Глава 1. Майор Хунн

Полковник Ричардс тяжко вздохнул. Опустился в кресло. Сейчас в своем кабинете он переводил дух после заседания Совета. Опять обсуждали вопрос о введении денег и опять зашли в тупик. Потом переключились на экспедицию в Тбилиси, которая планировалась уже год с лишним.

После исчезновения группы Начоса, члены Совета сменили свой научно-исследовательский оптимизм на сугубую осторожность при подготовке дальних экспедиций. Никому не хотелось лишних жертв. Особенно яро оппонировал полковнику его бывший соперник по выборам, профессор Качибадзе. Он высказался за то, чтобы отложить экспедицию до следующего года, как минимум. Он же обвинял Ричардса в бездушии и предложил самому возглавить экспедицию, если она будет организована. В ответ Ричардс язвительно спросил, насколько сильно Качибадзе хочет перевыборов главы Совета. Спор был горячий, как и положено у представителей южной нации. В итоге большинство членов Совета дали добро на экспедицию, но Ричардс мог быть уверен, что завершись она неудачно, его съедят живьем и без соли.

А куда они денутся без Ричардса? Или они действительно думают, что остатки американских взводов и подразделений, а также американские, канадские, английские пилоты будут подчиняться иному лицу, не американцу, не военному? Наивные! Союз состоял из двух частей, уравновешивавших одна другую: коренное население и американцы, военные и гражданские специалисты. И недоразумений, происшествий, курьезов в отношениях между «хозяевами» и «гостями» хватало. К тому же многие грузины искренне считали именно Америку виновной в Третьей Мировой войне. Да ведь так оно и было!

Ричардс протянул руку к графину с водой. Сейчас перед его глазами на мониторе компьютера находилась таблица должностей, зияющая пустотами открытых вакансий. В том числе и в аппарате армии. Не хватало техников, механиков, врачей, строителей, военных специалистов, и так далее, и так далее! Откуда их было взять?

Вот пропала группа Начоса. Это толковый, умный офицер. С ним пропало двадцать солдат, американских солдат, мастеров военного дела. Фактически, взвод специального назначения. Кем их заменить? А ведь необходимо отправлять вторую, спасательную группу. Чисто из американцев ее составить уже будет трудно. А там, за рубежом Союза, возможно, есть секреты, которые иностранцам знать не нужно.

Ричардс каким-то непонятным чутьем ощущал, что появление в грузинских горах американского стратегического бомбардировщика связано с проектом «Sauron», которым занимался Пентагон перед началом войны с Россией. Какова судьба тех спецназовцев, идеальных убийц, которыми так восхищался Ричардс? Погибли? Не факт. А за такими уникальными в буквальном смысле слова, лучшими бойцами в мире, полетишь и на другой конец света. Значит, по ту сторону океана есть те, кто заинтересован в них? Или нет? Что мешает тем, кто остался на развалинах самого могущественного государства в мире, элементарно установить связь со своими бывшими военными базами и подразделениями хотя бы в Европе и на Ближнем Востоке? Эх, Начос, Начос, ну почему же ты не справился? Ты ведь был одним из лучших в своем ремесле!

Также Ричардса волновало наличие могущественного потенциального противника на Севере. Три недели уже прошло со дня возвращения торгового каравана из Цхинвала. Торговцы и разведчики рассказали о контактах с русскими, рассказали, что России, как единого централизованного государства больше не существует, а сами русские разбиты на отдельные группы, враждующие между собой. Но это на Кавказе. А что творится сейчас на необъятных русских просторах к северу от пятидесятой параллели? Не найдется ли там силы, которая сможет собрать разрозненные русские территории в единое целое? Остались ли на территории бывшей России неиспользованные запасы ядерного, химического, бактериологического оружия, остались ли люди, способные привести в действие остатки смертоносного российского арсенала? Вопросов столько, что голова кругом идет.

Ричардс нажал кнопку вызова секретарши. Спустя несколько секунд дверь открылась и в кабинет вошла его ослепительная, несравненная Мария. Лицо ее сияло довольной улыбкой.

— Мэри, детка, свари мне кофе, — попросил полковник.

— Если еще раз назовешь меня деткой, я тебе этот кофе за шиворот вылью! — процедила Мария, не меняя выражения милого лица.

— Хорошо, детка, больше не буду! — улыбнулся Ричардс.

Мария зло ударила кулачком по дверному косяку и вышла, хлопнув дверью. Ричардс довольно усмехнулся, закряхтел от смеха. Ему иногда нравилось злить свою женушку, хотя воротник надо на всякий случай застегнуть. А то ведь выльет, с нее станется!

Спустя еще несколько минут ароматная чашка кофе дымилась на столе, а Ричардс, кривя губы, потирал покрасневший палец. Мария, покачивая бедрами, как бывалая фотомодель, прошла вдоль стола к двери. У двери она остановилась, наклонила головку, посмотрела на любимого мужа блаженным взглядом и елейным голосом промолвила:

— Господин полковник, как насчет кратковременного отпуска?

— Какого еще, черт побери, отпуска? — сердито пробурчал муж-начальник.

— Через неделю у мамы, твоей любимой тещи, день рождения! Ты мне обещал!

— О, господи! — Полковник сжал ладонями виски. — Мэри, дет…, в смысле, дорогая, я с тобой поехать не смогу.

— Ну, конечно, я забыла, у тебя ведь важные дела! — стала закипать Мария. — Ты человек государственный, без жены, без детей, без тещи…

— Если хочешь, поезжай сама. Возьми Михо и поезжай, — прервал жену Марио. — А я подъеду позже. Транспорт у тебя будет.

— Ну, хотя бы так, — с фальшивой грустью на лице согласилась Мария. — А заявление писать надо?

— А ты как думала? Конечно!

— Я люблю тебя, — шаловливым голоском сказала Мария. — При этом она прислонилась к дверному косяку, согнула левую ногу так, что каблук касался ягодиц. Взгляд ее был подобен взгляду школьницы, пытающейся соблазнить своего преподавателя.

— Мэм! Мэм, скажите, полковник Ричардс сейчас может меня принять? — раздался в приемной мужской голос.

Игривую улыбку Мэри как ветром сдуло. Она отлетела от двери, сконфуженно поправила юбку, захлопнула дверь. Через секунду она вновь вбежала:

— К тебе на прием просится твой контрразведчик. Майор Хунн. Морда у него хитрая! Примешь?

— Приму, госпожа Ричардс. — сжав губы, укоризненно глядя на нее, ответил полковник. Он убрал чашку в ящик стола.

Войдя, майор Хунн с недоумением посмотрел на выбегающую секретаршу. Вопросительно посмотрел на Ричардса:

— Я не помешал, сэр? Если нужно, я могу подождать. Зайти через час.

— Нет, все в порядке, майор, — ответил Ричардс. — Я слушаю вас. Присаживайтесь.

— Спасибо, сэр. — Хунн уселся напротив Ричардса. — Я бы хотел обсудить с вами несколько вопросов.

— Слушаю вас.

— Первое, сэр. Как вам известно, около месяца назад в Боржомском районе произошел инцидент, связанный с гибелью наших военнослужащих. В ходе боевых действий в районе населенного пункта …Читахеви… местный полевой командир уличил их в трусости и самовольно расстрелял. И до сих пор в отношении этого преступника не предпринято никаких санкций. Этот командир по фамилии Иоселиани называет себя майором, хотя ни одного дня не прослужил в армии. Ни в нашей, ни в грузинской. Как докладывают мои информаторы, влияние этого человека в данном районе слишком велико. Вообще я считаю, сэр, что Боржомский район может доставить нам в будущем много хлопот. Именно из-за возрастающих сепаратистских настроений.

— Каких настроений? — переспросил Ричардс.

— Сепаратистских, сэр. Местные командиры пользуются у населения огромным авторитетом. Они определяют закон на данных территориях, а не приказы из Хашури. В случае конфликта, они легко выйдут из-под контроля. К тому ж, сэр, в их руках находится мощное оружие, используя которое, они могут диктовать Союзу свои условия.

— Вы имеете в виду электростанцию?

— Именно, сэр. И самосуд над гражданами Соединенных Штатов, над нашими солдатами не может оставаться без внимания. Никто не давал права грузинским командирам поднимать руку на американцев. Если не привлечь к ответственности Иоселиани, это может послужить поводом к минимизации нашего влияния в регионе и выходе его из-под нашего контроля.

— А у меня иная информация, майор, — нахмурился Ричардс. — Те военнослужащие, о которых вы говорите, — трусы. И, если бы они были доставлены живыми и здоровыми в Хашури, их бы здесь ждала такая же участь. Или, в лучшем случае, каторжные работы.

— Когда возмездие исходит от старшего офицера-американца, — это одно, а когда самосуд над американскими гражданами вершат иностранцы, — это другое, — возразил Гунн. — Мы здесь обязаны защищать права американских граждан, тех, что остались в живых. Согласитесь, что жизнь местного жителя и жизнь американского гражданина имеет разную цену для нас.

— Не соглашусь, — отрезал Ричардс. — Жизнь вообще не имеет цены. Любая жизнь. А Союз возник для того, чтобы обеспечить выживание и американских граждан, и местных жителей. На равных. Или вы предлагаете проводить здесь сегрегацию по национальному признаку? Назначить людей первого и второго сорта? Не говоря уже о том, что эта идея абсурдна и противна разуму человека с демократическими убеждениями… Скажите, сколько мы продержимся здесь, если введем здесь, как вы предлагаете, политику апартеида?

— Вы неправильно меня поняли, сэр! — возразил Хунн. — Я не предлагаю проводить политику апартеида, как вы выразились. Но для меня жизнь наших граждан имеет первостепенное значение.

— Я боюсь показаться старым дураком, — скривился полковник, — но я продолжаю утверждать, что все «не наши граждане» находятся за границами Союза. Что же касается Иоселиани и боржомских дел… Да, признаюсь, меня также покоробило известие о Читахеви. И я собираюсь вызвать сюда генерала из Цихиджвари с подробным отчетом о произошедших событиях. Но я также могу понять и Иоселиани. Он, как и все грузины привязаны к своей земле, к своим домам. Иоселиани, — это фанатик своего дела. Очень полезный фанатик, и не время сейчас его трогать. Пока он, и подобные ему люди там, мы можем не беспокоиться за южные рубежи. Припугнуть его надо, но убирать — просто невыгодно для нас же.

— Мы могли бы поставить туда нашего грамотного офицера на место Иоселиани, — предложил Хунн.

— Его не примут местные, — не согласился Ричардс. — Для того чтобы быть командиром там, надо иметь определенный авторитет.

— Авторитет можно завоевать, усмирив одних непокорных и умаслив других, — сказал Гунн.

— И в таком случае мы будем затыкать южную границу своими задницами! — кивнул головой Ричардс.

— Я все же остаюсь при своем мнении, сэр. — Майор Хунн достал из кармана платок, снял фуражку, вытер пот на затылке. — Разрешите перейти ко второму вопросу, сэр?

— Да, пожалуйста…

— Спасибо. Второй вопрос касается недавних выборов в Гоми. Вы знаете, что местным gamgebeli был избран русский? Некто Сенцов Юрий Николаевич. Бывший десантник Красной армии.

— Мне известен этот человек, — поднял ладонь Ричардс. — Он хорошо справился с задачей начальника торгового каравана. От него мы узнали много интересного о положении русских в Осетии и на Северном Кавказе. Вы знаете, майор, этот человек проходил службу в Афганистане в конце восьмидесятых годов. Именно в этой стране я в то же время находился в качестве военного инструктора, обучал моджахедов воевать с русскими. Так что мы с ним старые приятели!

— Но это же недопустимо! — возмутился Хунн. — Создан прецедент, что во главе целого села, находящегося к тому же в непосредственной близости к столице, теперь находится коммунист, бывший советский офицер!

— Ну и что теперь? Майор, найдите мне несколько десятков стопроцентных демократов, которые могли бы стать главами местных управ во всех населенных пунктах Союза! Республиканцы тоже подойдут! Вряд ли это возможно! Нам не приходится привередничать, майор! К тому же, этого русского выбрали сами же коренные жители, которые вообще-то не жалуют русских военных. Значит этот русский, — парень не промах.

— Но сэр, поймите! Сколько на территории Союза находится русских? Около тридцати? Если хотя бы половина из них займут административные посты? Это же готовая пятая колонна в случае вторжения российских войск!

— Какого вторжения?! — усмехнулся Ричардс. — Россия расколота на осколки, так же как и, вероятно, Америка! Будущее за малыми нациями. Вы хотите начать здесь новую охоту на ведьм? Не пытайтесь оригинальничать, Хунн! Вы не Гарри Трумэн! Попытайтесь представить, к чему это приведет!

— Я забочусь о безопасности наших граждан, сэр! — продолжал стоять на своем Хунн. — А также отстаиваю незыблемость американских ценностей свободы и демократии.

— Демократии?! — Ричардс удивленно посмотрел на него. — Вы посмотрите вокруг! Вы предлагаете отменить результаты выборов gamgebeli в одном из сел, только потому, что победил коммунист?! Какая же это демократия?! О каких «американских ценностях» вы говорите? Об управляемой вражде среди малых народов в угоду «Большому брату» из Вашингтона? О власти доллара, основанной на промывании мозгов через телевизор и тысячах крылатых ракетах? И к чему привели наши «ценности» и их насаждение по всему миру? К крушению цивилизации, майор!

— Вы ли это говорите, полковник?! — удивился Хунн. — Если бы я не знал вас только лет, я бы подумал, что вы коммунист!

— Не забывайтесь, майор! — вспыхнул Ричардс.

— Извините, сэр. Но ваши речи точь в точь копируют тезисы левых. Вы сами не замечаете этого?!

— Не замечал за собой особых симпатий к левым, — усмехнулся Ричардс. — Я руководствуюсь здравым смыслом.

— Я считаю, сэр, что если здравый смысл совпадает с мнением врагов демократии, то к черту такой здравый смысл! — качнул головой Хунн.

— Вы еще слишком молоды, Хунн, чтобы судить о таких вещах! — сказал Ричардс. — Вы хотите видеть общество в котором местные жители, которых вв считаете дикарями, будут смотреть на нас, американцев, с подобострастием и преклоняться перед нами, как перед богами, несущими свет цивилизации! Здесь, к сожалению, такое невозможно. Грузины, хоть некоторые из нас, и считают их варварами, далеко не варвары. Культура грузин — это южноевропейская культура, пусть и с некоторыми чертами Азии. Вам слабо сказать итальянцу или испанцу, что он дикарь? Местные жители уже приняли систему отношений, при которых американец и грузин смотрят друг на друга, как равные. Многие американцы уже стали здесь своими. Женились на грузинках, обзавелись грузинскими родственниками, завели детей, которые говорят и по-английски, и по-грузински. Положение, при котором грузины смотрели бы на нас снизу вверх, здесь невозможно, — не та нация. Мы выживали все вместе. Они бы выжили без нас. С трудом, но выжили бы. Мы без них — нет. Всем мы, — и пилот F-22, и морской пехотинец, и полковник, и майор-контрразведчик, с удовольствием едим хлеб, выращенный грузинским крестьянином. Другого хлеба у нас нет и, по всей видимости, не будет. Мы пьем вино, сделанное грузинским виноделом. Ездим на машинах, которые чиним вместе с грузинскими и русскими механиками. Американский орел и грузинская орлица уже свили гнездо, в котором скоро появятся новые птенцы. Разорвать эти связи уже нереально, при всем желании нереально.

— И это меня также беспокоит, сэр, — не унимался майор. — Американцы женятся на грузинках. У них рождаются дети. Кем они будут себя считать? Грузинами? Какому языку они будут учить своих детей, когда мы исчезнем? А наши внуки будут скакать на конях, пахать землю деревянным плугом, танцевать lezginku, и хорошо, если будут знать хотя бы десяток слов по-английски! Это же крушение нации! Великий американский народ ассимилируется маленьком горным азиатским народом. Сюжет для Стивена Кинга, мать его!

— Когда мы начали бомбить Россию, мы почему-то не думали о детях и внуках! — горько усмехнулся Ричардс. — А теперь задумались… По крайней мере, я надеюсь, что это будут здоровые дети, которые будут потом рожать и нянчить своих крепких, здоровых детей. Пусть даже они говорят по-грузински. Уж лучше так, чем двухголовые, безногие уродцы, отлично говорящие по-английски и проклинающие Джорджа Вашингтона и Джорджа Буша, а заодно и своих американских родителей и предков до седьмого колена. У вас есть дети, Хунн?

— Есть сын, сэр. А какое это имеет значение? — ответил майор.

— Я думал, вы меня поймете.

Майор посмотрел на Ричардса с улыбкой. Но глаза напротив не выражали ничего хорошего. Взгляд майора напоминал взгляд снайпера, видящего в прицел свою жертву. Потом майор спросил:

— А что касается спасательной экспедиции, сэр? Из кого вы собираетесь комплектовать вторую группу на помощь Начосу?

— Из американцев, майор. Секреты, которые могут быть скрыты на этом самолете, не для посторонних глаз и ушей.

— Здесь я с вами абсолютно согласен, сэр, — одобрительно сказал Хунн. — Я бы хотел предложить кандидата на должность командира этой группы…

— Нет, майор, кандидат у меня есть, — отрубил Ричардс. — Но, Боже правый, если и эта группа не вернется…!

Майор Хунн нахмурился. Понятно, что подробности проекта «Саурон» полковник Ричардс охраняет ревностно. Не доверяя их никому, даже ему, майору-контрразведчику, который по своей должности обязан оберегать секреты! Ну что ж, тем хуже для него…

В этот момент раздался телефонный звонок. Полковник поднял трубку:

— Полковник Ричардс, — перешел он на грузинский.

То, что услышал Ричардс, заставило его встать из кресла, поправить застежку галстука. Майор Хунн также встал. Не мог же он сидеть, когда стоит старший по званию! Майор видел, как на глазах меняется, краснеет лицо Ричардса. Что-то случилось…

— Немедленно доставить их в Хашури! Всех! В максимально короткий срок! Если надо, обеспечьте охрану! — почти прокричал в трубку Ричардс. Уже по-английски.

— Что-то случилось, сэр? — спросил полковника Хунн, когда тот закончил разговор.

— Случилось, — выдохнул Ричардс. — Вы лучше сядьте, майор!

— У меня крепкие нервы, сэр, спасибо! Но что произошло?

Ричардс сделал глубокий вдох:

— Полчаса назад на старом полевом аэродроме в Гори приземлился американский военно-транспортный самолет. На его борту находятся около тридцати американских солдат и офицеров. Они утверждают, что прилетели из Ирака.

Хунна, несмотря на заверения в крепких нервах, ноги подвели. Он опустился на стул, снял фуражку, вытер пот.

— Господи Иисусе… — только и сказал он.

 

Глава 2. Эпизоды американского раскола

— …Слушаю вас, second lieutenant, — Ричардс и Хунн с интересом смотрели на младшего офицера, назвавшего себя старшим среди тех американцев, что перелетели в Грузию из Ирака.

Вид у второго лейтенанта в истрепанной полевой форме с американским флагом на рукаве был не сказать, что процветающий. Худой, лысый человек, с растрепанными седыми усами в сорок два года, с темными кругами и едва заметно подрагивающей правой рукой, подскочил с места и вытянулся в струнку:

— Second lieutenant Гудман, сэр! Говард Гудман. Шестой мотострелковый полк тринадцатой армии. Дата рождения — седьмое октября 1989 года. Место рождения — город Манси, штат Индиана, сэр. В Ираке — с августа 2010 года.

— Расскажите, что было после начала большой войны, и как вам удалось выжить, — спросил Ричардс.

Второй лейтенант задумался, прокашлялся, потом начал свой рассказ:

— Двадцать девятого июня наш полк выдвигался из города Баакуба в соседний город Самарра. Нам сообщили, что в городе находится большая террористическая группа, которая готовит атаку на нефтепровод… Потом, по рации нам сообщили, что операция отменяется, и мы должны срочно вернуться в точку постоянной дислокации… Мы вернулись на базу. Там нам сообщили о начале войны с Россией. Потом сообщили, что война перешла в ядерную фазу… Сначала говорили, что все атаки на Штаты отбили, а потом сообщили, что с Америкой и с Европой пропала связь… Потом армию просто бросили, сэр… Мы ждали эвакуации, но нам сказали, что эвакуироваться некуда, что из Европы на Ближний Восток идет радиоактивное облако. Армия разваливалась на глазах, сэр. К этому добавлялось все более нарастающее сопротивление местных террористов. Снабжение прекратилось, и нам пришлось использовать НЗ. Однако в течение следующего месяца все склады были взорваны террористами или разграблены местным населением. Старшие офицеры погибли, или бежали, или покончили жизнь самоубийством. К тому же достаточно быстро наступило похолодание, сэр…

— Разрешите, сэр? — поднял руку Хунн, обращаясь к полковнику. Тот кивнул.

— Когда, на какой день наступила «ядерная зима», лейтенант? Когда пошел снег? Хотя бы примерно?

— У нас не было снега, сэр, — отвечал Гудман. — Небо затянулось серыми облаками, через которое иногда пробивалось солнце. Было много пепла, сэр. Радиоактивного пепла. Спустя полтора месяца начали вспыхивать нефтяные месторождения. Вот тогда небо почернело от непрерывных пожаров. Говорили, что скважины поджигали местные. Тогда майор Селински, бывший заместитель командира танкового полка предложил перебраться в бункер. Старый бункер, еще со времен Саддама Хусейна, сэр…

— Вы выдвинулись к иранской границе? — прервал лейтенанта Ричардс.

— Так точно, сэр! — криво улыбнулся Гудман. — Откуда вы знаете?

— Мы хорошо помним Ирак, — Ричардс переглянулся с Хунном, улыбнулся. — Наш полк находился в окрестностях Багдада.

— Так точно, сэр…

— И вы добрались до этого бункера?

— Да, сэр. Правда, по дороге, в результате стычек с местными мы потеряли почти половину наших, сэр… До бункера добрались сорок два человека, из семидесяти. Неподалеку от города Ханнакин у иранской границы действительно было несколько бункеров. Но два были разрушены. Еще в двух обосновались местные сперемешку с остатками британских солдат. Они атаковали нас… Они начали первые… Первые… Мы сражались за места в убежище, и мы победили.

— Вы убивали союзников, Гудман? — скривился Хунн.

— Они первые начали, сэр! Они отказались впустить нас, а потом начали обстреливать. Они объединились с арабскими террористами, сэр. Но их было меньше. Потом мы заняли бункер, где провели около года. Питались старыми запасами еды, консервами, у кого что было. Ходили в города, ели мясо убитых верблюдов. Доедали старые армейские сухие пайки. Но за это время умерли еще десять наших, от радиации и отравлений. Сэр, разрешите немного воды?

— Да, пожалуйста, — Ричардс подвинул к лейтенанту графин.

Гудман снял стакан, дрожащими руками налил воды. Инстинктивно оглянулся по сторонам, будто кто-то хотел отнять у него воду. Потом долго и жадно пил.

— Ну а что было дальше? — спросил полковник Ричардс.

— Дальше, сэр, когда тучи начали рассеиваться, мы стали все чаще выходить на поверхность. Пытались охотиться на одичавших верблюдов и лошадей, ловили рыбу. К тому времени майор Селински поймал по рации сигнал с американской военной базы в провинции Тамим. Мы решили выдвигаться туда. Майор Селински был тяжело болен и не смог идти с нами. Он застрелился. До провинции Тамим мы добирались около двух недель вдоль старой дороги. На западе горизонт был непроницаемо-черным от пожаров. Один из наших сошел с ума и начал бросаться на нас с ножом. Пришлось убить его. За все это время мы часто видели вооруженных людей в черных одеждах на мотоциклах и лошадях. Старались не показываться им на глаза, но пару раз все же пришлось вступить в бой. Это были шииты. Они украшали лошадей и машины человеческими черепами. Многие были вооружены нашим оружием. По дороге мы несколько раз видели обломки наших вертолетов, сгоревшие самолеты и бронемашины. Но в двадцати милях от Киркука мы встретили отряд американцев на танках. Когда мы добрались до города, нас встретили достаточно дружелюбно. Провинция превратилась в небольшое государство, во главе стоял некий Шейх Акмад. Он сотрудничал с американцами, а в городе жило несколько десятков американских солдат и гражданских специалистов. Нам предложили вступить в армию этого Акмада. Они там враждовали с соседями на востоке, в том числе и с суннитами…

— Извините, — вновь оборвал Гудмана майор. — Подождите с Акмадом. Скажите, то время, пока вы добирались до Кирука, небо оставалось черным? Пожары продолжались?

— Уже в меньшей степени, сэр, — ответил лейтенант. — Хотя были дни, когда солнца не было видно, и тогда во всем городе зажигали факелы. Дышать было практически нечем, и в подвалах шла драка за воздух. Слабых и увечных выпихивали на улицу.

— Когда же пожары прекратились? — спросил Ричардс.

— Полностью? Спустя три года, сэр.

— А что было потом?

— Нас было пятьдесят человек. Мы почти десять лет жили в Кирукке, служа местному шейху. Даже пользовались определенным уважением. Гоняли пустынных бандитов, террористов, иногда сами совершали карательные вылазки. За десять лет большая часть населения этой страны вымерла, а остальная скатилась в средневековье. Потом была атака суннитов. Их было много, целая армия. Они дошли до города и сожгли его. Нам опять пришлось спасаться. На это раз те, кто остались, двинулись на север, в Турцию. У турецкой границы мы наткнулись на остатки американского гарнизона на старой авиабазе. Десять человек. Почти год мы общими усилиями приводили в порядок один из «Геркулесов». Когда взлетели, взяли курс на северо-запад, в Европу. Но поймали сигнал с вашей базы. И полетели сюда. К тому же уже над Грузией произошла поломка, и нам еле-еле удалось посадить самолет на один из заброшенных аэродромов. Вот и все, сэр…

— При посадке ваш самолет чуть не разбился, — заметил Ричардс.

— Да, сэр, — согласился Гудман. — Посадка была жесткой. Один из наших пилотов сломал ключицу при посадке. У остальных, — ссадины, ушибы. Так. Мелочи…

— Насколько я понимаю, команда на вашем самолете прилетела сборная? — спросил Ричардс. — Люди из самых разных частей и подразделений. А как давно вы командуете ими? С какого периода?

— Я вообще не командовал ими, — признался Гудман. — Лидеры все время менялись. Я — последний из них, так среди нас не осталось офицеров, а все бойцы с лидерскими задатками к тому времени уже погибли. Со мной прилетели рядовые и сержанты. Только пилоты имели звания старших уоррент-офицеров. Это люди, измотанные десятилетней борьбой за свою жизнь, сэр.

— У вас будет возможность отдохнуть и почистить перья, — заверил Ричардс Гудмана. — У нас здесь хоть и не эдемские сады, но жизнь вполне приличная. Вас к нам послал сам Господь, если он есть! У нас не хватает специалистов, как военных, так и гражданских. В общем, добро пожаловать в наше новое государство!

— Государство, сэр? — не понял Гудман.

— У вас еще будет время узнать об этом! Как вас приняли?

— Замечательно, сэр! Местные жители собрали для нас питание, одежду, медикаменты. Собственно, задержка по дороге в город, и была связанно с гостеприимством местных жителей.

— Ну, вот и замечательно. Много времени дать вам на отдых мы не можем, — встал с кресла Ричардс. Мы нуждаемся в ваших парнях, Гудман. У нас хоть и не война, но и миром нашу жизнь тоже не назовешь. Если ваши ребята нуждаются в помощи медиков, психолога, в услугах иного рода, мы все вам предоставим. Добро пожаловать в Союз Выживших поселений Джорджии, второй лейтенант Гудман!

— Спасибо, сэр! — Гудман сжал протянутую руку.

…Было три часа дня, и в клубе «California» было пусто. Только небольшая группа американских военных оккупировала столик в углу зала. Парни попивали чаек и заедали кукурузными лепешками с яблочным повидлом. В уголке хозяин клуба, старый грузин с метелкой и совком наводил марафет.

— Сейчас бы что-нибудь покрепче! — мечтательно сказал один из бойцов, морской пехотинец.

— А у меня есть старые запасы, — засмеялся сержант-связист, доставая из кармана металлическую флягу. — Добавим?

— Нет, лучше не надо, — предостерег летчик. — Если патрульные засекут запах спиртного, отправят в кутузку! Это раньше на это смотрели сквозь пальцы, а после чудачеств новчков, черт бы их побрал, упекут точно!

— Бача, у тебя есть chacha? — окликнул сержант хозяина клуба.

— Есть. И что? — ответил «трактирщик». — Сами знаете, что спиртное только после восьми вечера можно продавать! Хотите, чтобы меня Ричардс закрыл? Вы моих внуков кормить потом будете?

— Вот хрен старый! — вполголоса сказал морпех по-ангийски.

— Он прав, — развел руками пилот. — Придется сосать это пойло.

В прохладу полутемного помещения зашел темнокожий боец со знаками мотострелка. Он был в военной серо-зеленой майке, поверх которой на мускулистые плечи был наброшен китель. Пехотинец был разгорячен и чем-то до крайности разозлен. Войдя в зал, он от злости пнул один из стульев, да так, что тот полетел на пол.

— Эй, Корнелл, ты что мебель ломаешь?! — возмутился Бача.

— Да иди ты! — огрызнулся темнокожий пехотинец.

— Ах так! — Седой хозяин клуба от возмущения бросил метелку на пол. — Не будет тебе больше кредита в моем заведении! Так и запомни!

Это подействовало на американца. Он крепко выругался и принялся вымаливать у Бачи прощение:

— Бача, I,m sorry! Извини друг, просто нервов уже не осталось! Ну, что мне сделать?! Хочешь, я на крышу залезу и твою любимую песню спою?!

— Не надо! — сменил гнев на милость хозяин. — Что случилось-то?

— Лучше не спрашивай! — яростно махнул рукой пехотинец. — Пожалуйста, один чай. Нет, два чая! Отдам все в среду!

— Что с тобой, Корнелл? — спросили соотечественники, когда он подошел к их столику.

— Пропади все пропадом! — взорвался тот. — Почему мы вкалываем, как ломовые лошади, а эти, мать их, иракские ветераны могут забивать на службу?! И при этом получать тот же паек, что и мы?! Где, мать их так, справедливость?!

— Эти парни пережили ужасный стресс! — сказал связист, глядя в чашку. То ли заступаясь за «иракцев», то ли в издевку над ними.

— А мы здесь что, на курорте Майами загорали?! — продолжал возмущаться темнокожий, отхлебнув принесенный ему чай. — Эй, Бача, а где сахар?!

— Ну, по крайней мере, население этой страны было настроено к нам дружественно, — заметил связист. — А уж в Ираке им мало не показалось, я уверен…

— У нас тоже не все было гладко, — сказал пилот. — Georgian,s отличные ребята, если не обижать их и не лезть в их внутреннюю жизнь. Кстати, они христиане, а не мусульмане-фанатики. К нам тоже включили в группу одного из их парней, пилота. Пока ничего плохого сказать о нем не могу. Вот только подолгу смотрит в одну точку, как псих.

— Может, он и есть псих? — спросил кто-то.

— Вроде, не похож…

В этот момент в клуб, грохоча тяжелыми армейскими башмаками вошли еще два американских солдата, одетые в полевую форму. Вошли они в полном снаряжении, оба держали на груди винтовки. Один держал в зубах дымящую сигарету.

— О, вот они! — тихо сказал связист. — Герои из Ирака! Нам положено лишь аплодировать и тихо, но восторженно дышать!

— Не пейте чай, парни! — подхватил морпех. — Не чавкайте за столом! Супермены пришли!

Темнокожий боец ничего не ответил. Он был занят чаем, изо всех сил стараясь не смотреть на ненавистных «иракцев».

Когда солдаты подошли к стойке, у одного под кителем обнаружилась черная заляпанная футболка с розовыми полосками. Вид у обоих солдат был крайне неопрятный.

— Если бы я так шлялся по расположению, — хмыкнул морпех, — меня бы мой капитан пару часиков повозил бы мордой по плацу, а потом отправил бы чистить сортиры! А эти, как беременные шлюхи на аборт приперлись!

«Гости из Ирака», вероятно, услышали, как старики переговаривались. Один из них повернул к ним голову, будто спрашивая: «Ну, кто неприятностей хочет!»

— Лицо, не обезображенное интеллектом! — процедил пилот, стараясь не прыснуть в чашку от смеха.

«Иракцы» несколько секунд ожидали хозяина. Потом один вдруг стукнул кулаком по стойке и прорычал:

— Эй, ты! Сколько тебя можно ждать?!

Солдат говорил по-английски, и Бача не понимал слов, только интонацию. Зато хорошо понимали коллеги за столом.

За столом оживились:

— Это он нашему Баче? — переспросил пилот.

— Тот один хрен ничего не понимает!

— Сценка из жизни рабовладельческого Юга, — прокомментировал связист.

— Парни, держите меня! Я уже на грани! — прошипел темнокожий пехотинец.

Бача же, с достоинством отвечал:

— Что желаете? — по-грузински.

— Вон ту бутылку! — ткнул пальцем солдат на витрину. — Что, не понимаешь, обезьяна?! Тупой скот! Бутылку, я сказал!

— Спиртное до восьми часов вечера не продается! — ответил Бача.

— What?!

— Солдатик, ты тупой! — издевался над ним Бача. — Совсем грузинского языка не знаешь!

Солдат из Ирака побагровел от гнева. Не вынимая сигареты, он откинул стойку и прошел за прилавок, оттолкнув Бачу. Его напарник направил дуло винтовки в лицо хозяину клуба.

Вот тут уже вмешались американцы за столиком:

— Эй, рядовой! — повелительно вскрикнул сержант-связист. — Прекратить!

— Что?!

— Ты что, глухой, падла?! — не выдержал, наконец, Корнелл. — С тобой сержант говорит!

— Не нарушайте порядок, если не хотите проблем! — посоветовал пилот. — Спиртное у нас до восьми часов военным не продают!

— А мне плевать! Я хочу выпить! — До «иракца» похоже не доходило, что он говорит со старшими по званию.

— Мы соблюдаем этот закон, и вы будете его соблюдать! — крикнул сержант. — Или сегодня же на стол Ричардсу ляжет рапорт! А если не уберешь свою пушку, уже через несколько часов будешь греметь цепями и дробить камень на каменоломнях!

Все американцы-«старики» поднялись со своих мест. Кто-то расстегнул кобуры. «Иракцы» тут же сникли, видя неравенство сил. Дебошир вынужден был сдаться:

— Извините, сэр. Мы себя не очень хорошо чувствуем. Голова каждый день раскалывается, сэр! Только после рюмки спиртного становится легче.

— Обратитесь в госпиталь! — отчеканил сержант связи. — И больше не искушайте судьбу. Иначе распрощаетесь с военной формой навсегда!

— Мы защищали в Ираке демократию! Нас тоже можно понять…

— А мы что здесь делали? Кстати, в Ираке вы тоже разговаривали с сержантом с сигаретой в зубах?

— Никак нет, сэр. Извините, сэр. Разрешите идти, сэр? — козырнул «горячий иракский парень». Глаза его, однако, не выражали ничего хорошего.

Он и его молчаливый товарищ спешно покинули заведение. Сержант опустился на стул и произнес:

— У него в глазах огонь безумца. Будут проблемы! Бача, comrade! Еще чаю, пожалуйста!

…Вопреки ожиданиям, Ричардс не стал формировать новое подразделение из «иракцев», а разместил новых людей по уже существующим. Тем более что публика это была весьма разношерстная: техники, мотострелки, танкисты, механики, медики, связисты. Двоих пилотов, приведших «Геркулес» в Грузию тут же отправили в авиаполк. И все, казалось бы, пошло своим чередом.

