– Понимаешь, Савелий, я с самого начала понял, что история с брошенной невестой и сбежавшим женихом какая-то липовая. И оказался прав. Кроме того, Зубов не крал деньги и цацки этой… мадам, – начал капитан Астахов. Он упорно называл Агнию дамочкой или мадам.

– Как не крал? – удивился Савелий. – Но они же исчезли! Федя сказал, их украли.

– Их украл не Зубов, Савелий, а подруга Агнии Настя Литвин. На пластиковой торбе нашли ее отпечатки пальцев. Пальчиков Зубова там нет.

– Но вы же нашли украденное в его квартире!

– Нашли. А свитер в его крови нашли в квартире Литвин.

– И что? – Савелий наморщил лоб. – Ты хочешь сказать, что Настя убила жениха? Потому что он ее бросил? А потом себя? Но ты же говорил, что это убийство!

– Говорил. Вернее, не то чтобы убийство, а что мотив хилый. В смысле, для самоубийства. Ну кто, спрашивается, в наше время травится из-за любви? Можно подумать, ее раньше не бросали. Если женщина в тридцать пять не замужем, поверь, Савелий, ее бросали, причем часто. Разве в твоих книжках не так?

– Ну… наверное, так. А зачем тогда она отравилась?

– Савелий, она убила Зубова, которого любила. Ей было страшно… это только в книжках все друг друга мочат, а потом живут долго и счастливо. Она перестала спать, она боялась… ей слышались шаги и шорохи. Федя говорит, в последний вечер она была совсем плохая. Явно проблемы с головой. И насчет того, что отравилась… черт его знает! Может, передоз. Мы не знаем. А может… – Капитан замолчал.

– Что? – выдохнул Савелий.

– Не знаю, – сказал капитан. – Возможно, ей помогли.

– Кто?

– А кто еще был в доме?

– Агния?! Ты что, Коля! Ты думаешь, что ее отравила Агния? Но зачем? Они же подруги! А Федя знает?

– Подруги… Это не аргумент, Савелий. Наоборот, иногда больше оснований отправить на тот свет того, кто рядом, чем… – Капитан нахмурился и махнул рукой. – Ладно, Савелий, не слушай, это я так… мысли вслух, как говорит Философ. Я не удивился бы, скажем так. Но это не она. Ее подруга Настя наглоталась таблеток самостоятельно. То ли знала, что делает, то ли случайность.

– Значит, все-таки он ее бросил.

– Бросил. Она обокрала подругу, прибежала к нему с торбой денег, предложила бежать и начать новую прекрасную жизнь. Потрясла перед его носом торбой и предложила. Что, по-твоему, он ответил?

– Он отказался, наверное, раз она…

– Правильно! Он отказался, и она ударила его ножом, который оказался под рукой – лежал на журнальном столике. Она пришла к жениху с деньгами и драгоценностями, думала, он обрадуется. Но он не обрадовался, а наоборот, сказал, что между ними все кончено. И тогда она, обиженная, ударила его ножом. Два раза, что говорит о ее состоянии и серьезности намерений. Причем она почему-то была с собакой! Возможно, она сказала мадам, что идет прогулять этого… кстати, он похож на мохнатую крысу, или мадам попросила. Ты представляешь, Савелий, его зовут Декстер! Маленькая такая шавка, слова доброго не стоит, и вдруг Декстер! С какого, интересно, перепугу? Не понимаю я этих владельцев…

Савелий вспомнил, что Колину собаку, буля, зовут Клара… тоже странное имя для такой собаки, но промолчал. Клара, нежное ласкающее слух имя, что переводится как ясная, светлая, прозрачная… Колина собака не Клара, а фурия с отвратительным характером, перекусавшая всех капитановых коллег и знакомых – тех, кто неосторожно подставился, в смысле, подошел на расстояние вытянутой руки.

– Она ударила Зубова ножом, – увлеченно продолжал капитан, – а собака испугалась и стала выть. Она выбежала из квартиры, испачканная кровью, перепуганная, оставив нож и торбу с деньгами, а за ней бросилась воющая собака! Она бежала в укрытие, в свою квартиру! Там переоделась… от потрясения не сообразила выбросить одежду. Мы нашли окровавленный свитер в шкафу в ее спальне.

Савелий поежился.

– Про собаку она забыла, и этот… Декстер, с позволения сказать, оставался несколько дней в ее квартире; соседи жаловались, что чей-то пес лает и воет. Когда мы вскрыли дверь, он бросился к Федору, но не залаял! Сорвал голос, бедняга… – Капитан вздохнул, вспомнив Клару. – Он все это время сидел голодный…

– Она не забыла собаку, – сказал Савелий. – Она ее оставила.

