Мигель летел бизнес-классом. Сидел, утопая в кресле и вспоминал о самом счастливом дне своей жизни. О том самом, который свел его с Элизой. Пусть потом же и разлучил. С этой точки отсчета прошло семьсот четыре дня. Почти два года. Долгих, невыносимых, тягостных. Но ничего, скоро они увидятся. Элиза обещала встретить. Обещала? Нет. Она просто сказала: «Я тебя встречу». А он? Проблеял что-то невнятное. Мол, не надо, сам доберусь, только адрес продиктуй. Дурак… Приедет? Ох, как хотелось бы. Но, черт! Зачем тащить с собой набор хирургических инструментов? Что у них там случилось?

В реальность вернул голос стюардессы.

— Господа пассажиры, наш лайнер прибыл в международный аэропорт «Галилео Галилей». Экипаж благодарит вас за то, что вы выбрали нашу авиакомпанию. Желаем вам приятного отдыха…

Уже прилетели? Пиза? Ну, ничего себе у них скорости! Впрочем, расстояние-то — всего ничего.

Конечно же, он не раздумывал. Согласился прибыть сразу… Может, зря? Может, надо было изобразить равнодушие? А потом сделать вид, что оттаял? Говорят, женщины не ценят мужчин, выполняющих все их прихоти беспрекословно. Говорят… А не плевать ли тебе, профессор, что говорят? Своей головы на плечах нет?

Мигель даже рассердился на себя и чуть не оступился на трапе. Черт! Хватит забивать себе голову домыслами!

Девушку он увидел сразу. Та стояла прямо возле стеклянных дверей. В белой блузке, в воздушной желтой юбочке чуть выше колен и с крохотным букетиком каких-то мелких цветов. Боже, цветы-то зачем?

— Привет, дорогой, — широко улыбнулась она, стоило Родригесу войти в зал.

Подскочила и звонко чмокнула его в щеку. Словно не было лет разлуки. Будто расстались только вчера.

— Рад тебя видеть, — чуть смутившись, робко улыбнулся Мигель. — Прекрасно выглядишь.

— А ты здорово похудел. Сел на диету?

Они шли сквозь зал к стоянке автомобилей. Под руку.

— Скажешь тоже, диета. Разве это возможно, когда на свете столько вкусного? — усмехнулся Родригес. — В спортзал хожу. Решил держать себя в форме.

— Правда? — восхитилась Элиза. — Ну, ты даешь!

— Между прочим, во всем ты виновата. Не мог смотреть на себя в зеркало.

— Ой, мне ты нравился и толстым, — ответила девушка, еще сильнее прижавшись к плечу мужчины. — Прости, что так долго не давала о себе знать…

Они подошли к крохотному небесно-голубому кабриолету.

— За руль сядешь? — спросила Элиза.

— Запросто, — ответил Мигель, кинув сумку на заднее сидение. — Но я дороги не знаю. Придется тебе быть штурманом.

— Тогда лучше я сама поведу. Не возражаешь?

— Нисколечко, — ответил Родригес, усаживаясь на пассажирское сидение. — Наоборот. Обожаю, когда женщина за рулем. Вы водите гораздо аккуратнее.

— Такое не часто услышишь, — сказала Элиза, включая зажигание. — Все-таки ты исключительный. Нет, правда!

Они рассмеялись. Вместе.

Ехали по живописной дороге, вьющейся меж бесконечных виноградников. Говорила Элиза.

— Ты меня извини за молчание, хорошо? Просто порой не все зависит от нас самих. У нас вплоть до последнего времени происходило что-то из ряда вон выходящее. Я словно спала. Вокруг ходили люди, что-то делали, а я… Такое впечатление, будто находилась под наркозом. Ни чувств, ни эмоций, ни воспоминаний… А потом очнулась. Вмиг. И все встало на свои места.

— И давно ты очнулась? — спросил Мигель.

— Так вчера! И сразу же тебе позвонила. Честно-честно!

— Да верю, верю, — ответил Родригес, хотя и не поверил ни единому слову подруги.