Прошла неделя, другая… Все чаще и чаще до Ричардса стали доходить слухи о неприятностях, происходящих с вновь прибывшими американцами. То административные правонарушения, то невыполнение воинского задания, то пьянство. И вот, спустя двадцать дней Ричардс узнал, что его заместитель, капитан Хьюс ван Демант просит принять его для личной беседы.

В назначенный день, точь-в-точь, в шестнадцать часов, как и было условлено, в дверь его кабинета вошел темнокожий, наголо бритый офицер с квадратной челюстью, сорока семи лет, в бронежилете поверх полевой формы.

— Вы просили принять вас, Деманн? — пригласил его присесть Ричардс.

Темнокожий офицер присел, немного отодвинув стул от стола. Он начал говорить, глядя полковнику прямо в глаза:

— Так точно, сэр. Благодарю вас за то, что согласились выслушать меня. Сэр, вы знаете меня уже девять лет. За все это время я старался никогда не жаловаться на обстоятельства и старался решать проблемы самостоятельно!

— Я знаю, Хьюс, — улыбнулся полковник. — На вас я всегда могу положиться.

— Спасибо, сэр. Однако обстоятельства последних двух с половиной недель вынуждают меня обратиться к вам!

— Это касается новичков? — спросил Ричардс, глядя в потолок.

— Именно, сэр. И проблем очень много! А последний инцидент на границе вынудил меня больше не мешкать и обратиться непосредственно к вам.

— Что там произошло? — нахмурился Ричардс.

— Два дня назад взвод гэннери сержанта Гранта патрулировал приграничный район. Им была поставлена задача разведать обстановку в заброшенном горном селе Гаристави. Вот здесь, посмотрите, сэр, — Капитан достал карту, развернул ее, показывая полковнику населенный пункт. — В состав взвода входили пятеро «иракцев». Когда взвод поднялся в село, эти пятеро внезапно отказались идти, сославшись на признаки горной болезни. Похоже, они думали, что попали в санаторий! Их оставили на горной дороге, прикрывать основные силы взвода. Бойцы взвода вошли в село, и спустя час они были атакованы отрядом дикарей, который вошел в село практически вслед за ними. По той же тропе! Особенности рельефа там таковы, что дикари просто не смогли бы пройти мимо прикрытия! Из двадцати трех человек погибли семеро, еще трое ранены. А знаете, что случилось с пятью «иракцами»?! Оставшись на тропе, они накурились! Накурились марихуаны, сэр! Разумеется, их тоже прикончили и забрали у них гранатометы, которые дикари очень любят! Не уцелели бы и остальные парни, но на помощь пришел конный отряд грузин. И это не единственный случай, сэр! Далеко не единственный!

Ричардс, черный как туча, молча слушал откровения армейского капитана. А тот продолжал резать правду-матку:

— Только за две с половиной недели зафиксировано девятнадцать случаев нарушения воинской дисциплины и правонарушений. Пьянство. Две попытки распространения наркотиков. Оставление постов. Невыполнение служебных обязанностей. Конфликты с местным населением. Вымогательство денег у торговцев. Причем, уровень подготовки вновь прибывших бойцов крайне низкий. Уровень физической подготовки крайне низкий. Я удивляюсь, как они вообще продержались в Ираке десять лет!

— Им пришлось там несладко, капитан, — ответил Ричардс, о чем-то задумавшись. — Видимо, у многих из них крыша не совсем на месте.

— А мы, сэр? Мы здесь десять лет развлекаемся и ловим голубых марлинов на личных яхтах?!

— Вижу, вы очень возбуждены, капитан, — произнес Ричардс.

— Извините, сэр. Мой стол уже заполнен рапортами младших командиров о нежелании включать в свои подразделения новичков из Ирака. Есть предложение включать в штатные списки подразделений местных жителей. У них отсутствуют многие навыки и умения, но, по крайней мере, это компенсируется старанием и самоотверженностью. «Иракцам» же просто все равно. Они прилетели сюда даже не выживать, а доживать, сэр! Таково мое мнение.

— Поговорите с Гудманом. пусть приструнит своих парней.

— Гудман не пользуется никаким авторитетом среди своих. Это случайное лицо. К тому же, он сам большую часть времени пьян или под наркотой.

— И что вы предлагаете? — спросил Ричардс.

— Я изложил это в своем рапорте, сэр. — Ванн Демант вытащил из папки лист и передал его полковнику. — Здесь только моя личная просьба и личное мнение. Я прошу вывести всех вновь прибывших из состава подразделений и подвергнуть тщательной проверке. В том числе, и психиатрической… Да, проверка проводилась, я прошу проверить их повторно.

— И кем мы их заменим? У нас и так людей не хватает…

— Это не так, сэр. Если вывести «иракцев» из подразделений невозможно, прошу перевести их в тыл, для несения караульной и полицейской службы. Я также предлагаю начать комплектование армейских формирований США с привлечением иностранцев. Грузинских ополченцев из тех, что зарекомендовали себя с лучшей стороны. Ведь рано или поздно мы все равно столкнемся с этой проблемой, сэр. Мы не вечны, и после нас кто-то должен взять оружие в руки.

Полковник Ричардс ничего не ответил. Он встал, подошел к окну, вглядываясь вдаль. Будто бы боролся с собственными сомнениями. Ван Демант также поднялся со стула, считая, что беседа окончена.

Но Ричардс тут же отвернулся от окна, вернулся к столу:

— В свое время в Ираке я инспектировал грузинский батальон, действовавший в составе контингента НАТО. Это был настоящий кошмар. Солдаты этого батальона не умели ничего, кроме одного, — красть и продавать все, что плохо лежит. Иногда воровали даже навигационные антенны с бронемашин и танков, и со своих, и с наших, американских. Было там два взвода настоящих мастеров, но это были офицеры среднего звена, проходившие подготовку еще в армии СССР. Все остальные, — сброд… Вы уверены, что данная ситуация не повторится уже здесь?!

— Уверен, сэр, — не сдавался темнокожий капитан. — Они не будут воровать у СЕБЯ. Ведь сейчас они защищают свои дома, свои семьи. У них нет другого выбора. Те же случаи мародерства и воровства, которые все же будут иметь место, будут немедленно и сурово караться.

— И какая это будет армия, американская или грузинская? — спросил Ричардс.

— Общая, сэр, — ответил ван Демант. — Но ведь к этому все и идет…

…Трое патрульных в американской форме расположились за стеной каменной трансформаторной будки. Двое афроамериканцев и один белый были заняты тем, что пускали по кругу длинную самокрутку.

— В этой чертовой стране все через задницу! — кипятился белый американец с сержантскими нашивками. — Наши здесь боятся слово поперек местным обезьянам. А ведь такие же обезьяны взрывали наши казармы в Ираке и резали головы нашим парням! Точно такие же!

— Вроде бы это другой народ, — заметил темнокожий боец помоложе, пуская в небо веселый дымок.

— Крис, а тебе не все равно? — осек его темнокожий постарше. — Те же носатые черные морды, та же азиатская тарабарщина, которую мы не понимаем! Дикари, одним словом!

— Наши здесь не понимают, что как только в американских солдатах отпадет надобность, эти аборигены перережут их. Или продадут русским. Тут недалеко, говорят старая русская граница.

— Да, азиатам доверять нельзя, — согласился темнокожий постарше. — Что желтомордым, что арабам, что этим, носатым.

— Эти обезьяны еще смеют мне указывать, что делать! — взорвался белый. — Они забыли, что если бы не наша армия, они бы сейчас были захвачены русскими! Это мы спасли их от дикости и принесли им демократию!

— Точно, Джек, — поддержал его темнокожий товарищ.

— Вон смотрите, идут две обезьяны! — указал на тропинку молодой негр. — Баба с девчонкой.

По тропинке, что проходила мимо заброшенных пятиэтажек, медленно шли пожилая, седая грузинка в черном платье, и девчушка лет одиннадцати-двеннадцати, в темном платьишке. Женщина несла клеенчатые сумки, связанные ручками и повешенные через плечо. Похоже, возвращались с рынка.

— Они даже одеваться со вкусом не умеют! — плюнул на землю Джек. — У них тут черный — любимый цвет!

— Им, наверное, так их бог велит! — усмехнулся негр постарше.

Женщина, глядя в землю и о чем-то разговаривая с девочкой, вдруг увидела перед собой мужские фигуры в желтом камуфляже:

— Ну, здорово, старая карга! — крикнул на нее сержант. — Откуда прешься и куда?

— Вам что, мальчики? — испугалась женщина.

— Что она говорит? — спросил Крис.

— Какая хрен разница? Документы? «Документы» ты понимаешь, дура?

— Пропустите нас! Что вы хотите? — Женщина перепугано теребила ручки сумки. Девочка выглядывала из-за спины бабушки.

— Снимай сумки, старуха! — Джек передернул затвор своей М-16. — Сейчас проверять будем! А вдруг ты бомбу несешь!

— Самое прикольное, что она ни хрена не понимает! — усмехнулся темнокожий постарше.

— А ну, снимай свою поклажу, дура, мать твою! — Сержант схватил сумки, рванул их с плеча женщины. Та попыталась оттолкнуть руку американского вояки, но куда старой женщине тягаться с таким бугаем?!

— Ах ты, сука! Решила оказать сопротивление?! — Бравый сержант ударил женщину наотмашь по щеке, да так, что она полетела на землю.

— Правильно, так их, сволочей! А то совсем страх потеряли! — у старшего негра заплетался язык.

— Люди, помогите! — закричала женщина. Сержант, рассвирепев, нанес ей два удара прикладом по колену, отчего грузинка вскрикнула и заплакала.

Сумки упали на землю. Одна треснула, из нее посыпались битые зеленые яблоки.

— Пустите ее! Бабушка! — Девочка, сверкая слезинками на щеках, бросилась на мучителей. Заколотила кулачками в армейскую пехотную броню, ударила ножкой по здоровенному ботинку.

— Ишь ты, сучка! — Здоровенный негр схватил ее за волосы и бить по лицу. Девочка заревела, пытаясь закрыть лицо. Отведя душу, темнокожий вдруг разорвал ее платьице на груди. Девочка забилась в истерике.

— Говорят, здесь девки созревают быстрее! — набрался смелости молодой Крис. — Говорят, их тут замуж выдают в двенадцать лет!

— Вот и отлично! — Старший потомок американских рабов запустил руку девочке в платье. — Девочка, наверное, еще не знает, что такое мужик! Надо ей помочь. Крис, постереги, эту каргу! Я сейчас…

— Вы что творите, падлы?! — раздался гневный окрик. По-английски.

Метрах в двадцати стояли двое мужчин. Судя по всему, оба — американцы. Один — белый брюнет лет тридцати пяти с прямыми волосами и узким, скуластым лицом. На нем были темные очки, а от виска до самой шеи у него тянулся длинный шрам. Другой — афроамериканец того же возраста, с короткими, крашенными в желтоватый цвет, волосами, как у Уэсли Снайпса в фильме «Разрушитель». Оба были одеты в поношенные джинсовки поверх армейских футболок. Оба были без оружия. У обоих на плече висели спортивные длинные сумки.

— Учим аборигенов хорошим манерам! — оскаблился сержант, оторвавшись от сумок. — А вы что за черти с горы?!

— Учите манерам?! — закричал темнокожий в джинсовке. — Она же тебе в матери годится, тварь!

— А вы что, защитники обезьян?! Из «Гринписа»?! Проваливайте на***, пока целы. — Джек потянулся к винтовке.

— Эй ты, ниггер, отпусти девочку! — Несмотря на трагизм ситуации, фраза, брошенная одним чернокожим другому, могла бы позабавить стороннего наблюдателя.

— Кого ты назвал ниггером, мразь мелированная?! — Негр-подонок швырнул девочку на землю и медведем попер вперед, развернув плечи.

— Мы слышали, что вы тут чуть ли не задницы целуете местным! — Белый сержант нацелил винтовку в грудь наглеца в очках. — Нас вы это делать не заставите! Мы достаточно натерпелись в Ираке, чтобы расшаркиваться с азиатами, как это делаете вы! Валите отсюда, парни, пока живы! А то не посмотрим, что соотечественники!

— Я уже вижу, чего вы натерпелись! — процедил человек со шрамом, снимая очки и опуская сумку. — Понял, как вы выжили там! Пошли к черту отсюда!

— Пока вам **** не надрали! — добавил его светловолосый товарищ.

— Ну, я вас предупредил! — Джек прицелился в грудь мужчине со шрамом. — Считаю до трех! Раз…

До трех он досчитать не успел. Мужчина в джинсовке резко ушел с линии огня, а затем внезапным ударом по ствольной коробке вбок выбил из рук обкуренного сержанта оружие, схватил его, и тут же обрушил удар прикладом ублюдку в челюсть, аж зубы посыпались.

Сержант рухнул на землю мешком. Тут же меченый шрамом боец выстрелил в ногу темнокожему любителю молоденьких девочек из той же винтовки. Здоровяк, вскрикнув, упал, держась за простреленную ногу. На штанине расплывалось темное багровое пятно.

Темнокожий боец с крашенными волосами внезапным ударом ноги в челюсть повалил наземь молодого собрата по расе. Спустя миг подскочил к нему и двинул коленом в солнечное сплетение, а потом ребром ладони в шею. Тот отключился.

— Вот так! Понял, мать твою?! — Победитель поставил ногу на поверженного противника.

— Джерри, кончай ****** заниматься! Помоги гражданским! — приказал человек со шрамом.

— Есть, сэр, — «Уэсли Снайпс» подошел к рыдающей девочке, поднял ее на руки, отнес к плачущей бабушке.

— Не бойся, девочка! — приговаривал он. — Дядя Джерри не даст тебя в обиду!

Он опустил девочку на землю. Бегло осмотрел ее, — вроде переломов и увечий нет. Только шок. А вот у бабушки, похоже, проблемы…

— Мэм, с вами все в порядке? Вы можете встать? — спросил Джерри, глядя на распухшее колено женщины. — Похоже, что не можете…

Мужчина со шрамом, не сводя глаз с раненного черного амбала, выстрелил несколько раз в воздух, вызывая патруль.

— Сэр! — услышал он голос Джерри. — У женщины перелом сустава, здесь нужны носилки. Девочка в порядке, но у нее шок. Похоже, эта тварь пыталась ее изнасиловать. Надо вколоть малышке успокоительное…, а женщине обезболивающее. Сейчас, я пороюсь в аптечке… Дамы, у вас нет аллергии на лекарства?!

— Давай, действуй, — кивнул командир.

— Она врет! — крикнул раненый негр. — Это она сама на себе платье разорвала! Чтобы отсудить у меня компенсацию!

— Мы тебе поверили, кретин! Конечно, она сама на тебя напала и чуть не оттрахала! — прокричал Джерри, копаясь в своей сумке.

— Это правда? — Человек со шрамом подошел к нему, на ходу разряжая винтовку, засовывая обойму в карман джинсовой куртки. Винтовка, уже ненужная, упала на землю. Из-под куртки на левой стороне футболки виднелась эмблема в виде незаконченного треугольника, разрываемого ножом.

— Точно говорю, — пролепетал негр. В его глазах читались боль, страх и злость.

Мужчина подошел совсем близко. Прочитал трусливую ложь в глазах того, кто совсем недавно издевался над беззащитными. И вдруг с размаху ударил ногой прямо по кровоточащей ране. Как бьют в европейском футболе по мячу. Негр заревел от боли, согнулся, опираясь левой рукой на землю. Его «обидчик» вытащил из-за пояса армейский «Кольт», целясь в голову негодяю.

— Такие, как ты, позорят американскую форму, падаль! — прошипел мужчина со шрамом.

Он схватил раненного амбала за рукав и с треском оторвал у него нашивку в виде американского флага.

В отдалении раздался топот ног. Из-за угла ближайшего дома показались трое грузин с «Калашниковыми» в форме с полицейскими шевронами. Узрев батальную картину рядом с трансформаторным домиком, они бегом побежали к ним.

— Что же вы так быстро?! — прокричал им Джерри по-грузински. — Мы, ей-богу, могли и еще подождать!

— Старший сержант Месаблишвили, — представился командир патрульной группы. — Что тут происходит?

— Дружеский разговор, что не видно? — съязвил человек в джинсовке. — Эти трое напали на женщину с ребенком. У женщины сломана нога, нужны носилки для транспортировки. Это — нападавшие. Разоружите их и арестуйте. Если нужны будут показания, я их дам. И поставьте в известность полковника Ричардса. Джерри, мы тут больше не нужны! Эти расторопные господа сами во всем разберутся!

— Кто ранил этого здоровяка? — спросил командир отряда.

— Я.

— А вы кто такой? — Старший сержант пытался дотошностью реабилитировать свое опоздание.

— Капитан Стивен Крайтон, — ответил человек со шрамом, не меняя интонации. — Подразделение особого назначения «Дельта». Документы показывать?!

— Покажите!

— О, Господи! — Крайтон полез во внутренний карман.

— Сохрани вас господь, сыночки! — простонала старая грузинка, осеняя спасителей крестным знамением.

— Спасибо, мэм!

— Что она мне показала? — спросил Джерри у своего командира.

— Осенила тебя крестом. Чтобы сатана тебя боялся! — объяснил Крайтон, поднимая на плечо свою сумку.

— Он меня и так боится! — Джерри довольно провел ладонью по волосам. — С моей-то прической!..

…Лязгнула тяжелая дверь камеры-палаты. Внутрь вошел майор Хунн в сопровождении санитара-грузина. Дверь за ними захлопнулась.

Перед ними на раскладушке лежал тот самый темнокожий амбал, подстреленный капитаном Крайтоном. Глаза задержанного были прикрыты. Он был в сознании, но, увидев американского майора, отвернулся к стене.

Кофейное лицо преступника отливало многими цветами радуги. «Художниками» поработали тюремные охранники. Могли вообще прибить сгоряча, но пожалели раненного. Бедро афроамериканца было перевязано грубыми вторичными бинтами.

— Привет, солдат! — сказал Хунн. Он хотел взять стул у тумбочки и переставить к изголовью кровати, но стул оказался привинчен к полу. Хунн смирился и уселся у тумбочки. Санитар-грузин остался у двери.

Амбал не удостоил его ответом. Только заерзал на подушке.

— Сынок, ты бы хоть повернулся! — Хунн по-отечески хлопнул его по спине. Никакой реакции.

— Знаешь, почему ты, Херберт Шараф, находишься в одиночной палате, а не в общей? — начал майор. — Потому что в общей палате тебя придавят в первую же ночь. Попытка изнасилования несовершеннолетней — очень нелюбимая статья в грузинских тюрьмах!

— Идите к черту, сэр! — прохрипел раненый. — Мне все равно!

— Я поместил тебя сюда, — продолжил Хунн, не обращая внимания на явное непочтение к своей персоне. — И ты мне обязан жизнью. Теперь скажи, что ты готов сделать для меня, если я выпущу тебя на свободу?! Не сразу, конечно, но в обозримом будущем.

— Зачем? — Шараф еле заметно повернул голову. — По вашему чертовому закону меня будут судить и приговорят чуть ли не к виселице! Или ты добрый Санта-Клаус?! Так сейчас не Рождество!

— Потому, что я заинтересован в тебе, парень! — Хунн облокотился на спинку стула. — Потому что не все здесь поддерживают Ричардса и его законы, по которым жизнь американца стоит чуть ли не меньше, чем жизнь грузинского дикаря!

Видимо, Шараф ожидал услышать из уст Хунна что угодно, но только не это. Он повернулся лицом к майору. В его глазах появился интерес.

— Многие из нас недовольны политикой полковника Ричардса, — продолжал майор. — Даже многие здешние американцы считают, что Ричардс слишком заигрался в демократию и упустил из рук вожжи реальности. Я говорил с некоторыми парнями, с которыми ты летел на одном самолете. Они поддерживают меня. Если ты готов помочь мне, ты не только выйдешь на свободу, но и сможешь занять не самое последнее место в этой забытой богом стране. А там, — как знать, и возвращение домой не будет такой уж фантастикой! Так ты готов, Шараф?

— Я слушаю вас, сэр, — Шараф ухватился за ту соломинку, что протягивал ему хитрый Хунн.

— Только учти, сынок! — Хунн, улыбаясь, погрозил арестанту пальцем. — Если об этом разговоре узнает хоть один человек, я лично позабочусь о том, чтобы ты сгнил в какой-нибудь радиоактивной пустыне, быстро и тихо! Понял?

— Так точно, сэр! Что я должен сделать?

— Ну так слушай…

 

Глава 3. О сварливой жене и бытовом национализме

— Нет, я не поеду никуда! Я не буду работать на америкосов! — прокричал Сергей, надевая свою выцветшую армейскую кепку.

— Нет, поедешь и договоришься! — выбежала следом Кетеван, держа на руках маленькую Нану. — Ему такие условия предлагают! Дом в Хашури! Деньги! И он еще нос воротит!

— Ты мало жила в Москве?! Теперь хочешь жить в полуразрушенном городе, среди опустевших зданий?! — пытался давить на логику Сергей.

— Ну и пускай! — не унималась Кетеван. — Зато там электричество и отопление есть! Ты посмотри на мои руки! Что с ними стало от стирки!

Сергей только сплюнул, вышел с веранды во двор.

Вся заваруха началась сегодня утром. Сразу после возвращения из Цхинвала, Сергея начали сманивать на работу в Хашури знакомые американцы. Им там позарез был нужен метеоролог и климатолог с высшим образованием. Наобещали ему всяческие блага, отдельный дом в Хашури, собственное электричество и небесные кренделя в придачу. Сергей вовсе не хотел переезжать в столицу, где правили бал заклятые враги, и поэтому об этих разговорах с женой помалкивал. Но все тайное становится явным.

Вчера с ним разговаривал Фолл. Тот самый Фолл, которому Сергей чистил физиономию в Хашури. Американец-выпивоха, кстати, уже две недели капли в рот не брал, и вроде стал похож на человека. Даже успел получить благодарность от своего начальства. К Сергею он, кстати, подошел первым, извинился за тот самый инцидент. Дескать, выпил, да и воспоминания нахлынули, вот и спорол чушь. Вроде поладили…

Говорили по-грузински, ибо это был единственный язык, который понимали оба. Так вот, тот самый Фолл на всю улицу рассказывал, что им во как нужен знающий человек в области метеорологии! И что Сергей как раз тот самый человек! У Сергея складывалось ощущение, что это Ричардс подговаривает селян-американцев, чтоб те капали Сергею на мозги.

Мимо проходила соседка, которая краем уха услышала о чем говорили мужчины, и пошла по своим делам. Как это и бывает в сельской местности, через два с половиной часа о разговоре русского и американца знал весь Гоми. Когда ничего не подозревающий Сергей пошел от станции домой, к нему уже успели подойти трое селян, поинтересоваться, сколько предлагают ему американцы, нет ли там еще какого вакантного местечка, а один упрекнул Сергея, что тот гонится за деньгами, а Гоми останется без хорошего специалиста. Выслушав наставления почтенных людей, Сергей с круглыми, как пятаки глазами, поплелся домой, где его уже встречала любимая женушка с добрыми словами.

— Я после возвращения из Осетии привез премию! — защищался Сергей. — Где эти патроны, где продукты?!

— Вот, в доме! — парировала возмущенная жена. — Ты еще подсчитай, сколько наши дети съели, сколько выпили, и счет им предъяви!

— А два новых платья, комбинация и косметический набор, дорогой, но нахрен никому не нужный — это тоже для детей?!

— А я что должна, как старуха ходить, в рванье?! — сразу сбавила тон жена, опуская с рук дочку. — Куда ты собрался?!

— Хватит! — Сергей застегнул портупею, поправил кобуру. — Пойду, пройдусь! У меня не жена, у меня змея! Самая настоящая змея! А дети? Здесь у них чистый воздух, здесь им раздолье, здесь у них друзья. А что они будут среди каменных коробок делать? В развалинам лазить, в сталкеров играть? Или по старой канализации крыс гонять? Ты о детях подумала?!

— А во время пыльных бурь им в подвале отсиживаться и потом каждой песчинки бояться?! Будут у них там новые друзья и такой же свежий воздух! Машин теперь мало, воздух чистый!

— Тьфу! Хрен чего докажешь!

— Куда ты направился?! Иди, поговори с американцами!

— Ага, уже бегу! Только шнурки поглажу!

— Как ты с женой разговариваешь?! Хоть бы детей постыдился! После возвращения из Осетии ты каким-то другим стал!

— Не знаешь, почему слова «жена» и «сатана» рифмуются?!

Злой, оскорбленный Сергей вышел со двора и направился куда глаза глядят. У забора уже стояли несколько соседок, привлеченных спором Сергея и Кети. Так как ругались они по-русски, зрители ничего не понимали, кроме одной, которая знала русский еще с советских времен и переводила своим товаркам тонкости супружеской разборки.

Сергей оглянулся и пошел в сторону станции.

Он не собирался возвращаться рано, хотел, чтобы жена почувствовала раскаяние. Если она его, конечно, почувствует. Нет, когда уезжал в Цхинвал, она плакала, руки заламывала, а тут сама гонит мужа. К американцам в услужение! Денег ей вечно мало! Бабе хоть миллион дай, все мало будет!

Недалеко от станции, недалеко от церкви, на фанерном щите красовалась стенная газета. Еще одно новшество полковника Ричардса.

Выпускать газеты, как это было до войны, было делом расточительным, а по одному большому полотну на село, — это пожалуйста! Люди должны получать информацию о том, что творится в стране. К тому же присутствие печати как бы успокаивало людей, создавая впечатление мирной довоенной жизни.

Как и обычно, у информационного щита толпился народ. Степенные мужчины обсуждали последние события, крикливые женщины спорили о чем-то, или ждали подруг, а старики просили молодых прочитать мелкий шрифт. Информация была, естественно, на грузинском.

Само полотно напоминало скорее самодельную школьную стенгазету из прошлой жизни. Но в нынешнем мире, сумасшедшем, уродливом, само присутствие печати действовало успокаивающе. Новости менялись каждые две недели, а гонца с новым «номером» ожидало в назначенный день чуть ли не все село.

Здесь было написано и про подвиги на южной границе, где бойцы Союза теснили турок, бандитов и звиадистов, и про открытие новой фермы в пригороде Каспи, и про налаживание отношений с Сообществом Осетин. Было здесь и тревожное, про подготовку спасательной экспедиции на северные рубежи, на помощь попавшей в беду группе Начоса. И еще было про готовящуюся экспедицию на восток, в Тбилиси.

Именно здесь Сергей увидел Тенгиза. Тенгиз, одетый в свой потертый камуфляж и вечную летнюю кепку, светился, как начищенный пятак, оживленно разговаривая о чем-то с Гаджиметом и Мерабом. К ним и направился Сергей.

— Серго, здорово! — улыбнулся Мераб. — Как дома дела?!

— Все нормально, спасибо! А у вас как?

— Да тоже ничего. Ладно, мы пойдем, нам к шести на смену. Бывайте, ребята!

Когда Мераб и Гаджимет отошли, Тенгиз вдруг обнял Сергея, как вновь обретенного брата, да так крепко, что у того дыхание перехватило.

— Ты чего, Тенгиз?! — попытался вырваться Сергей. — С ума спятил?!

— Вах, Серега, брат! — Тенгиз был счастлив, как ребенок. — Здоровья тебе желаю, и твоей жене, и детишкам твоим, и пусть дом ваш всегда будет полной чашей!

— Тенгиз, ты клад нашел? Или в лотерею выиграл?

— Лучше, Серго! — Тенгиз был настолько возбужден, что шпарил практически на чистом русском. — Пошли, отойдем!

Когда они отошли шагов на двадцать, Тенгиз заговорщицки зашептал ему на ухо:

— Никому не говорил, только Мерабу, и Гаджимету, да и тебе тоже скажу! Лили беременна!

— Да ладно?!

— Точно говорю! Я пока в Боржоми был, уж больно по жене соскучился! Да и она скучала! Вот и решили мы… Кстати, Кетеван Мамиевне за подарок огромное спасибо! — Тут Тенгиз хитро подмигнул.

— Какой подарок?

— Хороший подарок! А вчера она мне и говорит, — сходи за тестом. У меня деньги для другого были отложены, но ради такого решил потратиться! Купил сразу два! Целого барана отдал, да еще десять патронов! И оба положительные! Наследник у меня родится, Серго! Только ты пока никому, я тебя как родного брата прошу!

— Поздравляю! — улыбнулся Сергей. — А сейчас ты куда?

— Да вот, понимаешь, с финансами у нас незадача. Я вот и решил, попробую завербоваться в экспедицию на Тбилиси. Оно и мне хочется посмотреть, что там сейчас… — тут Тенгиз заметно погрустнел.

— А Лили тебя отпустит?

— Да. Только ненадолго и чтобы себя берег. К рождению ребенка подзаработать хочу!

— А кто тебя возьмет? — скептически спросил Сергей. — Экспедицию, небось, военные готовят. Янки…

— Как кто возьмет?! — удивился Тенгиз. — Ну-ка, иди сюда, друг! Читай!

На белом листе газеты под колонкой сообщения, гласившего про подготовку экспедиции, Сергей увидел объявление крупным шрифтом.

«ГОСУДАРСТВЕННЫЙ СОВЕТ СОЮЗА ВЫЖИВШИХ ПОСЕЛЕНИЙ ГРУЗИИ ОБЪЯВЛЯЕТ НАБОР КАНДИДАТОВ СРЕДИ ДОБРОВОЛЬЦЕВ ДЛЯ УЧАСТИЯ В ЭКСПЕДИЦИИ. ГАРАНТИРОВАННЫ ПОДЪЕМНЫЕ ВЫПЛАТЫ И АВАНСЫ ДЛЯ ЛИЦ, ПРОШЕДШИХ ОТБОР. ПО ВОЗВРАЩЕНИИ КАЖДОМУ УЧАСТНИКУ ГАРАНТИРУЕТСЯ ПРЕМИЯ В РАЗМЕРЕ, ЭКВИВАЛЕНТНОМ СТОИМОСТИ ВЗРОСЛОЙ КОРОВЫ. ОБРАЩАТЬСЯ В ХАШУРИ В ЦЕНТРАЛЬНОЕ ЗДАНИЕ».

— Тебе так корова нужна? — усмехнулся Сергей.

— А почему нет?! — удивленно посмотрел на него Тенгиз. — Молоко будет, мясо будет. Да продам ее, много товаров купим! Да и тебе я бы посоветовал дополнительный приработок найти. Урожай в этом году небольшой будет, из-за бури.

— Да, мне жена и так все мозги проканифолила! — ругнулся Сергей. — Денег ей, видите ли, мало. Какая зараза ей рассказала про американцев.

— Про каких американцев?

Сергей рассказал Тенгизу о своих разговорах с американцами, о предложениях работы в Хашури. Тенгиз только плечами пожал:

— Ну, если предлагают, почему нет? Деньги лишними не бывают, особенно когда дети подрастают! Только жалко будет, если ты уедешь. Мне очень жалко. И ребятам жалко. Кто у нас будет погоду предсказывать, радиацию мерить, коэффициенты высчитывать?!

— Да я и сам не хочу!

— А поехали со мной! Сгоняем в Тбилиси! И деньги будут! — предложил Тенгиз.

— Да, что-то не хочется. Только из Осетии вернулся! Дома хочется побыть, — признался Сергей — Люблю я этот поселок.

— Лучше здесь, чем в Москве? — насмешливо спросил Тенгиз.

— Ну, не знаю, лучше, или хуже. Но что роднее, уютнее — это точно! — улыбнулся Сергей.

— Поехали со мной! — настаивал Тенгиз. — Ты денег заработаешь, а я …посмотрю на родной город.

— А тебя в группу возьмут? — спросил Сергей. — Говорят, там отбор жесткий.

— Я тебе так скажу, костьми лягу, но в Тбилиси попаду! — Тенгиз был тверд.

— Съезжу с тобой. Посмотрю, как и что. Пусть жена помается. А то борзая стала!

— В смысле? — не понял Тенгиз. — Уж тебе-то, Серго, грех жаловаться!

— Пойдем, расскажу…

…Ричардс захлопнул дверь, повернул ключ в замочной скважине:

— Недостатка в кандидатах у вас не будет, Крайтон. Посмотрите сами!

Коридор четвертого этажа был заполнен вооруженными мужчинами, приехавших из разных поселений Союза. Здесь были молодые парни лет двадцати, и зрелые бородачи, и уже седые, старые бойцы. Почти вся Грузия, оставшаяся в живых. Мускулистая, загоревшая, исцарапанная шрамами, отмеченная следами от пуль, небритая, одетая в мундиры, крестьянские рубахи, полинявшие от времени спортивные костюмы, старые рабочие спецовки, мохнатые горские плащи, или просто в видавшие виды джинсовые жилетки с карманами на голое тело. Гвалт в помещении стоял невообразимый. В глубине коридора гремела музыка, и двое молодых мужчин под одобрительные возгласы сородичей отплясывали лезгинку. На вымытом полу уже валялись бумажки, окурки, обрывки полиэтилена, грязные тряпки.

Капитан Крайтон, глядя на это зрелище, побагровел:

— И вот из этого конгломерата придурков вы предлагаете мне набрать людей? О, господи! — Капитан-спецназовец страдальчески поднял глаза к потолку.

Ричардс нахмурился, двинулся вперед, намереваясь устроить взбучку расшалившимся грузинам. Крайтон держался следом.

Заметив солидных мужчин в американской офицерской форме, кандидаты попритихли. Ричардс остановился как раз в центре коридора, гневно оглядев толпу:

— Это что, гнев вам Божий, за балаган?! — рявкнул он по-грузински. — В административном учреждении, где работает правительство и командование Вооруженных Сил?! Грязь, мусор, пляски… может, еще и помочитесь здесь в уголке?!

— Зачем ругаетесь, сэр? — встал со скамьи старик в бурке, мохнатой шапке и с кинжалом на кожаном ремне. — Люди молодые, в армию собираются. Какие же проводы без песен?

Крайтон с удивлением посмотрел на седого горца. И как ему не жарко по такой-то погоде? Он оглядел и перевязанные матерчатые сумки, и ископаемую винтовку, прислоненную к стенке. Этой винтовкой, наверное, еще с турками в XIX веке воевали!

— Если в течение десяти минут не будет наведен порядок, я выгоню всех и наберу других бойцов! — властно сказал Ричардс.

Старик строго посмотрел на молодых товарищей:

— А ну, навести порядок! Эй вы, ребята! — окрикнул он двух молодых парней. — Чтобы через десять минут была чистота и порядок!

— А мы-то здесь причем, дедушка?! — возмутились парни. — Мы там не мусорили!

— Живо! — прикрикнул старик, топнув ногой. Парни, нехотя поднялись…

— Сколько вам лет, сэр? — спросил Крайтон боевого старика.

— Восемьдесят девять, — усмехнулся седой горец. — Я еще Сталина помню!

— И вы тоже собираетесь в экспедицию?!

— Если возьмут, хорошо! — ответил старый воин. — А нет, так внуков провожу! Вон они! Вано, Резо и Авто! Хорошие бойцы, сам учил!

Он показал на троих здоровенных парней, сидящих на корточках у противоположной стены.

— Excellent! — поднял брови удивленный Крайтон.

Восстановив порядок, офицеры направились вниз, на третий этаж. На лестнице людей было не меньше, чем на этаже. При появлении американцев, соискатели сбавляли тон, прекращали споры, почтительно расступались.

— Давайте ваш список вакансий, — сказал Ричардс капитану.

