Царь всея Лукоморья Василий Двенадцатый перевел дух, сдвинул съехавшую на затылок шапку Любомудра Сообразительного на протоколом и вековыми традициями предназначенное ей место, и устало покосился на колоннообразные песочные часы слева от трона.

Еженедельный прием верноподданных по личным вопросам длился уже седьмой час.

Окинув утомленным взглядом тяжелый бархан в нижней половины пузатой колбы и тающую на глазах пригоршню в верхней части, он почти умоляюще уставился на повисшего в изнеможении на церемониальном посохе всей своей сорокакилограммовой массой распорядителя, самого старого и самого старшего писаря Евсейку1.

— Всё?..

Тот пожал плечами и неспешно поковылял на негнущихся ногах к дверям, ведущим в приемную. Коротко выглянув за любезно приоткрытую дружинником створку, писарь нежно прикрыл дверь, устремил на царя полный скорби и предчувствий взор и покачал головой с таким горестным видом, словно там сидело еще не менее половины лукоморских верноподданных.

— Сколько?.. — с тоской выдохнул Василий.

— Один, — обреченно доложил Евсейка.

— Так проси, чего же ты!.. — воспрянул духом царь, забыв прочитать между строк написанное на писарской физиономии ожидание бури, землетрясения, цунами и мирового пожара в одном отдельно взятом месте и в одно, слишком хорошо ему известное, время.

Писарь втянул голову в плечи и покорно кивнул младшему писарчуку-стенографисту.

Тот выложил на столик чистый лист бумаги, обмакнул перо в чернила и застыл в позе нетерпеливого ожидания и готовности.

— Последний проситель! — распахнул двери Евсейка, как ухнул с головой в тихий омут со всеми его обитателями…

---------------------------------------------------

1 — До "Евсея" ему не хватало килограммов шестидесяти. До "Евсея Никандровича" — еще столько же.

---------------------------------------------------

* * *

Край апрельского неба за окном стал акварельно-прозрачным, потом вспыхнул, радостно залился всеми цветами праздничной радуги, но скоро, словно утомившись от буйства красок, настоянных на пьянящем весеннем воздухе, стало неспешно синеть, растекаясь густыми чернилами сначала по самой кромке на востоке, потом всё дальше и больше, и шире…

Во дворце, в покоях, комнатах, горницах и каморках зажглись лампы, свечи и лучины — в зависимости от благосостояния погружающегося во тьму и готовящегося ко сну люда — а Ивана всё не было.

Серафима, царевна Лукоморская и Лесогорская вздохнула, моргнула напряженно в последний раз, убедилась, что дальше без усилий, даже при свете негасимого на время ее болезни камина, могла продолжать чтение только кошка, и неохотно отложила на подушку книгу.

Интересно, что проще сделать: зажечь свечку или и впрямь отыскать в куче вещиц в ларце на туалетном столике кольцо-кошку? И можно ли с ним будет читать? Конечно, проще всего было бы заставить проделать одно или другое Ивана, но где ее разлюбезный муженек бродит в такой час, было вопросом третьим.

Сенька откинулась на подушку и закрыла глаза.

Хорошая вещь — апрель, но ветреная, непредсказуемо-мокрая и внезапно-прохладная… Всего-то и покатались верхом часов шесть, помокли маленько, проветрились после этого, потом даже на солнышке погрелись, и на тебе… воспаление пневмонии, или как там обозвал ее внезапную хворь придворный знахарь, тут как тут, словно кто его в гости просил.

Хотя болеть, в некотором отношении, тоже приятно, признала по зрелому размышлению царевна, особенно когда всякие хрипы-сипы и жар уже идут на убыль, а на сострадательном сочувствии окружающих это еще не отразилось.

Все вокруг тебя бегают, персики фаршированные кивями на серебряном подносе под нос подносят, мороженое подогретое, бананы в шоколаде…

Кстати, о бананах.

Сенька приподнялась и окинула цепким взглядом окрестные серебряные подносы.

Ну, естественно.

Все пустые.

И будто так и надо!..

А если она вот сейчас, вот в этот самый момент, лежит на холодной постели одна и тихо умирает от полного отсутствия не только бананов в шоколаде, но и просто шоколада и бананов по отдельности? И никому до угасающей молодой жизни и дела нет!.. Ходит неизвестно где, а родная жена с одра болезни хоть сама на кухню за бананами не бегай в потемках! Да что бананы — тут корки сухой не отыщешь!..

----------------------------------------------------

1 — Любой царской дочке на ее месте первой и единственной пришедшей в таком положении в голову мыслью было бы позвать горничную. Но царевна Лукоморская и Лесогорская любой царской дочкой никогда не была, и сейчас быть ей начинать не собиралась. А применение горничных в каких бы то ни было ситуациях она вообще считала неспортивным.

2 — Естественно, под обтекаемым "никому" имелось в виду вполне конкретное "кое-кому".

--------------------------------------------------

Но, не успела царевна окончательно решить, начать ли ей жалеть себя, или сердиться на мужа, как дверь, тихо скрипнув, отворилась, и в опочивальню, словно одомашненное солнышко, с букетом зажженных ламп в руках вошла рыжеволосая горничная Дуньша в желтом сарафане.

— Ох, звиняйте, вашвысочество, припозднилась!.. — с виновато-расстроенным видом круглолицая девушка торопливо начала расставлять лампы по местам: две, как всегда, на стол, по одной на прикроватные тумбочки, у зеркала две, а остальные — куда фантазия подскажет. — Я ж светильники ваши чистить забирала, всё вовремя управилась, потом каменным маслом их заправлять пошла, а запасы кончились, так пока Артемка сбегал на склад, пока из бочки его накачали… А вечер уж тут как тут… Подушки дозвольте поправить, ваше высочество…

— Да ладно, ставь, ставь, сама я… — буркнула Сенька, приподнялась на одном локте и попыталась другой рукой нащупать и взбить придавленную спиной и сплющенную, как камбала китом, подушку.

— Нет уж, вашвысочество, мне дозвольте, — расселила светильники по местам и кинулась на помощь заботливая горничная. — Вы болестуете, вам покой нужен, и удобство.

— И хорошее питание, — ни на что не намекая, глядя чистым бесхитростным взором в потолок, расширила список потребностей больного человека царевна.

— Малашка с кухонными девушками сейчас вечерять вам принесут, — услужливо сообщила Дуньша и атаковала подушки с таким рвением, словно имела против них что-то личное. — Вы ж сами сказали… чтобы раньше десяти не подавали… потому что после вашего отвара простудного… вечернего… два часа пройти должно…

— Ну, сказала… но могли бы в кои-то веки и ослушаться… — Серафима блаженно откинулась на пышные, как облака, подушки и прикрыла глаза. — Спасибо.

— С нашим удовольствием, — с готовностью отозвалась девушка.

— Слушай, Дунь, — пришла в голову царевне мысль. — Тебе Иван мой нигде не попадался?

— Иван-царевич?.. — застыла в глубокомысленом созерцании прошедшего дня Дуньша. — Попадались, конечно… Сегодня утром я их в калидоре на первом этаже видала, с батюшкой евойным оне разговаривали… Потом в обед — с кучей книжек в руках, в бильбиотеку шли, не иначе…

— Нет, после обеда, я имею в виду.

— После обеда?..

Медитация повторилась.

— После обеда не видала, — пришла к выводу и с сожалением покачала головой девушка.

— Ну, ладно, спасибо тебе, ступай, отдыхай, — отпустила горничную Сенька, заслышав за дверями приближение обещанной и долгожданной процессии из кухни.

Вдогонку она хотела было крикнуть, что ежели встретит Дуньша младшего царевича, то может намекнуть, что одна дама уже замучалась его ждать, но потом решила, что дама эта ему самостоятельно всё расскажет при личной встрече, гораздо более содержательно, чем могла бы это сделать почтительная горничная, и сосредоточила внимание на осторожно вплывавшем в комнату караване поварят, груженых подносами, накрытыми серебряными колпаками.

После ужина Серафима пришла к выводу, что жизнь стала налаживаться и, если бы не одно "но", даже была бы опасно близка к почти полному превосходству и совершенству…

Но это единственное недостающее "но" появляться в родных покоях упорно не желало.

И Сенька, снова отложив книжку, принялась недовольно гадать, куда мог ее любимый на ночь глядя так надежно потеряться.

Засиделся в библиотеке?

На семейном военно-политическом совете?

Уехал к князю Грановитому играть в шахматы?

Подал на развод?

Не смешно.

Время, судя по цвету неба, вернее, по полному его уже отсутствию, не меньше десяти, а милого супруга — ни в одном глазу.

Может, что-то случилось?

Что никто не удосужился рассказать ей?

Царевна нахмурилась и села в кровати.

Интересно, если сейчас она оденется и отправится на поиски бесследно пропавшего четыре часа назад мужа, это будет выглядеть глупо, или очень глупо?

Она представила, как ходит по дворцу, заглядывая во все палаты, комнаты, горницы и каморки, расталкивая и расспрашивая недоумевающий сонный народ, не видали ли они Ивана, а где-то вслед за ней, встревоженный и озадаченный, ходит Иван и повторно расталкивает и расспрашивает тех же самых людей, не проходила ли здесь его исчезнувшая таинственным образом на ночь глядя прямо из покоев жена… и снова спряталась под одеяло.

В конце концов, ее муж — взрослый человек… и вполне может пропадать по четыре часа подряд без объяснения причин… по крайней мере, он так думает… и будет еще думать ровно столько, пока не вернется назад… Да и, если разобраться, что с ним… нет, скажем так, что даже с ним может случиться в родном дворце среди бела дня… сера вечера… черной ночи… когда кругом полно всяких бояр, придворных, прислуги, стражи, и разных прочих приживалок, которые только и ждут хоть какого-нибудь чиха от царской семьи, чтобы наперебой сказать "будьте здоровы" или вытереть им нос?.. Да если даже он и задержался у Граненыча, что с того… Кажется, такое обилие внимания к моей нездоровой персоне дурно отразилось на характере… Если в течение десяти минут вокруг меня никто не суетится, не пытается накормить, измерить температуру или поправить подушки, я чувствую себя покинутой… Кошмар… Я становлюсь мнительной, как эта… жена Василия… Елена Прекрасная…

Еще немного — и начну… начну…

Это…

Спать…

К неуверенному Сенькиному удивлению, исподтишка перебиваемому гнусненьким злорадным "так и думала", с наступлением утра милого в спальне не обнаружилось. Но не успела она сему факту возмутиться, удивиться или проявить еще какую-либо реакцию, как дверь гостиной слегка скрипнула, и по ковровой дорожке, ведущей к спальне, глухо зазвучали тяжелые, но осторожные шаги.

Серафима, не отрывая глаз от двери, нащупала и подняла с подушки фолиант и прицелилась.

В косяк постучали.

— К-кто там?.. — разочаровано опустился на одеяло несостоявшийся снаряд.

— Это я, Димыч, — раздался голос среднего брата Ивана. — Сима, лапа, окажи с утра пораньше деверю любезность: пни супруга в левый бок, он, сурок, уже полчаса как на смотр на плац опаздывает.

Сердце Сенька екнуло и пропустило такт.

— Дим, войди, пожалуйста, — спокойно, словно ничего не произошло, позвала его Серафима. — На поговорить по-быстрому.

— А… ничего, что я так?.. без фанфар?.. — засмущался вдруг Дмитрий-царевич.

— Входи-входи, — натянула она одеяло до подбородка.

Через пару минут Иванов брат, недоуменно хмурясь и пожимая плечами, быстро вышел, прикрыв за собой дверь, а царевна, растеряв остатки сна, смахнула одеяло… и была перехвачена сначала дядькой Елизаром — ее лечащим знахарем, потом Дуньшей с отрядом сенных девушек и с туалетными принадлежностями наперевес, а после — кухонной командой с завтраком.

Едва дождавшись, пока дверь спальни захлопнется за последним поваренком, Сенька выпрыгнула с кровати и принялась торопливо одеваться. С непривычки от резких движений и вертикального положения заполошно кружилась голова и бросало из стороны в сторону, но это было терпимо и, если верить дядьке Елизару и собственному опыту, скоро1 должно было пройти.

Платяной шкаф в дальнем углу комнаты распахнулся, и царевнина рука с сомнением зависла между рядами придворных нарядов, при надевании требующих ассистирования роты горничных, и старыми добрыми штанами и рубахой в углу, ввергающими одним своим видом эту самую роту в предынфарктное состояние.

Выбор был сделан в одно мгновение, и еще через несколько минут полностью готовая к самым коварным поворотам судьбы царевна уже вовсю рылась в объемистом малахитовом ларце, лихорадочно перетряхивая побрякушки и сувенирчики, скопившиеся за почти полгода их с Иваном странствий по Белому Свету.

Не то, не то, не то, не то…

Кольцо-кошка попробовало укатиться, но было перехвачено и мгновенно насажено на палец — некогда возиться…

Не то, не то, снова не то…

Окончательно растерявший лечебную силу перстень старого Ханса тускло блеснул древним серебром, был привычно-безнадежно примерян на два пальца и отложен направо, в быстро растущую кучу ненужных предметов.

----------------------------------------------------

1 — В пределах недели. Воспаление пневмонии, как гласил официальный диагноз, поставленный Елизаром — серьезное заболевание.

2 — Оказался слегка мал. А на один палец — велик. Нет в жизни гармонии.

----------------------------------------------------

Не то, не то…

Вот.