– Оставила? С какого перепугу? – удивился капитан.

– Собака была свидетелем! Она ее боялась.

– В смысле, убийца боялась собаку? – Капитан удивился, подумал и сказал: – Вполне, Савелий. Так вот, когда она вернулась к мадам, она впала в депрессию. Настя, в смысле. И тут напрашивается один интересный вопрос, Савелий! – Капитан поднял указательный палец. Савелий изобразил на лице ожидание, хотя боялся услышать еще какие-нибудь страшные подробности убийства. – Вопрос следующий: почему Зубов отказался от денег и золота? Это не в его характере, не его стиль, как говорит наш Философ. Почему он дал ей отставку? Сказал, все, подруга, амба, разошлись как в море корабли и большой привет. Почему, Савелий? Этот жулик и аферист… на котором клейма негде ставить? Отказался от денег… почему?

– Ну, он ее разлюбил, – предположил Савелий. – И сказал…

– А он не мог потерпеть малость, ничего не говорить, а взять деньжата и слинять по-тихому? Не мог?

– Ну… мог, наверное. Хотя лично я сказал бы…

– Ты сказал бы! Я тоже сказал бы… наверное. – Капитан задумался на секунду. – А вот он не сказал! Почему? Сказал бы: да, дорогая, давай сбежим, иди, собирай чемодан. А я подхвачу тебя с вещичками через пару часиков… как-то так. А он взял и врезал промеж глаз: не люблю, мол, и деньжата твои мне пофиг… Почему, Савелий? Совесть проснулась?

Савелий пожал плечами. Он не знал.

– Даже не смешно, – сказал капитан.

– А почему?

– Да по одной-единственной причине, Савелий. Ему не нужны были крошки, он собирался хапнуть все. И второй вопрос: почему она вдруг ни с того ни с сего обобрала подружку и предложила жениху бежать? Что у них там случилось? Жили не тужили, съезжать не собирались, и вдруг такая странная выходка?

– Что у них случилось… – недоуменно повторил Савелий, который не поспевал за полетом мысли капитана.

– Что заставило ее украсть деньги и отправиться к жениху?

Савелий задумался.

– Не знаю, – сказал он наконец. – Какая разница? У них не было денег, она завидовала Ние… знала, где лежат деньги… она была не особенно порядочным человеком, вот и взяла…

– Верно, Савелий. Все так. Но я думаю, было еще что-то.

– Что?

– Я думаю, она что-то видела, Савелий. Она написала в прощальной записке: «Ненавижу!» Причем через черточки: не-на-ви-жу! Это не просто обычное «ненавижу», между прочим, а «не-на-ви-жу», – произнес он по складам. – Это гораздо хуже! Ее колотило от ненависти…

– К жениху?

– Нет, Савелий, она его ни в чем не обвиняла. Женщине легче обвинить кого угодно, соперницу, соседей, дружков, которые сбивают с толку, а сам он ангел с крыльями… Кого угодно, но не любимого человека – для него всегда найдутся оправдания. Он и раньше не баловал ее вниманием, ставил синяки, грубил… один раз уже бросил. Она привычная. Нет, Савелий, ее колотило от ненависти к тому, кого она считала причиной разрыва с женихом. К сопернице. Понятно, к кому? – Капитан уставился на Савелия, ожидая правильного ответа, но Савелий оставался безмолвен, так как не знал правильного ответа. – К подруге! Она ненавидела подругу!

– Подожди, Коля, что значит – к подруге? – Савелий окончательно запутался в выкладках капитана. – Ты хочешь сказать, что Зубов и Агния… Не может быть! Ни за что не поверю! А как же Федя?

– Савелий, ты как пацан, честное слово! – с досадой сказал капитан. – Она кинула его в ранней молодости, она кинула его сейчас. Чему тут удивляться? Здоровый наглый мужик живет на шару в ее доме, пьет виски и коньяки из бара ее мужа, жрет в три горла и чувствует себя как дома, а ее муж сидит в СИЗО и не сегодня-завтра загремит всерьез и надолго. Ситуация взрывоопасная, и если ты сейчас, Савелий, станешь убеждать меня, что он не протянул к ней свои лапы, то… убей, не поверю. Я знаю жизнь, Савелий, я такого насмотрелся! Я опытный.

– Не верю! Она не могла! Он же сидел… он преступник, ты сам говорил! И Федя!

