Стэнли Рот встал, одним рывком отодвинувшись от стола. В его глазах появилось воинственное выражение. Он словно ждал, что я скажу: «Вы ударили женщину, и этому поступку нет оправдания».

Он покрутил головой, уставившись в пол, а затем двинулся к открытой створке прозрачной раздвижной двери. Ее ячейки напоминали киноленту и точно так же разбивали видимый мир на отдельные изображения, почти неотличимые друг от друга.

Где-то недалеко завел свой агрегат газонокосильщик. Затем со всех сторон послышались шипящие пульсирующие звуки поливочных автоматов, и вверх веером полетели брызги, повторяя цикл снова и снова.

– Мне пятьдесят три. Я был женат дважды. В первый раз – очень много лет назад. Тогда я был ребенком, не более того. Мне пятьдесят три. – Он повторил так, словно эти слова казались ему печатью Каина, а не простой констатацией собственной бренности: – Пятьдесят три года. И у меня никогда не было ребенка. Я хотел иметь ребенка. И мы не раз обсуждали этот вопрос. Говорили еще до нашей женитьбы. В этом состояла причина – по крайней мере одна из причин того, что я женился: я хотел ребенка и думал, что она хочет того же.

Глубоко задумавшись, он замолчал. Комнату наполнял лишь звук разбрызгивателей, поливавших газон, и стрекот газонокосилки.

Наконец Рот произнес:

– Первый раз я узнал о ее беременности, когда обнаружил, что Мэри Маргарет сделала аборт. Она не сочла нужным сообщить мне об этом. Я совершенно случайно обнаружил присланный из больницы счет. Вот так я узнал об убийстве нашего ребенка: получив счет из клиники! – Он стоял со скрещенными на груди руками, скривившись в циничной гримасе. – Знаете, что она сказала? Что можно взять приемного ребенка. Приемного! Ребенок был для нее реквизитом! Не важно, чей он и откуда взялся. Не важно, кто его отец. Но для меня это, черт возьми, имело значение! Сделав аборт, она посмела говорить об усыновлении! Вот ведь до чего дошло – она не захотела носить ребенка. Не хотела быть беременной, потому что считала, это повредит ее карьере. Ее карьере! – Тихо, с нескрываемым презрением, он проговорил: – Ей заботила только слава.

Рот неожиданно заглянул в мои глаза – словно хотел убедиться, что я полностью готов выслушать то, что он собирается сказать.

– Дело даже не в том, что она сделала, и не в том, что сказала. Дело было в отношении. «Я тебя поимела, и я сделаю все, что мне, черт побери, захочется». Не знаю, что произошло. Знаю, ходили слухи, это правда. Правда… Пусть я не хотел ее бить, но это на самом деле случилось. Я ее ударил. Ударил сильно… Меня самого удивило, как сильно… Удар пришелся в лицо. Думаю, она успела заметить мое движение. Наверное, отпрянула назад – в ином случае последствия были бы серьезнее. Я мог что-нибудь ей сломать… А так она отделалась заплывшим глазом, не более. Я не собирался бить жену, но, сделав это, не раскаивался. Нет… Я был рад, что ударил ее. Это казалось вполне справедливым поступком.

Зазвонил телефон. Рот, сделав два быстрых шага к столу, схватил трубку. Он молча держал трубку возле уха, не говоря ни слова.

В то время как Рот внимательно слушал, я думал о том, что сам услышал минуту назад. Он мог скрыть, что ударил жену, и тем более умолчать о причинах. Возможно, Рот желал подчеркнуть, что, став его адвокатом, я буду знать о нем все? Или хотел показать, что будет со мной совершенно откровенен?

Внезапно выражение его лица переменилось. Он заметно напрягся, взгляд сосредоточился на мне. Через секунду Стэнли Рот отвел глаза и произнес в трубку:

– Ладно, пропусти их. Только не сюда. Пусть идут в главное здание. Когда прибудут на место, скажи, что я на съемочной площадке и что ты меня уже вызвал. Я закончу через десять минут.

Он опустился за стол, не выпуская из руки телефонной трубки. Потом поднял на меня взгляд, в котором читался вопрос.

