Кому: Талли Марсу

Кайо-Локо

Or. Вилли Сннгера

Вануату

Дорогой Талли,

если мои предыдущие письма показались тебе длинными, то знай, что это была просто разминка. Сейчас ты держишь в руках самое настоящее длинное письмо. Задержи дыхание и вытянись под пальмой. Потому что у меня для тебя история.

Кто-то однажды сказал мне, что историй искать не нужно. Они сами тебя найдут. Думаю, именно так со мной и произошло.

Но даю задний ход.

Все началось с нашего отлета из Новой Каледонии, который, разумеется, организовал мсье Парфе.

Одним словом, наш отлет из Французской Полинезии не остался незамеченным. Мы обогнули маяк на Амеди в сопровождении не одного, а целых трех вертолетов и нескольких частных самолетов. Когда я говорил по рации с Парфе (он сидел в одном из вертолетов) и спросил его, что, черт возьми, происходит, он просто улыбнулся, помахал мне через небо и сказал:

– Вилли, Вилли. Неужели ты еще не понял, что французы никогда не ищут легких путей?

– Это еще слабо сказано.

Что ж, если день начинался вот так, я должен был сам догадаться, что по-другому он вряд ли закончится. Парфе упоминал о своем друге в Вануату. Француз посылает меня к человеку по фамилии Уолтэм – естественно, мне стало жутко любопытно. [130]

Мы взяли курс на самый северный остров цепи, Эспириту-Санту, и город Люганвиль. Там и начнутся мои поиски Уолтэма. Если смотреть на карту, архипелаг Вануату очень напоминает Наветренные острова в Карибском море. Разница в том, что в этом уголке мира действующие вулканы куда крупнее.

Погода всю дорогу была отличная. Кроме того, дул легкий попутный ветер, и мы оставались на высоте трех тысяч футов, где воздух прохладнее. Через пару часов над горизонтом показались горные вершины, и мы решили спуститься и взглянуть на них поближе.

Мы легко узнали остров с воздуха. Я читал о нем в своем летном справочнике, и он и вправду оказался похож на маленькую собачку, стоящую на задних лапках. Полет проходил нормально, только нас немного беспокоили сказанные на прощанье слова Парфе:

– Вам понравится Вануату. С 1969 года они никого не съели.

Все системы работали нормально. На первый взгляд нам вроде бы не угрожала возможность свалиться с неба прямиком в кипящий котел. Я сбавил мощность, и мы снизились почти до уровня верхушек деревьев. Показались балдахины тропических лесов, пляжи, заваленные прибитым к берегу лесом, множество пальм, согнутых пассатами. Вереница островов уступила место открытым водам пролива Бугенвиль. Пушистые кучевые облака говорили о том, что впереди большая земля – это был Эспириту-Санту.

Мы пролетали над историческими для гидропланов водами. После неожиданной атаки на Перл-Харбор и быстрого завоевания Филиппин здесь разгорелась война. Шло сражение за Австралию и Новую Зеландию. Вот тут-то пешки в этой шахматной партии – Соломоновы острова и «амфибии», кружащие над ними, – внезапно приобрели стратегическое значение. Гавани и бухты Эспириту-Санту за одну ночь превратились из сонных портов в базы для ВМФ США, который бился за острова Гвадалканал, Тулаги и Саво. На одном только Эспириту-Санту было расположено восемь военных аэродромов и несколько эскадрилий тяжелых амфибий. После всех этих лет, думал я, остался ли там хоть след гидропланов? Очень скоро я получил ответ на свой вопрос.

Эспириту-Санту, видно, кажется коренным жителям слишком уж католическим названием. Они называют и остров, и его главный город Люганвиль просто «Санту».

– Ноябрь 928WC, говорит Санту. Добро пожаловать. Добро пожаловать, – раздался взволнованный голос диспетчера, дававшего нам инструкции по посадке, пересыпанные комплиментами самолету.

После приземления «Летающую жемчужину» направили в отдаленный уголок аэропорта, где нас встретили таможенник, полицейский и съемочная группа местного телевидения. Операторы тут же нацелили на самолет свои камеры. В отличие от делегации, встречавшей нас в Новой Каледонии, откуда нас бы скорее всего депортировали, не спаси Парфе положение дел, чиновники Вануату оказались вполне милыми людьми. Они задавали вопросы о самолете и просили у меня разрешения сфотографироваться на фоне «Летающей жемчужины».

Когда они спросили, что мы здесь делаем, я просто сказал:

– Мы тут проездом. Летим в Гонконг.

Никто даже бровью не повел. Они проштамповали наши документы и паспорта, я заплатил пошлину, и мы все улыбнулись в камеру.

Обстановка была такой дружелюбной, что у меня появилось искушение спросить об Уолтэме. Но чутье подсказывало мне придержать язык. Жара не располагает к долгим церемониям, и потому торжественная встреча завершилась за какие-то пять минут. Я сказал команде, что мы останемся на ночь, и если мне не удастся связаться с мистером Уолтэмом, последуем нашему первоначальному плану: сначала летим на Соломоновы острова, затем на Филиппины, а оттуда уже в Гонконг.

Я отнес топливный заказ на вышку аэропорта, и мне сказали, что бензовоз будет через пару минут. Я скрестил пальцы на удачу и нырнул под крыло «Летающей жемчужины» – хоть какая-то тень – молясь, чтобы грузовик действительно приехал. К нашему удивлению, он показался через считаные минуты.

– Я – Джо Керосинщик! – раздался веселый голос из открытого окна бензовоза, остановившегося перед левым крылом. – Добро пожаловать на Вануату. Прекрасный самолету вас. Мы теперь такие нечасто видим.

Это был низенький человечек без передних зубов, из-под замызганной бейсболки с надписью «Доджерс» выбивались мелкие завитки черных волос. Он был одет в широкие длинные шорты и футболку с изображением Боба Марли. Он мне уже нравился.

– Могу я тебе чем-нибудь помочь, брат? – спросил он.

– Привет, Джо Керосинщик. Я капитан Уилл, и мы счастливы, что оказались здесь. Сможешь раздобыть тыщонку галлонов топлива для этой старушки?

– Не вопрос, брат. Все продумано. У меня тут авиатоплива хоть отбавляй, – сказал он с широченной беззубой улыбкой.

– Тогда давай заправляться! – крикнул я, залезая на крыло.

Оглядев аэропорт, я убедился, что присутствие здесь полумиллиона американских солдат, моряков и морских пехотинцев шестьдесят лет назад не прошло бесследно для города.

Пока мы заправляли самолет, Джо старался скрыть свое любопытство, но я узнаю фаната самолетов за милю. Когда мы закончили, я расплатился и пригласил его внутрь. Мы прошли через хвостовой отсек, где хранится все наше барахло (от спасательных плотов до рыболовных снастей и досок для серфинга), а потом направились через жилой отсек – кухня и спальные места, все увешано фотографиями – в кабину экипажа.

Джо Керосинщик осмотрелся и сказал:

– Долгий же вы путь проделали.

– И не говори, – согласился я.

Мы вошли в кабину, и он аж присвистнул, увидев все приборы и датчики.

– Давай, садись, – сказал я и указал на место пилота.

Он осторожно пробрался на сиденье, положил руки на деревянный штурвал, уставился прямо перед собой и затих – как в транс впал. Неожиданно он взглянул на меня и сказал:

– Вы из Флориды. Из Пенсаколы.

– Я из Миссисипи, – возразил я.

– Но на этом снимке вы в Пенсаколе, – сказал он с ноткой замешательства в голосе.

– Этот самолет бывал в Пенсаколе много раз.

– Флорида – хорошее место.

– Ты там был? – спросил я.

– Нет, – сказал он. И. немного помолчав, прибавил: – Но я много о ней знаю.

Что-то в том, как он произнес эти слова, заставило меня призадуматься. Шестое чувство хорошо развивается, если проводишь много времени в не столь густо населенных уголках мира, где одно обычно значит другое. Он как будто говорил: «Давай-ка выпьем пивка и поговорим». Так мы и поступили.

Команда поймала такси и поехала за нами в город. Я же ехал по улицам Люганвиля на мопеде Джо Керосинщика, держась за его плечи. Береговая линия походила на декорации к фильму о Второй мировой: бесчисленные ржавеющие ангары, куски прошлого, разбросанные вдоль дороги.

Я пролетел восемь тысяч рискованных миль через Тихий океан, но ни разу не было мне так страшно, как на мопеде Джо, вилявшем между грузовиками, машинами и туристическими автобусами. Наконец мы подъехали к заведению с вывеской «Кулидж-Бар» и остановились.

Это название вовсе не было данью уважения тридцатому президенту Соединенных Штатов. Сомневаюсь, чтобы мистер Кулидж вообще часто наведывался в подобные места. Бар назывался в честь старого пассажирского лайнера – тезки бывшего президента. Во время войны он использовался как военное транспортное судно и затонул у входа в гавань, наскочив на пару установленных американцами же мин. Сейчас его останки облюбовали дайверы.

«Кулидж-Бар» немного напоминал «Искусного рыболова» на Бимини и «Ле Селект» в Сент-Бартс – один из тех прибрежных баров, где любят собираться моряки, летчики, путешественники и заезжие бездельники. В тот вечер в «Кулидж-Баре» присутствовали все из выше перечисленных.

Джо Керосинщик исчез, а через минуту появился уже с парой бутылок пива «Таскер». Мы сели подальше от стойки, выпили, и мои товарищи заявили, что хотят осмотреть город. Мы договорились встретиться вечером за ужином.

Я еще должен был разыскать Уолтэма, и что-то подсказывало, что Джо мне в этом поможет.

Мы взяли еще пару пива. Отец Джо, как и большинство жителей острова, во время войны работал на военно-морской флот США. Он спросил меня, где был я, и я ему рассказал.

