Если я и думал когда-то, что процесс может стать обычным процессом об убийстве и что, несмотря на нездоровый интерес миллионной публики, ежедневно следившей за развитием событий, его ход не слишком уйдет в сторону, то теперь настал черед Анабеллы Ван Ротен показать, насколько я ошибался. Возможно, с другим обвиняемым, о котором никто никогда не слышал, выбранным среди огромного множества убивших и затем оказавшихся под судом жестоких безымянных хищников, обращались бы в столь же неуважительной манере, в какой заместитель окружного прокурора допрашивала Стэнли Рота. Но такой суд не потребовал бы много времени. Весь процесс свелся бы к рассмотрению заведомо слабых сторон подсудимого, и только.

Немногим юристам известно первое правило ведения перекрестного допроса, заключающееся в том, что без крайней необходимости этот допрос не стоит и затевать. Для многих адвокатов такой допрос является средством утверждения собственной значимости, выражением непрерывно зудящего желания прилюдно бросить свидетелю обвинение во лжи. Либо из желания повлиять на присяжных, показать им, что свидетель лжет.

Хотя многие адвокаты и не подозревают, насколько полезно ограничивать число и природу задаваемых вопросов, по большей части все же они улавливают момент, с которого дело начинает идти к завершению и когда приходит время упорядочить наиболее важные доводы.

Казалось, Анабелла Ван Ротен хотела знать о Стэнли Роте все – не важно, касалась информация убийства Мэри Маргарет Флендерс или нет.

Вопросы посыпались раньше, чем я сел на место. Ван Ротен продолжала допрос до вечера, заодно прихватив большую часть следующего дня, почти не делая пауз, интересуясь то одной, то другой стороной жизни Стэнли Рота, расхаживая вокруг свидетельского места с блестящими от воодушевления глазами и растопыривая длинные пальцы, точно черная хищная птица.

Сколько времени провела она, думая об этой минуте? По ночам, лежа без сна, каким представляла она момент, когда станет вровень с великим Стэнли Ротом? Не с невнятно бормочущим уголовником, а с человеком, учившим жить целое поколение? Если она не хотела думать, то определенно хотела это почувствовать. Это был шанс всей ее жизни: возможность стать почти такой же известной, как сам Стэнли Рот.

Известных людей убивают, что дает их нездоровым убийцам возможность погреться у костра посмертной славы. Анабелла Ван Ротен могла сделать то же самое, не совершив никакого преступления, а лишь благодаря осуждению и казни Стэнли Рота, убившего свою жену.

Не имело никакого значения, заставят ли Рота сознаться или он окажется пойманным в смертельную ловушку полуправды. Не было необходимости подводить его к одной из малозначительных ошибок, на первый взгляд совершенно незаметных, но вдруг показывающих, что все – ложь. Долгий, проходивший в ужасающем темпе перекрестный допрос Стэнли Рота предназначался вовсе не для того, чтобы заставить его совершить ошибку. Анабелла Ван Ротен желала одного: чтобы после вынесения приговора все помнили, как почти два дня она подвергала Рота безжалостным и непрестанным нападкам, час за часом бросая в его сторону доказательства вины.

Не много нашлось бы тех, кто запомнил пару слов, сказанных в середине процесса, – даже среди зрителей, ежедневно приходивших в суд, слышавших каждое слово свидетельских показаний или своими глазами видевших улики. Но все без исключения должны были помнить случившееся в конце, когда Стэнли Рота атаковала именно эта женщина – заместитель прокурора округа с горящими черными глазами. Она бросалась в атаку так, как вряд ли нападали на свидетеля до нее. Это запомнил бы каждый: Стэнли Рота осудили за убийство жены, и все это – заслуга Анабеллы Ван Ротен.

– Меня несколько смущает одно обстоятельство, – сказала Ван Ротен, почти смеясь в лицо обвиняемому. – Вы знали и как бы не знали, что у вашей жены была любовная связь?