Приспособа, сделанная прошлым летом специально для подобных ситуаций ее троюродной бабушкой Ярославной, называемой отдельными малообразованными суеверными личностями "бабой-ягой".

"Иваноискатель".

На спиле ствола молодого деревца толщиной сантиметра полтора, сучком с вилкой на конце закреплялась неподвижно каплеобразная стрелка из сосновой коры. Но стоило только сучок слегка потянуть, как стрелка тут же приходила в движение и, покрутившись несколько секунд, словно шустрая гончая, острым концом указывала в сторону текущего местонахождения ее единственного и неповторимого.

Опробовано и одобрено многократно.

Радиус действия — несколько километров, в нашем случае — в пределах города.

Точность…

Ну, уж мимо собственного-то мужа она не пройдет.

И довольная премного собой и своей сообразительностью Серафима освободила стрелку.

Не произошло ничего.

Не веря своим глазам, она потрясла приборчик, покрутила вокруг всех возможных осей, потом снова зафиксировала забастовавший кусок коры и снова освободила…

Ничего.

Медленно и обиженно моргая и хмурясь, царевна выпятила нижнюю губу и повертела иваноискатель перед своим носом, придирчиво выискивая причину неисправности. Ведь даже если стрелку потерять, сучок сломать, а спил намочить, то после восстановления конфигурации — проверено в полевых условиях! — устройство продолжало работать!..

В чем же дело?

Неужели…

Не может быть!

Как он смел!..

Без меня!..

Один!..

И куда?

А если всё-таки с ним что-нибудь случилось?

Эта простая мысль словно окатила раскипятившуюся было Сеньку ведром холодной воды.

Если произошло что-то неожиданное, срочное, отчего он был вынужден спешно покинуть город?..

Настолько спешно, что не взял ни меча, ни кафтана, и никому не сказал ни слова?..

Но почему же иначе Ярославнина штуковина на него не реагирует?

Ведь не может же быть, чтобы он… чтобы его…

Дура.

Конечно же он жив.

И нуждается в моей помощи.

-----------------------------------------------------

1 — Кому это — "никому" — наверное, пояснять не надо.

-----------------------------------------------------

Сборы были короткими: торопливо завершить одевание по сезону, поспешно нагрести денег из секретера в карманы и кошельки, проворно отыскать и прицепить на место меч и колчан, стремительно чиркнуть пару слов всем заинтересованным ее отсутствием лицам — и опрометью выскочить в гостиную.

— Эй, подъем, засоня, уже два месяца, как весна на улице! — Сенька вцепилась в свисающие со шкафа роскошные шерстяные кисти цвета кофе с молоком, изо всех сил дернула на себя и ловко отпрыгнула в сторону.

В следующее мгновение на то место, где она только что стояла, с антресолей обрушился Масдай.

— И что это, по-твоему, ты такое творишь?! — безмолвные еще минуту назад покои заполнил грохот переворачиваемой табуретки, опрокидываемой подставки, низвергающегося с нее каменного цветка, и возвышенный в сонном негодовании шершавый голос.

— Масдаюшка, лапушка, потом объясню, — бегло протараторила, царевна, лихорадочно раздирая и растворяя еще запечатанное на зиму окно. — Иван пропал.

— Если ты с ним обращалась так же, как со мной, то не нахожу в этом ничего удивительного, — сухо прошелестел злопамятный шерстяной голос из глубин скатанного ковра.

— Если я найду его, и выяснится, что причиной его пропажи стала какая-нибудь ерунда, то он еще позавидует тебе, — сквозь зубы, но от всей души пообещала Серафима, закрепила створки рамы крючками на стенах, быстро раскатала свое воздушное судно на полу и кинула на него мешок с припасами.

— Что-то серьезное? — неохотно полюбопытствовал ковер.

Сенька бухнулась посредине, поджала ноги по-тамамски и взяла наизготовку иваноискатель.

— Серьезней некуда! Погнали, скорей!

— Мяту хоть стряхни… и моль дохлую… — всё еще недовольно, с легкой тенью обиды прошуршал ковер, сладко потянулся складками, сонно пожал ворсинками, томно расправил кисти и осторожно поднялся на метр от натертого мастикой узорчатого паркета.

— По дороге стряхну, — нетерпеливо отмахнулась Сенька. — Скорей давай, до городских стен — и по спирали вокруг. Будем круги нарезать, пока прибор на него не сработает. Не мог он далекой уйти за вечер и ночь… надеюсь…

— Как скажешь, — пожал кистями Масдай, бережно приподнял края и плавно, будто орел, поймавший восходящие потоки, выскользнул в распахнутое окно.

Нарезание кругов продолжалось гораздо дольше, чем царевне того хотелось бы.

Прошло утро, протащился мимо полдень, исподволь подкрался вечер… Внизу проплывали, сначала чередуясь, а потом бесхитростно сливаясь в одну бесконечную полосу леса, деревни, поля и дороги. По дорогам проходили, не поднимая голов, или отчаянно пялясь и тыкая пальцами в невозмутимо парящего Масдая купцы из торговых обозов, крестьяне со своих телег, дружинники верховые и пешие, и просто странники — калики перехожие. Юг сменялся востоком, север — западом, а тот снова югом — ничего нового в географии за время ее поисков придумать не успели — а деревянный прибор оставался невозмутим и спокоен, словно забыв о своем назначении, или вовсе утратив после зимовки в ларце главную и единственную функцию.

При мысли об этом Серафиме становилось не по себе.

— Нечистая тебя раздери… — отчаянно трясла она то и дело нехитрую деревянную конструкцию. — Ну, действуй же, действуй, действуй!.. Ищи!!!..

Но безразличная приспособа оставалась глуха к ругани, уговорам и мольбам, и первый день без Ивана плавно и безнадежно перетек в первую ночь.

Не колеблясь ни секунды, Сенька надела бы кольцо-кошку и продолжила поиски и без помощи устало окончившего смену солнца и бессовестно прогуливающей работу луны, но с затянутого вдруг и сразу тучами неба стал накрапывать мелкий дождик, грозящий вот-вот перейти в крупный ливень. Масдай взбунтовался, и пришлось сделать привал в первой попавшейся деревеньке.

Постоялого двора там не было — если посчитать, там и простых-то дворов было негусто — но ужин и место на полатях спустившейся с неба супруге наследника престола нашлось.

С первыми лучами отдохнувшего за ночь светила она расплатилась с гостеприимными хозяевами, волоком вытащила сонно бурчащего, пригревшегося на печи Масдая на крыльцо, и поиски были продолжены.

Когда ближе к полудню тупо застывшая в одном положении стрелка очнулась от вечного сна и лениво шевельнулась, Сенька не поверила своим глазам.

— Стой!!! — осипшим от долгого молчания голосом выкрикнула она, и ковер послушно завис в воздухе.

Стрелка повернулась вправо, потом влево, словно принюхиваясь, и, наконец, определившись во мнении, твердо указала на север.

Серафима бережно положила ярославнино приспособление на ковер и в радостном предвкушении праздника воссоединения семьи потерла озябшие руки.

— Нашелся? — не утерпел Масдай.

— Ага, — удовлетворенно кивнула царевна. — Давай строго на север. Да поскорее.

— А если проскочим? — забеспокоился ковер.

— Тогда стрелка покажет в другую сторону, и мы возьмем его в вилку, — довольная собой, прибором, Масдаем и всем Белым Светом, охотно пояснила Сенька, проверила, как вынимается меч из ножен, положила рядом с собой пару метательных ножей и натянула тетиву на лук.

— А, может, ты с ним сначала просто поговоришь? — без особой надежды быть услышанным, проговорил Масдай. — Так-то ведь он человек замечательный. Всегда ноги вытирает… крошки сметает… пирожки не роняет на спину…

— Разберемся, — легла на ковер, зажимая прибор в пригоршне, и свесила голову царевна. — Давай, дуй вдоль дороги.

И ковер дунул — только ветер в ушах засвистел.

Километров через десять стрелка резко изменила направление.

— Стой!.. — хлопнула Масдая по ворсистой спине Серафима и окинула недоуменным взглядом дорогу внизу.

Путники, перемещающиеся по изрядно раскисшей после ночного дождя федеральной трассе "Лукоморск-Синьгород" то ли устали бороться с полужидкими колеями, то ли подобрались как один нелюбопытные, но на пронесшийся над их головами метрах в десяти и зависший подобно маленькому облачку неправильной формы ковер-самолет внимания никто не обращал.

-----------------------------------------------------

1 — Естественно, в Сенькиных.

2 — Для облачка прямоугольник — самая неправильная форма.

-----------------------------------------------------

Сенька приказала Масдаю двигаться в обратном направлении медленно-медленно, снова свесила голову и принялась сосредоточенно и методично оглядывать всех встречных-поперечных, одновременно не выпуская из виду и самоуверенно указывающую теперь в строну Лукоморска стрелочку.

Людей на дороге было немало.

Много на дороге было людей.

Но на ее разлюбезного супруга, как специально, ни один из путешественников не походил даже отдаленно.

На юг тащится по разбитой колее крестьянская телега, груженая новыми бочками.

В отдалении за телегой мужик гонит-погоняет флегматичную рыжую корову с таким же теленком — наверное, на послезавтрашний базар в столицу успеть хочет.

Вслед за коровой не спеша едет на соловом коне чернявый усатый парень в кафтане царского гонца, прижимая к груди сумку с гербом.

За ним тянется обоз с лесом. Бородатые пожилые возчики, поплевывая семечками, ворчливо понукают — больше для проформы, чем для скорости — коренастых лохматых лошадей. Опытные лошади не принимают их посулы скорого кнута всерьез, и лишь походя отмахиваются хвостами да отфыркиваются через плечо.

Навстречу им, кто медленно, кто поскорее, идут и едут те, кому столица наскучила.

Ковыляет бойко на север, подтянув подол, рябая старуха с выводком внучат.

За ней хромает седой коробейник, уткнувшись носом в один из своих лубков.

Нетерпеливо подпрыгивая на козлах одноконной коляски с поднятым верхом из промасленного сукна, выглядывает просвет во встречном трафике маленький пухлый старичок, судя по одежде — управитель загородного имения какого-нибудь столичного боярина. Беглый взгляд под полог пассажиров у него не обнаружил.

Безмятежно озираясь по сторонам, направлялся куда-то на вислобрюхом гнедом мерине коренастый крестьянин.

С дрожью и трепетом вглядывалась Серафима в каждое новое лицо: Иван?.. Иван?.. — и с всё возрастающим разочарованием и отчаянием каждый раз убеждалась, что и этот, и следующий человек, и следующий за следующим — не он.

Вдруг стрелка прибора дернулась и резко повернулась на сто восемьдесят градусов.

— Стой… — сердито скомандовала царевна Масдаю. — Проскочили…

— Как?.. — удивился ковер. — Но я ведь чувствую, что он где-то в этом районе…

— Где? — жадно уцепилась за слова ковра царевна.

— Не знаю… — после недолгого молчания обескуражено призналось ее воздушное судно. — С одной стороны — вроде чую… А с другой — как бы и не вижу… Может, его и впрямь здесь нет? По-крайней мере, я не заметил…

— Не ты один, — хмуро пробормотала Сенька, задумалась на мгновение, и послала его в обратном направлении.

С точно таким же результатом.

Мужик с коровой, бабка с внуками, гонец, старичок на коляске, крестьянин на мерине…

И никого похожего.

Царевна втянулась на ковер и уронила голову на стиснутые кулаки.

Что произошло?

Сломался приборчик?

Как-то странно он сломался…

Иван загримировался?

В старика? Или в корову?

А, может, его заколдовали?

Ерунда, конечно, кому надо его заколдовывать, но если даже принять это предположение за рабочую гипотезу, то всё равно никто из путников никаким боком не походил на колдуна и умыкаемую им насильно жертву.

Ну, разве только мужик с коровой…

Интересно, Ивана можно было превратить в корову, или только в быка?

А, кстати, какого пола у крестьянина был теленок?

Чушь какая… Что я несу… Конечно, это сломалась треклятая приспособа, чтоб ее короеды сгрызли!..

Но что теперь делать?

Кажется, это вопрос она произнесла вслух, потому что Масдай слегка пошевелил кистями и предложил:

— Может, отлетим подальше в сторону, ты закрепишь стрелку, потом отпустишь снова, и посмотрим, что получится?

За неимением иных идей мысль верного ковра была принята к исполнению.

— Давай тогда сверни налево, километров на… Интересно, пять километров — это уже "подальше", или еще не слишком?

— Проверим, — философски пожал кистями Масдай, и без дальнейших обсуждений сорвался с места.

Для верности они отлетели от шоссе на десять километров.

Зависнув над маленьким лесным озерцом, Масдай обратился к царевне:

— Ну, что? Попробуешь? Или еще отлететь?

— Попробую… — вздохнула, томимая дурными предчувствиями Сенька и с замиранием сердца освободила стрелку.

Покрутившись недолго, та уверено уставилась на запад, в сторону невидимой отсюда дороги.

— Ну, что? — нетерпеливо поинтересовался ковер.

— Возвращаемся к шоссе… — бесцветным голосом ответила Серафима. — Может, сейчас найдем…

Но и на этот раз иваноискатель привел их к уже знакомой компании, двигающейся по заполненной народом и грузами дороге плотной кучкой.

Розовощекий старичок в повозке недовольно хмурился на встречный трафик.

