К концу V в. в Галлии у исследователей стал угасать интерес к истории алан, как племени, не поддающемуся изучению. Это можно объяснить тремя причинами: либо аланы мигрировали из Галлии, либо они были полностью уничтожены, либо, наконец, были ассимилированы местными народами. Поскольку нет доказательств, что они были уничтожены или эмигрировали, то представляется логическим исследовать возможность их ассимиляции. Факт сохранения нескольких дюжин географических названий можно объяснить либо влиянием алан в этом районе, либо их непосредственным поселением. А это предполагает, что аланы не могли просто собраться и оставить Галлию, в которой уже жили три поколения их предков. Топо нимические свидетельства, на которые мы обращали внимание в предыдущей главе, контрастируют с географическими названиями вестготских поселений в Аквитании. Хотя готы были гораздо многочисленнее алан и они жили в Аквитании целое столетие, их воздействие на топонимику было значительно меньшим, чем воздействие алан. Кроме того, сохранение и широкое употребление аланских собственных имен также означает продолжительное влияние алан. Например, Алейн и варианты: Аллейн, Алан и Аллан являются производными от латинского Alanus, и они до сих пор популярны и в качестве имени, и в качестве фамилии. В Аквитании и в районе севернее Луары довольно часто употреблялось также имя Гоар.

Первый шаг на пути к ассимиляции аланы сделали с началом их движения на запад, когда они осели на римских землях в качестве гостей, которым покровительствовала система римского госпиталитета. Они перестали кочевать и приспособились к оседлому образу жизни, занявшись сельским хозяйством, которое преобладало в поздней Римской империи и в прилегающих к ней государствах на западе.

Второй более важной фазой в процессе ассимиляции было принятие аланами христианской веры, в частности, ортодоксального христианства. Этот процесс шел довольно интенсивно — если в середине пятого столетия галльские аланы все еще были язычниками, то к концу столетия они стали христианами. Ко второй половине шестого столетия аланы классифицировались уже только как христиане. Мартин Брагийский мог с чистой совестью приписать обращение алан в христианскую веру стараниям Св. Мартина Турского, умершего в 397 году. Мартин Брагийский не мог бы, конечно, утверждать это, если бы ему была известна истинная дата обращения алан. Но, с другой стороны, он не мог бы говорить об аланах, как о христианах, если бы они оставались язычниками. Так что, будь известна истинная дата обращения алан в христианскую веру или если бы аланы все еще пребывали в язычестве, Св. Мартину не приписывали их обращение, к которому он, между прочим, не имеет никакого отношения. Фортунат, современник Мартина Брагийского, был очень хорошо информирован о событиях в регионе, который теперь является Западной Францией; он упоминает об аланах вместе с варварами, став шими христианами. Приписывание обращения алан в христианскую веру Св. Мартину и попытка Фортуната и Мартина Брагийского обвинить алан в арианстве указывает на то, что аланы, обосновавшиеся в Галлии, стали ортодоксальными христианами.

Пример Св. Гоара достаточно хорошо иллюстрирует этот процесс ассимиляции. Гоар родился в Аквитании в первой половине VI столетия в период царствования Хильдеберта, сына Кловиса. Родители Гоара носили римские имена, но они не забыли про свое аланское происхождение и поэтому дали своему сыну имя Гоар, вероятно, в память об известном военачальнике, Молодой Гоар, чьи родители или, что гораздо вероятнее, родители родителей приняли римскую ортодоксию и отвергли арианство вестготов, стал священником и миссионером.

В любом споре об ассимиляции следует принимать во внимание различие во внешних характеристиках, таких, как цвет волос, цвет кожи или рост. Аммиан Марцеллин утверждал, будто аланы были высокими и светловолосыми. Это делает их похожими на многие германские народы, жившие в Галлии. Клавдиан, тем не менее, описывая какого-то аланского вождя, отмечает, что тот был маленького роста. На самом деле этот отдельный представитель алан относится, видимо, к гуннам, описанным современниками. Сохранилось два изображения алан. Одно, на диске, в честь консула Аспара в 434 г., изображает этого военачальника вместе с отцом Ардабуром и гер манцем по имени Плинфас. Что касается внешности, то ничего на этом диске не отличает алан ни от германских вождей, ни от римских полководцев. На второй картине изображены аланские и вандальские пленники, схваченные в 416 году. Но и здесь между аланами и вандалами нет различий в отношении генотипа. Такие изображения, однако, следует использовать очень осторожно, поскольку художественные традиции того времени склонялись к изображению людей в довольно стилизованной манере.

Вероятно, самым важным фактором, указывающим на отсутствие какихлибо особенных генотипических характеристик, свойственных аланам, и отличающих алан от других народов, является молчание современников по этому поводу. То, что аланы не были явно отличающимся генотипом, можно установить и из самой сущности их социальной организации: аланы, как народ, состояли из многих групп и их сходство по существу было основано скорее на культуре, чем на так называемых «расовых характеристиках».

 

АЛАНЫ АРМОРИКИ

Во второй половине V века аланы в Галлии ассимилировались населением тех районов, где они оседали. Аланы в Орлеане постепенно сливались с армориканцами, жителями Tractus Armoricani (Армориканской области), Армориканцы сами были смесью многих народов, включая остатки римских войск, беженцев из Британии, и галло-римлян; эти группы, так же, как и аланы, затем часть франков и, возможно, еще кое-кто, подверглись в разной степени романизации. Эта смесь народов, известная под именем армориканцев, возникла благодаря их лояльности к империи в смутные десятилетия после Шалонской битвы в 451 г. и поддержке Эгидия, римского во еначальника в Галлии со штаб-квартирой в Суассоне.

Пока аланы Орлеана армориканизировались, Орлеан, их столица, стал для вестготов объектом притязании. Однако, Эгидий помог отстоять Орлеан, по крайней мере, в одном случае, когда вестготский князь Фредерик был убит. Франки из Турне, порвав с сыном и наследником Эгидия, Сиагрием, также были втянуты в военные действия в Арморике, Хильде-рик напал на Орлеан в 466 г., но год или два спустя он уже заключил союз с саксами, населявшими острова в устье Луары, чтобы напасть. на алан.

Эти попытки овладеть Орлеаном, где управляли потомки алана Гоара, не имели успеха.

Кловис, сын и наследник Хильдерика, совершил ряд походов в Арморику и около 502–503 гг. предпринял попытку захватить ее. Хотя армориканцы нанесли поражение Кловису, однако по договору они признали над собой его власть. Более поздний автор Прокопий сообщает, что ортодоксальность армориканцев и последователей Кловиса привела их к естественному союзу против арианства вестготов на юге. К тому же аланы Орлеана, теперь уже части Арморики, всегда были верны империи. Поэтому их союзу и запланированному походу Кловиса против вестготов большую поддержку оказал император Анастасий в Константинополе.

Влияние армориканцев на будущее Кловиса было не меньшим, чем влияние Кловиса на них. В 496 г. Кловис принял христианство и пытался склонить своих приверженцев последовать его примеру. За Кловисом пошло лишь около половины его сторонников. Другие три тысячи человек и столько же франкских воинов под предводительством короля Рагнахара отклонили предложение Кловиса. В результате силы Кловиса оказались настолько ослаблены, что его походы против бургундцев в 500–501 гг. и против армориканцев в 503–504 гг. провалились. Без нескольких тысяч аланских конников, на которых Кловис мог надеяться после договора с армориканцами, он едва ли представлял угрозу для вестготов. Важность вновь обретенной Кловисом кавалерии иллюстрируется сохранившимся его указом, касающимся похода против вестготов в 507 году, Кловис предписывал конникам брать для лошади только траву и воду при проезде через церковные земли. Это было, по-видимому, вынужденной мерой со стороны Кловиса в ответ на предупреждения епископов, хорошо знавших алан с их репутацией хищников, известной во всей Галлии в середине пятого столетия.

В конце пятого столетия часть орлеанских алан двинулась на запад, в ту область Арморики, где доминировали бретонцы.

Средневековая армориканская хроника сообщает, что аланы подчинялись бретонскому военачальнику Одрену. В районе Ле Манса, между поселениями орлеанцев и территорией Одрена, влияние алан прослеживается лишь в начале шестого века. Именно тогда епископ по имени Алан впервые служил службу в городе Ле Мансе.

Восточное владений Одрена располагался город Алангавия (современный Ланжэ), в восьми милях к западу от Тура вдоль Луары.

Во второй половине шестого века-Григории Турский дважды упоминает Алангавию, но ни разу не говорит о том, что город заложен недавно.