– Ты должен посадить самолет в гавани, брат. Устроить воздушное шоу. Местные просто с ума сходят по гидропланам! – возбужденно сказал он и с неожиданным раздражением прибавил: – Ну, кроме некоторых.

Мне, естественно, стало любопытно.

– Что за некоторые? – спросил я.

Джо Керосинщик огляделся и встал.

Давай-ка прогуляемся, капитан Уилл, – сказал он.

Любой нормальный человек вежливо отклонил бы эту просьбу о «прогулке», но я почему-то этого не сделал. В очередной раз удивляясь самому себе, я пошел с Джо.

Миновав китайские магазинчики, кава-бары, магазины, торгующие снаряжением для дайвинга, правительственные здания, мы вскоре очутились в небольшом парке у реки. Джо остановился за гигантским фикусом и, убедившись, что за нами нет хвоста, сказал:

– Ты привез послание от капитана Кида?

– Кого? – спросил я.

– Капитана Кида из Пенсаколы.

– Единственный капитан Кидд, которого я знаю, 5ыл пиратом из Нью-Йорка. Но англичане повесили его триста лет назад, – сказал я.

Джо Керосинщик, похоже, не оценил юмор.

– Есть другой капитан Кид, и он – бог. – В голосе Джо слышалось благоговение. – Капитан Кид был пилотом гидроплана из Флориды. Вы тоже пилот гидроплана из Флориды. Вас послал капитан Кид.

– Я же сказал. Я из Миссисипи.

– Но самолет-то из Пенсаколы.

Я не мог взять в толк, чего он от меня добивается и, чтобы сменить тему, решил задать свой вопрос.

– Джо, ты когда-нибудь слышал о человеке из Санту по имени Уолтэм?

Улыбка мгновенно вернулась на лицо Джо, и он погрозил мне пальцем:

– Вы, пилоты, такие сообразительные.

– Ты знаешь его? – спросил я.

– Я знаю его, а он знает вас. Но он не в Санту. Он на Дальвадо.

– Где это?

– Южнее, намного южнее.

– Мы можем туда слетать? – спросил я.

Этот вопрос заставил Джо Керосинщика громко расхохотаться. Он покачал головой:

– Могли бы, но не можете, – ответил он.

Услышав последнюю фразу, я окончательно перестал понимать, что происходит.

– На Дальвадо все не так, как на Санту. Правительство не слишком-то любит Уолтэма. Лететь туда – плохая идея. Нарвешься на неприятности. Но если вы правда хотите с ним встретиться, есть другой способ, – сказал он с улыбкой.

Не зря, выходит, я тогда промолчал в аэропорту. Интуиция меня не подвела. Судя по всему, он какой-нибудь наркоторговец или заговорщик, но если так, почему человек с такой родословной как Филипп Парфе, посоветовал мне с ним связаться?

Разумные решения – это скучно и неинтересно. Голос здравого смысла бубнил мне в ухо, что я должен бросить все это дело с Уолтэмом. Вероятно, он контрабандист или революционер и, упомяни я одно только его имя не тем людям, у нас тут же будут проблемы. Больше никаких сумасбродств – пора заводить «Жемчужину», выбросить из головы всю эту охоту за маяками, не отклоняться от курса и двигаться дальше – в Гонконг. Но другой голос – озорной, бесшабашный, романтический – не унимался: «Здесь что-то не сходится. Ты должен найти этого парня. У него есть большой ответ на большой вопрос. А если для этого тебе придется забраться в какой-нибудь глухой закоулок посреди острова, где много веков питались человечинкой, тогда не отступай, парень. Полный вперед».

Думаю, не надо быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, какого голоса я в итоге послушался.

К счастью, мне хватило ума позвонить своим ребятам в отель. Я сказал им, что еду на юг, а они пусть отдыхают, пока я не вернусь. Если кто-то станет спрашивать обо мне, они должны сказать, что я встретил старого приятеля в «Кулидж-Барс» и уехал с ним понырять и взглянуть на останки корабля времен войны у островов Торресова пролива. Вернусь через пару дней. Следующая здравая мысль придет мне в голову очень и очень не скоро.

Джо сказал, что нам надо встретиться с одним человеком по поводу грузового судна, и мы направились по глухим улочкам Санту в кава-бар по соседству.

Как я попал из кава-бара на один из самых отдаленных островов в одной из самых отдаленных стран южной части Тихого океана на грузовом пароходе – еще одно событие, которое можно смело записать на счет теории, что жизнь – это «русские горки». Добровольно покупаешь билет и разрешаешь привязать себя к креслу. Все начинается очень медленно. Маленький поезд заползает на вершину горки… и вот тут за дело берется сила тяжести, и тебе остается только вцепиться в сиденье.

Конечно, это не первый мой опыт со странными варевами. Лет пятнадцать назад я был в Рио: меня упросил приехать один мой друг, бразильский барабанщик. Он отвел меня на репетицию одной из танцевальных групп. Они назывались «Беха Флора». Полуобнаженные танцовщицы, конечно, привлекли мое внимание, но гораздо больше меня заинтересовали сами барабанщики. Они сидели в тесном кругу за танцовщицами и отби-вали ритм всю ночь напролет. Около четырех утра меня начало клонить в сон, а барабанщики продолжали себе колотить как ни в чем не бывало. Я спросил своего друга, на чем они сидят, ну, в смысле, кокаин или, там, экстази. Он протянул мне чашку и сказал:

– Это называется «напиток хулиганов». Специально для ударников.

– Что в нем? – спросил я.

– Никто не знает. Это тайна.

Сойдет. Я проглотил свою порцию одним махом и протанцевал до рассвета. Последнее что я помню, – как я пел серенады двум бразильским моделям. Мы растянулись на трамплине в горах над Рио и смотрели, как в утреннее небо взмывают дельтапланы.

Ты, наверно, думаешь, что после такого я решил держаться от стимуляторов подальше. Но не тут-то было.

Над кава-баром висела вывеска «Черная дыра». Это явно было предупреждение – но я вошел. Я спускался за Джо Керосинщиком в кроличью нору, продолжая слушать авантюрный голос своего внутреннего ребенка.

Из музыкального автомата орала музыка. Джо сказал мне, что это песня Дона Тики «Туземцы неспокойны». [131] Я сразу заметил, что в баре были только коренные жители, но хозяин заведения повел себя так, словно я – его давно пропавший родственник. Не успел я оглянуться, как на столик в углу поставили большую чашку мутной жидкости, и хозяин лично проводил меня к нему. Джо шепнул мне, что это кава.

После пива в «Кулидже» добавлять не стоило бы, но я не мог потерять лицо: Джо сказал, что выпить с хозяином каву – это большая честь. Отказаться – значит отказаться от дружбы, а я был здесь не для того, чтобы наживать врагов.

Джо объяснил, что маленькая половинка кокоса называлась отливом, а большая чаша из маниока рядом с ней – приливом. Я посмотрел, как хозяин проглотил свою порцию, облизнул губы и улыбнулся. Ему явно понравилось.

Как моряк я знаю, что чем больше под тобой воды, тем лучше – так что я осушил прилив. В отличие от модных коктейлей из разноцветных пластиковых меню в барах на Вайкики-Бич (у них еще такие милые названиями вроде «Кава-Коктейль» или «Кракатау-Киллер»), у настоящей кавы дерьмовый вкус – смесь воды из лужи и дизельного топлива.

Хорошие новости: меня не вырвало, как бывает, если обожрешься пейотом. Но после кавы, могу тебе сказать, одним глазом начинаешь видеть Бога, а другим – летучих обезьян из Фиолетовой страны.

Губы сразу онемели, а говорить я стал так, будто пластинку проигрывали не с той скоростью. Для сравнения: если бразильский «напиток хулиганов» – это дельтаплан, то чашка кавы – взлете авианосца на «Ф-14».

Джо показал мне фотографию старого грузового парохода, и я даже смутно припоминаю слова «Вот на нем мы и поплывем, брат». Вот только что, когда я взглянул на снимок, я увидел два судна. Через несколько минут у меня отказали ноги. Я как будто смотрел трехмерное кино без очков. Меня несли куда-то, я тыкал в небо пальцем и показывал Южный Крест, а затем поднялся по какому-то трапу – это было куда круче восхождения на Эверест без кислородной маски. Когда я проснулся на следующее утро – не спрашивай меня, как, – что-то подсказало мне, что я на палубе корабля, покачивающегося на волнах.

Я что-то помнил о песнях и плясках, метеоритных дождях и оранжевых всполохах в небе, но когда мой мозг вернулся в это измерение и на эту планету, Джо Керосинщик сообщил, что семнадцать из девятнадцати часов плавания на Дальвадо уже прошли. Неким таинственным образом я очутился в гамаке, привязанном к палубной лебедке, и свил себе маленький кокон.

Но самое странное: когда я поднялся на запах кофе и свежего хлеба, я чувствовал себя так, словно провел неделю на пятизвездочном курорте. Не знаю, почему, но не было никакого остаточного эффекта – ни головной боли, ни флешбэка. Онемение прошло, глаза ясные. Как будто за много лет я впервые до отказа зарядил свои батарейки. Правда, потом я вспомнил, что перед первой чашкой кавы в Санту я и спал-то почти ничего: то кемарил в самолетах, то ворочался на жестких гостиничных постелях. В одной моей любимой песне есть такая строчка: «Должен признать, мне нужно поспать». [132] Что ж, отдых я получил. И поскольку я продрых первые семнадцать из девятнадцати часов путешествия, то теперь был в великолепной форме и мог вволю насладиться оставшимися двумя часами плавания по миру, проносившемуся мимо меня со скоростью восьми узлов.

