Утром позвонил Савелий Зотов, закричал:
– Федя, что случилось? Умерла подруга твоей Агнии? Я говорил с Колей, хотел пригласить вас к Митричу… у него день рождения, нужно поздравить, а он говорит, умерла подруга, и сразу отключился. Что случилось?
– Умерла подруга Нии… Коля же рассказал.
– Что значит – умерла? Попала под машину? Он не рассказал, он просто упомянул.
– Нет, Савелий. Она покончила с собой.
– Самоубийство! – ахнул Савелий. – Что значит… Почему? Она болела?
– Ее бросил жених.
– Бросил жених? – снова ахнул Савелий. – Почему?
– Я не знаю. Извини, Савелий, я не могу говорить.
– А как же Митрич?
– Митрич… – Федор задумался. – Давай завтра! Купи ему подарок от всех нас. Постараюсь вырваться на часок…
– Ты у Агнии?
– Да.
– Хорошо, Федя, – сказал печально Савелий. – А что купить?
– Не знаю. Придумай что-нибудь… Может, книгу о вкусной и здоровой пище?
– Мы уже дарили ему книгу о вкусной и здоровой пище, Федя, два года назад.
– Тогда кожаную папку или портфель. Сможешь? Или галстук.
– Смогу, наверное. Я спрошу у Зоси.
– Прекрасная мысль! – обрадовался Федор. – До встречи, Савелий!
* * *
Улица Боевая, дом не то три, не то пять, двухэтажка-малосемейка. Заводской район: раздолбанный асфальт, обшарпанные дома, дымы столбом. Бабушка, укутанная в зипун, «гуляла» на лавочке у подъезда. Федор подумал, что время здесь остановилось лет полста назад, и поздравил себя с везением: такие бабушки – бесценные свидетели! Он сказал: «Добрый день», присел рядом. Бабушка ответила: «И тебе добрый день, мил человек!»; окинула его любопытным взглядом, задержалась на черной широкополой шляпе.
– Я ищу знакомого, – начал Федор. – Помню, вроде здесь, но не уверен, дом три или пять…
– А как зовут?
– Геннадий Зубов.
– Генка? – обрадовалась бабушка. – Здесь! В четвертой квартире. Только его сейчас нету.
– А где же он?
– Его уже, почитай, три недели нету, съехал, видать, к зазнобе. У него их знаешь сколько! Правда, после Нового года заезжал на минутку, увидел меня, говорит: «Женюсь, баба Люся! Хватит, нагулялся!» А сам радостный такой, смеется, орлом смотрит. И еще поздравил с праздником. Говорит, счастья вам и здоровья в новом году, и не кашлять. Вроде пошутил.
– А на ком женится, не сказал?
– Да я и не спрашивала, мне все они одинаковые. Говорю, совет вам да любовь. Пригласил бы на свадьбу. А он, конечно, баба Люся, какая свадьба без вас, обязательно! Ты ж, говорю, теперь смотри, Гена, блюди себя, отвадь дружков своих, гопоту подзаборную, работу хорошую найди. Ты теперь будешь человек семейный, серьезный. Остепеняться тебе надо, говорю. А он, да разве ж я не понимаю! Начинаю новую жизнь, баба Люся, говорит. Ну давай, отвечаю, удачи тебе, с богом! И с пьянками кончай.
– И больше вы его не видели?
– Больше не видала, врать не буду. Да у него света в окошках не было. Мы с Гавриловной, как дождь перестал, ходили гулять, так она и говорит, мол, Генки нету, видать, ночует опять по бабам или опять сбежал. А я ей, нет, говорю, он, наоборот, женится. Она так и села! – Бабушка всплеснула руками и засмеялась дробно. Отсмеявшись, стала серьезной и спросила: – А ты ж кто ему такой будешь? Друзей у него вроде таких не водилось.
– Мне рекомендовал его знакомый, сказал… – Федор запнулся на миг, вспомнив «интерес» Геннадия к чужим автомобилям и сказал: —…машину поможет продать по-быстрому. Дал адрес вот…
– Генка поможет, как же! – фыркнула бабушка. – А только я тебе вот что скажу, мил человек, – не связывайся ты с ним, а то горя не оберешься. Он же на учете в полиции, участковый все время ходит, спрашивает. Так-то он человек хороший, и про здоровье поинтересуется, и слово доброе скажет, а только денежки твои могут тю-тю! Слабый Генка на деньги, веры ему нет. Он и у меня просил хоть сколько, до завтра, да какие у меня деньги! Кот наплакал. А то еще года два назад повадились какие-то бандюки ходить, днем ходят, ночью караулят, я и спрашиваю, вам чего тут, ребята, а они, задолжал, говорят, ваш сосед, а отдавать не хочет. Так он, поверишь, почитай, два года сюда нос не казал! Боялся, как заяц бегал.
