- Дэвид, - сказал я Гарду, - как ты относишься к тому, что я опубликовал эту рукопись? Правда, дело уже сделано.

Он пожал плечами.

- Ответь мне прямо, - настаивал я.

- Хорошо, - сказал он, подумав, - отвечу тебе прямо. Меня, как ты знаешь, меньше всего беспокоит моя собственная персона, хотя у тебя и получилось, что в этой печальной истории я проявил свою полную профессиональную несостоятельность.

- Отнюдь!.. - начал было я, но он перебил.

- Не возражай. Я знаю, что говорю. Но меня волнует другое: что ты хотел сказать своей книгой?

- Я хотел сказать, - ответил я, как прилежный ученик отвечает урок учителю, - что народ не имеет права отказываться добровольно от решительных действий. Что изменять нашу жизнь надо здесь, на Земле, а не искать свое счастье на Марсе. И что в нашем обществе, где власть принадлежит горстке миллионеров, надо быть бдительными: достижения науки могут быть использованы в самых уродливых формах…

- И по всему этому, - прервал меня Гард, - ты решил наступить читателю на ногу и еще извиниться за это?

Я промолчал.

- Ну ладно, - сказал он, чуть успокоившись. - Разбередил ты старые раны, потревожил память добрых людей…

Он закурил, надолго задумался, я не мешал ему. Потом он неожиданно произнес:

- Прошло время, дорогой мой друг, и еще пройдет, а время не только лечит, оно, как известно, крадет годы даже у Бога.

- Бога нет, - сказал я. - И надо рассчитывать на себя. Только на себя! Ты понимаешь это, Дэвид?