— Держите, сэр, — Крайтон протянул ему исчерканную бумажку. Ричардс, не останавливаясь, пробежал глазами по кривым строчкам.

— Значит, в первую очередь вы нуждаетесь в водителях, гранатометчиках и дозиметристах?

— Так точно, сэр, — сказал Крайтон.

— А с медиками вопрос решили?

— Медики не нужны, сэр. У нас есть свои.

И вдруг внизу, на лестничном пролете Ричардс заприметил двух старых знакомых. Недавно он сам отправлял этих знакомых в разные места службы, — одного в Осетию, другого в Боржоми.

— Капитан, по-моему вакансию водителя и дозиметриста мы закрыли. Пойдемте, познакомлю вас с интересными людьми…

…— Нет, ну нормально, Тенгиз?! — возмущался Сергей. — Дался ей этот Хашури!

— Все правильно, Серго, — улыбался Тенгиз. — Рыба ищет где глубже, а женщина — где платят больше!

— Добрый день, господа! — раздался знакомый голос на русском языке, с английским акцентом. — И вы решили счастья попытать?

Сергей обернулся и увидел полковника Ричардса. За его спиной стоял черноволосый, высокий американец в полевой серо-зеленой форме и всматривался в незнакомцев.

— Знакомьтесь, господин капитан, — сказал Ричардс. — Этого молодого человека зовут Тенгиз. Он великолепно показал себя в боях при Читахеви в Боржомском районе. Неплохой водитель, механик. А это Сергей, родом из России. Имеет высшее образование. Климатолог, географ, дозиметрист. Отчасти, благодаря ему мы теперь знаем обстановку на северных рубежах, у вероятного противника. — Ричардс не без удовольствия заметил, как скривил губу Сергей при словах «вероятный противник». — А это, господа, командир подразделения «Дельта» капитан Стивен Крайтон. Прошу знакомиться.

— Очень много читал про «Дельту» в Интернете, господин капитан, — сказал Тенгиз, протягивая руку Крайтону.

— Я, к сожалению, мало интересовался Джорджией, — ответил спецназовец, пожимая руку бывшего таксиста.

Затем Крайтон пожал руку Сергею. Пожал молча, стиснув зубы, просто, чтобы соблюсти приличия. Крайтон заочно ненавидел всех русских, но не показывал этого. К Сергею он тут же почувствовал глубокую неприязнь. Точно такие же чувства испытал и Сергей к американскому спецназовцу.

— Так, вы, господа снова решили попытать счастья? — повторил вопрос Ричардс.

— Я решил, господин полковник, — ответил Тенгиз. — А Серго со мной, за компанию.

— Я, пожалуй, пойду, — заторопился Сергей, чувствуя, что новый разговор добром не кончится. — Приятно было встретиться, господа.

— Да не беспокойтесь вы! — захохотал Ричардс. — На этот раз я никуда вас не собираюсь отправлять, если вы сами не изъявите желания. Господа, не желаете выкурить по паре сигарет?

Делать было нечего, и Сергей нехотя поплелся за офицерами. Краем глаза он заметил, что Крайтон не сводит с него пристального взгляда.

На улице было, как и прежде, жарко. Легкий ветерок нехотя шевелил листья на деревьях. Синее ясное небо казалось бездонным, лишь на горизонте с севера сияли на солнце белые, как простыни, облака.

— К вечеру будет дождь, — заметил Сергей. — Возможно, с грозой.

— С чего вы взяли? — спросил Ричардс.

— Посмотрите на вон те облака, — ответил Сергей, указывая на горизонт. — Давление будет падать. Подходит холодный фронт.

— Возможно, вы сможете определить и вероятность возникновения бури или торнадо? — спросил Крайтон по-русски, глядя прямо в глаза Сергею, не пытаясь скрыть свою неприязнь.

— Буря, — это вряд ли. Хотя, лучше свериться с барометром, — ответил Сергей, не отводя взгляда. — А откуда вы так хорошо знаете русский язык, капитан?

— Профессиональные знания, господин метеоролог. Необходимо знать язык врага, чтобы победить его, — сказал Крайтон.

— Жаль, что я не уделял внимания достаточного английскому, — в том же тоне ответил Сергей.

Крайтон с трудом проглотил эту наглость. Каков мерзавец! Еще гоношится, русская морда! А ведь его соотечественники сожгли всю планету! И этого человека Ричардс предлагает взять в группу? За какие заслуги? И почему он вообще так носится с этим русским, как курица с яйцом?

— Господа, предлагаю присесть, — Ричардс указал на старый деревянный столик с обрывками клеенки и скамьи рядом с ним. Он извлек из кармана кителя блестящий на солнце серебристый портсигар, — Угощайтесь, пожалуйста.

— Спасибо.

— Спасибо, сэр.

— Нет, сэр, я не курю. Благодарю вас.

Мужская компания затянулась сладковатым дымом. Они расселись так, что Ричардс оказался рядом с Тенгизом. На скамейке, где они сидели, больше не осталось места. Вторую скамью с другой стороны стола предлагалось делить Сергею и Крайтону.

Русский и американец не торопились садиться, застыв в нерешительности. Сергей затянулся табачным дымом. Американские сигарет из старых армейских запасов показались ему слишком слабыми, только щекотали гортань дымом, вызывая кашель.

— Присаживайтесь, господа. Господин Коростелев, как у вас дела? Как жена, как дети?

Полковник Ричардс хитро глядел на молодых людей. У Сергея почему-то возник в памяти советский актер Армен Джигарханян с его: «Проходи, мил человек, садись! Выпьем, закусим, о делах наших скорбных покалякаем!»

— Все в порядке, спасибо.

Сергей, косясь на Крайтона, все же присел. Командир «Дельты» сел рядом, позаботившись, чтобы между ним и Сергеем был как минимум метр. А Ричардс смотрел на них с усмешкой, как смотрит седой дядька на ссорящихся мальчишек. Это вообще было его любимым занятием, — сводить для выполнения одной задачи бывших врагов.

— Вам повезло, господа, — сказал Ричардс. — Капитан Крайтон является также командиром будущей экспедиционной группой, которая направится в Тбилиси. Для вас, как для кандидатов, это имеет первостепенное значение.

— Я хочу сразу подчеркнуть, полковник, — поднял указательный палец Сергей. — Я никуда не собираюсь. Я приехал поддержать своего друга, и ничего больше!

— «И слава богу!» — подумал Крайтон. — «Только русского медведя мне не хватало».

— Очень жаль, господин Коростелев, — На лице Ричардса появилась удрученная улыбка. — Мы рассчитывали на вас, как на ученого. Понимаете в чем дело, есть предположение, что в центральных районах Грузии климатические процессы приобрели непредсказуемый характер. Говорят, там образуются торнадо большой силы. Наши ребята с самолета видели одну такую воронку. Еле успели удрать. Ваша дипломная работа разве не была посвящена смерчам?

И про смерчи, и про авиаразведку Ричардс безбожно врал. Он знал про слабость Сергея и сейчас давил на нее всей силой своего убеждения.

— Но там не может быть смерчей! — запротестовал Сергей.

— Вот уж не знаю! — картинно развел руками Ричардс. — Мы надеялись, что вы раскроете природу этого феномена.

Сергей заколебался. Его, как ребенка, соблазняли большущей конфетой и целым днем развлечений в луна-парке. Самок противное, что он осознавал это и ничего не мог поделать с собой. Он проклинал тот день и час, когда откровенничал с хитрым полковником о своих научных изысканиях до войны.

А Ричардс продолжал «совращение невинной души»:

— К тому же премиальные… Плюс дополнительные выплаты за непосредственную работу дозиметриста и весьма внушительная награда, если вам удастся разгадать феномен загадочных торнадо. Вам, как семейному человеку, отцу двух детей, это, я думаю, немаловажно. И всего-то дел — прокатиться тридцать миль туда и обратно!

— «Черт побери!» — мысленно взбесился Крайтон. — «Наши ребята получат обычные выплаты и паек, ну, может, еще чуть-чуть, а этому русскому делают предложение, будто он — нобелевский лауреат! Неужели он действительно стоит так дорого?!»

— Давай, Серго, соглашайся! — подключился к «совращению» Тенгиз.

— А семья? — это был последний аргумент Сергея.

— За семью не беспокойтесь. В вашем поселке проживают несколько наших сограждан. Взять хотя бы Тома Джасперса. Он и приглядит. Лично распоряжусь. — У Ричардса сегодня был на все готов ответ.

Сергей раздумывал несколько минут. На одной чаше весов, — семья, дети, слезы Кетино в случае отъезда. На другой, — деньги для той же семьи, научный интерес, багровая рожа этого надутого спецназовца из чертовой «Дельты». Да и желание проучить жену. Цепи заскрипели, чаша медленно склонилась к полу, и…

— Ну, хорошо! — Сергей сорвал с головы кепку, швырнул на стол, будто проигравшийся в дым купец. — Согласен!

— Молодец, Серго! — завопил Тенгиз. — Я знал, что ты согласишься!

— Ну, вот и отлично! — довольно потер руки Ричардс. — В таком случае, направляйтесь в третий кабинет. Там вам все расскажут.

Когда Тенгиз и Сергей ушли в здание, Крайтон с недоумением взглянул на своего начальника:

— Сэр?! Я не понимаю, вы мне навязываете этого русского?!

— Не совсем. Он досрочно допускается до испытаний, так же как и второй, грузинский водитель. Вы испытаете его, как и остальных кандидатов, по вашей методике. Только не следует топить его лишь за то, что он русский.

— Извините, сэр! Но это не лучший выбор! — процедил Крайтон. — Разрешите идти?

— Не соглашусь с вами, капитан, — ухмыльнулся Ричардс. — Идите.

А когда Крайтон ушел, старый полковник еще некоторое время сидел на лавочке, щурясь, как кот, под жаркими лучами кавказского солнца. Почему-то ему вспомнились дни молодости. Вспомнилась его командировка в Болгарию в 1981 году и неуставной трехдневный роман с одной молодой красивой женщиной, — не то болгаркой, не то русской. Красивое у нее было имя, — Елена…

…Дав согласие на экспедицию, Сергей некоторое время пребывал в приподнятом настроении. Он и Тенгиз записались на вступительные тесты и на медосмотр. Потом Тенгиз остался у медиков, а очередь Сергея к психологам еще не подошла. Вот он и выскочил покурить. Разумеется, ни Ричардса, ни Крайтона он уже не застал.

Сергея удивляла та громоздкая процедура отбора кандидатов, что затеяли американцы.

Давно уже такого не было. В Гоми каждый взрослый мужчина обязан был отбывать трудовую или воинскую повинность, если не имел постоянного места службы. Там было проще, — составлялся график, который мог видеть каждый в доме gamgebeli. Иногда людей записывали в группы по желанию, иногда по найму, иногда в добровольно-принудительном порядке. Но такого отбора Сергей не помнил. Или слишком много претендентов, или дело действительно предстояло серьезное. А когда у них были несерьезные дела?

Сергей еще в здании, сидя на изрезанной неизвестными вырезальщиками, старой скамье, заметил, как на него просто-таки пялятся, как на барышню какие-то местные мужики. О чем они там переговаривались, — хрен его знает. Вот только видя, что Сергей встал и отправился на улицу, оба отправились за ним.

Предчувствуя пятой точкой неприятности, Сергей зашел за уголок здания, в отдалении от будки часовых. Хотелось просто поговорить с мужичками, узнать, что им так не понравилось. Короче, Сергей после Цхинвала уже успел соскучиться по душевным мужским разговорам.

Спустя пару минут из дверей вывалились те самые суровые мужики. Осмотревшись, они заметили Сергея и, вразвалочку, блатной походочкой поплыли к нему, аки лебеди.

— Эй, блондинчик! — подал голос усатый коротышка, рост метр с кепкой. — Ну-ка пойди сюда!

— Сено к лошади не ходит! — Сергей ответил по-русски. Компания зашумела еще сильнее, загикала, замахала руками, замахала длинными ножиками.

— С тобой на человеческом языке разговаривают! Что умный, да?!

— Русак, все с ним ясно!

— Обычаев наших не уважает! Захватчик! Оккупант!

— Мало их чеченцы в девяностых трахали!

Парочка подошла ближе. По их логике, Сергей уже должен был испугаться воинственного вида джигитов, больших усов и длинных кинжалов.

Речь держал высокий бородатый мужик лет сорока, в красивой темно-синей чохе и с плетью в руке:

— Слушай, ты, русак…Тебе вообще не стыдно людям в глаза смотреть, после того, что ваши скоты сделали с Грузией? Тебе вообще жить не стыдно? Давай, вали отсюда, пока мы добрые, и чтобы мы тебя больше не видели!

Сергей вновь начал закипать. Вот такие вот гопники перед войной заполнили все российские города. Промышляя бандитизмом и спекуляцией, они жирели, наглели, чувствуя себя «хазяэвами», плевали на законы и обычаи местных жителей. Это из-за таких вот ублюдков россияне ненавидели Кавказ.

— Я не расслышал. То есть, мне лучше уйти? — робко спросил Сергей.

— Тебе лучше убежать! — рявкнул коротышка. — Учти, мы шутить не любим! Зарежем и выбросим вон в канаву! И ничего нам не будет! А на этаже еще наши ребята сидят. Вали, пока живой!

— Пошли за угол, там поговорим, — Сергей отшвырнул сигарету.

«Оппоненты» развеселились:

— Вах, он нас бить будет! Русская свинья, ты сегодня сдохнешь, клянусь матерью!

— Если хоть каплю слюны на мою одежду уронишь, твоих детей мне на обед подадут.

Сергей уже кипел, как чайник на плите. Зайдя за уголок, в сторонке от автопарка Сергей увидел кучу песка и торчащую из нее лопату. Сергей не тратил слов, не спорил. Он не был столь красноречив, как наглые кавказцы. Не слыша уже ничего и никого, Сергей схватил лопату и принялся черенком охаживать ничего не подозревающих джигитов. Молча, по-русски.

— Ай! — заверещал «клоп», хватаясь за сломанный нос.

Сергею было плевать на все. В свои удары он вкладывал ненависть и к этим гопникам, и к тем «хазяевам» в России. Второму он нанес удар в висок высокому, даже не задумываясь, что может убить его. Еще удар по руке. Крик, едва слышный треск. Еще удар, еще. Потом Сергей выдернул из ослабшей руки плеть, и пошла та плеть гулять по спинам, рукам и окровавленным лицам. Сергей даже про пистолет забыл.

— Не надо! — визжал коротышка, извиваясь под укусами плетки. — Пощади, брат!

Ну, вот и пожалуйста! Храбры только двое на одного! Трое, четверо… И желательно с оружием, против Васи с голыми руками!

Сергей вспомнил слова героя одного популярного российского кинобоевика, и с удовольствием прошипел, оскалив зубы в издевательской ухмылке:

— Не брат ты мне, ***** **********!

А затем он вытащил нож и отрезал высокому кусок бороды. А коротышке — правый ус. Швырнул в лицо и плюнул на большой нос. В завершение носком ботинка он заехал лежащему бородачу в живот и посильнее пнул его больную руку…

…Поднявшись на этаж, Сергей тут же обратил на себя внимание:

— Эй, люди! Здесь сидело два мужика, один высокий, другой — пониже! Кто с ними?

Десятки мужских голосов приумолкли. Десятки глаз посмотрели на Сергея с недоумением. Никто не называл себя ни родственником, ни другом тех двоих.

— Здесь есть их друзья или родственники?! — спросил Сергей громче.

— Нет, скорее всего, — ответил старик, приехавший с тремя внуками. — По-моему, они были одни, парень!

— А где они сами? — спросил кто-то.

— За углом отдыхают! Я их наказал за оскорбление наших обычаев! Маленько руки им попортил, чтоб ножами не махали! — Сергей задыхался от гнева. На этом эмоциональном заряде он был готов драться еще с дюжиной таких же горячих парней, и ему было плевать на все.

— А ты сам откуда? — спросил старик. — На грузина-то ты не похож.

— Я из России!

— А здесь как оказался?

Коридор смолк. На дерзкого смельчака смотрели с удивлением, жалостью, даже с интересом. Однако, вопреки ожиданиям Сергея никто не выхватывал ножа, не выкрикивал оскорблений.

Сергей вкратце рассказал деду историю своей грузинской жизни. Вместе со стариком ее слушали и остальные люди.

— Жаль мне тебя, парень! — вздохнул седой житель гор.

— Почему же?!

На лестничной клетке послышались крики. Сергей увидел, как по лестнице бегут поколоченные им «джигиты». Впереди бежал коротышка, с одним усом. Позади тащился высокий бородач в изрезанной, когда-то красивой чохе.

— Ах, ты здесь, свиная падаль! — завизжал «клоп». — Братья грузины, эта русская свинья посмела поднять руку на нас! Он нанес нам самое страшное оскорбление, какое только можно нанести воину! Я лично зарежу тебя! — Коротышка визжал, будто ему яйца прищемили, размахивал кинжалом, но на Сергея не лез.

— А ну, тихо! — повелительно сказал старик.

Сергей уже расстегивал кобуру. Если это человекообразное существо сделает шаг вперед, он за себя не ручается. В этот момент чья-то широченная ладонь накрыла его руку на кобуре. Лысый мужчина в черном, в сванской шапочке отрицательно помотал головой и перечеркнул воздух пальцем. Дескать, не делай глупостей, все уладим!

— Что же вы за джигиты, если вас двоих побил один молодой человек?! — вопрос старика адресовался «потерпевшим». Сергей подумал, разве он такой уж молодой? Хотя, конечно, для девяностолетнего старца он вообще мальчишка!

— Он первый напал на нас! — не выдержал высокий бородач.

— Ложь! Попробуйте только его тронуть! Будете иметь дело со мной! И с моими внуками! — пригрозил старик.

Услышав призыв дедушки, от стены поднялись трое внуков. Молодые здоровенные, по-крестьянски крепкие мужчины отстранили Сергея с линии конфликта, заслоняя собой. Резо, тот, что повыше и пошире расстегнул свой ремень, снял его и старательно начал наматывать на кисть руки. Его примеру последовали его братья. Обиженные как-то сникли, «метр с кепкой», правда, не унимался:

— Да вы что?!! Это же русский! Это он и такие как они испепелили Грузию! И весь мир! Почему ты за него заступаешься?!

— Кто испепелил?! Этот парень испепелил?! — стоял на своем дед. — Или ему лучше, чем нам? Подумайте, люди, ведь этот русский двойне несчастнее, чем мы! Мы-то хоть на своей земле, а он даже не знает, где похоронены его родители! И никогда он не коснется земли на отцовской могиле! Многие из нас — сироты, но он — вдвойне сирота! И как же у вас, коровьи ********, поднялась рука и повернулся язык оскорбить его?! И оскорбить его родину, его родителей?!

— Он зверски избил нас!

— Мало, значит, избил, сейчас и я добавлю!

Понимая, что ничего хорошего не предвидится, гопники поспешили удалиться. А старик сказал Сергею:

— Не волнуйся. Никто тебя не тронет. Я сказал.

Весь гнев Сергея испарился. Он повернулся к горцу и сказал, поклонившись ему в пояс:

— Спасибо вам, дедушка!

Опасность миновала, и внуки воинственного старика, вернулись к стеночке и вполголоса принялись обсуждать свои дела.

Только потом Сергей узнает, что когда-то у старика было два сына. Оба они погибли, — старший во время вступления российских войск в Абхазию, второй, — после радиоактивного дождя. Но какими мотивами руководствовался старик, защищая Сергея, хотя ему сам бог велел ненавидеть русских, — это осталось для него загадкой.

 

Глава 4. Стивен Крайтон

На часах было уже восемь. Стивен Крайтон в десятый раз проверил свою амуницию, просмотрел свой рюкзак. От нечего делать снова взялся за свою XM-29, пытаясь реанимировать прицельный комплекс. Увы, новый теперь заказать негде! Теперь «умное» высокотехнологичное оружие превратилось в обыкновенную железяку. Плюнув на прицельный комплекс, Стивен демонтировал его, осознавая, что теперь придется довольствоваться примитивной мушкой.

Проверил пистолет, боеприпасы. Аккуратно сложил оружие и снаряжение около кровати, так, чтобы завтра с подъемом ему пришлось потратить не более десяти минут.

Крайтон жил один, но в его квартире всегда царил идеальный порядок. Правда, и вещей-то здесь было немного. Многие удивлялись, почему Крайтон выбрал для жилья не собственный дом, а квартиру в старом трехэтажном доме. Все было просто, — он был горожанином, жителем Нью-Джерси. Деревенская жизнь угнетала его, — Крайтон любил жизнь мегалополиса, он наслаждался высотными, расцвеченными огнями, зданиями, многоярусными, шумными автомобильными эстакадами, он не мыслил жизни без тысяч ярких автомобилей, без миллионов людей, спешащих куда-то по своим делам, без яркого света ночных фонарей и вывесок ночных клубов, сияющих всеми цветами радуги. Все это осталось далеко в прошлом, но хотя бы жить в городском доме ему никто не в силах запретить!

Завтра — день отправки. На окраине Хашури был оборудован специальный лагерь, куда поселили бойцов, — военных и гражданских добровольцев, зачисленных в экспедиционную группу. За них беспокоиться нечего, — его парни приглядят за ними, и будет полный порядок! Если кто-то из грузин захочет удрать домой, — да ради Бога! Только хорошо, не надо будет тащить с собой балласт! Сегодня Крайтон распустил ребят по домам, — пусть проведут этот день, как хотят, в свое удовольствие. Вдруг, больше не придется? Добровольцев Крайтон тоже велел сегодня не зажимать, — пусть смотаются домой, погуляют, выпьют, пообщаются с родными. Сам Крайтон не принял приглашения потусить с ребятами из «Дельты» в «Калифорнии», — захотел побыть один. С недавних пор он вообще любил одиночество.

На столе лежала стопка документов, схем на английском, грузинском, русском языках, ветхих топографических карт. Всю вторую половину сегодняшнего дня Крайтон штудировал эту информацию, пытаясь понять, что представляет собой дорога до бывшей столицы Грузии. К тому же ехать придется окольным путем, так как прямая дорога разрушена и первращена в нагромождение горячих камней, дымящихся до сих пор. Под картами лежал раскрытый фотоальбом с изображениями Тбилиси. От всего этого Стивена уже тошнило.

В такие часы он жалел, что не курит и не пьет. Можно было бы забить сейчас косячок, или осушить бутылочку-другую, но Крайтон как-то заявил, что переживет всех куряг и выпивох в американской армии, и, если и отправится на тот свет, то точно не от цирроза печени или рака легких! Да и потом не хотелось давать себе поблажку даже в малом, потом все дело наперекосяк пойдет!

Никто никогда не видел Крайтона веселым. Трехсекундная улыбка, — это максимум, на что мог сподобиться нынешний командир «Дельты». Таким он стал даже не после ядерной войны. Таким он стал после Ирана.

Крайтон не чувствовал оптимизма по поводу предстоящей поездки в Тбилиси. Половина всех людей, что войдут в его группу, — местные ополченцы. И что он с ними навоюет?

Соискателей было куда больше, но на испытаниях Крайтон постарался устроить им пятидневный ад, выгоняя всех недовольных, заболевших, ослабевших за малейшую провинность. Но где сейчас найдешь сотню профессионалов, не обчистив при этом остальные поселения Союза? А коренные жители, грузины, их жизнь, традиции, святыни так и остались для Крайтона темным лесом.

Тот самый русский, которого порекомендовал Ричардс, к сожалению, выдержал все испытания. За эти пять дней у Крайтона была возможность приглядеться к нему получше, и капитан вынужден был признаться, что это парень не промах. Стрелять умеет, силой не обижен, не глуп. А после того, как русский показал Крайтону, как производить глазомерную съемку местности при помощи обыкновенного спичечного коробка, капитан проникся к нему даже подобием симпатии. И еще одна черта русского бросалась в глаза, — он старался помогать своим товарищам. Крайтон вспомнил, как он гонял группу, заставив в одной из точек полигона преодолевать высокий бетонный забор. Так этот русский со своим другом — грузинским водителем отыскали какую-то длинную деревяшку и, положив ее на плечи, создали подобие лестницы, чтобы перелезли остальные. Так его учили в российской армии, будь она проклята! Да, коллективизм и взаимовыручка, — штуки весьма полезные…

Но все равно… Будь он тысячу раз толковым бойцом, он — русский. Гражданин страны, которая уничтожила Америку, похоронила весь мир! Человек, не скрывающий своей ненависти к Америке и американцам. Как это повлияет на микроклимат группы, состоящей полностью из грузин и американцев, бывших партнеров по НАТО? Непонятно, как он здесь-то прожил десять лет? Как его не пустили на мясо горячие грузины, которые с тоской и болью смотрят на руины городов, на свою землю, потерявшую свое былое плодородие? Будь он в американском городе, его бы там давно прикончили. Нет, местные, — это великая тайна, и понять их даже не стоит пытаться!

Голова Стива раскалывалась, как будто по ней колотили палкой. Вся информация, что он впитал за сегодняшний день, казалось, была сброшена в заднем углу мозга в полном беспорядке. Ничего… Надо пораньше лечь спать, и завтра голова будет в порядке. А сейчас не пройтись ли по воздуху? День к закату близится, уже не жарко…

Стивен накинул форменную куртку со звездно-полосатым флагом, одел кепи. Выходя из квартиры, закрыл дверь на замок. В принципе, можно было этого не делать. Уровень преступности в Хашури был практически нулевым, да и потом все равно на всей лестничной клетке он жил один. Внизу только азербайджанская семья, но там вроде люди приличные.

Его шаги гулким эхом отлетали от обшарпанных стен. Кому-то жутковато, а Крайтону нравилось. Он распахнул ржавую металлическую дверь, вдохнул терпкий воздух июльского вечера.

Небо было, как обычно, ясным. Легкий ветерок освежал уставшую от зноя растительность. С железнодорожной станции раздался рев паровоза. Да, на рельсы вновь ставят паровозы! А чему удивляться?! Вперед, в Средневековье, как сказал Ричардс.

Квадратный двор, ограниченный стенами обветшалых домов, не был пустым. На запущенном газончике, среди зарослей чертополоха двое ребятишек развлекались тем, что кидали друг в друга серо-зеленые липучки. Женщина с девочкой лет пяти сидят на покосившейся скамеечке. Какая-то старушка, обмотав руку тряпицей, собирала крапиву недалеко от ржавого скелета трехосного грузовика. Говорят, из крапивы здесь варят суп. Двое мужичков, прислонив к забору свои древние охотничьи двустволки, играли в карты. Вот и все население двора…

— Эй, да это же Стив! — толкнул один из старичков локтем своего партнера. — Здравствуй, Стив!

— Здравствуйте, господа! Все играете?

— А что еще делать! Завтра уезжаете?

— Да, конечно.

— Послушай, Стиве, будь другом! Посмотри, стоит еще в Тбилиси стадион «Динамо»?! — спросил один из стариков.

— И, если будет возможность, улицу Руставели посмотри, — попросил другой.

— И храм Джвари. И, если будете мимо проезжать, статую Матери-Грузии посмотри!

— Хорошо, господа, если будет возможность! — пообещал Крайтон. — Нам бы доехать до города для начала!

— Доедете! Обязательно доедете! — подбодрили его старики. — И обратно вернетесь! С добрыми вестями. Кстати, ты бы с Ниной попрощался бы… Думаешь, чего она здесь сидит уже три часа?! Тебя ждет.

Крайтон поморщился. Ну, сколько их еще будут сватать друг другу? Что у местных за привычка такая?!

— В этом нет необходимости, — Крайтон надвинул кепи на самые глаза.

— Ну, как знаешь!

Все никак не могут забыть ту историю, подумал Крайтон.

Два года назад у Нины был муж. Крайтон тогда только обосновался в этом доме, и не знал перипетий личной жизни соседей. Так вот, муж выпивал и держал жену и дочку в страхе, поколачивая их при каждой возможности. Для американского офицера это было дико, но еще более непонятным для него было то, что все во дворе знали об этом. Знали, и не вмешивались. Крики и плач очень хорошо были слышны ясными летними ночами в пустом дворе. Крайтон редко бывал в своей квартире, но, когда случалось ему ночевать в своей квартире, он не раз хотел сходить в ту самую нехорошую квартирку и проучить наглеца.

Однажды, он напрямую спросил у этой женщины, когда увидел ее на улице:

— Почему вы терпите такое обращение? Вам нужна помощь?

Женщина ничего не ответила, только посмотрела на него глазами измученного котенка и тут же убежала. А спустя две недели она сама прибежала к нему.

Испуганный стук в дверь раздался в полдесятого вечера. Когда Крайтон открыл дверь, он увидел на пороге эту женщину со следами насилия на лице. Но больше всего его поразило окровавленное лицо ее дочки:

— Пожалуйста, спрячьте у себя малышку! — умоляла взахлеб женщина.

— О-кей! А что случилось?

Выяснилось, что ее муженек придумал новую забаву, — стал с пристрастием допрашивать жену на предмет супружеской верности и его ли эта дочка и на каждый отрицательный ответ бил жену и девочку палкой по спине. Потом гонялся за ними с длинным ножом, обещая выпустить обеим кишки.

— Хорошо, оставайтесь обе, — предложил капитан.

— Нет, я не могу! — зарыдала женщина. — Если я сейчас не приду, будет только хуже! Вы не подумайте, я ему не изменяла! И дочка это его! Но он, когда напьется…

— Что вы передо мной-то оправдываетесь?! — удивлялся Крайтон. — Да в любом случае, это не дает ему прав издеваться над вами и над ребенком!

— Вы только ему не говорите, что я была у вас!

В этот момент, раздался категорический стук в дверь и пьяная грузинская брань. Крайтон вывел женщину и ребенка в большую комнату, дал ей перевязочный пакет, чтобы она оказала помощь дочке, а сам пошел открывать дверь. Из пустого подъезда неслась отборная площадная брань и обещания разнести весь дом и поубивать всех, кто под руку попадется. Конечно, пьяный мужик не знал, на кого он сейчас катит бочку.

Спустя десять минут распахнулась дверь подъезда, и Крайтон выволок на лунный свет весьма попорченного бузотера, у которого была вывернута левая стопа и не хватало во рту переднего ряда зубов. Выволок, как щенка, за шкирку. Руки мужа-изувера были стянуты за спиной пластиковой лентой, на лице красовался синяк. Сам он, уже трезвый как стеклышко, орал на весь Хашури, что его собираются убивать.

Крайтон поставил его к стенке, вытащил пистолет и выпустил всю обойму в сторону вялого тела. Пули вошли в стену над головой нарушителя спокойствия. А Крайтон с удовольствием наблюдал, как на штанах у него появляется большое мокрое пятно.

— Еще раз услышу твой собачий лай, — пристрелю без шуток! — пообещал спецназовец. — Ты меня понял, кусок дерьма?!

Мужичок понял. В то же утро он собрал манатки и исчез в неизвестном направлении.

Так Нина осталась с дочкой одна. Крайтон не раз слышал упреки от стариков, что вмешался в семейные дела, разрушил семью, оставил женщину и ребенка без кормильца. Слышал и недоумевал. Разрушил семью?! Это была семья?! Где муж избивает до полусмерти жену и дочь, гоняется за малышкой с ножом. А если бы он их зарезал к чертовой матери, было бы лучше?! Приличия были бы соблюдены?!

Так или иначе, Крайтон взял Нину под свое негласное покровительство. Он помог женщине устроиться на работу. Сам предложил ей работу на дому, — наводить у себя в квартире порядок, когда его нет. Тогда старики во дворе заговорили о романе между брошенной женщиной и американским капитаном. Им трудно было поверить, что за все время у Крайтона и мысли не возникало заманить женщину в постель. Никто не знал о второй по значению тайне капитана, — его бесплодии. Эхо ядерной войны… Именно из-за этого Крайтон с прохладой относился к женщинам. Что он сможет им дать?! Все из-за этих чертовых русских, гори они все в аду!!!

Стивен быстро направился в город. Нина окрикнула его, но он не обернулся, сделав вид, что не слышит. Похоже, эта баба действительно в него влюбилась, а это в его планы не входило… Что она от него ждет, предложения руки и сердца?! Нет, пора в дорогу, в пустыню, в ад, к чертовой бабушке!

И не лучше ли вообще переехать на базу?

Недавно в Хашури открыли новый источник минеральных воды, — бурильщики постарались. Так вот, у Крайтона появился свой обычай, — перед каждым дальним заданием он ходил к источнику, набирал там воду. Вот и сейчас он направился к большому камню, где из пластиковой трубки вытекала тонкая струйка воды. Разве можно сравнить ее с той рыжей жижицей, что с хрипом вытекает из крана в ванной?! Той водой и мыться-то брезгуешь, а эта будто исцеляет, тонизирует. Особенно, если ты в жаркой пустыне и язык от жажды у тебя присох к глотке.

У источника было много народу. Играли дети, в теньке сидели дедушки и бабушки. Женщина качала изорванную коляску, у которого не хватало одного колеса. Парочки прохаживались взад-вперед под ручку. Было здесь и несколько соотечественников Крайтона. Они прогуливались со своими девчонками, о чем-то рассказывали им, смеялись, обнимались. Завидев Крайтона, они вытягивались по стойке смирно, а он лишь устало махал им рукой, — не выеживайтесь, мол, ребята, отдыхайте!

У источника на скамейке он увидел Тенгиза, — того молодого грузинского шофера. Он обнимал за плечи изящную черноволосую молодую женщину. Между ними на скамеечке пристроилась девчушка лет пяти.

— Я до сих пор не могу простить себе, что отпустила тебя на такое опасное дело! — говорила женщина. — Милый мой, а ты не можешь отказаться?

— Уже нет, золотце, — муж провел по ее волосам, взял в ладонь несколько прядей, поцеловал их. — Да ты не волнуйся! Я недолго! До Тбилиси ведь недалеко, глупышка!

— Папа, а ты правда скоро вернешься?! — девочка обняла отца за шею.

— Конечно, милая! Очень скоро, соскучиться не успеешь!

— А я уже успела…

Крайтон стоял спиной к ним, облокотившись спиной на дерево и заложив руки в карманы.

Он не без зависти слушал эти семейные нежности, — увы, недоступная для него роскошь! Постояв немного, он подумал, что нехорошо подслушивать чужие разговоры и вышел из своего укрытия. Увидев его, Тенгиз начал было отстранять от себя дочку, но Крайтон жестом остановил его:

— Вставать не нужно, ты не плацу, парень! Отдыхайте, я вам не помешаю!

— Скажите, офицер, — женщина вскочила с места, как пантера, — Вы ведь правда не надолго, и вам ничего не угрожает?!

— Лили, не надо, — вмешался было Тенгиз, но женщина не слушала его.

Крайтон вспомнил, как он орал на грузин-кандидатов на тренировочном полигоне: «Половина из вас, возможно, сдохнет, от радиации, болезней, хищных мутантов! Так какого же черта вас несет в эту глушь?! Валите домой, дольше проживете!»

— Понимаете, туда еще никто не ездил, — отвечал Крайтон эксцентричной Лили. Но что, может быть страшного в пустом мертвом городе? Если соблюдать все правила предосторожности, все будет о-кей!

— Тенгиз, ты будешь соблюдать все меры предосторожности и слушаться командира! — распорядилась Лили. — Или я за себя не отвечаю!

— А когда ты за себя отвечала? — усмехнулся Тенгиз.

— Что?! — возмутилась Лили. — Извините, господин офицер, я тут поговорю с мужем.

— Я вам больше не нужен?! — спросил Крайтон, стараясь не засмеяться.