Корабль – допотопное торговое судно – напомнил мне лодки на реке Майами. Он назывался «Королева копры». Ржавые палубы заполонили люди, животные, фрукты, овощи и разнообразные средства передвижения: от скейтбордов и мопедов до большого дизельного генератора, привязанного к судовой надстройке и направляющегося на один из южных островов Вануату.

Джо был знаком с большинством пассажиров, и умудрился почти всем меня представить.

– Они все кидиане, – сказал он.

– Кто такие кидиане? – не понял я.

– Мы верим в возвращение капитана Кида и плывем на Дальвадо на великий праздник. Мы здесь для того, чтобы охранять его посланника.

– И кто он такой? – спросил я.

– Ты, – ответил Джо.

Невероятно – я стал частью причудливой мозаики культа карго [133] в южном Тихом океане. Я должен был раз и навсегда объяснить Джо, что у меня нет никакого послания от давно умершего пилота ВМФ из Пенсаколы. Но мне казалось, что момент не самый подходящий. Я не хотел разочаровывать всех этих людей и в тоже время думал о том, что история не очень-то благоволила посланникам. Кроме того, в моем разбуженном кавой мозгу беспрерывно стучала эта мысль о каннибализме.

Когда над серым горизонтом выглянуло солнце, кидиане собрались вокруг маленького переносного барбекю. Один старик открывал консервные банки с ветчиной и бросал толстые куски на раскаленную решетку. Я еще ё школе поклялся себе никогда больше не есть эту дрянь, но от голода (я ведь вчера так и не поужинал), соленого морского воздуха и запаха жареного мяса у меня заурчало в желудке.

Джо Керосинщик протянул мне чашку кофе и жестом пригласил сесть у огня. Потом заставил меня произнести несколько фраз на бислама – местном пиджин-диалекте. Кидиане были очень довольны моими стараниями и принялись похлопывать меня по спине и называть по имени. Я решил, что люда и животные уделяют мне столько внимания просто потому, что я единственный белый человек на судне. Простое любопытство, думал я.

Старик, занимавшийся барбекю, прокричал что-то на бислама. Все вокруг засуетились и стали протягивать ему руки, в которые он клал обуглившиеся куски ветчины. Наконец он ткнул куском мяса в меня. Я схватил его и начал жевать.

– Раньше он не казался мне съедобным, – сказал я.

Джо чавкал и слизывал горячий жир с пальцев.

– Старики говорят, что на вкус ветчина очень похожа на длинный пирог. Поэтому ее все так и любят.

– Что такое «длинный пирог»? – опять не понял я.

– Зажаренная нога миссионера, – как ни в чем не бывало ответил он, не переставая улыбаться.

Сборище кидиан продолжало пировать и смеяться.

У меня не было выбора – пришлось проглотить. Старушка, сидевшая рядом, видимо, почувствовала, что мясо я сегодня точно есть не буду, и поделилась со мной манго.

Море было спокойно, дул легкий ветерок. После завтрака я решил узнать детали своего «постприливного» плавания. Мне сказали, что я действительно видел небо в огне. Это был вулкан на острове Танна под названием Ясур, и когда мы проплывали мимо, он как раз извергался. Команда до сих пор отмывала с палубы вулканическую пыль. Джо Керосинщик рассказал, что английский исследователь капитан Джеймс Кук назвал гору Ясур самым большим маяком в Тихом океане потому, что она постоянно извергалась и ее было видно с пятидесяти миль. Что касается танцующего океана, объяснил Джо, ночью судно попало в большой косяк игривых дельфинов, устроивших целое акробатическое представление, и все, за исключением меня, перегнулись через леер.

Вскоре мы обогнули южный мыс острова Атофрум. Прямо по курсу лежал остров Дальвадо. Мне на ум тут же пришла картинка мифического Бали-Хаи – родины Кровавой Мэри. [134]

Я грешил было на каву, но скоро понял, что в глазах у меня вовсе не двоится. Дальвадо представлял собой пару безупречных конических вулканов, между которыми пролегал мостик низкой плоской суши. Из восточной вершины в пастельное утреннее небо поднимался длинный черный столб дыма.

– Маленькая – это Ками, а вон та высокая – Пуди, – пояснил Джо Керосинщик. – Отсюда мы все вышли и сюда же вернемся.

– Значит рай – это пара вулканов? – спросил я.

– Нет, нет, нет, – замотал головой Джо. – Кидиане верили, что когда-то Дальвадо был единственной сушей во вселенной, и вот тот вулкан, Пуди, был и остается первоисточником всего. По легенде в то время на Дальвадо было много диких животных: тигры, львы слоны и акулы размером с этот корабль. Жуткие твари пожирали людей на завтрак, обед и ужин. Ну, первый вождь Дальвадо по имени Хуакелле придумал план. Он решил распределить часть этой опасности по вселенной. Значит, он берет лаву из вулкана и бросает ее во всех направлениях и творит Европу, Азию, Африку, Австралию и Америку. Несколько капелек горячей лавы поймал ветер и рассеял в океане. Так получились остальные острова Вануату и вся Меланезия. Потом вождь приказал построить гигантское каноэ. На Дальвадо было много не только опасных животных – людей тоже было слишком много. Он отправил часть животных и людей в каноэ на новую землю. Большинство каноэ отправились в Африку, а несколько попали в шторм и разбились о рифы. Люди упали в воду, а когда они добрались до суши, оказалось, что соленая вода отбелила их кожу. Вот так вы и появились. После этого народ Дальвадо жил сам по себе. Он придерживался своих традиций, пока не объявились протестанты и не сказали: «Больше никакой кавы, больше никакой магии, больше никакого обмена женами – больше ничего. Всем читать Библию». Вот тогда пришел капитан Кид и все исправил.

Стоя на палубе грузового судна и глядя на вулкан, я поймал себя на мысли: такое описание сотворения мира кажется мне совершенно понятным и разумным.

Через полчаса далекий, похожий на мираж образ превратился в береговую линии, устье реки в маленькой деревушке. Джо Керосинщик сказал, что она называется Хуакелле, в честь первого вождя. В этой деревне он родился и вырос. Я спросил, там ли мы найдем Уолтэма, и он улыбнулся.

– Вам не надо искать Уолтэма. Он сам найдет вас.

Вдоль пляжа стояла флотилия грубых каноэ-аутригеров, а у берега покачивалось на якоре старое десантное судно. Как только мы бросили якорь внутри рифа, на берегу закипела бурная деятельность. Били барабаны, дети выскакивали из травяных хижин и махали руками с берега, почти голые мужчины стаскивали каноэ в океан, запрыгивали в них и гребли к нам. Но самое необычное приветствие устроила группа мужчин, переодетых в американских солдат. Они выкатили на пляж 40-мм гаубицу и дали пару залпов. Наше судно ответило протяжным гудком.

Я смотрел на все это и думал: «Черт возьми, куда я попал?»

Словно в ответ на мой немой вопрос Джо Керосинщик сказал:

– Мы уже дома, Вилли. Самое время поупражняться в вашем пиджин. На Дальвадо сейчас большой праздник, а вы приносите удачу людям. Подождите и сами все увидите.

Первое каноэ подошло к кораблю, и люди на палубе замахали руками и закричали. Гребцы в каноэ ответили тем же. Некоторые спрыгнули с палубы в воду и поплыли к приближающимся лодкам.

За маленькой армадой подошло десантное судно, и с борта свесилась вместительная грузовая сеть. Команда занялась погрузкой и разгрузкой, не обращая ни малейшего внимания на торжество вокруг. Сам корабль мгновенно превратился в трамплин для ныряния. На палубе заиграла музыка, произошел обмен цветочными гирляндами, и кристально чистые воды лагуны подверглись настоящей бомбардировке из кувырков, сальто и ласточек.

Джо Керосинщик полез на мачту, я последовал за ним. Часто ли тебя встречают как посланника богов на берегах отдаленного южно-тихоокеанского острова? Если ты в Полинезии, поступай как полинезийцы. И я спрыгнул в воду.

Может быть, во мне еще осталось немножко кавы, а может, я просто вспомнил, как нырял еще в школе. В любом случае, я сделал кувырок вперед и эффектно вошел в воду. Когда я всплыл на поверхность, гребцы на каноэ неистово хлопали и пели:

–  Кид бок, Кид бок, Кид бок!

Потребуется пара дней, чтобы разобраться, чему они так радовались.

Когда я доплыл до ближайшего каноэ, прекрасная девушка на носу сняла с себя цветочную гирлянду и показала безупречные груди, отражавшие, словно зеркало, два вулканических пика-близнеца. Меня втащили на борт, и она набросила гирлянду мне на шею.

На берегу меня встретило еще больше объятий и цветов, а потом Джо Керосинщик заговорил с собравшейся толпой на пиджин. Когда он смолк, все заголосили и повели меня через деревню к одному из бараков. За нами с Джо шел большой человек с бамбуковой копией винтовки «M1» в руках. На нем не было ничего, кроме двух поясов с патронами и клочка материи, обернутого вокруг пениса. Они с Джо ввели меня в хижину.

Внутри все выглядело так, будто это капсула машины времени, вернувшейся из 1942 года: серый цементный пол, столы казенного образца, двухъярусные кровати, потолочные вентиляторы. На стене висели старые черно-белые фотографии американских моряков, самолетов и воинов-туземцев. В центре красовался увеличенный снимок старой летающей лодки «Каталина». Вдоль крыла вытянулся длинный ряд туземцев, а в середине стоял одинокий белый человек в форме морского офицера.

Я указал на фотографию.

– Капитан Кид? – спросил я Джо.

С торжественным видом он посмотрел на снимок и улыбнулся.

Да, это капитан Кид, – сказал он. – Вот почему мы здесь. – Мгновение Джо стоял, как паломник в Лурде, а потом хлопнул в ладоши. Это Беркли. Он хорошо говорит по-английски. Пока я не вернусь, он твой человек, – и Джо что-то сказал Беркли на пиджин.

