В XIX в. в Петербурге ежегодно устраивались народные гулянья, которые вначале проходили на разных площадях города, позже: на Адмиралтейской площади (1827–1872), Царицыном лугу (Марсовом поле) (1873–1897), на Преображенском и Семеновском плацах (1898–1902).

В 1830-е годы на гуляньях формируется традиция откликаться на важнейшие события в жизни города и России.

После разгрома турецкого флота в Синопской бухте (1853) знаменитое сражение можно было увидеть на гулянье 1854 г. в «панораме» Сергеева, балагане Легат и в райке.

Во время Крымской войны почти во всех балаганах давались патриотические военные пантомимы. Эти постановки отличались эффектным оформлением и состояли из массовых батальных сцен, вставных дивертисментов и аллегорического победного апофеоза.

«В продолжение Святой недели труппа г. Раппо давала пантомиму под названием „Слава России в 1854 году“, состоящую из четырех картин, — сообщала газета. — Пантомима не отличается содержанием, но обставлена очень прилично. Турецкий паша веселится на берегу Босфора с женами и многочисленной свитой, среди которой видны французские и английские мундиры: является труппа жонглеров и эквилибристов и дает представление. Следующая картина представляет бивак русских воинов, расположившихся в леску, на берегу Дуная; бьют тревогу и воины уходят навстречу неприятелю. В третьей картине видна турецкая крепость, перед которой паша делает смотр своему войску; является всадник, возвещающий о приближении русских, вслед за тем раздаются вдали выстрелы, а за выстрелами приходят русские. Загорается битва. Русские берут крепость, которая объята пламенем. Пантомима кончается общей картиной, представляющей торжество русских: турки повержены наземь, русские стоят над ними с подъятым оружием, над этой картиной парит двуглавый орел, а на облаках появляется Слава с лавровым венком в руке» [246] .

В соседнем балагане подобная «битва шла очень естественно. Сражавшиеся так увлеклись своим положением, что тузили друг друга не в шутку, и некоторые из них остались, к удовольствию зрителей, за занавесью».

В 1860-х годах в репертуаре балаганов появляются «разговорные пьесы» (постановки с небольшими диалогами) из русской жизни с исторической и военной тематикой. Одним из инициаторов этого направления стал купец В. М. Малафеев. В «Театре В. Малафеева», как вспоминают очевидцы, на Адмиралтейской площади в эти годы можно было увидеть «Ермака, покорителя Сибири», «Ивана Сусанина», «Битву русских с кабардинцами», а на Марсовом поле — «Переход русских через Балканы» (1879), «Русских за Балканами в 1878 году» (1879), «Куликовскую битву» (1882).

У Малафеева основной упор делался на обстановку и быструю перемену декораций «на глазах у зрителя».

«Костюмы и бутафории малафеевского балагана отличались изысканной роскошью, и обычно поставщиками малафеевского балагана являлись костюмеры и бутафоры казенных театров. Сцена обставлялась с показной сусальной роскошью» [252] .

Огромный успех Малафееву принесли инсценировки батального характера («Куликовская битва», «Мамаево побоище» и др.).

«Поставленная Малафеевым „Куликовская битва“ заслуживает полного внимания и в декорационном отношении и в исторической верности костюмов может послужить образцом не только для провинциальных, но и для некоторых столичных сцен, — сообщала газета. — Мамаевское сражение происходит в балагане под прикрытием двойной тюлевой занавеси, изображающей туман». «У Малафеева я видел с няней „Куликовскую ботву“, — вспоминает Добужинский, — особенно восхитил меня сам бой, со звоном мечей, происходивший за тюлем, как бы в туманное утро, даже, может быть, в нескольких планах между несколькими тюлями — иллюзия была полная».

«Вспоминая теперь эти представления, — свидетельствует современник, — только диву лаешься, как это тогдашние режиссеры ухитрялись на сравнительно очень небольшой сцене ставить сражения, в которых участвовала и конница, и пехота, и артиллерия?»

Особое место в постановке батальных представлений принадлежит А. Я. Алексееву (сценический псевдоним: Яковлев; 1850–1939), который работал как режиссер, художник-декоратор и сценарист в антрепризах Лейферта в балаганных театрах «Развлечение и Польза» (1880–1898) и «Скоморох» (1890–1891), а также на рождественских народных гуляньях в Михайловском манеже в 1880-х гг.

«В больших балаганах давали патриотические пьесы, — пишет Н. В. Дризен. — Излюбленным мотивом была русско-турецкая война и освобождение славян. Тогда в течение дня в балагане раздавались пушечные выстрелы, трескотня ружейных залпов, крики „ура“».