Разве можно проспать два года? Не в летаргии, естественно. С другой стороны, какая разница? Может, занята была. Или роман с другим крутила… Плевать. Меньше знаешь, крепче спишь.

— Не веришь, — меж тем констатировала факт Элиза. — А зря. Знаешь, ехать нам все равно долго. Давай-ка я тебе обо всем расскажу. С самого начала. И пусть все это мало смахивает на реальность, но прибудем на место — убедишься сам. Увидишь своими глазами… Ну что, будешь слушать?

— Обожаю сказки! — улыбнулся Мигель, но осекся, увидев в зеркальце серьезный, даже какой-то напряженный взгляд Элизы.

— Алишера, между прочим, ты сам обследовал, — сказала девушка. — Поведай о его способностях кто другой, поверил бы?

— Рассказывай…

Они давно миновали и виноградники, и серпантины, и дивное приморское шоссе. Въехали в Фоллонику, когда Элиза закончила свою удивительную историю.

— Ну, что ты по этому поводу думаешь? — обратилась она, выдержав небольшую паузу. — Мигель? Ты что, заснул? Ты меня вообще слушал?

Родригес только сейчас сообразил, что ему задан вопрос. Встряхнулся. Настолько был погружен в атмосферу рассказа.

— Да, да, конечно. Конечно, слушал! — ответил он. — Если то, о чем ты говоришь, на самом деле реально…

— Все реально, Мигель! — воскликнула девушка. — Если б ты… Я бы просто не смогла ничего сказать человеку, которому не доверяю на все сто. И это вопрос жизни и смерти. Понимаешь?

— Чьей?

— Моей, в том числе, — вздохнула Элиза. — А если все пойдет не так, то и твоей. Еще не поздно отказаться. Тогда… Тогда я высажу тебя у отеля и займусь решением проблемы сама.

— А ты управишься с инструментом? — улыбнувшись, спросил Родригес. — Ну, уж нет, дорогая. Коль я все равно здесь, то должен увидеть все собственными глазами. Не беспокойся, рука не дрогнет. Сделаю все, что смогу. Обещаю.

В центре городка остановились. Сдали кабриолет — тот оказался прокатным. Пересели в старенький пикапчик и поехали в сторону виллы. Молчали. Элиза, похоже, выдохлась, а Родригес осмысливал услышанную недавно историю. Боже, какая ерунда! При ближайшем рассмотрении. Инклюзоры какие-то, Ятарная комната, Изумрудная Скрижаль, Эхнатон, Растрелли, Борман, воплощенное зло… Каша! Натуральная каша, пусть и не без изюма. Если Элиза не сошла с ума, поверить во всю эту чушь просто невозможно. Мозг отказывается. Нет, в любом случае надо увидеть «нечто» своими глазами. Тогда или все станет на свои места, или…

О втором «или» думать не хотелось. Но отчего-то только о нем и думалось…

* * *

Шура с Петером стояли посреди пустыни. На вершине бархана. Ноги их утопали по самую щиколотку в вязком песке. Было холодно. Мужик даже порадовался собственной предусмотрительности — куртка кое-как, но согревала. Стрелин же не мог унять дрожь.

— Пойдем что ль? — негромко спросил он. — А то я сейчас совсем околею. Хрена себе, египетские ночки!

— Куда идти-то? — отозвался Петер. — Где его тут искать. Сахара — это тебе не чулан. Ну? Что думаешь?

— Думаю, надо обратиться к Инкарнатору, — ответил Шура. — Самим тут и с бутылкой не разобраться. Доставай Камень.

Петер вынул из кармана самоцвет. Подышал на него, протер рукавом. Зачем? Черт его знает! Чтоб блестел ярче. Или так, на автомате.

— Ну, скажи нам что-нибудь полезное, Изумрудная Скрижаль, — проговорил он.

Камень молчал. Ни слова, ни огонька из себя не выжал.

— Вот ведь, — вздохнул Мужик. — Как шутить глупо — нет проблем, а реальная помощь нужна — не дождешься. Он молчит, Саш. Чего-то ты совсем…

Петер снял с плеч куртку и накинул ее другу на плечи. Сам остался в свитере. Ничего вроде, пока греет.

