Прошел час. Было уже четыре. По дороге поползли тени. Ричардс еще ниже опустился в кресле, так что ему вообще ничего не было видно. Он то впадал в забытье, то возвращался в сознание. Он неуклюже вытащил рубашку из брюк, чтобы рассмотреть свою новую рану. Пуля пропахала глубокую, безобразную колею в боку, которая здорово кровоточила. Кровь свертывалась, но очень медленно. Когда ему пришлось рвануться вперед, рана опять вскрылась и кровь снова пошла обильно. Да черт с ней! Они хотят его взорвать! Перед такой армией его план — чепуха. Ну, ничего, он все равно не остановится, пока не произойдет «несчастный случай» и воздушная машина не разлетится на мелкие кусочки. («Ах, какая ужасная случайность! Конечно, этот полицейский временно отстранен от своих обязанностей до полного выяснения обстоятельств… очень сожалеем о трагической гибели невинной жертвы…» — все это будет похоронено в вечерних сообщениях где-нибудь между биржевыми новостями и официальным заявлением Папы Римского).

Но это лишь промелькнуло в его сознании. Он безумно волновался за Амелию Уильямс, чьей самой большой ошибкой стало то, что она выбрала утро среды для покупок.

— Там танки, — вдруг сказала она. И в ее слабом голосе послышались истерические нотки. — Ты представляешь? Танки…

Она заплакала.

Ричардс немного помолчал, потом спросил:

— В каком мы городе?

— В-в-винтерпорт, так там н-н-написано. Ох, я не могу, не могу дождаться, пока они… не сделают этого! Не могу!

— Ну, ладно, — буркнул он.

Она заморгала, едва заметно встряхнув головой, как будто пытаясь прийти в себя.

— Что?

— Стой! Выходи!

— Но они убьют те-е…

— Да, но крови-то не будет, по крайней мере ты ее не увидишь. У них достаточно снарядов, чтобы испепелить меня вместе с машиной.

— Ты врешь! Ту убьешь меня!

Пистолет болтался у него между колен. Он бросил его на пол, пистолет мягко брякнулся на резиновый коврик.

— Сейчас бы хорошую затяжечку! — сказала она с отсутствующим взглядом. — О, Господи, как хочется отключиться. Почему ты не дождался следующей машины? Боже мой!

Ричард рассмеялся. Он смеялся мелкими, неглубокими смешками, потому что бок все еще болел. Он закрыл глаза и смеялся, пока слезы не выступили у него из-под ресниц.

— Здесь холодно… Окно ведь разбито, — сказала она совсем некстати. — Включи обогрев.

В сумерках наступающего вечера его лицо казалось белым пятном.