Вдохновленный предстоящим уик-эндом в Лас-Вегасе, Гектор прыгал по крутым ступеням башни, как троеборец. Я объяснил ему, как нужно расставить факелы.

Мы вернулись на «Лукрецию» и разбудили штурмана и третьего помощника. Вместе с нами они сели в шлюпку. Клеопатра оставила Гектору рацию, чтобы мы были на связи.

Клеопатра стояла рядом с Соломоном и поглядывала то на красное сияние компаса, то на освещенные окна башни. Соломон держал штурвал и точно следовал всем инструкциям капитана.

Молодой штурман в резиновой лодке прощупывал глубину невидимого канала под нами и выкрикивал цифры и время третьему помощнику, который записывал их в непромокаемом журнале.

Строго придерживаясь пути, который указывал нам маяк, мы на холостом ходу двинулись к рифу. В какой-то момент его надводная часть оказалась не больше чем в десяти футах от левого борта – мы ясно видели ее в луче прожектора. Но под нами по-прежнему было двадцать футов воды.

– Отметь это, – крикнула Клеопатра помощнику.

За десять минут мы проплыли по каналу, и шум волн, разбивавшихся о торчащие из воды верхушки кораллов, раздавался уже позади шлюпки. Мы прошли по каналу так же, как это делали майя.

– Сработало! Будь я проклята! Сработало! – пробормотала Клеопатра, глядя на окна башни, сияющие на фоне темного утреннего неба.

– Точно, – согласился Соломон.

– Мистер Соломон, давайте сделаем это еще раз.

– Зачем еще раз? – не понял я.

– Не беспокойся, сынок. Ты выиграл пари. Мы везем тебя домой, но прежде мы проплывем по каналу на «Лукреции».

– Срань господня! – Иначе я не мог ответить на заявление Клеопатры. Всю дорогу я надеялся найти канал, и когда это наконец свершилось, мне казалось логичным вернуться на «Лукрецию» и позавтракать. Потом мы не торопясь обогнем риф с юга и выйдем из нормального, размеченного канала, по которому шхуна приплыла на якорную стоянку. Мне даже в голову не приходило, что Клеопатра задумает вести «Лукрецию» по пути майя.

Мы подплыли к стоящей на якоре шхуне, но команда едва заметила нас. На палубе полным ходом шли приготовления к отплытию. Все это было для меня очень волнительным, но в то же время чуждым и жутковатым.

Переместить «Лукрецию» – 142-футовую шхуну с двумя мачтами более 100 футов высотой и 11 000 квадратных футов парусности – из одного места в другое – это что-то новенькое. С таким я еще не сталкивался. Я приготовился наблюдать со стороны, дабы не путаться под ногами.

Как только мы пришвартовались, Соломон и Клеопатра поднялись на борт, а к нам спустились двое матросов и прицепили тендер к шлюпбалкам, висевшим за кормой.

– Мистер Марс, – крикнула Клеопатра. – Ваше место наверху, у штурвала. Поторопитесь.

Я передал по рации, чтобы Гектор не гасил факелы, пока я не скажу, и перебрался из шлюпки к штурвалу «Лукреции».

Не успел я туда добраться, как на судне воцарилась непривычная тишина. Грот и фок были распущены и готовы к поднятию. Большая часть команды стояла рядом и держала фалы, которые с минуту на минуту поднимут эти гигантские куски парусины. Несколько человек суетились вокруг капитана, готовясь поднять якорь в ту же секунду, как от штурвала донесется приказ.

Высоко на такелаже раздавался скрип и стоны. Корабль оживал. Большой американский флаг, развевающийся на гафеле грот-мачты, показывал, что бриз по-прежнему дул с юго-востока и начинал крепчать. Узкая полоска розового неба подсвечивала пушистые серые облака на востоке.

– Мистер Марс, могу я отвезти вас домой? – спросила Клеопатра.

– Есть, капитан, – сказал я.

– Не одолжите мне на секундочку вашу рацию?

Она взяла у меня рацию, вызвала Гектора в башне и объяснила, что сейчас произойдет. Гектор взволнованно ответил, что готов.