— Нет, господин офицер, спасибо! Господин офицер! А кормить в экспедиции будут? Если нет, мы можем что-нибудь приготовить…

— Нет, спасибо! — Крайтон сжал губы, теряя терпение. — Экспедиция обеспечена продовольствием.

— Лили, как тебе не стыдно? — сказал Тенгиз.

— Подожди, а почему мне должно быть стыдно..?

Воспользовавшись случаем, Крайтон улизнул к источнику. Сейчас он испытывал крайнее раздражение. «Чертовы гражданские маменькины сынки! Сидеть бы им в своем городе, да носу за рубежи не показывать!» — подумал Крайтон, наполняя фляги водой.

Закончив с водой, Крайтон, не глядя по сторонам, максимально быстро зашагал по аллее в сторону штаба. Еще немного хотелось пройти, подышать воздухом.

На улицах было чрезвычайно многолюдно. Хашури жил ожиданием экспедиции, гудел, как пчелиный улей. Крайтон вдруг услышал давным-давно забытую музыку, усиленную динамиками. Какой-то исполнитель из двухтысячных годов читал рэп на английском языке.

Крайтон остановился недалеко от клуба «Калифорния». Клуб сверкал огнями и читал рэп. Гуляли американские бойцы. Крайтон увидел Джерри, который забрался на крышу и заводил толпу внизу.

«Пусть развлекаются», — подумал Крайтон. А вот ему развлекаться совсем не хотелось. Он отвернулся, побрел дальше, пнув камешек.

Камешек пролетел по асфальту метров пять и уткнулся в армейские ботинки НАТОвского образца.

— Привет, Стиви, — пробасил ван Деманн, отбрасывая камешек в сторону.

— Привет, Хьюс, — сказал Крайтон. — Как жизнь?

— Спасибо, неплохо, — ответил темнокожий, здоровенный, как буйвол, капитан. — Завтра отправляетесь?

— Да, поедем на пикник. Прогуляемся, а то надоело в этом городишке сидеть! — улыбнулся Крайтон.

— Все вакансии закрыл?

— Увы! Вот только половина, — местные бойцы, непрофессионалы. Буду приглядывать за ними, чтобы не наломали дров.

— Да, не парься, Стив, — успокоил ван Деманн. — Нормальные парни, хорошие бойцы. Из Ирака никого не брал?

— Нет, упаси Боже! — поднял вверх ладони Крайтон, будто защищаясь от удара. — Этих ребят сам господь бог не исправит!

— Ну и правильно! — одобрил Хьюс. — Я смотрю, в «Калифорнии» пыль стоит столбом?!

— Мои ребята зажигают! — улыбнулся Крайтон. — Надеюсь, они до завтра не разнесут заведение по кирпичику?!

— А ты чего не с ними?

— Неохота. Лучше лягу сегодня пораньше!

— Все еще не можешь забыть про ту историю в Ираке? — вдруг спросил ван Деманн. — Брось, Крайтон, после того, как сгорели пять миллиардов человек по всему миру, стоит ли вспоминать про несколько десятков? По крайней мере, они не видели этого кошмара.

Крайтон посмотрел на боевого товарища, как на врага. Он был одним из немногих, кто знал про ту провальную операцию «Дельты» в Ираке. Тогда «Дельта» получила задание уничтожить лагерь террористов, но то ли ошиблась разведка, то ли им дали неверные координаты… В общем, отряд которым командовал Крайтон, разгромил лагерь беженцев. Крайтону до сих пор снились тела женщин и детей в белых одеждах, лежащие у догорающих палаток.

Парни из «Дельты» тогда ответственности не понесли. Дело пошили белыми нитками, а вашингтонские военные прокуроры уехали из Ирака несолоно хлебавши. Остальному же миру сообщили, что лагерь беженцев уничтожили иранские же террористы, переодетые американцами.

Но как же некстати ван Деманн об этом вспомнил!

— Мне плевать, Хьюс! — сказал Крайтон. — На кнопки я не нажимал, зато лично жал на спусковой крючок!

— Каждый может ошибиться, Стив…

— Но не когда ты по ошибке гробишь полсотни мирных жителей, которых ты приехал нести демократию! К тому же ошибся не я, а те козлы из Разведуправления! — крикнул Крайтон.

— Тем более, не понимаю, чего ты паришься! — ответил ван Деманн, не повышая голоса. Ты ведь не господь бог и не можешь исправлять ошибки всех мудаков на свете!

— Ты не поймешь, Хьюс… — Крайтон взял себя в руки. — Ты сейчас в клуб?

— Да. А почему бы нет? — лукаво улыбнулся черный как уголь Хьюс. — Думаю закадрить какую-нибудь местную красотку и оттянуться с ней ночью. Пока наш старик не видит! Давай, присоединяйся, закадрим пару девчонок!

— Нет уж, сегодня без меня. Пойду я, Хьюс!

— Давай, как знаешь, — Хьюс пожал его руку. — Возвращайтесь побыстрее. У меня скоро день рожденья, так что как приедешь, — с меня кабак!

— Принято, Хьюс! Приятно повеселиться!

Попрощавшись с ван Деманном, Крайтон продолжил свой путь. Он вдруг передумал идти к штабу. Вдруг там Ричардс околачивается. Запряжет его каким-нибудь неотложным делом. Как-никак завтра выезд… Нет уж, спать хочется, пусть сегодня обойдутся без него. И в боксы, где сейчас проверяется техника, монтируется новое оборудование, а техники с красными от недосыпа и злости глазами что-нибудь привинчивают, довинчивают, приваривают, швыряя на асфальтовый пол снопы искр, его не тянуло.

Крайтон ощущал, как усталость постепенно наполняет его, как тягучее масло наполняет сосуд. Нет, похромал-ка он домой! А то завтра будут глаза слипаться!

Темнело… На улицах зажглись редкие фонари, пахло сыростью. На улице было темно, так же темно было и в душе Крайтона. Он, от нечего делать, попытался вспомнить один из маршрутов, набросанных им на топографической карте. Ничего… Сейчас он придет в свою убогую квартирку, заварит чаю, достанет ванильные сухарики. Сладкий чай с сухарями казались сейчас Крайтону высшим благом, какое только может быть на земле.

Он вспомнил, какие потрясающие вкусности готовила на день рождения его мама. Это было в те времена, когда Нью-Джерси был еще огромным, сияющим, живым городом, а он, капитан Крайтон, — просто малышом Стиви. Крайтон тяжко вздохнул, — в последний раз он видел мать перед самым вылетом в Грузию. Она ему все нахваливала соседку-умницу, студентку Келли. Крайтону стало так тяжело. Был бы женщиной, непременно бы заплакал! Неожиданно захотелось поговорить хоть с кем-нибудь. Просто пообщаться по человечески. Хоть с грузином, хоть…

Крайтон увидел, как ему навстречу идет человек. Лицо человека осветило огнем, когда он прикуривал длинную самокрутку. Это был русский… Сергей…

— Здравствуйте еще раз, господин капитан! — Сергей увидел Крайтона. — Извините, у вас спичек нет?

— В чем дело, Сердж? — спросил Крайтон. — Снова хочешь удивить меня?

— Нет, хочу прикурить, только и всего! — Сергей был необычайно возбужден, тяжело дышал. Крайтон протянул ему спички, и в желтом кругу пламени он увидел, что лицо русского дозиметриста просто-таки багровое.

— У тебя проблемы, Сердж? — спросил Крайтон, забирая спички.

— Вы счастливец, господин капитан! — говорил Сергей, выдыхая дым. — Вы не женаты.

«Это счастье? Ну и дурак же ты, русский!» — подумал Крайтон.

— Что-то дома?

— Жена набросилась на меня, что я записался в эту экспедицию! — сказал Сергей. — Хотя недавно сама гнала меня за деньгами к вам, американцам. И ведь не разозлишься! Она орет и плачет, орет и плачет… Детей перепугала насмерть, дура!

— У тебя, Сердж, была возможность уйти, — сказал Крайтон. — Если хочешь, — еще не поздно соскочить. Я не буду считать тебя трусом. Все-таки дети, — веская причина.

— Нет, не стану, — замотал головой Сергей. — Уже обо всем договорились с Тенгизом.

— Скажи, мне просто интересно, — спросил Крайтон. — Как ты, русский, оказался в Грузии? Ведь вы же с этой страной тогда враждовали? Как тебе удалось стать своим?

— Своим я здесь по-моему так и не стал, — сказал Сергей. — А сюда приехал по любви. За женой… Как только уехал, спустя два дня на Россию стали падать ваши ракеты. В Москве остались мои родители. Навсегда…

— А моя мать осталась в Нью-Джерси, Сердж! — раздраженно прошипел Крайтон. — Нью-Джерси сгорел в первый же день от ваших ракет!

— Но ведь вы же первые начали, капитан! — В глазах Сергея отражался огонек самокрутки. — Вам ведь Россия всегда стояла поперек глотки!

— Так же как и вам Америка! — резко ответил Крайтон. — Это вы первыми атаковали страну, с которой у нас был союзный договор! Вам нужна была власть над Евразией!

— Власть над Евразией? Да мы у себя дома порядок навести не могли! — возмутился Сергей. — А, может, вам нужна была сибирская нефть? И под видом защиты демократии вы захотели ее захапать?! Обрушивая бомбы на головы мирных жителей! Это именно из-за Америки у нас слово «демократия» стало ругательным!

— Вам хорошо промыли мозги кремлевские СМИ! Кругом враги, главное — первым нажать кнопку! — сжал кулаки Крайтон.

— А вам Би-би-си! — вспылил Сергей. — Сфера американских интересов, — весь мир! Но вот, что я вам хочу сказать, капитан. Давайте-ка отложим этот разговор до возвращения! А то мы пока доедем до Тбилиси, глотки друг другу перегрызем!

«Тоже мне, миротворец хренов!» — подумал Крайтон. «Хотя, он прав».

— Может, ты и прав, — согласился Крайтон, — А, когда ты уезжал в Грузию, против тебя разве не применяли санкции? — спросил Крайтон. — Ну, увольнение с работы, вызовы в ФСБ, запрет на выезд за рубеж?

— На работе ребята сказали, что я чокнутый! — сказал Сергей. — Родители прокляли перед отъездом. Стандартная ситуация. Хотя, премии меня почему-то лишили… То ли из-за этого, то ли из-за того, что я начальника послал один раз на три буквы!

— Да ты, парень, анархист! — усмехнулся Крайтон.

— Ничего, с него не убудет! — ответил Сергей. — Если он сволочь, пусть знает об этом. Это лучше, чем, если я бы потом мучился угрызениями совести, что испугался его красивого галстука, как щенок.

— То есть, если я тебя отправлю штурмовать логово мутантов, ты меня тоже сочтешь сволочью?

— Нет, если это будет боевой приказ. К тому же вы в этом случае вряд ли будете прятаться за мою спину. А вот если опять будете поносить мою родину, вот тогда вы будете еще той падлой!

— Знаешь, я бы на твоем месте помирился бы с женой! — сказал Крайтон. — Если ты так любишь ее, что ради нее отмахал столько миль, то, какого черта ссориться сейчас? Ведь неизвестно, вернемся мы или нет.

— Уже поздно. Они уехали, — махнул рукой Сергей. — Вернемся, так вернемся, нет, так нет. Знаете, есть такой принцип: «Боишься, — не делай, сделал, — не бойся».

— Интересный принцип, — Крайтон почувствовал, что с этим русским они сработаются. — Ладно, уже поздно. Ты в лагерь?

— Конечно! Перекантуюсь в лагере, а завтра в дорогу.

— О-кей, тогда до завтра, — махнул Крайтон.

— До завтра, господин капитан, — Сергей протянул ему руку.

На этот раз Крайтон принял его руку без особых колебаний:

— До завтра, господин русский!

 

Глава 5. Семейный кризис

Кетеван готовила обед. Смахивая слезинки, она гремела почерневшими от времени кастрюлями у каменной печки. Когда Ярослав или Нана спрашивали у мамы, почему она такая грустная, она через силу улыбалась, говорила, что пылинка в глаз попала. Кетеван горевала из-за мужа. Зачем он записался в эту проклятую экспедицию? Из-за денег? Да пропади они пропадом, такие деньги! Неужели просто назло?! А если он не вернется?! Тбилиси — город мертвый, и для чего нужно туда ехать? Или они думают, что спустя десять лет после того, как город сгорел, он по мановению волшебной палочки сам собой отстроился? Зачем эта экспедиция вообще нужна? Губить мужчин, отцов и мужей? Это все американцы, катастрофа им на голову! Свои головы не берегут, так хоть бы чужие пожалели!

Раздался звон во дворе, оповещающий о приходе гостей. Из верхней комнаты белобрысой молнией вылетел Ярик:

— Мама, кто-то пришел!

— Кто там?! — Кетеван вытерла руки о передник, поспешила к двери.

— Это мы! — послышался голосок Лили. — К вам можно?!

— Заходи, Лилечка, заходи! — засуетилась Кетеван.

Лили была не одна, с дочкой. Лиле расцеловалась с хозяйкой, улыбаясь, сказала:

— Мир и достаток дому вашему!

Тамарочка первым делом спросила:

— А где Нана?

— Тамара, а я тебя здороваться не учила?! — нахмурила брови молодая мать

— Здравствуйте, тетя Кети! А где Нана? — пролепетала кроха.

После того, как юные подружки получили свою долю сладостей и убежали в комнату Наны, Кетеван пригласила гостью за стол. Детей она звать не стала. Зачем им на ее слезы глядеть? Кетеван очень хотелось поговорить с Лили, излить ей душу.

— Как у вас дела, Кетеван Мамиевна?! — спросила Лиле, принимая чашку душистого настоя.

— Да уж какие тут дела… — махнула рукой хозяйка дома. — Сначала ты расскажи!

— А у нас все хорошо! — похвасталась Лиле. — Я вам по секрету расскажу, ладно? Сделала, как вы тогда говорили! И… второй ребеночек у нас будет!

Лицо счастливой Лили светилось, как солнце. Глядя на нее, Кетеван даже на мгновение забыла о своих горьких думах.

— Ну и умничка! — похвалила подругу Кетеван. — А Тенгиз уехал?

— Да, сегодня днем покатили они в сторону Гори! Я с утра к станции бегала. Как раз состав их мимо проходил. Слышали паровозный гудок в девять часов? Это они были! Я там даже Тенгиза увидела. А вы не ходили?

— Нет. И как же ты Тенгиза отпустила, когда одна, беременная осталась?! — спросила Кетеван.

— После той бури у нас отношения наладились, — ответила ее молодая подруга. — А когда выяснилось, что у нас прибавление будет, он мне и предложил, в экспедицию записаться! Я сначала покричала немного, а потом согласилась. Да и потом… экспедиция ведь в родной город Тенгиза. Я знаю, что он не только ради меня поедет, но и ради того, чтобы на родной город посмотреть.

— На что там смотреть? На развалины?! — неожиданно повысила голос Кетеван. — Там же радиация!

— Но они ведь в этих…скафандрах будут! Правда? Правда ведь?! — забеспокоилась Лили. Видимо она только сейчас всерьез начала осознавать всю опасность этого предприятия.

— Правда, Лиле, правда, — успокоила Кетеван молодую подругу.

— И потом с ними опытные военные, — добавила Лиле. — Американские спецназовцы. Говорят, лучшие на земле вояки! Название у их отряда, по-моему «Дельта».

— Все будет хорошо. Конечно, будет, — Кетеван пыталась успокоить и Лиле, и себя заодно. А у самой сердце разрывалось. Сейчас почему-то ей вспомнились ее с Сергеем московские свидания. Вот сейчас всплыло в памяти, как они ездили на громадный рынок у «Черкизовской». Вспомнились его горячие поцелуи на холодном ветру, когда зимний вечер опустился на Москву, когда летел с неба колючий снег. Вспомнила их ужин в небольшом ресторанчике у Измайловского парка. А теперь ее любимый, обожаемый Сереженька уехал в пустыню, где песок и отравленный ветер. Кетеван смахнула салфеткой слезинку. Конечно, это не осталось без внимания Лили:

— У вас что-нибудь случилось? Сергей ведь тоже уехал?! Вы расстроились совсем?

— Похоже, он меня больше не любит! — внезапно заявила Кетеван.

Лиле чуть чашку на пол не уронила:

— Кто вам это сказал?!

— Не надо говорить, это и так видно, — Кетеван посмотрела в окно, вытирая глаза до красноты. — Во всяком случае, любить он меня стал меньше. Раньше его в Хашури не выгонишь, не то, что дальше! Не прошло и месяца со дня возвращения из Цхинвали, он вновь уехал!

— Тбилиси, — это не так далеко, — возразила Лили.

— По нынешним меркам это как край света. Для меня, по крайней мере, — сказала Кетеван. — Я помню тот страшный день, когда мы с твоим Тенгизом, да хранит его Бог, удирали из Тбилиси, от этого страшного огня! И, кстати, Тенгиз туда тоже зря поехал! Но дело не в этом. Мы с ним поссорились, когда я узнала о том, что он скрыл от меня предложения о работе от американцев. Я настояла на том, чтобы он поговорил с Ричардсом, а он назло мне взял и уехал! Сказал, что для работы это обязательное условие. Скорее всего, наврал… Ему так плохо со мной, Лили? А дети? Ведь они же отца совсем не видят!

— Разве Сергей так мало приносит домой денег? — Лили наконец избавилась от привычки называть мужа Кетеван по отчеству.

— Да не то, чтобы мало, — занервничала Кетеван. — Ты права, это я слишком избалованна. Я до сих пор вспоминаю, как я жила в Москве. Представляешь, что такое жить в большом городе? Высоченные здания, огни, машины. Магазины, где одежда на любой вкус. Вкусная разнообразная еда. Удобства… Ты-то совсем тогда маленькая была, а я еще помню…

— А мне сейчас главное, чтобы у меня ребеночек родился здоровый, — сказала Лиле. — И чтобы Тенгиз вернулся. Я не помню жизнь в большом городе, и Бог бы с ним!

— Ты меня сейчас упрекаешь, что я люблю красивую жизнь больше, чем мужа и детей? — грустным голосом спросила Кетеван.

— Нет, что вы… — Лиле покраснела. — Простите меня, вы, наверное, подумали…

— Ты права, — неожиданно сказала Кетеван. — Мне иногда стыдно моих мыслей. Я не должна… Но так трудно забыть это время… Мне очень часто снится, как я выхожу из метро, выхожу на улицу, полную разноцветных огней, захожу в магазин обуви, а там… Столько моделей, столько марок! Ты и в жизни таких не видела! Ты даже не представляешь, какая красивая, изящная может быть женская обувь!

— Представляю! Я в старых журналах видела. Но сейчас такая обувь бесполезна. На каблучках по камням не побегаешь! А что такое «метро»? — спросила Лиле старшую подругу. — Я знала, просто забыла… Но, мне кажется, что вы ошибаетесь! Сергей любит вас! Просто, у вас, … как бы это сказать… кризис семейных отношений.

— Проще говоря, я ему надоела! — выпалила Кетеван. — Он героически терпел нашу одиннадцатилетнюю разницу столько лет, но, в конце концов, ему надоела эта старуха! — она показала на свое лицо и расплакалась.

Лили ничего не оставалось делать, как утешать Кетеван. Она гладила ее по голове и приговаривала:

— Ну, Кетеван Мамиевна, ну перестаньте! Не говорите глупостей! Вы очень, очень красивая! Хотела бы я в пятьдесят лет выглядеть также, как и вы! Ну ведь дети услышат! Я вам сейчас чаю налью!

— А я не хочу выглядеть на пятьдесят! — прохлюпала Кетеван. — Раньше я могла бы сходить в салон, сделать макияж, и выглядела бы как молодая! А теперь..? А вдруг Серго нашел себе молодую женщину?! Если бы он был здесь, мы бы поговорили, а он уехал, и мне ничего не остается, как только теряться в догадках!

В этот момент в дверь раздался громкий стук и могучий басовитый голос прогудел:

— Кети! Эй, Кети! Можно зайти?!

— Кто это? — спросила Лиле.

— Ой! — У Кетеван мгновенно исчезли слезы, на лице появилась смесь испуга и интереса. — Это Отиа, купец.

— Так мне можно? — прогудел настойчивый бас. — Или ты не одна?

— Обожди!

Кетеван вытерла полотенцем лицо, встала из-за стола, быстро принесла еще одну чашку. Лили набросила на голову платок, завязала его по-цыгански.

— Входи, Отиа! — Кетеван открыла дверь.

На пороге стоял высоченный седой усатый громила в легкой безрукавке, черных штанах, заправленных в сапоги и широкополой шляпе. На его плече висел компактный «УЗИ», из-за ремня торчала рукоять пистолета.

— Я уж думал, забыли про меня! Нехорошо, хозяйка, гостей за дверью держать! Доброго здоровья тебе и деткам твоим, — сказал седой здоровяк. — И молодой твоей гостье!

— Здравствуйте! — Лили поднялась из-за стола. Она слышала про Отиа Палаванишвили, успешного умного купца с цепкой хваткой. Вдовец, не растерявший здоровья, силы, он считался выгодной партией для женщин в Гоми и окрестностях. У него всегда водились вещи первой необходимости, продукты, лекарства, он всегда знал где, что и почем найти. Но взгляд его напоминал взгляд коршуна, приглядывающегося к добыче. Внимательные черные глаза Отиа, казалось, пронизывали насквозь.

— Присаживайся, — пригласила Кетеван к столу гостя. — Чаю будешь?

— Чаю?! Не откажусь! — улыбнулся торговец. — Вот сколько знаю тебя, Кети, а ведь совсем не изменилась. Похорошела только. Ты уж мне поверь, я в женщинах толк знаю! Детки-то как твои? Здоровы!

— Да, спасибо тебе, — ответила Кетеван. — А твоя торговля как?

— Лучше всех! — улыбаясь, похлопал себя по животу Отиа. — Вот только сожалею, что в Цхинвал не смог выбраться! Так не вовремя заболеть! Никогда себе не прощу! Обождите, я сейчас.

Он вышел во двор и, спустя пару минут, вернулся с вещмешком советского образца. Из мешка он достал буханку хлеба, пару банок с консервами, бумажный пакет с конфетами. Все это он выложил на стол.

— От нашего стола, — вашему столу! Давай, хозяйка, командуй!

Отиа примостился на крохотную табуретку, которая, казалось, развалится под его весом. Снял автомат, вытащил пистолет, сложив свой арсенал на подоконнике.

— Извините, дамы, что с оружием в дом вошел, — важно сказал Отиа. — Да только «железо» мое всегда при мне. Не с дурными умыслами в дом их принес, просто привычка такая.

— Не волнуйся, я от вида оружия в обморок не упаду, — усмехнулась Кетеван. — Держи чашку.

— Спасибо, Кети. — Отиа не спеша, с достоинством принял чашку, отхлебнул. — Хороший чай. Спасибо. А хозяин-то где? Уехал что ли?

— Уехал! — с горечью сказала Кетеван. — В экспедицию, в Тбилиси!

— Что ему дома-то не сиделось?! — скривил губы Отиа. — Уж сорок скоро стукнет, а все по пустыням лазает, как мальчишка! Не дело для отца семейства!

Лили жутко не понравилось, что Отиа ведет себя как хозяин, да еще и смеет критиковать Сергея, мужа Кетеван. Она ожидала, что Кетеван возмутится, осадит наглеца. Но она только промолчала, сжав губы.

— А я считаю, что Сергей поступил очень храбро, — сказала Лили.

— Ты, Лили, молодая еще, много не понимаешь! — тут же осек ее Отиа. — Храбрость нужна в молодости, а к старости важнее ум. Ум, чтобы семью и детей обеспечить всем необходимым.

— А вы бы не испугались отправиться в пустыню, в неизвестность? — не унималась Лили.

— Если я буду считать, сколько раз я отправлялся в разные рискованные экспедиции, у меня пальцев не хватит на руках и на ногах! — Голос купца гремел так, что стеклянная посуда дребезжала. — Еще до войны, когда тебя еще и на свете не было, я в Турцию, в Египет за товаром ездил. Иногда и контрабандой занимался. Да что было делать, время такое было. Так что я свое отъездил, пусть теперь молодые мотаются по дальним углам! А мне время доходы подсчитывать. Вот только жалею, что в Цхинвали не съездил! Заболел так некстати, как дурак! Две недели в постели провалялся!

Отиа от досады стукнул кулачищем по столу, аж чашки зазвенели.

— Так что, хозяйки, если надо чем помочь, обращайтесь без стеснения! Товар обм нять, купить, продать, достать что… Нет такой вещи, которую Отиа не смог бы достать!

«Молодец! Нарисуй свой портрет и повесь в рамку на газетное табло, хвастун старый!» — подумала Лили.

— Тебе, Кети, муж разве ничего не оставил перед отъездом? — спросил Отиа. — Им там что-то обещали в качестве аванса. Или все прогулял?

— Мой Серго не такой, чтобы прогуливать, — наконец-то заступилась за мужа Кетеван. — Вон оно, в чулане! Если бы продуктами выдали, а то… Три автомата, зачем они мне. Два литра молока и мешок муки! С автоматами мне что делать?

— Так сменяй их на базаре, — посоветовал Отиа. — Хочешь, я сменяю. В два часа управлюсь! Возьму недорого, по-соседски.

«Проклятый ростовщик!» — подумала Лили.

— Я ведь понимаю, что выгляжу свиньей последней, когда у тебя свой процент удерживаю, — Отиа будто угадал мысли Лили. — Да только мне с людьми договариваться, им тоже платить надо. Но не волнуйся, со мной больше выгоды поимеешь, даже с учетом процентных вычетов, чем если сама пойдешь на базар.

— Я подумаю, — сказала Кетеван, изрядно покраснев.

— А чего вы в такую духоту дома-то сидите? — спросил Отиа, наливая вторую чашечку. — На свежем воздухе-то лучше будет.

— Да я тут по дому хлопочу, — смутилась Кетеван.

— И помочь-то тебе некому! — Отиа был просто наполнен сочувствием и сопереживанием Кетеван. — А сын чего? Пусть, дармоед, помогает! Не сердись, Кети, совсем я к старости ворчлив стал! И себя-то порой так обругаешь, что уши вянут и в трубочку сворачиваются! Вы вот сидите, а что в государстве делается не знаете! Слышали, что на юге, в Боржоми произошло?

— А что произошло? — одновременно спросили обе женщины.

— Точнее, не в Боржоми, — поправился Отиа. — А в Читахеви. Там фронт рядом, с турками воюют. Так вот, взорвали одного из боржомских командиров. Иоселиани, кажется. Прямо в доме, говорят, с женой и сыном. Сыну-то его шестнадцать лет было, приезжал домой родных навестить. Так все в этом доме и погорели!

— Господи, какой ужас! — всплеснула руками Кетеван. — А кто взорвал-то?

— Да кто же знает-то! — усмехнулся Отиа. — Я думаю, что турки. Небось, диверсанты закрались в тыл к нашим, да и взорвали! Иоселиани, говорят, толковым командиром был. Смелым. Безжалостным. Дьявол, а не человек! Никого не боялся. Да и, поговаривают, многим поперек дороги стоял. А, может, старые враги нашли, да те же сваны! А у сванов сами знаете как, особенно в наше время…

— Мне муж рассказывал про этого Иоселиани, — сказала Лили. — Говорил, что это очень смелый, но очень злой человек. И не поймешь, то ли хвалить его, то ли ругать.

— О покойниках или хорошо, или ничего, — напомнила Кетеван.

— А на войне доброта и не нужна никому, — сказал Отиа. — Нужен ум, и твердая, очень твердая рука.

— Доброта нужна везде, — возразила Лили.

— Молода ты еще, — нахмурился Отиа. — И на войне не была никогда. Да и не женского это ума дело, и, слава Богу. Не дай Бог, наверное, чтобы женщина поняла на сто процентов, что такое война и какой командир нужен. А, девушки! Слушайте, если уж я здесь, воспользуюсь случаем! Я тут, еще месяца три назад взял косметику, думал, продам, но видно, не судьба. Может, вы возьмете? Недорого, всего по патрону за два тюбика!

Отиа высыпал из своего вещмешка разноцветные цилиндрические футлярчики, — помаду, тушь, плоские коробочки с тенями. На некоторых еще были видны золоченые надписи «Pupa», «Loreal», «Merlen». Старый торговец хитро улыбнулся, увидев, как заблестели глаза у женщин.

— Кое-что пришло в негодность, но что-то еще в полном порядке! — сказал Отиа. — Я потом расскажу, как даже негодную косметику привести в порядок.

За последующие десять минут Кетеван успела проверить все тюбики и коробочки, а потом открыть их по второму разу, уже приглядываясь к тому, чтобы подошло ей лучше всего. Лиле же, одна из первых модниц поселка, почему-то не спешила восторгаться. Она не понимала, зачем ей так много этих коробочек, дающих, в общем-то один эффект. Ну, разные оттенки. Но что на это скажет Тенгиз? Он уехал зарабатывать на жизнь для нее, для Тамарочки и для того ребеночка, что она всего месяц носит под сердцем. Может, он рискует жизнью ради них. Потратить те средства, что оставил Тенгиз перед отъездом, почему-то показалось молодой женщине кощунством.

А Кетеван можно понять. Она скучает по старому миру, и эти бестолковые разноцветные коробочки с иностранными надписями, — один из тех веревочных мосточков в то, старое время, когда женщина могла себе позволить быть просто Женщиной. Когда такие коробочки лежали на чистых зеркальных витринах в огромных городах, утопающих в роскоши и изобилии.

 

Глава 6. Переворот

Хунн каждые пять минут смотрел на часы. Сердце его колотилось, как пулемет. Он еще раз подошел к столу, взял бумажку с пометками, стрелочками и фамилиями. Так легче, — переносить свои действия на бумагу в виде наглядной блок-схемы. Помогает при планировании операций. При условии, правда, что эту бумажку ни один человек не увидит.

В кабинете майора было накурено, пепельница была завалена окурками дешевых американских сигарет. На столе скучали несколько грязных чашек из-под кофе и упаковка стимуляторов. Наверное, не стоит мешать стимуляторы с кофе, ведь какая нагрузка на сердце! Плевать! Хунну было плевать на все, — сегодня решалась судьба дела, которое он готовил, без малого, полгода. Если не выгорит, тогда пошло оно к черту!

Без пяти семь… Рабочий день закончен, а Ричардс все сидит в кабинете. Работает, мать его! А ведь соберется, да и пойдет домой! Где же Бернардо?! Хунн еще раз отрепетировал, как он достает свой пистолет из-за ремня и нажимает на спусковой крючок.

Дверь в кабинет была открыта, и вскоре Хунн услышал в коридоре шаги. Он на всякий случай достал из сейфа, стоящего рядом с государственным флагом США, второй пистолет. На мгновение сердце Хунна замерло. В груди он почувствовал холодок.

На пороге появился Бернардо. Одетый в полевую форму со знаком Военно-Воздушных сил США, со складным «Аресом» в руках. щелчком

— Хунн, это я. Можно войти?

— Заходи, Бернардо. Что за музейный экспонат у тебя?

Бернардо ухмыльнулся, раскрыл свое оружие. Со зарядил магазин.

— А мне нравится! Ты что, забыл? В свое время наши продавали такие штуки в Грузию! Теперь я один из немногих обладателей такого раритета!

Хунн немного перевел дух. Болтовня словоохотливого Бернардо успокаивала его.

Снова шаги в коридоре… Осторожный стук в дверь:

— Разрешите, сэр?

— Давайте, какого хрена вы опаздываете? — выругался Хунн.

В кабинет вошли еще трое. Капитан Гор, рыжий, с веснушками, мастер уоррент офицер 5 класса Истерн, высохший, лысый, с лисьими глазками. И доктор Григорадзе в потрепанном коричневом пиджаке, глядящий из под треснутых очков с подобострастием. В своем убогом одеянии он казался чужеродным явлением в компании американских военных, одетых в ладную форму.

— Доктор, у вас все готово? Пациенту сразу же потребуется помощь, помните об этом! — Хунн говорил по-английски, грозя пальцем старику в пиджаке. Тот поперхнулся, ответил на корявом английском:

— Да, сэр. Не беспокойтесь. Я лично осмотрел палату. Туда добавили все необходимое.

— О-кей, — медленно выговорил Хунн. — Помните, господа, у нас десять минут, не больше. Потом нам уже не дадут ничего сделать. Аскин все подготовил. Да, и вот еще что… Если наш план провалится, не сносить нам головы! Помните об этом.

— Наш план хорош, — Бернардо достал сигарету, закурил. — Но нас мало.

— Ничего… Если все будет в порядке, нас никто уже не будет ни о чем спрашивать, а будут лишь выполнять наши приказы, — улыбнулся Хунн. — Мои приказы! А как там наш вероятный подозреваемый?

— Дома сидит, — доложил Гор. — Сидит, и в ус не дует!

— У него все подготовлено?

— Так точно, сэр.

— Семь-ноль пять, господа! — торжественно произнес Хунн, указывая на часы. Ну все… Пора! Будьте наготове!

— Господин майор, машина будет подана ровно через семь минут после того, как все случится, — отрапортовал Истерн.

— Черт, семь минут — это много! — поморщился Хунн. — Ладно! Сейчас или никогда!

Хунн чиркнул спичкой и поджег бумажку со своими схемами. Бросил горящую бумажку в пепельницу, подождал пару секунд, пока пламя не сожрало большую часть листка, затем взял фуражку и быстрым шагом направился из кабинета. За ним направились все остальные…

… Ричардс, надев очки для письма, писал и писал уже второй час. Надо было идти домой, но нет…пока дело не кончено. Еще пару листов… Торопиться некуда, жена с сыном уехали в Гоми, в сой старый дом. Тем лучше… Сегодня он побудет дома, в холостяцком одиночестве, а завтра поедет к ним.

Ричардс услышал шаги в коридоре. Повеяло свежестью ветра из окна. Что-то прохладно сегодня… Надо заканчивать, и домой!

Ричардс услышал стук в приемной. Чей-то голос спросил по-грузински:

— Разрешите, полковник!

— Да, входите! — Ричардс снял очки.

Дверь скрипнула. На пороге образовался заросший мужчина тридцати лет в серой безрукавке и круглой шапочке. Ричардс пару раз мельком видел его на базаре. Интересно, а кто пустил его сюда?

— Кто вы? — спросил Ричардс. — По какому вы вопросу?

Человек молчал, глядя на Ричардса выпученными глазами, словно в пустоту. Было видно, что он нервничает.

— Вы пришли, чтобы посмотреть на меня?! Помолчать о своем? Кто вы?! Какое у вас дело? — недовольно спросил Ричардс.

И в этот момент человек выхватил длинный пистолет с глушителем. Ричардс увидел этот момент будто в замедленном кино. До этого он и не смел предположить, что когда-нибудь в него будут стрелять в его же собственном кабинете.

Полковник инстинктивно откинулся назад, будто желая спрятаться, утонуть в спинке кресла. В этот момент человек нажал на спуск. Потом еще раз.

Пуля ударила Ричардса в живот. Через мгновение новая боль в левом плече. Он закряхтел, выгнулся в кресле дугой. Ноги его заскользили по полу, и Ричардс рухнул на пол, опрокинув кресло. Сильнейшая боль погасила его сознание. Последнее, что отметила его память, — время. На часах было тринадцать минут восьмого…

Спустя минуту в кабинет быстрым шагом вошел покрасневший Хунн. На ходу вытирая пот со лба и шеи, он прошагал к тому месту, где распростерся на полу Ричардс. На его рубашке расплывались красным две раны. Убийца стоял на том же месте, опустив руку с пистолетом.

Хунн приложил пальцы к шее Ричардса. Пульс есть. Хорошо…

— Хорошая работа, парень! — одобрительно сказал Хунн. — У тебя талант!