– Я твой человек, – повторил Беркли с улыбкой.

– Это твоя комната, – сказал мне Джо. – Отдыхай. Завтра великий день. Я иду к семье. Увидимся позже. Если что нужно, скажи Беркли.

С этими словами Джо Керосинщик отдал честь и исчез в сияющем прямоугольнике дверного проема.

Вместе с Беркли я обошел деревню. Хуакелле несла на себе явные признаки столкновения нескольких культур. Сборные бараки стояли бок о бок с хижинами, покрытыми пальмовыми листьями. Рядом с орудием, которое притащили на пляж к нашему прибытию, на высоком бамбуковом шесте развевался американский флаг.

Еще когда мы летели в Эспириту-Санту на «Жемчужине», я прочел немного об этих островах. Оказалось, что во времена расцвета охоты на китов в Тихом океане на Дальвадо было поселение китобоев и лесорубов. Как обычно, матросы привезли с собой болезни и заразили остров. Туземцы сделали логичную для тех дней вещь – стерли поселение с лица земли.

На противоположном берегу реки виднелись следы тех событий: обугленные сваи причала, несколько выгоревших каменных зданий и кладбище на холме. Я перешел мелкую реку вброд и наткнулся на самодельный памятник из китовых костей на берегу.

Гуляя по кладбищу, я заметил на нескольких бамбуковых крестах английские фамилии, военные звания и надпись «ВМФ США». Надгробия были обложены раковинами и усыпаны свежими цветами. Я спросил об этом Беркли, но он не ответил на мой вопрос.

– Уолтэм все объяснит, – сказал он.

Мою экскурсию по руинам прервал чей-то смех. Выяснилось, что компания ребятишек перешла реку вслед за мной. Они отвели меня на пляж и затащили в воду. Сначала я думал, что мы просто немного поплаваем, но купание превратилось в самый настоящий аттракцион на воде.

Дети изображали самолеты, раскинув в стороны руки-крылья и гудя ртами-моторами. Они беспорядочно носились в мелкой воде, пока один из них что-то не прокричал. Остальные тут же выстроились клином и взяли курс на костяной монумент. Это было так заразительно! Я тоже превратился в самолет и присоединился к эскадрилье для бомбежки. Мы гонялись друг за другом к восторгу толпы, собравшейся на пляже. Снова начали скандировать:

–  Кид бок, Кид бок!  – Я чувствовал, что все это к чему-то меня приведет, но понятия не имел, что я там найду.

После водно-воздушной потасовки я спросил Беркли, как насчет перекусить, и через пару минут откуда ни возьмись появились девушки с жареными омарами, пои 1 , нарезанными ананасами и ведром холодного пива.

После обеда я решил последовать совету Джо Керосинщика и вернулся в хижину, чтобы поспать. Закрывая глаза, я вдруг поймал себя на мысли, что если весь мир полетит к чертям, Дальвадо – не такое уж и плохое место. Вполне можно застрять здесь на какое-то время.

Не знаю, как долго я спал, но меня разбудил жуткий грохот. Очнувшись, я понял, что моя двухъярусная кровать движется. Я тут же вспомнил, как лежал в шикарном госпитале в Лос-Анджелесе со сломанной ногой, и вдруг началось землетрясение. Вместо того чтобы позаботиться о пациенте – обо мне то есть, – сиделки запаниковали и выскочили в коридор. Меня они бросили болтаться на растяжке.

Я – существо болотное. Жара, москиты, ураганы – я с ними вырос, так что мне они кажутся вполне естественными. А вот движение земли – нет.

Я вскочил и огляделся. Стены хижины тоже двигались, шум становился все громче. Вдруг все смолкло.

Это просто вулкан, – раздался голос из тени. И это был голос не Джо Керосинщика и не Беркли, если, конечно, пока я спал, они не успели пройти ускоренные курсы английского, – Как все и вся на этом острове, вулканическая активность приходит и уходит. Добро пожаловать на Дальвадо, капитан Сингер. Меня зовут Уолтэм. Я слышал, вы ищете меня.

Не успел я оглянуться, как уже сидел на пассажирском сиденье военного джипа. Уолтэм, верховный жрец карго-культа капитана Кида, ехал по заросшей травой дороге, окаймленной сандаловыми деревьями. К багажнику допотопного автомобиля были привязаны ремнями две очень современные доски для серфинга.

– Я знаю, вы занимаетесь серфингом. Видел ваши клипы и подумал, что вам может прийтись по вкусу эта перемена. Особенно после долгого путешествия из Санту. Это типа миниатюрного Вайкики, только без двух миллионов туристов и небоскребов.

Приглашение покататься на доске и новость, что Уолтэм бывал на Гавайях, только прибавили таинственности, окружающей мое прибытие сюда. Единственное, в чем я был уверен: не стоит задавать слишком много вопросов. Поэтому я просто слушал.

Уолтэм извинился, что не встретил меня сразу по прибытии, и сказал, что у него дел по горло, ведь завтра – День капитана Кида. Когда я спросил его об американских могилах, он, как и Беркли, уклонился от ответа:

– Я понимаю, что вы сбиты с толку, но обещаю, в свое время я все вам объясню. Мне куда проще разговаривать, когда я на пляже или ловлю волну. А вам?

Я сидел и молча разглядывал Уолтэма. Он вовсе не подходил под образ модели с обложки журнала о серфинге. Скорее он был помесью стареющего спасателя и борца сумо. Рост под шесть футов, кожа оттенка кофе с молоком, круглую лысину обрамляли светлые кудрявые волосы. Он был одет в камуфляжные шорты и безрукавку, каждый видимый дюйм его кожи от шеи до лодыжек покрывали татуировки.

Руки и плечи Уолтэма были мускулистыми, но внушительное брюшко говорило либо о склонности к полноте, либо о любви к пиву. В правой руке он держал здоровый косяк, казавшийся естественным продолжением руки. На жизнь он смотрел сквозь пару зеркальных «Рэй-Банов». На шее висела нитка с зубами акулы и черными жемчужинами, а из-за пояса торчал автоматический пистолет 45-го калибра.

Кем бы он ни был, он явно был здесь главным, и я понял, что его надо слушаться. Я не знал, что я делаю на Дальвадо. Серфинг – значит серфинг, почему бы и нет.

Мы выехали из-под балдахина деревьев, и перед нами раскинулся океан. Дорога бежала параллельно белому песчаному пляжу вдоль подветренного берега до мыса вдалеке.

Уолтэм включил радио и пел вместе с каким-то полинезийцем. Я хотел задать тысячу вопросов, но вести себя как суетливый белый человек мне не хотелось. Поэтому я просто наслаждался пейзажем.

– Ваше прибытие вызвало много шума в деревне, вы знаете?

– Я знаю, но не совсем понимаю, – отозвался я.

– Я бы сказал, вы оказались в нужном месте в нужное время. Не думаю, что ваше появление здесь – простое совпадение.

– Я знаю. Я был послан сюда с сообщением от капитана Кида.

– Я этого не говорил, – сказал Уолтэм со смехом.

– Но вы же лидер кидиан? – спросил я.

– Верно, но вам следует кое-что понять. Вы приехали из Флориды в канун Дня капитана Кида в этом вашем гигантском гидроплане из прошлого. На Дальвадо к этому не могут относиться как к совпадению. Понимаете меня?

– Тогда, может, вы объясните им, что я просто гость, а не посланник бога? – сказал я.

– Ну нет, – рассмеялся Уолтэм. – Я сказал им прямо противоположное. Я сказал им, что вы привезли послание от капитана Кида.

– Зачем вы это сделали? – воскликнул я.

Потому что они нуждаются в нем. И как их вожаку, мне приходится делать то, что я считаю для них лучше.

В первый раз за то недолгое время, что мы были знакомы, улыбка исчезла с лица Уолтэма. Он затушил самокрутку.

– В последнее время дела здесь идут не очень хорошо. Правительство не дает нам покоя. Мы – как растафарианцы Тихого океана. Подумайте сами, разве сумасшедшие люди на отдаленном острове, которые поклоняются самолетам и мертвому летчику, не легкая мишень? Они обвиняют нас в своих неудачах, но пока что мы здесь в безопасности. Они не приезжают на Дальвадо, потому что знают, что домой смогут вернуться только в расчлененном виде. Все ближайшие острова поклоняются туристскому доллару. Я спрашиваю вас, капитан Сингер, почему мы не можем поклоняться самолетам, чтобы никто нас не трогал?

– Во-первых, – сказал я, – мои друзья на островах называют меня просто Синга. Я бы сказал, что ваша свобода – угроза для них.

– Вы говорите как истинный посланец богов. Видите? Я знал, что вы именно тот, кто нам нужен.

– Так это вы меня придумали?

– Как я мог придумать вас, Синга? Вы существуете. Вас крутят по радио во всем мире, а сегодня вы здесь, едете в моем джипе.

– Не могу не согласиться, – сказал я со смехом.

Уолтэм прикурил очередной гигантский косяк, глубоко затянулся, выдохнул и продолжал:

– Мы все должны быть в определенных местах в определенное время. Вот, например, мы с вами сейчас должны быть здесь.

Мы обогнули скалистый мыс, и Уолтэм остановил машину. Под нами раскинулась бухта в форме полумесяца – девственная красота. Длинные безупречные линии глянцевых волн растягивались вдоль линии рифа почти по всей бухте до глубокого канала.

– Мы называем это место «Китайским ресторанчиком», потому что здесь можно заказать любой прибой, какой только пожелаешь. У нас есть трубы, длинные, превосходные левые волны и даже пляжные волны для ребятишек. Похоже, сегодня дежурным блюдом будет левая волна в милю длиной и по грудь высотой.

