Южнее острова Ситки расположен остров Бобровый. Он вытянулся к югу почти на сто миль. От материкового берега остров отрезан узким и глубоким проливом. А у южного входа в пролив море врезалось в берег обширным заливом. Здесь, среди множества малых и больших островов, покрытых зеленой шапкой леса, можно найти не одну спокойную бухту, хорошо укрытую от ветра и любопытных глаз.

На каменистых мысах и скалах, куда ни глянь, лежат бархатно-черные звери. Это морские бобры. Они покачиваются на зеленоватых волнах, ищут корм в зарослях водорослей. В некоторых местах серые камни словно смолой залиты — бобры залегли целым стадом. Никто не мешает зверю, тишина, крикливые чайки, снующие над морем, не привлекают его внимания.

Солнечный, безветренный день. Бриг, выкрашенный в зеленую краску, стоял в удобной бухте небольшого острова у входа в пролив. Несколько индейских батов теснились у его бортов. На берегу виднелись индейские бараборы. Дальше темнел густой лес.

Бриг заметно отличался от галиотов и фрегатов, построенных в Охотске и в Русской Америке. Да и корпуса своих судов русские не красили зеленой краской.

Капитан брига англичанин Роберт Хейли три года назад купил свое судно в Ливерпуле.

В капитанской каюте на раздвижном стуле сидел индеец Котлеан, племянник великого вождя Скаутлельта. По родовым обычаям Котлеан должен был сделаться вождем племени после смерти Скаутлельта. Котлеан был молод и самонадеян. Это он избил индианку-переводчицу на острове Ситке и грозил правителю Баранову. Сейчас он приехал на английский бриг, чтобы выкупить захваченных капитаном Хейли заложников.

Возле индейца стоял креол-переводчик. Русские на острове Кадьяк звали его Иваном. Англичане прозвали Джоном.

— Переведи, Джон: мне нужны шкуры морского бобра.

— Сколько тебе нужно шкур?

— Две тысячи.

— О-о-о, столько у меня нет. Столько нет у всего племени. Вот раньше, когда не было русских…

— Ну, запел свою песню! В конце концов, это становится скучным. Что ж, мне самому добывать бобра? Мои люди попросту не смогут этого делать.

— У русских промышляют бобров кадьякские жители. Равных им на охоте нет.

Капитан отпил из фляги, висевшей у него на ремне, и вытер платком рот.

Хейли был небольшого роста, полный мужчина, никогда не повышавший голоса. На бледном, болезненном лице торчал пуговкой нос. Рыжие густые бакенбарды придавали ему добродушный вид. Он был похож скорее на пастора англиканской церкви, чем на капитана.

— Сколько в год можно добыть бобров в здешних местах?

Индеец подумал, пошевелил пальцами.

— Русские смогут добыть за год десять тысяч бобровых шкур.

Капитан Хейли схватился за голову.

— Десять тысяч? Боже мой, и ты хочешь выпустить этих бобров из своих рук?!

Индеец молчал.

— Скажи, в складах на Ситке у русских много ли бобровых шкур?

— Много.

— Почему не вывозят в Охотск?

— У них погибло четыре корабля.

— Хм… Сколько же на складах шкурок?

— Наверное, три тысячи.

— Так… А если тебе захватить эти склады?

— Русские — мои друзья.

— Хорошо, а если я отпущу твоих людей и не возьму за них бобровых шкур? Наоборот, ты получишь из русского склада всю пушнину, только две тысячи бобров отдашь мне.

Индеец молча покачал головой.

— Не хочешь? Подумай, когда русские укрепятся на Ситке, они заставят твоих людей добывать для них бобра, а тебя самого сделают рабом. Они сделают вот так… — Капитан взял со стола ножницы и сделал вид, что хочет отрезать индейцу волосы, как отрезали у рабов.

Котлеан отшатнулся.

— Котлеан не будет рабом.

— Я слышу, в тебе заговорил мудрый вождь. Ну, а если я подарю тебе десять красных и десять синих одеял и двадцать саженей голубого бисера? Слушай, я дам тебе двадцать ружей, самых новых, таких нет у русских, и четыре медные пушки. Ну конечно, много пороха и пуль. А потом, разве не время тебе быть вождем? Дядя твой стар и плохой воин.