Город, таким образом, был основан еще во второй половине пятого века, когда группы алан из Орлеана передвигались в западном направлении. Вполне вероятно, что аланы, поселившиеся в Алангавии, пытались сохранить свои черты в обстановке, в которой они быстро ассимилировались.

Не удивительно, что народ, находящийся уже на определенной ступени ассимиляции, дает новому поселению такое древнее название.

Именно эта критическая обстановка, породившая желание сохранить хоть какой-то контакт с прошлым, прежде чем оно совсем исчезнет, побудило родителей Св. Гоара дать сыну аланское имя вопреки тому, что, по крайней мере, уже целое поколение семьи получало римские имена. Возможно, что после принятия христианства там, вероятно, сменилось даже два поколения.

Что же касается передвижения алан на запад, то топонимика свидетельствует об этом достаточно определенно. К западу от Алангавии вдоль берега между Нантом и Ваном располагается город Алейн (Луар-Инфериор). Приблизительно в 25 милях северо-северозападнее Вана лежит Аллейн (Морбихан), а дальше, в 20 милях к северу располагается средневековый город Алансон (Морбихан), который теперь называется Бодиек, в 35 милях к западу от Алансона находится Гоарек (Кот-дю-Норд). Дальше к северо-востоку в Кальвадосе стоит Аллейн.

К середине VI столетия большей частью западной Арморики, включая территорию от Кархэ до Дола на севере и до Вана на востоке, правил крупный землевладелец по имени Кономор. Жизнеописание бретонских святых, в котором содержится много фактов о карьере Кономора, характеризует его как чужеземца, вероятно, из Корнуэлла.

Современные ученые идентифицируют его с Марком Кономором, правившим также в Корнуэлле, Более поздние современники изображают Кономора как узурпатора и обвиняют его в убийстве некоего Йонаса, правившего в землях вокруг Дола. Говорят, что отобрав владения Йонаса, Кономор отправил в изгнание своего сына во Франкское королевство к королю Гильдеберту I. Король заточил молодого человека в темницу. Изгнанного принца звали Аланом Джудиалом, то есть первым аланом из нескольких графов и герцогов в Британии в период раннего средневековья, носивших имя Алан.

Земли, которыми правил Кономор, были заселены разношерстным населением, включая кельтов, римлян, германцев и алан. В жизнеописании Св. Павла Леонского обращается внимание на то, что на армориканских землях Кономора говорили на четырех разных языках и подчеркивается, что в середине IV века там обитало еще поколение алан, говорившее на родном языке.

В этот период в Арморике бытовали легенды, объяснявшие происхождение европейских народов, и среди них несколько повествований восхваляет алан. Одно из них сохранилось, включенное Ненниусом в его Historia Brittonum (Истории бриттов) и оно рассказывает о происхождении английского народа. Первоисточник, который Ненниус включил в свою работу, датируется первой половиной VI века и, как полагал Фердинанд Лот, был написан священником аланского происхождения, проживавшим в Арморике. Рассказ генеалогического характера имел целью показать еще и отношение всех народов к Богу. Первое место в нем среди народов Европы отводилось аланам. Автор подробно излагает библейское предание о том, что сын Ноя, Яфет, заселил Европу после всемирного потопа и приписывает Яфету наследника по имени Алан, который был первым человеком, поселившимся в Европе. У него было три сына: Хизикон, Арменон и Ногио, от которых, в свою очередь. произошли вандалы, франки, латиняне, аламаны, британцы, бургундцы и готы.

Нельзя установить, действительно ли был убежден этот священник, что именно аланы играли значительную роль в судьбах вандалов, готов, римлян, бургундцев и франков; более вероятным представляется другое: он просто дал себе волю в этноцентрической историографии. Следует, однако, заметить, что распространение в Арморике рассказа о первенстве Alani в Европе указывает на существование здесь сильных проаланских влияний приблизительно в то время, когда смешанный правящий дом, связанный родством с аланами, боролся с узурпатором из Корнуэлла. Более позднее повторение этой истории британским историком начала IX века при живом интересе к ней в Арморике предполагает, что в Британии продолжало сохраняться аланское влияние.

Однако, теория, которая получила распространение в Арморике в середине IV века, утверждавшая, что народы Европы имеют аланское происхождение, не была признана на востоке. Уже в следующем столетии в хронике Фридегара сообщается о троянском происхождении франков. Это была первая попытка окружить франков ореолом славы классической древности. В работе Фридегара Приам упоминается, как первый король франков, а его народ разделяется на несколько групп, одну из которых составляли Frigii (потомки Фриги), которые под предводительством своего вождя Францио опустошили часть Азии и затем двинулись в Европу, где поселились в районе между Рейном, Дунаем и морем. Далее Фридегар повествует о смерти Францио и о разделении франков на группировки, во главе которых стояли герцоги. По описанию, эти группировки успешно воевали против римлян. Далее мы узнаем, что франки и римляне связаны родством, поскольку Фрига и Эней были сыновьями Приама.

Следует, однако, заметить, что Фридегара не устраивало то, что rpnmqjne происхождение отсекало франков от библейского предания.

Поэтому он включает в свою летопись версию о Liber Generation (Книге кланов) со списком людей, которые, якобы, произошли от Яфета, сына Ноя, поселившегося в Европе.

Фридегар вставил в этот список троянцев и фригийцев и таким образом подтвердил и троянское происхождение франков, и их библейскую состоятельность. Фридегар не воспользовался армориканским преданием, распространившимся в предыдущем веке о первенстве алан при заселении Европы.

Интересно другое армориканское предание. Приведенное тем же Неннием в его Historia Brittorum, оно отдает пальму первенства в Европе аланам в ущерб исторически более значительным народам.

Тексты, использованные Неннием, пытаются доказать троянское происхождение древних бриттов. Получается, что бритты через своего топонимического предка Брута происходят от Хизикома через Alanus, а дальше они возводятся к Энею и Трое, а в итоге к Яфету. Эта легенда объединяет библейскую, римскую и троянскую версии проис хождения британцев. Она, кроме того, пытается поставить на исключительно библейскую основу упомянутого уже Alanus как предка всех европейских народов. Совершенно очевидно, что то наследие, на которое претендовали франки и бритты в армориканском предании, было отдано аланам раньше, чем какому-либо другому европейскому народу.

С одной стороны, армориканское предание, выделяющее Alanus, отводит европейским народам, включая франков, второстепенную роль, а с другой — совершенно игнорирует франков. Фридегар же, игнорируя алан, подробно повествует о важном месте франков в генеалогии европейцев. Такой очевидный реверанс в сторону целого региона — аланы пользовались влиянием в Арморике, а франки господствовали дальше к востоку — недостаточен, чтобы подтвердить состоятельность этих двух преданий, если к тому же большая часть фактов и свидетельств уже была исследована. Фридегар сильно поддерживал идею о величии франков. Как автор или, по крайней мере, как популяризатор вымысла о троянском происхождении франков, историю которых он украсил славой классической древности, он попытался доказать, что франки нанесли поражение римлянам и восхвалял их военную доблесть. В цветистых выражениях он прославляет их, как лучших воинов, превосходящих прочие народы. Возможно, только в подробном Lex Salia (Салическом законе), составленном даже в более этноцентрической франкской среде, чем та, в которой появилась генеалогия Фридегара, франки восхваляются в гораздо большей степени. Поэтому не очень удивительно, что сокрушительное поражение, которое нанесли аланы франкам в 406 г., — событие, зафиксированное Григорием Турским, свидетельство которого Фридегар опускает, — беззастенчиво пропущено последним.

Враждебность франков к аланам, порожденная, очевидно, победой алан в 406 г., вероятно, была в некоторой степени нужна Хильдерику, пытавшемуся завладеть столицей алан с помощью походов Кловиса в Арморику, Заточение в тюрьму графа Алана Джудиала Хильдебертом 1 и поддержка, оказанная им узурпатору Кономору, могли иметь место при дальнейшем разделении армориканцев (подобно аланам и кельтам) и франков. Войны, которые велись более поздними вождями Арморики против меровингов и каролингов, лишь поддерживали тему арморикано-франкской вражды.

Победы алан отвергались профранкскими хроникерами, подобными фридегару и автору Liber Historide Francorum (Истории франков), который зашел так далеко, что превратил уже поражение франков в их победу. В самом начале VIII века автор Liber представил свою версию троянского происхождения франков. После падения Трои правители повели соратников в Европу. Эней пошел в Италию, в то время как Приам и Антенор, предки франков, отправились в Паннонию.