— Господин военный, вы обещали расплатиться на месте! — пролепетал преступник.

— Я помню, — сказал Хунн. — Он быстро отошел назад, огляделся по сторонам, будто боялся, что за ним могут наблюдать через окно. — Ты согласен взять лекарствами? Таких сейчас нет.

— Согласен, только быстрее, — попросил человек.

Хунн запустил левую руку в карман брюк, и тут же молниеносным движением правой вытащил из-за ремня свой «Кольт», во мгновение ока отправляя в живот и грудь ненужного более исполнителя три пули. Тот охнул и упал мешком неподалеку от своей жертвы. Пистолет с грохотом упало на пол.

Оружие Хунна не было снабжено глушителем, и выстрелы эхом прокатились по этажу. Хунн положил «кольт» на стол, вытащил платок, забрал у убитого пистолет. Затем он выскочил в пустую приемную и, что есть мочи заорал:

— Тревога! Быстрее сюда! Быстрее!

Тут же раздался топот ботинок. Как по мановению волшебной палочки, появились Истерн и Григорадзе.

— Быстрее, быстрее! — прикрикнул на них Хунн. — Доктор, вас клиент ждет!

Они втроем зашли в кабинет, подняли тяжелое тело Ричардса, положили на стол. Доктор быстро осмотрел полковника, раскрыл свою сумку. Его задача была сохранить полковнику жизнь. В этом пока еще была необходимость.

— Его нужно немедленно госпитализировать, — проблеял Григорадзе по-грузински. — Иначе я за него не отвечаю!

— Вы отвечаете за него своей жизнью! — заявил Хунн. — И извольте говорить по-английски! Не забывайтесь, доктор!

— Простите, сэр, — Григорадзе торопливо достал ампулы, шприц. Хунн отошел к двери. Он не любил вида крови и уколов.

— Истерн, быстрее за машиной! — крикнул он, пронзая своим взглядом подчиненного. Тот опрометью бросился выполнять приказ майора. В дверях он столкнулся с капитаном Гором и дежурным, — сержантом внутренней безопасности.

— Быстрее, он в тяжелом состоянии! — заорал Хунн. — Вы куда смотрели, мать вашу! — накинулся он на дежурного сержанта. — Какого дьявола этот ублюдок вообще смог пройти сюда?!

Он ткнул пальцем в сторону лежащего на полу мертвого злодея. Сержант, с трудом подбирая слова, пытался оправдаться:

— Виноват, сэр… Это человек представился торговцем, сказал, что у него дело к полковнику… Приказ полковника Ричардса, сэр…

— Клал я на приказ полковника! — брызгал слюной Хунн. — Вот к чему это привело! Предупреждаю вас, вы мне ответите своей башкой! Машину сюда, быстро! Никуда не звонить, ничего не трогать! Я сам обо всем распоряжусь!

Вернулся Истерн. Вид у него был такой, будто его запрягли в плуг вместо быка и пропахали на нем пару десятин.

— Машина готова, сэр! — гаркнул он, тяжело дыша.

— Отлично! Берите полковника и быстро вниз, к машине!

Появились двое бойцов с носилками. Они положили полковника на носилки и, острожно придерживая, понесли вниз, к выходу. Хунн достал из кармана платок, подобрал с пола оружие убийцы. Русский пистолет Стечкина… Хорошо хоть у этого барана хватило ума стрелять одиночными, а не очередями! А то угробил бы старика, а от него еще требуется кое-что узнать…

У входа фырчал «Хаммер» с грузинскими флажками на дверцах. Откуда ни возьмись, появились несколько американских бойцов с тяжелым вооружением, которые замерли, как часовые у входа. Праздные зеваки, гуляющие, с удивлением смотрели на столпотворение в здании штаба.

Со стороны гор тянулась сизая полоса низких туч. Флаги на крыше здания тревожно бились на ветру.

Ричардса на носилках вынесли на улицу, подтащили к машине. Осторожно погрузили его в машину. Хунн покрикивал на тех, кто попадался ему под горячую руку, желая дать выход своему напряжению:

— Осторожнее, осторожнее! Аккуратнее, я сказал! Ты какого черта здесь встал?! Доктор, не спите на ходу! Вы отвечаете за жизнь полковника Ричардса головой!

— В чем дело?! — Перед Хунном как из-под земли вырос капитан ван Деманн.

— В чем дело, капитан?! Только что совершено покушение на полковника Ричардса! — задыхался на ходу Хунн. — Стреляли из этого оружия.

— Вот черт! — сплюнул ван Деманн. — Где убийца?

— Я застрелил его, — сказал Хунн. — Это был занюханный грузинский торгаш с базара. Скорее всего, он только исполнитель, заказчик другой человек. Вовремя я успел, а то полковник был бы уже мертв. С дежурной смены шкуру спущу лично!

— Куда он сейчас? — нахмурился ван Деманн.

— Капитан, а не слишком ли много вопросов?! — рассердился Хунн. — В госпиталь. Но не в общий. У меня есть подозрение, что покушение может повториться. Там, куда я его доставлю, я лично гарантирую ему безопасность.

— Но это против правил! — не унимался темнокожий капитан. — Что это за госпиталь?

— Капитан, пока мы не найдем подозреваемых, я даже его родному сыну не скажу, где он! — рявкнул Хунн. — Вы не понимаете, о чьей жизни идет речь?!

— Да, сэр. Извините! — осадил коней ван Деманн.

«Хаммер» с полковником, тем временем, умчался в сторону «Американского городка». Хунн проводил его взглядом и чувствовал, как напряжение исчезает. Черт возьми, похоже все идет неплохо! Он примирительно поднял руку и сказал капитану:

— Ничего. Такое сумасшествие, все на нервах. Я сам на взводе, извините, если наорал. Немедленно, капитан, немедленно, мобилизуйте людей! Охрану штаба усилить! Патрули на улицах усилить! Но без паники! И, моя личная просьба, капитан, по поводу Ричардса держите язык за зубами! Нам не нужен лишний ажиотаж!

— Есть, сэр! — Капитан козырнул Хунну и мгновенно растворился.

Хунн перевел дух. Еще пятнадцать минут назад он скурил почти всю пачку, но теперь организм снова требовал никотина. Он прошел мимо пропускного окна, свирепо глядя на дежурного. Затем он пошел по лестнице, закуривая прямо в помещении, никого не стесняясь. Больше всего ему хотелось сесть сейчас в освободившееся кресло кабинете полковника Ричардса. Но нет, до кабинета еще пять минут пути! Можно понаслаждаться предчувствием момента!

У дверей кабинета его ждал капитан Гор. Рядом топтался Бернардо.

— Мы не трогали труп, как ты и велел, — сказал Бернардо.

— Хорошо, — кивнул Хунн. — Бернардо, ты готов? Через полчаса твой выход!

— Конечно! Только скажи мне перед уходом, на кой черт тебе нужен старый хрыч живым?

— Об этом, Бернардо, ты узнаешь через три часа. Сейчас все равно ничего не поймешь…

Прошел час после покушения на Ричардса. Площадь перед управлением теперь была наполнена солдатами и патрульными из грузин. У здания появился «Абрамс», на улицах расхаживали пешие и разъезжали конные патрули, свирепо проверяющие документы у всех встречных-поперечных. Жители города, ощущая тяжелую, угрожающую атмосферу, как-то сами собой исчезли с улиц. Хашури стал чужим, неприветливым городом, ожидающим выстрела из-за каждого угла.

Люди из окон своих домов со страхом смотрели, как по улицам грохотал бронетранспортер LAV-25, а перед ним летел видавший виды советский «Газик». Обе машины были нагружены американскими солдатами.

Машины остановились у ворот двухэтажного дома еще советской постройки. Дом был обнесен высоким деревянным забором. Здесь жил член Совета профессор Качибадзе с семьей.

Уже темнело, несколько фонарей пытались справиться с сумерками, излучая неяркий свет, но безуспешно. Солдаты шумно выгрузились на землю. Несколько человек взяли под прицел калитку ворот. На бронетранспортере появился человек со снайперской винтовкой, целящийся в желтые окна безмятежного семейства.

Из «Газика» вышел Бернардо. Оставив в штабе свой «Арес», он теперь был вооружен винтовкой М-16-А3. Разношерстное американское воинство окружило дом, несколько бойцов застыли в полной боевой готовности у ворот. Теперь его выход.

Бернардо подошел к воротам и нажал на кнопку электрического звонка. Давил на нее полминуты, не меньше. Затем, не уверенный, что его услышат, он начал колотить в ворота прикладом.

— Именем закона, открывайте! — проревел Бернардо, будто бык.

Слышно было, как скрипнула дверь в доме. Спустя минуту молодой мужской голос за дверью спросил:

— Кто там? Кого принесло в такую пору?

— И это знаменитое грузинское гостеприимство?! — голосил Бернардо. — Вооруженные Силы, плановая проверка! Откройте дверь, дьявол вас побери!

Скрипнула дверь, в проеме появился молодой человек. Левая сторона его лица была испорчена кислотой, на правой же стороне головы уцелела густая курчавая шевелюра. В руках он держал древнее охотничье ружье. Вспыхнул прожектор, осветивший лицо парня, он попытался прикрыться рукой.

— Уберите свет! Что вам надо?

— Здесь проживает профессор Качибадзе? — спросил Бернардо на хорошем грузинском языке.

— Отец сейчас дома. Но что заставило явиться вас так поздно?

— Дело государственной важности! — Бернардо пальцем отвел в сторону ствол ружья. — Вот ведь как вы гостей встречаете! Откройте дверь и ворота для транспорта.

— А мне кажется, вы не имеете права, — попробовал сопротивляться парень. — Мой отец — член Государственного Совета.

— О, мой бог, никогда бы не подумал! — нагловато хохотнул Бернардо. — Знаете что, мистер? Вам известно, что полтора часа назад в городе объявлено чрезвычайное положение? Если не откроете ворота, мы просто снесем их к чертовой матери!

Бернардо вскинул руку с винтовкой вверх. Башня бронетранспортера стала поворачиваться, направляя орудие прямо на ворота. Солдаты отбежали от опасного места, только один Бернардо продолжал стоять на линии возможного огня и нагло улыбался:

— Ну так как, мистер?

— Хорошо, — подчинился парень. — Но мы будем жаловаться!

— Да ради Бога!

Через пару минут «Уазик» уже въезжал во двор. Вслед за машиной на территорию дома ринулась, бренча металлом, орава американских солдат. Бронетранспортер передней частью въехал в ворота и остановился, оставив корму за забором. Вспыхнули мощные фары, вырывая территорию из тягучего полумрака. Теперь его орудие было направлено в фасад дома.

Бернардо огляделся вокруг. Так себе домик, двухэтажный, покосившийся, будто раздутый изнутри. Рядом — небольшой сарайчик. Пространство перед домом поросло жиденькой травкой, гамак натянут между стволов двух деревьев. Пустая собачья будка. Накрытый стол. Рядышком — самодельные качели. А с другой стороны, — деревянный грузинский крест с наклоненными перекладинами. Крест был велик, — метра два в высоту. На стыке перекладен была укреплена довольно большая икона.

— В чем дело? — послышался старческий голос. — Кому своего времени не жалко?

Из дома вышел лысый старик с седыми бакенбардами, одетый в старомодный махровый халат. Он опирался на трость и, чуть было, не поскользнулся на ступеньке крыльца, но сынок вовремя подхватил его. На пороге появилась толстая женщина лет шестидесяти. Из дома был слышен громкий плач ребенка.

— Что за армия в наш дом?! — возмущался старик. — Вы ребенка разбудили, как вам не стыдно?!

— Вы — профессор Качибадзе? — сразу взял быка за рога Бернардо.

— Да, а вы кто такой? — прошамкал старик.

— Первый лейтенант Бернардо! Господин Качибадзе, некоторое время назад было совершено покушение на главу Совета полковника Ричардса. Я имею приказ на обыск в вашем доме и ваш арест, в зависимости от результатов обыска. Вы подозреваетесь в организации покушения на полковника Ричардса!

У старого профессора подкосились ноги. Спасибо сыну, не дал упасть на землю!

— Вы сами-то понимаете, о чем говорите?! — рассердился старик. — Я — член Совета, который стоит у истоков возрожденной Грузии. И вы обвиняете меня в терриризме? Да я… Я буду жаловаться на вас, я подниму вопрос на первом же заседании Совета..!

— Поднимайте, только не слишком высоко! — Бернард, здоровый и сильный, уставился на профессора. — А, скажите, в каком качестве вы собирались присутствовать на следующем заседании Совета? Уж не в качестве ли нового главы?!

— Прекратите хамить!

— Впрочем, все будет зависеть от результатов обыска… Начинайте, господа!

Получив команду, пятеро солдат в сопровождении гэннери сержанта двинулись в дом. Бернардо направился следом. За ним плелся старик, держась за сердце.

— Ничего, ничего, — приговаривал он. — Это чудовищная ошибка, я уверен!

В доме уже гремело и грохало. Солдаты принялись за дело. Истошно голосила старуха, по-видимому, жена профессора. Молодой парень порывался броситься в дом, но не мог оставить отца. Послышались крики молодой женщины. Младенец надрывался, как резаный.

— Я собираюсь сейчас же позвонить в штаб! — пригрозил старик Качибадзе. — Я этого так не оставлю!

— Кому вы собираетесь звонить?! — прикрикнул на него Бернардо. — Майору Хунну? Вы думаете, это не его приказ? Вы думаете, это я так досуг провожу?! Вы ошибаетесь, профессор, я бы предпочел сейчас сидеть дома с бутылочкой пива, а вынужден заниматься этой дребеденью в вашем доме! Кстати, приготовьте документы для проверки! И вы, и ваши домочадцы!

Войдя в дом, Бернардо поморщился. Пахло подгоревшей кашей и стиранными не первой свежести пеленками. Вся большая комната была заставлена шкафами и стиллажами с книгами, и из-за этого она казалась меньше, чем есть на самом деле. Книг в доме было много.

Сейчас эти книги летели на пол. Солдаты сбрасывали несколько штук с одной полки, затем, пройдя шаг, принимались за другую полку. Ступали тяжелыми ботинками по этим же книгам, беспомощно раскинувшим желтые странички по старому ковру. Один солдат ринулся было в маленькую комнату, откуда доносился детский плач. Молодая женщина, худая как трость, закричала на солдата, встала в проеме, упираясь руками в дверной косяк. Солдата это мало впечатлило, он угрожающе сдернул с плеча винтовку. Вмешался Бернардо:

— Эй, солдат! Это уже лишнее! Занимайтесь делом!

— Как скажете, сэр, — козырнул солдат, оставив комнату с ребенком в покое.

Тем временем Бернардо пролистал хозяйские паспорта еще довоенного образца. Надо же было некоторое время соблюдать приличия. Старика усадили на табуретку возле круглого стола. Один из солдат добрался до чемодана под кроватью и сейчас бегло просматривал находящиеся в нем вещи, разбрасывая их по полу.

— А где ваша собака? — поинтересовался Бернардо. — Будка есть, а собаки нету.

— Умер наш пес дней пять назад! — ответила старуха. — Злые люди отравили.

«Да, ребята перестарались с ядом», — подумал Бернардо.

— Сочувствую вам. — Он сделал кислую физиономию, затем спросил. — Профессор, скажите, а как вы относитесь к коммунистам?

— Молодой человек, я жил в коммунистической стране, — ответил Качибадзе. — Это глупость и такая бредятина, что даже и говорить не стоит. Под вывеской всеобщего равенства Москва грабила нашу родину, вытягивая из нее все жилы, кровь. Все стремления народа к свободе она подавляла железной рукой. Коммунизм кончился, и я этому чрезвычайно рад!

— Москва грабила вашу родину?! — искренне удивился Бернардо. — А я слышал, что русские наоборот вкладывали деньги в вашу экономику, строили здесь дороги, заводы и прочие дела? Где же правда?

— Правда, — в свободе, лейтенант, — заявил Качибадзе. — Я, между прочим, с воодушевлением приветствовал приход Америки в Грузию. Но никак не ожидал, что американские солдаты будут вести себя в моем доме так непочтительно!

— Увы, таков закон! — развел руками Бернардо. — А почему в вашем доме так много книг на русском языке?

— Но это же научные книги! Москва была центром советского образования и науки, а книги это уникальные! Сейчас таких днем с огнем не сыскать!

— Скажите, а вы в последние годы не контактировали с русскими? Местными, или приезжавшими с севера? Или с местными силами, сочувствующими русским?

— Да разве после двух войн, после того, как эти северные варвары уничтожили планету, есть такие?!

— Есть, можете не сомневаться!

К Бернардо подскочил сержант, сунул ему в руки пачку листов. Бернардо пробежал глазами по верхнему и невольно расплылся в улыбке.

— Скажите, профессор… Вам знакомы эти бумажки?

Старик, недоверчиво глядя на листки, взял один из них в руки, прочел серые печатные буквы:

«Товарищи! Американские империалисты начали самую разрушительную, самую преступную в истории человечества войну…» Что за бред?! Где вы это нашли?

— В одной из книг! — сиял как блин на скородке Бернардо. — Содержание листков одинаковое. Там еще написано про светлое социалистическое будущее и про свержение власти американских захватчиков. Неужели, это не ваше?!

— Нет! Не мое! Я в жизни бы такого бреда не написал! — Качибадзе тяжело задышал.

— Как же это попало в ваш дом?!

— Не знаю! Понятия не имею!

— Как интересно! — всплеснул руками Бернардо. — У вас в доме нашли вещь, но вы не знаете, откуда она?!

— Не понимаю, клянусь!

— Почему-то я вам не верю!

Зашел тот же самый гэннери сержант. На этот раз он протягивал своему начальнику что-то белое в грязном, дырявом целлофановом пакете. Он что-то шепнул Бернардо, и тот, на этот раз остался серьезен:

— Скажите, Качибадзе, вы всегда храните листы бумаги под крыльцом?!

— Что вы там еще нашли?! — задышал старик.

— Вот это, — Бернардо брезгливо развернул пакет, — нашли у вас под крыльцом. Еще лист бумаги. С виду чистый и хорошо сохранившийся… Но посмотрим повнимательнее…

Бернардо достал коробку спичек. Зажег одну из спичек, поднес пламя к листу, так, чтобы тепло подействовало на бумагу, не сжигая ее при этом. Остолбеневший Качибадзе увидел, как на этом листе появляются коричневые грузинские буквы, написанные, — о, горе, — его почерком!

— А это тоже сюда случайно попало? — усмехнулся Качибадзе в лицо его мучитель. — Знаете, профессор, я все меньше и меньше верю в вашу невиновность.

— Это какая-то страшная, чудовищная мистификация… — пролепетал старик. — Или провокация. Меня хотят погубить…

— Кто же? Уж не вы ли сами?!

— А ну прекратите издеваться над моим отцом! — Сын профессора попытался было вырвать лист из рук Бернардо. Тот жестко оттолкнул его. Парня оттащили солдаты. В тот же миг на парня смотрели дула нескольких винтовок.

— Сынок, не надо! — закричала старая женщина.

— Ты что, парень, хочешь воспрепятствовать властям?! — усмехнулся Бернардо. — Это чревато тяжелыми последствиями.

— Это — не правосудие! Это — подлог! — заявил сын профессора. Он захотел пройти к отцу, но американцы не пускали его.

Жена профессора и невестка с орущим младенцем на руках, плача, наблюдали за унижением отца семейства. А американцы продолжали хозяйничать в чужом доме. Двое солдат опрокинули книжный шкаф. Он с грохотом рухнул на пол, разломившись напополам. Старая женщина рыдала, видя, как громят ее дом.

— Эй, вы, осторожнее, идиоты! — крикнул Бернардо. Падающий шкаф чуть было не погладил его по колену.

Он достал из нагрудного кармана фотографию, положил на стол:

— Профессор Качибадзе, знаком ли вам этот человек?!

Потерявший интерес к жизни Качибадзе трясущимися пальцами взял фотографию.

— Нет…, то есть, да… Это торговец. Он приходил вчера, менял товары. Он еще с такой большой тележкой был, с деревянными колесами.

— Который был час?!

— Я не помню… Кажется, половина одиннадцатого…

— Отлично! Вы у него что-то покупали, или наоборот, что-то продавали?

— Патроны… Несколько обойм с пистолетными патронами, да один старый автомат.

— Еще оружие в вашем доме есть? — Бернардо посмотрел на Качибадзе так, что, казалось, прожжет в нем дырку.

— Да, конечно. Михо, принеси все…

Бернардо дал знак, чтобы парня пропустили. Тот направился во двор, гремя ключами, открыл сарай. Никого не удивило, что закрытый на замок сарай, где сам бог велел прятать что-то нечистое или запрещенное, американцы оставили без внимания.

Старый Качибадзе сидел скорчившись на одиноком стуле, не смея поднять глаза. Господи, какое бесчестие!

Вернувшись, сын выложил на стол два «Калашникова», один из них, — со спиленным деревянным прикладом, и горсть патронов советского образца, калибра 7, 62 мм.

— Это все оружие, имеющееся в доме?! — спросил Бернардо. — Вы подтверждаете?

— Теперь я уже ничего не могу подтверждать, — тихо сказал профессор.

— Так да или нет?! — рявкнул Бернардо. — Есть ли в доме, или во дворе еще образцы оружия, боеприпасов, взрывчатки, которые бы вы могли предъявить? Профессор, хоть на этот раз проявите благоразумие! Это точно все?!

— Это все, что было… — ответил Качибадзе. — Больше у меня ничего не было.

— В таком случае, не угодно ли вернуться во двор? — Бернардо встал со стула, отодвинул его ногой. — Ребята, здесь уже не будет ничего интересного, — сказал он солдатам.

Бойцы в единый миг потеряли интерес к дому Качибадзе и, вслед за командиром, двинулись к выходу. Проходя мимо старой хозяйки, один из солдат, увешанный оружием детина смачно высморкался на ковер в прихожей.

Оставшиеся во дворе военные тоже даром времени не теряли. У калитки и в зарослях малинника виднелись две свежие ямы, по метру в глубину. Бойцы сидели у выкопанных ямок, как рыбаки у лунок, и о чем-то переговаривались. Один из солдат сворачивал портативный армейский миноискатель. Другой, темнокожий, невысокий подошел к первому лейтенанту и передал увесистый сверток.

— Этот сверток мои солдаты обнаружили закопанным у вас во дворе, — заявил Бернардо, потрясая свертком в руке. Что здесь, профессор?!

— Не знаю, и знать не хочу…

— Все упрямитесь?!

Бернардо ножом разрезал ткань. Тряпье полетело на землю. Вояка держал в руке длинный пистолет с масивным стволом-глушителем.

— Не знаете, что это, Качибадзе?! — загремел Бернардо. — Так я вам скажу! Это русский диверсионный пистолет. Точно из такого же оружия тот самый человек, приходивший к вам с тележкой на колесах, стрелял в полковника Ричардса! А теперь попробуйте меня убедить, что вы с ним разговаривали о погоде! Кстати, посмотрите, насколько ткань пропитана грязью! Несколько дней подряд шли дожди! Это чтобы вы не говорили, что солдаты вырыли ямку и положили вам пистолет по-тихому!

Профессор, однако, сохранил остатки выдержеи. Он протер глаза платком и громко сказал:

— Я всю жизнь считал, что подобными мерзостями может заниматься лишь коммунистический монстр, не имеющий ни малейшего понятия о чести, совести и правах человека. Теперь я вижу, — и американская система не отличается честностью! Если ей надо сожрать невиновного человека, — она его сожрет! Я заявляю, что все это — хорошо спланированная и подготовленная провокация! Я невиновен!

— Очень хорошо, об этом вы расскажете майору Хунну, — скривился Бернардо. — Расскажете, как готовили смерть полковнику Ричардсу, и какой вы на самом деле ненавистник коммунизма и сторонник демократии. Я думаю, доказательств против вас достаточно? Хотя, не мешает проверить и еще кое-что…Парни, подержите-ка их…

Бернардо направился к тому самому кресту с иконой. Икона находилась на высоте примерно метр тридцать-метр сорок от земли. Кто на ней был изображен, Бернардо понятия не имел, да ему было все равно! Подойдя к кресту он со всей силы грохнул прикладом в торец иконы.

— Не сметь! — закричал старичок, хватаясь за сердце. — Дикари! Варвары!

Сын профессора решил наказать наглецов по-своему. Он схватил с земли длинную штакетину и бросился на Бернардо. Но не успел он пробежать и пяти шагов, как его сбили с ног солдаты. Двое подняли его, поставили на ноги, а третий подошел спереди и ударил прикладом винтовки в челюсть. Михо ойкнул и вновь начал падать. Упасть ему не дали. Дюжий пехотинец положил винтовку на землю и принялся молотить парня в лицо и живот, будто отрабатывал удары на боксерской груше. На помощь парню бросились жена и мать, но выстрелы в землю перед женщинами заставили их отступить.

— Люди! — голосила жена профессора. — Люди, на помощь! Убивают! Моего сына убивают!

Но улица была пуста. Помочь было некому. Фары бронетранспортера озаряли безжизненно- ярким светом вечерний полумрак и вершащееся перед домом беззаконие.

Не обращая внимания на царящую за его спиной суету, Бернардо ударил по иконе второй раз, третий. Икона полетела на землю. Бернардо поднял ее, вытащил армейский нож, разрезал икону у основания. Внутри нее оказался, обложенный ватой и тряпьем, аккуратный белый пакет с липким веществом, напоминавшим пластилин или белую глину.

— Мать вашу! — выругался Бернардо. — Посмотрите, Качибадзе! Может, это мы подложили? Что это? Что вы отворачиваетесь?! Это пластиковая взрывчатка! Такого пакета хватит, чтобы взорвать полотно железной дороги к чертовой матери! Какие еще нужны доказательства?! Вы арестованы!!!

Бернардо победоносно оглядел поверженный дом. Он обернулся к солдатам, которые продолжали избивать профессорского сына до полусмерти.

— Хватит с него! Пакуйте профессора, и уходим!

Гэннери сержант защелкнул на запястьях сгорбленного старика наручники. Могучие солдаты повели его к машине, затолкали в «Газик».

— Сэр! — окликнул сержант Бернардо. — Может, этого щенка тоже заберем? За оказание сопротивления властям?

Он указал пальцем на то место, где убитые горем женщины пытались привести в чувство избитого Михо. Но Бернардо только махнул ладонью:

— Не надо, хватит с него! На его счет указаний не было!

Бронетранспортер развернулся, выехал со двора, отъехал назад. Вслед за ним вырулил с территории «Газик». Один из солдат на ходу запрыгнул на набирающую скорость бронемашину, и вскоре они уже мчались по направлению к центру города…

… Профессору Качибадзе хотелось покончить с собой. Такой позор на старости лет! Его обвинили в убийстве, терроризме, на его глазах вооруженные разбойники в американской форме разгромили его дом, чуть не забили сына до смерти! Качибадзе с ужасом вспомнил тот день, на прошлой неделе, когда в его дом первый раз нагрянули американские бойцы. Тогда они были корректны и вежливы, объяснили, что во дворе могут находиться мины, оставшиеся еще с той войны. Их посадили в броневик и на два чеса вывезли в город, объясняя это необходимостью. Да, скорее всего, именно тогда эти прохвосты и напичкали его дом фальшивыми уликами! Господи Всемогущий, если бы знать заранее! Но что это значит? Это значит, что он стал разменной пешкой в какой-то немыслимой, дьявольской игре, развязанной американскими вояками. Господи, неужели опять начинается?! Неужели даже сейчас, после Третьей Мировой войны, они готовы на все ради власти?! Неужели прошедшая война ничему их не научила?!

Качибадзе, зажатый с боков солдатами, тоскливо смотрел на погружающийся в ночь маленький город. Смотрел на бронемашины, разворачивающиеся на прекрестке, на конных патрульных, на танк, прогромыхавший в сторону станции.

Машины остановились у здания штаба. Солдаты быстро выгрузились из машины. Старик с трудом выбрался из «русского джипа», он посмотрел в небо, на котором уже загорались первые звезды, вдохнул свежего прохладного воздуха. Однако толчок приклада в спину вынудил его поторопиться.

У штаба, несмотря на поздний час, было многолюдно. Все места на стоянке у главного входа были заняты военными автомобилями. Здесь же дежурили два здоровенных рейнджера. На крыше здания появился мощный прожектор, освещавший всю площадку перед входом. Рядом суетились рабочие, сыпались на землю искры сварки. Куда не глянь, глаз упирался в свирепого человека в форме с оружием.

Старик почувствовал холод. Ведь из дома его забрали все в том же домашнем халате и тапочках на босу ногу. Очень болели запястья, схваченные наручниками. Сержант схватил старика под локоть и потащил ко входу. Часть солдат направилась вслед за ними, часть растворилась по территории. Вслед за ними, не спеша, шел довольный Бернардо.

Они поднялись на этаж, где находился кабинет полковника Ричардса. Свет сегодня не выключали, а из кабинета Ричардса слышались мужские голоса, тянуло табачным дымом. Качибадзе съежился, понимания, что чаша унижения и горечи, отпущенная ему на сегодня, еще не испита до конца.

Его завели в кабинет. За широкими столами, где обычно проводил заседания полковник Ричардс, сидели все члены Государственного Совета. А во главе стола, в кресле Ричардса восседал майор Хунн.

Члены Совета, солидные, степенные мужчины все как один смокли, когда увидели жалкого, облаченного в халат и закованного в наручники профессора Качибадзе. Бернардо, не спрашивая разрешения, подвел старика к столу, усадил его на стул прямо напротив Хунна. Сержант и солдаты удалились, а Бернардо отошел к стене и застыл, как часовой.

— Что это значит, майор?! — первым обрел дар речи Александр Клдишвили, когда-то занимавший пост главы одного из грузинских регионов.

— Вот теперь я думаю, можно начать, — сказал Хунн. — Господа, извините, что заставил вас так долго дожидаться неизвестно чего в такой тяжелый, черный день. Как вам известно, сегодня в девятнадцать часов пятнадцать минут по местному времени было совершено покушение на полковника Марио Ричардса. Преступник был застрелен лично мной. Сам полковник в тяжелом состоянии был доставлен в армейский госпиталь США, где врачи боролись за его жизнь. И, как мне сообщили пятнадцать минут назад, полковник Ричардс умер от тяжелых ран, не приходя в сознание.

Подобно волне от брошенного камня, это известие обескуражило собравшихся. Единый порыв, гул растерянных, гневных, взволнованных голосов прокатился через стол от одной стены к другой, а потом обратно. Майор Хунн выждал минуту, затем снова взял слово:

— На основании Приказа № 556/3-F, утвержденного самим полковником Ричардсом, я, майор Хунн, вступаю в должность Исполняющего Обязанности командующего Вооруженными силами Союза. Я также остаюсь в должности начальника службы внутренней безопасности. Сегодня я подписал приказ о введении в городе Хашури чрезвычайного положения! На основании двух вышеназванных приказов я временно вступаю в права Главы Совета, и буду находиться на этой должности ровно двадцать четыре дня, как и положено по закону. По истечении этого срока я буду либо переизбран Главой Совета на демократических основаниях, либо уступлю этот пост вновь избранному Главе Совета.

Вновь гул… Члены Совета осознавали, что теперь и до отмены ЧП Хунн становится первым лицом в Союзе. Что-то это значит…

— Господа, я предлагаю почтить память полковника Ричардса минутой молчания. Все мы знаем, кем был для Союза и для всех нас Марио Ричардс. Без него нашего Союза ввобще могло бы не быть, и неизвестно тогда, как сложилась бы судьба нас и наших детей на этой оплавленной горем и огнем земле, — Хунн первым встал с кресла, одевая фуражку.

Его примеру последовали и остальные государственные мужи. Майор торжественно отдал последнее воинское приветствие полковнику. Он был единственным военным при форме, поэтому остальные мужчины просто встали и попытались поймать тишину. Качибадзе неловко, опираясь скованными руками на стол, встал. Он стоял напротив Хунна, и можно было подумать, что американский офицер отдает воинское приветсвие ему.

Закончив с ритуалами, майор Хунн уселся в вожделенное кресло, продолжил:

— Но, господа, кому же понадобилась смерть Ричардса? Я никогда бы не мог подумать, что спустя десять лет после глобальной атомной катастрофы, мы по-прежнему будем употреблять такие слова, как «интрига» и «заговор». Известно, что профессор Качибадзе был основным соперником Ричардса на перевыборах главы Совета, и свое поражение на выборах профессор переживал очень болезнено. Разумеется, это еще не повод обвинять человека в убийстве. Но, как нам стало известно, Качибадзе контактировал с убийцей сегодня утром.

— А где сейчас находится тело убийцы?

— Там же, где и тело Ричардса, — в морге госпиталя. Вот, господа, посмотрите на эти снимки.

Хунн передал Клдишвили несколько цветных фотографий, на которых был запечатлен Качибадзе, разговаривающий с уличным торговцем, который позже и совершил преступление.

Снимки пошли по рукам. В кабинете нарастал гул недоумения, переходящего в возмущение. А Хунн продолжал:

— Таким образом, профессор Качибадзе явился главным подозреваемым. Налицо и мотив, и контакт с убийцей в день преступления. Опасаясь, что в случае его причастности к преступлению, профессор Качибадзе может предпринять новые акты терроризма, — всякое бывает, — мы приняли решение, используя преимущества чрезвычайного положения, произвести обыск в доме Качибадзе. First leutenant Bernardo! Доложите о результатах обыска!..

Прошел час, как закончилось заседание Совета. Хунн не собирался сегодня домой. Именно сейчас в нем проснулось чрезвычайное желание работать. Да, это великий день! Хунн подошел к окну, оглядел площадь, залитую пятном электрического света. Второй дополнительный прожектор уже установили. Легкое чувство усталости лишь воодушевляло его.

Вновь шаги…На пороге появился Бернардо. Он плюхнулся за стол, сияя довольной улыбкой.

— Ну что, Хунн? Все прошло как надо?

— А как же?! Правда, эти кукольные сенаторы повозмущались для виду, когда я отказался предоставить им возможность присутствовать на вскрытии тела Ричардса. Ничего, мы военные, и у нас свои законы! Тем более, что он пока еще жив! Живучий оказался, старый пень! А у тебя как прошло с этим профессором?

— Лучше не бывает! — похвалился Бернардо. — Правда, возмущались его домочадцы, да сынок попробовал перечить нам. Парни его поучили немного. Этот… как его… Kachibadze… Он с собой не покончит, как ты думаешь?

— Кстати, это было бы неплохо! — Хунн довольно разлегся в кресле, положив ноги на край стола. — Злоумышленик не выдержал угрызений совести и под тяжестью улик покончил с собой. Никто не будет задавать лишних вопросов, только его родственники. Ну, это не проблема! У меня далеко идущие планы, Гарри!

— Например?

— Тебе не надоело, что по нашей территории шляется целый выводок китайцев? Тебе не противно, что бывший русский вояка занял пост во главе целой деревни? При Ричардсе этот хрен в голубом берете с красной звездой мог бы пролезть и в Совет, если бы только мы своевременно не убрали полковника! Так вот, зачем я подбрасывал старику, кроме оружия, всякие бумажки с протухшей коммунистической ахинеей… Мы ведь можем представить этого старпера не обиженным одиночкой, а иностранным агентом. Убийца Ричардса, сочувствующий коммунистам — китайцы-коммунисты-русские-остатки Российской армии на Северном Кавказе. Ну, как тебе параллели? Целый заговор, который мы раскроем!

— Ты думаешь, кто-то купится на эту лажу с коммунистами? — недоверчиво скорчился Бернардо. — Какой век на дворе?

