Тот факт, что в начале восьмидесятых Ленина в Ереване вспоминали уже не везде и всюду, а преимущественно в центральной части армянской столицы, говорит о том, что да, Ереван действительно вошел в число городов-миллионеров. И как бы ни было обидно за Ленина, но ничего не поделаешь: жизнь идет, маленькие города становятся большими, большие – очень большими, затем мегаполисами, и на всех памяти не напасешься.

То ли дело в шестидесятые, когда из Еревана летали только в Москву (зато пассажиров кормили красной икрой), из Москвы в Ереван возили апельсины сетками, с застольной «Эй, джан, Ереван!..» ни один шлягер нынешнего Евровидения и рядом не стоял, а по городу ходили не только трамваи, но и Далулэ, Карабала, а еще раньше – бледнолицый молодой человек с горящим взором и распущенными по пояс волосами. Человек этот напоминал и Христа, и шпиона одновременно. Христа из-за легкой, почти неземной походки – не идет, прямо стелется, а шпиона – по причине непомерно отращенных волос, которые вполне могли оказаться париком. А зачем, скажите, советскому человеку парик, если он, как утверждали в шпионских романах того времени, не собирается прятать под ним секретные карты?

Другое дело, беспрестанно пританцовываший Далулэ и круглосуточно пьяный Карабала – их можно было заподозрить в чем угодно, но только не в измене родине. Что же касается Ленина, то этот товарищ в ряду городских сумасшедших занимал особое место, пусть даже и назывался Лениным не по масштабам содеянного, а из-за удивительного сходства с вождем мирового пролетариата. Причем похожесть обнаруживалась не только в лице, но и в повадках, в манере рассматривать собеседника, держать голову наискосок, резко разворачиваться на месте и бочком уходить в сторону.

Сумасшествие Ленина нельзя было называть немотивированным: помешался он по причине гипертрофированной любви к власти: жаждал видеть ее всегда, днем и ночью, стоять с ней почти что рядом, в результате чего нередко приближался на опасное для жизни расстояние. Как это выглядело в натуре? Рассказываю.

В день заседаний бюро, перед тем как к зданию ЦК на проспекте маршала Баграмяна начинали съезжаться автомобили высших руководителей Армении, у так называемых «верхних ворот», в которые разрешалось въезжать строго ограниченному кругу лиц, летом и зимой, в жару и ненастье, в любую погоду стоял Ленин. В момент, когда автомашина без номерного знака на переднем бампере (знак особой важности!) вкатывалась в ворота, Ленин выдвигался чуть вперед, отводил одну руку за спину и совершал приветственный взмах рукой. Ничего другого – слов, артикуляций, жестов. Милиционеры у ворот верили Ленину как себе. Знали, бросаться под колеса, передавать письма или выкрикивать что-то неприличное Ильич не станет. Чай, не один год тут ошивается…

Между тем в приветственном взмахе руки и едва уловимом книксене членам бюро ЦК особого подобострастия не было. Так равные могли здороваться с равными, и все бы хорошо и прекрасно, если бы приветствие не повисало в воздухе.

Наблюдая за этим в натуре не раз и не два, автор открыл для себя, по меньшей мере, две поведенческие особенности высших руководителей. Первая – способность видеть, но не замечать. Вторая – в любой диспозиции смотреть на нижестоящих сверху вниз. Применительно к нашему Ленину это означало, что если начальник сидел в машине, а Ильич у ворот стоял и потому в чисто геометрическом смысле располагался выше, то тот, кто сидел в лимузине, все равно смотрел на него сверху вниз. Вчера, сегодня, думаю, и завтра. Легко.

…Следы Ленина стали теряться в пространстве в те времена, когда коммунистическая власть начала сходить со сцены, и окончательно исчезли с приходом к руководству новой. Почему она показалась Ленину не заслуживающей того, чтоб как прежде топтаться у парадного подъезда, я не знаю. Словом, Ленин исчез, ну и ладно. Но куда подевались другие? Где они, верные последователи ленинизма, а также Карабалы, Далулэ и другие? Где их искать? Нет ответа.

– Загляни на любой митинг, и ты увидишь – Ленин с нами, – уверенно посоветовал один ереванский друг.

Американский музыкант Ник Кейв как-то заметил: никогда не верь людям в костюмах-тройках, однояйцовым близнецам и тем, кто играет зажигалкой. Мой ереванский друг костюм-тройку не носит, зажигалкой не играет уже потому, что не курит, и совершенно точно не является однояйцовым близнецом. Что же тогда получается?