Роберт Хейли видел, как у индейца загорелись глаза. После прихода Баранова к нему в барабору многие смеялись над его бегством, но Баранов простил его и не стал мстить, и Котлеан под нажимом своего дяди Скаутлельта оценил его великодушие. Но теперь в нем заговорило тщеславие.

— Ты навсегда освободишься от русских, — продолжал капитан вкрадчиво. — Необходимо захватить крепость на Ситке и уничтожить русских по всему берегу. Они не ожидают такого удара.

— Мы заключили договор с русским правителем Барановым, подписали бумаги, — нерешительно ответил индеец. — Мы должны быть друзьями.

— Это ровно ничего не значит. Обмануть врага — достойное дело. Надо найти бумагу и сжечь ее, и тогда все будет чисто.

— Хорошо, — все еще колеблясь, пробормотал Котлеан. — Надо подумать. Вот если бы ты дал мне сорок ружей и много рома — мне надо угостить воинов, — тогда…

— Ты хочешь совсем меня разорить, Котлеан. Но что делать, я дам тебе сорок ружей и ром. Итак, ты согласен?

— Согласен.

— Дай руку и поклянись, что не обманешь меня!

Индеец послушно протянул руку.

— Клянусь своими предками, — сказал он, — быть верным своему слову. Пусть меня накажут боги!

— Обещаю разрушить крепость на острове Ситке и убивать всех русских на своей земле, — сказал капитан. — Повтори.

Котлеан повторил слова клятвы.

Роберт Хейли хлопнул в ладоши. В дверях возникла плотная фигура стюарда.

— Пусть помощник приведет ко мне заложников.

Долго ждать не пришлось. Помощник привел четырех индейцев, скованных железными наручниками. Капитан Хейли небольшим ключом открыл браслеты.

— Получай своих, вождь Котлеан. Ровно через пять дней я буду у восточного берега острова Ситки и выгружу там пушки, порох, ружья и все, что ты просил. Собирай людей, медлить нечего. Ах, я забыл сказать тебе, Котлеан, что сегодня утром русский корабль с косыми парусами вышел из пролива и направился на юго-восток, к матерому берегу.

— На переднем парусе у него большая заплата, — сказал Котлеан. — Знаю. Он здесь не первый раз… Капитан возит с собой русскую жену.

— Вот видишь, как далеко забрались эти русские. Ну, иди, великий вождь, тебя ждут дела…

Роберт Хейли подумал, что его торговле мешают и купцы республиканской Америки, которые набивают цены на меховые товары. Когда индейцы ушли, капитан задумался и долго не спускал глаз с тлеющих углей в жаровне.

— Господин капитан, я вам больше не нужен?

— Ах, это ты, Джон… Иди, отдыхай. Скоро тебе придется много работать, — не отрывая взгляда от синеватых огоньков, отозвался капитан. — Скажи помощнику, что я хочу его видеть.

Иван вышел из каюты, тихонько притворив дверь.

Капитан Хейли был странным человеком: жестоким и вместе с тем религиозным. Он не расставался ни днем ни ночью с Библией, подаренной ему на африканском берегу миссионером-англичанином. Днем он носил ее в кармане, а ночью клал под подушку. Так же, как с Библией, он не расставался с пистолетом и держал его всегда заряженным.

Тридцать лет он плавал на невольничьих кораблях, совершавших рейсы из Ливерпуля по знаменитому рабскому треугольнику. Его невольничий корабль отплывал из Англии с грузом разных товаров. На африканском берегу побрякушки прибыльно обменивались на негров, которые на американских плантациях еще раз обменивались с большим доходом на груз колониальных товаров для Англии.

Во время постыдной торговли рабами негры основательно подпирали экономику Англии, негров обменивали на товары, производимые в Англии. На плантациях Вест-Индии невольники вырабатывали сахар, каучук, черную патоку. Привезенные в Англию, эти товары порождали там новые отрасли промышленности. Только за прошлый год доходы от вест-индских плантаций составили четыре миллиона фунтов стерлингов против одного миллиона, полученного от торговли со всем остальным миром.

