поезде уже с самого начала было весело. В нашем купе ехал один высокий, худой, как жердь, и очень смешной мальчик. У него были черные кудрявые волосы, которые он без конца зачесывал пальцами вверх, а они все время падали ему снова на глаза. С этими своими волосами он был похож на девочку.
Всю дорогу этот мальчик болтал как заведенный — главным образом о том, какой он прекрасный лыжник.
— С самой большой горы — раз! — и я уже внизу, — говорил он. При этом он задирал голову вверх и смотрел в потолок, словно там видел вершину горы. Но на потолке не было никакой вершины, а обыкновенная лампочка.
— Прямо так вниз летишь, и все? Нигде не останавливаясь? — удивлялись малыши.
— А как вы думали? Ясно, вниз! А вам кажется, что вверх, в гору? — засмеялся кудрявый и скорчил презрительную мину. Кривляться — это он умел. По любому поводу и каждый раз по-новому — честное слово, как актер какой-нибудь.
Мальцы были просто в восторге. Они на него смотрели так, словно он, по крайней мере, был олимпийским чемпионом, с ног до головы обвешанным золотыми медалями.
Мы с Рыбкой все-таки ему не верили. Что-то в его болтовне было не так. И то, что лыжи у него были новые, прямо из магазина, и то, что он с креплениями не очень-то умел обращаться и палки держал неправильно. Какой он спортсмен!
Но вообще-то это не мешало нам смотреть и слушать, как он валяет дурака. По крайней мере, с ним не было скучно.
Ну и весельчак же он был — просто ужас! Да, к тому же его звали Любомиром. Я в жизни еще не слышал, чтобы у кого-нибудь было такое имя — Любомир.
Мы спросили, как его можно называть покороче, а то Любомир и слишком длинно, и слишком серьезно. А он на это:
— Если длинно, то называйте меня просто… Любомир.
И как тут не смеяться над таким парнем! Но мы сказали, что будем звать его Миреком.
— Называйте, как вам нравится, — согласился он не торгуясь.
Ну и этот Мирек, в конце концов, чтобы нам показать, как он умеет кататься на лыжах, вышел из купе, прицепил лыжи и давай раскатывать по коридору вагона.
Когда он дошлепал до конца коридора, то стал думать, как бы ему вернуться, потому что коридор был очень узкий. Вот Мирек и начал примеряться то так, то сяк, в результате ноги у него запутались; к тому же он то и дело стучал лыжами в дверь купе, где сидел наш воспитатель пан Лешек.
После нескольких таких ударов пан Лешек открыл дверь, видно, он хотел посмотреть, что у нас тут такое происходит. Но никого, кроме нас, не увидел, потому что открытая дверь заслоняла Мирека.
Воспитатель нам сказал, чтобы мы успокоились, разошлись по своим купе и постарались заснуть. А потом вернулся к себе.
Как только мы услышали, что он закрыл дверь, мы снова вылезли в коридор и тихонько посоветовали Миреку включить задний ход и катиться назад. Он кивнул головой и начал осторожно двигаться в нашу сторону. Миреку удалось без приключений пройти мимо двери купе пана Лешека, и все было бы хорошо, если бы в этот момент поезд не начал сворачивать.
Когда вагон дернуло, Мирека бросило на стену. Он закачался, замахал руками и как стукнет палками! Ну и грохот был!
Пан Лешек снова выглянул из своего купе. Он был очень рассержен из-за того, что мы так шумим, но рассердился еще больше, когда увидел, что происходит на самом деле. Воспитатель велел Миреку немедленно снять лыжи, сказал, что поезд не место для лыжных прогулок и чтобы Мирек успокоился.
Мирек лыжи снял, но нам заявил:
— Запомните, ребята! Как только мы приедем, я сразу же встаю на лыжи! Вот тогда вы увидите, на что я способен!
— Ничего мы не увидим, — спокойно сказал Рыбка. — Во-первых, когда мы приедем, будет уже поздно и придется ложиться спать. А во-вторых, турбаза — это не дом тети Клоти, у которой каждый может делать, что ему хочется.
