У меня оставалось еще несколько вопросов к детективу Крэншо, но задать их не удалось. В начале процесса судья Хонигман обещал присяжным, что будет заканчивать дневные слушания ровно в пять. Едва часы пробили назначенное время, судья прервал меня на середине фразы, объявив заседание отложенным до девяти тридцати следующего утра. Бросив злобный взгляд, секретарь предупредила, что я не должен задерживать суд никакими новыми заявлениями.

– Очень, очень хорошая работа, – сказал Гриффин. Пожимая руку, он доброжелательно похлопал меня по плечу.

Гриффин приходил в суд каждый день. Ему каким-то образом удавалось получить место в первом ряду сразу за столом защиты, где сидел я со Стэнли Ротом. Обычно Гриффин не оставался надолго, иногда – всего на несколько минут. Но всегда приходил в зал в начале каждого заседания, стараясь морально поддержать друга и компаньона.

– Уже несколько часов, как меня ждут на студии, – пояснил Гриффин. – Хотел дослушать перекрестный допрос. Да… Я не мог оторваться, когда вы начали.

Гриффин смотрел на меня кротко и спокойно. Его взгляд внушал ощущение уюта и безопасности. Левой рукой Гриффин все еще касался моего плеча, а правая не отпустила мою ладонь, даже когда Стэнли Рот встал со своего места и, не взглянув на компаньона, сказал, что пора уходить.

Обычным ежедневным маршрутом мы прошли сквозь строй репортеров и телекамер, расставленных по ступеням снаружи здания суда. Пробиваясь к машине, Рот следовал первым, глядя только вперед, в то время как я старался махнуть рукой всем и каждому. Тут же последовала серия зависших в обволакивающе теплом южнокалифорнийском воздухе бессмысленных вопросов о том, что произошло на дневном заседании и что ожидается на следующем.

Явно стараясь отсрочить разговор, вести который нам так или иначе предстояло, Стэнли Рот нахохлился на заднем сиденье, в самом углу, и отвернулся к окну.

– Почему вы не рассказали мне насчет Крэншо? Почему не сообщили, что он был знаком с вами и с вашей женой? Это последнее, о чем его спросила заместитель прокурора, и последнее, что услышал я перед началом перекрестного допроса. Задавая вопрос, я всякий раз думал, что это значит, было ли в факте, что он знаком с вами двумя, что-то особенное, имевшее значение, и мог ли я этим воспользоваться. Я не использовал выпавший шанс потому, что вы не сказали мне заранее. Почему вы утаили от меня информацию? Что заставило вас так поступить? Вы наверняка понимали, что обвинение в курсе событий. Ведь это первое, что детектив сказал бы обвинителю в начале подготовки к слушаниям!

Рот бросил на меня странный взгляд.

– Я предположил, что это обстоятельство он предпочел бы не раскрывать.

– Крэншо работал консультантом в вашей картине. Мэри Маргарет играла главную роль, и, даже не желая разглашать этот факт, как он мог хранить тайну? Про это знали другие.

– Никто не знал. Крэншо никогда не работал консультантом. Он никоим образом не был занят в съемках фильма. И ни разу не побывал на съемочной площадке.

Я не поверил.

– Что вы хотите сказать? Что он солгал под присягой? Почему?

Рот откинулся на спинку сиденья и устало поскреб бровь большим и указательным пальцами. Роту не так давно стукнуло пятьдесят, но сейчас он выглядел старше. Седые волосы потеряли вид, он утратил лоск богатого и известного человека. Края ногтей обкусаны, кожа на запястьях стала дряблой и даже болезненной на вид. Когда Рот начинал говорить, обнаруживалось, что зубы, сверкавшие белизной при нашей первой встрече, теперь покрывал унылый желтый налет. Стэнли Рот выглядел не просто старше – казалось, он стремительно терял остатки здоровья, словно человек, терзавший себя сомнениями, стоит ли ему жить дальше.

Напряженно глядя вдаль, Рот покусывал губу. Перестав, глубоко вздохнул, стараясь успокоиться, и косо посмотрел на меня.

– Он, строго говоря, не лгал. Крэншо был консультантом, хотя действительно не занимался той картиной. Крэншо появился у меня в доме в тот самый вечер, когда я ударил Мэри Маргарет и когда я желал ее смерти.

– В тот вечер, когда узнали, что она сделала аборт?

– Да, точно, – кивнув, согласился Рот.