– Мистер Соломон, пусть Роберто заберется на мачту и прихватит с собой очки ночного видения. Мы поднимем грот, кливер, фок и фок-стаксель – в этом порядке. Как только все будет готово, возьмем курс на риф и пройдем по каналу майя до рассвета.

– Есть, капитан, – ответил Соломон и зычным голосом повторил команду Клеопатры, прибавив: – Навались, лукречане!

Судно пробудилось. Якорь подняли, и шхуну развернули против ветра. Роберто быстро карабкался вверх по такелажу. Поставили паруса. Они заполонили собой небо и скрыли утренние звезды. Несколько секунд они вяло подрагивали на ветру, но стоило Клеопатре отдать приказ «лево руля», как они надулись и распрямились. Шкоты и брасы подтянуты, лебедки защелкнуты. То тут, то там раздавались непонятные мне слова. Те, для кого эти непонятные слова были приказами, мгновенно их выполняли. Я почувствовал, как смещается вес моего тела – судно мягко накренилось на левый борт, и пейзаж начал меняться. Мы двигались.

Небо посветлело, мы развернулись и пошли обратно на север. Только сейчас я понял, что имела в виду Клеопатра, когда приказала третьему помощнику поставить отметки. На волнах подпрыгивали три пары флуоресцентных буйков, отмечая полосу глубокой воды.

Заметив, как я вытаращился на буйки, Клеопатра улыбнулась и сказала:

– Просто для подстраховки, мистер Марс. Вдруг Гектор замечтается о старых добрых шестидесятых.

Под бдительным надзором капитана Соломон поставил корабль в двух сотнях ярдов от берега.

– Разверните по курсу ноль-шесть-пять, мистер Соломон.

Я крутанул штурвал, и шхуна мгновенно начала поворачивать. Как только мы взяли курс, скорость ветра почти сразу увеличилась на десять узлов.

Я теребил в руках раковину Листера и смотрел на Клеопатру. Все ее ощущения и инстинкты сосредоточились на шхуне. Она смотрела то на небо, то на море, то на свет в башне.

– Сейчас стояние прилива, мистер Соломон. Течение слабое, ветер усиливается. Думаю, мы можем обойтись кливер-топселем и шпринтовым парусом.

По команде два паруса взмыли вверх, безупречно вписавшись в такелаж, словно кусочки мозаики. Шхуна накренилась еще больше, и я схватился за скамью справа, чтобы не упасть.

– Не волнуйтесь, мистер Марс. Она умеет носить паруса.

Корабль как бы сокращался, словно гигантская мышца. Он то вздымался на гребне волны, то падал вниз. Вода с шумом прокатывалась по корпусу. За кормой тянулся гладкий след.

– Девять узлов под килем, – сообщил Соломон.

– Мы идем галсом и рассекаем канал надвое. Я уже вижу глубокую воду впереди. Вот такой и должна быть первая поездка. Ослабьте грот.

Я взглянул на башню. Освещенные окна были выстроены в линию, точь-в-точь как тогда, в тендере, но теперь, кроме света, из башни лилось еще кое-что. Над водой бриз нес музыку из магнитофона Гектора, и «Лукреция», казалось, мчалась не только на волнах. Будто песня подгоняла ее вперед. Команда гарифуна мгновенно почувствовала это и начала отстукивать ладонями ритм на палубе, мачтах и рангоутах. А я начал подпевать Джимми Хендриксу:

Юнги из Америки дружно подхватили припев, и в следующий такт гарифуна, потомки рабов, индейцев и пиратов, полили этот психоделический пирог собственной глазурью. Пока мы все пели «Ветер плачет: „Мэри…“», шхуна плыла подревней тропе майя. Под гитару Джимми Хендрикса мы шли мимо буйков, расставленных Клеопатрой, прочь из канала на глубокую, глубокую воду.

– Двенадцать узлов, – выкрикнул мистер Соломон.

– Ведите ее, мистер Марс. Это ваш канал, – приказала Клеопатра.

Я испугался, но сейчас явно не место и не время вежливо отказываться. Это было не приглашение, но приказ. Иногда ты просто должен встать на базу.