Бабка с четырьмя пострелятами младшего школьного возраста, успевшими вымазаться в дорожной грязи и теперь норовящим повиснуть и прокатиться на задке стариковского тарантаса, громогласно и витиевато внушала им, что такое хорошо и что такое плохо.

Зажиточный крестьянин, подставив бородатый лик ласковому весеннему солнышку, восседал на своем флегматичном скакуне со спокойствием статуи глухого Будды.

Хромой задумчивый коробейник закончил разглядывать последний лубок, порылся на ощупь в коробе за спиной, выудил маленькую толстенькую книжицу и углубился в нее, едва не утыкаясь высокой нелепой шапкой в круп шествующего впереди мерина.

За поворотом из-за леска показался перекошенный щелястый забор, потемневший от времени и недавних дождей сарай, и с десяток дымков за ним.

— Деревня Козьи Поляны… — печально сообщила Масдаю Сенька после беглого взгляда на карту. — Дальше развилка…

— Давай еще раз туда-сюда пролетим? — предложил ковер.

— Ну, давай… — без особой надежды на успех согласилась царевна. — Туда, сюда, а потом обратно. А я на стрелку смотреть стану…

За то время, пока их маленький поисковый отряд маневрировал да примеривался, стрелка своего мнения не переменила, а старые знакомые, приглянувшиеся по какой-то неведомой простым смертным причине ярославниному приборчику, успели добраться до переполненного голодными и усталыми путешественниками постоялого двора и потеряться в утробе огромного трактира.

Оставив Масдая под присмотром ошалевшего конюха, Серафима, не спуская глаз с прибора, непреклонно указующего в одном, только ему понятном направлении, осторожно вошла в общий зал и пробежала цепким взглядом по особам посетителей.

Кроме давешних путешественников, замеченных ранее на дороге, ни с беглого первого, ни с придирчивого второго, ни с отчаянного третьего взгляда знакомых лиц в зале обнаружено не было.

Старик, коренастый мужик — по понятным причинам, уже без мерина, коробейник и старушкино семейство расположились тесной кучкой за одним маленьким, засыпанным крошками и закапанным похлебкой и подливкой столом.

На который, недолго думая, и указала стрелка.

— Что пить-кушать будем?.. — подплыла к вновьприбывшим дородная румяная трактирщица — реклама собственной кухне, и любовно принялась наводить на столе чистоту мокрой тряпкой, методично смахивая крошки на колени гостей. — Имеется свекольник с козлятиной, рассольник с козлятиной, щи с козлятиной, козье рагу с овощами, козьи отбивные, котлеты из мяса коз…

Похоже, в деревне, в полном соответствии с названием, из крупного рогатого скота имелся только мелкий бородатый.

— …чай с козьим молоком и козье молоко без чая, — без запинки закончила декламацию меню трактирщица. — Чего кому нести?..

Сенька не стала дожидаться ответов, а положила в шапку забастовавшую приспособу — подальше от любопытных посторонних глаз — и отправилась вдумчиво и не спеша обходить подозрительный стол по периметру.

Прошла мимо бабки…

Нет…

Мимо одного внука… второго…

Нет…

Мимо мужика…

Стрелка индифферентно закосила куда-то по диагонали и вправо.

Мимо старика…

Что?!..

Не может быть…

Стрелка дрогнула и торжествующе указала в широкую пухлую спину, обтянутую потертым зеленым суконным кафтаном.

Это — Иван?..

Сенька, недоуменно хмурясь, украдкой заглянула деду в лицо, прощупывая смятенным взором каждую черточку, волосинку и морщинку…

Если бы кто-то прямо сейчас попросил ее найти между ним и ее благоверным сто девяносто девять отличий, она бы справилась с заданием за полминуты.

Заколдованный, загримированный или искусственно состаренный — этот человек не имел с ее пропавшим супругом ничего общего.

Дурацкая приспособа…

В урну ее!

В печку!

В топку!!!..

Раздраженно, царевна скомкала шапку, сердито двинулась к стойке под напором новой партии оголодавших путников… и тут ее осенило.

А если приборчик указывал не на старичка, а на того, кто сидит напротив него?

Напротив, стиснутый между старшим внуком и корпулентным обладателем мерина, сидел, уткнувшись длинным носом в тощую книжку с аляповатыми картинками, печальный коробейник.

Серафима с сомнением окинула его оценивающим взором.

Конечно, с ее Иванушкой его роднила только страсть к чтению в любом месте и положении, но ведь даже такое незначительное нечто лучше, чем совсем ничего!

Обогнув старательно перепинывающихся под столом и шкодно при этом хихикающих старших мальчишек, царевна остановилась за спиной книгочея и исподтишка глянула на стрелку.

Попадание.

Для исключения погрешности она сделала шаг к крестьянину и снова покосилась на прибор — стрелка упорствовала в изначальном решении.

Обескураженная, она замерла, почти не дыша, за тощей сутулой спиной.

Значит, Иван — это он?

И что теперь делать?

Обнять, поцеловать, огреть книжкой по кумполу?

Серафима наклонилась над оттопыренным ухом коробейника, еле выглядывающим из спутанных зарослей давно не стриженой прически, и нерешительно прошептала:

— Иван?..

— Что?.. — встрепенулся и растеряно закрутил головой коробейник с видом человека, внезапно и грубо вырванного из объятий сладчайших грез. — Кто?.. Где?..

— Иванушка? — всё еще не веря себе, ему, прибору, и вообще никому, неуверенно повторила царевна. — Это… ты?

К ней медленно повернулось худое небритое удивленное лицо.

— Ну, я…

— Ваня…

— Рассказывай, парубок. Что ты хотел? Книжку? Лубок? Ниток клубок? Шелку? Иголку? Из кости полку? — привычно заговорил рекламными стихами бродячий продавец, безразлично глядя куда-то мимо царевны. — Тебе прямой сейчас товар показать, или подождешь, пока червячка Хромой Иван заморит? А то я ведь полдня по распутице тащился, оголодал, как зверь лесной. Кишка кишке бьет по башке, можно сказать.

— Иван… Ты меня не узнаешь?.. — панически чувствуя всеми фибрами души, что предприятие ее проваливается на глазах, и чем дальше, тем глубже, всё же не сдавалась царевна, и в иллюстрацию своих слов повернула физиономию в полупрофиль, в профиль, потом снова в анфас. — Узнаешь?..

— Я?.. — озадаченно сфокусировал взгляд на огорченной физиономии незнакомого отрока и захлопал чернявыми ресницами мужичок. — Извини, парень… Что-то не признал… А мы разве знакомые с тобой?

Быстро обдумав этот вопрос и придя к выводу, что полгода с лишком замужества можно с некоторой натяжкой назвать знакомством, Сенька утвердительно кивнула.

— Знакомые. В последний раз мы два дня назад виделись. В Лукоморске. Ну?..

— Чего — ну? — недоуменно уточнил Иван.

— Ну — вспомнил?.. — чувствуя в своих руках тяжесть холодеющего трупа только что скончавшейся надежды, умоляюще уставилась ему в карие очи царевна.

— Не бывал я уже месяца три в столице, парубок. Обознался ты. Извини, хороший, — необъяснимо чувствуя себя виноватым, пожал плечами Хромой Иван, но тут же спохватился и продолжил: — Но если тебе иголки нужны, или пуговицы, или вот книжка интересная — про то, как розы зимой выращивать — ты только подожди, пока я перекушу…

— Н-нет, спасибо, не надо иголки, и розы не надо…

Интересно, если сейчас пуститься в описание обстоятельств их знакомства, ее сочтут пьяной или сумасшедшей?

Проверять это, даже на ее отчаянный взгляд, вряд ли стоило.

И она, расстроенная и разочарованная, медленно выпрямилась, пожелала спокойным ровным голосом коробейнику приятного аппетита, и, не видя ничего перед собой, налетая на входящих и покидающих трактир путешественников, вышла во двор, сжимая в руках скомканную шапку с предательски-бесполезным прибором.

Первая, последняя и единственная ниточка, которая должна была привести ее к безвестно сгинувшему среди бела дня супругу, обратилась в ее пальцах в дым и развеялась без следа.

Что делать теперь?

Естественно, вне конкуренции по простоте и действенности был бы вариант лететь опрометью назад, и сразу — к Ярославне, за помощью — магической ли, или в виде нового приборчика. Но как раз за несколько дней до ее болезни та прилетала в Лукоморск погостить, и как-то мимоходом упомянула, что в конце второй декады апреля собирается навестить Высшую Школу Магии Шантони — забрать нового практиканта перед весенней сессией.

Они тогда обрадовались… передали с ней кучу гостинцев и приветов Агафону…

Вылететь в Шантонь она должна была как раз пару дней назад.

К-кабуча, как любит говаривать в таких случаях один специалист по волшебным наукам.

Что такое "не везет" и как с этим бороться…

Присев у теплой от солнечных лучей стены конюшни на ярко-зеленый островок молодой травки, царевна обняла одной рукой коленки, и стала с видом исследователя на пороге великого открытия вертеть в другой забастовавший иваноискатель.

----------------------------------------------------

1 — Сантименты — сантиментами, а коробейника ноги да язык кормят.

2 — Перед закрытой на десять замков, заколоченной и заложенной кирпичом дверью. При этом не без основания подозревая, что хозяин давно уже выбыл в неизвестном направлении.

----------------------------------------------------

Ну вот что могло в этой треклятой деревяшке испортиться?!

Не мочила, не роняла, не садилась на нее, гвозди ей не забивала…

Может, действительно стоит попробовать что-нибудь сломать, а потом заменить и проверить, как будет работать?

Самое простое — вилочка.

Сказано — сделано.

Через десять минут кандидатка в новые запчасти была найдена в куче обрезанных яблоневых веток у соседского забора, заботливо ошкурена, остругана в размер и тщательно прилажена на надлежащее место.

Настал волнительный момент первого испытания.

Затаив дыхание, Сенька дрожащей рукой вытянула новую вилку, освобождая стрелочку для новых дерзаний и свершений…

Из дверей трактира, рассеянно дожевывая на ходу рогалик с маком и запивая его чем-то из желтой керамической кружки, торопливо вышел знакомый старичок в зеленом кафтане.

Стрелка, не раздумывая ни мгновения, дернулась, ткнула в него острием и замерла, как прибитая.

Ну через пень же твою да в коромысло, а!!!..

Из трактира вслед за дедком выскочила растрепанная служанка, сердито отобрала у него кружку и, погрозив пальцем, также вприпрыжку скрылась в полутьме зала, расплескивая на затоптанный пол недопитый чай.

Старичок недоуменно поглядел на нее, на опустевшую руку, потом на остатки рогалика, запихнул его целиком в рот и, вытирая обсыпанные приставшим маком пальцы о бока кафтана, решительно направился со двора.

Даже обновленная, приспособа не сводила с него стрелки.

Не зная, что дальше думать и делать, Серафима уныло поплелась за ним.

Далеко за старичком ходить не пришлось: он отошел на два дома направо, постоял с полминуты, тупо глядя на кузню, потом вернулся к постоялому двору, встал к нему спиной, пошевелил губами, похмурил брови, повернул налево, миновал два дома и оказался перед продуктовой лавкой.

Кажется, на этот раз результат его устроил, потому что дед удовлетворенно хмыкнул, кивнул своим мыслям и, доставая из кармана пухлый, как и он сам, кошель, нетерпеливо шагнул в гостеприимно распахнутые двери.

Серафима, дивясь отстраненно всей очевидной нелепости своих действий, подкралась к открытому окошку и притаилась сбоку, смутно надеясь вот-вот услышать нечто потрясающее, что укажет на рассеянного дедка как на заколдованного Иванушку или, как минимум, на причину неисправности ярославниного приборчика.

Но и эта надежда отправилась по стопам всех предыдущих.

Старик банально и неинтересно купил козьей колбасы, козьего молока, козьего сыра, козьего творога, козий окорок, меда с козлобородника, квашеной капусты, несомненно, в свое время недоеденной козами, а также каравай в виде козьей головы, и, напоследок, пустой туес, на удивление с козами не связанный никак.

Расплатившись, он раскланялся с лавочником и поспешил назад, на постоялый двор, в сопровождении нагруженного туесами и свертками мальчишки лет десяти. У ворот конюшни его уже ждала готовая к продолжению пути повозка.

Через пять минут она уже влилась в бесконечный поток путников на большой дороге за околицей и растворилась в нем.

* * *

Смеркалось.

Запад играл и переливался всеми оттенками сиреневого и розового. Нерешительно зудели над болотом немногочисленные ранние комары. Заливались восторженным кваком при одной только мысли о грядущем создании семьи лягушки. Черными пиками пронзали прозрачный вечерний воздух раскачиваемые легкомысленными стрекозами листья прошлогоднего камыша.

С востока накатывалась ночь.

Время сделать привал, решил старик.

Конечно, мокрый голосистый островок суши посреди бескрайнего болота не сравнить было с веселой лесной опушкой, уютной полянкой или гостеприимным стогом сена в чистом поле, не говоря уже о пределе мечтаний усталого путника — постоялом дворе… Но, к смущению своему, задремав на пустынной дороге, он позволил лошади провезти себя мимо всех привлекательных мест для ночевки, услужливо возникавших на его пути после того, как он свернул с шоссе. И поэтому сейчас перед ним предстал незамысловатый выбор всего из двух вариантов: расположиться лагерем посреди топи, или спешно возвращаться по пропадающей в быстро сгущающихся сумерках гати на несколько километров назад.

Сердито буркнув что-то оскорбительное то ли в адрес лошади, то ли болота, то ли всего Белого Света в целом, дедок кряхтя выбрался из повозки и раздраженно огляделся.