— Спасибо, братан, — кивнул Шура. — И впрямь не Канары. Северный полюс какой-то! Давай хоть вниз спустимся, там ветра нет.

— Согласен.

Не успели они сделать и трех шагов, Камень, лежащий у Мужика на ладони, легонько завибрировал. Ожил? Похоже на то. Но слова из себя не выдавил. Зато зародившийся где-то в зеленой бездне красный огонек вырвался вдруг наружу и засветил тоненькой линией. Лучиком. Как раз в том направлении, куда друзья и пошли. Под бархан.

— Слушай, по-моему, он нам дорогу показывает, — немедленно отозвался Петер. — Пойдем-ка побыстрее.

Парни чуть не бегом бросились вниз. И чем ближе они были к подножию песчаного холма, тем сильнее разгорался путеводный луч, который как раз уткнулся в одну точку, так с нее и не сдвинулся.

— Похоже, под ней что-то есть, — прошептал Шура, присев перед небольшой каменной плитой в самом низу. Сними-ка с меня куртку. И будь наготове.

— Понял, — ответил Петер, выполняя поручение.

Стрелин ладонями сгреб с камня песок, расширил пальцами щели и попытался ухватиться. Получилось. Но вверх плита не пошла, пусть и чуть поддалась. Слишком тяжела.

— Может, поможешь? — нервно спросил Шура. — Не видишь, корячусь.

— Запросто, — ответил Петер.

Он достал из ножен, притороченных к ремню, охотничий нож, опустился на колени рядом с другом и сказал:

— Попробуй, еще разок приподыми, я его в щель вставлю. А там вместе ухватимся.

— Ну, ты, башка! — восхитился Стрелин. — На счет три. Р-раз, два и… три!

Шура приложил значительное усилие, рванул камень вверх, однако пальцы соскользнули. Не удержал. Плита упала. Но не в пазы. Дело было сделано. Нож оказался в щели.

— Великолепно, — улыбнулся Стрелин. — Ох ты, теперь можно с этой стороны вдвоем подцепиться. Попробуем?

— Легко, — кивнул Мужик.

Плита оказалась легче, чем ожидали друзья. Но все-таки достаточно тяжелой для того, чтоб со лбов закапал пот. Когда она, наконец, опрокинулась на песок, взглядам предстала дыра. Или нора?

— И кто из нас в нее полезет? — усмехнувшись, спросил Петер.

Вопрос прозвучал в высшей степени глупо. Отверстие, пробитое в какой-то твердой породе, похожей на гранит, было диаметром сантиметров в сорок, никак не больше.

— Хочешь рискнуть? — взглянул Мужику в глаза Стрелин. — Я не возражаю. Вперед!

Петер ничего не ответил. Зато отозвался Инкарнатор. Лежащий на песке рядом с норой, высветил красные буквы. «Я пойду. Бросьте».

— А он не треснет? — с тревогой спросил Мужик.

— Кидай. Сам попросил, — ответил Шура.

Стоило камню исчезнуть в отверстии, на глубине что-то ухнуло. Не по-детски. Аж земля ушла из-под ног. Словно разорвалась бомба. И в ту же секнунду из норы вылетел в небо Камень. Но не один. Похоже, к нему что-то прилило. Или…

— Лови его! — крикнул Стрелин.

Мужик молниеносно схватил куртку, растянул ее на руках и прыгнул к месту предположительного падения. Угадал…

Было трудно поверить глазам, но Инкарнатор был действительно не один. В него широко раскрытыми челюстями — их мертвой хваткой — вцепилась небольших размеров змея. Белая, почти прозрачная. Кожа, как матовое стекло. Только под головой темное кольцо.

— Невероятно! — воскликнул Шура.

— Хм… Это… Это и есть воплощенное зло? — ухмыльнувшись, проговорил Мужик. — Ну, не знаю, не знаю.

— Заворачивай их скорее! — нервно отозвался Стрелин. — Правда или не правда — потом мозги чесать будем.

