Некоторые особенности переходного периода

Между концом Древнего и началом Среднего царства лежит длительный Переходный период. Почти четверть тысячелетия продолжалась эпоха раздробленности. Однако, как говорили сами египтяне, воды Нила трудно поделить навечно.

Распад Египта на отдельные номы не решил задачу выхода страны из кризиса. Дождливые сезоны повторялись все реже, а вот груз мемориального строительства значительно вырос. На страну, с трудом выдерживавшую даже в периоды относительного благополучия тяжесть возведения грандиозных усыпальниц для владыки и его приближенных, с началом ослабления царской власти ложится дополнительный гнет.

В этот период бурно развивается строительство гробниц на местах, свидетельствующее, однако, скорее не столько о желании правителей номов вознестись на гордую высоту мемфисских властелинов, сколько о реальных возможностях большинства номархов. Это пока еще не всесильная знать. Небольшие, высеченные в скалах и зачастую небогато отделанные гробницы правителей окраинных областей не идут ни в какое сравнение с громадными усыпальницами столичных вельмож. Только отдельным номархам (преимущественно тем из них, кто породнился с правящей династией и тем ослабил пресс централизованных податей) удается достигнуть действительно высокого общественного положения, определявшегося прежде всего реальным экономическим и военным могуществом.

Достаток в провинции встречался нечасто: даже весьма скромная усыпальница нередко становилась непосильной ношей и начатое строительство приходилось сворачивать. Исследователи отмечают, что объективно децентрализация возведения усыпальниц все же вела к ускорению развития строительного дела, а это в условиях быстрого исчезновения египетских лесов немаловажно.

Вынужденная опора на местные материалы позволила довести до совершенства технику работы с кирпичом-сырцом и камнем. Кроме того, секреты архитектуры больших строений, ранее хранившиеся в строго шифрованных таблицах жрецов Севера и Юга, в период раздробленности утрачивают значение государственных тайн. Итогом этого стал быстрый рост многоэтажности городов Египта.

Номархи, судя по всему, не имели возможности опереться на собственное могущество в попытках вырваться из-под власти мемфисских царей. Косвенным свидетельством этому служат вынужденная скромность их «последних обителей» и многоречивая, хвастливая добродетельность, запечатленная в наскальных обращениях к населению.

Исследователи, расшифровав послания потомкам, составленные в те годы, были удивлены настойчивым стремлением местных правителей восславить свои благодеяния на пользу «маленьким» людям. Секрет показной добродетельности номархов состоит, видимо, в том, что они вынуждены были искать популярности у населения, дабы подкрепить свои притязания на независимость от центра поддержкой масс.

Памятники периода эфемерных VII–X династий полны свидетельств о годах страшного голода и мора, когда некому становилось обрабатывать поля и защищать собранный в конце концов богатый урожай, и весьма сомнительна в подобном свете расписываемая наскальными плакатами милость номархов к «простому люду». Однако следует признать действенность пропагандистских приемов тех времен. Многим, особенно верхнеегипетским правителям, удается получить поддержку своих сепаратистских устремлений у широких слоев населения. Они смогли добиться в итоге если не целиком самостоятельного, то, по крайней мере, полунезависимого положения.

Египет последних лет Древнего царства уже представлял собой единую хозяйственную систему, где четко просматривались специализация верховьев Нила как житницы страны и Дельты как основы садоводства и скотоводства. Хаос развала взаимосвязанных прежде областей долго не позволял ни одной из них достигнуть положения действительно самостоятельного государства. Как ни старались отдельные предприимчивые номархи преодолеть зависимость своих областей, как ни пытались редкие энергичные цари вырождающихся династий подавить сопротивление сепаратистски настроенных местных правителей, достичь успеха не могли ни те, ни другие. Обстоятельства упадка Древнего царства точно не известны, но все же общая тенденция вырисовывается достаточно определенно.

 

Внутренний упадок. Возвышение Гераклеополя

За последним значительным представителем VI династии Пиопи II (тронное имя Неферкарэ) следует череда маловразумительных правлений. Их пестрота словно спешит компенсировать основательность более чем векового пребывания на престоле предшественника. В попытках привести в норму законы династического наследования отступают на второй план вопросы государственного правления, центральная власть утрачивает реальное значение. VI династия дает несколько бессильных властителей, не прославивших свое имя значительными деяниями.

Позднейшие списки и предания выделили из этой череды разве что Нитокриду, женщину-фараона, которая, впрочем тоже не удостоена лавров активного государственного деятеля.

Само появление женщины на престоле симптоматично. Если присмотреться внимательно, то почти у всех 30 династий фараонов закат, сопровождается частым возведением на престол наследниц и жен правителей. Шестая династия явно вырождается, и, естественно, вскоре власть переходит к VII династии. За 70 дней та лихорадочно сменила на троне 70 правителей — если только это не легенда, принятая Манефоном за правду — и, естественно, вскоре также потеряла престол. Ее сменили выходцы из Верхнего Египта, скорее всего, чисто номинально связанные с Мемфисом. По крайней мере источники свидетельствуют, что во времена VIII династии управление из столицы осуществлялось в полной мере лишь южными районами Египта.

Внутренним упадком страны воспользовались соседние племена. Набеги ливийцев на западе и кочевников на востоке опустошали Египет и оставили заметный след в памятниках Переходного периода.

Особенно страдала Дельта, населению которой приходилось иметь дело с азиатскими племенами. «Подл азиат, плохо место, в котором он живет. Бедно оно водой, трудно из-за множества деревьев, дороги тяжелы из-за гор. Не сидит он на одном месте».

Жители окраинных номов быстрее всех почувствовали последствия развала централизованного государства. Не случайно вскоре на роль объединительного центра, наряду с богатыми и мало пострадавшими от набегов Фивами и традиционным Мемфисом, расположенными в глубине страны, начинает претендовать Гераклеополь, расположенный на севере страны, в плодородной низменности недалеко от фаюмского оазиса. IX и X династии были родом отсюда. Приведенное выше описание азиатов приписывается Ахтою (египетское Хети), основателю IX династии.

Предпосылками возвышения Гераклеополя стали плодородие земель близкого оазиса, которое, правда, не давало прочного финансового могущества по причине набегов неспокойных соседей, и удачное географическое положение на пересечении торговых путей, ведших из Нижнего Египта в Верхний, а также на запад, в ливийские оазисы, и на восток — к побережью Красного моря.

Торговля тоже немало страдала от постоянных стычек с кочевниками, зато в борьбе с азиатами закалилось войско гераклеопольцев, ставшее едва ли не главным аргументом правителей нома во внутриегипетских конфликтах.

Впрочем, даже под тяжестью столь «весомых» притязаний соседи и удерживающие мемфисский престол представители VIII династии уступать не собирались. В стране начинается долгий период борьбы за власть, сопровождаемый громадными жертвами и разрушениями.

Возможно, что параллельно в Египте вспыхивают восстании, отзвуки которых можно найти в свидетельствах соплеменников тех событий. Временный перевес благодаря личным качествам нождей и безжалостности обученного в стычках с кочевниками войска, получают гераклеопольцы. Ахтой воцаряется на мемфисском престоле, крутыми мерами добившись признания своего первенства правителями других номов.

Однако прочного объединения Египта достичь не удалось. Вскоре из-под опеки царей IX династии уходит практически весь Верхний Египет, восстановить частично контроль над которым удается только X династии. Тогда гераклеопольцы овладели областью Тина, но южнее пройти не смогли, натолкнувшись на сопротивление формировавшегося приблизительно с XXIV века до н. э. Фиванского царства. Этот второй объединительный центр Египта возник из совершенно других предпосылок и строил свою централизаторскую политику на отличных от прежнего периода принципах.

Гераклеопольские цари, сильнейшие среди равных, с трудом удерживали в повиновении номархов своих областей. Повиноваться тех заставляла только угроза быстрого и жестокого наказания. В принципе же правитель едва ли не каждой области подвластного Гераклеополю Нижнего Египта обоснованно считал, что без своего царя он вполне может обойтись. Фивы же обладали огромными массивами плодородных земель, рациональное использование которых заложило основу экономического могущества нома. Области, лежавшие выше по течению реки, вынуждены были не раз обращаться к Фивам за помощью в неурожайные годы, так как обладали только узкими полосками благодатной прибрежной поймы.

В конце концов подобная зависимость превратилась в почти беспрекословное подчинение, основанное, конечно, и на возросшем военном авторитете фиванских номархов. Южное царство по сути безболезненно выросло из Фиванского нома и распространилось почти до порогов Нила, до самой Элефантины. Местные владыки с повторяющимся именем Интеф вскоре начинают претендовать на роль южно-египетских фараонов.

Столкновение с Севером становилось неизбежным, хотя его последствий страшились и Гераклеополь и Фивы. Напутствуя сына и наследника Мерикара, гераклеопольской царь настоятельно советует тому избегать конфликтов с верхнеегипетским государством, жить с соседями в мире и согласии. Точно такие же заветы получали и восходившие на трон фиванские владыки. Но конфликт в конце концов разразился. Первоначально успех был на стороне нижнеегипетских войск, лучше обученных и оснащенных. Иногда им удавалось одерживать впечатляющие победы над силами Юга.

Так, иераконпольский номарх Анхтифи, союзник гераклеопольцев, в своей надписи сообщает о крупных военных успехах, одержанных в борьбе с фиванцами. Потом борьба долго шла с переменным успехом, но исход ее был предрешен. Гераклеопольские цари зависели от своих номархов — по сути вынужденных союзников, при первой же крупной неудаче готовых оспорить первенство своих царей.

Фиванским правителям прочная основа сложившегося государственного объединения позволила без особого риска преодолевать полосы военных неудач и потерь. Едва же наметились первые признаки неуспеха северян, как гераклеопольская держава тут же теряет свою монолитность. Южноегипетская фиванская IX династия постепенно устанавливает контроль над всей территорией Египта. Решающую победу над гераклеопольским царем одержал фиванский царь Метухотеп, который «покорил правителей обеих стран, установил порядок на юге и на севере, в иноземных странах и в Египте».

Последние фараоны IX династии, носившие последовательно имя Мехтухетеп, уже переходят к экспансии внешней, пытаясь захватить территории, контролируемые соседними племенами. Прежде всего их интересует возвращение утерянных в Переходный период медных рудников и каменоломен в Нубии и поиски доступа к запасам дерева и благовонных смол в районах Средиземноморья и южного Красноморья.

 

Новые тенденции периода

Внешне Переходный период выглядит как хаос полного развала старой структуры египетского общества периода Древннего царства. Страна, распавшись на ряд полунезависимых помов, словно спешит позабыть о былой упорядоченности взаимоотношений между областями, когда каждый регион представлял собой часть единого хозяйственного организма. Объективно подобный этап, видимо, был необходим.

Особенно ярко тенденция к размежеванию проявляется при рассмотрении состояния ирригационной сети. Сложный комплекс осушительно-оросительных каналов мог функционировать лишь при условии централизованного координирования усилий по поддержанию всей сети в рабочем состоянии, требовалась служба оповещения о сроках и предполагаемом уровне подъема воды (служителями культа во многом и осуществлялось прогнозирование и уточнение начала и масштабов разлива Нила, особая роль жрецов в Египте во многом определяется именно этим), нужен был централизованный механизм перераспределения ресурсов для восстановления каналов в наиболее пострадавших от наводнения и неурожая районах. По существу в периоды Раннего и Древнего царств происходило равномерное поддержание центральной властью минимального прожиточного уровня всех регионов Египта за счет перераспределения богатого урожая благополучных областей.

Избыток забирался на строительство мемориалов фараона и нужды придворной знати.

Существовавший порядок удовлетворял большую часть населения страны. Земледелие первоначально даже в благодатном Египте было весьма рискованным занятием, и от неурожая не была застрахована ни одна из областей. Однако постепенно надобность в механизме централизованного перераспределения и управления в его старом виде отпала. Многолетний опыт земледельцев накопил приметы, позволяющие достаточно точно предсказать масштабы разливов Нила, и надобность в громоздком аппарате наблюдения за рекой теперь не ощущалась так остро.

Жречество не сумело вовремя уловить эту тенденцию и перестроиться — и отсюда, вероятно, исходят истоки религиозных перемен последующих эпох. Кроме того, постепенно в сельском хозяйстве уменьшается в связи с накоплением навыков ухода за посевами влияние динамичных природных факторов (погода, величина подъема вод реки, количество осадков) и растет значение статичных условий земледелия (ландшафт, плодородие почв, площадь пригодной для обработки земли). Выявились регионы стабильных урожаев и районы, где получать их удавалось нечасто. Существование централизованной системы перераспределения, естественно, начинает отрицаться первыми и активно поддерживаться вторыми. В подобной ситуации теоретически следует ожидать повторения картины, схожей с той, которая в действительности наблюдается в Египте Переходного периода: полунезависимое существование областей, где периодически одни предпринимают попытки добиться полной самостоятельности, а другие поддерживают централизаторские устремления центра (или нескольких центров). При этом стабильность подобной системы весьма мала.

Это связано с тем, что при хаосе существования ряда малосвязанных областей созданная в предшествующие годы единая осушительно-оросительная сеть неизменно будет разрушаться: сначала в регионах малопригодных для земледелия, а затем и в районах относительно благополучных. Свою роль в этом сыграло и ужесточение климатических условий: в отсутствие дождливых сезонов не редкостью было повторение нескольких подряд неурожайных лет, чего не могли вынести даже богатые регионы.

Надписи времен распада от VI до XII династий полны сообщениями о голодных годах на всех египетских территориях. При этом наблюдается еще одно интересное явление, которое можно проследить, сопоставляя состояние захоронений номархов в различных областях Египта: ранее благополучные и сытые области часто переходят в разряд неприметных, малозначительных. Скорее всего следует признать в этом последствия изменения климата, что предопределило географическое перераспределение наиболее притягательных для населения Египта регионов. В будущем, когда более ясно проявятся объединительные тенденции в стране, это вызовет появление новых центров притяжения и утрату значения старыми.

Потребность же в объединении начинают все более остро ощущать многие в Египте. После того, как состояние ирригационной сети стало близким к коллапсу (владетель одного из номов (Сиутского) в годы правления X династии примечательным достоянием своего правления посчитал то, что ему удалось прочистить засоренный канал и вода даже в жару стала доходить до Сиута, когда остальной Верхний Египет страдал от засухи: в то же время в Дельте в годы этой же X династии сообщают о появлении на месте осушенных ранее земель таких болотных зарослей, что в их гуще стали находить пристанище беглецы), явственно проявляется необходимость нового объединения Египта.

Верхний Египет страдает от недостатка воды, а Нижний Египет заболачивается. В подобной ситуации для земледельца естественным выглядит желание оставить воду там, где ее не хватает, тем самым отняв влагу у районов, где она в избытке. Возможность для этого, как показал опыт Переходного периода, могло дать только централизованное государство. К исходу III тысячелетия потребность нового объединения страны проявляется в сельском хозяйстве все более отчетливо. Притом, что произошло заметное улучшение техники земледелия, отдача сельскохозяйственного труда год от года уменьшалась. Сообщения о голоде во времена XI династии соседствуют с изображениями на рисунках тех лет, например, усовершенствованных плугов с крутым заворотом рукоятей, облегчавшим нажим при пахоте.

Встречаются схематические рисунки нового типа зернотерок, прилаженных к наклонной подставке, по желобку в которой мука сразу же попадает в хранилище. Работник, ранее вынужденный работать стоя на коленях, получил возможность выпрямиться и облегченно вздохнуть. Точно также давильщик плодов, ранее орудовавший двумя шестами, закручивая с обеих сторон мешок с финиками или оливками, ко временам XI династии смог обеими руками ухватиться за один шест, ибо второй конец мешка был теперь намертво закреплен внутри чана.

Чтобы полнее использовать возможности технических новшеств, земледелию требовалось восстановление ирригационной сети Египта, а это было возможно при условии объединения страны. Аналогичные требования все чаще предъявляли и другие слои общества — а к концу III тысячелетия структура египетского общества изменилась весьма заметно. Это явилось результатом долгого существования системы полунезависимых номов в долине Нила и было вызвано изменением характера сельскохозяйственного производства.

 

Структура египетского общества среднего царства «малые люди»

Начнем с того, что ослабление роли центра как связующего звена между регионами при условии наличия традиционных связей между областями не могло не вызвать оживления хозяйственных взаимообменов на местах. Кроме того, развитию торговли способствовало временное разукрупнение сельскохозяйственного производства. В Переходный период почти не встречаются в письменных источниках характерные для Древнего царства сведения об огромных латифундиях столичных придворных с впечатляющими данными о поголовье скота и полученных урожаях. В стране появляется большое количество более мелких хозяйств. Для документов Переходного периода (вплоть до XIX династии) становится привычным частое упоминание термина «малые люди» (неджес). Анализ словоупотребления этого словосочетания подсказывает, что значение термина в это время существенно отличалось от нынешнего. В Египте периода распада «малые люди» чаще всего встречаются в одном ряду с «большими людьми», то есть высшей знатью, и не смешиваются с работным и торговым людом.

«Малые» среднего царства нередко вообще оказываются богатеями, крупными сановниками с высоким придворным или государственным званием. Они претендуют на особое положение в обществе, положение людей, достигших успеха и процветания своим собственным трудом и (нередко) воинской доблестью. Образ подобного «малого», выбившегося в верхи ценою неимоверного напряжения и за счет неординарных личных качеств, обретает в Египте на время особую притягательность. Даже номархи времен правления XI династии охотно величают себя «сильными малыми». Уже этот факт позволяет судить о степени влияния на события в стране прослойки деятельных владельцев относительно небольших поместий, которые называют себя «малыми людьми». Причем основное направление их усилий к исходу третьего тысячелетия до н. э. — объединение Египта.

Первоначально весьма благоприятное для оживления хозяйственной деятельности на местах, приведшей к формированию нового слоя активных землепользователей, состояние распада старой централизованной системы вскоре начинает мешать успешному развитию местной инициативы. Для состоятельных «малых» людей очевидной начинает выглядеть необходимость установления гарантированного строгими законами порядка, то есть строительство сильного централизованного государства.

Этого же требовали и нужды активизировавшейся в Переходный период торговли. Напомним, что торговцам довелось взять на себя часть функций, ранее исполнявшихся центральной властью. Они с большим или меньшим успехом пытались обеспечить осуществление традиционных обменных операций между регионами и доставку материалов, сырья, редких или малодоступных в самом Египте. С этой точки (особенно при осуществлении торговли внутренней) распад Древнего царства, несомненно, был на руку торговцам.

Однако вскоре, по мере развития системы поместий «малых людей», акцент в торговле начинает смещаться. Торговому сословию оказалось выгоднее взять на себя роль посредника при натурально-вещевом обмене между небольшими и часто географически близкими хозяйствами. Не последнюю роль при этом играли и соображения безопасности: дороги в Египте в Переходный период вызывали серьезную озабоченность у любого торговца.

Ранее подобная роль посредников была мало перспективной: в крупных комплексах знатных мемфисских землевладельцев все необходимое производилось тут же, на месте. Появление множества мелких хозяйств разрушило традиционную автономность существования латифундий. Незначительные размеры поместий не давали возможности обеспечить все нужды хозяйств своими силами, однако, в результате ослабления пресса централизованных поборов, у владельцев появлялся излишек определенных продуктов, достаточный для проведения обменных операций. Обжегшись на попытках самостоятельно найти партнера, согласно с предлагаемыми условиями обмена (о подобных мытарствах поселян, занятых поисками нужной вещи взамен на предлагаемые товары, рассказывают повести, написанные при X–XI династии: в одной из них житель Соляного оазиса (ныне Вади-Натрун) достаточно натерпелся, прежде чем сумел обменять прихваченные из дому в столицу вещи на хлеб), владельцы поместий все чаще предпочитают передоверять поиск вариантов обмена посредникам-торговцам.