Вдалеке, прямо посреди пляжа, я увидел что-то напоминающее старую пирамиду.

– Раньше это было священное место? – спросил я.

– Вы имеете в виду ту пирамиду? Она китайская. Как и наш «ресторанчик».

– Выглядит такой древней, – сказал я.

– Она и есть древняя, – ответил Уолтэм. – Китайцы знали эти воды задолго до Магеллана и капитана Кука. В 1421 году они снарядили флот, чтобы исследовать мир, и открыли большую его часть, включая Америку. Это было задолго до того, как в море вышел Колумб. Он просто воспользовался их картами. Китайский флот остановился здесь на обратном пути из Антарктики, они плавали туда в поисках Канопуса [135] – их путеводной звезды в южном полушарии.

– Откуда вы все это знаете?

– Человек-Курица, – ответил Уолтэм. – Испанцы обнаружили азиатских куриц на всем западном побережье Северной и Южной Америки и на островах Тихого океана. Человек-Курица – профессор Уит из Англии. Он приехал сюда проводить какие-то исследования. Он был довольно убедителен, объяснил мне, как пирамида связана со звездами Южного Креста. Он сказал, что китайцы построили такие по всему миру.

– Они занимались серфингом? – спросил я.

– Нет, они серфингом не занимались, – сказал Уолтэм. – А мы занимаемся.

Мы спустились к подножию холма. Песчаная дорога закончилась, и мы поехали прямо по пляжу.

У пирамиды мы остановились. У этого места и впрямь была сумасшедшая энергетика. Я даже представил себе китайский флот, стоящий на якоре в бухте.

– Кто-нибудь еще знает об этом месте? – спросил я, разгрузив доски и прислонив их к пирамиде.

Уолтэм рассмеялся:

– Скажем, это частное владение. Несколько лет назад сюда приплыла на пакетботе группа бразильских нацистов-серферов. Привезли с собой доски, лагерное снаряжение, видеокамеры. Хотели присвоить себе «Китайский ресторанчик». Мы с Беркли встречали их на пляже. Вырядились в традиционные каннибальские костюмы с поясами из высушенных голов, засунули кости в нос, взяли копья – ну и пару автоматов Томсона. Эти хлыщи бросились в деревню китобоев и торчали там, пока через неделю за ними не вернулось их судно. Они вскочили на борт и направились на север. Через месяц это маленькое происшествие появилось в журнале про серфинг, и из мухи, разумеется, сделали слона. Зато с тех пор здесь никого не было.

Мы отгребли от берега, и я поплыл за Уолтэмом по маленькому каналу через риф. Если в моей голове еще и оставалась кава после той ночи в Санту, ее точно смыло вереницей левых волн, разбивавшихся о берег.

В перерывах между катанием по волнам мы плюхались животом на доски, и во время этих передышек Уолтэм рассказывал мне о себе. Родился и вырос он на Дальвадо. Его отец был членом местного партизанского отряда. Под командованием капитана Кида они совершали вылазки на японские военные базы на Соломоновых островах.

Отец Уолтэма отправил сына в Америку с заданием изучить страну и съездить в Пенсаколу, Флорида, чтобы узнать, вернется ли капитан Кид. Уолтэм сказал мне, что Пенсакола оказалась вовсе не раем, хоть он и видел «Голубых Ангелов», паривших над пляжем. Никто там не помнил никакого капитана Кида.

Уолтэм остался во Флориде и в итоге попал в Орландо, но долго там не задержался. Перебрался в Форт-Лодердейл, где провел еще пару лет – работал в ресторане «Май-Каи». Потом отправился в Калифорнию, а оттуда – домой, на Дальвадо.

Вскоре после его возвращения отец умер, и Уолтэма избрали новым вождем.

– Я видел Америку своими глазами, и я не мог сказать своему народу, что это ран.

Уолтэм сказал, что с того момента главной его целью стало помешать своему народу захлебнуться цунами меркантилизма.

Мы выбрались из воды незадолго до заката. Уолтэм вышел на берег с большим красным люцианом и вытащил из джипа гриль и посуду, а мне удалось стрясти несколько папай с дерева на краю джунглей. Мы ели рыбу и запивали ее холодным пивом из переносного ледника. Уолтэм сказал мне, что в другой раз мы бы заночевали у пирамиды и он бы рассказал про Южный Крест и пирамиду, но завтра самый главный день в году на Дальвадо, и нам надо отправляться домой.

Мы ехали в Хуакелле под багровым небом. С вулкана сошло несколько дождевых облаков, мы остановились и несколько минут стояли под дождем, смывая соль с наших тел.

Деревня опустела. Флаг с бамбукового шеста сняли, а тлеющий костер посылал в небо тоненькую струйку дыма. Уолтэм сказал, что все отдыхали перед большим торжеством, которое начнется очень рано, и предложил мне сделать то же самое. Он остановился у входа в мою хижину.

– Завтра вы будете моим почетным гостем, – сказал он. – На горе есть кое-что, что, я думаю, будет вам интересно. А перед сном поработайте над своей речью.

– Какой речью? – спросил я.

– Той, которую вы привезли от капитана Кида и которую вы произнесете завтра вечером на торжестве.

Не так часто в жизни приходится засыпать под гул вулкана, но после плавания на Дальвадо и вечера в «Китайском ресторанчике» я был вымотан до предела, и, когда моя голова коснулась подушки, мне было уже наплевать, если гора рванет и мы все взлетим на воздух.

Но этого не произошло. От своей комы я очнулся благодаря паре крепких тычков и, открыв глаза, увидел освещенное факелом лицо Беркли.

– Капитан, пора идти.

Чистка зубов достигла кульминации, когда я вдруг понял, что забыл про речь.

Незадолго до рассвета раковины затянули жутковатую симфоническую мелодию. Жители деревни Хуакелле начали собираться вокруг флагштока Я грыз кусочек ананаса и потягивал принесенный Беркли кофе, когда увидел Уолтэма. Он вышел из своей хижины в летной форме цвета хаки и старом шлеме, поверх которого были надеты летные очки. Форму морского офицера дополнял белый патронташ и кобура с пистолетом.

Уолтэм направился к флагштоку, и за ним выстроилась колонна из двадцати человек. Все были одеты в зеленые военные шорты. На обнаженной груди каждого красовались синие буквы «ВМФ США». Все несли бамбуковые копии пулеметов и винтовок «M1». Главнокомандующий довел свою маленькую армию до флагштока и на английском языке скомандовал:

– Отделение, стой!

В тот же момент вперед выступила еще одна группа мужчин и подняла американский флаг. Как только его подхватил тропический бриз, Уолтэм вынул свой позолоченный кольт из белой кобуры и пальнул в небо. Почетный караул спустил флаг и, сложив треугольником, вручил Уолтэму, который произнес короткую речь на пиджин. Затем он убрал пистолет и повернулся к мужчинам с бамбуковыми винтовками.

Жители деревни построились позади маленькой армии, и Уолтэм махнул мне рукой, призывая возглавить вместе с ним парад. Небольшая группа ударников в хвосте колонны начала отбивать ритм. Уолтэм повернулся ко мне и прошептал:

– Ну как вам наша религия?

Не успел я ответить, как он выкрикнул команду и указал на вулкан, проступающий в рассветном сером небе. Процессия двинулась. Мы шли сквозь джунгли, барабанщики били в барабаны, а жители деревни пели.

– О чем они поют? – спросил я Уолтэма по пути.

– Это история о капитане Киде и как он сюда прибыл. Хотите послушать?

Где-то между первым выстрелом Уолтэма и ритмом джунглей из моей головы напрочь вылетели все логические причины моего пребывания на этом острове. Я заразился возбуждением участников торжества.

– Да, – сказал я ему. – Расскажите, пожалуйста.

– Итак, – начал Уолтэм, – наша книга Бытия начинается с проклятых миссионеров. Мы не могли съесть их всех. Они – как большие угри на рифе: стоит им обернуть свой хвост вокруг куска коралла, как оторвать их становится практически невозможно. Не успели мы оглянуться, как Библия заменила собой религию наших предков, и вскоре миссионеры начали говорить людям, что кава – зло, танцы греховны, а обмен женами – прямая дорога в ад. Наступили плохие времена. Но все знали, что боги пошлют нам помощь. Потом началась война, и наши шаманы сказали, что им было видение воина, который придет с неба. Тогда мы сможем выбросить Библии в море и вернуться к своим традициям. Именно так все и случилось.

– Что вы имеете в виду? – спросил я.

Тропа вывела нас к водоему, образованному небольшим водопадом, низвергавшимся с вулканического выступа. Строй распался, и жители деревни ринулись в воду и стали резвиться как дети. То была поистине идиллическая картина.

Уолтэм вошел в воду по колено.

– Это называется Библейский Водопад. Именно здесь все и произошло. Одной безлунной ночью мой отец вместе с другими старейшинами деревни тайно собрал все Библии. Они принесли их сюда и бросили в океан. Жителям они сказали, что это божественный знак. Примерно через год после этого миссионеры уехали, и народ был счастлив. Для кидиан это священный водоем. Здесь все началось. А еще это отличное место для отдыха перед большим подъемом. Мне нравится, когда духовность и практичность смешиваются воедино. Сами знаете, такое не часто бывает.

Я нашел место в тени, присел на большой валун и, глотнув воды из фляги, задумался над своей речью.

– Мы отдохнем минут пятнадцать и продолжим подъем. Должны прибыть на место до заката, – сказал Уолтэм.

– Куда мы идем? – спросил я.

Уолтэм тоже отпил из фляги и указал на край кратера южного вулкана.

– Туда, – сказал он, закурил и под безмятежную песнь Библейского водопада продолжил рассказ: – Пророчество сбылось. Патрульный самолет, базировавшийся на Эспириту-Санту, возвращался с ночного задания. Он пролетал над Дальвадо, и тут началось извержение вулкана. Камни и лава взлетали в небо, как ракеты «земля-воздух». Подбитый самолет совершил аварийную посадку в джунглях Дальвадо. Все на борту погибли, за исключением пилота.

