Глава первая

Декодер Агафонов

* * *

«В минувшую пятницу в подвале одного из общежитий на территории Кембриджского кампуса найдено обезглавленное тело очередной — уже одиннадцатой по счёту — жертвы бездушного кровавого маньяка, получившего в широких кругах циничное прозвище „Охотник за головами“. Опознание крайне затруднено. Голова несчастной, как и в предыдущих случаях, унесена, по-видимому, самим преступником. Одежда на теле отсутствует, украшений ни на трупе, ни возле него не обнаружено. Татуировок и других особых примет также не имеется. Однако из компетентных источников нам стало известно, что накануне — в четверг — поздно вечером, в полицейский участок обратилась некто М., студентка философского факультета, которая сообщила, что около четырёх часов назад её соседка по комнате, Шейла Ф., 19-ти лет, уроженка Окленда, Новая Зеландия, пошла в душ, расположенный в блоке, откуда уже не вернулась, хотя незадолго до этого имела твёрдые намерения выехать в компании друзей на вечеринку в Лондон. В настоящее время ведутся активные следственные мероприятия и по факту предыдущих аналогичных преступлений…»

«The Guardian», April 27, 200…

* * *

«Уважаемый Михаил Михайлович!

Светлана Аль-Заббар»

Очень Вас прошу — прочтите моё письмо до конца, а потом сами решайте, по адресу я обратилась или нет.

Извините, что беспокою Вас по столь странному поводу, но у меня осталась единственная надежда. И связана она только с Вашей многообещающей, как я слышала, методой. Я неоднократно обращалась в Институт мозга, а также к ведущим психиатрам России и Европы, не побрезговала услугами всевозможных гадалок, экстрасенсов и прочих адептов и медиумов, но, увы, всё безрезультатно. А недавно совершенно случайно наткнулась в журнале на Вашу статью и интуитивно почувствовала, что Вы именно тот человек, который может реально решить нашу проблему.

Размер гонорара не имеет значения. В средствах я практически не ограничена.

Только помогите!

Теперь более подробно о самой проблеме.

Речь идёт о моей единственной дочери Дарие. Дело в том, что она около двух лет назад, как бы это ни странно звучало, ушла в себя. Видимо, ей там настолько комфортно, что Дария решила остаться. Навсегда. Во всяком случае, об этом свидетельствует записка, оставленная дочерью. Я её сохранила.

Всё последнее время дочь находится дома в состоянии похожем на кому. Почему — в похожем? Не знаю, как это происходит, но иногда она, не приходя в сознание, берёт с прикроватной тумбы карандаш и блокнот и пишет краткие послания.

И ещё. Дария иногда с кем-то говорит вслух, называя невидимых собеседников по именам или прозвищам. При этом ни меня, ни сиделку, ни других её в реальности окружающих людей не видит и не слышит.

В общем, описывать многочисленные странности поведения дочери можно бесконечно долго. Если Вас, уважаемый Михаил Михайлович, хоть немного заинтересовал наш случай, вам лучше всё увидеть своими глазами.

Чтобы исключить недомолвки, хочу оговориться сразу: профессор Клюжев из выше упомянутого мной Института мозга (он посещал нас некоторое время назад), да и остальные медицинские светила считают мою дочь обычной симулянткой, попросту издевающейся над матерью. И это несмотря на тот факт, что в комнате дочери практически с самого начала этого ужасного явления (простите, других слов подобрать не могу) установлены камеры видеонаблюдения, фиксирующие все действия в моё отсутствие. Никаких конкретных признаков симуляции никто из числа тех же докторов выявить не смог.

Да. Один факт. Когда я, кажется, уже смирилась с бедой и решила довериться судьбе, надеясь лишь на счастливый случай, дочь вдруг позвала меня. Это произошло в прошлый четверг. Как раз в тот момент, когда я находилась в её комнате. И ещё на щеках Дарии были слёзы. Обрадовавшись такому проявлению чувств, я подумала, что наконец-то всё закончилось. Однако ошиблась. Ровным счётом ничего не изменилось. Больше того, сердцем чувствую, что ей сейчас особенно плохо.

Что происходит на самом деле в душе дочери, я не имею ни малейшего понятия, но откуда-то знаю, что если Дарию в ближайшее время не вытащить из этого кошмарного состояния — „из себя“, как она написала — всё закончится трагически.

Уважаемый Михаил Михайлович, пожалуйста, свяжитесь со мной. Вас это, поверьте, ни к чему не обяжет, но даст мне надежду.

Заранее благодарна.

С уважением,

Письмо пришло по электронной почте утром. Хотя была суббота, в приёмной толпилась целая толпа клиентов, записанных каждый на определённое заранее время. Миша попросил секретаршу любой ценой сдерживать натиск всё сильнее нервничающей публики. Мол, дойдёт до скандала, или, не дай Бог, до рукоприкладства — даже деньги, полученные авансом, возвращай и гони всех к чёртовой бабушке. Но Михаил Михайлович просит не беспокоить, у него серьёзный случай. Или что-нибудь в этом духе. Выворачивайся, как хочешь. Можешь даже врать. В конце концов, детка, это твой хлеб.

Светлана Аль-Заббар… Уж не та ли это самая «металлургическая мадам», вдова Шаха Шамси — гражданина вселенной, мультимиллиардера, сделавшего своё состояние на поставках стали оружейникам третьего мира? «Размер гонорара не имеет значения». Мать твою! Похоже, она и есть. Да, неисповедимы пути твои, Господи, и милость Твоя безгранична.

Нет, в историю, приключившуюся с дочерью миллиардерши, Миша поверил сразу. Случай, увы, не единичен. Бегством от реальности в наше сумасшедшее время никого не удивишь. Странно другое — симптомы (во всяком случае, если несчастная мать описала их точно), пожалуй, не совсем характерны. Или уж человек, «уйдя в себя», погружается в кому и неподвижным овощем «дозревает» на койке до полной кондиции и умирает, или со временем приходит в себя. Резко и одномоментно. Так… В себя… И всё-таки странно — блокнот ещё, карандаш, записки… Забавно, ничего не скажешь… О чём они, эти записки? Ерунда какая-то, честное слово.

Ещё любопытно, они сейчас в Москве или придётся ехать за границу? Кажется, где-то писали, что Аль-Заббары постоянно квартируют в Лондоне. Нет? Ох, как это некстати. Скоро свадьба. На Маринку всё оставлять? В жизни ж не простит. Что делать? Хотя… «Размер гонорара не имеет значения». Весомый аргумент. Особенно для невесты. Самому-то бабла хватает. Заработок тут приличный, да и старая фирма пока (дай Бог ей и дальше) процветает. А таких интересных случаев больше в жизни может и не представиться. Надо ехать. Пусть даже и за бугор. Работа, что делать?!

— Люда! — громко крикнул Миша, пренебрегая селекторной связью.

В кабинет вошла смазливая волоокая брюнетка, затянутая в узкие кожаные брючки и белую облегающую водолазку. Вот, зараза. Подруга, невесты, так тебя! Ещё и ресничками хлопает, кукла чёртова. Ну как её не…

— Да? Михал Михалыч, я вас слушаю? — произнесла Людмила ангельским голоском.

Мише же послышалось: «И как я тебе сегодня? Может, прямо сейчас займемся любовью?»

— С удовольствием, — на автомате кивнул Миша, но тут же опомнился: — Простите. Люда, кто у нас там из буйных?

— Лидия Освальдовна и этот… Полковник-афганец. Грузовиков, кажется.

— Самосвалов, Люда!

— Точно, Самосвалов, — подтвердила секретарша и плотоядно облизала языком пухлые губы цвета перезрелой вишни. Будто оправдываясь, пояснила: — Холодно сегодня, обветрели.

— Хорошо, — пропустил последнюю реплику Миша, — Капустинайте и Самосвалова попридержи. Перед остальными извинись. Скажи, что пришёл срочный вызов на симпозиум. Через недельку вернусь, приму обязательно. Естественно, распиши всех по новым датам. Действуй.

— Вы уезжаете?

— Люда!

— Простите, Михал Михалыч. Кого приглашать первым?

— Давай Капустинайте, иначе девятый вал её депрессии разнесёт стены нашего офиса.

— Вы такой шутник, — улыбнулась Людочка, повернулась спиной и, эротично вильнув предполагаемым хвостиком, покинула кабинет, из-за двери которого тут же донёсся пронзительный окрик: — Так, господа! Минуточку внимания!

«Это ж надо, как меняется человек в зависимости от обстоятельств, — подумал Миша. — Знала б Маринка, как окручивает меня её приятельница, точно не стала бы упрашивать взять её на работу. Эх, женщины вы, женщины…»

В кабинет ввалилась тучная Капустинайте. Ещё не переступив порога, она нараспев заголосила поставленным контральто:

— Михал Михалыч, дорогоуй, я всем тэлом чуйствую приближжэние этого ужжасного пэриода! Моя жжизнь грозит полностью развалиться под беспощадными уддарами проклиатой физиуологии. Мишенька! Дискомфоурт, испытываемый…

— Во-первых, здравствуйте, Лидия Освальдовна, — прервал Миша трагическую арию знаменитой пациентки. — Во-вторых, присядьте и успокойтесь. А в-третьих, скажите, вы выполняете те рекомендации, которыми я снабдил вас во время предыдущего приёма?…

* * *

Михаил Агафонов лет пятнадцать назад окончил с красным дипломом строительный факультет одного из провинциальных вузов политехнического профиля. Научный руководитель, тогдашний «хозяин» облгражданпроекта, прочил своему талантливому ученику место, близкое к собственному телу не только на работе в качестве зама, но и в престижной по меркам города семье.

Дочь профессора, безусловно, очень симпатичная, хоть и чересчур уж приторная Ритуля, дольше отведённого родителями срока засиделась в девках. И Пётр Ильич, сердобольный папаша, но при этом наигнуснейший сводник, «наконец-то» нашёл Маргарите в лице Миши, как ему должно быть тогда казалось, достойную партию. А что? Вовсе не глуп, не дурён собой, хваток, по-хорошему беспринципен. По-деловому. Таким сейчас везде дорога.

Агафонов насчёт строительства жизненных катакомб и карьерных пирамид был мнения полностью противоположного. Он к тому времени уже давно решил не связываться с тёзкой знаменитого композитора, а, получив диплом, под шумок слинять в столицу. Постсоветское муниципальное пространство Москвы стремительно застраивалось вычурным (типа)элитным жильём, а Мише, так он тогда полагал, было что предложить. Продвинутый, каковым он сам себя на тот момент считал, архитектор должен быть немедленно по приезде оценён новыми русскими москвичами на вес уж если не золота, то хотя бы его полновесного инвалютного эквивалента.

А гражданпроект в занюханной провинции? Да кому он нужен со своей дурацкой трёхкопеечной зарплатой и загаженными мухами кабинетами, обитыми «в честь солидности» воистину совковыми полированными панелями? И Рита, конечно, хоть и королева красоты, но уж больно королевство-то захудалое. Да и бесперспективное.

В общем, уже на следующий день после вручения корочек и многозначительных обменов взглядами с бывшим научным руководителем, Агафонов скидал необходимые вещи в сшитую матерью из сахарных мешков сумку типа «На Стамбул!», обнял обескураженных новостью предков и, пообещав им незамедлительной («как только, так сразу») материальной поддержки, отправился на вокзал, где десять минут спустя запрыгнул в первый вагон электрички, следующей до станции Москва-Казанская.

Так началась самостоятельная «взрослая» жизнь.

В первую же неделю пребывания в столице юношеские мечты рассыпались в труху под жёсткими ударами твердокаменных бланков кадровых анкет. Как оказалось, молодых архитекторов — талантливых и не очень, но со связями — здесь пруд пруди, а заезжего политеховского отличника без опыта работы абсолютно никто (вот удивительно!) не ждёт. За три дня посетив с полсотни строительных контор и фирм, занимающимся проектированием сооружений, и не найдя ни толики взаимопонимания с их руководством, Миша, вконец расстроенный, купил на последние деньги, не считая тех, которых должно было хватить на билет домой, пару бутылок пива и уселся на гранитный парапет набережной. На вокзал, где из экономии пришлось ночевать всё это время, идти уж совсем не хотелось.

Отхлёбывая из горлышка кисловатое пойло, отдалённо напоминающее замечательный напиток (и то лишь запахом), и полностью погрузившись в невесёлые думы, Агафонов, разумеется, не обратил внимания на то, как прямо за его спиной остановился автомобиль, и кто-то уже почти минуту нервно сигналит. А когда на плечо опустилась чья-то вовсе не тяжёлая рука, и незадачливый ловец столичной синей птицы соизволил, наконец, поинтересоваться столь наглым вторжением в личное пространство, вонзив в нахального субъекта возмущённый взгляд, то чуть не рухнул в воду. Рядом, открыто улыбаясь, стояло такое миловидное рыжее создание, что ещё минуту назад мысль о бренности жизни, «на века» засевшая в мозгу двадцатитрёхлетнего доморощенного философа, тут же растворилась в загазованной московской атмосфере.

Девушка, которая представилась Леной, мягко, но довольно настойчиво попросила Агафонова помочь ей разрешить небольшую проблемку за скромное вознаграждение в «три центнера гринов». Суть задания обещала рассказать по пути к родительскому гнезду, при этом Мише было твёрдо обещано отсутствие наличия в предприятии какого-либо риска физического насилия. Усевшись на переднее пассажирское сидение новенького «гольфа», наш продвинутый архитектор, пусть и несостоявшийся, весь обратился во внимание.

Проблема оказалась до ужаса примитивной и даже банальной. Рыжая Лена, любимая и единственная дочка ну очень богатого промышленника, приехав на каникулы из Швейцарии, где абы как постигала азы наук в известном на весь мир колледже, познакомилась в клубе на дискотеке с каким-то смазливым кислотником, который утром исчез из её постели в неизвестном направлении, попутно прихватив из папиного секретера «пять тонн укропа». Шутника знакомые кабаны довольно скоро вычислили и отловили, «бабло вытрясли и по шарам козлу вонючему надавали». Тут бы, кажется, и сказочке конец. Но папик, получив в лапы «взятые Цветочком взаймы для своего фючер-хусбанда» деньги (кто ж ему, болезному, правду-то скажет?), изъявил страстное желание с потенциальным зятем познакомиться поближе. Ха! А зятя-то и нет… Те дочкины приятели, которые обрабатывали подонка, рожами ну уж совсем не вышли. Да и знакомы отцу с «не самой правой стороны». А Леночка, «дура чокнутая», сказала, что мальчик — интеллигент…

Короче, Агафонов очутился в нужное время в нужном месте. Не слишком обеспеченный молодой человек при мятом костюме и с теми самыми интеллигентскими замашками, а именно — одиноко попивающий пиво на набережной в самый прайм-тайм (между пятнадцатью ноль-ноль и шестнадцатью тридцатью, как сказала Леночка-цветочек-дура-чокнутая) подойдёт вполне, тем более что время уже ой как поджимает. Пока Миша вникал в суть дела, автомобиль плавно вкатился в пространство за чугунными воротами изысканного полунебоскрёба — средне-безобразного вида десятиэтажки со скромными «кремлёвскими» башенками по всем восьми углам.

Папа оказался вполне типичным полукриминальным воротилой, а узнав, что будущий зять ещё и начинающий талантливый архитектор, бравший денег исключительно на открытие собственного бизнеса, тут же, будучи человеком до мозга костей прагматичным, дал ему реальный заказ на проект «конкретной бунгалы» с обязательными в таких случаях сауной, зимним садом, бильярдной и бассейном. И выплатил в аванс приличную сумму на неотложные нужды. Да ещё поручил своему шофёру отвезти «прораба» на место и заселить его в какую-нибудь хибару.

Огнегривая «Цветочек», присутствующая при «фатальном базаре», не будь дурой, устроила прямо в папином кабинете безобразную сцену и порвала с женихом, сэкономив триста обещанных последнему долларов, а также отказалась от притязаний несостоявшегося мужа на собственные душу, тело и, наверное, совсем не бедное приданое. Мол, люди, добровольно идущие в рабство к бессовестным королям-кровососам, не достойны целовать белых ручек скромных принцесс…

В общем, всё обернулось к лучшему и как нельзя кстати. Все трое остались вполне довольны. Лена решила свои моральные проблемы, её папа почти даром получил «классного прораба», а Миша — прилично оплачиваемую работу всего в тридцати километрах от Москвы. А если учесть, что «какой-нибудь хибарой» оказалась вполне сносная двухэтажная дачка (пусть без сауны, зимнего сада, бильярдной и бассейна, но со всеми прочими удобствами, включая забитый под крышку холодильник), то можно считать, что сама госпожа Удача выбрала нашего провинциального делягу в собственные протеже. Методом слепого тыка.

Так Агафонов осел в Москве.

А вскоре он стал знаменитым «бунгалопроектором» и «виллостроителем». Ефим Сергеевич Быкарь, отец рыжей интриганки и первый его заказчик, остался работой, с которой Миша таки справился «на десять баллов по шкале Рихтера», очень доволен. И заказы посыпались от Ефимкиных друзей, врагов и прочих завистников…

Прошло двенадцать лет.

Михаил прикупил квартирку в Марьиной роще, чуть подержанный, но очень солидного вида белый «джип», который позже сменил на новенький «бмв», построил благоустроенный домик по Ярославке, куда перетащил на поселение своих стариков, и начал сильно скучать по «нормальной» полноценной жизни.

В своё архитектурное бюро нанял директором бывшего однокурсника, которому и передал все дела, оставив, естественно, за собой парадные бразды правления и нерушимое право на львиную долю прибыли. Сам же решил попутешествовать по миру. Поглядеть, как говорится, белый свет.

И глядел целый год. Не отрываясь. Нельзя сказать, что другие страны и города произвели на него впечатление большее, чем Москва, но он хотя бы отдохнул и понял, что «практическим домостроем» дальше заниматься вообще не хочет.

Пришла пора окунаться в сферы иные, менее приземлённые. Но что бы такое придумать? Стать художником? Экстрасенсом? Астрологом? Алхимиком? А что, денег теперь вполне достаточно. Можно посвятить остаток жизни поискам философского камня и рецепта эликсира бессмертия. Тем более, что жизнь семейная, тихая и уютная, особо Агафонова не прельщала. И детей он не хотел. Впрочем, и не любил. Орут и в штаны гадят, а вырастут — только бабки и клянчат. А ещё дочь может забеременеть. Скажем, лет в четырнадцать. Или, если сын, то попадёт в дурную компанию… Да и жену нормальную попробуй теперь найди. «Домашние козы» нынче пошли какие-то слишком уж меркантильные. В таком стаде супругу выбирать — себе ж дороже. Нет, если клюнет в известное место птица-любовь, будем думать и о семье, и о потомстве. А не клюнет, так всё, что ни делается, как известно, к лучшему. В общем, как карты лягут. Слава Богу, подружек и без претензий по клубам тусит о-го-го сколько.

Убедившись, что фирма в его отсутствие не развалилась, Михал Михалыч, только так его теперь звали сотрудники, предложил перерегистрировать её в акционерку. Чтобы потешить наёмное руководство демократическим решением. Контрольный пакет взял, понятно, себе. А что? Негоже терять средства, необходимые «на сосуществование с гармонией». Сам же собрался посвятить небольшой период жизни образованию. Домашнему. Высших, пожалуй, хватит и так.

Теперь Агафонов почти год читал книги. Художественные, а также по оккультизму, психологии, разный второсортный научпоп (лихо переименованный хитровыделанными издателями в «нон-фикшн»). Попутно просматривал газеты бесплатных объявлений. Чего там Миша искал, он бы и сам тогда сказать затруднился, но старания увенчались безусловным, хоть и неожиданным успехом. А именно, Михаил понял, какой сектор научно-прикладной романтики в Москве, да и в России до сих пор «не окучен». Во всяком случае, подобных предложений на рынке «оккультно-психологических услуг» он пока, как ни искал, не обнаружил.

Суть идеи состояла в следующем. Все вокруг только и делают, что кодируют человека, у которого что-то в жизни не заладилось. Программируют на успех, на деньги, на счастье, на любовь. И тадэ, и тапэ. Развелось всяких нейролингвистов, психоаналитиков, экстрасенсов и прочих долбил, как священных коров на улицах Агры. А кто потом мозги на место вправлять будет? То-то и оно. Неизвестно. Заколбасить живое мясо всегда намного проще, чем какую-нибудь «докторскую специальную» обратно разложить на свинину, сою и туалетную бумагу. Так? Естественно! Вспомнить хотя б ту же нашумевшую в своё время историю о легендарных военных шифровальщиках, что не могли прочесть собственные кодограммы.

Короче, дело, которое придумал себе неугомонный Агафонов, хоть и отдавало за не одну сотню вёрст обыкновенным шарлатанством, обещало нескучное времяпрепровождение и вполне могло претендовать на новомодную затею без всяких тяжёлых последствий с осчастливленной стороны. Только нужно до мелочей продумать «систему снятия отрицательных кодов», благодаря которой Миша начнёт возвращать людей в состояние, близкое к исходному. То есть, к тому, которое они имели при явлении на свет божий. Иными словами — дарить истинную свободу, так необходимую для духовного роста личности. Нормально? А то! Классная фишка. На такую сто пудов купятся. А главное, самому интересно. Только надо всё грамотно оформить и подать заявку на изобретение. Или где там подобные бумажки лепят? Уж эксклюзив, так стопроцентный. Конкуренция в таком деле на начальных этапах совсем не в тему. Только монополия, и точка.

Ещё через пару месяцев, сняв небольшой офис в одном из переулков близ Покровки — рядом с юридической консультацией, в которой ему и сделали все необходимые для резервирования авторского права документы, — Агафонов открыл контору под интригующей вывеской «Центр психологического декодирования». И ниже, маленькими золотыми буковками на тёмно-зелёном фоне: «Снятие духовных барьеров и блоков, расшифровка и нейтрализация психологических кодов, устранение последствий экстрасенсорного воздействия. Приём строго по записи».

Первой пришла Марина. И Миша понял сразу — пациентка ещё рта раскрыть не успела — вот она, нежданная птица-любовь. Так и клюнула ведь, сволочь.

Девушка стояла такая тоненькая и грустная, в легкомысленном молочно-белом платьице, а в глазах… Ах, о чём это мы?

Маринина проблема заключалась в следующем. Девчонка наивно полагала, будто её намеренно сглазили, поэтому в жизни всё не то и всё не так. Из университета с четвёртого курса вышибли за неуспеваемость, парень, с которым три года любовь неземная вихрями кружилась, ушёл к лучшей подруге, на работе шеф домогается… Короче, вполне обычная, хоть и затянувшаяся депрессия. Этот «психологический код» Агафонов нейтрализовал за пару недель, потаскав девчонку по кабакам, концертам и клубам. И, наконец, когда почувствовал, что пора — признался в собственных воспылавших чувствах. А по ходу дела предложил руку, сердце и перманентное место в собственной постели.

С другими пациентами, которых сначала было немного, дело обстояло посложнее. Но, то ли Миша оказался прирождённым психологом, то ли за время работы в строительстве неплохо научился разбираться в людях, а также, будучи человеком весьма эрудированным и свободно владеющим «профессиональными» терминами (не всегда точно зная их истинный смысл), он потихоньку начал действительно людям помогать, докапываясь до первопричин их проблем, страхов и неудач. Вот удивился бы Агафонов, узнай он, что неплохо овладел методой небезызвестного в определённых кругах господина Бёрна. Но Миша, естественно, об этом даже не догадывался. Как не догадывались и его клиенты.

И действительно, через пару-тройку месяцев Михаил Михайлович стал одной из самых модных столичных фигур в оккультно-психологической отрасли шоу-бизнеса. Записаться к нему на приём теперь можно стало только по электронной почте, изложив при этом суть проблемы. Просто с улицы в «Центр психологического декодирования» попасть стало решительно невозможно. Пришлось даже вывеску снять и, чтобы избежать несанкционированного интереса разных мудрил от медицины, взять в долю самую серьёзную на районе «охрану».

Профессор Клюжев из Института мозга, хитростью прорвавшийся на приём к Агафонову, быстро разоблачил шарлатана, но, посмеявшись вместе с модным «психдекодером», и выпив с ним прекрасного кофе с не менее восхитительным сингл-молтом, пообещал «куда надо» не стучать. Мол, вреда вы, молодой человек, людям не приносите, даже наоборот, но моего имени, прошу вас, в разговорах всё же не упоминайте. Я с подобной вам публикой, понимаете ли, лично незнаком. Договорились?

Пожав друг другу руки, они распрощались, причём Миша обещал Фёдору Алексеевичу рассказывать о наиболее интересных случаях, которые можно будет уложить в очередную толстую умную книгу, что «в простонародье» зовутся монографиями. В общем, расстались добрыми приятелями.

Тем временем во всю шла подготовка к свадьбе. Пока Миша вёл приём в своём центре, контролировал архитектурное бюро, в общем запасался необходимой финансовой прочностью, Маринка шастала по торговым центрам и сметала с полок дорогущих бутиков всё самое блестящее и кричащее, запас прочности будущей семьи без всякого зазрения совести разнося в щепки. Агафонов однажды попытался вмешаться в ход разбазаривания нажитых непосильным трудом капиталов, но получил такой агрессивный отпор, что не будь он по уши влюблён в эту стерву, лететь бы той сейчас в родной Энгельс Саратовской губернии на троллейбусный завод, где честно трудились все предыдущие поколения её предков. Но то-то и оно, что любовь, как говорится, зла. Нда…

* * *

И вот теперь, получив это нервное письмо о странном состоянии, в котором уже два года находится бедная девушка с мелодичным восточным именем, и написанное самой мадам Аль-Заббар — «Стальной Леди», как двусмысленно звали миллиардершу все без исключения средства массовой информации, Миша понял, какую серьёзную игру он однажды затеял, по собственному скудоумию взявшись за нелёгкий труд «раскодирования» человеческого разума. Но в то же время инстинктивно почувствовал, что справится. У него обязательно получится вывести девчонку… из себя? Странно звучит. Как каламбур. Но встречаться с клиентом сейчас, не имея на руках достаточно информации и не проанализировав похожие случаи хотя бы поверхностно, ни в коем случае нельзя. А кто может дать хоть маленькую наводочку? С чего-то начинать надо, верно?

Агафонов ещё раз — наверное, уже в десятый — взялся перечитывать письмо. И тут его осенило. Вот же! Вот! Как сразу-то не обратил внимания? Госпожа Аль-Заббар пишет, что у них был…

Миша снял с телефонного аппарата трубку и набрал номер Клюжева. Гудок… Господи, только бы он оказался на месте… Ещё гудок… Ага!

— Алло, Фёдор Алексеевич?

— Да, с кем имею честь?

— Это Агафонов. Ну… помните?

— А, Миша? Не узнал вас, богатым будете. Здравствуйте, как успехи на поприще спасения заблудших душ? — Агафонов почувствовал, что Клюжев улыбается в трубку.

— Спасибо, нормально, Фёдор Алексеич. Есть парочка интересных пациентов. Материалы, как я вам и обещал, обязательно завезу… Но сейчас звоню по другому поводу. У вас немного времени найдётся?

— Ну… в принципе…

— Это очень важно.

— Важно?

— Да. Вы знакомы со случаем Дарии Аль-Заббар?

Профессор аж закашлялся.

— Это вы про дочь Свет… той Стальной Леди? — голос Клюжева стал вдруг не просто серьёзным, а напряжённым, что ли. — Не стану скрывать, я был у них… позав… То есть, в позапрошлом году. А что, она так до сих пор и не вышла из…?

— Нет, Фёдор Алексеевич, не вышла. Как вы считаете, что произошло с девушкой?

Секунд десять трубка молчала.

— Знаете, Миша, — наконец зазвучал динамик, — приезжайте-ка сегодня вечерком ко мне домой. Если вам действительно интересны детали, то разговор получится не на пять минут. Ну как, появитесь?

— Да, да, конечно, — напряжение профессора передалось Агафонову.

— Вот и славно, а теперь записывайте адрес. Карандаш под рукой?

 

Глава вторая

Дарька

(ИНВЕРСИЯ)

…Теперь ей оставалось отправиться только в Там-Сям. Нет, не потому, что далёкие воспоминания до сих пор отдавались в голове звоном многопудовых колоколов. Просто ни в одном пункте, даже Кое-Где, у Дарьки не выгорело.

Попутчиками оказались яркая брюнетка и двое темнокожих мужчин, один из которых — натуральный прощелыга в радужном берёте, словно близнец похожий на давно усмирённого смертью Боба Марли, — вовсе не утруждал себя традиционным «здрасьте, разрешите представиться…» Налил полный стакан чёрного рома и так же молча протянул ей. Теперь она уже почти ничему не удивлялась. Взяла, мельком глянула в бессовестные глаза «покойного музыканта» и, резко, как заправский алкаш, выдохнув, вылакала содержимое большими глотками. Потом поморщилась, взяла со столика дольку шоколадки и, не переодевшись, прямо в уличной обуви, ловко забралась на верхнюю полку. А через минуту уже спала.

Разбудила толстая тётка в синем кителе с золотыми аксельбантами, висящими почти до колен. «Проводница, — несмотря на дикое внутреннее состояние, догадалась Дарька. — Мамочки, неужели я снова в поезде?» И мысли побежали. Запрыгали, сволочи!

Зачем? Куда? Почему? От кого?

Понемногу туман в голове рассеивался, и все произошедшие за последние месяцы события оформились в архивные папки и самостоятельно разлеглись на нужных полочках.

Всё, Дарька. Понимаешь? Всё. Это последнее место в мире. Поздравляю, теперь твой дом здесь. Может, постоянный… Здесь?… Дом?

Ощущение чего-то нового, неизведанного, приятного и, в то же время, пугающего сначала наполнило грудь. А потом будто тисками сдавило.

— Девушка, такси! Берём такси. Вам в какой район? — на перроне прямо перед ней вырос толстый усатый татарин в лихо заломленной на затылок тюбетейке. — По Центруму — почти даром, Гималайка — вдвое дороже…

Знакомое название резануло слух. Как он догадался?

Кажется, так называли одну гостиницу…

— Простите, вы про Гималайку спросили…

— А, это стандарт, — ответил толстяк.

Сидя за рулём вполоборота к пассажирке он лихо разворачивал свою «волгу» на привокзальной площади, стремясь первым вырваться из хаотичного потока конкурентов.

— У нас в ту сторону всегда много пассажиров. Сами-то откуда к нам?

— Кое-Откуда.

— Ясно, я и сам недавно Там был. Типа, к тёще ездил…

Водитель что-то без умолку рассказывал, смеялся, останавливаясь на светофорах, оборачивался к ней, как бы извиняясь за то, что во время поездки вынужден сидеть спиной к такой миловидной пассажирке. Она улыбалась, вежливо кивала и иногда вставляла дежурные «да», «нет» или «не знаю». Думать не хотелось, да и слушать — не слушалось. Как там Эрно говорил? Расслабься и получай удовольствие? Расслабилась, в общем. Вот только удовольствие получалось какое-то сомнительное.

Миновав перекрёсток, со всех сторон окружённый высокими бетонными заборами, «волга», урча голодным до гонки мотором, взобралась на стену и понеслась вдаль. Набрав скорость, перепрыгнула на фасад дома, потом на следующий, следующий, следующий…

Совсем обалдел, чудила!

Дарька с хохотом повалилась на дверь. Не, реально клёво!

— Достали меня эти пробки! — эмоционально пояснил водитель свои манёвры. — Эх, Ильдарчик, однажды докуролесишь. Поймают злые гайцы, заставят курить анашу.

— Курить анашу? — девушка не поверила, но рассмеялась ещё громче.

— И ничего тут смешного нет, — вздохнул таксист и понёс вообще какую-то околесицу: — Нововведение. Мэр решил, что штрафы малоэффективны. Типа, на них здоровья не купишь. А менты у нас жуть какие чахлые. Мол, во всём асфальтовые испарения виноваты. Бензолы, понимаешь! Вот теперь и заставляют нарушителей пускать марихуанный дым в лицо служителям правопорядка. Типа, они от этого пухнут и веселеют, а мы… Жестокость неслыханная! Чёрт, надоело мне всё это. Соберёмся с мужиками, возьмём за жирные анналы свой профсоюз и эмигрируем всем скопом Кое-Куда. Посмотрим, как запоют ублюдки, лишившись в городе такси. Тогда-то уж они…

Впрочем, Ильдарчик не договорил. Машина, ловко спрыгнув на землю, резко затормозила на площади перед громадной гостиницей. Увеличенной раз в десять, а то и все двадцать, копией питерской «Прибалтийской». Над парадным подъездом переливались бликующим серебром гигантские буквы: ХОТЕЛ «ЭВЕРЕСТ». Чуть ниже буквы поменьше — зеленоватые, бронзовые. Ппохоже, перевод. Gostinizza «Jomolungma».

Дария, выбравшись из автомобиля, по привычке легонько толкнула дверь. Та не закрылась. Пришлось повторить, приложив усилие. Видимо, сил не рассчитала — машину тряхнуло так, что боковое зеркальце заднего вида жалобно дзынькунуло и вывалилось из оправы, расколовшись на асфальте почти ровно пополам.

Девушка виновато глянула на словоохотливого водилу. Тот встал, как вкопанный, потянувшись рукой к затылку. От души почесался, выдав пространству звук, похожий на скрежет металла. Засаленная тюбетейка съехала на лоб.

Да, как-то глупо получилось.

Чёрт, зеркало! Она разбила зеркало. Это совсем не есть хорошо.

— Эх, безобразница, — вздохнул таксист и несильно пнул по тугому скату. — Ладно, особо не переживай, всё равно этот сухопутный металлолом давно пора на свалку…

Не сказать, что Дария была такой уж избалованной. Да, её с раннего детства окружали и вниманием, и роскошью. Да, её образованием занимались лучшие педагоги, а здоровьем — самые авторитетные доктора. Да, престарелый отец души не чаял в своём единственном, но очень позднем ребёнке, поэтому позволял девочке практически всё.

