Позвенев ключами, Вольдемар толкнул дверь и галантно посторонился, пропуская нас в полутёмную, но довольно просторную прихожую своей квартиры. Мне понравилось, как пространство переливается радужными шарами светлой энергии, и я смело шагнула вперёд, ребята — за мной. Всегда разглядываю энергетический фон, прежде чем окунуться в него, подобно кошкам, уж они-то знают толк в этом!

— Проходите, располагайтесь, можете занять комнату слева, — кивнул Воля с гостеприимной улыбкой.

Но я ощущала его огромную усталость, накопившуюся из-за внутренних переживаний и частых переездов. Легко коснулась кончиками пальцев позвоночника парня, забирая её и выпуская в пространство, тот сразу выпрямился и нежно привлёк меня к себе, чмокнул в лоб благодарно. А большего счастья мне сейчас и не нужно…

Задолго до того, как мы ещё сегодня вечером увиделись впервые, я знала, что именно он предназначен мне, тот, кого я люблю больше жизни уже не одну жизнь.

Воля не знает об этом. Пока. Но я ему расскажу, много о чём ему поведаю, только позже. Едва мы встретились глазами — дух перехватило, нахлынуло и захлестнуло нежностью, я направила малую частичку этого потока ему, чтоб не захлебнуться — и он «увидел» меня, он сразу что-то почувствовал, почти вспомнил, как любил меня тогда… Ребята — Лета с Серёжей — считают меня странной и, кажется, легкомысленной, слишком быстро произошло наше с Волей сближение, они просто остолбенели, глядя, как любимый нежно целует меня в поезде. Но ведь мы ТАК ДАВНО не виделись, целую жизнь…

В Москву прибыли глубокой ночью, около половины двенадцатого. Пока добирались на такси до квартиры Вольдемара, в тёплом салоне автомобиля, всех одолела дремота, мы практически не разговаривали. Воленька обмолвился только, что назначенная встреча состоится лишь около полудня, а до тех пор у нас будет ещё время пообщаться и ещё раз всё обсудить. От машины до подъезда, однако, проснулись, передвигаясь вприпрыжку, подбадриваемые щипучим морозом Быстренько разложили вещи. Вилка переживала — как же я без сменной одежды, но она не могла знать, что у любимого в шкафу много девичьих тряпок моего размера, оставшихся от уехавшей пару лет назад в Италию сестры, которые прекрасно подойдут мне, так что не было смысла тащить что-то ещё с собой. А концертное подвезёт, если потребуется, Паша — мой молчаливый друг и помощник — я пока не решила, буду ли тут выступать. Но, по всей видимости, буду…

Дело в том, что с трёх лет (по словам воспитателей, выросла в детском доме) я вдруг начала активно… пророчествовать. Однажды во время прогулки ушла куда-то, потерялась и искали маленькую Алишу повсюду почти до глубокой ночи, но вернулась я сама, так же незаметно, как и ушла, отыскали меня спящей в своей кроватке, куда не укладывали точно. На все расспросы малышка недоумённо пожимала плечами — до трёх лет я не говорила совсем. А потом вдруг начала болтать чётко и уверенно, тщательно выговаривая все звуки. И то, что я говорила, повергало воспитателей в шок и недоумение. А когда мной сказанное стало сбываться — началось нечто невообразимое. Ребёнка стали тормошить и допрашивать ежедневно, пытаясь разузнать о разных личных ситуациях и событиях. Широкой огласке мои способности предавать не стали, переживая, как бы девочку у них не забрали заинтересованные лица. И в десять лет в интересах своего психического здоровья пришлось прикинуться, что дар постепенно покинул меня, и я больше ничего не могу предсказать и увидеть. Сначала правильно, а потом и вообще. Благодаря чему, подростка, наконец, оставили в покое.

Я же ни только не прекратила видеть, но напротив — мои видения приобрели иной характер. Теперь люди вокруг больше не вызывали своей неприкрытой сутью столько ярких эмоций, теперь меня закрутило в вихре иных реальностей, других миров, неземных существ, с которыми я могла отныне довольно легко и спокойно общаться, что и делала с удовольствием. Мне пришлось некоторое время привыкать и учиться различать среди них реальных людей и невидимых другим, дабы не попадать впросак, разговаривая вслух с пустотой, как выглядело порой это со стороны.

Я видела прошлое людей, как на ладони, видела яркие и самые вероятные варианты развития будущего, но никогда не говорила об этом вслух. Во-первых, поняла, что людям вовсе не нужно этого, зная будущее они не стремились что-то поправить в настоящем, а обречённо и покорно принимали грядущее. Во-вторых, это отдавалось болью в моей душе — вопреки чудесным способностям, совершенно ничего не знала о себе самой, о своём прошлом, о родителях и обстоятельствах вынужденного сиротства, и, как не пыталась, не могла узнать. Уже позже, разговаривая с различными сущностями, с ангелами, получила ответ, что пока не следует мучаться этим вопросом. Всему своё время.

И я стала просто жить! Писать стихи, путешествовать по множеству великолепных миров во сне и наяву, попросту покидая тело, изучать свой мир и людей вокруг.