Борьбе славян за освобождение от османского ига Алексеев посвятил свою инсценировку «Белый генерал» (1889).

«У Лейферта идет „Белый генерал“, — сообщала газета. — В пьесе имеются: балет, сражения и Скобелев. Танцы происходят в болгарской деревне, а сражение — на Балканских горах. Скобелев появляется как на коне, так и без коня. В пьесе имеется очень недурная живая картина, изображающая, по-видимому, довольно жестокую битву».

А. С. Суворин в статье «В балагане и частном театре» выступил в защиту площадных театров и своеобразия их эстетики в период, когда начались гонения на народные гулянья. «Вчера я видел в балагане Лейферта „Белого генерала“ <…> Все семь картин идут не более часу. В пьесе много действия и движения, постановка весьма приличная, некоторые декорации эффектны; живая картина взятия Плевны достаточно красива; бой болгар с башибузуками, появление русских во главе со Скобелевым на белом коне, прекрасный хор песенников и отличные танцоры <…> все это нравится, вызывает рукоплескание, умиление или смех. <…> Исполняется пьеса весьма толково. <…> Я говорю о балаганной пьесе как о пьесе на заправской сцене, потому что так следует, потому что все должно быть судимо в своей обстановке, в своей среде <…>. Лубочные картины имеют в истории просвещения большее значение, чем тысячи картин настоящих художников <…>. Точно так же в „Белом генерале“ больше смысла, чем в иных заправских пьесах».

На Масленой неделе 1889 г. Алексеев поставил у Лейферта в театре «Развлечение и Польза» «Москву и русских в 1812 году, или Не в силе Бог, а в правде». «Помимо роскошных декораций и панорам, — сообщал „Петербургский листок“, — как, например, Бородинский бой и переход Наполеона через Березину, мы должны отдать справедливость г. Лейферту, что он ничего не пожалел, чтобы поставить пьесу исторически верно. <…> Обстановка и ансамбль настолько хороши, что они искупают частные недостатки». «Сюжет пьесы дал лишь возможность блеснуть „лошадиными эффектами“, — иронизировала другая газета. — Лошади принимают живое участие в ходе военных действий и появляются от двух до четырех в каждом действии».

А в 1890 г. на пасхальной неделе Алексеев показал в этом же театре военно-историческую пьесу «Русские орлы на Кавказе». «Вся обстановка изготовлена заново, — писала „Петербургская газета“. — В пьесе участвуют драматическая труппа, кордебалет, хор мужской и женский, песенники под управлением Гр. Соколова, статисты и статистки — всего до 300 человек». «Лейферт показывает „Русских орлов на Кавказе“, — сообщала та же газета. — Чего тут только не преподнесено: есть и пение, и балет, и сражение, и плен, и освобождение. <…> очень красива декорация, изображающая в лунную ночь горный поток. Пьеса заканчивается гимном и раскатным громовым „ура“. Последнее подхватывают даже представители „третьих мест“».

В постановке «Царь-богатырь» (1890) Алексеев предпринял попытку наглядно показать «всю эпоху Петра Великого» с помощью двадцати шести картин, «которые непрерывно сменяли друг друга», перебиваясь «разговорными сценами». «Все декорации и более трехсот новых костюмов изготовлены по лучшим картинам, изображающим события той эпохи». В постановке участвовало более трехсот человек. «В пьесе есть и „потешные“ солдатики, и ботик Петра Великого, и основание Петербурга, и Полтавский бой и пр. Пьеса обставлена добросовестно и даже с роскошью. Особенно хороши живые картины во всю сцену».

К теме славянской борьбы за освобождение в 1875–1876 гг. Алексеев возвращается в 1894 г. в обстановочной пьесе «Сестра милосердия, или Все в жертву Родине!». Пьеса «богата сценическими эффектами. В особенности эффектны картины взрыва и пожара в селении и боевая схватка герцоговинцев с турками. Пьеса обставлена очень прилично и пользуется большим успехом».

А на следующий год Алексеев ставит пьесу «Суворов у Чёртова моста». «Путешествиями у Чёртова моста не томят публику: оно продолжается десять-пятнадцать минут. Выходит Суворов с войсками и говорит приблизительно так: „Братцы, не дадим посрамить себя!“ Братцы взбираются на утесы и начинают стрелять, а на утесах, надо сказать, устроен, согласно требованиям истории и автора пьесы, мостик, который и должен изображать, по-видимому, именно Чёртов мост. Суворов после стрельбы снова говорит: „Братцы, разрушим мост!“ Разрушим так разрушим, отчего же нет? Мост разрушается, а пьеса кончается. По крайней мере — коротко».

