Леший поперхал горлом и начал рассказ.
— Слетал я в Виннету. Перекинулся там в облик чарующий, в одежду подобающую нарядился. Кафтан красный! Сапоги расшитые! Не чета лесному наряду, — Дубыня со скромной горделивостью оглядел свою латаную одежку и лапти. — В нарядном неудобно. Будто душит кто-то. И свободы в теле не чую. Ну вот. В городе русалок наших встретил — Веллу и Белану, потолковал с ними. Рассказал, что за дела тут творятся. Еще Русаву видел с Велиславом. Они оружием занимались. Но к ним я не подходил. В общем, походил по Виннете, погулял и заглянул в корчму. Дай, думаю, в картишки с кем-нибудь перекинусь, да пива изопью. Вот. Выпил пива, раскинул карты. Вижу, сидит в углу горемыка. Вид скорбный и напуганный. Ну, думаю, отчего б не развлечь человека, пусть свою печаль расскажет да игрой отвлечется.
— Верно, после того как ты с ним в карты сыграл, он еще горемычней стал? — засмеялась Ярина. — Знаю, тебя обыграть нельзя!
— Нет. Не стал его обижать. Я ему потом поддался и серебром снабдил.
— А чего таким щедрым вдруг стал? — удивилась Снежана.
— А вот чего! Сидит он, значит, печалится. Ну я подошел, со всем уважением пивом угостил, карты раскинул. Отпил он хмельного, и за картами поведал мне человек свою историю. Сам он из полуночной стороны, рядом с островами Вестфолда. Говорил, что в его семье все по морям ходили, и он сызмалу к этому делу приучен.
— Викинг? — спросила Ярина.
— Нет. Их сосед. Так вот, носило его по морям много лет. Надоело это ему, да и деньжат на безбедную жизнь уже подсобрал. Захотел он на суше своим хозяйством жить. Вернулся. И что же? — Дубыня задрал брови и развел руками, изображая удивление. — Глядь! А в его деревеньке чужаки живут! Нет, родня кой-какая тоже осталась. Да странные они какие-то стали: нет, чтобы порадоваться, мол, вернулся сродственник после долгих странствий. Нет! Этот мореход говорил, кровники даже внимания на него не обратили: будто и не отсутствовал он долгие годы, будто только вчера виделись! И еще моряк говорил, будто они сонные какие-то и разговаривают с трудом, запинаются. А как вечер настает, так деревенские и чужаки собираются за селом и до полуночи слушают, что им пришлая женщина говорит. Она там предводительница и большую власть забрала. А что говорит, этот мореход не понимал: наречие незнакомое. Вызнал только, что пришли эти люди из чужеземной страны Гадир и хотят обосноваться в его земле.
— Гадир?! — воскликнула Ярина. — Вот так-так!
— А что такое? — забеспокоился леший. — Название знакомое?
— Да. Видела я гадирцев. В прошлом году в Виннету их корабли приходили. Бо-ольшие, красивые! От них мне этот нож достался. — Ярина вытащила из висевших на пояске ножен чудный клинок: маленький, немного изогнутый, сделанный из золотистого стекла. — Этот нож на дне валялся, под гадирским кораблями. Он камни режет! — похвасталась Ярина. — Точно-точно! Мы пробовали!
— Можно? — Взяв ножик, Кирилл с любопытством повертел его в руках. В руке удобно лежит, материал хрупкий и незнакомый. — В самом деле режет?
— Да. Проверь.
Подобрав камешек, Кирилл несильно чиркнул по нему: вдруг нож сломается? Уж больно вид ненадежный у прозрачного лезвия. Чиркнул и удивился. Ни искр, ни скрежета, а от камешка отлетел ровно срезанный кусочек. Причем Кирилл не приложил никаких усилий: лезвие прошло сквозь камень, как в поговорке о ноже и масле.
— Удивительно… Ты им собралась щит из шкуры ящера протыкать? — Кирилл протянул нож русалке.
— Да. Как только Велислав принесет, так сразу опробую. — Ярина вернула клинок в ножны: — Ладно, Дубыня, продолжай.