– Полиция уже здесь. У них ордер на мой арест. Нам осталось несколько минут. Вы возьметесь за мое дело?

Вряд ли у меня был другой выход. Стэнли Рота мог защищать другой адвокат, и, вполне возможно, с ним произошло бы то же, что случилось со мной. А вот что стало бы со Стэнли Ротом?.. Впрочем, я не знаю, повлияло ли что-то на его судьбу…

Как ни стыдно в этом признаться, но я решился его защищать еще в ту самую ночь, когда Рот позвонил. Возможно, в каком-то смысле это случилось много раньше – когда я впервые увидел на экране Мэри Маргарет Флендерс, когда начал воспринимать на слух имя Стэнли Рота. Он был знаменитостью, а это в Америке всегда считалось важнейшим обстоятельством. Более существенным, чем состояние или политика. Иногда – главнее жизни.

Мне хотелось понять, что значит быть знаменитостью вроде Стэнли Рота. Наконец, я хотел знать, как Мэриан Уолш стала той, кем стала. Или, скорее, как она стала той, кем казалась. А еще – как она умудрилась избежать собственной смерти? Да, возможно, Мэриан Уолш и погребена на кладбище Форест-Лон, но Мэри Маргарет Флендерс продолжала жить на экране. Она разговаривала, танцевала, смеялась, плакала и занималась любовью.

Да, я принял решение, но все еще не решался объявить его Роту.

– Снимая картину, вы наверняка полностью контролируете процесс съемок. Так же и я. Занимаясь защитой клиента, я сам решаю, что и когда делать.

– Делайте все, что нужно. Все принимается. Но вам следует усвоить одно: обвинив меня в убийстве жены, они постараются доказать это любой ценой. – Рот дернул головой. – Я не стану ничего признавать. Я не пойду ни на какие сделки. Пусть лучше меня осудят.

Я кивнул в знак согласия, и Рот снова взял телефонную трубку. Он говорил тихо, не торопясь и таким голосом, каким привык разговаривать по личной линии.

– Антонелли согласен. Все, что он захочет… Все, что попросит… Дела, записи. – Рот замолчал, и его лицо приняло озабоченное выражение. – Составь список: Мэри Маргарет, друзья и прочие… Все, что может ему понадобиться. – Он опять сделал паузу, но ничего не добавил. – Сейчас идем.

Несмотря на заключенное между нами соглашение, он принялся давать указания, как только мы вышли из бунгало и двинулись в сторону главного здания. Приказы оказались облечены в форму предположений, однако делались тоном человека, привыкшего, чтобы последнее слово оставалось за ним.

– Вероятно, вам понадобится кое с кем поговорить. Начните с Льюиса Гриффина. – Рот назвал одного из компаньонов по студии «Блу зефир». – Не считая меня, он знает о бизнесе компании больше других. К тому же он в курсе всего, что творится в городе. Льюис найдет все касающееся Мэри Маргарет. Возможно, вам что-то пригодится.

Пока мы шли по дорожке, я спросил:

– В вашем бизнесе есть и третий партнер, не так ли?

Остановившись, Рот взял меня за локоть.

– Майкл Уирлинг. – Он просверлил меня озабоченным взглядом. – Если он и может помочь, то вряд ли захочет. Майкл всегда мечтал управлять компанией в одиночку.

Рот на мгновение выпустил мою руку, но, как только я развернулся, чтобы уйти, его цепкие пальцы вновь сжали локоть.

– Управляя студией, он не продержится и недели. Об этом бизнесе он знает не больше вашего. Через три недели общения со мной вы получите больше знаний, чем он за всю свою жизнь.

Глядя в сторону посаженных около круговой дороги пальмовых деревьев, Стэнли Рот не сводил глаз с однообразных, похожих на сараи построек, жавшихся друг к другу.

Совсем близко послышался звук газонокосилки. Дойдя до края лужайки, косилка развернулась и стала медленно удаляться. Высоко над головой серебрился шлейф, постепенно превращавшийся в белесый туман. Но и он рассеивался по мере удаления косилки.