— Что ты понимаешь! — махнул рукой Мирек и для разнообразия начал разминаться. Он приседал, подпрыгивал, махал ногами… Всю дорогу у нас был бесплатный цирк.
Наконец мы приехали на место. Когда мы вышли из поезда, у нас даже дыхание перехватило. Все вокруг было белым-бело. С головы до пят — то есть от земли до верхушек деревьев и горных вершин. А воздух был морозным, и пахло снегом. На станции нас ждали сани. Вернее, не нас, а наши вещи. Мы шли рядом с санями пешком.
До турбазы было два километра и все время под горку, но мы не жаловались, идти было очень весело. По пути мы бросались в девочек снежками, прыгали в сугробы, зарываясь глубоко, до пояса. Мы катались в белом пуху, а пан Лешек сказал, что мы ведем себя так, будто никогда в жизни не видели снега. И это была правда. Все мы, конечно, видели снег, но не такой белый и не столько сразу!
На турбазе нас уже ждал ужин. Он нам очень понравился. Когда мы поели, у всех начали слипаться глаза, и мы единодушно решили, что самым лучшим изобретением человека является кровать. Кроме колеса, конечно. Хотя кто знает, что важнее? Потому что когда человек изобрел колесо, он стал лучше работать. Но когда он изобрел кровать, то ему лучше после этой работы спалось.
Ну и, конечно, мы сразу же отправились спать. Воспитатели, пани Кася, которая должна была заниматься девочками, и наш пан Лешек, пошли в соседний дом на совещание.
В этом доме находился кабинет директора, столовая и кухня. Воспитатели погасили нам свет, пожелали спокойной ночи, сказали, чтобы мы спали, и ушли.
Только с этим спокойным спаньем получилось совершенно иначе. Только мы закрыли глаза, как в нашу спальню прибежала Вожена с криком, что у них ходит привидение. Мы сначала подумали, что она шутит, и сказали ей, что у нас, к счастью, привидений нет и чтобы она поскорее катилась отсюда, уж мы-то хорошо знаем эти их шутки. И вообще, мы уже давно спим.
— Да, хороши герои, нечего сказать, — пробормотала Вожена и вышла.
Похоже, она обиделась.
Нам немножко стало не по себе, очень уж эти ее «герои» задели нас за живое.
Но никто не сдвинулся с места, потому что нам и в самом деле хотелось спать. А когда человек хочет спать, ему все равно, герой он или нет.
Правда, какой-то заспанный голос буркнул, что у девочек, может, и действительно ходит привидение и что надо бы пойти посмотреть…
На что второй голос посоветовал первому перестать болтать глупости, потому что никаких привидений нет.
Третий голос пробурчал, что привидения, может, и существуют, но, как известно, они начинают пугать только после того, как пробьет двенадцать, а сейчас еще и восьми нет. Так что мы можем спокойно спать…
Четвертый добавил, что с этим привидением можно будет расправиться завтра утром.
Пятый зевнул! Ага…
А остальные голоса уже похрапывали.
Я уже вовсю спал, когда дверь снова открылась и к нам вбежала другая девочка, которая кричала еще громче, что у них и в самом деле ходит дух. И еще какой! За окном на снегу в лунном свете появился дух лыжника с одной лыжей на плече. Этот дух ужасно воет и огромной растопыренной лапой стучит в их окно! И чтобы мы к ним пошли, а то они очень боятся. Когда я в этой второй девочке узнал Магду, я забеспокоился. Похоже, там действительно появился дух! Я знаю свою сестру и уверен, что она из-за пустяков крик поднимать не будет.
Поэтому я быстро соскочил с кровати и разбудил Рыбку. Несколько ребят тоже уже проснулись. Мы вместе побежали в конец коридора, в спальню к девочкам. Все они сидели на своих кроватях и тряслись от страха так, что пружины звенели.