– Она позвонила в полицию, и к вам послали детектива? – спросил я, стараясь как-то увязать новые факты.

– Нет. Они выслали машину с двумя патрульными в форме. Я был в бешенстве и не пропустил их через ворота. Тогда появился Крэншо. Наверное, те двое решили, что полицейскому детективу повезет больше. Он был очень, очень вежливым. По телефону сказал, что должен попасть в дом, что был звонок в Службу спасения, что звонок зарегистрирован и они обязаны принять меры. И еще что он знает: ничего серьезного наверняка не случилось и люди часто звонят спасателям среди ночи, говоря совсем не то, что было на самом деле. Он был очень убедителен. Я впустил его в дом. – Запрокинув голову на сиденье, Стэнли Рот скривился в улыбке. – Думаю, он заранее знал, что будет делать, оказавшись в моем доме, – еще до того, как ему позвонили. Когда я отпер дверь, детектив обернулся к полицейскому в форме, сопровождавшему его от машины, и сказал, что тот может уйти. Он хотел быть нужным, – с глухим смешком пояснил Рот. – Конечно, он не мог не взглянуть на Мэри Маргарет. Она позвонила в полицию и просила о помощи. А я, как и сказал, ударил ее, сильно ударил. Бровь была рассечена, глаз заплыл. Нормальный полицейский арестовал бы меня без разговоров. Будь я кем-то еще, Крэншо арестовал бы меня на месте. Но я не кто-то еще, не так ли? Я – Стэнли Рот, и все знают мои возможности. По крайней мере в этом городе. Люди готовы на все, чтобы попасть в этот бизнес. На все.

Взгляд Рота затуманился. Казалось, он что-то вспомнил. Наверное, времена, когда Стэнли Рот сам находился вне этого бизнеса и страстно желал попасть внутрь, стать частью киномира, формирующего и захватывающего воображение остальных людей, не столь счастливых и вынужденных жить среди обычной повседневной рутины.

– От Крэншо ничего не требовалось. Ему лишь пришлось сделать вид, будто ничего не произошло и никто не пострадал. Словно произошла обычная семейная ссора, кто-то выпил лишнего и нет особого повода даже для составления рапорта, не говоря уже о предъявлении обвинения. Крэншо всего раз глянул на Мэри Маргарет. Помню, когда она вошла, держа у глаза пакет со льдом, он застыл на месте и только сказал, что с этим нужно быть внимательнее. «Внимательнее» – и это все… Даже не спросил, как это случилось, не поинтересовался, я ли ее ударил. Только: «Повнимательнее с этим». А потом начал рассказывать о своем сценарии и о том, как ему не везет.

Дальше Рот мог бы не рассказывать.

– И вы сказали, что будете рады его прочесть?

– А что я мог предложить? Крэншо прислал сценарий на другой день. Я не стал морочить себе голову. Позвонил ему и сказал, будто студия хочет купить права. Я не торговался. Просто дал ему столько, сколько он попросил.

– Но по вашим словам, его оформили консультантом?

– Права выкупают на время съемок, примерно на год. Затем студия решает, стоит ли продлевать сделку. Я не хотел разглашать это внутри студии. Но была и другая причина. Обычно мы не распространяемся на тему покупки прав, и Крэншо не возражал, когда я заявил, что афишировать сделку пока рановато, поскольку обстоятельства нашего знакомства могут неверно интерпретировать. – Отвернувшись, Рот посмотрел в окно. Он улыбался. – «Неверно интерпретировать»! К Крэншо это не относилось. Он отлично понял все, за исключением одного обстоятельства, – добавил Рот, бросив взгляд в мою сторону. – Мне показалось, он был серьезно настроен насчет сценария. Крэншо всерьез считал, что текст стоил те четверть миллиона долларов, которые я дал. Он так думал! Я это точно знаю. По тому, как он говорил о своем сценарии, по его уверенной манере держаться, по глазам, по тону. Во всем были заметны уверенность, уважение к себе или, можно сказать иначе, самонадеянность. Вы видели Крэншо на месте свидетеля и знаете, как уверенно он держится. Он знает, что я ударил Мэри Маргарет, но не подозревает о причинах. Мэри Маргарет не сказала бы ни слова на эту тему. Тем не менее Крэншо убежден, что я действительно убил свою жену. Он не может ничего рассказать: в этом случае все узнали бы о его проступке. О том, как я избил Мэри Маргарет, а он ради личной выгоды закрыл на это глаза. Я тоже не могу про него рассказать – поскольку все будут думать так же, как он. Такое положение называют патовым.