Но то ли гены передались от родителей, людей хоть и неординарных, а потому своеобразных и своевольных, то ли воспитание не позволяло, Дарька росла человечком замечательным. Близким на радость. И милая, и симпатичная, и обаятельная, даже заботливая. Порой чересчур. Что ещё? Завистники, конечно, могут сказать, что при таких-то капиталах… Да что вы! Оглянитесь вокруг. Оглядитесь. Сосредоточьте внимание на других детках из золотой когорты. Пьянки, гулянки, бабки, тачки, цацки. Одни понты, короче. С непредсказуемыми последствиями.

Дарька ж искренне стеснялась своего происхождения. Ей всегда хотелось быть обычной девочкой — простой и не очень заметной. Но, понятное дело, не судьба.

Она родилась, когда отцу, Шамсретдину Аль-Заббару, было уже под семьдесят. А когда ей самой исполнилось четыре года, папы не стало. Третий инсульт. Мать тогда не скрывала, что отец умер. Да, это было жестоко. Но уж лучше так, полагала Светлана. Чем врать ребёнку с самых ранних лет. Пусть растёт честной и порядочной. Семейный бюджет, слава Всевышнему, такую роскошь может себе позволить. А от душевной травмы, полученной в столь нежном возрасте, только крепче станет…

Дария крепче не стала. Удивительно, но она до сих пор помнила отца, которого до сих пор же безумно любила (не его самого, конечно, лишь память). Сидеть на папиных коленях тёмными зимними вечерами и слушать волшебные сказки было так здорово и весело…

Господин Аль-Заббар, будучи человеком крайне жёстким в бизнесе, никогда не показывал своего делового характера дома. Светлана, когда она с ним только познакомилась, наивно полагала, что «старый тюфяк» — заурядный рохля, получивший от какого-нибудь дяди миллионное наследство. Нет, позже-то она узнала, что Шах Шамси — так звали Шамсретдина в деловых кругах — сам создал ту гигантскую металлургическую империю, которой сейчас владеет. И что вовсе никакой он не тюфяк, а просто без памяти влюбился в диковатую комсомолку, прикатившую в Югославию по премиальной путёвке обкома. Тогда, в семьдесят пятом, ему уже было хорошо за пятьдесят, а ей лишь недавно стукнуло двадцать. И почти десять лет Шамси, рискуя пустить дела на самотёк, по два раза в год мотался в СССР, всеми правдами и неправдами выбивая визы в не очень дружелюбную страну. Подкупал таможенных чиновников и посольских работников, позже — вынужденно сотрудничал со зловещим КГБ, но своего добился. Света, наконец, сдалась.

Нет, о её святости или даже целомудрии говорить вовсе не приходилось. Светлана Сабельникова к тому времени уже и замуж «сбегала», и даже не без шумного скандала развелась. И от депрессии, вызванной жизненными неурядицами, успела полечиться в известной закрытой клинике. Да, да, чуть было не спилась самым наипошлейшим образом. И выглядела теперь далеко не так, как в середине семидесятых. Но Шамси Аль-Заббар, известный во всех светских салонах мира как принципиальный холостяк, по-прежнему буквально терял голову, лишь снова видел её. И успокаиваться, пока на ней не женится, не собирался…

Свадьбу сыграли в Москве. В «Метрополе», естественно. Дабы начавшаяся Перестройка позволяла нынче хоть не всё, но многое.

А тут и новая беда. Будущее бизнес-империи Аль-Заббара оказалось под большим вопросом. Света оказалась бесплодной. Последствия давнего аборта, сделанного на квартире «специалистом» ещё во времена бурной молодости.

Однако и эта проблема оказалась вполне разрешимой. Светлану прооперировали. Пусть за огромные деньги, но зато в одной из лучших европейских клиник. Правда, предупредили, что гарантированно родить та сможет всего раз. Один, запомните! За это доктора ручаются. Мол, захочется повторить, это уж на свой страх и риск. Последствия могут быть самыми печальными…

А ещё через год, летом, в одном из московских родильных домов на свет появилась Дарька.

Светлана, не обращая внимания на мольбы и уговоры любящего супруга, рожать поехала на родину, объяснив безумный свой поступок тем, чем обычно объясняют своё поведение беременные женщины. «Мне. Так. Хочется». Ну что ты на это возразишь?!

Описывать Дарькино детство особой надобности нет. Обычное настолько, насколько может быть обычным детство отпрыска миллиардера. Резиденции во всех концах света. Бесконечные круизы и диснейленды, мамки, няньки, яхты, лимузины, дорогие подарки, престижная гимназия, неискренние подружки. Что ещё? Пожалуй, всё.

Но мать и тут отчебучила.

Оставшись после смерти мужа во главе транснационального концерна, она его вовсе не разорила, как предсказывали «самые авторитетные аналитики». Наоборот. Оказавшись прекрасным управленцем, расширила сеть предприятий и значительно приумножила капиталы. А теперь, после окончательного падения «железного занавеса», пора было включать в список деловых приоритетов и Родину.

В общем, Светлана Аль-Заббар решила вернуться в Россию. В Москву. И сюда же перенести головной офис корпорации, который с момента основания находился в Лондоне. И не скажешь ничего, смелое решение. Ну, и дочь с собой привезла. Тем более, та особо не возражала.

В общем, Дария завершала своё школьное образование в российской столице. Конечно же, не в среднестатистическом рассаднике малолетней преступности, детской проституции и наркомании, а в одной из престижных частных гимназий. С математическим уклоном. Вполне, а что? Будущее за «цифрой». Какую профессию выбрать? Естественно, программиста.

Так и случилось. Первого сентября третьего года нового тысячелетия Дарька похвасталась перед матерью новеньким, ещё пахнущим типографской краской студенческим билетом самого престижного технического вуза страны.

Но учиться здесь оказалось делом не простым. Точнее, дисциплины давались способной девушке без особого труда, а вот взаимоотношения с однокурсниками не сложились с самого начала. Ещё бы, дочь миллиардерши! Кто-то Дарию ненавидел открыто, кто-то тайно завидовал, с плохо скрываемой фальшью набиваясь в друзья, но абсолютно все смотрели на неё искоса. И от этих взглядов новоиспечённая студентка ёжилась, как под колючим ледяным покрывалом. Изо дня в день, из недели в неделю, из месяца в месяц…

Терпения хватило на семестр. Вечером, когда был сдан последний экзамен первой сессии, Дария приехала к матери в офис, уселась напротив её стола на жёсткое кресло и тоном, не терпящим возражений, потребовала перевести себя в один из «нормальных» университетов. Туда, где бы она не выглядела белой вороной.

Светлана, откуда-то знавшая заранее, что так и будет, в ответ только кивнула.

И через пару недель Дарька была уже в Англии. Мистер Скопперс, европейский директор концерна Аль-Заббаров, взялся лично помочь с устройством хозяйской дочки в любой университет. Узнав, что та выбрала один из колледжей Кембриджа, решил проблему в один день.

Лично встретив девочку в Хитроу (от телохранителя та решительно отказалась; мол, если в России всё было нормально, то уж тут-то…), Джерри, минуя Лондон, отвез её прямо в кампус, на окраине которого заранее снял и обставил согласно переданным пожеланиям небольшую квартирку. Потом вручил визитку с собственными координатами, пару банковских карточек с ограниченным кредитом (так велела миссис Аль-Заббар), накормил в кафе традиционными «фиш-энд-чипс». И, наконец, познакомил с ректором, не без облегчения отметив, что Дария Аль-Заббар уже внесена в списки студентов.

Дария, которая выросла в Англии, не только прекрасно знала язык, но и традиции этой страны, чувствовала здесь себя гораздо свободнее, чем на родине матери. В первый же час она наладила контакт с домохозяйкой — одинокой и вполне добродушной пожилой валлийкой, а потом пошла по соседям. Знакомиться.

В одной из трёх сдаваемых квартир уютного особнячка жили второкурсницы, весёлые тройняшки из ЮАР. В другой — двое парней с «прикладной математики», одним из которых оказался — и это стало самым большим сюрпризом — Эрно…

Да, да. Тем самым.

Ужасно стеснительный и краснеющий по любому поводу, но в то же время далеко не глупый и очень симпатичный финн по имени Эрно был, наверное, единственным человеком на всей Земле, которого Дария была рада видеть всегда. И везде. Без всякого преувеличения.

Они познакомились на Шри-Ланке чуть меньше пяти лет назад. Дарька, будучи на каникулах, путешествовала туда вместе с матерью. Пока Светлана занималась делами, девочка под ленивым присмотром местного секьюрити отдыхала вовсю — каталась на слонах, резвилась на пляжах, пробовала лазать по скалам и заклинать змей. И даже посещала уроки чайного купажа. Юный Эрно, чей отец как раз и работал технологом в фирме, осуществляющей поставки чая по всему миру, летом от нечего делать обучал замаявшихся от безделья туристов искусству смешивания чайных сортов. Это занятие, если не считать убийства долгих однообразных дней, приносило мальчику неплохой доход. Ну и в плюс — знакомства. С разными, порой, довольно интересными людьми.

Несмотря на то, что застенчивый финн старался избегать внимания ровесниц, с Дарькой они подружились чуть ни с первых минут. Должно быть, благодаря открытому характеру девочки. И расставаясь всего через неделю, они запросто обменялись номерами телефонов и адресами электронной почты, обещая переписываться не реже раза в три дня и обязательно увидеться в зимние каникулы, во время которых Эрно с родителями поедет в Европу.

Детям свойственно быстро налаживать контакты. Но так же быстро эти контакты и теряются. К зиме Дарька уже почти забыла смешного финского мальчишку, с которым познакомилась на тропическом острове. Номер телефона, естественно, потеряла, на два последних письма не ответила, поленилась. И обещания так бы и остались просто словами, кабы они с матерью не поехали на рождественские каникулы в Стокгольм, куда по невероятному совпадению в то же самое время прибыла буквально на пару дней из родного Эспоо семья почти забытого уже приятеля.

Дарька с Эрно встретились на центральном городском катке, где наша героиня, серьёзно увлёкшаяся в то самое время фигурным катанием, развлекала нарядно-праздничную публику почти двойными тулупами и неловкими акселями, а цейлонский приятель, впервые вставший на коньки, цепко держался за бортик и изо всех сил старался устоять на ногах. Конечно же, несмотря на царящий повсюду хаос и довольно высокую плотность катающихся, они узнали друг дружку сразу. И обоюдная радость от столь неожиданного свидания затмила остальные впечатления, дарованные столицей гостеприимной Швеции.

А ещё через полгода отца Эрно перевели из Коломбо в лондонский офис компании. И Дарька, у которой было здесь полно приятелей, с удовольствием ввела в свой круг юного финна.

Они стали практически неразлучны. Более того, глядя на дружбу детей, начали общаться и родители. Светлана Аль-Заббар, никогда не кичившаяся своим исключительным положением, в общении вне бизнеса оставалась почти такой же естественной, как и до знакового замужества. Родители же Эрно, довольно милые люди, поначалу жутко комплексовали перед новой знакомой. Но со временем и они пришли в себя. Во всяком случае, от приглашений госпожи Аль-Заббар больше не отказывались. Даже куда-то ездили все вместе. В Париж, кажется. Или в Вену…

И когда Аль-Заббары перебрались в Москву, связи уже не оборвались. Дарька с Эрно катались друг к дружке каникулы, а следующее лето вообще собирались провести вместе на Шри-Ланке, где у финнов остался небольшой дом…

Эрно с десяти лет серьёзно увлекался компьютерами и мечтал после окончания школы продолжить обучение в одном из хороших европейских университетов, чтобы стать профессиональным программистом. Он-то и подсадил Дарьку на «виртуал». Впрочем, девочка, более склонная к точным наукам, нежели к гуманитарным или естественным, сама давно подумывала о продолжении образования в сфере высоких технологий, потому подобный оборот нисколько не обескуражил Светлану. И когда дочь, вернувшись с Цейлона к началу учебного года, объявила, что через год намерена поступать в Бауманку, то мать лишь предложила — может, подумаешь? Не легче тебе будет в каком-нибудь Оксфорде или, например, Гарварде? Однако ставшее невероятно упрямым детище сумело настоять на своём.

О том, что из этого получилось, поведано выше.

Да и Эрно, поступивший после школы в университет Хельсинки, провёл там лишь полгода. Потом же, посчитав, что гораздо больше сможет получить в неплохо теперь знакомой Англии, перевёлся в Кембридж. Не без труда, надо сказать. Помогла чайная компания, где отец, будучи уже директором по качеству, сумел-таки оформить для сына целевое направление. С квартирой просто повезло. Встретился товарищ по работе на Шри-Ланке, чей ребёнок тоже учился в Кембридже и не смог ужиться в общаге. К тому же, оплачивать приличное жильё из одного кармана оказалось предприятием не из дешёвых…

 

3

[Два года назад]

Продюсер

Дарие всегда нравилось работать на компьютере, но, программиста — в этом она прекрасно отдавала себе отчёт — из неё б не получилось. В привычном, в классическом значении слова.

Нет, те задания, что поручались и предлагались студентам, девушка выполняла безупречно. Более того, подходила к их решению творчески, что профессуре, конечно же, нравилось. Но сделать нечто по-настоящему своё ей никогда не удавалось. Да, её гораздо больше привлекали не оболочки, чем, в сущности, и являются компьютерные программы, а то, как эти оболочки можно использовать. И правда — стоит ли изобретать велосипед, когда гораздо приятнее на этом велосипеде просто катить вперёд, открывая новые горизонты?

Сначала Дарька увлеклась статичной компьютерной графикой. Она с детства неплохо рисовала, поэтому, достаточно быстро освоив нужные программы, девушка отпустила на волю фантазию и начала набрасывать такие картинки, что, размещённые однажды в Интернете, они довольно быстро разбежались по сети, поражая зрителей не только замысловатыми сюжетами, но и мастерством самого художника. Через некоторое время её работы заметил и по достоинству оценил известный музыкальный продюсер, который и сделал Дарие пробный заказ на оформление нового альбома известной рок-группы. Да и результатом остался доволен. Более чем.

Спустя полгода предложения о сотрудничестве сыпались со всех сторон, но теперь сама Дарька вдруг решила, что графика её больше не увлекает. Нет, она продолжала брать заказы, выполняла их в срок и без явной халтуры, но, скорее, чтобы потешить собственное самолюбие и приобрести некую материальную независимость от матери, с внятным успехом доказывая, что и дочь кое на что способна.

Новым пунктиком стала музыка. «Слепив на коленке», как ей тогда казалось, довольно простенькую, но принципиально новую и кое в чём уникальную программу, Дария занялась сочинением мелодий и последующей их аранжировкой. И опять тот же продюсер, что открыл в ней талант серьёзного иллюстратора, оказался во главе отряда страждущих. Оговорив условия, он записал и выпустил небольшим тиражом её первый диск. И снова Фортуна не выпустила Дарькину руку. Дебютный альбом «электронщицы» доиздавался раз десять и раскупался с такой скоростью, что — не прошло и трёх месяцев — серьёзно пригрозил конкурентам выбить их с вершин чартов.

И теперь Макферерли, так звали продюсера, был конкретно шокирован. «Взбалмошная девчонка», заглянув к нему в офис, чтоб подписать финансовые документы, радостно объявила:

— Простите, Фергус, но я поняла: музыка — это несерьёзно. Я и прежде не собиралась становиться композитором или профессиональным исполнителем. Мне просто хотелось проверить собственные способности. Записей больше не будет.

— Дария, милая! — воскликнул Макферерли. — У вас же талант! Прошу вас, не зарывайте его в землю. Растите, хольте, лелейте, и он однажды принесёт такие плоды, что…

— Я всё уже решила, — спокойно перебила его Дария.

Продюсер побледнел. Чёрт! Те грандиозные песпективы, что он, должно быть, строил на сотрудничестве с Аль-Заббар, рушились прямо на глазах. Впрочем, потеряно далеко не всё. Голова у девчонки работает, талантов море. Надо лишь прозондировать направление, которым та собирается идти.

— Но как же так? — по инерции пробормотал он, однако тут же откинулся на спинку кресла и плотоядно улыбнулся. — Да, умеете вы преподносить сюрпризы. Ладно, давайте на время оставим музыку. На время! Но скажите мне, милая Дария, чем вы теперь собираетесь заняться? Снимать кино? Организуете собственный театр?

— Фергус! — рассмеялась Дарька. — Я обычный программист. Ну, может, не совсем обычный… Но игровое кино и театральная сцена лежат вне области моих интересов. Как и работа с коллективами.

— Неужели? — саркастически произнёс Макферерли. — А я полагал, что столь экспансивной особе всё по плечу. Получается, ошибался?

— Кто знает? — загадочно ответила Дария, пожав плечами. — Может, и не ошибались. Но уж если вы интересуетесь моими дальнейшими планами, скрываться не стану. Но только от вас. Только не смейтесь, хорошо? Если да, то хотя бы не слишком громко.

— Как скажете, — улыбнувшись, проговорил продюсер. — Выкладывайте на стол карту своих прожектов. В конце концов, мой опыт может вам пригодиться, не так ли?

— Пожалуй, — кивнула Дария. — Я решила попробовать себя в художественной анимации, но…

— Но?

— Но не знаю с чего начать. Вы сами, Фергюс, подобными проектами случайно никогда не интересовались?

— Нет. Пока не интересовался, — отрицательно покачал головой заинтригованный продюсер. — Пока! Но ведь на свете нет ничего невозможного, вам ли этого, моя милая, не знать? Кем вы были пару лет назад? Простой наследницей фамилии, студенткой престижного университета? Так?

— Ну…

— Так, так, — продолжал Макферерли. — А кто сейчас? Знаменитый музыкант, известный график. Почему бы не попробовать себя в новом амплуа? Знаете, Дария, я редко ошибаюсь в людях… Профессия не позволяет. И сейчас мне кажется… Да что — кажется, я уверен — всё у вас обязательно получится. Зелёного старину Шрека давно пора отправить на пенсию — с каждым новым фильмом он выглядит всё более усталым. Зачастую так бывает, когда сюжет уходит в серию. Персонажи начинают раздуваться от собственной значимости, шутки становятся площе. А всё почему?

— Почему? — улыбнулась Дарька.

— Да потому что талантливые некогда сценаристы со временем превращаются в обычных дельцов. Творчество больше не имеет значения. Только успех! Только признание! — продюсер встал с кресла и прошёлся по кабинету. — Понимаете, Дария, сценарист в нашем случае — тот же художник. Чтобы творить, ему не нужно ничего, кроме новых впечатлений.

— То есть, художник должен быть голодным. Так? — с издёвкой проговорила девушка.

— Да что вы в самом деле?! — рассмеялся продюсер, не уловив в голосе собеседницы сарказма. — Грешен. Признаюсь, что и сам раньше так считал, но глядя на вас… Да, да, не смейтесь! Глядя на вас, я готов полностью признать ошибочность — даже нелепость — своего первоначального мнения. Вы ж никогда не голодали, как тот же Хемингуэй. И не держали голову в бочке с ледяной водой, рискуя оглохнуть, чтоб всего лишь уловить новую мелодию… А ухо? Признайтесь, не пытались его себе оттяпать? Тупыми ножницами? А?

— Нет, не пыталась, — засмеялась и Дария.

— Вот! — продюсер поднял указательный палец. — И, тем не менее, всё, что вы мне приносите — великолепно. И, что не менее важно, востребовано.

— Хорошие вы делаете выводы, Фергюс, — вздохнула Дария. — А вы не боитесь заразить меня своими речами? Говорят, звёздная болезнь — недуг малоприятный. Особенно для окружающих.

— Не боюсь, — спокойно ответил Макферерли. — Гордыня и тщеславие — удел глупцов и самовлюблённых бездельников. Ну и, буду до конца откровенен, непризнанных гениев. Вы ж, моя милая, из иной когорты. Я абсолютно спокоен, оперируя смелыми сравнениями. Спокоен относительно вас… Простите, но речь шла немного о другом. Я говорил, что художнику, чтобы он рос, постоянно нужны яркие впечатления. И совсем не важно — отрицательные или положительные. Вы со мной согласны?

— Допустим, — кивнула Дария. — Но к чему вы клоните? Я ж поделилась с вами одними только планами. И уж точно не собиралась лезть в философские дебри. Однако даже по вашей личной теории о взаимосвязи творчества и впечатлений я поступаю, как мне кажется, верно… Собираясь уйти из одной сферы — музыки, в другую. Всего лишь спросила совета…

— Да я понимаю, — перебив её, кивнул продюсер. — И пытаюсь ответить, как могу. Нет, каких-то конкретных рекомендаций вы от меня не дождётесь. Я ж не в теме художественной, как вы говорите, анимации. Но касательно любого творчества одно знаю совершенно точно. В него надо вкладывать душу. Нарисовать мультфильм — не проблема. В мире полно людей, которые с бескорыстной радостью или за хорошие деньги — тут уж как повезёт — помогут вам создать приятную упаковку. Форму, антураж. Прорисовать детали… Но как вы собираетесь воодушевлять своих персонажей? И как, простите, за откровенность, этими персонажами вы воодушевите зрителя? На что? Хотя, возможно, вы ограничитесь «покемонной» механикой. Броской, техничной, но при этом совсем бездушной… Ох, не знаю… Сами-то вы, мисс Аль-Заббар, как себе новую затею представляете?

— Да я пока в такие джунгли и не лезу, — отмахнулась Дарька. — Вы, Фергюс, человек, безусловно, очень опытный и далеко не дурак. С чутьём. Сразу во всём ищете суть. Мне ж, глупой девчонке, пока ваше воодушевление без надобности. Интереснее как раз форма. Хотя то, о чём вы сейчас говорили, в моих извилинах точно засядет. И я, естественно, постараюсь, работая над новым проектом, сделать персонажей насколько возможно живыми. Давайте так — вы пока думаете, как нам привлечь партнёров, а я детально проработаю концепцию идеи. Договорились?

— Договорились… Меня тут, кстати, тоже одна идейка посетила, — улыбнулся Макферерли. — Только что. В общем, перед тем, как засядете за сценарий… Простите, вы же сами будете его писать?

— Наверное, — пожала плечами Дарька. — Пока ещё об этом не задумывалась.

— Так вот, перед тем, как начнёте его писать, пообщайтесь с одним человеком, — сказал продюсер.

До сих пор расхаживающий по кабинету, он вернулся к столу и уселся в кресло. Взял листок, ручку, быстро что-то нацарапал и протянул записку девушке.

— Вот, возьмите. Здесь электронной адрес. Человека зовут Вадим Терпилов. Верно, он русский. Джазовый музыкант. С недавних пор — профессиональный. Живёт в Англии. Если ничего не путаю, в Манчестере. Очень интересный персонаж. Пережил такое… Впрочем, не стану раскрывать интригу. Может быть, вам и не удастся с ним переговорить — Вадим не сильно любит вспоминать прошлое с малознакомыми людьми. Но если вы, моя милая, сумеете его чем-то зацепить, считайте, что сценарий, о котором другие могут только мечтать, у вас в кармане. История была — загляденье! Уверен на сто процентов, что вам понравится.

— Уверены? Да ещё и на сто процентов? — вскинула брови Дария.

— Нет, конечно. Не на сто, — подмигнул ей Макферерли. — На все двести. Не поленитесь, милая моя, напишите ему сегодня же. Только придумайте для встречи какой-нибудь интересный повод, иначе ответа будете ждать целую вечность.

— Спасибо, — кивнула заинтригованная Дарька, пряча в сумочку записку с адресом «очень интересного персонажа». — Но чем я могу его зацепить? Хоть намекните. Фергюс?

— Давайте подумаем… — произнёс продюсер, положив подбородок на подставленные ладони. — О! Кажется, есть одна тема!

Он встрепенулся. Повернулся к сейфу, стоящему за его спиной, набрал комбинацию на кодовом замке и открыл толстую дверь. Через секунду посреди стола на стопке бумаг возвышался усечённым конусом небольшой колокол.

— Ваш музыкант собирает колокольчики? — улыбнулась Дария.

— Это рында, — сказал Макферели. — С парохода «Гермес». Ей, между прочим, больше ста лет. Полагаю, что такой подарок, да ещё и переданный от одного старого знакомца с просьбой о прощении, с искренним раскаянием, не оставит господина Терпилова совсем уж безучастным. Сейчас я быстренько набросаю ему письмецо. Пару минут подождёте?

— Конечно, — ответила Дарька. — А вы перед ним в чём-то провинились?

— Не в чём-то, а очень-очень сильно, — вздохнул Макферерли. — С другой стороны, всё обернулось к лучшему. И, в первую очередь, для самого Вадима. Надеюсь, он оценил. Минуточку тишины, ладно? Боюсь написать лишнее.

Когда письмо было вложено в конверт, продюсер передал его Дарьке. Нажав на селекторе клавишу вызова, пригласил секретаршу и указал ей подбородком на колокол.

— Сара, будьте добры, упакуйте этот предмет так, чтобы мисс Аль-Заббар могла нести его в одной руке. Не мне вас учить. И да, сделайте нам по чашечке того замечательного кофе.

Когда секретарша вышла, Макферерли откинулся на спинку, заложил руки за голову и, улыбнувшись вполне довольный собой, подмигнул Дарие.

— Такого вы точно нигде не пробовали, мисс Аль-Заббар. Этот кофе подают лишь в трёх заведениях на одном крохотном островке во Французской Полинезии. Его надо пить чуть охлаждённым и непременно с морской солью…

 

Глава четвёртая

Ненаучная гипотеза

(ИНВЕРСИЯ)

В Там-Сям так же, как и в других пунктах, в которых она побывала за последнее время, никто о чёртовом адресе слыхом не слыхивал.

Случается, что врут топографические карты и ошибаются карты гадальные, всезнающий Интернет тоже не всегда располагает достоверной информацией, но кто-нибудь из местных старожилов обязательно вспомнит давно переименованную улицу или разрушенный дом, который живёт лишь в потерявших яркость воспоминаниях. Адреса «Tiki, 2» здесь не знали.

И как только Дарька убедилась в этом окончательно, вера её пошатнулась.

Ещё бы! Москва, а потом Манчестер и Мумбаи, Париж и Нью-Йорк, Стокгольм и Вена, Коломбо и Лондон, Петербург… и даже жестокий Кое-Где, а теперь вот и невообразимый Там-Сям ответили одинаково: «НЕТ. ЭТОТ ОБЪЕКТ НАМ НЕ ИЗВЕСТЕН».

И что теперь? Что?!

Так, спокойно… Главное, без паники. Может, ты упустила в своём списке какое-нибудь местечко, где была проездом, и просто его не помнишь? А вдруг это… не на Земле? Или… Или вообще не следует хаотично колесить по географическим объектам, а искать другим способом? Вопрос: каким? Нет, что-то здесь не так. Эрно никогда не бросал слов на ветер. Он просто не мог ошибиться. Эх, если б кто-нибудь дал знак! Ну? Смелее, силы небесные!

Дария, покинув гостиницу, направилась к стоянке такси, выбрала машину поприличнее и уселась рядом с водителем.

— В Центрум, — скомандовала она.

— Бут сделано! — весело гаркнул истомившийся в ожидании таксист.

Новенький жёлтый «порш» с чёрными шашечками на дверях взревел мощным мотором и, презрев бесконечный поток машин, смело выскочил на дорогу.

— Вы летать не боитесь? — поинтересовался водитель, когда они минут через десять всё-таки завязли в пробке.

— Я-то не боюсь, — ответила Дарька. — Как бы вас самого на анашу не подсадили.

— Ничего, — улыбнулся таксист. — Гаишникам на своих чугунных «крокодилах» меня не догнать. Тачка — зверь. С титановыми винтами и двойным турбонаддувом. Тяга сумасшедшая. Вам в Центрум куда надо?

— Если б только я знала… — тихо пробормотала девушка, но тут же опомнилась: — А давайте-ка, уважаемый, на вокзальную площадь!

Клюжев жил не слишком далеко — на Земляном Валу, в знаменитом гэбэшном доме. Миша, оставив машину возле офиса, решил отправиться на рандеву пешим ходом. А что? Разминочка.

Зайдя по пути в магазин, он выбрал бутылку хорошего вина и, укладывая её в портфель, подошёл к книжному развальчику.

Издание бросилось в глаза сразу. С белой глянцевой обложки на Агафонова, хитро ухмыляясь, смотрел хвостатый лысый толстячок, облачённый в растянутый зелёный свитер и потёртые голубые джины. Но не столько он привлек Мишино внимание, сколько заголовок: «Демон в её голове». Имя автора ни о чём не сказало.

— Почём? — ёмко спросил Агафонов у продавца, указав на книжицу пальцем.

— Двести в переплёте, сто двадцать в обложке, — ответил откровенно скучающий дедок. — Довольно милая фантазия, да и слог ничего. Возьмите. Не понравится, кому-нибудь подарите. Или выбросите. Чай, не Достоевский.

— Давайте, — кивнул Миша.

— В мягкой? — уточнил дед.

— Мелочи нет. Возьму в переплёте, — сказал Агафонов. — Если вещь действительно неплохая, дольше проживёт. Если хрень — вы правы — подарю.

— Разумно, — согласился продавец и, получив деньги, протянул Мише книжку. — Спасибо за покупку, заходите ещё.

— Всенепременно, — ответил Агафонов и, спрятав сдачу в бумажник, покинул магазин.

До назначенного времени оставалось минут сорок, а дом профессора уже виднелся. Погода располагала и радовала. Миша, перейдя улицу, свернул в клюжевский двор, выбрал лавочку под старой раскидистой липой, уселся на неё и раскрыл книгу на титуле.

«Все описываемые события происходили в реальности, — прочитал он. — Имена и адреса во избежание возможных недоразумений изменены».

Хм… Возможных недоразумений? Так себе формулировочка.

Достав сигареты, Агафонов прикурил, выпустил изо рта струйку дыма и ещё раз взглянул на обложку. Чёртик, который вначале показался ему прикольным, теперь почему-то таковым не выглядел. Миша сомкнул веки. «Собственно, почему я принял его за чёрта? — подумал Агафонов. — Из-за хвоста? Так и он-то не… чертовский? Больше похож на кошачий. Ни рогов, ни копыт… Ассоциация с названием? Скорее всего».

— Мишенька! А я иду и смотрю — вы ли? — знакомый голос заставил его прервать ход размышлений и открыть глаза.

Напротив стоял Клюжев и улыбался во весь рот, демонстрируя ровные и белые не по годам зубы. Интересно, фарфор или пластик?

— Здравствуйте, Фёдор Алексеич, — приветствовал его Миша, поднимаясь на ноги и протягивая руку. — Я сегодня не на колёсах. Вот, не рассчитал время.

— Ничего, ничего, — жестом усадил его Клюжев. — Вы ж в квартиру ещё не поднимались? А я как раз с работы иду, сворачиваю во двор и… Впрочем, коль вы не против, я приземлюсь рядом с вами. Вечер сегодня чудесный!

— Май, — улыбнулся Миша.

— Точно, май. Настоящий, — профессор откинулся на спинку и завёл руки за голову. — Соловей, слышите? Нет, это удивительно — в центре Москвы до сих пор поют птицы… По всем прогнозам они должны были вымереть ещё в конце прошлого века.

— Это ещё почему? — удивился Агафонов.

— Экология, Мишенька, экология, — сладко потянулся Клюжев. — Вот мне лишь чуть больше шестидесяти, не курю, бегаю по утрам, а одышка временами, как у хронического астматика. Но мы-то, люди, привыкли выживать в экстремальных условиях, птички ж — создания Божьи. Если им плохо, они не то что петь не будут, жить не станут… А этот, слышите? Какие трели выводит! Прям, филармония.

— Натурально, — весело согласился Агафонов.

Потушив бычок о край лавочки, он кинул его в урну и снова раскрыл книгу. Клюжев молчал, наслаждался соловьиным пением и ласковым вечерним солнцем. Решив не тревожить профессора, Миша уже собрался взяться за чтение, но тут птаха смолкла. Фёдор Алексеевич словно очнулся. Поднялся с лавочки.

— Ладно, хорошенького помаленьку. Пойдёмте ко мне, — позвал он и сам первым направился к ближайшему подъезду. — С утра лифт не работал. Если не починили, придётся на шестой этаж топать пешком. Не слишком затруднит?

— Не слишком, — ответил Миша. — Я нынче на восьмом живу, а лифт только до одиннадцати. Представляете? Это у них называется заботой о тишине.

— А вы, как я понимаю, частенько задерживаетесь дольше установленного времени? Завидую вам. Точнее, вашему возрасту, — засмеялся Клюжев. — Вы не представляете, Михал Михалыч, как мне порой не хватает этих ночных кутежей и весёлых компаний!

Вошли в подъезд. Лифт починили, поэтому наматывать на ноги подъёмные метры лестничных маршей не пришлось.

— Кстати, Миш, супругу мою зовут Татьяна Власовна. Она незнакомому человеку может показаться немножко… эээ… со странностями. Не акцентируйте внимания, хорошо? И ещё. Пожалуйста, в её присутствии не рассказывайте никаких скабрезных анекдотов и сальных историй, — попросил профессор. — А если представитесь интеллигентно — но, главное, без жеманства, а естественно, — расположите её к себе на всю оставшуюся жизнь.

— Я вас понял, Фёдор Алексеевич, — успокоил профессора Агафонов.

Двери разъехались в стороны.

— Буду несказанно вам обязан, — кивнул Клюжев, пропустив Мишу вперёд.

Секунд десять после звонка жизни за дверью не ощущалось. Но вот откуда-то издали послышался цокот каблучков. Наконец, щёлкнула задвижка, створка распахнулась и на пороге выросла стройная фигура. Да, женщина внешне приятная, хоть и старая. Нет, не очень. Скажем, пожилая. В отличие от жизнерадостного колобка Фёдора Алексеевича, Татьяна Власовна выглядела зимней берёзой — такая же тонкая, высокая и вся какая-то монохромная в своём чёрно-белом «шахматном» платье.

Впрочем, скажем справедливости ради, Агафонов и сам недолюбливал полутона.

— Вот, Танечка, познакомься. Мой коллега из смежного ведомства. Михаил Михайлович. Прошу любить и жаловать, — представил Мишу профессор.

— Очень, приятно, — проговорила Клюжева, и Миша готов был поклясться, что она своим взглядом просверлила в его черепе дыру. Даже боль почувствовал. — Татьяна Власовна.

