристиан Эгерзеги-Обрист знает, что говорит!

«Эйрбас» попадает в цель

Долгое сидение в самолете, перелетающем из Европы в Америку, заставляет пассажиров то и дело подниматься на ноги и прохаживаться по салону Из чего возникает периодическая система наблюдений за летящим в Новый Свет людом. Разминаясь в проходах, видишь то, чего не заметить уже нельзя: темнокожих граждан в белокрылых лайнерах становится больше и больше.

Еще лет десять назад, когда я обкатывал маршруты своих неизменных полетов в США, цветовая гамма в самолетах была бледнолицей, однако с каждым годом темный колер если не преобладал, то уверенно выстраивался в тенденцию, аналогичную со свойственной авиарейсам из Кавказа в Москву и обратно на Кавказ. Иначе говоря, рейсы стали темнеть.

По данным Американского центра исследований иммиграции: «Сегодня приезжим является каждый восьмой житель США. Еще в начале девяностых годов мигрантом был только каждый тринадцатый американец, а в семидесятых только пять процентов. При этом треть мигрантов находятся на территории Соединенных Штатов незаконно».

Вот и сейчас почти половину пассажиров, летевших из Франкфурта-на-Майне в Детройт, составляли индусы и арабы. Публика невзыскательная, покладистая. Женщины-арабки в неизменных хиджабах, мужчины в одеждах без опознавательных знаков нацпринадлежности, если не говорить о двух, по всей вероятности, бедуинах. Головы этих неразговорчивых товарищей были на особый манер обмотаны платками, выцветшими, надо полагать, под солнцем Аравийской пустыни.

При рассмотрении этих лиц в упор ассоциация с выжженной землей лишь усиливалась. Убедиться в том можно было дважды: когда бедуины шли в туалет, и когда оттуда возвращались. Осанка, с которой они держали спины, предполагала наличие хотя бы одного верблюда рядом, вслед за чем воссоздавалась точная копия обертки конфеты «Кара-Кум» производства Ереванской кондитерской фабрики. Однако двенадцать километров высоты над Атлантическим океаном наличие персонального верблюда не предусматривали.

Что до индусов, то эта часть самолетного населения вела себя уверенней, потому что точно так же ведет себя и в Америке: потомки Махатмы Ганди и Рабиндраната Тагора продолжают уверенно укреплять свои позиции как в медицине, так и в компьютерных делах, а в США, должен заметить, этот бизнес совсем не дохлый.

В первых рядах «Эйрбаса» от компании «Люфтганза» сидела большая семья иракцев: муж, жена, пятеро детей и еще кой-какая родня, а за их спинами – американский солдат в камуфляже, не пытавшийся держать своих соседей под прицелом.

Солдат – один из 150 тысяч американских военнослужащих в Ираке, скорее всего, летел в отпуск, на родину, которая позволяет себе тратить на войну в Ираке по 14 миллиардов долларов в месяц. Между тем, уже есть расчеты, по которым иракская война в общем и целом обойдется американским налогоплательщикам более чем в два триллиона долларов.

Но на текущий в бездонном и синем небе момент эта бухгалтерия не занимала никого: ни иракцев, летящих в стан своих врагов, ни бравого американского солдата, возвращавшегося к рождеству под крышу дома своего, ни легко узнаваемых японцев, ни говорливых итальянцев, ни вездесущих поляков – никого из пассажиров рейса LH-486 Франкфурт-на-Майне – Детройт.

С высокой степенью уверенности можно утверждать, что в обернутые платками бедуинские головы мысли о подлой сущности мирового империализма если и лезли, то в самую последнюю очередь. Точно так и с остальными участниками нашего интернационального рейса: христианами, католиками, мусульманами, буддистами. Каждый думал о своем.

…Когда на воздушных ухабах сильно трясет, не так уж и важно, кто каким богам поклоняется. Важно долететь: американскому солдату к матери, иракцам к своей удаче, бедуинам – по своим делам, не обязательно верблюжьим. Всем вместе и каждому в отдельности хотелось одного – живыми и здоровыми попасть в свою наземную цель.