На совести капитана Хейли не одна сотня негров, погибших от его жестокости. Но не из-за раскаяния он решил бросить работорговлю. Совесть его была спокойна. Роберту Хейли пятьдесят лет, и по ночам он долго не мог уснуть. Появилась одышка, головокружение. Тропическая жара подорвала здоровье, и наступило время переменить климат.

Пять лет назад он встретился с одним интересным человеком — торговцем меховым товаром. Торговец рассказал Роберту Хейли о замечательных шкурках морского бобра и котика, которые можно за бесценок приобрести на северо-западе Американского материка и продать за большие деньги, намного превышающие стоимость черного человека.

И Роберт Хейли решил попробовать. Действительность превзошла все его предположения. Морской бобер и котик за три северных плавания обогатили его. Рассчитывался он стеклянными бусами и бисером.

Если торговля шла плохо, он менял шкурки на ром и брал у индейцев заложников. Еще пять лет такой торговли, и он станет одним из самых богатых людей в Англии. Но мешало одно обстоятельство: русские! Они считали себя хозяевами этой благодатной страны и не давали ему поступать, как он поступал в Африке.

— Сэр, вы меня звали? — Ричард Мейлз, помощник капитана, вошел в каюту. Это был высокий и плотный моряк с огромными ручищами и громким голосом.

— Да, дорогой Мейлз. — Капитан отодвинул Библию. — Садитесь поближе, вот сюда.

Ричард Мейлз поспешно опустился в кресло и приготовился слушать. Отношения с капитаном были у него отличные, но тем не менее он никогда не заставлял его повторять свои приказания дважды.

Капитан начал издалека.

— Здешние индейцы неплохо воюют. — Он зевнул и закрыл рот ладонью. — Но совсем не пригодны для тяжелой работы. Я попробовал продавать их на плантации. Куда там! Через год они умирали. То ли дело черные рабы! Прекрасно переносят тяжелый труд и отлично размножаются. Если бы дело обстояло иначе, в Америке давно исчезли бы все индейцы. Ты не думай, я не жалею, что ушел из Черной Африки, нет. Здешний климат действует на меня благотворно. Я стал дышать свободнее и спокойно сплю. Но уж если я взялся торговать пушниной, то не хочу прибыль отдавать русскому дяде. Я договорился с вождем диких. Думаю, что через месяц мы уничтожим русский форт на Ситке. Он стоит у меня поперек горла, как кость. Русские удачно выбрали место, форт стоит посредине обильных бобровых обиталищ. Здесь нет выбора. Кто владеет Ситкой, тот хозяин бобровых шкур.

— Да, сэр, — поторопился подтвердить помощник. — Я вполне согласен с вами, сэр. Но вместе с тем опасаюсь, не вызовет ли уничтожение форта ответных мер.

— Пусть русские расправляются с индейцами как хотят. Это нам на руку. Они превратят диких во врагов, — отозвался капитан. — Приготовь все по этому списку и, когда я дам приказ, вывезешь на берег. Ты понял меня, Мейлз?

— Я понял вас, сэр!

— Ну вот и прекрасно, а сейчас оставь меня.

Когда помощник ушел, Роберт Хейли вызвал трех матросов, которым доверял больше других. Он угостил их большой чаркой рома и сказал без всяких предисловий:

— Тебя, Том, тебя, Вилли, и тебя, Джек, я высажу на остров. Вы пойдете к русскому форту, скажете коменданту, что я высадил вас за ослушание, и попросите у русских помощи. Пустите слезу: русские, говорят, добрые люди. В крепости обращайте внимание на все. К вам придет индеец и попросит впустить в крепость. Откройте ему ворота. А самое главное, разузнайте, где у русских хранятся бобровые шкурки. Надо ударить краснокожих по рукам, если они попытаются взять их себе. Я по-королевски вас отблагодарю, если дело кончится удачно. Надо разорить русское гнездо. Тебе будет легко, Том, ты ведь говоришь по-русски, — похлопал он по плечу маленького, щуплого матроса.

Наступил вечер. Капитан Хейли долго молился, перед тем как улечься спать. Ровно в десять часов он задул свечу и, положив под подушку Библию и пистолет, улегся в постель.

