Если вы бывали в Ленинабаде, то знаете, что с севера город огибает Сыр-Дарья, а за ней начинается каменистая степь, достигающая подножия горы Могол. Гора эта не высока. На ней нет ни ледников, ни рек с бурными водопадами, ни рощ. Весной склоны гор покрываются свежей травой, на которой пестрыми пятнами выделяются цветы. И тогда многие жители города ходят на гору Могол собирать подснежники, а попозже — тюльпаны и кислосладкий ревень, его здесь очень много. Стоит ли говорить, что чаще других ходят сюда мальчишки.

В год, когда и я еще был мальчишкой, в самом начале апреля, мы договорились с моим товарищем Юсуфом пойти на Могол за тюльпанами. День мы провели в сборах, а на следующее утро, затемно, отправились в путь.

Перейдя через мост, мы наполнили речной водой бутылки и зашагали по степи.

Было прохладно. Дул свежий утренний ветерок. Я дрожал.

— Взойдет солнце — потеплеет, — подбадривал меня толстый Юсуф. Ему холод был нипочем. Он даже не застегнул ворот рубашки.

Невольно позавидовав его полноте, я хлопнул Юсуфа по животу:

— Ишь, жирный!

— Не то, что ты, тощая палка! — ответил Юсуф и толкнул меня плечом.

Началась возня.

— Ну, разогрелся? — спросил Юсуф, вытирая со лба пот.

Но вскоре я снова начал мерзнуть. Ветер пронизывал и хотя давно уже рассвело, солнце еще не появилось из-за гор. С опаской мы поглядывали на облачное небо, думая — идти ли дальше. Что ни говорите, а нам было — мне одиннадцать, а Юсуфу двенадцать лет.

— Можно вернуться, Хошим, только мы опозоримся, — рассудительно заметил Юсуф. — Ребята нас засмеют.

— Ну и погодка! — только вздохнул я в ответ.

— Все время была хороша, а сегодня как на-зло… Может быть прояснится?

— Будь что будет, — махнул я рукой. — Пошли! В конце-концов не съест же нас волк!..

— А может быть все-таки вернемся?..

— Ай да храбрец! — с издевкой произнес я. — Уже на попятный!

— Кто? Я? Пошли!

Трава, покрывающая степь, рябила под порывами ветра. Кое-где клонился к земле степной мак. Аромат степных трав и цветов поднимался с земли. Изредка из-под наших ног вылетал кузнечик, иногда с шуршанием пробегала ящерица и тут же скрывалась. Ее трудно увидеть, так хороша ее защитная окраска.

— Взгляни, Хошим! — вдруг остановившись, воскликнул Юсуф.

У его ног лежали растерзанные, окровавленные перышки, лапки и голова какой-то птички.

— Бедненькая! Должно быть попалась лисе. Или волку…

— Это куропатка, — уверенно заключил Юсуф. — А волков здесь нет.

Дальше мы шли молча. Гибель несчастной куропатки взволновала нас.

— В природе не прекращаясь идет беспощадная борьба за существование, — передразнивая нашего учителя биологии, вдруг произнес Юсуф.

Я, конечно, рассмеялся. Юсуф долго хохотал. Весело болтая мы побежали вперед.

Вскоре мы достигли подножия горы и стали взбираться вверх. Степь осталась позади. Ветер шевелил ее травянистый покров и теперь она казалась нам широким бескрайним морем, какое мы видели тогда только в кино.

Поднимаясь все выше и выше, мы достигли ущелья. Ветра там не было. Вокруг щебетали птицы. Изредка слышалось грузное хлопанье крыльев куропатки. Трава здесь, в горном ущелье, была гуще степной и доставала нам до колен. Ноги у нас намокли от росы. Склоны, покрытые яркой, не пропыленной, как в городе, зеленью, привлекали наше внимание. И воздух здесь был совсем другой — чистый, свежий. Дышалось легко. Заглядевшись на красоту открывшихся перед нами гор, мы забыли свои страхи.

Но радость наша продолжалось недолго. Откуда ни возьмись навстречу нам кинулась со злобным рычанием огромная собака. Глаза у нее были налиты кровью. Шея ощетинилась. Если бы не подрезанные уши, ее можно было бы принять за волка.

Я взглянул на Юсуфа. Он побледнел и словно завороженный смотрел широко раскрытыми глазами на приближающееся к нам чудовище.

— Швырнуть в нее камнем? — прошептал я.

Юсуф мотнул головой.

— Что ты! Не шевелись и смотри ей прямо в глаза. Иначе она растерзает нас…

— Бежим, лучше бежим, Юсуф!

Он схватил меня за руку.

— Ни с места, дурак, слушай, что тебе говорят!

