Джонни Красная Пыль как-то сказал мне, что люди, которые любят животных, – самые лучшие люди на свете. Предложение капитана Кирка было очень заманчивым, и, по правде говоря, не имелось ни малейшего повода не выпить. Но после такого продолжительного путешествия, да еще и со штормом, я был обязан позаботиться о лошади, и лишь потом мог позволить себе расслабиться.

Капитан Кирк понял. Он и остальные ребята отправились в бар. Перед уходом он связался с кем-то по ВЧ-рации и сообщил, что договорился со своим другом по имени Баки Норман о выпасе Мистера Твена на территории его рыболовной базы. Только сейчас он признался мне, что Баки и есть тот самый ковбой из Вайоминга, которому мы с Мистером Твеном в некотором смысле обязаны своим приглашением на борт «Карибской души».

Когда человек в бегах – как я – и между ним и его прошлым протянулась пара тысяч миль, не очень-то приятно натыкаться на кого-то из родных краев. Во время плавания капитан Кирк несколько раз упоминал «друга из Вайоминга», но никогда не говорил, что этот парень живет в Пунта-Маргарите.

Допустим, в мире существует примерно две сотни людей. Тогда везде, куда ни поедешь, обязательно столкнешься с кем-то, кого знаешь, или с кем-то, кто знает того, кого знаешь ты. А если у тебя на хвосте полиция – ничего хорошего от такой встречи не жди. Тут же в моей голове завертелись беспокойные мысли. Не полицейский ли случайно брат этого парня? Не рыбачил ли он с бывшим мужем Тельмы Барстон? Не прельстится ли он вознаграждением, которое, как я слышал, предложили за мою поимку?

– О чем думаешь? – спросил Кирк.

– Да так, ни о чем, – отмахнулся я.

И Кирк рассказал мне, как добраться до Баки. Мне надо было ехать прямо по главной улице городка, упирающейся в пляж. Потом я должен был свернуть на юг и скакать вдоль берега до зеленого причала с полудюжиной славных маленьких яликов. Дальше мне следовало разыскать огромного вырезанного из красного дерева крокодила с часами в пасти. На нем будет вывеска «Рыболовная база «Потерянные мальчишки». Там меня и встретит Баки.

Я пустился в путь с тяжелыми мыслями. Может, лучше повернуть Мистера Твена и убраться прочь из города, думал я. Когда-нибудь же попадется мне деревня без гринго – вот там и остановлюсь. Призрак разъяренной владелицы пуделиного ранчо не отставал от меня, как капитан Крюк. Он не так уж далеко. Мною овладевала паранойя. К счастью, открывающиеся передо мной красоты маленького островка быстро вытеснили страхи, и я успокоился. С каждой секундой я все сильнее влюблялся в это место. Меня захватила не история, которую я слышал от Кирка, не очарование городка, а, скорее, ощущение того, что здесь мое место.

Я думал, что наше с Мистером Твеном появление на песчаных улицах Пунта-Маргариты вполне сойдет за парад по случаю Марди-Гра, и сзади соберется толпа любопытных. Но хотя я и был единственным всадником на улице, запруженной машинками для гольфа, мопедами и велосипедистами, местные жители не обращали на меня никакого внимания. Подумаешь, просто парень, едет по городу на лошади-ангеле.

Всем известно, что старина Жан Лафитт был охоч до золота, серебра и драгоценных камней, но он оказался еще и заядлым садоводом. Кирк рассказал мне, что, как и многие капитаны до него, в своих плаваниях по Карибскому морю Лафитт изучал и коллекционировал растения. Отобранные экземпляры он привозил домой. Здесь они росли и цвели, со временем превратившись в вечный памятник его грезам о тропическом рае. Кроме того, он был в некотором роде еще и специалистом по охране окружающей среды. Именно с его подачи здесь начали выращивать сосновые леса, и твердую древесину перестали изводить на топливо.

Лафитт торговал с индейскими племенами в южной Флориде. Они рассказали ему о плетеных гамаках, целебной силе и питательной ценности диких цитрусовых, растущих в топях. Используя эти знания, он пополнил местную флору апельсиновыми, грейпфрутовыми и мандариновыми деревьями. Вскоре коллекцию пирата пополнили гуава, гранат, хлебное дерево и акки с соседних островов.

Благодаря садоводческому пылу Лафитта и вопреки разрушительному действию двух веков ураганов Пунта-Маргариту по-прежнему укрывали от яростного тропического солнца древние ветви палисандра, красного дерева, кедра, бакаута и кизила.