При XI династии некое небольшое частное хозяйство выменивало на стороне ткани собственного производства уже исключительно при помощи посредников. Интересно, что и в этом случае основным мерилом равноценности обмена служило зерно, хлеб. Анализ купчих Переходного периода свидетельствует, что зерновой эквивалент был характерен для проведения большинства обменов.

Наряду с хлебом охотно расплачиваются и принимают к оплате одежду, скот, битую птицу. Однако встречаются совершенно немыслимые варианты договоров, выгода которых для обеих сторон выглядит весьма ситуативной. Можно только предположить, каких усилий стоил каждому из покупателей поиск согласного на предложенные условия продавца. Естественно, что трудоемкость подобных сделок заставляла искать упрощенную схему достижения согласия сторон. Примечательно, что приблизительно с XXII века до н. э. (а на это время и приходится пик найденных необычных договоров о купле-продаже) из разряда странных выдвигаются сделки с использованием в качестве платы за продукт или за услуги посредника металлов — чаще всего меди, обработанной и даже «сырой», весовой. При этом очевидно, что металл выступает только в качестве промежуточной цепи обмена, очень редко его получение вызвано прямыми хозяйственными потребностями поместья. Изредка удается даже проследить цепочку «расходования» полученной меди на обеспечение покупки нужных поместью товаров.

 

Внешняя торговля

Иное положение — во внешней торговле, где поиски меди не следует связывать в большинстве случаев с ростом товарно-денежных отношений. Здесь получение металла при VIII–X династиях часто является самоцелью торговых операций, а медь выступает лишь в качестве одного из видов необходимого египтянам сырья. Что, кстати, свидетельствует о малой пригодности данного эквивалента обмена на роль всеобщего, универсального. И еще анализ той части отчетов о внешнеторговых предприятиях египтян, где дело касается меди, позволяет сделать один весьма важный вывод: при XI династии резко сокращается количество меди, закупаемой торговцами в частном порядке. Быстро усиливающееся государство начинает предпринимать деятельные меры по централизации доставки необходимого Египту сырья.

К этому времени у соседствующих с долиной Нила племен ускоряется формирование первичных форм государственных объединений. Нередко малопригодные природно-климатические условия и близость богатой и еще неокрепшей страны (Египта) провоцировали закрепление военных институтов в структуре новообразующихся племенных союзов. В подобных условиях логичной выглядит следующая схема развития связей Египта с агрессивным окружением воинствующих соседних племен: торговая прослойка, почувствовав крайнюю рискованность самостоятельных передвижений по территориям, прилегающим к Египту, поддерживает установление твердой центральной власти в стране. Окрепшие фараоны в благодарность (к тому же в этом случае их собственные устремления совпали с пожеланиями торговцев) стремятся обезопасить караванные пути, и серия походов царей XI династии к местам добычи нужного Египту сырья приобретает в таком случае двойную окраску.

Однако вскоре, осознав выгоду внешнеторговых операций, фараоны стремятся монополизировать торговлю с соседними областями. До нас дошло, например, жизнеописание «казначея бога», т. е. доверенного фараонов по доставке ценностей, в котором герой сообщает о своих поездках на множество промыслов для доставки в царскую казну меди, бирюзы, лазурита и т. п.

Объективно монополизация внешней торговли государством способствовала упрощению доставки товаров в Египет и обустройству торговых путей. Например, правительственные корабли начинают ходить в южное Красноморье за благовонной смолой по более короткому, чем в прежние столетия маршруту. Они отправлялись не с Севера, а из гавани подле нынешнего Косера, откуда до часто посещавшихся египтянами каменоломен была проложена дорога. Несмотря на то, что маршрут пролегал через пустыню, поездка по караванной тропе перестала быть опасным делом: на небольших интервалах один от другого были обустроены колодцы.

Кроме всего прочего, подобные перемены в торговле должны были отразиться на развитии тяглового скотоводства.

 

Египетское войско периода среднего царства. Военные кампании и сфера их обслуживания

При рассмотрении вопросов, связанных со становлением и развитием новой структуры египетского общества периода Среднего царства стоит внимательно вглядеться в новую прослойку населения страны — воинское сословие. Анализ захоронения фараонов Раннего и Древнего царств позволяет уверенно говорить о незначительной роли военных в обществе того времени. Вместе с царем хоронили его приближенных, и только среди второстепенного окружения находили место воину с оружием. Постепенно, однако, значение профессиональных военных в Египте росло. Одним из факторов, определивших восшествие на престол IX и X династий, было наличие у гераклеопольских номархов сильной и обученной армии.

Не вызывает сомнений, что в военной сфере, как и во многих остальных, гераклеопольцы были в Нижнем Египте только сильнейшими среди равных. Войсками стремился обзавестись каждый номарх, и численность этого войска зависела только от потенциальных возможностей управляемой территории. Сменившая гераклеопольцев на престоле X династия фиванцев наверняка тоже обладала мощной армией.

Скорее всего это были наемники, собранные из подчинявшихся центру Южного царства верхнеегипетских номов.

В Египте времен распада быстро формировалась каста профессиональных военных, достаточно многочисленная и влиятельная. Свидетельством роста популярности военной службы служит то, что писцы начинают в назидание своим ученикам описывать трудности и тяготы воинского труда. Однако ученики все равно покидали мирную службу и уходили в войска.

На первый взгляд, в интересах военных было сохранение существовавшей системы полунезависимых, враждующих между собой номов. Однако в действительности это было не так, и объяснений этому несколько. Достаточно вспомнить, как многие «малые люди» с гордостью говорили о своей «воинской доблести», приведшей их к процветанию, чтобы осознать, что у военных в Египте была реальная перспектива обеспечить себе в старости благополучное и мирное существование. С этой точки зрения вечные набеги соседей и смута несомненно омрачали радужную перспективу сытого и спокойного отдыха навоевавшихся за свою жизнь военачальников.

Кроме того, военные не могли не отметить по опыту многочисленных столкновений, что богатые области Египта, где было чем поживиться, обладали армией, способной защитить процветающий край.

В местах, где войска не встречали достойного сопротивления, обычно и взять в качестве трофеев было нечего. В то же время от купцов приходилось слышать не только о воинственности племен азиатских кочевников (об этом египетские воины знали и Сами), но и о богатстве далеких заморских краев. Постепенно военные, уставшие от бесконечной череды многотрудных, но малоприбыльных междоусобных походов, склоняются к мысли о необходимости объединения страны.

С усилением роли военных в египетском обществе можно связать и некоторые отдаленные последствия хозяйственной жизни Египта.

Например, рост многоэтажности расположенных в долине Нила городов. Это, несомненно, вынужденная мера, даже если признать подобный процесс одним из проявлений развития архитектуры Египта Переходного периода. Несомненно, основными условиями, вызвавшими стремление к вертикальности застройки, были недостаток пригодных для возведения городов мест (долина Нила на четыре месяца затоплялась водами реки, и на поверхности оставались только некоторые вершины наиболее приметных возвышенностей) и стремление людей втиснуться в квадрат городских стен и тем самым хотя бы частично обезопасить свое существование.

Однако сам по себе рост многоэтажности интересен скорее как факт этнографический, более важны последствия этого явления, связанные с одновременно происходящим расширением использования в строительстве камня.

Стремление укрепить постройки легко объясняется тем же стремлением жителей обезопасить свою жизнь. В Переходный период ранее широко распространенный кирпич-сырец теряет былую привлекательность при возведении жилых и хозяйственных, а тем более оборонительных сооружений. Предпочтение отдается камню. Между тем технология каменного строительства того времени буквально подстегивала рост металлургического производства.

Потребность египетских строителей в металле должна была быть поистине колоссальной, в чем убеждают исследования отпечатков, оставленных медными сверлами и резцами на каменных плитах той поры. Расход инструментов был огромен. Косвенным свидетельством накладности обработки камня в Переходный период может послужить тот факт, что египтяне начинают использовать посуду двух типов — глиняную и каменную, причем последняя служит признаком достатка и используется обычно в праздничные дни.

Войны вызвали усиленное использование камня в строительстве, и войскам же доводилось обеспечивать строителей металлом, совершая частые походы в области, богатые залежами медных руд.

Одновременно предпринимаются, конечно, попытки снизить расход меди при обработке каменных плит. Следы экспериментов по приданию сплавам меди большей твердости наблюдаются в течение всего Переходного периода и времен Среднего царства. Активный поиск открывал новые перспективы развития ремесла, давал возможности большей специализации ремесленников.

Частые набеги соседей и осады городов вызывали и развитие медицины в Египте (она стала достоянием жрецов) и одновременно предопределяли (под воздействием печального опыта эпидемий, вызывавшихся скученностью и жарким климатом) редкостную чистоплотность древних египтян, особенно удивительную в условиях периодической нехватки воды.

Возрастают гигиенические требования к состоянию подворий египтян, часто они бывают закреплены законодательно — и в домашнем хозяйстве состоятельных египтян прибавляется забот, увеличивается доля грязных, черновых работ.

Если ранее в быту рабский труд почти не использовался, то в Переходный период эта традиция нарушается. Тем более, что постоянные войны создавали помимо потребностей в рабском труде, еще и возможности легко пополнять ряды рабов за счет военнопленных.

В самом военном деле тоже происходят изменения. В условиях ведения войны профессионалами, у которых появляется время для овладения сложными навыками боя, усложняется и совершенствуется вооружение. Одновременно, конечно, становится более надежным защитное снаряжение. У египтян немного меняется округлая форма щита, луки для увеличения дальности стрельбы все чаще начинают делать с двойным изгибом. Появляются новые элементы доспехов, защищающие запястья, колени, локти.

Вскоре власть фараонов настолько окрепла, что ранее чисто оборонительное вооружение даже нашли возможным приспособить под нужды далеких завоевательных походов. Например, щиты становятся более легкими, их площадь уменьшается и одновременно появляется широкий ремень, облегчающий транспортировку. Щиты теперь в походе несут, перекинув за спину. Горные, каменистые дороги заставили задуматься о надежной обуви для пехотинцев. Египетским оружейникам приходилось больше заботиться о комфортности и быстроте дальних переходов, жертвуя даже в некоторой степени защищенностью воина в бою.

Еще одним подтверждением роста могущества фараонов XI династии, удачности их завоевательных походов служит увеличение числа рабов в Египте. Источники, относящиеся к началу Среднего царства свидетельствуют о расширении рабовладения в египетском обществе. Рабами начинают владеть даже частные лица, причем количество рабов у них бывает весьма значительно. Один сановник, возможно, путем покупки приобрел 20 «голов» людей. Другое лицо располагало 31 «головой». В отдельных случаях число «голов» перевалило за сотню.

«Головами», конечно, называли подневольных людей, и впервые рабов стали именовать так в период Среднего царства. Расширяется круг потенциальных рабовладельцев, и таковыми в принципе в начале Среднего царства могли являться представители практически всех слоев египетского общества. В одной сказке времен XII династии, повествующей о более ранних событиях периода гераклеопольских фараонов, даже подчиненный человек вельможи, слуга, сам владеет 6 «головами». Старший скотовод при XI династии похваляется тем, что, кроме множества скота и имущества («вещи»), накопил он за свою жизнь немало «голов», которых может теперь передать сыновьям в наследство.

Об использовании рабов в ремесленном труде и в строительстве есть немало упоминаний в документах. Однако наиболее часто использовался рабский труд для выполнения тяжелых земледельческих работ и для поддержания порядка в домашнем хозяйстве. От Переходного периода дошло до нас несколько рисунков, на которых изображены рабы. Практически на всех они заняты тяжелой работой, связанной с земледелием: растирают зерно, чистят каналы, давят плоды.

Египетские художники, умевшие очень точно передавать основные антропометрические особенности, характеризующие представителей соседних племен, оставили изображения рабов, позволяющие приблизительно оценить их национальное происхождение. Встречаются рисунки занятых рабским трудом египтян и египтянок (их прямой профиль и пропорциональность сложения успели к началу Среднего царства стать догмой в изобразительном искусстве Египта), однако со времен XI–XII династии все чаще в роли рабов оказываются иноземцы: приплюснутость носа выдает в них африканцев, по характерным резким очертаниям легко опознаются кочевники, встречаются даже изображения европейцев.

Прежде чем говорить о порядке наследования рабов и условиях их содержания, стоит, видимо, сделать оговорку, что войны и завоевательные походы были скорее средствами пополнения числа рабов, но отнюдь не причиной возникновения рабовладения в столь широких масштабах.

Необходимо признать, что объективно широкое использование подневольного труда способствовало преодолению египетским обществом застойных явлений, вызванных переменой климата и развалом старой государственной машины. Дожди перестают выпадать в долине Нила, и тем самым в земледелии увеличивается доля работ, издержки на которые трудно возмещать при конечном распределении полученного урожая. Свободного человека тяжело было заставить выполнять грязные и утомительные работы по поддержанию в рабочем состоянии быстро дряхлеющей ирригационной сети, вознаграждая по старинке труд равной мерой поддержания минимального благополучного прожиточного минимума.

До тех пор, пока в Египте не появилось количество рабов, достаточное для приведения в порядок осушительно-оросительной системы, все попытки выйти из сложившейся кризисной ситуации были безуспешными. Египтяне сами сознавали важность подобных работ, производимых рабами. Неслучайно в захоронениях знати Переходного периода и Среднего царства неизменно встречаются останки рабов в окружении необходимых для очистки каналов инструментов.

Широкое использование рабского труда частично снимало также проблемы поддержания требуемого уровня чистоты подворий египтян, позволяло уменьшить расход медных инструментов на строительстве. Черновая доводка каменных плит целиком доверялась рабам, вооруженным примитивным и малопроизводительным кремниевым инвентарем, чей труд обходился намного дешевле, чем усилия квалифицированных мастеров, вооруженных медными инструментами.

Учитывая произошедшие изменения в характере землепользования и развитие строительства на местах, рабский труд приобретает определенную значимость для жизни представителей многих прослоек египетского общества. Этим легко объяснить метаморфозу «разгосударствления» рабовладения в Египте. Огромные массы рабов периода Раннего царства не имели, по большому счету, касательства к земледельческому труду, обслуживая в основном возведение гигантских пирамид фараонов и усыпальниц их приближенных. Вопрос о наследии их, по сути, обычных пленников, которых заставляли выполнять малоквалифицированную работу перемещения тяжестей, решался весьма просто: если раб оставался жив, он переходил в распоряжение следующего владыки.

В Переходный период ценность рабов выросла на порядок, не случайно в перечислении инвентаря поместья их количество начинают ставить на первое место, перед приведением сведений о поголовье скота, урожая и количестве рабочего инструмента.

Естественным выглядит стремление отрегулировать вопросы наследования рабов новыми хозяевами после ухода из жизни старых: так, старший скотовод XI династии в своей подписи подчеркивает, что люди его отца достались тому как имущество («вещи») деда и бабки, а люди его самого — это завещанное имущество отца и матери, а также результат личных усилий наследника, итог его удачных приобретений. Только после этого скотовод начинает разговор о своем богатстве быками, владении ослами, полями и гумнами.

Таким образом, характерным для Среднего царства становится резкое увеличение роли среднего и мелкого рабовладения, что требует централизованных усилий для поддержания покорности рабов и обеспечения закономерности перехода их от одного хозяина к другому.

 

Центр и провинция

Объективно в египетском обществе быстро вызревают предпосылки нового объединения после распада Древнего царства и периода существования ряда полунезависимых областей в долине Нила. В том, что Переходный период весьма затянулся, следует видеть одно из проявлений необычного положения египетских номархов той поры. Именно они в пору слабости царской власти при IX и X династиях были заинтересованы в поддержании существующего порядка вещей, в сохранении почти полной самостоятельности своего управления номами. Иной владелец, не осмеливаясь открыто именовать себя царем и на словах признавая права своего владыки на утверждение номархов и смещение их с занимаемого поста, по существу ведет себя как самодержавный правитель: вводит летоисчисление, по годам собственного правления, в местном пантеоне находит божество, от которого начинает вести свой род в подражание титулу фараонов — «сынов Ра», строит себе при жизни пышную усыпальницу, не уступающую пирамидам, возвеличивающим власть и могущество фараонов.

Конечно, это крайние проявления самостоятельности номархов, и на них осмеливались только те, кто действительно обладал реальной мощью, подкрепленной богатством управляемой области и силой собственного войска. А воинские силы отдельных номархов могли быть в Переходный период и даже в начальные годы Среднего царства весьма значительны. Тефиб, прославленный владетель области Сиута в средней части страны, поддержавшей в борьбе с Югом X династию гераклеопольского происхождения и тем самым затянувший противостояние Верхнего Нила с Дельтой, хвалился победой, одержанной его войсками — даже без поддержки воинов фараона — над соединенными силами южного царства.

Нет сомнений, что, одержав победу в противостоянии с гераклеопольскими фараонами, фиванской династии еще долго пришлось прилагать немало усилий, чтобы смирить непокорных номархов Нижнего Египта. Свидетельств тому немало сохранилось в документах, и сведения о выступлениях номархов против центральной власти встречаются даже тогда, когда престол занял основатель новой, XII династии Аменемхет I, который предпринял решительные шаги к восстановлению былой непререкаемой власти фараонов в Египте.

Однако исход противостояния центра и властителей номов был заранее предрешен, ибо распад страны на обособленные и враждебные друг другу области был давно уже изжит экономически, все более широкие слои населения оказывали поддержку централизованным инициативам фараоном. Постепенно номархи становятся все более послушными верховной власти, оставаясь, впрочем, в готовности тут же изменить свое повеление при любом проявлении слабости центра.

 

Все тенденции, характерные для Египта Переходного периода, определившие воссоздание централизованного государства в долине Нила, ярко проявляются и позднее, в годы правления XII династии. Однако там, где ранее можно было отметить только предпосылки будущего расцвета, уже ясно становятся заметными итоги долгого пути развития, результаты предшествующего этапа интенсивных экспериментов.

 

Прорыв в металлообработке. Новые технологии

Период расцвета Среднего царства прежде всего характеризуется прорывом на металлургическом фронте. От времен XII династии сохранилось немало предметов, в которых зафиксирован определенный результат попыток придания меди диктуемых потребителем того времени качеств: твердости, износостойкости, прочности.

В Переходный период добавки к меди встречаются разнообразные, однако магистральный путь улучшения свойств медных сплавов нащупан не был. А вот после того, как на престоле воцаряются потомки Аменемхета I, стали появляться изделия где сплав меди с оловом настолько близок в процентном отношении к бронзе, что появление необходимых добавок в незначительных объемах становится просто вопросом времени. Причем весьма важно, что из нового сплава выполнены некоторые орудия производства (скребки, сверла, резцы), что свидетельствует об осознанном применении найденного рецепта улучшения характеристик изделий из меди. Ибо (если быть совершенно точным) с оловом медь начинают сплавлять в конце Переходного периода: существуют несколько статуэток, датируемых годами X–XI династий и выполненных из подобного сплава. Но отсутствие прикладного значения сделанного открытия говорит скорее о его случайности, чем о результативности планомерного поиска решения поставленной задачи.