Там, согласно Liber, франки встретились с аланами, характеризуемы ми как «упрямые» и «испорченные». Аланы, продолжает Liber, восстали против римского императора Валентина, нанесшего им поражение и выгнавшего их за Дунай в топи Мизии. После этого Валентин пообещал франкам большие деньги, если те добьют алан.

Франки якобы это и сделали в смелой и кровавой атаке. Так, описав воображаемую победу франков над аланами, франкский хроникер тем самым «отомстил» за поражение, которое аланы нанесли франкам.

Еще одна генеалогия — она, вероятно, датируется концом VI — началом VII вв. — лишний раз свидетельствует, что аланы, точно так же, как и франки, пытались возвеличить себя через литературу.

Занимающая нас генеалогия имеет целью внесение в список римских правителей в Галлии во второй половине V столетия алан.

Последнему правителю, Сиагрию, упомянутому в списке в 486 г., было нанесено поражение Кловисом, после чего вскоре Сиагрий был убит. Сиагрий был преемником своего отца Эгидия, умершего в 464 году. Эгидий, по-видимому, представлен в этом тексте либо как Эгетий, либо как Эгегий. Возможно даже, что автор генеалогии внес в список двух человек вместо одного, то есть Эгидий был представлен двумя людьми — Эгетием и Эгегием. Возможно также, — и это даже более вероятно, — что одно из этих имен подразумевало Аэция, римского военачальника в Галлии, который в 451 г. нанес поражение Аттиле у Шалона, а другое — отца Сиагрия. Пабол, — это, видимо, искаженное Павел, — военачальник, возглавлявший римские войска в Арморике приблизительно с 460 по 470 годы, Включение Алана (Аллана) было, видимо, еще одной попыткой возвеличить Alani, которые преуспевали в Арморике, поддерживали Рим и помогли в 451 г. разбить гуннов, а в 507 г. — вестготов.

Вживание алан в доминирующую в Арморике кельтскую культуру было взаимным процессом. В области военной тактики аланы, которые вместе с другими степными народами оказывали столь решительное влияние на римскую кавалерию, играли огромную роль в развитии армориканской кавалерии. В Римской империи более позднего периода, как, впрочем, и более раннего, кельты, равно как и бритты и бретонцы, в качестве кавалеристов вообще не пользовались никакой репутацией, хотя классические авторы и отмечают их доблесть при езде на колесницах.

Прокопий, творивший в середине VI в., повторил выдумку, в которую он, кажется, верил сам и надеялся, что в нее поверят и его читатели, о том, что в Британии не было лошадей. Таким образом, жители Британии, получалось, не знали самых простых вещей об искусстве верховой езды, например, способов посадки в седле, и еще меньше знали о самой езде.

Однако к XII веку репутация армориканских конников стала совершенно иной, отличной от того, что о них говорили в древности.

Приблизительно в 1120 г. Стефан Ландаффский, автор «Жизни Св.

Тейло» (уэльсского святого начала шестого века, тесно связанного с армориканцами), повествует о том, как святой просил Бога, чтобы армориканцы стали самыми лучшими в мире кавалеристами. Далее автор говорит, что Бог внял молитвам и что уже сегодня (то есть где-то около 1120 г.) армориканцы в 7 раз лучше чувствуют себя в седле, чем на ногах. Жоффрей Монмутский, современник Стефана, который тоже испытывал проармориканские настроения, описывает битву, якобы имевшую место в конце V века, в которой несогласованность армориканской кавалерии сэкономила день для Амбросия Аурелиана.

Хотя отчет Стефана о Св. Тейло и Historia Жоффрея содержат много точной и полезной информации об армориканской истории начала средневековья, однако неизвестно, опирались ли эти авторы в своих доводах на древнее предание для того, чтобы восславить бретонскую кавалерию в конце V — начале VI веков или просто передавали чувства современников относительно доблести армориканских конников, одновременно подкрепляя выдуманными историческими свидетельствами свои доводы. В любом случае, однако, оба эти писателя XII столетия указывают на солидную репутацию армориканцев, как мастеров верховой езды, что противоречит древнему представлению об этом. Двойственное объяснение Стефана основы конной доблести армориканцев наводит на мысль о значительном светском влиянии на автора.

Армориканские конники уже считались выдающимися задолго до XII века. Регино Прюмский в Х в., Гермольд Нигеллус и Низард в IX в., Григорий Турский в VI в. сообщают сведения о бретонских конниках.

Фактическое отсутствие подобных сведений в VI и VIII веках — это, по-видимому, не более чем результат сравнительного недостатка точных сообщений за этот период и решительного отделения Британии от поздних меровингов и ранних каролингов, на истории которых сосредоточивались источники.

Для того, чтобы найти истоки происхождения армориканского рыцарства, следует, видимо, обратиться к аланам, которые ассимилировались бретонским обществом к началу VI века или раньше.

Между прочим, именно этот период был указан Стефаном Ландаффским и подтвержден Жоффреем Монмутским, как время развития армориканской кавалерии.

Как уже отмечалось, военная тактика алан имела общие черты с тактикой гуннов, которые «вступали в бой, выстроив войско клином, создавая дикий шум своим криком. Поскольку они легко снаряжены и способны к быстрому движению и неожиданному действию, они вдруг предумышленно разделяются на отдельные группы и атакуют беспорядочным, но стремительным натиском, устраивая страшное кровопролитие; и из-за своей необычной быстроты движения… они воюют с помощью метательных снарядов на расстоянии… они галопом преодолевают разделяющие их с врагом пространства и воюют мечом лицом к лицу».

Аланы тоже, бросаясь в атаку, поднимали резкий устрашающий шум и тоже использовали конную фалангу. Подобно гуннам, аланы презирали пеший бой и, как уже было упомянуто, даже считали унизительным для себя передвигаться пешком. Исидор Севильский отмечает, что аланы, по существу, представляли собой бесполезных без своих коней воинов, Аланы со своей военной тактикой были маневренным войском, однако те аланы, которые населяли Арморику, использовали не свойственные гуннам латы как для своей защиты, так и для защиты своих лошадей.

Таким образом, эти аланские конники, описание которых в точности взято из записей Аммиана Марцеллина и нескольких более поздних комментаторов, рассказывающих о военных традициях алан, — напоминают армориканских конников в сообщениях Гермольда Нигеллуса в первой половине IX столетия. Бретонцы у Гермольда воюют на конях. Как сами воины, так и кони защищены доспехами, воины мечут копья в своих врагов. Видимо, о наиболее интересной детали свидетельствует повествование Х в., сделанное Регино Прюмским о том, что бретонцы воюют как венгерская кавалерия. Бретонцы не доводят атаку до конца, а поворачивают своих коней в сторону после каждой атаки. И отличаются от венгров только тем, что последние стреляют из лука, в то время как бретонцы мечут копья. Венгры, как будет отмечено дальше, не спешивались, чтобы вести бой.

Наиболее существенно, однако, то, что аланский элемент в бретонском обществе имел такое продолжительное военное влияние; более чем четыре века спустя после первого поселения алан в Арморике алано-бретонские конники еще сильно походили на своих степных собратьев, чтобы навести на мысль о таком сравнении, по крайней мере, одного из современников.

В поисках истоков армориканского рыцарства стоит выделить 2 пункта. Это, прежде всего, наблюдения Регино, касающиеся сходства военной тактики бретонцев и венгров, означающие, что влияние степных народов на тактику бретонцев было явное. В конце V века аланы Арморики ассимилировались своими соседями, не знавшими верховой езды. Второй пункт предполагает, что если Регино был прав относительно степной тактики бретонцев, тогда эта тактика могла быть перенята только у алан, поскольку в раннесредневековой Армо рике других степных народов среди поселенцев не было.

Аланы не любили воевать пешим порядком и, по крайней мере, два других степных народа, гунны и сарматы, разделяли эту нелюбовь.

Они воздерживались от пеших военных действий из-за технических трудностей. Говорят, у гуннов была неподходящая обувь, а сарматы, обремененные тяжелыми доспехами, без коня были не способны к маневру. Можно сказать, что сходство между аланами и гуннами или сарматами состоит только в неподходящей обуви или тяжелых доспехах. Однако любой вывод, касающийся этого вопроса, может иметь только предположительный характер. Ясно, однако, что аланы были против пешего боя либо по техническим причинам, либо из идеологических соображений.