Уолтэм сделал паузу и, расстегнув часы на левом запястье, передал их мне. Это были старые механические часы с ручным заводом. Под заводской маркой на циферблате была выгравирована эмблема ВВС.

– «Часовая компания Уолтэма», – прочел я.

– Переверните, – сказал Уолтэм.

И я увидел надпись: «Л-ту ДЖ. Д. КИДУ – ПЕНСАКОЛА, 1940».

По рукам и спине пробежали мурашки. С тех пор как я впервые услышал имя Кида от Джо Керосинщика в «Кулидж-Баре» на Вануату, мне ни разу не приходило в голову, что история могла оказаться правдой. Но сейчас, держа в руках эти часы, я ощутил связь.

– Иисусе, – пробормотал я.

– Нет, Кид, – ответил Уолтэм. – Эти часы подарил моему отцу капитан Кид. Вот так я получил свое имя. Но я забегаю вперед, а нам надо двигаться дальше.

Уолтэм отдал приказ Беркли, а тот повторил его жителям деревни, по-прежнему резвящимся в водопаде. В тот же миг маленький парад выстроился. Подъем вскоре стал заметно круче, тропа петляла, исчезая в облаках, низко висевших над землей.

Уолтэм продолжал:

– Жители деревни, среди которых был и мой отец, вытащили лейтенанта Кида из-под обломков. Надпись на часах сказала им, кто он и откуда. Они похоронили погибший экипаж на кладбище. Это об их могилах вы спрашивали. Духи погибшей команды – наши ангелы. Капитана Кида отнесли в Хуакелле, и наши шаманы и знахари выходили его. Вскоре по деревне прошел слух, что с небес упал посланник богов. В Эспириту-Санту все были в шоке, когда лейтенанта Кида, считавшегося погибшим, доставили назад на базу в сопровождении целой вереницы каноэ… Его высадили на берег у военно-морской базы, и он подарил моему отцу часы и поблагодарил народ за то, что они спасли ему жизнь. Он пообещал никогда не забывать их. Это стало началом особых отношений между флотом США и жителями деревни Хуакелле. Капитан Кид убедил командующего базой, что мой отец и его народ – превосходные воины, бесстрашные в бою, и знают все островные диалекты. Так возник партизанский отряд… Если у капитана Кида была возможность, он подлетал к Хуакелле и сбрасывал ящики со всяким добром. Это были опасные времена даже для такого отдаленного острова, как Дальвадо. Японцы заняли часть Соломоновых островов и, чтобы получить контроль над морскими путями в Австралию, им нужен был Вануату. Лейтенанта Кида повысили до капитана и командира эскадрильи, и он организовал отряд особого назначения, состоявший из партизан и американских водолазов-разведчиков. Они не давали покоя японским базам на Соломоновых островах… После войны капитан Кид не вернулся в Пенсаколу, – продолжал Уолтэм. – Он поселился в Хуакелле, купил старый патрульный бомбардировщик «Каталина», а потом и грузовое судно. Бывший партизанский отряд занялся перевозками. Они скупили излишки военных материалов, которые оставили после себя американцы, и снабжали товарами жителей деревни и отдаленные поселения по всему Тихому океану. Но однажды капитан Кид отправился в регулярный рейс на остров Пентекост, и больше о нем никто не слышал. Отец и его люди долгие годы искали капитана по всему океану, но ничего не нашли – ни обломков, ни спасательных жилетов, ничего. Вот почему мы знаем, что он вернулся в Пенсаколу, Флорида. Вот почему мы молимся о его возвращении. Вот почему этой ночью мы снова зажигаем светильник, который укажет ему путь домой.

Подъем на вершину продолжался весь остаток дня. Радовало то, что, по мере того как мы набирали высоту, жара спадала. Нас периодически поливало дождем, но он был не настолько силен, чтобы потушить огонь в глазах Уолтэма и жителей деревни. С каждым шагом их энтузиазм, казалось, только усиливался.

К счастью, приверженцы капитана Кида выбрали потухший вулкан, а из пика Пуди, находившегося всего в нескольких милях от нас, вырывались облака пара, и я отчетливо слышал мерный гул.

Последний отрезок нашего восхождения проходил по густым джунглям, и мы на полчаса будто очутились внутри мокрой губки. Наконец показался край кратера. Под углом к небу располагался странный объект, явно не вписывающийся в окружающий ландшафт.

– Ждите здесь! – приказал Уолтэм и двинулся вверх по тропе. Я стоял на месте, как велено, а жители деревни проходили мимо меня и становились в полукруг вдоль кратера.

Уолтэм махнул рукой, и я начал подниматься. Воздух наполнили молитвы, пения и неистовый барабанный бой. Когда я взошел на вершину горы, шумная толпа расступилась передо мной, и я остановился как вкопанный. Передо мной лежала хвостовая часть «Каталины».

Потребовалась доля секунды, чтобы сообразить, что это останки самолета, на котором капитан Кид прилетел на Дальвадо. Обломкам было больше шестидесяти лет, но черно-белые полосы на хвосте, казалось, были нарисованы только вчера. Прямо под горизонтальным стабилизатором безупречно выведенные буквы складывались в слово «САКОЛА».

– Добро пожаловать на Саколу, – хором выкрикнули жители деревни.

С вершины открывался сногсшибательный вид на западную часть острова. Солнце медленно погружалось в яму между вулканами-близнецами.

Стоя у монумента, я на секунду подумал о том, какой же длинный путь мы проделали, чтобы взглянуть на обломки старого гидроплана. Не представляю, как им удалось втащить его на гору. Я решил, что мы пришли сюда отдать дань уважения и провести какой-то обряд на закате. Потом Уолтэм произнесет речь, представит меня, и я тоже что-нибудь скажу. Жители деревни немедленно возрадуются, и мы отправимся назад в Хуакелле. Как я ошибался!..

В какой-то момент лучи солнца осветили дно кратера, и, увидев это, толпа заревела.

Я заглянул в кратер и замер в оцепенении. Там, на дне, протянулся безупречно подстриженный газон длиной, наверное, три тысячи футов. Вдоль длинного прямоугольника взлетной полосы, окаймленного горящими факелы, выстроился конвой в униформе. Чуть левее центра над несколькими низенькими сооружениями возвышалась бамбуковая диспетчерская вышка.

Пока я смотрел вниз с открытым ртом, из джунглей донесся гул, но это был не Пуди. То был звук иного рода – приглушенный рев дизельного генератора. На вышке и маленьких зданиях под ней зажегся свет.

Голос из громкоговорителей эхом разнесся по кратеру:

– Проверка: раз, два, три. Проверка: раз, два, три.

И тут жители, танцуя, начали спускаться к взлетно-посадочной полосе. Торжество началось.

Внизу нас с Уолтэмом встретила странная группа авиаторов. Все носили наушники из кокоса, утыканного проволочными и деревянными антеннами. Уолтэм сказал мне, что это верховные жрецы Кида и хранители Саколы. В руках у каждого жреца был деревянный микрофон и они нараспев повторяли:

– Взлет разрешен, взлет разрешен.

Они разделились на две группы, взяли меня за руки и повели к взлетной полосе.

Я слегка занервничал, но они казались счастливыми и вовсе не голодными. У полосы все жители деревни выстроились в две колонны. Они изображали гул двигателей и размахивали руками. Жрецы присоединились к разминке и громко загудели вместе со всеми.

– Вы готовы к взлету? – спросил меня Уолтэм. – Я поведу первую группу. Вы возьмите вторую эскадрилью.

– Что мы делаем? – спросил я, стараясь перекричать рокот живых двигателей.

– Капитан Сингер, вы же пилот, разве нет?

– Да.

– Ну, так мы собираемся лететь. – Уолтэм вытянул руки за спиной наподобие крыльев.

– Эскадрилья к взлету готова, – раздался голос из динамика. Жрецы с воем понеслись по взлетно-посадочной полосе, как спринтеры на Олимпийских играх. Уолтэм и его эскадрилья последовали за ними.

– Вторая эскадрилья, взлет разрешен, – голос эхом разнесся по дну кратера.

Я не колебался. Я перевел рычаг управления вперед, и мой внутренний двигатель ожил. Я взлетел.

Кто говорит, что человеческим самолетам страшна сила тяжести? В таком месте и при таких обстоятельствах я был уверен, что несколько раз действительно оторвался от земли.

Полеты закончились. Я смотрел вверх на первые звезды ночного неба, взгромоздившиеся на последние оранжевые лучи заходящего солнца – но тут заметил в небе еще кое-что. Оно было ближе и оно двигалось. Толпа на взлетной полосе тоже это заметила. Откуда-то раздались гитарные аккорды, и вскоре все уже смотрели на таинственный объект и пели на безупречном английском языке:

Даже мормонский хор «Табернакл» не смог бы спеть лучше. Мелодичные голоса паствы эхом отражались от стен кратера. Объект начал принимать различимые очертания, и я понял, что это был дельтаплан. Пилот выписывал над взлетной полосой размашистые восьмерки. Неожиданно с неба посыпались крошечные парашюты, и все принялись их ловить.

Твой человек в Тихом океане

Один прилетел прямо мне в руки. На отшлифованных морем стеклышках, привязанных к парашюту, было написано: «ПОСАДКА РАЗРЕШЕНА, КАПИТАН КИД».

Вилли

Раздав сувениры, пилот дельтаплана сделал вираж влево и, зайдя с востока, изящно опустился на землю. Едва он коснулся взлетной полосы, пение оборвалось, и толпа разразилась громкими аплодисментами.

