Хрипло проревела труба. Потом еще раз. Звук был заунывный, тоскливый.

«Как стон обреченного зверя, – подумал Хруст. – Большого зверя, сильного. Например, ахара. Обложили его в овраге со всех сторон, куда ни сунься – или частокол копий, или факела. Некуда ахару деться. Так и мы».

Он тяжело поднялся с ящика, на котором отдыхал в промежутках между атаками, и выглянул в бойницу. Так и есть. Начинается.

– Шестая, – сказал Выдерга. – Я к своим пойду. Если что… – Он не договорил, обеими руками глубже нахлобучил шлем с вмятиной с правой стороны, шмыгнул длиным носом. – В общем, ладно…

Хруст кивнул. С усталым безразличием он смотрел, как Выдерга бежит вдоль стены. Пробегая рядом с бойницами, он пригибался, втягивал голову в плечи, а между бойницами выпрямлялся. Со стороны казалось, что он хочет нырнуть, но никак не может решиться.

«Знает ведь, что стрелы еще не могут долететь до него, – думал Хруст. – Далеко. И все равно ныряет. У всех у нас за эти деньки выработалась такая манера пробираться вдоль стен. И все привыкли к тому, что до полудня бывает две атаки, а после полудня четыре. Привыкли. К разлетающимся в пыль стрелам привыкли и к тому, что на территорию форта нетопыри не залетают. Так ахар привыкает к горящим только с одной стороны факелам, а когда они появляются и с другой, и спереди, и сзади, начинает кружиться на месте, делает всего одно неверное движение… Для хорошего охотника этого достаточно».

Тем временем нетопыри приближались. То тут то там колыхалась от их движения высокая трава, мелькали крылья, слышен был отвратительный режущий уши писк. Еще немного, и они доберутся до выжженного пространства, окружающего форт черным кольцом, разом взлетят вверх, и на защитников обрушится дождь из коротких зазубренных стрел.

Зарычали в стойлах коняки, приходящие в неистовство от одного только запаха крылатых тварей, заскрипели вороты спешно заряжаемых склянками с горючей смесью баллист.

– Приготовься! – крикнул Выдерга. Голос у него был как звук трубы, такой же хриплый и тоскливый. Голос обреченного. Он поднял руку, готовый махнуть ею, как только нетопыри взлетят.

– Приготовиться! Приготовиться! – закричали со своих мест сержанты Кубель и Хрива.

Арбалетчики высунули в бойницы свое оружие, положили пальцы на спусковые крючки. Метатели готовились поджечь свои снаряды. Спешки и суеты не было. Все были заняты своим делом. Привычным.

Центурион Хруст отвернулся от бойницы. Все ждали его сигнала, но отдать этот сигнал он был не в силах. Перед глазами все еще стояла туша обреченного ахара. Его опущенная шишковатая голова и утопленные в щели между роговыми пластинами горящие ненавистью маленькие глазки… И факелы охотников со всех сторон.

Все замерло в напряженной готовности. Умолкли даже коняки. Над миром повисла не нарушаемая ни единым звуком тишина. Побелели сжавшие рукоять клинка пальцы центуриона. Он закрыл глаза. Ударами молота отдавался в висках стук сердца.

Прошла секунда, другая, третья… Вечностью проползла минута.

– Нет, – прошептал центурион Хруст, но шепот этот был слышен в самом дальнем конце форта. – Нет, нет, нет… Не сметь…

И еще минута прошла.

И еще.

Выдерга очень медленно опустил руку. На лице его было удивление, и страх, и… облегчение. То же выражение было на лицах арбалетчиков, осторожно снимающих занемевшие пальцы со спусковых крючков.

Со всех сторон послышались вздохи, смущенные смешки, но говорить вслух еще никто не решался. Люди распрямлялись, оглядывались по сторонам, будто проснувшись от долгого сна.

Внезапно раздался оглушительный щелчок. Все разом втянули головы в плечи. Кто-то в испуге зажал уши руками. Над стеной с шорохом пролетела полыхающая склянка, сыпанула по высокой траве, подожгла ее. Огонь принялся было пожирать стебли, но скоро смесь выгорела, и он погас. Из травы не доносилось ни звука. Там никого не было.

– Гнилая… – бормотал стоявший у баллисты стрелок. – Говорил я каптеру, гнилая совсем веревка. Вот и лопнула…

Еще не рассеялся в воздухе дымный след от зажигательной смеси, а стены форта уже сотрясались от громового хохота. Гулко, будто в бочку, ухал сержант Кубель, ему визгливо вторил Хрива. Выдерга схватился за живот, согнулся в три погибели и только повторял:

– Веревка… каптер зажилил… Гнилая!