Не знаю, правду говорил Юсуф или нет, но только собака остановилась в нескольких шагах от нас и принялась лаять, словно призывая кого-то. Шерсть у нее на спине улеглась и лай не казался теперь таким злобным. Я немного успокоился и, вытащив из кармана кусок лепешки, протянул собаке.

— На, возьми!

Но собака снова зарычала и, отскочив в сторону, принялась лаять еще громче. Мои колени подгибались и дрожали от страха.

— Не шевелись, кому говорят! — прошипел Юсуф.

Мы не шевелились. Собака беспрестанно лаяла. Так продолжалось довольно долго.

— Каро, на место! — раздался чей-то окрик.

Из-за скалистого уступа вышел высокий мужчина. Собака тут же умолкла и, виляя хвостом, побежала к нему.

Мужчина опирался на длинный пастуший посох. За спиной его висело ружье. На голове был киргизский малахай, отороченный ярким лисьим мехом. Черный чопан, подпоясанный широким офицерским ремнем, достигал земли. Из-под чопана виднелся ворот армейской гимнастерки. Лицо встречного было черным от загара. Узкие миндалевидные глаза недружелюбно поглядывали на нас.

— Что вам тут надо? — вдоволь насмотревшись на нас, произнес он. Хотя он говорил по-таджикски, но акцент выдавал, что он был не таджик.

Мы растерянно глядели на него, не зная, что ответить.

— Я спрашиваю, что вам здесь надо? — сердито повторил пастух. — Зачем вы пришли сюда?

«А что это твои горы, что ли?» — про себя возмутился я и вдруг, осмелев, резко ответил:

— Мы пришли сюда за тюльпанами!

— За тюльпанами… — протянул пастух. — Молоко на губах еще не обсохло, а уже в горы полезли! Если с вами что случится, будут вам тюльпаны! Каро! — позвал собаку пастух и, ворча что-то себе под нос, ушел.

— Ишь вредный! — после долгого молчания сказал Юсуф, вытирая взмокший лоб. — Не похож на таджика…

— Киргиз верно, — сказал я и тут же спросил, — неужели все киргизы такие злые?

— Разные бывают киргизы, — важно ответил Юсуф. Он никогда не сомневался в своем превосходстве, считал себя и умнее и осведомленнее меня. — У моей тетки жили киргизы — очень хорошие люди.

Мы двинулись дальше. Пройдя несколько шагов, Юсуф рассмеялся:

— Здорово мы перепугались этой собаки, а?

Вскоре мы вышли к широкому обрыву. На другой стороне его стояла белая юрта, возле которой паслась отара овец. Струя дыма поднималась к небу. Возле юрты мальчик в темной рубашке крутил ручку какого-то бочкообразного аппарата.

— Масло сбивает, — объяснил Юсуф, хотя я и сам видел это.

В гуще стада наклонился над овцой, ощупывая ей живот, человек в черном чопане.

— Тот самый!

— А ну его! Пойдем отсюда, Юсуф!

Мы решили, чтобы не встречаться больше с пастухом и его бешеной собакой, обогнуть обрыв. Тропа, по которой мы пошли, сужалась. Горы вздымались все круче и круче. Виды, один красивее другого, раскрывались перед нами. На душе у нас было радостно и хотя прошли мы уже очень много — совсем не чувствовали усталости… Кругом царила глубокая тишина. Ни пения птиц, ни хлопанья крыльев куропаток — ничего не было слышно вокруг, только шум наших шагов да шорох осыпающихся из-под ног камушков.

— Тюльпан! — воскликнул Юсуф и побежал.

Вечно этот Юсуф все замечал прежде меня! Вот и на этот раз первый тюльпан достался ему. С завистью глядел я, как алый цветок скрылся в мешке товарища. Вдруг я и сам заметил в отдалении яркое пятнышко. С победоносным криком я бросился к нему. Сорвав тюльпан, я увидел вдали, на крутом склоне в зеленом травяном ковре яркую полосу цветов. Сотни тюльпанов, желтых, красных.

— Сюда, Юсуф, сюда! — сходя, крикнул я, карабкаясь вверх.

Торопливо срывая цветы, мы незаметно достигли гребня горы и начали спускаться по другому склону.

— Ну, хватит, — сказал, наконец, Юсуф — мне уже некуда складывать цветы.

— Что, возвращаться? — спросил я, ощущая тяжесть своего мешка.

— А как ты думал! Что нам тут делать? Только сперва давай поедим. Вон, гляди, источник.

Под кривой горной елью бил прозрачный родничок. Мы уселись возле него и принялись за еду. Размачивая лепешки в кристальной воде, мы уплетали их за обе щеки. Подкрепившись, я сказал, что на этом месте хорошо бы построить жилье. Юсуф, как всегда, перечил мне. Он объяснил, что здесь быстро соскучишься и к тому же нет рынка, магазинов — как тут жить человеку?

В споре время проходило незаметно. А тут, откуда ни возьмись, ветер. Небо затягивалось черными тучами. Юсуф торопливо вскочил.