О том, чтобы развести на ночь — или хотя бы на вечер — костер речи не было: из горючих материалов под рукой была только коляска.

Хмуро вспоминая, едят ли лошади камыш и осоку, дед распряг Рыжую и привязал к притулившемуся у самого края гати упитанному, но кривобокому дереву, по виду — гибриду плакучей ветлы и карликового баобаба — покрытому от корней до макушки, как пледом цвета хаки, пестрыми лохмотьями лишайника. Отпускать на ночь посреди трясины лошадь, даже — или тем более? — стреноженную, было бы верхом рассеянности даже для рассеянного пенсионера.

Исподтишка понаблюдав за осуждающе поджавшей губы и косящейся на него кобылой, старичок неохотно пришел к заключению, что лошади болотной флорой всё-таки не питаются. Вздохнув, он высыпал в холщовую торбу остатки овса и привязал ее к морде Рыжей.

-----------------------------------------------------

1 — "Не забыть пополнить запасы в ближайшей деревне. Записать бы надо… Гром и молния, куда опять задевался мой блокнот? И грифель?.."

-----------------------------------------------------

— В следующий раз, если рассчитываешь на траву, будешь знать, где на ночь останавливаться, — строго погрозил он ей пальцем. — И нечего со мной в гляделки играть. Сама себя наказала, кобыла непутевая.

— Ква-ква-ква-ква-квабыла… — подхватили со всех сторон новую песню обитатели топи и понесли в народ.

Лошадь, пристыжено осознав свою вину, опустила глаза и, полна раскаяния, покорно захрупала ужином.

— Вот так-то, — всё еще не слишком любезно буркнул ее хозяин, забрался в коляску и принялся извлекать из-под скамейки туеса и свертки.

После целого дня скачек по ухабам не одна кобыла была голодна как волк.

— Сыр… козий… окорок… тоже… каравай…

— Ква-ква-ква-кваравай… — согласно выпевал вокруг лягушачий хор.

Перечисляя себе под нос меню сегодняшнего вечера, старик по очереди разворачивал узелки, открывал неотличимые друг от друга туески, и выкладывал на скамейку рядом с собой купленные утром в деревне продукты.

— Так… а это тогда что? Капуста? Квашеная…

— Ква-ква-ква-квапуста… Ква-ква-ква-ква-квашеная… — захлебывались в экстазе болотные жители, забыв, что к капусте, тем более, квашеной, они совершенно равнодушны.

— Или проквашенная? Судя по запаху?.. — недовольно принюхался старик. — А, нет, это мед… козий… козлиный… или как он там? В таком случае, капуста может быть здесь… Ага… А это тогда, наверное, моло…

Плотно притертая крышка очередного туеса открылась со звонким хлопком, и тут же со дна берестяной посудины, словно выброшенный катапультой, вылетел темный комок и плюхнулся на дно повозки.

Старичок ахнул, взмахнул руками — но беглец, не теряя ни секунды, снова взвился в воздух и неуклюже хлопнулся на топкую землю.

— Стой!!! Куда?!.. — смахнув на дно коляски едва накрытый ужин и даже не заметив, дед молнией рванулся вслед за утеклецом, но зацепился ногой за порожек, и стремглав вылетел наружу — руки вытянуты вперед, ноги назад, не хуже любой лягуши. — Сто-о-о… ой!!!..

Лягушачий хор нестройно квакнул в последний раз и испуганно замолк, а удивленный закат обогатился новыми красками и звуками — из глаз распростершегося в болотной грязи дедка снопами полетели искры в соответствующем случаю акустическом сопровождении.

— Где?.. где он?.. — перед глазами еще вились золотые звезды вперемежку с черными кругами, а старик уже яростно зашарил руками вокруг. — Иван? Царевич? Ты где? Иван, вернись немедленно! Я приказываю!.. Вернись сейчас же!.. Ты не имеешь права!..

Под боком у деда что-то слабо шевельнулось.

— Иван?.. — он сунул руку под себя, и пальцы его осторожно сомкнулись на маленьком холодном влажном тельце. — Иван…

Старичок перекатился на бок, поднес руку с пленником к лицу и облегченно перевел дух.

— Юный остолоп… — от души, но беззлобно ругнулся он в морду оглушенной лягушке. — Напугал-то как!

Перед носом его в мокрую кочку с глухим чавком вонзилась стрела.

— Что э?..

Но не успел чародей ни договорить, ни повернуться, как вторая стрела пригвоздила к другой кочке за его затылком свалившуюся шляпу.

— Не двигаться. Не говорить. Руками не махать, — угрожающе прозвучал с небес ледяной голос, и тут же третья стрела впилась в хлюпкую твердь островка над чародейской макушкой для подтверждения серьезности намерений стрелка.

— Отпусти Ивана, — не терпящим пререканий тоном скомандовал тот же голос, и метрах в трех над головой изумленного пенсионера нависла, закрывая прелести уже почти закатившегося заката, обширная прямоугольная тень.

С края ее свесилась лохматая голова в сопровождении двух рук и одного готового к стрельбе лука.

— Если я его отпущу, он убежит! — сердито воскликнул старичок, предусмотрительно всё же не нарушая двух оставшихся директив.

— Вань?.. — голос сверху растерял пару льдинок и стал просто тревожным. — Ты меня слышишь? Не бойся. Я за тобой. Ты меня понимаешь? Если да — то квакни!

Земноводное в кулаке деда издало полузадушенный хрип.

— Да молодец ты мой!.. — умилился еще более потеплевший голос. — Сейчас этот старый пень тебя отпустит, и…

— Старый пень?! — возмущенно подскочил дедок. — Ах ты, наглец!..

И, не успела Серафима опомниться, как незримая сила ухватила ее за шкирку и с презрительной легкостью, будто соломенную куклу, подкинула в воздух.

И тут же двенадцать квадратных метров шедевра шатт-аль-шейхского оккультного ковроткачества, оставшись без пассажира, обрушились на престарелого ловца лягушек всей своей пятидесятикилограммовой красотой.

А секундой позже сверху на них обоих с высоты комариного полета грохнулась Сенька.

Масдай ахнул, старик охнул, лягушка пискнула…

Царевна не стала терять время на выражение своих эмоций таким бесполезным способом — она рвалась в бой.

— Масдай, в сторону, быстро! — свирепо прорычала она.

Ковер послушно приподнялся, поспешно сдал было влево, но в последний момент брезгливо завис над мокрой топкой землей, и решительно сманеврировав еще немного, осторожно опустился на коляску.

— Мне еще ревматизма не хватало… — оправдывая потерю драгоценных секунд, смущенно пробурчал он, но его уже никто не слушал и не слышал — одним прыжком царевна впечатала едва привставшего старикана спиной обратно в пружинистый торфяник и приставила нож к горлу.

Что-то необъяснимое и зловещее беспомощно пыхнуло в вечернем воздухе над ее головой маслянисто-фиолетовым и развеялось по ветру.

— Слушай меня внимательно, — не сводя горящих гневом и жаждой мщения очей с растерянной физиономии припертого к поросшему хилой травкой торфу старика, проговорила Сенька. — По натуре я человек добрый и насилия со злом не приемлю. Особенно по отношению к пенсионерам. Но если ты немедленно не превратишь Ивана обратно…

Договаривать не пришлось — волшебник всё понял и поверил с полунамека, и лицо его потемнело.

Но не от испуга.

— Нет, нет и еще рез нет!!! — прогремело яростно в предзакатной тишине, и с кривобокого дерева за его спиной посыпалась с заполошным карканьем задремавшая было стая ворон. — Тысячу лет назад я поклялся, что исполню свой долг мага-хранителя, чего бы это мне и всем остальным не стоило! И я исполню его, даже если мне придется превратить в жаб всех правителей Белого Света! Да известно ли тебе, глупый мальчишка, что сейчас судьба всего мира висит на волоске! И что если лукоморец откажется, то немыслимое зло вырвется на свободу! И вечный мрак поглотит Вселенную!..

— Что-что?.. — нож дрогнул и выскользнул из непроизвольно разжавшихся пальцев царевны, глаза ее недоверчиво моргнули, а голос сорвался. — Что… ты сказал?..

Довольный произведенным эффектом чародей торжествующе усмехнулся и начал гордо приподниматься, как Серафима вдруг дернулась, икнула, всхлипнула, опорная рука ее подломилась, и она беспомощно упала на грудь застигнутому врасплох вдохновенному кудеснику, отправляя того в очередной раз в объятия топкой земли…

И зашлась в приступе хохота.

Опешивший, ошалевший, а местами просто огорошенный служитель оккульта не знал, смущаться ему или возмущаться.

— Да, я абсолютно точно уверен, что Гаурдак, пожиратель душ, прародитель тьмы, проснется от тысячелетнего сна именно в этом году! — то ли оправдываясь, то ли убеждая потерявшего всякий самоконтроль противника, сердито вещал он в истерично трясущуюся перед его носом темно-русую макушку. — И наступит конец Белому Свету! И небо упадет на землю! И охватит глад и мор род людской! И не вижу в этом ничего смешного!..

— …значит ты… чтобы спасти… Белый Свет… весь… выкрал… чтобы он… и заколдовал еще…

Сенька уже не просто ржала — она бессильно рыдала на мягкой груди мага, и из уст ее время от времени непроизвольно вырывались несвязные обрывки непонятных фраз.

Чародей не выдержал.

Невидимая сила снова приподняла бьющуюся в конвульсиях смеха царевну и подвесила в полуметре от земли — первая попытка просто поставить ее на упрямо подгибающиеся в коленях ноги не увенчалась успехом.

— Ты можешь мне объяснить, бестолковый, что такого забавного я только что сказал? — разгневанно рявкнул маг, уперев руки в бока и предусмотрительно не выпуская зеленого пленника из кулака.

С кафтана его, спереди и сзади, медленными ручейками стекала жидкая зеленоватая грязь с запахом подкисшего торфа, из волос и бороды тут и там игриво выглядывали клочья болотной травки, а к макушке, вцепившись в спутанные волосы, прижался изумленный лягушонок. Всё это делало старика больше похожим на духа трясин неизвестной науке породы, чем на мага-хранителя.

Если бы поблизости оказалась хоть одна болотница, сердце ее было бы разбито навеки.

Сенька же хрюкнула, фыркнула, хохотнула в последний раз, утерла глаза грязными кулаками и вступила в переговоры.

— Во-первых, сам дурак, — дипломатично начала она процесс общения, — а во-вторых, попытаюсь…

— Ну, и?.. — раздраженно скрестив пухлые ручки на груди, потребовал волшебник, решив пропустить "дурака" до поры до времени мимо ушей.

— Ты заколдовал его. Умыкнул из дома. Переполошил всех, — стараясь не глядеть на свирепо сверлящего ее горящим взором чумазого чародея, чтобы не расхохотаться снова, стала перечислять царевна, загибая пальцы. — Но известно ли вашему всеведущему премудрию, что стоило всего лишь намекнуть Ивану, что какой-то там поедатель чего-то где-то там и когда-то собирается затушить весь Белый Свет, то тебе пришлось бы похищать Ваньшу и превращать его в жабу только для того, чтобы УДЕРЖАТЬ его после этого во дворце!

— Что ты сказал, мальчишка?.. — нахмурившись и настороженно вытянув короткую шею, недоверчиво переспросил маг.

— А то! — не переставая ухмыляться, с готовностью сообщила Сенька. — Что теперь, когда он всё это слышал, тебе от его общества уже не избавиться, даже если бы ты этого очень захотел. Дедок.

— Я тебе не дедок! — рассерженным воробьем напыжился старик.

— А я тебе не мальчишка, — ехидно состроила ему ответную рожу царевна, и по-хозяйски скрестила руки на груди. — И вообще, будь любезен, опусти меня на место и расколдуй моего благоверного. Ему некогда. Белый Свет нуждается в спасении. Или я что-то не так поняла?

Ошеломленный вид волшебника задавил уже готовые вырваться далее насмешки на корню.

— За тысячу лет уж можно было научиться отличать мальчика от девочки, — только и пробормотала Серафима, когда тот бережно, почти благоговейно, как античную вамаяссьскую вазу, опустил ее на землю.

Лошадиный скребок, ласточкой выскользнув из-под благодушно обвисшего поверх повозки Масдая, прилетел чародею в руку, и он принялся почтительно и равномерно распределять оставшуюся на щетке лошадиную шерсть по вымазанному болотной грязью наряду супруги наследника лукоморского престола.

Оценив усилия, но не результат, Сенька мысленно распрощалась с кафтаном, издающим теперь, вдобавок к тонкому неповторимому аромату тины, еще и благоухание застарелого лошадиного пота и вздохнула:

— Да ладно, спасибо уж… ваше премудрие… Лучше мужа верни.

— Что?.. — смущенно встрепенулся волшебник, с почти неподдельным изумлением перевел взгляд на всё еще зажатую в кулаке лягушку, и хлопнул ей себя по лбу. — Ах, да, конечно! Нет ничего проще, царевна… э-э-э?..

— Серафима Лесогорская, — голосом правящей королевы, дающей аудиенцию, проинформировала Сенька.

— Адалет, — поспешил представиться и старичок. — Маг-хранитель.

— Это что-то вроде кладовщика? — невинно уточнила царевна.

— Вовсе нет, — несколько обижено покачал круглой лысой головой Адалет. — Это древняя история…

— Которую я надеюсь услышать в компании со своим мужем, — изящно закончила за него предложение Сенька, и многозначительно уставилась на устало застывшую в пухлом волшебниковом кулачке лягушку.