Несмотря на то, что процентное соотношение между чисто медными изделиями и их бронзовыми аналогами (употребляя обозначение «бронза» для сплавов меди с оловом, необходимо учитывать, что в Древнем Египте значение термина «бронза» несколько отличалось от современного, и, скорее всего, подразумевало руду, из которой выплавлялась медь: «бронзу» (а точнее, слово, которое принято переводить подобным образом) в Египте «добывали в рудниках», за ней отправлялись в экспедиции в горные районы) менялось год от года в пользу последних, все же основная масса вещей изготовлялась по-прежнему из меди без дополнительного приплава.

Районы, где попадаются изделия из бронзы, достаточно обширны, но все же можно выделить несколько очагов металлургического промысла, где была освоена технология изготовления сплава. По периметру районов попадание изделий из бронзы, видимо, случайное, связанное с естественным распространением инструментов торговцами и артелями мастеров. Очаги «бронзового» производства практически все расположены достаточно близко к месторождениям олова, и следует, видимо, сделать вывод о закономерной случайности открытия нужного состава сплава, вызванной географической соотнесенностью ареалов обработки меди и олова.

Кроме изменений в структуре металла, из которого изготовлялись орудия труда, происходит обогащение номенклатуры изделий. В Среднем царстве значительно усложнилось устройство металлических инструментов, многое свидетельствует о комплектности использования одной и той же основы для проведения различных работ в быту и производстве. Появляются съемно-накладные приставки к изделию, и, сменяя насадки, можно было теперь, к примеру, скрести, сверлить и зачищать отверстия. Можно отметить улучшение конструктивных свойств известных издревле и, казалось бы, практически не поддающихся усовершенствованию предметов.

Например, топор в период Среднего царства за счет появления особого шипа на основании металлической части, позволившего плотнее захватить топорище, стал более надежным. Это дало возможность сделать более массивным острие, улучшить рычаговые качества инструмента и одновременно за счет искривления рукоятки облегчить труд работника. Хотя уже само по себе обладание орудиями груда из металла облегчало работу тому, кто имел возможность приобрести достаточно дорогой и малодоступный инструмент.

В период Среднего царства продолжают бытовать и встречаться достаточно широко каменные изделия. В городских развалинах времен XII династии в нескольких десятках километров от столицы близ царской (!!!) пирамиды были найдены кремниевые топоры, тесла, ножи, мелкие скребки или ножички, лезвия серпов. Там же была обнаружена кожаная сумка, в которой лежали бок о бок остатки медных орудий и фрагменты инструментов из кремния. Как и встарь, мастер, очевидно, предпочитал поберечь дорогой инструмент из меди для доводки изделия, и черновые работы проводил каменными резцами и теслами. И это близ столицы!

Ткачихи. Деталь росписи из гробницы Хнумхетепа. ХП династия.

В провинции, где уровень жизни был на порядок ниже, нередким было почти полное отсутствие в арсенале ремесленника изделий из металла. Вынужденно вся работа производилась кремниевыми орудиями, производство которых, естественно, сохранялось и расширялось. Изготовление кремниевых ножей запечатлено на нескольких рисунках периода XI–XII династий, причем художник явно не понаслышке был знаком с деталями процесса обработки кремня. Возможно, в подобном сосуществовании бронзовых и каменных изделий — авангарда и арьергарда технического прогресса — или опережавших основную массу медных изделий, или архаично выглядевших на их фоне, следует видеть последствия временного превращения меди на внутреннем рынке в эквивалент торгового обмена, приобретения этим металлом двойственного значения. В одних случаях его ценность определялась по одним критериям, в других — по вторым. Однако постепенно медь в качестве всеобщего эквивалента вытеснялась в период Среднего царства золотом и серебром. Соответственно уменьшается и употребление каменных орудий в строительстве и на производстве.

Способствовало снижению спроса на медные изделия использование новых пород камня в Египте периода Среднего царства. Объединение страны сделало возможным варьирование материала, поиск наиболее подходящего для нужд строительства. Чаще всего по-прежнему используют известняк, особенно при возведении храмов и гробниц, но вместе с тем растет применение красного гранита, добывавшегося в каменоломнях Асуана, алебастра и песчаника.

В период Среднего царства произошел еще один технологический прорыв египетской цивилизации. В долине Нила было освоено стеклоделие. Потенциальная важность этого открытия весьма велика. Этим самым обогащались возможности ювелиров, людей занимавшихся изготовлением посуды и врачеванием.

В Египте Среднего царства продолжала совершенствоваться деревообработка (несмотря на то, что леса в связи с переменой климата исчезают практически полностью). Свидетельством искусности резчиков по дереву служат изображения и хорошо сохранившиеся предметы, изготовленные в большинстве случаев из привозного дерева, в частности, из ливанского кедра или киликийской сосны. Для обработки дерева существовал достаточно большой набор различных инструментов, в том числе топоров, пил, тесел, резцов, сверл и колотушек.

Широкого распространения достигло ткацкое дело. Из льна умели изготовлять несколько видов тканей: плотную, грубую парусину, мешковину, платьевую ткань различной толщины вплоть до тончайшей, шедшей на изготовление одеяний жрецов. Научились делать ткани плиссированные. Работа велась обычно на низких горизонтальных станках, изображения и модели которых попадались не раз археологам. В Египте Среднего царства развивается также плетение корзин и циновок из тростника, камыша и папируса, обработка кожи. Однако основным занятием египтян по-прежнему остается земледелие.

 

Ирригация и сельское хозяйство

благодаря объединению страны появилась возможность восстановить осушительно-оросительную сеть, оставшуюся в наследство от Древнего царства. Постепенно земледельцы отнимают у природы потерянные за годы развала территории и начинают освоение новых. Известия о голоде перестают встречаться в древнеегипетских хрониках. Но урожайность земель повысить пока не удается — технология землепользования во многом еще находилась в стадии формирования. Приходится в связи с ростом народонаселения Египта задумываться о резервах повышения сбора зерна и плодов. Легкодоступных земель в долине Нила к этому времени практически не осталось, и в период XII династии ведется вынужденное наступление на грандиозные болота Дельты и неглубокие озера в различных частях страны. Показательна в этом отношении история Ливийской пустыни. Еще в Переходный период появляется канал, соединивший оазис с Нилом (надо учитывать, что обладание Фаюмом во многом предопределило возвышение гераклеопольских номархов, заложивших IX и X династии египетских фараонов). Во времена Среднего царства в районе Меридова озера были произведены масштабные осушительные и ирригационные работы, и площадь озера с 2 тыс. кв. км уменьшилась до 233 кв. км. На освободившихся площадях не только зазеленели всходы ячменя, но и были возведены пирамиды царей Сенусерта II и Аменемхета III.

Однако возможности даже глубокого освоения новых земель не были беспредельны, между тем как население Египта стремительно росло. Например, за годы правления Аменемхета I оно увеличилось приблизительно в полтора раза. Потребности такой массы людей долина Нила могла удовлетворить только при коренном изменении принципов земледелия и скотоводства, а в период Среднего царства только-только закладываются предпосылки для этого. Например, есть указания на появление плугов, на устройстве которых сказывается новый принцип обработки земли методом глубокой вспашки: изменяется угол надавливания со стороны землепашца, свидетельством чего становятся отвесные рукоятки. Однако широкое применение новые плуги получат только в период Нового царства. Пока же в земледелии широко использовали наряду с плугом даже простую мотыгу, колосья срезали при жатве простым серпом. Молотьба производилась при помощи быков, растаптывавших на току колосья. Правда, в надписях начинают упоминаться новые сорта зерновых, в частности «нижнеегипетский ячмень» и полба. Однако широко использовать элитные семена стали значительно позже.

Точно так же в скотоводстве (о его состоянии можно судить в основном по изображениям домашних животных на фресках и рисунках той поры и отчетам управляющих поместьями) намечается улучшение качеств используемых египтянами пород, которое станет фактом лишь значительно позднее. Например, рисунки Среднего царства зафиксировали появление рядом со стадами баранов с развесистыми рогами животных с подогнутыми рогами: именно подобная высокопроизводительная порода в конце концов заменит прежнюю, только для этого должно пройти еще более ста лет. И отчеты управляющих бесстрастно фиксируют мало изменившееся состояние стада периода Среднего царства: прибавление достигается в основном за счет перераспределения пригоняемой с успешных войн добычи.

 

Торговля

Для жизнеобеспечения страны незначительную роль играет внешняя торговля. В этом сказываются последствия ее монополизации фараонами, и постепенно все торговые операции начинают диктоваться только прямыми потребностями государственной машины и ее правящей верхушки. Например, осваиваются новые месторождения меди и бирюзы на Синайском полуострове. Большинство из них было известно египтянам еще в период Древнего царства, однако стало недоступным в эпоху раздоров и смут.

В результате завоевательных походов в горные районы фараонов XI и XII династий оказалось возможным восстановить ранее заброшенные шахты и рудники. Их мощностей, впрочем, уже не хватает для обеспечения резко возросших потребностей страны в металле и для удовлетворения запросов знати в предметах роскоши. Начинаются планомерные изыскательные работы по открытию новых месторождений (особенно меди), которые вскоре приносят результаты. В начале XII династии впервые начинают добывать медные руды в Северной Эфиопии, между Нилом и Красным морем.

Закладываются новые рудники в известных египтянам районах близкого к поверхности залегания руд цветных металлов на Синайском полуострове и верховьях Нила.

Причем, судя по размерам отвалов пустой породы на дошедших до нашего времени разработках той поры, масштабы добычи меди значительно увеличиваются.

Параллельно идет вытеснение меди из области обеспечения нужд торговли. На роль всеобщего эквивалента все более выдвигаются драгоценные металлы — золото и серебро. Это связано с их большей доступностью и распространением в стране. Золото начинают добывать в период Среднего царства не только в Верхнем Египте, в Восточной пустыне, но и в Эфиопии. Из разряда экзотических металлов оно переходит в разряд распространенных и в период Среднего царства встречается практически повсеместно. Быстро выявляется малая пригодность золота для практических нужд, его потребительские свойства весьма незначительны — и медь, основной материал для изготовления рабочих инструментов, легко уступает функции всеобщего эквивалента мягкому блестящему металлу, чья ковкость значительно облегчает обработку ювелирных изделий.

Получив в свое распоряжение новый столь податливый и благородный металл, мастера-ювелиры уже к концу XII династии достигают высоких результатов. Произведения из золота становятся настоящими произведениями искусства. Есть данные, что со времен Аменемхета II быстро начинает расти в Египте потребление серебра — металла, также добываемого в Северной Эфиопии.

Из товаров, обладавших реальной потребительской ценностью для широких слоев населения и ставших предметами активной торговли египтян с соседями, можно назвать разве что лес. Запасы своего дерева в долине Нила были скудны, и прибавка стволов хвойных пород из Средиземноморья и Финикии была весьма кстати. Однако и этот пункт внешнеторговых операций государственной внешней торговли был скорее вызван нуждами правящей элиты и потребностями торгового и военного флота. По крайней мере, широкого распространения дома из дерева в Египте Среднего царства не нашли, архитектура Древнего царства с перекрытиями из толстенных стволов деревьев безвозвратно ушла в прошлое. Зато в заупокойных наборах фараонов дерево особо ценных сортов встречается практически повсеместно. В придворных мастерских по достоинству были оценены потребительские свойства этого материала. Строители царских палат тоже прекрасно понимали, какой материал способен создавать в жилищах благоприятный микроклимат. И, конечно, нужды кораблестроения требовали ежегодного пополнения запасов леса в Египте.

Значение дерева для страны фараонов было столь велико, что поставщики древесины автоматически ставились в особое положение в ряду внешнеторговых партнеров фиванской династии. Например, Библ, основной порт, где была сосредоточена практически вся лесная торговля Египта, получил столько привилегий от правителей долины Нила, что поддерживал фараонов по инерции даже после окончания периода возвышения Египта, когда все окружавшие Библ города уже проявляли явную враждебность к потерявшим былую мощь фараонам. В период же расцвета Среднего царства иные властители Библа были горды правом причислять себя к преданным номархам египетского фараона.

Значительные торговые усилия предпринимались для доставки в Египет заморских, редких товаров. Традиционное внимание уделялось операциям по обеспечению нужд страны в благовонных смолах Красноморья, экзотических фруктах и плодах. Появляется одно новое направление, ранее весьма редкое в описаниях дотошных египетских писцов, строго следивших за всеми более-менее значительными торговыми экспедициями египтян: в период Среднего царства обычными становятся упоминания о посещениях египетскими кораблями Крита. Материальные следы этих контактов обнаружены и археологами: в Египте часто начинает встречаться критская посуда, а на Крите появляются медные орудия египтян.

 

Рабовладение

Следует отметить большую зависимость сложившейся системы обеспечения Египта от могущества власти фараонов. Население долины Нила не могло обеспечить свое пропитание, нужды торговли были мало ориентированы на поставки продовольствия, и практически уровень благополучного существования египтян держался за счет успешных завоевательных походов фараонов на земли соседних племен. Подобная ситуация была весьма противоречива: успехи, не основанные на могуществе внутреннего благополучия, не могли быть вечными, а прекращение притока военной добычи ставило под угрозу стабильность сложившейся системы общественных взаимоотношений.

Ибо, по существу, структура египетского общества периода расцвета Среднего царства во многом представляла собой продленный по времени этап неустойчивого, переходного состояния от общинной системы ведения хозяйства к рабовладельческой. В условиях целиком изолированного существования подобная модель не смогла бы продержаться хотя бы минимально значительный отрезок времени, но неповторимость ситуации заключалась во многом в заметном опережении уровня развития Египта в сравнении с состоянием соседних племен. Централизованное государство долины Нила, чьи земли недавно подвергались нападениям воинственных кочевников, надолго переходит в наступление. Постоянный приток военной добычи (а в данном случае наиболее важным фактором явилась дешевизна и доступность рабов) продлили переходный этап практически на два столетия.

Впрочем внимательный анализ правления всех восьми фараонов, сменивших друг друга на престоле за два с лишним века, позволяет вывести одну интересную закономерность: практически каждый из правителей начинал свое царствование с возвращения утерянных в последние годы правления предшественника областей. Причем в старости многое из приобретенного суждено было утерять и новому фараону. Молодость, напор правителя позволяли без сбоев функционировать египетской государственной машине, но она тут же снижала обороты, едва бразды правления отпускались. Столь заметное значение личностного фактора свидетельствует отнюдь не в пользу существовавшей в период расцвета Среднего царства системы общественных отношений.

Какие же тенденции определили переход от общинного характера хозяйствования к рабовладению и одновременно не дали окончательно оформиться основным принципам новой системы хозяйствования? Для более полного понимания этого вопроса стоит обратить внимание на внешне далекий от данной проблемы штрих: Аменемхет I, основатель XII династии, в годы своего правления предпринял попытку возродить внешний вид прежнего правления фараонов Древнего царства, вернуть былой блеск своему двору. Одновременно принимается ряд законодательных актов, на первый взгляд направленных только на соблюдение внешних правил поведения, принятых в Египте Древнего царства. Но на самом деле эти меры законсервировали и даже в некотором смысле повернули вспять тенденции, проявившиеся в Переходный период и приведшие к возникновению государства Среднего царства в Египте.

Некоторые проявления подобной тенденции явственно ощутимы в перемене общественной атмосферы тех лет. Например, выходит из моды хвастливость «малых людей», стремившихся ранее оповестить мир о том, что успеха они достигли собственным трудом. Постепенно исчезает само понятие «малые люди», и уж тем более номархам не приходит в голову именовать себя «сильными малыми». Возвращается отсутствовавшая в источниках Переходного периода лексика «отрядных» работ в корабельном деле и строительстве: вновь разнарядки исходят из признания наличия группы равно ответственных исполнителей требуемой работы — «отряда» (что, в принципе, синонимично общине, артели в позднейшей лексикологии). Казалось, Египет вновь возвращается во всколыхнувшиеся смутой берега Древнего царства.

Однако все дело в том, что положение столь кардинальным образом изменилось только внешне. На самом деле никуда не исчезли твердо вросшие в структуру египетского общества «малые люди», не произошло реального возврата к равной ответственности отряда работников, ибо никто не отменил (и не мог отменить) влияния внешне пассивной третьей силы на жизнь египетского общества. А влияние это было столь ощутимым, что все явления в жизни Египта периода Среднего царства претерпевали аберрацию от соприкосновения с громадной массой рабов, занятых в государственном и частном производстве. Причем наиболее значительные изменения происходили в основной отрасли хозяйствования египтян — в земледелии. Не случайно здесь даже внешне не удалось достичь былой общинной «отрядности» работ — старая терминология не прижилась на кардинально изменившейся почве новых хозяйственных взаимоотношений.

Внешне картина, выглядела следующим образом: в отличие от Древнего царства, где массы рабов выполняли ограниченное число работ, главным образом связанных с потребностями (если считать и возведение пирамид потребностью) функционирования государственной машины, в период Среднего царства права, возможности и, более того, привычную потребность владеть рабами приобрели многие слои населения. Это, конечно, должностные лица, вне зависимости от важности занимаемого ими поста: рангом определялось только количество имеющихся в распоряжении рабов, да и то не всегда. Это знатные египтяне, многие из которых владели немыслимым числом невольников. Это и обычные ремесленники, зодчие, скотоводы, землепашцы (в этой среде владение невольниками не является поголовным, отнюдь нет, и служит привилегией преуспевающих), в хозяйстве которых занято, впрочем, от силы два-три раба. Это и «малые люди», составляющие средний класс египетских рабовладельцев. Их в период Среднего царства начинают называть просто «хозяевами».

Естественным при подобной пестроте статуса возможного хозяина выглядит многообразный перечень передоверяемых рабам обязанностей. При этом, правда, наиболее уверенно и подробно говорить можно о труде и быте рабов, занятых в хозяйстве крупных владельцев. Источники, из которых можно почерпнуть сведения о положении невольников в период Среднего царства, немногочисленны, и чаще всего их авторы не ставили перед собой прямую задачу отображения быта подневольной части египетского населения. Просто рабы в этот период составляли весьма заметную прослойку общества, их существование трудно было не заметить — и при попытках более-менее полно передать панораму жизни Египта проявляются черты быта египетских рабов.

Например, определенные выводы можно сделать на основании изучения «заупокойных наборов» времен правления XII династии. В Египте считалось, что души умерших на том свете живут жизнью, схожей с той, которую доводилось человеку видеть на земле. В усыпальницы старались положить все, что могло бы пригодиться душе в загробном мире. В усыпальницах фараонов и их приближенных пытались повторить основные черты их земной жизни — чтобы не упустить ничего, чтобы не забыть снабдить в путешествие к предкам чем-либо существенным. В период расцвета Среднего царства существенным стали считать наличие рабов, обслуживающих усопшего.

В гробницах начинают оставлять скульптурные модели, фигурки которых символизируют невольников, сопровождающих хозяев в долгом путешествии. Деревянные статуэтки часто снабжены пояснительными надписями (видимо, для того, чтобы хозяин мог ориентироваться, кто есть кто в его свите, ибо в реальной жизни властелин часто не мог да и не желал запоминать в лицо всех, кто ему прислуживал). Так вот, иероглифом «раб» могли быть выделены фигурки садовников, пекарей, чашников, провожатых, поваров, прачек и т. д. Нередко целые группки статуэток, занятых каким-либо делом (например, изготовлением хлеба), целиком состояли из несвободных работников.