– Майкла взяли в дело потому, что он имел определенный талант и знал, как увеличить наш капитал. Человек, отвечающий за деньги, – вот и все, что он собой представляет.

Стэнли Рот медленно перевел на меня глаза. Секунду он внимательно изучал реакцию, затем, удостоверившись, что я понял его правильно, положил руку мне на локоть, и мы пошли дальше.

– Все, кто занимается деньгами, считают себя значительнее других, – со злой иронией заметил Рот. – И в этом городе есть два сорта людей с деньгами: одни, сделавшие их в своем бизнесе, и другие, заработавшие на чем-то еще или просто имевшие стартовый капитал. Те, которые сами заработали свое состояние, хорошо знают разницу. У остальных деньги – единственная мера успеха. Если у вас их больше, значит, вы умнее. Не догадываетесь, сколько богатых людей покупают путь в город? Они желают быть частью Голливуда. Они любят смотреть кинофильмы и думают, что знают, как их снимать. Что весьма странно. – Стэнли Рот с досадой покачал головой: – Многие ли из любителей симфонической музыки умеют дирижировать?

Мы дошли до угла улицы. По другую сторону находилась площадка, на которой стояло множество машин – в основном «мерседесы», «ягуары» и «бентли», расположившиеся рядом с «роллс-ройсами». Сразу за стоянкой находилось то самое офисное здание, где ждала полиция, чтобы отправить Стэнли Рота в тюрьму.

Рот остановился на краю тротуара и внимательно посмотрел на меня, уверенный в собственной правоте.

– Ведь вы мне не поверили? Тогда, в первый раз, когда я позвонил? Вы не поверили, когда я сказал, что не убивал Мэри Маргарет.

Вопрос веры. Он касался подсознательного вердикта, который выносил каждый или почти каждый из обвиняемых. Первое и в некоторых случаях единственное, о чем они думали: адвокат должен верить. А уж затем страстно и безоговорочно бороться за оправдание человека, заведомо невиновного.

– Ну хорошо. Разве вы должны верить всему, что я говорю, лишь потому, что это говорю я? Мы слишком мало знакомы. У вас нет причин мне доверять… По крайней мере пока.

Почти решившись сойти с бордюра на дорогу, Рот на секунду замялся и поднял на меня взгляд. Теперь он колебался. На сей раз я прочитал в его глазах выражение если не страха, то нарастающей озабоченности.

– Что может произойти… Что будет после ареста?

– Вас отвезут в центральную часть города, в тюрьму. Снимут отпечатки пальцев, сфотографируют, после чего отведут в камеру. В тюрьме вы пробудете ночь. Утром вас отвезут в суд. Тогда я попытаюсь устроить вам освобождение под залог.

Рот вопросительно посмотрел на меня:

– Попытаетесь?

Не было смысла утаивать от него правду.

– Это убийство, самая серьезная статья. Вряд ли вас выпустят под залог.

Рот серьезно сообщил:

– Я уже бывал в тюрьме. Дважды. – Казалось, его обрадовало мое удивление. Едва уловимо улыбнувшись, Стэнли Рот пояснил: – Мы снимали на натуре. С одной картиной я пару недель провел в Алькатрасе, с другой – целый месяц в окружной тюрьме Лос-Анджелеса.

Ответ был дурацкий, но я все равно сказал:

– Разница в том, что вам не позволят уходить домой на ночь.

Мы двинулись через дорогу к парковочной площадке. Пока мы шли, Рот ответил:

– Домой… Вы имеете в виду «Пальмы»? Никогда не любил это место. Оно слишком похоже на декорации для съемки. – И добавил: – Потому Мэри Маргарет и захотела получить этот дом. Место знаменитое, «старый Голливуд». Наверное, она думала, будто всегда была его частью и все, что с ней случилось, произошло потому, что было предначертано. Она на самом деле от начала до конца верила в сказку по голливудскому сценарию.

Мы подошли к главному зданию, и спустя всего несколько минут, прямо у дверей просторного офиса, нам пришлось участвовать в ритуале полицейского ареста. Выйдя проводить Рота до машины, стоявшей у здания, я проследил взглядом, как его увозили за ворота студии.