Уолтэм подошел ко мне:

– И эти библейские сектанты еще называют нас примитивным архаичным культом. Я купил этот дельтаплан у одного белого в Вилье. Хотел заняться туристическим бизнесом, но быстро упал с небес на землю – простите за каламбур. Я подумал, это слегка разнообразит наше ежегодное торжество. У этих телевизионных проповедников в Америке есть реактивные самолеты, но пастве они их почему-то не демонстрируют. А наш народ может посмотреть на свой самолет. Пилот, кстати, Джо Керосинщик. Хорошо летает, да?

Хорошо летает, – подтвердил я.

Галли, должен тебе сказать, я был воспитан ребенком Марди-Гра. Я поверил в магию карнавала с тех самых пор, как папа сажал меня к себе на шею и я ловил коробочки «Крекер-Джека», которые бросали взрослые, разодетые в пиратов, богов, чертей и героев мультфильмов. Я был экс-иезуитским церковным служкой, в которого треть жизни насильно впихивали католицизмом. Меня научили верить в Иисуса, оживлявшего мертвых и превращающего воду в вино, в этот пикник с хлебами и рыбой (кстати, мое любимое чудо), а еще в воскрешения, вознесения и Страшный Суд. Так что поверить, будто капитан Кид спустился с небес на дельтаплане и бросает подарки на парашютиках, мне не стоило никакого труда. Талли, должен признаться, мне начинала жутко нравиться религия, почитавшая летчиков.

– Ну, мне пора. Надо еще подготовиться к празднику, – сказал Уолтэм. – Увидимся позже на вышке. Беркли отведет вас. Только следите за приливом. Помните, вы – посланец нашего бога.

Его слова внезапно напомнили мне о речи, которую я так и не написал. Что же я должен сказать?

Как и предсказывал Уолтэм, в тот вечер миска кавы подверглась большому испытанию. Жители деревни веселились как летчики-истребители, вернувшиеся с боевого вылета, пели и танцевали всю ночь, а потом были еда и секс. Короче, классная вечеринка получилась. За несколько минут до полуночи, когда я наслаждался празднеством и отплясывал на луау, [136] подошел Беркли и сказал:

– Пора подниматься на вышку.

Маленькая армия Уолтэма стояла на часах у основания вышки, положив бамбуковые пулеметы и минометы на вершины укреплений из мешков с песком. Поднимаясь, я заметил, что уровень шума на вечеринке внизу упал на несколько децибел: генератор остановился, и кутилы направились к взлетной полосе. Все несли факелы – ни дать ни взять огромные светлячки, танцующие на ветру.

Я миновал лабиринт шипящих труб и клапанов и несколько больших напорных баков. На вершине башни я остановился перевести дух и взглянул вниз. Прямоугольник взлетной полосы по-прежнему был очерчен факелами. Вдруг раздался оглушительный голос – я чуть не рухнул с башни. Оказалось, я стоял прямо под динамиком.

– У нас гость. Он привез послание от капитана Кида.

Я подошел к двери в диспетчерский пункт, и толпа внизу заревела. Беркли провел меня внутрь. Я посмотрел на часы: без четырех минут полночь. Диспетчерская купалась в зловещем красном свете.

Уолтэм стоял у винтовой лестницы с фонарем в руках, возвышаясь над шестью своими людьми фута на три. Те стояли на часах перед поддельными экранами радаров. Я заметил, что Уолтэм переоделся. Теперь на нем была белая форма капитана ВМФ. На груди разместились десятки медалей, плечи украшали золотые эполеты, а на боку висела серебряная парадная сабля. Он взглянул на старые армейские часы и улыбнулся. Минутная стрелка вот-вот должна была встретиться с часовой у цифры «12».

– Добро пожаловать на вышку. Пришло время для послания, – сказал он и пошел вверх по лестнице, жестом приказав мне следовать за ним.

Мы оказались в маленькой круглой комнате. На столе стоял настоящий радиопередатчик, а посередине – какой-то очень большой предмет, накрытый брезентом. Мне, правда, было не до восхищения мебелью. Талли, я был панике. Вот я стою здесь, посланец бога без послания. Чтобы прикрыть мою задницу, ни кусты не загорятся, ни море не расступится. Знаешь, мне иногда снится такой сон: я стою на сцене, пою, но что-то не так. На мне нет брюк, или зал пустой, или группа играет не ту музыку.

Сквозь шум в голове до меня донеслись слова Уолтэма:

– Капитан Сингер, я знаю, вы не посланник капитана Кида, и я знаю, что вы не написали речь. На самом деле, послав вас, Парфе просто оказал мне услугу.

Как будто у меня в голове и так бардак не творился. Я был просто в шоке.

– Я не совсем понимаю вас, – пробормотал я.

– Синга, рай, в котором мы жили и которой любили, исчезает на глазах. Все, что мы пытаемся сделать здесь – это как можно дольше придерживаться веры наших предков. Правительство и миссионеры считают нас чокнутыми и стараются нас «модернизировать», но мы были здесь первыми. Я знаю, подобный образ мыслей не особенно помог коренному населению вашей страны, и они боролись сотни лет, пока боги не подсказали им открыть индейские казино. Теперь они копят деньги, чтобы самим решать свою судьбу. Что-то вроде этого хотим для своего народа и мы с Парфе.

Как, Парфе тоже в этом замешан? Если бы мне не предстояло зачитывать божественное послание, то я бы попытался найти какую-то логику в словах Уолтэма, сейчас же я смог только удивленно переспросить:

– Парфе?

Уолтэм хихикнул:

– Он, может, и выглядит как французский пиарщик, но родом он с этого острова – из нашей деревни. Он выбился в свет и уехал отсюда, но поддерживает связь со своей семьей и делает все, что в его силах, чтобы помочь нам выжить. Вот так вы здесь и очутились.

Наконец-то я начал кое-что понимать.

– Когда вы прибыли в Новую Каледонию в этом своем самолете и боги позволили ему спасти вас от властей в аэропорту, он понял, что вы оказались здесь неспроста, и связался со мной. Поскольку до Дня капитана Кида оставалось всего ничего, а народ пал духом, мы решили, что если деревня получит послание от капитана Кида, это пойдет ей на пользу.

Я улыбнулся:

– Значит, вы, два пирата, коварно заманили меня сюда. Но для чего?

– Чтобы показать людям, что боги по-прежнему заботятся о них.

– Получается, вся история о том, что вы знаете что-то о душе маяка, просто вранье?

– Нет, эта часть – правда.

– Тогда, если вы не против, я бы хотел получить доказательства, – заявил я.

– Давайте договоримся так, – перебил Уолтэм. – Вы произнесете речь, которая вселит надежду в мой народ, а я покажу вам то, за чем вы приехали. Но надо торопиться. Уже почти полночь. – Уолтэм протянул мне микрофон.

– Что мне говорить? – спросил я.

– Черт возьми, вы же артист. Что вы обычно делаете, когда забываете текст песни? Я видел такое в Орландо на одном из ваших шоу. Помните, публика спела песню за вас? Подумайте о вашем путешествии сюда, где вы были и что вы видели. Теперь вы знаете, что поставлено на карту. Вот и подумайте о чем-то, что приободрит их, заставит их поверить в будущее.

Я взял микрофон и вышел на мостик, волоча за собой шнур.

– Помните, речь должна быть короткой! – крикнул он из открытой двери.

Я щелкнул переключателем, и слова пришли ко мне. Я поприветствовал их на своем убогом пиджине, поблагодарил за все… и понеслось.

– Друзья, – начал я. – Как сказал Хэнк Уильямс, [137] я увидел свет.

Кто бы знал, что эти слова так скоро окажутся пророческими. Что я говорил потом, я уже не помню. Я просто сделал так, как советовал Уолтэм. Я думал о том, как я сюда попал и как это на меня повлияло. Жители деревни с факелами в руках стояли молча и не шевелились. Только ветер колыхал языки пламени. Не знаю, сколько времени я разглагольствовал, но когда я замолчал, толпа взорвалась возгласами одобрения и начала петь песню Кида.

Я поднес микрофон ко рту и присоединился к хору. В этот момент небо озарила слепящая вспышка света.

«О, черт, – подумал я. – Все это – правда».

Второй луч проткнул яркую серебряную дыру в небе и на мгновение осветил кратер и вершину Пуди вдалеке. Я обернулся. Свет исходил из башни. С первого взгляда я понял, что источником была линза Френеля, спрятанная под брезентом.

Уолтэм встал рядом со мной и помахал толпе. Я последовал его примеру и тоже помахал.

– Великолепная речь, мистер Посланец. Посмотрите, как они счастливы.

– Это же линза Френеля! – закричал я.

– Вам же обещали, что вы ее увидите. Помашите толпе. – Я махал, но мои мысли витали где-то далеко. Я запутался. Я нашел душу маяка, но я не мог взять ее с собой.

– Но это ваш маяк, не мой, – сказал я Уолтэму с укоризной. – Я никогда не смог бы забрать эту линзу у вас для Кайо-Локо.

– А я никогда бы не позволил вам отнять у нас наш священный маяк, – спокойно ответил Уолтэм.

– И что же, мать твою, мне теперь делать?! – вырвалось у меня.

Уолтэм серьезно на меня посмотрел, а потом его губы растянулись в дьявольской улыбке.

– Есть запасная лампочка, – сказал он.

Мое послание возымело свое действие. Веселье продолжалось до утра, но я свою бальную книжку сдал. Ты, наверно, удивишься, но я снова был готов вернуться к прочесыванию Тихого океана в поисках линзы Френеля.

Мы с Уолтэмом поднялись из кратера наверх, и я услышал, как внизу заиграла мелодия «Начинаем бегин» Арти Шоу. [138] Крошечные силуэты и тени лихо отплясывали на взлетной полосе.

