Возможно, это горное озеро когда-нибудь назовут в их честь.

Как первооткрывателей.

Посмертно.

Иванушка мог поклясться, что на всей карте, когда они ее разглядывали несколько минут назад, из воды была только слеза Агафона.

Теперь же…

От удара о воду путешественники посыпались во все стороны, и черные волны холодно встретили их появление.

"Ах, да," - вспомнил Иван. "Я же не умею плавать".

— Я не умею плавать!!! Я не умею плавать!!!.. - озвучил его мысль полный паники голос чародея где-то рядом. - Помогите!!!..

— Держитесь за ковер! - прокашлял сиплый голос старика. - Он почему-то не тонет!

— Где ковер?!..

— Плыви на мой голос!

— Я не умею плавать!!!

— Держись!..

— Я не умею плавать!!!

По воде что-то зашлепало.

Иванушка, чувствуя, как его одежда начинает потихоньку намокать, тяжелеть и холодеть, испуганно забил руками и ногами и через несколько секунд уткнулся лицом во что-то плоское и жесткое.

Ковер?

Рядом с ним прямо из-под самой поверхности воды исходило неширокой полосой ровное неяркое свечение.

А это еще что?

Приглядевшись, он увидел, что это был их факел.

Иван протянул руку, ухватился за палку, выдернул факел из воды и поднял его высоко, как только мог.

Дед Зимарь буксировал обмякшего чародея к ковру.

Хорошо.

Их крики и свет не привлекли ничьего нездорового внимания.

Тоже хорошо.

Но, к разочарованию Иванушки, на этом столбик "Хорошо" его таблицы заканчивался, и начинались столбики "Плохо" и "Очень Плохо".

Берега не было видно.

Воздух был холодным, а вода - еще холоднее.

Одежда, сапоги и меч тянули гирями ко дну.

Неизвестно, сколько человек сможет выдержать ковер и как долго.

Неизвестно, сколько человек может выдержать холодной ночью в ледяной воде.

Сверху начали медленно падать замороженные куски неба.

Поднапрягши извилины, царевич был уверен, этот список можно было продолжать до бесконечности, но пока ему хватало и этого.

— Ох, помираю… Ох, силушек моих больше нетушки… - как русалка, наконец добравшаяся до берега, дед Зимарь ухватился за край ковра и навалился на него всей грудью, извергая клубы горячего дыхания. Рядом с ним уцепился Агафон и, хоть он и не проронил ни слова, по лицу его было видно, что ему: а) холодно; б) страшно холодно; в) жутко страшно и г) просто жутко.

Пока Иванушка пытался растянуть коченеющие губы в стеклянную улыбку и придумать что-нибудь если не полезное, то хотя бы подбодряющее, Агафон заговорил первым:

— А… ак-кулы… зд-д-д-десь… есть?.. - сформировал губы в слова чародей.

— Т-ты… ч-что… К-какие… ак-кулы… - закачал головой Иван.

— К-какие т-тебе… в т-такой х-холодной… в-воде… ак-кулы… с-сынок… - от такого вопроса очнулся даже дед Зимарь. - Р-разве… т-только… в… в шерсти…

— Т-таких… ак-кул… н-не… - продрожал Иванушка и вдруг замер. - А в-вы… от-ткуда… зн-наете?..

— Что? - не понял дед.

— П-про ак-кул. В ш-шерсти.

Старик резво повернулся - так, что чуть не согрелся - и вперился взглядом туда, куда не отрываясь смотрел царевич.

Прямо на них, медленно, но неуклонно, с самой границы света и тьмы, надвигался косой черный плавник над серебристой шерстяной спиной.

— Все залазим на ковер!!! - наконец, до царевича дошло, что то, что он видит - не плод его обмороженного воображения, а несколько сотен килограммов мускулов, зубов и большой пустой желудок - и первый последовал своему приказу.

Старик - за ним.

— Я… н-не м-могу… - простонал Агафон. - П-пусть… ест…

— Держись обеими руками!

— Н-не м-могу… Т-там… м-мешок…

— Брось!..

— Н-н-н-н…

— Дедушка, тащите его! - Иван вытянул с хлюпом из ножен меч и взял наизготовку факел.

Больше у них все равно ничего не было.

Черный провал бездонной отверстой пасти неотвратимо надвигался прямо на них.

"Какая она огромная…" - с тоской подумал Иван. "Жесткая шерсть… Шкура толстая… Мечом ее не прошибешь… Тут магию надо… Да где же ее взять…" И он, в тот самый момент, когда акула уже хотела защелкнуть свои челюсти на ковре и на изрядном куске Агафона, загнал отчаянно, как копье, ей в глотку факел.

Возможно, первый раз в жизни акула пожалела, что рыбы не умеют говорить.

Она яростно клацнула зубами, перекусывая палку у самой руки отпрянувшего Ивана, извернулась всем телом, чуть не накрыв своей длинной, мерцающей в свете подоспевшей к самому интересному луны, тушей людей и винтом ушла в глубину, подняв волну, которой едва снова не смыло в ледяную воду только что кое-как вытянутого на ковер специалиста по волшебным наукам.

— Ага, съела! - радостно взмахнул мечом Иван.

— Теперь тебя изжога-то помучает! - злорадно хихикнул дед Зимарь, потирая руки - то ли от радости, то ли от холода.

— А ну, кто тут хочет рыбки жаре… ной, - Иван осекся, как волной ледяной окатило. - Она возвращается.

Акула, развернувшись где-то за гранью видимости, неслась на жалкую кучку людишек посреди чернильной воды как самонаводящаяся торпеда возмездия.

С первого взгляда на нее становилось ясно, что если раньше съесть эту троицу, внезапно очутившуюся посреди ее озера, было вопросом аппетита или его отсутствия, то теперь это стало делом принципа.

Надвигающаяся глотка-тоннель с горящим внутри светом неугасающего факела смотрелась ужасно завораживающе.

Первым опомнился дед Зимарь.

— Ковер, вверх, вверх, вверх!!!..

И ковер, как диплодок из асфальтового озера, стекая ручьями черной жидкости и борясь с неоткрытым еще, но уже навязчивым поверхностным натяжением, медленно стал подниматься вверх.

Акула, клацнув всеми своими тремястами зубами - кошмар стоматолога - чуть пониже безвольно свисающих ног волшебника, пронеслась мимо.

— УР-РА-А-А!!! - раздался громовой лукоморский клич над черной гладью озера.

— Ур-р… - представителям прочих народностей подхватить его не удалось.

Ковер, повисев задумчиво в воздухе несколько секунд, также тяжело, как поднимался, опустился обратно на поверхность воды.

И акула снова пожалела, что рыбы не разговаривают.

Уж она-то бы этот клич поддержала сейчас с удовольствием.

Но вместо этого она смачно изобразила хвостом фигуру высшего подводного пилотажа и быстро пошла на третий - последний заход.

Теперь у ее увертливого позднего ужина (или раннего завтрака?) вариантов не оставалось.

Но оставался специалист по волшебным наукам.

Так и не решив, что ему сначала сделать - утонуть или замерзнуть, Агафон меланхолично оторвался от созерцания своей невеселой дилеммы и решил разлепить сомкнувшиеся уже навечно, как он полагал, очи и посмотреть, из-за чего там у внешнего мира разгорелся такой сыр-бор.

И первое, что он увидел - гигантскую разверстую пасть повышенной зубастости с горящим в глотке огнем, несущуюся прямо на него.

Агафон заорал, хотя еще мгновение назад мог поклясться своей быстро подходящей к концу карьерой волшебника, что сил у него не осталось даже на шепот и, размахнувшись, зашвырнул свой драгоценный мешок в эту пасть, прямо в огонь.

Акула подавилась, закашлялась, отхаркивая волшебное пламя, попыталась выплюнуть бесценный мешок чародея, но он зацепился за третий ряд клыков, и ей больше ничего не оставалось делать, как раздраженно впиться в него всеми имеющимися в наличии зубами и попытаться разжевать…

Раздался взрыв.

Иванушке снилось, что он снова лежит на стеллийском песочке у моря, и раскаленное добела солнце старается - наяривает, чтобы прожарить его до костей, чтобы хватило тепла до конца самой длинной и суровой лукоморской зимы…

Но ведь они только что тонули в ледяных водах какого-то не отмеченного ни на одной карте горного озера в стране Костей!..

Это приснилось, наверное, в кошмаре… Сейчас он проснется, и гости на свадьбе Мими и Ирака посмеются над ним, что он опять забыл надеть шляпу и снова обгорел…

Нет, они точно тонули в этом ужасном озере - совершенно правильно его не открывали, такие озера не имеют права на существование! - и громадная волосатая акула хотела их проглотить!..

Волосатая акула… Какая нелепость… Всем известно, что волосатых акул не бывает… Еще одно подтверждение того, что это был глупый сон…

Нет, сон - это Стелла, а царство Костей - это самая настоящая явь, и они потерпели коврокрушение над этим холодным безымянным озером!..

Так вот значит, какая бывает смерть от переохлаждения… Как тепло и приятно…

Спать… спать… спать… спать…

Нет, не спать! Сенька в беде, и я должен спасти ее!!!

При мысли о разлюбезной Серафиме Ивана подбросило, как катапультой, он мгновенно растопырил изо всех сил глаза и закрутил головой, стараясь понять, что из того, что ему только что пригрезилось, сон, а что - суровая действительность.