— Агафонов, — чётко произнёс Миша, вытянувшись в струнку и отвесив лёгкий поклон. Только каблучками не щёлкнул. — Наслышан о вас от Фёдор Алексеича. И давно мечтал с вам познакомиться, Татьяна Власовна.

«Берёза» расцвела. Но это стало видно лишь по глазам, выражение которых изменилось. Появился блеск. А странная заинтересованность и так была. Вполне искренняя, между прочим. С чего бы вдруг?

— Прошу вас, проходите прямо в гостиную. Фёдор Алексеич проводит, — пригласила Татьяна Власовна. — И да, Михал Михалыч. Не разувайтесь. У нас домработница… Правда, я её уже отпустила, потому на стол накрою сама.

— Что вы, Татьяна Власовна! — попробовал было протестовать Агафонов. — Не стоит так беспокоиться. Я исключительно по работе и не отниму у вашего мужа много времени.

Но Клюжев, цепко ухватив Мишу под локоток, уже увлекал его по длинному мрачному коридору в сторону высокой двустворчатой двери. Со стен из тонких рам на них равнодушно посматривали многочисленные медицинские светила. Агафонов узнал лишь Ибн-Сину — благодаря чалме. И Боткина. Портрет этого недавно видел в журнале.

— А что так? Отужинаете с нами, — говорил меж тем профессор. — Мы будем только рады. Катюша, наша горничная, прекрасно готовит…

Гостиная по контрасту с прихожей и коридором выглядела вполне современно. Дорогая мягкая мебель, журнальный столик стекла и хрома, справа огромная плазменная панель, слева — над диваном — вполне достойные копии полотен Филонова и Модильяни… Вино!

Миша, рассматривая интерьеры, настолько отрешился от проблемы, обсудить которую пришёл, что из забытья его вывел деликатный зов вина, вполне ко времени булькнувшего в портфеле.

Расстегнув и откинув клапан, Агафонов достал бутылку и протянул её Клюжеву.

— Это к столу, Фёдор Алексеич.

— Отлично, Мишенька, — кивнул профессор, принимая подарок, и повёл носом. — Угадали. Судя по запаху, сегодня у нас на ужин запечёная оленина. И ваше «Бордо» придётся как нельзя кстати… Но вы ж явились по делу, не так ли? Давайте-ка мы не будем тратить драгоценное время. Как я понял из нашего сегодняшнего разговора, к вам обратилась за помощью госпожа Аль-Заббар. Ничего не путаю?

— Нет, Фёдор Алексеич. Ничего не путаете, — покачал головой Агафонов. — Вот это пришло мне сегодня на электронную почту. Прочтёте?

— Давайте лучше вы сами. Вслух.

Пока Миша читал письмо, профессор вытащил из своего кейса потёртую картонную папку и, развязав тесёмки, зашелестел листами.

— Ну и что вы на это можете сказать? Как профессор Института мозга? — полюбопытствовал Агафонов.

— Как профессор Института мозга я на это сказать ничего не могу, уж простите, — ответил Клюжев. — Дело в том, Миша, что в случае с Дарией Аль-Заббар ортодоксальная медицина выказала всю свою некомпетентность. На мой, естественно, взгляд. Вот, послушайте. Они делают выводы, от которых мне, честно говоря, становится стыдно. Итак, «…случаи летаргии — не редкость. Пограничное состояние, сходное с комой, вызванное болевым или психическим шоком, общей усталостью организма, критическим перенапряжением, стрессом, тяжёлыми заболеваниями и иными причинами не имеет временного континуума и может продолжаться сколько угодно долго. Для поддержания жизнедеятельности организма…». Так, это не то… А! Вот: «состояние пациентки, Дарии Аль-Заббар, не следует считать комой. Скорее, это лёгкая форма летаргии, спровоцированная тяжкими переживаниями после смерти близкого человека. Физическое состояние органов в норме, деятельность головного мозга идентична деятельности человеческого мозга во время сна»… Идентична! Представляете? С точки зрения моих коллег Дария просто заснула. Но когда проснётся — неизвестно. Поймите правильно, Миша — природа данного феномена до сих пор не исследована, но…

Профессор сделал многозначительную паузу и поднял указательный палец.

— Но моя супруга выдвинула однажды… эээ… гипотезу. Она не имеет ничего общего с трудами наших учёных светил, однако я взял на карандаш. И решил её немножко проработать. В тайне от всех. Даже от Татьяны Власовны. Только прошу вас, дорогой мой, если вы согласитесь её выслушать, никому и никогда не говорите.

— О чём? — не понял Агафонов.

— Как о чём? О том, что я беседовал с вами на эту тему совершенно серьёзно. Ведь репутация учёного и врача не позволяет, знаете ли…

— Да вы не беспокойтесь, Фёдор Алексеич, — успокоил его Михаил. — Я и так понял, что здесь полно загадок. Какой-то, если так можно выразиться, нестандарт. Иначе б вы пригласили меня на работу, а не домой. Верно?

— Безусловно, — кивнул Клюжев. — И можете считать меня старым маразматиком, но я вам всё-таки скажу, почему, на мой взгляд, Дария Аль-Заббар спит два года… Моей жене кажется, что девочку… Как бы это сказать-то, чтоб не выглядеть совсем уж идиотом?

— Да говорите, как есть, — подбодрил профессора Агафонов. — Я ж обещал!

— Ладно, — вздохнул Клюжев. — Только воздержитесь, пожплуйста, от смеха… В общем, мне тоже кажется, что девочку бросил ангел-хранитель.

Миша честно пытался сдержаться. Но не смог. Нет, смеяться он не стал. Брезгливо поморщился.

— Профессор, с вами точно всё в порядке? — обеспокоено спросил Агафонов.

— Ну вот! — всплеснул руками Фёдор Алексеевич. — Я ж говорил вам, что гипотеза совершенно не научна… Впрочем, давайте обо всём немедленно забудем. Хорошо?

— Ну уж нет, — покачал головой Михаил. Подмигнув, потребовал: — Зря что ль я на вино тратился? Выкладывайте, профессор, детали, на основании которых вы… эээ… с супругой пришли к таким ненаучным выводам. В конце концов, если б я услышал про ангела из уст священнослужителя, я б воспринял это несколько иначе. Но я читал ваши работы. И знаю вас, Фёдор Алексеич, не первый год. Как серьёзного учёного знаю, между прочим. Поверить, что вы ударились в сказки или просто слушаете, простите, бредни своей супруги, увы, не могу… Или всё-таки Альцгеймер?

— Да какой Альцгеймер, Миша? Типун вам на язык, — отмахнулся Клюжев, вставая с дивана. — Если б у меня на руках были материальные доказательства гипотезы, я б стал академиком. Или на весь остаток дней своих загремел в психиатрическую клинику… А так… Только догадки… Они, правда, основаны на вполне серьёзных наблюдениях… Но кому и как я смогу всё это доказать? А?

Профессор подошёл к окну, отдёрнул занавеску и загляделся на улицу.

— Мне доказывать ничего не надо, Фёдор Алексеич, — ответил Миша.

Удивительно, но он заинтересовался. Поднявшись с кресла, подошёл к профессору. Встал рядом.

— Просто расскажите то, что знаете. А потом покумекаем, что можно сделать. Вместе подумаем. Договорились?

— Договорились, — отозвался всё ещё раздраженный Клюжев. — Только давайте после ужина. И Татьяне Власовне пока ни единого слова… Ох, ты. По запаху чувствую, что стол уже накрыт.

И точно. Не прошло пяти секунд, дверь в гостиную отворилась, и на пороге выросла «Берёза».

— Мужчины, прошу к столу. Буду вас кормить запечёной олениной.

 

5

[Два года назад. Продолжение 1]

«Очень интересный персонаж»

Решили совместить полезное с приятным. Полезное для Дарии и приятное для Эрно.

«Юнайтед» вечером принимал у себя «Арсенал», и молодой человек, будучи ярым болельщиком последнего, даже обрадовался, узнав, что подруга собирается в Манчестер.

Дарька даже к стадиону его не повезла — настолько вымотала дорога. Высадила возле шумной толпы лондонских фанатов, которые шли в нужную сторону, сама же, крутанув пятака, покатила в сторону клуба, в котором и должна была пройти встреча. Слава Богу, тот находился недалеко. Иначе сошла б с ума, продираясь сквозь нескончаемые красно-белые стада, гремящие трещотками и вопящие кричалками.

Ей повезло. На парковке перед заведением было пусто, если не считать антикварного чёрного «мерседеса» с левым рулём. Его машина? Поставив свой крошечный «мини» на соседнее место справа, Дария глянула в зеркальце, поправила макияж и, подхватив сумочку, вышла из машины. Открыв багажник, достала упакованную Фергюсовой секретаршей посылку.

В небольшом уютном зальчике джаз-клуба за стойкой сидел всего один посетитель. Бармена тоже не наблюдалось. Даже на горизонте. Футбол!

— Здравствуйте, — сказала Дарька по-русски, подойдя к мужчине. — Вадим, если не ошибаюсь?

— Вовсе нет. Не ошибаетесь. Дария? — повернул голову тот и улыбнулся. Правда, как-то вымученно.

Вообще, выглядел «очень интересный персонаж» совершенно неинтересно. Потухший взгляд уставшего от жизни человека, седая шевелюра, тонкие жилистые запястья, выглядывающие из широких рукавов потёртого замшевого пиджака. В ладонях зажат высокий бокал с апельсиновым соком.

— Что-нибудь выпьете? — поинтересовался Терпилов.

— От кофе б точно не отказалась, — кивнула Дарька. — Столько времени за рулём… Это, кстати, вам.

Она поставила тяжёлую посылку на табурет.

— И это тоже.

Конверт с письмом от Макферерли перекочевал из рук в руки.

— Спасибо, — произнёс Терпилов.

К коробке он не притронулся, но письмо быстренько пробежал взглядом. Оторвав голову от бумаги, включил кофе-машину, стоявшую справа от него на стойке. И улыбнулся девушке уже гораздо приветливее.

— Похозяйничаю, пока Фил пялится в ящик. Через минуту, Дария, будет вам эспрессо, — проговорил Вадим, снимая с табурета посылку. — Вы присаживайтесь. Открою?

— Конечно, — сказала Дария, устраиваясь рядом. — Коллекционируете корабельные колокола?

— Нет, что вы, — отозвался русский, вынимая рынду с «Гермеса». — Просто господин Макферерли действительно знает, какой подарок от него будет мне приятен. Извинения тоже приняты, можете так и передать. Нда… Водопроводчика из него не вышло, решил переквалифицироваться в продюсера? Что ж, наверное, это более безопасно для окружающих. И, безусловно, полезнее. Современную музыку давным-давно пора начать изничтожать, а он в подобных операциях — непревзойдённый мастер. Можно сказать, эксперт.

Терпилов вновь улыбнулся и легонько щёлкнул ногтем по колоколу. Тот загудел.

Дарька насупилась.

— Это ещё почему? — возмущённо спросила она. — Если вам не нравятся современные стили, совсем не значит, что вся планета должна слушать ваш допотопный джаз.

— Не обижайтесь, Дария. Вовсе не хотел вас задеть, — извинился Терпилов. — Но вот вам непрошенный и бесплатный совет: если хотите серьёзно заниматься музыкой — немедленно смените продюсера. Этот обязательно втравит вас в какую-нибудь авантюру.

— Зря вы так. Перестаньте, — попросила Дария. — Между прочим, я с музыкой завязала.

— Великолепно! — от души рассмеялся Терпилов. — Вы даже не представляете, как вы меня обрадовали этим известием. Чего ж вы от меня-то хотите?

— Великолепно? — совсем рассердилась Дарька, беря со стойку чашечку, подвинутую ей Вадимом. — Нет, вы это серьёзно?

— Более чем, — кивнул Терпилов. — Вы ждёте от меня каких-то объяснений?

— Вообще-то я ехала сюда за другим. За вашей историей. Фергюс сказал мне, что по ней можно… Впрочем, не важно. И теперь — да. Я жду от вас объяснений, — потребовала девушка, чувствуя, что еле сдерживается, чтобы не вылить кофе на голову этому самодовольному хаму.

— Мою историю мог бы вам поведать и сам Макферерли, — совершенно спокойно ответил Вадим. — Он в курсе абсолютно всех деталей. Я всё-таки думаю, что вы, Дария, оказались здесь совсем по другому поводу… Этот… эээ… Фергюс, которого вы натурально боготворите, ничего не делает просто так.

— Допустим, — ухмыльнулась Дарька. — И для чего ж я тогда тащилась через полстраны? Чтобы услышать, как вам не нравится моя музыка? Прекрасно! Вот честное слово, ушла б сейчас и на прощанье хлопнула дверью. Но мне ещё как минимум пару часов надо торчать в вашем городишке. Да и устала… Так что наслаждайтесь обществом. Одиночество ж невыносимо, правда?

Терпилов с интересом посмотрел на собеседницу. А девчонка-то с характером. Может, зря он с ней так?

— Простите меня, Дария, — произнёс Вадим совершенно серьёзно. — С хорошими манерами у меня и правда напряг. Кстати, насчёт вашей музыки. Не то, чтобы она мне не нравится… Но чего-то в ней не хватает. Вопрос — чего?

— Наверное, энергетики? — предположила чуть успоковшаяся Дарька.

— Что-что? — рассмеялся Вадим. — Энергетика необходима тяжёлой и лёгкой промышленности. Людям важнее совсем другое.

— И что, например?

— Например, душа, — пожал плечами Терпилов. — Безусловно, ваши цифровые эксперименты далеко небезынтересны, но если б вы решили продолжать в том же духе, то второй диск не собрал бы десятой части тех поклонников, что нашёл первый. Как-то всё у вас там не слишком естественно. Механически… Простите… А хотите наглядный пример?

— Пожалуйста, — попросила Дарька, она совсем перестала обижаться.

Слушала не без интереса. И понимала, что Терпилов был почти прав. Почему «почти»? Ну, уж нельзя, наверное, говорить, что, записывая музыку, она не вложила в неё ни капельки души. Хотя, Макферерли тоже о чём-то таком говорил…

— Подождите пару минут, — попросил Вадим и, спрыгнув с высокого с табурета, пошёл к выходу.

Как и обещал, вернулся через две минуты с громоздким чемоданом. Положив его на стол, открыл. Достал сверкающий полировкой чёрно-белый аккордеон. Накинув на плечо ремень, уселся на стул. Кашльнув, спросил:

— Готовы?

— Вполне, — ответила девушка, повернувшись к стойке спиной. — Что вы собираетесь мне сыграть?

— Давайте так, — попросил Вадим. — Сначала исполню одну вещицу, а потом вы скажете мне название. Или хотя бы имя композитора. Условия принимаются?

— Принимаются, — насторожённо улыбнулась Дарька.

— Тогда поехали.

Терпилов играл минут пять. Дария, чтобы не отвлекаться на зрительные образы, прикрыла веки и совершенно искренне попыталась всем своим существом прочувствовать музыку. Подходя к эксперименту скептически, она собиралась разнести Вадима в пух и прах, но уже через несколько секунд волны экспрессии, выдуваемой мощными мехами под быстрыми пальцами виртуоза, лёгкий свист верхних нот и густые трубы басов захлестнули её в водовороте ощущений. Мелодия, выдаваемая Терпиловым то как бы порционно, то накатами, казалась смутно знакомой, но назвать имя композитора…

Нет, даже гадать не стоит. Просто слушай!

— Ну и что это? — голос Вадима, закончившего играть, донёсся словно из другого измерения. — Узнали?

— Что? — переспросила девушка, открыв глаза. — Вы что-то сказали?

— Я спросил — вы узнали мелодию? Кто композитор?

— Что-то знакомое… — пробормотала Дарька. — Но… Нет, я точно её слышала, однако сказать с полной уверенностью, кто сочинил… Франсис Лей? Ошиблась, да?

Терпилов оглушительно расхохотался. Но через минуту опомнился. Выдохнул. Отхлебнув сока, произнёс.

— Нет, Дария, это вовсе не Лей. Это вы. Композиция № 4 с вашего собственного альбома. «Яблоко раздора», кажется?

У Дарьки потемнело в глазах.

Какой позор! Не узнать собственную вещь… Она чувствовала, что от обиды на этого провокатора и, что гораздо более чудовищно — на саму себя, сейчас потеряет сознание. Видать, почувствовал это и Вадим. Девушка ощутила на своих плечах чужие руки.

— Что с вами? — голос Вадима звучал встревожено. — Вам плохо?

— Ннн… нет… — промямлила девушка. — Мне… мне стыдно…

— Что ж… Уже нечто, — кивнул Терпилов, разжал руки и подал ей чашечку с так и не выпитым кофе. — Теперь, надеюсь, вы понимаете, что слова о душе — не пустой звук.

— Понимаю, — вздохнула Дарька, отхлебнув из чашки. — Да, уж. Умеете вы вернуть человека на землю… Спасибо.

— Да не за что, — пожал плечами Терпилов. — Если понадоблюсь, обращайтесь… Историю-то рассказывать? Или как-нибудь потом?

— Точно не сейчас, — девушка вымучила из себя подобие улыбки. — Боюсь, мне и так есть над чем подумать. Да… Мне б хотелось вас спросить вот о чём…

Дарька сделала паузу, собираясь с мыслями.

— Внимательно, слушаю вас, Дария, — подбодрил её Вадим. — Не стесняйтесь. Уместны любые вопросы. Обещаю, что никакого разглашения…

— Вадим, — перебила его Дарька, вы видели мои рисунки?

— Конечно, — кивнул Терпилов. — Ими весь Интернет завален.

— И… — Дарька ужасно волновалась, — и… что скажете? Только честно.

— Честно? — переспросил Терпилов. — Хорошо. Скажу то же самое, что и про музыку. Мастерское исполнение, очень техничное. Даже не без идеи. Но в них не чувствуется …

— Души? — догадалась девушка.

Вадим кивнул, печально улыбнувшись.

— Не обижайтесь на старого зануду, — проговорил он. — Со временем вы поймёте, что я не так уж и неправ. Вы, Дария, пока ещё очень молоды. Но это, к счастью, не недостаток. Великолепную картинку может написать даже талантливый ребёнок… Но чтобы создать шедевр, нужен опыт… Вы непременно должны пережить что-то, что захватит вас целиком и полностью. Оказаться внутри переживания, понимаете? Пропустить его через себя. Нет, это нечто вовсе не обязано быть плохим и безрадостным. Но без глубокого погружения в тему в искусстве делать нечего. Делать мир ярче — очень сложно. Те же «Битлы» уже в начале шестидесятых выдавали на гора стопроцентные хиты, но чтобы создать великого «Сержанта», им пришлось испытать немало. Шедевры не даются непосвященным… И ещё один совет, можно? Пусть на первый взгляд и глупый… Выберите какое-нибудь одно занятие. В крайнем случае — два. Петь, как Шаляпин, играть, как Вэн Клайберн, рисовать, как Гоген и писать, как Гоголь научиться, конечно же, можно. Но не одномоментно. Да, талантливый человек талантлив во всём, простите за банальность. Вот только человеческая жизнь, боюсь, слишком коротка, чтобы объять необъятное… Впрочем, всё у вас впереди. Может, получится, а? Всё-то охватить? Главное, не торопите время. Оно так быстро летит…

Столько пафоса. Кошмар!

Дарька сидела в машине недалеко от стадиона и под шум трибун курила одну сигарету за другой, выбрасывая окурки в раскрытое окно прямо на мостовую. И не обращая внимания на констебля, стоявшего в каких-то двадцати шагах. Страж порядка всё видел, но не подходил и замечаний не делал. Чувствовал, что с девчонкой что-то происходит? Психолог чёртов…

Через полчаса пока ещё тонкими ручейками потянулись к пабам опечаленные «гунерс» с помятыми флагами. Продули, засранцы. Эх, и Эрно не в настроении придёт. Да что за день-то такой?!

К чёрту всё это искусство. И к чёрту погружения! Главное, университет закончить. Есть, в конце концов, семейный бизнес. Что я, глупее матери? Варим сталь, делаем прокат, зарабатываем деньги. Много-много денег… Разве плохо?

Зазвонил телефон.

— Алло?

— Ты где? — спросил Эрно.

Точно. Продули. По голосу ясно.

— На Тэлбот, возле крикетной площадки.

— На Тэлбот? Это мне куда идти?

— Иди ты куда подальше… Прости, пожалуйста. Держи на юг. Тут совсем рядом. Честер пересечёшь и… А лучше спроси у кого-нибудь. К стадиону я не поеду. Не самоубийца.

Да уж… Интересный персонаж. Какого чёрта, Фергюс?

 

Глава шестая

Первое погружение

(ИНВЕРСИЯ)

Но на вокзал Дарька так и не попала. Расплатившись с лихачом, вышла из машины, и её взгляд тут же упёрся в яркую светящуюся вывеску на противоположной стороне улицы.

ДАРИЯ

Вот он, знак! Просить столько месяцев, и наконец-то допроситься. Спасибо вам, Небеса! Или это никакой не знак? Или…

Спустившись в подземный переход, она чуть не бегом бросилась на ту сторону и спустя минуту стояла перед входом. На двери трепетал под ветром замызганный бумажный листок, гласивший: «Если ты ещё не лошадь, заходи скорей, выпей свежего пивка — станет веселей!»

Дьявол! Обычная забегаловка.

Накатила волна разочарования. Да так, что подогнулись колени. Дарька упала бы, наверное, прямо на тротуар, но взгляд сместился правее и замер на маленькой пластмассовой табличке, привёрнутой к стене ржавыми шурупами:

ЭЗОТЕРИЧЕСКИЙ ПИВБАР

(напитки, закуски и оракул — круглосуточно)

Рука сама потянулась к железному кольцу и с силой дёрнула. Тяжёлая дверь со скрипом поддалась, и в воздух улицы из помещения вырвалось густое смрадное облако табачного дыма. Дарька, помедлив пару секунд, зажмурилась, шагнула внутрь и, приоткрыв глаза тонкой щёлочкой, попробовала сделать рекогносцировку.

Огромный зал пивнушки был заставлен бесчисленным количеством низких деревянных столиков, за которыми прямо на полу сидели посетители. Голоса, смех, стоны и неизвестно откуда доносившееся конское ржание сливались в невыносимый гул, от которого сразу же засвербело в ушах. Превозмогая отвращение и накатившую дурноту, она брезгливо коснулась плеча сидевшего к ней спиной полного мужчины, собираясь узнать, где можно найти оракула.

— Простите, — прокричала Дарька, пытаясь заглушить гам, — вы не подскажете, где я могу…

Толстяк повернулся, и его потная не совсем трезвая физиономия расплылась в добродушной улыбке.

— Кого я вижу?! Безобразница! — проорал он в ответ, с трудом подымаясь на ноги. — Каким ветром тебя сюда-то занесло?

— Ильдарчик? — искренне удивилась Дарька, узнав добродушного таксиста, встретившего её на вокзальной площади Там-Сяма.

— Он самый, — не переставая улыбаться, картинно поклонился толстяк. — Скажи мне, о, чудо-дева, неужели эта отвратительная помойка может привлечь своей мерзкой кухней и вульгарными интерьерами столь очаровательную особу?

— Нет, конечно, — покачала головой Дарька. — Я зашла по другому поводу. Ты не подскажешь, где я могу найти оракула?

— Оракула? — глаза Ильдарчика полезли на лоб. Он взял со стола грязную тюбетейку и водрузил её на затылок. — Слушай, давай-ка выйдем на воздух, я тебе кое-что объясню. На пальцах. Булды?

— Давай, — с радостью согласилась Дарька, которая чувствовала, что ещё чуть-чуть, и её вырвет прямо на собеседника.

Покинув мерзкое заведение, девушка некоторое время приходила в себя. Терпеливый таксист стоял рядом, не говоря ни слова. Заметив, наконец, что Дарька отдышалась, взял её за плечо и пристально посмотрел в глаза.

— Зачем тебе оракул, милая? — абсолютно трезвым голосом спросил он.

— Я… — девушка, похоже, не ожидала такого перехода, потому смутилась, — мне… мне нужно найти одно место, которое я ищу уже много месяцев. Вы, Ильдар…

— Ильдарчик, — поправил её толстяк. — Меня зовут не Ильдар, а Ильдарчик. И это принципиально.

— Правда? — улыбнулась Дарька. — Извините…

— К делу, милая, к делу, — почему-то торопил её таксист, — объясняй скорее.

Девушка подчинилась, хотя и не понимала, зачем она должна выкладывать первому встречному детали своей проблемы.

— В одном месте меня давно ждут, — ответила она. — Но как попасть туда, я не знаю. Может быть ты, Ильдарчик, что-нибудь слышал про Тики-Два?

— Вы ничего не путаете? — толстяк отчего-то перешёл на «вы».

— Да вроде бы нет.

— А я полагаю, что да, — серьёзно произнёс Ильдарчик. — Никакого Тики-Два во Вселенной сроду не было. Уж поверьте мне на слово.

— Но…

— И никаких «но» тоже. Вы, юная леди, ищете Тики Ту, — толстяк сдвинул тюбетейку на брови. — И теперь я вижу, что вам действительно нужен оракул. Пойдёмте, Дария. Отведу вас туда, куда надо.

— Вы… — девушка не верила своим ушам. — Вы знаете моё имя.

— Здесь все его знают, — нагнувшись к самому её уху прошептал Ильдарчик. — Но никто старается не произносить.

— Почему? — ещё сильнее изумилась Дарька.

— Потому, — эхом отозвался таксист. — Потому что это ВАШ собственный мир, госпожа… Стоит кому-нибудь вас обидеть, пусть даже словом, и он тут же исчезнет или превратится в какую-нибудь вошь. Или в пшик. У госпожи просто невероятная фантазия и настолько живой внутренний мир, что… Огромный, кстати. Натурально безразмерный мир, в котором её и саму отыскать практически невозможно. Не так ли? Тем не менее, вы всем здесь хозяйка, уважаемая Дария. Вы в себе… В СЕБЕ, запомните. А окружающие… Окружающие — лишь плод вашего воображения… Но, пожалуй, достаточно слов. Идёмте скорее. Оракул дожидается вас уже целую вечность…

Миша позвонил домой и предупредил Маринку, что ночует на работе. Та вовсе не удивилась, потому что подобное случалось и раньше. Да и шпионка Людочка, должно быть, докладывала подруге о каждом шаге своего шефа, поэтому подозревать его в измене у невесты повода не находилось. Если, конечно, он не кувыркается с самой секретаршей, что, конечно, запросто. Но тут уж простите…

Покинув квартиру Клюжевых, Агафонов поймал такси и через четверть часа уже сидел в своём кабинете за рабочим столом. Людмила, прождавшая шефа до половины одиннадцатого, была одарена внеплановым выходным, поэтому покинула офис вполне счастливой.

Заперев за ней дверь, Миша остался в одиночестве. Он прекрасно понимал, что надо сосредоточиться на проблеме Аль-Заббаров, однако в голове царил сумбур. Все мысли перемешались, и кончик ниточки, за который надо потянуть, чтобы клубок размотался, спрятался неведомо где. Впрочем, Стальной Леди в любом случае надо дать ответ. Бедная женщина ждёт уже почти сутки.

Открыв почтовую программу, Агафонов мельком просмотрел новые входящие и, не найдя ничего интересного, принялся за сочинение.

«Уважаемая госпожа Аль-Заббар», — начал он и «завис» минут на пять. Из головы не выходил разговор с Клюжевым. Не без труда сделав над собой усилие, продолжил:

«Во-первых, извините, что отвечаю не сразу. Надо было собрать максимум информации по вашему вопросу. К сожалению, её оказалось не так много. Однако я уверен, что и та, которая теперь есть, пусть в малой мере, но поможет в решении проблемы.

Да, Вы правильно поняли. Я согласен. И в ближайшее время собираюсь отложить иные дела. От Вас, госпожа Аль-Заббар, мне нужен точный адрес, где сейчас находится Дария. И время, когда мы с Вами можем встретиться. А также, если таковой имеется, личный архив Вашей дочери (дневники, записки, фотографии и т. п.).

В ожидании скорейшего ответа, с уважением,

Михаил Агафонов»

Перечитав письмо, Миша поставил на него галочку важности и немедленно отправил по адресу Светланы Аль-Заббар. Не успев заварить чай, услышал, как пискнул динамик компьютера.

Пришёл ответ. Стальная Леди писала:

«Огромное Вам спасибо, уважаемый Михаил Михайлович!

Удобное время выбирайте сами. Личный архив дочери начну собирать немедленно. Дария в настоящее время находится вместе со мной в нашем загородном доме по адресу: п. Малаховка, ул. … На всякий случай, оставляю Вам номер сотового телефона: … Звоните в любое время суток.

С уважением, Светлана Аль-Заббар»

Агафонов не стал откладывать дело в долгий ящик и тут же набрал указанный номер. Уже после первого гудка из динамика раздался очень приятный голос. Но холодный, отстраненный.

— Слушаю вас.

— Здравствуйте, госпожа Аль-Заббар, это Михаил Агафонов. Ничего, что беспокою вас в столь поздний час?

— Что вы? — голос стал заметно теплее. — Я так рано не ложусь. Очень рада, Михаил Михайлович, что вы не стали тянуть со звонком. Да, зовите меня Светланой Владимировной. Так поменьше официоза.

— Хорошо, Светлана Владимировна, — улыбнулся в трубку Агафонов. — Завтра воскресенье, и у меня день свободен полностью. Я, если вы не возражаете, хотел бы подъехать к вам часиков в одиннадцать. Удобно?

— Вполне, Михаил Михайлович. Только скажите мне марку и номер вашего автомобиля, чтобы я предупредила охрану.

— Тёмно-синий «бмв», ха-шесть-три-три-…

— Спасибо, записала. Что ж, завтра в одиннадцать я вас жду, Михаил Михайлович.

— До свидания, Светлана Владимировна.

— Всех благ.

Миша положил трубку на аппарат. Отхлебнув горячего чаю, потянулся к портфелю. Зачем? Сам не понял. Тем не менее, вытащил купленную намедни книжку. «Демон в её голове».

Хм… Что ж, наверное, это не случайно. Кто-то, помнится, говорил, что если путаются мысли, надо на время от них отвлечься. Забыть. Переключиться на другое занятие.

Почитать, что ли?

Бросив в чай пару кубиков рафинада, Миша открыл книгу и с первой же страницы погрузился в «реальные события»…

Чай давно остыл. Сквозь жалюзи проникли первые — ещё розовые — лучи восходящего солнца, когда Агафонов почувствовал, что если он тотчас же не заснёт, ни к каким Аль-Заббарам точно не поедет. Будет элементарно не в состоянии. Глянув на часы, немедленно захлопнул недочитанную книгу, выбрался из кресла и, достав из шкафа дежурный комплект белья, быстро постелил себе на диване. Сняв костюм и рубашку, он аккуратно развесил их на плечики и убрал в гардероб. Установив будильник в телефоне на половину девятого, Миша забрался под тонкое шерстяное одеяло и через минуту уже похрапывал…

Михаилу показалось, что сон одолел его только что, когда пронзительно запищал будильник. Мало что понимая спросонок, он, тем не менее, усилием воли перевёл собственное тело в вертикальное положение и нащупал ногами обувь.

Боже, уже полдевятого!

Сознание возвратилось. Почти. Надо умыться.

Натянув туфли, он бегом миновал холл, заскочил в санузел и, открыв кран, плеснул в лицо пару горстей холодной воды. Вернувшись в кабинет, Агафонов открыл гардероб, сдвинул костюм в сторону, вместо него достал чёрные джины, чистую белую футболку и лёгкую спортивную куртку. На ходу допивая вечерний чай, Миша рассовал по карманам документы. Кинув книгу и телефон в портфель, взял со стола связку ключей. Заперев офис, на пару мгновений остановился — соображал, не забыл ли чего и, оставшись вполне довольным собственной собранностью, пиликнул брелоком сигнализации.

Сперва он хотел ехать в Малаховку сразу, но минут через десять бешеной гонки по довольно свободным воскресным улицам понял, что если не выпьет горячего кофе и не закинет в желудок пару бутербродов, мозг в нормальном режиме работать не начнёт.

Припарковавшись возле крохотного кафе, Миша выбрался из машины, зашёл внутрь и, улыбнувшись заспанной девице за стойкой, заказал двойной эспрессо в комплексе с лёгким завтраком. А через пять минут с аппетитом наворачивал овощной салат, закусывал его тёплым хлебом с ветчиной и запивал ароматным кофе.

В голове прояснялось. Вспомнились даже детали последнего сна, в котором точно присутствовали отчего-то слишком уж весёлый профессор Клюжев, его жена Татьяна Власовна в белых туфельках на высоком каблуке, а также полупрозрачная, словно привидение, художница Наташа из купленной накануне книги. И демон оттуда же. Но не такой, как на обложке, а высокий, тощий, страшный… Как же его звали-то? А, чёрт… Дурацкое какое-то имя… Конь что ль в пальто? Нет… Ёкарный Бабай, эсквайр. Точно! Так он и представлялся. Почему, интересно, эсквайр? Хотя, сон же. Всякая хрень в башку лезет…

Агафонов, погружённый в свои мысли, презрительно усмехнулся. Однако девушка за барной стойкой, принявшая столь явное выражение чувств на свой счёт, немедленно повернулась к зеркалу. Поправила причёску и, всхлипнув, выскочила в служебную дверь.

Впрочем, Миша на её поведение внимания не обратил, потому как на него вдруг накатило.

И накатило серьёзно. Словно по голове со всей дури жахнули.

«Катализатор… Найди катализатор… — услышал он сразу со всех сторон десятки голосов. — Ищи… Ищи его внимательно… Он зажат… Есть… Только пальцы…»

Кто?! Кто это говорит? Какой, к дьяволу, катализатор? Химики чёртовы.

Но сдавило виски. И сдавило так, что рот раскрылся и вилка из руки выпала.

— Не н-нааадо… — простонал Агафонов, — прошу… н-не…

Отпустило. Резко. Голоса стихли.

Тьфу, наваждение…

Агафонов открыл глаза, встряхнул головой и посмотрел перед собой. В чашке плавал кусочек булки. Изо рта выпал? Во время приступа?