– Нет, я сказал, что не знал о ее любовной связи, но всегда предполагал такую возможность.

– Предполагали, что у вашей жены были внебрачные отношения? Вы предполагали, лишь предполагали, что ваша жена спит с другими мужчинами, и тем не менее никогда не пытались поговорить с ней начистоту и выяснить, правда ли это?

– Нет, я никогда не спрашивал.

Рот не отводил от нее глаз. Не отрываясь, он следил за тем, как Ван Ротен расхаживает перед присяжными, как она снова отходит от них и разводит руками, демонстрируя неверие. Рот смотрел прямо на нее. Боюсь ошибиться, но, казалось, он смущался, когда Ван Ротен пыталась заставить его отвести взгляд. Временами казалось, что Рот окончательно забыл, где находится. Выступая в суде свидетелем по собственному делу, он воображал, будто занят поиском кадра на съемках очередного фильма.

– Никогда не спрашивали? – мстительно спросила Ван Ротен.

Снисходительно улыбаясь, Рот дождался, пока недоверие, написанное на ее лице, не превратилось в неловкое, неуверенное и даже застенчивое выражение.

– Как я уже объяснял, – спокойным и терпеливым голосом ответил Рот, – есть вещи, о которых лучше не знать.

– Но вы знали, что она собиралась с вами развестись, не правда ли? – спросила Ван Ротен, стараясь спрятать замешательство.

– Если бы Мэри Маргарет собралась со мной развестись, я бы узнал об этом. Я ничего об этом не знал.

Ван Ротен, только что отвернувшаяся к присяжным, снова обернулась. Высоко подняв голову, она спросила:

– Но она сказала отцу, не так ли?

Стэнли Рот засмеялся:

– Джеку Уолшу? Да он не заметит, если правда врежется ему в голову. – Подавшись вперед, Рот зло прищурился: – Если бы Мэри Маргарет думала о разводе, последним про это узнал бы… Я едва не назвал этого человека отцом, хотя она никогда не думала о нем как об отце. Джек Уолш бросил дочь совсем маленькой. Он объявился и потребовал денег спустя годы, когда она стала известной и могла что-то для него сделать.

Обернувшись к судье, Ван Ротен сказала:

– Ваша честь, объясните, пожалуйста, свидетелю, что…

– И она дала деньги, – перебил Рот. – Но он просил все больше, и в итоге Мэри Маргарет отказалась с ним видеться. Я сам сообщил ему это, сказав, чтобы Уолш больше не приходил.

– Ваша честь!..

– Возможно, как раз он ее убил. Такое не приходило вам в голову? Он считал, что дочь ему обязана. Представляете? После всего, что он ей сделал… Полагаете, он ушел бы просто так, чтобы навсегда лишиться всех тех денег, которые имела дочь?

– Ваша честь! – настаивала Ван Ротен.

Хонигман не мешал Роту говорить все, что тот хотел сказать. Когда он наконец закончил, судья наклонился в его сторону и укоризненно заметил:

– Напоминаю свидетелю, что он должен ограничиваться ответом на поставленный вопрос. Свидетель не может делать самостоятельных утверждений.

Рот кивнул, как будто ему напомнили собственную мысль. Адресовав судье раздраженную улыбку, Ван Ротен вновь обратилась к свидетелю:

– Вы получили доказательства того, что Джек Уолш убил собственную дочь?

– Вы получили доказательства, что это сделал я? – парировал Рот, словно речь не шла о серьезных последствиях.

Обвинение сделало свой ход.

– Да. Больше чем достаточно.

– Из уст признанного лжеца, детектива Крэншо? – широко улыбнувшись, уверенно спросил Рот.

Заместитель окружного прокурора начала понемногу выходить из себя.

