— Сто лет не виделись, а ты молчишь, как рыба в консерве. Что происходит, Мужик?

Шура сидел за столиком напротив Петера в маленьком кафе под открытым небом уже четверть часа. Разговор не получался.

— Короче, Мужик, если ты сейчас же не придешь в себя, я тупо уйду. Сниму комнату, потом найду какую-нибудь подружку с хорошей фигурой и… Сам себя выручай. И сам во всем разбирайся. На кой ты меня вытащил?

События, произошедшие за последнюю неделю, выбили Петера из колеи. Больше — вызвали в его душе настоящую панику. В воскресенье он решился позвонить в Россию, в Санкт-Петербург. Саше, своему лучшему другу. И единомышленнику. В смысле любви к приключениям.

* * *

Со Стрелиным Петер познакомился еще в международном детском лагере Артек, куда отец, тогда еще мастер с автозавода, ценой каких-то невероятных усилий сумел выбить бесплатную путевку для сына.

Дружба началась необычно. Шура, белобрысый мускулистый подросток из Ленинграда, почувствовав свободу от неусыпного родительского ока, отдыхал вовсю. Отрабатывал на товарищах по отряду приемы диковинной борьбы, называемой юным экстремистом «русским стилем». Юному подонку было все равно, из какой дружественной страны приехал его случайный спарринг-партнер. Шура одинаково беспощадно метелил всех «братьев» — и кубинцев, и вьетнамцев, и венгров с поляками.

Неожиданное сопротивление Стрелин встретил лишь однажды. И от кого?! От дрищавого ботаника-чеха, который упредил звериный выпад юного террориста метким попаданием в оставшийся без прикрытия пах. И, развернувшись, пошел своей дорогой. Как будто ничего и не произошло. Ну, наглец!

Но Шура не обиделся. За обедом подсел к Петеру и поблагодарил за урок. И за оказанную честь. Мол, держи краба. Уважаю.

Мужик равнодушно пожал руку, после чего продолжал вкушать винегрет. Не потому, что русского языка не знал, — с этим было все в порядке, иначе не видать Артека как своих ушей, — просто с таким козлом общаться совершенно не хотелось. Однако Стрелин истолковал все по-своему. Типа, иностранец. Стесняется акцента.

— Да ладно, не тушуйся, — сказал Шура и панибратски обнял паренька за плечи. — Плевал я на говор. Главное — сила. И стержень. Про силу не знаю, а стержень у тебя есть. Тебя звать-то как?

— Мужик. Отвали, — ответил Петер, сбросив с плеча руку.

— Да я к тебе особо и не приваливал, — хмыкнул Стрелин. — Подумаешь, имя спросил. Не хочешь — не отвечай. Тоже мне, орел.

— Не орел, а Мужик. Фамилия моя.

— Мужик?

— Да, — кивнул Петер.

Ему стало смешно. А этот русский ничего. Просто ведет себя так, потому что все его боятся. Никто не дружит… Как и с ним самим.

— Правда, что ль? Мужик? — переспросил Стрелин, удивился. — Тебе б с такой фамилией в СССР жить. Клево. И кликуху придумывать не надо. Мужик, как говорится, он и в Африке мужик.

Петер недоуменно посмотрел на навязчивого собеседника.

— Я не из Африки. Я из Чехословакии.

— Да понял я, не дурак, — кивнул Шура. — Про Африку — это поговорка. Как и про Пушкина.

— А Пушкин при чем? — не понял Петер.

— Да так, — стушевался Стрелин. — Ни при чем, в общем. Просто тоже… этот… герой народных поговорок. Типа, уроки кто делать за тебя будет? Пушкин?

— А-а… — проговорил Мужик. — Понял.

Хотя по глазам было видно — ни черта он не понял. Почему, скажите, Пушкин должен делать за меня уроки? Он же поэт. И умер давно. Ерунда какая-то.

Шура меж тем про Пушкина забыл. Как и про Африку с Чехословакией. Главное, теперь есть, с кем можно дружить. И не из пугливых. Это принципиально.