Вскоре на бриге все спали. Только вахтенный матрос не уходил с палубы. Он следил за якорными канатами, наблюдал за берегом. Ночью ветер переменился, задул с моря, и бриг стал медленно разворачиваться носом на ветер. В темноте матрос не заметил, как к борту подошла индейская лодка. Переводчик-креол Иван по веревке спустился в нее, и лодка так же бесшумно отошла от брига.

Целый месяц зеленый бриг кружил у острова Ситки — поднимался до Ледяного пролива, входил в ситкинский залив, — и капитан Хейли, спрятавшись за островами, наблюдал в подзорную трубу, что делается в русской крепости. Подойти открыто капитан не отважился. Зеленый бриг снова и снова выходил в море и крейсировал у восточного берега острова.

Повсюду капитан Хейли видел кадьякских зверобоев на байдарках, промышлявших для русских морского бобра. А проклятый зверь будто дразнил капитана: море кишело бобрами. Приходилось проходить мимо, чуть не задевая бархатные шкурки бортами. Матросы принимались стрелять из ружей, но только пугали зверя. Несколько раз капитан Хейли останавливался у индейских селений и пытался приобрести бобров, но индейцы отдавали их неохотно, и только за ружья, порох и свинец. К концу месяца в трюме брига лежали четыреста бобровых шкур. Конечно, бобры в Кантоне стоят дорого, но не о такой добыче мечтал капитан.

Он все чаще и чаще думал о том, сумеют ли индейцы захватить крепость на Ситке, и стал плохо спать.

Как-то вечером, встретив у южного мыса три отбившиеся от партии байдарки, он застрелил кадьякцев, а байдарки утопил.

Наконец наступило долгожданное время! Роберт Хейли обошел с запада приметный южный мыс острова Ситки и направил свой бриг между мысом и лесистым островом. Юго-восточный ветер надувал паруса брига и, как всегда, принес дождливую погоду.

Восточный берег острова высок и лесист. Капитан не боялся идти в тумане, зная, что берега приглубы, а море спокойно. Сквозь поредевший туман он разглядел водопад, потом три сигнальных костра, зажженных на мысу при входе в небольшой заливчик. Здесь находилось индейское селение, настроенное враждебно против русских Робертом Хейли. Отсюда шла протока в пролив Погибших, омывающий с севера остров Ситку. Не выходя в открытое море, индейцы на своих батах могли кратчайшим путем добраться до крепости архистратига Михаила.

Пройдя две мили на запад, капитан Хейли увидел еще два огня на берегу и на глубине пятнадцати сажен положил якорь.

— Спускайте обе шлюпки, Мейлз, да поторапливайтесь, время не терпит. Как якорь, боцман?

— Якорь держит, сэр.

Команда на бриге была отличная, все делалось быстро и правильно. За каких-нибудь полчаса шлюпки были спущены на воду, погружены и отошли от борта.

Большая барабора, или кажим, назначенная для камланий кудесников и разных сборищ, была закрыта изнутри, и у входа стояли два вооруженных воина. В бараборе собрались на совет вожди не только с острова Ситки, но и со всех окрестных селений, расположенных на островах и на берегах проливов.

Решался важный вопрос: как быть с русскими? Согласились на продажу Ситки и подписали мирный договор с правителем Барановым три колошских вождя: Скаутлельт — вождь индейцев, живущих на морской стороне острова, Каунхан — вождь многочисленного племени стахинцев и Скаатагеч — вождь чилхатских индейцев. Все они были волчьего рода. На совете присутствовали еще девять вождей, и четверо из них — вороньего рода. Такие советы целого народа были незаурядными и созывались очень редко.

У дверей кажима высился столб с гербом хозяина, принадлежащего к вороньему роду. Он был из племени лягушки, и на его гербе красовалась окрашенная в коричневый цвет лягушка. Остальные вожди поставили доски со своими гербами вдоль передней стены кажима. С одной из досок глядела волчья голова с открытой пастью — герб грозного племени кухонтанов. На соседней нарисован орел. На других изображены головы медведя, гуся, вороны, филина, рыбы кижуч, морского петушка и сивуча.