Приступ? О, Господи! Что вообще это было?

Вместо ответа снова ухнуло. Чуть барабанные перепонки не разорвало.

Теперь перед глазами встала чёрная пелена… Но никто ни о чём больше не кричал. Не говорил даже. Лишь из непроглядной тьмы выскочил вдруг маленький самолётик, который, натужно потрескивая мотором, вытянул за собой из крохотного резинового облачка развевающееся белое полотнище с намалёванным на нём лозунгом… Лозунгом? Ой…

С лозунгом??? Нет, это же… Подсказка?

«ПОСМОТРИ В РУКЕ».

В какой руке? В чьей? Что посмотреть? Вот зараза!

Нда… Работать надо поменьше. И спать дома. Дома!

Иначе и сбрендить недолга.

 

7

[Два года назад. Продолжение 2]

Осмысление

Дарька погрузилась в депрессию. В глубочайшую.

Встреча с Терпиловым, от которой она ждала всего лишь увлекательной истории для будущего сценария, обернулась тяжким душевным расстройством. Юная мечтательница — по сути ребёнок, — видевшая ещё вчера за каждой яркой звёздочкой в небе красивую волшебную сказку, была насильно подведена вплотную к кипящему котлу нравственных страданий. Да, пока на экскурсию. Но даже те переживания, которые Дария испытывала в раннем детстве, когда умер отец, и три года назад, когда её не приняли московские однокурсники, казались ей теперь мимолётными огорчениями. Тогда она здорово расстраивалась, но о том, чтобы оказаться на краю пропасти — чёрной бездны сомнений, не могло быть и речи. Сейчас же вера её в окружающих, а главное — в саму себя, здорово пошатнулась.

Дарька целыми днями лежала на кровати, уставив отсутствующий взгляд в потолок. Не отвечала ни на телефонные звонки, ни на стук в дверь. Не открывала никому, кроме курьеров. Даже Эрно. Питалась какой-то дрянью, изредка заказывая её через Интернет. За неделю она ни разу ни то что не приняла душ, даже зубов не почистила. Живые мысли, разросшиеся чудовищным спрутом из внушения, сделанного странным русским, сейчас не просто одолевали крайне впечатлительную особу. Они натурально сводили с ума. Медленно, но верно.

Откуда-то из глубины подсознания то и дело доносились слабые голоса: очнись, встань, дёрни себя за волосы, стукнись головой о стену — сделай хоть что-нибудь, но выйди на свет. Наплюй на всё и живи… Просто живи… Однако сил противостоять легионам сомнений и порождаемых ими чёрных мыслей не было. Не осталось…

Тогда-то и явился Макферерли.

Продюсер, не на шутку обеспокоенный долгим молчанием своей любимой протеже, покинул, наконец, задыхающийся в горячей пыли Лондон и примчался в зелёный Кембридж. Без труда отыскав дом, где квартировала Дария, поднялся на второй этаж и громко забарабанил в дверь. Ответа не последовало.

Тогда, заручившись поддержкой Эрно, выглянувшего на шум из соседней квартиры, он буквально вытряс из того всю нужную ему информацию и немедленно выстроил в собственной голове простой, но — коль всё пойдёт, как надо — эффективный план действий.

Поначалу надо было проникнуть внутрь. Да хоть и топором дверь взломать. Есть у вас в доме топор? Прекрасно. Поехали.

И… раз!

Сказать, что в Дарькиной комнате дурно пахло — ничего не сказать. Здесь при закрытых окнах стоял такой смрад, что он буквально валил с ног. Девушка лежала на кровати в верхней одежде. В той самой, в которой ездила в Манчестер. Только теперь в мятой и замызганной. И в кедах, что, наверное, уже приросли к ступням. На вошедших ноль внимания.

Макферерли жестом тормознул нетерпеливого Эрно, готового немедленно броситься к подруге, и молча указал ему подбородком на стоявший возле двери пылесос. Сам же первым делом распахнул окна, впустив в комнату потоки свежего воздуха, потом прошёл в ванную, откуда минуту спустя вернулся с тряпкой и ведром, наполненном водой.

Капитальная уборка, что, казалось, займёт не один день, длилась меньше часа, по истечении которого и полы, и мебель, и стёкла сверкали бриллиантовой чистотой. Отослав послушного Эрно из квартиры, Макферерли плотно прикрыл за парнем дверь и, подойдя вплотную к кровати, на которой всё так же, не показывая никакой реакции на происходящее вокруг, продолжала страдать девчонка.

Усевшись на тумбочку, продюсер плотоядно оскалился, несколько раз провёл ладонью перед глазами «потерпевшей» и вдруг ухватил её пальцами за нос. Сильно. И, должно быть, больно.

Дарька чуть до любимого потолка не подпрыгнула.

— Вы что, с ума сошли?! — заорала она, срывая голос на фальцет.

— Я-то в полном порядке, — как ни в чём ни бывало улыбнулся Макферерли. — А вот что происходит с вами, моя милая, понять не могу. Честное слово. Вы с Вадимом-то встретились?

— Лучше б не встречались… — уныло пробормотала Дарька. — Чтоб он сдох, ваш Терпилов.

— Ну, ну, ну. Так уж сразу и сдох, — проговорил продюсер отчего-то по-русски и перешёл «на ты»: — Ты желания-то контролируй. Сбываются ведь… Мультик делать ещё не раздумала?

— Мультик? — не сразу поняла девушка, о чём речь. — А-а…

— Что, а-а! — передразнил её продюсер. — Между прочим, от тебя несёт, как от лошади после бегов. Ну-ка быстренько встала и шагом марш в душ. Ну? Кому говорю?! А я пока что-нибудь перекусить соображу… Нет, планы меняются! Сходим в кафе. Я знаю неподалеку одно спокойное местечко…

— Какое местечко, Фергюс? — не без основания возмутилась Дарька. — Вы не видите, в каком я состоянии?

— Прекрасно вижу, — кивнул Макферерли. — Но ведь должен явиться кто-то, кто тебя из него выведет, врно? Вот я и здесь. Между прочим, целую неделю ждал, пока ты, моя милая, сама объявишься. А то, что тебе наговорил Терпилов… Он ведь стал причиной твоего морального разложения?

— Ну…

— Понятно, он, — вздохнул продюсер. — Ладно, что случилось, то случилось… Так вот, то, что наговорил тебе Вадим, раздели-ка ты, госпожа Аль-Заббар, пополам. Он человек опытный и далеко не глупый, но по натуре полный… Скажем, несколько тяжеловат характером. Не все его выдержат… И ещё. Если ты, моя милая, будешь принимать к руководству пожелания каждого, кто убедительно говорит, рано или поздно загонишь себя в угол. Понимаешь, о чём я?

— Угу, — мрачно пробормотала Дарька, но в глазах промелькнул живой огонёк.

Уже что-то.

— Всё. Хватит болтовни. В душ! — скомандовал Макферерли. — И зубы не забудь почистить, а то изо рта такой штын, что мухи на лету дохнут. Я дверь пока починю.

Дария появилась минут через сорок. Чистая и румяная, в свежем халате, с полотенцем, намотанным вокруг головы. И с улыбкой. Ну, слава Всевышнему!

— Смотрю, тебя отпустило, — улыбнулся в ответ продюсер. — Ты, давай, собирайся потихонечку. Не особо торопись, но и не рассиживайся. Я в машине подожду.

— Спасибо вам, Фергюс, — кивнула Дарька. — Вы такой…

— Знаю, милая, знаю, — не дал ей закончить продюсер и, щёлкнув вновь исправным замком, вышел из квартиры. Уже издали, с лестницы, наверное, Дария услышала: — Надеюсь, двадцати минут вам хватит? У меня в четыре встреча в Лондоне, не хотелось бы опаздывать.

Продюсер снова был с ней «на вы».

— Меньшего хватит! — крикнула Дарька и, сняв с крючка фен, скинула полотенце на пол…

Сидя в уютном французском кафе в центре города, Дария с аппетитом уплетала воздушные круассаны, не без удовольствия запивая их ароматным какао. Макферерли, раскинув руки на спинке диванчика, беспрестанно говорил, каким-то чудом удерживая в зубах огромную сигару. Белый дымок тянулся тонкой струйкой в щербатую пасть старенького кондиционера, оставляя за собой лишь невидимый шлейф терпкого аромата.

— Терпилов испытал нечто, — рассказывал девушке продюсер, — что дано пережить далеко не каждому смертному. Справедливости ради, его характер и раньше не отличался лёгкостью, но теперь стал абсолютно невыносимым. Временами, конечно. Вы не можете представить, что когда-то этот средней паршивости музыкант был очень крутым бизнесменом. Не таким, конечно, как ваши родители, но… Весь северо-запад России ел его бананы. В смысле, им импортируемые. Жена, умница и красавица, куча денег, статус. Дорогие костюмы, чёрный «мерседес», весь набор…

— Чёрный «мерседес» и сейчас есть, — улыбнулась Дарька, отхлебнув горячего шоколада. — Причём, очень дорогой, антикварный.

— Серьёзно? — вполне искренне удивился Макферерли. — Нет, так я совсем перестану верить в людей. Похоже, они и в самом деле не сильно меняются… Впрочем, должны же остаться и в новой жизни метки из прошлого? Нельзя ж черпать вдохновение только в предвкушениях, не правда ли? Опыт — полезная вещь. Отказываться от него глупо. Насчёт этого Терпилов прав на сто процентов. Да и вообще… Многое из того, что он говорил вам, близко к истине. Вот только всё подано было не под тем соусом.

— То есть? — не поняла девушка.

— То есть, — повторил за ней Фергюс, — не учтён один фактор. Немаловажный, кстати. Ваш, простите за прямоту, нежный возраст. Руку даю на отсечение, будь вы лет на восемь-десять постарше, терпиловские инсинуации не ввергли бы вас в депрессию. Переживания вообще свойственны человеческой душе. Особенно, душе творческой. Уж я то, как никто другой, знаю. Но не обо мне сейчас речь… То, что в вашей музыке нет души — полная чушь. Не верьте. Он же сам вам её играл. На аккордеоне. Былодело?

— Было, — кивнула Дарька.

— Ну и нечего расстраиваться по пустякам! — воскликнул Макферерли. Он вытащил изо рта сигару и взмахнул ей, словно дирижерской палочкой. — Неважная с точки зрения профессионала аранжировка — вовсе не повод рассуждать о безжизненности и абсолютной механистичности самой музыки… Знаете, моя милая, душа есть в любом плоде творчества. Если, конечно, этот плод рождался с любовью. Даже комиксы можно нарисовать так, что ими будут восхищаться не меньше, чем полотнами Рубенса. Поверьте на слово, я лично видел такие работы. Другое дело, что выражение чувств на холсте, в нотах или в печатном слове — великое чудо, которое постоянно нужно подпитывать новыми впечатлениями. Эти самые впечатления дают ощущение лёгкости и одновременно вызывают глубокие чувства, которые художник трансформирует в сюжеты и краски. Конечно же, если б вы испытали что-то поистине ужасное и пугающее, те же краски стали бы интенсивней, от чего ваши поклонники только б выиграли… Но вы сами… Готовы ли вы, моя милая, пережить страдания, достойные великих мастеров? А? Да хотя бы для того, чтобы подарить миру новую Мону Лизу? Или свою Лунную сонату? Вот вопрос, да? Терпилов прав. Шедевр — товар штучный. Даже не товар, нет. Он же не на продажу. Скажем, изделие. Но кто ждёт от вас шедевра? Кто?! Творите. Просто творите! На радость и себе, и людям. Самовыражайтесь. И делайте, что хотите — рисуйте, пишите музыку, снимайте мультфильмы. Этим вы доставите удовольствие прежде всего себе самой. И если кто-то ещё останется неравнодушен к деткам вашей фантазии, считайте это приятным бонусом. Главное, ничего не бойтесь — ни дурных слов, ни дурных людей. А желчная критика? Да это просто обычный враг художника, которого, как вы знаете, обидеть может каждый. Всегда помните об этом и не расстраивайтесь. И ещё. Если вам суждено нечто испытать — испытаете обязательно. Как бы, моя милая, вы этого ни сторонились. Вы ж слышали народную мудрость? Кирпич падает на голову лишь избранным. Ну? Успокоил я вас хоть чуточку?

— Вы меня здорово успокоили, Фергюс, — совсем смутилась Дарька. — Наверное, Терпилов прав, но правы и вы. А моя проблема в том, что я всё принимаю слишком близко к сердцу. К новой информации лучше относиться, как к дополнительным знаниям, а не как руководство к действию. Я права?

— На все сто, моя милая, — кивнув, улыбнулся Макферерли и снова задымил сигарой. — Творите, мисс Аль-Заббар. Но творите лишь тогда, когда почувствуете, что без творчества вам не жить. И присутствие души в ваших произведениях станет очевидным и бесспорным. Каждому! Глядишь, и появится новый шедевр… В Британском музее, а? Или, к примеру, в московской Третьяковке. Кто знает?

Дарька звонко рассмеялась. Теперь, после общения с продюсером, она окончательно пришла в себя.

— Спасибо, мистер Макферерли. Я постараюсь, — проговорила она, но тут вспомнила ещё кое-что: — Кстати, Фергюс, можете мне ответить ещё на один вопрос? Он не касается темы, но…

Дарька замолкла. Ну кто тебя за язык дёрнул, курица?!

— Давайте скорее ваш вопрос. Отвечу, но кратенько, — не заметив смены её настроения, кивнул Макферели. — Всё-таки время на Земле бежит неумолимо.

— Ладно, — решилась Дария. — Терпилов сказал, что вы стали продюсером, потому что из вас не вышло водопроводчика. Я б подумала, что он просто шутит, если б не видела в тот момент выражения его глаз. Или таки он пошутил?

— Отчего же, — ответил продюсер, — Вадим говорил вполне серьёзно… Вот только слова выбрал… Скажем, немного издевательские. Я б сказал так: не получилось из меня ни нормального ангела, ни приличного демона. Решил попробовать стать человеком. Но то, моя милая, была совсем другая история. И как раз сейчас у меня нет никакого желания о ней вспоминать. В конце концов, ошибки допускает каждый. А коль нет возможности их исправить, о них стоит забыть и продолжать жить дальше… Если вам, мисс Аль-Заббар, претят мои методы раскрутки таланта, вы всегда можете найти себе нового продюсера. Я, естественно, попереживаю недельку-другую, но, будьте уверены, переживу обязательно. И, надеюсь, добрых отношений мы с вами не потеряем в любом случае?

— Что вы, Фергюс! Не собираюсь я ни к кому уходить. Вы мне ужасно нравитесь. Правда! — совершенно искренне воскликнула Дарька. — Вы — замечательный человек!

— Хм… — вскинул брови Макферерли. — Ого! Вы первая, кто назвал меня человеком.

Дарька рассмеялась. Ох уж эти оговорочки! «Наверное, он хотел сказать, что я первая, кто назвал его замечательным», — подумала девушка. Но вслух сказала:

— Смешной вы, Фергюс.

— Нисколько не смешнее вас, моя милая, — отчего-то печально проговорил Макферерли. — Ладно, пойдёмте уже. Отвезу вас домой и тоже поеду. Опаздываю дико.

— Не беспокойтесь, я пешком, — сказала Дарька, вставая из-за столика. — Такое впечатление, что на улице лет сто не бывала. Погода-то… Чудо!

— Да, весна нынче прекрасная, — согласился продюсер, выходя следом. — Что ж, тогда до свидания. И не теряйтесь больше. Нельзя так пугать. Хорошо?

— Хорошо, Фергюс. Больше не потеряюсь, — улыбнулась на прощание Дарька.

Серебристый «ламборгини» продюсера взревел мощным мотором и резко сорвался с места. Через пять секунд и звук двигателя стих вдали.

Какой всё-таки славный человек!

 

Глава восьмая

Клятва

(ИНВЕРСИЯ)

Они не стали возвращаться в зал, а свернули за угол, обогнули дом и поднялись на высокое крыльцо по литым чугунным ступеням. Открывшаяся сама собою тяжёлая кованная дверь противным скрежетом резанула слух, и Ильдарчик первым проник в темень помещения. Дарька решительно пошла следом.

Натыкаясь в душном сумраке на расставленные по полу коробки, ящики и пивные кеги, они миновали несколько поворотов и, наконец, упёрлись в тускло освещённые двери лифта, которые, так же, как и входная, раскрылись не дожидаясь, пока кто-нибудь нажмёт на мерцающую оранжевым пластмассовую кнопку, стёртую почти до спрятанной в себя лампочки.

Внутри кабинка выглядела по меньшей мере странно. Никогда раньше Дарька не слышала, чтобы лифты выкладывали из кирпича, и никогда ещё она не видела столько клавиш в подъёмниках даже самых высоких небоскрёбов. Пардон, но как же работает сие чудо техники?

Словно прочитав мысли девушки, таксист пояснил:

— Это не совсем лифт. Скорее, портал. Но к оракулу по-другому не попасть.

— Портал куда? — изумилась девушка. — Мне казалось, что я видела на вывеске…

— То, что вы видели на вывеске — ваше собственное, — пояснил Ильдарчик, — Для обычных посетителей. Оракул из кафе — простая говорящая лошадь, раскладывающая карты перед легковерной и скучающей клиентурой. Неужели вам интересны бредни старой, выжившей из ума кобылы? Я думаю, что нам следует обратиться вовсе не к ней.

— К кому тогда? — ещё сильнее удивилась Дарька.

— Терпение, Дария, терпение, — попросил её Ильдарчик. — И вот ещё что. Если со мною что-нибудь случится, и вам придётся выбираться одной, нажмите кнопку 33-Т. Окажетесь здесь. Запомнили?

— Тридцать три «Т». Но что с вами может произойти?

— Да что угодно, — нахмурился Ильдарчик. — Никогда не знаю, чем закончится мой очередной визит к этому… оракулу. Впрочем, до сих пор всё обходилось. Не беспокойтесь заранее. Не во мне причина, а в… Не важно. Ну что, жмём?

— Жмём, — кивнула Дарька и набрала в грудь побольше воздуха.

Таксист пристально посмотрел на табло и неожиданным резким движением вытянул вперёд руку, коснувшись кнопки, номер которой девушка заметить не успела. Что-то щёлкнуло, ухнуло, раздались какие-то голоса — будто заоблачные, и двери кабинки плавно разъехались в стороны, открывая перед путешественниками живой пейзаж.

В центре торчал пупом Земли зелёный холмик, залитый ярким полуденным солнцем. Высоко в небе, пытаясь догнать лёгкие перистые облака, живыми стрелами носились стрижи. Невдалеке справа, не подчиняясь ветрам, зависла неподвижная низкая тучка, словно скомканная из грязной ваты. На толстой ветке единственного дерева у подножия возвышенности восседала древняя горбатая старуха и костяным гребнем расчёсывала свои длинные золотые волосы, которым без сомнения позавидовали бы и наследная принцесса, и признанная фотомодель.

На вершине холма спиной к вошедшим сидел широкоплечий рыжеволосый человек, державший высоко над головой внушительного размера пиалу.

— Чай на солнце кипятит, — прошептал Ильдарчик. — Не признаёт, понимаешь, ни газа, ни электричества.

Дарька улыбнулась, но таксист тут же нахмурился, показывая всем своим видом, что вольности в присутствии оракула недопустимы. Или хотя бы нежелательны.

— Идите, — тихонько подтолкнул он её в спину. — Мне, пока не позовут, нельзя. Я вас здесь подожду. На всякий случай повторюсь — кнопка номер 33-Т.

— Я запомнила, — шёпотом отозвалась Дарька и не спеша двинулась в сторону оракула.

Старуха перестала расчёсываться и призывно замахала рукой толстяку. Ильдарчик махнул в ответ и сразу же направился к дереву. О чём они там говорили, девушка уже не слышала, потому что напряжённо сосредоточилась. До рыжего оставалось с десяток шагов.

— Эй, — тихонько позвала она, приблизившись ещё немного, — к вам можно?

— Естественно! — прозвучал знакомый до боли голос и рыжий оракул, отшвырнув в сторону пиалу с недогретым чаем, резво вскочил на ноги. Повернулся к посетительнице.

Его крепкие босые ноги, затянутые в закатанные до колен хорошо потёртые голубые джины, плавно переходили в широкий торс, налитые мышцы которого играли под зелёной нейлоновой майкой, наглядно демонстрируя физическую мощь человека. Бородка клинышком смешно подёргивалась, а хитрые светло-серые глаза выбрасывали на Дарьку из-под густой и такой же огненной шевелюры фонтаны невидимых, но обжигающе-ледяных искр.

Мгновенно узнав хозяина холма, девушка от неожиданности села прямо на траву.

— Фе… Фергюс? — изумлённо пробормотала она.

— Да, моя милая. Вы знаете меня под этим именем, — весело улыбался оракул. — Но подавляющее большинство обитателей всех известных миров предпочитает другое. Ферериус, к вашим услугам. Бывший демон, некогда построивший и не без удовольствия разрушивший Вавилонскую Башню, а также изобретший декоративную косметику. И некогда же вполне влиятельный ангел, открывший целый сонм замечательных талантов… Впрочем, нынче я вживаюсь в роль обычного прорицателя из дивизии посредственных экстрасенсов. И если вам трудно менять привычки, называйте меня по-прежнему. Фергюсом. Возражать ни в коем случае не стану…

Светлана Аль-Заббар оказалась вполне миловидной женщиной. И нисколько не «стальной». Ярко-синие живые глаза её светились искренностью, но были в то же время глубоко печальны. Даже чёрная старуха Беда, проникшая в её дом и хозяйничающая здесь долгое время, не смогла до конца высосать из хозяйки всех жизненных соков.

Миша, прибывший в Малаховку чуть раньше назначенного срока, хотел было подождать невдалеке от ворот и уже припарковал машину под раскидистой сосной, но Светлана Владимировна, заметившая автомобиль из окна, тут же набрала его номер. Мол, ничего страшного. Не стесняйтесь.

Агафонов был приятно удивлён и поведением хозяйки, и самим «поместьем». Он, направляясь сюда, ожидал увидеть этакий «дом поросёнка», что, как известно, должен быть крепостью — из красного кирпича, за высоким глухим забором… Или — ещё вариант — готический «нотр-дам» с горгульями по периметру крыши. Каково же было изумление, когда пред глазами бывшего, но не утратившего профессиональных навыков, архитектора предстал лёгкий двухэтажный дом. Довольно большой, деревянный, выстроенный в канадском стиле — с невысокими, но очень широкими окнами и подчёркнуто неровно-длинными концами венечных бревен. Великолепный ландшафтный парк вокруг главного строения отнюдь не скрывался от глаз случайных прохожих. Располагался за изящной кованой изгородью. Единственный видимый охранник — молодой и улыбчивый крепкий парень — стоял на пороге будки с пультом, сигналом с которого и распахнул перед Мишиным автомобилем ворота. Да ещё и обратился по имени-отчеству.

— Здравствуйте, Михаил Михайлович, можете припарковаться прямо здесь. Светлана Владимировна сейчас выйдет.

— Спасибо, — поблагодарил Агафонов, выбравшись на дорожку.

Ключ оставил в замке зажигания.

Аль-Заббар действительно показалась через минуту. Одета была по-домашнему. В тёмно-синий спортивный костюм, выгодно подчёркивающий достоинства и скрывающий недостатки фигуры. Которая была, да. Миша оценил. Как и причёску — густые русые волосы мягкой волной спадали на узкие, чуть острые плечи. И лицо очень приятное. Чуть припухлые губы, тонкий прямой нос, высокие скулы. И глаза… Огромные, лазоревые… В таких утонуть можно, если вовремя не вырвешься из глубин. Сколько ж ей лет? Должно быть, за пятьдесят, судя по «официальной» биографии. Нда… Всем бы так выглядеть в этом возрасте.

— Добрый день, Михал Михалыч, — приветствовала Светлана Владимировна, спустившись с крыльца. — Очень рада вас видеть.

— Здравствуйте, Светлана Владимировна. Приятно с вами познакомиться, — улыбнувшись, сказал Агафонов. — Прекрасно выглядите.

— Спасибо.

— Вообще, здорово у вас тут, — произнёс Миша. — Дом просто великолепен. И парк впечатляет. Цените гармонию?

— Ещё как! — негромко рассмеялась Аль-Заббар, ничуть не смутившись. — Я, кстати, не завтракала. Составите компанию?

— Даже не знаю, что и ответить, — развёл руками Агафонов. — Вроде б не голоден, ел недавно. Но от чашечки кофе не откажусь.

— С круассанами, Михал Михалыч?

— Пожалуй, — кивнул Миша. — Можно просто Михаил.

— О'кей, Михаил, — легко согласилась Аль-Заббар. — Чтоб не нарушать любимую нами гармонию, тогда и я просто Светлана. Терпеть ненавижу условности.

Они расположились на веранде в лёгких плетеных креслах за круглым столиком.

— Каков план наших действий, Михаил?

Да, деловая баба. Сразу быка за рога.

— Архив, что вы просили, я собрала. Или, может, сначала поднимемся к Дарьке? Посмотрите на неё?

— Обязательно, — ответил Агафонов. — Но давайте поступим так — вы спокойно завтракаете, а я пью кофе. С круассанами. Одновременно рассказываете мне о том, чего я не найду в дневниках. Есть же какие-то нюансы, правильно? Чтобы решить проблему, надо получить максимум информации, и начинать лучше с доступной. Я так полагаю. Не согласны?

— Почему же? — пожала плечами Светлана. — Вы — специалист. Вам виднее. Более того, с вами я всегда на связи. Если позже захотите уточнить, ни в коем разе не стесняйтесь. Звоните немедленно. Или пишите. Не в каменном веке живём.

— Договорились, — согласился Агафонов.

— Отлично. Вы какой кофе предпочитаете? Лимон? Корица? Мёд? Сливки?

— Обычный. Чёрный и крепкий. С сахаром.

— Нина! — крикнула Аль-Заббар куда-то через Мишино плечо, и когда из окна выглянула девушка, попросила: — Эспрессо свари. И круассаны принеси, хорошо?

— Хорошо, — отозвалась Нина. — Завтракать там будете?

— Да, Нин. На веранде в такую погоду приятнее, чем в доме, — громко сказала Светлана и вновь посмотрела на Мишу. — Она у меня умница. Готовит — пальчики оближешь, а уж кофе какой варит… В такой-то машине!

И негромко рассмеялась. Агафонов тоже улыбнулся.

— Редко, когда со слугами такие отношения, — сказал он. — Обычно хозяева держат их на расстоянии. И строят. Умницами уж точно не называют.

— Что вы, Михаил, какие слуги? — вскинула брови Аль-Заббар. — Ниночка Клюжева — моя племянница. Крутая! Характерная! Поссорилась с матерью, хлопнула дверью. Вот… Не брошу ж я девочку на улице? Живёт у меня. Пока не помирятся. А кухня — её собственная инициатива. Типа, чтоб не совсем нахлебница. Ох, дети…

Реплику про «ох, дети» Миша пропустил мимо ушей. Резанула слух знакомая фамилия.

— Клюжева? — встрепенулся Агафонов. — Простите, она никем не приходится профессору… Фёдор Алексеичу? Из Института мозга?

— Приходится, — кивнула Светлана. — Дочь. Вы знакомы с Федей?

— Причём, неплохо, — не стал темнить Миша. — Как раз вчера был у него. Консультировался по поводу вашего случая.

— Да что вы говорите? — саркастически воскликнула Аль-Заббар. — Ой… Извините меня, Михаил. Просто Фёдор — я надеюсь, это останется между нами — обычный карьерист от медицины. Плюс — непроходимый тупица. При том, самовлюблённый до ужаса. Если б не его отец, который был действительно выдающимся психиатром, Клюжев в лучшем случае сидел бы сейчас на телефоне доверия и убеждал депрессивных юнцов поверить в тот факт, что жизнь намного приятнее смерти. Простите ещё раз. Кстати… Вы с Таней… С его женой насчёт Дареньки не говорили?

— Нет, — покачал головой Агафонов. — А она в теме?

— Понимаете, Михаил, — Светлана Владимировна на пару секунд задумалась. — Как бы это вам сказать-то?… Таня — неплохой человек, но, занявшись несколько лет назад этими своими штучками… какой-то прикладной магией, что ли? — она здорово изменилась. В общем, я склонна полагать — и не бездоказательно, заметьте, — что несчастье, произошедшее с Дарией — её рук дело.

— Её рук дело? — не поверил Миша.

— Я имею в виду вот что. Сестра здорово поспособствовала тому, чтоб Дарька погрузилась в себя, — пояснила Аль-Заббар. — Она… Раньше я не верила во все эти бредни с чернокнижничеством, но теперь, после всего, даже не знаю, что и думать.

— Татьяна Клюжева ваша родная сестра? Или двоюродная? — уточнил Миша, вспоминая вчерашнюю «Берёзу».

Боже, как они со Светланой непохожи.

— Единоутробная. У нас приличная разница в возрасте, — ответила Аль-Заббар. — Наша мама вышла замуж за моего папу, когда Тане было лет восемь. Там вообще была жуткая история. Её первого мужа, Власа Степановича, огульно обвинили. По обычному доносу, кажется. Погиб в лагерях… Время такое было. Страшное… Мой папа всегда относился к Танюшке, как к родной. На моей памяти ни разу ни то, что не прикрикнул, неласковым взглядом не обидел. Даже я, дурочка сопливая, иногда ревновала… Но гены…

— Гены? — переспросил Агафонов.

Он здорово заинтересовался семейной историей. Более того, интуитивно почувствовал, что между нынешним состоянием Дарии и фамильными тайнами имеется какая-то связь. Как бы всё осторожненько выведать? И с «Берёзой» надо поговорить. Без Фёдора Алексеевича. Но. Нужен. Повод.

На веранду тем временем вышла чуть полноватая румяная девица в шортах и футболке. С каким-то невероятно огромным подносом. «С матерью ничего общего. На отца похожа», — отметил про себя Миша.

— Здравствуйте, — поздоровалась Нина, составляя с подноса посуду.

— Добрый день, — улыбнулся в ответ Агафонов.

Нина поставила перед Агафоновым большую фарфоровую чашку на блюдце и тарелочку с выпечкой.

— Приятного аппетита, — пожелала девушка и обратилась к Аль-Заббар: — Тёть Свет, сразу предупреждаю, омлет получился так себе. Может, бутербродов настрогать?

— Ничего, Нинок, плюшками компенсирую, — успокоила племянницу Светлана. — Ты сегодня здесь?

— Не-а, сейчас переоденусь быстренько, и в универ смотаюсь, — ответила Нина. — Шеф звонил, звал на консультацию.

— А-а. Ну, давай. Слушай, может, машину-то возьмёшь? Боюсь я… Не хватало мне ещё одной, — в голосе Светланы почувствовалось беспокойство.

— Сплюньте, тёть Свет, — отмахнулась девушка. — Ничего со мной не случится. Ну не могу я на машине! Не могу, понимаете? Пробки реально достают.

И убежала.

— На мотоцикле ездит, — вздохнув, объяснила Аль-Заббар, когда девушка скрылась в доме. — Гоняет, как сумасшедшая. Вот вам, Михаил, ещё одно доказательство, что Фёдор — дурак. Нормальный отец подарит родной дочери спортивный байк?

— Можно, не отвечу? — улыбнулся Миша.

— Да можно, конечно…

Кофе оказался и правда хорош. Машина варила безупречно. Пока Светлана завтракала, Агафонов пытался подобрать нужные слова, чтоб заговорить о Клюжевых. Точнее, о Татьяне Власовне. Какие у них с Дарией были общие интересы? Упомянутое «чернокнижие»? Что-то иное?

Но Аль-Заббар, отставив пустую тарелку в сторону, сказала сама:

— Таня раньше как Нинка была. Такая же лёгкая, естественная… А после аварии… Может, конечно, и не гены. Выжить, несколько недель находясь на грани, и не измениться? Такого, наверное, не бывает. Или всё вместе. Впрочем, вы ж Татьяну и сами видели. О чём разговор?

— Да, общего мало. Скорее уж, в отца девочка… — согласился Миша, но тут же заговорил о деле.

То есть, не совсем о деле. И пока даже не о старшей Клюжевой, о которой намеревался разузнать как можно больше.

— Слушайте, Светлана, а не могли б вы мне рассказать о Власе… Как его? Степановиче? Об отце вашей сестры… Если, конечно, здесь нет секрета.

Чёрт! И на кой эти фамильные тайны? Словно кто-то за язык дёрнул.

— Да какой секрет, Михаил? — немедленно отозвалась женщина. — Нет никаких тайн. Просто я сама почти ничего не знаю. Мама почти никогда о нём не рассказывала, а я не интересовалась. Зачем? Кабы родной человек был, а так… Теперь и мать не спросишь, умерла. Таня, естественно, кое-что знает, вот только мы с нею с некоторых пор не общаемся. Помню, в детстве слышала, что Влас Степаныч был неплохим художником. Даже на какую-то премию выдвигался, чуть не на Сталинскую, но потом отчего-то впал к властям в немилость. Посадили. Точно не знаю, что там произошло, но якобы он, выпивая с приятелями, шутки ради нарисовал на бумажке Иосифа Виссарионовича в обнимку с чёртом. А кто-то эту бумажку прихватил. И показал кому надо. Ну, и понеслась… Правда? Вымысел? Легенда? Поди теперь, разбери… Но картины его я видела. Не так давно — тому с полгода, наверное, — у Тани появились два полотна. Где она их откопала — понятия не имею. Говорит, что купила в салоне. Чувствую, что врёт, но выспрашивать не хочу.

— А это точно его работы? — спросил Миша.

— Точно. К сожалению… Я сама на экспертизе настояла, когда их только увидела. Заказывала не где-нибудь, а в Третьяковке, — сказала Светлана. — Влас Якушев. Сто процентов. Мол, его рука, даже вопросов нет. Только… Только сюжеты такие, что мороз по коже. Брр…

Светлана действительно поёжилась.

— Нормальный человек подобное писать ни за что не станет. Детей ими пугать… И некоторых взрослых. Меня, например, — улыбнулась Аль-Заббар. — А у Клюжевых они в спальне висят. Поэтому вы их вряд ли видели.