Определенные выводы можно сделать, анализируя рисунки, которые сохранились на стенах усыпальниц, и рельефы, выбитые на заупокойных плитах. Здесь обычно изображались сценки египетского быта более масштабные, которые трудно было передать скульптурными композициями. Однако опять-таки на большинстве изображений проставлены пояснительные надписи, работники часто прямо называются рабами. Объединенные в группки, невольники совместно убирают урожай, перетирают зерно, пашут землю.

В сказках Египта периода Среднего царства встречаются упоминания рабов, однако роль их в развитии сюжета весьма пассивна. Невольники обслуживают героев: могут приготовить им пищу, натаскать воду, помочь прибраться. Да еще подвыпившие персонажи часто начинают хвалиться количеством «голов», перечисляя заодно как показатели богатства поголовье скота и размеры пашни.

Вот, пожалуй, и все источники. Из отчетов управляющих имениями можно узнать разве что общее количество рабов, занятых в хозяйстве. О работах, выполняемых невольниками, об условиях их содержания в столь серьезных документах того времени не пишут.

Естественно, подобное состояние источников не позволяет уверенно говорить о быте невольников, и особенно тех из них, кто занят в мелком частном хозяйстве. Однако некоторые выводы о положении рабов в Египте можно сделать. Во-первых, обращает на себя внимание интересная деталь: скульптуры и рисунки чаще всего изображают рабов-женщин. В частном секторе рабы-мужчины встречаются редко. Можно предположить, что основная их масса, как и прежде, занята на государственных работах, обеспечивая потребности правительственных строек и обрабатывая земли фараонов. Во-вторых, очень много среди рабов иноземцев — даже в сравнении с последними годами Переходного периода. Нередко для обозначения невольников-рабов применяют явно синонимичный термин «сирийцы». Анализ словоупотребления иероглифа «сирийцы» показывает, насколько хрупкая грань между этим термином и значком «рабы».

На одном из памятников, изображающем быт в хозяйстве одного из чиновников, два «сирийца» то убирают урожай (мужчина жнет, женщина убирает колосья), то наводят порядок, то варят пиво. Упомянутые в других источниках сирийцы тоже только тем и занимаются, что ведут хозяйство да прибирают в доме. Причем иероглиф «сирийцы» часто соседствует с работниками, по антропометрическим данным явно напоминающим то негра, то семита, то европейца. Видимо, в данном случае национальная принадлежность не учитывается, и нивелируется принадлежностью к сословию рабов.

Из этого можно сделать вывод, что основным источником пополнения рабов в период Среднего царства являлись пленные и захваченные в ходе завоевательных походов мирные жители. Это стало привычным до такой степени, что отразилось в лексике. И ранее, в Переходный период, походы заканчивались возвращением войска с «живой добычей», однако в те времена различение рабов и пленных было более четким. Например, о занятых в государственном строительстве мужчинах-рабах, захваченных в ходе боевых действий в сопредельных с Египтом областях, никогда не говорили как о «головах». В период же расцвета Среднего царства положение меняется. Один из телохранителей Сенусерта III рассказывает, что при зачислении на службу фараон подарил ему 60 «голов», да еще 100 — позже, после того, как стражник отличился в эфиопском походе и был произведен в начальники над телохранителями. Причем это явно не единичный случай — в сказках телохранителям регулярно дарят «головы», изредка при этом наделяя и землей. Год от года стоимость рабов падает — для придворных более престижным становится получение в дар земельных наделов. Постоянные военные походы сделали беспроблемным получение рабов человеком, состоящим на государственной службе.

Более сложной задачей приобретение невольника становилось для человека, далекого от двора и чиновничьей службы. Соответственно усложнялись и вопросы наследования рабов в случае смерти мелкого землевладельца. Не случайно практически все купчие оформлены на двоих-троих рабов, редко приобреталось более десяти работников. Если раб не жаловался в награду за преданность или покорность, то его приобретение являлось хлопотным и достаточно дорогим (что, кстати, свидетельствует о росте товарно-денежных отношений при XII династии). Неудивительно, что и в завещаниях мелких землевладельцев скрупулезно расписывается наследование каждой «головы» — немалого богатства для простого египтянина. В завещаниях, как и в купчих, количество рабов невелико: распределяются между наследниками обычно 5–6 «голов». Причем каждый из невольников вполне мог превратиться в предмет спора, компромиссным вариантом разрешения которого обычно становился обмен рабами, производимый новыми хозяевами после приведения завещания в действие. От времен XII династии сохранились целые «кусты» документов, где улаживаются спорные вопросы, возникшие между ближайшими родственниками завещателя. Наследники начинают сами распоряжаться полученными от отца или старшего брата «головами», перераспределяя их между своими детьми или обмениваясь с ближайшими родственниками. Это говорит о строгой упорядоченности (не в пример государственному рабовладению) правовой базы наследования невольников в частном хозяйствовании. Рабов завещали, перезавещали, обменивали по взаимной договоренности и даже дарили… Среди обычных и вполне, скажем так, понятных актов особое место занимают именно достаточно специфичные «подарочные» документы. Например, один служащий (это примечательный факт, немаловажный для понимания подоплеки сделки) жалует своих рабов брату жрецу, а тот через некоторое время передоверяет четыре «головы» своей жене. Возможно, эта и другие похожие цепочки актов следует оценивать как правовую маскировку «утечки» дешевых рабов из государственного обращения.

Видимо, на подобные ухищрения приходилось идти, скрывая нарушения определенных запретов государства на махинации с рабами фараона. В Египте Среднего царства сложилась двойная система рабовладения, выгодная для существовавших органов власти, не грозившая непредсказуемыми последствиями в случае ослабления мощи фараоном. Рабов в стране было множество, некоторые походы заканчивались пленением десятков тысяч иноплеменников, однако массы невольников существовали как бы в двух непересекающихся (в идеале, хотя нарушения, как водится, бы пили) сферах: государственного и частного рабовладении. В каждой из них ценность невольника постепенно падала (и, следовательно, ухудшались условия его содержания), но разница и стоимости оставалась существенной. По сути дела государственные рабы являлись дармовой рабочей силой, и это в конце концов сделало весьма взрывоопасной систему общественных отношений.

Централизованная, система налогов и податей атрофировалась, утратила былую гибкость, так как необходимые для функционирования государственной машины средства начинают получать не за счет отчислений в казну фараона всех (или почти всех) жителей, а за счет использования труда невольников и — в весьма большой мере — от продаж части рабов по искусственно поддерживаемым высоким «частным» ценам.

Тем самым застойные явления в хозяйстве, вызванные ориентированностью его на ежегодные поступления военной добычи усиливаются «подвешенностью» централизованной системы обеспечения потребностей государства, ее зависимостью опять же от военных успехов египетских фараонов. В случае малейшей неудачи механизмы государственной машины неизбежно начинают испытывать перегрузки, в любой момент грозившие стать чрезмерными.

 

Структура общества. Процесс расслоения

Одновременно ослабление пресса поборов и податей вело к активизации частной инициативы на местах. Этот процесс слабо отражен в документах эпохи Среднего царства, в которых наибольшее внимание уделяется, естественно, внешне более очевидным проявлениям государственной жизни. Однако многие, в том числе и косвенные свидетельства той же эпохи, позволяют говорить о развитии мелких самостоятельных хозяйств. Например, два договора номарха с местными жрецами гарантируют служителям культа, что свою долю в храмовое хозяйство обязан будет внести «всякий его земледелец из начатков поля своего». Этим самым не только подтверждается наличие прослойки свободных землепашцев в Египте, но и частично характеризуется наметившееся изменение в статусе «царских людей» в период Среднего царства. «Царскими» их называют скорее по традиции, чем по реальному положению в обществе. Работы, ранее поручавшиеся им выполняют на землях фараона многочисленные рабы, меньше «царские люди» платят и централизованных податей. Термин «царские люди» становится все более нарицательным и уже не отражает в период Среднего и Нового царств положения категории населения, которую он обозначает. Исходя из термина, логично было бы предположить, что жизнью и имуществом «царских людей» может распоряжаться только фараон, однако в период XII династии это не совсем так. Уже упомянутые договоры номарха, где правитель области гарантирует поступление поборов в храмовое хозяйство от свободных землепашцев, и то, что «царские люди», которых перестают упоминать при перечислении работающих на полях фараона, номархов или чиновников, начинают все активней привлекаться к обработке земель в поместьях самостоятельных египтян, свидетельствует, что зависимость «царских людей» от одного только фараона в Среднем царстве — блеф. Свободные землепашцы в действительности часто оказываются зависимыми от владельцев поместий, от крупных хозяев. Видимо, в некоторых случаях их труд оказывается даже более выгодным, чем использование покупных рабов. Например, там, где от работника требовалась заинтересованность в конечном результате. Зависимость «царских людей» от владельцев поместий при этом в большинстве случаев чисто экономическая: принудительное привлечение их к работам почти наверняка не изменило бы «отрядной» системы разнарядок с назначением старших учетчиков, писцов и т. д. Однако в земледелии Среднего царства «отряды» уже воспринимались как анахронизм. Видимо, хозяевам удается заинтересовать работников в повышении производительности труда. В отчетах о произведенных в поместьях работах прослеживается четкое разграничение при проведении сведений о результатах усилий рабов (которые, как и прежде, работают группами на самых тяжелых и трудоемких участках) и «царских людей» — им доверяют ответственные участки сбора и обработки урожая, требующие определенных навыков и умений. Оплата труда, вероятно, была дифференцирована и осуществлялась на основе заключенных договоренностей. При этом жесткая привязанность землепашца к хозяину даже не оговаривалась: это в Египте Среднего царства было нормой.

В литературе Среднего царства похожая схема организации работ в поместьях описана неоднократно, она не удивляет авторов, которые пытаются даже дать анализ психологических нюансов новых для египтян общественных отношений. При этом прослеживается повсеместность распространения новой модели поместья — земли «ныне» обрабатываются владельцами с привлечением дополнительной рабочей силы, в том числе и рабов, вне зависимости от размера поместья: он может колебаться от незначительного до вполне сопоставимого по масштабам с владениями государственных сановников высокого ранга.

Сам факт повсеместного распространения системы найма «царских людей» свидетельствует о наличии в Египте Среднего царства многочисленной прослойки мелких землевладений. Кроме того, термин частично изменяет свою сущность. Видимо, за этим скрываются определенные перемены в хозяйствовании египтян. Первоначально, очевидно, возделывание крохотных участков становится характерным для жителей сельских поселений. В долине Нила времен установления власти XII династии это явилось результатом разукрупнения громадных царских поместий и высвобождения от работ в них множества «царских людей». В итоге последние наделяются землей с правом обработки участков на условиях уплаты определенных налогов и выполнения ряда повинностей, в том числе и военной. Такова, если можно так выразиться, предыстория эволюционирования системы мелкого землевладения в период укрепления власти XII династии. Перспективы развития при этом, если исходить из потребностей сложившегося в Египте хозяйственного механизма очевидны: следовало ожидать переориентировки «царских людей» на обеспечение нужд владельца мелких поместий и (частично) ремесел. С течением времени подобная тенденция неизбежно вела к тому, что государство передоверяет владельцам поместий и начальникам над ремесленниками сбор налогов (в некоторой степени) с «царских людей» и обеспечение их тем, что они не могут самостоятельно произвести на своих участках (практически полностью). Неизбежным в условиях дифференцированной оплаты труда «царских людей» следует считать проявление через некоторый промежуток времени расслоения в их среде. Действительно, прежде равноправные члены сельской общины в Египте Среднего царства таковыми уже не являются, источники с середины XII династии упоминают о появлении отдельных зажиточных домов «царских людей» в сельской местности, в хозяйстве некоторых из них работают даже рабы. В городах проявление неравенства тоже становится очевидным.

План города времени Среднего царства (у современной деревушки Эль-Лахун).

В ремесленной среде процесс расслоения протекал даже более интенсивно. Среди объединившихся по роду занятий мастеров все чаще различают богатых и бедных. Косвенным подтверждением масштабов расслоения является повышение общественного статуса разбогатевших ремесленников, некоторые из которых, начинают заказывать и устанавливать дошедшие до нас каменные плиты с надписями, восхваляющими собственные заслуги и преуспевание. Изредка появляются надписанные изваяния особо почетных мастеров.

Интересная деталь — даже весьма состоятельные ремесленники иной раз, да и обмолвятся о своем происхождении, о том, что они вышли из «хемуунисут» — «царских людей».

В общих чертах систему организации рабочей силы в Египте периода расцвета Среднего царства можно схематично представить следующим образом: «царские люди» — это практически все трудящиеся население страны. Основной их обязанностью является работа в рамках определенной профессии вне зависимости от принадлежности поместья, к которому они приписаны. Это может быть царское и храмовое хозяйство, поместье сановника, владения частного лица. С течением времени первоначальная однородность отпущенных на маленькие наделы царских землепашцев уже исчезла. Теперь работников — «царских людей» — уверенно различают по основной освоенной специальности. Распределение по ремёслам и профессиям происходит в Египте Среднего царства следующим образом: по достижении полнолетия (по египетским понятиям это возраст 12–14 лет) «хемуунисут» переписывались и отдавались в обучение, возможно, переходя в разряд учеников мастера. Права выбора они были лишены (и это не случайно), отбор проходил на специальных смотрах, где критериями для определения пригодности к определенному виду работ были физическое развитие юноши, сметливость да происхождение и род занятий его родителей. Самых сильных и выносливых отбирали для воинской службы или посвящали в ранг жрецов низшего звена: остальные распределялись по ремеслам или приписывались к сословию землепашцев. После чего определенные в ремесленники отправлялись к своим наставникам, будущие воины — в лагеря новобранцев, а оставленное в земледелии большинство расписывалось по средним и крупным хозяйствам. Будущие землепашцы закреплялись за поместьями пожизненно, и уже на месте владелец решал: либо оставить «царских людей» в центральной усадьбе и выдавать довольствие за выполнение работы с господских складов, либо «посадить» присланных на земельный надел, дабы землепашец с участка обеспечивал себе основную часть своего дохода. Возможности разбогатеть у назначенных в землепашцы «царских людей» были невелики, расслоение в среде «хемуунисут», занятых в сельской местности, не столь бросалось в глаза, как в городе.

Приписанные к ремеслу имели больше шансов достигнуть процветания. Причем в обществе того времени это ощущалось достаточно ясно, ремесло явно являлось более предпочтительным выбором для юноши, более престижным. Введение запрета на переходы из разряда в разряд было вынужденной мерой, призванной предотвратить перетекание «хемуунисут» из сельских поселений в города. В строгом кодексе, регламентирующем порядок распределения работающих египтян по разрядам было сделано только два исключения: «хемуунисут» переводился на более легкую работу только тогда, когда по состоянию здоровья не мог выполнять свои прежние обязанности землепашца, а наиболее крепких ежегодно на смотрах отбирали в армию. В произведениях египетских авторов Среднего царства проблема предопределенности выбора профессии «царскими людьми» нашла неожиданное отражение в попытках проследить судьбу непослушного ученика, склонного к совершению побегов от наставника. Каждый раз в произведениях жизнь сурово обходилась с ослушником, однако, несомненно, побеги юношей были распространенным явлением в Египте. Шанс изменить свою судьбу был прежде всего у тех из них, кто уходил в лагеря новобранцев. Видимо, подобные попытки, если и не поощрялись, то и не наказывались излишне строго. Неслучайно с этого времени писцы — весьма привилегированная каста в Египте — начинают толковать в своих поучениях о сложностях и опасностях профессии военного, надеясь, видимо, отвратить молодых писцов от побегов в лагеря новобранцев. В среде военных возможности выдвинуться во времена XII династии, ведущей почти беспрерывные войны, были, очевидно, на порядок выше. Удачливый воин почти всегда становился военачальником, а вот ремесленник только изредка мог быть назначен на государственный пост «начальника над ремесленниками».

Впрочем, все это мало меняло саму сущность сложившейся ситуации: грань между верхами и низами в Египте прослеживалась достаточно четко. Это наглядно проявляется даже в архитектурной планировке городов, изначально предусматривавшей разделение на кварталы бедноты и районы для богатых людей.

Вообще, в Египте строительство буквально фетишировалось. Культовое, жилищное, хозяйственное — оно даже в деталях призвано было подчеркивать общественное положение владельца и обитателей. Потому неудивительно, что каменотесы ставились в Египте в привилегированное положение. Им дарована была определенная автономность: мастера обработки камня составляли свое особое «войско», со своеобразной структурой управления и подчинения. Впрочем, определенными льготами пользовались в стране и представители некоторых других ремесел (медники, золотых дел мастера, пивовары).

Именно привилегированные ремесленники в конце концов создали понятие «среднего слоя» горожан. В период XII династии «золотая серединка» уже прочно вошла в сознание египтян и достаточно уверенно выделяется источниками. Кроме разбогатевших ремесленников, сюда обычно относили неоднократно упоминаемых в документах Среднего царства нечиновных «жителей города». Обычно в качестве основной характеристики рядом с подобным жителем стоит его профессия, зато сообщается, что имярек является чьим-то родственником. Относительно безбедное, «среднее» существование позволяет вести родственные связи с должностным лицом даже невысокого ранга, с писцами, сановниками, а также крупными торговцами.

 

Экономическая структура египетского государства

В городах, таким образом, расслоение в период Среднего царства зашло достаточно далеко. Однако окончательного разрушения обширной системы организации жизни египтян еще не произошло даже в крупнейших из них. Источники сохранили сведения о существовании общественных центров управления жизнью городов — советов должностных лиц. Причем совет исполнял не чисто номинальные функции присмотра за чистотой и порядком, а вполне реально мог влиять на хозяйственную и имущественную жизнь горожан. Возможно, советы владели даже прилегающими к городам участками земли с расселенными на них рабами. В таком случае городское хозяйство следует признать существенным компонентом общеегипетского хозяйственного механизма.

Верхушку же пирамиды древнеегипетской системы хозяйствования по-прежнему составляли царские владения. Уменьшение их размеров свидетельствует не только об ослаблении власти фараонов (не секрет, что вплоть до последних лет правления Сенусерта III правители XII династии никак не могли обуздать своенравных номархов своих областей), но и о том, что правителям Египта за счет военной добычи удавалось покрывать большую часть своих потребностей и посему надобность в ведении, громоздкого натурального хозяйства сама собой отпадала. Впрочем, едва лишь при Сенусерте III власть фараонов упрочилась, как они тут же начинают увеличивать площадь своих владений, заодно отбирая права номархов или жрецов распоряжаться частью налогов и податей, собираемых с «царских людей». К тому времени в Египте существенно укрепились позиции служивого чиновничества и прослойки военных. Солдаты и их начальники, государственные чиновники за свою службу получали должностные наделы и щедрые награды, а это требовало дополнительных средств. Преемниками Сенусерта III стали практиковаться характерные для Древнего царства продовольственные и вещевые выдачи из царского хозяйства. Получали их чаще всего телохранители фараона, должностные лица, высокие сановники, а также обслуга дворца — ремесленники, слуги повара. «Царь — это пища», — так выразил свое отношение к центральной власти один из крупных чиновников Аменемхета III, человек незнатного рода.

