День был светлым. Все виделось отчетливо и ярко. Недавние затяжные дожди казались далеким прошлым. Четкие силуэты полицейских выглядели как бы обведенными цветным карандашом. Они расстегивали кобуры своих пистолетов.
Амелия Уильямс распахнула дверцу воздушной машины и высунулась из нее наполовину.
— Пожалуйста, не стреляйте, — громко сказала она, и Ричардс впервые осознал, какой у нее глубокий, приятный голос. Она казалась абсолютно спокойной, как будто сидела за вышиванием или рисованием, и только побелевшие от напряжения пальцы рук на руле и бьющийся на шее пульс выдавали ее волнение. В открытую дверь машины врывался запах сосен и увядших полевых трав.
— Выходите из машины! Руки на затылок! — приказал полицейский с папкой для документов.
«Его голос похож на голос робота модели «Дженерал Атомикс» 6925-А9,— подумал Ричардс. — Может выступать под названием «Хиквильский полицейский», еще и иридиевые батарейки в придачу. Только белокожий вариант».
— Выходите оба! Вы, мадам, и ваш пассажир! Мы его видим.
— Меня зовут Амелия Уильямс, — отчетливо произнесла она. — Я не могу выйти из машины. Бенджамен Ричардс взял меня заложницей. Он сказал, что убьет меня, если вы не пропустите его.
Двое полицейских переглянулись и обменялись едва заметным знаком. Но поскольку нервы Ричардса были напряжены до предела, он ощутил это движение каким-то седьмым чувством.
— Трогай! — закричал он. Она повернулась к нему с удивлением.
— Но не будут же они…
Папка с документами отлетела в сторону. Оба полицейских припали на одно колено, почти одновременно вынув пистолеты и держа их двумя руками. Каждый со своей стороны белой разделительной линии на дороге. Листочки бумаги в папке перебирал ветер.
Ричардс надавил своей больной ногой на правую туфельку Амелии Уильямс, его губы искривились в болезненной гримасе: рана давала о себе знать.
Воздушная машина рванулась вперед. В следующий момент раздались два хлопка и машина дернулась, а через секунду взорвалось ветровое стекло, осыпав их дождем мелких осколков. Она вскинула руки, пытаясь защитить лицо. Ричардс бросился на руль, стремясь удержать машину на дороге.
Они стреляли через пустое пространство между автомобилями, припаркованными у обочины, но пули только царапали багажник. Он взглянул в обзорное зеркало и увидел, как полицейские снова прицеливались. Но машина успела отъехать на приличное расстояние и Ричардс опять перевел все внимание на дорогу. Они начали подниматься в гору. И вдруг снова — дзинь! Пуля пробила дыру в багажнике. Машина замедлила ход. Ричардс пытался держать руль так, чтобы не сорваться в кювет. Тут до него вдруг дошло, что Амелия дико вопит.
— Крути руль, черт побери! — закричал он на нее. Она механически протянула руки и нащупала руль. Тогда он отпустил руки и одним резким движением сбил темные очки с ее лица. Они на мгновение повисли, зацепившись за одно ухо, а потом свалились на пол.
— Останови машину!
— Они стреляли в нас, — вскрикнула она. — Они стреляли… в нас…
— Остановись!
Сзади послышался вой сирен.
Она неуклюже подъехала к обочине и остановила машину так, что ее занесло и развернуло. Из-под колес брызнула щебенка.
— Я все им сказала, а они все равно пытались убить нас, — повторяла она озадаченно.
Но он не слушал ее, с трудом вылез из машины и, взяв пистолет, заковылял назад, откуда они приехали.
Когда первая патрульная машина приблизилась к подножью холма, он успел удобно устроиться у развилки, держа пистолет на уровне плеча. Патрульная машина шла на скорости сто сорок километров в час и еще набавляла обороты. В ней сидел местный ковбой и с удовольствием нажимал на педали. Глаза его светились торжеством. Он, вероятно, заметил Ричардса и попытался остановить машину. Но это уже не имело значения. Покрышки этой машины не были пуленепробиваемыми. Ближнее к Ричардсу колесо взорвалось так, будто внутри его был динамит. Машина взлетела, как большая, тяжелая птица, и, пролетев над дорогой, врезалась в ствол старого вяза. Левая дверь оторвалась еще в воздухе, а при ударе водитель, пробив головой переднее стекло, как торпеда пролетел тридцать метров и воткнулся в колючий куст.
Вторая машина выскочила на него примерно на той же скорости, что и первая. Ричардсу пришлось сделать четыре выстрела, прежде чем он попал в колесо. Машина, задымившись, перевернулась три раза, рассыпая вокруг стекло и металлические детали.
Ричардс с трудом поднялся на ноги. Рубашка у него на животе медленно начала темнеть. Он запрыгал к воздушной машине и был вынужден спрятаться за ней, когда раздался взрыв и вторая патрульная машина разлетелась на кусочки.