Они скатали куртку в плотный куль, который для верности перевязали веревкой. Шура взял получившийся сверток и поднялся на ноги.

— Не знаю, сделано ли дело, но все на то и указывает, — улыбнувшись, произнес он. — Пошли, что ль, обратно?

— А ты помнишь, с которого бархана мы спустились? — резонно спросил Мужик.

Друзья огляделись. Вокруг них высилось четыре песчаных холма. Практически одинаковых.

— Кажись, с этого, — неуверенно проговорил Шура, указав рукой на один. — Или с того?

Черт, и Инкарнатора-то не спросишь. Развернешь — рептилия скользнет. Или ужалит. Что делать?

— Давай хоть следы свои поищем, — предложил Петер. — Маловероятно, конечно, что их не задуло, но все-таки. Или наверх поднимемся. Оттуда легче сориентироваться.

Следов, естественно, не нашли. Пески жили, двигались. И вид сверху установить местоположение пещеры не помог. Еще и звезды словно издевались. Подмигивали.

— Саш, у тебя в школе по астрономии какая оценка была? — спросил Петер.

Сам-то он ее вообще не изучал. «Предмет на выбор». Ну и не выбрал. Какой смысл звезды считать? Сейчас пожалел.

— Троечка, — ответил Стрелин. — Знаю, что хреново. Можешь не продолжать. Черт! Это ж надо — и дельце обтяпали, а на обратном пути застряли. Во непруха, да? Мысли есть?

И тут Петер вспомнил…

— Есть мысли, — уверенно кивнул он, а потом, выдерживая паузы после каждого слова заговорил: — Каждый… охотник… желает… знать…

При этом он поднял руку и указал на что-то, что было за спиной Шуры. Тот обернулся.

В иссиня черном ночном небе висела над соседним барханом пусть блеклая и неяркая, словно в дымке, самая настоящая радуга…

* * *

Анжелике было приятно, что кто-то еще помнил ее старое прозвище. Которое сама она когда-то любила больше собственного имени. Пэрта. Оно ассоциировалось с лучшими годами жизни. С теми, пока рядом не появилась эта белокурая бестии, что все испортила и разрушила.

— Пэрта?

Женщина стряхнула воспоминания, уставилась на вернувшуюся за стол красотку. Боже, как она хороша! А ведь когда-то и я была такой же… Жаль… Как жаль упущенного времени!

— Время течет в любую сторону. В какую направишь, — произнесла Морта, поднимая бокал с вином. — Уж я-то это знаю наверняка. Ты сделала все, что смогла. Даже больше. Ты заствила ценить его земные чувства, привела его к любви…

— Кого его? — не поняла Анжелика.

— Инклюзора, — улыбнувшись, ответила Морта. — Элизу, если тебе так привычней. Теперь все будет по-другому. И Творец это знает, потому не вмешивается. Он отпускает тебя, как отпустил Инкарнатор. А помнишь ли ты, кто есть я? Мою суть помнишь?

— Зло? — неуверенно спросила Пэрта.

— Именно, — кивнула Морта. — Зло. Пусть воплощенное и трансформировавшееся, но сути своей не потерявшее. И я хочу сегодня отплатить тебе за все. Злом. Чем же еще?

— За что? — воскликнула Анжелика.

— Все вопросы оставь на потом. Сначала дослушай, — попросила Морта. — Кто-нибудь скажет мне, разве не зло — обречь кого-то на жизнь с настоящим художником? Характер гения — далеко не сахар. Он может обидеть ни за что, изменить. Он будет любить тебя, но при этом сделает твое существование невыносимым. И ты будешь любить его, служить ему вдохновением… И это тоже зло. Потому что главное в человеке — душа. А душе нужна воля, а не кабала, пусть и добровольная… Я могу оставить все, как есть. Это просто. Но могу и показать выход. Да, да, к нему. К Антонио. Там он пока еще не начал писать знакомый тебе портрет. Размачивает кисти. И кто знает, явись к нему сейчас кто-то, кого он любит, волосы останутся черными, а Камень забудется навсегда…

— А глаза? — шепотом спросила Пэрта. — Он не вырежет себе глаза?