Вокруг было темно и жарко.

Другого источника света, кроме луны, просвечивавшей мутно сквозь тучи, зависшие над вершиной соседней горы, не было, но и его было достаточно, чтобы определить, что на благословенную стеллийскую природу это похоже не больше, чем дырочки, прорезанные в воротниках вамаяссьских сорочек - на настоящие шантоньские кружева.

Была жара, был песок, но на этом сходство заканчивалось.

Хотя, нет, пришел к выводу Иван, налетев в темноте на что-то шершавое, лохматое и деревянное, оказавшееся при ближайшем ощупывании небольшой пальмой.

Откуда бы она тут ни взялась, тут же решил он, пальма - это хорошо. И лукоморец, не решаясь более продолжать разведку местности на ощупь, нарезал мечом коры, надергал-нарубил методом слепого подпрыгивания листьев и быстро, поминая в который раз добрым словом свою учительницу Серафиму, развел крошечный костерок - не для тепла - его тут было предостаточно - а для освещения.

В его скупом свете он разглядел белую от мелкого песка равнину, теряющую свои границы во тьме, бессистемно утыканную кособокими мохнатыми пальмами, и темные неподвижные фигуры Агафона и деда Зимаря неподалеку.

А на границе света и мрака чернела громадная стеклянная туша, по очертаниям похожая на злополучную шерстистую акулу, так и не успевшую попасть в Красную книгу.

И даже в темноте было видно, или, даже, скорее чувствовалось, как она мощно излучала волны тепла.

Магия, понял Иванушка.

Агафон в последний миг скормил ей кусочек, который она не смогла переварить.

Если захочет, он, наверное, сможет по возвращению в свою высшую школу написать еще одну профессорскую диссертацию - вряд ли хоть одно светило чародейских наук хоть когда-либо проводило эксперименты по разжевыванию и сожжению целого мешка волшебных предметов в магическом огне, горящем внутри ископаемой акулы.

Ковра нигде не было видно, но это не значило, что и он был поглощен реакцией, превратившей горное озеро в стелийский пляж. Может, он отыщется попозже.

Хотелось верить.

Надо было будить друзей, определяться с географией, и продолжать путь.

Царя Костей и его неумолимые беды никто еще не отменял.

И тут царевич заметил, что костерок, подъев все запасы топлива, что он припас для него, стал хиреть и съеживаться. Желая нарубить еще коры, Иванушка махнул мечом по стволу, и едва успел увернуться от падающей пальмы.

Что это было?..

Он быстро раздул смятый ветками костер и кинулся к тому месту, где стояла пальма, и где сейчас находился ее остаток.

Совершенно гладкий.

Как будто спиленный.

С человеческую ногу в самой толстой ее части.

Пенек.

Не может быть.

Иван снова размахнулся, ударил мечом по пеньку, и даже не почувствовал, как перерубил его пополам.

Все равно - не может.

Он наклонился над поваленной пальмой - другие губить ему было жалко - и стал быстро и методично нарубать ее кругляшами, как колбасу для пикника, приговаривая при каждом ударе "Не. Мо. Жет. Быть. Не. Мо. Жет. Быть. Не. Мо. Жет. Быть…".

Этого быть действительно не могло, однако, было.

Их предки называли это "меч-кладенец". И сами немногочисленные мечи, и секреты их изготовления были безнадежно утеряны в веках, и вздыхающим от зависти потомкам остались лишь былины, предания, да рисунки в толстых фолиантах, изображающие сильномогучих богатырей былых времен, гордо позирующих художникам прошлого со своим прославленным оружием.

И тут - меч-кладенец.

У него.

Вдруг.

Не может быть.

Он вспомнил, что еще ни разу не применял меч сержанта беды в деле. Были ли они все такие, или его меч приобрел это волшебное свойство, побывав в эпицентре магического взрыва - оставалось только догадываться. Пока. Пока не проснулся Агафон. Он должен знать.

И Иванушка посмотрел в ту сторону, где видел раньше две лежащие фигуры.

Фигуры были на месте. Правда, они уже не лежали, а стояли и во все вытаращенные глаза глядели на экзерцисы лукоморца.

— Агафон! - кинулся к чародею царевич. - Ты не знаешь, у сержантов умрунов у всех такие мечи?..

Маг медленно покачал головой.

— Нет. У них мечи самые обыкновенные. Где ты этот взял?

— Это тот, который мне дала болотница. Меч сержанта, помнишь? Черн… Постой, - Иванушка поднес меч поближе к огню. - Он уже не такой черный, могу поклясться чем угодно! Видите, он отливает синевой!.. Он не был таким!.. Я помню!.. И камни на рукоятки стали из черных синими!

— Это не меч. Это - чудо. Да если бы армия Костея была вооружена такими мечами, Царство Костей простиралось бы уже от края до края Белого Света!

— Сплюнь, - восторг сбежал с лица Ивана, чтобы уступить место своему антониму.

— Тьфу. Тьфу. Тьфу, - старательно выговорил чародей. - Чтоб ему пусто было.

— Вы уже видели… - Иванушка указал мечом в сторону глыбы из черного стекла.

— Видели. За поглядки денег пока не берут, - кивнул старик и зашелся приступом кашля. Прокашлявшись и просморкавшись в пальмовый лист, он продолжил. - Только близко подойти к ней ни в жисть нельзя - жаром так и пышет, так и пышет, что твоя печка. Деревья эти чуднЫе, что рядом с ней стояли, прямо аж скукоживаются от жары, чуть дымом не дымят.

При этом слове Агафон вдруг захлебнулся слюной.

— Дымом… - мечтательно протянул он. - Мяска бы жаренного на костерке сейчас…

С хлебушком черным… С лучком…

— Так в чем же дело, - пожал плечами дед Зимарь и чихнул. - Ты же волшебник.

Наколдуй на три персоны.

Маг помялся и, вздохнув, смущенно признался:

— Вообще-то у меня была шпаргалка приготовлена… Только на конфеты… А заклинание мяса я и не вспомню… А сладкое очень мозгам полезно. Особенно волшебника.

Иван подумал и махнул рукой:

— Ну, давай хоть конфеты… Может, с мясом получатся…

И, перехватив обиженный взгляд Агафона, поспешно добавил:

— Я же как лучше хотел… Извини.

Специалист по волшебным наукам порылся в рукаве и извлек маленький измятый листок пергамента размером с половину ладони, исписанный сплошь с обеих сторон мелким корявым почерком.

— Сейчас… погодите… Сейчас найду… - подслеповато прищуриваясь, стал он вглядываться в неровные строчки, поднеся шпаргалку поближе к костру.

И чуть не уронил ее в огонь.

— Не может быть… Не может быть…

— Что там? - с любопытством сунул свой покрасневший и подтекающий нос дед Зимарь чуть не в пергамент. - Конфет не будет?

— Не может быть… Я не писал это заклинание! Не писал! Я совершенно точно помню!..

— Что там? - теперь к чародею пододвинулся и царевич.

— Оно здесь. Между заклинанием превращения пальмовых чурок в хлеб, черный, лесогорский, один каравай, и лук, порей, шантоньский горький, три луковицы.

— А конфеты?

— Их нет… Это невероятно… - не веря своим глазам, как заведенный качал он головой.

— Не теряй времени, Агафонушка, читай свои заклинания - кушать уж больно хочется - в животе аж волки воют!

— Да тут написано как попало… ничего не разберешь… Вот руки-закорюки, пообрывал бы! Кто так шпоры пишет!..

— Кто?

— Да почерк-то мой… И пергамент мой - любимый - свернуть можно, и чернила не стираются… Последний лист оставал…

И тут Агафона озарило.

Он склонился над шпаргалкой еще ниже и громко и четко произнес:

— Заклинание огня для факелов!

Вглядевшись и вчитавшись строчки на пергаменте - а даже Ивану и деду было видно, что они изменились - он ухмыльнулся как ненормальный и проговорил:

— Заклинание невыпадывающих гвоздей для подков!

Строчки поменялись опять.

— Заклинание на бесшовное склеивание лотранского хрусталя!

Есть.

И тогда он вскинул голову и, продемонстрировав спутникам улыбку от уха до уха, торжественно заявил:

— Я понял. Я. Все. Понял. После взрыва те предметы, что были у нас и нам больше всего были дороги, получили волшебные свойства, которые мы им желали. У Ивана это меч - ты же мечтал о легендарном мече-кладенце, так? У меня - шпаргалка. Я так часто в школе перед экзаменами думал о том, как бы уместить максимум заклинаний на самый маленький листок… Что есть у тебя, дед, что тебе всего дороже?

Дед Зимарь закашлялся, хрипя и свистя всей грудью, и затряс головой.

— Ничего… Откуда чему взяться?.. У меня только ножик складной в сапоге был, подарок Тита Силыча, рукоятка удобная, в виде ложки, да и тот, поди, выпал… А жаль…

Дед сунул руку в голенище, и с удивлением извлек оттуда свой нож.

— Гляди-тко!.. Здесь, сердешный!..

— А, ну-ка, дай сюда! - не задавая лишних вопросов, Агафон взял из руки старика нож и отшвырнул подальше.

Тот упал на песок шагах в десяти от него, полежал с секунду и проворно пополз к деду.

Старик попятился.

— Чего это… он?..