— Да, только в спальню меня и не приглашали, — ухмыльнулся Миша.

— И слава Богу, — негромко засмеялась Светлана. — Так вот, о картинах. На одном из полотен двое архангелов в обагрённых кровью одеждах мётлами метут зал, по которому разбросаны человеческие кости. Называется оно «Чистый четверг». Представляете? Это ж каким больным надо обладать воображением, чтобы так извратить христианский сюжет? Нет, возьмём того же Босха, там тоже… Но Босх когда жил?

— Во времена мрачного средневековья, — не без иронии ответил Агафонов.

— Правильно. Мрачного, — подтвердила Светлана. — Хотя… при Сталине тоже, полагаю, не сильно ярко солнышко светило. В переносном смысле.

Взяв стакан с соком, она сделала небольшой глоток. Замолчала.

— А вторая? — спросил Миша.

— Какая вторая? — не поняла Аль-Заббар.

— Вы сказали про две картины, — напомнил Агафонов.

— Ой, простите, — извинилась Светлана. — Про вторую-то не рассказала? А вся интрига как раз в ней. Сейчас исправлюсь… Там, в принципе, ничего особенно жуткого, если…

— Если?

— Если не знать моей дочери, — закончила предложение Аль-Заббар и вновь поёжилась. — Понимаете, Михаил… Девочка, что изображена в центре композиции — вылитая моя Дарька. До мельчайших деталей. Она стоит посреди большого круга, образованного опять же архангелами, которые… Почему-то их лица под капюшонами. Или это не архангелы? Какие-то монахи в балахонах. Не знаю, не специалист. Так вот, рядом с Дарией… то есть, с девочкой мужчина. Очень высокий. Широкоплечий. Этакий сказочный богатырь. В руке меч, на шее компас.

— Компас? На шее у богатыря? — негромко хохотнул Миша.

— Ну да, самый обычный компас, — улыбнулась в ответ Светлана. — Я ж говорю, больная фантазия… Всегда было интересно, что за черти водятся в душах художников? Того же Дали вспомните.

— А как она называется? — спросил Агафонов, пропуская Дали мимо ушей.

— Называется… О, Господи! Это ж надо, из головы вылетело… Пафосное какое-то название. Что-то морское… А! — Аль-Заббар подняла палец. — «Пришёл навигатор». Точно! Насколько я помню, навигаторами ж в древности называли штурманов?

— Лоцманов, — поправил Миша.

— Извините. Лоцманов, конечно, — согласилась Светлана. — При чём тут богатырь с компасом?

— Не знаю, — пожал плечами Агафонов. — Но вы меня заинтриговали. Хотел бы я посмотреть на эти полотна. Особенно, на второе… Скажите, а Дария не похожа на Татьяну Власовну? В юности, естественно.

— Ну… — на мгновение задумалась Аль-Заббар, — что-то общее, безусловно, есть. Но вообще, не очень. Скорее нет, чем да. А у вас появились какие-то мысли?

— Вот именно. Какие-то, — поморщился Миша. — Правда, они пока не до конца оформились. Но уже сейчас чувствую, что связь тут имеется. Между Дарией, Татьяной Власовной и этими полотнами… Посмотреть бы на них… Навигатор с компасом на шее… Интересно… Ладно, Светлана. Спасибо за кофе. Может, сходим к вашей дочери?

Аль-Заббар первая поднялась из-за стола.

— Пойдёмте, — сказала она, увлекая за собой Агафонова. — Только прошу вас, Михаил, не пугайтесь. Дария сейчас выглядит совсем не так, как при жизни… О, Боже! Что за чудовищный вздор я несу?!

Светлана остановилась в дверях и прислонилась к дверному косяку.

— Так, спокойно, — проговорил Миша, встав рядом. — Всё нормально, Светлана. Это всего лишь оговорка. Не надо придавать ей значения. Вытащим мы вашу девочку. Вы-та-щим! Верите?

Аль-Заббар закрыла лицо руками и молча покачала головой. Похоже, и вправду не сильно верит в успех. Это плохо.

— А я вам обещаю, что вытащим, — негромко произнёс Агафонов и ужаснулся собственным же словам, которые выдал следом: — Жизнью клянусь! Теперь верите?

Светлана отпустила руки и взглянула Михаилу в глаза. Пристально.

— Верю, — прошептала она одними лишь губами. — Вам, Миша, верю.

 

9

[Два года назад. Продолжение 3]

Молись…

Вечером того же дня Эрно сделал ей предложение.

Нельзя сказать, что Дария не догадывалась о чувствах самого лучшего друга, но никогда даже не задумывалась, что может провести с ним всю жизнь. Как жена.

— Давай, может, подождём? — ответила она не слишком решительно. Всё-таки обижать его не хотелось. — Нам всего по двадцать. Зачем спешишь?

— Но я люблю тебя. И не переживу, зная, что однажды могу тебя потерять! — воскликнул Эрно. — Вдруг найдётся какой-нибудь красавчик, в которого ты без ума влюбишься?

— Эрно! — рассмеялась Дарька. — Если такой, как ты говоришь, красавчик и найдётся, то никакое замужество не станет мне помехой. Я ж своевольная и непредсказуемая… Да не делай ты такие глаза, шучу же! А если серьёзно, то я слишком ценю твою дружбу, чтобы вот так взять и всё испортить. Честно говоря, не представляю, каким ты будешь мужем и… И ещё больше не представляю, какая выйдет из меня жена. Не обижайся, пожалуйста. Просто я пока не готова.

Эрно насупился.

— Ладно, — пробормотал он. — Будешь готова, предупредишь.

— Обязательно! — рассмеялась Дарька.

Финн сидел в её квартирке за рабочим столом, и теперь, густо покраснев, отвернулся к ноутбуку, нажал кнопку запуска и, когда дисплей засветился, начал что-то быстро набирать на клавиатуре, ежеминутно цокая языком или причмокивая губами.

Дарька, поднявшая было телефонную трубку, чтобы заказать пиццу, подпрыгнула на диване, когда радостный вопль приятеля выбил из её головы все мысли.

— Ага! Вот она! — кричал Эрно. — Я нашёл её. Слышишь?! Нашёл!

— Кого ты там нашёл? — спросила Дарька, спрыгнув с кресла и приблизившись к столу.

— Ошибку, из-за которой прога лагала. — Казалось, он даже не помнил, о чём шла речь каких-то пару минут назад. — Вот здесь, видишь?

Палец парня чуть не воткнулся в экран и быстро забарабанил по пластику дисплея ногтем.

— Ну я и кретин… Всего одна опечатка, и работа насмарку. Ох… Хорошо, заметил, а то уж всё затереть собрался. Ну что, запустить попробуем?

— Ну… Я не знаю, — пожала плечами девушка. — Может, завтра?

В глазах её читалось сомнение. А надо ли вообще это делать?

— Неужели ты сможешь дотерпеть до завтра? — изумился Эрно. — Нет, я запущу её прямо сейчас. В конце концов, всю работу сделал я.

— А что, идеи уже ничего не стоят? — возмутилась Дарька.

— Прости, — вновь смутился Эрно. — Ляпнул, не подумав. Мне очень важно твоё мнение. Если ты хочешь завтра, то запустим завтра.

Дарие стало стыдно.

Совсем парня затюкала. Да ты натуральная стерва, подруга.

Девушка подвинула к столу второй стул, уселась на него и взяла парня за руки.

— Это ты меня прости, хорошо? — улыбнулась она, глядя Эрно в глаза. — Сама не знаю, что со мной в последнее время происходит.

Тот собирался что-то ответить, но Дарька приложила к его губам свой палец и отрицательно покачала головой.

— Не перебивай, хорошо? — попросила она. — Дай мне закончить. Сначала насчёт предложения…

Щёки Эрно мгновенно залились краской.

— Знаешь… До встречи с тобой я никогда никого не любила, — говорила девушка. — И ты единственный человек, кроме мамы, конечно, который мне по-настоящему дорог. Без всяких условностей. Случись что с тобой, не знаю, смогу ли я это пережить. Вот как ты считаешь, это не любовь?

— Ну… я… — пробормотал Эрно.

— А я думаю — любовь, — совершенно серьёзно сказала Дарька. — Но создавать семью рано. Я уже сказала тебе, и повторюсь снова. Я не готова. И вовсе не хочу, чтобы наши с тобой отношения были съедены бытом. Что тебя сейчас-то не устраивает? Тусишь у меня постоянно, видимся чуть не каждый день. Если б не твои эти исчезновения «по делам», то вообще каждый бы виделись… Тебе нужен статус? Бумажка? Это ж формальность. Давай-ка, дружочек мой, тормознём. Хотя б до окончания университета. Хорошо?

— Да что ты со мной как с маленьким?! — не выдержал парень и вырвал руки. — Очень нужны мне твои разъяснения и утешения!

— Что ж, не нужны так не нужны, — усмехнувшись, прошептала Дарька. — Я первый раз в жизни кому-то призналась в любви, а этот замечательный кто-то принял мои слова за разъяснения. Нормально.

— Ой, вот только не надо ловить меня на слове! У тебя своё мнение, у меня своё, — жёстко проговорил Эрно. — Наши папы-мамы воспитывали нас в разных традициях. Я прекрасно понимаю, что Аль-Заббары — убеждённые космополиты. Вам всё равно, имеет значение регистрация брака или нет. Но мои родители каждое воскресенье водили меня в церковь. С детства только и слышал: это хорошо, а то плохо. Дарь, может, я и не прав, но, извини, и ты… Такая же бездушная, как все эти… Ладно, всё. Давай закроем тему, а то перессоримся. Не хочу. И пиццу не заказывай. Пойдём лучше в кафе.

— Пойдём. Весь вечер дома сидим, хоть воздухом подышим, — согласилась Дарька и, поднявшись со стула, чмокнула Эрно в затылок. — И тему закрыли. Согласна.

— Схожу к себе, переоденусь, — сказал Эрно, выбравшись из-за стола. — Ты, наверное, тоже не в халате пойдёшь? Когда за тобой зайти?

— Ну, не знаю, — пожала плечами Дарька. — Минут десяти, думаю, хватит… А какое кафе выберем?

— По дороге решим, — улыбнулся Эрно, открывая дверь.

Но, выходя из квартиры, запнулся о порог и вылетел в коридор. Что-то ухнуло. Упал?

Дарька рассмеялась.

— Вот видишь! — весело крикнула она вдогонку. — Я права! И твой воскресный бог тебе об этом только что дал понять!

Эрно не ответил. Всё ещё обижается? Да и пусть!

Дария плечом толкнула дверь, и когда та захлопнулась, скинула на кровать халат. Сняв с вешалки слишком узкие джины, без труда в них влезла. Да, за неделю, проведённую в обществе госпожи Депрессии, исхудала здорово. Но разве это плохо? Вон какая талия!

Сняв с плечиков любимую ковбойку, просунула в рукава руки и уже потянулась к пуговицам, когда заметила, что двух не хватает. Поморщившись от неудовольствия, отбросила рубашку и взяла полосатую толстовку.

В дверь постучали. Странно. Эрно обычно пренебрегает — входит запросто.

— Открыто! — крикнула она. — Входи, я почти готова.

Она быстренько нырнула в рубашку и, когда высунула голову из горловины, увидела соседку. Та стояла в дверях. Чем-то обескураженная, что ли?

— Дария, — произнесла она тоном, который Дарьке совсем не понравился, — а что с Эрно?

— С Эрно? — переспросила Дарька. — Да ничего. Так, отношения выясняли. А что, нахамил тебе? Не обращай внимания, скоро остынет.

— Он… — Саманта вошла в комнату и прикрыла за собой дверь. — Он там, в коридоре. В стельку пьяный валяется. Стонет, тебя зовёт. Выйдешь? Или…

Но договорить подруга не успела.

— Пьяный? — чуть не задохнулась Дарька и босиком бросилась к двери. — Чёрт! Ты не знаешь, что он капли в рот не берёт?

Саманта посторонилась, и Дарька пулей вылетела из квартиры. Запнувшись о ногу приятеля, и сама чуть не грохнулась. Вовремя ухватилась за стену.

Эрно лежал в трёх шагах от выхода в какой-то странной позе, неестественно вывернув голову назад. Изо рта доносился слабый хрип. Дария упала на колени и схватила парня за руку.

Пульс еле прощупывался.

— Саманта! — громко крикнула Дарька.

Это оказалось лишним. Соседка стояла за спиной.

— Что с ним?

— Бегом за мистером Барри! Быстро!

Больше не теряя ни секунды, Саманта кинулась к лестнице, и, не прошло, наверное, пары минут, вернулась в сопровождении невысокого здоровяка с дежурным чемоданчиком. Доктор Барри, ныне частный практик, а в прошлом военный хирург, жил в соседнем доме. Повезло, что он оказался на месте.

Только заметив Эрно, врач прикрикнул на девчонок:

— Ну-к брысь отсюда! Обе. И вызовите скорую. Срочно!

Дарька не шелохнулась. Как стояла перед Эрно на коленях, так и осталась.

— Я кому сказал? — проговорил мистер Барри, опускаясь рядом. — Ты ему всё равно не поможешь, а мне нужно место… Вивьен, отведи её…

— Я Саманта, — поправила та, не отрываясь от телефонной трубки.

— Какая мне разница? — поморщился врач. — Уведи её к себе и дай успокоительное. В кейсе зелёная коробка с голубой полосой. Скорую вызвала?

— Да, только что, — ответила Саманта…

* * *

Доктор появился в квартире минут через двадцать. Дарька сидела на кровати, согнув ноги и положив на колени подбородок. В голове было пусто. Успокоительное подействовало.

— Твой приятель жив, но у него тяжелейшая травма, — громко сказал Барри. — Хорошо, что реанимобиль прислали быстро.

— Он не умрёт? — негромко спросила Дария.

— Скорее всего, нет, — ответил врач, но голос его дрогнул.

— Правда? — похоже, Дария не очень-то поверила.

— Шансы у парня есть, пусть и не самые большие, — честно сказал доктор. — Но я не оракул, мисс Аль-Заббар, чтоб давать точные прогнозы. Если ты не против, я буду держать ситуацию под контролем. И операции такие делал… Опыт, в общем, неплохой.

— Я не против, — отозвалась Дарька. — Вам я доверяю.

— Вот и договорились, — кивнул мистер Барри. — А сейчас мне лучше отправиться в больницу. Позвоню их главному, попрошу, чтоб собрали консилиум.

— А мне что делать? — спросила Дария.

— Молись, — ответил доктор и вышел из комнаты.

— Молись… — повторила девушка. Тихо и в пустоту.

Как? Знать бы хоть одну молитву…

 

Глава десятая

Находка

(ИНВЕРСИЯ)

— С вашего позволения дам вам один совет, моя милая, — менторским тоном говорил «оракул», — а уж воспользуетесь вы им или нет — дело сугубо ваше. Бросьте искать Тики Ту и возвращайтесь. Всё равно там, скорее всего, вашего друга нет и в помине. Зато есть нечто, с чем бы лучше не встречаться. Никому.

— Но… Но Фергюс… Ферериус… — Дарька заметно взволновалась. — Эрно оставил послание, и я должна… Понимаете, я должна найти этот проклятый Тики. Тем более, я в своём мире. Что мне здесь может угрожать?

Ферериус нахмурился.

— Кто вам сказал, мисс Аль-Заббар? — процедил он сквозь зубы.

— Кто? — девушка пожала плечами. — Да ваш помощник. Ильдарчик. Да вон же он!

Дарька повернулась в сторону дерева и указала рукой на таксиста, о чём-то оживлённо спорящего со златовласой старухой.

— Помощник? — рассмеялся Ферериус, но быстро утих. Сказал совершенно спокойно: — А ведь действительно, помощник. Но одновременно он… Как бы это сказать-то вам, чтоб не напугать?

— Да говорите, как есть, — вздохнула Дария. — Теперь меня уже ничем не испугаешь.

— Хорошо, — кивнул Ферериус. — Ильдарчик, как вы его называете, это ваш персональный демон-подстрекатель… с некоторыми моральными отклонениями.

— Кто?! — девушка встрепенулась, и, прищурившись, недоверчиво посмотрела «оракулу» в глаза.

Тот, вместо того, чтобы пуститься в пространные объяснения, сунул два пальца в рот и оглушительно свистнул. Старуха с толстяком вздрогнули и, подняв головы, обратили взоры на макушку холма. Ферериус махнул им рукой, и таксист, сняв каргу с ветки, осторожно поставил её на землю. Странная парочка медленно заковыляла на верх. Дарька напряглась.

— Потерпите минуточку, моя милая, — негромко произнёс Ферериус, ласково погладив её по голове. — Сейчас всё разъясним. Эх… Эх, как жалко, что я не ангел. И в вашем мире не могу вас сопровождать. Пока этот зелёный уголок — то единственное место, где мы можем встречаться. Но ничего, он скоро явится и обязательно поможет, уж если сами вы не способны найти сил…

— Кто явится? — не поняла Дарька. — Демон? Так он уже…

И точно, Ильдарчик со старухой уже доковыляли. Остановились в пяти шагах, не смея подойти ближе.

— Да какой демон? — отмахнулся Ферериус, но тут же обратился к таксисту: —Здравствуй, Бабай. Природу-то свою мог сюда и не тащить. Рано вам объединяться.

— Мог, — кивнул Ильдарчик. — Но уж больно соскучился. Демон без Демонической Природы, это ж нонсенс, Ферериус. Хоть тут-то вспомнить себя настоящего, а? Имею право?

Девушка такой перемены в облике знакомого не ожидала. Действительно, таксист теперь совсем не походил на добродушного толстяка. Узкие, заплывшие жирком глазки налились кровью, плотно сжатые кулаки чётко отбивали по воздуху неслышный, но очевидный ритм. И хвост из-за спины выглядывал. Насторожённый. Словно прислушивался к разговору.

— Имеешь, дружище. Имеешь, — успокоил его Ферериус. — Объяснишься девочке? Полагаю, время самое подходящее. Скажи ей, кто ты есть такой?

— Я? — изумился Ильдарчик, но как-то неестественно. — Обычный проводник. Что-то не так?

Ферериус отпустил Дарькино плечо и сделал несколько быстрых шагов в сторону толстяка. Легонько оттолкнув старуху, он взял своей мощной рукой Ильдарчика за шиворот и с лёгкостью оторвал его от земли. Потряс.

— Эй! Ты поосторожнее! — вознегодовал таксист. — У меня, между прочим, дети. Если я задохнусь, кто их кормить будет?

— Хватит паясничать, демон! — потребовал Ферериус. — Тебе трудно поговорить серьёзно?

— На ноги поставь, тогда и поговорим, — попросил толстяк. — И с Природой моей будь впредь корректнее. Видишь же, совсем стала хрупкая.

Ферериус опустил Ильдарчика на землю. Тот, ощутив под ногами твердь, потёр рукой налившуюся кровью шею, крякнул и поднял к небу указательный палец.

— Только давай без пафоса, Бабай, — отмахнулся Ферериус. — Не люблю самодеятельности…

— Ладно. Без пафоса так без пафоса. Жаль, конечно, но если сам прапос просит, — недобро ухмыльнулся таксист, однако руку опустил. — Короче так, Дария Шамсретдиновна. Я твой личный демон. Имя — Йокарный Бабай. Ближайшая тактическая цель — помочь найти Тики Ту…

— Цель меняется, — перебил его оракул. — Тики Ту найден, сам не знаешь? Но, как оказалось при ближайшем рассмотрении, сия находка вовсе не к счастью. К огромному сожалению. Там слишком опасно. И я, как Полномочный Разводящий Посол Обеих Сфер, строго запрещаю тебе приближаться к указанному объекту на расстояние ближе ста грязных мыслей!

Старуха вновь стояла рядом с Ильдарчиком. Или как его там? С Йокарным Бабаем?

И демон, видимо, почувствовал поддержку своей Природы.

— Ой, как страшно, — мерзко хихикнул он. — Запрещает! Да кто ты такой, прапос? Не можешь решить проблему без моей помощи — засунь свои Сферы знаешь куда? Дальше этого места тебе всё равно не проникнуть. Ты мне в девчонкином мире не указ. Как она сама решит, так и будет. Да и ты в силах лишь рекомендовать… Запрещает он!

Ферериус, похоже, такого оборота не ожидал. Привык, что ему никто не прекословит. И теперь, почувствовав назревающий бунт, заметно разволновался. Дарька это почувствовала и поспешила прийти на помощь.

— Фергюс, — твёрдо сказала она. — Мне отчего-то кажется, что присутствие персональных демонов в моём мире излишне. Ты сможешь его ликвидировать? По моей просьбе?

«Оракул» просиял.

— Запросто, — зловеще прошептал он. — Хотите прямо сейчас, моя милая?

— Эй, эй, эй! — запротестовал Йокарный Баба. — Что это вы задумали? Ей нельзя без меня! Она пропадёт!

— Да что ты говоришь? — зловеще процедила сквозь зубы Дарька. — Это ещё почему?

— Да потому… — Йокарный Бабай, казалось, замялся, но через секунду выкрутился: — Да потому, что своего Эрно ты без моей помощи никогда не найдёшь.

— Не слушай его, — вклинился Фереиус.

Но Бабай, почувствовав, что ухватился за нужную нить, продолжал.

— Между прочим, я тебя и сюда-то привёл только для того, чтобы показать его несостоятельность и бесполезность, — говорил демон Дарие, тыкая пальцем в грудь Ферериуса. — Без твоего разрешения он — пустое место. Лимонадный пшик. Залез на холм и ничего дальше своего носа не видит. И этому типу я верил! Верил, Дария, слышишь?! Между прочим, Тики Ту не просто рядом, а совсем рядом. Я знаю, где находится его преддверие. Вот только открыть без бала…

— Не гово… — попытался перебить его Ферериус, но Дарька знаком приказала ему замолчать.

— Продолжай, демон, — потребовала она.

— Открыть двери без… подготовки невозможно. Но мы ведь что-нибудь придумаем, правда? Послу как никому другому известно, что твой приятель унесён в Тики Ту. Просто он не желает, чтоб вы встретились.

— Но почему, Фергюс?! — изумилась девушка.

— Да потому, моя милая, — с печалью в голосе ответил Ферериус, — что Эрно был при жизни вовсе не тем, кого ты в нём видела. Кого хотела видеть… Но, слава Всевышнему, он умер. Слышишь? Умер! И ты, к счастью для тебя же, не сможешь вернуть его на Землю. Даже не пытайся. А вот ему утащить тебя за собой труда не составит. И это уже очень серьёзно. Главное, не поддавайся. Живи. Остались считанные часы, когда всё вернётся на круги своя. Просто сиди спокойненько и жди Навигатора. Он поможет возвратиться домой… А Эрно забудь. Навсегда.

— А если она не хочет его забывать? — прищурился Йокарный Бабай.

— Да уж помолчи ты, демон! — потребовал Ферериус.

— И правда, сынок. Помолчи, — неожиданно поддержала посла Демоническая Природа. — Хорошей работы лишишься. Кто его знает, к кому тебя прицепят после девчонкиной кончины?

— И ты туда же! — гневно воскликнул Бабай. — Хуже не будет, к кому б ни прицепили.

— Спасибо, старая, — улыбнулся Ферериус. — Извини, что толкнул.

— Принято, прапос, — обнажила беззубый рот в страшной, но вовсе не злобной улыбке Природа. — Не трожь сына. Пусть девка сама решает. Она должна выбирать. Она!

— Хорошо, пусть выбирает, — тяжело вздохнул Ферериус.

— Только давай по-быстрому. Надоело всё, — устало сказал Бабай

Все в ожидании уставились на Дарьку.

Та немного растерялась. Чтобы не встречаться с напряжёнными взглядами, повернулась спиной и подняла глаза к небу.

Стрижи, кружившие высоко над головой, радовались солнцу. Лёгкие перистые облака стремительно двигались к горизонту. Неожиданно раздался треск мотора, и с подветренной стороны из одинокой и отчего-то неподвижной серой тучки вылетел древний аэроплан, который теперь медленно приближался к холму.

Когда низко летящий самолёт оказался почти над Дарькиной головой, девушка услышала доносившуюся с него музыку. Громко пела весёлая цыганская скрипка, ей, чуть импровизируя на ходу, вторил надменный аккордеон. Но вдруг эти инструменты резко смолкли, и из-под самых крыльев застучало ударное соло: «Тс, тс, тс, тс… Ту, ту-ту, ту-ту, ту-ту… Тс, тс, тики-ту… Тс, тс, тики-ту… Тики-ту, Тики-ту, Тики-ту, ту, ту…»

Удивительный аэроплан уже почти достиг горизонта, а у Дарьки в ушах до сих пор звенели медные тарелки и эхом отдавались гудящие удары бочки. Девушка повернулась к застывшим в ожидании решения «оракулу» и демону.

— Извините, Фергюс, — решительно проговорила она, — но я дала себе слово. Нарушить его не могу… Пойдём, Бабай.

Дарька приблизилась к демону, взяла его под руку и повела вниз. Туда, где тускло поблёскивали хромом раздвижные двери портала.

— Дария! Милая моя! — услышала она сзади совсем не весёлый оклик Ферериуса.

Остановилась. Повернулась голову

— Только одна просьба, девочка моя. Если вы твёрдо решили идти в Тики Ту, обещайте её непременно выполнить. Ради себя. И… ради меня. Это очень важно!

— Хорошо, Фергюс, обещаю, — кивнула Дарька. — Я вас слушаю.

— Обязательно дождитесь Навигатора. Без него не ходите, — проговорил «оракул» и в изнеможении уселся на траву.

— Скажите ему, что дождётесь, а сами рванем немедленно, — прошептал демон в самое ухо.

Но Дарька окатила его таким ледяным взглядом, что Бабай тут же заткнулся. И побледнел. Что, совесть проснулась? У демона? Ну-ну.

— Ферериус, — спокойно и решительно произнесла она. — Я обещаю вам дождаться Навигатора. Даю слово. Вы довольны?

— Вполне, — печально улыбнулся Полномочный Разводящий Посол Обеих Сфер. — Теперь мне будет за вас чуточку спокойнее.

Они поднялись на второй этаж и вошли в светлое просторное помещение. Сиделка, повинуясь одному лишь взгляду Светланы Владимировны, встала с кресла и тихонько выскользнула за дверь.

Миша, пройдя на середину комнаты, взглядом окинул обстановку. Ничего лишнего. Кровать в дальнем углу с неподвижно лежащей на ней девушкой. Рядом капельница — наверное, с питательным раствором. Диванчик, два кресла, большой письменный стол у окна. На столешнице невысокая стопка книг и тонкий, отделанный жёлтой кожей, лэптоп. Простой стул на колёсиках. У одной стены массивный книжный шкаф. Застеклённый. У другой — его близнец с глухими дверцами. Должно быть, гардероб. Рядом с дверью на стене небольшая картина в тонкой рамке — уходящая вдаль песчаная береговая полоса и волнующееся море. Жутковатое. Тёмно-коричневое, словно свежая пашня. И буксировочный катер с бортами, местами покрытими ржавчиной.

— Остров Котлин, — сказала Аль-Заббар, проследив за Мишиным взглядом. — Дарькино последнее приобретение. За пару дней дня до её… погружения мы были в Доме художника на выставке современной живописи. И дочери почему-то ужасно понравилась именно эта картина. Она сказала, что никогда не видела моря бурого цвета, но не единожды слышала, что в непогоду оно именно такое. Вот только не помню, кто художник. На обороте написано, можете посмотреть.

Светлана Владимировна достала из кармана платок. Промокнула им глаза.

— Без надобности. Это Мария Гуляева, — произнёс Агафонов. — Из авторской серии «Балтийские острова». Тоже был на той выставке и тоже купил её картину. «Гогланд». Только там море тёмно-зелёное, как цветущее болото. Впечатляет. Вроде б обычный пейзаж, но есть что-то неуловимое, благодаря… О, Боже, вы это видели?

— Что вы сказали? — встрепенулась Светлана Владимировна, которая, похоже, ушла в свои думы.

— Вы название буксира видели? — Агафонов подошёл к полотну почти вплотную.

— Да как-то не обращала внимания, — пожала плечами Аль-Заббар. — А что?

— Да так… — отозвался Миша. — Просто в тему. «Навигатор».

Светлана Владимировна приблизилась к Агафонову и встала рядом.

— Не забивайте себе голову всякой ерундой, Михаил, — сказала она совершенно спокойно. — Не стоит искать знаков там, где их нет. Обычное совпадение.

— Возможно, вы и правы, — кивнул Миша. — Вот только я не ищу знаков. Они сами меня находят. А сейчас, когда вопрос касается состояния вашей дочери, мне интересна любая информация. Любая мелочь. Поэтому я и здесь.

— Простите, Михаил, — устало вздохнула Аль-Заббар. — Делайте, что хотите. Давайте-ка я оставлю вас на время. Боюсь, что со своими комментариями могу лишь помешать. Вы тут лазьте везде, смотрите. Можете открывать ящики, шкафы. Никаких секретов, в общем. Работайте.

Они стояли уже возле кровати, когда Аль-Заббар решила выйти из комнаты.

— Одну минуту, Светлана, — попридержал её Миша, обратив внимание на руку девушки. — Почему у Дарии правая рука сжата в кулак, вы не в курсе? Смотрите, аж пальцы посинели.

— Ответа нет, — Аль-Заббар присела на корточки и нежно погладила дочь по коротко остриженным волосам. — Это с того самого дня, когда её нашли… Многие пытались разжать — и доктора, и сиделка, да и я пробовала… Но чем больше мы старались расслабить руку, тем сильнее ногти впивались в ладонь. И ещё, они… В смысле, ногти, почему-то совсем не растут. Волосы стрижём каждый месяц, а ногти… Парадокс.

Миша взял женщину за плечи, помог ей подняться и усадил в кресло.

— Если попыток и так было много, то, может, разрешите мне ещё одну? — попросил он.

— Пожалуйста, — кивнула Светлана Владимировна. — Думаю, что Дареньке хуже от этого не станет.

Агафонов повернулся к постели и осторожно, чтобы не уронить капельницу, сел на самый её краешек. Чтобы дотянуться до правой руки девушки, ему пришлось изогнуться чуть ли не змеёй. Но стоило маленькому кулачку спящей оказался в Мишиных ладонях, его настойчивость была вознаграждена.

Аль-Заббар, наблюдавшая за манипуляциями Агафонова, не смогла сдержать улыбки, когда тот, наклонившись, поднёс губы к пальцам и зашептал дурацкие заклинания, делая после каждого паузу:

— Абра-кадабра… Трах-тибидох-тибидох… Сезам, откройся… Ну откройся же!.. Чёрт!.. Пришёл Навигатор…

Удивительно, но после этих слов в пальцы, ещё секунду назад синие от напряжения, начался приток крови. Сначала они побелели, потом приобрели розовый оттенок и ослабли настолько, что ногти больше не касались ладони.

Светлана Владимировна, не веря глазам, встала с кресла и подошла ближе.

— Вы волшебник, Михаил, — прошептала она. — Настоящий волшебник… Что там? Есть что-нибудь?

Миша тем временем осторожно отогнул все пальцы и замер, не смея пошевелиться.

— Смотрите, — негромко произнёс он.

На вполне ожившей от бурного притока крови Дарькиной ладони лежал маленький, размером с фасолину, жёлтый полупрозрачный камешек, очень похожий на янтарь. Минерал весело переливался в лучах солнца, проникавших в распахнутое окошко. Миша очень осторожно взял его двумя пальцами и тотчас выронил на пол.

— Чёрт! — воскликнул он. — Горячий, как утюг!

— Горячий? — удивилась Аль-Заббар. — Но как тогда… Посмотрите, ожога нет?

Агафонов взглянул на Дарькину ладонь, которая до сих пор была в его руке, и отрицательно покачал головой.

— Нет, — сказал он. — Даже минимального. Удивительное дело!

Светлана опустилась на корточки и, осторожно прикоснувшись к камешку, резко отдёрнула палец.

— Ух ты! — вскрикнула она. — И правда, горячий. Говорите, нет ожога?

— Нет, — повторил Миша.

Ему в голову неожиданно пришла мысль.

— Светлана, найдите мне какую-нибудь ёмкость. Только не пластиковую, боюсь она расплавится.

Та поняла. Встала, подошла к столу, открыла верхний ящик и вытащила баночку с таблетками.

— Подойдёт?

— Думаю, да, — кивнул тот.

Высыпав таблетки из пузырька на салфетку, протянула Агафонову. Тот, положив Дарькину руку на постель, взял, потом послюнил пальцы и быстрым движением переложил камень с пола в стекляшку. Камушек оказался не только горячим, но и тяжёлым. Как слиток свинца. Нет, это не янтарь. Сто процентов. И ещё — стекло даже через минуту не нагрелось. Странно.

— Вы точно волшебник, — ещё раз сказала Аль-Заббар. Искренне. — Я даже и не надеялась когда-нибудь…

Но недоговорила. Замерла, обратившись во слух.

— Михаил, вы ничего не слышали? — встревожено спросила она. — Мне показалось или…

И тут Агафонов и сам разобрал слова. Тихие, словно шелест листвы.

Говорила Дария:

— Обещаю… вам… дождаться… Навигатора… даю… слово… вы… довольны…

Минуты две они молчали. Ждали. Но девушка тоже умолкла. Похоже, больше ничего говорить она не собиралась.

— Мне кажется, мы на верном пути, — улыбнулся Миша. — И нас с вами ждёт ещё немало сюрпризов.

 

11

[Два года назад. Продолжение 4]

Игра со Смертью

Миновала декада.

Эрно в сознание так и не пришёл.

Дарька дежурила в больнице у его постели по двенадцать часов в сутки, меняясь с матерью парня, которая прилетела в Англию немедленно, только узнав о трагедии. Отец тоже был, но всего пару дней. Проклятая работа!

Девушка, вызвавшись отвезти его в аэропорт, уже там, в зале терминала, не смогла сдержаться и, всё ещё сжимая руку мужчины, упала головой ему на грудь. Разрыдалась.

— Ну что ты, Дария? Не надо, — мужчина тепло обнял её за плечи и, успокаивая, произнёс: — Я уверен, что всё обойдётся. Мой сын — крепкий парень. Обязательно выкарабкается.