Это объясняло, почему Крэншо солгал. Или хотя бы сказал не всю правду о знакомстве с обвиняемым и жертвой. Оставался всего один неясный момент. В представлении Рота, молчание детектива он купил, ответив на его шантаж взяткой, но здесь не доставало определенности. В обмен на деньги Крэншо дал не только молчание. Он предложил кое-что еще – сценарий. Возможно, детективу это было нужно больше, чем деньги.

– Вы не заглянули в сценарий, полученный от Крэншо? Хотел ли он услышать ваше мнение?

Железные ворота «Блу зефир» были уже в двух кварталах. Сидя совершенно прямо, Рот взъерошил волосы, затем поправил лацканы синего пиджака.

– Он получил чек, – сказал Рот, определенно убежденный в том, что это и есть ответ.

– Но Крэншо полагал, что сценарий стоил денег?

Снисходительно глянув в мою сторону, Рот спросил:

– И что?

– Какова его позиция? Он хотел денег или предполагал, что сценарий будет реализован в виде фильма? Говорите, люди готовы на все, чтобы попасть в ваш круг? Не этого ли добивался Крэншо – войти в кинобизнес? Вы купили у него права и сами заявили об этом. Он взял чек, это понятно. А что случилось дальше? После того, как вы заплатили? Он спрашивал, когда вы примете решение и как собираетесь реализовать свое право на сюжет? Хотел ли узнать план съемок фильма? Интересовался ли возможными изменениями сценария?

У ворот студии собралась толпа из фоторепортеров и десятка типов, что-то скандировавших. Они размахивали самодельными плакатами, в которых называли Стэнли Рота убийцей и женоненавистником. Вокруг мелькали фоторепортеры. Выкрики, приглушенные толстым стеклом, доносили до ушей непостижимые вопросы и лицемерные нелепые обвинения. Мы видели лица, нечеловечески перекошенные в борьбе за внимание того, кто решительно отказывался их замечать. Все напоминало снятые в толпе кадры из немого фильма.

За нами закрылись ворота. Умерив пыл, фотографы рассредоточились в ожидании дальнейших указаний. Растратив энергию и злость, протестовавшие лениво продрейфовали восвояси, волоча за собой плакаты. Стэнли Рот опустил стекло. Отвернувшись, он сделал глубокий вдох, набрав в легкие густого предвечернего аромата апельсиновых и лимонных деревьев.

Напряжение мало-помалу спадало. Так случалось каждый вечер, когда, возвращаясь на студию, мы проезжали через ворота «Блу зефир». Все напоминало возвращение домой после долгого дня, когда, освобождаясь от маски, Стэнли Рот наконец становился самим собой. Расслабив галстук, он вытащил его из-под воротничка, сложил несколько раз и спрятал в карман пиджака.

– Чарли отвезет вас в отель, – сказал Рот, когда машина подъехала к бунгало, в котором он не только жил и работал, но проводил теперь все свободное от судебных слушаний время.

Он собирался выйти из машины, когда мне пришлось напомнить:

– Вы не ответили на мой вопрос.

Остановившись, Рот посмотрел назад, ожидая еще раз услышать вопрос.

– Разве Крэншо не хотел знать, что произойдет с его сценарием? Разве не этого он добивался?

– Я не знаю, чего он хотел на самом деле. Знаю лишь, что Крэншо получил от меня то, что потребовал, – ответил Рот, жестко глядя мне в глаза. – Он взял деньги и, таким образом, сделал более чем достаточно для того, чтобы потерять всякий шанс на экранизацию.

– Он интересовался, будете ли вы использовать его идею? Разве он не звонил? Он что, не хотел знать, какая судьба ждет написанный им сценарий?

Рот пожал плечами.

– Да, звонил.

– И вы не поговорили с ним?

– Чего ради?

– А вам не кажется, что в тот вечер – в тот самый вечер, когда вы ударили жену и когда хотели ее убить, он мог прийти, надеясь сразу на две выгоды. Вам никогда не приходило в голову, что, обещая прочитать сценарий – тот самый, над которым он долго и напряженно работал, – вы дали некий аванс? И потом, когда Крэншо обнаружил, что продолжения не последует, он оскорбился, поняв, что вы заплатили ему как обычному копу, состоящему на содержании.