Я вручил Клеопатре свою раковину и принял штурвал.

– Откуда у тебя раковина Листера? – спросила она. – Я их не видела с тех пор, как последний раз была в Калькутте.

Я взглянул на девяносто футов палубы впереди – палубы шхуны, мчащейся через узкий канал, освещенный вычислениями майя, которые, хочется верить, проведут нас через коралловый риф. Нет, сейчас явно не время для рассказа про Джонни Красную Пыль.

– Потом расскажу, – сказал я.

– Насколько я понимаю, это талисман, приносящий удачу? – спросила она.

– Да, мэм.

Уголком глаза я видел, как Клеопатра потерла раковину между ладоней.

– Тогда будем надеяться, что удача в ней не кончилась. Просто следи, чтобы бушприт был под прямым углом к горизонту, и не налегай на штурвал.

Я сделал, как сказала Клеопатра. Штурвал оказался удивительно послушным и отвечал на малейшее прикосновение. «Лукреция» знала, куда ей плыть, и я просто составлял ей компанию.

Ветер дул прямо в траверс, паруса изогнулись, и скорость увеличилась до четырнадцати узлов. Держась за штурвал «Лукреции», я вдруг понял, что переживают астронавты в открытом космосе.

Четырнадцать узлов – это немного меньше двадцати миль в час. По меркам суши, на такой скорости разрешено ездить по территории школы. Вроде бы не так уж быстро, но раньше в мире не существовало транспортного средства, способного обогнать ее.

Казалось, прошли секунды с тех пор, как Клеопатра предложила мне взять штурвал. Свет Эль-Кастильо затмили лучи восходящего солнца, и штурман объявил, что от бухты «Потерянные мальчишки» нас отделяет меньше часа пути.

Я так мало времени провел на борту «Лукреции»… Меньше суток прошло с тех пор, как я покинул «Потерянных мальчишек», но я будто успел слетать на луну и обратно. Как астронавты, я не хотел возвращаться домой. Но у меня не было выбора.

Я оставался за штурвалом. Мы шли параллельно берегу точно на юг. Одной рукой я вел судно, другой держал свой завтрак – сэндвич с яйцом. Соленый воздух и брызги прояснили голову. И я решил, что не стану горевать по Донне Кей, а буду с теплотой вспоминать, как нам было хорошо вместе. Я не забуду нашего прошлого, но и сожалеть о нем незачем. Я извлек из всего этого хороший урок. С сегодняшнего дня начну учиться общению и перестану избегать отношений… Из-за штурвала «Лукреции» будущее казалось многообещающим и безоблачным. Вчера утром я сбросил шкуру жертвы в той луже грязи и попал с пляжа на этот корабль. Я расплылся в улыбке. Подумать только, я не просто был на шхуне, я управлял ею!

Но вечеринка подходила к концу. В поле зрения показался Пунта-Альен, и мистер Соломон приказал взять лево руля на несколько градусов. Я повернул штурвал.

Клеопатра прислала из кубрика записку, в которой просила меня спуститься. Соломон принял штурвал, и я сошел по трапу. Из дверей камбуза на меня пахнуло ароматами жареного лука и бекона.

Клеопатра сидела за столом под фотографией броненосца «Мэн» и что-то писала в толстом журнале.

Я постучал в открытую дверь.

– Вы хотели меня видеть, капитан?

– Входите, мистер Марс, присаживайтесь. – Она повернулась ко мне. – Что ж, у меня для вас хорошие новости, сэр. Я связалась с доктором Уокером. Он именно там, где вы сказали – на Отмели Полумесяца. – Клеопатра закурила кубинскую сигару и, сделав несколько долгожданных затяжек, расхохоталась. – Он не мог поверить, что мы провели «Лукрецию» по каналу майя.

– Да я и сам не могу.

– Я всегда стараюсь прислушиваться к своим ощущениям, и сегодня утром они меня в очередной раз не подвели. Но за это надо благодарить вас, мистер Марс. Этот световой фокус я надолго запомню, – сказала она.

– Думаю, нам надо благодарить тех мореплавателей майя, что ходили в Египет, – отозвался я.

