— СЛУШАЙТЕ МЕНЯ ВНИМАТЕЛЬНО! — его голос гремел и перекатывался над просторами аэродрома. Полицейские напряженно ждали. Толпа застыла в замешательстве, — У МЕНЯ В КАРМАНЕ ДВЕНАДЦАТИФУНТОВАЯ ПЛАСТИКОВАЯ БОМБА — ТО, ЧТО НАЗЫВАЕТСЯ «ЧЕРНЫЙ ИРЛАНДЕЦ». ДВЕНАДЦАТЬ ФУНТОВ ДОСТАТОЧНО, ЧТОБЫ РАЗНЕСТИ ВСЕХ И ВСЯ В РАДИУСЕ ПЯТЬСОТ МЕТРОВ И, НАДВЕРНОЕ, ДАЖЕ ВЗОРВАТЬ СКЛАД ГОРЮЧЕГО АЭРОПОРТА. ЕСЛИ ВЫ НЕ ВЫПОЛНИТЕ ТОЧНО ВСЕ МОИ ИНСТРУКЦИИ, Я ВЗОРВУ ВАС ВСЕХ К ЧЕРТОВОЙ МАТЕРИ! ВЗРЫВНЫЕ УСТРОЙСТВА ВСЕЙ СИСТЕМЫ «ДЖЕНЕРАЛ АТОМИКС» ЗАДЕЙСТВОВАНЫ. ОДИН ТОЛЧОК — И ВЫ ВСЕ МОЖЕТЕ ЗАСУНУТЬ ГОЛОВУ МЕЖДУ НОГ И ПОЦЕЛОВАТЬ СЕБЕ ЗАДНИЦУ НА ПРОЩАНЬЕ!
В толпе раздались крики, и она отхлынула в едином движении. Полицейским на баррикадах вдруг некого стало сдерживать. Мужчины и женщины в панике бросились через дорогу и поле к воротам, перелазали через заграждения вокруг аэропорта.
Полицейские застыли в нерешительности: они не сомневались, что Ричардс говорит правду.
— РИЧАРДС! — прогремел голос из мегафона. — ЭТО ЛОЖЬ! ВЫХОДИ!
— ХОРОШО, Я ВЫХОЖУ, — прогремел он в ответ. — НО ПРЕЖДЕ ПОЗВОЛЬТЕ ДАТЬ ВАМ УКАЗАНИЯ. МНЕ НУЖЕН ПОЛНОСТЬЮ ЗАПРАВЛЕННЫЙ САМОЛЕТ И ЭКИПАЖ. САМОЛЕТ ЛУЧШЕ — «ЛОКХИД» «Дж. А.» ИЛИ «ДЕЛЬТА-СУПЕРСОНИК». ЗАПРАВКА, КАК МИНИМУМ НА ТРИ ТЫСЯЧИ КИЛОМЕТРОВ, ДАЮ ВАМ ПОЛТОРА ЧАСА НА ЭТО.
Жужжали камеры, сверкали вспышки. Журналисты выглядели озабоченными. Но прямо-таки чувствовалось физическое давление пятисот миллионов зрителей. Они-то были настоящие. Значит и работа эта — не шутка. А этот «Черный ирландец» в кармане Ричардса мог быть просто игрой больного воображения преступника.
— ЭЙ, РИЧАРДС! — от кучки автомашин в пятидесяти ярдах от стоянки номер 16 отделился человек. Несмотря на прохладную осеннюю погоду на нем были лишь черные брюки и белая рубашка с закатанными рукавами. В руках у него был огромный мегафон, даже больше, чем у Ричардса. Издалека Амелий смогла различить лишь, что на нем были маленькие очки — в их стеклах отражался закат.
— Я — ЭВАН МАККОУН.
Ну, конечно, он знал это имя. И, видимо, оно должно было вызывать страх. И он не удивился, когда действительно почувствовал страх. Эван Маккоун был главным Охотником. «Прямой потомок Эдгара Гу вена и Генриха Гиммлера, — подумал он. — Чудовище, которым можно пугать детей (Если ты не перестанешь играть спичками, Джонни, я выпущу мистера Маккоуна из кладовки)».
Вдруг из закоулков памяти выплыло: а ты как раз тот, кто мне нужен, братишка!
— ТЫ ВРЕШЬ, РИЧАРДС! ЕСЛИ У ТЕБЯ НЕТ КЛАССИФИКАЦИИ «ДЖЕНЕРАЛ АТОМИКС», ТЫ НЕ МОЖЕШЬ ПОЛУЧИТЬ ВЗРЫВЧАТКУ. ОТПУСТИ ЖЕНЩИНУ И ВЫХОДИ! МЫ НЕ ХОТИМ, ЧТОБЫ И ОНА ПОЛУЧИЛА ПУЛЮ!