– Он взял деньги, – зло пробормотал Рот.

– Отчего ему не подумать, что деньги были за то, за что вы сказали – за авторские права? Считаете, он не хотел этого? Вы разве не помните, каково это – то есть как тяжело пробиться в звезды? Помните то, что написали вы? Сценарий «Блу зефир»? Вы хотели написать нечто достойное тягаться с «Гражданином Кейном»? Ричард Крэншо тоже хотел совершить нечто подобное. Вы не сказали ему «нет», но вы сделали куда хуже: сказали «да», а потом выкинули на помойку. Он получил деньги, верно. И сдержал слово… Но Бог мой, как он должен ненавидеть вас! А что сделали вы? Вы предоставили Крэншо самый лучший способ поквитаться: шанс содействовать выдвинутому против вас обвинению. Разве не забавно? Он не собирался оставаться полицейским и не хотел быть детективом. Крэншо мечтал стать писателем, сценаристом. Благодаря вам он вместо этого остался в полиции, остался детективом. Тем детективом, который помогает осудить вас, великого Стэнли Рота, за убийство кинозвезды Мэри Маргарет Флендерс.

Я насмехался над тем, что сделал Стэнли Рот. Вероятно, я был зол потому, что он не рассказал всего, что следовало рассказать гораздо раньше. Возможно, я полагал, что великий Стэнли Рот заслужил такое обращение, раз собирался купить путь к спасению, полагая, будто он чем-то лучше остальных. Как бы там ни было, чем больше я говорил, тем больше хотелось говорить. Я наклонился ближе к Роту.

– И если он сделает это, если поможет признать вас виновным… знаете, что произойдет потом? Пока вы будете сидеть в тюрьме, ожидая исполнения смертного приговора, гадая, могли ли вы создать нечто более великое, чем Орсон Уэллс, или нет, возможно, в это самое время Ричард Крэншо напишет другой сценарий, на сей раз о детективе, раскрывшем загадочное убийство одной из величайших актрис Голливуда.

Рот осторожно взял меня за рукав и сказал спокойно, без малейшего раскаяния, как какой-нибудь утонченный наемный убийца, не склонный испытывать ни страха, ни сожаления и точно знающий, что и как будет делать:

– Меня не осудят. Антонелли, вы никогда не проигрывали, а я не убивал Мэри Маргарет. Мне наплевать, что хотел Крэншо. Мне наплевать, что он чувствует. Я дал ему денег, и он их взял. Мы в расчете.

Спрыгнув с сиденья, Рот пошел прочь. Внезапно он остановился, вспомнив что-то смешное, вернулся и открыл дверь.

– Но если вы правы и если он так сильно ненавидит меня по этой причине, возможно, вы правы и в другом? В том, что предположили сегодня в суде. Что кто-то подложил испачканную кровью одежду в мою корзину и решил подвести меня под обвинение в убийстве.

По его губам прошла и моментально исчезла кривая язвительная усмешка. Теперь Рот смотрел на меня прямо, как убежденный в своей правоте человек, которого никому не обвести вокруг пальца.

– Помните, что я сказал вам тем вечером, когда дал прочитать сценарий «Блу зефир»? Что Мэри Маргарет убили, желая уничтожить меня. Утверждение мало отличается от ваших сегодняшних слов, не так ли?

Захлопнув дверь, Рот сделал водителю знак отъезжать. Лимузин начал разворачиваться на тесном пятачке возле дома. Засунув руки в карманы, Стэнли Рот шагал к своему белому оштукатуренному бунгало, похожий на уставшего после неудачного дня коммерсанта, старающегося не думать о дне грядущем. Едва он дошел до крыльца, из двери выскочила Джули Эванс. Преградив ему путь, она начала бурно жестикулировать. Секунду Рот слушал, затем, словно заканчивая разговор, категорически покачал головой и направился в дом, решительно отодвинув Джули в сторону. Мельком глянув на лимузин, она проводила Стэнли Рота взглядом, полным изумления. Затем, собравшись с духом, твердой походкой поднялась по ступеням и вошла.

Если Джули Эванс разозлилась или расстроилась, то через час, когда мы встретились в «Шато-Мармо», на ее лице не было и следа от недавно бушевавших эмоций. Джули обстоятельно расспросила меня о заседании: ей хотелось знать, что произошло за день. Она терпеливо слушала, но едва я начал пересказывать допрос свидетеля, детектива Крэншо, как Джули вдруг повернулась ко мне и задала вопрос: не стану ли я возражать, если мы пообедаем не одни.