— А ты говорил - ничего нет… Понравился ведь он тебе? Понравился? - весело допытывался волшебник. - Не хотел его потерять? Ну, так теперь даже и захочешь - не потеряешь.

— Но как? - все равно ничего не понимал Иванушка. - Почему именно они? Почему такие свойства? Почему сейчас?

— Все очень просто и понятно для нас, профессиональных магов, - добродушно ухмыляясь, развел руками Агафон. - Любому волшебнику известно, что все предметы состоят из трех составляющих - это материальная природа, магическая сила, и любовь. Вы, наверное, обращали внимание, что вещи, которые любишь, служат дольше и ломаются реже?

— Н-ну… Н-нав-верное… - неуверенно пожал плечами царевич. - И что?

Теперь настала очередь чародея замяться.

— Кхм… Это, вообще-то, долго объяснять… И для непосвященных все равно будет непонятно… Поэтому, расскажу короче. Ярославне, по-видимому, эти предметы действительно были дороги, - и он, неожиданно для самого себя, покраснел и потупил очи. - Н-ну, и вот… Согласно закону Лазаруса о сохранении энергий, при уничтожении их материальной природы выделились магическая сила и любовь. И… п-перешли на те предметы, которые были дороги нам… значит… Потому что у акулы ничего не было… А то бы и ей перепало… А поскольку их магическая сила была выше среднего, то и ее и любви перераспределение произошло таким вот… заметным… образом… На предметы, которые были дороги нам. Вот…

— Подожди, Агафонушка, не части, не за столом, - вкрадчиво взял за руку мага дед.

— Ты хочешь сказать, что все предметы имеют магическую силу? И армяк мой, к примеру? И ремень у Ивана-царевича? И песок этот? И деревья волосатые? И…

— Ну, да. Все. Только магическая сила - это как вес, понимаешь? У перышка - один, у телеги - другой.

— Вот ведь, правду говорят, что городское телятко умнее деревенского дитятки…

Век живи - век учись, - изумленно покачал головой старик. - А дураком помрешь…

— А так как там, все-таки, насчет мяса с дымком? - улыбаясь в предвкушении знатной трапезы, напомнил царевич. - И черного каравая с луком?

Экспериментальным путем Агафон и компания пришли к выводу, что мало заклинание правильно прочитать. Его надо еще правильно исполнить.

Поужинав - или позавтракав таким образом на скорую руку обгорелым до угля и дыма мясом с полусырыми белыми шатт-аль-шейхскими лепешками и невеселым пожухлым базиликом, спасатели царевен двинулись на поиски ковра.

Ковер им разыскать удалось - крошечный его кончик высовывался из-под многокилограммовой, пышущей жаром стеклянной туши акулы но, несмотря на все приказы и уговоры, он оставался на месте, равнодушен и недвижим.

Колдовать Агафон отказался, сказав, что не желает экспериментировать настолько близко от новообразовавшегося магического объекта с неизвестными свойствами.

Иван с дедом Зимарем переглянулись, прочитали друг у друга на лицах, что для их специалиста по волшебным наукам такие слова - явление неслыханное, быстро пришли к выводу, что дело тут и впрямь должно быть серьезное, и поспешили увести чародея, пока тот, спаси-сохрани, не передумал.

Поразглядывав еще раз карту, спутники, проголосовав (один голос "за", один "против" и один "воздержался"), решили, что юго-запад - это, скорее всего, поперек оазиса и прямо вниз, и вышли в путь.

Одежда и обувь к этому времени, ко всеобщему удовольствию, просохли окончательно, и о ночном купании не напоминало уже ничего.

Ничего, кроме деда Зимаря.

Кашель, насморк и прочие признаки простуды усиливались у него с интенсивностью, прямо пропорциональной расстоянию от их курортного оазиса, а жаром от него пыхало не слабее, чем от стеклянной акулы. На все обеспокоенные расспросы Иванушки о его здоровье он отвечал, что чувствует себя как нельзя лучше, кутался в армяк и громко чихал.

Там, где кончались владения стеклянной акулы, перед ними, хмуро темнея на фоне медленно сереющего предрассветного неба, встал лес.

Ивану показалось, что более непроходимой может быть только сплошная кирпичная стена.

Агафон остановился, не доходя до леса метров десять и вышел с предположением, что, может, на юго-запад можно попасть какой-нибудь другой дорогой.

Дед Зимарь же, не замедляя шага, уверено устремился к какой-то одному ему видимой прорехе в обороне этого леса и знаками - говорить он уже почти не мог - позвал молодежь за собой.

И действительно - как только они подошли поближе, то увидели узкую, поросшую травой тропинку и подивились, как они не заметили ее раньше.

Дед Зимарь шел впереди, и, казалось, кусты и деревья отступали в сторону, чтобы дать ему дорогу, а тропинка, как ковровая дорожка перед особо важной персоной, катилась и расстилалась перед ним сама собой, и веселые светящиеся грибы отмечали ее края.

Царевичу, который шел последним, захотелось вдруг посмотреть, как красиво и празднично выглядит их тропинка издалека, он обернулся - и оказался нос к носу со спутанными зарослями такого колючего кустарника, что колючая проволока распрямилась бы от зависти.

У его веток, колючек, шипов, игл и крючков был такой вид, как будто слово "свет" было им отродясь незнакомо, а его крупные белые ягоды с черными точками посредине, казалось, сами рассматривали человека, пытаясь представить, каков он будет на вкус.

Дважды Ивану объяснять было не надо.

Он быстро развернулся и одним прыжком догнал успевших уйти на несколько метров вперед деда и Агафона.

Рассвет они встретили на дне неглубокого ущелья, куда ночная прохлада спустилась с гор, отступая перед первыми, но уже теплыми лучами солнца.

Сориентировавшись по солнцу, дед указал им направление на юго-восток - точно по дну ущелья, как по тракту - и опустился, задыхаясь от кашля, на покрытые ночным инеем камни.

— Идите… сами… туда… Я больше… не могу… Укатали Сивку… крутые горки…

— А как же вы?

— Я здесь… посижу…

— Ну, уж нет, - и Иван, не говоря больше ни слова, достал меч и решительно шагнул к затаившемуся, но не ставшему менее враждебным лесу.

— Ты куда? - испугался чародей.

— За жердями. Сделаем носилки.

— И что? Так до самой Красной Горной страны?

— Если придется - то да.

— Но это нас замедлит, а дорога каждая минута! Кто знает, что происходит сейчас с несчастной царевной!..

Иван вздрогнул, но не отказался от своего намерения.

Под его ударами упали два деревца толщиной в руку.

— Царевна меня поймет.

Через десять минут носилки были готовы, слабо сопротивляющийся дед Зимарь водружен на них и утеплен плащом Иванушки, и отряд тронулся в путь.

— А послушайте, дедушка, - выворачивая шею и рискуя споткнуться о камень или корягу и повалить на землю всю процессию, обратился Иван к старику почти сразу же. - А как это вы… вас… у вас… получилось… тропинку в этом лесу найти?..

Дед Зимарь закашлялся, присвистывая легкими.

— Так как… Ее всякий бы нашел… если б присмотрелся… Там она была…

Иванушка помолчал недолго, переваривая ответ, и в конце концов решил продолжить.

— А я оборачивался, смотрел - ее не было.

— Ты лучше под ноги смотри, царевич, - нелюбезно посоветовал ему чародей, сам чуть не споткнувшись.

— Я смотрю, не переживай ты так…

— А чего мне переживать? - хмыкнул Агафон.

— Ну, я не знаю… Может, беды ждешь? Царь Костей, наверное, уже все выглядел, знает, что с его гвардией случилось, где мы…

— Может, выглядел. А, может, и нет. Мы сейчас по низине идем, а в низинах волшебные тарелки плохо видят, чтобы не сказать, не видят вообще. Так что, пока наверх не выберемся, можно не волноваться.

— А ты в этом уверен?

— Как в самом себе!

От комментариев Иванушка воздержался, лишь помрачнел и ускорил шаг.

К вечеру, когда едва не спотыкающийся от неровной дороги и усталости лукоморец уже прикидывал, стоит ли пройти еще немножко, или сделать ночной привал прямо здесь и сейчас, в воздухе потянуло дымком.

— Лесной пожар! - вскинулся Агафон-оптимист.

— Деревня! - обрадовался Иван.

Старик, кряхтя, привстал на носилках и огляделся.

— Вон там, - махнул он рукой вперед. - Дым поднимается там!..

И верно. Не прошли они и полукилометра, как увидели приземистые бревенчатые домишки с крытыми дранкой крышами и плетнями вокруг дворов.

Слух ласкал хриплый, с кашлем собачий лай - их заметили.

— Видишь, дед, не у одного тебя в такую погоду горло болит, - с облегчением улыбнулся спине Ивана волшебник и прибавил шагу.

В первом же доме, куда они постучались, их без разговоров пустили на ночлег.

За ужином хозяева - муж и жена лет сорока - согласились оставить у себя старика, пока не выздоровеет, и послали младшего сына за знахарем.

— А какое ваше тут царство-государство будет? - слегка порозовев от горячей еды, задал вопрос хозяину дед Зимарь.

— А вам какое надо? - вопросительно склонил в ответ голову тот.

— Нам надо в Красную Горную страну, - дожевывая последний кусок хлеба с сыром, сообщил чародей. - А это - Сабрумайское княжество опять, наверное?