Магда показала рукой на окно. Мы выглянули и — о ужас! Под окном стояло какое-то белое высокое привидение. Я почувствовал, как у меня дыбом встают волосы. Было слышно, как Рыбка стучит зубами, и вдруг…
Увидев нас, привидение начало махать длинной лапой и громко орать.
— Если это дух, то слишком уж он громко кричит, — прошептал я. — Похоже, что это какой-то человек.
Мы с облегчением вздохнули и открыли окно.
— Кто там?! — спросили мы, вглядываясь в темноту.
— Нечего задавать глупые вопросы, — ответило белое привидение и подошло поближе.
И тут мы увидели, что во дворе по уши в снегу стоит Мирек.
— Что ты там делаешь?
— Загораю, — сказал сердитым голосом Мирек и начал через окно лезть в комнату. Мы ему подали руки, потому что до окна было высоко, и помогли влезть.
— Вы что, оглохли? — сказал он. — Я стучу, ору, а мне никто не отвечает. Как будто живого духа в доме нет.
При воспоминании о духе девочки начали смеяться. Но Миреку вовсе было не до смеха. Он посмотрел на свою единственную лыжу и заревел.
— Что случилось? Почему ты плачешь? — спрашивали мы его с удивлением.
— Я не плачу! — ответил он и зарыдал еще громче.
Из его всхлипываний и сморканий мы в конце концов узнали, что после ужина он украдкой выбрался с лыжами на горку у дома. А съезжая, где-то на середине горки упал. Одна лыжа слетела у него с ноги, съехала вниз и… он ее уже больше не видел! Ходил и искал. Искал и ходил. В горах рано становится поздно, то есть быстро темнеет — неожиданно стало совсем темно. А он так бродил в темноте, проваливался в сугробы, и у него замерзли и руки, и ноги, и уши, тут он понял, что искать бесполезно, и вернулся к дому. А все двери были заперты. В дом, где находилась дирекция турбазы, он идти побоялся, чтобы воспитатели не узнали о его прогулке. Тогда он нашел какую-то ветку и начал стучать в окно. Откуда Мирек мог знать, что это комната девочек, ведь он даже не успел осмотреться…
— И так все станет известно, — прервал его Рыбка. — Нужно сейчас же сообщить об этом пану Лешеку и разыскать лыжу. А то, если ночью пойдет снег, ты ее найдешь только весной.
Мирек посмотрел на Рыбку и начал всхлипывать еще жалобнее, а мы, как могли, его успокаивали. Тут открылась дверь, и вошли наши воспитатели и директор турбазы. Они увидели свет в окнах девочек и стали беспокоиться, не случилось ли что.
— Почему ты одет? — спросил Мирека пан Лешек. — Хочешь куда-нибудь пойти? Что с тобой случилось? Ты плохо себя чувствуешь?
Пришлось нам рассказать всю историю с самого начала. Нам велели ложиться, а Мирека напоили горячим чаем и накормили аспирином. Потом пан Лешек взял фонарь и пошел искать лыжу.
Мы лежали в темноте и ждали, когда он вернется. Его не было очень долго. Наконец мы услышали шаги в коридоре.
Это пришел пан Лешек. Он был весь в снегу. Пан Лешек сказал, что лыжи он, к сожалению, не нашел, но чтобы мы радовались, потому что идет густой снег и завтра будет очень хорошо кататься с гор.
Но известие об этом вовсе нас не обрадовало. Мы слышали плач Мирека, и никто из нас не мог заснуть до самого утра.
На следующий день лыжа, к счастью, нашлась. Она зацепилась за куст можжевельника у самого потока.
Мирек чуть не плакал от радости. Мы тоже обрадовались.
— Теперь можешь показать, что ты умеешь, — сказал пан Лешек, когда мы поднялись на горку.
Правда, Мирек ничего особенного показать не мог, он в конце концов признался, что вообще первый раз в жизни встал на лыжи. Но вовсе не перестал после этого изображать из себя героя. Мирек продолжает вести себя так, словно он олимпийский чемпион, и очаровывает малышей.
Такой уж он человек!