Москва – Франкфурт-на-Майне – Детройт

Ираклий

Париж, который, как мы знаем, праздник всегда, но накануне рождества он праздник вдвойне, вследствие чего неизменно красивый город становится еще краше.

Куда ни глянь – парад кафе, мотоциклов и арабов, причем смуглых лиц арабской принадлежности становится все больше, и возможно, недалек тот час, когда кафе и мотоциклы отойдут на вторые позиции, а арабы выдвинутся на первые. Во всяком случае, в количественном отношении. Демографический перекос, беспокоящий не только французов во Франции, но и армян в Армении после того, как замаячившая перспектива сближения с Турцией пообещала воплотиться в жизнь.

Нетрудно заметить, что парижане стараются сосуществовать с ближневосточным людом, по возможности, не пересекаясь с ним, находясь как бы в отдалении, а когда это не получается, то не высказывать явного неудовольствия. До открытой конфронтации, а тем более ненависти дело чаще всего не доходит. Хотя бы потому, что геноцида французов со стороны арабов пока не было. И потом: если вы пройдетесь раним утром по Елисейским полям, то сразу же отметите, что черную работу здесь делает смуглый, но делает ее на редкость аккуратно и добросовестно. Этого нельзя не увидеть и это трудно не оценить.

Отель «Георг V», один из трех лучших в Париже, объективно отражает вышеотмеченный социально-этнический расклад во всех своих конфигурациях, финансово-экономической в том числе. Потому что, если оглядываться не только на Елисейских полях по утрам, но и внутри роскошного отеля каждым вечером, то арабов с бьющим через край богатством видишь чуть ли не через одного. Это может нравиться или не нравиться, но не считаться с этим нельзя. Политикам – в первую голову.

Президент страны Жак Ширак, подъехавший к отелю с женой и собачкой в бауле от «Луи Виттон», на моих глазах пожал руки всем, кто стоит у входа в «Георг V»: открывает двери, приносит-уносит чемоданы и пр., а кто делает такую работу, мы уже знаем. Портить отношения с арабским миром не хочется никому, хотя повышать рейтинги, ругая «понаехавших», легче легкого. Этим в свое время с успехом воспользовался Николя Саркози, но, став президентом, не стал разыгрывать выигрышную карту дальше. Тем более что возникла другая проблема, опять же поучительная и для Армении тоже.

Речь о двадцатитрехлетнем сыне президента Жане Саркози, которого трудно называть гордостью юридического факультета, однако взявшегося попробовать себя в должности главы учреждения, отвечающего за управление районом Дефанс (своего рода парижский Уолл-Стрит).

Ближайшее окружение президента постаралось закрыть глаза на амбиции студента-второгодника, но Франция не та страна, где людям можно затыкать рты. В пику высокопоставленным протеже президентского сынка несколько молодых специалистов попытались пробиться в Елисейский дворец и подать Саркози-старшему прошение об усыновлении, чтобы таким образом уравнять себя в правах с Саркози-младшим. Скандал замяли, затем молодые социалисты решили, что обойдутся и без отчима, неуемному Жану пришлось смириться с менее престижной должностью, а французские СМИ вернулись к одной из главных тем: как быть с ударным ростом мусульманского населения? Ответа на вопрос пока нет.

Вместе с тем (если не говорить о профессиональных националистах) ксенофобии в Париже тоже нет. Правда, в арабских кварталах французы не селятся и даже туда не заглядывают. Но ведь то же и в Нью-Йорке, и в Берлине, и в Москве… С другой стороны, тем же парижанам не очень нравится, когда к ним обращаются по-английски, тогда как любая попытка сказать то же самое на французском горячо приветствуется. После чего, помогая политкорректному гостю, переходят на английский уже сами хозяева. Но если ты живешь в Париже постоянно, знать французский не просто желательно, а обязательно.

– А иначе тут нам делать нечего, ахпер джан… – высказался по этому поводу Ираклий, переехавший из Тбилиси в Париж еще двадцать лет тому назад и решивший не возвращаться в Тбилиси никогда.