— Если с ним будут рядом, то нет, — ответила Морта. — Не вырежет. Он побоится потерять чужой взгляд, полный любви… Ну что, примешь ты мой дар? Или оставим…

— Приму, — уверенно произнесла Пэрта. — Я приму твой дар, Морта.

— Что ж, возьми чашу забвения. Она наполнена мною. Злом. И испей ее до дна…

* * *

Импровизированную операционную устроили прямо на кухне. Элиза отдраила пол и стены, принесла откуда-то пару софитов на телескопических стойках. Накрыла огромный стол несколькими одеялами и белоснежной простыней.

Родители Алишера еще днем уехали в Рим по финансовым делам. Должны были вернуться лишь завтра. Сам подросток лежал сейчас на столе без сознания, которого отчего-то лишился еще прошлой ночью. Нашли его в роще, на полянке.

Возле подоконника стояли Шура с Петером. Попросили о присутствии, твердо пообещав не мешать профессору ни советами, ни действиями. Тот долго колебался, не желая пускать в «операционную» посторонних, но в конце концов сдался. Элиза сказала, что возможно потребуется помощь.

Сама девушка, облаченная в белый халат и шапочку, сейчас находилась по другую сторону стола, напротив Родригеса. Оба в перчатках и стерильных масках.

— Ну что, начнем? — спросила она. — Пилой вскрывать будешь?

— Еще чего. У меня самый современный инструмент, — ответил Мигель, попробовав под столом педаль, отчего в его руке жикнула маленькая дрель с плоской круглой насадкой вместо сверла. — Возьмись за его подбородок и прижми голову к столу. Не дай Бог, дернется.

— Не дернется, — сказала Элиза, хоть и безропотно подчинилась. — Я ему такую дозу наркоза вкатила, что сейчас боюсь, кабы он совсем ласты не отбросил.

— Не такую уж и большую, — ответил Родригес. — Черт, в первый раз работаю по живому телу. Я ж не хирург, а всего лишь физиолог… Ладно, приступим. И да поможет нам Бог.

Мигель запустил дрель и поднес режущую насадку к линии реза, предварительно нарисованной фломастером. Процесс пошел.

Увидев, что профессор вполне справляется, Элиза отпустила голову пациента и принялась распутывать узел на веревке, стягивающей мужикову куртку. Поспела как раз вовремя.

Крышка черепа отскочила с хлопком похожим на тот, с каким открывают стеклянную консервную банку. В ту же секунду в руках Элизы оказался Инкарнатор с до сих пор не отпустившей его рептилией. Мигель, ловко орудуя какими-то зажимами и лопатками, достал из головы Алишера красно-белый сгусток размером с половину крупного апельсина. «Второй» мозг. Этот в отличие от «первичного» — довольно темного и на вид вполне своеобычного — выглядел неживым. Был невероятно плотным и совсем не пульсировал.

Девушка хотела было поднести к сгустку Камень, но, словно услышав в голове команду, повернула руку другой стороной и опустила в плоть хвост бледной змеи. В это же мгновение у всех, включая парней, стоящих поодаль, заложило уши. Но не от грохота, а словно бы люди оказались в вакууме. Такая вдруг воцарилась тишина. Даже лежащие на полотенце инструменты, задетые Родригесом, не издали ни единого звука.

А потом, прошло секунд, наверное, пять, освобожденный Инкарнатор упал на грудь подростку. Соскользнул на стол, со стола вниз, но до пола так и не долетел.

Что-то хлопнуло.

Самоцвет исчез. Буквально растворился в воздухе. Исчезла и белая ящерица. И неживой сгусток, вынутый из головы Алишера минуту назад, с шипением и дымком растворился в сгустившейся вдруг атмосфере кухни…

Али Шера не стало?

Да. Не стало. Тот, который давно был Земле не нужен, навсегда покинул ее…

А доктор Родригес уже собирал череп мальчика. Ему было некогда отвлекаться на «всю эту мистику». Ведь дороже жизни нет ничего. Во всяком случае, Мигель думал в эти минуты именно так…