Амелия издала какой-то слабый шипящий звук.
Ричардс проревел в ответ:
— МОЖЕТ БЫТЬ, ВСЕ ТАК И ЕСТЬ В МЕСТЕЧКЕ ШЕЙКЕРХЕЙТС, МАЛЫШ. А НА УЛИЦЕ ТЫ МОЖЕШЬ КУПИТЬ «ДИНАКОР» НА КАЖДОМ УГЛУ, ЕСЛИ, КОНЕЧНО, У ТЕБЯ ЕСТЬ НАЛИЧНЫЕ. Я ПОЛУЧИЛ ДОСТАТОЧНО, ПРИЧЕМ ИМЕННО ОТ ФЕДЕРАЦИИ ИГР. ДАВАЙ-ДАВАЙ, У ТЕБЯ ОСТАЛОСЬ ВСЕГО ВОСЕМЬДЕСЯТ ШЕСТЬ МИНУТ.
— НИЧЕГО НЕ ВЫЙДЕТ!
— ЭЙ, МАККОУН!
— НУ, ЧТО?
— СМОТРИ, Я ОТПУСКАЮ ЖЕНЩИНУ, ОНА ВИДЕЛА «ИРЛАНДЦА», — Амелия смотрела на него, оцепенев от ужаса. — А ТЫ ДАВАЙ-КА ЗАПРАВЛЯЙ САМОЛЕТ, ОСТАЛОСЬ ВОСЕМЬДЕСЯТ ПЯТЬ МИНУТ. Я НЕ ШУЧУ, ЗАСРАНЕЦ! ОДНА ПУЛЯ — И ВСЕ МЫ ВЗЛЕТИМ НА ЛУНУ!
— Нет, — прошептала она. На ее лице было написано недоверие. — Не думаешь же ты, что я буду врать для твоей же пользы?
— Если не будешь, значит меня прикончат. Я возможно сейчас плохо соображаю, что говорю, из-за ран и потери крови, но я уверен, что это самое лучшее, что я могу предпринять. Слушай: динакор — это белое плотное вещество, немного жирное на ощупь. Оно…
— Нет, нет и еще раз нет! — она зажала уши ладонями.
— Он выглядит, как кусок мыла «айвори», хотя еще плотнее. Теперь о взрывателе…
В Она заплакала.
— Я не могу. Ты не понимаешь, что ли? У меня есть гражданский долг. Моя совесть… Я должна…
— Ах, да. И еще, если они поймут, что ты врешь… — добавил он сухо. — Да, только они не поймут. Потому что, если ты прикроешь меня, они клюнут на это… и я буду свободен, как птичка…
— Я не могу.
— РИЧАРДС! ОТПУСТИ ЖЕНЩИНУ!
— Взрыватель золотистого цвета, — продолжал он, — около пяти сантиметров в диаметре. Похож на колечко от ключей, но без ключей, конечно. К нему приделан тоненький стержень — как карандаш — и пусковой механизм с буквами «Дж. А.» А он похож на ластик на карандаше.
Она начала раскачиваться взад и вперед, держа лицо обеими ладонями и разминая его как тесто.
— Я сказал им, что вытащил его наполовину. Это значит, что ты могла разглядеть только маленький зазор на поверхности «ирландца». Поняла?
Она не ответила, лишь застонала и продолжала раскачиваться.
— Ну, конечно, поняла. Ты ведь умница, правда?
— Я не буду врать.
— Если они спросят тебя о чем-нибудь еще, ты больше ничего не знаешь. Ты ничего не видела, потому что была очень напугана. Заметила только, что все время с первого заграждения на дороге я держался за кольцо. Ты не знаешь, что это такое, но оно было у меня в руке.
— Лучше убей меня сразу!
— Давай, выходи! — сказал он.
Она смотрела на него с ужасом, рот скривился, глаза, как угли. Куда делась неприступная самоуверенная, красавица? Он подумал, а сможет ли она когда-нибудь снова стать такой? Нет, навряд ли. Полностью, никогда.
— Давай! Давай, иди! — сказал Ричардс.
— Я… Я… О, Господи!
Она толкнула в дверь, и то ли выпрыгнула, то ли выпала из машины. Но тут же вскочила на ноги и побежала. Ее волосы развевались на бегу. Она казалась очень красивой, просто божественной, когда неслась в свете сотен вспышек фотокамер.
Карабины поднялись наизготовку, потом опустились — и толпа поглотила ее. Ричардс рискнул выглянуть в окно со стороны водителя, но ничего не заметил.
Он снова съехал вниз на кресле, посмотрел на часы и стал ждать конца.