Тактика ведения борьбы в информационных войнах часто сравнивается с атакой роя пчел. «Рой» атакует противника одновременно со всех сторон. «Пчелы» разрозненны, но действуют синхронно и подчинены общему замыслу. Государство, реагируя на каждый «укус», расходует несопоставимые ресурсы и в конечном итоге оказывается истощено. СССР в свое время оказался не готовым к противодействию такой тактике.

Именно так атакуется сегодня российское прошлое. Бороться с каждой пчелой в отдельности бесполезно. Да и сама по себе такая борьба приводит к признанию значимости каждого отдельно взятого противника. Противостоять этим атакам можно, лишь выстроив собственную ценностно-смысловую систему. Каждый факт в этой системе, каждая интерпретация встраивается с созданную теоретическую и ценностную матрицу. Наличие такой матрицы позволяет парировать любые новые выпады, отталкиваясь от уже готового методологического фундамента.

Но именно системы осмысления и представления истории у нас сегодня нет. Историки занимаются фактами – и не более того. Работа с документами превратилась в самоцель. Установился своеобразный архивный фетишизм. Итог – блокировка познавательных и ценностных потенциалов истории. Российская историческая наука оказалась безоружна перед противником. Не говоря уже о том, что часть академического сообщества (и не малая) перешла под его знамена.

Ключевым моментом такого обезоруживания стал запрет на наличие государственной идеологии. Из истории выхолащивались, во-первых, ценности, во-вторых, смыслы. После этого российскую историю можно было уже брать голыми руками. Историческое сознание народа при отсутствии должной профессиональной защиты со стороны гуманитарной науки было поражено. Итог – реализация сценария гибели России (операция «самоликвидация № 2») (рис. 5).

Рис. 5. Антироссийские исторические мифы в сценарии поражения исторического сознания

Вызовы времени, связанные с новым информационным наступлением, в фокусе которого оказывается история России, диктуют необходимость формирования государственной исторической политики. Впервые это понятие стало использоваться еще в 1980-е гг. в Германии, его появление связано с курсом Гельмута Коля, добивавшегося более позитивного переосмысления феномена немецкого патриотизма. Через ревизию истории проводилась мысль, что немцам надо поменьше каяться за преступления прошлого. Готовилась почва для позиционирования Германии в качестве лидера Европы. Первоначально понятием «историческая политика» оперировали противники соответствующего политического курса, но затем взяли на вооружение его сторонники.

В 2004 г. группа польских историков выступила с инициативой разработки и проведения активной исторической политики. Опыт ее проведения в Польше имеет давнюю традицию. Еще в Средние века в польских интеллектуальных кругах вырабатывались исторические концепты, используемые против геополитических соперников Польши, в частности против России. Реализация исторической политики на новом этапе уже дала определенные результаты. Среди них – извинения, принесенные Российской Федерацией по весьма запутанному и неоднозначному «Катынскому делу».

Во многих других странах, в которых соответствующее понятие не используется, государственная историческая политика реализуется по существу. Существовала она и в СССР – и до определенного момента была достаточно успешной. Термин «исторический фронт» являлся действительным отражением идеологических боев за историю. Существовало специальное направление критики буржуазных ревизионистов в исторической науке. Однако со временем от вопросов целостного осмысления исторического процесса советская гуманитаристика уходит. Теоретический же арсенал исчерпывался трудами классиков марксизма, безнадежно устаревшими применительно к новым вызовам и реалиям. В итоге, когда идеологические шлюзы были открыты, выяснилось, что к открытой полемике мы не готовы.

Деидеологизация истории в России означала по факту принятие идеологии геополитических противников. Распространение россиефобских мифов задавалось принятым как нечто само собой разумеющееся общим представлением о ходе истории. Мифы сводились к либеральной версии в ее различных модификациях. Суть ее состояла в последовательном освобождении человека от различных социальных обременителей. Современной ее версией выступает, в частности, теория модернизации. Но если социальные связи являются обременителями для человека и в процессе истории он освобождается от зависимости от них, то все, что связано с социальностью – государство, народ, религия, традиции, – наделяется негативными характеристиками. А здесь уже один шаг до негативного вердикта в отношении всей страны.

Такому подходу могла бы противостоять концепция солидаризационного развития. Она может выражаться в разных версиях – как история государствостроительства, как история цивилизаций, как история классовой борьбы, как история борьбы добра и зла. Однако не взята ни одна из версий.

Только в 2012 г. впервые за долгое время на уровне высшей власти были произнесены слова о том, что у России свой собственный путь развития, свой собственный цивилизационный код. Заявление было сделано, но пояснения, в чем состоит этот код, не последовало. Пояснить, казалось бы, должны были ученые-гуманитарии, прежде всего историки. Однако выяснялось, что отечественная гуманитарная наука попросту не готова к решению подобных задач. В категориях определения ценностной матрицы России, ее историософии она не работает.