В последней работе Уоррен Холистер пишет, что «в каждой важной битве англо-норманнского времени большая часть феодальной кавалерии спешивалась для боя. В битве у Тинчебрая в отчете очевидца от 1108 г. находим, что 96 % армии короля Генри состояла из пехоты, включая самого короля и всех его баронов. В 1119 г. подавляющая часть войска короля Генри в Бремюле представляла собой спешившихся рыцарей и, согласно одному современнику, битва была выиграна именно благодаря атаке плотно выстроившейся пехоты.

В Бург-Ферулде (1124) большинство англо-норманнских рыцарей снова воевало на ногах, а в Норталлертоне (1138) они спешились все до единого… В Линкольне (1141) король и его рыцари снова спешились и воевали, как пехота».

Приспособились ли бретонцы к тактике своих англо-норманнских соседей или предубеждение алан против пешего боя все еще сохранилось? Вероятно, Регино Прюмский не отметил бы сходства в тактике бретонцев и венгров, если бы первые охотно спешивались и воевали на ногах. В англо-норманнскую эпоху бретонские конники принимали участие в двух битвах, относительно которых мы располагаем достаточной информацией, чтобы сравнить примененную в них тактику с тактикой их современников. В Тинчебрае, где 96 % армии Генри воевало пешим порядком, король приказал бретонской коннице вместе с воинами Майна оставаться в седле. В Линкольне, где король и большинство его конников спешились, бретонцы оставались на конях, Бретонские конники отступили у Линкольна и ясно, что они смогли отвести войско, потому что были конными.

Более того, они, будучи верхом, смогли покинуть поле боя. В самом начале VII века Исидор Севильский обращал внимание на то, что аланы, как пехота, были неэффективны. Пять лет спустя Стефан Ландаффский также отмечал, что армориканцы были в 7 раз боеспособнее в седле, нежели на ногах. Эти наблюдения, если они точны, подсказывают, почему бретонцам было приказано оставаться в седле, в то время как их англо-норманнские современники спешивались, предпочитая воевать таким способом. Два примера (Тинчебрай и Линкольн) — это, конечно, мало, но если учесть замечания Исидора, Регино и Стефана, а также относительно небольшое число доступных источников, то это, по-видимому, означает, что бретонцы, воюя, не спешивались, как их англо норманнские современники.

Бейо Тапестри показывает, что к концу XI века норманны и бретонцы были одинаково вооружены. Это говорит о том, что существенных технических различий в оружии и доспехах, которыми можно объяснить различия в тактике норманнов и бретонцев, не было.

Если этот довод достаточно обоснован, чтобы проследить восхождение бретонского рыцарства к аланам, тогда бретонские конные традиции намного древнее и норманнских, и английских, которые происходят от викингов и англо-саксов соответственно. Несколько сотен лет обраще ния с конем, однако, сделали норманнов достаточно умелыми конниками. Но не лучше ли рассматривать бретонцев не как превосходных конников, а как плохих пехотинцев? Поскольку нельзя точно определить технические различия между оружием и доспехами норманнов и бретонцев, то не следует ли предположить и то, что последние питали обычное предубеждение против боя пешим порядком, то есть отношение к пехоте, устоявшееся с V века?

Результатом дополнительного влияния алан на военную тактику в Западной Франции было ложное отступление. Как было упомянуто выше, ложное отступление было хорошо разработанной тактикой степных народов. Арриан, легат Адриана в Каппадокии, отмечал в своем труде Contra Alanos (Против алан), что аланы были находчивы и ловки при использовании ложного отступления; далее он дает очень специфические рекомендации по развертыванию войск, чтобы защититься от этой тактики. Аланы, которые находились на службе у Рима в северной Италии в начале V века, использовали тактику лож ного наступления в войне с готами, В IX веке армориканские конники часто применяли ложное отступление. Регино Прюмский, сравнивавший тактику бретонцев с тактикой венгров, хорошо знал, что венгры были страшны при использовании ложного отступления и он замечал, что бретонцы также использовали этот тактический прием.

В битве при Гастингсе ложное отступление было эффективно использовано норманнами и их бретонскими союзниками. Вильям из Пуатье пишет: «Норманны и их союзники, убедившись, что не смогут преодолеть врага, такого многочисленного и плотно выстроившегося, без серьезных потерь, отступили, симулируя бегство в качестве тактики… Среди варваров наблюдалась радость… несколько тысяч варваров… бросились в погоню за теми, кто, они думали, обратился в бегство. Внезапно норманны, державшие своих коней в узде, отрезали путь врагу и окружили его, и убили их всех до единого».

Вильям из Малмзбери был более лаконичен: «Англичане… расположились плотно, что могло бы обезопасить их в тот день, если бы норманны не обманули их, применив ложное отступление».

Эти отчеты относятся ко второму отступлению при Гастингсе, Вильям из Пуатье, однако, указывает, что «дважды была применена одна и та же хитрость». Первый раз отступление было проведено бретонцами под началом графа Алана, который после боя был отмечен за выдающуюся роль, сыгранную им в этом столкновении.

В свете громадного аланского влияния в Арморике можно предположить, что ложное отступление стало частью военной тактики западной Франции. Не удивительно, что норманны, очень желавшие перенять новую эффективную военную технику, научились применять и ложное отступление. Действительно, в течение менее десятилетия в середине XI века норманны использовали ложное отступление по крайней мере три раза: при Мессине в 1053 г., при Арке (Нормандия) в 1060 г, и при Гастингсе в 1066 году. Крестоносцы, воюя в конце XI века, тоже использовали ложное отступление, как и их врагитурки из Центральной Азии.

 

АЛАНЫ В ЮЖНОЙ ГАЛЛИИ

Аланам на юге Галлии жилось, видимо, хуже, чем аланам в Арморике. Пострадав от своих вестготских союзников в 414 г., эти аланы поселились между Тулузой и Средиземным морем. Однако, спустя несколько лет, вестготы, которых аланы покинули, вернулись из Испании, чтобы господствовать, как союзники империи, в югозападной Галлии. Вестготы были арианами. А небольшое аланское общество, жившее среди них, было, главным образом, языческим до самого конца V века, когда они приняли ортодоксальное христианство.

Политические и религиозные различия, которые разделяли алан и вестготов, населявших юг Галлии, вероятно, объясняют ограниченное влияние алан в Галлии по сравнению с их влиянием в Арморике. Как уже отмечалось, сохранение аланских географических наименований указывает на продолжительное влияние алан на юге так же, как и на севере. Дополнительно можно отметить, что в начале средневековья в рассматриваемом районе еще продолжали давать имена Алан и Гоар. А имена эти явно говорят о том, что их носитель был либо аланского происхождения, либо испытывал на себе сильное влияние какогонибудь аспекта аланской культуры.

Один такой человек, чье имя в источниках пишется по-разному, включая Гоерик и Гойарик, находился на службе у короля Алариха II, правителя Тулузы. Гоерик носил титул vir illustris: (муж славный) и в его обязанности входила подготовка свода законов для римлян вестготского королевства. Представляется в высшей степени разумным то, что Аларих избрал ортодоксального христианина аланского происхождения для ведения дел с римскими законоведами и, возможно, с римским духовенством при разработке кодекса для вестготских римлян. Длительная история сотрудничества с римлянами и при верженность алан к ортодоксальному христианству способствовала укреплению положения аланских чиновников по сравнению с чиновниками галло-римского происхождения. А, вообще-то, использование ортодоксальных христиан, тесно связанных с империей, для решения вопросов, касавшихся «римского» населения, было нормальным делом среди франков, вестготов и остготов.

Вскоре после появления свода законов, что входило в обязанности Гоерика, король меровингов Кловис, сам ортодоксальный христианин, повел армию, включавшую себя большое количество армориканских алан, в Аквитанию. Он отнял галльские земли вестготов и убил Алариха II. После этого Гоерик был взят под стражу в королевском дворце в Барселоне новым королем Гезалихом. Вскоре Гезалих приказал убить Гоерика. Следует отметить, что и другие знатные ортодоксальные христиане Аквитании, поддерживавшие меровингов, по страдали от рук вестготов.

Более поздним современником Гоерика был Св. Гоар, homo aquitanicus (человек из Аквитании, аквитанец), который родился на юге Галлии в период царствования сына Кловиса Гильберта (558). Родители Гоара, как отмечалось раньше, носили римские имена. Помня о своем аланском происхождении, они дали сыну аланское имя. Гоару, вероятно, еще и не было двадцати, когда он решил стать отшельником. Он отправился в Трир, построил там небольшой скит близ слияния Лохбаха и Рейна в районе, который теперь называется Обер-Везел.