– На студии проблемы. Льюис пригласил меня зайти. И просил привести тебя.

– Как насчет Стэнли?

Она отрицательно покачала головой:

– Нет. Похоже, там будет Майкл, и Льюис не считает это удобным.

– Но он хочет, чтобы я пришел?

– Вероятно, хочет, чтобы на встрече был кто-то, кому доверяет Стэнли и кто расскажет ему обо всем. – Секунду помолчав, она улыбнулась, глядя на дорогу перед собой. – Нет, думаю, причина в другом. Льюис некоторым образом на тебя рассчитывает.

– Рассчитывает на меня?

Подняв подбородок, она улыбнулась:

– В твоем присутствии он больше уверен в ситуации. Знаешь, ты благотворно воздействуешь на окружающих. – В мягком вечернем свете на ее лицо упала тень легкой грусти. – На меня ты оказываешь такое же действие.

Вокруг теснились автомобили, словно мотыльки в кромешной ночи, вновь и вновь появляющиеся ниоткуда.

Джули собиралась что-то добавить, но передумала. Некоторое время она молчала, а потом с неожиданно серьезным, почти совершенно деловым выражением лица объяснила:

– Майкл Уирлинг пытается уйти из бизнеса. Если он это сделает, студии «Блу зефир» придет конец. Без денег и без его умения обращаться с финансами студии не выжить.

– Ты об этом сказала Роту около бунгало?

Возможно, Джули не сообразила, кто сидел в лимузине.

Возможно, не хотела признаться в том, что понимала: я наблюдаю за ней из машины. Джули удивленно посмотрела на меня:

– Да.

– Как он отреагировал? – спросил я, когда Джули снова перевела взгляд на дорожную мешанину.

Неопределенно качнув головой, Джули попыталась изобразить улыбку.

– Сказал, что ему нет дела до Майкла Уирлинга. Он не верит, что тот выйдет из дела, пока не отчается прибрать к рукам всю студию.

– Другими словами, пока Стэнли Рота не признают виновным? Но если так случится, почему именно Уирлинг? А Гриффин?

– Майкл всегда полагал, что нет смысла бороться против Стэнли – потому что Льюис в любой ситуации выступит на его стороне. Но Майкл считает себя умнее Льюиса и думает, что, имея деньги и контролируя источники финансирования, не оставит Льюису шансов.

– Тогда для чего уходить? Рот не считает это заявление серьезным. Возможно, Уирлинг лишь пытается создать трудности?

Джули ответила, задумчиво глядя в пространство:

– Майкл ничего не затевает просто так. Он не просто создает трудности. Стэнли ошибается, и слишком во многом.

Мы ехали по Малхолланд-драйв. Оставалось меньше четверти мили до расползшегося в стороны современного дома Гриффина, выстроенного из стекла и бетона там, где никто уже не помнил старой испанской виллы и тем более английского особняка эпохи Тюдоров. Оба дома строили на века, они стояли на этом же месте, но казалось, лишь орел, нарезавший круги в вышине, еще не забыл, сколько цыплят зажарили в этих местах с той поры.

Выключив зажигание, Джули остановила машину на обочине. Под нами расстилался Лос-Анджелес, похожий на плоскую и безжизненную пустыню, по краю которой в бронзовом сиянии солнца сверкала полоса океана.

– Стэнли ошибается, – сказала Джули. Она сидела, устало привалившись к стеклу, с задумчивым выражением на незагорелом красивом лице. – Он думает, после завершения процесса все пойдет по-прежнему. Ничего подобного. Студии «Блу зефир» больше нет. Это знает Майкл Уирлинг. Думаю, и Льюис тоже, пусть и не хочет признаться. Стэнли – единственный, кто этого не понимает. Сидит в своем бунгало, отрезанный от всех, и работает, будто ничего не изменилось. Стэнли не понимает, что теперь даже его оправдание не имеет значения. Все и так считают его виновным, и этого достаточно. Никто не поставит карьеру или деньги на человека, подозреваемого в убийстве всеми любимой актрисы. Майкл не просто так заявил, что уйдет. Он намерен действовать, вопрос только – когда. Студия «Блу зефир» умерла. Все, что осталось от нее, – это мечта. Та самая, что не идет у Стэнли из головы.