Он снова поднялся, хватая ртом воздух и издавая какие-то нечленораздельные звуки. Его бок начало дергать, и боль перекатывалась по всему животу.
Амелия давно могла убежать, но она даже не сделала такой попытки. Она смотрела в оцепенении на полыхающую полицейскую машину на дороге. Когда Ричардс упал на кресло, она дернулась в сторону от него, как ужаленная.
— Ты убил их! Ты убил этих людей!
— Они пытались убить меня. И тебя тоже. Давай! Поехали!
— Но меня-то они не собирались убивать!
— Вперед!
Она тронулась с места.
Маска добропорядочной молодой хозяйки, которая ехала за покупками, исчезла. В лице проглядывало что-то первобытное, пещерное. Горящие глаза, судорожно подергивающиеся губы. А может быть, у нее всегда было такое выражение лица?
Они проехали около восьми километров, впереди показался придорожный магазинчик и воздухозаправочная станция.
— Остановись тут, — приказал Ричардс.
— Выходи!
— Нет.
Он ткнул дулом пистолета прямо ей в правую грудь.
— Прошу прощения, мадам, но сейчас уже нечего строить из себя примадонну. Выходи!
Она вышла из машины. Он выкарабкался вслед за ней.
— Дай-ка я обопрусь на тебя.
Он положил руку ей на плечи и указал пистолетом на телефонную будку позади автомата со льдом. Они заковыляли к телефону в каком-то комическом танце. Ричардс прыгал на здоровой ноге, едва опираясь на больную. Он очень устал. Перед глазами нескончаемой чередой возникали переворачивающиеся машины, летящие торпедой человеческие тела, яркие взрывы, как будто кто-то снова и снова прокручивал одну и ту же видеопленку.
Хозяин магазинчика, пожилой мужчина с седыми волосами и тощими ногами, прикрытыми большим, как у мясника, кожаным фартуком, вышел из дверей и с опаской уставился на них.
— Эй, ребята, — мягко начал он, — вас-то мне здесь не надо. У меня семья. Идите своей дорогой. Пожалуйста. Я не хочу никаких проблем.
— Шагай-ка внутрь, папаша, — приказал Ричардс. Мужчина скрылся за дверью.
Ричардс протиснулся в телефонную будку, с трудом переводя дыхание, и опустил пятьдесят центов в щелку. Держа трубку и пистолет в одной руке, он набрал 0.
— Алло, оператор, какой это округ?
— Рокленд, сэр.
— Соедините меня с местной программой новостей.
— Но вы сами можете набрать номер, сэр. Запишите…
— Нет, вы наберите номер.
— Вы что, хотите…
— Набирайте номер без лишних разговоров!
— Хорошо, сэр, — сказала телефонистка бесстрастно. В трубке раздались щелчки. Рубашка Ричардса все больше пропитывалась кровью, пятно разрасталось. Он отвел взгляд от этого пятна, от вида крови ему стало плохо.
— Отдел новостей Рокленда, — раздался голос в трубке. — «Свободное вещание», номер конторы 6943.
— Говорит Бен Ричардс.
Последовала долгая пауза, затем голос сказал:
— Слушай ублюдок, я люблю шутки, как и все нормальные люди, но у меня был трудный день, так что давай-ка…
— Заткнись! Ты получишь подтверждение через десять минут, а если у тебя есть рация, настроенная на волну полиции, то можешь уточнить сейчас же.
— Я… Одну минутку! — на другом конце уронили трубку и послышался вопль восторга. Когда трубку вновь подняли, голос был уже четким и деловым, правда, чуть возбужденным.
— Где ты сейчас, парень? Половина полицейских восточной части штата Мэн пронеслась через Рокленд со скоростью сто семьдесят километров в час.
Ричардс пригнулся, чтобы прочесть название магазина.
— Место называется «Магазин и склад Гилли». Знаешь, где это?
— Конечно. Рядом с…
— Слушай, ублюдок, я не собираюсь рассказывать тебе о своей жизни. Давай сюда быстро пару репортеров, и чтобы все транслировалось! Прежде всех новостей. У меня здесь заложница. Ее зовут Амелия Уильямс из…? — он взглянул на нее.
— Из Фламута, — сказала она обречено.
— Да, из Фламута. И пусть они ведут себя нормально, а то я ее прикончу.
— О, Господи! Это пахнет Пулитцеровской премией.
— Нет, это просто ты уже наложил в штаны, парень. — Ричардс почувствовал легкой головокружение. — Ты должен оповестить об этом всех. Я хочу, чтобы все наши руководители знали, что я не один. Трое полицейских на дороге пытались разнести нашу машину.
— Что с ними случилось?
— Я прикончил их.
— Всех троих? Черт побери! — голос уже давал команду кому-то. — Эй, Дик, подключайся к национальному каналу!
— Я убью ее, если они начнут стрелять, — сказал Ричардс, стараясь, чтобы его голос звучал убедительно, и в то же время пытаясь вспомнить, как все это делалось в боевиках, которые он видел на ТВ, когда был мальчишкой. — Если они хотят спасти девушку, пусть лучше пропустят меня беспрепятственно.
