— Меня зовут Амелия Уильямс. Бенджамен Ричардс держит меня заложницей. Если вы не предоставите нам свободу действий, он сказал, что убьет меня.
На мгновение наступила полная тишина, Ричардс даже услышал, как далеко-далеко прозвучал гудок на корабле. И вдруг вблизи десятикратно усиленное:
— МЫ ХОТИМ ПОГОВОРИТЬ С БЕНОМ РИЧАРДСОМ!
— Нет, — не раздумывая ответил Ричардс.
— Он говорит, что не хочет с вами разговаривать.
— ЭЙ, ЛЕДИ, ВЫХОДИТЕ ИЗ МАШИНЫ!
— Он убьет меня! — закричала она в отчаянии. — Вы что, не слышите? Какие-то люди чуть не убили нас там. Он говорит, вам все равно, кого убивать. О, Господи, неужели он прав?
Хриплый голос из толпы прокричал:
— Пропустите ее!
— ВЫХОДИТЕ ИЗ МАШИНЫ, ИНАЧЕ МЫ БУДЕМ СТРЕЛЯТЬ!
— Пропустите ее! Пропустите! — подхватила толпа и начала скандировать эти слова, как на матче.
— ВЫХОДИТЕ…
Толпа заглушила мегафон. Откуда-то полетел камень. Переднее стекло одной из полицейских машин покрылось сетью мелких трещин.
Вдруг послышался рев моторов и две патрульные машины разъехались в стороны, оставив узкое пространство на дороге. Толпа всколыхнулась в восторге, но потом замерла в ожидании следующего шага.
— ВСЕМ ГРАЖДАНСКИМ ЛИЦАМ ПОКИНУТЬ ЗОНУ! — закричали в мегафон. — МЕСТНОСТЬ МОЖЕТ ПРОСТРЕЛИВАТЬСЯ. ВСЕ ГРАЖДАНСКИЕ ЛИЦА ДОЛЖНЫ УДАЛИТЬСЯ ИЗ ЗОНЫ ИЛИ БУДУТ ПРИВЛЕЧЕНЫ К ОТВЕТСТВЕННОСТИ ЗА НЕПОВИНОВЕНИЕ И ЗА НЕЗАКОННЫЕ ВЫСТУПЛЕНИЯ. НАКАЗАНИЕ ЗА НЕПОВИНОВЕНИЕ ВЛАСТЯМ И НЕЗАКОННЫЕ ВЫСТУПЛЕНИЯ — ДЕСЯТЬ ЛЕТ ГОСУДАРСТВЕННОЙ ТЮРЬМЫ ИЛИ ШТРАФ ДЕСЯТЬ ТЫСЯЧ ДОЛЛАРОВ, ИЛИ ТО И ДРУГОЕ. ОСВОБОДИТЕ ЗОНУ! ОСВОБОДИТЕ ЗОНУ!
— Ага, чтобы никто не видел, как вы расстреляете девчонку, — вскричал кто-то истеричным голосом. — Все полицейские — свиньи!
Толпа не двигалась. Желтый с черным автомобиль службы новостей со скрежетом остановился у тротуара. Двое мужчин выскочили из него и начали устанавливать камеру.
К ним бросились двое полицейских, последовала короткая борьба за обладание камерой. Затем одному из полицейских все-таки удалось перехватить ее. Он высоко поднял камеру за треножник и со всего размаха грохнул ее об землю. Один из корреспондентов попытался вмазать ему, но был оглушен дубинкой.
Какой-то мальчишка из толпы швырнул камень в полицейского и попал ему в голову. Полицейский упал, кровь брызнула из раны на дорогу. На парня сразу насело с полдюжины полицейских, оттащив его в сторону. В разных местах в толпе начались рукопашные схватки между прилично одетыми горожанами и грязными бродягами. Женщина в потрепанном домашнем платье вдруг начала таскать за волосы степенную тучную матрону.
Сцепившись, они обе грохнулись на землю и начали кататься по щебенке, визжа и мутузя друг друга.
— О, Господи, — пробормотала Амелия, глядя на них.
— Что происходит? — спросил Ричардс. Он не решался выглянуть и держал голову на уровне передней панели.
— Дерутся. Полиция калечит людей. Кто-то разбил камеру журналистам.
— РИЧАРДС! СДАВАЙТЕСЬ! ВЫХОДИТЕ!
— Поехали, — спокойно сказал Ричардс. Воздушная машина дернулась и двинулась вперед.
— Они будут стрелять в воздушные баллоны, а потом подождут, когда ты выйдешь.
— Не будут, — сказал Ричардс.
— Почему?
— Они не додумаются…
И, действительно, не додумались.
Воздушная машина продолжала медленно двигаться мимо двух рядов полицейских машин и мимо зевак с выпученными глазами. Эти праздные наблюдатели неосознанно разделились на две группы: по одну сторону дороги оказались представители средних и высших слоев, дамы, причесанные в парикмахерских, мужчины в рубашках фирмы «Эрроу» и дорогих мокасинах. Парни в комбинезонах с названием компании на спине и с их собственным именем, вышитым золотыми нитками на нагрудном кармане. Женщины, похожие на Амелию Уильямс, одетые для праздного шатания по городу. Их лица — все разные — были схожи в одном: была какая-то странная незавершенность, как будто картины на ярмарке с дырами вместо лиц. «Они слишком благоразумны, — подумал Ричардс. — В головах никаких безумных желаний или надежд».
Эти люди стояли по правую сторону дороги и представляли собой добропорядочных завсегдатаев яхт-клубов и дорогих ресторанов.
По другую сторону расположились бедняки с красными распухшими носами. Женщины с плоской, отвисшей грудью, тусклыми волосами, с лихорадкой на губах. Прыщавые идиоты с полуоткрытыми ртами.
Полицейские развернули свою мощь основательно, и силы все прибывали. Ричардс не удивился, как быстро и уверенно они действовали, даже несмотря на неожиданность его появления. Даже здесь, в Бундоке, дубинка и пистолет всегда были под рукой. А собак держали голодными. Нищие забирались в коттеджи, заколоченные на зиму, громили супермаркеты, писали на стеклах витрин грязные ругательства. У бродяг всегда чесались руки на хромированные автомобили и двухсотдолларовые костюмы, прикрывавшие толстые животы, при виде которых хотелось плеваться от злости. У нищих тоже должен быть свой Джек Джонсон, Мухаммед Али или Клайд Бэрроу. Поэтому они стояли и смотрели.
«Итак, справа от вас, друзья, дачники, — подумал Ричардс, — толстые, небрежно одетые, но при всех доспехах. А слева — тощие ряды голодных бродяг со злыми, вытаращенными глазами. Они приучены к постоянному недоеданию и продадут самого Христа за полкило колбасы.» В Западном Стиксвиле чувствовалась поляризация сил. И нужно было опасаться и тех, и других. Медленно, со скоростью около пятидесяти километров в час, Бен Ричардс двигался мимо них.