— Вы и правда так думаете? — Дарькин голос заметно дрожал.

— Конечно, правда, — совсем невесело улыбнулся отец Эрно и, отстранив подругу сына, встретился с ней глазами. — Бог милостив. Он не оставит мальчика. На-ка, возьми. Положишь ему под подушку.

Он достал из кармана маленький жёлтый камешек, очень похожий на янтарь, но слишком тяжёлый.

— Что это? — спросила Дарька, взяв камень пальцами.

Тот был не только весьма увесист для своего размера, но и невероятно горяч. Впрочем, не до такой степени, чтоб нельзя было удержать его в руке.

— Гелиолит, — ответил отец Эрно. — Солнечный камень. Чуть больше двадцати лет назад, перед самым рождением сына, я нашёл его на Шри-Ланке… Старик из местных, у которого мы тогда снимали комнату, почитался в деревне чуть ли не за главного святого. Был кем-то вроде и шамана, и знахаря одновременно. Увидев мою находку, он и сказал, что такие минералы встречаются повсюду. Мол, эти камни — духовное начало космоса, остатки Великого Взрыва. Из этого материала состоят каркасы всех обитаемых небесных тел во Вселенной. Наша Земля — не исключение. Тем не менее, найти гелиолит гораздо труднее, чем крупный рубин или даже алмаз. Но вовсе не потому, что он — геологическая редкость, а из-за того, что он слишком хорошо прячется… Ерунда, конечно. Но я в эту ерунду отчего-то верю… Тот старик говорил, что если я смог найти этот камень и удержать его в руках, то в жизни мне здорово повезёт.

— И как, повезло? — улыбнулась Дарька.

— Очень, — совершенно серьёзно ответил мужчина. — Но теперь не время думать о себе, правда? Сыну он сейчас гораздо нужнее. Сделаешь, о чём я тебя попросил?

— Конечно, — кивнула девушка и ещё раз посмотрела на гелиолит, — если вы в него так верите.

— Всей душой верю, — подтвердил тот. — Ладно, Дария. Давай прощаться. Я очень тебе благодарен за всё, что ты делаешь для Эрно. Никогда не забуду.

— Я делаю это вовсе не для благодарности, — сказала Дарька. — Просто я люблю Эрно.

— И всё равно. Спасибо…

Вечером того же дня, сменив у постели парня его мать, Дарька спрятала гелиолит под матрац.

Уткнувшись в захваченную с собой книжку, она просидела так, наверное, целый час, если не больше. А когда встала, чтоб размять затёкшую спину, увидела, что Эрно лежит с открытыми глазами. Дария хотела немедленно позвать доктора, но буквально онемела, когда молодой человек резко согнул руку и красноречивым жестом поманил девушку к себе. Сперва она даже испугалась за него — всё-таки серьёзная травма позвоночника, но через секунду выдохнула.

— Ну, наконец-то ты очнулся, — улыбнулась Дарька, усевшись на краешек постели. — Пришёл в себя — это уже неплохо. Идём на поправку, да?

В это очень хотелось бы верить, вот только Эрно совсем не выглядел выздоравливающим. Он с трудом — было видно по неимоверным усилиям — указал на тумбочку и вновь сомкнул веки.

Записная книжка и огрызок карандаша? Точно, он же не может говорить. Наверное, хочет что-то черкнуть.

Дария аккуратно вложила карандаш в холодные пальцы больного и подсунула под грифель блокнот. Эрно, сделав несколько быстрых движений одной лишь кистью, отключился. Рука упала на одеяло, карандаш выпал из пальцев и скатился на пол.

Так, что он там написал? Почти не разобрать… Нет! Прочесть можно, только свету мало.

Дария включила настольную лампу на тумбочке. Ага, нормально видно. Слава Богу, не по-фински. На английском.

«Прогу не смотри. Работает. Затри её. Уйду через неделю. В Тики Два. Захочешь встретиться, сходи в себя».

Дарька не сразу уловила смысл. Но когда до неё, наконец, дошло, ужаснулась. Через неделю? Программа… работает?

Попросив у доктора, чтоб её на пару часов подменил кто-нибудь из персонала, Дария бегом бросилась из клиники. Хорошо, что приехала на машине. Пока такси поймаешь!

Ноутбук включаться не желал. Минут десять Дарька убила только на то, чтобы проверить провода, аккумулятор, блок питания. А когда компьютер завёлся, почти сразу подвис. Ну что ты будешь делать!

Дария уже хотела всё бросить и вернуться в больницу, даже встала из-за стола, когда лэптоп зашуршал вентилятором. Заработал. Ну слава Богу!

Вновь усевшись, она навела стрелочку курсора на крохотную белую черепушку в левом верхнем углу и дважды кликнула мышкой. Секунд через пять по экрану поползла мерцающая бегущая линия: «Приготовьтесь, приготовьтесь, приготовьтесь… ИГРА СО СМЕРТЬЮ запущена…»

По спине поползли отвратительные мурашки. Брр…

«Что я делаю? — бубнил внутренний голос. — Эрно просил уничтожить программу, а я её запустила. Дура! Останови и удали. И кэш вычисти. Немедленно!»

Программа «Игра со смертью», которая изначально, должно быть, задумывалась другом, как шутка, чтобы попугать Дарьку в те редкие моменты, когда та становилась невыносимой, со временем захватила всё его сознание. Талантливый программист, Эрно просто не мог однажды не понять того, что спрогнозировать — пусть с небольшой погрешностью — можно абсолютно любое явление. Всё. Даже человеческую смерть. Он несколько месяцев чуть не каждый вечер вечерам скачивал из Интернета информацию о несчастных случаях, жертвах жестоких преступлений, природных и техногенных катастроф, локальных конфликтов и мировых войн и тому подобное. Формировал огромную базу данных. Анализировал её. Конструировал оболочку.

Хоть идея создания нечто подобного и принадлежала самой Дарьке, почему Эрно, зная характер девушки, загружал всю эту мерзость именно в её компьютер? Просто чтоб позлить? Нет, ну не садист же он, в самом-то деле?

Дарька недолго позлившись, махнула рукой. И особо не возражала. Решила оставалась равнодушной к новому хобби. И сердиться себе запрещала. Училась быть терпимой. Может, готовилась к семейной жизни? Подсознательно? Кто его знает?

Тем временем бегущая строка унеслась за рамку, а на экране высветились краткая инструкция и форма для заполнения. Дарька, не вполне сознавая, что делает то, чего бы делать совсем не стоило, быстренько вводила в пустые окошечки данные Эрно. Имя, фамилия, дата и место рождения, возраст и имена родителей, профессиональные интересы… Всего тридцать с лишним пунктов. Когда незаполненных граф не осталось, курсор в нерешительности остановился под кнопками. «ОК» и «Отмена». Ну? Какую нажать? Немного поёрзав вправо-влево, стрелочка ткнулась в левую. «ОК».

Долгих десять секунд всё на дисплее оставалось неизменным, и Дарька уже стала подумывать, что программа сглючила. «Вот и прекрасно, — обрадовался внутренний голос. — Сейчас сотру её быстренько и поеду в больницу». Но вдруг изображение «поплыло». На чёрном фоне кровавыми потёками выступили жуткие слова: «Вы готовы узнать время прихода смерти?»

И снова выбор. «Да» и «Я пошутил».

К горлу подступил комок. Голова закружилась… «Я пошутил».

Я пошутила!

Дарька почувствовала, что может упасть в обморок и с силой ударила себя по щеке. Ещё раз. Ещё! По второй… Изображение на экране покосилось и, словно радивый ученик смывает со школьной доски записи чистой тряпкой, начало исчезать. Штрихами. Дышать тоже стало полегче.

«К чёрту такие забавы, — сказал окрепший внутренний голос. — Завязывай».

Однако экран вновь выдал сюрприз.

Поле вновь почернело, а кровавые буквы, выползающие теперь из-под рамки гадкими пауками, быстро складывались в слова: «ЗАПОМНИ: СО СМЕРТЬЮ НЕ ШУТЯТ». И ниже:

«ВАШ ДЕНЬ: …мая 20… года

СПОСОБ: несчастный случай

ПРИЧИНА: её душа

ПОГРЕШНОСТЬ: 0,00013 %.

ТЕПЕРЬ ТЫ ЗНАЕШЬ. ДОВОЛЕН?

АРХИТЕКТОР ЖИЗНИ»

Кто? Архитектор жизни? И почему «её». Его! Точнее — твоя. Ох, Эрно… Какая бредятина!

Но внутри всё будто перевернулось. Никакого сарказма в словах не ощущалось. Никакого бреда тоже. Повеяло ужасом. Диким и первобытным.

И Дарька, понятно, испугалась. Всерьёз.

Программа выдала результат, предсказанный другом в записке всего какой-то час назад. И способ совпал. Несчастный случай… Вот только причина вызывала недоумение. Ну что это такое — «её душа»? Чушь. Или ошибка? Зато значение погрешности страшило не по-детски.

Боже, неужели всего тринадцать стотысячных процента остались на то, что можно всё исправить?

— Эрно… — застонала Дарька. — Скажи мне, почему? Что я могу сделать?

«Сотри её… Сотри её… — вновь забубнил внутренний голос. — Сотри её… Сотри её…»

— Нет, я поступлю радикально, — зловеще процедила Дарька.

Захлопнув ноутбук, она выдернула из него провода, схватила двумя руками и подняла над головой.

— Значит, говоришь, с тобой не шутят? — громко спросила она, обращаясь к невидимой смерти, и с силой обрушила лэптоп на столешницу.

Прочный алюминиевый корпус выдержал. Тогда Дария раскрыла компьютер, бросила его на пол и принялась яростно топтать, приговаривая:

— Не шутят! Что ж, ты права. Я с тобой играть и не собираюсь. Кончились шуточки. Эрно тебе у меня не забрать! Сама сдохну, но тринадцать стотысячных выцарапаю. Выгрызу из тебя, проклятая! Он будет жить, слышишь? Будет! Это со мной играть нельзя, гадина! Это со мною…

Клавиши разлетались по полу. Дисплей треснул и, сменив цвет на буро-зелёный, жалобно скрежетнул. А Дарька всё била по раскуроченному ноутбуку пяткой и приговаривала. Что-то обидное и злое, как ей казалось. Но каждый новый удар был слабее предыдущего, а слова становились бессмысленнее и тише…

 

Глава двенадцатая

Не самый хороший расклад

(ИНВЕРСИЯ)

Спустившись во двор по чугунным ступеням, Дарька остановилась и, дождавшись, пока Йокарный Бабай обратит свой взор к ней, ещё раз пристально взглянула ему в глаза. На секунду показалось, что не было никакого Ферериуса. И никакого зелёного холма тоже не было. Настолько демон выглядел вновь своеобычно. Таксист и таксист. Добродушный толстый татарин.

— Не верь глазам своим, — ухмыльнулся Ильдарчик.

— Там или здесь? — с издёвкой спросила Дарька.

— Всегда и везде, — загадочно пояснил Бабай, но тут же сменил тему. Он снова был с ней на «вы». — Слушайте, Дария, уж если вы твёрдо решили дождаться Навигатора, можно я вернусь в кафе? Пива хочется, сил нет!

— Вы вольны поступать, как вам вздумается, — пожала девушка плечами. — Тем более, что в назначенный час обязательно явитесь пред мои… слишком уж доверчивые очи. Я вас правильно поняла, Ильдарчик? Или таки Йокарный Бабай?

— Давайте остановимся на Ильдарчике, — вздохнул демон. — Незачем привлекать ненужное внимание. А насчёт того, явлюсь я или нет — решать вам. На сегодняшний день я ваш демон. Персональный, как говорилось выше. И да, простите за ту комедию на холме. Когда мы рядом с моей Природой, натурально с ума схожу. То есть, в себя прихожу. Да и сферических, если честно, недолюбливаю. Один пафос. Тьфу!

— Каких ещё сферических? — не поняла Дарька.

— Ну… этих, — Ильдарчик сдвинул тюбетейку на лоб, — которые из Высших и Низших Сфер. Вы, люди, принимаете их за посланников Небес или Преисподней… На самом деле меж ведомствами идёт давняя борьба за власть. За души, если угодно. Планетные аборигены для этих сверхсуществ лишь предметы наблюдения и инструменты для достижения… Но для меня лично вы…

Бабай замолк. Стушевался? Вот так демон!

— Что же вы замялись, продолжайте, — ободряюще улыбнулась девушка.

— Для меня, Дария, вы единственная и неповторимая. И напрасно вы считаете, что я собираюсь подвергнуть вашу душу опасности. Если только капельку развратить…

Ильдарчик снял тюбетейку и прижал её к груди.

— Ферериус прав: Тики Ту — не то место, куда вам след идти… Но такова ваша воля. И я, простите, воспротивиться ей не имею права. И ещё. Я никогда б не стал возражать послу Сфер, если б не чувствовал, как вам необходимо обязательно увидеться с вашим Эрно. Попробуйте только скажите, что я покривил душой.

— Отчего же, — пожала плечами Дарька. — Всё верно. Но скажите, Ильдарчик, почему вы не открылись мне сразу?

— Потому что вы были немного не готовы, — туманно ответил демон и вновь сменил тему: — Кстати, пока мы тут с вами философствуем, там пиво киснет. Может, по пинте примем, а? В Там-Сям вашего мира варят настоящий йоркширский лагер. Портер хуже, но…

— Нет уж, спасибо. Лагер под настроение, которого сейчас нет, а портер я никогда не любила, — покачала головой Дарька, однако тут же встрепенулась. — Да! Я бы очень хотела взглянуть на говорящую лошадь, которая гадает на картах. Это возможно?

— Естественно, — улыбнулся Йокарный Бабай. — Идёмте, я вас представлю.

— Пошли, — согласилась Дарька и решительно взяла толстяка под руку.

Когда они обогнули дом и подошли ко входу в кафе, демон остановился.

— Но сразу предупреждаю: Лошадь — особа несколько странная и весьма эксцентричная. Не воспринимайте всё происходящее серьёзно, смотрите на действо, как на цирковое представление. Чуть не забыл! Купите ей ведро любого пива, а помощнику ампулу глюкозы и пачку анальгина.

Ильдарчик сжал её руку, потому что Дарька начала озираться по сторонам.

— Не ищите аптеку, в Там-Сям их нет. Зато всё есть в меню забегаловки. Идём?

— Ага.

На высокой дощатой двери у дальней стены зала висела на грязной верёвке фанерная табличка с трафаретными словами:

ПРИЁМ ВЕДУТ:

Оракул — Л. Харизматичная

Ассистент оракула — М. Иваныч

Такса: ведро пива + ампула глюкозы + анальгин (10 таб.)

(посетители без таксы обслуживаются вчера и позавчера)

Первым вошёл Йокарный Бабай. Поставив тяжёлое ведро на пол, он посторонился, пропуская вперёд спутницу и, дождавшись, пока их удостоят вниманием, произнёс:

— Мадам, разрешите вам представить…

— Ступай уже, Ильдарчик, — прогудел густой бас хозяйки. — Дарию я знаю с пелёнок… Да, если тебе не трудно, пиво ко мне поближе подвинь.

— Как скажете, Харизматичная, — пожал плечами демон.

Посреди комнаты на каком-то невероятно огромном и грязном диване возлежала в позе рембрандтовской Данаи ужасно толстая вороная кобыла с белой звездой во лбу и золотыми, инкрустированными бриллиантами подковами на всех четырёх копытах. Не успел Бабай поставить перед её мордой пиво, Лошадь опустила в ведро обвислые губы и с шумом отхлебнула такой глоток, после которого сам чёрт не устоял бы на ногах.

Ильдарчик почему-то на цыпочках вернулся к двери и немедленно покинул помещение, оставив Дарьку наедине с удивительным оракулом. Впрочем, не совсем наедине. На журнальном столике гордо восседала смешная мартышка в белом костюмчике-троечке, которая окатила посетительницу с ног до головы холодным презрительным взглядом. Перед обезьяной лежало несколько запакованных колод гадальных карт.

От души нахлебавшись пива, Лошадь громко и с удовольствием икнула и, обратив взгляд на Дарьку, ласково пробасила:

— Проходи, деточка, располагайся в кресле. Да, глюкозу с анальгином отдай Макак Иванычу. Такова его мартышкина доля.

Протянув ампулу с пачкой таблеток обезьянке, девушка не без удовольствия отметила, что взгляд Макака с презрительного немедленно поменялся на заискивающий. Плюхнувшись в глубокое, мягкое, но такое же грязное, как и диван Лошади, кресло, Дарька, собираясь задать вопрос, открыла рот, но хозяйка, подняв одно из передних копыт, её остановила.

— Помолчи, детка, — прошептала она. — Давай-ка сначала посмотрим расклад, а уж потом, если возникнет необходимость, побеседуем. Макак Иваныч, будь добр, распакуй колоду.

Мартышка сорвала с одной пачки бумажную обёртку и с ловкостью заправского каталы принялась быстро тасовать карты. Дождавшись момента, когда Харизматичная поставила ей на голову подкованное золотом копыто и закатила глаза, начала раскладывать на столике нечто, напомнившее Дарьке пасьянс «Солитер» из компьютерно-офисных развлечений. Когда последняя карта коснулась полированной столешницы, Лошадь сняла копыто с головы ассистента, задумчиво почесала им звезду на собственном лбу и, наконец, изрекла:

— Что ж, девочка, я полагала, что будет хуже.

Подобного резюме Дарька не ожидала, поэтому вскинула брови.

— Хуже? — переспросила она. — Объясните, пожалуйста, по существу.

— Й-ооо! — весело расхохоталась Харизматичная. — Хочешь по существу, иди к психиатру! Нам, честным оракулам, престало говорить загадками. Иначе кто ж нас станет воспринимать всерьёз?

— Но… — Дарька просто не верила собственным ушам, — но вы ничего не сказали! Это ж натуральное мошенничество!

— Учись внимательно слушать, детка, — в голосе Лошади послышалось плохо скрываемое раздражение. — По-моему, я сказала, что ждала худшего. Нет? Всё, сеанс окончен, можешь быть свободна и… И, если тебе не трудно, захвати с собою пустое ведро и пригласи следующего клиента…

Уж чего-чего, а таких перемен в собственной жизни Агафонов не ожидал.

Покинув особняк Светланы Аль-Заббар, он вернулся на работу. Когда отпирал офис одновременно пытаясь удержать коробку с архивом Дарии, из кармана запиликал телефон.

— Вот чёрт, кто там ещё на мою голову? — в сердцах выругался он, опустил ношу на ступеньку и достал мобильник. — А, Марин? Слушаю тебя, дорогая.

— Миня-а, — раздалось из динамика. — Ты сегодня-то объявишься? Или снова в офисе спать будешь? Я соскучилась!

— Не знаю, Марин, — ответил Миша. — Работы вагон. Натурально зарываюсь. Впрочем, давай так: я приеду, но попозже, хорошо? Устал дико, но мне ещё нужно кое-что посмотреть.

— А попозже — это во сколько? — спросила Марина.

— Ну… — Агафонов глянул на часы. — Давай часиков в десять. Или в одиннадцать. Я выходить буду, звякну. Договорились?

— Ага, — Миша почувствовал, что невеста улыбнулась. — Минь, я люблю тебя. Ты у меня самый, самый, самый!

— Я тебя тоже люблю, — улыбнулся в ответ Агафонов. — До вечера.

— Чмоки-чмоки…

Не заправленный с утра диван с причудливо скомканным одеялом был похож на толстого верблюда. Нет, скорее, на горбатую лошадь. Тоже толстую.

— Нда… Натуральный зверинец, — задумчиво проговорил Миша.

Поставив коробку с бумагами на стол, быстренько сложил постель и спрятал её в ящик. Потом зажёг настольную лампу, уселся на рабочее место и плюхнул перед собой пачку девчонкиных дневников, перевязанную красной тесёмкой. Развязав узел, раскрыл верхнюю тетрадку…

«17 ноября.

Нет, они меня скоро окончательно достанут. Брошу всё и уеду обратно в Англию. Ты идиотка, Дарька! А вот мама, как всегда, оказалась права. Вышку лично мне лучше получать за границей. Кто-нибудь скажет, почему люди такие завистливые? Откуда в мире столько нечисти?

18 ноября.

Сволочи! А сучку Соломину надо вообще мордой об стол. Чтоб в следующий раз неповадно было. Точно знаю — это она всем раструбила, что у меня будто бы роман с философом. А Илья Фёдорович, между прочим, милейший человек и очень приятный собеседник. Да, да, просто собеседник. Не слышали, такого слова? Очень жаль.

Почему вокруг столько грязи? Я что, кому-то мешаю?

Всё. Решено. Сдаю сессию, и перевожусь в Оксфорд. Или в Кембридж. Бауманку ненавижу. НЕНАВИЖУ! И зачем только я переехала с мамой в Россию? Здесь столько завистников. Просто волосы дыбом!»

Миша на минуту оторвался от записей и задумался.

В чём-то она, безусловно, права. Завистников полно. Но разве только здесь? Нет, детка, в России жить тоже можно, просто надо привыкнуть. И виной всему вовсе не ты, а твои бабки. Миллиарды Аль-Заббаров. Кто виноват, что мама не медсестра с копеечной зарплатой? Не ты, конечно. Вовсе не ты…

Быстренько пролистав дневник, Агафонов открыл его на последней странице.

«1 февраля.

Ура! Я в Кембридже. И снова здравствуй, Англия! Милый мой Эрно, привет! Я очень-очень счастлива. Это просто невероятно — столько радости и в один день!»

Миша взял вторую тетрадку. Что за чёрт? На английском? А языков-то, кроме русского, в багаже знаний и нет. Хреново.

Агафонов просмотрел остальные дневники. Та же история. Переводчика нанимать? Хотя… Марина ж есть. Шпрехает и на инглише, и ещё на каком-то, как на родном. Нормально? Отлично! И домой пораньше, опять же… Рука потянулась к телефону, но на полпути застыла в воздухе. Нет, лучше сделать сюрприз…

Большая стрелка приближалась к семёрке, когда Миша вышел из лифта. В левой руке портфель и пакет из супермаркета. С хорошим вином и её любимыми конфетами. В правой — букет длинноногих роз.

Нажав кнопку звонка, подождал. Прислушался. Вышла из дому? Да нет, вроде шебуршит кто-то? Позвонил ещё раз. Ну что ж ты не открываешь-то?

Наконец, не прошло и часа, щёлкнула задвижка и дверь распахнулась. На пороге застыла Марина в небрежно запахнутом халатике. Удивлена, что так рано?

— Ми… Миша? — запнувшись, пробормотала она.

— Точно. Ми-миша, — подмигнул Агафонов, чмокнув невесту в губы. — Не ждала так рано? Вот, решил сделать тебе приятное. Сделал?

Да уж, похоже, сюрприз удался. Отчего-то всё ему стало ясно и без слов. И будто в подтверждение мысли из глубины квартиры раздался оклик. Голос мужской, нетерпеливый:

— Котёнок, ну где ты там? Иди скорее ко мне!

Щёки Марины залились густой краской. Она посторонилась, пропуская Агафонова в квартиру.

— Я так понимаю, что оправдываться бесполезно? — негромко проговорила она.

— Знаешь, а ты невероятно сообразительный котёнок, — сохраняя внешнее спокойствие, ответил Миша и, кинув цветы в угол, прошёл в кухню.

Марина тенью проследовала за ним.

— И что мы будем делать? — нерешительно спросила она, прислонившись к косяку.

— А ты сама-то как думаешь? — вопросом на вопрос ответил Агафонов.

— Ну… — Марина жалобно улыбнулась. — Ты меня теперь выгонишь, да?

— Отчего же, — хмыкнул Миша, развернулся и пристально посмотрел ей в глаза. — Можешь остаться. И *баря твоего, если ему жить негде, приютим. Нормальный вариант? Как он тебе, котёнок?

— Правда? — чуть не вскрикнула Марина.

Обрадовалась? Наивняк. Детский сад какой-то, честное слово.

— Дура, что ли? — огрызнулся Агафонов и устало опустился на табурет. — Проваливай. Полчаса тебе на сборы. Время пошло.

— Ясно, — прошептала Марина и исчезла из поля зрения.

Агафонов достал из холодильника пузырь «антистресса», налил полный стакан и залпом его осушил. Закусывать не стал. Нет надобности. Из коридора раздались быстрые гулкие шаги. Хлопнула входная дверь.

— Минус один, — вслух сосчитал Агафонов и подошёл к окну.

Через минуту из подъезда выбежал парень, запрыгнул в чёрный внедорожник, который немедленно сорвался с места.

За спиной ощутил присутствие. Обернулся. Марина, одетая в брюки и лёгкий джемпер, сидела на табурете.

— А ты поговорить не хочешь? — чересчур уж спокойно спросила она.

— Не-а, — покачал головой Миша. — Твой поступок красноречивее слов.

— Ну что ж, — кивнула Марина, поднимаясь на ноги. — Тогда я пошла?

— Не смею задерживать, — ответил Агафонов. — Переночевать-то есть где?

— Угу, я Людке позвонила… А что? — в голосе её прозвучала слабая надежда.

— Ничего, — пожал плечами Миша. — Просто… Нет, ничего. А ты что, уже собралась? Быстро. Мне показалось, прошло минут пять.

— Нет, я ещё не собралась, — ответила Марина. — Но… Но я подумала, что, может, можно ещё всё поправить? Ну… не сейчас, конечно. Я всё понимаю… Прости, такая дура… Но ты ж постоянно на своей работе! А я всегда одна… Минь, ну извини меня, а? Я больше не буду!

Агафонову стало настолько смешно, что он даже не попытался сдержаться. Расхохотался.

— Больше не будешь? Слушай, неужели ты и впрямь идиотка? — отсмеявшись, проговорил он. — Ты серьёзно думаешь, что я женюсь на бабе, которая изменяет мне за неделю до свадьбы? Марина, ау-у! Очнись! Я от тебя не жду ни оправданий, ни извинений. И даже осуждать тебя не собираюсь. Что сделано, то сделано. В конце концов, ты — свободный человек и вольна поступать так, как тебе вздумается. Единственное, о чём прошу тебя — не тупи! Выберись из плена иллюзий. Бабки нужны, возьми. Знаешь, где лежат. Шмотки и цацки, что я тебе дарил, тоже забирай. Но только уйди с глаз долой, хорошо? Видеть тебя не могу, честное слово!

Марина ничего не ответила. Только вновь покраснела. А через полчаса на кухонный стол перед Мишей легли ключи.

— Ты не поможешь мне вынести сумки? — спросила Марина.

— И много их набралось? — вздохнул Агафонов.

— Четыре, но тяжёлые. Да… Я там из комода три тысячи долларов взяла. Можно?

— Можно, — кивнул Миша. — Что-то ещё?

— Сумки.

— Ах да, сумки…

Проводив теперь уже бывшую невесту до такси, Агафонов заперся в сразу опустевшей квартире и почти три часа провалялся в ванне, постоянно добавляя горячей воды и отхлёбывая водку прямо из горлышка. Но — вот зараза! — абсолютно не пьянел.

Злости и обиды почему-то тоже не было. Однако дикая усталость, вдруг горой обвалившаяся на плечи, делалась всё тяжелее и тяжелее. Неотступные мысли, вначале блуждавшие вокруг Марины и её предательства, постепенно ушли, уступив место воспоминаниям о событиях последних дней. Всплыли в памяти слова Фёдора Алексеевича: «Её покинул ангел… Я знаю человека, который поможет его вернуть… Только не смейтесь, прошу вас… Да, Татьяна Власовна… Поговорю с ней… Но нужен катализатор, Мишенька. Иначе все усилия впустую… Что? Что может им быть? Да всё, что угодно. Я не представляю… Теряюсь в догадках…»

Из-за стенки соседской квартиры, усиленный мощными динамиками, раздавался голос Б.Г.:

— С арбалетом в метро,

с самурайским мечом меж зубами,

в виртуальной броне, ну а чаще, как правило, без…

Оборвав замечательную песню на полуслове, мерзко загудели трубы. Затрещали. Кто-то ленивый сверху или снизу, включил воду на полную мощность, забыв отрегулировать кран. Неужели трудно вызвать сантехника, коль у самого руки не из того места растут? Однако скоро гул стих. А Гребенщиков, грассируя, уже тянул:

— Навига-а-атор, пропой мне канцону другую…

— Ты лопух, Агафонов, — пробормотал Миша. — Ты большой зелёный лопух!

Контрастный душ вывел из состояния полузабытья за пару минут.

Камень! Горячий камешек из девчонкиной руки. Это ж он и есть. Он? Вне всяких сомнений. Мы нашли его, профессор. Мы нашли ваш катализатор…

Но проклятый червь сомнений, увы, ещё не насытился.

Миша после разговора с Аль-Заббар чувствовал, что больше не может доверять Клюжеву. Нет, Светлана пристрастна, тут к гадалке не ходи. Она имеет право не любить мужа своей сестры. Впрочем, как и саму сестру, с которой неплохо было бы пообщаться наедине. Но почему Фёдор Алексеевич не упомянул о родственных связях? Какой смысл в сокрытии информации, если понимаешь, что не сегодня — завтра она станет доступной? Выползет… зла… Выползла-зла!

Ты чего-то боишься, Клюжев? Или кого-то?

В этой истории вообще сплошные недомолвки. Плохо. Даже Аль-Заббар всего не говорит.

Эй, вы вообще хотите вернуть Дарию? Или, может, всем — даже матери — выгоднее похоронить девочку? Какие свои делишки вы пытаетесь прирыть?

Но тогда зачем просить о помощи? Для самоуспокоения? Мол, даже этот оказался бессилен…

Верить в подобный расклад отчаянно не хотелось.

Не самый хороший расклад. Это уж точно.

 

13-я глава

Изощрённое милосердие

Если вы не человек, то, будьте уверены, и муки вас ожидают нечеловеческие.

Смысл этого выражения Ферериус испытал на себе. Буквально.

Сначала три тысячи лет прожить без соли, от чего не то что ангел с его терпением, высший демон сойдёт с ума. А потом ещё и суровое наказание понести. За свои же собственные душевные страдания. За физические и нравственные. Как вам такое понравится?

Нельзя сказать, что Ферериус, получив по истечение столетнего заключения в высоковольтно-пропановой камере растянутого времени должность Полномочного Разводящего Посла Обеих Сфер (прапос) на Земле (обитаемая планета № 33 по объединённой классификации Высших Сфер и Мерцающей Бездны), сильно изменился. Нет, он остался таким же «недоделанным» серафимом или, если угодно, «урождённым демоном нестандартного мировоззрения», как было записано в характеристике, ныне хранящейся в Сферическом архиве. Но в застенке произошло нечто, от чего Ферериус вернулся на хорошо известную ему планету без какого бы то ни было отвращения.

Итак, во-первых, отвалился надоевший за долгие века хвост. И, похоже, отвалился навечно. Но это не главное, хоть и радостное событие затмило другое замечательное избавление — проклятие солью, наложенное давным-давно мстительным Владыкой Мрака, полностью потеряло свою власть над истерзанной душой. Что на это повлияло — действие беспрестанных электрических разрядов или газовое удушье — сказать трудно, но факт остаётся фактом: Ферериус больше не боялся плавать в океане, который ещё не так давно собирался опреснить. Более того, любимый деликатес — малосольная селёдочка — вернулся в его ежедневный рацион чуть не главным блюдом.

Да, да. Так уж получилось, что характер Ферериуса стал гораздо приятнее не вследствие испытанных в камере нечеловеческих мук, а из-за побочного действия, которое эти самые муки доставили.

По истечении срока наказания Ферериус предстал перед объединённым Советом Ангелов и Демонов под совместным председательством Всевышнего и Повелителя Бездны. Ожидая худшего, а именно — мелкой должности в какой-нибудь бухгалтерии или в отделе снабжения, он с нескрываемым изумлением выслушал приговор, лично зачитанный Великим Владыка Мрака.

— Сомнительно, — Повелитель Бездны начал речь с излюбленного слова. — Сомнительно, что Ферериус при всей непредсказуемости его поведения может занимать какую бы то ни было значимую должность в одной из наших Сфер. Но и памятуя о его немалых заслугах пред Верхом и Низом, мы не имеем права оставить судьбу столь неоднородной фигуры без подобающего внимания. Посовещавшись с Сиятельным Всевышним, мы пришли к выводу, что Ферериус, без сомнения, может быть полезен как Высшим Сферам, так и Мерцающей Бездне на планете номер тридцать три, где он вполне освоился.

При этих словах Владыка, смотревший до сих пор на Совет, повернулся к Ферерусу, одиноко сидящему на жёсткой скамье в первом ряду и, не стесняясь присутствующих, подмигнул. После чего продолжил:

— Сомнительно, что сия неординарная сущность, за многие тысячелетия так и не выбравшая Сферы собственного руководства, может считаться полноценной демонической или ангельской. И мы, проявляя изощрённое милосердие, постановили: назначить Ферериуса Полномочным Разводящим Послом Обеих Сфер на вышеупомянутой планете с целью разрешения межведомственных конфликтов неглобального характера на месте. Итак, с настоящего часа господин Ферериус обременяется должностью прапоса на Земле. Настоящий пост учреждён Объединённым Советом Ангелов и Демонов накануне и подкреплён совместным Указом от имени Всевышнего и меня лично. Со своими должностными инструкциями господин прапос обязан ознакомиться под роспись в отделе кадров Высших Сфер немедленно после заседания Совета.

Ферериус не верил своим ушам. Вот это удача!

— Искренне благодарю вас, — пробормотал он, поднимаясь со скамьи. — Можно вопрос?

— Можно, — снисходительно улыбнулся Всевышний.

— А скажите… — начал было он, но всезнающий Всевышний остановил его жестом:

— Вопрос ясен, господин прапос. Все ваши духовные и материальные накопления, сделанные за тысячелетия планетарной деятельности, остаются при вас. Место резиденции, земное имя и род отвлекающих занятий подбираете сами с учётом собственных же интересов и вкусов. Однако! — Всевышний поднялся со стула и вознёс над головой Указующий Перст. — Отныне вы не имеете права вмешиваться в судьбы аборигенов и проникать в их личные миры — за исключением спецотсеков — без соответствующих санкций. Вам ясно?