Могу припомнить десяток фильмов, в конце которых подозреваемого выводят в наручниках и увозят в полицейской машине. Но моя работа с этого кадра лишь начиналась.

– Мистер Антонелли?

Повернувшись, я встретился со взглядом умных, пронзительно-голубых глаз молодой женщины. Этот взгляд сразил меня наповал. Из опасения показаться неприличным я отвел глаза.

Сделав шаг в сторону парковки, женщина сказала:

– Машина стоит вон там. Меня зовут Джули Эванс, я ассистент режиссера Стэнли.

Она шла, высоко подняв голову, – светлые волосы до плеч, темно-синяя юбка, пиджак того же синего цвета и мягкая белая блузка. Двигаясь уверенно и легко, Джули Эванс наверняка знала, как выглядит. Понятно, что она привыкла к восхищенным взглядам.

– Стэнли распорядился дать вам все, что понадобится, – доверительно сказала Эванс, тут же сообщив, что ей приказано ознакомить меня со студией.

Она говорила так, как, по моему представлению, должна была разговаривать с Ротом, или «Стэнли». Казалось, она не случайно назвала его по имени. Впрочем, если Джули Эванс и волновалась по поводу ареста Стэнли Рота, она никак этого не показывала.

Мы подошли к машине – белому четырехдверному «мерседесу» с желтовато-коричневым кожаным салоном. Сдав назад, Джули Эванс вырулила со стоянки и тут же набрала по мобильному телефону номер.

– Меня не будет всю вторую половину дня, но я смогу читать сообщения.

Сложив тонкий телефон, она спрятала его в сумочку.

– Думаю, нам пора пообедать. Потом я поселю вас в отель.

Я решился задать первый вопрос:

– Давно вы работаете с Ротом?

Я спросил это, как только машина оказалась за воротами студии.

– Почти четыре года. Я начинала на другой студии, сценаристом. Стала помощницей, когда Рот основал «Блу зефир». А как давно вы работаете адвокатом?

Джули задала вопрос без всякой паузы.

В присутствии красивой женщины тщеславие прет из вас столь же откровенно, как в иной ситуации трусость. Вместо того чтобы просто сказать правду, я зачем-то прибег к гиперболе:

– Примерно лет сто, – ответил я с хриплым смешком.

– Теперь вы в Сан-Франциско, а привыкли жить в Орегоне… В Портленде, верно?

Задавая свой вопрос, Джули знала ответ. Таким способом она давала понять, что знает обо мне все. Возможно, она сама предложила Стэнли Роту мою кандидатуру. Я представился как положено.

– Джозеф Антонелли. Вырос в Орегоне, отец – врач. Образование: окончил Мичиганский университет. Юридический факультет – Гарвард. Поверенный, специалист по уголовным делам. Год или около того работал в Портленде, теперь в Сан-Франциско. Женат никогда не был.

Ее взгляд сосредоточился на дороге. За исключением моментов, когда Джули что-то говорила, ее руки спокойно лежали на руле.

– Стэнли говорил, вы лучший. – Она посмотрела на меня, в первый раз за все время, что мы ехали. – Каково это, быть лучшим?

На сей раз мне не пришлось бороться с тщеславием: настало время говорить правду, и только правду.

– Когда достаточно долго занимаешься одним делом, у тебя появляется репутация и все начинают думать о тебе лучше, чем ты есть на самом деле. Стоит выиграть дело, и все говорят только о твоей победе. Никто не знает, сколько ошибок ты совершил и как часто говорил, делал и обещал другим то, что на самом деле не мог выполнить. Они не знают, насколько ты был близок к провалу. Наконец, есть еще кое-что, чего они не знают.

Отвернувшись, я посмотрел в окно, за которым на многополосной дороге теснились машины. Джули спросила:

– Что же это? Чего они не знают?

Повернув голову, я посмотрел на нее, такую сияющую и свежую, слишком юную, чтобы добиться чего-то самостоятельно, и все же уверенную, что адвокат ей никогда не потребуется.

– Они не знают, как часто выигрываешь из-за того, что адвокат другой стороны не слишком умен или не настолько самоотвержен, как ты.