Потом родилась первая песенка… Я спела её на утреннике для малышей нашего детского дома — и мрачноватая атмосфера заведения словно засияла. Стены наполнились детским звонким смехом, улыбками и настоящим домашним теплом. Словно сами воспитатели вдруг по-новому взглянули на свою работу и на своих воспитанников. Потом эту песенку пели много лет на утренниках и просто мурлыкали под нос все, кому не лень. А я больше не писала, не знаю почему, возможно меня просто пугало возникающее в таких случаях пристальное внимание к своей персоне.

Когда пришло время покидать стены, бывшие мне домом в полном смысле слова, мы совместно с другом, лучшим другом, выросшим со мной вместе и считающимся самым настоящим, родным братом — Пашей, купили квартиру на двоих. Государство выделило нам комнаты в коммуналке, но мы продали их и купили двушку. Учились заочно, работали, всё как у всех, кто лишён был с детства родительского тыла. Изредка я писала стихи, звучащие в голове с музыкой, как песни, но никому не показывала их. Стеснялась, потому что, сравнивая с тематикой современных песен, ощущала их бессмысленность и наивность. Лишь изредка напевала тихонько в ванной, когда становилось в жизни трудно, и настроение моментально поднималось, верилось в лучшее.

После 16 лет резко прекратились контакты с сущностями нечеловеческой природы, я очень быстро забыла детство, теперь всё казалось невероятным сказочным сном.

Вновь начала видеть суть людей, с безмерным интересом и жаждой постигнуть, читала их, как книги, изредка ненавязчиво подсказывала иным. В голове постоянно всплывали будто подсказки, нашёптанные кем-то — что значит то или иное явление, видение и прочее. Я училась заново осваиваться в этом мире, теперь воспринимаемом мной в нереальных красках и ракурсах.

Время от времени встречались совершенно невероятные, потрясающие люди, сияющие так, что свет их ослеплял, но я ни разу не решилась подойти, заговорить, хотя душа моя тянулась истомлённо к ним… Настойчиво стала искать ответы на свои безмолвные вопросы — и это не составляло труда: они загорались в голове подобно озарениям. Я стала читать литературу о том, что приходило мне чудесным образом в голову, и нашла подтверждения самым необычным, самым изумительным знаниям, посещающим меня. Начав осмысливать, поняла однажды, что даже среди обычных людей живут воплощённые те самые ангельские сущности, которые приходили ко мне в детстве. Не просто так, а со светлой, прекрасной миссией. И я стала просто улыбаться им при встрече. А они улыбались в ответ, таким образом обменивались сиянием душ, разговаривали без слов, соприкасались незримо.

А однажды на улице Санкт-Петербурга мне встретился Серёжка. И мгновенно я прочла его жизнь, как открытую книгу. И пришло понимание — для чего это нужно было: в тот момент я подошла к главной миссии всей своей жизни.

И я сделала это. Просто подошла и, попросив выслушать, рассказала всё-всё. Он слушал и ни разу не перебил, не рассмеялся, несмотря на то, что говорила вещи, от которых обычные люди просто бы шарахнулись. Но суть в том, что Серёжка не был обычным человеком, как и я. Впервые соприкоснулись наши руки и я поняла, ЧТО значит найти по-настоящему родственную душу, не в том обыденном смысле, в котором привыкли употреблять это слово люди. Не бытовое понимание, а понимание без слов, без мыслей в голове, просто ОЩУЩЕНИЕ. Ближе, чем любимый, чем брат…

Позже мы встретились у него дома и говорили снова и снова. Я рассказала Серёже всё, что видела о нём, стараясь как можно более полно помочь, направить в том, что являлось его предназначением. Говорили так же и обо мне, но моя жизнь казалась мне такой неважной в сравнении с его Путём…

Правда потом она круто поменялась, когда с подачи Паши, Макса и других наших друзей я начала вдруг петь и даже завораживать людей своими песнями. Моё творчество вдохновило Серёженьку двигаться дальше без сомнений и колебаний. И впереди у него ещё долгий, но прекрасный путь. Путь рядом с любимой, они ведь с Летой тоже созданы друг для друга…

— Алишик, — Воля бесшумно подошёл сзади и обнял за плечи, а я поймала себя на том, что стою у окна и всматриваюсь в мистически освещённую несколькими тусклыми фонарями тьму дворика, — не хочешь перекусить перед сном? Стол накрыт…

— С удовольствием.

Я повернулась к нему, и вдруг неожиданный эмоциональный порыв бросил меня к Вольке на грудь, обняла и прижалась. Сердце гулко колотилось. Скоро, совсем скоро — НЕТ! — новая разлука, страшная, опасная. Мы скоро расстанемся! И в то же время я ощутила, что не нужно говорить об этом Воле, поскольку я не знаю, отчего это может произойти и как возможно избежать такой ситуации. Следовательно, она почти неминуема, а всё необходимое для нашего же блага должно происходить своим чередом.