Оружие выпадало из рук обессилевших от смеха людей. Они садились на землю, прислонялись к стенам. Стоило смеху затихнуть, как кто-нибудь говорил «веревка», и все начиналось сначала. Люди смеялись так, будто не было долгих дней изнурительной осады. Но они были, эти дни. И никто не мог поручиться, что они кончились так же внезапно, как и начались.

Эта простая мысль начала наконец проникать в сознание людей, и смех стал стихать.

Совещание в штабе затянулось до поздней ночи. Когда все ушли, Хруст долго еще сидел за дощатым столом, положив на него локти и вперив взгляд в карту перед собой, еще и еще раз выверяя намеченный маршрут, силясь в иероглифах топографических значков прочесть ответ на мучивший его вопрос. Верно ли он поступил, решив увести остатки центурии из форта? Удастся ли это? Смогут ли они совершить этот трехдневный переход до ближайшего форта?

Есть ли он еще, форт, до которого они собираются дойти?

Были и еще вопросы, до конца не сформулированные, не понятые: они брезжили неясными пятнами, смутными догадками, но цельная картина не вырисовывалась.

«Что-то я упустил, – думал Хруст. – Не понял. Что-то очень простое и важное».

Он снова и снова возвращался мыслями к последней, шестой, атаке, прервавшейся, так и не начавшись. Ему казалось, что что-то он понял тогда на стене.

Ахар… Да, он думал тогда об охоте на ахара, о том, что очень уж однообразно действуют нетопыри, и люди привыкли к этому, и сами действуют уже автоматически, не задумываясь. Привыкли или их приучили? Ахар и охотники, форт и нетопыри?

Нет, не так. У нетопырей было множество возможностей нанести сокрушительный удар. Достаточно было просто-напросто налететь на форт сверху, и бессильны были бы баллисты, не спасли бы стены от смертоносного дождя стрел.

Но ни один нетопырь не залетел за границы выжженной вокруг форта зоны. Вместо этого они обстреливали защитников своими странными стрелами, которые, попадая в стену, рассыпались в прах, а в стене образовывалось конусообразное углубление. Стоило в одно место попасть трижды, и там получалась дыра. Через несколько дней толстенные стены форта превратились бы в решето.

Лампа на столе стала чадить. Язычок пламени заметался из стороны в сторону. По стенам заплясали причудливые тени. Прибитая над дверью голова камнегрыза, казалось, ожила.

Вот, еще одна загадка. Зверь, которого никто никогда раньше не видел. Убить которого можно было метким ударом в одно единственное место.

Зверь, которого он, центурион Хруст, придумал.

Или кто-то вложил ему в мозг знание об этом чудовище?

Но кто и зачем?

Вопросов было много. Ответов не было ни на один.

Хруст вышел из штаба на плац. Было очень тихо, и он поневоле замедлил шаг, стараясь не громыхать каблуками по брусчатке. Мрачно темнели неосвещенные коробки казарм. Там спали и видели сны люди, ответственность за жизнь которых лежит на его плечах.

А он, командир, не знает, что делать.

Он остановился посреди плаца, запрокинул голову. Купол неба над ним опирался на зубчатые стены форта. Близкие звезды мерцали холодно и равнодушно, как… как глаза нетопырей.

Сквозь толстый панцирь и мундир центурион Хруст кожей вдруг почувствовал этот взгляд и ощутил себя крохотной амебой на предметном стекле под микроскопом.

А кто-то, огромный, могучий и недобрый, тычет иголкой и смотрит, как амеба будет себя вести.

В следующий миг Хруст уже бежал к штабу, грохоча сапогами на всю вселенную. Он влетел в комнату, которую покинул всего несколько минут тому назад, рванул дверцу сейфа, выхватил из груды бумаг штабной журнал и принялся лихорадочно его листать. От нетерпения руки его дрожали.

– Ахар, – бормотал он под нос, – случается, ахар уходит от охотников. Случается, ахар оказывается умнее. Не сильнее – умнее! Ага! Вот оно!

Он нашел нужную страницу. Стал читать:

«…плановый строевой смотр. Сержанту Хриве указано на недопустимый износ сапог в его турме. Пополнение в количестве 2-х человек прибыло в турм сержанта Жвальня. Для пожарных учений выделена бочка горючей смеси…»

Дальше! Дальше!

«…не вернулся в расположение части дальний дозор в составе…» «…ведутся поиски пропавшего дозора…»

«…входивших в состав пропавшего дозора… считать дезертирами, снять со всех видов довольствия…»

И еще через несколько страниц;

«…не вернулся в расположение части дальний дозор в составе…»

И тот же вывод:

«…считать дезертирами. Усилить воспитательную работу в гарнизоне».