— Ах, да, конечно, — снова попытался приложить себя по лбу бедным земноводным чародей, но в последний момент спохватился и руку переменил.

— Ваше высочество, — слегка поклонившись, обратился он к Ивану, — приношу извинения за причиненные неудобства, и обещаю предоставить свои объяснения сразу, как только верну вам природный облик.

— Ладно, ладно, потом разберемся, — нетерпеливо замахала на него руками Сенька, и маг, в кои-то веки, намек понял.

Держа пленника в вытянутой левой руке, правой он провел в воздухе перед его застывшей в печальном ожидании мордой круг, потом овал, после — ромб, а затем — быстро и резко — на голову хрипло пискнувшего царевича обрушился целый учебник геометрии для спецшкол, сопровождаемый торопливым и сбивчивым бормотанием. Сенька не удивилась бы, если бы вдруг разобрала что-нибудь вроде"…сумма квадратов диагоналей параллелограмма равна сумме квадратов его сторон…".

Маг вдруг замолк, дочитав заклинание до конца, взмахнул энергично свободной рукой, и из пальцев его праздничным фейерверком выстрелил сноп розовых искр и окутал, как полкило сахарной ваты, многострадального царевича.

— …Тамам! — торжествующим выкриком замкнул Адалет заклинание, разжал пальцы и проворно отскочил на несколько шагов назад — то ли чтобы вернувшийся в человеческое тело Иван не задел его, то ли чтобы дать себе форы в случае непредвиденных осложнений.

Не думавшая, не гадавшая и уж точно никак не ожидавшая такой развязки лягушка перекувыркнулась в воздухе и упала в чахлую растительность, за неимением лучшего именуемую здесь травой…

Да так и осталась лягушкой.

— Скоро? — вопросительно покосилась на мага Серафима.

— Э-э-э… — с готовностью сообщил тот.

— Вань?.. — тревожно потянулась к квакушке — или квакуну? — царевна, но Адалет опередил ее.

— Погоди, не трогай, — преградил он ей дорогу. — Сейчас я всё исправлю. Непонятно, почему не сработало это заклинание… хм… загадочный феномен… но это пустяк… есть и другое… не менее действенное… сейчас-сейчас… сейчас…

И, не успела Сенька вымолвить ни слова, как на голову бедного ее супруга снова обрушилось похожее геометрическое шоу со световыми эффектами.

Но только на это раз волшебство подействовало.

И на истоптанной мокрой полянке под ногами опешивших людей во всю длину растянулся…

— Тритон?..

— Геккон?..

— Нет, только не геккон… Я бы скорее сказал… сцинк?.. — пробормотал чародей и поспешно отступил еще на пару шагов под убийственным взглядом супруги заколдованного.

— Сцинк, — кровожадно прищурившись, повторила она, и сократила расстояние между ними на выигранные было магом два шага.

Адалет умиротворяющее вскинул навстречу ей пухлые ладошки, но выглядело это так, словно защититься он хотел гораздо больше, нежели вернуть мир и согласие.

— Сцинк, — потянулись руки царевны то ли к кафтану, то ли к горлу растерявшегося чародея.

— Погоди, погоди, девица… — торопливо отступил еще на шаг Адалет. — Погоди… Не может быть, чтобы я запамятова… в смысле, не смог заставить работать эти два заклинания… подряд… Но есть ведь еще одно!.. Ты, самое главное, не волнуйся, не переживай… Полминуты — и юный царский сын снова окажется в твоих объятьях!..

— Время пошло, — запрудила поток красноречия кудесника Серафима одним взглядом, и он принялся торопливо, не сводя настороженного взора со сжимающей рукоятку метательного ножа царевны, колдовать.

Третье заклинание сработало определенно.

Иначе ящерка так и осталась бы ящеркой, и не превратилась бы в змею.

— У…ужик… п…получился… — тупо таращась на грязно-черный шланг, изо всех сил старающийся отыскать у себя ноги, с трудом выдавил Адалет.

Но перевел взгляд на Сеньку, и бойкость речи вернулась к нему мгновенно.

— Нет! Не делай этого! Оставь нож в покое! Я всё понял! Я всё исправлю! Есть еще одно заклинание, самое страшное, но оно дает сто сорок пять процентов успеха!.. Сто семьдесят восемь с половиной, если исполнено по правилам! И это еще не начиная!.. Если не подействует и оно, то не подействует вообще ничего!

Серафима подкинула нож, перехватила его за лезвие и сосредоточенно уставилась на тучную фигурку мага-хранителя, словно выбирая, где бы сподручней нарисовать мишень.

— Это должно было меня обнадежить? — нейтральным тоном поинтересовалась она.

— Э-э-э… Да? — нерешительно предположил маг.

Если бы взглядом можно было прожигать не только в переносном смысле, от незадачливого чародея сейчас остался бы один воротник.

— Ну, что ж, — коротко поразмыслив и посчитав немногочисленные варианты, кивнула царевна. — Действуй. Но учти, что если не поможет и оно, то ты у меня сам пожалеешь, что не родился ужиком.

— Это угроза? — отважно напыжился волшебник.

— Нет. Предупреждение, — тихо сообщила Серафима.

Адалет демонстративно фыркнул и гордо повернулся к змейке — как раз вовремя, чтобы успеть накрыть уносящую несуществующие ноги рептилию сложенными чашкой ладонями.

— Не уйдешь… — бормотал старик, осторожно освобождая одну руку для производства пассов так, чтобы жертва магии, решившая, похоже, что быть свободным ужом гораздо лучше, чем подопытным кроликом, не выскочила и не юркнула в камыши. — Если я сказал, что сделаю из тебя человека… то человек из тебя и получится… рано или поздно… хм… загадочный феномен… пустяки… сейчас-сейчас…

На этот раз к учебнику геометрии присоединился сборник задач по химии, теоретической механике и курс по черчению для высших учебных заведений, а завершающему фейерверку мог позавидовать главный вамаяссьский пиротехник.

Облако радужный искр на несколько секунд обволокло и полностью скрыло волшебника и его пленника, а когда рассеялось, Сенька радостно ахнула: ужик под пригоршней Адалета начал расти и меняться. Стремительно, из ниоткуда, образовались и вытянулись руки, ноги, пальцы на них, спина, морда, хвост…

Как ни проворна была Серафима, на плакучем баобабе первым оказался маг.

— И что… это… по-твоему… ты… натворил?.. — зацепившись обеими ногами за первую внушившую ей доверие ветку, царевна принялась стаскивать ошалевшего кудесника вниз. — Немедленно… исправляй… пока… я…

Немного подумав и придя к выводу, что всё, что она была готова была с ним сделать, не шло ни в какое сравнение с тем, что готов с ним был сделать беснующийся у корней крокодил, царевна продолжила:

— …пока я… не скормила тебя… ему!..

— Но тогда ты не сможешь его расколдовать!.. — упирался и отпинывался маг, но молодость медленно и постепенно брала верх над опытом.

— Не один ты такой умный, — прорычала сквозь стиснутые зубы Серафима, рванула чародея за ногу, и он с размаху плюхнулся рядом с ней, всё еще сжимая в руках обломок своей ветки.

— Ой!!!.. — жалобно сообщил маг, выронил в отверстую пасть неистовствующей рептилии ненужную более деревяшку, и схватился за самую пострадавшую от жесткой посадки часть тела.

— Ну?!.. — яростно сверкнула глазами царевна. — Делай что-нибудь!

— Что?! — возмущенно уставился на нее старик.

Такой ответ застал Сеньку врасплох.

— Это ты меня спрашиваешь? — на всякий случай уточнила она.

Крокодил подскочил и вцепился в ствол в нескольких сантиметрах от кудесниковых ног. Ноги проворно подлетели и сложились на суку.

— Я сделал всё, что мог! — трясясь от волнения и негодования, выпалил Адалет. — Четыре заклинания по возвращению заколдованному изначального облика! Четыре! Ни один дилетант, именующий себя в ваши дни магистром, не знает и половины!

— Тогда, может, господин профессионал подскажет мне, почему ни одно из них не помогло? — ехидно прищурилась царевна.

Пухлая физиономия мага-хранителя вытянулась.

— Загадочный феномен… — смущенно пробормотал он. — Рандомные модуляции вектора реальности… Нелинейные колебания оккультного континуума… И вообще, это твой муж! Поговори с ним!

Сенька опустила голову и встретилась глазами со свирепо хлещущей себя хвостом и щелкающей семисантиметровыми зубами жертвой волшебной ошибки.

— Иван?.. — болезненно сморщилась и едва не заплакала царевна. — Ванечка?.. Ты меня понимаешь?..

Крокодил заревел и снова попытался вскарабкаться на дерево.

— Интересно, это было "да", или "нет"? — задумчиво наморщил лоб маг.

— Спустись, спроси, — ядовито посоветовала царевна, не сводя страдальческого взора с супруга.

Но старик не среагировал.

На лице его вдруг появилось озадаченное выражение, сменившееся быстро изумлением, недоверием, просветлением и — наконец — радостью.

Радостью озарения.

— Ты своего мужа любишь? — деловито задал он вопрос, словно отмечал в бланке проведения магического эксперимента пустые квадратики.

— Да, — просто ответила Серафима.

— А он тебя? — перешел к следующему пункту опросного листа волшебник.

Проглотив с десяток завертевшихся на языке язвительных рекомендаций, пожеланий и указаний, царевна ворчливо, но без прикрас, повторила предыдущий ответ.

— Замечательно! — торжествующе воскликнул маг, словно захлопывая свой блокнот после успешного эксперимента. — Тогда в нашем распоряжении есть пятый способ!

Смутно-нехорошее предчувствие тревожно звякнуло в Сенькином мозгу, но она, упрямо проигнорировав предупреждение, хмуро пошла в лобовую атаку:

— Какой?

— Самый древний, самый верный и самый простой! — гордо улыбаясь, заявил донельзя довольный собой Адалет.

— А еще конкретней?

— Ты должна его поцеловать.

Серафима сглотнула пересохшим горлом, глянула вниз на бушующую в полутьме на взрытом мокром торфе пятиметровую рептилию, потом на соседа по ветке:

— А, может, лучше ты?

— Почему это я? — оскорблено вскинулся Адалет.

— Ну, кто из нас двоих тысячелетний маг-хранитель? — резонно поинтересовалась она.

— Я, — ответил чародей и тут же добавил: — И, к твоему сведению, рассчитываю дожить до полутора тысяч, или даже до двух. И поэтому… То есть, я хочу сказать, это ведь всё еще твой супруг, а не мой, не то, чтобы мне нужен был супруг, скорее уж супруга, и то только если когда-нибудь я окончательно выживу из ума, не в обиду тебе будь сказано, вот что я, естественно, имею в виду!.. Короче, целовать его должна ты. Без вариантов.

— Я…

В смятенной душе Сеньки сошлись в неистовой и яростной схватке любовь к злосчастному бедолаге Ваньше и вполне объяснимое нежелание приближаться к исступленно мечущемуся зверю ни на сантиметр.

Нокаутом на первой минуте победила любовь.

— Ты… не мог бы его… э-э-э… обездвижить… как-нибудь… ненадолго… Но чтобы ему не больно было! — поспешно добавила она.

— Я попробую, — пожал плечами Адалет. — Но имей в виду, что на его брате… хладнокровном существе, то есть… самые испытанные заклинания иногда срабатывают очень странным образом. Загадочный феномен… В свое время… лет триста назад… у меня даже где-то было записано… куда я мог подевать свой блокнот?.. Так вот. Я говорю, что лет триста — триста сорок назад я даже проводил опыты на протяжении пятидесяти лет, чтобы точно установить закономерность, или хотя бы тенденцию… Ну, и что ты думаешь? Не удалось! Не поверишь — даже мне не удалось!..

— Ну, почему же не поверю, — криво ухмыльнулась царевна, обрывая разглагольствования старика, мысленно прицелилась, определив точку целования, и дала отмашку: — Заклинай.

Маг удовлетворенно кивнул, высвободил одну руку и что-то сбивчиво забормотал, усиленно помогая себе жестами — то ли ругался, то ли околдовывал крокодила — по результатам пока было неясно.

Но через пару минут настойчивость и волшебство взяли свое, и Иванушка сначала замедлил движения, потом остановился, лег на живот и положил тяжелую широкую морду на влажную землю, перепаханную острыми когтями и покрытую бурыми заплатками втоптанных в грязь клочьев содранного с дерева лишайника. Веки его опустились. Еще несколько неуклюжих движений — и он замер. Казалось, внезапный сон сморил его.

Больше ждать было нечего.

Сейчас или никогда.

Всё или ничего.

Родина или смерть.

Орел иди решка.

Кошелек или…

Кхм, это уже не то, смущенно хмыкнула царевна, вдохнула глубоко, и мягко спрыгнула со ставшей родной, словно гнездо, ветки вниз, стараясь впотьмах не задеть раньше времени свернувшегося калачиком вокруг ствола супруга.

Оказавшись на земле, Серафима быстро оценила ситуацию.

Перед ней, на сколько хватало глаз, простиралась и уходила в уже почти непроницаемые весенние сумерки массивная зелено-бурая спина с двумя параллельными гребнями. Морда царевича оказалась в самых камышах, с обратной стороны дерева.

Интересно, если его поцеловать в спину, это поможет?

Или чем дальше от морды, тем скромнее результаты?