Может показаться странным, что юноша ушел на несколько сот миль от своего дома, чтобы стать затворником, когда рядом было много уединенных мест, где он мог вести приличный отшельнику образ жизни. Надо помнить, однако, что тогда еще хорошо функционировали политические и религиозные связи между Аквитанией и восточной Галлией. Кроме того, перспектива общения с аланами из аланских поселений на востоке Галлии тоже могла привлечь юношу с таким явно аланским именем.

События, описанные в «Житии Св. Гоара», лишены всякого драматизма, и единственным моментом, который, возможно, отражает его аланское происхождение, хотя и отдаленно, является случай, касающийся предъявленного ему обвинения в обжорстве. Видимо, репутация Гоара, как человека благочестивого и набожного, привлекала много пилигримов в его скит. Но не может ли быть так, что некоторые посетители были потомками аланских поселенцев в восточной Галлии и что их привлекало и аланское имя Гоар? В любом случае, Гоар, по обычаю своего народа, придавал большое значение тому, где будет спать и что будет есть его гость. К великому ужасу духовных лиц этого региона, Гоар прославился тем, что обильно завтракал со своими гостями. Поэтому был обвинен в обжорстве и вызван в епископат держать ответ. Все это произошло потому, что по уставу отшельникам запрещалось есть до полудня, а иногда и до захода солнца.

Гоар оправдал свой завтрак с гостями, во-первых, ссылкой на то, что Царствие Божие обретается не такими материальными вещами, как еда, а праведностью и радостью в Святом Духе, И что еще более важно, возражал Гоар, он был обязан оказывать пилигримам, посещавшим его скит, гостеприимство и что было бы невежливо угощать их и воздерживаться самому. В этом последнем моменте и заключается, основной социальный обычай кочевников. Есть вместе со своими гостями — это гостеприимство; не делать этого означает непочитание гостя, то есть выказывание нeгостеприимства.

Другой Гоар, по Гоерику, также был религиозным деятелем в Аквитании и в Восточной Галлии. Этот Гоар блистал в первой половине VII века, а его семья была одной из знатнейших в Альбигое. В 627 г. он стал графом Альбой, позднее его племянник Бабо унаследовал этот титул. Племянница Гоерика была аббатисой Троклар, женского монастыря в Альбигое. В 629или 630 г. Гоерик, который носил имя Аббо, сменил епископа Арнольфа в Мецце. Таким образом, подобно Св. Гоару, его старшему тезке, Гоерик тоже перебрался из Аквитании на восток Галлии, следуя своему религиозному призванию.

То обстоятельство, что почти единственными фактами истории алан являются имена, указывает как на недостаточность свидетельств, так и на необходимость тщательного анализа сильных и слабых сторон этих свидетельств. Во всех случаях, когда источник упоминает об этническом происхождении человека по имени Гоар, этого человека воспринимают как алана. К тому же было установлено, что в начале средневековья ни один человек на западе, носивший аланское имя, не происходил из района, который бы по другим источникам не оп ределялся как район аланского поселения. Таким образом, вполне логично, что некто по имени Гоар в период раннего средневековья был либо аланом, либо испытал на себе сильное влияние аланской культуры.

Исследование имени Гоар и вариантов его написания, которые появляются в V–VII веках, представляет собой дополнительную проблему. Латинское Гоар, иногда Гоарус, встречается в греческих источниках как Гwar. Эти варианты имени, однако, кажутся просто классическим толкованием подлинного аланского имени, приблизительно тождественного современному осетинскому lёukhar.

В германских же источниках lёukhar появляется уже как вариант имени многовариантного написания.

О такой двойственной природе имени lёukhar говорит и жизнеописание аланского правителя Орлеана, широко известного в первой половине V столетия. В разных документах его называют и Гоар, и Еохар, но вполне ясно, что это две версии одного и того же имени. Тексты проясняют, что у интересующего нас властителя было только одно имя, которое в свою очередь имело два перевода.

Поскольку lёukhar играл важную роль в раннесредневековой Галлии, где объединенные германцы и римляне создавали новую средневековую культуру, то это ставило его перед необходимостью переделать свое имя на классический манер (Гоар) или на германский (Еохарик).

Аналогия, возможно, прояснит дело. Давайте предположим, что германец по имени Генрих поселился в Квебеке в Канаде, где встретился и с англоязычными, и с франкоязычными канадцами.

Последние называли бы его Анри, в то время как первые, вероятнее всего, звали бы его Генри. Те из потомков Генриха, кто стал частью французских канадцев, в честь своего предка называли бы детей Анри, а потомки, смешавшиеся с англоязычной частью населения Канады — Генри.

Среди разных вариантов написания имени Еохар мы обнаруживаем Еохарих и Еогар.

Возможно, эти варианты прольют дополнительный свет на происхождение крупного землевладельца Еутариха (Еотариха?), который женился на Амаласуэнте, дочери Теодориха, остгота, Еутарих жил среди вестготов, был арианином и, кажется, достаточно влиятельным человеком. Согласно Gesta Theodorici (Деяния Теодориха) Еутарих происходил ех Alanorum stirpe (из аланского рода). То, что человек аланского stirps (рода) мог подняться до положения влиятельного лица в Вестготском королевстве, было продемонстрировано vir illustris (знаменитым мужем) Гоериком, который при Аларихе был ответственным за свод законов. Арианство Еутариха было дополнительным достоинством Гоерика при его женитьбе на девушке из остготской королевской семьи и, возможно, даже было преобладающим. Его арианство наводит на мысль о большей степени его ассимиляции вестготами, чем двух Гоаров, ортодоксальных христиан, о которых говорилось выше. Это, в свою очередь, помогает объяснить, почему германский вариант имени lёukhar превалирует над классическим, то есть почему он был Еутар, а не Гоар.

Влиятельные люди, носившие имена аланского происхождения, как, впрочем, и любой человек, который отождествляется в средневековом источнике с человеком из алан, играли заслуживающие внимание роли в Аквитании, оставили след и в восточной Галлии, где аланские поселения стояли с начала V века. К сожалению, дополнительных свидетельств, связывающих Св. Гоара, жившего в районе Трира, и епископа Гоерика в Мецце с этими поселениями нет.

Сохранение аланского влияния в Испании не ограничилось, тем не менее, лишь одним крупным землевладельцем по имени Eutharic.

Вестготы, например, заимствовали у алан тактику ложного отступления и успешно использовали ее в VI веке. Продолжительное существование нескольких аланских географических названий в Испании также дает основание полагать, что аланское влияние не исчезло полностью при господстве вестготов. Не позднее 575 г.

Оранс, часть Галлии, где, как известно, аланы процветали при поддержке империи приблизительно до 428–429 гг., управлялась senior loci (правителем местности) с очень аланским именем Аспидий. Элемент Ахр происходит от иранского слова, обозначающего лошадь, как, впрочем, и в имени известного восточно-римского аланского полководца Аспара.

Видно, что потомков этих различных групп не связывала политическая общность; это предполагает, что политической общности не было и у их предков. Пока аланы были кочевниками, их связывала религия, но, переселившись на запад, они утратили и это объединяющее начало. Таким образом, влияние ортодоксального христианства и арианства продолжало разделять алан как культурную общность. Кроме того, по злой воле фортуны аланы, жившие под вестготской властью, были и ортодоксального, и арианского вероисповедания. Часть алан в Испании, возможно, находилась на службе у готов, в то время как другие, подобно Аспидию и его последователям, были уничтожены ими.

 

КУЛЬТУРНЫЙ ВЗАИМООБМЕН

Хотя мы и не располагаем аргументами в пользу политического взаимодействия и единства между различными поселениями алан на западе, все же мы имеем и свидетельства культурного взаимообмена между ними. Археологические находки дают нам некоторые сведения о том, что культурные взаимосвязи между различными аланскими районами в Галлии имели место. Аквитанский стиль в орнаментах на 134 находках — это, в основном, поясные пряжки конца VI и VII вв. — содержит элементы аланского происхождения. Два основных района этих находок располагаются между Тулузой и южным средиземноморским побережьем Галлии, а также между Орлеаном и Блуа, затем к северу до Саосны (деп. Сарта) в Арморике. Третий, значительно меньший район находок располагается к северу от Женевского озера на нынешней франко-швейцарской границе.