— Когда…
Но Ричардс уже повесил трубку и неуклюже выкарабкался из будки.
Она обняла его одной рукой, сморщившись при виде крови.
— Видишь, во что ты влез?
— Да.
— Ты сошел с ума. Тебя убьют!
— Давай-ка садись в машину. Мы едем на север, поняла? Прямо на север.
Он плюхнулся на сиденье, с трудом переводя дыхание. В ушах стоял какой-то погребальный звон. Она завела машину и выехала на дорогу. Ее зеленая в черную полоску блузка была испачкана в крови. Старикашка Гилли распахнул настежь дверь магазина и наставил на них очень старый полароид. Щелчок — и он вытащил фотографию и ждал с выражением испуга и восторга одновременно, когда появится изображение.
Вдалеке послышался звук полицейской сирены.
Они проехали уже около пяти миль и тут обратили внимание, что люди стали выбегать из домов, чтобы увидеть их. У многих были кинокамеры. Ричардс вздохнул с облегчением.
— Они стреляли по колесам там, на дороге, — тихо проговорила Амелия. — Это была случайность, простая случайность.
— Если этот подонок целился в колесо, а попал в переднее стекло, у него мушка сбита на метр.
— Но это действительно была случайность!
Они въехали в жилой массив. «Вероятно, это Рокленд», — подумал Ричардс.
Дачные коттеджи, пыльные дороги, ведущие к пляжу. Гостиница «Бриз». «Частная дорога». «Посторонним въезд запрещен». «Отдыхайте у Элизабет». «В нарушителей стреляют». «Осторожно, сторожевые собаки».
Из-за деревьев, подобно Чеширскому коту, их разглядывали болезненные глаза на алчных лицах. Яркий свет экранов «Свободного вещания» пробивался через задвинутые жалюзи.
Какое-то балаганное настроение чувствовалось в воздухе.
— Этим людям всего и нужно, чтобы кого-то убили. Чем больше, тем лучше. И даже, если убьют нас двоих, для них это только развлечение, ничего больше. Веришь мне?
— Нет.
— Ну, что ж, думай, как хочешь.
Какой-то старикашка в полосатых шортах до колен, с седыми, подсиненными волосами подбежал к краю дороги с огромной камерой, оснащенной специальными объективами. Он начал снимать с бешеной скоростью, то приседая, то вскакивая. Его ноги были белыми, как рыбье брюхо. Ричардс вдруг расхохотался так, что Амелия вздрогнула.
— В чем дело?
— Он не снял крышку с объектива… У него на объективе… — новый приступ смеха прервал его слова.
Машины съезжались с боковых улиц, поднимались на холм, а оттуда уже спускались к центру Рокленда. Вероятно, здесь когда-то была живописная рыбацкая деревушка, как на полотнах Уинслоу Хомера, с рыбаками в желтых куртках, отправляющихся на утлых лодках за хитрыми омарами. Но это, наверное, было в давние времена. А сейчас перед ними вставали торговые центры по обе стороны дороги. На главной улице масса кафе, баров и залов игровых автоматов. Аккуратные дома зажиточных горожан располагались на склонах холма, а ближе к морю — убогие домишки бедняков. Только само море на горизонте — такое, как было всегда: голубое, манящее, вечное, полное света и искр под лучами полуденного солнца.
Они начали спускаться с холма. Впереди им перегораживали путь патрульные машины. Их голубые сигнальные огни мигали как-то несинхронно. На тротуаре слева расположилась бронированная машина с коротким стволом, направленным в их сторону.
— Ну, все, ты конченный человек, — тихо, почти с сожалением сказала она. — Я тоже умру?
— Остановись в пятидесяти метрах от заграждения и делай, что я тебе прикажу, — сказал Ричардс и съехал вниз на кресле. Его щека нервно подергивалась.
Она остановила машину, открыла дверцу, но не высовывалась. Стояла полная тишина.
— Я боюсь. Поверь, пожалуйста, мне очень страшно.
— Они не будут стрелять в тебя. Слишком много народа вокруг, — сказал Ричардс. — Они не убивают заложников при свидетелях. Тут свои правила игры.
Она смотрела на него какое-то время, и ему вдруг захотелось оказаться с ней где-нибудь в уютном ресторанчике за чашкой кофе. Он бы слушал ее интеллигентную речь и размешивал бы настоящие сливки в крепком, хорошо сваренном кофе — за ее счет, разумеется. Потом они поговорили бы о социальном неравенстве, о том, как закатываются носки в резиновых сапогах и о том, «как важно быть серьезным».
— Прошу вас, миссис Уильямс, — сказал он с легкой издевкой, — глаза всего мира устремлены на вас.
Она высунулась из двери. Шесть полицейских машин и еще один бронированный фургон подъехали сзади и заблокировали дорогу, перекрывая им путь к отступлению.
«Ну, теперь только одна дорога: прямо на небеса», — подумал Ричардс.