— Какая разница?! У местных зуб на русских, да и потом, после ядерной войны все стало с ног на голову. Народ привык к русской угрозе — он ее получит! Нации нужен враг! Это дисциплинирует ее и мобилизует! Я подам все это под таким соусом, что местные мальчишки сами будут гоняться с топором и за русскими, и за китайцами заодно! А мы, как обычно, — защитники мира и поборники демократии! Проблем не будет. Армия подчиняется мне, а с аборигенами я найду общий язык!

— А ван Деманн? А «Дельта»? А рейнджеры из второй экспедиции? — спросил Бернардо.

— Ван Деманн — отличный служака. Если он не будет совать нос, куда не следует, от него будет очень много толку. «Дельта»? Они уехали в бывшую столицу Грузии, и не факт, что они вернутся. Если вернутся? Будем решать проблемы по мере их поступления.

— А Совет? — не унимался Бернардо.

— Слушай, Гарри, я и не думал, что ты такой трус! У меня впереди целый месяц. Месяц, ты понимаешь?! За это время можно переманить на свою сторону десять таких Советов! Один из них, кстати, уже наш! Kldishvilly. А через месяц большая часть Совета проголосует за меня, и дело в шляпе!

— Послушай, Хунн, — спросил Бернардо. — Я так и не пойму, на кой черт тебе живой Ричардс?! Не проще было бы грохнуть его по-настоящему?!

— Нет, не проще! — запротестовал Хунн. — Ты что-нибудь слышал о проекте «Sauron»?

— Нет. Что это?

— Перед самой войной в эту страну было отправлено подразделение каких-то суперспецназовцев для войны с русскими. Их курировал особый наблюдатель из Пентагона. Ричардс видел этих ребят и знает о них больше, чем мы все вместе взятые!

— Их уже давным-давно черви доели! — гмыкнул Бернардо.

— Возможно, — согласился Хунн. — А вот законсервированные базы и склады с оружием для этих парней, — вряд ли. И мне хотелось бы обладать хотя бы одним из таких хранилищ. Только поэтому старик еще жив. Но ты прав, избавиться от него нужно как можно скорее! Мы не можем даже в страшном сне себе представить, что наша птичка вдруг случайно улетит из клетки! Если такое случиться, наши задницы будут жариться в аду с чилийским перцем!

— А что если пообщаться с его женой и ребенком?

— Зачем? Мы же не в каменном веке живем! У меня есть препараты, которые и мертвому развяжут язык! — Хунн расхохотался. — А потом мы уничтожим его, и я с удовольствием вручу его прах, завернутый в знамя его бедной вдове и скажу ей слова соболезнования.

— Кстати, Хунн, — Бернардо щелкнул пальцами. — Ты ведь позаботишься о моем повышении? Мне надоело таскать погоны первого лейтенанта. В Ираке я ведь был майором, как и ты!

— Что поделать, такое твое основное звание, — ответил Хунн. — Не волнуйся. Ты очень полезный человек и за свое будущее можешь не беспокоиться.

— Тогда давай выпьем! У старика там в ящиках нет ничего для этого случая?

— Представь себе, я даже не проверил его стол! — хлопнул себя по лбу Хунн. — Старею, не иначе!

Хунн пошарил по ящикам стола и вдруг довольно присвистнул:

— Ты посмотри, что папочка прятал от детишек! — Он достал из ящика початую бутылку самогонки и два стаканчика. — Ай да шалунишка!

— Погоди, Хунн. — Бернардо достал два изрядно помятых листка. — Совсем забыли последнее дело. Ты просил подготовить тебе предварительные списки лиц, предназначенных для ареста и для ликвидации.

— Посмотрим… — Хунн взял один из листков, просмотрел его. — Эти на ликвидацию? А вычеркнуты карандашом те, кто уже ликвидирован?

— Да, конечно!

— Ioseliany уже готов?! А их Генерал?

— Генерал пока нет. Не все сразу.

— Генерала надо было убирать в первую очередь! — нахмурил брови Хунн. — Завтра приведешь ко мне тех ребят из Ирака, которых попортил Крайтон! Для них найдется работа. Ненавижу бездельников! А здесь лица, подлежащие аресту? Неплохо!

Хунн немного подумал, потом взял карандаш и вписал в листок смертников: «Yuri Sentsov — Gomi». А в список лиц, подлежащих аресту: «Sergey Korostelev».

 

Глава 7. Проклятый поезд

В то время, когда в Хашури бушевали политические страсти, экспедиция под кодовым наименованием «…» продвигалась вглубь неизвестной земли, выйдя за пределы Союза.

Сергей сидел в рубке американского бронетранспортера, облаченный в американскую форму и следил за показаниями датчиков. Каждого члена экспедиции экипировали по высшему разряду, выдав шлемы с инфракрасными датчиками, легкие компактные бронежилеты, портативные рации-наушники, даже солнцезащитные очки. Многим бойцам, вчерашним грузинским пастухам и крестьянам такая экипировка казалась фантастической, и они зачастую не знали, как пользоваться этим богатством. Один из парней мечтательно присвистнул:

— Эх, продать бы все это! Сколько бы хлеба было!

Оружие, правда, разрешили оставить свое. Родной «Калаш» с подствольником тыкался в ногу Сергею. Крайтон, наверное, рассудил, что если боец привык к своему стволу, то пусть с ним и не расстается.

Три бронетранспортера («Страйкер», модификация М-113 и БТР-80), БРДМ, два танка (Т-80), два «Урала» с герметичными кузовами, сверхтяжелый «Ошкош», тянувший прицеп в виде вагончика. Солидное техническое оснащение для нынешних времен. К одному из «Уралов» был прицеплен совсем маленький вагончик, подпрыгивающий на каждой кочке. Передвижной туалет. Так-то…

Над машинами время от времени появлялся вертолет, — UH-1, он же «Ирокез». Летчики с воздуха помогали своим наземным товарищам разведывать дорогу. Со спутника бы посмотреть, из космоса, да откуда нынче такая роскошь?! И на том спасибо!

Эфир не затихал ни на минуту. Указания и доклады на английском и грузинском быстро сменяли друг друга, информация о том, что творится за бортом, за доли секунды долетала к «Синему», то есть Крайтону. А вся колонна вместе с людьми напоминала единый сложный организм, слаженную боевую машину, где каждый винтик, каждый человечек знает свое место и свое дело.

Сергей заметил очень большую разницу между американцами там, дома, и здесь, в креслах боевых машин. Ни следа высокомерия, ни плевков на землю, снисходнительного «Эй, приятель!», предложений выпить, покурить травки, сгонять к девочкам. Слаженность действий, сосредоточенность, готовность к бою. Все как в старых голливудских фильмов про благородных американских рыцарей, спасающих мир. Да, Крайтон своих людей вышколил безупречно!

Кстати, на одной из стоянок Сергей спросил у одного американского солдата напрямую, — почему разница между американцами «здесь» и «там» так бросается в глаза. Ответ был четким и лаконичным:

— Потому что мы — «Дельта»!

Иногда Сергея заставали врасплох мысли о доме, о детях, о Кети. Но предаваться грустным воспоминаниям мешал тот же Крайтон, который сносно владел не только грузинским языком, но и русским:

— «Р-1», доложить радиационную обстановку! Можешь в рентгенах!

«Р-1», — это он, Сергей. Почему «Р»? Наверное, потому что Russian. Сергей глядел на показания датчиков и докладывал:

— «Синий», я «Р-1»! Докладываю, за бортом двадцать семь микрорентген в час. Как поняли, сэр?!

— Понял тебя, «Р-1»! Спасибо, не скучай там!

Рация бикнула, затем вновь оживилась. Голосом Тенгиза:

— «Р-1», я «Ц-6»! Как ты там, Серго?! Все хорошо?

Сергей улыбнулся:

— Все нормально, Тенгиз! Спасибо!

— Прекратить херней страдать в прямом эфире! — ворвался в переговоры друзей гневный голос Крайтона, на сей раз по-грузински, — Вы что, в интернет-кафе, или на курорте?! Не дай бог еще раз услышу! Как поняли, не слышу? Как поняли, глухие медведи?!

Они двигались вдоль старой автотрассы Гори-Мцхэта. В амбразурах и на обзорных экранах был виден однообразный желто-зеленый пейзаж, травы, одинокие сухие деревья, кустарники. Обычной путеводной нитью тянулась в стороне серая в трещинах лента трассы. За спиной оставались чудом уцелевшие строения кафе и магазинов, брошенные автомобили, автобусы.

Агаяни объехали по дороге, входить не стали. Колонна взяла курс южнее, все ближе подъезжая к горному хребту. На вершине горы виднелась каменная серая свеча колокольни и церковь. Ниноцминда. Вертолетчики сообщили, что церковь пуста.

Прошли брошенные фермерские сады, приблизились к узенькой речушке Ксани. Зеленый берег здесь подступал к самой воде, из которой торчали опоры бывшего моста. Пришлось двигаться на юг, к железной дороге.

В этом месте горный хребет был разрезан рекой. Пришлось карабкаться по склону мимо брошенных ветхих домов Сакадагиано и Хидискури. Дома стояли прямо на склонах, на неровностях. Кое-какие жилища покосились, завалились набок, медленно сползая в реку. Двигались с черепашьей скоростью, засылая вперед разведку на БРДМ. Селение было покинуто много лет назад.

Внезапно в рации Сергей услышал сообщение на английском. Сообщение не было по интонации похоже на дежурный обмен информацией, бойца явно что-то заинтересовало или взволновало. Тут же прозвучада команда «Синего»:

— Боевая готовность! Разведгруппа — к осмотру объекта!

Объекта? Какого объекта? Сергей почувствовал легкий толчок. Боевая машина остановилась. Американцы-водители что-то оживленно обсуждали, один из них обернулся к Сергею и сказал на ломанном грузинском:

— Кто-то зря потратился на билеты!

— «Р-1», на выход! «Р-1», на выход! — затрещал в динамике Крайтон.

Сергей вылез из бронетранспортера. Танки и машины остановились, бойцы, столпившись у бортов, о чем-то спорили наперебой, изредка указуя на железнодорожный мост, слава Богу, целый. Сергей повернул голову и увидел причину остановки.

Поезд…

В тридцати метрах от колонны застыла электричка. Обтекаемые очертания ржавых вагонов делали поезд похожим на огромную змею, стремящуюся в последнем движении проползти еще хотя бы несколько метров. Контактные рычаги еще касались проводов, болтающихся на серых столбах.

— Разведгруппа и дозиметрист, — досмотреть поезд! — Вот и Крайтон появился из люка на свет Божий!

И вот Сергей, сжимая автомат, уже идет с группой американских бойцов к последнему вагону. Трудно дышать в респираторе…Поезд замер, видимо, по дороге в сторону Мцхеты, и поэтому досмотр пришлось начинать с последнего вагона.

Бойцы спецназа приближались к поезду с разных сторон, перебежками, пригнувшись, прильнув к прицелам. Они были сосредоточены и были готовы открыть огонь на любое движение.

Первая пара воинов застыла с разных сторон двери, вторая пара, к которой примкнул Сергей, навела стволы на раскрытую створку двери. Еще двое держали под прицелом окна, еще пара зашла с противоположной стороны. Будто штурмовали поезд, захваченный террористами.

Сержант Гарро достал гранату и жестом приказал отойти от дверей. Бойцы залегли на песок, прижались к колесным каткам. Сергей последовал их примеру.

Гарро бросил внутрь гранату. Нахрена?! Раздался громкий взрыв, оглушивший Сергея. Полетели куски железа, стекла. По команде сержанта бойцы ворвались в раскуроченный тамбур, водя стволами по сторонам в поисках целей.

Взрывом сорвало дверь в кабину машиниста. Сергей прошел в нее, поглядел на покрытые ржавчиной и каким-то бурым налетом приборы, на мертвые стрелки на циферблатах, на драные кресла машинистов. И тут Сергей отпрянул.

На сиденье застыл человеческий скелет в обрывках железнодорожной формы. Его руки, как плети висели перпендикулярно полу, на котором виднелась большое бурое пятно. Тут же валялся ржавый перочинный нож. Лезвие ножа тоже было бурым, и это была не только ржавчина…

В дверь вошел сержант. Он скептически посмотрел на Сергея, на скелет машиниста, на приборы, опять на сергея и спросил на неплохом русском:

— Я вам не помешал? — прогудел сквозь фильтры респиратора его недовольный голос.

— Бедняга… — Сергей кивком показал на машиниста.

— Вскрыл себе вены, — пояснил сержант. — Что с радиацией и химией?

— Не успел проверить, — схватился за приборы Сергей. — Прибор молчит. Если бы была опасность, он бы верещал как резаный.

— Может, у него звук сломался? Посмотри все-таки на экран, — зло выпалил Гарро. — Будет хреново получить дозу только потому, что рашен дозиметрист охренел от впечатлений!

Сергей проверил фон. Да нет, норма, нефиг ерепениться! Химия тоже в норме. Сергей увидел под приборами толстый путевой журнал. Недолго думая, Сергей ухватил его, бросил в рюкзак.

— Почитаем на досуге, — пробубнил под нос Сергей, выходя из кабины. Он перекрестил скелет и двинулся по вагону. Там уже вовсю шуровали спецназовцы.

Обычная электричка, подобная тем, на которых Сергей вдоволь наездился в России. Те же запыленные окна, пластмассовые лавочки, схемы линий на стенах. Солдаты шли между рядами скамеек, готовые в любую минуту открыть огонь. Интересно, почему все окна целые и невредимые? Только пара стекол выпала от времени.

Второй вагон, третий, четвертый…Кое-где валялись на полу и на лавках пустые рюкзаки, чемоданы, сумки. Распотрошенные бумажки, газетные листы. В третьем вагоне один из спецназовцев откинул щиток силового оборудования в тамбуре, — оттуда на него с визгом выпорхнула парочка летучих мышей. Боец в испуге отшатнулся, вскрикнул, затем долго и, видимо, смачно ругался вслед проклятым рукокрылым.

— Ничего мы здесь не найдем, — сказал Сергею один из бойцов по-грузински. — Кроме того парня в кабине ничего интересного.

— Сэр! — Сергей позвал сержанта Гарро.

— Чего тебе?

— Смотрите, — Сергей протянул ему путевой журнал. Тот недоверчиво оглядел его, раскрыл, пролистал несколько страниц, затем молча отдал Сергею.

— Возьми. Потом почитаем. Возможно, этот бедолага описал здесь последние дни своей жизни. Такое бывало.

Так они прошли весь состав. Больше в вагонах человеческих останков не обнаружили. Сержант доложил Крайтону по радио о результатах, и приказал заканчивать осмотр. Остался только один вагон…

Пройдя в тамбур, бойцы застыли, как вкопанные. Один из них перекрестился на католический манер и прошептал:

— O, my God…

На скамейках и на полу лежали в изобилии тонкие человеческие кости. Фрагменты На черепах и белых высохших костях были видны следы царапин, повреждения, вмятины. Но самое страшное то, что кости и черепа были слишком маленькие. Видимо, детские… Пол был весь в засохших темно-красных пятнах. Солдаты ходили по засохшей детской крови.

Догадка подтвердилась, — солдаты увидели запыленные, полинявшие от времени ранцы и портфели, когда-то ярко раскрашенные. Пять или шесть порфтелей были сложены в кучку у входных дверей, остальные валялись в беспорядке по всему вагону. А вот спецназовец поднял кипу бумаги в клеточку, — остатки школьной тетради.

Богобоязненный солдат опустившись на одно колено, прочитал короткую молитву по-испански, затем снова перекрестился и встал. У Сергея комок подкатил к горлу, защекотало в носу. Он поднял одну из школьных тетрадей, — она рассыпалась у него в руках. Сергей приставил датчик к вещам погибших детей, — цифры на экране подскочили до сорока микрорентген.

— Наверное, школьники, — заключил Гарро. — Куда их дьявол понес всем классом в этом чертовом поезде?

— Может, на экскурсию? — предположил Сергей.

— Хотя, какая теперь разница? — мрачно усмехнулся сержант. — Наверное, стали жертвой нападения хищников… Волков или шакалов… Как они только пролезли в вагон?

— Мне хочется поднять сразу обе ноги, — сказал Сергей. — Мы ведь по крови ходим…

— А мне хочется сесть и хорошенько посрать! — обозлился сержант. — Выкинь из башки эти чертовы сентименты! Что ты ожидал увидеть здесь?! Цветущие сады и голых баб между деревьев?! Здесь смерть, за границей поселений смерть, это и тупому понятно! Если оплакивать каждого, кто погиб по всей земле, слез не хватит!

— Это же дети, сержант!

— Дети? Kiss my ass, Russian! А знаешь, сколько детских костей сейчас валяется по всей Америке?!

— И что вы хотите этим сказать?!

— Лучше заткнись, russian! — прошипел сержант. — Не выводи меня!

Солдаты смотрели, чем закончится конфликт между русским и сержантом. При других обстоятельствах Сергей бы дал ему по морде. В Гоми, в Хашури… А здесь из него будто бы выдернули стержень, его основу. Сергей почувствовал себя никчемным слабаком, ибо его сейчас переполняли противоречивые эмоции. Поэтому он не стал раздувать ссору а только сказал:

— Портфели фонят…

— Хрен с ними! — отрезал сержант. — Сходи, посмотри, что в кабине машиниста.

Один из бойцов уселся на лавку и пытался прочитать записи в найденном школьном дневнике. Ничего не разобрав, он окликнул Сергея:

— Эй, рашен! Ты по-грузински читать умеешь? А то я буквы так и не учил.

— Пошли, — Сергей кивком показал в сторону кабины. Американец вышел за ним.

В кабине ничего примечательного они не увидели. Те же приборы, рычаги, кресла. Сергей проверил фон, затем уселся в машинистское кресло. Глянул на уходящие вдаль, к синеватым горам ржавые рельсы. Взял у американца дневник и стал читать:

— Так… Задание на субботу… Экскурсия в … какой-то монастрь. Девочка была родом из Мцхэты. Вот здесь, двадцать девятого июня последняя запись про эту чертову экскурсию… Взять деньги, питание, платок…

— А платок зачем? — удивился солдат?

— По древнему обычаю женщина не может входить в храм или в монастырь с непокрытой головой.

— Какая дикость! — сказал американец, усаживаясь в другое кресло. — И женщины не разу не пытались оспорить это в суде? Это же дискриминация их прав! У нас бы точно подняли шум!

— А ты взгляни на это с другой стороны, — посоветовал Сергей. — Вот мне очень хочется ходить в церковь в шапке, а мне не дают. А им можно в головном уборе. Несправедливость?

— Не совсем. Им ведь не оставляют выбора.

Сергей, не найдя, что ответить, перевернул страницу. И там, на чистом листе, мелким девчоночьим неровным почерком было вот что:

«Мы сидим в поезде уже третьи сутки. Все пассажиры ушли в ближайший поселок за помощью, но до сих пор никто не вернулся. Правда, что началась война? Господи, спаси нас, пожалуйста! Идет снег… Небо стало темно-серым, … Страшно… Учитель сказал не открывать окна, но дышать совсем нечем. Мобильники не работают ни у кого… Мама, спаси меня!»

Потом еще, чуть ниже:

«Мамочка, ты придешь за мной, я знаю… Помощи нет. Очень хочется есть…Идет снег. Учитель украдкой плачет. Машинист говорит, что радио не работает… Никто не знает, что делать. Как же жутко!.. Вокруг бродят огромные волки, я таких только на картинках видела. Они смотрят на нас через стекло… Воют… Страшно… Мамочка, милая, я буду самой хорошей, самой послушной, только забери меня домой!!!»

И последняя запись…

«Прошло уже шесть дней… Все плачут, а я уже не плачу… Хочу на небо, там нет этого страшного снега. А теперь идет дождь… Учителю плохо, он лежит прямо на полу, еле дышит… Волки не уходят… Мамочка…»

Сергей закончил читать, молча передал дневник американцу. Тот молча положил его на приборную доску. Он молчал. Потом сказал только одну фразу, по-грузински:

— Какого же х…?!..

— Эй, вы что здесь расселись! — загромыхал заглянувший в кабину Гарро — Поезд дальше не пойдет, можете валить на улицу! В дневнике что-нибудь интересное нашли?

— Их сожрали волки, сэр, — сказал Сергей, вставая.

— Надеюсь, этот обед был для них последним, — поморщился сержант. — Уходим!

Бойцы уже покинули поезд. Они шли к колонне молча, изредка оборачиваясь на эту проклятую братскую могилу на рельсах. Сержант шел последним.

В небе снова грохотали лопасти. Появившийся в небе вертолет пролетел над колонной, над поездом. В наушнике снова слышалась английская речь с упоминанием грузинских сел, железнодорожных станций, колонками каких-то цифр.

Сергею в голову сами лезли мысли о том, каковы были последние часы жизни этой бедной девочки и ее однокласников. Воображение рисовало картины в деталях, одну хуже другой. Сейчас бы выпить…

Вдруг Сергей услышал хруст и отборную брань сержанта. Сергей обернулся и увидел, как несносный вояка проваливается во внезапно открывшуюся под его ногами круглую яму.

Сержант успел расставить руки и ухватиться за неровные земляные края. Оставалось только подтянуться и выбраться наверх. Но, похоже, что-то мешало ему это сделать. Сержант, выпучив глаза от боли, заорал на всех языках, которые знал:

— Меня что-то схватило за ногу! Какая-то херня меня держит!

Яма, в которую провалился Гарро была шириной чуть побольше обычного канализационного люка. Солдаты бросились было на помощь своему командиру, но тот в одну секунду просел еще глубже. Вытащить его не удавалось, сержанту явно кто-то «помогал» из-под земли.

А потом над поверхностью, будто абрдажные крючья, взлетели необычайно гибкие длинные щупальца. Крючковатые когти вцепились в сержанта, обматывая его, цепляясь за бронежилет и разгрузку, и с нечеловеческой силой потащили вниз. Сержант орал, пытался выхватить нож, другие солдаты уже подбегали к нему. И тут, после сильного рывка, сержант ушел под землю с головой.

Солдаты мучились от невозможности открыть огонь, — в этой узкой тесной яме невозможно было не попасть в сержанта. А Сергей вдруг ощутил, как к его сердцу подкатил необычайный по силе ком ярости и злости. Одни поганые твари сожрали детей в этом поезде, — и другие тоже хотят человечьей крови? Сергей меньше всего заботясь о последствиях нырнул в эту яму вслед за человеком попавшим в беду. Прыгнул, выставив вперед ствол «Калашникова».

Земля, песок, свет с поверхности… Сергей врезался в беспомощно дрыгающегося Гарро.

Подземный охотник не успел утащить сержанта слишком далеко, и Сергей ясно видел еще одно щупальце, обхватившее его шею. Развернуться в тесном земляном колодце было невозможно, и Гарро только и оставалось, что кромсать ножом бьющуюся у виска конечность хищника. Гарро хрипел, а его движения становились все более слабыми, бесполезными.

Сергей, повинуясь не разуму, а инстинкту, просунул ствол автомата под мышкой сержанта, направляя дуло в подземную пустоту. Потом нажал на спуск. Грохот длинной автоматной очереди оглушил его. Что-то дернулось у самого лица, раздался какой-то звук, напоминавший не то визг, не то писк. И все затихло…

Тут же Сергей своим ножом разрезал щупальца. Гарро вновь задышал, закашлялся прямо в лицо Сергею. Дрожащими пальцами он срывал с шеи остатки белесого холодного щупальца. А Сергей услышал крик с поверхности:

— Эй, Сердж! Что там?

— Порядок! — заорал Сергей по-русски. — Я, похоже, грохнул эту тварь! Вытаскивайте нас отсюда к едрене бабушке!

Поняли ли его американцы или нет, — хрен знает. Но спустя минуту Сергей почувствовал, как что-то увесистое долбануло его в бок. Он с великим трудом просунул руку и нащупал небольшой железный крюк на троссе:

— Эй, Сердж! У тебя на пояснице есть железная скоба! Пристегни к ней крюк!

— Ё-моё, а сальто сделать не нужно?! — заорал Сергей. — Я руку согнуть не могу!

— Давай…я… — прохрипел Гарро. Он взял крюк и пристегнул Сергея к троссу. Ему было легче это делать, он был лицом к поверхности.

— Готовы?

— Сэр, обхватите меня руками, как можно крепче, — сказал Сергей сержанту. Тот только усмехнулся:

— Ладно, только целоваться не будем, о-кей?!

— Тащите! — крикнул Сергей, размышляя, как бы было неплохо все-таки дать сержанту в рыло.

Сергей почувствовал, как его потащило наверх. Гарро вцепился в него мертвой хваткой, Сергей обхватил его руками и ногами. Вообще ему казалось, что его сейчас разорвут на части. Он чувствовал, как скрежещет песок по каске, как сыплется за шиворот земля. Эти полторы минуты, пока их поднимали на поверхность, показались Сергею самыми долгими в жизни, и он страстно мечтал, как бы самому не задохнуться в «объятиях» Гарро.

Когда лучи полуденного солнца вновь резанули по глазам, Сергей почувствовал себя пробкой, вылетающей из бутылочного горлышка. Они с Гарро повалились на землю, лишенные сил.

У злосчастной ямы собралось уже человек двадцать. Подъехала экспедиционная техника. Гарро уже поставили на ноги, двое бойцов держали его под руки. В эфире слышались отрывистые команды взбешенного Крайтона.

Спецназовцы соорудили связку из нескольких оборонительных гранат. Люди отошли к поезду, связка гранат полетела в яму. Через несколько секунд раздался глухой взрыв, гул, земля задрожала и стала проседать. В пяти метрах от ямы осыпавшийся грунт обнажил точно такую же ловушку. Подошедший грузин с огнеметом пустил струю огня в открывшиеся провалы. Но, похоже, хозяин подземного логова был уже мертв. Увидеть его во всей красе так и не удалось.

Сергей увидел, как к раненому Гарро очертя голову несется Крайтон. Сержант, держась за горло, о чем-то долго говорил капитану, указывая рукой в сторону проклятой ловушки. И Сергей ясно слышал, как в разговоре сержант произнес слово «рашен». Но на этот раз без злости и раздражения, а как-то виновато-устало Крайтон высказал ему что-то по-английски, а сержанта повели к грузовику, в медблок. Оглянувшись, сержант окликнул Сергея:

— Эй, рашен! Спасибо, что спас мою шкуру!

— Да все нормально, — по-простецки махнул рукой Сергей.

— Я этого не забуду…

Сконфуженный Гарро опустил голову, кляня себя за то, что допустил такой просчет. Да, походить гоголем перед «проклятым русским» теперь не выйдет!

Сергей устало опустился на камень. Кто-то из американцев хлопнул его по плечу. Сергей поднял глаза и увидел крепкого темнокожего бойца, который показывал ему большой палец правой руки. Улыбки его, впрочем, за респиратором не было видно.

— Рашен Сердж, тебе помощь не нужна? — спросил негр.

— Вроде нет…

— Если что, не стесняйся.

— О-кей!

Крайтон снизошел до того, что лично поблагодарил Сергея и пообещал, что напишет на него представление к боевой награде. Да и другие американцы впоследствии как-то подобрели к нему. Кстати, прозвище «рашен Сердж» к Сергею с этого момента приклеется намертво.

Сергей протянул Крайтону найденный в электричке журнал. Тот повертел его в руках, передал одному из своих бойцов, который унес журнал к бронемашине. А теперь настал черед принимать поздравления от грузинской половины.

Согласно старой доброй традиции на Сергея накинулись, подхатили на руки и с криками подбросили его в воздух. Усерднее всех старался Тенгиз, сопровоздая действо криками:

— Мой сосед и брат! В одном поселке живем! Вот такой мужик! Серго, молодец!

— Молодец, Серго! Сразу видно, наш человек!

Крайтон, поставив ногу на камень, со скукой наблюдал за радостью своих подчиненных. Затем хлопнул себя рукой по колену и направился к куче-мале, которая, казалось, сейчас пустится в пляс:

— Хватит! Как дети малые! Путь только начался, а у нас уже один раненый! Немного повода для радости!

— За земляка радуемся, сэр! — пожал плечами грузин.

— А что с детьми делать? — вдруг спохватился Сергей.

— С какими детьми?

Эйфория исчезла, как будто ее и не было…

… В пятнадцати метрах от мертвого поезда появилась неглубокая яма. Копали молча, саперными лопатками, в двадцать рук, подавляя навязчивое желание сорвать опостылевшую защитную маску и вздохнуть свободно. Копали грузины и несколько американцев.

Когда яма была готова, к ней начали сносить останки детей, чьей могилой стал ржавый вагон поезда. Все кости сложили в пластиковые пакеты, которых у американцев хватало. Какие-то фрагменты клали наугад, ибо понять, где чьи останки, было невозможно.

Даже Крайтон не был против этой незапланированной церемонии. Да он, зная традиции грузин, и не посмел бы перечить. Только распорядился сделать все побыстрее.

Маленькие черепа, косточки, рассыпающиеся в руках, обрывки кофточек, рубашек, брюк, юбочек… У некоторых бойцов дрожали руки, кто-то тер глаза, вытирая пылинку, кто-то тихо читал молитву. А один постоянно приговаривал:

— Ничего, ребятки, вот сейчас… Уже недолго осталось… Не потревожит вас больше никто…

Он гладил обрывки одежды кончиками пальцев, как будто это были живые люди. И трясся, из последних сил сдерживая слезы. Было жутко смотреть на это…

Когда первый пакет вынесли из вагона, воцарилось молчание. Даже ветер, казалось, стих… Было жутко и стыдно, перед памятью веселых, безгрешных ребятишек, радовавшихся каждому лучику солнца, верящих в своих отцов, старших братьев, что пока они с ними, ничего плохого не случится, и все будет радостно и хорошо.

Увы, напрасно! Взрослые не поделили этот прекрасный мир, и косточки детей, растерзанных хищниками, остались лежать в ржавом вагоне навеки замершего поезда.

Первый пакет опустили в яму. Второй… Третий… Крайтон, до того старательно делавший вид, что изучает найденный журнал, закрыл его и подошел ко всем. Ему нечего было сказать. Только сейчас ему открылся новый смысл выражения, так часто слышимого от грузин: «Чужих детей не бывает».

— Теперь я знаю, что чувствовал Иуда, когда захотел удавиться, — сказал сорокалетний лысый мужчина, бывший моряк и контрабандист из Западной Грузии.

Кто-то из страших грузин читал молитву, время от времени осеняя себя крестным знамением. Его примеру следовали другие его соплеменники. Американцы, стоявшие рядом, молчали, кто-то крестился, как умел. Танкисты из люков также молча наблюдали за страшным зрелищем.

В этой же яме нашел покой и машинист.

Когда все пакеты положили в яму, люди разошлись в стороны. Крайтон подал сигнал одному из танкистов. Тот козырнул капитану, исчез в люке. Одна из бронированных туш вздрогнула, заревела мощная турбина. Танк медленно въехал на край ямы и принялся крутиться на месте, зарывая могилу.

Потом танк отъехал в сторону, оставив на месте холмик из песка и глины. Появился Тенгиз. Он и Сергей несли крест, собранный из каких-то обломков, схваченных быстрой сваркой. Крест водрузили над могилой, укрепили. Сергей и Тенгиз отошли, глядя на свою работу, перекрестились по православному обычаю справа налево. Тенгиз приладил к кресту фанерную, неизвестно где найденную табличку, где было нацарапанно:

«5 класс школы № 2 города Мцхэты».

Американский солдат повесил рядом армейский жетон на цепочке.

Крайтон посмотрел на часы. Много же они потеряли времени!

— По машинам, господа, — распорядился он. — Мы должны ехать дальше.

— Простите нас, дети… — послышался чей-то сдавленный голос.

Люди разошлись, заняли свои места в машинах. Стальные монстры заревели, продолжая свой путь дальше, через мост, оставляя за спиной первую могилу и проклятый ржавый поезд.

…Крайтон листал журнал железнодорожника. Иногда он поглядывал на обзорные щели в броне могучей машины, слушал переговоры бойцов, иногда отдавал указания. Настроение у людей было не самое радужное.

На этот раз экспедиция двигалась на север, обратно к разрушенному автомосту, но уже по другому берегу. Автодорога была частично засыпана упавшими с гор камнями, частично заставлена старыми автомашинами. Поэтому танки шли впереди, прокладывая дорогу, сбрасывая преграды вниз, в реку. Хотя в любой момент на трассу могла обрушиться еще более внушительная каменная масса и похоронить все надежды экспедиции проникнуть к Тбилиси.

Оползни и лавины сделали свое дело — прямая дорога к бывшей столице Грузии была разрушена. Поэтому и приходилось наворачивать зигзаги, снова вылезать на равнину и двигаться в обход.

— Волки, сэр! — вдруг оживился водитель. — У воды, примерно в полусотни ярдов от нас!

— Ненавижу волков! — Крайтон натянул респиратор, открыл верхний люк, вылез на броню. Пока еще они могли позволить себе такую роскошь.

Капитан посмотрел в бинокль. Действительно, внизу у самой реки, задрав морды, наблюдали за колонной техники четвероногие хищники. Их было около десятка, или чуть больше.

Крайтон вытащил из машины свою винтовку. Поймал в прицел одного из зверей, самого крупного. Нажал на спуск. Хлесткая очередь, будто хлыст, скасила зверя, тот упал. Крайтон даже услышал его визг. Раненый зверь пытался встать, но пули, видимо, перебили ему суставы, и волк вновь валился на землю. А его соплеменников тут же пустились бежать вдоль берега в сторону железной дороги.

— Приятного аппетита, ублюдок! — выругался Крайтон и снова вернулся на свое место.

Он вновь углубился в чтение журнала. Большая часть записей, — технические, плановые, как и положено было до того рокового дня. Но 29 июня машинист, видимо, наплевал на все инструкции и использовал служебную документацию для того, чтобы излить душу.

29 июня, 11:45. Пропало напряжение, остановка. Диспетчер сказал, что началось что-то страшное. Что, — непонятно. Ждем тока.

11:50 — Поступило распоряжение — добраться до ближайшей станции и высадить пассажиров. Как? Без тока, чугунные они головы? Все локомотивы забрала армия, дальше Мцхэты вообще движения не было..!

12:25 — Какие-то странные, страшные облака в небе… Черный туман… Как будто на востоке горит что-то огромное. В вагонах паника. Кто-то из пассажиров дозвонился домой, сказали, что война. Ядерная война между Россией и США. Зачем?! Чем мы это заслужили?!

14:05 — Давид и часть пассажиров пошли через мост в Ксани. Часть осталась. По дороге несутся машины, военные тягачи, «Скорые». А мы? Нас как будто не замечают. Диспетчер не отвечает. Люди бегут из Хидискури. На запад несутся военные и грузовые составы с техникой.

15:00 — Остались только школьники в первом вагоне. Подождем еще немного. Почему так стремительно чернеет небо? Мобильник молчит. А как же сестра, мать?

16:00 — Идет ливень. Темень, ничего не видно. Закрыли все окна. Помощи, наверное, не будет. Надо было уходить со всеми.

18:00 — Господи! Снег! И это в июне?! Зима. Я читал про последствия ядерной войны, так вот это, наверное, и есть ядерная зима?

20:00 — ГДЕ ЖЕ СПАСАТЕЛИ!!!

А потом еще одна запись. Сделаная уже спустя неделю:

…Я еще жив, господи! Но зачем?! Зачем ты не скормил меня этим тварям, когда я, не удержав двери, пустил волков в вагон? Зачем я остался жив, убегая в другой конец поезда? Я жив, видимо, даже волки не любят трусов. Я заперся в кабине, а в ушах детский крик. Я тварь, последний трус! Серое небо, снег… Хочется есть и курить… Тошнит… Или меня сожрут потом? Нет, я так больше не могу..! Простите меня…

А ниже — темно-красное пятно, похожее на гигантскую кляксу.