Общепризнано, что аквитанский стиль представляет собой смесь культурных традиций франков, вестготов, бургундцев и коптов. Кроме того, два элемента аквитанского орнаментального стиля заимствованы из центральноазиатских мотивов, как, например, четвероногие животные и крайне схематизированные изображения людей. Нильс Аберг, первым идентифицировавший аквитанский стиль, отмечает, что данные изображения животных не следует путать со львами и крылатыми грифонами, характерными для бургундского искусства, а схематизированные изображения людей с квадратными плечами, опущенными вниз руками и согнутыми ногами — с фигурами orans Daniels, часто сопровождаемыми парой животных. Эти последние мотивы часто присутствуют и у бургундцев. И четвероногие животные, и человеческие изображения в основном выполнены пунктиром на заднем плане.

Центральноазиатское происхождение подобного «звериного» орнамента подтверждается многочисленными аналогиями в Венгрии «гуннского» периода и на юге России. Венгерские экземпляры из Чани, Немеурелоги и Дунапентеля включают изображение смотрящих вперед людей из Сегера, Кет-цели и Реголи. Сходные предметы были обнаружены в Змейском могильнике на юге России ив Камунте.

На находках из Камунта и Киева были обнаружены и изображенные пунктиром человечки. Последнее изображение из Киева заслуживает особого внимания, поскольку его исполнение значительно сложнее, чем аквитанские и русские образцы; оно представляет нам центральноазиатского всадника с характерно согнутыми ногами.

Несмотря на то; что другие изображения более стилизованы, тем не менее они тоже используют весьма характерный для кочевников Центральной Азии мотив. Этот мотив легко объясним, но значение квадратных плеч и опущенных вниз рук, изображенных на аланских находках Южной России и образцах аквитанского стиля, все еще остается загадкой. Однако, как подчеркивал Аберг, они очень отличаются от изображений человеческих фигурок с поднятыми вверх руками, обычных для Галлии.

Хотя аквитанский стиль и выражает различные культурные влияния, следует, тем не менее, подчеркнуть, что во всех указанных районах Римской империи другие варвары, кроме алан, не жили.

Вестготы господствовали на юге Аквитании и правили аланскими поселениями между Тулузой и Средиземным морем, Но в Орлеане вестготы не имели поселений. Франки также не имели значительных поселений ни в Орлеане, ни в Южной Аквитании. Бургундцы господствовали в районе вокруг Женевского озера, однако к западу от Роны их влияние было ограничено, а в Орлеане они не имели его вовсе. Короче говоря, единственным источником постоянного влияния центральноазиатского стиля на аквитанский орнаментальный стиль в районах находок являются аланы и их потомки. Тот факт, что мастера, работавшие в районах со значительным аланским влиянием, включали в свои работы центральноази-атские мотивы, является вполне обоснованным. Очевиден также смешанный характер аквитанского стиля, поскольку аланская культура сама по себе была очень восприимчива к чужим влияниям.

Поясные пряжки аквитанского стиля имеют форму щитка с язычком и поэтому состоят из трех основных частей — из петли, щитка и броши, — каждая из которых отделана особым образом. На одной такой петле, при отсутствии щитка и броши, обнаружена интересная надпись.

Поскольку петля имеет овальную форму, буквы нанесены дугообразно.

К тому же поверхность петли изогнута довольно сильно, что еще более затрудняет работу над надписью, вследствие чего она выпол нена не очень красиво. Я имел возможность изучить петлю и надпись на ней в музее в Вандоме летом 1968 г. и предлагаю следующее прочтение: LAVAZ. TURCus FLAVIGERASPUS Нижняя часть надписи легче поддается расшифровке. По моему мнению, слово Flavigeraspus надо разделить на две части: Flavi geraspus, а еще точнее Flavis geraspus. Римское имя Флавий было распространенным в VI и VII веках у варваров, например, Флавий Рецезинтус и Флавий Хиндазинтус. Рецезинт и Хиндазинт являются вестготскими именами. Герасп же имеет другое происхождение.

Элемент — аsр — дает ключ к разгадке, поскольку он имеет иранское происхождение в именах Аспар и Аспидий. Внимательное прочтение сборника иранских имен, составленного Юсти, свидетельствует, что в античный и средневековый периоды имя gersasp было широко рас пространено среди ираноязычных народов, а также народов, подвергшихся их влиянию. Отсутствие буквы «s» в Герасп в данной примитивной надписи не должно вводить в заблуждение относительно идентичности двух имен Герасп и Герсасп, хотя надпись и была высечена в тысячах миль от места происхождения имени и после почти двух с половиной веков взаимообмена.

Более того, следует подчеркнуть, что хотя имя Герсасп было очень распространенным, оно представляло собой уже искаженную форму имени Кересасп, что указывает на то, что даже в степи, на местах своего появления, имена не всегда сохранялись в исконном варианте.

Я не смог расшифровать верхнюю чаcть надписи — lavaz tupcus — все попытки оканчивались только предположениями.

Культурное взаимовлияние между основными аланскими поселениями в Галлии, подтверждаемое широким распространением аквитанского стиля, еще больше подкрепляется историей о Святом Алане. Город Лаво (Тарн) находится в центре южной части района распространения находок аквитанского стиля. Предание, бытующее в районе города Лаво, свидетельствует, что сюда для проповедей прибыл Св. Алан и даже построил здесь монастырь. В средневековых источниках со хранились упоминания о шести церквах в данном районе, включая Лавоский собор, которые все были посвящены Святому Алану, Город Алган находится всего в 10 милях к югу от Лаво, а город Ало (средневековый Алан), стоявший в нескольких милях от Лаво, как сообщается, являлся местом расположения церковно-монастырского комплекса, построенного Св. Аланом. Хартия Х века сообщает, что монастырь Алани в Ало был разрушен и покинут монахами.

Утверждается, кроме того, что разрушенные строения и все монастырское имущество были перевезены неким Деда в монастырь Конкэ в Альбигое.

Время жизни и деятельности Святого Алана известно в основном из его жития, которое в действительности, видимо, бытю измененным вариантом жития Св. Аманда, покровителя Бельгии. Возможно, какойнибудь монах, живший в Аквитании, использовал ту часть жизнеописания Св. Аманда, в которой повествуется о его деятельности в Южной Аквитании, внеся в нее некоторые изменения. В частности, автор жизнеописания Св. Алана использовал факт основания Св. Амандом Нантского монастыря в Руэрге приблизительно в 660 году. Он вставляет Лаво вместо Нанта, а вместо заложившего монастырь в Нанте короля Хильдериха короля Сигиберта, как ос нователя монастыря в Лаво.

Хотя использование жизнеописания другого святого автоматически не отрицает фактов, представленных в новой версии, все же это обстоятельство ставит их под сомнение. Но для нас больший интерес представляет включение Св. Алана в аланскую проблематику, поскольку указывает на связь Южной Галлии с Арморикой. Аманд родился в Гербоже близ Нанта. Покинув свой дом против желания отца, очень состоятельного человека, Аманд несколько раз в разное время посещал Ои близ Ля-Рошели, Тур и Бурже. Затем он отправился в Рим, проповедовал в бельгийской Галлии и среди славян. После очередного возвращения в Галлию был сослан королем Дагобертом в Аквитанию; там, во владениях короля Шариберта II он опять проповедовал. Позднее Аманд вернулся в Париж и затем в Орлеан. Он стал епископом Маастрихтским и одновременно проповедовал в Гасконии.

Обширное поле деятельности Аманда и его репутация сделали его очень известным еще при жизни. Об этом свидетельствуют как множество монастырей, названных в его честь, так и многочисленные копии манускриптов с различными вариантами его «Жития», составленные в ранний период средневековья, Таким образом, вполне естественно, что монах из церкви Аlani близ Лаво внес некоторые угодные ему изменения в легкодоступный материал, чтобы тем самым поддержать репутацию своей церкви. Факты, возможно, действительно правдивы; вызывает сомнение лишь средство их выражения.

До сих пор мы изучали имеющиеся материалы с целью установления фактов действительного существования Св. Алана. Следует отметить, что нередко случалось так, что создавались образы святых, которым впоследствии приписывали поступки реально существовавшего человека. Так могло обстоять дело и в Лаво, и разные дни почитания Св. Аманда и Св. Алана, 6 февраля и 26 ноября соответственно, еще не доказывают существования последнего. Это говорит лишь о том, что человек, которого люди почитали, как святого, умер 26 ноября.

Загадка Св. Алана, покровителя Лаво, еще более усложняется преданиями о Св. Алане, покровителе Корлэ. Последний Аlanus, о котором упоминается, как о странствующем епископе, проповедовал, как и Алан Лавоский, в Арморике, а его останки находились в Квимперской церкви на протяжении всего средневековья. Его почитают 27 ноября. Несмотря на то, что Алан Корлэский, как Сообщается, посетил острова Британии, а кельтское предание приписывает ему несколько предприимчивых сыновей, особый интерес вызывает все же тот факт, что его деятельность тоже ассоциируется с деятельностью Св. Аманда.