– Из уст офицера полиции, отмеченного наградами и поощрениями. Однажды, решив оказать вам услугу, он совершил ошибку. Наконец, – выгнув шею, она бросила на Рота убийственный взгляд, – из заключения экспертизы, свидетельствующего, что кровь на одежде, которую вы пытались спрятать в корзине, – это кровь из распоротого тела убитой вами женщины!

– Протест! – крикнул я, вскакивая со стула. – И кто теперь говорит речи?

Резко взглянув в мою сторону, Ван Ротен словно предупредила, что я лезу не в свое дело. Тут же повернувшись к свидетелю, заместитель окружного прокурора приготовилась задать новый вопрос, однако ее остановил судья:

– Советника убедительно просят воздержаться от спора со свидетелем. – Недовольно поморщившись, Хонигман сухо уточнил: – Это перекрестный допрос свидетеля, а не представление решающих аргументов. Задавайте вопросы. Если больше нечего спросить, вернитесь на место. Я понятно выразился?

Ван Ротен ответила быстрым, намеренно безразличным кивком.

Возмущенный жестом столь явного пренебрежения, Хонигман повторил вопрос:

– Я понятно выразился?

– Да, ваша честь, – немедленно откликнулась Ван Ротен, добавив с невинно-извиняющейся улыбкой: – Простите. Разве я не сказала?

Сжав губы, Хонигман медленно приподнял брови, окинув ее тем испытующим взглядом, который часто предваряет вынесение приговора о самом строгом тюремном заключении.

– Нет, не сказали.

С той же улыбкой Ван Ротен подождала некоторое время, желая убедиться, что не помешает судье говорить.

– Ваша честь, я могу продолжить допрос свидетеля?

– Да. Допрашивайте.

Ответ Хонигмана звучал как предупреждение.

Ван Ротен вернулась за свой стол, чтобы бегло просмотреть разлинованный блокнот для записей.

– Мистер Рот, – сказала она, поднимая взгляд на свидетеля, – вы говорили, будто не знали о любовной связи жены с вашим компаньоном, Майклом Уирлингом?

Рот посмотрел ей в глаза.

– Да.

Ван Ротен встала из-за стола.

– И вы также показали, что не удивились, узнав об этой связи?

– Да.

Пройдя за моей спиной, Ван Ротен заняла позицию у самого края скамьи присяжных.

– Вы писали сценарий о человеке, у жены которого был роман с его партнером по бизнесу, – человеке, потерявшем студию, когда жена-кинозвезда, бросила мужа ради его партнера, а затем они вместе основали собственную студию. Я правильно говорю?

Ван Ротен вежливо улыбалась, словно они обсуждали голливудские сплетни в кругу старых друзей.

– Над этим сценарием я работал долгое время.

– Я принимаю ваш ответ как утвердительный?

– В сценарии есть нечто большее, чем вы описали, но…

– Вы это показали, отвечая на вопросы своего адвоката? – требовательно спросила Ван Ротен, чуть более раздраженно, чем хотела.

Рот действовал лучше, чем другие свидетели, и быстрее, чем большинство обвиняемых. Вероятно, Рот получил хорошую закалку. Понимая, что Ван Ротен не захочет сама сбросить маску, он вовсе не собирался ей помогать. Рот ничего не сказал. Он посмотрел на заместителя прокурора так, словно ждал от нее извинений за оборванную фразу.

– Вы говорили именно это? – более спокойно повторила Ван Ротен.

– Да. – Выждав короткую паузу, он добавил: – Однако сценарий состоял не только из того, о чем сказал мистер Антонелли. У жены главного героя – кстати, по сюжету его имя Уэллс – роман с его партнером по студии. Это правда, но она составляет лишь часть истории. А история, и я должен сказать это прямо сейчас, уже отличается от сюжета, с которого я начинал писать. В новой версии жена не уходит от главного героя. Ее убивают, а его подводят под обвинение в убийстве. Пожалуй, я поменяю название. Назову сценарий «Ложно обвиненный» – вместо «Блу зефир». Неплохое название, как вам кажется?