В этом же, 1895 г. Алексеев ставит «Славный подвиг русских моряков при Синопе». «Пьеса переполнена грохотом ружей и пушек, разрушениями, пожарами крепостей, морскими сражениями и пр.».

Последняя батальная постановка Алексеева «Взятие Геок-Тепе русскими войсками», «изобилующая военными эволюциями», прошла на сцене «Общедоступного театра» на Семеновском плацу, куда в 1898 г. перенесли народные гулянья.

Необходимо отметить и известную режиссерскую деятельность Алексеева в петербургских общедоступных увеселительных садах «Аркадия» и «Крестовский сад», а также в парке на Петровском острове.

Вот как вспоминает Алексеев свои батальные постановки:

«На открытых сценах петербургских летних садов я начал работать еще в середине семидесятых годов и со своей стороны прилагал возможные усилия, стараясь найти такую форму летних развлечений, которая оказалась бы интересной и доступной более широким слоям зрителя.

После ряда поручений по должности помощника режиссера и заведующего постановочной частью, выполнявшихся мною также и на открытых летних сценах Петербурга, мне доверили самостоятельную постановку больших, батального характера, инсценировок, посвященных нашей войне с Турцией в 1877–1878 годах. Такие постановки осуществлялись в то время в Крестовском саду.

Крестовский сад находился на Крестовском острове, на набережной Средней Невки, при окончании Константиновского проспекта <…>. В годы русско-турецкой войны, в связи с интересом к текущим военным событиям, в Крестовском саду были осуществлены батальные постановки под открытым небом „Война с Турцией“, „Храбрость сербиянок“, „Взятие Ардагана“. Возникший в 1881 году летний увеселительный сад нового типа „Аркадия“, расположенный на берегу Большой Невки, на рубеже Старой и Новой деревни, продолжал эту традицию, и там мною были осуществлены такого же рода постановки „Наши герои-победители“ и „Взятие Плевны“, а затем „Синопский бой“.

От военных пантомим, ставившихся на гуляньях „под горами“ [269] , эти постановки отличались прежде всего тем, что предметом изображения была почти исключительно военная современность, а не военная история. Отличались они также более развитой сюжетной стороной и неизмеримо более сложным и эффектным оформлением. Возможность использовать местность, окружающую открытую сцену, пользоваться двумя, а то и тремя временными сценами, наличие прудов и рек, на которые перебрасывалось действие, наконец, возможность обильно применять пиротехнику и даже взрывчатые вещества — все это давало огромные преимущества постановщику и очень увлекало меня по молодости лет и новизне самой задачи.

Так, например, в постановке „Война с Турцией“, шедшей осенью 1877 года в Крестовском парке, войска в полной амуниции вплавь переправлялись через реку, а саперы наводили понтонный мост для переправы тяжелых орудий. В постановке „Синопского боя“, осуществленной летом 1886 года в „Аркадии“, было показано нападение турок на пограничный пост, геройская его защита нашим гарнизоном, пожар, взрыв и обвал казармы, подожженной неприятелем. В заключительной картине, происходившей на воде, три наших корабля и два фрегата сражались против восьми судов противника, причем все заканчивалось взрывом и пожаром вражеских военных судов.

В общем это были инсценировки массовых батальных сцен, сделанных как бы для киносъемки. В них участвовало до пятисот человек, в действие вводились орудия, лошади, собаки, почтовые голуби, а в финале — воздухоплаватели на воздушных шарах. Основные эффекты заключались в переправах через реку, атаках крепостных стен, сражениях, взрывах, обвалах и торжественном, победном апофеозе. Иногда в сценарий был введен какой-нибудь праздник, прерывавшийся вестью о войне, о нападении неприятеля, — празднество вводилось главным образом с целью дать место пляскам и пению.

Постановки такого рода собирали многочисленных зрителей, до десяти-двенадцати тысяч человек, и привлекали демократическую публику, особенно из числа молодежи» [270] .

В 1896 г. городское самоуправление поручило Алексееву устраивать летом по воскресным и праздничным дням народные гулянья в парке на Петровском острове.

«В Петровском парке,  — рассказывает Алексеев, — я надумал давать постановки под открытым небом, на пруду и на его берегах, хорошо доступных обозрению зрителей.

Наибольший успех имели осуществленные в последние годы функционирования парка „Ермак Тимофеевич, покоритель Сибири“ и „Взятие Азова Петром Великим“ [271] .