Неожиданно в воздухе повеяло манящим ароматом барбекю. Он смешивался с дымом и запахами цитруса и жасмина. Мы повернули на пляж, и Мистер Твен задрожал. Ему не терпелось пуститься вскачь, и я отпустил поводья. Его называли квотерхорсом не просто потому, что это звучало красиво. Чувство дистанции было у него в крови, и я дал ему волю.

Во весь опор мы мчались по пляжу. Мои опасения насчет встречи с земляком постепенно улетучивались, как проносившийся мимо пейзаж. Мы скакали по обнаженному отливом берегу, поднимая тучи брызг. Наконец вдалеке показался зеленый причал.

Завидев огромного деревянного крокодила под вывеской «Потерянные мальчишки», Мистер Твен шарахнулся в сторону. Никаких «федералес» не было – просто еще один гринго.

– Ты, должно быть, Талли. Я Баки Норман, – представился он.

Я спрыгнул с лошади, и мы пожали друг другу руки. Я ожидал встретить долговязого, загорелого экспатрианта с выгоревшими на солнце волосами в обтрепанных джинсовых шортах и вьетнамках, но Баки оказался вовсе не таким. Из-под широкополой соломенной шляпы выбивались рыжеватые локоны. На шляпе красовалась ярко-красная надпись «Никогда не вырастай». Рыбацкие брюки и рубашка с длинными рукавами, застегнутая по самый воротничок, скрывали его богатырское тело (в нем было не меньше шести футов с гаком) почти целиком. Наружу торчали только кисти и шея, усыпанные веснушками.

– Добро пожаловать на базу «Потерянные мальчишки», – сказал он.

Мистер Твен изучил обстановку и, похоже, остался доволен. Я привязал его к кокосовой пальме.

– Приятно познакомиться, – сказал я.

– Взаимно. Что так долго? – поинтересовался Баки.

– Осматривал достопримечательности, – ответил я.

– Хорошее животное, – сказал Баки, кивая на Мистера Твена. – Большинство четвероногих тут на острове лазают по деревьям, и у них раздвоенные языки. В любом случае, официально мы пока не открылись, так что на лошадиное дерьмо жаловаться пока некому.

– Спасибо тебе огромное, что пустил нас к себе.

– Ну, это не братская любовь, – отмахнулся Баки. – Кирк сказал мне, что ты не только моряк, но и рыбак из Вайоминга. Откуда ты?

– Хартэйк.

– А я из Симмонс-Крика.

– Я рыбачил там! – выпалил я, зная, что туда стекались любители удить на мушку со всего Запада. Они с радостью заплатили бы любые деньги, подарили свою почку или отдали первенца, лишь бы заполучить местечко на этом клочке холодной, чистой воды, когда выводятся ручейники.

– Да, там потрясающее местечко, но теперь ты в мире соли. Дай-ка я тебе здесь все покажу.

Остров Потерянных Мальчишек был моей любимой частью «Питера Пэна». Баки показал мне свой лагерь. Поразительно: жизнь имитирует искусство. Мы свернули с пляжа на тропинку и пошли меж заросших «морским овсом» дюн мимо пещеры, вырезанной в скалистом берегу морем.

Сам лагерь расположился на крошечном полуострове и состоял из группки небольших строений с крышами из пальмовых листьев. Все они были выкрашены в яркие карибские цвета. В воздухе висел запах свежей краски и скипидара. У незаконченного коттеджа с красной крышей я увидел пильные козлы и груду бревен. Главное помещение клуба с большой закрытой верандой находилось в дальнем конце анклава и смотрело на воду. В центре лагеря рос колоссальный баньян, его толстенные ветви почти достигали земли. С них свисала гроздь веревочных гамаков. Все дерево до самой макушки увивали плющи, сети, веревочные и деревянные лестницы. На верхних ветвях примостился домик из прибитого к берегу леса. У основания дерева бамбуковый забор окружал клочок густой зеленой травы.

Баки отодвинул снятые с петель ворота в загон, и Мистер Твен, неторопливо войдя в свою новую обитель, сразу принялся щипать траву.

– Как ты нашел это место? – спросил я.

– Его нашел Кирк.

– Как вы, ребята, познакомились?

– Лучше обсудим вон там, – сказал он, указывая на вершину дерева. – Высоты не боишься?