— Почему "опять"? - не поняла хозяйка.

— Да мы там уже были, да с пути, кажется, маленько сбились.

— Это Царство Костей! - весело выкрикнул со своего конца стола свежеумытый перед ужином и заморским гостями пацаненок в мокрой еще рубахе.

— Не смешно, мальчик, - сурово зыркнул на него маг.

— А он и не смеется, - удивленно взглянула на него хозяйка. - Сабрумайское княжество - там, - она ткнула пальцем куда-то себе за спину. - А мы - костеи.

Агафон порадовался, что успел доесть хлеб - иначе подавился бы.

— А как же… А… А разве вы… Я думал… - и он растеряно посмотрел на Иванушку.

Тот уже с любопытством искал его взгляд.

— Что? - недоуменно переспросил хозяин. - Что ты думал?

— Ничего… - не гляди им в глаза, повел плечом волшебник. - Ничего. Просто.

— Агафон рассказывал мне, что в вашем царстве живут не люди, а… - Иван помялся, выискивая на всякий случай выражение подипломатичнее, -…а не люди.

— А-а… - лицо хозяина тут же закаменело, и он тяжелым ощупывающим взглядом как-то по-новому оглядел сначала одного путешественника, потом второго, потом старика.

— Это… Ты, наверное, про замок слышал… Там - да. А у нас, на окраинах, еще нормальные остались. Пока.

— А там кто же? А там как же?.. - тут перестал жевать и царевич.

— Неважно, чужеземец, - неприязненно покосился на него хозяин. - Тебе ведь туда не надо? Вот и нечего выспрашивать.

— Д-да… Нам надо…

— Я помню, - сухо кивнул хозяин. - Завтра мой сын проводит вас через перевал.

Здесь не очень далеко - дня полтора-два пути до Красной Горной страны. Чем скорее вы отсюда уйдете - тем лучше.

— Для кого? - не удержался лукоморец.

— И для вас тоже.

Ночью Иван и Агафон спали плохо - дед Зимарь метался в бреду, стонал, просил пить, и им по очереди то и дело приходилось то поить его, то смачивать холодной водой тряпочку на его лбу, то спаивать ему отвары и настойки, принесенные накануне деревенским знахарем.

Во дворе то ли со скуки, то ли на воров, то ли от вздорности натуры всю ночь злобно лаяла хозяйская собака. Потом, под утро, один раз гулко взвизгнув - или зевнув - умолкла до утра.

За ней, наконец, угомонились и все остальные, и не успел Иван сомкнуть покрасневшие от бессонницы и дыма лучины очи, как дверь заскрипела, и на пороге показался еще более насупленный и мрачный, чем вчера, хозяин.

— Вставайте, - хмуро бросил он и тут же вышел.

— Щ-щ-щ-с-с-с… - быстро согласился Агафон и перевернулся на другой бок.

Иванушка сел.

Голова болела, глаза не открывались. Где он находится и что он тут делает, он вообще смог вспомнить только с третьей попытки. Но сразу, как только вспомнил, вскочил на ноги и затряс чародея за плечо.

— Щ-щ-щ-с-с-с… - просвистел тот в ответ и захрапел.

— Мне тебя не ждать? - громко спросил Иван, натягивая сапоги на ничуть не отдохнувшие за ночь ноги. Впрочем, они были не в одиночестве.

— Убей меня… Не жди меня… Иван, я тебя убью… Отстань… - не поворачиваясь, простонал маг.

— Так мне тебя ждать? - второй сапог был натянут и потопан в пол.

— Ну чего ты пристал… Иди… Я догоню… Потом… Завтра…

Царевич вытащил из-под остывающей соломенной подушки меч и опоясался.

— Прощай.

— ЖДИ, - и Агафон с перекошенным страданием лицом отлепил себя от кровати. - Убийца.

На завтрак им было подано вчерашнее разогретое овощное рагу с бараниной - по крайней мере, Иванушка надеялся, что это была именно баранина - и горка подсохшего за ночь хлеба.

Ни хозяйки, ни детей нигде не было видно, и царевич подумал, что они еще спят, а благородный отец семейства, чтобы не беспокоить их, взял все хлопоты по выпроваживанию незваных гостей на себя.

Когда они поели и вышли во двор, там их встретил плечистый молодец лет двадцати - двадцати пяти, с виду еще более суровый и неразговорчивый, чем хозяин.

Посреди двора темнело большое бордовое пятно.

— Что это? - кивнул на него Агафон.

— Барана забили, - проговорил хозяин таким тоном, как будто повествовал об избиении младенцев.

Агафон кивнул, и больше ничего не спрашивал.

Они отошли от деревни уже на приличное расстояние, а молодой костей все молчал.

Молча шел, молча показал на тропу, узкую, как полотенце скупердяя, молча показал жестом, чтобы чужестранцы опустили поля шляп, чтобы солнце не слепило глаза, молча отвернулся и пошел дальше, не дожидаясь, пока его совет будет воплощен в жизнь…

Первым не выдержал Агафон.

— Как тебя звать, вьюноша? - высокомерно, тоном "мы, великий волшебник, обращаемся к тебе, и ты должен быть счастлив", поинтересовался он.

— А тебе зачем? - не оборачиваясь, спросил тот.

Чародей растерялся.

— Н-ну… Если придется тебя позвать… Как-то ведь тебя звать? Или это у вас какая-то тайна?

— Нет, - пожал плечом костей. - Я - Орел.

— А я - Агафотий. Могущественный маг и чародей. А это - мой спутник, Иван, сын лукоморского царя.

Орел неопределенно хмыкнул и стал молчать дальше.

Ничуть не обескураженный в это раз таким поворотом разговора, волшебник продолжил:

— А скажи мне, Орел. Погода у вас тут часто меняется?

Парень остановился, Агафон налетел на него, Иван - на Агафона.

— А что? - подозрительно покосившись на мага, спросил Орел.

— Я слышал, что в горах погода может меняться моментом, - стал просвещать темного аборигена Агафон. - Одну минуту может светить солнце, потом раз - подул ветер, нагнал тучи, и повалил такой снег, что не только своей руки - своего носа не увидишь. Особенно в такое время года. А потом, насколько мне известно, могут быть лавины. Это когда на склонах собираются целые залежи такого снега, а потом раз - и все это у тебя на голове. А еще я знаю… Кстати, ты не ответил на мой вопрос, Беркут.

— Орел, - с оттенком раздражения поправил костей.

— Да, Орел. Так часто у вас тут в ваших горах меняется погода?

— А что?

— Ты, когда мы полезли в эти твои горы, стал чуть не каждые три минуты смотреть на небо…

И Агафон снова налетел на костея.

А Иван - на чародея.

— Что у вас там случилось? - попытался вытянуть он шею на длину достаточную, чтобы разглядеть тропинку под ногами у Орла.

— Тебе. Показалось. Чужеземец, - хмуро отрезал парень - как гвозди забил.

— О чем вы там беседуете, Агафон? - не терял надежды Иванушка быть посвященным в курс дела.

— О погоде, - не менее хмуро, чем Орел, бросил через плечо Агафон и продолжил доставать их проводника:

— А твой отец, Ястреб, вчера говорил, что место для привала будет в трех часах ходьбы от деревни. А мы уже идем часа четыре!

— Оно оказалось дальше, чем он думал.

— ЧЕМ он думал?

— Если тебе не нравится эта дорога, прищелец, можешь идти своей, - рявкнул, не оборачиваясь, через плечо костей.

Оставшееся до привала время они шли молча.

На единственной широкой ровной площадке, виденной ими за первую половину этого дня, проводник объявил долгожданный привал - так же немногословно, как и все остальные географические события. Площадка плавной лентою огибала склон горы и уходила, сужаясь, вверх, еще круче, чем раньше.

Улучив момент, когда Орел отошел - посмотреть, не завалена ли тропа, подумал царевич - как волшебник горячо зашептал ему на ухо, тыкая пальцем вслед ушедшему костею и яростно вращая глазами:

— Послушай меня, царевич, я не сошел с ума и не сплю - я всю дорогу наблюдал за этим Кобчиком…

— Орлом, - поправил его так же шепотом Иванушка.

— Какая разница!.. Я наблюдал за ним - и он все время постоянно глаз не сводил с неба!

— Так ведь ты сам говорил - погода тут…

— Какая погода, Иван, ты чего как маленький! Говорю я тебе - он чего-то ждет!

— С неба? - непонимающе переспросил царевич.

И понял.

— Не может быть… Да, они не очень… приветливые… - Иван смягчил описание приютивших их на ночь костеев, как только смог, но и для него самого это прозвучало не слишком убедительно, - люди… Надо отметить… Но они не похожи на умрунов!..

— Они похожи на семью их сержантов, - угрюмо парировал Агафон. - Или на их шпионов.

— Так ты действительно думаешь, что он ждет с неба…

— Не каравай хлеба, - договорил за Ивана почему-то стихами маг, но никто этого не заметил. - Что будем делать?

Для Иванушки такого вопроса не существовало.

— Конечно, спросим у него самого! Может, существуют сотни причин, по которым они не любят иностранцев, необщительны и все время смотрят на небо, когда в горах!

Может, ты его подозреваешь абсолютно напрасно!

— Ты чего, с ума сошел?! - зашипел на него Агафон, хотел схватить за рукав, но было поздно.

