Очень-очень давно, — а когда, не скажет ни одна рукопись, потому что их еще не существовало, как и самих людей на планете Земля, — во эту Вселенную начал проникать некто. Позже мы стали звать его Творцом. Но тогда, естественно, никого вокруг не было, а в полном одиночестве нужно ли имя? Но это, в общем-то, не важно.

Так вот, поначалу Творец решил построить нечто похожее на те места, откуда являлся он сам. Однако, увы. Ничего у него не получалось. То ли не знал, с чего начать, то ли на пути возникали непреодолимые препятствия, то ли он и вправду возникал из небытия и элементарно, как говорят ныне люди, не мог найти образца.

Но одно он знал точно — без подмастерьев, помощников ему не обойтись. Отыскав на краю Вселенной небольшой мир, Творец не без удивления наткнулся там на разумную субстанцию. Одна беда — нестабильную. Потому и на подбор вяжущих материалов, эксперименты и прочее, прочее, прочее ушла куча времени. Много больше, чем потом на сотворение планетных аборигенов. Зато результат того стоил. Помощники — а их вышло совсем мало, несколько сотен — получились удачными. Дух их оказался не только бессмертным, но и саморазвивающимся. А также способным на самые неожиданные воплощения. Творец, видя такие способности, назвал подмастерьев инклюзорами. Может, в шутку, может, всерьез. Не в этом суть. Главное, теперь сил на сотворение любого Мира должно было хватить. И накопленных знаний тоже.

Первые инклюзоры действительно были бессмертны, но они многие века спустя, когда Миры был построены, покинули Творца. Должно быть, нашли себе иные Вселенные, в которых принялись за возведение своих миров. Стали новыми Творцами. Мы же, их потомки, с каждым поколением деградируем. Нет, знаний и опыта, переданных нам по наследству от предков, хватает с лихвой. Вот только сроки жизней наших воплощений теперь ограничены. Регламентированы Творцом. Понятно, он хочет держать нас при себе, потому что каждую потерю остро переживает. Ну, да ладно. Одиночество ему пока не грозит.

И все же большинство инклюзоров живет в пределах населенных Творцом Миров. Кроме Земли есть еще несколько. Мы вас не то что контролируем, просто жизнь как процесс намного сложнее, нежели объясняют ваши науки. И порой планетным обитателям бывает невозможно справиться с некоторыми явлениями. Вот тогда и начинаем действовать мы. Почему? Потому что инклюзоры умеют творение ли, деяние — не важно — заключать одно в другое. Например, металл в воздух, мысли в воду, жизнь в смерть. На планетах мы вынуждены обитать в облике аборигенов. Здесь, на Земле, берем человеческие или, в крайнем случае, звериные тела, потому что они наиболее мобильны. И относительно разумны. Но главное, инклюзор всегда чует приближение зла. И его, как любое другое деяние, он может заключить. В камень.

Есть одна тонкость. Творец, создав инклюзоров, наделил их языком, сила слов которого намного больше, нежели сила слова коренного жителя любой планеты. Будто бы все, что мы ни скажем, действует подобно заклинанию. И зерно истины в этом есть.

С некоторых пор на Земле начались беды.

Никто не знает, откуда людям стал известен язык Творца. Вполне возможно, что кто-то совершенно случайно произнес неведомое ему слово. И ему ответили. Может, некто из наших, побывав у вас, обмолвился. С тех пор и пошло. Просьбы, мольбы, даже приказы. А мы устроены так, что не услышать и, тем более, не выполнить того, что велено нам на высшем языке, не имеем права…

Анжелика — отчего-то она сейчас даже в мыслях перестала называть себя Пэртой — потихоньку приходила в себя. Разомкнув веки, она видела сидящую рядом Элизу. Эту маленькую засранку, несущую какую-то ахинею про творцов, инклюзоров, созидания, заклинания. Она это серьезно? Или бесы вселились? Или, может, у ней самой, у Анжелики, снесло башню?

— Элиза, это кто со мной говорил? — еле ворочая языком, спросила девушка.