Зрители в притихшем зале ловили каждую реплику. Внимательно следя за выражением глаз свидетеля, обвинителя и судьи, они сразу отмечали перемены настроения. Пусть на одну секунду, но Стэнли Рот неожиданно заставил отвлечься от суровой реальности дела об убийстве, предложив всем задуматься о вещах куда более приятных – о том, что казалось чистым вымыслом. Быстрый вдох и одновременно поднятая вверх голова или короткий выдох в момент, когда кто-то опускал плечи, – повсюду слышались звуки, подтверждавшие, что аудитория оценила способ, которым Стэнли Рот тесно переплел случившееся в его жизни с тем, чему эта жизнь была посвящена. В наступившей тишине все напряженно замерли, боясь пропустить, что будет дальше.

– Вы не знали о любовной связи вашей жены с Уокером Брэдли?

– Нет.

– Но вас это не удивило?

– Нет.

– Вы никогда не спрашивали, имела ли она близкие отношения с Уокером Брэдли?

– Нет.

– Вы никогда не спрашивали, имела ли она близкие отношения с Майклом Уирлингом?

– Нет.

– Но вас это не удивляет?

– Нет.

– Вы никогда не спрашивали, имела ли она близкие отношения с кем-либо?

– Нет.

– Но вас это не удивляет?

– Нет.

– В сценарии вы описали человека, похожего на вас, и независимо от названия сценария жена этого человека имела внебрачную связь?

– Да.

Ван Ротен с подозрением посмотрела на Рота.

– Могу предположить, что ваш герой ничего об этом не знал, а узнав, не удивился?

Прежде чем Рот успел ответить, она подняла руку и покачала головой.

– Нет, не важно. Мы здесь не для того, чтобы рассуждать о будущем фильме. Мы здесь, чтобы говорить об убийстве вашей жены.

Ван Ротен нервно заходила вдоль стола. Неожиданно остановившись, она озадаченно уставилась на Рота.

– Если вас не удивляло, что у вашей жены были интимные отношения с другим мужчиной, тогда почему вы удивились, обнаружив, что она сделала аборт?

В первый момент могло показаться, что вопрос застал Стэнли Рота врасплох. Словно не понимая, о чем его спрашивают, Рот без всякого выражения посмотрел на заместителя прокурора округа.

– Я имела в виду, мистер Рот, – пояснила Ван Ротен, приблизившись к нему на один шаг, – поскольку Мэри Маргарет нередко прибегала, как это было сказано несколько ранее, к «случайному сексу», то почему бы не предположить, что аборт был сделан вовсе не для того, чтобы избавиться от вашего ребенка, а потому, что она не хотела ребенка от другого мужчины?

Привстав на свидетельском кресле, Стэнли Рот выпрямился и окинул Ван Ротен ледяным взглядом.

– Это был мой ребенок, – мрачно сказал он.

Подбоченясь, Ван Ротен изогнула подведенную бровь:

– В самом деле?

Рот попытался что-то сказать, однако передумал. Его взгляд, остававшийся пронзительно-ясным на протяжении многочасовых перекрестных допросов, вдруг потух. Казалось, Стэнли Рот утратил часть неизменной уверенности. Плечи обмякли, подбородок почти уткнулся в грудь. На какое-то время он перестал выглядеть сильным, крепким как скала человеком. В его взгляде появилась тоска.