У Крайтона в голове не укладывалось — как можно сгинуть в поезде, находясь напротив населенного пункта. Они остановился напротив села, какого черта этот машинист и школьники не ушли вместе с остальными? Зачем надо было дожидаться радиоактивных осадков с востока. Паника? Или наоборот, прострация, нежелание бороться за свою жизнь? Боязнь радиации? Надежда на помощь извне? Непонятно!

Танки экспедиции вышли на равнину. Позади остался горный хребет, впереди расстилались заросли кустарников, еще дальше, — ферма. Или очередной поселок? Слева виднелся разрушенный Цихисджири.

 

Глава 8. Белое и черное

Экспедиционная колонна двигалась на восток по старому асфальтовому шоссе. С грохотом слетали с дороги покореженные обломки автомашин под напором тяжелой техники. Вдоль дороги тянулись ставшие уже привычными ориентирами опоры ЛЭП с проводами, по которым больше никогда не побежит ток. В высоких кустарниках, растущих вдоль дороги, мелькали силуэты брошенных армейских грузовиков, обломки американского боевого вертолета, остался позади обшарпанный квадрат придорожного ларька. В машинах ничего интересного не нашли, в ларьке тоже было хоть шаром покати. Ехали дальше…

В радиоэфире за общим фоном информации вдруг послышалась детская рождественская песенка на английском, которую мурлыкал вполголоса Крайтон. Он не особенно заботился о том, что его слышат подчиненные, а может, просто хотел поднять моральный дух бойцов.

— «Синий», это «Ц-6». Значит, анекдоты рассказывать нельзя, а петь можно? — услышал Крайтон голос Тенгиза. — Разрешите спеть, сэр?

— Не разрешаю! — смеясь, ответил Крайтон. — Следи за дорогой, Гиз! Потом споешь, на записи лазерного диска!

— Какой уж теперь диск, сэр?! — ответил Тенгиз с горечью.

— А что, давайте споем, сэр? А то на душе плохо, — вмешался еще один грузинский боец. — Я начну. — И динамик загудел мощным растяжным басом.

— Так, заткнуться всем! — осадил «певцов» Крайтон. — Будет привал, хоть глотки сорвите!

— Люди устали, сэр, — сказал спецназовец из десантного отделения за спиной Крайтона.

— Пусть терпят. Не дети! — разозлился командир. — Никого с собой не звал!

— Привал будет вне дороги?

— Разумеется.

— Думаешь, есть смысл? По этой дороге никто уже давно не ездит.

— У русских есть очень хорошая поговорка: «Если сам заботишься о себе, то о тебе заботится Бог».

В трещинах старого асфальта росла трава, корни молодых кустарников постепенно уничтожали дорогу. Ржавые бурые останки машин постепенно разрушались, превращаясь в железную пыль. Лет через сто никто и не узнает, что здесь когда-то ездили туд-сюда сотни машин.

Бикнула рация:

— «Синий», у нас гости!

— Какие гости? — чуть не подлетел на сиденье Крайтон.

— Одиночный всадник с винтовкой.

— Где?

— Полмили к югу.

Американские солдаты за спиной оживились.

— Элбер, знаешь ты кто? Ты чемпион мира в номинации: «Я накликал неприятности!» — холодно сказал Крайтон. — Все из машин на броню! Колонна, стоп!

Техника остановилась. Бойцы, как горох, высыпали на свежий воздух, готовясь к бою. Танки и БТРы разворачивали черла орудий и пулеметов в сторону горной цепи. Там, на пологом склоне виднелась одинокая, быстро удаляющаяся фигура всадника. А еще дальше, — силуэты каких-то строений. Понять, что это за строения, мешали многочисленные завалы из мусора, камней и земляных насыпей. Высота таких насыпей доходила до десяти метров.

А грузины посмеивались над своими союзниками:

— Из-за одного человека столько суеты! Как будто русский взвод ждут!

— Shut up! — рявкнул Крайтон, — Эй, умники, раз такие супермэны, смотайтесь-ка наверх!

С лица грузин быстро сошли улыбки:

— Сэр, извините… Мы пошутили!

— Быстро! — заревел Крайтон. — Вам придается разведмашина, вас двадцать человек! Через четверть часа доложить по радио, что опасности нет!

Проштрафившиеся бойцы уныло поплелись вверх по склону. Подъехала БРДМ. Среди тех, кто не умел следить за языком, оказался и Тенгиз.

— Джерри! — крикнул Крайтон, укрываясь за бортом БТРа.

— Я здесь, сэр! — ниоткуда вырос перед командиром крашенный афроамериканец.

— Ты старший в этом стаде!

— Ну, вот еще… — пробурчал Джерри.

— Что ты сказал, сержант?!! — Крайтон от бешенства вытаращил глаза.

— Никак нет, сэр! — вытянулся по струнке Джерри. — Разрешите взять с собой русского.

— Нахрена?!

— Проверить радиационную обстановку, сэр!

— Давай! «Р-1», ко мне!

Спустя пять минут группа бойцов в главе с темнокожим сержантом, шагала вверх по склону. Рядом, урча, карабкалась БРДМ.

— Командира обидели, — удрученно сказал Тенгиз. — Это плохо! Хороший человек.

— Да ладно, забей, — усмехнулся Сергей, — Крайтон не любит пустозвонов, зато любит дельных людей. Ты ведь дельный человек! Профессор по механике!

— Надоел мне этот малохольный индюк! — зло сказал боец по имени Керим, руки которого были изрисованы блатными наколками. — Я за свои слова отвечу! Из-за одного заблудившегося @@@ака так обделался! Да ведь нет там ничего! Ну, сейчас доберемся до этих домиков, ну найдем там одного, ну двух спятивших чудаков! А понту-то! Да что мы пешком идем, как бараны! Эй, водила, тормозни! Начальник, сядем на броню, да и доедем, как белые люди?!

— А чем белые люди лучше черных? Может, объяснишь приятель?!

Внезапно что-то цокнуло о броню машины, высекло искру и врезалось в землю. Потом люди услышали сразу два выстрела, и один из солдат схватился за плечо:

— Ай, @@@, подстрелили меня?!

— Всем лечь! — заорал Джерри. — Вы двое, раненого вниз, к колонне!

Бойцы рухнули на землю, как подкошенные. На плече у раненого расплывалось темное пятно. А затем вдруг раздался взрыв в двадцати метрах. Полетели камни.

— Вот и прогулялись к вершине! — выругался Джерри. — Лежать всем, не вставать! Отвечать огнем!

Но кто и откуда обстреливает бойцов, не было ясно. Огонь открыли наугад, в сторону неизвестных строений. А тем временем невидимые недоброжелатели продолжали стрелять.

Раздался еще один взрыв, — на это раз, метрах в тридцати. Внизу у дороги колонна пришла в движение, готовясь отражать нападение.

— Доложи обстановку, Джерри! — требовала рация.

— Ведем бой, сэр! — крикнул в ответ сержант. — Просим поддержки огнем!

По просьбе Джерри одна из «восьмидесяток» изрыгнула порцию смерти в сторону строений. Заговорили пулеметы БРДМ. Бойцы сгрудились за корпусом бронемашины и, время от времени постреливая, медленно начали продвигаться в прежнем направлении. Но следующий взрыв, швырнувший в броню машины пару небольших камушков, по полцентнера каждый, охладили пыл наступающих.

— Все! Хватит! — заорал Джерри. — Так и людей, и технику потеряем! Пусть танки своим огнем разнесут эти долбаные сараи! Отходим!

— А снарядов не жалко?! — возразил Сергей.

— А людей?! Надо было брать машину для разминирования! — проорал Джерри

— Она у нас одна, и та на ладан дышит! — сообщил Тенгиз.

— А если танками тупо в лоб? — спросил Керим.

— Если у них есть гранатометы, или остались еще мины на склоне, потеряем танки! — возразил Джерри.

— А если объехать их и зайти с восточной стороны на танке? — предложил Сергей. — Судя по количеству выстрелов там не так много стрелков! Да и уничтожать они нас не могут, или не хотят. Походу, просто не хотят подпускать.

— Если и там заминировано?!

— Есть идея! — Сергей заговорщицки подмигнул темнокожему американцу. — Проси у Крайтона танк!

Джерри, недоверчиво поглядывая на Сергея, вызвал по рации Крайтона, и что-то долго ему втолковывал. Потом схватил Сергея за рукав:

— Пошли! Ты, Гиз, ты, «белый человек», и вы оба! Всем остальным держать огонь! — проорал сержант. Старший — ты! Ратиани, слышал? Ты — старший!

Он, Тенгиз, Сергей, Керим, и еще двое бойцов ринулись к танку мимо злого, как тысяча чертей, Крайтона. К незадачливым грузинам подошла помощь, их прикрыл американский бронетранспортер. Крайтон медлил, не обрушивая на противника всю мощь. Да и выстрелы с той стороны прекратились.

Сергей еле успел схватиться за скобу на башне. Танк ухнул, дернулся и пошел по шоссе, набирая скорость. Джерри встал за рычаги пулемета, болтающегося на башне, и, время от времени посылал короткие очереди по завалам.

На дороге бессильной кучей хлама застыл мертвый «Форд Фокус». Дорогая когда-то была машина. «Восьмидесятка», не снижая скорости, шарахнула «Фокус» так, что ржавый автомобиль полетел в придорожный кювет, будто спичечный коробок. Проехав около двухсот метров, танк свернул с дороги и принялся месить гусеницами придорожные заросли.

— А теперь, — сказал Сергей, — пусть танкисты шарахнут из орудия вон туда, по ближайшему завалу! Только скорость не снижать!

Джерри понимающе кивнул, прокричал что-то в рацию по-английски. Орудие танка извергло гром и огонь, взрыв поднял в воздух массу земли и камней. Сергею показалось, что земля перевернулась, в ушах зазвенело. Джерри очередями из «Владимирова» принялся перепахивать землю перед собой. Американские танкисты поняли затею Сергея, и второй снаряд они положили уже без посторонних подсказок. Люди на броне танка молились о том, чтобы пронесло и чтобы какая-нибудь шельма не пальнула в борт из «Мухи». Сергей и Тенгиз выстрелили по разу из подствольника, надеясь, что взрывы гранат разбудят мины, таящиеся в земле на пути танка. «Восьмидесятка» жахнула в третий раз, и видно, зацепило что-то, так как взрыв на склоне был гораздо сильнее. В воздухе повисли клубы пыли, сквозь которые пробивались линейки солнечных лучей.

Перемахнув через земляной вал, бойцы увидели, как по направлению к строениям улепетывают в темпе несколько человеческих фигурок. Сергей успел заметить несколько сараев, сложенных черт-те-как, невысокий каменный дом, и проволочные изгороди вдоль аккуратных грядок и делянок. Похоже на ферму.

— С брони долой! — Джерри первым спрыгнул с танка. Сергей подобным героизмом не отличался и сигать вниз на скорости почти тридцать километров в час ему не очень хотелось. Но Бог услышал его молитвы и что-то втолковал танкистам. Могучая машина замедлила ход, поворачивая орудие в сторону силосной башни, построенной здесь еще во времена царя Гороха. Танкисты удачно укрыли машину за одним из каменных завалов, так, что подбить ее из гранатомета, не попав на линию американского огня, было невозможно.

А к танку шел, подняв руки, мужчина в крестьянской одежде. Первый местный житель. В руке он держал за цевье снайперскую винтовку Драгунова стволом вверх.

— Стой! — крикнул ему Джерри, прицеливаясь. — Брось оружие, иначе умрешь! Руки за голову, встать на колени, ноги скрестить!

Человек повиновался. Это был старик с почти детскими, блестящими глазами, оспинками на впалых желтых щеках, сильными жилистыми руками. Одет он был в старые крестьянские штаны, посеревшую льняную рубаху и изодранный армейский разгрузочный жилет, измазанный землей.

Старик обреченно отбросил винтовку. Он смотрел в землю, видимо, готовясь к смерти. Со стороны строений послышалось несколько одиночных выстрелов. Пули звякнули о броню танка. В ответ загрохотала пулеметная очередь. Выстрелы затихли…

Держась за спину, пленный опустился на колени, при этом чуть не упал ничком вниз. Джерри, осторожно приближаясь к старику с винтовкой наперевес, не замедлил радировать:

— «Синий», это Джей! Докладываю, сэр! Ворвались на территорию противника, захвачен один пленный! Могу сказать, что сопротивление подавлено. Веду допрос пленного, сэр! Есть, сэр!

Сержант подошел к старику, целясь ему в голову. Зашел за спину, обыскал, убедился, что пленный не приберег связку взрывчатки под рубахой. А потом толкнул в спину коленом. Старик полетел на землю.

— Эй, сержант, ты что делаешь?! — возмутился Тенгиз. — Он тебе в отцы годится!

— В отцы?!! — завизжал Джерри. — Эта вонючка чуть не продырявила меня, и вас заодно, ранила нашего бойца, а я должен ему почести оказывать?!! Руки за голову, мразь!!! Кто еще в твоем сраном кемпинге живет? Кто стреляет?!!

— Убейте меня! — просил старик. — Убейте меня, только не трогайте сыновей!

— Ты здесь главарь? Если хоть один козел еще выстрелит в нас, или взорвет хотя бы одну мину на холме, я все здесь разнесу, понял?! Понял, я спрашиваю?!

— Вы же сказали, что у меня есть время до завтра?! — умолял пленник.

— Эй, сержант, отпусти деда! — потребовал уже Керим. — Не по понятиям старого человека ногами попирать! Хоть пристрели, но на земле не валяй!

— Отвали! — крикнул Джерри! — Ты что, старик, спятил?! Мы что, уже виделись?!

— Обожди, Джерри! — вмешался уже Сергей. — Он подошел к бедному старику, присел на корточки. — Послушай, дедушка, а ты нас ни с кем не спутал?!

— А кто вы?!..

…Глядя на строения фермы, бойцы экспедиции внутренне восхищались упорством и трудолюбием людей, сумевших создать свой островок жизни на этой покинутой, обезлюдевшей земле, на пологом горном склоне. К большому, старому дому фермера примыкали несколько сараев, сооруженных из всякого-разного строительного мусора, коровник, конюшня, построенные на фундаменте старых, брошенных когда-то строений. Из этих неказистых, неуклюжих домиков слышалось мычание и ржание, тянуло навозом… Вот остов старого «Икаруса» без колес, используемый как парник. Справа от дома, — нерабочий мини-трактор «Беларусь». И дальше, вниз по склону, почти до самой автотрассы, — грядки, делянки, зеленеющие участки, оснащенные хитроумной системой полива. Еще какие-то механизмы, собранные фермерами из автомобильных запчастей. Земляные валы, насыпи, завалы на границе владений старого труженника. Трудно было представить, что все это было сделано руками одной фермерской семьи, пусть и большой, пусть и за долгие годы.

Будто колокольня, тянулась в небо силосная башня, которой было уже, наверное, лет сто. На площадке башни сейчас расположился боец с биноклем, обозревающий подходы к ферме. Рядышком торчал самодельный флюгер и несколько ветряков. Еще один ветряк валялся на земле, перепиленный очередью американского зенитного пулемета.

Трудно было понять, рад, или расстроен старик тому обстоятельству, что на его ферме появилось такое количество гостей. А с ними пулевые отверстия на стенах, огромная воронка от разрыва танкового снаряда, уничтожившая одну из грядок, выбитые стекла в домах, и без того на ладан дышащих.

Сейчас справа от дома бойцы натягивали сеть над могучими танками. Бронетранспортеры разместили около коровника, за что американцы потом сказали отдельное «спасибо» своему командиру-соотечественнику. Все свободное пространство, все площадки были заняты армейской техникой, у которой хозяйничали американцы.

Сыновей фермера, здоровенных молодых парней двадцати — двадцати пяти лет от роду, распределили по машинам, где бойцы-грузины «снимали показания». Парни угрюмо смотрели на своих «мучителей», ожидая от них всякого подвоха.

…Сергей и Тенгиз курили невдалеке от дома фермера. Тенгиз со смаком втягивал ароматный дымок через трубку, привезенную Сергеем из Цхинвала.

— Хорошая трубка, Серго! Спасибо, брат, это же надо так с подарком угадать!

— Всегда пожалуйста! Если еще понадобится, мастер в Нальчике проживаем! Съездим туда, закупим штук сто, потом продавать будем!

— Нет уж… Нас еще в Цхинвали завернут, и эти трубки забьют в одно место! Хотя, если у тебя там друзья… И раньше-то к вам, в Россию хрен приедешь, а сейчас-то и вовсе, будто на другой конец Земли ехать! До Тбилиси-то доехать не можем!

Из дома фермера вышел сержант Джерри, серый от злости.

— Джерри, давай к нам, подруливай! — позвал его Сергей. — Курить будешь?

— Yes, — буркнул в ответ темнокожий воин. Он подошел к друзьям, придерживая ремень винтовки на плече. Достал свою курительную смесь в пластмассовой мыльнице, свернул бумажку. Сделав затяжку, Джерри безаппеляционно заявил:

— Я его прибью! Не посмотрю, что он старый!

— Кого?

— Эту падлу, фермера! Мало того, что он пытался продырявить мою шкуру, так он меня еще четыре раза негром назвал! Если бы не Крайтон…

— Джерри! — улыбнулся Сергей. — Я тебе сколько раз говорил, что в наших языках слово «негр» не является оскорбительным. Мы, русские, рабов из Африки не возили, а своих нег…, с мысле, темнокожих, у нас никогда не было, — страны-то северные! И когда к нам стали приезжать люди из Африки и Америки, мы просто взяли это слово из английского языка! В 50-е годы прошлого века, когда в США зажимали темнокожих, у нас в стране призывали к борьбе за свободу и равноправие негров, не вкладывая в это слово негатива! В то время, когда у вас Мартина Лютера Кинга грохнули!

— Могли бы и другое слово взять, или свое придумать, — поморщился Джерри. — Он там уже в пятый раз говорит, что его достали негры!

— В каком смысле?

…Крайтон вытер пот со лба, прищурился от яркого света, льющегося из окна. Напротив него у стола сидел несчастный седой фермер, который непрерывно вздыхал.

— Успокойтесь, мы не собираемся причинять вам вреда. Если только вы не предпримите враждебных действий.

— Я печалюсь о том человеке, которого я подстрелил, — печально сказал старик. — Ведь, выходит, невиновного подстрелил! Грех какой!

Крайтон, чтобы дать отдых глазам, еще раз оглядел дом фермера. Дом большой, да обстановка скудная. Дощатый пол. Вместо кроватей, — куски мешковины и старые облезлые одеяла. Спальные места отгорожены навесами. Несколько скамеек, большой стол. Жена фермера, старуха в сером платье в заплатках, испуганно смотрит на здоровенного темнокожего американского солдата в бронежилете и каске с винтовкой наперевес, что застыл, как статуя у входной двери.

— Итак, давайте подытожим, — Крайтон вернулся к своей писанине. — Ваше имя и фамилия, — Давид Кварцхава. Место рождения — село Сагурамо. Год рождения — 1965. Последнее место работа — учитель в школе, село Мухрани. Все верно?

— Так…верно, — снова вздохнул старик.

— У вас много детей! По нынешним временам, это богатство!

— Да ведь не мои это дети! — виновато улыбнулся Кварцхава. — По большей части, ученики мои бывшие. Ребята из Мухрани этого проклятого, чтоб оно провалилось! Мои дети, а чьи еще?! Пропали бы и они без меня, и я без них!

— Преклоняюсь перед вашей добротой. А, откуда в вашей местности темнокожие? Ведь в вашей стране их вроде не было?

— Послушай, ты меня спрашиваешь? — Фермер посмотрел на Крайтона, как на недоумка. — Это я тебя спрашиваю, откуда здесь они! Появились здесь год назад. В Мухрани обосновались, повыгоняли оставшихся людей, много убили. Ко мне приходят, говорят, — ты проклятый белый, давай зерно, давай вода, давай мясо. Говорят, ты, белый нас угнетал, за это расплачиваться будешь! Кого я угнетал? За всю свою жизнь куска хлеба чужого не взял! Ни одного негра до войны живьем не видел, кого я угнетал? А два дня назад сказали, что придут меня резать. И жену резать, и детей резать… За что?

— Где вы говорите, они обосновались? — Крайтон достал свою потрепанную карту…

…— В Мухрани, на севере эти шакалы живут! Мы там раньше жили. Откуда только они взялись на нашу голову! — кипятился молодой парень в рваной майке. Он с вызовом смотрел на грузина средних лет в американской форме.

— И много их, брат?

— Откуда я знаю? В последний раз двадцать приезжали. Оружие у них. Винтовки… Минометы…

— Приезжали? Так они на машинах что ли были?

— А на чем, на ишаках что ли?! Старые машины, как еще ездят? Слушай, а вы правда из Хашури?

— Правда. Кто из Хашури, кто из Гори, кто из других городов…

— А сколько вас там? Мы уж думали, что Грузия вымерла вся!

— Говори, да не заговаривайся! Никогда Грузия не умрет!

— А какой вы урожай снимаете?

— Слушай, кто кому вопросы задает, ты или я?!..

…— Гляньте, парни! — Джерри от неожиданности чуть свою самокрутку не проглотил.

Сергей и Тенгиз обернулись. Из «Икаруса» вышла молодая девушка, лет семнадцати, в белом платье грубой работы, она несла жестяное ведро с огурцами. Девушка была обладательницей длинных светлых волос, а Джерри обожал молоденьких блондинок.

— Смотрите и учитесь, лузеры! — Джерри снял шлем, но оставил свои «американские» темные очки. Пригладил апельсиновые волосы и уверенно направился к девушке.

Сергей, смеясь, сказал Тенгизу:

— Пять патронов, что его отошьют, как мальчика!

— Я даже спорить не буду! — подхватил Тенгиз.

Девушка несла ведро к дому, как вдруг перед ней возник неугомонный Джерри.

— Привет! Я смотрю, ты тут несешь тяжелое ведро, и вот решил тебе помочь! Меня зовут Джерри! А тебя как?!

Девушка отступила, чуть не выронила ведро. Она испуганно оглянулась в поисках того, кто бы мог ее спасти. В ее серых глазах был такой испуг, будто Джерри обирался ее съесть.

— Да ладно тебе! Давай помогу! — Джерри сделал попытку взять ведро у девушке, но она отступила на шаг, не отдавала свою ношу. Она вдруг замотала головой, застонала.

— Оу-кей, оу-кей! — Джерри виновато поднял вверх ладони, зато принялся подпрыгивать перед девушкой, как мячик. — Я знаю, что ты не любишь чернокожих, потому что у вас с ними проблемы. Но я не такой! Я хороший парень! Приехал в вашу страну защищать вашу демократию, и вот не знаю, что теперь делать. Мою страну разбомбили! Не подскажешь, что теперь делать одинокому солдату удачи?!

Это пламенное признание на неплохом грузинском язке не вызвало положительных эмоций у девушки. Она бросила ведро и побежала прочь от назойливого темнокожего кавалера.

— Ну, вот что я сказал такого?! — всплеснул руками Джерри.

— Как тебе не стыдно, американец?! — раздался гневный голос из-за спины. Джерри обернулся, чтобы увидеть того, кто осмелился стыдить его. Наглецом оказался один из «сыновей» старого фермера. Джерри набычился, ткнул в него пальцем:

— А ты что, ее отец, чтобы мне нотации читать?! Если надо будет, я пойду к ее отцу и попрошу ее руки! Она мне понравилась! Я влюбился в нее, понял?!

— Пользуешься тем, что она не может тебе ответить?! И никогда не сможет?!

— Почему? У нее что, языка нет?!

— Нет у нее языка. Она пришла из Мухрани. Язык ей там отрезали. А, заодно, и изнасиловали. Только за то, что она белая!

Эта информация пригвоздила Джерри к земле, как пойманного зловредным энтомологом жука. Он с жалостью посмотрел на плачущую девушку, затем сорвался с места, подбежал к ней. Виновато поднял ладони:

— Извините, я не знал… Мне очень жаль, правда… Не обижайтесь на меня, леди. И все равно, вы очень красивая. Очень-очень красивая, правда!

Джерри криво улыбнулся виноватой улыбкой, потом пошел обратно. Брат девушки смотрел на него с таким выражением, что Джерри не смог смолчать:

— Я просто извинился, понятно?! Извиниться мне можно?! Если встречу того ублюдка, который это сделал, отрежу ему голову! Можешь не сомневаться!

К девушке подошел другой американский боец.

— Можете не бояться этого пустозвона, леди! Я вас защищу от него!

Джерри, услышав это, оглянулся:

— Ты скотина, Тэд! — крикнул он «защитнику» девушки.

— И я тебя люблю, Джей Би! — Тэд показал ему средний палец правой руки.

Девушка шла к дому, а рядом с ней на почтительном расстоянии шел Тэд, с таким видом, будто он гвардеец, охраняющий королеву. И в этот момент метрах в пяти от них раздался взрыв.

Взрывной волной в доме повыбивало остатки стекол. Заржали в конюшне кони. Бойцы, до того расслабленно занимавшиеся своими повседневными делами, повскакивали, хватая оружие.

— Из миномета стреляют! — заорал Джерри, кидаясь к пострадавшим.

Из дома хозяина выскочил Крайтон в сопровождении пехотинца. За ним — старик и его жена.

Нового взрыва не последовало. Минометный обстрел не входил в планы неизвестного врага. Хотя нет, вновь послышался характерный свист… Что-то тяжелое бухнуло в землю на грядке. Взрыва не последовало…

— К бою! — заорал Крайтон. — Неразорвавшуюся мину уничтожить! Врача сюда! Джи, какого хрена я тебя туда посадил?! Для красоты, мать твою?! — Это уже адресовалось бойцу на башне. Тот виновато ответил:

— Сэр, дорога чистая! С дороги стрелять не могли!

— Гарри, на броневик быстро, с тобой трое! Обшарьте все вокруг, но разыщите этих минометчиков, мать их так!

Обстрел прекратился…

Джерри первым подбежал к месту взрыва. И девушка, и американский сержант-майор были мертвы. Тэда даже бронежилет не спас.

Подошел, хромая, старик. При виде погибшей девушки, он схватился за сердце:

— Лали, девочка моя… За что, Господи?!

— Какого @@@@?! Вторая мина может взорваться?! Куда вы?! — крикнул Крайтон.

— Тэд, очнись! — Джерри попробовал оказать хоть какую-то помощь своему товарищу. Бесполезно…

— Джерри, он мертв…

По щекам старика-труженника и подбежавших братьев катились слезы. Жена старого фермера упала на колени и закричала от страха и горя. Ее причитания прерывались только, когда у нее перехватывало дыхание от слез. Рядом с ними Джерри застыл над телом убитого товарища.

Первый убитый в экспедиции… Первая безвозвратная потеря…

— Где эти твари?! — вскочил разъяренный Джерри. — Где они спрятались?! Где, говорите?!

— В Мухрани…

— Джон, ты меня слышишь?! — закричал Крайтон в рацию-наушник. — Быстро мне связь с Каспи! Связь с авиабазой! Мне плевать, что сегодня утром связи не было! Если ее не будет и сейчас, ты у меня бегом в Каспи побежишь, как марафонец! Снайперы, мину уничтожить! Всем в укрытие!

Бойцы помогли старику подняться, с трудом оторвали плачущую старуху от останков девушки. К силосной башне уже бежали двое бойцов, американец и грузин. Они несли тяжелую снайперку Barrett, напоминающую гибрид пулемета и небольшой пушки…

Село Мухрани не знало боевых действий… Над селом не сбивали самолеты, землю здесь не перепахивала бронетехника, не капал на землю расплавленный металл вперемешку с кровью. Но, если бы любопытный наблюдатель взглянул бы сейчас на это село с вертолета, он бы удивился количеству сгоревших домов, количеству мусора и разнообразных обломков на улицах. Как будто бы сюда специально стаскивали хлам со всех окрестных земель, чтобы потом бросить на узких улочках между заброшенными, частично разрушенными домами.

В селе уже давно не убирали урожай, не гоняли скотину на выпас, не дымила труба в доме кузнеца. Кузнец, как и многие другие жители Мухрани уже давно переселились в мир иной.

Здесь теперь правили бал другие хозяева…

На стенах средневекового замка и на массивных зубчатых башнях горели костры. Уже восемь часов вечера, но духота жуткая. Между домов сновали туда-сюда темнокожие мужчины в самых разнообразных одеяниях, от оборванного камуфляжа, до балахонов и хламид, сшитых из различных кусков тканей. Многие довольствовались драными штанами и патронташами, одетыми на голое тело. У каждого на шее или на пальцах красовались перстни, золотые кольца, даже женские бусы. Гвалт на улицах стоял неописуемый. Говорили по-английски, по-французски, на самых разнообразных африканских наречиях. Темнокожие бойцы, будто волки в дикой стае дрались прямо на улицах, показывая молодецкую силу, ели звериное мясо, поджаренное прямо на уличных кострах, что-то делили, выменивали. Стреляли в воздух, по окнам, по человеческим черепам, насаженным на колья. Рядом иногда проезжали облезлые автомобили с оторванными дверьми, без стекол, доживающие свой механический век. Церкви в селе были сожжены, превращены в скотобойни, отхожие места, алтари их были обагрены кровью. За исключением одной церквушки в самом замке. Там вожак темнокожих, Большой Дик устроил свое жилище.

Разбойничье логово… Сгоревший римский форт, разграбленный полчищами гуннов…

Спустя пятнадцать минут на башне замка появился высоченный, здоровый как бык, верзила. На нем красовались кожаные штаны, армейская драная майка и разгрузочный жилет, жилистая шея была увешана армейскими жетонами и блестящими украшениями. Его сопровождали дюжие африканские молодцы, обвешанные оружием.

Явление местной знаменитости вызвало овацию у тусующихся под стенами негров:

— Большой Дик идет!

— Эй, Дик, как там твой Дик?!

— Надоело сидеть на одном месте! Когда пойдем мочить проклятого уайти?!

— Когда настанет великий Черный Час?!

— Давай, Дик, зажги!

Тот, кого называли Большим Диком, важно поглядел на свою беснующуюся челядь, поднял руки, разогревая толпу. Один из охранников подал ему металлический «матюгальник». Дик выждал еще минуту, пока не уймется толпа, пока не заглохнут моторы вновь подъехавших машин, и после этого приложил рупор к губам:

— Братья! Чуваки! Я поздравляю вас с началом последнего отсчета до наступления Часа Черной справедливости!

Благодарная публика вновь наградила вожака овациями. Большой Дик жестами попросил толпу угомониться, затем продолжил:

— Вы знаете, чуваки, зачем десять с х@@@ лет назад мы приехали в эту чертову страну? Нас привезли сюда белые, как пушечно мясо, они обещали нам деньги, за то, что мы будем воевать и подыхать здесь! Скажите, братья, вам нужна была эта война?!

Вой десятков глоток подтвердил соображения Дика, что война была не нужна.

— Великий Черный Бог покарал белых. Они сами уничтожили друг друга в той войне. Я вам скажу, мы здесь для того, чтобы начать отсчет новой эры!

Овация длилась минут пять. Большой Дик снисходнительно подождал, пока его «подданные» уймутся, затем продолжил:

— Сотни лет белые считали нас за животных! Сотни лет наши братья пахали на них по всему миру, как рабы! Мы умирали, пока белый нежил свою задницу в тепле! Наши предки пахали на плантациях и в рудниках, а белый жил в шикарном доме с бассейном и телевизором. Скажите, после всего этого мы имеем право на возмездие?!

— Да-а-а!!! — заголосила толпа.

— Достойны ли белые, проклятые уайти, жить, после всех своих преступлений?

— Не-е-е-т!!!

— Какие права есть у белых?! Я вас спрашиваю?! Белый имеет право отдать все нам! Белый имеет право каяться!!! Белый имеет право…

— Сдо-о-х-ну-ть!!! — закончила за него толпа.

— Посмотрите туда, братья! — Дик простер руку, указуя на юг. — Что там, за дорогой? За дорогой в своем ##аном доме обосновалась семья проклятых уайти! Живут на нашей земле!

— Су-у-у-ки! Пусть сдохнут!

— Там много жратвы! Очень много! Сегодня я говорил с Великим Богом, и он сказал — идите туда и отрежьте уайти их проклятые головы!!! Заберите все, что у них есть! — Дик уже не кричал, а хрипел, выпучив глаза. — Пусть кровь белых прольется, как когда-то проливалась кровь наших братьев! Мы вырежем уайти по всей этой стране! Мы сделаем это!!!

Толпа бесновалась. Толпа желала крови. Толпа была готова носить своего предводителя на руках, — пока, по крайней мере. Большой Дик, скрестив руки на груди стоял, как император, над бешеной толпой убийц.

А с неба уже слышался рокот моторов.

— Какого черта?! — Дик, с тревого глядя на горизонт, инстинктивно сделал шаг назад.

Чутье подсказывало ему, — надо уходить. Бежать без оглядки.

Теперь уже отчетливо были видны в небе быстро приближающиеся вертолеты. Американские боевые вертолеты заходяли на цель. Как в кино… Только гнетущей музыки не хватало. Он даже разглядел боевые подвески на пилонах. Ему, бывшему вояке было хорошо известно, на что способны эти вертолеты… «Апачи… Три штуки… Черт!!!»

Шум моторов услышали и другие. Воители «черного бога» беспокойно вглядывались в небо, переводили взгляд друг на друга, как бы спрашивая: «Что здесь происходит».

Взрывы сотрясли землю, вздымая огонь и клубы дыма в небо. Потом еще взрывы, еще огонь! Свинцовый ливень, извергаемый многоствольными пулеметами, распорол толпу, кромсая человеческие тела в мясо, разрезая металл. Застигнутые врасплох воинственные негры с визгами бросились врассыпную, многие из них падали на землю, ужаленные пулями, давили друг друга. Два мощнейших взрыва сотрясли землю, ветер погнал по улицам огненные потоки. Те, кто еще оставался в живых, пытался укрыться в развалинах, в корпусах старых машин. «Миниганы» распарывали металл, дырявили стены, смерть настигала беглецов везде. Прямо перед развалинами церкви «Мицубиси» попытался развернуться, передавив двух мотоциклистов, но врезался в удирающих на стареньком «ЗИЛе». Через пару мгновений обе машины были прошиты очередью. «Мицубиси» взорвался, загорелся и «ЗИЛ». Из кабины еще долгое время слышился истошный крик умирающих, которых никто не замечал. Все спасались кто как мог.

Дик, забыв про свое звание вождя, рванул к окраине села. Грохнуло еще раз, волна от взрыва сбила его с ног. В дальнем конце улицы, в дыму, он увидел очертания танка и силуэты американских пехотинцев. Следующий выстрел танка заставил его бежать обратно, сверкая пятками.

В разных концах села слышались взрывы, пулеметные очереди. Неведомый многочисленный враг с танками и бронетранспортерами окружил село, и теперь, не спеша, косил «воинов черного бога» пулементыми и автоматными очредями. Дик, уже бросив свой автомат, ринулся в противоположный конец селения, поскальзываясь на чьих-то кишках, спотыкаясь о трупы. Из-за дома выехал бронетранспортер, за которым шли несколько групп солдат. На «бронике» грохотал мощный Gatling, извергая огонь, словно лазер из фантастического фильма.