Индейцы-колоши, природные американцы, жили на островах, примыкающих к материку, начиная от реки Колумбии и до горы Святого Ильи на севере. Их можно назвать морскими индейцами, вся их жизнь связана с морем в отличие от индейцев, обитающих на материке, в лесах.

Колоши разделяют себя на два рода: волчий и вороний. Индеец волчьего рода заочно называет индейца вороньего рода чужим, а в глаза зятем или шурином, ибо колоши женятся только на чужеродной. Так же поступают и индейцы вороньего рода. Однородцы называют друг друга земляками и друзьями. Оба колошских рода делятся на несколько племен, носящих название какого-нибудь зверя, птицы или рыбы. Каждое племя имеет свой знак или герб, на котором изображено животное, именем которого названо племя…

Внутри кажима густой табачный дым ел глаза. Индейцы курили трубки без перерыва. Сначала вожди были согласны со Скаутлельтом. Правитель Баранов слыл грозным, но справедливым человеком, и все считали, что лучше жить с ним в мире. Но племянник Скаутлельта Котлеан после разговора с капитаном Робертом Хейли стал рьяно выступать против своего дяди и сумел склонить некоторых вождей к войне против русских.

На совете Котлеан обвинил Скаутлельта в трусости.

— Ты, которого все боятся, крестился и стал прислуживать русским. Мы должны, как и прежде, торговать только с теми, кто нам больше платит. Баранова надо гнать с острова, крепость разрушить и построить свою. Если ты стар и немощен, я буду воевать вместо тебя… Может быть, ты боишься русских?

Вожди посмотрели на Скаутлельта. Он сидел, склонив голову. На ушах его хорошо заметны восемь дырок, проколотых по числу отпразднованных игрушек. Только очень богатый вождь мог позволить себе такой огромный расход. Это вызывало уважение. У остальных было по две-три дырки.

— Кто за войну? — спросил Котлеан. — Пушки, ружья и порох дают англичане. Их корабль придет сегодня к нам.

Восемь вождей согласились воевать с русскими. Остальные, оставшиеся в меньшинстве, должны были подчиниться.

— Я поведу своих братьев на крепость, — поднял голову Скаутлельт. — Я не боюсь смерти. Все мои родичи — великие вожди. Это знают все. — Он посмотрел в глаза каждому, кто сидел на совете. — Но нанук Баранов отомстит нам жестоко, я это знаю… А теперь, друзья, давайте обсудим, как будем воевать с русскими.

Вожди стали высказывать свои мысли. Никто не торопился и говорил, сколько хотел. Остальные слушали молча, ничем не показывая, одобряют они оратора или не согласны с ним.

На совете вожди договорились захватить ситкинскую русскую крепость. И все же они решили выслушать мнение шамана. Вожди хотели знать наверняка, удачен ли будет военный поход.

После ужина у вождя Скаутлельта они снова собрались в кажиме, прибранном рабами как можно чище. Ярко горевший костер освещал сидящих на скамьях вождей.

Шаман и родственники, помогавшие ему, не ели и не пили весь день, чтобы очиститься.

Послышался удар в бубен, висевший справа от двери. Родственники шамана запели песню. Шаман в полном параде стал бегать вокруг огня, при каждом движении космы его, соприкасаясь, издавали деревянный звук. Шаман не имеет права стричь свои волосы, а чтобы они не мешали, он пропитывает их сосновым липким соком. Волосы превращаются в космы, длинные и твердые, как дерево.

Шаман долго кривлялся всем телом в такт бубну и песням, пока не дошел до совершенного исступления. Глаза его закатились под лоб. Лицо обращено кверху, к дымовому отверстию… Вдруг он остановился и замолчал. Умолкли песни и бубен. Вожди, не отрывая глаз от шамана, ждали, когда заговорит дух, вселившийся в него. Но дух оказался не тот, которого ждали, и, переодев маску, шаман снова начал петь и танцевать. Его помощник бил в бубен колотушкой, обтянутой котиковым мехом, и звуки получались тихие, приглушенные.

— Война будет удачна и добыча богатая. Но десять рабов должны быть убиты, а два — выпущены на свободу, — вконец утомившись, изрек жрец.