Две совершенно различные легенды о Св. Алане, жившем в VII веке, распространились на юге Франции и в Арморике. Согласно одной из них, праздник Св. Алана приходится на 26 ноября, по другой же — на 27, и это говорит больше о сходстве между легендами, нежели о воздействии на них деятельности Св. Аманда, почитаемого 6 февраля.

Возникает много вопросов, на которые невозможно ответить. Был ли этот странствующий епископ тем Аланом, который посетил Лаво и Корлэ? Один ли такой епископ существовал, или их было двое? Или, возможно, и у Св. Аманда, чья деятельность подтверждается документами, было еще одно имя — Алан7 Не был ли он в районах влияния алан известен под этим именем? И, наконец, не являются ли оба Св. Алана просто созданием монахов раннего средневековья? Что касается последнего, то следует помнить, что в VII веке, как раз в тот период, когда аланы подверглись ассимиляции численно превосходящим неаланским населением, именно некий монах аланского происхождения составлял родословные древа. Каким бы правдивым ни было объяснение, касающееся Св. Алана Лавоского и Св. Алана Корлэского, одного или двух, реальных или воображаемых, само существование и сохранение преданий о них с VII века убедительно говорит прежде всего о степени аланского влияния в двух больших районах с аланским населением. Во всяком случае, обе легенды свидетельствуют о культурном взаимодействии между аланскими поселениями в Арморике и на юге Галлии.

В Арморике, где население еще в VII веке говорило на аланском языке, влияние алан сохранялось в течение всего раннего средневековья. Это воздействие доказывается освоением здесь кавалерийской тактики алан, созданием культа Св. Алана, а также через названные в его честь города. Об этом же воздействии говорит, конечно, и появление генеалогии европейских народов, в которой аланам отводится роль доминирующего народа, и сохранение географических названий, и живучесть некоторых имен. Однако, несмотря на все это, след алан в истории Арморики сравнительно невелик, ибо в западной части Арморики преобладало кельтское влияние, а в восточной — римское. И это подтверждает, что Арморика была областью смешанных культур, где процветали не только римские и кельтские племена, но и аланы и германцы. В данном контексте следует помнить о смешанной природе аквитанского стиля, который содержал как различные германские элементы, так и аланские и кельтские.

Смешанное влияние, естественное в области художественной, труднее понять в именах собственных, например, таком, как Алан Джудиал, составленном из кельтского и аланского имен, которое, к тому же, могло быть исключением. Само имя Аlanus подвергалось сомнению исследователями, изучавшими историю Арморики в свете кельтской культуры. Так историк XVIII столетия Дом Лобино утверждал, что имя Алейн, популярное среди бретонцев, может происходить от древнего бретонского слова со значением «иностранец»- Аllan. Сейчас ученыеисторики, изучающие раннее средневековье, единодушны в том, что Алейн и различные варианты этого имени происходят от центральноазиатского Алaни.

Однако как искать корень имени, когда два народа, проживающие на одной общей территории, имеют слова, которые могли бы в равной степени быть приняты за основу определенного имени? Имена, например, с элементом саd очень распространены в кельтских районах, что естественно, поскольку это корень кельтского слова «воин». Кроме того, в группе индо-иранских языков, к которым относится и аланский язык, корень саd означает принадлежность к знати или, возможно, к «благородным». Поскольку кельтское население в Арморике намного преобладало над аланским, может пока заться, по крайней мере — с точки зрения статистики, что большая часть имен, содержащих саd, обязана своим происхождением кельтскому влиянию, ибо в V, VI, VII веках, когда кельтское влияние еще не превалировало, как это случилось позднее в средние века, то есть когда аланское влияние было гораздо сильнее, кельты, возможно, превосходили алан по знатности. Статистика не убеждает, что какое-либо определенное имя среди сотен, содержащих саd, имеет кельтское, а не аланское происхождение.

Например, в обширном районе Центральной Арморики, перешедшем к середине VI века под контроль Кономора, жил мелкий вождь по имени Кадуон, Помимо его имени, мы мало что знаем о нем (имя его, между прочим, содержит не только элемент саd, означающий в аланском языке «знатный», «благородный», но и очень схоже с именем скифского вождя Каdоviа), Это не говорит ни о том, что Кадуон был аланом, ни о том, что его имя имеет аланское происхождение. Смысл заключается лишь в том, чтобы подвергнуть сомнению общепринятую практику безоговорочно классифицировать все раннесредневековые имена Арморики, содержащие элемент саd, как кельтские. И кроме того, если остается место для сомнения, не стоит ли тогда внимательнее исследовать некоторые более спорные определения, встречающиеся в литературе и фольклоре относительно центральноазиатского происхождения алан или их влияния в процессе культурного взаимообмена?

В этом плане следует очень кратко остановиться на материале Артурова цикла, который играет такую важную роль в европейских легендах и в средневековой армориканской литературе. В настоящее время считается общепризнанным факт, согласно которому в 500 г. в Британии жил талантливый военачальник, приостановивший на некоторое время саксонское завоевание. В период раннего средневековья этот человек — предание именует его Артуром — был известен в Уэльсе, Корнуэлле и Арморике, Обрывки сохранившейся информации наводят на мысль, что вокруг исторической личности Ар тура возникли неправдоподобные истории. Но, тем не менее, из-за ограниченности свидетельств трудно доказать существование «широко распространенной саги об Артуре» до того, как Жоффрей Монмутский издал свою Historia Regum Britannie (История британских королей) приблизительно в 1136 году. Жоффрей включил в эту работу кое-какую информацию об Артуре, распространенную в раннем средневековье. Он также, возможно, воспользовался и материалами, взятыми из более ранних источников, их которых ни один до времени жизни Жоффрея не сохранился. Кроме того, писатели более раннего периода могли отбирать для себя фрагменты Артурианы, проигнорированные Жоффреем и упоминаемые только в позднем рыцарском романе.

Выше было показано, что аланское влияние было значительным в раннем средневековье и, в особенности, в тот период, когда Артур был очень популярен. Но следует рассмотреть, не оказывали ли аланы и их потомки влияние на Артуриану. Возможно, самую большую известность Артур получил из-за своего обладающего чудесной силой меча Экскалибура. В средневековой литературе, однако, тема меча героя очень распространена («Беовульф» Неглунда, «Роланд» Дюрендаля и т. д.), Меч Артура, вероятно, может вести свое происхождение из уэльсской поэмы XI века The Spoils of Annwfu, в которой говорится, что меч принесен из «потустороннего» мира и от дан Артуру. В уэльсской книге, вышедшей позднее, Culhwch and Olwen, Артур появляется c мечом Caledvwch.

Некоторые ученые считают, что Caledvwch и Culhwch и Caliburn в Historia Жоффрея имеют какое-то отношение к Caladbolg, мечу ирландского героя.

Все же, исследуя историю меча героя, неразумно пропускать Gesta Caroli (Деяния Карла), произведение Ноткера, написанное в конце IX века и входившее на раннем этапе развития в Шарлеманскую легенду.

В Gesta Карл изображается героем: «… увенчанным железным шлемом, носящем железные рукавицы… защищенным железной кирасой; левой рукой он высоко поднял железное копье, в то время как правую руку всегда держит на своем непобедимом мече». Хотя описание доспехов напоминает читателю снаряжение Артура, описанное и в Culhwch и в Historia Жоффрея, особого внимания в этом тексте заслуживает меч.

Ноткер пишет по этому поводу: «Nam dextra in invictum calibem semper erat extenta» («ПоиСТИне Правая рука всегда протянута к непобедимому мечу»). Из текста ясно, что calibs — это меч и примечательно его сходство с Калибур-ном Артура.

Меч Артура объединяет различные сюжеты многих произведений. Меч в камне, к примеру, это намек на политическое устройство с религиозной окраской. То есть, камень, или, точнее, скала — это церковь, держащая меч, символ вековой власти, и только законному королю будет дозволено владеть им. В порядке противопоставления меч в Annwfu принесен из потустороннего мира, что предполагает религиозную коннотацию с нехристианскими намеками. Основной чертой, с которой ассоциируется меч Артура, является военное и, таким образом, политическое превосходство, которым наделяется его обладатель.