В Ираклии, парижанине грузинского происхождения, второе, то есть этническое, представлено отчетливее, чем первое – постоянное проживание в городе Париже. Насколько безупречна французская речь моего героя, я сказать не могу, но то, что и после двадцати лет жизни во Франции он говорит по-русски так, как если бы все это время безвыездно жил в Тбилиси – неопровержимый факт практического языкознания.

Но дело даже не в этом. Дело в том, что Ираклий – грузин по сути, по всему своему внутреннему содержанию, по отношению к миру и своему месту в нем и потому он не может быть похож на француза ничем, никак и никогда.

Как Ираклий оказался в Париже и что он там делает? Служит шофером в гараже для особо важных персон, вследствие чего водит особо знатные автомашины. Способствует ли это получению особо интересной зарплаты, я тоже сказать не могу, хотя, если судить по косвенным признакам, таким, например, как расплатиться за кофе гостю или книга в подарок, то, скорее всего, хватает ему не только на жизнь.

Книга в подарок называется «Злодеяния над царской семьей, совершенные большевиками и немцами». Почему Ираклий не стал дарить что-то вроде «Дворцы Лувра» или «Сена – радость Парижа», а подарил то, что подарил? Потому что Ираклий от всей души ненавидит большевиков, чуть позже коммунистов, совершивших злодеяние не только над семьей императора всея Руси, но и, как оказалось, его собственной.

Отец Ираклия, главный бухгалтер чего-то камне-злато-ювелирного, был взят под стражу при Шеварднадзе советского периода, судим, приговорен к смертной казни, замененной впоследствии долголетним заключением, а затем и вовсе отпущен на волю за недоказанностью преступления. Как видим, любить советскую власть Ираклий мог, только увидев ее в гробу. Но дожидаться летального исхода державы Ираклий не стал, а поехал туристом во Францию, где с чувством глубокого внутреннего удовлетворения изменил своей советской родине.

С тех пор Ираклия в Грузии не видели. В прошлом году он, наконец, объявился в Тбилиси, и нельзя сказать, чтоб зашелся от увиденного в восторге. Саакашвили он считает клиническим недоумком, про Шеварднадзе и говорить не хочет, на вопрос, как ему Гамсахурдиа, отвечает в том смысле, что лучшее, что он мог для себя сделать, это оставаться сыном великого грузинского писателя, а не лезть в политику. Таким образом, кроме хинкали и лимонада ничего путного в Грузии сегодня для Ираклия нет, тем более что и лимонад-то уже никакой не Лагидзе, а так себе водичка.

В ближнем кругу Ираклия оказалось много армян. Армянская община Франции, не раз отмечал он, несравненно больше грузинской и это, полагает Ираклий, есть большая армянская удача. Неудачей, и тоже большой, он считает удивительную для мудрой нации доверчивость армян, легкомысленно переехавших из благословенной Франции на мутную советскую родину, «где так вольно дышит человек».

– Ви что, нэ понимали, что этот усатый пидарас врет? Почему из Франции уезжали? Зачем? Правда, били, ахпер джан, среди вас и умные люди, но мало…

Дальше была рассказана следующая история. Не очень доверяя советской пропаганде, некоторые репатрианты договаривались сообщать, что на самом деле происходит на родине и имеет ли смысл собираться в дорогу другим. Хитроумных способов передать опасную информацию было придумано много, но больше всего Ираклию понравился такой.

Перед отъездом в Армению одна армянская семья попросила другую прислать спустя полгода-год фотографию. Договорились так: если на снимке все стоят, значит, в стране порядок и возвращаться домой можно. Если же уехавшие сфотографируются в положении «стоя», значит, рассказы о счастливой жизни в СССР полная ерунда и ехать нельзя ни в коем случае. В результате, на снимке, который пришел из Армении, люди не сидели и не стояли. Они лежали…

…В свои шестьдесят восемь как в буквальном, так и в фигуральном смысле Ираклий стоит на ногах крепко. Никого из друзей и знакомых во Францию не заманивает, но и сам возвращаться в Грузию не собирается. Никогда. Говорит, ему и здесь хорошо. Так это или не так, я, честно говоря, не знаю, в душу ему не лез и трудными вопросами не пытал. Зачем?…

Париж – Женева