И что значит — скромнее?

Он наполовину останется крокодилом?

Или его крокодильская часть будет прямо пропорциональна квадрату расстояния от губ на момент целования?

А если на половину, то на которую?

Надо подсказать Адалету — будет, чем заняться старику еще лет восемьдесят…

— Скорей, скорей, не медли!.. — прошипел сверху недовольный голос волшебника.

— Разберусь, — не слишком любезно отозвалась царевна и двинулась вдоль согнувшегося дугой тулова на поиски головы.

А интересно, если поцеловать в глаз, сработает?

Или в нос?..

Относительно сухая почва островка кончилась вместе со спиной Ивана, и начались плечи и камыши.

Проваливаясь в топь по щиколотку, Серафима не спеша — назло кудеснику — добралась до сложенной, как на подушку, на хвост бугорчатой башки, подумала немножко, и решила действовать наверняка.

В конце концов, до губ оставались какие-то полметра, а жить остаток жизни с мужем, который крокодил в квадрате, ей отнюдь не улыбалось.

Преодолев последние сантиметры уже почти по колено в вязкой грязи, придерживая при каждом шаге сапог переставляемой ноги обеими руками, Сенька неуверенно склонилась над тяжелой тупой мордой рептилии, вдохнула незнакомый запах — сырости, грязи и зверя — и потянулась губами к тому месту, откуда торчали частоколом передние зубы.

И тут вода за ее спиной взорвалась.

Огромный, отвратительный, покрытый липкой жидкой болотной жижей и ряской ночной демон топи вынырнул из зарослей камышей и протянул к ней свои безобразные перепончатые лапы.

Еще мгновение — и одним демоном на Белом Свете стало бы меньше, но при первых же звуках его голоса царевна окаменела, и нож выпал из ее ослабших вмиг пальцев.

— И что это, по-твоему, ты тут делаешь?! — возмущенно воззвала к Сеньке ну очень нечистая сила.

— Ч-что?.. — слабо пискнула она.

— Да, вот именно, что? Я за тобой уже с минуту наблюдаю! Немедленно отойди от него! Ты хоть подумала, что будет, если он не сдох, а просто уснул?!

— К-кто?..

— И где этот… этот… этот…

— Ива-а-а-а-а-а-ан!!!..

Которого именно "этого" он имел в виду, болотному призраку не дала культурно сформулировать Сенька, потому что, позабыв и про крокодила, и про чародея, и про всё остальное на свете, с визгом кинулась на шею грязевому монстру.

Конечно, тот попытался увернуться от нее под тем предлогом, что очень уж немыт, но это не помешало ее лесогорскому высочеству уронить его в суматохе на безразлично застывшего в волшебном анабиозе крокодила и запечатлеть заготовленный поцелуй на надлежащем месте — но уже не холодной, мокрой и неподвижной рептилии, а холодного, мокрого и вырывающегося, чтобы не запачкать любимую жену, Иванушки.

— Ваньша, чучело ты болотное, как ты меня напугал!!!.. — радостно колотя чумазое явление кулаками по спине, Серафима не могла налюбоваться на него в свете проглянувшей сквозь облака луны.

— Сень, скорее, бежим отсюда!.. — неистово отбивалось от нее неумытое чудо и порывалось вскочить на ноги. — Где-то тут прячется колдун!..

— Вон там, на дереве, — мотнула царевна головой наверх и продолжила начатое превращение чудища болотного в Ивана путем смазывания на себя половины налипшей на него грязи в процессе целования.

Иван перестал сопротивляться и замер.

— Он… жив?

Супруга быстро прочитала и просчитала ход его мыслей и удовлетворенно хмыкнула:

— Пока жив. Но не бойся. Я с ним разобралась. Он, конечно, чокнутый, но не опасен.

— Это я-то чокнутый?!.. — возмущенно свесился с сука и тут же загремел вниз чародей.

— Это он-то не опасен?!.. — с негодованием подскочил и споткнулся об его ноги Иван.

И недавний пленник и его похититель повалились нос к носу на спину упорно игнорирующего рандомные модуляции вектора реальности крокодила.

— Вань, погоди, не сердись, он сейчас всё объяснит! — затараторила Серафима. — Его зовут Адалет, он думает, что он какой-то там колдун-завхоз, и хочет, чтобы…

— Не колдун-завхоз, а маг-хранитель, царевна! — сердито потряс указательным пальцем перед своим, а потом и пред Ивановым носом чародей. — Маг-хранитель!

— Что?.. — Иванушка вытаращил особенно хорошо заметные на измазанном болотной жижей лице глаза и благоговейно уставился на старика. — Не может быть!.. Сам маг-хранитель?.. Премудрый Адалет?..

— Не уверена насчет премудрости, — злопамятно заметила супруга, — но…

И тут зверь под ними шевельнулся.

Волшебник раздраженно отвернулся, взмахнул несколько раз руками, осыпал просыпающуюся рептилию душем из серебристых искр, и все трое людей, без дальнейшей подготовки и предупреждения, мгновенно рухнули на землю.

А из-под ободранного и погрызенного дерева в темноту, к своим болотным собратьям, запрыгала, спотыкаясь и запинаясь об собственные, но ставшие за вечер такими непривычными ноги, лягушка.

— Вот видите, как все, оказывается, просто, — торжествующе наблюдая за выражениями физиономий лукоморцев, по-отечески усмехнулся Адалет. — А ты, девица, признайся, думала, что я всё перезабыл, а? Шалишь, милая. Хоть и десять веков прошло, а память у Адалета быстра и остра, как игла! Ты ведь, когда из коляски выскочил, удрал от меня, а, Егор… Ипат… Митрофан… Селиван…

— Иван, — сладеньким голоском подсказала Серафима.

— М-да… Иван… Надо записать… Куда я мог подевать свой блокнот… — маг рассеяно похлопал себя по карманам, но скоро сдался и махнул рукой. — Нет его… А жаль! Над этим стоило поэкспериментировать еще! Надо же — радиус эффективности простого заклинания возвращения существу первоначального вида оказывается гораздо больше, чем кто-либо когда-либо смел полагать! Это же совершит переворот в магии! Положительно переворот!.. Где-то у меня тут был… Кхм. Не в блокноте счастье. На каком расстоянии приблизительно с точностью до сантиметра ты находился от меня, когда я применил первое заклинание, ты, конечно, вспомнить сейчас не сможешь?

Иван нахмурился помимо воли.

— Мне кажется… Я… прыгнул… всего несколько раз… но когда превратился обратно… то тут же провалился чуть не пояса… потом стал выбираться… в другую сторону… Но там была только трясина, и всё глубже и глубже… и тогда я повернул назад…

— Сколько? — нетерпеливо прервал его чародей.

— Н-ну… метров пять… десять… пятнадцать…

— П-понятно… — разочарование волшебника можно было черпать ложкой и использовать в промышленных масштабах для сквашивания молока. — Некоторые эгоистично настроенные ограниченные молодые люди просто не понимают всей важности… И это перед лицом грядущих испытаний… Не понимаю.

— Премудрый Адалет? — дрожащим от переполняющих его противоположных по знаку эмоций голосом проговорил Иванушка. — Вы действительно пришли за мной, потому что?..

— Что? Ах, да, Егор… Ипат… Митрофан… Сели…

— Иван.

— …Иван. Я знаю. Я знаю, где и когда восстанет Гаурдак, — твердо заявил быстро выбросивший из головы науку кудесник. — И ты должен мне помочь.

— А как насчет сначала вернуться на пару километров назад, к ручью, и помыться? — перевела разговор в утилитарное русло царевна. — Или выдвинуться на десяток вперед к деревне, и помыться хорошо?

— Но моя лошадь сбежала… — на мгновение позабыл про грядущую миссию мировой важности и растеряно развел руками перед менее важной, но более насущной проблемой маг.

— Ничего страшного, — успокоила его Серафима. — У меня есть…

— Даже не думай!!!.. — прозвучало гневно-испуганное с коляски.

Через три часа, усталые, но чистые, наряженные в приобретенное втридорога у ушлого владельца постоялого двора "Веселый теленок" Горбыля домотканое, домокатанное и домошитое "от крестьянского кутюра", Адалет, Серафима и Иван сидели в пустом общем зале и уплетали тушеную с молочным поросенком и зеленью картошку.

После купания в болоте, валяния в грязи и обдирания одежды и кожи об острые сучки простые радости жизни казались еще светлее и теплее, и благодушное настроение компании не могло испортить даже то, что подмерзшая за зиму картошка сластила, уверенно соревнуясь и обходя экзотический овощ батат, молочный поросенок на поверку оказался даже не свиноматкой, а свинобабкой, а из зелени в рагу затесались лишь пара невезучих кузнечиков.

Масдай молча блаженствовал тут же, выбитый, вычищенный новой щеткой и задрапированный вокруг занимавшей ползала лукоморской печки.

Горбыль, с улыбкой честно выхмурившего свои семь рублей сорок копеек человека, подал на стол еду и кипящий трехведерный самовар и отправился спать, оставив поздних гостей полуночничать в одиночестве.

----------------------------------------------------

1 — Еще рубль в кошелек предприимчивого Горбыля.

2 — Справедливости ради надо сказать, что на болоте и он не сдался без боя, и перестал стонать, вздыхать, ворчать и взывать к высшим силам и справедливости только после абсолютно искреннего предложения чародея почистить его по прибытии на место лошадиным скребком.

----------------------------------------------------

— Премудрый Адалет, — проговорил сквозь набитый рот Иванушка сразу, как только чувство любопытства смогло одолеть чувство голода. — Извините, если я оказался менее сообразительным, чем вы ожидали…

Чародей на мгновение прекратил бороться с особо неуступчивым куском свинины и сурово глянул на царевича, предчувствуя надвигающийся вопрос и, как следствие, неминуемый ответ.

Но Иванушку так просто с намеченного пути было не своротить.

— …Но не могли бы вы объяснить, — набравшись мужества под насупленным взглядом чародея, продолжил он, — зачем понадобилось вот так… подкарауливать меня в коридоре… превращать… и прочее… когда наш род испокон веков следовал в любую даль за вами беспрекословно и по первому зову? Нет-нет, вы не подумайте, я полностью доверяю вашему суждению… и отнюдь не считаю себя недостойным… неготовым… Но просто интересно… Почему именно я? Почему именно так? Ведь стоило вам только намекнуть, что…

----------------------------------------------------

1 — Врать Иван так и не научился.

----------------------------------------------------

— Это я ему уже объяснила, — сухо покосилась на мага Серафима. — И, не исключено, что он даже понял.

Адалет сердито зыркнул на царевну, вскинул гордо голову, помпезно надул щеки, изобретая какой-нибудь едкий и всеобъемлюще-уклончивый ответ… но вздохнул и медленно опустил очи долу.

— Кхм… Это было глупо с моей стороны, да? — всё еще не глядя на лукоморцев, проговорил он, и тут же повторил снова, громче и ворчливее, но то же самое: — Вы считаете, это было глупо?

— Нет, отчего же, вовсе нет… у вас могли быть свои причины… неподвластные пониманию простых смертных… — вежливо попытался сам ответить на свой вопрос тактичный Иванушка.

— Спасибо, Ипат… Игнат… Илизар…

— Иван.

— Да. Спасибо, — оценил щедрый жест царевича стушевавшийся отчего-то маг. — Но, я полагаю, что если мы должны совершить наш поход вместе… я ведь не рискую надеяться, что наша юная дама назавтра соберет свои пожитки и удалится восвояси?

— В таком деле лучше не рисковать, — с очаровательной улыбкой посоветовала ему Сенька.

— Я так и думал… — вздохнул снова чародей, набрал в грудь воздуха и продолжил: — Так, о чем это я?..

— О совместном походе, — любезно напомнила ему юная дама.

— Ах, да, — кивнул Адалет. — Так вот. Поскольку нам предстоит долгий и, может быть, даже иногда опасный путь, я полагаю, что будет лучше, если между нами с самого начала не останется недосказок… то есть, недомолвок.

Лукоморцы согласно кивнули.

— И поэтому сейчас я покажу вам одну сцену… которая, я уверен, много объяснит. Ну, а что не объяснит она, после объясню я.

— Вот уж не думала, что у тебя еще и талант актера, — уважительно покачала головой Серафима.

— Актера? При чем тут?.. — непонимающе наморщил лоб волшебник, но тут же сообразил и рассмеялся: — А-а, ты это про "покажу"… Нет, э-э-э… девица. Таланта мага мне для этого будет достаточно. Взирайте и внимайте!

— Куда взирать? — практично уточнила Сенька.

— Что?.. А-а, на печку взирайте. И не забывайте внимать.

И с этими словами маг-хранитель хлопнул в ладоши, и в зале погасли все огни, и воцарилась подсвечиваемая лишь тлеющими почти у самого шестка угольками темнота.

Щеки лукоморцев овеял легкий, но порывистый ветерок — это старик в потемках совершал магические пассы, подумал Иванушка — и беленый бок печи вспыхнул светом и красками.

Царевич ахнул.

— Да это же наш дворец!..

— Следующий проситель! — распахнул двери старший писарь Евсейка, и еле успел отпрыгнуть.