Действие „Взятия Азова“ было мизансценировано следующим образом: первое действие — на противоположном от зрителей берегу продолговатого пруда (против мест для платной публики), второе — на протяжении всего пруда и третье — на островке в центре пруда.

Берег и островок изображали требующиеся по сюжету местности, декоративная обстановка которых, сделанная на прочной подделке, в расчете на дневной свет и „натуральность“ окружающей природы, сохранялась от одного воскресенья до другого. Более всего удался артиллерийский бой на кораблях петровского времени, восторженно принимавшийся зрителями, особенно в финальной сцене пожара неприятельской флотилии, весьма живописного на воде.

В постановке „Ермака Тимофеевича“ мною было применено несколько удачных — или, точнее, удавшихся — выразительных приемов, новых для массовых постановок, даваемых на воде под открытым небом.

Упомяну об эпизоде прибытия гонцов в Москву, дабы „бить челом“ Ивану IV „сибирской землицей“. С целью дать ощущение первопрестольной Москвы (при невозможности достигнуть этого в своеобразных условиях постановок под открытым небом), я скрыто разместил в зелени окружающих деревьев около полусотни разного звона колоколов, так что в необходимый момент перемены действия, перенесения его в Белокаменную, раздался, загудел, разнесся над водою виртуозно исполненный звонарями „малиновый перезвон“, тогда как из-под земли поднялись глубоко закопанные внутрь, хорошо офактуренные очертания зубчатых стен Кремля.

Удался мне и заключительный эпизод гибели Ермака Тимофеевича в бурных водах Иртыша. На небольшом участке пруда, „локализированном“ для глаз зрителя наподобие своего рода „выгороди“, исполнитель роли Ермака выразительно падал в воду, которая при помощи особых мною изобретенных подводных приспособлений „бурлила“ и „закипала“, скрывая Ермака, поглощая его своими „волнами“. При исполнении этого эпизода зрители невольно ахали — единый вздох громадной толпы несся с берегов, отдаваясь гулким эхом…

При этих постановках число посетителей Петровского парка, по подсчету „турникетов“, превысило восемьдесят тысяч человек» [272] .

С 1898 г. Алексеев работает в Петербургском попечительстве о народной трезвости: режиссером, главным режиссером, а с 1902 г. заведует всей театральной частью. Под его режиссурой проходили народные гулянья с театральными представлениями в Михайловском манеже, на Семеновском плацу, в Екатерингофском и Таврическом садах, Полюстрове, Петровском парке, на Васильевском острове, в саду при Народном доме.

К открытию Народного дома (1900) в Александровском парке у Петропавловской крепости Алексеев поставил историческую хронику В. Крылова «Петр Великий». «Обстановка „Петра Великого“ поражала богатством костюмов и роскошью декораций и аксессуаров. К участию в пьесе, кроме многочисленных статистов, была привлечена рота солдат одного из гвардейских полков».

Алексеев участвует в организации уличного политического карнавала 1 мая 1918 г. В 1919 г. по его предложению у главного подъезда Народного дома силами Театральной мастерской Красной армии была представлена массовая постановка «Третий Интернационал»; в 1920 г. он один из устроителей революционной инсценировки «Блокада России» на Каменном острове.

«Что наиболее ценно было в режиссерской работе А. Я. Алексеева — это выдающееся и ныне почти забытое мастерство помпезного и „обстановочного“ спектакля,  — говорится в статье, посвященной 85-летию со дня рождения Алексеева. — Но что представляет особый интерес — это разрабатываемая Алексеевым выдающаяся техника обстановочного спектакля. Алексеев поражает зрителя батальными сценами Полтавского боя, создающего полную иллюзию действительности. В его феериях гибнут в морских волнах корабли, низвергаются фонтаны, чудесными огнями светятся преображенные волшебством стены хижины, через вершины Альп по Чёртову мосту переходят войска Суворова и с грохотом взрывается мост. И когда он ставит, скажем, „80 дней вокруг света“ по Жюль Верну, то перед зрителем проходят торжественные религиозные шествия индусов, из туннелей вылетают поезда, от взрыва котла погибает океанский пароход» [275] .

В 1908 г. в Петербурге прошла демонстрация первого российского игрового фильма «Понизовая вольница», более известного под названием «Стенька Разин» (сценарий В. М. Гончарова, режиссер В. Ф. Ромашков). Съемка фильма проходила в окрестностях Петербурга (в Удельной?). И вполне вероятно, что эпизоды с лодками в фильме были поставлены Алексеевым, который первым стал устраивать батальные постановки под открытым небом на прудах увеселительных садов и парков.