– Ох, Савелий, ты как… честное слово! Учу тебя, учу… – Капитан вздохнул. – Есть женщины, которым нравятся брутальные самцы. Если помнишь, она когда-то уже променяла нашего философа на другого толстокожего брутального самца с мешком денег. Философ считает, что мы все время ходим по кругу, в смысле, наступаем все время на одни и те же грабли, и тут я с ним полностью согласен. Голову даю на отсечение, что Настя прихватила их, так сказать, в самый интересный момент. Потому и украла деньги, зная жадность жениха, потому и побежала к нему и предложила бежать на пару. Пыталась бороться за свою любовь, как говорится в твоих книжках. А Зубову она была уже неинтересна, у него появилась прекрасная возможность сорвать банк. Хотя, думаю, она вообще была ему неинтересна. Вот так, Савелий, всегда одно и то же. Всегда ищи женщину. Ну и бабло, конечно, не помешает. Он думал, что ему обломилось и то, и другое, но не срослось. Как говорится в твоих книжках: беспощадная судьба уже занесла над ним свой карающий меч. Кроме того! – Капитан сделал паузу, загадочно глядя на Савелия; он напоминал фокусника, который сейчас вытащит из рукава кролика. Савелий поежился. – Кроме того, соседка Зубова показала, что он собирался жениться! Женюсь, говорит, хватит куковать одному, начинаю новую прекрасную жизнь! То есть, получается, он вернулся домой за вещичками, так как собирался переехать… куда-то. Куда, Савелий, он собрался переезжать и кто его невеста, если свою законную невесту Настю он отставил? А? То-то и оно, Савелий, похоже, ему поперло в картах, и он считал, что теперь все будет в шоколаде, – заключил капитан, откидываясь на спинку стула. – Выводы делай сам.

Савелий скорбно молчал, переваривая услышанное. Пауза затягивалась. Капитан разлил водку, подтолкнул рюмку Савелию. Тот, не чинясь, как обычно, выпил залпом и страшно скривился, на глазах его выступили слезы. Капитан протянул ему кусок хлеба. Савелий сделал глубокий вздох, запихнул хлеб в рот. Прожевав, спросил озабоченно:

– Федя знает? – И это означало, что он принял версию капитана безоговорочно.

– Не думаю, – не сразу ответил капитан. – Не уверен. Любовник, как и муж, узнает все последним. Хотя… может, в курсе. Философ не дурак, жизнь знает из практики, а не из книжек. Это же как два пальца… в смысле как дважды два, Савелий. И соседка сказала, что Зуб женится… на ком? То-то и оно. – Капитан задумался. – А с другой стороны, может, и не знает, – сказал после паузы. – Разве ему придет в голову, что его бывшая подруга спуталась с уголовником? И это при живом Философе!

– Бедный Федя!

– Думать надо было головой, а не… – Капитан кашлянул. – Сам вечно повторяет, не надо возвращаться, что было, то было… и так по-дурному подставиться! Вечно его тянет то на подруг юности, то на малолеток… планида такая.

– Может, потому и не женится, – заметил Савелий.

Капитан поднял бровь, но промолчал. Он давно усвоил, что некоторые заявления Савелия лучше пропускать мимо ушей, а то себе дороже. Спросишь, к примеру, а что ты, Савелий, имеешь в виду, так он такого нагородит… на голову не налезет. Конструкция, выстроенная капитаном, была вполне правдоподобна и, скорее всего, реальна, но большого влияния на расследование не имела… так, лирика, треп в дружеском кругу. Штрих к портрету, как говорит Федор. Причем в кругу с Савелием, потому что излагать мотивы поступков действующих лиц Федору капитан был не готов. Да и нужно ли?

Он, конечно, сочувствовал Федору, с одной стороны, в силу мужской солидарности, а с другой, считал, что философ лопухнулся. Нет чтобы послушать его, капитана Астахова! И главное, что, блин, примечательно – на те же грабли. Конечно, знает. Или подозревает, вон какой смурной в последнее время. То летал, а то ходит как в воду опущенный. И ночует дома, что опять-таки примечательно. Врет, что нужно подготовиться к семинару, расписание… статью закончить. Видеть никого не хочет. Вот и сегодня Савелий звонил, приглашал к Митричу, а он отказался. Ну ничего, пройдет суд, шустрая дамочка слиняет в свои заграницы… пусть, скатертью дорога, держать не будем. И тогда возьмемся за Философа. Для начала как следует потопчемся по хребту, потом вправим мозги, потом поставим на ноги… нальем, а как же! Друзья! Главное, пусть едет куда подальше. Тут капитан подумал, что дамочка может остаться, и нахмурился. Но тут же успокоил себя, решив, что она не останется здесь ни за какие коврижки! Тюрина житья ей не даст. Да и перед философом стыдно…