– Верно, мой мальчик. Верно. А теперь к делу. Мы направляемся на Отмель Полумесяца. Хочу помочь доктору Уокеру закончить его работу на маяке. Потом он присоединится к нам на борту. Мы плывем в Панаму. У меня есть кое-какие зацепки. Говорят, когда французы впервые пришли в Панаму и попытались прорыть канал через перешеек, в Колон отправили тонны оборудования. И среди него были две линзы Френеля. Когда их грандиозная затея провалилась, лягушатники собрали манатки, оставив в джунглях трупы двадцати двух тысяч соотечественников. И еще кучу всего. Один человек в Колоне говорит, что знает, где линзы.

– Хорошая новость, – сказал я.

– Или обычный треп, – огрызнулась она. – В закоулках и пивнушках Карибского побережья не секрет, что одна богатенькая столетняя дамочка ищет линзу и что она отдаст за нее все что угодно. В любом случае стоит проверить. Кроме того, я давно не бывала в Панаме. Это чудесная страна, и недалеко от Гаваны. Я должна быть там к первому числу следующего месяца. Хочу посмотреть кубинский «Матч всех звезд».

– Похоже, ваша бальная книжечка заполняется, – вставил я.

– Талли, ты убил кого-нибудь в Монтане? – спросила она вдруг.

– Нет, мэм. Я никого не убивал, и было это в Вайоминге, а не в Монтане. Я разбил окно в доме своей бывшей работодательницы. Вот и все, что я натворил. Честно.

– Я тебе верю. Ты совсем не похож на Пабло Эскобара. Но в этих водах приходится держать ухо востро, когда берешь человека на работу.

– Что вы хотите сказать?

– Я хочу предложить тебе стать членом экипажа «Лукреции» – начиная с сегодняшнего дня. Наши перуанские гости покинут нас в Панаме, а с ними и некоторые наши морячки из колледжа. Ты чувствуешь океан и шхуну, это видно.

Каюта погрузилась в тишину. Клеопатра ждала моего ответа, а я пытался придумать, что сказать. Вот опять я вынужден принимать одно из тех внезапных решений, что меняют жизнь раз и навсегда.

– Сколько у меня есть времени на раздумья?

– Я бы сказала – минут двадцать.

– Вполне достаточно, – сказал я.

Я забрался на такелаж, чтобы подумать. С каждой минутой край Крокодилового Камня становился все больше и больше. «Лукреция» не теряла времени даром. Корабль пульсировал от самого корпуса до такелажа, и я всем телом чувствовал его мощь.

Вскоре мы обогнули мыс. Прямо перед нами в лучах солнца блестела Пунта-Маргарита. Я даже видел очертания дома на верхушке гигантского баньяна.

– Готовься к спуску стакселей! – прокричал помощник капитана внизу. Команда засуетилась по палубе, и я начал спускаться. Я принял решение.

Пока мы неслись по каналу под облаком парусины, оставляя за собой пенный след в четверть мили, я вспоминал разговор с летчиком-истребителем ВМФ в одном баре. Было это несколько лет назад. Стояла ясная погода, и мы смотрели на «Синих ангелов», проводивших учения прямо над нашими головами. Один вид этих ракетоносцев, бросающих вызов силе тяжести, внушал мне благоговейный страх.

Летчик только пожал плечами.

– Это еще что, – сказал он. – Главное шоу происходит дома.

Он пояснил, что большинство воздушных сражений проходят без зрителей, и никто не видит удивительных маневров современной авиации. Но как только битва заканчивается, уцелевшие возвращаются и на подлете к авианосцу демонстрируют все, на что способны.

– Почему? – спросил я.

Лукавый пилот снова пожал плечами, улыбнулся и взглянул на делающие петли реактивные самолеты.

– Потому что там публика.

В то утро меня прямо-таки распирало от тщеславия. Я был абсолютно уверен, что меня встретит флотилия яликов, толпа рыболовных гидов и весь остальной персонал со щелкающими фотоаппаратами. Я принял позу Эррола Флинна на правом леере, поднес к глазам бинокль и прикинулся настоящим морским волком.

– Готовься к спуску стакселей! – закричал Соломон снизу.