Меч, как символ власти и военной доблести, в рамках религиозного контекста встречается во многих уголках мира, включая степи Центральной Азии. Приск, подробнее всех засвидетельствовавший карьеру Аттилы, указывает, что гуннский вождь верил, будто однажды он станет правителем Рима, потому что бог показал ему меч Марса, считавшийся священным у хозяев степи. Меч считался священным, потому что посвящался богу войны. Согласно повествованию Приска, меч, утерянный на многие годы, был вновь найден, когда вол, пасшийся на поле, порезал об него ногу. Увидев кровь, пастух обнаружил меч и принес его Аттиле, который, говорят, верил, что обладание мечом бога войны наделяло его военным превосходством.

Стоит иметь в виду и тот факт, что отношение Аттилы к мечу, как к символу власти, берет свое начало от верований, перенятых гуннами у покоренных алан. Известно, что аланы поклонялись обнаженному мечу, вонзенному в землю. Этот бог войны представлялся аланам также богом «потустороннего мира», стоящим над духами предков, счастливо погибших, то есть павших в бою, служа богу войны. Подобные взгляды, присущие кочевникам, — на политическое, военное и религиозное значение меча, — могли быть привнесены в Арморику аланами, поскольку только они одни из степных народов на селяли этот район.

Связь степной тематики с легендами об Артуре- это нечто большее, чем просто географическое соседство, что подтверждается рассказом Конона Мериадока, который играет важную роль в некоторых материалах по Артуриане Согласно предисловию к Life of Sainf Geoznovoc, документу начала XI в., включающему информацию об Артуре, некто Конон Мериадок, упоминавшийся также в Historia Жоффрея, прибыл в Арморику и убил воинов-язычников, выступивших против него; их женщин он все же оставил живыми, чтобы использовать их в качестве прислуги. Однако, говорят, он приказал вырезать им языки, чтобы они не портили кельтский язык своим иностранным произношением. Тема вырезания языков у пленных женщин в арморико-уэльсских материалах, изложенная в предисловии к Life of Sainf Geoznovoc, уникальна, и насколько мне удалось установить, она не встречается ни в одном другом произведении раннесредневековой литературы в Западной Европе. Должно быть, эта уникальная nема возникла на основании какого-то исторического факта. Возможно, что в конце V века часть алан, поселившихся в Арморике и все еще говоривших на родном языке, как предполагает Life of Sainf Paul еще не приняли христианство и поклонялись попрежнему мечу, как богу войны, главенствовавшему над «потусторонним миром», где счастливые воины нашли свое последнее пристанище. С другой стороны, возможно также, что Конон напал на алан-христиан, но повествование со временем изменили, чтобы оправдать его варварские поступки против христиан. В любом случае, вполне может быть, что кельтский вельможа — в легенде он зовется Конон Мериадок — вторгся со своим войском на территорию алан, убил воинов, выступивших против него, захватил в плен женщин и вырезал им языки, чтобы непонятная речь степных варваров не оскверняла чистоту языка завоевателей. Такой рассказ может также быть симво лическим изложением попыток кельтов разрушить культуру алан. В примерах, как реальных, так и вымышленных, подтверждающих грубое обращение одной этнической группы с другой, нет недостатка.

В раннем материале по Артуриане есть две легенды о самом Артуре.

B одной Артур — великий христианский герой, о котором более подробно упоминает Жоффрей в Historia. В другой, однако, Артур изображается в какой-то степени антигероем; это мятежный король и тиран, который, хотя и несомненно христианин, находится в конфликте с церковью и священниками. В этой второй легенде Артуру наносится поражение в бою, он не в силах противостоять дракону, и его усмиряют святые, по крайней мере, дважды.

В Life of Sainf Carannog Артур использует в качестве стола алтарь, но что ни кладется на этот стол, все сбрасывается с него сверхъестественными силами. (Не могло ли кощунственное поведение Артура в этом рассказе дожоффреевского периода стать прообразом Круглого Стола?) В Life of Sainf Padarn Артур нападает на священнослужителя, чтобы отнять его мантию. Однако чудесные силы святого отца таковы, что алчный и непочтительный Артур внезапно проваливается сквозь землю и не может освободиться до тех пор, пока не вымаливает прошения у священнослужителя. Артур, тиран в Life of Sainf Padarn, таким же образом изображается в Life of Sainf Cados. В этом рассказе Артур порицается за распутство, когда домогается чужой жены, за алчность, когда требует в качестве виры (компенсация за смертоубийство — М.Ч.) за своих убитых воинов скот, и за свою непочтительность, когда угрожает осквернить храм.

Из Life of Sainf Gildas Кападоса мы узнаем, что Артура называли rex rebellus (мятежный король), что он убил брата Гилдаса и что, в конечном итоге, он был посрамлен святым: «… Король Артур, горько жалуясь и плача, принес покаяние, наложенное епископами, которые были там, и до кoнца своей жизни насколько мог исправлял свой образ жизни».

Приводились доводы, что такой образ Артура — не более чем тема «непокорного короля», использованная авторами жизнеописаний святых, чтобы повысить престиж своих произведений за счет недуховных лиц. Более того, этот «отрицательный образ» Артура вполне может отражать реальную жизнь магната периода раннего средневековья лучше, чем более поздний героический образ. Марк Кономор, к примеру, вполне соответствует этому прототипу, и у нас есть достаточно сведений о нем из Life of Sainf Samson, в которой святой берет над ним верх.

Редко представляется возможность узнать, как определенная легенда развивалась. И мы были бы очень рады установить, кто был моделью для «мятежного короля» в рассказах об Артуре, если это не сам Артур, который мог и не существовать, как историческое лицо, вовсе, но был внесен в легенду, как определенный характер. Кем бы ни был и каким бы ни был Артур, желательно было бы принять во внимание время его предположительного существования. Если он жил, то это было во второй половине V века.

Во второй половине V века, когда якобы Артур процветал, одним из самых популярны-х святых в Арморике и западной Британии был Св.

Герман Аугзеррский, Этот святой, живший в первой половине V века, несколько раз совершал поездки в Британию, где он завоевал огромную славу за свое благочестие и военные способности. Что касается последнего, то и Вид и Ненний называли его dux belli (военачальник). Этот факт, конечно, обращает на себя внимание, поскольку очень напоминает определение, данное Неннием Артуру — dux bellorum. Оба они — Вид и Ненний — в качестве основного источника информации о Св. Германе использовали его «Житие», написанное во второй половине V века Констанцием, современником реального Артура, если он действительно существовал.

В своей жизни Св. Герман возвышался над многими магнатами, и тема «мятежного короля» имеет место и в его «Житии». Среди магнатов, усмиренных Германом, был вождь алан в Арморике Эотар (Гоар), Относительно конфронтации между Германом и Эотаром Констанций писал: «Аэций… позволил Эотару, жестокому королю алан, покорить Арморику; и Эотар, с алчностью варвара, жаждал овладеть этой землей. Тогда против короля-идолопоклонника выступил старец (Св.

Герман) и под покровительством Христа доказал, что он сильнее и могущественнее всех своих врагов. Он быстро собрался, поскольку все приготовления к походу были уже сделаны. Аланы уже начали наступление, и все дороги были запружены их вооруженными всадниками. Тем не менее наш священник направился по той дороге, на которой он надеялся встретить короля, прибывшего туда после него.

В момент встречи войско было уже в пути и, таким образом, святой предстал перед вооруженным вождем в окружении его воинов. Сначала святой обратился с просьбой через переводчика, Но Эотар проигнорировал его просьбы, и тогда Герман стал его ругать. В конце концов Герман протянул руку и, схватив лошадь Эотара под уздцы, остановил его, а вместе с ним и всю армию. После этого Божьей милостью гнев короля сменился восхищением. Эотар был потрясен такой твердостью и, возблагоговев перед таким величием, изменил свое решение. Война и волнения, связанные с ней, уступили место любезности мирных переговоров. Отбросив в сторону свое высокомерие, король начал беседу, окончившуюся в пользу святого».

Каждый год 31 июля, в день Св. Германа, эта живописная картина, созданная Констанцием Лионским где-то в 480 году, проповедовалась со всех кафедр в церквах Арморики и Британии в течение всего раннего средневековья. Сколько времени должно было пройти, чтобы деяния алчного и жестокого короля Эотара, который был точной моделью «мятежного короля», отождествилисьс поступками Артура в народной памяти? Смешение деяний Эотара и Артура было вполне естественным среди неграмотного люда Британии и Арморики. Таким образом, отождествление в народе аланского вождя с героемправедником могло бы помочь нам понять появление в легенде образа антигероя.