Лукоморец поднялся с земли, отряхнулся, улыбнулся и шагнул навстречу возвращающемуся проводнику.

— Уважаемый Орел, - обратился он к парню. - У моего товарища возникли в отношении тебя некоторые беспочвенные подозрения, и мне бы хотелось, чтобы ты своим исчерпывающим объяснением их…

Договорить он не успел.

Физиономию костея перекосило от ужаса, он развернулся и бросился наутек вверх по тропинке.

Но он не знал, или не подумал, что убегать, когда за его спиной стоит очень уставший, невыспавшийся и раздраженный специалист по волшебным наукам, дело бессмысленное и бесперспективное.

Орел остановился, словно наступив в лужу очень прочного и очень моментального клея, замахал руками, стараясь сохранить равновесие, но напрасно…

Иванушка и чародей подбежали к уже полностью неподвижному, свирепо молчащему проводнику одновременно, хоть и с разными целями.

— Попался, кабуча!..

— С тобой все в порядке?..

— Надеюсь, что нет! Иван, я же тебе говорил! Он - шпион Костея!

— Но у него был вид вполне честного человека! Он не мог!.. - и тут Ивана посетила свежая мысль. - Да и зачем ему это надо?..

— Но ведь от побежал от твоего вопроса - значит, виноват!

— Послушай, а может быть так, что его заколдовали?

— Как?

— Как-нибудь на расстоянии. Через тарелку. Или зеркало. Или еще как. Откуда я знаю!.. Тебе виднее.

Агафон, польщенный столь высокой оценкой своих академических успехов, серьезно задумался. Он почесал затылок, потом подбородок, потом потер переносицу, после подергал себя сначала за одно ухо, потом за другое и, наконец, выпятил нижнюю губу. Последнее, казалось, помогло, потому что лицо его озарилось просветлением, и он победоносно взглянул на царевича.

— Если пожарить мясо заколдованного животного, или рыбы, то оно превратится в холодец…

Они, не сговариваясь, переглянулись.

— Нет…

— Ну, тогда я не знаю.

— А, может, просто спросить у него? - И Иванушка кивнул на потихоньку приходящего в себя костея. - Теперь, когда он не может вот так невежливо взять и убежать…

— Я… ничего… вам… не скажу… - враждебно прищурившись, прошептал Орел. - Особенно… этому… слабоумному…

И взгляд его вполне определенно остановился на волшебнике.

— Ах, так… - два брызжущих враждой, как кобры - ядом, взгляда встретились, и в воздухе запахло гарью. - Ну, это мы еще посмотрим.

Чародей, не сходя с места, надергал вокруг себя сухой травы, быстро, ловкими профессиональными движениями скрутил их нее куклу и приложил к голове Орла, бормоча что-то резкое и ритмичное, как удары бича.

— Ха… - губы костея презрительно скривились. - Это вуду… Ты будешь мучить куклу… чтобы мучался я… Ты… полное ничтожество… колдун… Мы… защищены… от вуду…

Теперь настала очередь Агафона поучаствовать в конкурсе на самую неприятную улыбку.

— Нет, мой милый Стервятник… Ты немножко ошибаешься.

Он вынул из-за голенища сапога Орла нож и продемонстрировал его проводнику.

— Я приложил эту куклу к твоей голове и произнес заклинание Связи. Теперь ты и она - одно целое. Она знает все, что знаешь ты. Она чувствует все, что чувствуешь ты. Но у нее нет защиты от вуду. Поэтому я поступлю проще - я буду мучить тебя, а заговорит она.

Лица царевича и не ожидавшего такого поворота костея вытянулись. Иван хотел вмешаться, но маг жестом остановил его и бесцветным голосом продолжил:

— Не буду тебя пугать - я вижу, ты не из пугливых. Не буду тебя уговаривать - не вижу смысла. Поэтому, сразу приступим. Пальцев у нее нет, я торопился, поэтому начнем сразу с отпиливания рук…

— Э-э-э-э-э-э!!!.. Постой!!! - если бы костей мог, он бы подскочил. - Это почему ты не будешь меня уговаривать?

— Потому что ты не хочешь ничего нам говорить, - мстительно напомнил ему Агафон.

— Особенно мне, слабоумному.

И демонстративно проверил ногтем лезвие ножа.

Оно зазвенело.

— Э-э-э-э-эй!!! Погоди!.. Я сожалею!.. Я беру свои слова обратно!!!..

Если бы в стеллийском театре захотели бы ввести маску Паники, ее лепили бы с Орла.

— Какие из них? - уточнил маг, закатывая до локтя правый рукав костея.

— Все!!!.. Все!!!.. Я скажу!.. Я все скажу!.. Спрашивайте!..

— Ты - шпион царя Костей? - быстро задал вопрос лукоморец.

— Нет!..

Иванушка торжествующе глянул на чародея. -…Я - лейтенант его лиха!..

Агафон вернул победный взгляд Ивану.

— Лейтенант… чего? - уточнил посерьезневший враз царевич но, не ожидая от объяснения ничего успокаивающего, быстро вытянул меч из ножен и огляделся по сторонам.

— Лихо - это четыре беды.

— Откуда ты узнал про нас?

— Про царского сына, вообще-то. Мы разослали его приметы по всему царству.

— Но я не совершал никаких преступлений! - возмутился Иванушка. - Тем более, против царя Костея!

— Ему виднее, - покривил губы Орел. - Покрытие преступника у нас карается смертью. Старик сразу, как только понял, кто вы, доложил старосте, староста - генералу Кукую, а тот срочно приказал мне прибыть с моим лихом сюда и схватить вас.

— Почему на нас не напали ночью?

— В доме вы могли обороняться долго… А мы уже потеряли четыре отборных беды - и нам было приказано в этот раз бить наверняка… И мы решили, что я переоденусь местным и заведу вас в засаду. В такое место, где негде спрятаться.

— Зачем царю Костею нужен царевич Иван?

— Не знаю. Приказы не объясняют. А нашему лиху перед вылетом было велено схватить еще и предателя Родины колдуна Агафона.

Иванушка усмехнулся:

— Ну, теперь, Агафон, ты не обижаешься?

Невнятное яростное бормотание было ему ответом.

— И еще один вопрос, - Иван тревожно склонился над беспомощным противником. - Где нас ждет твое лихо?

Орел закрыл глаза, и физиономия его перекосилась, как от мучительной боли.

— Не знаю… Я думал, что на этом привале… Но, кажется, я ошибся тропой… Я вообще в этой дыре впервые…

— Проводничок!.. - яростно сплюнул Агафон, как будто собираясь пробить скалу насквозь. - Говорил же я тебе, Иван-царевич, говорил!!!.. Кабуча!..

— Вот ведь… - недоверчиво покачал головой Иванушка. - Что такое не везет, и как с этим бороться… Ну, что ж… Давай, пока нас не обнаружили, поспешим.

Может, как-нибудь обойдется…

— Обойдется, обойдется… - закивал чародей. - Иван, ты сам-то веришь в то, что говоришь?

Лукоморец вздохнул, выпрямился и кивнул Агафону.

— Посмотри на небо. Собирается дождь. Если действительно польет - они не смогут летать. И у нас есть шанс. Наверное.

Агафон вздохнул, подумал, стоит ли сказать своему спутнику о шансах успешно уворачиваться от всей армии Костея всю оставшуюся жизнь, решил, что нет, и просто кивнул.

— Пойдем. А что будем делать с этим?

— А что с ним надо делать? - недоуменно сдвинул брови царевич.

— Сбросить с обрыва, - предложил Агафон. - Я не выношу вида крови.

— Нет, - твердо возразил Иван. - Пусть лежит тут, пока его не найдут свои. Или пока заклинание не потеряет силу.

Агафон криво усмехнулся.

— Иногда мне становится интересно, Иван-царевич, что ты будешь делать со Змеем.

— В смысле? - не понял Иванушка.

— В смысле, есть хорошие варианты - уговорить его отдать твою Серафиму, извиниться перед ним за беспокойство и предложить ему уйти доживать в зоопарк на казенный кошт!

Иван прищурился и покачал головой.

— Не в зоопарк - в музей. В виде чучела.

Их схватили вечером, как раз, когда начал моросить долгожданный мелкий дождичек, и они увидели черный провал небольшой пещерки, вполне пригодной с виду как для ночлега, так и для отбития атаки снаружи, метрах в сорока по тропе и уже начинали подумывать о том, что удача снова помахала им рукой…

Впрочем, они не ошибались.

Только это было не приветствие, а прощание.

Около десятка ковров налетели сразу с нескольких сторон, спикировали на них, как ястребы на зайцев и осыпали умруновым десантом. Сержанты остались сидеть на коврах и выкрикивать команды своим солдатам.

Агафон не успел сказать ни слова, сделать ни жеста - шестопер одного из умрунов, пущенный меткою рукой, угодил ему в лоб, и он, изумленно охнув и скосив глаза, осел на землю, и тьма наступила для него чуть раньше, чем для остального мира.

Иван остался один и бился, как никогда в своей жизни - почти половины отряда не досчиталось гвардейское лихо царя Костея - но, в конце концов, черная, не чувствующая усталости и боли масса навалилась на него, теряя органы и части тела, повалила и связала.