– Да нет вроде.

– Тогда полезли.

Баки ухватился за плеть вьюна и взобрался на нижнюю ветку, откуда начинались ступени. Как Чита за Тарзаном, я повторял все его движения.

Смерив расстояние до земли, я понял, что нахожусь не ниже уровня верхушки корабельной мачты, а до вершины дерева оставалось примерно столько же. Огромное рыжее солнце неподвижно висело над водой, словно поджидая, пока мы доберемся до вершины. Вот долезем, и оно с легким сердцем скроется за горизонтом.

Пока мы карабкались по деревянным лестницам и ветвям к домику, Баки рассказывал:

– Все началось с простой дозорной платформы. Икс-Ней говорит, что с этого дерева веками просматривали горизонт. Вдруг враг или гроза, или еще что. Мы с нее следили за ветром, любовались закатами и наблюдали в телескоп за звездами.

– А кто такой этот Икс-Ней?

– Он мой старший гид – и пока единственный. Сейчас его нет на острове, но ты скоро с ним познакомишься.

Когда мы наконец добрались, я уже задыхался. Вид с вершины дерева открывался невероятный. Город лежал как на ладони. С окруженной перилами площадки судовой трап вел на другой уровень. Баки поднялся по ступеням, мы протиснулись в люк и очутились в импровизированной обсерватории. Под водонепроницаемым колпаком стоял большой латунный телескоп.

– Взгляни-ка, – сказал Баки.

Я закрыл правый глаз, прижал левый к объективу и повертел колесико в основании. Размытое пятно превратилось в четкие образы мира, раскинувшегося внизу. Я видел и птиц на шестах вдоль канала, и волны, разбивающиеся о далекий риф. Прямо под нами я заметил силуэт капитана Кирка, четко вырисовывающийся на фоне заходящего солнца. Он стоял на отмели и, забросив сеть, выводил косяк кефали.

– Он проторчит там до темноты, – сказал Баки. – Выпьем?

Он скользнул за крошечную барную стойку, вытащил бутылку гаитянского рома, пару лаймов, лед и включил привязанный к ветке магнитофон. Раздалась знакомая мелодия. Я потягивал напиток и пожирал глазами вид под безупречный аккомпанемент. Джони Митчелл пела о кафе «Русалка».

– Обожаю эту песню, – сказал я.

– Ты слышал ее много раз на судне, верно?

– Ага.

– Мы с Кирком встретились благодаря Джони.

– Как так? – не понял я.

– Ну, моя бывшая подружка из Денвера взяла меня с собой в Новый Орлеан на джазовый фестиваль. Бывал там?

– В Новом Орлеане – да, но не на джазовом фестивале.

– Это было семь лет назад, и с тех пор я не пропустил ни одного. В общем, это случилось в одном местечке, называется «Кафе Бразил». Целый день мы провели на фестивале, а потом моя подружка затащила меня в центр города в бар «Эль Марокко», где, по слухам, Боз Скэггс собирался играть джем с «Братьями Невилл». Естественно, мы были не единственными, кто слышал звон. Улица перед клубом оказалась забита людьми и автомобилями. Джорджия – так ее звали – сказала, что либо прорвется внутрь, либо умрет. Я ответил, что люблю Боза не меньше, но толпу не выношу. Она направилась через двери прямиком в царившее внутри безумство, а я пошел вниз по улице в «Кафе Бразил». Здесь было гораздо меньше народу. На сцене в плетеном кресле сидела Джони Митчелл в компании одного-единственного барабанщика. Это было просто волшебно. Джони незаметно проскользнула на сцену между выступлениями других музыкантов и пела. Капитан Кирк стоял рядом со мной у стойки бара. Когда она смолкла, мы оба разразились аплодисментами и вызвали ее на бис. Сойдя со сцены, она направилась к нам и представилась, а узнав, что мы не знакомы, представила нас друг другу. Зазвучала сальса, и мы пошли танцевать вместе с Джони. Втиснулись между итальянской свадьбой и компашкой военных пилотов из Билокси. Вскоре толпа обнаружила присутствие Джони, и она это почувствовала. Она поцеловала нас обоих, пожелала спокойной ночи и прыгнула в…

– Большое желтое такси, – вставил я.

