Николай Денин нетерпеливо прохаживался возле главного входа в Ботанический сад. Вчера вечером ему наконец-то позвонила Люда. У нее выходные на этот раз приходились на четверг-пятницу, и она сказала, что оба дня будет дома в Москве. Он предложил встретиться вечером, прогуляться по Ботаническому саду, а потом где-нибудь поужинать, на что она охотно согласилась. Николай знал, что на улице с дивным названием Кашенкин Луг, что неподалеку от Ботанического Сада, недавно открылся итальянский ресторанчик, который ему усиленно нахваливал приятель.
С утра он поехал в офис. Поскольку голову из-за раны на затылке мыть было нельзя, а волосы сзади были в зеленке, пришлось одеть бандану, а значит и джинсы, хотя джинсовым днем в фирме была пятница, а в остальные дни в качестве спецодежды предполагался костюм с галстуком.
Дождик к вечеру прекратился, было облачно, но тепло, кажется, погода опять налаживалась. Николай подумал, что хорошо бы в выходные съездить на Волгу. Но тут же с досадой подумал, что Люда будет работать, и удивился, поймав себя на этой мысли. В общем-то, их ведь ничего не связывало. Можно было, как обычно, пригласить кого-то из приятелей, и даже с девушками. Они нередко уезжали так на рыбалку с ночевкой в палатках. Но сейчас почему-то мысль об этом была ему неприятна.
– Эге, брат! – подумал он, – Да ты никак влюбляешься.
Люду он заметил сразу, она шла от троллейбусной остановки быстрой легкой походкой. Николай с удовольствием отметил, что она в платье. Ему не нравился стиль «унисекс», когда девушки не вылазят из джинсов ни зимой, ни летом.
Люда, заметив его, издали улыбнулась и приветливо махнула рукой. Порыв ветра взметнул ее платье, обнажив колени. Она машинально прихлопнула широкий подол двумя руками. Увидев, что Николай улыбается, она скорчила в ответ виновато-стеснительную рожицу и, не выдержав, сама рассмеялась. У Николая возникло ощущение, что он встречает близкую женщину после долгой разлуки. Когда она подошла, он совершенно естественно шагнул ей навстречу и поцеловал в щеку. Она слегка отстранилась, вопросительно глядя на него. И после этого они встретились взглядами, и больше ничего не надо было говорить.
Они молча шли по одной из боковых аллей, где люди встречались не так часто, как на центральной. Было еще около семи вечера, но из-за сильной облачности и густой листвы деревьев, росших по бокам аллеи и почти смыкавшихся над ней, здесь царил мягкий полумрак. В траве неумолчно стрекотали кузнечики, птицы перекликались как в лесу, шум города сюда почти не доносился. Николай взял Люду за руку, почувствовал ее тепло и нежность, осторожно провел большим пальцем по тыльной стороне ее ладони. Почувствовал, как в ответ она тоже погладила его пальцы и наткнулась на лейкопластырь на тыльной стороне ладони.
– Это что производственная травма? – спросила она
– Ну, да, сервер упал, – отшутился Николай.
– А что это такое? У вас так называется поднос в столовой?
– Почему поднос? – не понял Николай.
– Ну, «севе», по-английски – поднос или лопаточка для накладывания салата или рыбы.
– Откуда такие познания?
– Так я в педе учусь, будущая преподавательница английского и немецкого.
– Вот тебе и раз, а при чем тут детский садик?
– Да тут много всего совпало, во-первых, директор этого садика – лучшая подруга моей мамы, во-вторых, садик мидовский, с преподаванием английского и прочих прибамбасов, поэтому мне его за практику засчитывают.
– Понятно. А насчет сервера я пошутил. Правда, шутка профессиональная. Сервер – это главный, так сказать, компьютер в сети, остальные через него общаются. И когда сервер падает, это значит, что программы на нем работают неправильно, и вся сеть не может функционировать.