Впрочем, в этом высказывании к тому времени крылось уже некоторое преувеличение. Ко второй половине Среднего царства достаточно широко развились товарно-денежные отношения, призванные координировать ход развития многоукладной египетской системы хозяйствования. Потребности обмена в условиях все большей дифференциации связей между многочисленными поместьями, подворьями мастеров-ремесленников возрастали год от года. К концу Среднего царства следует отнести начало применения в качестве мерила стоимости золота. Оно ходит еще не повсеместно не является, конечно, всеобщим эквивалентом, однако, определенные подвижки в этом направлении уже намечаются. Например, египтянами начинает использоваться новая условная единица «дебен», означающая 91 грамм золота — именно в дсбенах нередко производятся теперь взаиморасчеты при торговле и обмене. Однако используются и традиционные мерила стоимости. Все это не снимало зависимость сложившейся и Египте структуры общественных отношений от ежегодного притока военной добычи, а, значит, весьма незначительно ослабляло изначально заложенную возможность краха системы в случае полосы неудач завоевательных походов.

 

Общественная структура периода расцвета Среднего царства

Около 2000 года до н. э. на престол вступил Аменемхет I — основатель XII династии египетских фараонов. Именно с правлением этой династии принято связывать расцвет Среднего царства, продолжавшийся до начала XVIII века до н. э. За эти два с лишним столетия на престоле сменилось всего восемь фараонов, последовательно носивших имена Аменемхетов и Сенусертов: Аменемхет I, Сенусерт I, Аменемхет II, Сенусерт II и III, Аменемхеты III и IV. Восьмой была фараон-женщина Нефрусебек. В силу присущих периоду Среднего царства особенностей естественным кажется то, что династическое правление завершается пребыванием на престоле женщины. Подобное явление вообще служит признаком вырождения правящего семейства, а для государства, вся система которого построена на расчете на постоянный приток военной добычи извне, оно губительно вдвойне.

Аменемхет I получил из рук XI, фиванской династии, уже объединенную страну. Правда, своеволие номархов не было окончательно сломлено, но внешне большинство местных правителей подчеркивало лояльность по отношению к центральной власти. Признаком, что показное смирение не могло обмануть никого, в том числе и недавно воцарившегося фараона, стало перенесение им столицы из Фиванской области на север, на рубеж Верхнего и Среднего Египта. При XI династии резко возросла роль южных номархов, постепенно начинавших претендовать на столь же независимое положение, какое традиционно занимали правители северных областей долины Нила. Чтобы удерживать в повиновении и тех и других, была возведена мощная крепость «Иттауи», что в переводе означает «захватившая обе земли», и именно сюда Аменемхет I переносит престол. Крепость стала родовой столицей XII династии, самим месторасположением (Иттауи был возведен неподалеку от древнего Мемфиса, близ нынешнего селения Пишт) пробуждая в душах фараона воспоминания о беспрекословности повиновения подданных «сыновьям Ра» в период Древнего царства. В нескольких переходах от новой столицы к югу располагались благодатные земли Фаюмского оазиса, обладание которыми некогда способствовало возвышению гераклеопольских номархов. Фараоны XII династии громадное внимание уделяли освоению этих земель, по сути своей фамильной вотчины, основы внутреннего могущества рода. За короткий срок Фаюм был превращен в богатый, процветающий край путем осушки и ирригации плодородных земель.

Благодаря удачному выбору нового места для столицы фараоны династии смогли взять под свой непосредственный контроль важнейшие торговые пути внутри страны, тем самым еще более укрепив свои позиции. Однако все это лишь частично могло дать гарантии беспрекословного подчинения номархов долины Нила своему фараону. Основным условием укрепления царской власти при XII династии могла быть только победоносность войн с соседями, принуждавшая смиряться склонных к неповиновению местных властителей. Неслучайно Аменемхет I и его преемники ведут практически беспрерывную череду завоевательных кампаний. Аменемхет I снаряжал походы в Нубию, Ливию и пограничные азиатские области, вел борьбу за подчинение местных правителей-номархов. На юге успехи этого воинственного фараона были значительны и вылились в подчинение ряда областей Эфиопии, богатых золотыми и медными рудниками. Однако последние годы правления Аменемхета I весьма показательны: в качестве его соправителя выступает сын Сенусерт I. Выше уже говорилось о гипертрофированном значении личностного начала в системе государственного устройства Египта Среднего царства: механизм государственной машины работал без сбоев только в случае активной и успешной завоевательной политики, проводимой фараоном. Как только энергия правителя переставала подталкивать рычаги механизма бесперебойного поступления невольников и трофеев, внутреннее положение Египта осложнялось, а соседи тут же переходили в наступление. Возможно, подобное происходило и в последние годы правления Аменемхета I. Сама жизнь при этом подсказала выход из сложившейся ситуации, фактически Сенусерт I, совершив еще при жизни отца успешный грабительский набег на Ливию с целью угона скота и военнопленных, остановил процесс ослабления Египта и поставил Аменемхета I перед необходимостью разделить правление с сыном — новым энергичным военным вождем египтян.

Усиление влияния культа бога Амона при Аменемхете I, возможно, связано с осознанием неизбежности повторения подобной ситуации в дальнейшем. Приданием власти фараонов своей династии особого, культово-религиозного значения Аменемхет I старался уменьшить опасность военных переворотов и путчей. Этой же цели служит его послание сыну Сенусерту I, рекомендовавшее в том числе и назначение соправителя еще при жизни. С той поры фараоны XII династии традиционно последние годы на престоле проводили с официально назначенным соправителем-наследником. Частично принятыми мерами удалось ослабить опасность переворотов — показателем этого служит относительная стабильность передачи власти в XII династии. Однако полностью устранить угрозу путчей в сложившейся обстановке фараонам было не под силу — по данным Манефона, по крайней мере один фараон, Аменемхет II, сын Сенусерта I, погиб в результате дворцового заговора после 60 лет правления (что, учитывая реалии Египта Среднего царства, следует признать вообще-то достаточно закономерным). Однако это случилось приблизительно в 1896 году до н. э., а после вступления на престол Сенусерта I в 1970 году до н. э. возможность переворота представлялась маловероятной.

Новый фараон был чрезвычайно активен на юге и освоил территорию Нубии вплоть до современного Вади Хальфы (чуть ниже 2-го Нильского порога), а также организовывал экспедиции в Большой оазис Ливийской пустыни и в золотоносные области Аравийской пустыни. При Сенусерте I египтяне надежно стали чувствовать себя на Синайском полуострове, где постепенно возобновлялись работы на медных рудниках.

При Аменемхете II, преемнике Сенусерта I, воевали поменьше (что в конце концов и привело к дворцовому перевороту), зато стремились установить прочные торговые связи с дальним зарубежьем. В недолгое правление Сенусерта II значительных успехов в завоевании новых областей египтяне также не добились, но в 1884 году до н. э. на престол вступает Сенусерт III. При нем произошло окончательное подчинение Северной Эфиопии. Это стало результатом нескольких масштабных походов, причем итоги военных побед сразу же закреплялись возведением на захваченных землях мощных крепостей. На восьмом году правления Сенусерт III достиг вторых порогов Нила, построив по обеим берегам реки внушительные цитадели. Египтяне теперь уверенно контролировали течение Нила, а вытесненные в горные области нубийцы теперь имели возможность посещать иногда родные места только с торговыми караванами или в составе посольств, испрашивая при этом разрешения у египетской администрации. Впрочем, дозволение выдавалось практически безотказно: Сенусерт III уделял большое внимание развитию торговых связей с Эфиопией, по его приказу еще ранее были выбиты обводные каналы в скале, облегчавшие проход судов через первые пороги.

Годами правления Сенусерта III датирована и надпись, рассказывающая о грандиозном походе египтян в страну Ретену (это приблизительно территория нынешней Палестины). Об итогах кампании источник говорит достаточно неясно: если Ретена и была покорена, то весьма ненадолго. Однако сам факт столь далекого для египтян того времени похода способствовал созданию ореола вокруг образа Сенусерта III. В позднейшие времена воспоминания о воинственном царе XII династии вобрали в себя сведения о победах фараонов Нового царства, и потомками был создан легендарный образ Сесостриса (греческое искажение имени Сенусерт), покорителя полумира.

При Сенусерте III страна буквально переполнилась трофеями и невольниками. При существующей системе распределения богатств между практически самостоятельными номархами, выделявшими фараону (в этом случае фактически выступавшему в роли военного вождя), отряды воинов и соответственно претендовавшими на часть добычи, доля номархов стала опасно большой. Она позволяла местным правителям не только вести поистине царский образ жизни (гробницы номархов при Сенусерте III были богаче гробниц предшественников), но и укрепляли в мысли о возможности независимого правления.

При предшественниках Сенусерта III право назначать и смещать своих номархов было выполнимо фараонами хоть в какой-то степени: известен случай, когда для возведения в сан номарха одного из царских любимцев были изменены традиционные границы областей и была выделена новая: источники упоминают о снятии за своеволие и злоупотребления отдельных местных правителей.

Наряду с этим существовали, конечно, и обратные примеры «непотопляемости» отдельных, сравнимых по богатству и силе с фараоном, номархов: в таких родах власть передавалась по наследству, и царю оставалось только утвердить уже вступившего на должность наследника: по-прежнему некоторые номархи вели собственное летоисчисление и возводили свои роды к какому-либо из местных божеств: при браках номархи считали себя вправе отдавать за невестой или выделять сыну районы «собственных» номов. Однако в целом внешняя лояльность местных владык по отношению к центру поддерживалась.

При Сенусерте III неповиновение почувствовавших вкус роскошной жизни номархов становится едва ли не повсеместным. Им уже малой кажется роль глав местной администрации, верховных жрецов области и предводителя военных отрядов нома. В годы правления Сенусерта III источники, до той поры весьма точно разделявшие «дом (хозяйство) номарха» как должностного лица, его «отеческий кров (поместье)» с принадлежащим самому местному правителю стадами и имуществом и «хозяйство фараона», «стада царя», начинают их путать. Местные владыки становятся склонны не различать царские владения со своими собственными, а налоги на подати с «царских людей» стали доходить в казну фараона весьма скудными ручейками. Ярким примером, сколь самоуправно начинают вести себя в своих владениях номархи в период правления Сенусерта III, может служить изображение в гробнице одного из них, на котором запечатлена доставка из каменоломен в столицу нома алебастрового изваяния номарха, причем на перевозке задействованы не только рабы: повозку вынуждены были тянуть и воины нома вместе со жрецами.

Возможно, уже сам Сенусерт III предпринимает попытки изменить ситуацию. По крайней мере в последние годы его правления (а если быть точнее, соправления с Аменемхетом III) номархи практически всех областей Египта значительно поутихли. Но коренной перелом в отношениях их с центральной властью произошел только после начала самостоятельного правления Аменемхета III. Почти пятидесятилетнее пребывание этого фараона на престоле является вершиной расцвета государства Среднего царства. Именно при нем завершились ирригационные работы в фаюмском оазисе и был построен знаменитый Лабиринт (возможно, заупокойный Храм Аменемхета III). Но главное — номархи в годы правления сына Сенусерта III уже не пытаются достичь обособленности от центра.

Причем перелом отношений между столицей и провинцией следует считать закономерным и практически неизбежным при условии заинтересованности египтян в сохранении централизованного государства. Ко времени правления Аменемхета III складываются и силы, на которые он мог опереться в борьбе со своеволием номархов. Анализ экономической структуры египетского общества периода Среднего царства подсказывает, что заинтересованность в сохранении сильной фараонской власти проявляли (в той или иной степени) практически все слои населения страны. Точно так же, как раньше, большая часть египтян активно положительно или пассивно — доброжелательно относилась к процессу централизации страны, но, несмотря на это, переходный период растянулся практически на два столетия. Так и теперь любой сильный (подчеркнем — сильный фараон) мог рассчитывать на общественную поддержку устремлений по усилению своей власти. Чем сильнее был фараон, тем большими были его успехи. Аменемхет III, несомненно, был сильным фараоном, и его поддержали не только торговцы, ремесленники, простые воины (что, в общем-то не удивляет), но частично и сами номархи, и вечно бурлящая в интригах придворная знать. Годы практически самостоятельного правления номархов при Сенусерте III не только приучили местных властителей к полуцарскому существованию, но и подтолкнули к поискам путей достижения практически полной независимости от центра. Одновременно властители номов (и в первую очередь те из них, кто не чувствовал себя достаточно уверенно из-за скудности своей области или, наоборот, — излишнего могущества соседа) столкнулись с оборотной стороной процесса сепаратизации отдельных районов некогда единой страны. Гробницы номархов действительно стали пышней, чем их строили раньше, но и возводить их доводилось чаще. И без того небезопасное существование военного предводителя, практически полжизни проводившего в походах на окружающие долину Нила земли, за годы правления Сенусерта III стало рискованным вдвойне. Резко усилились междоусобные конфликты в Египте, на фресках того периода запечатлено, что все чаще египтянам приходилось сражаться с египтянами, а совсем не с племенами соседей. Обычай номархов путешествовать с охраной, не бывший лишним уже при XI династии фараонов, при Сенусерте III стал жизненно необходим для правителя области. Те, кто на примере предшественника почувствовал невозможность силами воинов своего нома обеспечить собственную безопасность перед лицом более мощных соседей, естественно, начинают обращать свои взоры к столице, там искать гарантий стабильности и мира внутри страны.

Но это пока были номархи слабейших областей, чья поддержка многое значила для укрепления власти фараона, но не все. Если бы те властители номов, которые чувствовали себя уверенно в своих владениях, проявили крайнюю несговорчивость и оказали упорное сопротивление попыткам Аменемхета III уменьшить их своеволие, нет сомнения — Египет надолго впал бы в период бурь и потрясений. Однако этого не произошло, ибо существовала еще одна, более универсальная опасность, заставлявшая наиболее благоразумных номархов подчиниться требованиям нового решительного фараона и добровольно уступить центру часть присвоенных ранее полномочий и привилегий. Страна была переполнена невольниками, а в массе своей по мере ухудшения условий содержания рабы становились все более взрывоопасной силой. Подавление мятежей номархами стало в Египте обычным делом, причем склонными к неповиновению все чаще оказывались не только невольники. Уже при Сенусерте I один номарх вынужден был на первый план в своем прославлении выдвинуть следующие достоинства. «Я, устраняющий гордость из высокомерного, заставляющий умолкнуть велеречивого так, что он уже не говорит. Я, наказывающий тысячи мятежников, любовь области своей, ярый сердцем при виде всякого преступника. Я, прогоняющий грабителя из области своей…» Высказывание характерно глубиной понимания оратором сущности процесса децентрализации страны: помимо вечно готовых к бунту невольников, «мятежником» по мере накопления богатств склонен был становиться всякий более-менее могущественный египетский землевладелец. Чем более плодородным и изобильным был край, чем больший отряд снаряжался от него в поход и, следовательно, чем обильнее была доля нома при разделе добычи, тем больше в области становилось людей, потенциально готовых к мятежу и смуте. Процесс распада не остановили бы административные границы номов, в каждом округе при распаде Египта неизбежно появились бы центры сепаратизма, и, понимая это, номархи, способные рассуждать здраво, неизбежно приходили к мысли о необходимости иметь сильный центр, дабы гарантировать сохранение собственного статуса.

Служилая придворная знать ко времени восшествия на престол Аменемхета III также начинает выказывать признаки обеспокоенности своеволием египетских номархов. Потребность этой категории в усилении роли центра объяснить достаточно просто: косвенно подобное увеличивало их собственное могущество. При дворах сиятельных Аменемхетов и Сенусертов толпились, вызывая воспоминания об эпохе Древнего царства, «друзья» фараона, трон окружали владельцы пышных титулов — «начальника обоих белых домов», «начальника обоих домов золота», «начальника обеих житниц», «начальника казны сына бога», «начальника над работающими» и т. д. Верховным сановником по традиции считался градоначальник столицы, в попечение которого отданы были также суд и общее управление большинством ведомств. Официально отгорожено было от влияния придворных только военное дело — основа могущества Египта, привилегия божественных фараонов.

Управление войсками давало царям определенные гарантии повиновения придворных их воле. Войны приносили богатства, от перераспределения которых часто зависело благополучие высших должностных лиц Египта Среднего царства. В отличие от знати Древнего царства нынешние придворные часто не могли похвастать обладанием громадными земельными наделами и зачастую напрямую зависели от милостей владыки. При дворе фараонов XII династии рядом с представителями местной знати, обоснованно проявлявшими определенную независимость суждений, подкрепленную обладанием несчетными богатствами предков, можно было встретить немало народу более низкого про похождения. Пути восхождения на вершину придворной иерархии часто возводили туда неродовитых людей, представителей служилой прослойки, всем и во всем обязанных фараону. Для выдвинувшихся благодаря личным заслугам или благоволению фараона чиновников стремление к усилению могущества их владыки было естественным. Именно в этой среде могли родиться крылатые слова начальника казны Аменемхета III: «Дает он (царь) пищу тем, кто в сопровождении его, питает он следующего по пути его: пища — это царь, избыток — это уста его». В условиях развития товарно-денежных отношений это высказывание не стоит, конечно, понимать буквально, но метафорически положение придворного египетских фараонов эпохи Среднего царства здесь выражено достаточно ярко. От усиления власти царя неродовитые придворные только выигрывали и фараоны могли опереться на них в борьбе с провинциальной властью.

Частично поддержку усилиям фараона начинают при Аменемхете III оказывать и родовитые столичные придворные. В их повелении можно заметить несколько иные, чем у незнатных государственных чиновников, мотивы. Столичная знать не очень была обеспокоена прямыми последствиями усиления египетских номархов: сокращением доходов царской казны и невозможностью для придворного чиновника получить вожделенный титул номарха. Но зато косвенно неудобства сложившейся системы всеобщей подозрительности и недоверия даже самые родовитые из них вскоре почувствовали на себе. В силу своего происхождения они привыкли оказывать влияние на фараона и чувствовать себя при этом в полной безопасности. Однако при XII династии ситуация изменилась, фараоны все чаще стремятся окружить себя мощным заслоном всецело преданных людей, особым войском, подчиненным непосредственно фараону. Источники Среднего царства называют этих людей «провожатыми властителя», хотя сами «провожатые» в своих надписях предпочитают именовать себя царскими телохранителями. В условиях смуты «провожатые властителя» резко усиливали свое влияние при дворе, подминая под себя иногда даже родовитую столичную знать. Иной неродовитый телохранитель, доказавший свою преданность фараону и обласканный им, начинал чувствовать себя важным лицом, что особенно проявилось в годы правления Сенусерта III. «Царские провожатые» получали по десятку «голов» при каждой раздаче трофеев, их нередко награждали золотым оружием и присваивали высокие вельможные звания. Вознесенные на вершину придворной иерархии «провожатые» заботились не столько о поддержке усилий фараона по приведению в повиновение властителей номов (ибо это означало часто войну, в которой царским телохранителям приходилось иметь дело с телохранителями номархов, не столь, возможно, многочисленными, но вооруженными не хуже), сколько о сохранении обеспокоенности властителя по поводу ситуации в столице. Благодаря доносам «провожатых» и тому, что ситуация нередко складывалась драматично для фараона (поговаривают, что на Аменемхета I было совершено ночное нападение в его собственной опочивальне, что Аменемхет II был убит придворными евнухами), положение при дворе становилось все более опасным и нестабильным. Боязнь расправ была настолько велика, что придворные часто предпочитали при малейшем намеке на опасность бежать за пределы Египта, как, например, некий Синухет, бывший с Сенусертом I, соправителем Аменемхета I, в ливийском походе и исчезнувший из египетского стана, едва дошли до него слухи о кончине царя. Родовые столичные придворные начинают склоняться к мысли о поддержке усилий фараона по усмирению властителей номов, дабы в стране наступила пора стабильности и прекратились смуты. Тем самым знатные чиновники хотели уменьшить влияние при дворе «провожатых фараона», возглавивших в период неспокойства сыск, ибо могущество телохранителей в годы правления Сенусерта III стало опасно велико: один сановник похвалялся тем, что он «поставлен над тайной дворца при допросе скрытного сердцем», что ему «утроба обнажала то, что скрыто в ней». Еще один чувствовал себя «языком царя в испытании людей, в наказании строптивого сердцем». При предшественниках Сенусерта III подобное, конечно, также имело место: верховный сановник и судья Сенусерта I именовался «смиряющим восстающего на царя», а один чиновник Сенусерта II считал себя «доверенным царя в подавлении смутьяна» — но не в таких масштабах. Ибо предшественники Сенусерта III не прибегали столь часто к письменным проклятиям врагов фараона внешних и внутренних, не имели для этого столь веских оснований.