– На самом деле, с шашечками, – уточнил Баки. – Я вернулся к «Эль Марокко». Боз и вправду был на сцене, и все там словно с ума посходили. Я сказал Кирку, что мне надо убить два часа до встречи с Джорджией. Кирк рассказал мне о ресторанчике на углу. Именно там, в заведении под названием «Порт захода», за плошкой супа из бамии и красных бобов, мы узнали, что оба обожаем рыбалку.

Вдалеке послышался громкий всплеск. Мы с Баки посмотрели вниз. Под нами стоял капитан Кирк с сетью, полной бьющейся кефали. По пятам за ним следовала маленькая песчаная акула и пристально наблюдала за ловлей.

– Эта акула скорее найдет себе на обед мертвого кита, чем дождется свежей кефали от этого типа.

Я громко рассмеялся, вспомнив собственный опыт с кефалью еще в Алабаме.

Баки продолжал:

– Короче, мы заговорили о Юкатане. Кирк сказал мне, что прочно здесь обосновался. Еще он сказал, что в бухтах вдоль южной оконечности Крокодилового Камня уйма великолепных неисследованных отмелей с альбулой и тарпоном. Если я когда-нибудь сюда попаду, пообещал он мне, он отвезет меня на отмели.

– Судя по всему, ты поймал его на слове, – сказал я.

– Моей семье принадлежит магазин рыболовных снастей в Вайоминге и очень успешное туристическое агентство, мы устраиваем туры по рыбным местам. Предполагалось, что всю свою жизнь я буду им управлять, а, состарившись, передам детям. Так было до того, как я наткнулся па Кирка. Никогда не забуду нашу первую встречу. Она разожгла мое любопытство. Я читал все, что попадалось под руку, о рыбалке на южном Юкатане. Однажды, когда я работал гидом на реке Снейк, я встретил парня, который тоже бывал в этих краях. Он рассказывал удивительные истории, говорил, что воды залива Вознесения и острова Эспириту-Санто кишмя кишат альбулой, и, самое главное, трахинотом. Правда, заметил он, отправляться на рыбалку, приходится с пистолетом: от крокодилов покоя нет. Все это звучало слишком невероятно. Не знаю, в курсе ли ты, но в мире рыбалки на мушку разыскать тропические воды с большими косяками трахинота – все равно что найти золото.

Покончив с рыбацкими байками, Баки прочитал мне краткий курс новейшей истории Пунта-Маргариты. Мексиканское правительство, сказал он, объявило бухты и почти два миллиона акров тропических лесов, болот, мангровых зарослей, лагун и окружающих их коралловых рифов охраняемой зоной и дало им майянское название – «Сиан Ка'ан». Территория эта почти не развивалась; цель создания биосферного заповедника заключалась в том, чтобы так все и оставалось, а для рыбака это означало, что рыбы будет вдоволь. Баки с трудом дождался следующего отпуска. В первый же день он вскочил на самолет и прилетел в Мексику на встречу с бывшим партнером по танцам.

Кирк встретил Баки в аэропорту Канкуна, и они вместе отправились на юг, пропрыгав по шикарным рытвинам мексиканской грунтовой дороги до самой паромной переправы в богом забытом уголке.

– Мы сели на паром, идущий в город. Кирк привез меня сюда и сказал, что это место свободно. Как говорится, остальное уже история. Я попался на удочку, как трахинот. Забросил семейный бизнес и переехал на Пунта-Маргариту.

– Раньше здесь все было по-другому, да? – спросил я.

– Черт, конечно, да. Ну и лопухнулся же я, – сказал Баки со смехом. – Парень, у которого я арендовал землю, был кантри-вестерн-звездой из Нэшвилла. Он планировал переехать сюда – разводить лошадей, основать оффшорный культ. У него не срослось. На моей памяти впервые в этом загоне оказалась живая лошадь. Но бамбук красивый. Он вечен.

– В отличие от поп-звезд, – заметил я.

– Ты когда-нибудь слышал о Шоне Сперле? – спросил Баки.

– Не думаю, – сказал я, порывшись в памяти.

– А как насчет Текса Секса?

– Текс Секс. Ну разумеется! Я видел его однажды на «Днях Фронтира» в Шайенне. Этот парень притягивает баб как магнит. Никогда не видел столько красивых телок в одном месте. Они набились в закуток перед сценой, словно лосось на нересте.

– Шон Сперл – настоящее имя Текса Секса.

– Да ладно! Текс Секс жил в Пунта-Маргарите?

– Я бы сказал, он бывал здесь наездами… Но это совсем другая история.

– Я не тороплюсь, – сказал я.