– Почему вы стараетесь представить ее шлюхой? – спросил Рот. – Она не была такой. У нее были свои недостатки и свои падения. Она не была совершенным созданием, которым представала на экране. В точности как вы и как я, она была человеком и совершала ошибки. Нет, она не была совершенной, но оставалась много лучше тех, кто пользовался ее слабостями или старался пользоваться. Лучше, чем жалкий папаша, желавший только ее денег. Лучше, чем мой одержимый жаждой власти компаньон, возжелавший Мэри Маргарет лишь потому, что она была знаменитостью. А переспать с чужой женой в его представлении – единственный способ оказаться в одной лиге с ее мужем. Знаете, есть такие… Те, кто спят с женами известных людей, думая, что это делает их похожими. Вы мне не верите? – Понемногу теряя самообладание, Рот начал заводиться. Он крепко схватился за подлокотники. – Хотите извести меня фактами неверности жены? Хотите снисходительно ухмыляться, когда я говорю, что это был мой ребенок? Хотите подвести к выводу, будто Мэри Маргарет собиралась от меня уйти? Или мне следовало самому уйти от нее по причине – нашли же слово – «случайного секса»? А что такое Уокер Брэдли? И где было ваше лицемерное негодование, когда он сидел в кресле свидетеля? Господи Боже… В Голливуде он переспал со всеми женщинами, но ведь это не важно, не так ли? Он – Уокер Брэдли. В свои годы он сохранил обаяние молодости. Не имеет значения, что он творит и сколько судеб рухнуло из-за него – потому что в нем есть то, что вам нравится. Он спит с моей женой, пользуясь ее страстью быть желанной, а вы, стоя здесь, рассуждаете о ней словно о какой-то уличной дешевке!

Выкрикнув эти слова, Рот спрятал лицо в ладони, борясь с неожиданно подступившими слезами.

Ван Ротен с широко раскрытыми от удивления глазами замерла на месте, как и большинство сидевших в зале, ошеломленная его непроизвольной вспышкой. В тот момент, когда Рот закончил свою речь, она отчетливо увидела опасность потери контроля над ситуацией. В зале суда еще не затихли отзвуки его голоса, как Ван Ротен уже предприняла шаг к восстановлению своего авторитета. Рот сидел, уткнувшись лицом в ладони, и тихо плакал. Плечи его тряслись. Заместитель прокурора не могла не заметить этого, но решила проигнорировать. Не более чем еще одна никуда не годная попытка заведомо виновного человека сыграть на чувствах.

– Вы показали, что тем вечером легли спать рано из-за того, что утром должны были отправиться на съемки? – неприятно резким голосом спросила она.

Разгладив ладонями морщины на лбу, Рот опустил сначала одну руку, затем другую и с заметным усилием выпрямился. Вытерев остатки слез тыльной стороной ладони, он устало огляделся, найдя глазами Анабеллу Ван Ротен.

– Вы легли спать рано? – напомнила она.

– Да, – хриплым, едва слышным голосом ответил Рот.

– Говорите громче, – моментально отреагировала Ван Ротен.

Выпрямившись, Рот моргнул и попытался взять себя в руки.

– Да.

– Потому что утром должны были отправиться на съемки?

– Да.

– В ту ночь вы не находились в одной комнате с женой, а легли в отдельной спальне?

– Да, правильно.

– Встав на следующий день рано утром, вы умылись, оделись и сразу уехали на студию?

– Да.

– Вы завтракали?

– Нет.

– Вы не выпили даже чашку кофе?

– Нет, ничего. Я отправился на студию. Собирался перекусить там.

– Понимаю. Так что в кухню вы не заходили?

– Нет.

Ван Ротен внимательно посмотрела на свои туфли. Медленно поставив одну ногу перед другой, она также неторопливо вернулась в исходное положение.

– Как долго вы не общались с женой? – спросила Ван Ротен, снова выставив вперед одну ногу. Не услышав ответа, она посмотрела на Рота. – Вы уже работали над этим фильмом какое-то время, верно? Вы уезжали из дома рано утром и, судя по сказанному, имели привычку занимать другую спальню, чтобы уезжать на работу рано утром. Как долго вы не видели свою жену? День, два дня, неделю или месяц? Сколько, мистер Рот?

– Пару дней, – ответил Рот.