Крепость XII династии в Семне (Эфиопия). Реконструкция и план.

Поэтому столичная знать в целом поддержала усилия Аменемхета III по установлению твердого порядка в стране.

Имея столь обширную поддержку и встречая сопротивление только отдельных номархов, не сумевших почувствовать изменение ситуации Аменемхет III сумел сломить местный сепаратизм. С его воцарением цепь гробниц номархов, до той поры непрерывная, пресекается. При Аменемхете III номарх вновь становится обычным должностным лицом высокого ранга, которого фараон волен назначать или снимать, лишается материальной основы своей самостоятельности, земельных пожалований и прав собирать налоги на подати с «царских людей». Этим была достигнута концентрация сил и средств в руках государства, что позволило при Аменемхете III создать сооружения, сопоставимые с грандиозными памятниками эпохи Древнего царства. Например, «Лабиринт» у Фаюмского оазиса, обилие помещений в котором объясняется наличием особого святилища для каждого из местных «номовых» богов. Объединение культов Египта под одной крышей должно было символизировать нерушимость страны.

Собранный твердой рукой Египет в годы правления Аменемхета III действительно казался монолитом, способным перенести любые испытания. Пышный двор, подчинившиеся центру провинции, покорные соседи… Действительность, однако, оказалась не столь лучезарной.

После Аменемхета III власть фараонов XII династии начала клониться к упадку. На престоле быстро промелькнули Аменемхет IV и его сестра Нефрусебек, после чего династия пресеклась. Грандиозные перемены, задуманные и частично осуществленные Аменемхетом III, оказались не по плечу его преемникам. Ведь изменив положение номархов в стране, фараон-реформатор тем самым по сути перешел на новый принцип управления страной, ее хозяйством и армией (причем в этой триаде в условиях Египта Среднего царства важнейшей частью, возможно, была именно армия). Изначальная система организации походов, когда под начало фараона стекались отряды номархов, и объединенное войско отправлялось на земли соседей, стала опасной из-за роста амбициозности правителей областей. Положение необходимо было менять, Аменемхет III, отобрав у своих номархов самостоятельность, естественно, вынужден был отнять у них право распоряжаться в полной мере подчиненными тем вооруженными отрядами. Заботы снаряжения боеспособной и многочисленной армии поэтому легли на плечи центральной власти. При деятельном и талантливом фараоне система продолжала функционировать бесперебойно и соседи Аменемхета III, пожалуй, не ощутили ослабления ударов египетских войск как следствия затеянной военной реформы. Поэтому экономика Египта продолжала процветать, все дальше и дальше опасно выбирая зону своего экстенсивного развития. Но наследники Аменемхета III нужными для государственного деятеля качествами, увы, не обладали, и система развалилась даже быстрее, чем если бы египтяне по-прежнему собирались в походы по старинке под руководством своих номархов. Впрочем, в этом случае, вероятно, уже Аменемхету III не удалось бы удержать в своих руках верховную власть в стране.

Подобный ракурс рассмотрения событий позволяет ясней осознать превращение армии в Египте в важнейший фактор стабильного устройства государства. Малозначительная в эпоху Древнего царства, категория более экономическая, чем политическая в Ι-й Переходный период, прослойка профессиональных военных в период Среднего царства стала едва ли не определяющей силой в стране. Вооруженные силы получают ощутимые привилегии в сравнении с остальными институтами государственной власти. На выборных смотрах «царских людей» в лагеря новобранцев регулярно определялись самые крепкие и здоровые молодые египтяне: побеги «хемуунисут» с целью поступления в войска карались не так строго, как обычно: медь и даже золото, мерило ценности для остальных египтян, в руках воинов оценивалось иначе — остротой и надежностью секиры, крепостью и прочностью щита: на вооружение воинов средств обычно не жалели. В принципе, однако, вооружение тех лет оставалось достаточно примитивным: египетские воины шли в поход с луками и стрелами у стрелков да щитами, копьями и секирами у пеших бойцов. Наемные отряды иноземных воинов (да, они появляются в период Среднего царства, и частично это было вызвано потребностью фараона и номархов в беспрекословно преданных отрядах телохранителей) вооружены были традиционно для северо-эфиопских земель, откуда чаще всего и набирались «провожатые властителя»; короткие палицы, щит, дротики. Новшеством в военном деле стало разве что проявившееся внимание к мерам защиты. В период среднего царства начинают использовать передвижные громоздкие укрытия, применявшиеся при штурме крепости: из-за частокола, защищавшего воинов от стрел, копьеносцы длинными копьями пытались поразить врага на крепостных стенах. Индивидуальное защитное вооружение пополняется поножами — их используют чаще всего богатые телохранители. Впрочем, переворот в военном деле уже недалеко, при раскопках одной из египетских крепостей в Эфиопии того времени найдены лошадиные кости.

Сцена из междоусобной войны номов. Роспись из гробницы. XI династия.

Примитивность вооружения традиционно возмещалась в Египте дисциплинированностью и обученностью воинов. Именно этого не смогли дать реформированным Аменемхетом III отрядам его менее яркие преемники, и в этих условиях продолжать успешные походы на соседей и Нубию, Ливию и Азию, откуда шли драгоценности (золото, медь, благовония), нужные стране материалы (ливанский кедр, в первую очередь) и пленники-рабы, становилось все труднее. Расцвет был уже позади. В этих условиях тут же проявились структурные слабости сформировавшегося на берегах Нила хозяйственного механизма, неспособного существовать без регулярных подпиток захваченной военной добычей.

Власть XII династии пресеклась, и с этим, вполне обоснованно, связывают начало упадка Среднего царства. Правители XII династии с трудом удерживали власть. Вскоре страна распалась на две части, управляющиеся правителями XIII и XIV династий, а затем наступил II-ой Переходный период. Однако прежнего хаоса, как после распада Древнего царства, в Египте не было. Возможно потому, что долина Нила теперь более явственно ощущалась как страна, населенная египтянами, носителями единой и самобытной культуры.

 

Письменность

Древние египтяне использовали для письма папирусную бумагу. В сухих песках северной Африки до сих пор продолжают находить древние манускрипты. Сначала считалось, что на папирусе стали писать во времена Александра Македонского, то есть в IV веке до н. э. Но за последнее время история папируса, как утверждает М. А. Гаряева в книге «Эпохи в зеркале письмен» (М., 1990) удлинилась на тысячелетия и погрузилась в глубину Древнего царства.

Марина Гаряева утверждает, что среди находок имеются такие, которые вышли из рук египетских писцов, составлявших особую жреческую касту посвященных в сокровенные тайны герметических книг, годами изучавших геометрию, космогонию, черчение, географию, прежде чем им дозволялось занять определенное место в религиозных шествиях с книгами, линейками, палочками для письма в руках.

Когда лишь немногие избранные владели искусством оставлять «говорящие знаки», самим иероглифам приписывали магическую силу влиять на людей, на ход событий. Собственно слово «папирус» означает царский сорт тростника, шедший на писчий материал. Почему? Может быть, потому, что он был высоким и стебли имел в кулак толщиной.

Египтяне жили в дельте огромной реки с большой поймой, с большими паводками. Их окружала огромная пустыня. Даже священные жуки-скарабеи внушали почтение своими размерами, их вроде и к насекомым причислить неловко. Понятие величины сопрягалось таким образом с понятием величия.

Папирус имел ритуальное значение. Так же, как цветок лотоса, он был символом Египта. Переплетающиеся стебли этих растений символизировали единство верхнего и нижнего Египта.

С папирусным убранством на голове изображали богиню Хатор в образе священной коровы. На росписи в одной из гробниц изображены женщины с ритуальными букетами папируса в руках. Считалось, что умерший перед дверями небесного входа шуршал стеблями этого тростника, давая знать о своем присутствии. Однако и для земной жизни папирус давал немало. Из внутренней корки этого растения делали паруса, матрацы, одежду, веревки, а египетские жрецы — обувь. Мягкие части тростника доставляли сладкий сок. Молодые побеги ели сырыми, а нижнюю часть жарили. Главное, однако, то, что благодаря папирусу стало широко доступным письмо. С его распространением упростились и сами письменные знаки. В обиход стала входить так называемая иератика или книжное письмо. В нем рисунки иероглифы переродились в условные знаки. Позже иератика породила демотику или скоропись. Техника изготовления папируса, возникнув за три тысячи лет до нашей эры, практически не менялась. Уходили поколения, династии, эпохи, а египтяне все так же собирали тростник в нильских заводях. Сердцевину стебля, как сообщает Плиний, расщепляли специальными иглами на полоски шириной иногда в палец, иногда в ладонь. Потом долго вымачивали, периодически отбивая молотком, потом раскладывали «внахлестку» на мокром столе, сверх первого слоя строго поперек клали второй, и все сдавливали под прессом.

Просушив «страницы» на солнце, их склеивали по длине, шлифовали инструментами из слоновой кости, опять отбивали молотком, покрывали тончайшим слоем клея, чтобы не растекались чернила. Из старого тростника папирус получался темно-желтым, из молодого — светло-желтым. В древности египтяне предпочитали первый, позже больше ценился второй.

Отсутствие в недрах египетской земли воды спасло от разрушительного действия времени папирусные свитки, фрагменты библиотечных каталогов. Например, «Список многих ящиков с книгами» из храма Эдфу. Такой ящик нашли в разграбленной гробнице древнего кладбища, таившийся под заупокойным храмом Рамсеса II. Когда деревянный ящик открыли, в нем обнаружили папирусы и связку тростинок. Сообразно цели использовали разные папирусы. Тексты, имеющие особые значения, писались на роскошном «священном» сорте папируса шириной до полуметра, особенно тщательно выделанном. Обычные свитки чаще всего имели ширину от 20 до 25 см. При письме или чтении свиток постепенно перематывался в руках, открывая все новые столбцы текста. Помимо писчей существовала оберточная или «купеческая» бумага. Было и подобие картона, сделанного из папирусной макулатуры и обрезков стеблей. Из картона делали футляры для мумий.

Судя по источникам, особых изменений в лексическом и грамматическом строе разговорного и литературного египетского языка в период Среднего царства не произошло. Обогащение лексики вполне укладывается в нормы естественного языкового развития и объясняется усложнением системы общественно-хозяйственных связей и усилением контактов египтян с соседними племенами. Столь же натуральны изменения грамматического строя, и, как результат естественного развития, следует оценивать тот непреложный факт, что в период Среднего царства окончательно сложился среднеегипетский язык, который будет оставаться господствующим письменным языком вплоть до XVI в. до н. э.

Для объяснения изменений в характере письменности того времени недостаточной будет оговорка о подъеме хозяйственной жизни и связанной с этим распространением грамотности среди населения. Необходимо сделать еще одно уточнение: приблизительно в 2000 году до н. э. в дельте Нила появляются финикийцы, которые после знакомства с письменностью древних египтян создают первое в мире алфавитное письмо. Естественно, следовало ожидать и проявлений обратной связи. Упрощение беглого египетского письма, появление нового, так называемого иеротического, используемого в быту при выполнении записей на папирусе, с этой точки зрения выглядит вдвойне естественным. Иеротическое письмо сильно отличалось от беглого письма периода Древнего царства, но еще разительней его разница с иероглифическими надписями. В период Среднего царства параллельно начинают существовать два внешне весьма непохожих письма египтян — иеротическое (как деловая скоропись, язык отчетов и документов) и иероглифическое — письменность торжественных надписей и сообщений. Проявившаяся дифференциация сфер обращения письма служит достаточно ярким показателем развития культуры Египта в период Среднего царства.

 

Научные знания

Подъем культуры и науки при XII династии кажется особенно впечатляющим на фоне упадка предшествующих времен. Впрочем, признаки улучшения ситуации намечаются уже при XI династии, потеснившей суровый аскетизм гераклеопольских владык. Фиванские фараоны во многом стремились возродить и продолжать традиции пышного и щедрого правления царей Древнего царства.

Впрочем, это не было простое копирование древних образцов. Изменившаяся общественно-экономическая ситуация предопределила существенные различия между культурами Древнего и Среднего царств. Это и большее внимание к внешнему, индивидуальному, часто даже в ущерб родовому, внутреннему у мастеров Среднего царства; это и переосмысление сущности носителя царской власти: при XII династии он уже осознается не только как воплощение божественного, но и как носитель конкретного, очеловеченного; это и большая демократичность, доступность итогов культурного научного прогресса для рядового среднего египтянина.

Демократичность особенно ярко проявляется в развитии научных знаний периода Среднего царства. Общий уровень науки, безусловно, повысился, и это следует считать естественным результатом подъема общественной и хозяйственной жизни в период Среднего царства. Но одновременно намечается тенденция к популяризации добытых знаний. Именно Среднему царству принадлежат первые математические и медицинские тексты, содержащие практические и конкретные задачи: Московский математический папирус и математический папирус Рунд Британского музея, кахунский папирус, магико-медицинские папирусы IV и V из Ремессеума и др. По сути некоторые из них являются задачниками в современном понимании этого слова и явно могли быть использованы для обучения.

Среднеегипетская математика во многом была подчинена нуждам землемерной науки, отсюда вытекает приоритетность некоторых направлений ее развития. Достижения математиков периода Среднего царства можно отметить в области решения сложных задач с образованием дробей (хотя при этом методика весьма трудоемкая и нерациональная), при проведении операций с привлечением понятия неизвестного. Неудивительно, что от эпохи Среднего царства сохранилась древнейшая запись обмера страны, погрешности которой были бы вполне приемлемы и для более поздних эпох. Полученные данные позволили создавать достаточно сложные карты-схемы египетских городов и крепостей.

Разрешению еще одного направления практических задач, обеспечению нужд строителей и архитекторов способствовали наработки египетских математиков по вычислению поверхности полушария и объема пирамиды (в том числе и усеченной). Египтяне периода Среднего царства используют уже число «Пи», принимая его равным 3,16, и в целом погрешности при вычислении площадей сферических поверхностей не выходят из пределов допустимых. Вместе с тригонометрией объемных тел нужды архитектуры обусловили разработку системы правил золотого сечения.

Навыки работы с математическими величинами круга и шара позволяли египетским астрономам создавать достаточно точные (на наш взгляд) картины звездного неба. Списки созвездий, выделяемых египтянами, нередко встречаются на саркофагах владык, заставляя предполагать наличие сакрального смысла за каждой из выделенных звездных систем.

От эпохи Среднего царства сохранился результат одной из попыток обобщения разнонаправленных ветвей научного анализа действительности. Это очень интересный документ, первый в мире словарь, напоминающий по принципам построения современную энциклопедию. В своеобразном сборнике содержится перечень свыше 300 названий различных птиц, растений, животных, обозначений частей тела, наименований городов и крепостей, сортов масла. Среди всего прочего приводится 20 сокращенных обозначений пород и видов скота.

О развитии медицины в условиях Среднего царства уже говорилось выше. До наших дней дошли источники, подтверждающие высокий уровень, достигнутый медиками того времени. Это остатки лечебника женских болезней и справочник ветеринара с указаниями по практическому применению некоторых растительных и животных лекарственных средств. Кроме того, в позднейших медицинских трактатах Нового времени ярко прослеживается знакомство их авторов с несохранившимися трудами Среднего царства.

 

Верования

Основатель XII династии Аменемхет I немало сделал для выдвижения культа нового государственного бога — Амона. Возможно, Амон был личным покровителем этого фараона, вероятность подобного предположения подтверждается очевидным сходством имен. Однако история нового бога достаточно сложна и запутана. Первоначально, скорее всего, это было олицетворение одной из восьми первостихий в понимании мудрецов верхнеегипетского города Гермуполя. Оттуда на исходе Древнего царства культ Амона приникает в Фивы, но остается в тени даже при XI династии. С воцарением Аменемхета I Амон становится государственным богом Фив. Для придания большей значимости новому богу Амона стали отождествлять с древним государственным богом Солнца Ра, и отныне он стал именоваться Амон-Pa. В сборном обличье нового бога воплотились еще и некоторые черты верхнеегипетского бога плодородия Мины.

Учитывая важность религиозных вопросов в египетском обществе того времени, следует признать, что замена государственного бога не могла произойти, если бы не было определенного переходного периода в религиозных воззрениях. Назвать этот этап временем появления ересей было бы слишком рискованно, однако определенные приметы созревания новой системы мировосприятия, связанной с другими представлениями о загробном мире, можно заметить в источниках Переходного периода и начала Среднего царства. Если ранее заупокойные тексты твердили о возможности умершего каждодневно созерцать Солнце в мире ином, то с распадом Древнего царства все чаще представления о загробном мире рисуются в образе страны вечного сна, тягостного мрака, где нет воздуха, воды, радостей бытия и любви. Подобные настроения вряд ли говорят об откровенном неверии, об отсутствии или недостатке благочестия в обществе того времени, но они свидетельствуют о поисках египтянами нового решения проблемы жизни и смерти. Атмосфера подобных исканий облегчила принятие нового культа, содействовала утверждению Амона-Ра в качестве нового государственного бога Египта.

Сразу после этого изживаются из общества представления о загробном мире как о царстве мрака и сна. Египтяне вновь должны были поверить в солнечный и счастливый покой после смерти, однако, в их верования время внесло существенную корректировку. В Среднем царстве государственный бог стал изображаться небожителем, заботливо пекущемся о самых презренных из обитателей света живых. Амон-Pa готов был протянуть руку каждому, кто верует или кто нуждается в восстановлении справедливости. Новый бог спасает робкого от гордого, он способен рассудить убогого с сильным. Этим устраняется очевидная несправедливость прежних верований, когда обездоленному в жизни не давалась надежда на лучший удел в загробном мире. Наоборот: удачливый в миру ранее, в эпоху Древнего царства, претендовал на содействие Ра и после смерти. Теперь, в условиях возросшего влияния средних слоев населения на государственную и общественную жизнь в Египте, повторение подобной несправедливости в культовых представлениях было чревато непредвиденными последствиями, и создатели культа Амона-Ра вынуждены были с этим считаться.

Однако, несмотря на попытки придать его облику черты заботливого отца простых мирян, Амон-Pa был все-таки по преимуществу богом государственным. Он просто не мог стать таким же демократическим, как Осирис, чей культ находил все больше приверженцев в Египте Среднего царства. Фараоны XII династии не чинили препятствий на пути возвышения нового бога — Осириса, идя навстречу нежеланиям низов, активно выдвигавших «своего» бога. После падения Древнего царства культ Осириса приобрел популярность у широких слоев населения. Изображения и надписи, восхвалявшие древнего бога, умирающего и воскресающего, встречаются в Переходный период и особенно в годы правления XII династии достаточно часто. При этом восхваления Осириса перекочевывают со стен усыпальниц вельмож на скромные надмогильные плиты людей среднего достатка, на дешевые гробы небогатых египтян. Очевидно, многих привлекала перспектива после смерти путем повторения заклинаний, выбитых на камне или дощатой крышке гроба, стать «Осирисом», магически присвоить его преимущества как ожившего мертвого тела. Расширение социальной базы верования тут же вызывает изменение текстов заклинаний, быстро учитывавших сокровенные желания новых поклонников культа Осириса. Возникшие в эпоху Среднего царства заклинания принято называть «надписями саркофагов», и именно на их основе позднее разовьются позднеегипетские заупокойные сборники, известные как «Книга мертвых».