— Ну вот. Что там говорилось, мореход этот не понимал. Одно уяснил, они все зачарованы, все под властью предводительницы, а она ведьма! А ночью его вдруг схватили неожиданно и к этой гадирской ведьме привели. Он говорил, страшна на нее смотреть было: слепая — а будто все видит!
— Как слепая? — удивилась Снежана.
— А вот так! Глаз нету. Веки в глазницы провалены и зашиты. Посмотрела на морехода эта слепая ведьма и рукой махнула, мол, уведите, потом разберемся. Бросили морехода в подклеть. Ну а ночью развязал он хитрые узлы — моряк как-никак — и деру! Не захотел, говорит, таким же ополоумевшим, как его родня и гадирцы, быть. А прежде чем убегать, он за своим мешком вернулся: в нем его добро лежало. Как он это сделал, не знаю, — леший развел руками, — видимо, охрана слаба была или ведьма на свои чары надеялась, мол не уйдет моряк. Не знаю. В общем, как бы там ни было, убежал мореход. Пожитки прихватил и вот это. — Дубыня кивнул на так и оставшийся не размотанным сверток. — Добрался моряк до Виннеты, а там в корчме я его встретил. В общем, проигрался он мне в карты. Но я же не злодей какой-нибудь! Вернул ему все деньги и своих добавил, мол, в обмен на то, что у ведьмы унес. Он согласился. Взял я сверток, вышел за виннетские стены и тут чую: меня будто веревками опутывают! Руками-ногами двигать тяжело! Эге, смекнул я! Не иначе колдует кто-то. Огляделся и вижу — невдалеке от меня за деревьями два викинга стоят. И как они так ловко скрылись, ума не приложу, — смущенно пробормотал Дубыня. — Я ведь хозяин лесной, все, что в нем творится, вижу! Видимо, и в самом деле сильный колдун один из этих викингов. Ну, я вам скажу! — леший покрутил головой. — Бывал я в передрягах, но в таких ни разу!
— А что случилось? — спросила Ярина. — Тебе-то что? Подумаешь, колдун.
Русалка пренебрежительно махнула рукой. Ведь колдун, каким бы сильным он не был, он всего лишь человек. А что можете человек против лесного духа? Ни-че-го!
— А случилось вот что, — серьезно сказал леший. — Я думал, совладаю с викингами. Может, просто ограбить хотят. Ан нет! Чую, один из них мертвец! Тот, о котором я в ту ночь, когда из Гнилой Топи зло выходило, говорил. Помнишь, Ярина? Сказал, что в зимовье на берегу Ледавы.
Русалка кивнула. Говорил. После той ночи Дубыня рассказал, что ощутил колдуна на берегу Ледавы. А с ним еще один человек — только ни живой и ни мертвый.
— И вот этот колдун на меня чары насылает. Чую, еще немного, и поддамся. Ну, я не растерялся, в филина оборотился и деру! Да не тут-то было! Колдун-то стаю нетопырей за мной послал! Был бы один-два, ну, несколько, так совладал бы с ними сразу. А тут туча! Числом бы одолели. В общем, гоняли они меня по лесу. Еле отделался!
— Долго от них убегал? — фыркнула Снежана.
— Долго, долго и далеко… — серьезно ответил леший. — День и ночь за мной летели. На полуночь загнали, там и видел сверху Хранибора, он уже возвращается. Гнали меня нетопыри, гнали… Но сверток из лап я не выпустил, хоть он тяжелый и холодный. И не зря. Глядите, что у морехода добыл!
Дубыня взял сверток, скрутил с него последние витки холстины и высвободил столь тщательно сберегаемые предмет. Им оказался тусклый черный цилиндр, на первый взгляд сделанный из камня. По нему вились серые прожилки, местами переходя в замысловатые рисунки, похожие на диковинные письмена. Скорей всего, это и были именно они. Леший перебросил цилиндр из руки в руку и, не сдержавшись, бросил его на песок:
— Холодит, зараза! Все руки будто огнем опалил! Сами глядите, что в нем.