— Да, ясно, — поклонился Ферериус.

— Ещё вопросы? — спросил Повелитель.

— Нет, вопросов больше нет. Всё довольно прозрачно, вот только…

— А сказали, что нет вопросов, — поцокал языком Всевышний. — Уговорили, поясняю. Вы возвращаетесь на Землю после ознакомления с инструкциями в день и час, когда началась реализация неудавшегося, слава Нам с Владыкой, проекта. Надлежащий приказ по этому поводу Управлению Обитаемыми Пространствами и Мирами ниспослан часом ранее. Надеюсь, вы удовлетворены ответом?

— Вполне, — робко улыбнулся Ферериус. — Мне… Мне можно…

— Да, мы вас больше не задерживаем, — махнул рукой Повелитель Мрака в сторону выхода. — Только попрошу вас, прапос… Лично от себя. Будьте, пожалуйста, скромнее. Не стоит переоценивать собственные возможности и недооценивать Наши.

— Конечно, — тонкий намёк Владыки на своё прежнее поведение Ферериус оценил по достоинству.

И, более не задерживаясь, покинул зал заседаний Совета.

«Что ж, — думал он, идя по коридору в сторону отдела кадров. — Это не так уж и плохо — быть самим собой. Во всяком случае, гораздо приятнее, нежели притворяться серафимом, пусть даже вполне искренне. Итак, господин прапос, отныне вы — мировой судья и почти свободный… почти человек».

Ферериус весело расхохотался, отчего по обеим сторонам галереи открылось несколько дверей. Показались изумлённые ангельские лики.

Инструкции запомнить оказалось не сложнее, чем соорудить селёдку под шубой, и уже через час, телепортированный на Землю серафимом по персоналу, он сидел в водительском кресле любимого «диабло», не слишком осмотрительно припаркованного на углу Декабристов и набережной Пряжки под знаком «STOP». Санкт-Петербург. Вечер. Метель.

Бросив взгляд на лежащую на торпеде свежую газету, определил число. 10 ноября 200… года. Что ж, в Сферах не обманули. Вернули в тот самый момент. Нет ещё никаких «водяных». И теперь не появятся. А надо? Дурацкий вопрос!

Повернув ключ в замке зажигания, Ферериус прислушался к двигателю, сладко потянулся и… в ту же секунду в окошко постучали.

Нажав кнопку стеклоподъёмника, прапос нехотя впустил в тёплый салон вихрь мокрых снежинок и суровый голос гайца:

— Вы припарковались в неположенном месте. Ваши права, пожалуйста.

Ферериус открыл бардачок и вытащил пухлый кожаный бумажник. Отыскав пластиковый прямоугольник нужного документа, высунул его в окно и услышал нравоучительное:

— Ай, ай, ай, господин Ферер, а ещё иностранный гражданин! Мало нам своих нарушителей?

Вступать в перепалку не хотелось.

— Сто долларс вам хватить? — зевнув, спросил Ферериус, протянув гаишнику сложенную пополам купюру.

— Ну… — пробормотал милиционер, — не знаю, что вам и ответить.

— Ответить: спасибо, господин Ферер. И вернуть права, — ответил с улыбкой прапос.

— Спасибо, господин Ферер, — безропотно подчинился гаишник, взял банкноту, сунул её в карман, вернул права и, козырнув, заспешил прочь.

— Обожаю коррупцию, — негромко произнёс Ферериус, закрывая окно. — Искренне жаль, что не я первый до неё додумался.

Глянув на себя в зеркальце заднего вида и вполне справедливо решив, что внешность эксцентричного американского миллиардера при нынешней должности ему не совсем подходит, прапос лишь вздохнул. Потом опустил рычаг ручного тормоза, выжал сцепление и вдавил до упора педаль газа. Серебристый «ламборгини» самостоятельно вырулил в нужную сторону и через пять минут затормозил возле парадного подъезда отеля «Астория», в котором снимал номер Фредерик Ферер.

Поднявшись на четвёртый этаж в роскошном лифте, Ферериус заказал в номер ужин и, дожидаясь пока его доставят, придирчиво осмотрел себя в зеркало.

Нет, это никуда не годится. Прапос должен выглядеть иначе. Да и переезд в более гостеприимный город совсем бы не помешал.

Читая за ужином свежую прессу, он восстанавливал в памяти события столетней (по собственному исчислению) давности, которые ещё не произошли и теперь — Ферериус знал это определённо — никогда уже не произойдут. Время, повёрнутое ненадолго вспять, оправилось от испуга и идёт своим ходом по вновь назначенной траектории. Неплохо.

В комнату постучали.

— Да, — крикнул Ферериус и на всякий случай добавил. С акцентом Ферера: — Мошно войдите, плис.

В номер, отчего-то смущаясь, робко вступил невысокий полный гражданин в хорошо поношенной пуховой куртке цвета хаки и грязной тюбетейке на затылке.

— Не конспирируйтесь, уважаемый господин посол. Свои, — немного смущаясь, пробормотал гость. — У меня тут проблемка образовалась. Но во Мраке сказали, что на Земле такие вопросы теперь решаете вы. Прапос.

— Проходите, демон. Присаживайтесь, — пригласил Ферериус. Происхождение гостя было заметно без вспомогательных приборов. — Кушать будете?

— Нет, благодарю, — покачал головой толстяк, усевшись на предложенный стул. — А спирту с вашего позволения хлопну. Можно?

— Спирта нет, возьмите в баре водку, — кивнул Ферериус.

Такой наглости от мелкого демона он не ожидал. Но сдержался. Всё-таки первый посетитель.

Не очень стеснительный гость запросто выкушал всю бутылку без закуски. Поставив опустевшую посудину обратно в бар, вернулся. Уселся на стул и без предисловий принялся излагать суть проблемы.

Ферериус и сам не заметил, как ленивое равнодушие, с которым он принялся было выслушивать просителя, переросло в неподдельный интерес.

Дело заключалось в следующем.

Йокарный Бабай, так звали визитёра, является личным демоном-подстрекателем некоей Дарии Аль-Заббар — человека женского пола, восемнадцати лет от роду, студентки Кембриджского университета (Великобритания), дочери ныне покойного сталепромышленника Шамсретдина Аль-Заббара и его вдовы Светланы Аль-Заббар (в девичестве Сабельниковой). Мол, где-то в Высших Сферах произошла досадная накладка, и к душе названной особы при рождении не прикрепили хранителя. Таким образом, сам он, Йокарный Бабай, урождённый и заветопослушный демон, вынужден вопреки собственному назначению исполнять не только свои прямые обязанности, но и обязанности представителя конкурирующей Сферы, что в корне противоречит Основному Уставу Мерцающей Бездны. Жалобы и неоднократные обращения в бюрократические инстанции Обеих Сфер остаются без внимания и результата не приносят. Между тем, в судьбе подопечной в ближайшие годы назревают крайне неблагоприятные перемены, которые по всем признакам могут привести не только к летальному исходу материальной оболочки, но и полному истреблению якобы бессмертной души. А это уже прецедент. Если и не первый вообще, то первый задокументированный. Чем это грозит Обеим Сферам? Элементарно, господин прапос. Запросто может рухнуть вся система провозглашенных моральных (и аморальных, кстати, тоже) ценностей. И не только здесь, на Земле, но и в прочих мирах, подконтрольных Великому Эксперименту…

Ферериус и сам чувствовал, что суть проблемы, изложенной мелким демоном действительно серьёзна. Положение дел требует немедленного вмешательства.

Но кто? Кто допустил такую оплошность, что душа девочки не была наделена при рождении ангелом-хранителем? О подобном происшествии и подумать-то страшно, а тут — на тебе! Живой человек. И демон, который вместо того, чтобы искушать, подстрекать и возбуждать низменные инстинкты, вынужден уродовать собственную Мать-Природу, охраняя душу ребёнка от того, чему должен способствовать. Кошмар!

— Да, Йокарный Бабай, вам действительно не позавидуешь, — произнёс Ферериус, выслушав исповедь демона. — Ваша проблема требует немедленного устранения. Однако я нахожусь в должности прапоса лишь первый день и пока ещё не знаю всех ходов-выходов… Придётся чуток потерпеть. Ну да ничего. Полагаю, всё исправим. И довольно скоро. Где вы, говорите, нынешнее место проживания подопечной?

— Англия, — ответил демон. — Город Кембридж, университетский кампус.

— А сами вы когда возвращаетесь обратно?

— Немедленно, — сказал Йокарный Бабай. — Вообще-то я стараюсь никуда не отлучаться, пока Дария бодрствует. Но узнав о вашем назначении, примчался сразу, дабы не стоять в очереди. Как оказалось, не зря. И надеюсь, что за время моего отсутствия ничего фатального с вверенной душой не произойдёт.

— Хорошо, демон, — сказал Ферериус, вышел из-за стола и протянул посетителю руку. — Очень рад нашему знакомству и благодарен вам за всё, что вы делаете, дабы сохранить незыблемыми провозглашенные Обеими Сферами ценности. Я оперативно соберу необходимую информацию и в ближайшее время извещу вас о ходе дела.

— Было б замечательно, прапос, — впервые улыбнулся Йокарный Бабай и, пожав руку, сиганул в форточку. И только откуда-то снизу, словно из-под земли, донеслось затихающее: — До встреее…

На гравитационных волнах ушёл. Как стинный сын Мрака. А мог бы и молнией рвануть, бедный хранитель. Удивительная личность…

— Вот тебе и подсказочка, дружище, — пробормотал Ферериус, обращаясь к собственному отражению в зеркале. — Кем ты будешь прикидываться, пока не знаю, но в каком направлении начинать двигаться уже более-менее понятно. Завтра же отправляемся в Англию. А по пути кидаем в Сферы запрос на информацию о душе Дарии Аль-Заббар. Ясно?

— Яснее не бывает, — отчего-то закашлявшись, ответило отражение. — Насчёт того, кем прикидываться, есть у меня одна мыслишка. Ещё помнишь, что мы с тобой хотели попробовать себя на благородно распаханных просторах шоу-биза?

— Точно! — восхитился Ферериус собственной памяти. — А ещё я мечтал натянуть на себя оболочку стопроцентного кельта. Рискнём?

— Да запросто! — искренне обрадовалось отражение. — Мне будет чертовски приятно видеть тебя рыжим. И имечко уже наготове.

— Да ну?! — не поверил Ферериус.

— Серьёзно, — кивнуло отражение. — Фергюс Макферерли. Как тебе?

— Великолепно! — восхитился прапос. — С приснопамятного средневековья обожаю Шотландские горы… Единственное, чего не слишком хочу — рассекать среди людей в юбке. Килт — не наш стиль. Согласен?

— Согласен. Не наш, — засмеялось отражение. — Ходи уж лучше в джинах. А вот свитер свой немедленно выкинь. И эти ужасные кеды тоже. Примерь бархатный пиджак, приличную обувь. В конце концов, ты собираешься предстать человечеству знаменитым продюсером или аниматором в курортном доме терпимости?

— Ладно, так уж и быть, — вздохнул уязвленный Ферериус. — Уговорил. Гардеробом займусь завтра же.

— Вот и умничка, — похвалило отражение. — В кои-то веки я увижу в себе приличного джентльмена. А теперь быстренько дуй в ванную и ложись баиньки. Надо набраться сил. И прошу тебя — не думай сейчас о бедной девочке и её несчастном демоне. С проблемой, чтоб её побыстрее решить, надо переспать. Возражать будешь?

— Попробуй себе возрази, — подмигнул отражению Ферериус.

И скинув с себя осточертевший свитер прямо на пол, раскрыл дверь в ванную комнату.

«Я» безусловно прав. Имидж пора сменить…

 

Глава четырнадцатая

«Сосед»

(ИНВЕРСИЯ)

Весь вечер Дарька безвылазно просидела в номере. События сегодняшнего дня не то что ошеломили её, но сотворили какую-то невообразимую путаницу в мыслях.

Добродушный Ильдарчик, оказавшийся на поверку персональным демоном, оракул-продюсер Фергюс Макферерли на зелёном холме, безумная, опившаяся хмельного Лошадь с мартышкой-ассистентом, какой-то там ещё Навигатор, который якобы должен помочь ей отсюда выбраться… Зачем выбираться?

Да! Был же ещё дурацкий музыкальный самолёт, летающий со скоростью прогулочного велосипеда. Но он, наверное, вообще не при делах.

Кстати, если даже Фергюс и не соврал, и загадочный Навигатор действительно явится, можно ли ему вот так сразу довериться? А вдруг он тоже… Тоже — кто? Эх, сплошные вопросы и ни одного толкового ответа. А что, если чокнутая Лошадь права? Не стоит никого ни в чём обвинять и надо просто учиться слушать?

Спать не хотелось.

Дарька встала с кресла и подошла к окну. За стёклами низко висело тяжёлое, ставшее уже привычным тёмно-коричневое ночное небо, какое она видела только здесь, в Там-Сям. С восемьдесят восьмого этажа люди и машины казались не больше мелких муравьёв. Тухляк… Ничего интересного. Хоть бы авария какая произошла…

Кстати. Если Йокарный сказал правду, и это действительно мой мир, то я вольна делать всё, что захочу? А не проверить ли гипотезу? Ха!

Она не привыкла откладывать дел в долгий ящик. Но не зная с чего начать, решила импровизировать. Достав из гардероба роскошное вечернее платье цвета запёкшейся крови, Дарька скинула на кровать пыльные джины и несвежую футболку и прямо так, даже не ополоснувшись в душе, переоделась. Распустив волосы, Дарька несколько раз прошлась по ним острозубым серебряным гребнем, защёлкнула на шее увесистое рубиновое колье и, брезгуя какой бы то ни было обувью, вышла в коридор. Приближающаяся горничная, увидев столь ошеломляющее явление из обычно тихого номера 88-13-11, всплеснула руками, выронила ношу, и высокая стопка полотенец мягко и непринужденно, не растеряв ни одного яруса, тут же выросла игрушечным небоскрёбом посреди ковровой дорожки.

— Хочу вечеринку, — потребовала Дарька у служащей. — Немедленно! За счёт отеля.

Горничная низко поклонилась и, оставаясь в таком виде, отчеканила:

— Слушаюсь, госпожа Аль-Заббар. Банкетный зал будет готов к приёму гостей через полчаса. Простите, сколько народу приглашено?

— Выпрямись, кукла! — Дарьке определённо нравилась роль повелительницы. — Собирай всех, кого увидишь. Кого не увидишь, тоже. Если мне понравится праздник, назначу тебя управляющей отелем. Всё ясно?

Горничная разогнула спину и быстро закивала головой.

— Да, ещё одно! — вспомнила Дарька. — Попрошу вас как можно скорее доставить в гостиницу оракула Лошадь Харизматичную из пивнушки «Дария». Я собираюсь явиться в банкетный зал верхом.

— Будет исполнено, моя госпожа, — снова склонилась горничная. — Разрешите выполнять?

— Так и быть, разрешаю, — махнула Дарька рукой, отпуская служку, но тут же спохватилась: — Тебя как звать-то, милочка?

— Барбара, госпожа, — робко улыбнулась горничная. — Можно просто — Кукла Барби.

Дарьку чуть не придушил приступ смеха, но она изо всех сил постаралась взять себя в руки.

— Ладно, Барби, действуй! Жду Лошадь в номере. Если кобыла не влезет в лифт, пусть подымается по лестнице. А теперь ступай, строй себе карьеру. И оставь ты эти дурацкие полотенца! Кто-нибудь да уберёт.

— Слушаюсь, госпожа, — расцвела лицом Кукла Барби и, повернувшись, быстро засверкала пятками в сторону поста, выкрикивая на бегу: — Все на бал! Быстренько все на бал! И немедленно пришлите сюда мистера Кто-Нибудь, госпожа приказала ему убрать полотенца!

Дарька скрылась в номере, захлопнула за собой дверь и прислонилась спиной к стенке. Она была в полном восторге. Ну, я им сейчас покажу, кого тут раком зимуют! Хозяйка… Супер!

Девушка подошла к бару, достала бутылку шампанского, с весёлым хлопком выпустила пробку в потолок и, обливая руки пеной, наполнила пивную кружку искрящейся жидкостью. Сквозь стены было слышно, как загудела Гималайка. Администраторы и горничные колотили в двери номеров — в спешном порядке будили постояльцев, сгоняя всех на праздник, устраиваемый госпожой Аль-Заббар. Минут через двадцать из дальнего конца коридора, оттуда, где находились лифты, послышался медленный тяжёлый цокот копыт.

«Приковыляла, дорогуша, — злорадно подумала Дарька. — Будешь знать, хамка, как мне лапшу на уши вешать в моём собственном мире. Чёрта лысого в любовники не хочешь?»

В дверь робко постучали.

— Входи! — крикнула девушка.

Дверь приоткрылась, и в образовавшуюся щель робко просунул голову Макак Иваныч.

— Давай, давай, мартын. Без церемоний, — кивнула ему Дарька. — И Харизматичная пусть заходит. Протиснется?

Макак Иваныч услужливо кивнул и распахнул дверь, в которую тут же заглянула удивлённая чёрная морда с белой звездой во лбу. Лошадь, окинув глазами обстановку номера, остановилась взглядом на Дарьке, сидевшей верхом на барной стойке с кружкой шампанского и весело болтавшей босым ногами.

— Деточка, что всё это значит?

— Ровным счётом ничего, — улыбнулась Дарька и по-мультяшному захлопала длинными ресницами. — Просто мне стало скучно, и я решила собрать вечеринку. Кстати, Лошадь! На моём празднике пива будет немерено. И вам, Макак Иванович, доставят глюкозы с анальгином в любом количестве, в каком вы только пожелаете. Ну что, едем?

Харизматичная, волоча по полу раздутое брюхо, еле втиснулась в номер.

— Пиво и глюкоза с анальгином — это, конечно, неплохо, — ухмыльнувшись, произнесла она. — Но поясните мне, юная леди, ваши слова насчёт едем. Я не ослышалась?

Дарька отбросила кружку в сторону и резко соскочила со стойки. Подойдя вплотную к Лошади, она яростно сверкнула глазами и, чеканя каждый слог, твёрдо и с неумолимой внутренней угрозой произнесла:

— Учись слушать, животное. Сегодня ты не оракул, а средство передвижения. Ещё вопросы будут?

— Н-не-е-ет, — жалобно заржала Лошадь и в рабском почтении склонила голову. — Как прикажете, хозяйка Аль-Заббар…

Ночью Мише снилась Марина. Бывшая невеста, стоя в метро спиной вперёд на спускающемся эскалаторе, робко улыбалась, но ничего не говорила. И Агафонова это натурально взбесило. Он с яростью пнул девушку в живот, и та, кувыркаясь, как Джеки Чан, стремительно полетела вниз, вскрикивая при каждом соприкосновении со ступенями. Но вскоре исчезла из поля зрения. И декорация сменилась.

Теперь Миша стоял посреди какой-то средневековой площади, облачённый в тяжёлый грубой выделки кожаный камзол и такие же штаны. Бросив взгляд на ноги, отметил, что обут в остроносые сапоги красного цвета, в каких обычно ходят сказочные Иван-царевичи. От каменной стены одного из старых домов, окружающих площадь, отделилась фигура, которая быстрым уверенным шагом направилась в Мишину сторону. Скоро стало возможным разобрать облик незнакомца — был тот высок, статен и мускулист. Густые рыжие волосы топорщились в разные стороны, острая бородка клинышком, зелёный бархатный пиджак, подогнанный по фигуре. Подойдя ближе, мужчина поклонился и протянул Агафонову на вытянутых руках длинный меч. Отполированный, играющий бликами в лунном свете.

— О, великолепный Навигатор, предстоит тебе кровавая битва. Прими же в помощь от воинства небесного в дар сие оружие — Звенящий Панасоник, что станет тебе товарищем на все времена вплоть до исхода. Отринь любое желание, и сохранишь её душу. Сражайся насмерть, и выживешь. А решишь подумать, иди от ворот…

Рыжий продолжал нести околесицу, но Миша слов его более не слышал, потому что с высокой колокольни зазвонили в многоголосье колокола, отдававшиеся в голове острой болью…

Проснулся. И, резко откинув одеяло, сел на кровати. Старинный чёрно-золотой телефон разрывался на тумбе от звона, а похмельная башка — от боли. Не без труда дотянувшись до аппарата, трясущейся рукой поднял трубку и услышал голос секретарши:

— Алло! Вы как, Михал Михалыч?

— Да как вам сказать, Люда, чтоб никого не обидеть? Что-то случилось? — пробормотал он в трубку.

— Вы на работу-то приедете? С вами всё в порядке? — в голосе секретарши звякнула тревожная нотка.

— Да, Люд, спасибо. Почти в норме… А вот с работой… — Миша задумался. Несмотря на дикое внутреннее состояние, мозг вроде функционировал. — Давайте поступим таким образом. Вы сегодня же обзвоните всех, кому назначено на эту и следующую недели и согласуете с ними перенос на более позднее время. У меня появилась неотложная проблема, решением которой я и собираюсь заняться. Понимаете?

— Понимаю и осуждаю, — твёрдо ответила Люда. — Не берите в голову, Михал Михалыч. Маринка — гадина, я в курсе. И пустила я её всего на одну ночь. Пусть квартиру снимает!

— Люда! — Миша нашёл в себе силы улыбнуться. — Вы ж её подруга. Не ссорьтесь из-за пустяков. Люди сходятся, люди расходятся… Это нормально. А насчёт проблемы вы всё не так поняли. Это конкретно по работе. Помните, я вам рассказывал о Дарие Аль-Заббар?

— Конечно, Михал Михалыч. Я помню.

— Так вот, я взялся. Но пока не знаю, сколько времени это может отнять. Кстати, Людочка! — Агафонову пришла в голову удачная мысль. — Вы ж отлично знаете английский, не так ли?

— Ну… — замялась секретарша, — не то чтобы отлично, но, в общем, да. Неплохо. Вам что-то перевести?

— Да, Люд, я вам буду обязан, если вы посмотрите дневники девчонки. Там только первый на русском, а всего их семь. Возьмётесь? За дополнительную плату?

— Конечно, Михал Михалыч, — запросто согласилась секретарша. — Я сейчас в офисе. Вы их завезите, хорошо? Или с курьером отправьте. А я постараюсь быстренько перевести. Думаю, что пары-тройки дней мне хватит.

— Вот и замечательно, — ответил Агафонов. — Завезу сам. Сделаете эту работу и проведёте переговоры с клиентами, сходите в двухнедельный отпуск. Во внеочередной, но оплачиваемый. Денежку завезу вместе с тетрадями.

— Вы лапочка, Михал Михалыч! — воскликнула Людочка, оглушив бедного шефа. — Маринка — полная дура. Во сколько вас ждать?

— А сейчас сколько натикало? Простите, нет под рукой часов.

— Без пяти двенадцать.

— Сколько-сколько???

— Да не волнуйтесь вы, Михал Михалыч, с сегодняшними я уже разобралась. Вы ж знаете, что можете на меня положиться, — успокоила его секретарша. — Так в котором часу вы будете?

— Давайте… эээ… в районе двух. Плюс-минус.

— Отлично, — ответила Люда. — До встречи.

— Пока, — Агафонов положил трубку на аппарат и, собрав оставшиеся силы, пошёл в ванную.

Продержав голову под холодной струёй добрых три минуты, он накинул на макушку полотенце и поплелся в кухню. Пакет прокисшего кефира оказался очень кстати. Миша выпил бы чего покрепче, но через час предстояло садиться за руль, посему пришлось довольствоваться этой мерзостью. И парой таблеток анальгина.

Уговорив себя поесть, Миша кинул в чашку пару ложек растворимого кофе, кубик сахара и включил чайник. Пока тот закипал, был разболтан гоголь-моголь о трёх яиц. Ох, гадость, но сытная. Отвратный кофе вкусом и запахом тоже не вызывал энтузиазма, однако бодрил отменно. Сидя на табурете и мелкими глотками попивая его, Агафонов размышлял над первоочередной задачей. Надо как можно скорее встретиться с Татьяной Власовной.

Из прихожей зачирикал сотовый. Кто там ещё? Номер незнакомый. Новый клиент? Если по рекомендации…

— Агафонов, — произнёс Миша в трубку.

— Здравствуйте, Миша. Это Татьяна Клюжева, — раздался знакомый голос.

Агафонов ошалело посмотрел в зеркало. Ого. Как говорится, на ловца и зверь!

— Добрый день, Татьяна Власовна, — пробормотал он. — Чем обязан?

— Давайте не будем играть в кошки-мышки, хорошо? — спокойно проговорила Клюжева. — Мне только что звонила Светлана. Сказала, что вы решили заняться Даренькой. Это правда?

— Это правда, — эхом отозвался Агафонов. — А Фёдор Алексеич вам ничего не говорил?

— Нет, Миша. Фёдор молчит, как рыба… Хоть я и начала кое о чём догадываться, когда вы появились у нас дома. Знаете, мне кажется, что нам с вами необходимо ещё раз увидеться. Пообщаться, так сказать, тет-а-тет. Не возражаете?

— Нет, конечно, — сказал Агафонов, решив не кривить душой. — Если честно, сам собирался вам звонить. Где мы можем встретиться? И когда?

— Давайте сделаем так, — немного помолчав, ответила Клюжева. — Фёдор Алексеич сегодня едет в Санкт-Петербург. В командировку. Поезд отправляется в где-то районе пяти. Катю я вечером тоже обычно отпускаю. Приходите, скажем, часиков в шесть. Вас устроит?

— Вполне, Татьяна Власовна, — улыбнулся Миша. — В шесть я у вас.

— Вот и прекрасно, Михал Михалыч. Буду ждать.

Потирая от удовольствия руки, Миша вернулся на кухню и взял со стола чашку с остывшим кофе. Быстренько допил, скинул с головы полотенце и, сняв с подоконника брошенный вчера портфель, проверил всё ли на месте.

Через полчаса, гладко выбритый, одетый в дорогой костюм и белоснежную сорочку при галстуке, он вышел из подъезда. Машина, отозвавшаяся на сигнал, пущенный с пульта, весело пиликнула, моргнула фарами и щёлкнула разблокировавшимися замками.

Не дойдя до неё нескольких метров, Агафонов резко остановился. Из-за поднятой вертикально двери припаркованного рядышком «ламборгини» показалась сначала лохматая рыжая шевелюра, а затем и сам её обладатель — высокий жилистый мужчина лет сорока-сорока пяти. Бородка клинышком, зелёный бархатный пиджак поверх нейлоновой клубной майки. «Chelsea». Чёрт! Рожа знакомая… Где мы с ним виделись?

— Михаил Михайлович Агафонов, если не ошибаюсь? — голос незнакомца был низок и полнозвучен. Хороший голос. Приятный.

— Он самый, — кивнул Миша. — С кем имею честь?

— Меня зовут Фергюс Макферерли. Я продюсер, — сказал рыжий без всякого акцента, вышел из-за машины и протянул Агафонову ладонь.

Рукопожатие вопреки ожиданиям оказалось вовсе не крепким. Но и не вялым — тоже приятно. Что ж, добрый знак. Предлагает держаться на равных?

— Хотите записаться ко мне на приём? — Агафонов не особо удивился такому явлению. Он привык, что некоторые потенциальные клиенты сначала пытаются навести мосты к нужному им и такому модному нынче «декодеру».

— Нет, Михал Михалыч, я совсем по другому вопросу, — улыбнувшись, ответил продюсер. — Мне стало известно, что вы занимаетесь проблемой Дарии Аль-Заббар. Так вот, это дело в некоторой степени касается и меня.

— Но…

— Поверьте, я не отниму у вас много времени, — Макферерли смолк и повёл носом. Скорее утвердительно, чем вопросительно, произнёс: — Пили накануне. Не садитесь за руль, опасно. Ставьте машину на сигнализацию. Я отвезу вас по любому адресу. Заодно и поговорим. Идёт?

Миша пожал плечами. Интрига? Похоже на то. И, пожалуй, это даже неплохо. Какого чёрта отказываться от получения информации?

— Вот и хорошо, — улыбнулся Макферерли. — Сначала, полагаю, едем Покровку? В офис?

Миша вскинул брови.

— Не удивляйтесь, господин Агафонов, — быстро среагировал продюсер. — Просто я совсем недавно звонил вам на работу, и секретарша сказала, что вы пока дома, но к двум обязательно будете. А так как мы с вами — вот чудо! — совершенно случайно живём в соседних домах, я решил не только с вами пообщаться, но и сделать доброе дело.

Миша не поверил ни единому его слову. Он прекрасно знал все приличные автомобили, парковавшиеся на стоянке меж двух домов. Серебристого «диабло» здесь никогда не было. Впрочем, какая разница, где он живёт? Не хочет говорить о себе всей правды? Пусть. Главное, чтоб оказался полезен.

— Правильно. Главное — польза делу, — негромко пробормотал Макферерли, устраиваясь в водительском кресле и наблюдая, как Миша располагается рядом. — Тем более, что на своём автомобиле вы б обязательно застряли в пробке. Хоть на Мира, хоть на Олимпийском. Понедельник. Заторы сегодня жуткие. А я уж точно поспею ко времени. Можете поверить. Сигару не желаете?

 

15

[Два года назад. Продолжение 5]

«Чокнутая эзотеричка»

Дарька не успела.

Не упустить шанс в тринадцать стотысячных процента? Реально? Ну-ну. Попробуйте сами.

Эрно скончался через неделю, не приходя в сознание. Не в силах оказались помочь ни опытный доктор Барри, ни материнская любовь, ни «волшебный» камень гелиолит.

Придя по просьбе обессилевшей матери вечером того же дня в клинику за вещами покойного друга, Дария первым делом заглянула под матрац. Солнечный камешек лежал там, где она его оставила. Вспомнив, что тот был каким-то невероятно горячим, девушка, прежде чем взять его, послюнила пальцы. Но почувствовала лишь холод. Мёртвый.

Гелиолит остыл вместе с Эрно…

Светлана прилетела в Лондон следующим утром на своём самолёте и, сопровождаемая встретившим её мистером Скопперсом, примчалась в Кембридж. Дарьку она застала в квартире. В состоянии, близком к помешательству.

Дочь, толком не спавшая больше двух недель, выглядела, конечно, получше лежавшего в гробу Эрно. Но ненамного.

— Девочка моя, мне очень жаль, что произошло такое несчастье. Но, прости, я тебя здесь не оставлю ни на день. Сегодня же вечером мы вернёмся в Москву.

— Мама, — застонала Дарька. — А похороны?

— Я вчера говорила по телефону с отцом Эрно, — ответила Светлана. — Твоего друга похоронят на родине. Его тело сегодня же отправят в Финляндию… Извини, что перескакиваю на другую тему, но по поводу учебных документов не беспокойся. Джерри уже договорился насчёт академического отпуска. Если хочешь, переведёмся в Оксфорд. Или, может, в Сорбонну?

— Мама! — вскрикнула Дарька и отстранилась от Светланы. — Оставь меня в покое со своими университетами. Я вообще больше не собираюсь нигде учиться!

— Ну, ну, ну… Прости меня, пожалуйста. Я вовсе не хотела тебя обидеть, — сказала мать, открыла шкаф и начала складывать вещи. — Поверь, я знаю, какой ад — потеря близкого человека. Поэтому и прилетела тебя поддержать… Когда умер отец, со мной осталась только ты… Такая кроха… И несмотря на то, что утешить словами ты меня не могла, одним своим взглядом вселяла надежду… Сейчас, Даренька, ты можешь злиться на меня, негодовать по поводу принимаемых мною решений, но, извини, я лучше знаю, что делать. Не поддавайся отчаянию, дочь. Жизнь, какой бы мрачной она тебе сейчас ни казалась, продолжается. Конечно же, всё совсем не весело, но постарайся принять факт, что Эрно уже не вернуть.

Дарька слушала мать с внутренним напряжением. Она стояла сейчас посреди комнаты и не знала, куда деть руки, которые не слушались посылов мозга и постоянно пытались за что-то ухватиться. Но последняя реплика, ввергла девушку в неистовство.

— Не смей, — тихо отчеканила она.

— Ты что-то сказала? — повернулась Светлана, держа в руках плечики с блузками.

— Не смей говорить, что Эрно нельзя вернуть, — грозно прошептала Дарька. — Да, он умер. Но я найду способ… Есть ещё шанс. Маленький. Ничтожный. Но есть. И я обязательно им воспользуюсь… Я верну его, вот увидишь! Чего бы мне это ни стоило… Поняла?

— Конечно, вернёшь, — ободряюще улыбнулась Светлана.

Сейчас с дочерью лучше было не спорить. Бросив кофточки в кресло, мать подошла к Дарьке и нежно прижала её к себе.

— Но тебе надо набраться сил. Поверь мне… Не как матери. Как женщине… Даже твой Эрно, будь он сейчас жив, вовсе не пришёл бы в восторг от твоего вида. Не думай, что я просто пытаюсь тебя успокоить. Я и сама верю, что шанс повернуть время вспять отыскать можно. И порой даже смерть может не выдержать натиска сильной воли. Сколько случаев, когда человек, считавшийся умершим, являлся к своим, как ни в чём не бывало? Немного, да. Но они были! Это общеизвестный факт… Поможешь собрать вещи?

Хоть Дарька сейчас и не была склонна соглашаться со Светланой, выслушала её терпеливо. Понимать-то она понимала, что мать желает ей исключительно добра, но сердце всё равно разрывалось.

— Помогу, — выдавила из себя Дарька.

— Вот и славно, — ободряюще улыбнулась мама. — Вдвоём мы управимся гораздо быстрее…

В аэропорту — Дарька только-только вышла из машины — ждал сюрприз.

— Ну, разве не чудо, что мы встретились именно здесь и именно сейчас, мисс Аль-Заббар?

Она подняла глаза и тупо уставилась на цветущую физиономию. Кто там ещё?

Наконец сбросила наваждение. Узнала.

— Фергюс?

— Собственной персоной, моя дорогая, — развёл тот руки в стороны. — Гляжу, вы не одна? Провожаете подругу?

— Не льстите мне, мистер… Макферерли? — улыбнулась Светлана. Оценила комплимент. — Не ошиблась насчёт имени?