Культ Осириса быстро стал общеегипетским, при этом Осирис все чаще начинает восприниматься как бог мертвецов. Вскоре фараоны XII династии сочли разумным придать культу официальный оттенок, они не препятствуют усилению верований в нового бога. Аменемхеты и Сену серты начинают принимать участие в ежегодных торжествах по случаю воскресения бога в Абидосе, выделяя на проведение праздника средства из казны. Пышность церемоний в честь Осириса способствовала притоку народа на празднества и еще более усилила влияние нового культа, укрепляя веру египтян в возможность счастливого возрождения после смерти.

 

Зодчество и изобразительное искусство

Иногда кажется, что иного материала, кроме камня, египетские строители в эпоху Среднего царства не признавали — таково многообразие используемых для возведения сооружения горных пород и способов их обработки. Это является закономерным результатом поиска возможностей ведения местного строительства в переходный период на основе использования местных же материалов. При VIII–X династиях зодчие словно зацикливаются на возведении мелких, незначительных по масштабам объектов, зато спектр найденных при этом новых способов обработки камня чрезвычайно широк. Результаты не замедлили проявиться сразу же после воссоединения страны. Оказалось, за время смуты не были утрачены архитектурные секреты возведения грандиозных комплексов, а арсенал навыков египетских строителей существенно пополнился. Это позволило искать и находить ранее неизвестные архитектурные формы. Например, погребальные сооружения одного из царей XI династии, Ментухетепа, возведенные близ Фив (современное Дейр-Эль-Бахри), представляет собой причудливое сочетание поминального храма, пирамиды и верхнеегипетской каменной гробницы. Остроумно было использовано природное столбообразное скальное образование; в породе не только были выбиты ниши, но и вокруг своеобразной естественной колонны были возведены два яруса портиков с гранеными столбами, а на верхушку сооружения был надточен купол для придания комплексу сходства с пирамидой.

Вообще архитектурная школа XI династии отличается интенсивностью поиска новых форм и типов монументальных сооружений. В эти годы создаются достаточно оригинальные архитектурные ансамбли и композиции, мало похожие на сооружения Древнего царства. Положение меняется с приходом к власти XII династии. Наследники Аменемхета I стремились во многом скопировать уклад жизни всесильных фараонов древности, чему немало способствовал и перенос столицы в окрестности пришедшего в упадок Мемфиса. Подчеркнутое следование канонам Древнего царства в архитектуре, исходя из этого, следует принять не только идеологическим заказом правителей эпохи Среднего царства, но и итогом возвращения в «большую» архитектуру мемфисской школы мастеров-каменотесов. Кроме того, перед глазами свезенных со всего Египта в столицу зодчих маячили грандиозные образцы искусства древних зодчих — пирамиды и поминальные храмы фараонов первых династий.

Неслучайно в период Среднего царства в пустыне и близ Фаюмского оазиса вновь начинают одна за другой расти царские пирамиды. Внешне они очень похожи на древние и так же, как пирамиды предшественников, окружены поминальными храмами и гробницами знати. Однако сходство это чисто внешнее. Прежде всего выдают более поздние постройки размеры, в период XII династии исполинские пирамиды уже не возводятся. И технология строительства к тому времени претерпела значительные изменения. Остов поминального четырехгранного конуса выводился обычно строителями периода Среднего царства из кирпича-сырца, и только снаружи сооружение маскировалось известняковыми плитами «под старину». Пирамида Сенусерта I сложена по другому принципу, тоже, впрочем, не очень сильно раздувавшему затраты на ее возведение: поставленные друг на друга каменные клети были засыпаны песком и щебенкой, а снаружи сооружение опять-таки залицевали плитами известняка.

Неизменные поминальные храмы перед пирамидой также исполнены в смешанной кирпично-плитовой манере, когда внешняя подобность «завалинке» (мастабу) создается камнем, но само строительство процентов на восемьдесят ведется из кирпича.

В ряду поминальных памятников XII династии особняком стоит «Лабиринт» Аменемхета III. Выделяется он не только размерами, хотя общая площадь строения в 72 тыс. кв. м вызывает почтительное восхищение. Поражают смелость замысла архитекторов и мастерство исполнителей проекта. «Лабиринт» — наиболее яркое свидетельство того, что в период Среднего царства происходило не просто копирование творческих достижений зодчества Древнего царства, но их успешное развитие.

Верхнеегипетские гробницы (они принадлежат преимущественно номархам) в этот период словно воплощают изгнанный из официальной архитектуры дух новаторства. Появление «Лабиринта» без учета опыта строителей гробниц в верховьях Нила объяснить достаточно трудно. Возможно, в какой-то момент правители богатых провинций начинают при XII династии сманивать неужившихся при дворе зодчих, несогласных с требуемой наследниками Аменемхета I концепцией строительства. По крайней мере гробницы выглядят достойно в сравнении с поминальными комплексами фараонов, несут на себе печать творческих поисков. Аменемхет III, вероятно, призвал в столицу зодчих из провинций после подавления сепаратистских настроений египетских номархов, поэтому его поминальный комплекс принципиально отличается от пирамид предшественников, чем-то напоминает египетские гробницы номархов. Те тоже нередко представляли собой своеобразные лабиринты помещений и переходов в скальной породе, с нишами для изваяний умершего, со склепом-тайником для саркофага, с объемными залами, в которых натурально смотрятся поминальные колонны с надписями.

Характерной чертой верхнеегипетских гробниц постепенно становится навес-портик у входа, украшенный столбами-обелисками.

Еще одна особенность гробниц периода Среднего царства — обилие многокрасочных росписей на стенах. Иногда, впрочем, плиты традиционно украшались рельефными скульптурными композициями, но этот обычай постепенно отмирает. Стены, выбитые в толще известняка, зачастую было просто невозможно обработать с ювелирным изяществом предшествующих эпох, да и стоило это достаточно дорого. Роспись казалась более естественной на светлом фоне шероховатых стен, к тому же египетские художники в эпоху Среднего царства значительно обогатили свою цветовую палитру. Известны случаи, когда экспедиции в заморские страны имели одной из основных задач путешествия добычу редких красителей, отсутствующих в долине Нила. Постепенно живопись приобретает все более самостоятельное значение. Если ранее художник в основном только раскрашивал высеченные на стене изображения, как бы завершая работу скульптора, то в эпоху Среднего царства живописец наконец получил возможность смело и самостоятельно вести работу с объемом и размерами. Это сразу же заставило художников внимательно взглянуть на мир в стремлении уловить существенные приметы бытия. Вот как теперь видит окружающее «мастер, гораздый в деле своем», «начальник-мастер» живописцев периода правления XII династии: «Знал я походку мужского изображения и поступь женского, положение птицы и скота, осанку победившего единоборца, как глядит око на око, как наполняются страхом лица пленных врагов, поднятие руки у того, кто поражает бегемота, поступь бегущего». И это не просто слова: они подтверждаются делом. Даже сейчас поражают меткость и точность передачи художниками периода XI–XII династий движения, черт лица, особенностей фигуры.

В гробницах номархов, найденных близ нынешнего Бени-Хасана, сохранились изумительные изображения воинских упражнений (так называемый Алтайский храм), интересны жанровые росписи заупокойного храма Ментухотепа I в Дейр-Эль-Бахри. При этом явственно ощущается своеобразное видение египетскими мастерами пространства, объема, в росписях присутствует, если можно так выразиться, идеологически-условная перспектива рисунка.

Более строго копирует жизнь египетская скульптура эпохи Среднего царства. Образцы ее достаточно часто встречаются в заупокойных храмах и гробницах. Причем точность передачи деталей быта и обстановки скульптором скорее всего предопределена утилитарным назначением его работ: они символизируют спутников отправившегося в путешествие в мир иной господина. При этом просто замечательна способность ваятеля или резчика передать движение, «оживить» скульптурную композицию. Часто мастера даже грешат излишним увлечением сюжетной стороной своей работы в ущерб скрупулезному выписыванию деталей одежды или обстановки. Нередко встречаются достаточно смазанные по исполнению композиции, в которых очевидно отсутствие глубокой школы ваятеля или резчика. Прежнего последовательного воплощения долго вынашиваемого замысла, которому подчинены буквально все штрихи композиции, в эпоху Среднего царства мы не встречаем. Очевидно, централизованная подготовка ваятелей и скульпторов в Египте в эту пору не ведется. Но этот недостаток с лихвой искупается живописью и новизной восприятия талантливых мастеров, которые по-своему и очень свежо видят окружающую их действительность.

Особо стоит отметить работы придворных ваятелей. Очевидно, при дворе придается немалое внимание развитию живописи, скульптуры и зодчества. При этом заказчики-фараоны XII династии требуют от мастеров правдивости и точности изображения. Изваяния Сенусерта III и Аменемхета III заставляют поверить, что скульптор старался быть как можно ближе к оригиналу в своих произведениях. Лица фараонов суровы и надменны, индивидуальны в полном смысле этого слова. Авторы не пытаются даже затушевать фамильную костлявость профилей правителей XII династии, предпочитая не приукрашать правду жизни.

Говорить о городской скульптуре и архитектуре Среднего царства достаточно тяжело: от тех времен до нас дошло весьма незначительное число памятников. Достаточно уверенно можно утверждать, что в период Среднего царства городские храмы были невелики по размерам, просты и изящны. Именно тогда появляется обычай возводить привратные башни у входа в храм, так называемые пилоны. Перед храмом города Гелиополя, по крайней мере, уже при XII династии были возведены два островерхих граненых столба-обелиска.

В общем ясна (благодаря сохранившимся схемам) и система застройки египетских городов. Планировка гражданских зданий прямо зависела от общественного статуса владельцев, причем интересной кажется строгая привязанность районов знати к искусственным городским водоемам. В пору Среднего царства городская архитектура весьма тесно сплетается с крепостной, и именно в это время появляются первые города, обнесенные двойной стеной с воротами, разноориентированными по отношению к сторонам света. Впрочем, подобные ухищрения пока применяются египтянами только в окраинных крепостях, где возводятся особенно мощные и прочные стены и башни. Достаточно внушительно, например, выглядит воздвигнутые Сенусертом III крепости у вторых нильских порогов.

 

Одежда египтян от древнего до среднего царства

В работе российского искусствоведа М. Н. Мерцаловой «Костюм разных времен и народов» (часть 1, М., 1993) содержатся уникальные сведения об одежде многих народов древности, которые позволяют полнее погрузиться в изучаемую эпоху, увидеть перед собой более «объемное» ее изображение. Значительное место уделено в этой книге и костюму египтян Древнего и Среднего царств. Например, в эпоху Древнего царства, согласно данным Марии Мерцаловой, основной одеждой египтян был передник, состоящий из полосы неширокой ткани, который обертывали вокруг бедер и укрепляли на талии поясом. Передник этот назывался «схенти». В то время основная одежда всех сословий была одинаковой по форме и отличалась лишь качеством материала. Но даже это подтверждало строгое деление общества на сословия и обособленность и замкнутость быта среди людей одной профессии или одного общественного положения. Так, например, схенти фараона, главы государства с неограниченной властью, был сделан из тонкого, хорошо отбеленного полотна. Бедра ремесленника покрывал грубый и довольно толстый холст натурального цвета. Еще более простой была одежда рабов, она состояла из небольшой повязки из очень грубой, небеленой ткани или кожи.

Дальнейшую историю одежды египтян Мария Мерцалопа связывает с появлением растительных красителей. С этого времени цветную — желтую, голубую, коричневую — цветную одежду долгое время могли носить только привилегированные сословия — крупные землевладельцы, жрецы, придворные.

А вот прически, головные уборы и обувь (право носить обувь принадлежало только фараонам) уже служили более очевидными признаками отличия.

Все египтяне тщательно брили волосы, но голову всегда покрывали париком из растительных волокон, завитых мелкими локонами, или шапочкой из грубого холста, плотно облегавшей голову.

Чем длиннее были локоны парика, тем знатнее был их владелец, поэтому самыми пышными париками обладали фараоны и члены их семей. Многие фараоны Древнего царства изображены в схенти, парике и сандалиях из тростника или босыми.

Первое отступление от общепринятого схенти появилось в костюме фараона. Это были как бы вторые передники из плиссированной ткани, надетые наверх обычной набедренной повязки.

Знаками царского достоинства фараона были золотая подвязанная борода, корона и посох. В эпоху архаики властители Верхнего и Нижнего Египта имели каждый свою корону, а после объединения, с началом эпохи Древнего царства, фараоны стали носить сдвоенную корону, символизирую этим важный этап в истории страны.

Посох — один из древнейших атрибутов власти на земле у многих народов, источником жизни которых когда-то было скотоводство, у фараона сохранялся на протяжении нескольких тысячелетий. Однако на фресках и других изображениях фараонов посох присутствует сравнительно редко.

К древним символам царской власти относится и головной убор «клафт-ушебти», состоящий из большого куска полосатой ткани, ленты и обруча с «уреем» (змеем). Поперечную сторону ткани клафта накладывали на лоб горизонтально, укрепляли лентой, а сверху — обручем со скульптурным изображением урея. Падающую сзади материю собирали и заматывали концами ленты. Боковые, опускающиеся на плечи стороны клафта вырезали полукругами, чтобы спереди падали четкие прямые куски ткани.

Вообще следует сказать о том, что, пожалуй, самой характерной особенностью костюма жителей древнего Египта является стремление к прямым, четким линиям. Правда, следует оговориться, что несколько особняком стоит одеяние жрецов. При совершении жертвоприношений спину жреца покрывала шкура пантеры. Часть шкуры с головой располагали спереди и прикрепили к поясу. Голову и лапы украшали золотыми с эмалью пластинками.

Костюм женщины Древнего царства не намного сложнее. Он состоял из длинной прямой рубашки «калазириса» на одной или двух бретелях, оставляющих грудь открытой. Уже в эту эпоху у знатных египтянок на калазирисе появляется отделка — вышивка или плиссировка. Калазирис остается основной женской одеждой на протяжении всей истории Древнего Египта и изменяется лишь в некоторых деталях кроя. Иногда вместо отдельных бретелек делают цельнокроенную рубашку с круглым вырезом горловины. По этой одежде, изображенной в мелкой пластике и на фресках, можно проследить, какое разнообразие пестрых или вышитых тканей вырабатывалось в древнем Египте.

Женщины, как и мужчины, носили парики из растительных волокон, завитых крупными спиральными локонами, более длинными, чем у мужчин.

Известная статуэтка, датируемая 2400-м годом до н. э., которую принято называть «Тенти с женой», пожалуй, лучше других сможет проиллюстрировать тип одежды египтян Древнего царства.

Мы видим семейную пару. Мужчина и женщина стоят, взявшись за руки; мужчина одет в схенти из полотна. Левый конец от середины бедра заложен в мелкую складку и округлен. Пояс из плотной ткани или кожи застегнут костяной пряжкой. Бритая голова египтянина покрыта париком из растительных волокон. Жена Тенти одета в калазирис из полотна, на голове ее также парик.

Прекрасный рельеф из гробницы Акхутотепа периода III–IV династии изображает рыбную ловлю. Рельеф эτοτ поможет нам представить себе одежду рабов того времени.

Здесь изображены несколько мужчин, которые тянут сети, полные рыбы. На невольниках надеты набедренные повязки из грубого полотна или кожи. Они состоят из пояса и куска ткани, который прикрывает перед. Бритые головы покрыты плотно облегающими шапочками из светлого грубого полотна.

В эпоху Среднего царства древнеегипетская одежда заметно усложнилась. Классовая дифференциация в египетском обществе и антагонизм между классами были настолько велики, что кварталы богачей и бедняков в городах разделялись высокой стеной, и беднякам запрещалось проникать за пределы определенной территории. Все это не могло не сказаться на костюме.

Появление новых тканей и привоз материй и различных предметов роскоши из Передней Азии способствует созданию более сложных форм костюма.

Египетская знать уже не довольствуется скромным схенти Древнего царства. Количество ткани, затраченной на одежду, теперь свидетельствует о сословном и имущественном положении ее владельца. Египтяне начинают понимать красоту пластических свойств ткани. Все чаще и чаще появляются плиссированные и гладкие длинные схенти. Схенти прежней формы у знати сохраняются как обрядовая одежда, а у большинства населения — как повседневная.

Женский костюм претерпел не такие сильные изменения. В период Среднего царства калазирис сохраняет прежний покрой, прибавляется лишь отделка и украшения, которые носят женщины привилегированных сословий.

Однако постепенно и в женском костюме проявляются те же стремления использовать пластические свойства мягких и тонких тканей. На некоторых памятниках позднего периода Среднего царства встречаются изображения женщин в тонких, слегка драпированных покрывалах. Основная же масса женщин продолжает носить калазирисы прежней формы.

Фрагмент росписи гробницы, расположенной в Деир-Эль Медине, изображает жреца, который преподносит ладан супругам Сеннеджем. Слуга царевны, наливающий ей напиток в плоскую чашку, одет в удлиненный схенти, характерный для эпохи Среднего царства. Калазирис царевны имеет одну широкую, фигурного покроя бретель. Короткий женский парик — нововведение эпохи Среднего царства — в это время имела право носить лишь высшая знать. Костюм служанки — традиционный калазирис и длинный парик.

 

Художественная и политическая литература

В одной из гробниц Рамессеума была найдена целая библиотека времен Среднего царства. Среди религиозных, научных и традиционных дидактических текстов были найдены и художественные произведения «История Синухета» и «Красноречивый поселянин». Кроме того, известно еще немало произведений египетских авторов периода Среднего царства, что позволяет сделать вывод о довольно высоком уровне развития художественной литературы в то время.

Исторический анализ проявившихся в произведениях достаточно зрелых и высокохудожественных тенденций, к сожалению, невозможен. Очевидно, что литература периода Среднего царства опиралась на опыт более ранних творений, однако, практически все письменное наследство Древнего царства утрачено.

Более-менее твердо генетическая связь литературы Среднего царства с произведениями предшествующих эпох прослеживается в жанре поучений. Здесь некоторые произведения авторов древности известны хотя бы по ссылкам на них позднейших дидактиков. Например, велика вероятность того, что известное по многочисленным спискам Среднего и Нового царства поучение царевича Хардедефа в действительности написано значительно раньше. В этом убеждают тяжеловесный, архаичный язык, громоздкость стилистических конструкций и авторитетность текста. Широкая популярность поучений Хардедефа в период Среднего царства заставляет предполагать, что это памятник древний, с устоявшейся литературной репутацией.

Список подобных, архаичных по происхождению, поучений можно продолжить. Это и поучение Птаххетепа, предположительно жившего во времена V династии, и наставление отца сановнику Катемни времен III династии. В одном ряду с ними стоят и оригинальные произведения авторов непосредственно Среднего царства. Достаточно популярно было тогда поучение Ахтоя своему сыну-школьнику, где воплощено чиновничье отвращение ко всяким видам общественно полезного труда. Исключение автор делает только для профессии писца, призывая сына, если уж тому все-таки захочется порадеть о благе близких, выбрать именно это занятие. Еще два известных нам поучения по своему характеру не совсем вписываются в привычные границы жанра и являются по существу политическими завещаниями двух известных царей X и XII династий.