Кирилл взял тяжелый цилиндр, который и впрямь оказался ледяным, будто сухой лед, и, особо не приглядываясь, сразу сообразил, как его открыть. Хоть цилиндр и выглядел монолитным, но он очень походил на большой круглый пенал. Надо просто крутануть верхнюю и нижнюю часть друг против друга, и он разломится на две половинки. Так оно и вышло. Несколько секунд, и вот на песок, сухо шелестнув, упали туго скрученные черные листы. Одного взгляда на них было достаточно, чтобы понять, что они из той колдовской книги.
— Вот это да! — Кирилл не находил слов. — Ну, Дубыня! Ну, молодец!
— Бери их, Кирилл, — благодушно жмурясь, отозвался леший. — Бери и отнеси на то место, где им надо быть. Исправь печать, закрой врата. Мы в тебя верим.
В ответ Кирилл лишь кивнул. Слова тут ни к чему. Он закроет выход злу…
* * *
Приближался день солнцеворота, а волхв Хранибор так и не появился.
— Как поступим, Кирилл? — задумчиво спросил Велислав. — Со дня на день выходить надо.
— Как только туман рассеется, сразу в Беловодье пойдем! Хранибора ждать не станем. Хоть и сулили, что путь будет открыт две недели, но кто знает? Может, будет открыт, а может, откроется и закроется. Там ведь хаос властвует.
— Договорились. Эх, не хотелось бы, чтобы девушки с нами шли.
Кирилл пожал плечами:
— И мне бы не хотелось, так ведь не отговорить! Снежана толкует, что без них не обойтись. А и верно, она ножи и звездочки метает, а Ярина из пращи метко бьет.
О том, что эти девушки еще и русалки, Кирилл по обыкновению умолчал. Велислав этого не знал. Не знал он также, что Дубыня это леший. Пока не знал…
— Пусть с нами идут, — серьезно ответил Велислав. — Худа от этого не будет. Только польза.
— Пусть идут. — Кирилл вздохнул, вспомнив грустные голубые глаза Ярины. Видел, что рыжеволосая русалка к нему неравнодушна. Но ведь у него есть Снежана…
И вот наступило утро, когда, с грохотом распахнув дверь избы, влетела взъерошенная Шейла.
— Вожак! Тумана нет!
Все обговорили заранее. Споро оседлав приведенных Велиславом коней (Кирилл давно умел седлать, а русалки быстро обучились этой премудрости), укрепив на них немудреную, но необходимую в дороге кладь, вскочили в седла.
— Вперед! — Велислав тронул повод.
Впереди бежала Шейла, следом за ней ехал Велислав, затем девушки, а замыкал Кирилл. Дружинник сказал, что такое построение будет наиболее удачно и менять его не следует. До конца Древней Дороги их вызвался сопроводить Дубыня.
Леший печалился:
— Эх, Хранибора с вами нет! Уж он-то быстро разобрался бы со всякой нежитью. Как только появится, я его сразу вслед вам направлю…
Да, Хранибор как ушел на полуночь, так до сих пор и не появился. О том, куда он мог запропаститься, ни у кого не было ни малейшей догадки…
* * *
Волхв Хранибор спешил. Поход на полуночь оказался не так быстр, как рассчитывал мудрец. За то время, когда он в последний раз ходил к северному колдуну, в лесу многое изменилось. Появились топкие болотца и их приходилось обходить; на месте светлых рощиц выросли глухие чащобы и пробираться сквозь них оказалось достаточно сложно; возникли новые, порой широкие реки, и долго приходилось искать удобный брод, ведь леса на севере малонаселенны и найти для переправы лодку невозможно.
Но как бы там ни было, задуманное Хранибор сделал. Он выяснил, как и чем можно совладать с теми тварями, что разгуливали по Беловодью. Волхву было чем обрадовать друзей — все оказалось не так уж и сложно. В сумке Хранибора лежали наделенные волшебной силой предметы, которые дал ему северный колдун, в голове вертелись слова заклинаний. На душе волхва царил покой — они очистят Беловодье и закроют выход злу. В этом Хранибор был теперь уверен.