— Не ошиблись, госпожа Аль-Заббар, — ответил продюсер на чистом русском. — Искренне рад нашему знакомству. А я тоже лечу в Москву. Правда, через Триполи. Надо уладить кое-какие дела в Африке… Так что с вами, моя милая, — обратился продюсер к Дарие, — мы теперь будем видеться пореже. Но ведь есть Интернет. И телефон, не правда ли? В двадцать первом веке живём.

— Дочь летит со мной, — ответила Светлана. — Ей после всех этих событий совсем не желательно оставаться в одиночестве. Да и в Кембридже… Дабы не бередить. А ваш русский достоин самой высокой похвалы.

— Спасибо, — улыбнулся Макферерли. — Я некоторое время жил в Санкт-Петербурге, там и подучил. Но позвольте узнать, о каких-таких событиях речь? Должно быть, я не в курсе…

— Эрно погиб, — перебила его Дарька и отвернулась.

— Не может быть! — совершенно искренне изумился продюсер. — Это тот замечательный юный финн, что помог мне взломать вашу дверь во время приступа депрессии? Ужасно… Примите мои соболезнования, мисс Аль-Заббар. Как жаль. Как жаль…

— Прошу вас, не надо, — взяла его руку Светлана.

— Да, да, конечно, — покраснел Макферерли. — Извините, так неловко… Пожалуй, я вовсе не тот человек, с которым вы хотели б сейчас общаться.

Он полез в карман и достал бумажник. Вытянув за уголок визитную карточку, протянул её Светлане.

— Госпожа Аль-Заббар, возьмите. Здесь есть номер моего московского телефона. Если ваша дочь или вы сами захотите со мною поговорить, буду искренне рад. И давайте без условностей. Я на связи круглосуточно.

— Спасибо, мистер Макферерли, — ответила Светлана, пряча визитку в сумочку. — Мы обязательно позвоним, как только Даренька хоть немного придёт в себя.

Светлана, поманив продюсера взглядом, отвела его на несколько шагов.

— Мне очень приятно, — сказала она негромко, — что в Москве моя дочь будет не одна. Так получилось, что, прожив на моей родине несколько лет, она совсем не завела там друзей. Даренька не раз говорила, как вы к ней добры. И я очень вам благодарна, Фергюс. Это ж вы открыли публике её таланты?

— Можно, конечно, сказать и так, — пожал плечами продюсер. — Но, во-первых, я не люблю слово «публика». А во-вторых… Мисс Аль-Заббар самостоятельно открыла в себе способности к творчеству, а я лишь немного помог им расцвести и показал результат людям.

— Да уж, совсем немного, — с сарказмом проговорила Светлана. — Вы интересный человек, мистер Макферерли. Я б и сама с удовольствием с вами пообщалась. Так что, до встречи?

— До встречи, госпожа Аль-Заббар.

«А он забавный», — подумала Светлана, вернувшись к дочери.

«Какая женщина!» — вполне искренне восхитился продюсер…

Дария более или менее пришла в себя недели через две. Нет, она ни на минуту не забывала об Эрно и прекрасно помнила данное себе же обещание найти неведомый «Тики Два».

Но аппетит вернулся. Да и сон тоже. В подмосковном доме был чудесный воздух.

Пару раз в компании матери Дарька выбиралась в город. Просто погулять. Они не без удовольствия посетили выставку русского авангарда в Третьяковской галерее. Были в кино, где чуть не два часа безудержно хохотали над вполне остроумными проделками героев новой комедии. Ходили в Кремль полюбоваться соборами и сокровищами Оружейной палаты. Ездили в Царицыно, в парк. На ВДНХ побывали…

Раза три или четыре в Малаховку наведывались Клюжевы — материна сестра с мужем и дочерью. Добродушный дядя Федя почему-то сразу не понравился Дарие, но с тёть Таней и Ниной общаться было приятно. Двоюродная сестра — Дарькина ровесница — сочетала в себе такие несовместимые на первый взгляд качества, как пацанскую брутальность и просто какую-то нереальную сентиментальность. Гипертрофированную. Даже летом ходила в кожаной косухе, в берцах, чуть не летала на мощном спортивном байке, покуривала в форточку «беломор» и в то же время не пропускала ни одного романтического сериала, рыдала над которыми чуть не в голос.

Тётка тоже — человек неординарный и во многих отношениях замечательный. «Чокнутая эзотеричка», как звала её мама, была не такой уж и чокнутой. С тонким чувством юмора, очень стильная и невероятно эрудированная… Может быть, она поможет разобраться в предсмертной записке Эрно? Расшифровать? И найти сведения о Тики Два? А что? Надо ж кому-то довериться…

И доверилась. Начали общаться. Вполне откровенно.

Тётя Таня, казавшаяся человеком не от мира сего — но только на первый взгляд, — при ближайшем рассмотрении здорово меняла о себе мнение. Она весело и даже с каким-то упоением рассказывала, как шарахаются от неё соседи. А как же — чернокнижница! Всегда в странных нарядах, подчёркнуто вежлива, ни сплетнями, ни коммунальными проблемами не интересуется. А разные тёмные личности? Те, что бесшумно проникают в квартиру Клюжевых в отсутствие Фёдора Алексеевича… Кто они?

Несколько лет назад Татьяна Власовна попала в страшную автоаварию, после которой, пролежав чуть не месяц в коме, открыла в себе дар. Начала лечить людей. Не совсем традиционными методами, ясное дело. Муж, естественно, не одобрял «шарлатанской» практики, но, будучи форменным подкаблучником, протестовать не смел. Да и вид пациентов Татьяны Власовны — «до» и «после» — исключал любую возможность подобных протестов. Тётка реально помогала людям. Даже тогда, когда бралась за заведомо безнадёжные случаи.

После отца Эрно тётка оказалась вторым человеком, который знал о существовании солнечного камня. При этом тётя Таня не только верила в чудесные свойства гелиолита, но могла извлекать их. И применять. Она и показала племяннице несколько простейших приёмов, с помощью которых человек погружался в глубокий транс, а гелиолит открывал своему «клиенту» многие тайны, помогая ответить на сложнейшие внутренние вопросы.

— Частенько бывает, что человек и сам не знает истинных причин своих переживаний, — рассказывала Татьяна Власовна. — Потому и причину болезни найти очень трудно. Но её ж надо как-то устранить, дабы победить хворь, не так ли? Порой, чтобы помочь, надо сделать больно. Очень больно. А что может быть больнее, чем столкновение человека с его же природой? С его собственной личностью — изначальной сутью, если угодно, — о которой он, скорее всего, давным-давно позабыл… Вот только представь, Дария, что утверждение о споре, в котором рождается истина — верно. Я не говорю, что это так, но гипотетически… Смотри, что получается: некоему Иванову судьбой предначертано быть великим композитором, а он всю жизнь протирает штаны за банковской конторкой, считая чужие деньги. Сидит на попе ровно, мурлычет под нос какие-то известные лишь себе мелодии, которые переложить бы на ноты, сделать аранжировку… Нет. Иванов даже не задумывается о своём таланте. Банкноты ж считать куда полезнее. И геморрой нынче вполне себе операбелен… Или возьмём, скажем, условную Петрову. Она, когда ей было пять лет, рассердившись на какую-то ерунду, пнула котёнка, а у того вследствие травмы наступил паралич конечностей. Ну, пнула и пнула! Ребёнок неразумный. Благополучно забыла. Но вот нашей Петровой исполнилось сорок, и у неё без видимых причин начинают отниматься ноги. Как же так? Питается правильно, в фитнесс-клуб ходит, кроме ветрянки в детстве и сезонной простуды ничем не болела. Медицина разводит руками… И подобное, увы, далеко не редкость. Но официальная наука разбираться в первопричинах не желает. Зачем выстраивать логические цепочки, когда есть легкообъяснимые факты. Типа, опухоль мозга? Ну, природа рака пока загадочна. Возможно, вирус. Или следствие травмы. Диабет? Нервы. Или много сладкого ешь. Эпилепсия? Закупорка сосудов. В общем, надеюсь, понятно… А человек тем временем строит свой персональный ад, в который погружается и страдает, страдает, страдает… Вздыхая, успокаивает себя. Мол, судьба такая. Нет?

— Наверное, так всё и есть, — пожимала плечами Дарька, но вскорости уже смеялась: — Тёть Тань, но вы ж сами себе противоречите себе. Погрузитесь в глубокий транс и найдите причины…

Тётка лишь улыбалась.

— Говорить, девочка, это одно, — отвечала она. — А вот исполнить! Я — жуткая трусиха. Что касается кого другого — всегда пожалуйста. Помогу с радостью. Но ты не представляешь, насколько я боюсь остаться наедине с собой. Полное одиночество… Это ж так страшно… А вдруг подумают, что я умерла? И похоронят заживо? Нет, Даренька, опыты над собой я проводить не отважусь. И тебе не советую. Рядом должен находиться человек, который в курсе твоих манипуляций. Человек с набором необходимых знаний. Который, если что, поможет… Кстати, ты меня в прошлый раз здорово заинтриговала. Я про записку Эрно. Тут кое-что произошло совсем недавно… Тебе интересно?

— Конечно, — кивнула Дарька.

— Тогда внимание. Ты же знаешь в общих чертах историю моего отца?

— Да, вы рассказывали.

— Рассказывала. Да, как оказалось, не обо всём. Я на неделе рылась в своих записях, литературу просматривала, но ничего подходящего не нашла. Хотя в голове свербела мысль, что есть… Есть решение. И даже как будто я его должна знать… Но, увы. И в минувший вторник, представляешь, мне звонят из Центрального Госархива и сообщают, что при разборе документов, не так давно переданных туда из одного более не существующего объекта ГУЛАГа, был обнаружен дневник некоего заключенного. Власа Степановича Якушева. Мол, они навели справки и установили, что я его единственная ныне живущая родственница. И если интересно, то могу хоть завтра подойти к ним и взять ксерокопию документа. Подлинник, к сожалению, отдать не имеют права. В общем, вот.

Татьяна Власовна раскрыла сумку и достала целлулоидную папку.

— Только с возвратом, хорошо? Думаю, тебе будет любопытно. Там, кстати, и про гелиолит есть. Очень интересно. Единственная просьба, — произнесла тётя Таня и пристально посмотрела племяннице в глаза. — Не принимать папины слова как руководство к действию. Всё-таки человеком владело чувство безысходности. Надеюсь, понимаешь? Ты — девочка умная. Обойдёмся без глупостей? Обещаешь?

— Конечно, — ответила Дарька, принимая папку. — Обещаю.

— Впрочем, я, наверное, напрасно беспокоюсь, — улыбнулась в ответ тётка. — Даже если б ты и захотела, всё равно не смогла бы воспользоваться его рецептом. Тут опыт нужен. И подходящая ситуация…

«Опыт — дело наживное, — почему-то подумала Дария, — а уж ситуацию смоделировать…»

Но вслух сказала:

— Тёть Тань, не нагнетайте. Я ж пообещала!

 

Глава шестнадцатая

Экспресс-инструктаж

(ИНВЕРСИЯ)

Грузовой лифт выдержал.

Не прошло получаса, Дария верхом на Харизматичной, ведомой под уздцы безропотным Макаком Иванычем, явились восторженным взорам публики, согнанной служащими отеля в Большой Банкет-Холл на первом этаже. Помещение размером с полноценную спортивную арену изысканностью интерьеров вряд ли уступало парадным залам дворцов российских императоров, но использовалось сейчас исключительно по назначению, заключенном в названии. И даже тот факт, что уродливая Лошадь, волочившая теперь омерзительно бултыхающееся пузо по мягким ворсистым коврам, статью своей напоминала скорее беременного гиппопотама, нисколько не умалял торжества момента.

Ещё в номере Дарька под влиянием собственного переменчивого сегодня настроения переоделась в короткую белоснежную тунику. Тяжёлые рубины на её шее уступили место крохотным изумрудам, искусно рассыпанным мастером-ювелиром по изящной оправе колье, а заплетённые в тугую косу иссиня-чёрные волосы украсил благоухающий венок, свитый умелым Макаком из маленьких белых розочек, совсем недавно расцветших в горшочке на подоконнике. Даже стройные босые ножки, которым в гардеробе не нашлось подходящей обуви, при таком наряде отнюдь не выглядели ни смешно, ни вульгарно.

Дарька и сама собой восхищалась. Еле от зеркала оторвалась.

Когда золочёные ворота бесшумно сомкнули высокие свои створки за спиной хозяйки, все смолкли. Застыли, раскрыв рты. Боялись даже вздохнуть.

Полные, цветущие сытой жизнью джентльмены, затянувшие животы во фраки, декольтированные леди с коралловыми и жемчужными ожерельями и высокими причёсками, прыщавые юнцы в манерно порванных джинах и мятых футболках, цветущие девицы в еле различимых бикини, надменные старики в широких бриджах и мультикарманных жилетах, колченогие старухи в разноцветных париках, пляжных шортах и с неизменными биноклями на дряблых морщинистых шеях, по-театральному оборванные нищие профи с серебряными кружками для подаяний и даже сам некогда покойный, а теперь вполне живой и довольный Джон Рокфеллер-старший за пуленепробиваемым стеклом старинного золотого «роллс-ройса» — все как по команде склонили головы перед хозяйкой своего мира и этой сногсшибательной вечеринки.

Дария, окинув разношёрстную толпу покровительственным взглядом, властно махнула рукой и сдержанно улыбнулась. Одними губами. Взгляд остался напряжённым. Устроительница праздника прекрасно понимала, что все ждут её слова. Нет, просить о нём, естественно, никто не станет, но ритуал, рождённыё в незапамятные времена, того требует. И должен быть соблюдён в любом случае.

— Леди и джентльмены! Мадам и месье! Дамы и господа! Мои вассалы и спродвижники, добрые друзья и непримиримые враги! — торжественно начала Дария. — Я, Дария Аль-Заббар, бесконечно рада приветствовать всех вас на торжественном приёме, посвященном мне самой — создательнице вашего безумного мира. Искренне прошу вас — ничего и никого не стесняйтесь! Забудьте о нормах приличия! О морали и принципах! Хотя бы на время. Веселитесь и пейте, ешьте и танцуйте, пойте, кричите, деритесь и совокупляйтесь! Любите друг друга и ненавидьте. От души! Дайте волю своим чувствам! Разбудите самые тёмные свои инстинкты! Сегодня! Можно! Всё!.. Ура?

— Ура! Ура! Ура! — раздалось со всех сторон. — Урррааа…

Гости, вняв столь пламенному призыву, пошли в отрыв. Немедленно. Не давая опомниться ни Дарьке, ни себе.

Дария видела, как некая нарядная дама схватила со стола высокую бутылку, зубами сорвала из неё пробку и присосалась к горлышку. Краснощёкий джентльмен в высоченном цилиндре, до сего момента вполне мирно стоявший рядом, тоже схватил бутылку, но не для того, чтобы наполнить бокал, а, размахнувшись, с силой треснул соседку по голове, отчего та, забрызгав окружающих кровью и ошмётками мозговой ткани, грузно осела на пол… Высокий тощий старик, плотоядно причмокивая сморщенными губами рвал артритными пальцами купальник на хохочущей субретке, а жирный подросток в пижаме с котятами вывалил из штанов невообразимых размеров детородный орган и, ничуть не смущаясь, мастурбировал правой рукой, не выпуская из левой огромный же — размером с праздничный торт — гамбургер, безуспешно пытаясь запихнуть его в рот целиком… Двое нищих, высыпав из кружек мелочь, наполнили их коньяком, выпили и пошли друг на дружку, размахивая костылями… Золотой «роллс-ройс» Рокфеллера бесшумно тронулся с места, поехал кружить по залу, подминая под тяжёлый бампер и колёса всех, кто оказывался на пути…

Крики боли и радости, отчаянья и торжества, стоны, хохот… Всё смешалось, вылившись в поток отвратительной какофонии. Разгул первобытной жестокости, неконтролируемой похоти, безудержного пьянства, безумного чревоугодия, сопровождаемый оглушительными взрывами вывобождаемых чувств, рвал праздничную атмосферу на мелкие лоскуты ничего не значащих, но оттого не менее красочных трагикомедий…

Дарька, до сих пор восседающая на Лошади возле парадных ворот, взирала на страшную картину с брезгливостью. Но глаз оторвать не могла. Очумевший от ужаса Макак Иваныч, испуганно выл, пытаясь укрыться за одной из ног свой Харизматичной бизнес-партнёрши. Сама же кобыла, совершив немыслимое усилие, повернула к наезднице голову.

— Деточка, ты же больная на всю голову, — произнесла она с дрожью в голосе. — Показаться бы доктору…

— Заткнись, животное, — злобно огрызнулась Дарька. — Будешь говорить, когда тебя попросят.

— Правильно, агрессию в себе копить нельзя, — послышался справа знакомый голос.

Йокарный Бабай? А он-то что тут делает? Да ещё в таком виде. Хоть бы пуховик зашил.

— Полностью поддерживаю вас, владычица, — восторженно говорил меж тем демон. — Ни лошадям, ни прочим скотам слова вообще лучше не давать. Нет, это поистине гениальная идея — уничтожить весь сброд его же собственными руками. Удивляюсь, почему я не додумался до этого сам? А Рокфеллер-то, Дария Шамсретдиновна! Вы только посмотрите, что он вытворяет, мерзавец! А? Вон, глядите! Эта старая дура, что зацепилась клешнёй за бампер, волочится за ним уже третий круг. Башка давным-давно оторвалась, а она всё никак не отцепится. Просто какая-то удивительная настойчивость, не находите?

Тем временем в их сторону направились трое джентльменов с длинными тесаками. Глаза, налитые кровью, решительная поступь.

— Ох, какие грозные! — весело воскликнул Ильдарчик, распахнул куртку и вскинул ствол огнемёта. — Сразимся, что ли?

И послал воющую огненную струю навстречу храбрецам. Запахло паленой плотью.

— Шикарно горят, скажите! Шашлычок-с готов. Отведаем?

Дарьку вырвало прямо на ковёр. Извергнув из себя сгустки желчи, она в изнеможении упала на шею Лошади и закрыла глаза. Кобыла попятилась и упёрлась задом в зарытые двери.

— Вы-то тут какими судьбами, Бабай? — не поднимая век, через силу выдавила из себя Дария.

— Да так, мимо проходил, — ответил демон. Соврал, ясное дело. — Послушайте-ка, уважаемая Дария, вы, конечно, здесь полная и безраздельная хозяйка, но мне кажется, сейчас самое время нам сваливать. Хвостом чую, скоро явятся лиссы… И накроется ваша чудесная вечеринка большущим медным тазом. Вместе с вашей бессмертной душой.

— Какие ещё лисы? — не поняла Дарька. — Я о них в жизни и не думала. Людей хватает.

— Да не лисы. Не лисицы, в смысле, а… — хотел поправить Ильдарчик, но смолк.

Девушка, приложив заметные усилия, открыла глаза и выпрямила спину.

— Смотрите-ка, Бабай, — изумлённо произнесла она. — Кажется, к нам на пати ангелы пожаловали.

И точно. Из открывшихся боковых ворот, не касаясь пола, выплыли две тонкие высокие фигуры. В белых балахонах с капюшонами, скрывающими лики.

— Дура, — с дрожью в голосе прошептал Йокарный Бабай и, крепко схватив мало что понимающую Дарьку за руку, стащил с Лошади. — Никакие это не ангелы, милая моя. Чёрт! Валим! Валим скорее!

Не отпуская Дарию, Ильдарчик другой рукой схватился за створку и с силой рванул её на себя. Та даже не шелохнулась. Заперли? Но кто?

— Кажись, приплыли, — тяжело вздохнул Бабай. — Надо было пораньше… мимо проходить.

— О чём ты, Ильдарчик? — не поняла Дария.

— Да так, ни о чём, — устало произнёс демон. — Ты, помнится, очень хотела попасть в Тики Ту? Считай, твоё желание исполнилось. А мне — уж прости, дорогуша, — делать там нечего. Отойди, пожалуйста. И ты, Харизматичная, проваливай! Иначе ожгу.

Сказав это, демон отбежал на десяток шагов, повернулся к дверям и направил на них жёрло огнемета…

Миша взглянул на часы.

Без пятнадцати два. А Макферерли по делу не произнёс ещё ни слова. Рассказывал какие-то дурацкие анекдоты, весело ругался на встречных водителей, на чью полосу его «ламборгини» нередко выносило, но про дело Дарии так и не заикнулся. Может, это просто предлог? Но для чего? И не знает он ни черта. Тогда какого, простите…

— Знаю, Михал Михалыч. При том, неплохо, — слова из уст Фергюса прозвучали хоть в высшей степени странным, но всё-таки ответом на Мишины мысли. — Просто ждал, пока вы сконцентрируетесь. Теперь чувствую, вы готовы внимать речи. Итак, начнём. Только не перебивайте, хорошо? Все вопросы после. Кстати, у вас есть диктофон?

— Да, в телефоне, — ещё не совсем осмыслив такой резкий переход, кивнул Миша.

— Включайте. То, что я вам сейчас скажу, может показаться несколько необычным или, скажем, несерьёзным, поэтому послушаете на досуге ещё разок. Считайте, что это экспресс-инструктаж. Готовы?

— Инструктаж? — переспросил Агафонов, не выказав большого удивления.

Он достал телефон и, отыскав в меню нужную функцию, нажал кнопку.

— Что ж. Пожалуй, готов.

— Итак, — начал Макферерли — Сегодня же вечером вы отправитесь в мир Дарии Аль-Заббар…

— Куда я отправлюсь? — не понял Миша.

— Чёрт бы вас побрал, Агафонов! — воскликнул Макферерли. — Я ж просил не перебивать. Повторюсь — слушайте и записывайте. Все вопросы потом. Ясно?

— Хорошо, Макферерли. Слушаю и повинуюсь. В смысле, записываю.

— Итак, — повторил удивительный продюсер. — То, что я вам сейчас скажу, вы могли бы услышать от Клюжевой и прочитать в дневнике её отца. Но с Татьяной Власовной вы никогда не увидитесь, она через тринадцать минут умрёт от разрыва сердца, а дневник сам по себе вызовет у вас массу вопросов, на которые ответа вы не получите. Увы. Поэтому я — тот единственный, кто сможет дать необходимые инструкции. Короче, сосредоточьтесь. Сегодня вечером вы отправитесь в мир Дарии Аль-Заббар. Чтобы это сделать, необходимо находиться рядом с самой девушкой. Возьмёте её за руку, в другой руке сожмёте гелиолит. Это тот самый камень, что вы извлекли из её кулака накануне. Гелиолит — проводник. Или катализатор, если угодно… Идём дальше. Инвертировав свою душу в иное измерение, вы начнёте путь оттуда же, откуда начала его сама девушка. Не удивляйтесь, там всё так же реально, как и здесь. Дух определяет сознание. Помните? Посему, встречаясь с… скажем, с не совсем привычными явлениями или личностями, не особо задумывайтесь над их природой. Только засорите себе мозги. Запомните: в том мире, где вы окажетесь, может быть всё, что угодно. Личная стихия Дарии Аль-Заббар не самая многоуровневая, но и она достаточно серьёзно устроена. И запросто может свести с ума… неподготовленного. Непросвещённого. Посему я как раз сейчас вас и просвещаю. Если ещё короче и совсем уж конкретно, то просто доверьтесь своим ощущениям и действуйте инстинктивно. Но не совсем бездумно… Итак, вы начали путь с пункта отсчёта. Все места, в которых жила Дария, вам посещать необходимости нет. Да и время нас поджимает. Ограничьтесь транспортными узлами. Аэропортами и вокзалами. Но не очень-то доверяйте расписаниям движения самолётов и поездов. Нужное вам направление вы без труда определите по компасу. Миновав около десятка точек, вы непременно попадёте в Там-Сям… Чему вы улыбаетесь? Поверьте, это совсем не смешно.

— Простите, Макферерли. Просто название такое… — пожал плечами Агафонов.

— Обычное для тех краёв название. Так вот… В Там-Сяме вас встретит один субъект. На вид… Среднего роста, довольно полный, на голове носит тюбетейку. Колоритный тип. Узнаете его легко. Представится как Ильдарчик. Или Йокарный Бабай. В общем, зовите как хотите, отзывается на оба имени. Отметьте для себя, что этот самый Бабай — не человек. И даже не воспоминание о человеке. Это личный демон девушки. Он там реален так же, как мы с вами здесь. Бояться его не стоит. Демон — наш союзник. На сегодняшний день… Во всяком случае, он в том мире выведет вас на меня. Только он. А там уж мы вместе определимся, какие действия предпринять… Чтоб спасти девчонку. Это пока всё. Записали?

— Да, — кивнул Миша. — Если я сейчас не в состоянии измененного сознания, удивлюсь. Можно?

— Можно, — кивнул Макферерли. — Только побыстрее приходите в себя. Насчёт вопросов… Прежде, чем задавать их, подумайте, а стоит ли это делать прямо сейчас? Или подождать до вечера, когда впечатления немного остынут. Будь у нас времени побольше, я б вёл себя по-другому. Надеюсь, понимаете. Но, увы. Сюсюкать некогда. Забивать вам голову лишними знаниями тоже. Ну что, есть срочные вопросы?

— Много. Но задам пока только один, — сказал Агафонов. — Мне показалось или вы упомянули Татьяну Клюжеву? Ну, что она якобы умрёт через тринадцать минут. Это как понимать?

— Так и понимайте. Только не якобы, а совершенно определённо, — ответил Макферерли. — И кстати, не через тринадцать, а уже через семь. Это факт, с которым не поспоришь. Простите, но будущее подавляющего большинства людей вполне предсказуемо. И мне, если того пожелаю, становится известно.

Миша задумчиво почесал переносицу.

— Кто вы такой, господин Макферерли? Колдун? Ясновидящий?

— Какая вам разница, Михал Михалыч? — откликнулся продюсер. — Могу сказать, что моё настоящее имя — Ферериус, но оно ни о чём вам не скажет, не так ли? Давайте оставим объяснения до лучших времён. Сейчас задавайте вопросы по существу.

— Хорошо, — ответил Агафонов.

Миша готов был поклясться, что заметил, как Ферериус отпустил руль, и «диабло», войдя в небольшой дрифт, на огромной скорости сам свернул на Покровку. И сам же — без помощи водителя — припарковался в переулке у крыльца офиса. Но выходить Агафонов не торопился. Стараясь не думать о личности странного типа, попытался сосредоточиться на его посылах.

— Скажите, Ферериус, как я узнаю направление моего маршрута? Кажется, вы упомянули какой-то компас. Нет?

— Упомянул, — кивнул продюсер. — В бардачке гляньте. Он должен лежать прямо за хьюмидором… Есть?

— Да, — ответил Миша.

Открыв дверцу, Агафонов покопался несколько секунд и вытащил за шнурок массивный золотой прибор. Явно старинная работа. Сломанный? Стрелка быстро нарезала круги, даже не собираясь останавливаться.

— Не волнуйтесь, он исправен, — успокоил Ферирус, заметив недоумение на лице визави. — Когда возникнет необходимость, компас выдаст вам всю нужную информацию. Перед тем, как погрузиться в мир Дарии, повесите его себе на шею и спрячете под одежду. Совсем не обязательно, чтобы Светлана Владимировна задавала нам лишние вопросы.

— Ясно, — кивнул Миша. Неожиданно ему в голову пришла совершенно дикая мысль. — А… как там с товарно-денежными отношениями? Всё бесплатно? Или у меня будут наличные? Простите, но мы ж с вами деловые… люди. Ой, извините. Похоже, не в ту степь понесло.

— Да всё нормально, — рассмеялся Ферериус. — Насчёт средств не беспокойтесь, всем необходимым обеспечит вас гелиолит. Способности этого камня в том мире поистине безграничны. Да, вот ещё что! Предупредите Светлану, чтоб никто и ни при каких обстоятельствах не вынимал камень из вашей руки. Это вопрос жизни и смерти. Вашей собственной. Я не шучу. Смотрите, какая штука… Стоило вам вчера извлечь гелиолит из руки Дарии, как она там, у себя, натурально пошла вразнос. И заодно полезла в такие дебри, из которых невероятно трудно выбраться… Впрочем, до четверга время ещё есть, посему пока не будем беспокоиться. В любом случае, девочка ждёт появления Навигатора. И он придёт. Ведь придёт?

— Это вы про меня? — спросил Миша. — Нет, я догадывался, но… Почему — я?

— Ну, это уж совсем просто, Михал Михалыч, — улыбнулся Ферериус. — Во-первых, вы оказались самым доверчивым… То есть, вы поверили. А во-вторых… Во-вторых, только вы, Агафонов, смогли извлечь гелиолит из её руки. Поверьте мне, солнечный камень кому попало в руки не даётся. И помогает далеко не каждому — это уж сто процентов… Только, умоляю вас, не считайте себя его хозяином. Упаси вас Всевышний от подобных мыслей! И не стройте иллюзий. Вы ж не ангел, правда?

— Нет, я точно не ангел, — улыбнулся, наконец, и Миша. — Простите, ещё вот о чём хочу спросить… Мне тут одну идейку подсунули. Не знаю, как к ней и относиться…

— Излагайте вашу идейку, — позволил Макферерли.

— Глупо, наверное… Но мне сказали, что все беды у Дарии Аль-Заббар от того, что её покинул ангел-хранитель. Ерунда, конечно, но всё-таки… Что вы думаете по этому поводу?

— Да нет, вовсе не ерунда, — совершенно спокойно ответил Ферериус. — Но это не совсем верно, что случилось с Дарией. Тут мы имеем более сложный случай. У неё персонального ангела никогда и не было. Только демон. Не знаю, с чем это связано, но с рождения жить без хранителя не просто страшно… Я не первый год стараюсь решить эту проблему, но… безрезультатно. Надеюсь, что пока. Представляете, меня даже слушать не хотят! Как знать… Как знать, Михал Михалыч, может, найти ей ангела получится у вас?… А давайте-ка не будем торопить события… И вот ещё что. Дневники, которые вы собираетесь отдать на перевод, бесполезны. Как, впрочем, и весь архив, переданный вам Светланой Владимировной. Не мучайтесь. Коль уже приехали, зайдите в офис. Выдайте Люде деньги, и отправьте её в отпуск. Она и вправду этого заслужила. Заберёте коробку с Дарькиными вещами, возвращайтесь. Я вас дождусь. Надо ж ещё к Клюжевым съездить, бумаги взять… Диктофон-то выключите. Сейчас вам Фёдор Алексеевич позвонит.

— Кто? — не сообразил Миша.

И в ту же секунду мобильник зачирикал. Клюжев!

— Слушаю вас, Фёдор Алексеич.

— Мишенька, — голос профессора дрожал. — Приезжайте скорее ко мне. Не на работу. Домой.

— Что-то случилось?

— Таня… Татьяна Власовна умерла… Она для вас какие-то бумаги оставила… Боже, ну за что мне всё…

— Мне очень жаль, Фёдор Алексеич. Соболезную вам. Буду через… — Агафонов посмотрел на Ферериуса.

— Четырнадцать минут двадцать две секунды, — пошептал тот.

— Буду минут через пятнадцать-двадцать, — сказал Миша. — Держитесь…

(ИНВЕРСИЯ)

Началась паника.

Заметив появление лиссов, все, кто ещё мог держаться на ногах, бросились к многочисленным дверцам и щелям, прикрытым портьерами. Тяжелораненные пытались ползти или перекатываться. «Роллс-ройс» заглох, и Рокфеллер, на чьём лице застыла маска ужаса, судорожно старался выбить заклинившую дверь. Безрезультатно.

Лошадь Харизматичная, на спину которой взобрался поседевший в мгновение ока Макак Иваныч, довольно резво галопировала в дальний конец зала, где зиял в стене чёрной брешью служебный выход — такой же широкий, как и парадный, но пока ещё открытый.

Сами лиссы, чьи зловещие полупрозрачные фигуры неистово метались по залу, обращали одним своим прикосновением всех, даже пока ещё живых, в кучки чистых, словно обглоданных пустыней, белых костей. Кровавые потёки со стен исчезали. Как и лужи с пола. От одних только взглядов незваной нечисти. Взглядов, невидимых из-за низко опущенных капюшонов, но страшных, жутких, кошмарных. Ощущаемых не только гостями, но и самим пространством зала.

Золотой «роллс-ройс», дождавшийся своей очереди, на глазах застывшей в ужасе Дарьки осыпался вниз жёлтой пылью. Толстые тяжёлые стёкла его, оставшиеся без поддержки рам, с глухим гулом рухнули на пол, разбив несколько мраморных плит. Владелец ещё минуту назад самого роскошного автомобиля в мире, теперь смотрел на Дарию пустыми глазницами черепа и скалился, обнажив натуральный жемчуг вставных зубов.

Вскоре всё было кончено.

В опустевшем зале осталась только она, ветер и лиссы, застывшие в центре зала.

Дарька опустила веки. И руки.

Всё… Это всё. Чего они ждут?

Давайте же! Ну? Думаете, я стану защищаться? Как? Как вам противостоять?!

Тишина зазвенела. Оглушительно.

Тс, тс, тс, тс… Ту… ту-ту, ту-ту, ту-ту… Тс, тс, тики-ту… Тс, тс, тики-ту… Тики-ту, Тики-ту, Тики-ту, ту, ту…

Тишина звенит?

О, нет. Нет!

Открыв глаза, Дария увидела то, что и ожидала.

Под самым потолком возле гигантской люстры неподвижно завис самолёт. Тот самый старенький аэроплан, который пролетал над холмом «оракула». Лиссы исчезли.

— Тебе здорово повезло, путешественница, что сегодня среда, — раздался справа голос.

Обычный, мужской. Не высокий, но и не низкий. Притом, абсолютно спокойный.

Дарька повернула голову. Рядом стоял рослый мужчина в грубом кожаном камзоле. На поясе его, чуть не касаясь пола, висел, спрятанный в инкрустированные самоцветами ножны, длинный меч. Незнакомец, заметив, что на него обратили внимание, обезоруживающе улыбнулся, игриво подмигнул и произнёс, весело шмыгнув носом:

— Среда — это неплохо. Для нас, во всяком случае. Тут все говорят, что необратимые явления происходят только по четвергам, которые случаются далеко не каждый год…