– Да, тонкий профессиональный юмор. А насчет производственной травмы я серьезно спросила. Во-первых, ты сегодня прихрамываешь на левую ногу, во-вторых, стрижка короткая, а на голове бандана, зачем?
– Однако! Английский вам случайно не по приключениям Шерлока Холмса преподают?
– Да я с детства наблюдательная. Между прочим, в возрасте семи лет раскрыла квартирную кражу.
– Ого! Это как?
– Мы с бабушкой на балконе стояли. А у нас балкон во двор выходит. Смотрю, из нашего подъезда двое мужчин выбегают, и у одного в руках чемодан нашей соседки. А он заметный такой, желтый, кожаный, с ремнями и красная круглая наклейка возле ручки. Соседка часто за границу ездила, у нее муж в МИДе работал. Я бабушке говорю, вон два дяди тети Танин чемодан понесли. Бабушка взяла папин бинокль, посмотрела и позвонила в милицию. Их на улице и взяли. Соседка потом торт принесла и подарила мне Барби с кукольным домиком. Я так гордилась, еще ни у кого из девчонок не было. А ты хитрый, отвлекаешь меня. Так что все-таки случилось?
– Да, в понедельник с бомжами подрался слегка. В силу некоторых обстоятельств рассказывать неудобно. Но славы я на этом ристалище не снискал, хотя главного богатыря вроде бы победил.
Тут Николай приумолк, вспомнив, как выглядел главный богатырь на следующий день. Первые два дня после необычной находки все его мысли крутились вокруг клада, и только потом он осознал, что, видимо, убил человека. Он успокаивал себя тем, что это произошло случайно, что никто не будет искать бомжа, а если и найдут, то, вряд ли будут расследовать это дело, а спишут все на несчастный случай. Но временами все равно по позвоночнику потягивало знобким холодком.
– Да, – задумчиво протянула Люда, – так романтично свидание началось. И вдруг дымка романтики развеивается, и мой герой оказывается извергом, в свободное от работы время бьющим бомжей. Прямо сюжет для криминальной хроники.
Она с лукавым выражением заглянула в лицо Николаю. Он, в первую минуту растерявшись от услышанного, увидел ее совсем близко, и уже ни о чем не думая, повернулся к ней, обнял за плечи и поцеловал. Они стояли некоторое время прижавшись друг к другу. Он гладил упругие волны ее волос и снова и снова осторожно и нежно целовал губы, глаза, щеки, шею. Они оторвались друг от друга только услышав любопытное перешептывание и хихиканье стайки девчонок, проходивших мимо, и пошли дальше. Между ними повисло напряженно-смущенное молчание, но к счастью почти в этот момент они вышли к розарию.
– Мое самое любимое место, – тихо сказала Люда, не глядя на Николая.
– Да, зрелище впечатляющее, – согласился Николай, глядя на сотни цветущих розовых кустов.
– Правда, – добавил он, – это не только массовое зрелище, но еще и массовое обонялище.
И в самом деле, время от времени почти каждый из десятка бродивших тут людей наклонялся к какому-нибудь кусту и с видом дегустатора парфюма пытался уловить аромат, исходящий от роз. Некоторые при этом даже и глаза закрывали, а одна почтенного возраста дама встала на колени возле низкорослого куста и застыла на четвереньках в экстатическом молчании, почти погрузив нос внутрь огромного бутона. В этот момент она вдруг откинулась от цветка и оглушительно, на весь розарий чихнула. Однако это ее не смутило, она не спеша встала на ноги, трубно высморкалась в носовой платок и с достоинством, если не королевы, то уж точно графини, удалилась.
Николай с Людой, одновременно взглянув друг на друга, затряслись в приступе почти гомерического хохота. Лед молчания растаял, и они почти час провели, неторопливо переходя от куста к кусту и, в свою очередь, тоже приобщаясь к миру розовых запахов.