– Спасибо вам, Людмила…
– Васильевна… я уж и забыла! Баба Люся да баба Люся. Я за детьми смотрю, у нас тут мамки на работе, а я приглядываю, вот и привыкли все.
– Спасибо вам, Людмила Васильевна, – искренне сказал Федор. – Все понял, учту. Пойду на всякий случай проверю, а вдруг дома. Присмотрюсь, что за человек.
– Ну, тебе виднее, хозяин барин, – сказала бабушка. – А только помни, что я сказала.
Федор вошел в грязный подъезд, где воняло кошками и мочой. Тут стояла гробовая тишина – дом казался необитаем. Четвертая квартира оказалась на втором этаже. Федор нажал на кнопку звонка. В глубине квартиры задребезжало глухо и смолкло. Федор снова позвонил. В силу недоверия и ожидания чуда, он толкнул дверь, и та подалась. Федор отступил – в нос ему шибанул отвратительный запах тлена. Поколебавшись, не войти ли и осмотреться, он вытащил мобильный телефон.
Капитан ответил сразу, будто ожидал звонка.
– Если ты насчет Митрича, то я уже переговорил с Савелием. Извини, я на бегу. Хочешь поговорить – давай сбежимся вечером, лады?
– Коля, я в доме Геннадия Зубова, дверь не заперта, и смердит. Может, подъедешь?
Капитан чертыхнулся и потребовал:
– Адрес! Сейчас буду. Не вздумай… ничего не вздумай, понял?
– Жду.
Капитан примчался через пятнадцать минут. Взлетел на второй этаж, уставился на Федора.
– Эта?
– Эта, четвертая.
Они вошли. Запах в квартире стоял тошнотворный, Федор зажал нос носовым платком. Они осторожно прошли через захламленную прихожую в единственную комнату. Тусклый сумеречный свет пробивался через полузадернутые занавески. Хозяин лежал на полу у дивана; черные пятна на рубашке, черные пятна на полу… заострившееся серое лицо, оскаленный не то в гримасе, не то в улыбке рот, невидящие глаза смотрят в потолок; на мизинце правой руки знакомая татуировка: кольцо с двумя черными треугольниками от центра к краям. Нож с черными пятнами на лезвии на полу рядом; на журнальном столике тарелка с засохшей едой, вилка, кусок хлеба; недопитый нечистый стакан, перевернутая водочная бутылка…
Геннадий был мертв.
Они переглянулись, и капитан сказал:
– А ты говорил, бросил невесту! Сюда! – закричал он, заслышав голоса и шаги в прихожей…
Баба Люся, приглашенная в качестве понятой, охнула и схватилась за сердце.
– Генка! Ос-с-споди, твоя воля! Мертвый? Зарезанный! Ограбили!
Осмотревшись, сказала, что добро на месте, ничего не взято. И телевизор на месте, и «одежа», и «музыка» – как врубит, бывало, спасу нету! Заметила чемодан с вещами, спросила:
– Сам паковался или грабители не успели вынести?
Не получив ответа, сказала:
– Кто ж его так, сердешного?
– Когда вы видели его в последний раз? – спросил капитан.
– Так вот я ж ему все доложила как есть! – Баба Люся кивнула на Федора. – После Нового года забежал, говорит, на минутку. Подожди, когда ж это? Числа четвертого или пятого января должно. Ну да, как раз накануне Рождества. Женюсь, говорит, а сам рад-радешенек! Глазки блестят, видать, принял с радости. – Баба Люся всхлипнула. – Вот так, живет человек, не тужит, а смерть за углом подстерегает!
– Женится, сказал? – переспросил капитан. – На ком, не знаете?
– Я не спрашивала, мне без надобности. У него этих невест незнамо сколько перебывало. Все на одно лицо, и не упомнишь. Парень видный был, дурной только и шебутной… – Она перекрестилась и заплакала.
– Похоже, собирался отбыть, – сказал капитан, рассматривая содержимое чемодана. – А где деньжата и золотишко?
Деньжата и золотишко нашлись на тумбочке в прихожей, в полиэтиленовом пакете. Видимо, жертва не успела упаковать добычу в чемодан.
– У него были долги, – сказал Федор. – Баба Люся… Людмила Васильевна говорит, два года назад под домом дежурили мазурики, ему пришлось сбежать.
– Это не мазурики, Федя, – сказал капитан. – Мазурики перевернули бы все вверх дном, они бы не оставили тут деньги и золото. Это не мазурики, и ты сам прекрасно это понимаешь. Тут напрашивается другой вопрос, о какой невесте он говорил? Их что, две было? Одну бросил, а на другой собирался жениться?
– По-моему, он собирался убраться из города, – сказал Федя. – Но не успел. А невеста… может, пошутил.
– Он принес домой награбленное, достал чемодан, собрал вещички, и тут в дверь вдруг позвонили. Пришел убийца. Так?
Федор пожал плечами…