Вождь Скаутлельт назначил к смерти своих рабов. У него их было много — больше двухсот. Все они работали на чилхатского волка, умножая его богатства. Вождь никуда, даже за самым нужным делом, не ходил, но всегда рабы носили его на плечах.

Утром с восходом солнца на площадь привели обнаженных рабов со связанными руками, они знали о своей участи и покорились ей.

Им приказали плясать. На смертную пляску приговоренных рабов вышли смотреть все индейцы, проживавшие в поселке, и все рабы.

В танцующих воины пускали стрелы. Не с полной силой, а ранили лишь слегка. Мальчикам дали копья, и они подбегали и кололи рабов. Тела приговоренных к смерти постепенно покрывались кровью, они ослабевали и больше не могли танцевать. Тогда самые сильные воины закалывали их копьями.

Война начиналась.

В тот же день из индейского поселка вышли три малых бата. На переднем сидели воины-разведчики, на втором — английские матросы, на третьем везли съестное и воду в корзинах, сплетенных из травяных кореньев. Узкий, осыхающий пролив, местами шириной всего три-четыре кабельтова, баты прошли за два часа. Гребли короткими веслами с обоих бортов. Когда вошли в пролив Погибших — так его назвали русские, — увидели партию кадьякских байдарок, промышляющих морского бобра. Пришлось прижаться к берегу и пропустить байдарки, идущие на восток к проливу Чатам. Индейские баты двинулись на запад.

До узкой части пролива, где он круто поворачивается на юг, индейцы выгребались почти четыре часа. Потом пошли снова узкости. Здесь грести стало труднее. Ситкинские колоши — отличные мореходы — знали, у какого берега надо держаться, с какой стороны обойти островок, на каком расстоянии оставить мыс. От самого узкого места пролива можно выходить в океан, а можно не отрываться от берега, продолжать путь на юг. Пройдя остров Партовщиков, индейцы решили переночевать. Втащили на берег баты, развели костры, поужинали и, завернувшись в свои плащи, быстро заснули — все, кроме дозорных, всю ночь ходивших у лагеря.

За день колоши обошли весь северный берег острова Ситки, несмотря на крепкий ветер с северо-востока. До индейского селения, расположенного у русской крепости, оставалось всего двенадцать миль.

* * *

В крепости архистратига Михаила неустанно стучали топоры плотников, сбивавших новый фрегат взамен погибшего «Феникса». Партия кадьякцев промышляла морского бобра в окрестных заливах и проливах. Готовили на зиму корма — вялили рыбу. Три дня подряд стояла отличная солнечная погода. Женщины ходили в лес собирать малину и грибы под охраной четырех промышленных, вооруженных ружьями. Они боялись медведей, а больше — колошей.

С большим трудом преодолевая завалы гниющих деревьев, женщины нашли полянку, где малины особенно много. Ягода крупная, сочная и ярко-красная. Однако сладости мало, а запаху совсем не было.

В тот день, когда колоши на своих батах добрались до деревни, подул свежий ветер и погода изменилась. Опять пошел дождь. На этот раз с градом. Промышленные едва успели убрать сушившуюся на жердях рыбу.

В казарме затопили печи. В полдень свинцовые тучи обложили все небо, сделалось темно. Пришлось засветить плошки. А дождь все шел и шел. С гор к морю устремились бурные пенистые потоки, но место для крепости Медведников выбрал возвышенное, и потоки не затопили ее.

Вечером, когда работы были закончены и промышленные отдыхали, к воротам крепости подошли трое английских моряков.

Ворота открыли и отвели англичан к Медведникову. Вид у них был жалкий. Одежда промокла насквозь, ноги в грязи по колено.

— Мы матросы с английского брига, — сказал худой и маленький, с трудом выговаривая русские слова. — Капитан высадил нас на берег. Мы пришли к вам, русские, и просим помощи.

— Почему высадил вас капитан?

— Поспорили с ним. О-о-о, наш капитан — изверг, он назвал нас бунтовщиками. Мы голодны и согласны на любую работу.

— Кто из вас владеет топором?

— Мы все хорошие плотники.

Василий Медведников подумал и решил принять англичан на службу.