— Это я, Анжелика, — улыбнулась мерзавка. — Ты просто слушай. Сейчас мне не очень важно, интересно тебе или нет. Мне нужно, чтобы ты мне доверяла. Поверь, я не хочу причинять тебе боль. И не буду этого делать. Просто, если ты решишь продолжить жить своей обычной жизнью, то тотчас обо всем забудешь. В том числе и обо мне. Больше. Никто другой никогда не вспомнит, что видел тебя рядом со мною. Ты чего хочешь?

— Не знаю. Надо бы крепко подумать… Кстати, а что значит — решишь жить своей жизнью? Ты предлагаешь мне чью-то чужую?

Пэрта негромко рассмеялась. Однако Элиза не обратила на такую реакцию внимания. Она перебралась с кресла, в котором, как сказал бы Антонио, кроху пришлось бы искать под микроскопом, на тахту, на которой полулежала Анжелика. Ребенок поднял ручонку и нежно погладил девушку по распущенным волосам. В бездонных глазах этого удивительного создания сейчас не читалось ничего, кроме глубокой тоски.

— Если мы останемся вместе, тебе придется жить моей жизнью, — произнесла Элиза и сделала паузу. — Да. Моей… Нет, речь не о том, что каким-то твоим желаниям места не останется вообще. Останется. Но кто знает, где мы окажемся через неделю, месяц, год? У меня на Земле непростая миссия. И я должна выполнить ее в любом случае. С помощниками или без. Однако сейчас мне очень нужна поддержка. И вера. Хотя бы на то время, пока мое тело не вырастет и не окрепнет… А еще я действительно к тебе жутко привязалась… Знаешь, какое самое страшное чувство?

— Ненависть? Презрение?

Элиза покачала головой.

— Нет. Нет ничего страшнее равнодушия, — совершенно серьезно сказала она. — Когда человека презирают или ненавидят, он небезразличен. Пусть и со знаком минус. Но стоит о нем забыть — только представь: всем забыть — теряется смысл самой его жизни. Вспомни труды любого философа.

Они молчали, наверное, целую минуту. Первой заговорила Пэрта.

— Постой-ка, дорогуша, — сказала она. — Насчет равнодушия, допустим, я соглашусь. Но… все остальное. Оно не укладывается в моей голове. Понимаешь? Даже если все, что ты говорила — правда, мне ее надо осмыслить.

— Я тебя не тороплю, — улыбнулась девочка.

— Прекрасно, — кивнула Анжелика. — И еще. Как бы ты ни старалась выглядеть таинственным существом, передо мною просто ребенок. Человеческий. Мне как тебя называть?

— Так же, — пожала плечами кроха.

— Элиза?

— Элиза.

— Отлично, — вздохнула Пэрта. — И все-таки… Если я приму решение остаться с тобою, я… буду обречена на одиночество? У меня никогда не будет ни семьи, ни детей, ни собственного дома?

Девочка пристально посмотрела в глаза Анжелике и покачала головой.

— Ты правильно поняла. Но не забывай, что ты сама обрекла себя на вечные скитания, взяв в руки Камень. Сама! Конечно, можно все исправить. Расстанемся, ты все позабудешь и, возможно, обзаведешься домом, семьей, но…

— Что — но?

— Пройдет время — все потеряешь. Или сама уйдешь, или… Надеюсь, понимаешь?

— Однако… Какая же ты, оказывается, жестокая.

— Неправда. Просто такова твоя судьба. Не я писала ее сценарий. Ты сама. В своих прошлых воплощениях. А я просто ее вижу. Нет, есть варианты, но они различаются лишь по степени жесткости.

— Значит, у меня нет выбора? — В уголках глаза Пэрты заблестели слезы.

— Не выдумывай, — покачала головой Элиза. — Выбор есть всегда.

— Что ты имеешь в виду?

— Ты и сама знаешь. Решай. Думай. Я тебя не тороплю…

Элиза спрыгнула с тахты, а потом и вовсе вышла из комнаты.

Над помещением повисла звенящая тишина. Удивительно, но даже шум города из-за окна не был слышен. Анжелика пересела в кресло.

Нда. Влипла так влипла. Инклюзоры какие-то… Судьба, которую не изменить… Черт!

Взгляд упал на изумруд. Камень лежал на журнальном столике рядышком с переполненной пепельницей, среди хлебных крошек и кофейных разводов, оставшихся от завтрака. Но даже в таком экстерьере выглядел величественно.