— Короче, так, — излагал он свои планы на ближайшее будущее. Негромко, чтоб посторонние не услышали. — На тихом часе незаметно линяем с территории. Я там такие пещеры нашел, закачаешься! Надо только фонарик где-то свистнуть и веревку, чтоб не заблудиться и без проблем обратно выбраться. Там, блин, настоящий лабиринт. Сталактиты всякие, сталагмиты. Ну, эти, сосульки такие здоровые. С полу и с потолка. Слыхал?

— Слышал, — кивнул Петер.

— А не знаешь, те, что сверху, как называются?

— Нет.

— Плевать! Сейчас это не важно, — отмахнулся Стрелин. — Дома в книжках прочитаем. Главное, сперва самим увидеть. Ну что, идем? Или ссыкуешь?

Петеру, конечно, побаивался. Но не настолько, чтобы отказаться от приключения. Наоборот, ему было жутко интересно… Вот только идти с этим битюгом никуда не хотелось. Какой-то он отмороженный. Неприятный. Но показаться трусом? Это уж вообще никуда не годилось. Внутренняя борьба закончилась со счетом один-ноль. В пользу неизведанных пещер.

— Я согласен, — сказал он. — Фонарик у меня есть. И веревка тоже. Отец говорил, что в Крыму горы, я взял все с собой. Ледоруб еще есть. Брать?

— А это что за хреновина? Лед, что ли, рубить? — удивился Стрелин.

— Топор специальный, чтоб за лед цепляться, когда над ущельем пробираешься или на вершину идешь, — спокойно объяснил Петер. — Чтоб не соскальзывать.

— Бери, дружище, — весело прошептал русский. — Такая штука может пригодиться. Хотя… гололеда там, по-моему, нет…

После обеда возвратившись с отрядом в корпус, Шура с Петером незаметно сложили рюкзак и под видом отлучки по нужде вышли на улицу. Вожатый еще пальцем у виска покрутил — в сортир с багажом? Ну-ну. Туалетную бумагу за плечами носим? Дебилы великовозрастные. Впрочем, неладного не почувствовал. Отряд интернациональный. Уж сколько здесь всяких чудиков было — у многих странности. Да еще и со своими традициями. В общем, обошлось.

Мальчишки, добежав до ограды, перемахнули на ту сторону и, прячась в зарослях, выбрались на тропинку. Это место из лагеря было уже не видать. Отлично.

До скрытого от глаз растительностью лаза добрались быстро. Единственная проблема — слишком узкий проход. Взрослому человеку, случись что, не протиснуться. Но ведь ничего не случится? Веревка есть — натуральная нить Ариадны, фонарик со свежими батарейками. Даже ледоруб на случай непредвиденной опасности. Кромка-то острейшая. Им и змею разделить можно. На две змеи…

Мужик простым морским узлом привязал веревку к ближнему дереву, взял фонарь и полез первым. Стрелин от такой наглости обалдел. Но промолчал. Друзья ж. Наверное…

Сначала было тесно. Да так, что пришлось ползти на животе. Но метров через десять встали на четвереньки. А еще через пару-тройку минут и на ноги поднялись. И вот тут-то началось самое интересное. Кончилась веревка…

С другой стороны, пришли ведь уже. Да… Пещера оказалась действительно обалденной. С потолка свисали огромные бело-розовые сосульки, которые в луче фонаря играли разноцветными бликами. Под сосульками из пола торчали похожие на них столбики. Их было столько… Но вместе отойти от лаза было бы глупостью — вмиг заблудишься. В стенах зала со всех сторон зияли многочисленные черные дыры. Натуральный лабиринт.

Шура был готов ради друга пожертвовать многим. Буквально всем. В конкретном случае «буквально все» заключалось в предоставлении приоритетного права. На осмотр достопримечательностей.

— Ты, Мужик, бери с собой фонарь и иди. Я здесь покараулю, чтоб веревку не отпускать. Вернешься, я пойду. Так нормально будет?

Петер от такого проявления благородства чуть не поехал по скользкому от воды полу.