Я повторил команду для пущего эффекта.

Я так увлекся деятельностью на палубе и на такелаже, что даже не смотрел на своих зрителей. А когда наконец бросил взгляд в сторону, то увидел лишь пустой канал. Все ялики мерно покачивались на своих местах у причала, но во всем лагере, казалось, не было ни души.

Я никак не мог переварить происшедшее, но суматоха с парусами, шкотами и фалами быстро заставила меня забыть об отсутствии встречающего комитета.

Я обернулся и увидел Клеопатру. Ей, похоже, было очень весело.

– Ну, мистер Марс?

Я молча стоял под обвисшими парусами. Эррол Флинн покинул мостик.

– Похоже, меня надо будет подбросить до берега, – смущенно пробормотал я.

– Насколько я понимаю, ты сходишь на сушу, – подытожила она.

– Да, мэм, хотя я рассчитывал на несколько другой прием, – сознался я. – У меня здесь работа. Как бы я ни хотел остаться и как бы я ни был благодарен вам за предложение, я дал слово и должен его сдержать.

– Понимаю, – сказала Клеопатра. – Что-то мне подсказывает, что у тебя еще будет возможность попозировать. Кстати, не забудь об обещании, которое ты дал нашему фанату Хендрикса.

– Я даю вам слово. Я отвезу Гектора в Город Грехов.

– Знаю, что отвезешь, Талли, – ответила она и взглянула на береговую линию. Вдоль ватерлинии судна вода быстро текла к морю. – Талли, я хочу тебя попросить еще кое о чем. Никаких обещаний, просто услуга. Ты честно выиграл пари. Понимаешь, мне начинает казаться, что я уже никогда не найду свою линзу. Я уже не помню, сколько лет прошло с тех пор, как это стало моим единственным крестовым походом, но, боюсь, мне может не хватить времени. Этот твой друг, этот Вилли, который летит к Тихому океану – ты мог бы попросить его поискать линзу для старушки? – В ее голосе звучали нотки, которые я раньше не слышал. Я понимал, что капитану Клеопатре Хайборн было нелегко просить о помощи.

– Конечно, – ответил я.

В следующий миг она обняла меня и крепко прижала к себе. А через мгновение снова стала капитаном.

– Мистер Соломон, мистер Марс покидает нашу шхуну. Но его надо подбросить до берега. Пожалуйста, поторопитесь: начинается отлив.

Я смотрел, как команда спускает шлюпку и занимает места у весел, и еще раз взвесил свое решение. Но лодка была уже на воде, а солнце склонялось к западу. Я чувствовал, что кораблю не терпится вновь пуститься в плавание.

– Я рада, что судьба свела нас вместе. У тебя всегда будет место на «Лукреции».

– Спасибо, капитан.

– Нет, это тебе спасибо за интересный денек. Просто помни, жизнь иногда швыряет нам крученые мячи. Так что если что-то изменится в ближайшие две недели, мы будем на Отмели Полумесяца. Потом можешь оставить сообщение в «Судоходной компании Хайборн» в Майами. – Она протянула мне визитку с телефоном.

Соломон объявил, что шлюпка готова. Я перелез через борт и, спустившись по трапу, занял место на румпеле рядом с ним. Гребцы взмахнули веслами.

– Возвращайся, мы всегда будем рады тебе! – прокричала Клеопатра. – А главное, не меняйся. Таких, как ты, осталось немного.

На пристани я попрощался с Соломоном и командой и какое-то время постоял на берегу, глядя вслед удаляющейся шлюпке. По пути на базу я встретил Гонсалеса, нашего садовника. Он ковырялся на грядке с помидорами и либо не видел моего прибытия, либо не счел это чем-то из ряда вон выходящим. А из ряда вон выходили новости, которые он мне сообщил. Оказалось, что Баки, Сэмми Рэй и все гиды отправились на Ки-Уэст. Поднялся ветер, сказал Гонсалес, и рыбалка накрылась. Жирный мужик в розовых шортах повез всех на своем самолете во Флориду на уик-энд.

Вилли уехал. Так я и знал. Я упал духом. Он отправится в свое кругосветное путешествие, и мне уже с ним не связаться. Я не смогу выполнить обещание, данное Клеопатре.