Взять в руки? Собственно, а что я теряю? Все равно, прикоснуться к нему успела. И не просто прикоснуться. Умыкнула подлейшим образом… Хуже-то будет?

Анжелика протянула руку и с опаской прикоснулась к… Инкарнатору? Тот ожил. Почувствовав тепло пальцев, засверкал всеми цветами радуги. Ничего себе! Да нет, не может быть. Просто на него попал солнечный луч. Самое обычное явление. Самоцвет же… И вся эта чертова мистика — детские фантазии. Пусть несколько нетривиальные. Девчонка элементарно насмотрелась фантастических мультиков. Пожалуй. Ох, и детки нынче… Перекусить бы, а то нервы совсем расшатались…

Пэрта сомкнула веки, и перед ее глазами тотчас возникло видение — дымящийся стейк в окружении овощной нарезки, мягкий горячий хлеб и бокал ледяного пива. В нос ударил аромат несуществующего обеда. Черт! Да так недолго и слюной захлебнуться! Все. Хорош мечтать!

Анжелика открыла глаза и собралась подняться на ноги, но взгляд ее упал на давешний столик. Ни крошек, ни следов пролитого кофе… Вместо них воплощенное желание. Мясо, овощи, хлеб. И холодное пиво в запотевшем бокале. Ничего себе…

Колумб твою Америку!

У кого другого бы не то что аппетит, дар речи пропал, а Пэрта уже вовсю орудовала ножом и вилкой. И пиво оказалось свежайшим. Кайф! Вот что значит крепкие нервы.

Несмотря на все происшествия, случившиеся со вчерашнего утра, Анжелика не потеряла вкуса к жизни. Да пошли все эти сумасшедшие инклюзоры со своими миссиями в одно темное и глубокое место! Судьбой они меня пугать будут. Не дождетесь!

Нет, всю эту чушь надо просто забыть. Элиза? Пожалеть можно нормального ребенка. Сиротку. А такое малолетнее чудовище… Да по ней психушка плачет! Или… Да нет, хороший ребенок. Просто надо показать его врачу. Вдруг патология? Может, лекарство какое есть? Или операция поможет? Как ее там? Лоботомия? Или что-то в этом роде. Куда вот она сейчас смылась? Одна по гостинице бродит? Или вообще в город ускакала?

В душу закралось нехорошее чувство. Тем более, голод прошел.

Пойти что ль, поискать ее? Чего доброго, под колеса б не угодила…

Так. Стоп. А кто принес еду?

Взгляд вновь упал на изумруд…

А ты не волшебный ли, братец?

Пэрта постаралась отогнать от себя чудовищные мысли. Волшебный? Ха! Нет, ну не в сказке живем, в самом-то деле! Или… Прикоснувшись к нему впервые, что подумала?

Анжелика изменилась в лице. Побледнела. Она вспомнила. «Чтоб ты издох, старый ублюдок!» Эта мысль относилась к Морто. И он сдох. Совпадение? Дальше. «Хоть бы меня никто не искал». Никто и не искал. А следовало… Так. «Надо забрать девчонку, иначе ее отдадут в приют». Отдали? Нет. Забрала?

Черт! Черт! Черт!!!

Говоришь, судьба моя хреновая? А ну-к иди сюда, зелененький…

Пэрта схватила со столика камень, зажала его меж ладоней и закрыла глаза. Вдруг на самом деле волшебный?

Хочу, чтоб судьба моя стала самой счастливой. Очень хочу! Камешек, милый, ну, пожалуйста! Сделай, как я прошу, а? И Элизу заодно вылечи…

— Не получится, — раздался знакомый голосок. — Он не исполняет желаний, Анжелика. Он просто с тобой играет. Полагаю, что он теперь выдумает для тебя нечто иное. Но ни мяса, ни пива ты больше за просто так не получишь. Это я тебе гарантирую. Инкарнатор большой шутник.

Пэрта разомкнула веки и уставилась в глаза вернувшейся девочки. Как она вошла? Дверь скрипучая, а тут… Или за своими экзерсисами с камнем, ничего не слышала? Скорее всего.

Элиза улыбнулась.

— Я говорила, что Камень сильный. Но он еще и невероятно хитрый, — сказала она. — Ты снова откажешься верить, но я тебе все равно скажу. Инкарнатор живой. А еще… у него нет хозяев. Только рабы. Анжелика, ты хочешь стать невольницей Камня? Это твой выбор?