Вот и знакомые места пошли, значит, путь дальше легок станет. Волхв вышел на широкую прогалину и поднял лицо вверх — сейчас надо определить по солнцу верное направление, чтобы прямиком выйти к своей избе. Тут что-то привлекло его внимание. Волхв прищурился и увидел, что далеко на краю небосвода несется сероватая туча, а перед ней летит какая-то большая птица. Создавалось впечатление, что эта туча гонится за птицей.
«Надо Дубыне рассказать, какую диковину видел. Может, он знает, что в его лесу творится, что это за тучи за птицами гоняются? Я о таком не слышал…»
К вечеру пошли уже совсем знакомые места: скоро он пересечет Древнюю Дорогу, а там и до озера рукой подать. К темноте поспеет. Время до дней солнцеворота еще есть!
Волхв решил взглянуть на туман, который окутывал край дороги: не изменилось ли в нем чего? Нет, все осталось как и прежде: над замшелыми камнями мерно переливались густые клубы, и пройти сквозь них сейчас не представлялось возможным. Хранибор недолго постоял, подумал, представляя, что сейчас творится за туманом — скрываются ли сейчас за ним ящеры и черные колдуны, собрался было пойти дальше, к озеру, и…
И тут волхв ощутил, что все тело будто цепями сковали! Да что там цепями, все будто окаменело! Не шевельнуть ни рукой, ни ногой! Голову не повернуть — глаза упрямо смотрят в сторону тумана! Это колдовство! Злое, черное колдовство! И как с ним совладать, Хранибор не знал.
— Здравствуй, достославный воевода Годослав! — раздался смутно знакомый голос. — Не ожидал, что через столько лет ты вновь узреешь меня?
Перед волхвом воздух заколебался и, быстро сгустившись, превратился в фигуры двух незнакомых викингов. Лицо одного испещрено шрамами, которые не могла скрыть рыжая борода, седые волосы упрятаны на затылке в узкий кожаный мешочек. Толстая жилетка викинга проклепана железными пластинами, за его спиной висела секира с острым навершием, а на поясе похожий на косу меч.
Второй викинг выше, и тоже увешен оружием. Но к нему Хранибор особо не приглядывался. Волхва в первую очередь поразили его глаза: безумные, с плещущейся в них мутной пеленой. Этих викингов Хранибор никогда не видел.
Но голос! Голос волхв узнал. Его он слышал более тридцати лет назад, когда он еще был триградским воеводой Годославом. Тогда при прощании его недруг ярл Торрвальд Медноволосый неожиданно заговорил незнакомым хриплым голосом. И эти слова еще долгие годы звучали у Хранибора в ушах.
Ярл тогда сказал: «Я вернусь, Годослав! В том или ином обличье я с тобой встречусь. Ты не умрешь, ты мне еще нужен, потому что в Альтиде я еще ничего не сделал. До встречи, воевода!»
И вот встретились… Но где! У тумана, скрывающего край Древней Дороги.
А седоволосый викинг внимательно оглядел воеводу и задумчиво сказал:
— Да, ты изменился, Годослав. Или сейчас ты носишь другое имя? Но это неважно — для меня ты останешься воеводой Годославом.
— Кто ты? — хрипло спросил волхв. Странно, что зрение, слух и голос повиновались Хранибору, чего нельзя было сказать об остальном.
— Не узнаешь? — злобно ухмыльнулся седоволосый. — Да и откуда! В этой личине ты меня не видел, а ведь мы с тобой давно знакомы. Так гляди!
И тут оба вестфолдинга неуловимо сменили облик и одежду. Перед окаменевшим волхвом стояли его два давних знакомца: ярл Торрвальд Медноволосый и его неизменный спутник — бледный колдун Эрлинг. Викинг с безумными глазами обратился в ярла, а седоволосый со шрамами в колдуна. Говорил колдун.
— Ну, теперь ты узнал, воевода?
— Узнал… Что тебе нужно, колдун? Что ты хочешь, ярл?
Колдун пренебрежительно махнул рукой.
— Ярла Торрвальда можешь ни о чем не спрашивать. Он не ответит. Он давно умер, и чтобы сохранить его ипостась, мне приходится подыскивать ему разные личины. Сейчас он в этой, а истлеет безумец, я подыщу ему другую. Это несложно. Мне тяжело было расстаться с моим спутником, и я решил — пусть он всегда сопровождает меня.