Практическое значение истории состоит в ее связи с настоящим. Через эту связь проектируется будущее. Политически история либо легитимизирует настоящее, существующий порядок вещей, либо делегитимизирует его. Отсюда выстраиваются разные проекции будущего. Если история завершается триумфом настоящего (легитимизационная схема), то политическим выводом из этой схемы является идеология охранительства. Именно такая модель истории была взята за основу официального курса в Российской империи. Установление противоречия между прошлым и настоящим определяет делегитимизационный подход. Разрешение этого противоречия может иметь двоякий характер – либо взятие реванша в будущем (национального, классового), либо самоликвидация. Идеологией классового реванша определялась, в частности, советская версия истории. Негативизация отечественного прошлого в постсоветской историографии, напротив, приводит к синдрому самоуничижения и не оставляет российскому сообществу перспектив в будущем.

Мировой опыт гибели империй указывает, что эрозия государственности всегда начиналась с кампании по дискредитации национального прошлого. Не является исключением в этом отношении и распад СССР. Хронологически начало кампании по негативизации было приурочено к семидесятилетней годовщине Октябрьской революции. На волне провозглашенного курса гласности популярные журналы в авангарде с «Огоньком» повели методичное освещение белых пятен истории. Проявляемая при этом тенденциозность подачи материала неизменно оборачивалась превращением белых пятен в черные.

За ревизией истории следовали политические выводы. Так, официальное признание незаконности присоединения Прибалтики к СССР вызвало постановку вопроса о завершении советской оккупации. Пересмотр событий прошлого шел в направлении от осуждения сталинизма к отрицанию всего исторического опыта России. На первом этапе острие критики было направлено против сталинского и отчасти брежневского режимов, на втором – советского периода в целостности, на третьем – всей российской национальной истории. В итоге выносился приговор об аномальности цивилизационного опыта России на мировом фоне.

История имеет непосредственную связь как с внутренней, так и с внешней политикой государства. Функционально ее связь с внешней политикой выражается в решении следующих задач:

• отстаивание территориальных интересов и статуса страны;

• формирование ее положительного образа в мире;

• обоснование желаемого положения в мироустройстве.

Применительно к внутренней политике государства ее функции определяются:

• формированием цивилизационной и гражданской идентичности;

• мотивацией народа на свершения;

• решением задач социализации молодежи, включая прививку патриотических и иных значимых гражданских ценностей;

• обоснованием единства страны;

• обоснованием суверенности государства.

Реализация этих функций через историю может осуществляться двояко – через определение смысла государственной общности и через представление примеров для подражания.

Государственное управление должно выстраиваться в соответствии с алгоритмом: определение ценностей —> выдвижение целей —> идентификация проблем и их решение —> достижение результата. Причем каждый этап должен соотноситься с историей.

Выдвижение ценностей предполагает наличие их образного выражения в священной истории. Любой претендующий на самовоспроизводство во времени социум должен иметь не только представление о едином прошлом, но и сакральную историческую матрицу – священную историю. На уровне школьного образования существует потребность именно в священной истории, посредством которой передаются базовые ценности соответствующего сообщества, проводится мысль об их устойчивом воспроизводстве в историческом времени.

Цели государственной политики соотносятся с другой исторической дисциплинарной нишей – историософией. Предметную область историософии составляет целостное концептуальное осмысление истории, выявление ее движущих факторов, смыслов и перспективы будущего.

Применительно к России ключевые вопросы историософии формулируются следующим образом:

• Что есть Россия и какова ее судьба?

• Существует ли особая историческая миссия России в мире?

• Может ли Россия развиваться своим особым путем, не повторяя всех этапов западной истории?

Историософский подход помогает сформировать определенную мировоззренческую позицию относительно истории и сущности своей страны. Историософский подход к истории России позволяет подчеркнуть:

• преемственность российской истории;

• наличие устойчивого цивилизационно-идентичного ядра России;

• существование особого ценностного фундамента исторического воспроизводства российской государственности;

• специфичность российской исторической судьбы и собственной модели жизнеобеспечения;

• особую исторически сформировавшуюся цивилизационную миссию России в мире.

Наконец, выбор средств государственного управления должен опираться на исторический опыт соответствующего государства. Не всякий успешно функционирующий в рамках одной цивилизации институт будет столь же успешен при перенесении его в иную цивилизационную среду. Провалами заканчивались всякий раз попытки «демократизации» России в соответствии с западной политической практикой. Исторически каждая значимая попытка такого рода оборачивалась системными общественными потрясениями уровня «всероссийских бунтов» и «гражданских войн». Исторический опыт указывает государственному управленцу, что можно и чего нельзя делать применительно к соответствующим цивилизационно-средовым условиям.