На самом большом ковре сидел, поджав ноги калачиком, и самодовольно ухмылялся лейтенант Орел в лохматой овчинной куртке горца, примеряя в мечтах капитанский мундир и перевязь с чудесным мечом этого чужеземца. Стоило потерять половину лиха, чтобы завладеть таким! Даже если его не произведут в капитаны, а разжалуют в сержанты за потерю стольких гвардейцев, один этот меч все равно стократ стоил всех неприятностей.

Победители и пленники провели беспокойную ночь в той самой пещере. Может, она стала бы для Ивана и Агафона еще более мучительной, знай они, что за этой вершиной начиналась Красная Горная страна.

Утром, когда солнце уже успело изрядно приподняться над горизонтом и просушить подмокшие за ночь транспортные средства гвардейцев, они вылетели в столицу Царства Костей.

Дорога у них заняла чуть больше семи часов, и незадолго до заката четыре ковра торжественно приземлились посредине внутреннего двора самого огромного, самого неприступного и самого безобразного замка, какие только повидал Иванушка на своем веку. Впрочем, оценивать архитектурные достоинства сего оборонительного сооружения ему долго не пришлось - их уже ждали.

Большой грузный человек, напоминающий скорее осадную башню, чем представителя рода людского, в черном кожаном мундире с розовыми пуговицами и ярко-зеленом жабо вокруг того места, где кончалась голова и начиналось туловище (у других людей там была бы шея) назначил Орла лично охранять лукоморского царевича в месте его заключения, а сам ухватил Агафона за локоть и со всей галантностью осадной башни повлек его прочь. За ним последовало еще трое умрунов.

Агафон, даже не думая о том, что можно вырваться и куда-то побежать, покорно следовал за генералом Кукуем. То и дело кривясь и охая, он разминал одной занемевшей до бесчувствия по дороге и только что освобожденной рукой другую, такую же чужую и непослушную, только еще хуже, потому что именно на ней он пролежал все эти семь часов.

Вообще-то, к чести его будет сказано, сначала он хотел запомнить дорогу, по которой его то ли вели, то ли тащили, так, на всякий случай, но запутался после очередного "…направо, две двери слева, вокруг бочки со штукатуркой, под лесами, налево… нет, прямо… это мы просто бетономешалку обходили… нет, налево все-таки… опять под лесами…", когда ему на голову упала малярная кисть с голубой краской (сам маляр - неуклюжее человекообразное существо, покрытое короткой коричневой шерстью и с лошадиной головой - упал за секунду до этого на голову одного из гвардейцев). Останавливаться из-за такого пустяка их группа не стала, и, разлепив наконец на ходу заплывший вонючей, но быстросохнущей эмульсией глаз, он с облегчением признался себе, что не знает, где они теперь находятся, и поэтому отслеживать их извилистый, полный опасностей путь нет больше смысла, тем более, что его начало он уже позабыл.

Поблуждав еще минут с десять по этажам, переходам и галереям в состоянии различной степени заштукатуренности и окрашенности, они пришли в крыло замка, которого перемены еще не успели коснуться своей чумазой разноцветной рукой.

Здесь все было так, как он помнил со времен своего первого визита - серый шершавый камень наружных стен, серый гладкий камень стен внутренних, железные кованные прямоугольники двустворчатых дверей в обитых железом же проемах…

Интересно, что тут у милого дедушки происходит?

Сначала генерал с розовыми пуговицами и зеленым воротником, на фоне которого его ряшка становилась похожа на жабу на кувшинке.

Потом этот ремонт, голубые потолки и лепные черепа вокруг окон.

Что дальше?

Старческое слабоумие?..

— Ты будешь находиться здесь, - их поредевший по дороге отряд по жесту генерала остановился перед одной такой дверью. - Проходи.

Тяжелая дверь даже не заскрипела - заскрежетала - и в нос Агафону ударил самый прекрасный в мире запах, запах, который он со светлой тоской вспоминал все их путешествие, запах, который он не ценил и даже ненавидел еще несколько дней назад - в своей прошлой, беспечной жизни, и который он иногда уже и не надеялся обонять вновь.

Запах огромной старинной библиотеки.

— Я буду жить в библиотеке?!.. - не веря своему счастью, вопросил он, и на мгновение забыл и об Иване, и о Костее, и о бедной незнакомой, и от этого невыносимо прекрасной царевне, томящейся где-то в змеином логовище…

— Почти. Там, в конце зала, есть кабинет, - Кукуй потащил его вперед. - Жить пока ты будешь там. Выходить за пределы библиотеки ты не можешь. Все необходимое тебе принесут. Разговаривать со слугами тебе запрещено. Да они тебе и не ответят.

Пользоваться своей магией здесь ты не посмеешь. К его величеству обращаться "ваше величество". Вопросы?

— А долго…

— Его величество тебя навестят, как только соизволят.

— А где Ив…

— Тебя это не касается, - отрезал Кукуй, развернулся, прищелкнув каблуками и тяжелой поступью замаршировал к выходу, давая понять, что лимит вопросов на сегодня исчерпан.

Дверь закрылась за генералом с гулким бумом.

Агафон остался наедине с бесчисленным сонмом книг, книжек, книжиц и книжищ и своими неотвеченными вопросами, которые, в общем-то, легко можно было свести к одному.

Что со мной теперь будет?

Окна, зарешеченные, казалось, не от людей, а от комаров, выходили на глухую стену другого крыла замка и мусорную кучу между ними; выглянуть в коридор он не стал и пробовать; место его заключения - кабинет - стол, дубовая кушетка и удобства в неглубокой неотгороженной нише - сколь-нибудь длительного осмотра не выносили, и поэтому Агафон твердым шагом решившего исправиться двоечника направился к уходящим в потолок стеллажам.

Он все понял.

Он не хочет быть мельником.

Он хочет быть магом.

Хорошим магом.

Лучше, чем Костей.

Намного лучше.

А для этого нужно выучить все, что он так беззаботно пропускал мимо ушей все эти семь лет.

И желательно за один вечер.

Выбор книг был не просто громадным - он бы ошеломляющим.

Не один Костей - похоже, поколения владельцев этого замка, начиная с самого первого, свозили и бережно раскладывали на крепкие полки самые различные книги на самые невероятные темы.

"Комнатное пчеловодство в условиях крайнего севера" соседствовало с "Теорией пыток, или Почему они говорят неправду", "Регистр пород бойцовых гусей" с "Наукой проигрывать", "Любовь под звездным небом" с просто "Картой звездного неба", анатомический атлас астролога - с книгой о вкусной и здоровой пище каннибалов Узамбара…

В другое время такая подборка немало позабавила бы чародея, и он провел бы многие часы, листая эти книги, разглядывая картинки, хватая на лету забавные факты и воображая, какими были те, кто эти книги заказал…

Но не теперь.

Теперь у него была четко сформированная цель (впервые за всю жизнь, мельком осознал вдруг он), и он будет ее преследовать с энергией и упорством ограбленной комнатной пчелы.

Стеллаж с книгами по магии обнаружился быстро - в углу, прямо за низким столом - дубовой доской на четырех брусках, почерневшим от времени и книжной пыли, и таким же неказистым стулом, отличавшимся от стола только наличием спинки. Здесь же стояла лестница к верхним полкам.

Быстро окинув взглядом корешки нижних рядов, Агафон вздохнул и, проверив надежность лестницы - громоздкой, черной и дубовой, как и все здесь, что не громоздкое, серое и каменное, полез вверх.

Этого и следовало ожидать. Такой опытный маг, как его дед, не будет читать "Основы интонирования заклинаний первого уровня".

Хотя они в его библиотеке и есть - вон, на третьей полке сверху виден знакомый лиловый корешок с большой красной цифрой "раз". Интересно, это учебник Костея, или…

Металлический скрежет и гул снова потрясли библиотеку.

С полок посыпалась испуганная пыль.

И специалист по магическим наукам.

— Агафон?

Раздраженный голос с неменьшим количеством металла, чем все двери замка, вместе взятые, напугал, застал чародея врасплох, покачнул лестницу, и…

— Зд-дравствуй, д-дед-д-д… ваше величество, - донесся глухо из-под стола дрожащий голос. А вслед за ним показался и весь Агафон.

Вошедший оглядел чародея - вернее ту его небольшую часть, которая виднелась из-под стола - и его узкое бледное лицо приняло брезгливое выражение.

— Ты штукатурил коридор?

— Н-нет, а…

— Тогда что это за краска на твоем лице и на одежде?..

— На меня упала кисть… - начал было объяснять Агафон, но замолк, представив себя глазами царя - неуклюжего, грязного, жалкого, оправдывающегося в том, в чем он не виноват…

Не говоря больше ни слова, Костей сделал шаг к магу-неудачнику, вытянул руку и пошевелил пальцами, как будто соскребая что-то невидимое.

На груда его вспыхнул алым и погас самоцвет размером с яблоко в оправе из золота и на массивной золотой цепи.

Агафон искоса, но быстро окинул себя взглядом и не увидел на куртке ни штукатурки, ни пыли.

— Как вы это делаете? - восхищенно вытаращил он глаза.

— Магия, - покривил губы Костей. - А ты, я слышал, закончил свое обучение досрочно?

— Вы все знаете… - поник Агафон. - Меня все-таки выгнали…

— Да. Как полностью ни на что непригодного и без единой искорки магических способностей.

— Они ошибаются! Я позже всех студентов начал обучение! Так нечестно!..