В зал аудиенций величественной поступью человека, привыкшего потрясать престолы и выбивать из-под миров точку опоры легким мановением руки, вошел приземистый упитанный старичок с белой, с золотыми прядями застрявшей соломы бородой до колен. Что-то неуловимое выдавало внимательному глазу в нем волшебника: то ли высокий светящийся ажурный посох слоновой кости, то ли отчаянно немодная остроконечная шляпа с вислыми, как блин, полями, то ли мешковатый, отчаянно измятый балахон неопределенного цвета и размера, но с таинственными символами и звездами из серебристой парчи, не менее таинственно сохранившимися в самых неожиданных местах.

А еще придирчивый наблюдатель мог подметить, что величавость и торжественность момента слегка портила хромота гостя.

Вошедший был ни кто иной, как Адалет.

— Шляпу сними, шляпу!.. — зашипел ему вслед распорядитель, но, по-видимому, старик был не только хром, но и глух, потому что призыв потакать придворному этикету показательно проигнорировал.

— Сбылось!!!.. — не сводя пронзительного взора с монарха, громогласно объявил Адалет из видения, забыв, кроме того, остановиться у четко обозначенной линии просителей в трех метрах от трона и проделав путь вдвое больше разрешенного протоколом и службой безопасности. — Я увидел!.. Я вычислил!.. И теперь я абсолютно…

----------------------------------------------------

1 — И ошибся — Адалет нашаривал без так непредусмотрительно выключенного света свой посох, прислоненный к столу то ли где-то слева, то ли справа, то ли спереди.

2 — Хотя, такие эпитеты, как "антикварная", или даже "ископаемая", были бы к ней более применимы.

3 — Проистекающая, не исключено, от правого сапога, надетого на левую ногу. Или наоборот.

4 — Конечно, можно было предположить, что он еще и был слеп…

------------------------------------------------------

Старик вдруг насторожено насупил брови, вытащил из кармана записную книжку, грифель и, не обращая внимания на застывшего на троне царя и схватившихся за головы бояр, яростно углубился в какие-то расчеты.

Стражник у дверей перехватил взгляд венценосца, сделал многозначительный хватательно-выбрасывательный жест рукой и вопросительно уставился в ожидании санкции на применение силы.

Василий сморщился, как от зубной боли. Зловеще покосившись на Евсейку, он окинул пылающим взором погруженного в мир точных наук гостя, потом инициативного караульного, заработавшего себе сегодня, похоже, именной серебряный рубль и продвижение по службе, и совсем собрался уже кивнуть, как страница блокнота закончилась.

Посетитель осуждающе уставился на исписанный плотным мелким почерком лист, нахмурился, повертел записную книжку в руках и сердито сунул ее мимо кармана. Следом за ней последовал карандаш.

— Кхм… Я, кажется, отвлекся?.. — перевел он хмурый взгляд с носков своих сапог на царя. — О чем я говорил?

— Ты собирался уходить, — озарила Василия военная хитрость.

— Да?.. Хм… уже?.. — озадаченно поморгал Адалет, нерешительно пожал плечами, но развернулся.

А потом развернулся еще раз.

— Э-э-э, нет, — въедливо молвил он, и для убедительности потряс коротким толстеньким пальцем перед своим носом.

Царский вздох облегчения застрял на полпути.

Челобитчик сдвинул брови, отчего стало похоже, будто он выглядывает на лукоморского монарха из-под опушки лохматой шапки, и приблизился к трону еще на шаг, невзначай раздавив каблуком карандаш и оставив след сбитых подковок на исписанной загадочными знаками, цифрами и формулами странице посеянного минуту назад блокнота.

— Что это у вас тут валяется? Тоже мне, дворец!.. — недовольно зыркнул он на остатки пишущих принадлежностей на мозаичном полу, но тут же забыл про них, потому что взгляд его упал на самодержца всея Лукоморья, не сводящего с него настороженно прищуренных очей.

— Я хочу срочно сообщить благородному монарху Лукоморья важнейшую для всех живущих на Белом Свете новость, — торжественно и без всяких переходов объявил маг, и вдруг трубно взревел: — Свершилось страшное!!!..

Писарчук за столиком подпрыгнул и сломал в пальцах перо.

Визитер не удостоил его и секундой внимания.

— Пришла беда, откуда не ждали!.. — дрожащим от переполняющего его урагана чувств голосом продекламировал чародей. — Я прочел по бегу звезд, полету птиц, пресмыканию гадов и внутренностям насекомых! Я завершил расшифровку тайных пророчеств на панцирях гадальных черепах и иероглифов судьбы на священных питонах! Я проверил свои изыскания по всем законам герменевтики, экзегетики, гносеологии, криптологии и софистики, включая пятый закон Кантемира, последний парадокс Вал Веносты и первый параллакс Малакши, и теперь мне стало абсолютно точно известно, когда и где стряхнет тысячелетнее заклятье и восстанет пожиратель душ Гаурдак! Промедление смерти подобно, ибо опоздай мы хоть на день — и мрак поглотит землю безвозвратно, обрушится небо на землю, и обуёт… обует… обуяет…обуит… и охватит ужас народы, и править станут глад и мор! И посему мы безотлагательно должны…

Реакция царя Василия на апокалипсические откровения гостя была непредсказуемой.

Он мученически возвел очи к расписному потолку, жалобно скривился и простонал сквозь зубы:

— Опять?..

Потом смутился, откашлялся, и поправился:

— То есть, я хотел сказать, ОПЯТЬ?!?!?!..

— Почему — опять?! — потерял нить судьбоносного прорицания и оскорблено вскинулся старик. — Почему это — опять?!.. В прошлый раз…

— Вот именно, в прошлый раз!!! — пылая праведным негодованием, старший брат Ивана упер руки в колени, приподнялся на троне, яростно сдвинул радостно сползшую было шапку со лба на затылок, и неистово перешел в контрнаступление. — В прошлом году ты приходил к нам точно с таким же известием, и я проплавал с тобой по морям-окиянам два месяца — только для того, чтобы выяснить, что якобы явившегося тебе в видениях острова не существует в природе! Два года назад ты приходил с этой же вестью — два раза! — и забирал Дмитрия, и для чего? Чтобы попытаться поджечь плотину в Лотрании — во время ливней и наводнения!!! — и месяц просидеть в сабрумайских дебрях, зимой, день и ночь пялясь на какой-то гнилой пень!!! Три года назад с тобой снова ездил я, мы объехали весь Шатт-аль-Шейх, вдоль и поперек семь раз, и что же мы выездили? Ни-че-го!!! Ни один житель этой благословенной страны никогда не слышал названия той деревни, которой ты прожужжал нам и им все мозги! А когда совершенно случайно выяснилось, что она расположена не на юге, в Шатт-аль-Шейхе, а на севере, среди ледников, в Отрягии, что же мы сделали? Поехали по домам!!! А четыре года назад ты каким-то хитрым колдовством умудрился убедить моего батюшку лично присоединиться к тебе. Потому что опять абсолютно точно знал, когда и где проснется Гаурдак!.. И вы прошатались по Белому Свету полгода!!! Полгода гонок по вечной мерзлоте, горам, пустыням и тропическим болотам, пока страна плюхалась и трепыхалась без правителя! Царь великой державы потерял полгода просто потому, что тебе приснилось не-пойми-чего! О результате вашего похода напоминать надо? Нет? Ты из года в год донимал моего отца, моего деда, прадеда и Бог весть сколько поколений моих предков одним и тем же срочным и важным известием! И с тем же неизменным успехом и смыслом! И поэтому сегодня для всех нас и впрямь наступил великий день, потому что я намереваюсь положить конец этому бестолковому бреду впавшего в детство сумасшедшего! Ты — никакой не маг-хранитель! Ты — шарлатан-фигляр! А истории твои — побасенки для сопливых ребятишек, и всегда ими были! Хватит над нами издеваться! А если ты еще раз переступишь порог моего дворца, я прикажу… я прикажу… я прикажу тебя больше не пускать! А теперь — ступай! Всё!

Если старик и был смущен или пристыжен гневной филиппикой лукоморского правителя, то виду не подал.

— Сидор… Семен… Селиван… Силантий… Василий! Василий! Ты обязан понимать…

— Я не дурак! Я всё понимаю, что мне надо! А вот ты, старик, кажется, меня не понял, — лицо доброго правителя Лукоморья закрыла грозовая туча — предвестник бури, остановить или свернуть которую с пути было так же нереально, как и ее коллегу, сотканную из сорвавшихся с цепи стихий, а не из подавляемых годами и поколениями эмоций.

Василий ухватился за подлокотники трона так, что резное дерево жалостно затрещало под его стальной хваткой, и приподнялся, свирепо сощурившись.

— Убирайся. Отсюда. И не показывай. Больше. Здесь. Своего. Длинного. Носа!.. Теперь понял? — прорычал царь, и рука его судорожно и непроизвольно зашарила вокруг в поисках чего-либо, желательно массивного и тяжелого, пригодного для метания в цель на точность поражения. — Вон!!!

— Сидор… Семен… Селиван… Силантий… Василий! Василий, ты не прав!.. — до волшебника, наконец, дошло, что царь не шутил, и он оказался этим до крайности обескуражен. — Ты не имеешь права!..

— Стража! — рявкнул царь. — Помогите премудрому Адалету найти дверь! А лучше — ворота! А еще лучше — пункт пограничного контроля!

Чародей открыл рот, набрал полную грудь воздуха, сузил глаза и яростно грохнул посохом по мраморному полу так, что полетели осколки камня, искры и красные молнии, и эхо заметалось под сводчатым расписным потолком, осыпая с испуганно зазвеневшей бемским хрусталем люстры засохших мух и позолоту.

— Ах, так?!.. Так?!.. Так-то ты поступаешь в недобрый час нужды, когда лихая година стоит на нашем общем пороге!.. — гневно проревел он. — Так-то ты заботишься о Белом Свете!

— Я о своей державе забочусь! — не уступая гостю, свирепо гаркнул Василий. — А обо всем Белом Свете сразу радеть — это у нас по твоей части! Вот и займись! Не отвлекай занятых людей от государственных дел!

— Ах, вот ты как заговорил… — упер свободную от раскалившегося докрасна посоха руку в бок маг. — Ну, тогда прощай, Сидор… Семен… Селиван… Силантий… Василий!.. Прощай, Василий, Лукоморский царь! Я ухожу, но клянусь тебе: ты меня еще попомнишь!

— Ха! — ответил прищуром на прищур и любезностью на любезность самодержец.

— Помяни мое слово!..

Адалет грозно развернулся — только балахон невидимым ветром раздуло — и, бормоча под нос ругательства вперемежку с проклятиями, устремился к выходу, свирепо топоча по гулкому полу подкованными сапогами.

---------------------------------------------------

1 — Приказать спустить с лестницы мага, даже если всё указывает на то, что он шарлатан и фигляр, на Белом Свете мало кто осмеливался. И царя Василия среди этих немногих не было.

2 — Впрочем, эффектность исхода была безнадежно испорчена слишком впечатлительным молоденьким стражником у дверей. В порыве волнения у бедняги вылетело из головы, в какую сторону они открываются, и с полминуты он, не слыша советов старшего товарища, нервно, и даже почти успешно пытался выломать их вместе с петлями, косяком и частью стены. Кипевший и плевавшийся кипятком чародей за спиной сообразительности ему тоже явно не добавлял.

---------------------------------------------------

Свет на беленом боку печки мигнул и погас, свет в светильниках Горбыля мигнул и зажегся, и лукоморцы, как по команде, напряженно воззрились на сжимавшего в обеих руках посох чародея.

Оба вопроса прозвучали одновременно.

— Так где и когда восстанет Гаурдак?..

— А ты и в самом деле уверен, что ничего не напутал и на этот раз?..

— Сеня!..

— Вань…

Маг недовольно поджал губы, перевел взгляд с Серафимы на Иванушку и обратно, и нахмурился.

— Да, я уверен, э-э-э… девица. На этот раз ошибки быть не может. Гаурдак вырвется из тысячелетнего плена через два месяца, в горном массиве Красной Горной страны.

— А-а… Ну, я, в принципе, знаком с местоположением предполагаемой локации… — с видом эксперта проговорил Иван и степенно отхлебнул только что нацеженный из тусклого медного самоварища чай из керамической кружки с пляшущим под дудку волка теленком.

Серафима тоже представила в уме карту.

— А… мы туда обязательно должны пешком идти, и спиной вперед?

— Что?.. — подавились чаем и захлопали глазами чародей с царевичем. — С чего ты взяла?

— А с того, что верхом дотуда прогулочным шагом — недели три максимум, — пожала плечами как само собой разумеющемуся факту Сенька. — Что мы будем там делать еще месяц с копейками?

— Ах, ты про это… — понял, наконец, но, почему-то, отнюдь не обрадовался, а смутился еще больше старый волшебник.

— Так это очень просто объясняется, Сень, — улыбнулся, гордый своей осведомленностью Иванушка. — Кроме меня… ну, то есть, нас… должно быть еще четверо представителей правящих династий разных стран. Видишь ли, тысячу лет назад, когда после Большого Эксперимента пожиратель душ восстал из расколотых недр круглой еще недавно планеты, Черные Маги и отряд добровольцев отправились сразиться с ним и его приспешниками. Ужасной была та сеча, но оставшиеся в живых — премудрый Адалет и пятеро солдат — совершили невозможное и изгнали Гаурдака из нашего мира. Но, увы, не навсегда. Гаурдак был побежден, но не повержен, и мог, набравшись достаточно сил, восстать снова в любой момент.

— Это он сам так сказал? — скептически щурясь на мага, уточнила царевна.