Я решил залезть на старый баньян и во всем разобраться. Из домика я смотрел, как «Лукреция» разворачивается по ветру и поднимает паруса. Они распрямились с таким треском, что я услышал его даже на дереве. Почти сразу шхуна накренилась на правый борт. Несколько раз сменив галс, она обогнула мыс и стала уменьшаться, оставляя меня далеко позади, на суше. Я направился к гамаку. Последние деньки выдались слишком уж насыщенными для одинокого ковбоя, и сон меня накрыл, словно туман.

Я проснулся через полчаса. Мне снился жуткий сон, в котором Джонни Красная Пыль задавал мне вопросы в зале суда. На скамье присяжных сидели еноты в костюмах, а судьей была Тельма Барстон. Я чувствовал: что-то не так, – но никак не мог сообразить, что именно. И тут словно кто-то гаркнул мне в ухо: «Слышь, раздолбай, ты забыл свою счастливую ракушку на шхуне».

Но подумать об этом я не успел – снизу раздался голос:

– Здесь кто-нибудь есть?

Перво-наперво мне пришло в голову сорвать большой кокос с ближайшей пальмы и запустить в незваного гостя. Но это могло привести к смерти или тяжким телесным повреждениям, а я вовсе не хотел, чтобы к моему и без того растущему списку забот прибавилось еще и это. Я уже решил затаиться – вдруг незнакомец уйдет – но что-то подсказало мне, что стоит обозначить свое присутствие.

– Я наверху, – крикнул я и начал слезать с дерева.

Я приземлился рядом с джипом последней модели – теперь такой легко можно взять напрокат в Ривьера-Майя. Стоящий около машины парень протянул руку и с широченной улыбкой представился Элопсом Бобом, владельцем магазина мушек в Штатах. Он поведал мне, что рыбачил в заливе Вознесения и, первый раз в жизни забросив удочку на неуловимую, ценную рыбу мелководий, подцепил трахинота, тянущего на мировой рекорд.

Я сразу подумал, что он врет. Так делают большинство рыбаков. Но он достал из кармана фотографию. На ней был запечатлен он сам и трахинот размером с капот его желтого джипа. Я чуть не сдох от зависти.

– Милая рыбка, – выдавил я.

Потом Элопс Боб сказал мне, что встретил Баки в Форт-Лодердейле на выставке, посвященной рыбалке на мушку. Баки пригласил его взглянуть на базу, если он вдруг окажется в наших краях. Я был вовсе не в настроении для экскурсий, но это ведь часть моей работы. Я быстро провел Элопса Боба по базе. Он сказал мне, что у него есть еще пара часов. Потом ему надо вернуться Канкун: он летит в Майами.

– Ты из Майами? – спросил я.

– Нет, из Маратона.

– Иисус в бермудах! – брякнул я.

В этот момент я заметил пару альбул на отмелях у канала и указал на них Элопсу Бобу – он, как и ожидалось, чуть не описался от восторга.

– Хочешь прокатиться и поймать несколько рыбешек? – спросил я, заранее зная ответ.

Мы бросились к базе. Я подобрал ему удочку и сапоги для его гигантской лапищи и показал дорогу к каналу.

Когда Элопс Боб ушел, я помчался назад в офис, нашел адрес отеля в Ки-Узст, где остановились Баки и Вилли, и оставил им сообщение. После этого быстренько набросал Вилли письмо.

Я нашел Боба рядом с джипом и щелкнул его у огромного дерева.

– Боб, – сказал я, – мне надо отправить письмо другу в Ки-Уэст. Ты не мог бы…

Он со смехом прервал меня:

– Черт, после того, как я поймал тех двух рыб за тридцать минут, сынок, я бы вплавь доставил твое послание куда угодно. Я ужинаю с другом в Ки-Уэст и с радостью его заброшу.

Элопс Боб попрощался и сказал, что добавит нам работенки.

– Берегись рытвин, – прокричал я ему вслед.

Баки будет в восторге, когда узнает о новых клиентах, но главное – я сдержал свое обещание Клеопатре.