— Кель кошмар, - сделал большие глаза Костей, почему-то смутился, разозлился от этого еще больше и, как будто обвиняя в своей мимолетной неловкости внука, ткнул в его сторону перстом:

— У тебя уже перед практикой отобрали твою палочку!

— Временно!

— Они уже тогда знали, что практику тебе не пройти, ты, позор нашего рода!

Ничтожество! Болван! Недоумок!

— Я буду учиться! Я пересдам! Я восстановлюсь!..

— Раньше надо было думать, - презрительно фыркнул Костей. - Только тебе нечем, судя по всему. У меня конюхи умнее тебя! Да что конюхи - лошади!

— Но так делается!.. Я слышал!..

— Делается, - покривил он губы. - Но к тебе это не относится, Агафон. Из тебя не выйдет даже посредственного мага, затрать ты на это хоть еще двести лет. А у меня больше нет времени тебя ждать. Даже несколько дней.

— Ваше здоровье…

Костей сухо закашлялся, как будто муха попала ему в горло. Хотя, возможно, это был просто смех.

Чародею стало жутко.

— Агафон. Я бессмертен, если ты забыл и это, - обнажил он зубы в деревянной улыбке. - Одно из преимуществ бессмертия то, что тебе не приходится беспокоиться о здоровье.

— Но, простите мое любопытство…

— В последнее время я тебе и так слишком много прощаю, - холодно оборвал его зарождающийся вопрос царь. - Твое разгильдяйство в школе. Твое пренебрежение моими пожеланиями. Твое содействие этому ничтожному лукоморцу в уничтожении моей гвардии…

— Но они хотели нас убить! - воскликнул Агафон.

Костей покривился.

— Хотели бы - убили бы. Это умруны, не кто-нибудь. И ни ты, ни твой… дружок… им бы не помешали. Ваша развеселая компания стоила мне восьмидесяти двух солдат - восемьдесят два дня моей жизни были выброшены для вашего удовольствия!..

Восемьдесят два!

— В смысле? - наморщил лоб чародей. - Что значит - восемьдесят два дня вашей жизни? Я не понял…

— Потом объясню, - снова отмахнулся Костей.

— А где находится Иван?

— За него не переживай. Он никуда не денется.

— Где он?

— Прикован к крыше Пальца - башни для особо важных… гостей, - Костей снова скривил губы, и Агафон понял, что царь изволили пошутить. - Ты ее видел, во дворе. При старом хозяине там была обсерватория, но я решил, что незачем терять такой интересный объект для глазения на какие-то глупые звезды.

— Что вам от него надо? - набычился Агафон. - Он клянется, что не наносил вам обид никогда ни словом, ни делом!

— Потом объясню, - небрежно махнул рукой царь и огляделся. - Смотри-ка. Пока мы с тобой разговаривали, на улице почти стемнело.

— Где здесь свечи, я зажгу…

Костей снова закашлялся смехом, от которого у Агафона, и без того находящегося на грани нервного срыва, захолодело все внутри. Не говоря ни слова, царь ткнул указательным пальцем правой руки куда-то вверх, и мгновенно под потолком зажглась огромная железная люстра колесом с сотней свечей по кругу.

На груди царя снова вспыхнул раздутым угольком самоцвет.

— Задернем шторы, - Костей повел рукой, и черные шторы на всех четырех окнах медленно поползли навстречу друг другу.

Камень на груди разгорался вся ярче.

— Какую книгу ты хотел взять?

— "Основы интонирования заклинаний первого уровня".

— Недалеко же ты ушел… внучок… - Костей, поморщившись, гадливо выплюнул это слово как муху и повел рукой - с полки вылетела нужная книга и ударила Агафона в грудь. - Если ты решил повторять пройденное, тебе пригодится еще эта… эта… эта… эта…

С каждым словом царь скрючивал свои длинные тонкие пальцы, и фолианты послушно, как дрессированные канарейки, слетали со своих насестов и мчались к Агафону - тот едва успевал перехватывать их и складывать на стол.

Камень на груди Костея горел при этом как маленькая сверхновая.

— И эта… И эта…

Казалось, Костей получал какое-то извращенное удовольствие, посылая Агафону все новые и новые книги с названиями, начинающимися на "Основы", "Начала", "Введение" и "Детская серия" и видя, как тот проседает не только и не столько под тяжестью книг, как под тяжестью стыда своего невежества.

— И эта… И вот эта…

За обитый латунью край корешка одной книги зацепилась другая, непрошенная, и камнем полетела на пол, под ноги Агафону.

— Стоп, - царь растопырил пятерню, и перелет книг мгновенно прекратился. Он ткнул пальцем в упавший том и указал ему на его место - на самой верхней полке.

Тот послушно, хоть и несколько тяжеловато поднялся на крыло, долетел до середины стеллажей и… упал, сея желтые страницы, обратно.

— Я подниму… - робко вызвался было Агафон, но был отброшен на стул яростным "НЕТ!!!".

Как голодная акула метнулся Костей к своевольной книге, быстро подобрал сам с пола ее страницы, вставляя их не глядя под обложку, потом полез на лестницу.

— Но я мог бы… - еще раз попытался начать Агафон, но под обжигающим, как лед, взглядом Костея слова его застряли в горле, так и не договоренные.

Показалось ему, или промелькнуло на лице его деда нечто такое, когда упала эта книга, такое… такое… не испуг, не раздражение, не ненависть… Такое… как все вместе взятое. Хотя с чего бы? Из-за какой-то дурацкой книжки? Наверно, я устал. Кажется уже ерунда всякая… Стоп. Камень. Точно. Камень. Когда книга не долетела, камень погас. Или наоборот - когда камень погас, книга не долетела?

Если так, тогда… Тогда вся магия, которую сегодня передо мной проделывал Костей - магия этого амулета чистой магии? Из которого волшебник черпает дополнительную силу… Стоп. Что-то мы еще про амулеты чистой магии проходили.

Что-то важное… проходили… проходили… проходили… Стоп. Амулеты чистой магии обладают такой огромной волшебной силой, что…

— Ты что, уснул? - хлесткий, как пощечина, голос сбил его с только что изловленной мысли, и та, радостно взбрыкнув, ускакала куда-то в бескрайние пустые пампасы его памяти.

— Д-да. Н-нет. Н-не знаю…

Взгляд царя пробуравил Агафона как коловорот.

— Ты все видел, - холодно констатировал он факт наконец, и уголки его тонких губ опустились еще ниже.

— Д-да. Н-нет. Н-не з-з…

— Амулет. Камень, - уточнил Костей, не оставляя пространства для сомнений. - Его сила на сегодня закончилась.

— З-знач-чит… Мне н-не… п-показалось? Он вправду не засветился?..

— Да.

— И что теперь вы будете делать? - выпалил вопрос Агафон и прикусил язык от слишком позднего осознания собственного нахальства.

Но дерзость проскочила незамеченной.

— Что делать? - повторил вопрос, как будто спрашивая сам себя, царь. - Что делать?.. Хм-м-м… Почему бы и нет… Пойдем со мной - и ты сам увидишь, что я буду делать. Ты уже взрослый мальчик.

Истеричный кашляющий хохот Костея заставил Агафона пожалеть не только, что он задал этот вопрос, но и что вообще появился на свет, но и в первом, и во втором случае оплакивать происшедшее было уже бессмысленно и, сглотнув сухим горлом враз подевавшуюся куда-то слюну, он кивнул головой.

— Я готов.

— Кто тебя спрашивает, - презрительно хмыкнул Костей, повернулся и, не оглядываясь, зашагал к двери.

Агафон торопливо хлопнул все книги на стол и почти вприпрыжку побежал за дедом.

Они прошли по коридорам, попали в башню, как понял волшебник по изменившейся кладке камня, и стали быстро подниматься по лестнице. Агафон старался не отставать от Костея, потому что спиной чувствовал, как умруны из его охраны идут всего лишь в шаге за ним, и что приотстань он, они прикоснутся к нему, или еще хуже - подтолкнул его в спину своими отвратительными ледяными бескровными руками, прожигая насквозь мертвецким холодом…

Там, куда они пришли - у очередной массивной железной двери, каких он видел уже десятки и от этого потихоньку начинал ценить и голубую штукатурку и гипсовые, дружелюбно улыбающиеся черепа - их уже ждали. Два собакоголовых покрытых черной шерстью охранника в красных панцирях и красных мундирах, стояли у дверей по стойке "смирно". А между ними, со скрученными за спиной локтями, сидел на полу, обречено повесив лошадиную голову, маляр в заляпанной голубой краской одежде.

"Тот самый?" - мелькнула мысль у Агафона.

При звуке шагов конь даже не шелохнулся. Собаки взяли под козырек.

— Наша жизнь - твоя жизнь, - отчеканили они в один голос.

— Помню, - мимоходом кивнул царь.

Двери перед магами должны раскрываться сами, от эффектного жеста - уверенность в этом была записана в генетическом коде Агафона, и поэтому он не сразу поверил своим глазам, когда Костей достал из кармана штанов тяжелый железный ключ.

Не дожидаясь приглашения, сразу вслед за ними и умрунами собаки втащили несопротивляющегося арестованного в помещение, напоминающее не то лабораторию, не то камеру пыток, уложили его на стол с ремнями для рук, ног и головы, деловито пристегнули и вышли, мягко прикрыв за собой дверь.