– Пару дней! – с энтузиазмом воскликнула Ван Ротен. – Не «мы ужинали вечером» или «за день до этого мы обедали вместе». – Вскинув голову, Ван Ротен зло сверкнула глазами: – Не «мы занимались любовью прошлой ночью»? Вы не видели жену «пару дней» и в то утро не позаботились хотя бы просунуть голову в дверь, чтобы убедиться, что с ней все в порядке. Это и есть ваш ответ, мистер Рот?

– Я не убивал ее, – глядя в пространство, ответил Рот.

– Мистер Рот, я повторяю вопрос. Вы не виделись с женой перед тем, как уйти?

Посмотрев на Ван Ротен, он моргнул, словно только что ее заметил.

– Нет. Не хотел ей мешать.

– Не потому ли, что в том не было надобности? Не потому ли, что знали: ее там нет? Возможно, потому, что знали: она плавает в бассейне лицом вниз рядом с домом – там, где вы оставили тело после того, как совершили убийство?

Отрицательно покачав головой, Рот ничего не ответил.

– Вы рано легли и рано встали. Ночью вы просыпались?

– Нет.

– Вас ничто не беспокоило?

– Нет.

– Вы не слышали ни сигнализации, ни шума от проникновения в дом?

– Нет.

Несколько секунд Ван Ротен с подозрением смотрела на него, затем повернулась к присяжным. Кивнув, она словно предложила уделить внимание ее очередному вопросу.

– Мистер Рот, вы жестокий человек?

Рот отрицательно качнул головой:

– Нет, не сказал бы.

Изумленно подняв бровь, Анабелла Ван Ротен продолжала смотреть на присяжных.

– Не сказали бы? Но вы ударили жену, не так ли?

– Да, – без особого желания ответил Рот.

Послышался беспощадный смех Ван Ротен.

– Именно вы обратили наше внимание на то, что удар был довольно сильным. Настолько сильным, что вашей жене пришлось обратиться за помощью в полицию, позвонив 911. Вы это хотите сказать?

Ответа не последовало.

– Мистер Рот, вы должны отвечать внятно. Здесь не кино, где молчание играет ту роль, что нужна режиссеру.

Стэнли Рот понемногу оправлялся от недавнего потрясения. Глаза его прояснились, и весь вид говорил, что Рот вновь уверен в себе.

– Да, – подтвердил он. – Я настаивал, чтобы она сказала правду.

Ответ разозлил Ван Ротен.

– Вы били свою жену, и потом, уже будучи под судом по обвинению в убийстве, вы пытались убить своего компаньона, Майкла Уирлинга. Не так ли?

– Я вовсе не собирался его убивать. Да, я вступил с ним в драку. Это правда, но я…

– Не хотели его убивать, хотя он пытался отобрать вашу студию? Вы хотели убить жену за то, что она избавилась от вашего ребенка!

– Нет, это неправда. Я не…

– Вопросов больше нет, ваша честь! – выкрикнула Ван Ротен, не позволив Стэнли Роту договорить.

Во время встречного допроса я дал Роту возможность сказать все, что он хотел. После этого пришлось задать еще несколько вопросов, чтобы устранить некоторые трудности, оставленные обвинением.

Потом я в последний раз спросил его то, на что смогут ответить только присяжные:

– Мистер Рот, вы убили свою жену, Мэри Маргарет Флендерс?

Стоя перед присяжными, он ответил, не спеша заглянув в глаза каждому из них:

– Нет, я не убивал.

Поблагодарив его, я повернулся к судье.

– Ваша честь, – серьезно сказал я, – защита закончила вопросы.

Казалось, теперь дело кончено и осталось лишь представить суду свои последние аргументы, а потом долго ждать решения присяжных, выносящих вердикт своим особым, загадочным, способом. Уже начав собирать со стола вещи, я вдруг услышал голос Ван Ротен:

– Ваша честь, народ хочет пригласить свидетеля и представить контрдоводы. Народ вызывает Джули Эванс.