— Спасибо, Саша, — искренне поблагодарил он.

— Да, ладно, брось ты. Ради друга чего не сделаешь, — смутился Стрелин.

Пещера и вправду оказалась чудо, как хороша. Столбы и сосульки при ближайшем рассмотрении состояли из окаменевшего льда с вкраплениями в него разных кристаллических пород. «Надо кусочек на память отломать, — подумал Мужик. — Дома мальчишки сдохнут от зависти».

Решение в голову пришло мгновенно. Ледоруб-то на что? Петер положил фонарь на невысокий сталагмит с более-менее плоской вершиной, размахнулся ледорубом и со всей дури саданул по здоровенному сталактиту. Тому самому, что висел прямо над фонариком…

Свет погас. Когда эхо от грохота стихло, Петер услышал издали испуганный голос Стрелина:

— Мужик, ты живой? Эй, Мужик? Ну, ответь же, собака!.. Эй, кто-нибудь, помогите!

Вот тут-то до Петерова разума наконец-то дошел весь кошмар происходящего.

Ноты Сашиного голоса, отскакивавшие от всех препятствий, рассыпались на сотни послезвучий. Звенели в пещере множеством колокольчиков дьявольского эха… Черт! И что теперь делать? Куда прикажете идти?

Петер, помнится, где-то читал, что если говоришь свистящим шепотом, эха не бывает. Попробовать? А чего терять? Ответить надо в любом случае.

— Саша, я жив. Все нормально. Только одна сосулька отвалилась, — довольно громко зашипел Мужик.

— Придурок! Я же испугался! А фонарь где? — чуть помолчав, отозвался тот. Но громко.

Гадское эхо!

— Не знаю, разбился, наверное, — вновь зашипел Петер. — Саша, я плохо понимаю, что ты говоришь. Говори шепотом — все, что угодно — я попробую идти на твой голос…

Удивительно, но все получилось. Грязные и оборванные, пацаны через полчаса таки выбрались наружу.

А по пути к лагерю Петер подучил русский. Нелитературный. Узнал, например, значение слова «мудак». И еще нескольких…

* * *

С тех самых пор и завязалась их дружба. Необычная, слов нет. Стержнем ее, осью, на которой держались отношения, была неуемная тяга к приключениям. И здоровый авантюризм. Раньше чуть не каждый год ездили друг к дружке в гости — сперва по взаимным приглашениям и в сопровождении родственников — дети все-таки. Потом свои паспорта получили, школы закончили. Обрели от предков независимость. Не полную, ясное дело. Но хоть какую-то.

Где они только за это время не побывали! Леса и горы исходили — это цветочки. И на плотах по рекам сплавлялись, и на байдарках, и с аквалангами в озера погружались. И в Балтийское море. А заброшенные замки, покинутые монастыри, те же пещеры? Только теперь с нормальным снаряжением …

И вот теперь, сидя в кафе возле торговых рядов один не мог понять другого. Наверное, впервые в жизни. Шура не припомнил, чтобы когда-то видел друга в подобном настроении. И состоянии. Жуть. Говорить он мог все, что угодно. Пугать, ругаться, шантажировать уходом. Но прекрасно понимал, что пока во всем не разберется, никуда он отсюда не уедет. Хоть целый год тут проторчит. А что? Виза свежая. Денег, правда, в обрез. Но руки, ноги, голова — все на месте. Жаль, языка не выучил. Но нужен ли аниматорам язык? Пожалуй. А грузчикам?…

Надо было как-то вытянуть из друга максимум информации. Растормошить его. Заставить прийти в себя. Как это сделать? Нет, ну нельзя же с живым трупом за столиком сидеть! Что люди подумают?

Прошло еще десять минут, а Мужик все молчал. Пил безалкогольное пиво, покашливал. Изредка улыбался. Но как-то дико, словно безумец. Он что… под дурью? Нет… Нет?

— Ну-ка, братец, заверни рукава, — попросил Стрелин.