Пока мы спускались по горной тропе, Уолтэм восполнял пробелы в своем рассказе. Это случилось где-то на исходе зимы 1942-го. Несколько недель капитан Кид занимался доставкой почты, развозил военных шишек по местным курортам, осуществлял полеты доброй воли для местных островных вождей, а потом получил новый приказ. Он должен был заручиться помощью своих партизан на Дальвадо и упросить их присоединиться к команде водолазов-разведчиков ВМФ. Под руководством Кида им следовало отправиться на острова Санта-Круз и захватить и вывести из строя пару маяков, размечавших канал между островами. Им дали особый приказ: сами маяки не уничтожать; оборудование демонтировать и погрузить на борт судна, которое отвезет их на Эспнриту-Санту.

Началось все плохо: погода испортилась, и Кид был вынужден совершить опасную посадку в океане посреди ночи. Но высадка прошла успешно, и миссию они выполнили. Оба маяка были захвачены с минимальными потерями, и первую линзу погрузили на борт торпедного катера, который тут же направился в Эспириту-Санту.

Однако во время погрузки второго маяка на менее быстроходное судно их засек японский патруль. Кид поднялся в воздух и кружил над ним, пока пулеметчики прикрывали свой корабль. В итоге японцы бросили погоню, но корабль был сильно поврежден. Киду и его команде удалось нагнать его только на островах Торресова пролива. Они вытащили тонущее судно на берег, партизаны сняли линзу и спрятали ее в пещере.

Тем временем обстановка на Соломоновых островах накалялась. Разразилась битва за Гвадалканал, и пропавшая линза исчезла с экрана радаров сил союзников. В конце войны линза, добравшаяся до Эспириту-Санту, оказалась просто еще одной единицей техники среди тонн самолетов, танков, машин, орудий, боеприпасов и других военных излишков, которые американцы просто бросили.

Капитан Кид нашел линзу Френеля на военном складе в Санту. Он хотел вернуться на Торресовы острова, разыскать вторую, пропавшую, и построить два одинаковых маяка на входе в лагуну в Хуакелле, но потом пропал вместе с самолетом. Отец Уолтэма, всю свою жизнь пытавшийся разыскать пропавшего друга, взял на себя задачу куда-нибудь пристроить уже имевшуюся линзу и соорудил из нее памятник Киду. Вот так возник культ Кида. Маяк в Саколе должен был привести капитана Кида домой.

Когда Уолтэм закончил свой рассказ, мы уже были внизу, где нас ждал джип. Я остановился и взглянул на горную тропу, думая о том, что произошло там, наверху. Я видел самолет, навсегда пропавший с экранов радаров, и дельтаплан, который на них никогда не появится. Начинался рассвет, прекрасный и чистый.

– Значит, второй маяк, спрятанный на островах Торресова пролива, и есть ваша запасная лампочка, – подытожил я.

– Точно, – сказал Уолтэм.

– И он все еще там?

– Не совсем. Но, думаю, я могу отвести вас к нему. Вы выполнили свою часть сделки. Теперь настало время и мне сделать то же. Давайте прокатимся.

И мы поехали назад к покинутой деревне Хуакелле. Уолтэм остановил джип перед главным бараком и вошел внутрь. Вернулся он со сложенным американским флагом и двумя мисками кукурузных хлопьев. Мы подняли флаг, а затем позавтракали.

– Я все устроил. Вас доставят к вашему самолету. У моего друга есть маленькая «амфибия» в Вилье. Я жду его через час. Он отвезет вас в Санту. И для вас, и для нас будет лучше, если вы сохраните этот визит в тайне.

– Вас понял, – сказал я.

Мы расправились с хлопьями.

– А теперь давайте найдем запасную лампочку, – сказал Уолтэм, и мы пошли к хижине.

Уолтэм подошел к стеллажам в глубине здания и принялся рыться в бесчисленных коробках и ящиках. На мгновение он исчез в этой куче хлама, а потом я услышал его крик:

– Помогите мне, капитан!

Мы стащили с полки ржавый картотечный шкафчик и поставили его на стол перед фотографией капитана Кида. Уолтэм вытащил огромную связку ключей и мгновенно нашел нужный. Запустив обе руки в открытый ящик, он пролистывал картонные папки. Наконец вытащил одну – старую, покрытую плесенью – и протянул ее мне.

– Думаю, это может вас заинтересовать.

В папке лежала стопка пожелтевших транспортных накладных и несколько фотографий, подписанных «ТОРРЕСОВЫ ОСТРОВА'42». На верхних фотографиях была запечатлена группа островитян и солдат в водолазных костюмах. Все были вооружены, но все улыбались. В руках они держали трофейные мечи и ружья. На остальных снимках даты не было, но они относились к другому, более позднему периоду. На них группа людей несла явно линзу Френеля из пещеры на грузовую платформу. На последнем снимке линзу с помощью лебедки укладывали в ящик на пристани. На заднем плане виднелся корабль.

– Вот запасная лампочка, – взволнованно сказал я.

Я смотрел на фотографии и никак не мог поверить, что наткнулся не на одну линзу «бычий глаз», а на целых две. Я заметил, что один из белых людей, запечатленных сразу на нескольких фотографиях погрузки, стоял на мостике корабля рядом с капитаном.

– Видите человека рядом с капитаном на мостике? – спросил Уолтэм.

– Да, – сказал я.

– Его зовут – или звали – Иэн Сэксон. Бывший офицер австралийского флота, владелец грузовых судов в Мельбурне. Это он вывез линзу с острова в Торресовом проливе. Только дело в том, что за день до отплытия старый Иэн подавился блинчиком в китайском ресторане и протянул ноги. Корабль и линза отплыли в Мельбурн на следующий день без него. Больше я о ней ничего не слышал.

– И вы говорите, что у вас есть запасная лампочка?!

– Не спешите, юноша. Эти фотографии, конечно, славные, но я думаю, страницы – простите за каламбур – прольют больше света, – сказал Уолтэм с уже знакомой мне лукавой улыбкой.

Я бросил фотографии и вытащил из папки бумаги.

– Взгляните на накладную из пароходной компании. Особенно на подпись капитана внизу.

– Срань господня! – воскликнул я.

– Имя вам что-то говорит?

– Сингер! – воскликнул я в изумлении. – Его звали Сингер. Капитан Стэнли Сингер!

– Похоже, это у вас семейное.

Через полчаса с севера донесся знакомый гул самолетного двигателя. Такси подано. «Сессна-185» на поплавках описала дугу и села в устье реки. Очевидно, пилот здесь не впервые.

Наблюдая за посадкой, я улыбнулся. Свои-то я вижу не часто. А про себя подумал: «Вот почему мы летаем на этих машинах: они могут добраться в такие места, как Дальвадо».

К самолету Уолтэм отвез меня на каноэ. Да уж, деньки выдались на славу. Я вспомнил слоган из «Звездного пути»: «Смело идти туда, где не ступала нога человека». А ведь я только что сделал именно это.

Уолтэм поздоровался с пилотом и представил меня. Потом мы переправили мои вещи из его челнока в хвостовой отсек самолета.

– За полет плачу я и счастливые жители Дальвадо, которых вдохновила ваша речь. Мы будем молиться, чтобы вы нашли свою линзу. Надеюсь, не забудете пригласить меня на премьеру маяка. Кстати, хочу вас предупредить, Парфе тоже придется позвать.

– Если я разыщу этого мистера Сингера вместе с линзой, я пошлю вам билет, – сказал я.

– Поосторожней с обещаниями. Мы, кидиане, можем превратить в религию все что угодно, – усмехнулся он. – А если серьезно, то я благодарю вас от лица моего народа за посильное участие в нашей борьбы за выживание. Я знаю, наш образ жизни чужд этому современному миру, но я верю, что его стоит сохранить. Я предпочитаю верить в капитана Кида и его возвращение, чем видеть, как мои люди превратятся в мелких поваришек и официантов в дешевых забегаловках.

С этими словами он вытащил из рюкзака потрепанную старую бейсболку в полиэтиленовом мешке. Над козырьком была надпись «ВП 23» и нашивка эскадрильи амфибий.

– Она принадлежала капитану Киду, – сказал Уолтэм. – Это подарок от всех ваших друзей на Дальвадо. Вспоминайте о нас, когда будете ее носить, а если встретитесь с нашим вождем в своих странствиях, передайте, чтобы тащил свою задницу обратно. Мы еще ждем. – Уолтэм крепко обнял меня и спустился в каноэ.

– Прошу разрешения на полет над Саколой, – сказал я, поменяв свою бейсболку на новое ценное приобретение, и поднес правую руку к козырьку.

– Разрешаю, – сказал Уолтэм и тоже отдал честь.

Мы развернулись и взлетели над Уолтэмом. Я смотрел, как он машет нам рукой из своей лодки. Мы набрали высоту и полетели к вулкану. Уже появлялись утренние облака, но я отчетливо видел кратер и жителей деревни, бредущих, словно муравьи, вниз по тропинке в Хуакелле. Они остановились и помахали нам.

Мы снизились и немного покружили над взлетной полосой капитана Кида, после чего снова набрали высоту. Выглянув из окна, я увидел, что «бычий глаз» спрятали под брезентом до следующего торжества. Верховные жрецы расхаживали по мостику, и я подумал про себя: «У одной души уже есть тело, вторая пока где-то гуляет».

Ну, Талли, к тому времени, как ты дочитаешь эту эпопею до конца, я уже буду в Австралии. Не беспокойся о моей мечте привести «Летающую Жемчужину» в Гонконг. Этот город никуда не денется. А я направляюсь в Мельбурн, куда человек по имени Стэнли Сингер привез линзу «бычий глаз». Я намерен разыскать его или его семью и душу маяка Клеопатры. Похоже, тебе все-таки удастся заполучить свет в эту твою башню.