И наконец:

«Дальний дозор в составе рядовых Выдерги и Хруста доложил об обнаружении ими скопления нетопырей в…»

«Лазутчиком обнаружено стойбище нетопырей в районе Дырявых Холмов. Информация нуждается в проверке».

«Турм под командованием сержанта Жвальня отправлен в район Дырявых Холмов для проведения дренажных работ».

Все. Остальное известно.

Он захлопнул журнал, положил его на место и тут увидел среди бумаг записную книжку с покоробившейся от влаги обложкой. Много раз он держал ее в руках, перелистывал, пытаясь разобрать размытые строки, и даже давал себе обещание выбрать время и прочесть ее от начала и до конца, но так и не собрался. Всегда находились дела поважнее странной отрывочной истории про какой-то черный метеорит, выдуманной Пентюхом.

«Но зачем Пентюху понадобилось ее выдумывать, эту историю? – спросил себя Хруст. Взгляд его скользнул по стене и в который уже раз уперся в голову камнегрыза. – Выдумывать, выдумывать, – повторил он про себя. – Или не выдумывать, а…»

На память ему вдруг пришли последние слова сержанта Жвальня. Какая-то смутная, еще не оформившаяся догадка забрезжила в мозгу Хруста. Он встал и нервно зашагал по комнате из угла в угол. И еще он вспомнил того пленного нетопыря в учебке и выгнутые прутья стальной решетки над ямой. Как ни настаивал Хруст, Выдерга так и не признался, что нетопыря тогда выпустил он.

Но кто же?

Отдельные факты, между которыми должна быть какая-то связь – Хруст чувствовал это! – никак не хотели складываться в единую картину.

Нужно поговорить с кем-нибудь. С Выдергой.

И немедля.

Хруст сунул записную книжку в карман и вышел из штаба.

Он пересек плац и подошел к казарме. Из-под двери в комнату дежурного пробивалась узенькая полоска света и слышались голоса.

– …ну уйдем мы, и что с того? Думаешь, не догонят? Еще как догонят, – говорил кто-то хриплым голосом. – Я так думаю: оставаться надо. Сегодня же они не стали нападать, верно? Мы не стреляли, и они тоже. Не стрелять, и точка, а уж там как-нибудь договоримся. И под нетопырем жить можно.

– Уходить надо, – возражал другой голос. – Раздавят нас здесь. Стены все в дырах…

– Так они только и ждут, чтобы мы ушли! Потому и стены дырявят, чтобы, значит, понятно нам стало, что форт – не защита. Защита! Да еще какая! Ни один внутрь не залетел, верно? Мне так кажется: выйдем мы наружу, подальше отойдем, тут-то они и навалятся всем скопом. Ни клинки не помогут, ни арбалеты… как только отойдем от форта, так и навалятся…

Не помня себя от ярости, центурион Хруст влетел в дежурку. Дневальные при его появлении вскочили и вытянулись в струнку.

– Молчать! – заорал Хруст. – Молчать! Не сметь выдумывать! – он схватил за грудки ближайшего солдата. – Не сметь выдумывать! Кретины! Понавыдумывали на свою голову!

Голова солдата болталась из стороны в сторону, глаза были испуганно вытаращены. Хруст размахнулся и сильно двинул его кулаком. Солдат хрюкнул и отлетел в угол, загромыхав там какими-то железяками.

– А ты тоже хочешь?! – обернулся центурион к неподвижно стоявшему другому солдату.

– Что тут происходит? – в дверях появился, щурясь спросонья, Выдерга. – Что за шум?

– Выдерга… – прошептал центурион Хруст, словно очнувшись. Он поднес к лицу кулак со сбитыми костяшками, оглядел его, будто впервые увидел. В углу всхлипывал, утираясь, солдат.

– Что же это я, – пробормотал Хруст. – Как же это… Выдерга, я ведь к тебе шел, а тут они…

– Правильно, – сказал Выдерга, – разболтались совсем. Никакой дисциплины. Как нужно стоять перед центурионом?! А ну встать!

– Ерунда! – отрезал Выдерга, выслушав Хруста. – Ерунда. Не бывает. Ты просто устал. Ты уже несколько ночей не спишь. Мне тоже всякая чушь в голову лезет.

– А Пентюх? – спросил Хруст.

– Что Пентюх? Контузия была у Пентюха, понял? Просто контузия. Помешался немного парень, за что и поплатился. И у тебя тоже контузия была. Не пущу я тебя никуда, – решительно сказал Выдерга. – Мало ли что в записной книжке может быть написано. Не пущу. Это ж надо было додуматься?!