Ее глаза оживились. На лице появилась знающая усмешка.

– То есть не хочет казаться таким беспощадным, как вы?

Она спросила, на сто процентов уверенная в собственной правоте.

Но я имел в виду нечто другое.

В маленьком французском ресторанчике, где мы обедали, все называли Джули «мисс Эванс». Все без исключения – начиная с молодого парня, ставившего на стоянку ее машину, до подававшего на стол официанта средних лет. Едва нам показали столик, она вытащила из сумочки сотовый телефон и мягким, но энергичным тоном осведомилась, не звонил ли кто из офиса Льюиса Гриффина с информацией о сегодняшнем вечере.

– Хорошо. Семь вечера. Его особняк на Малхолланд. Что еще? – Прислонившись плечом к кожаной обивке цилиндрической кабинки, мисс Эванс забарабанила пальцами по белой скатерти. Несколько секунд она внимательно слушала то, что говорили в трубке, потом ответила: – Нет, не нужно водителя. Я сама его привезу. – Обращаясь ко мне, она пояснила: – Вас пригласили на ужин. Льюис Гриффин. Это…

Я прервал ее объяснения:

– Знаю. Стэнли Рот говорил, что с ним придется встретиться.

– Да… Стэнли попросил устроить эту встречу. – Джули поднесла к губам стакан с минеральной водой и, сделав глоток, продолжила: – Льюис очень хочет с вами увидеться. Сегодня вечером у него соберутся кое-какие люди. Он надеется, что вы не откажетесь составить компанию.

– Что за люди?

Она начала по памяти воспроизводить список, который только что выслушала. Первым значилось имя Майкла Уирлинга, партнера Рота в бизнесе студии «Блу зефир». Тот, по отношению к которому Рот демонстрировал открытое презрение. Далее шли актер и актриса, оба знаменитые и, пожалуй, даже увенчанные пожизненной славой. Мое мнение, сложившееся о них, не было основано ни на чем, кроме нескольких фильмов и сплетен, вычитанных в газетах. С хозяином и его супругой в списке было четырнадцать человек.

Прием запланировали задолго до известных событий, так что Джули Эванс и я оказались среди приглашенных в результате происшедшего с Мэри Маргарет Флендерс несчастья и после ареста Стэнли Рота – чтобы, фигурально выражаясь, занять их места.

Как только мы сделали заказ, я спросил:

– Что можете рассказать о них? О Гриффине и Уирлинге?

– Стэнли знаком с Льюисом много лет. Льюис первым пригласил Стэнли на должность директора. В этом бизнесе они вместе с самого начала. Майкл пришел в дело из семьи, уже сделавшей миллиарды на всем, что только можно себе вообразить. На тридцатилетие отец купил ему студию, которую Майкл продал японцам спустя несколько лет, выручив от сделки намного больше, и приобрел фирму, владевшую кабельной телесетью. С этим он добился еще большего взлета. А потом вошел в бизнес Стэнли и Льюиса, основателей студии «Блу зефир». Майкл умен, очень умен, и не знает ничего о том, как снимать кино. Думаете, он это сделал?

Джули Эванс задала вопрос, не выдержав паузы. Эта ее особенность ведения беседы, не знаю, сознательная или бессознательная, всякий раз заставала меня врасплох.

– Думаю, он сделал что? – осторожно переспросил я.

В этот момент официант принес заказанный Джули салат. Дождавшись его ухода, она пояснила:

– Думаете, Стэнли убил свою жену?

Вопрос был задан с ошеломляющим безразличием – она просто наклонилась к тарелке и поднесла вилку ко рту.

Взглянув на Джули, я вдруг задумался: она задала вопрос потому, что об этом просил Рот, желавший знать мое настоящее мнение, или Джули Эванс вознамерилась стать моим доверенным лицом?

– А что думаете вы? Вы знаете его лучше, чем я. Как вы думаете, Стэнли Рот убил свою жену?

Положив вилку, Джули подняла голову и, слегка наклонив ее в сторону, взглянула на меня. В уголках ее губ таилась усмешка.

– Да. Судя по фактам, думаю, да.