На кухне Вилка с Серёжкой перешучивались в ожидании нас, на столе дымился чай с бутербродами и булочки с маслом — наскоро приготовленный ужин. Вилка вдруг посмотрела на меня испуганно, и я поняла, что не успела убрать с лица выражение печали и тоски. Улыбнулась ей ободряюще и получила ответную улыбку облегчения.

Всё хорошо, подружка, всё будет отлично…

Одновременно с Волькой я потянулась к бутерброду с колбасой. Я не люблю мясо и почти не ем его, но в этом вопросе совсем не так принципиальна, как, например, Серёжка. Просто оно утяжеляет и мешает в «полётах», однако сейчас возникла острая потребность заземлиться, чтоб понять, что происходит вокруг нас. А что-то явно происходило, не понять пока что, но сгущалось и окутывало, не очень приятное предчувствие. Возможно, ребята это тоже ощущали, но темой разговора сейчас было лишь одно: завтра мы увидимся с Учителем и узнаем правду. Я плохо понимала, о чём речь, но не хотела вникать в подробности, меня более беспокоила мысль о том, что в Москве, пожалуй, нам придётся неплохо задержаться, а потому завтра же следует позвонить Паше и обговорить мою возможность выступать в местных клубах (ранее поступало уже несколько предложений из этого города), договориться о костюмах и прочем. Но это завтра, а пока у меня есть ночь. Всего одна ночь, чтоб побыть с моим любимым, прежде чем жизнь, возможно, вновь разлучит нас.

И эта ночь должна укрепить связь между нами, ту самую, что поможет обоим впоследствие пережить разлуку, а мне — в случае необходимости почувствовать Волю и разыскать его.

— Так, давайте не будем засиживаться, — проговорил Вольдемар, едва мы доели, — завтра рано вставать, встреча со Стефаном назначена на десять утра, добираться до места около часа. Объявляю общий отбой!

Мы дружненько поднялись и, сонно зевая, побрели по комнатам (кроме тех, в которых мы расположились, в квартире была ещё одна — спальня родителей Вольдемара, но она стояла закрытой). Я успела только парой дежурных слов переброситься с Сергеем, стараясь ничем не выдать тревоги, и, похоже, это получилось.

Едва дверь за нами с Волей закрылась, он обнял сзади и склонил голову на моё плечо — Ложись на кровать, я переночую в кресле, — прошептал на ухо, щекоча прерывистым дыханием.

Глупенький… Он ведь чувствует то же самое, только не отдаёт себе отчёта в том, что сейчас желания истинны и правомерны, как никогда. Мы заслужили эту ночь…

— Нет, — покачала головой, — мы будем спать вместе, в объятьях друг друга, я хочу быть с тобой сегодня ночью!

По телу любимого пробежала дрожь, моё моментально отозвалось. Как же давно мы не превращались в одно целое! Сколько же времени не сгорали, охваченные пламенем любовной горячки!

Лихорадочные движения, голодные, истосковавшиеся нежные руки и губы — всё это слилось в единую мелодию, музыку, под которую кружились наши души в порыве обоюдной страсти. И тела кружились по комнате, пока не была скинута последняя одежда, а потом прохладная нега одеяла приняла нас в объятия, окутала, сливала наши дыхания в одно…

Мы уснули глубоко за полночь, переплетясь руками и ногами, окунувшись в один сон на двоих. Сегодня я никуда не полетела — осталась с Ним душой, духом и телом.

Только с Ним.

Я проснулась, как от толчка. Воля безмятежно спал рядом. Что разбудило меня в час, когда только подкрадывался рассвет? В эту же секунду в ответ на вопрос прозвучал приглушённый дверью нашей комнаты громкий стук во входную дверь.

— Воль… Воленька! — я потрясла милого за плечо, — проснись. Кто-то стучится.

Спросонья Вольдемар не мог сначала понять, зачем я его разбудила, но настойчиво повторившийся стук заставил, чертыхнувшись, встать и накинуть халат. Мерно тикающие на стене часы показывали половину седьмого.

— Спи, Солнышко, — нежно проговорил Воля, глядя, что я села на постели, сжав одеяло в руках, — это соседка. Бабулька старенькая, иногда спозаранку заходит, когда ей нездоровится, сделаю ей укол и вернусь, не выходи, а то от любопытства меня замучает. Приду и можно будет ещё часик поспать.

Но моё сердце гулко забилось, словно возражая его словам, однако прилегла. Зевая и шаркая тапками, Вольдемар прибавил прыти, поскольку в дверь уже тарабанили и он, вероятно, не хотел разбудить ребят в соседней комнате.

Я лежала и прислушивалась изо всех сил. Отчаянно хотелось выйти вслед за ним, или, покинув тело, понаблюдать со стороны, но это было неэтично и просто некрасиво — следить за каждым шагом, а мои тревоги навеяны всего лишь предчувствием, посетившим вчера.

В прихожей зазвенели ключи, скрипнула дверь, и раздались приглушённые голоса:

Волькин и чей-то ещё, непонятного пола. Я прикрыла глаза, пытаясь сосредоточиться и понять, почему сердце так рвётся из груди, но, незаметно для себя, вдруг уснула…