– Ну что, не пора ли нам из мира возвышенного и прекрасного перейти в мир прозаический и более приближенный к жизни. Если честно, то мне просто хочется есть. Я даже и не обедал сегодня, на работе замотался, – сказал Николай.
– И куда же будет осуществляться переход?
– Тут недалеко есть маленький итальянский ресторанчик. Разнообразная морская живность и хорошее вино, говорят, почти гарантированы. Я сегодня даже без машины, по этому поводу.
Через полчаса они сидели в маленьком полутемном уютном зале и под негромкую музыку неторопливо и тщательно изучали меню. Только сейчас, увидев Людину руку, неспешно скользящую по названиям блюд в меню, Николай обратил внимание на необычное красивое серебряное кольцо с зеленым прозрачным камнем. Что-то припомнив, он бросил торопливый взгляд на ее уши. Там были выполненные в том же стиле сережки. Как это ни странно, но общий рисунок очень напоминал сережки и колье из его находки. В это время официант принес кувшин белого вина и огромное блюдо с салатом-ассорти из морепродуктов, в котором было все, в том числе громадный лангуст, возлежащий на блюде среди маленьких устричных раковин и прочих морских деликатесов, как король среди придворных, последний штрих картине придала маленькая каракатица. Официант, безмолвно взглядом испросив согласия, зажег две свечи на столе, разлил вино в бокалы, и удалился.
– Ты знаешь, – сказал Николай вполголоса, глядя в бокал, посверкивающий искорками отраженного пламени, – странно, наверное, слышать это от человека, которого видишь второй раз в жизни, но у меня такое ощущение, что ты со мной давным-давно, и что нам с тобой будет очень хорошо вместе. Давай, первый бокал за наше будущее.
Она улыбнулась ему, и они легонько соприкоснулись нежно прозвеневшими бокалами.
Вино оказалось отличным. Николай с аппетитом ел все подряд, и большая часть блюда пришлась на его долю. За едой разговор шел, перескакивая с одной темы на другую. Выяснилось, что Люда не только в Италии, но и вообще за границей не была, если только не считать Крым.
Между прочим, Николай осторожно поинтересовался, – А откуда у тебя эти сережки? Мне кажется, что я где-то такие уже видел.
– Ну, это целое семейное предание. Один из моих прадедов, Тягунов Александр, работал ювелиром у самого Фаберже. У нас сохранилось много его эскизов. И вот один из маминых родственников пошел по его стопам. Степень родства с ним я выразить не могу, там нужно использовать такие слова как шурин, золовка, а я, честно говоря, не помню, кто есть кто. Я зову его просто дядя Леша. Вот он и сделал мне к шестнадцатилетию этот комплект. Металл – серебро, а камни искусственные. Вещи недорогие, конечно, но изготовлены по мотивам тех, которые прадед у Фаберже делал. Так что вряд ли ты их где-то видел, уникальный экземпляр.
В это время официант принес две лазаньи. Наполнив бокалы, он ушел. А двое попали в тот невидимый поток пространства и времени, который всегда и везде отделяет влюбленных от остального мира. Медленно оплывали свечи на столе, а они колыхались в танце под музыку, которой не слышали, ощущая тела друг друга под легкими одеждами и понимая, что он еще не пришел, но уже рядом, час, который соединит их.
Время в такси, которое везло их домой к Николаю, показалось спрессованным в секунду. Молодой шофер, всю дорогу бросавший любопытствующие взгляды в зеркало заднего вида, только крутил головой, когда видел, как эти двое не могут оторваться друг от друга. Они опомнились лишь, когда он вышел из машины и открыл заднюю дверцу со стороны Люды. Николай, не глядя, вытащил из бумажника купюру, так же, не глядя, подал ее таксисту, и, обняв спутницу за плечи, направился к подъезду. Шофер, посмотрев на портрет бородатого президента на серо-зеленой купюре, открыл, было, рот, но вовремя одумался и укатил, одаренный крупицей любви.