Агафон почувствовал, что несмотря на то, что он уже почти два дня ничего не ел, к горлу стала подниматься тошнота. В глазах появился туман, готовый в любую минуту взорваться темнотой. В голове включилась и заработала, набирая обороты, карусель.

— Ты спрашивал, что я теперь буду делать? - повернулся к нему царь, увидел его состояние и снова презрительно усмехнулся. - Смотри. Амулету нужно набраться сил, и тогда утром он снова будет готов к работе. Для этого его нужно накормить.

Костей снял со стены большой кривой кинжал и одним точным движением распорол рубаху на груди маляра.

Что было дальше, Агафон видел сквозь красную муть в глазах и потуги сжавшегося в агонии желудка извергнуть из себя хоть что-нибудь. Если бы не поддержка умрунов, он бы упал.

Вскрыв грудную клетку все еще неподвижного мастерового - опоенного дурманом, не иначе, вообще не понятно, зачем его было привязывать - Костей снял с себя бледно-розовый, почти побелевший камень и вложил его туда, где колотилось, безуспешно стараясь выскочить, сердце коня.

И на глазах ошеломленного, подавленного чародея произошли одновременно две вещи.

Амулет стал сокращаться и пульсировать в такт красному комочку в груди маляра, медленно розовея. Лошадиная же форма самого маляра стала расплываться, таять, как мороженое на сковородке, и из-под нее стали проступать очертания простого человеческого тела.

— Видишь, - хищно осклабился Костей, и эта гримаса чуть не стала последней каплей, отправившей потрясенного чародея в милосердные объятия беспамятства. - Утром у меня будет заряженный амулет и новый умрун. Смотри, неудачник! Смотри и запоминай! Я - гений магии! Никто и никогда не мог и не сможет достигнуть таких высот и за сто веков, каких за пятьдесят лет достиг я! Весь мир будет лежать… нет, валяться у моих ног, стоит мне только захотеть! А я буду попирать его ногами! Топтать! Пинать! Бить! Давить! - царь притопнул несколько раз, изображая, воображая или репетируя, как все это будет происходить на самом деле. - Для меня нет ничего невозможного!.. Реальность - пыль! Ограничения - миф! Законы - мусор!

Реальность - это я! Ограничение - это я! Закон - это я! Власть, почести, богатство - все будет мое!..

"Он сошел с ума… Он сошел с ума… Он сошел с ума…" - пульсировало, билось и кричало в висках волшебника.

— Почему… он… превращается… в человека… - чувствуя, как все плывет перед глазами в неизвестные края и страны на бушующих волнах потока самовосхваления царя, все же нашел в себе силы спросить Агафон.

— Что?.. - Костей, спущенный нелепым вопросом с облака мечтаний на землю, содержащую такую реальность, данную ему в ощущении и не зависящую от его сознания, как его умственно отсталый внучок, зыркнул на него убийственным взором.

— Потому что он - человек, придурок. Где ты видел таких тварей в живой природе, а? Если бы ты проводил больше времени с книжкой в библиотеке, а не с удочкой на реке, ты бы это знал, юродивый. Это моя блестящая идея, которая не могла прийти в голову никому иному. Работающим в замке людям я придаю разные формы, чтобы не проникали шпионы извне. Шпионы, предатели, соглядатаи прячутся везде, но сюда им не проникнуть! Я придаю мастеровым сходство с лошадями - они должны вкалывать, как кони. Дворцовая стража - собаки, они должны быть верными, готовыми порвать любого в клочья. Лакеи - зайцы, они должны быстро бегать и бояться. Солдаты - звери. Солдаты должны быть зверьми, иначе это всего лишь сброд, зря получающий свое жалование. А умирая таким образом, они снова приобретают человеческую форму и пополняют мою гвардию. Как видишь, все продумано.

Костей сделал шаг по направлению к волшебнику, и тот отшатнулся.

Царь окинул его жалкую фигуру пренебрежительным взглядом и усмехнулся:

— Не трусь, внучок. Тебе это не грозит. Тебя ждет кое-что получше - ведь ты все-таки моей крови. Свежая кровь в магии - первое дело, Агафон. Твое имя еще войдет в историю.

Агафону оставалось только стоять, покачиваясь, не сводя глаз с пола под ногами, чтобы нечаянно не посмотреть на что-нибудь еще в это комнате, и украдкой держаться за стену. Сказать ему было больше нечего.

Не дождавшись от внука ответа, царь с отвращением скривился, отвернулся и махнул умрунам:

— Первый. Поручи собакам отвести его в библиотеку и охранять. Я буду ночевать здесь. Вы оба стоите на страже.

— Наша жизнь - твоя жизнь, - угрюмо пролаяли солдаты.

— Помню, - снова усмехнулся Костей, и от этой улыбки Агафона бросило в пот и он, наконец-то, потерял сознание.

Очнулся чародей уже на жесткой негостеприимной кушетке в библиотеке. Не сознавая еще до конца, кто он, где он и зачем он, Агафон застонал, разлепил глаза и увидел над собой серый гладкий камень и светильник на шесть свечей под высоким, как небосвод, потолком. Воспоминание о вечере немедленно обрушились на него как снежная лавина весной с крыши на неосторожного прохожего, он закричал, задохнулся и сжал изо всех сил руками голову, стараясь убедить себя, что это все ни что иное, как кошмарный сон, и стоит лишь поднапрячься и проснуться, как все леденящее душу наваждение пойдет прахом, рассеется, как дым от ветра…

Не пошло.

И через минуту, и через три, и через пять гладкие серые стены Костеева дворца, равнодушные к душевным страданиям молодого волшебника, стояли на своем месте, не шелохнувшись, ровным светом горел светильник да сквозняк шуршал страницами оставленных на столе в большом зале книг.

Вдруг низкий раскатистый звук, почти на пороге слышимости, ощущаемый скорее кожей и костями, нежели слухом, пронизал воздух, камни, книги, огонь и съежившегося чародея. Он клубился и перекатывался, отражаясь от стен, потолка, от самого эфира, пока не сошел на нет и не замер, и все равно, казалось, он не пропал окончательно, а лишь затаился в засаде, поджидая снова своего часа.

Часа ночи.

Это били знаменитые лунные куранты на башне Звездочетов - Пальце, как называли ее теперешние хозяева замка.

Агафон поежился - отнюдь не от холода, спустил ноги - все еще в сапогах - на пол и стал растирать холодными руками горящее лицо.

Ночь обещала быть долгой.

Теперь он видел все и знал все. Если раньше у него могли еще оставаться какие-нибудь иллюзии о характере деда, природе и цели его магии, то сейчас он больше прятаться за невежеством уже не мог. Все было предельно ясно и тупо, как мычание.

Или он остается здесь, и оказывается на стороне Костея, или…

Или его обезображенный труп найдут неподалеку от замка, ибо далеко ему просто не уйти, а второй раз живым он им не дастся. Как именно он проведет свой последний бой, Агафон не знал и не хотел представлять. Он чувствовал одно. Если он остается с Костеем, то сам, без его хирургического вмешательства превратится в одного из его умрунов. Костей раздавит его, уничтожит, смешает с грязью - он никогда не простит ему сегодняшнего вечера. И никогда не будет доверять ему.

Ну и замечательно.

Милый дедушка может оставить свое прощение и свое доверие при себе.

"Ты не посмеешь пользоваться своей магией здесь".

Ха!

Он им еще покажет!

Они еще попрыгают!

Они еще узнают, кто здесь ничтожество, а кто - самый способный, самый могущественный, самый трудолюбивый маг без всякой помощи магических камней!

Стоп.

Камней.

Камень.

Все дело в камне.

Я же вспоминал тогда, что мы еще проходили про амулеты чистой магии. Одна из особенностей таких амулетов - их чрезвычайная магическая сила. Она настолько высока, что пользоваться таким амулетом может не только маг, но и человек, волшебной силы не имеющий вовсе. Но при чем тут Костей? Он же колдун, колдун до мозга костей…Кхм. Это что - каламбур? Ага, еще стишок сочинить осталось… Так вот. Он маг до последней капли крови, до самого крошечного волоска и всегда им был… Но что-то я еще подумал, когда наблюдал за ним… Что-то важное, с чего он меня сбил… Ах, да. Камень. Весь вечер он использовал только силу камня… А когда он хотел поставить на место ту книгу, а у камня кончилась сила… Он полез на эту полку сам. Он не стал пользоваться своим даром. Почему? Такой пустяк - поставить книжку на полку… Я это мог делать в конце первого года в школе. Если не пробивал книгой стену… И не ронял все остальные… И не ставил на полку себя вместо нее… Но это потому, что я был двоечником. А почему не может он?..

Ответ на этот вопрос явился в голову Агафона вдруг и сразу - он даже не успел испугаться.

Костей не использовал свою волшебную силу потому, что ее у него не было.

Или, что точнее, была, но не стало.

И тут же пришло еще одно озарение - их плотность на одну человеко-жизнь одного отдельно взятого Агафона была до сих пор настолько мала, и лимиты до того не растрачены, что теперь, не успел чародей взяться за труд поразмыслить над происходящим вокруг него хоть немного, все скопившиеся за долгие годы беззаботной жизни запасы озарений обрушились на него, как вода из взорванной плотины на умирающего от жажды в пустыне.