Петер кивнул. Подчинился. Следов от уколов не было. Что тогда? Порошок? Колеса? Трава? Да нет, от этой фигни такого эффекта не будет.

Стрелин чуть голову себе не сломал, пытаясь найти ответ. То есть, придумать.

Черт, вуду его зазомбировали? Хрень какая-то. Откуда здесь, в центре Европы, вуду?

Может, не заморачиваться? Отвести в тихий угол и по башке надавать? Говорят, помогает. Или… Дед — мент в отставке — говорил, помнится, о каком-то радикальном средстве. Сыворотке правды, что ли? Откуда здесь сыворотка, мля? Откуда?! Есть фляжка. В ней триста граммов спирта на травах. Антисептик по домашнего рецепту… а? Нет, он же за рулем… Интересно, как до города-то доехал в таком состоянии.

А, была не была!

Саша достал из сумки фляжку, налил из нее в опустевший пивной бокал граммов сто и протянул другу.

— Держи-ка, выпей. Полегчает.

— Что это? — безучастно спросил Мужик.

— Лекарство от стресса, — улыбнулся Стрелин. — Пей, кому говорят!

Мужик взял бокал, поднес ко рту. Выпил. Поморщился. Протянул бокал Шуре.

— Повтори.

Ого. Ожил?

— Много вредно, — ответил Шура. — Ты ж за рулем.

Но налил. Теперь вполовину меньше. В конце концов, сам за руль сядет. Дорогу-то показать Мужик сможет?

После добавки щеки приятеля зарумянились. В глазах блеснул огонек. Что, правда, помогло? Удивительное дело. Надо деду сказать. Порадуется старик.

— Ну что, так и будем глазки строить? — усмехнулся Стрелин. — Или поговорим? Что у вас тут происходит-то, дружище? Ну? Говори. Больше все равно не налью. Энзэ. Неприкосновенный запас. Слышал такое выражение?

Петер кивнул. И — о, чудо! — улыбнулся.

— Саша… — произнес он негромко, словно только узнал сидящего перед ним. Или так оно и было? — Саша, ты приехал… Как я рад тебе, не представляешь. А… А мы давно тут… сидим? Слушай-ка, мне ж на рынок надо. Продукты купить. Черт, вечер уже! Сходишь со мною?

— Пошли, лишенец, — с облегчением выдохнув, ответил Стрелин. — Полчаса до тебя достучаться пытался. Странно, что ты меня вообще встретил. В таком-то состоянии. Ладно, идем. По дороге все и расскажешь…

— Я тебя встретил?

— Здрасьте, приехали! Еще и амнезия у него…

* * *

Стемнело быстро. Только-только они выехали из города.

Но здесь, на вилле, повсюду горели фонари.

Их ждали у заднего крыльца. Навстречу вышли полная мадам с приятным лицом и красотка, отдаленно напоминающая ликом любимую модель живописца Боттичелли. Правда, какая-то сонная.

— Что, твои хозяева нас встречают?

— Нет. Это, скорее, коллеги. Та, что постарше — Анжелика. Повар и экономка в одном лице. А Элиза — ее дочь, — пояснил Мужик, заглушив мотор. — Выбираемся?

Не успел Петер выйти из машины, девушка кинулась ему в объятия. То есть, кинулась — слишком громко сказано. Скорее, упала замертво. Толстуха же, взяв Стрелина под руку и громко тарабаря на знакомом (из кинофильмов), но непонятном языке, потащила парня в дом. Шура не сопротивлялся. Италия! Законы южного гостеприимства. Надо было б сперва разгрузиться, но желание помогать другу пропало. Отчего-то здорово захотелось спать. Устал в дороге? Ну, в самолете четыре часа. Потом еще почти шесть на автобусе. Да, серьезно. И все-таки что-то тут не то. Откуда такое безразличие ко всему? Такое равнодушие?

Шура потряс головой. Попытался стряхнуть наваждение.

Не получилось.

Ну и ладно. Утро вечера мудренее…

Анжелика, только увидев Сашу, отчетливо поняла — все, теперь начнется.

И действительно. Почти сразу все и началось…