Пространное поучение гераклеопольского царя своему сыну Мерикару полно практических советов наследнику, касающихся многих областей управления государством. Несколько особняком в произведении стоит обширное отступление о значении для жизни всего сущего на земле Солнца, написанное достаточно ярко и выразительно. Несколько иное звучание у поучения основателя XII династии Аменемхета I, адресованного сыну Сенусерту. Здесь остро ощущается горечь много пережившего человека, который пытается предостеречь наследника от повторения собственных ошибок. Возможно, писалось поучение вынужденно отошедшим от престола человеком, глубоко обиженным этой явной несправедливостью.

Столь откровенное выражение чувств, впрочем, было в период Среднего царства скорее исключением из правил, чем нормой. Большинство поучений создано по рецепту, ярко проявившемуся в еще одном достаточно популярном произведении — «Поучении Схетепибра». Этот казначей Аменемхета III самодовольно поучает современников и потомков, как выгодно служить фараону и столь ужасны последствия непокорности царю. Перед нами настоящее славословие владыке, от которого автор целиком и полностью зависит.

Несколько особняком стоит в литературе периода Среднего царства «История Синухета». По определению Б. А. Тураева, это «настоящий роман, совершенно лишенный фантастического элемента». Причем высокий уровень произведения подразумевает, что существовали и другие, возможно, менее художественные произведения подобного типа. «История Синухета» высоко ценилась египтянами, в чем-то приравнивалась ими к жизнеописаниям времен VI династии, но выделялась живостью изложения и напряженностью продуманного до мелочей сюжета. В этом компоненте «История Синухета» не имела равных в литературе Среднего царства. Содержание повести в общем-то незамысловато: придворный Синухет бежит из воинского стана, опасаясь смуты, неизбежной при смене властителя, при первом же известии о смерти Аменемхета I. Герой попадает в Сирию, где, пережив череду испытаний и неудач, все же приобретает высокое положение и богатство, однако в конце концов возвращается в Египет, где ласково приветствуется не забывшим его новым фараоном Сенусертом I. В повести немало удачных сцен, написанных достаточно живо и гармонично, но буквально потрясает описание бегства через пустыню и единоборство героя с сирийским предводителем.

«Красноречивый поселянин» — повесть несколько иного звучания. Это сугубо книжное сочинение, явно написанное по правилам древнеегипетской риторики, где в уста несправедливо обиженного крестьянина вложены обвинительные речи в адрес обидчиков. Из этих речей составляется достаточно четкая мозаика сюжета, согласно которому поселянин в дни гераклеопольских царей отправляется из оазиса в столицу с целью выменять хлеба на добытые им шкуры животных. По дороге он был ограблен прислужниками важного вельможи и долго не может нигде найти управы на обидчиков. Вельможа остается глух к стенаниям пострадавшего, однако, сама речь поселянина ему приходится по вкусу, и он отправляет обиженного поселянина на потеху к царю. Конец морализаторски выведен достаточно благополучным: царь, выслушав крестьянина, награждает обиженного и наказывает грабителя.

Во времена Среднего царства широко бытуют литературные обработки сказок о Хеопсе и чародеях. Сам цикл, возможно, сложился еще во времена Древнего царства и имеет достаточно традиционную для Востока структуру: царевичи один за другим рассказывают Хеопсу о деяниях чародеев, живших при его предшественниках. Набор приписываемых чародеям поступков достаточно своеобразен: один из волшебников сумел перевернуть озеро, чтобы достать оброненную придворной красавицей вещицу, другой сумел покарать неверную жену и ее любовника. При этом царевичи не скупятся на подробности из жизни владык-предшественников: те и любуются обнаженными придворными дамами, заставляя их грести в многовесельных лодках (именно тогда и была обронена в озеро драгоценность), и пируют разгульно, вызывая на пиры чародеев. В конце концов Хеопс сам решается призвать по совету царевича Хардедефа чародея по имени Джеди, но ожидаемого веселья не получается: мудрец, явившийся ко двору, предсказывает, что через несколько поколений власть перейдет к другой династии.

Сказки вообще достаточно популярны в Египте Среднего царства. Пользовалась успехом у читателей и слушателей своеобразная «Сказка о потерпевшем крушение». В фольклорном духе в этом произведении отразились представления египтян о волшебной экзотике далеких заморских стран. Незамысловатость сюжета с лихвой окупается в этом произведении яркими картинками непохожей на египетскую природы, чудностью нравов обитателей неведомых островов. Герой сказки — простой египтянин. В своих скитаниях по Южному Красноморью он был выброшен на остров в результате кораблекрушения. Хозяином острова оказывается ужасный обликом змей. Когда первый испуг проходит, мореплаватель убеждается, что владыка островка — существо в общем-то достаточно безобидное и общительное. За египтянином вскоре прибывает корабль, и змей, расчувствовавшись, дарит гостю на прощание дивные сокровища, а тот, естественно, сразу по прибытию спешит со змеевыми дарами к царю. Царь тут же производит мореплавателя в свои телохранители.

Видимо, простые египтяне в период Среднего царства достаточно благосклонно встречали подобные произведения со счастливым концом. Однако ближе к закату Среднего царства, в годы, когда явственно проявляются признаки надвигающегося на Египет хаоса, звучание многих литературных произведений существенно меняется. Уже в «Повести о красноречивом поселянине» заметны черты формирования нового жанра обличительных фантасмагорий. Осмысливая современную им действительность, авторы периода упадка Среднего царства все чаще начинают высказывать сомнения в гармоничности окружающего их мира. При этом форма подобных произведений позволяет причудливо переплетать реальный и выдуманный автором миры, сопоставлять их, искать и находить аналоги и между рефлексией смятенной внутренней неустроенностью души и катаклизмами пораженного злостным недугом света. Самое отвлеченное из подобных произведений — «Беседа разочарованного со своей душой». Острый и неожиданный диалог разуверившегося в злом и бездушном обществе героя с его душой завершается победой последней. Герой больше не хочет смерти, якобы несущей ему избавление от страданий. Он готов вопреки официальным верованиям и дальше наслаждаться реальными жизненными благами, не слишком-то доверяя возможности возмещения недополученного потом, в загробном свете. Впрочем, «разочарованный» не изменяет своего мнения об обществе, в котором ему приходится жить, и тут душа не делает попыток переубедить хозяина в обратном. Это произведение пронизано свободомыслием, эпикурейским духом сомнения в истинности господствовавшего в период Среднего царства религиозного учения.

Еще одно обличение, датированное приблизительно серединой правления XII династии, схоже с «Беседой разочарованного» по форме. Однако здесь герой ведет беседу со своим сердцем. В качестве героя выбран рядовой жрец из Гелиополя, и, возможно, этот образ автобиографичен. Глазами беседующего мы видим происходящие в стране события и в свете наваливающихся год за годом на Египет напастей и злосчастий весьма логичным выглядит обращение героя именно к сердцу. Оно буквально истекает кровью, сопереживая хозяину, оно не в силах вынести океаны неправды и горя, затопившие страну.

«Речение Ипусера» внешне выглядит более реалистичным по форме, чем «Беседы». В этом обличении конкретны образы и обличающего и адресата, к которому обращается взволнованный египтянин. Сама же подача материала близка по принципам к повествованию историческому и, возможно, «Речение» основано на реальных фактах из жизни Египта периода Среднего царства. По крайней мере, 17 страниц, хранящихся в Лейдене, заставляют спорить египтологов о вероятном восстании низов в долине Нила. Об исторических событиях, реальных или выдуманных, говорит в долгом и пламенном монологе, обращенном к царю. Ипусер — знатный обличитель, не побоявшийся высказать правду властителю, которого он считает виновником и зачинщиком всех обрушившихся на страну «беспорядков». Автор жалуется, что миновали в Египте хорошие времена, когда люди чтили закон. Теперь все стали, как звери. Всюду бродят шайки разбойников, а землепашцы на работы вынуждены отправляться с копьем и мечом. Законы нарушены, и «земля перевернута, как гончарный круг!» — восклицает Ипусер. Сущность «беспорядков» автор видит в следующем: «Тот, кто не имел собственного дома, бродил в лохмотьях, выпрашивая подаяние, теперь ходит в одежде из тончайших полотен, мажется душистым маслом, пьет лучшие вина. Тот, кто не имел ладьи, дабы переправиться через Нил, завладел флотилией кораблей, а прежний хозяин смотрит на эти корабли, но они ему уже не принадлежат. Девушка, ранее видевшая свое отражение только в воде, ныне причесывается перед бронзовым зеркалом. Рабы и рабыни стали дерзки в своих речах…»

Ипусер обоснованно, как ему кажется, упрекает царя, ведь центром волнений стала столица, а движущей силой переворота — «ничтожные» люди, подвластные властителю. Они разогнали должностных лиц, разграбили пирамиды, сделали доступными каждому магические заклинания. Невозможно терпеть более «беспорядки», и Ипусер, стих за стихом, начинает с рефрена «Истребите противника местожительства частного».

Если описанные в «Речении Ипусера» события действительно произошли в Египте, то они легли в основу еще одного произведения — «Речения Неферти». Список этой повести, выполненный в середине Нового царства, но по всем признакам, просто скопированный с более раннего источника, хранится в Эрмитаже. Произведение достаточно невелико по объему, но весьма интересно по форме. Автор вкратце в форме предсказания передает картину переворота в жизни Египта, но монолог вложен в уста жреца Неферти, а адресатом сообщения выведен царь VI династии Снефру. Подобная ретроспеция придает особую силу стенаниям жреца-предсказателя, взволнованного открывшейся ему картиной возможного потрясения всех устоев жизни египетского общества. Он призывает своего царя сделать все, чтобы ослабить последствия будущего бунта, причем рецепт в этом произведении выписан достаточно своеобразно: необходимо преодолеть засилье иноземцев в стране. Впрочем, в концовке Неферти успокаивает Снефру: мятеж будет подавлен. Избавителем Египта окажется пришедший с юга царь-восстановитель по имени Амени.

Даже достаточно поверхностный обзор литературы периода Среднего царства убеждает, что творческий потенциал египетских авторов был достаточно высок, а набор технических приемов для воплощения своих замыслов широк и многообразен.

Явственно прослеживаются примеры строгого членения произведений по жанрам, каждому из которых соответствует специфический набор поэтических выразительных средств. В период Нового царства следовало ожидать всплеска мастерства египетских авторов, причем подъем был предопределен не только в литературе, но в зодчестве, науке, живописи.

 

Ослабление египетского государства

Реформы Аменемхета III предопределили сильную зависимость прочности царской власти в Египте от личностных качеств правителя, занимающего престол. Преемники этого талантливого фараона власти удержать не смогли, XII XII династия прерывается. Тем самым божественность происхождения следующей XIII династии, взошедшей на царствование, ставится под сомнение. В результате ослабляются морально-правовые основы передачи власти по наследству, престол становится игрушкой в руках многочисленных претендентов. XIII фиванская династия не только не может установить стабильный порядок перехода власти из рук в руки, но и, возможно, вскоре вынуждена допустить отделение низовьев Нила в полусамостоятельное государство под правлением XIV династии, происходящей из города Ксоиса (Хсау). Причем борьба за столицу, за верховный престол идет с переменным успехом: в списке египетских фараонов мелькают представители и XIII и XIV династий. Иногда им удается удержаться у власти только несколько месяцев, а то и дней. В чехарде сменяющих друг друга правителей становится трудно разобраться, тем более что иногда логика непримиримой борьбы возносит на царский престол совершенно случайных людей, явно не относящихся к царским родам. Некоторые фараоны II-го Переходного периода прямо называют своих нецарственных родителей, другие не находят нужным менять свои имена, звучащие отнюдь не по-царски.

Изредка престол занимают действительно деятельные и талантливые правители. Тогда в стране быстро наводится порядок, распри на время прекращаются, и соседи египтян вновь попадают под мощный пресс завоевательных походов властителей долины Нила. Тут же улучшается экономическое состояние страны, в государстве начинается интенсивное строительство, возводятся пышные изваяния, восславляющие удачливого фараона. Однако это скорее исключение из правил, чем норма. Едва власть переходит к менее талантливым наследникам удачливого владыки, вновь наступают хаос и смута. Правда, распада страны, подобного тому, который наблюдался в Ι-й Переходный период, в Египте не происходит. Даже в пору ослабления царской власти сохраняется понятие самого централизованного государства, и только редкий номарх осмеливается оспаривать верховные права занимающего престол властелина. По крайней мере массовое строительство гробниц номархами, наподобие того, что имело место при XI–XII династиях, в Египте уже не ведется. Более того, египтянам удается удерживать в подчинении отдельные завоеванные ранее области. До конца XIII династии, по крайней мере, ощущается влияние фараонов в финикийском городе Библ, остается под властью египетских правителей и Северная Эфиопия.

Однако в экономике нарастают признаки застоя, связанного с прекращением поступления регулярных трофейных «подпиток» сложившейся системы хозяйствования. Занятые внутренними распрями фараоны редко выбираются в завоевательные походы, а реструктуризация экономики в долине Нила идет крайне медленно.

 

Гиксосское владычество в Египте и Палестине

На рубеже XVIII–XVII веков до н. э. тринадцатая и четырнадцатая династии были сметены с престола вторгшимися в Египет азиатскими племенами гиксосов. Разнородные орды пришельцев в массе своей состояли из западносемитских, т. е. аморейских или ханаанейских племен. Это были вооруженные скотоводческие отряды, к которым примкнули и отдельные несемитские группы. По крайней мере имена некоторых предводителей вторгшихся в Египет завоевателей похожи по звучанию на «прототигридские» («банановые»).

Вторжение шло через восточную Дельту и, вероятнее всего, не было решительным натиском. Скорее действия гиксосов можно охарактеризовать как постепенное проникновение, которому фараоны XIII и XIV династий противодействия организовать не смогли. Со временем гиксосские цари выступают уже в роли фараонов, приняв все их титулы и называя себя «сынами Солнца».

Пришельцы, утвердившись в стране, объявляют себя почитателями египетских богов, в качестве нового государственного бога выдвигая при этом Сета. Несмотря на традиционное египетское имя, новый бог, судя по отрывочным сведениям о его культе, был только отождествленным с одним из богов долины Нила иноземным божеством. Выбор именно Сета в качестве «маскировки» объясняется достаточно просто: одно из мест его почитания находилось на востоке дельты, откуда и началось вторжение гиксосов.

Осевшие в районе низовьев Нила гиксосы правили в Египте не менее 108 лет. В определенной степени пришельцы сохраняли связь с исходными областями своего обитания. По крайней мере в XVII веке резко возрастает число египетских по происхождению находок в Палестине, характер многих из них указывает не столько на торговые, сколько на государственные отношения между Палестиной и гиксосским Египтом. Кроме того, в городах и селениях Палестины в это время появляются богатые двухэтажные дома, нижние части стен которых сложены из камня, а верхние — из кирпича-сырца. Технология возведения их очень напоминает ту, которая применялась в то время в Египте.

Своей столицей гиксосы сделали Аварис на самом востоке египетской Дельты, однако, прочного объединения захваченных территорий им достичь не удалось. По существу, гиксосская держава так и не была создана. Характер поселений этих племен в Палестине и в Египте свидетельствует о «лоскутности» устройства государства гиксосов в XVIII–XVII веках до н. э. Даже мелкие населенные пункты обводились крепостными стенами и глинобитными валами, а крупнейшие города имели мощные системы укреплений с двойными стенами, с тройными башнями. Пандусы при подходах к воротам спланированы были так, чтобы держать осаждающих как можно дольше под обстрелом лучников при попытке штурма цитадели. И, несмотря на это, почти все раскопанные города гиксосов носят на себе следы разграбления и пожарищ. Возможно, наряду с Аварисом, центром гиксосского государства вскоре становится Газа (ныне городище Тел ль эль-Аджжуль близ современного города Газы), причем между ними не стихают междоусобные войны.

Естественно, прочного объединения Египта гиксосами при таких условиях произойти не могло. Владычество пришлых царей не простиралось выше среднего течения Нила, а в Фивах и в соседних областях Верхнего Египта продолжали царствовать египетские династии. Судя по бедности их памятников, пышностью двора они похвастаться не могли, но как будто независимости у них гиксосы отнять не сумели. Только двум иноземным царям, Хиану и Апопи (Апапи) удалось в какой-то мере подчинить своему влиянию Верхний Египет (близ Фив были найдены печатки и камни с их именами). Вероятнее всего контроль гиксосов над Фивами был кратковременным, и явилось это результатом особо сокрушительных военных поражений верхнеегипетских правителей. Однако вскоре, собравшись с силами, фиванские цари отвергли прямую опеку гиксосских фараонов.

Военные поражения египтян в столкновениях с воинственными пришельцами на первых порах выглядят достаточно закономерно. Чередование фараонов XIII и XIV династий на престоле ослабило египетскую армию, и при встрече с серьезным противником она устоять не смогла. Смутные времена не позволяли полноценно обучать войска, а вооружение вторгшихся в долину Нила скотоводческих племен было на порядок лучше, чем у защищающейся стороны. Именно гиксосы впервые ввели колесный транспорт (а в военном деле это прежде всего колесницы), они же показали пример широкого использования конницы в сражениях.

Уроки первых поражений многому научили египтян. В долине Нила стали активно развивать коневодство, вскоре были построены и первые египетские колесницы. Шансы понемногу начинают выравниваться, ибо египтяне активно перенимали у противника передовые приемы ведения войны, а гиксосы теряли силы в междоусобицах.

Впрочем, достойными заимствования у пришельцев оказались не только их военные хитрости. Как положительные итоги нашествия гиксосов можно отметить создание иноземцами алфавитного, упрощенного египетского письма, привнесение ими в восприятие египтянами окружающего мира новых культов — поклонения грозному богу огня и смерти Рашпу и богине Астарте. Несомненно, велика заслуга гиксосов в повышении уровня скотоводства в долине Нила.

Однако, как и всякое нашествие, вторжение гиксосов оставило в сознании египтян тягостный след. Вплоть до манефоновских времен жило предание о гиксосском нашествии как о страшном погроме, после которого еще столетие храмы в стране остались по большей части разрушенными. Неудивительно, что египтяне вскоре начинают активную борьбу с пришельцами. Одновременно происходит характерная для Древнего Востока быстрая ассимиляция захватчиков численно превосходящим их местным населением. Утрата завоевателями национальной способности произошла буквально за два три поколения, и это даже привело к путанице в вопросах определения происхождения фараонских династий. В писках Менфона не вызывают никаких сомнений только XV — явно гиксосская — и XVII династии. Пятнадцатая правит в Аварисе, а одновременно с ней в Фивах существует египетская семнадцатая династия. А вот в отношении XVI династии, представители которой вскоре занимают нижнеегипетский престол, до конца неясно, была ли она гиксосской или фиванской. Сохранившиеся источники дают противоречивые указания на этот счет.

Как бы там ни было, однако в начале XVI века шестнадцатая династия теряет престол. Активную борьбу с ней начал правитель Фив Секененра, а после его смерти возглавлял походы верхнеегипетских войск в Дельту Камос. Борьба с гиксосами переплетается со стремлением вновь объединить долину Нила, и это знаменует начало нового периода в истории страны — периода Нового царства.