— Вот увидишь — будет ливень! — воскликнул он.

Меня охватил страх. Здесь негде укрыться от дождя, а спускаться в дождь очень опасно — легко поскользнуться. Далеко ли до беды! Быстро собравшись, мы побежали вниз по склону. Небо темнело с каждой минутой. Ветер дул сильней и сильней, подгоняя нас вперед. Похолодало. Яркий свет молнии чуть не ослепил нас и в ту же секунду страшный, как обвал, гром раскатился над головой. Земля под ногами задрожала. Ветер, словно ободренный громом и молнией, яростно завыл и засвистал. Он гнал и гнал нас вперед. Я упал и чуть не скатился в пропасть.

— Ю-су-уф! — в ужасе завопил я, но ветер заглушил мой вопль и унес в сторону. И в тот же момент тяжелая капля шлепнула меня по лбу. Начался дождь.

Он превратился в ливень. За несколько секунд мы промокли до костей. Траву прибило к земле. Она была страшно скользкой. При вспышке молнии мы увидели нависшую скалу, под которой можно было укрыться, и бросились туда. Но и там мы не нашли спасения от ливня. Вода просачивалась сквозь трещины в камнях и лилась на нас толстыми струями. Поток грозил смыть нас в ущелье. Раздался оглушительный грохот. Несколько огромных камней, подпрыгивая пронеслись по склону мимо нашего убежища. Страх сковал наши души.

— Только бы удержаться! Только бы не соскользнуть! — повторял я про себя, как дедушка молитву.

Дождь все лил и лил. Окоченевшие, мокрые, мы тряслись от холода. Сколько времени это продолжалось? Не знаю. Помню только, что пальцы на руках у меня свело судорогой. Мы уже не надеялись на спасение, как вдруг сквозь шум дождя я услышал чей-то голос. Сперва мне подумалось, что меня обманывает слух. Нет, крик раздался снова. А затем собачий лай. Ошибки быть не могло. Как же мы обрадовались этому лаю!

— Юсуф! Юсуф-джон! Слышишь? — не помня себя воскликнул я.

— Ого-го-гой! — закричал Юсуф.

И тут, в пелене дождя, мы увидели огромную собаку. Она кинулась к нам с громким лаем, но мы уже не боялись ее. Пусть она даже покусает нас — что с того! Теперь мы спасены! Из-за скалы вышел пастух-киргиз. Поверх чопана на нем был брезентовый плащ, в руке — неизменный посох. Собака кидалась к нему, к нам, опять к нему, показывая этим свою радость. Умная, милая, хорошая собака! Ни слова не говоря, пастух достал флягу, налил в крышку прозрачную жидкость и по-очереди дал нам выпить. Я почувствовал во рту что-то горькое, жгучее. Через миг по телу разлилось приятное тепло и я словно ожил. Только после этого пастух приказал:

— Идите за мной!

Очень скоро мы оказались возле юрты, внутри которой в жаровне пылали угли.

— Сушитесь! — Не сказав больше ни слова, пастух ушел.

Мы развесили сушить одежду. В юрту вошел мальчик, тот, которого мы приметили утром за сбиванием масла.

— Попались? — он рассмеялся. — Здорово испугались, правда?

— Не-ет, — покраснев, ответил Юсуф, — чего нам пугаться!

— Вот молодцы! А мы с дядей здорово испугались…

— Вы — недоумевая произнес я. — Почему?

— А как же! Вы-то не знаете, что с вами могло случиться. А дядя знает! Камни так и катятся. Слышите? — Действительно, грохотал не только гром. Кругом грохотали обвалы. — Как вас зовут? — спросил маленький хозяин юрты.

Мы ответили.

— А меня Миртемур. Ну, усаживайтесь. — Он расстелил скатерть и положил лепешки и сыр, поставил миски с вареным мясом, кислым молоком. Мы с жадностью набросились на еду.

Вечером, когда кончился дождь, Миртемур, его дядя и их прекрасный пес проводили нас до самой степи. Пастух пожал нам руки, как взрослым.

— Счастливого пути, — спокойно проговорил он.

— Спасибо вам, за все спасибо! — воскликнули мы и зашагали по степи.

Пройдя немного, мы обернулись. Пастух стоял, облокотившись на посох и глядел нам вслед. В предвечерних сумерках он казался нам великаном. Миртемур махал нам рукой. Каро сидела рядом с ними.

— Досвидания! — крикнул я.

— До-свидания! — послышался в ответ голос Миртемура.

Помахав им на прощание рукой, мы двинулись вперед. И хотя мы догадывались, что дома нам здорово попадет, на сердце у нас было радостно и тепло.

Лишь став взрослым, я понял причину нашей тогдашней радости. Я понял, что самая большая радость в жизни — это встреча с настоящим, хорошим человеком.