– Выдерга… – тихо, с надеждой в голосе спросил Хруст, – а у тебя не было такой контузии, а? Ты вспомни, Выдерга, ты хорошенько повспоминай и обязательно вспомнишь. Ну?

Выдерга покачал головой.

– Не было. Все я отлично помню. Не было у меня никакой контузии. И никуда я тебя не пущу. Одного не пущу.

Солнце было уже высоко, когда, поднявшись на холм, Хруст обернулся и посмотрел в сторону форта. Зубчатые стены и башни были далеко на горизонте, почти неразличимые на фоне облаков. Хруст тронул коленями бока коняка, и Выс, осторожно переступая лапами, начал спускать с холма. Выдерга ехал следом.

Чем ближе они подъезжали к болоту, тем неспокойнее становились коняки. Они прядали ушами, рычали, время от времени волны дрожи пробегали по их шкурам. И наконец, когда впереди показалась ядовитая зелень болота, они встали как вкопанные и тихо заскулили.

– Этого еще не хватало, – сказал Выдерга. – Ну, вперед! Пошел, вперед!

Но коняк его уперся всеми четырьмя лапами в землю и жалобно повизгивал.

– Не пойдут, – сказал Хруст, спрыгивая с седла. – Оставим здесь.

Вынув штык, он принялся срезать в ближайшем кустарнике длинные гибкие прутья.

– Мокроступы будем плести, – сказал он Выдерге. – Ты пока найди два шеста подлиннее.

Все время, пока люди были заняты работой, коняки бегали вокруг них с повизгиванием и хватали зубами за одежду и руки.

Наконец, все было готово. Хруст примерил похожие на донышки от плетеных корзин приспособления и остался доволен.

– Выс, Выс! – позвал он. Коняк, будто ждавший этого зова, принялся тереться своей лобастой головой о плечо хозяина. Хруст расседлал его, обнял за шею. Коняк, словно чувствуя разлуку, тихонько зарычал, как всхлипнул.

– Ну, ну, – прошептал Хруст. – Ну, же, прекрати.

Он сильнее прижал к себе голову умного и верного друга и прошептал ему на ухо:

– Прощай, дружище, – а потом отстранился от него, хлопнул ладонью по спине и крикнул: – Ты свободен, слышишь? Больше на тебе не будет узды и седла. Ну, иди отсюда! Уходи, слышишь!

Но Выс и не думал уходить. Он отбежал на несколько шагов в сторону, остановился и, переступая лапами, смотрел на человека, готовый очутиться рядом по первому зову.

Но человек не позвал его. Вместо этого он нацепил на ноги свои странные приспособления из лозы, взял в руки шест и ступил на ненадежную поверхность болота. Коняки зарычали, завизжали желая предупредить об опасности и вернуть, но люди даже не обернулись. Скоро они скрылись из виду в зыбком туманном мареве, висящем над болотом.

Поначалу идти было довольно легко. Выдерга с сомнением воспринявший идею с мокроступами повеселел.

– Это ты здорово придумал, – говорил он, хлюпая своими мокроступами позади Хруста. – Это ты молодец. Я бы ни за что не догадался. Только воздух тут… дышать трудно…

Дышать в самом деле было трудно. Тяжелый влажный воздух был пропитан ядовитыми болотными испарениями. Першило в горле, глаза слезились, Чем дальше они углублялись в болото, тем воздух казалось, становился плотнее.

– Я вот что думаю, – начал было Выдерга, но вдруг замолчал и совсем другим тоном прошептал: – Что это?

Хруст обернулся. Там, куда указывал Выдерга. за поросшими ржавой травой кочками угадывалось какое-то движение. Мелькало длинное блестящее тело, слышался шорох и шипение.

– И там, и там тоже, – вертел по сторонам головой Выдерга. – Мерцающие удавы!

Это в самом деле были мерцающие удавы. То тут, то там из-за кочек появлялись их безглазые головы, поворачивались в сторону людей. По блестящей их коже пробегали голубоватые сполохи, головы, словно накаляясь, светились сначала малиновым, потом белым свечением. Воздух вокруг людей стал потрескивать. Хруст почувствовал, как язык у него покалывает, будто он тронул им контакты батарейки.

«Этого не может быть, – пронеслось у него в голове. – Воздух такой влажный, кругом вода».

– Быстрее, быстрее же, – бормотал Выдерга, лихорадочно сдирая с себя перевязь с ножнами. Он размахнулся и швырнул ножны в сторону ближайшего удава. С коротким треском полыхнула синяя молния, ударила в окованные железом ножны. В воздухе распространился запах озона.