В самом деле, некогда пышущее здоровьем лицо ярла сейчас окутывал мертвенная, переходящая в синеву, бледность. Глаза бывшего хеннигсвагского ярла смотрели печально. Хранибор понял — Торрвальд страдает. Ему не нужно такое существование.
— Да-а-а, Эрлинг… — презрительно сказал Хранибор. — Гляжу, злоба овладела тобой полностью. Почему ты не отпустил славного воина к пиршественному столу Одина? Тебе не давала покоя его слава? Или нечто иное? А ты, Торрвальд? Разве тебе нравится повиноваться этому проклятому чародею? Ты же викинг! Ты должен уйти к предкам под пение валькирий! Или ты не помнишь предначертанный тебе путь?
Торрвальд сверкнул глазами, и на его лице вдруг появилось подобие румянца. Да, викинг вспоминал. Но тут колдун повел рукой, и ярл неуловимо глазу вновь обратился в безумца. На миг просветлевшие глаза изменились и покрылись мутной пеленой. Эрлинг же так и остался в своем бледном обличье.
— Ты хитер, воевода! Зачем будоражить воспоминания Торрвальда? Пусть пребывает в теле безумного мертвеца. Так для него лучше.
— К чему ты стремишься, Эрлинг? Зачем ты творишь зло?
— Этого ты никогда не узнаешь, воевода. Скажу лишь одно. То, что тридцать лет назад викинги овладели Триградом и хотели захватить Альтиду, не было моей главной целью. Мне важен был лишь ты, воевода! И ты выполнил свое предназначение!
— Какое?
— Ты одновременно стал и великим злодеем — предав свою страну, и великим героем — освободив Альтиду от нашествия бруктеров. А остального тебе знать не нужно, воевода. На прощанье скажу лишь то, что своего внука, княжича Добромила, ты никогда не увидишь. Сейчас он моя главная цель! Я же сделаю так, что ты так и останешься окаменевшим. Окаменевшим и невидимым ни для кого! Ты будешь все видеть и слышать, но сказать что-либо, предупредить ты уже никогда не сможешь. Ты останешься на долгие годы стоять у этой дороги и смотреть в сторону тумана. Ты увидишь, как он рассеется и из него выйдут войска моего повелителя. И сначала они овладеют Альтидой, а потом и всеми остальными землями и мирами! Прощай, воевода, или волхв Хранибор! Твои волшебные умения не стоят моих!
Как только колдун Эрлинг произнес последние слова, бывший воевода Годослав, а ныне волхв Хранибор почувствовал, что тело его становится легким и невесомым. Скосив глаза вниз, он увидел, что оно тает, становится прозрачным. И вот сквозь него Хранибор уже видит, что находится под тем местом, где только что стояли его ноги. Он хотел сказать еще что-то, но почувствовал, что язык ему более не повинуется.
А Эрлинг, неуловимо обратившись в рыжебородого седовласого викинга, направился в сторону тумана. За ним бесшумно шагнул безумец — бывший хеннигсвагский ярл Торрвальд. И вот туман расступился перед викингами, и они скрылись в его клубах…
Прошел день, другой. Пролетела неделя. И вот окаменевший, невидимый глазу волхв увидел, как рано утром рассеялся туман и обнажил иной, никогда не виданный ранее мир. На конец Древней Дороги прибежала Шейла. Собака втянула ноздрями воздух, внимательно оглядела раскинувшиеся перед ней серые изломанные деревья и лиловые скалы, меж которых вилась Древняя Дорога. Собака постояла и стремглав припустила обратно.
Вскоре послышался мягкий топот копыт и шелест травы. К тому месту, где еще утром клубился туман, подъезжали четыре всадника: Велислав, Кирилл и две русалки — Ярина и Снежана. Впереди бежала Шейла, а рядом шел Дубыня. Вот Дубыня остановился и поднял в приветствии руку — он провожал своих уходящих в Беловодье друзей.
А окаменевший волхв стоял и не мог их предупредить, что за туманом их поджидает еще одна опасность: черный колдун, сопровождаемый живым мертвецом…