Агния сразу не понравилась капитану. Кое-что о романе Федора ему рассказал коллега, майор Славик Фалько, а именно: как тот переживал, даже бросать институт думал, а девчонка была никакая, сказал Славик. Из себя щуплая, дурная, все время хихикала… да ее не вышибли только потому, что Алексеев писал ей рефераты и натаскивал к зачетам и экзаменам. Говорят, она слиняла и даже не попрощалась! Алексеев ничего не знал, она просто слиняла с денежным мешком на четверть века старше, сказал Славик. Вся бурса на ушах стояла! А теперь вернулась, деньжата поистрачены, детей не завела, муж запил, вот она и ломанулась к Федору. Ах, прости, друг любезный, я тебя опять очень сильно люблю! Федор и потек, разнюнился, сбежал на озеро. А тут и Зубов подсуетился… чего стесняться-то? Он парень видный. Ненавижу этих баб!

Савелий скорбно молчал.

– Как там наша Тюрина? – спросил капитан, с ходу меняя тему.

– Лина? – встрепенулся Савелий. – Хорошо! Сонечка исправила тройку по математике… с ней Зося занимается, я в математике не очень. Лина собирается в суд. Мы с ней поговорили… знаешь, Коля, я боюсь за нее, она… – Савелий замялся. – Она со странностями…

– Ага, со странностями! – иронически фыркнул капитан. – Эти странности называются подлючий характер! Иногда я думаю, что понимаю ее мужа. Блудят все, Савелий… Ну, может, кроме тебя, – добавил он, заметив протестующее движение Савелия. – Все изменяют всем. Помнишь, философ доказывал, что мужик существо… это, как его?

– Полигамное, – подсказал Савелий.

– Именно! Да он просто не может иначе… особенно летом!

– Летом?

– Летом, Савелий. Ты помнишь, как они одеваются летом? Вот здесь, – он похлопал себя по груди, – вообще ничего под низом… а юбки? Это юбки, по-твоему?

Савелий затруднился с ответом.

– А ты как дурак все время на них натыкаешься и не знаешь, куда глаза девать!

– Я думаю, Агнии действительно лучше не приходить, – невпопад заметил Савелий. – Лина говорит, она ее убьет.

– Правильно сделает. Кто бы сомневался! Да она должна в ногах у мужа валяться и прощения просить. И у Тюриной.

– Муж не хочет ее видеть, – сказал Савелий. – Федя говорил.

– А ты бы на его месте захотел? Из-за этой… – капитан осекся, взглянув на Савелия. – Из-за нее нормальный человек стал убийцей! Отсидит, выйдет… если выйдет, а клеймо останется. Тюрин до конца жизни будет с ним, понимаешь? Тем более они дружили. Лучше бы он свою дамочку приговорил. И подруга осталась бы жива, и Зубов. Да и Федору полегче.

– Ты думаешь, полегче?

– Стопудово, Савелий. Носил бы ей цветочки в скорбное место… тихая грусть, кипарисы, воспоминания о былом, скупая мужская слеза… все путем. И главное, была бы обезврежена. Как мина! – Капитан застыл с открытым ртом, пораженный внезапной мыслью. – Мина, Савелий! Вот оно! Они же все как мины! Кто сразу взрывается, кто замедленного действия. Ты ходишь по минному полю и не знаешь, когда рванет. А она затаилась и выжидает. А потом к-а-а-ак шарахнет!

Капитан увлеченно рассуждал о женщинах и их роковой роли в жизни сильного пола; Савелий слушал невнимательно, он думал о Федоре. Потом вдруг перебил капитана:

– Коля, не нужно говорить Федору…

– В смысле? Чего не нужно говорить?

– Ну, что она с Зубовым…

– Ты думаешь, не нужно? Лично я предпочел бы правду.

– Понимаешь, Коля, любовь… это страшно иррациональное чувство, а Федор такой… ранимый…

– Ранимый? Федор? – Капитан расхохотался. – Он же философ! А философы готовы к ударам судьбы, они же эти… стоики! Даже рады, так как есть куда применить мутную философию о смысле и полосатости жизни. Я бы лично сказал.

– Коля, пожалуйста!

– Ладно, Савелий, не скажем. Пусть женится на ней, пусть она ему наставит рога, пусть он страдает… ты этого хочешь?

– По-моему, он не собирается жениться.

– А как же… любовь? – произнес капитан с отвращением.

– Любит, но жениться не собирается.

– Откуда ты знаешь?

Савелий пожал плечами…