– Быстрее! – крикнул Выдерга. – Пока они не очухались.

Голова метнувшего молнию удава почернела, а потом опять стала наливаться малиновым.

Хруст и Выдерга, изо всех сил помогая себе шестами, побежали, если только можно назвать бегом передвижение в мокроступах по трясине. Еще несколько раз Выдерга швырял в удавов бывшие у него железные предметы, и каждый раз в воздухе мелькала молния. Скоро у него остался только клинок. Хруст стащил с себя панцирь из металлической чешуи и нацепил его на шест. Он бросал шест с панцирем вперед, и когда бывшие там удавы «разряжались», нещадно рубил их отвратительные, похожие на покрытые слизью обрубки канатов тела, подхватывал шест и спешил дальше. Но очень скоро от панциря ничего не осталось, и пришлось расстаться сначала с клинком Выдерги, а потом и с подарком легата Каврана – великолепным клинком центуриона Хруста.

И вот наступил момент, когда у них не осталось ни одного металлического предмета. Мерцающие удавы были со всех сторон. Воздух вокруг людей наэлектризовался и потрескивал. Безглазые головы удавов, добела раскаленные, были повернуты в сторону людей. Удавы приближались. Напряжение достигло предела. Выдерга вдруг что-то громко крикнул и одним сильным ударом сбил Хруста с ног. В тот же миг воздух с треском разорвали множество молний, метнувшихся к Выдерге со всех сторон. Неловко вскинув руки, Выдерга рухнул лицом в густую болотную жижу.

– Выдерга! – закричал Хруст. Он вскочил на ноги, бросился к другу, молотя шестом по удавам. Рядом с ним промелькнуло вдруг огромное тело, послышался яростный рык и неизвестно как очутившийся здесь Выс принялся зубами и когтями разрывать удавов на части.

Вые умирал. Сил его хватило только на то, чтобы вывести хозяина из болота на твердое место. Бока его тяжело вздымались, дыхание было хриплым и прерывистым.

– Ну, Выс, ну что же ты, – повторял Хруст, обеими руками обняв голову четвероногого верного друга. – Ну не умирай, Выс, Выс!

Выс приподнялся, лизнул своим шершавым горячим языком щеку Хруста, потом тяжело уронил голову. По телу его пробежала судорога, когти заскребли землю.

– Выс! – закричал Хруст. Но верный коняк его уже не мог услышать.

Хруст не помнил, сколько времени он неподвижно просидел рядом с телом коняка. Потом он поднялся, выбрал место посуше и принялся острым камнем копать яму…

Потом он долго собирал камни, выкладывая из них пирамиду, которую не смогли бы разрушить хищники. А когда все было кончено, он, не оглядываясь, пошел прочь от болота.

Он был совсем один. У него не было ни доспехов, ни оружия. Два его друга, Выдерга и Вые, погибли, помогая ему на этом пути.

Хруст шел, временами падая, утирая слезы, шепча про себя не то клятвы, не то проклятья. Если раньше у него были какие-то сомнения, то теперь они исчезли. Он должен дойти.

До Дырявых Холмов он добрался уже ночью. На небе высыпали звезды, огромные, холодные, как глаза нетопырей, они следили за бредущим человеком.

Он нашел стойбище нетопырей. Оно было пустым. Что он ожидал здесь увидеть? Кого встретить? Этого он не знал.

Знал одно: он должен сюда дойти.

И дошел.

Он остановился посреди вытоптанной площадки, где дерн покрывал место кострища.

Ни звука вокруг. Мрачно чернели в холмах отверстия нор.

Человек запрокинул голову к небу и закричал звездам:

– Ну, довольны? Видели? Все видели? Проверить решили? Да? Мы умеем драться и умеем погибать!

Ответа не было. Холодные звезды молчали. И тогда решимость покинула человека. Он упал на колени, зарылся лицом в траву, царапал пальцами землю. Из его груди вырвался не то плач, не то стон.

– Сами, сами во всем виноваты… Почему мы кругом видим только врага?.. Нельзя так…

И словно в ответ ему порыв ветра пронесся над холмами. Бесшумная тень на мгновение заслонила огромными крыльями звезды. Но человек этого не видел. Прошло немало времени, прежде чем он пришел в себя и со стоном перевернулся на спину. Небо посветлело, близился рассвет. Он не слышал шагов, но кто-то вдруг тронул его за руку. Увидев склонившееся над собой лицо, он зажмурился, а потом неуверенная улыбка тронула его запекшиеся губы.

– Марина, – прошептал Арвид. – Марина, это ты…