— Так сказал премудрый Адалет, а ему виднее, — сурово отозвался Иван, и с воодушевлением продолжил повествование, затверженное наизусть с детства: — И тогда премудрый Адалет провозгласил себя магом-хранителем безопасности человечества, и посвятил свою жизнь предотвращению возвращения духа вечного мрака на Белый Свет.

— Как сказал один умный человек, проще один раз предотвратить, чем потом всю жизнь бороться с последствиями, — поддакнул одобрительно покачивающий головой волшебник.

— Кто сказал? — снова полюбопытствовала Сенька.

— Я, — скромно потупился кудесник. — Продолжай, Ег… Ип… Ил…

— Ив… — с готовностью подсказала царевна.

— Да, я помню, Ив, — нетерпеливо согласился маг, но тут же озадачено задумался. — Ив?.. Странно… Шантоньское имя… А разве мы не в Лукоморье?..

— Иваном его звать, — раздраженно фыркнула Серафима.

— Я и говорю — Иван… — почти не смутившись, повел плечом Адалет, украдкой отвернулся, и в сторону сердито прошептал несколько раз: — Иван, Иван, Иван… По-хорошему надо было бы записать, конечно…

— …поскольку не пустить Гаурдака в наш мир смогут только снова собравшиеся вместе потомки тех пятерых героев, оставшихся в живых во главе с самим магом-хранителем, — с энтузиазмом продолжал тем временем предмет раздора. — Но быстро отыскать их среди бесчисленного населения Белого Света было бы не так-то просто, подумал премудрый Адалет, и принял решение, что каждый из пятерых должен основать новую царскую династию, и из поколения в поколение передавать наказ и наследие и быть готовыми в любое время по первому зову явиться в назначенное магом-хранителем место, чтобы… чтобы… чтобы…

Неожиданная, пугающая и святотатственная мысль вдруг пришла в голову Иванушке, и нить его рассказа натянулась, затрещала и разорвалась, словно рассеченная мечом.

— П-премудрый Адалет?.. — обратил он полный священного недоверия и ужаса взор в сторону поникшего головой чародея. — Мы вышли в путь на два месяца раньше, потому что… потому что никто… никто не?..

— Да! Вот именно! — с гневом и обидой вскинулся маг и яростно грохнул пухлыми кулачками по столу, напугав до дрожи чашки и кота под скамьей. — Никто!!!.. Никто не прислал ответа на мой призыв!!!.. Ни на первый, ни на второй, ни на третий!!! Словно сгово…

Маг замолк на полуслове и недоверчиво уставился невидящим взором в кран самовару.

— ОНИ СГОВОРИЛИСЬ!!!!!!!!..

Витой посох прыгнул в руку чародея, и белые искры полетели во все стороны от них обоих, слепя привыкшие к полумраку глаза и доводя до истерики рванувшего в укрытие под печку кота.

Опрокинутые чашки печально истекали на щелястую столешницу последним чаем.

Обманутые ожидания — убийственная вещь.

А если это, к тому же, обманутые ожидания волшебника…

— Теперь я понял, доверчивый, наивный болван, почему ни один из них не отозвался на этот клич, не пришел, когда я прислал им почтовых воронов!!! Они сговорились в последний раз, когда приходили на мой зов!!! Слабаки! Нытики! Лентяи! Размазни! Бледные подобия своих легендарных предков!!! Спрятались под свои жалкие троны при первых же намеках на трудности!..

— При первой же тысяче намеков на трудности, ты хотел сказать? — невинно поправила мага Серафима. — А, может, если бы этих намеков было хотя бы в половину меньше, то в день настоящей надобности они бы и заявились? Если, опять же, эта надобность и впрямь настоящая, а?

— Да что ты понимаешь, девчонка! — подскочил, опрокинув скамейку, и грохнул посохом по полу пунцовый от неправедного гнева Адалет.

— Гораздо больше, чем некоторые могли бы подумать! — вскочил на ноги и пылко встал на защиту супруги раскрасневшийся Иванушка. — И я полагаю, что она права! Я в детстве читал басню про одного пастуха, который всё время кричал "Волки!", а потом, когда…

— Знаю, знаю… — неожиданно стушевался чародей. — Нашел, кому рассказывать… Я сам любил приводить ее в пример одному своему ученику, как же там его звали, он еще ушел от меня лет сорок назад… или сто сорок?.. Ладно, и это не важно…

Адалет осекся, и виновато покосился на Серафиму из-под седых кустистых бровей.

— Короче… Извини меня, э-э-э… девица. Погорячился.

— Да ладно, чего там… — примирительно пожала плечами та. — С кем не бывает. Сейчас мы все сядем, успокоимся, и обсудим план дальнейших действий. Кого нам надо собрать перед встречей этого вашего… Кавардака?

Одним движением посоха чародей вернул откинувшей было ножки скамье вертикальное положение, и со вздохом опустился на ее жесткое, поблескивающее стекшим на пол чаем сиденье.

Сенька услужливо налила всем по новой кружке почти остывшего чаю, подвинула супругу и вдохновенному кудеснику сахарницу, и приготовилась было слушать, но тут другая мысль пришла ей в голову.

Она приподнялась, склонилась над самой широкой доской стола, медленно написала пальцем заваркой "Серафима" и "Иван", подмигнула сконфуженно взиравшему на ее действия магу и, как ни в чем не бывало, присела на место.

— Кхм… пробежав глазами несколько раз по надписям, сказал маг.

Потом помолчал немного, выговорил еще одно "кхм", сосредоточился и продолжил.

— Нам нужен представитель рода отряжских конунгов, — стал он медленно загибать пальцы, — Шатт-аль-Шейхских калифов, королей Гвента, и царей Атлании, ранее известной как Красная Горная страна.

— Что?!.. — захлебнулся первым же глотком Иванушка. — Кого?!..

Адалет устремил на царевича удивленный взгляд.

— А что тут особенного? И разве ты не знал?

По какой-то загадочной причине Иван перешел сразу к ответу на второй вопрос.

— Но в предании ведь говорится, что пятый род — правителей Сикандры!..

— Да, совершенно верно, — невозмутимо кивнул Адалет. — Но около ста лет назад… или это было двести?.. нет, сто пятьдесят… Или?.. Ладно, не важно. Короче говоря, некоторое время назад в столице сего славного царства произошел дворцовый переворот, и единственный уцелевший отпрыск рода бежал со своими немногочисленными приверженцами куда глаза глядят. А уже его сын… или внук?.. не важно… после долгих скитаний попал в кишащую тогда кочевниками, горными демонами и трехголовыми змеями Красную Горную страну, разогнал всех и положил начало новой династии и царству. Обычная практика. Уж кто-кто, а ты-то должен знать. Монарх — ремесло опасное.

— Ну, так с кого начнем сборы? — деловито поинтересовалась Сенька.

— Ближе всех к нам расположена Отрягия, — начал размышлять вслух Адалет. — Поэтому я собирался сначала нанести визит конунгу Гуннару с семейством, потом отправиться в Забугорье и забрать родича короля Конначты или его самого, если понадобится, а после у нас остается кто-нибудь из полутора десятка родственников мужского пола калифа Шатт-аль-Шейхского Ахмета — слава Богу, в их семьях проблем с наследниками не бывает — и, в последнюю очередь, царь Дуб Третий — сыновьями он, насколько я помню, пока так и не обзавелся.

— Еще что-нибудь нам надо? — практично уточнила Серафима.

— В смысле?.. — не понял маг.

— Ну, у нас ведь намечается конец света, насколько я уразумела. А всем известно, что на этот самый случай сторонникам Добра… мы ведь сторонники Добра? — на всякий случай уточнила Сенька, и Иван и Адален энергично и возмущено закивали наперебой.

Царевна не стала дожидаться озвучивания их оскорбленных чувств, и продолжила:

— Я так и думала. А это значит, что нам нужна куча всяких там магических-мистических предметов. Например, волшебный рог, поднимающий из могил мертвых героев, — принялась перечислять она. — Летающий молот какого-то бога. Или его копье? И это не говоря уже о всяких кольцах, коронах, драгоценных камнях и прочей бижутерии!

— Ерунда, — презрительно фыркнул чародей. — Как специалист заявляю, что всё это — чушь и суеверия. Рог поднимает не только героев, но и всех умерших, чтобы в случае проигранной последней битвы было удобнее затеряться среди толпы ничего не понимающих спросонья призраков и унести собственные ноги. Молот Рагнарока — игрушка для дилетантов. От одного моего посоха потери орд сторонников Зла — если, конечно, мы дойдем до такого безобразия — будут больше, чем от десятка таких молотов! Молоту место в кузне! Поле боя принадлежит магам! И всё остальное — сказки и дезинформация тоже. Так что, э-э-э… Иван… Серафима… то есть… выброси из головы всякие глупые дудки и молотки, и оставь побрякушки девицам на украшение. Нас же ожидает настоящее дело. Еще вопросы есть?

— Есть. Кто такой конкретно этот ваш Гаурдак? Колдун? Призрак? Нечисть?

Иванушка открыл было рот, чтобы изложить очередную порцию семейных преданий, но волшебник его опередил.

— Магическая сущность, — наклонился к Сеньке он и пристально глянул прямо в глаза. — Существо, можно даже сказать. В некоторых аспектах гораздо сильнее самого могучего демона, но несколько слабее среднестатистического бога.

По вытянувшейся физиономии царевича было видно, что эта часть в его фамильном сказании отсутствовала.

Сенька присвистнула и криво усмехнулась.

— Да? И всего-то? Тогда сразу возникает еще один вопрос, а за ним другой. Во-первых, как у него с силенками по отношению к среднестатистическому магу-хранителю, и, во-вторых, как пятеро простых людей и вышеуказанный маг-хранитель должны загнать обратно в могилу сущность, гораздо сильнее самого могучего демона, но, что не может не радовать, слабее среднестатистического бога?

Чародей снисходительно хмыкнул.

— Значит, наша опасная царевна не так уж и бесстрашна?

— Скорее, любопытна, — не моргнув глазом, парировала удар Сенька и тут же перешла в контратаку: — А вот от ответа уходить не надо.

— А я и не думал, — степенно оперся на локти, отхлебнул из чашки Адалет и неспешно вернул ее на блюдце. — Всё очень просто, э-э-э… И-и-и… Серафима. Несмотря на пугающую предысторию. Где бы Гаурдак не появился, он обречен. Товарищи мои сложили века назад свои головы не зря — перед последней битвой весь Белый Свет был оплетен магической сетью. Появись он хоть на дне морском — она опутает и задушит его в один миг. Но, чтобы заставить ее обратиться на свою цель, нужно одно небольшое, но неизменное условие. Пятеро наследников выживших воинов — и я. Я замкну круг. Я приведу ее в действие. От простых смертных потребуется только крепко стоять на ногах и держаться за руки. Так что, как видишь, уважаемая Серапея…

Сенька демонстративно постучала пальцем по украшенному письменами из заварки столу.

— Серафима, — не моргнув глазом, исправился чародей, — всё предельно безопасно и безобидно. Как прогулка в полдень по дворцовому садику.

Царевна, у которой были еще свежи воспоминания об одной из ее полуденных прогулок по дворцовому садику, и о том, чем она закончилась, только скептически хмыкнула.

— Напрасно ты мне не доверяешь, девица, — слегка обижено надул губы Адалет.

— Сама не знаю, отчего бы это… — уставилась фальшивом недоумении в потолок та.

Чародей смутился, но ненадолго.

— Теперь моя очередь задавать вопросы, С… Се… Сер… ра… фима, — угадал он в последний момент с именем и заработал благосклонный кивок от его обладательницы.

— Объясни мне, как ты смогла отыскать меня?

— Не я и не тебя, — не стала скрывать ничего царевна, хоть такая мысль и промелькнула у нее в голове. — Масдай нашел Ивана. Он пробыл с нами достаточно долго, чтобы чувствовать его на расстоянии до ста метров. Ну, или меня, если понадобится. Тьфу-тьфу-тьфу три раза через левое плечо. Конечно, у меня с самого начала было вот эта штучка. Гляди…

Она порылась в кармане, выложила на стол иваноискатель, с которым нервно не расставалась теперь ни на секунду, и продемонстрировала не без гордости его работу.

Чародей с любопытством принялся вертеть его в руках, разглядывать, прослушивать и даже обнюхивать, а Сенька тем временем продолжала:

— Но когда он постоянно показывал на тебя, я решила, что он просто сломался. Или срок годности вышел. Но Масдай — умница наша…

Ковер на печке скромно шевельнул кистями и порозовел.

— Масдай сказал, что это приспособа деревянная бестолковая ошибаться может, а он — нет. И что их с приборчиком против меня — два голоса против одного. И посоветовал последить за тобой издалека. И ведь прав он оказался, не на тебя приборчик указывал, а на Ваньшу в твоем кармане! Ну, так кто ж мог догадаться… Ну, вот весь день мы за тобой и проболтались, как хвост за собакой. А вечером… ну, дальше ты знаешь.

Чародей ничего не сказал, только хмыкнул, фыркнул, крякнул, одним глотком допил остатки давно остывшего чая, и стал выбираться из-за стола.

— Спать пошли, молодежь, — ворчливо пробурчал он лукоморцам. — Завтра ни свет, ни заря вставать, а они тут расселись…

Иванушка с нетерпением глянул на мага.

— Значит, завтра… то есть, уже сегодня утром мы выступаем?

— Я подозреваю, что поскольку лошадь многомудрого чародея взяла расчет, а повозка осталась на болоте, то, скорее всего, мы всё-таки вылетаем… — тихо вздохнул шерстяной голос с печки.