Пэрта скорчила брезгливую мину и отбросила изумруд на тахту. Снова стало страшно. Тоскливо и одиноко.

— Ты готова дослушать начатую историю? — тем временем спросила девочка. — Или…

— Я готова.

Анжелика и сама не поняла, как эти слова сорвались с ее губ. Не хотела она ничего больше слушать. Ну бред же. Бред! И, тем не менее…

— Хорошо. Осталось совсем немного. Но самое интересное всегда в финале. Не так ли? Но только теперь, когда я закончу, ты дашь свой ответ. Окончательный, бесповоротный и односложный. Да или нет. Чтоб без толкований. Согласна?

Еще чего?! Нет, конечно. Ты с ума сошла, малявка! Да что же такое творится-то? Условия она мне будет ставить…

— Согласна.

Что???

— Точно? — прищурилась Элиза.

— Да…

Куда деваться? Попробуй, не согласись… Эх, будь, что будет…

Это была, как казалось Анжелике, необычная и довольно оригинальная сказка о явлении на Землю некоего чужого зла, которое, постоянно меняя облик, являлось к людям и насылало на них чудовищные войны и страшные эпидемии. Но существовало и зло свое, созданное Творцом — земное. И оно ныне снова нуждалось в помощи. Разница между злом земным и злом чужим заключалась в пустяке. Первое, если можно так сказать, конструктивное, заставляло людей двигаться по пути прогресса, изобретать все новые и новые приспособления для улучшения качества жизни. Чтоб не ослабевал интерес к творчеству. Второе же сметало все на своем пути, оставляя за спиной выжженную пустыню, лишенную не только самой жизни, но — и это совсем чудовищно — смысла в самом ее продолжении.

В мыслях Пэрты смешалось все. Какой-то сумбур в духе народных эпосов. Разве может зло быть не просто злом? Ведь есть черное, есть белое, есть полутона, а тут… Словно само пространство перестало быть трехмерным. Будто время скакало то вперед, то назад, то вообще куда-то в сторону. Все эти творцы, инклюзоры, инкарнаторы… Однако суть, пусть за кончик хвоста, но девушка уловила: «злое зло» служит Инкарнатору (он же знакомый, украденный у покойного ныне Морто, изумруд), который живет своей никому не ведомой жизнью и от нечего делать или свойств характера развлекается, сея среди людей хаос и смерть; «доброе зло» служит Творцу и работает на людей, а инклюзоры, посланники этого самого Творца, должны найти способ доставить Инкарнатора Творцу. Вот тогда-то все и будет замечательно. Нет, не все одновременно состарятся и умрут в один день (ха-ха). Люди научатся побеждать любые болезни, прекратят войны и избавятся от голода и нищеты. Словом, заживут, как в сказке…

«Все бы это было здорово, кабы не одно но, — думала Анжелика. — Они или глупцы или абсолютные идеалисты. Живут в своей Обители миллионы лет, а жизни не знают. Разве такое вообще может быть, чтоб не было ни болезней, ни войн? Люди ж — скоты! Они от безделья и обрушившегося на их головы счастья элементарно пожрут друг друга. Как пауки в банке. Нет? И в чем тайный глубинный смысл „доброго зла“, коль оно есть двигатель прогресса? Это ж не зло вовсе, а учитель гуманизма. Обычное добро. Почему нельзя называть вещи своими именами? Или Элиза до сих пор недоговаривает. А?»

Нет, чем дольше Пэрта слушала юную, но «ужасно мудрую» визави, тем больше сомнений роилось в ее голове. И когда, наконец, Элиза закончила рассказ и спросила Анжелику о том, останется ли она при инклюзоре, Анжелика ответила:

— Нет.

А потом, выдержав паузу, во время которой допила нагревшееся пиво, добавила:

— И вообще, я при своих. Ты меня не убедила, детка. Все, что услышала — это выдумка, достойная лишь комиксов. Ты б сама себя со стороны послушала. Это ж ахинея, милая… Послушай, ребенок, если ты боишься попасть в приют, просто скажи. Я и сама к тебе привязалась. Оформим нужные документы, будешь жить со мной. А про всяких инклюзоров давай больше не вспоминать. Это ни к чему, поверь…