Обделавшийся до вони «предводитель» черного воинства опрометью кинулся обратно в свой замок. У ворот лежали трупы его охранников. Дик, не глядя, бежал к своей берлоге в здании церкви. И в это момент резкая боль подкосила его. У церкви он увидел американца, целящегося в него из винтовки. Дик пытался отползти в сторону, но в этот момент чьи-то ботинки пнули его по ребрам, а в затылок уперся ствол «М-16».

— Не шевелись, падаль! — услышал он шипящий голос на родном языке…

…Крайтон зябко поежился, глядя на дыру в потолочном своде. Через пролом в потолке ему улыбалась робкая молодая луна. Солнце еще не зашло, но было уже свежо. Ветерок гулял по оскверненной церкви, облетая каждый уголок, в котором были свалены в кучу обломки православных икон, какое-то шмотье, всякий хлам. Только что один из рядовых принес ему найденный в углу увесистый мешочек, из которого на церковный позолоченный столик посыпались золотые и серебряные кольца, женские украшения, серьги, серебряные и золоченые ложки.

Крайтон думал-думал, и по ходу дела саданул пленному с ноги в лицо, чтоб не расслаблялся. Тот охнул, и застонал, сплевывая кровь.

— Давай! Ну! Вы же так любите издеваться над теми, у кого кожа другого цвета! Недолго вам осталось хозяйничать!

— Я эту сказку уже слышал, — процедил Крайтон. — Как сюда попал ты и твои ублюдки? В составе какой армии? Только не говори, что твои предки приехали сюда триста лет назад!

Пленный негр отмалчивался. Крайтон решил помочь ему вспомнить. Он с силой ткнул носком ботинка прямо в кровоточащее бедро противника, а затем и вовсе поставил на него ногу, нависая весм весом над пленным. Тот зажмурил глаза, закряхтел от резкой боли. Крайтон надавил сильнее. Пленный вскрикнул. Тогда спецназовец хорошенько врезал ему по лицу.

— Хватит! — взмолился Дик. — Это наемники! Перед самой войной их привозили сюда со всего мира, в основном, из Африки! Вооружали, обещали хорошие деньги за войну с русскими. А потом, когда все случилось…

— …Ты решил воспользоваться моментом, Дик, не так ли?! — закончил за него Крайтон, убирая ногу с раны.

— Ну да…

— Ты ведь американец, бывший солдат?

— Нет, я из … я жил в Европе, — попытался соврать Дик.

Крайтон, неодобрительно качая головой, достал из кармана замызганный армейский жетон.

— Здесь и подразделение указано, и личный номер… Ты что, думаешь обмануть меня своим произношением?! — Крайтон еще раз со всего размаху ударил пленного. На этот раз, в челюсть.

— Я должен был приглядывать за наемниками… Со мной было еще несколько рядовых, и лейтенант… — пролепетал Дик.

— Теперь ты решил заделаться в пророки? Неплохой бизнес!

Крайтон сгреб со столика украшения и драгоценности в горсть. Потом поднес эту горсть к носу Дика.

— Спрашиваю только один раз! Объясни происхождение этих побрекушек?! Или это твои сбережения на старость?! А так же происхождение черепов на заборах?!

— Мы нашли это в земле, — пролепетал негр. — А черепа были до нас…

На этот раз Крайтон ударил его ногой в пах, да так, что пленный взвыл, подпрыгнул вместе со стулом, потом согнулся. Капитан же для исцеления недуга пленного долбанул кулаком в солнечное сплетение. Потом подцепил одно из невзрачных колечек, украшенных разноцветными стразами, чуть не впечатал это колечко «вождю» в глаз:

— Разуй глаза, говнюк, посмотри сюда! Что здесь написано?! «Made in China», мать твою! Кто-то стал прятать в землю колечко стоимостью в двадцать центов?! А черепам нет еще и года!

— Да ну и что?! — не выдержал, наконец, Дик. — Сколько веков вы, белые, убивали черных?! Сколько вывозили в рабство?! Вообще нас за людей не считали! Мы хотим возмездия! Мы хотим нашу эру!

— Кому ты собрался мстить, кретин?! — горько усмехнулся Крайтон. — Людям, которые темнокожих в глаза не видели?! Сказочки будешь рассказывать своим черномазым ублюдкам, которые, правда, уже трупы! Хочешь послушать мою версию?!

В этот момент раздался аккуратный стук в сорванную с петель дверь. Крайтон обернулся.

В церковь вошли Джерри и Сергей. При виде расквашенной физиономии пленного, у Сергея вытянулось лицо. До сих пор он знал Крайтона, как достаточно воспитанного, начитанного офицера, даже слишком культурного для американца. Сейчас Крайтон был без бронежилета, без каски, занимался совсем некомандирским делом, а засученные рукава и расстегнутый китель со стоячим воротником делали его похожим на гестаповца.

— Что, хреново совсем, обезьяна?! — оскалился Крайтон, пнув Дика по ноге.

Как ни странно, Джерри никак не отреагировал на реплику капитана, а до этого он грудью бросался на защиту чернокожих! Кстати, Сергей не замедлил подцепить Крайтона:

— Осторожнее, сэр, запишут, как расовое оскорбление!

— А вы что, купили билеты в первый ряд?! — огрызнулся американский военспец. — Если есть какое-то дело, говорите! Если нет, валите отсюда к чертовой матери! Коростелев, вам объясняю. Посмотрите на сержанта. Кто это?

Сергей опешил. Впервые капитан американского спецназа обратился к нему на «вы».

— Солдат. Воин. Спецназовец. Кто же еще?

— Это афроамериканец, — пояснил Крайтон. — Это достойный сын своего народа, солдат, проливавший кровь за свою страну. И много таких же чернокожих парней честно выполнили свой долг, служа в армии, или просто вкалывая до седьмого пота для Родины. А кто это? — Крайтон указал на пленного.

— Пленный, — пожал плечами Сергей. По поводу «долга чернокожих пред родиной» у него было свое мнение, но озвучивать его Сергей не стал.

— Это тупорылая обезьяна. В Штатах много жило таких же ублюдков, которые ничего толкового для своей страны не делали и не хотяли делать. Все, что они умеют делать, это раскатывать на дорогих «кадиллаках», трахать сисястых девок и тащить, что плохо лежит! А еще они обожают прикидываться угнетенными и обиженными, чтобы смягчить адвоката, или клянчить федеральные пособия! Они мастера придумывать бредовые идеи о том, как плохо им живется, как их угнетают и не держат за людей! Но сами режут и убивают при первой возможности! Да, сука?! Давай, напиши на меня заявление в суд! — это уже адресовалось измочаленному «вождю Черного воинства».

В церковь зашел еще один боец, грузин с западных рубежей Союза. Лицо его было чернее тучи.

— Сэр! — позвал он Крайтона. — Господин капитан! Вас просили выйти… Лейтенант Колер…

— Приглядите за ублюдком! — Крайтон направился к выходу.

…Свет фар выхватывал из сумерек яму, накрытую сверху ветхой тканью. Один из бойцов поднял полог… Крайтон сжал губы от злости, потом смачно выругался по-английски.

— Господи, они люди или нет? — сказал кто-то. — Как можно? Немцы во время войны такого не творили?

— Сэр, будем извлекать?

— Зачем? И так все ясно… Закапывайте…

Крайтон смачно плюнул на землю, развернулся и быстро пошел обратно к церкви. Пошел, потирая на ходу кулаки…

— …А теперь решай сам, какая статья тебе больше подходит? — холодно спросил Крайтон, вертя перед носм у пленника своим пистолетом. — Государственная измена, дезертирство, групповое убийство с целью грабежа, военные преступления, геноцид?! Впрочем, какая разница? Ты знаешь, я не буду тебя убивать. Завтра утром сюда прилетят вертолеты, и я отправлю тебя в Союз. А заодно черкану характеристику, в которой подробно опишу, что ты и твои гориллы-гомосеки сделали с населенным пунктом. А пилоты уж позаботятся, чтобы это письмо попало к местным жителям. Знаешь, что они с тобой сделают, Дик? Они с тобой такое сделают, что тебе электрический стул раем покажется! Хотя, может проще пристрелить тебя?

— Я ничего не сделал вам! — захрипел «черный вождь». — Како вам дело до этих иностранцев.

— Во-первых, эти иностранцы когда-то спасли мне жизнь, — сказал Крайтон. — Во вторых, твои скоты сегодня обстреляли из миномета ферму. При обстреле погибла местная девушка и мой товарищ, американский сержант-майор, с которым мы прошли Ирак и Афганистан. Только за это тебя стоит линчевать!

Дик вдруг забился на стуле, будто его поджаривали. Он истошно заорал:

— Все равно вы все сдохнете!!!

Крайтон подумал-подумал. Потом сказал:

— А, какого черта..?!

И нацелил свой «Кольт» в голову пленному. Грохнул выстрел…

Этой ночью старый фермер не спал. Куда там спать после смерти девочки, которую он уже привык считать своей приемной дочкой. Но вибрация стен, вызванная приближением тяжелой техники заставило его выйти из круга тягостных раздумий. Он вытер заплаканные глаза, накинул засаленную спортивную куртку, взял на всякий случай винтовку и вышел во двор.

Свет фар, гул мощных двигателей, бензиновая вонь, голоса американцев, голоса грузин… А на горизонте, на севере темное небо озарялось желто-бурым ровным свечением.

К седому труженику подошел начальник экспедиции, капитан Крайтон. Он сказал коротко:

— Ваших врагов в Мухрани больше нет. Можете жить спокойно… Простите, но у меня к вам еще одно дело…

…На следующее утро, после того, как похоронили девушку, в небе появились тяжелые вертолеты. Два «Чинука», неуклюже покачиваясь, опустились на землю, поднимая в воздух пыль.

При виде тяжелых вертолетов, у Крайтона невольно сжалось сердце. Может быть, эти винтокрылые гиганты, — последние в мире тяжелые вертолеты американских вооруженных сил. Да и этим осталось летать недолго… Последние символы былого могущества его страны.

Вертолеты привезли горючее для дозаправки техники, боеприпасы, продовольствие для бойцов.

— Пошевеливайтеь, парни! — подгонял Крайтон своих подчиненных. — Ящики сами ходить не умеют, им надо помочь!

Три часа бойцы, проклиная все на свете, ворочали тяжеленные ящики и тюки с полустертыми клеймами «U.S. Аrmy». Сергею это напомнило разгрузку товара в Цхинвале. Те же теплые чувства…

— Я не понял, мы солдаты или грузчики? — слышался недовольный ропот.

— Так, захлопнули все хлеборезки! — разозлился Крайтон. — Жрать все любят?! Стрелять все любят из автоматов, а камнями кидаться?! Ездить приятнее, чем на своих двоих передвигаться?! Так что всем заткнуться!

Крайтон не делал скидок и для своих соотечественников. И американские бойцы, свободные от несения дежурства тоже вспоминали капитана теплыми и нежными словами. Кстати, старый фермер кварцхава отложил все свои работы и отправил своих приемных сыновей помогать при разгрузке.

Когда с разгрузкой закончили, мужские голоса приумолкли. Люди сняли головные уборы…

Сержант-майор Тэд Джасперсен отправлялся в свой последний путь. Вертолет отвезет его тело в Каспи. Там его и похоронят. По всем правилам, со всеми почестями. Надо спешить, пока тело не начало разлагаться на жаре.

— Смирно! — рявкнул Крайтон.

Бойцы вытянулись по стойке смирно. Крайтон отдал последнее воинское приветствие своему старому боевому товарищу. Вот и стало в «Дельте» еще на одного бойца меньше…

Когда тело, покрытое рваным брезентом, занесли в «Чинук», Крайтон подошел к одному из пилотов, своему старому знакомому:

— Позаботьтесь о нем, о-кей? Он заслужил это…

— Все сделаем, Стив. Не волнуйся…

— Он прошел со мной Ирак, Афганистан. Пережил ядерную зиму. Для того, чтобы здесь погибнуть от мины каких-то ублюдков, горстки бандитов!

— Пути Господни неисповедимы, Стив! — сказал пилот.

— Оставь ты свои религиозные бредни! — вспыхнул Крайтон. — Отчислений за проповедь все равно не жди!

— Да клал я на твои отчисления, Стив! — обиделся пилот. — Ладно, мы полетели! У нас тоже время. Да, вот еще что… Сегодня утром из Хашури пришло сообщение о запрете каких-либо полетов в ближайший месяц. Наш Дживи послал запрос на новые поставки топлива. В ответ нас мягко послали куда подальше и вели потуже затянуть пояса. Говорят, дефицит топлива.

— Дефицит топлива?! — У Крайтона глаза на лоб полезли. — Для вас, вертолетчиков?!

— Да! Что они там в Хашури думают..?

— А мы?

— Не знаю, Стив… Если бы ты запросил помощь сегодня, мы бы не прилетели.

— Это не похоже на Ричардса, — задумался Крайтон.

— Говорят, …только я тебе ничего…, что в Хашури произошла какая-то заваруха. Что конкретно, — не знаю… Ладно, заговорился я с тобой! С нас и так Дживи стружку снимать будет по возвращении! Ладно, Стиви! Удачи вам!

— Спасибо, Хэнк!

Лопасти вертолетов начали медленно раскручиваться. Крайтон, пригибаясь, поспешил обратно к ферме…

…— Сэр, уйдите с дороги! Что вы еще придумали?! — кричал Крайтон старому фермеру, который демонстративно встал на пути командирского бронетранспортера.

— Не уйду! — заявил старик. — Хочешь ехать? Давай, дави меня!

— Уйдите с дороги!

— Дави, говорю!

— Да зачем нам ваши огурцы?! Вам самим есть нечего! У нас продовольствия в избытке!

— Слушай, что ты считаешь, что я есть буду?! — возмутился старик. — Я твою еду считаю?!

— Глуши мотор! — крикнул Крайтон водителю. — Ох, как же мне надоели выходки местного населения!

— Мы едем, или нет? — спрашивали из других машин по рации.

Крайтон спрыгнул на землю. Подошел к старику. Изо всех сил стараясь сохранить спокойствие, он принялся объяснять старику, что не может оставить его без еды. Но старик перебил его:

— Или ты думаешь, что я вас отравить хочу?! Давай, я из каждого мешка на твоих лазах любой огурец съем!

— Я так не думаю…

— Вам долгий путь предстоит. Там голод, наверное…Радиация… Смерть гуляет. Мои огурцы лучшие на много километров вокруг! Вам разве витамины не нужны?! Бойцы твои без витаминов останутся, и виноват в этом ты будешь! Вот никуда не уйду! Дави меня здесь! — С этими словами старик демонстративно уселся на землю по-турецки.

— Сэр, да возьмите вы у него эти огурцы! — взмолился Джерри.

— И еще вот что я тебе скажу! — пыхтел старый земледелец. — Я тут слышал, как один из твоих солдат сказал, что эта земля для него чужая, и он здесь чужой! Нет! Нет!!! Тот, кто пот свой на эту землю проливал, уже ей не чужой! Тот, кто землю возделывает, лечит ее от радиации, защищает ее, разве он чужой на этой земле?! Нет! Чужой, — тот, кто землю не любит. И она его не полюбит! Ты на ней не чужой, я не чужой, бойцы твои не чужие! Хочешь, ты мне сыном будешь?! И любой из твоих бойцов, — он мне, как сын! У своего сына кусок отниму, сам не доем, но тебя накормлю! Так, что не возражай, бери огурцы!

Крайтону надоели эти препирательства. Он махнул рукой:

— Ладно! Только не все! Пару мешков возьмем! Чтобы вас не обижать!

— Вот и хорошо! — обрадовался фермер. — Нет! Три мешка бери не меньше! Или дави меня..!

— Господи, ну за что мне все это..?!

 

Глава 9. В заточении

Даже во сне Ричардса мучила боль. Эта противная, ноющая боль заполняла все его существо, а сон лишь немного смягчал эти ощущения. Сон ли, забытье ли… Странный сон, страшный. Или просто горячечный бред… Смыл этого сна Ричардс поймет много позже…

Ричардсу снилось, что он пришел со службы домой. Детали домашней обстановки были размыты, нечетки. Он был в своем повседневном полковничьем мундире, на груди — орденские планки, в руке портфель. Его встретила женщина, его жена. Это не была его первая жена, оставшаяся в Америке, но это не была и Мария из Хашури. Какая-то другая женщина… Ричардс почему-то спросил ее про сына, она ответила, что сын, мол, гуляет во дворе с приятелями.

Ричардс подошел к окну, выходившему во двор. Там на детской площадке бегали ребятишки, и среди них, — его сын. Это был не Михаэль, какой-то другой мальчуган. Такое впечатление, что Ричардсу снилось его возможная жизнь в каком-то параллельном мире, как могла бы сложиться его жизнь, не будь в ней алчной стервы из Нью-Джерси, не будь в ней Марии, не случись конец света.

Мальчик помахал Ричардсу ручкой. И вдруг Ричардс услышал какие-то голоса. Голоса все громче и громче шипели, что этот мальчик, — будущий враг государства и всего человечества, что он и его маленькие приятели должны быть уничтожены сейчас, ибо они опасны. Их надо уничтожить! Их надо уничтожить сейчас! Голоса становились все настойчивее, в них ясно слышалась интонация одного американского президента, что правил страной в конце восьмидесятых годов.

Главный голос закричал: «Это слуги империи зла! Мы должны противовстоять им, мы должны уничтожить их во благо всего человечества!» Голос был так настойчив, так властен, что Ричардс подчинился. Безо всяких эмоций, будто он получил приказ от непосредственного начальника, Ричардс уверенным шагом подошел к оружейному шкафу в углу комнаты, в котором хранилась М-16-А1. Ричардс достал винтовку, вставил магазин, передернул затвор, и направился к окну.

Женщина, его жена, увидев, что собирается сделать его муж, закричала от ужаса, бросилась к нему. Она била его кулаками, пыталась отобрать оружие, что-то кричала. Ричардс оттолкнул ее, подошел к окну, прицелился. А мальчик ничего не понимал, он только радостно замахал ручками папе.

Ричардс не видел, достигла ли его пуля цели. Страшно закричала жена, послышались детские крики. И еще Ричардс стрелял как бы вслепую, сосредоточившись почему-то на затворе, откуда вылетали раскаленные гильзы. А голос сказал: «Вы спасли мир, полковник!» И вдруг, — яркая вспышка, боль… Боль… Боль…

…Пелена перед глазами… Перед глазами серый щербатый потолок, освещенный огоньком свечки. Где-то капала вода. Шлеп… Шлеп…

Ричардс попытался встать. Снова резкая боль в груди… Встать не получилось, руки были привязаны ремнями к кровати, на которой он лежал. Ноги тоже были привязаны. Зафиксировали, как буйного в психушке.

Ричардс прислушался к своим ощущениям. Раны на груди болели. В голове гудел колокол, кровь колотилась в висках. Жар… Он помнил, как в кабинет ворвался незнакомец, как он стрелял… Дышать больно, похоже, повреждено легкое… Ричардс приподнялся, насколько мог. На грудь наложили повязку, и, похоже, ему сделали операцию. Значит, убивать не собирались… Значит, он им для чего-то нужен… Кому?!

Вдруг Ричардс услышал скрежет ржавого железа. Тяжелая дверь напротив кровати отворилась. В прямоугольнике свете появились двое.

— Ну, как там наш пациент? — Ричардс узнал голос старшего уорэнт-офицера второго класса Коэна.

— Надеюсь, что сдох, — ответил второй. Его узнать Ричардс не смог.

Коэн подошел к полковнику, посмотрел на него сверху вниз. Равнодушно. Выставив перед собой на всякий случай свой МР-5, Коэн принялся расстегивать ремни на руках Ричардса.

— Полковник, приказано выводить вас в туалет каждые четыре часа. Так, что сейчас мы проводим вас, но глядите, — без шуток!

— Что здесь происходит? — простонал Ричардс. — Вы отдаете себе отчет в том, что вы делате?! И чем вам это грозит?!

— Вы, сэр, может быть не в курсе, — издевательски сказал Коэн, — но с позавчерашнего дня ваше слово мало что значит. Более того, могу сказать, что с позавчерашнего дня вы для всех — покойник. Для нас — нет. Пока. Вставайте, сэр.

Ричардс закряхтел, медленно вставая с постели. Щадя свои раны, он застыл на краю кровати. В голове помутнело, тошнота подступила к горлу.

— Шевелись живее, козел старый! — прорычал второй. Этот был из Ирака. Более того, Ричард был готов поклясться, что совсем недавно этот субъект сидел в тюрьме.

— Действительно, сэр, у нас мало времени, — забеспокоился Коэн. — Давайте быстрее.

Ричардс посмотрел на него с болью в глазах, с отчаянием. Коэн равнодушно пожевывал жвачку. Его нисколько не волновали страдания старого офицера.

— Коэн, как вы-то посмели нарушить присягу? — простонал Ричардс.

— У меня свои причины, полковник, — нагловато посмеивался Коэн. — И потом, присягу я не нарушал. Просто у меня сменился начальник!

— Он еще что-то вякать смеет? — проревел его напарник. — Получай, старый ублюдок!

Ричардс почувствовал мощный удар прикладом по селезенке. Мир взорвался для больного старика, тот только охнул и стал оседать на пол. Злобный боец ударил упавшего полковника по ребрам:

— Вставай, сука! — ревел темнокожий. — Вставай, а то убью! — Без сомнения, он бы забил Ричардса насмерть, но тут вмешался Коэн, который оттолкнул буяна:

— Эй, полегче с ним! А то замочишь его раньше времени! Что, приказа майора не слышал?!

— Пусть сдохнет! — проревел темнокожий. Но Ричардса оставил в покое.

— Помогите мне встать, — попросил Ричардс дрожащим голосом.

— Да, сэр, конечно, — Коэн любезно помог Ричардсу подняться. У полковника сперва промелькнула мысль о сопротивлении. Но такая слабость, …черт…, какое там сопротивление! Они просто запинают его ногами, как раненную крысу!

Под руку Ричардса подвели к ржавому писсуару. Вел Коэн, а темнокожий громила сзади держал Ричардса на прицеле своей М4. Когда Ричардс коснулся онемевшими руками шершавой стены, его вывернуло наизнанку.

– @@@ная вонючка! — брезгливо сплюнул темнокожий. — Эй, старый пес, а в задницу тебе когда-нибудь ствол вставляли? Хочешь, я буду первым?!

Его оскорбления нисколько не тревожили Ричардса. Более всего, его занимала мысль о том, чьим пленником он стал. «Майор»? Какой майор?! Уж не Хунн ли?!

— Скажите, могу я поговорить с вашим нынешним, — Ричардс подчеркнул слово «нынешний», — начальником?!

— Я доложу ему, сэр, — пообещал Коэн. — Непременно доложу, можете не сомневаться!

Потом Ричардса привели обратно к кровати. При этом поток оскорблений от «иракца» не утихал ни на секунду. Коэн привязал лежащего полковника все теми ремнями, проверил, все ли в порядке.

— Извините, сэр! — козырнул он старику. — Ничего личного, только бизнес!

— Не сдохни раньше времени, старый ублюдок! — прорычал темнокожий.

Дверь темницы за ними захлопнулась. А Ричардс попробовал собраться с мыслями. С силами собираться глупо, их просто нет. Голова раскалывалась, даже думать было больно. Но Ричардс умел перебарывать себя. За это его и не любили молодые офицеры, — что, дескать, ни себе поблажек не делает, ни другим.

«Майор»… Какой майор? Хунн, больше некому! Только Хунн способен на такой поступок, только он обладает реальной властью, второй по силе, после Ричардса. И ведь Ричардс сам подписал приказ о наделении Хунна широкими полномочии. Зря он Мэри не слушал, она чувствовала душой, кто такой Хунн! А что теперь будет с Мэри? С Михаэлем?!

Его оставили в живых, значит, он для чего-то нужен Хунну. Интересно, зачем? Что такого не знает, или не может сделать Хунн без его участия? Но, одно понятно. Если Хунну что-то понадобится от него, он может просто привести сюда Мэри и мальчика, приставить им дуло к виску, и он, Марио Ричардс, сделает все, что ему прикажут. А потом его просто ликвидируют. Недаром, Коэн намекнул, что для всех других Ричардс — покойник. Потом ликвидируют и его семью. Хунн не маньяк, конечно, но ради дела он и мать родную не пожалел бы!

А тут еще и комары, в такой-то сырости… Один из кровососов, противно жужжащий, опустился прямо на нос старика. Наверное, этот покмар как-то по-особому ненавидел челочеческий род, впился так, что у несчастного полковника слезы потекли. Ричардс заерзал, заохал, попытался сдуть маленького вампира, но комар, не обращая внимания на его жалкие потуги, занялся своим делом.

«Пусть подавится, в конце концов!» — подумал Ричардс. — «Говорят, комариные укусы даже полезны. К тому же мне кто-то рассказывал из старых офицеров, что чем меньше сопротивляешься комарам, тем скорее они теряют к тебе интерес».

Комар отобедал, взлетел, и направился дальше по своим комариным делам. «В конце концов, он такой же узник, как и я!» — мысленно усмехнулся Ричардс. Нет! Сейчас он бессилен. Надо хоть немного прийти в себя, отдохнуть. Дать организму поднакопить хоть немного сил. А там, глядишь, и получится еще потрепыхаться!

Надо успокоиться… Как? Мысли о жене и сыне сами собой лезли в голову. Нет! Надо временно изгнать их, отказаться от тяжелых дум, от отчаяния. Он офицер! Надо лишь немного расслабиться, пусть мысли текут не рекой, но ручейком, и совсем в другом направлении!

Впервые Ричардса посетила пораженческая мысль. Что он делает здесь, на другом конце света, в этой Богом забытой стране? Что делают здесь его бойцы? Что делают здеь американские парни? Кому это было надо?! Нации?! Президенту?!

Раньше Ричардс гнал от себя поганой метлой подобные мысли. Он служил государству и Президенту, защищал свободу и демократию, и был доволен своей судьбой. С возрастом он понял, что и государству, и президенту глубоко плевать и на счастье всего мира, и на свободу, и на демократию. Так и что с того? Есть только интересы своей страны, и их надо защищать. В Атлантике, в Европе, в Африке, да где угодно! Задавать лишние вопросы, — а кому это надо?! Заработаешь неприятности, да и себя самого загонишь, деморализуешь пораженческими мыслями. Да и угрызения совести Ричардса не мучали. В конце концов, он не первый и не последний полковник армии США со своими полковничьими правами и обязанностями. И его хлеб тоже не даром достается. А о своих гражданах пусть думают их правительства! Ричардс, как и сотни других американских офицеров, верил, что Соединенные Штаты — это непоколебимая твердыня, которой нет равных. Особенно, после крушения СССР.

Но гибель Америки случилась не тем летним днем, когда над ее городами взорвались ядерные заряды. Ричардс своим стариковским умом начал понимать, что упадок Соединенных Штатов начался задолго до этого.

Ядерная война не была случайностью, трагической нелепостью. Ведь любая случайность, — это цепочка неучтенных закономерностей. Нет, человечество уверенно шло к ядерной катастрофе, шло семимильными шагами. И Америка шла во главе. Мало того, она тащила к ней все мировое сообщество. Именно, Америка!

Гибель Америки началась еще в 1949 году, когда красные обзавелись своей атомной бомбой. Потом была Корейская война, где американские и русские летчики впервые столкнулись, как противники. Мир раскололся на две системы, и Америка не собиралась уступать своих позиций. Именно тогда и СССР, и США начали путь к своей гибели.

Потом была война во Вьетнаме. Ричардс, конечно, не застал ее, но на той войне остался его дядя, Эдд Ричардс. Он был пилотом бомбардировщика во Вьетнаме, и он был сбит там. Вьенамская война стала первым крупным поражением Америки. Эта бесконечная война вытягивала из страны все новые деньги, все новые ресурсы, все новые жизни. Сотни, тысячи американских парней сложили свои головы во вьетнамских джунглях. Сотни и тысячи отказались идти туда, заслужив статус «неблагонадежных». Американское общество раскололось на два лагеря.

Тысячи Джонов, Сэмов, Ников погибли во Вьетнаме. Тысячи остались в плену у комми. Не все из них вернулись. Ради чего? Америка ведь оставила Вьетнам! А те, кто не погиб, кто избежал плена, возвращались домой. Тысячи американских парней с клеймом войны на сердце, храбрые, честные, прямые, как рельс, истинная элита нации, возвращались домой и чувствовали себя чужими в собственной стране. Надо было молчать о неудачах страны, а им хотелось кричать на каждом углу о своих друзьях, оставшихся во вьетнамских джунглях. Надо было врать, а они врать не умели. Надо было улыбаться, а они разучились улыбаться на всю жизнь. Надо было вылизывать задницу жирному шефу на фирме, а им хотелось сломать ему позвоночник. Страна боялась своих солдат, видела в них только опасных идиотов. Убийц. И до многих их них, бывших рядовых, сержантов, матросов, молодых офицеров, стало доходить, что они — не оплот нации, не защитники демократии, а просто винтики в государственной машине, которые меняют по мере износа. Кто-то мирился, пытался найти себя в мирной жизни, кто-то спивался, садился на иглу, попадал в тюрьму. Кто-то выходил на улицу с ружьем и в припадке безумия расстреливал невиновных прохожих. Все это Ричардс знал по рассказам очевидцев той войны, старых вояк. И очень боялся повторить их судьбу.

Потом заклятый враг Америки — Советский Союз, — наступит на те же грабли в Афганистане. И вот там уже Ричардс показал себя. Участвуя в специальных операциях против советских войск, обучая искусству войны диких, воинственных моджахедов, Ричардс мстил русским за кровь американских парней во Вьетнаме, за их ракеты, за гибель дяди Эдда. Он считал, что поступает правильно. Он и его парни в советской форме устраивали взрывы в кишлаках, травили водопои и колодцы, чтобы озлобленные афганцы ненавидели русских. Совесть Ричардса не мучила. Он действовал во имя нации, он стремился на Олимп.

Весть о крушении СССР Ричардс воспринял с воодушевлением. А потом, уже зрелым мужчиной, он вперые начал задумываться о целесообразности политики своей страны, своего руководства после 91 года. О том, к чему это может привести.

Вместо того чтобы перевести дух и спокойно пользоваться плодами своей победы в холодной войне, Америка продолжала нестись на всех парах, вмешиваясь во все конфликты, во все локальные войны. Вкладывая деньги в поддержку новых нестабильных режимов в Европе и Азии, в бездумное расширение НАТО, в устройство новых военных баз, в поддержку организаций и фондов в разных странах, дествующих во вред своим же народам. Деньги уходили из страны, а взамен приходили самолеты с телами молодых солдат. Их родственникам затыкали рты подачками, пособиями, пенсиями, взамен требуя молчания, лояльности. Теперь его родине нужен был контроль над природныи ресурсами по всему миру.

Менялись и нравы внутри общества. В самой Америке уходили в прошлое старые незыблемые понятия: домашний очаг, супружеская верность, незыблемость семьи. Вместо трудяг, заботливых и рачительных отцов семейств, все больше и больше становилось тупых прощелыг, готовых продать собственных детей за лишний доллар. На смену добрым и умным женщинам, матерям, хранительницам семейного очага, приходили алчные стервы со счетчиками в глазах. Насилие било через край, семья, семейные ценности выдирались из общественной жизни с корнем. Как-то они с Мэри разговаривали о проблемах американского общества, и Мэри заявила безапелляционно: «Таким обществом легче управлять!». Ричардс тогда только рассмеялся, но сейчас он впервые задумался, — а, может, его жена была права?!

В 1999 году началась операция НАТО на Балканах. Ричардс не видел в ней практического смысла и был рад, что американское пристуствие в разгроме Сербии было сведено, по сути, лишь к бомбежкам городов и обучению косоваров. Ценность от разгрома Югославии, как он сам считал, была почти нулевая. Ну, ослабить Европу, как естественного конкурента США, ну, усилить свое влияние в Юго-Восточной Европе, создать там несколько баз. Тогда Ричардсу было невдомек, что операция на Балканах, — это первая стадия подготовки с Россией.

После 11 сентября 2001 года Ричардс был командирован в Афганистан. Когда-то они поддерживали талибов, натаскивая их на южные рубежи республик бывшего СССР. Потом с талибами надо было воевать. И, не закончив свои дела в Афганистане, Америка ввязывается в войну в Ираке. Ричардс как-то высказался о том, что это решение будет стоить Джорджу Бушу-младшему президентского кресла. Через некоторое время Ричардс был переведен в Ирак, где прослужил два года. Там он сумел обратить на себя внимание и приблизиться к желанному переводу в округ Колумбия, с повышением в звании. И вот эта глупая история с первой женой! И Ричардс лишается надежд на генеральские погоны и на перевод в Вашингтон, и летит сюда. В Грузию.

Ричардс не мог не видеть перемен, происходивших и в офицерском корпусе Сухопутных Сил и Сил Стратегических Операций. Во времена Рейгана начали приходить фанатики, готовые погибнуть в борьбе с «красной угрозой» и утащить за собой других. При Джордже Буше-младшем стали появляться другие. Прожженные дельцы в военной форме, для которых даже свои сограждане, свои солдаты, были лишь пешками на шахматной доске с шестью материками. По сравнению с ними «ястребы» и «бешеные» времен Никсона казались апостолами мира и убежденными пацифистами. У них не было извечного страха перед русскими ракетами, для них, казалось, не существовало «ядерного табу». Равно как и в обществе постепенно исчезла угроза перед возмездием, русским ли, китайским ли, арабским ли… Нажать на кнопку, сбросить тонны бомб на другую страну, — для нынешнего поколения американцев это не было чем-то недопустимым. Ведь они живут в самой сильной стране, а, значит, имеют неограниченные права на любое действие.

Перед самой войной в Америке и Европе телеканалы и Интернет просто ломились от количества патриотических фильмов про русских террористов, про страшные планы порабощения Россией всего мира. От блогов и сообщений о злодеяниях и вероломстве русских, начиная со времен Ноева Ковчега и заканчивая последними событиями на Кавказе. А США к тому времени уже поучаствовали в антикоммунистическом перевороте в Северной Корее, сменили политические режимы на Кубе и в Венесуэле, втащили Украину и Грузию в НАТО, провели успешную «умиротворяющую» операцию против Ирана, раздробив непокорную страну на четыре части. Это были последние репетиции перед ударом по ослабевшей, разваливающейся России.

Ричардс никогда не разделял этого антироссийского фанатизма. Для него Россия не была синонимом дьявола (ведь могучий Советский Союз рухнул), непременно достойного смерти, а всего лишь соперником США в Евразии. Ричардс считал, что достаточно лишь немного подождать, как Россия сама догниет и ляжет под ноги Америки. Но в Вашингтоне ждать не захотели. Деньги на войну уже были потрачены, инвесторы требовали отдачи…

Но кто мог подумать, что в России найдутся люди, способные нажать на кнопку? Разведчики в один голос сообщали, что вероятность поражения Америки в войне с Россией равна приблизительно полутора процентам. Что лишь десять процентов русских ракет и пять процентов бомбардировщиков смогут взлететь в воздух.

А за полгода до начала «операции» в США, в Евросоюзе и в Японии в Интернете был проведен соцопрос. «Нужна ли ограничительная война против России?!» В США «за» были около 90 процентов, в Европе тоже около 90 процентов, в Азии — 85 процентов. Мир хотел, просто жаждал новой войны. И он ее получил.

Горько было Ричардсу сейчас осознавать, что это именно его страна положила начало самоубийственной мировой бойне. Горько осознавать, что он жил зря, что всю свою жизнь он оставлял за собой только кровь и слезы. Что все его идеалы, — всего лишь пыль. А приют он и его подчиненные нашли в одной из стран третьего мира, жителей которой американцы раньше и за людей-то считали с большим одолжением!

Вот и он, Ричардс, прошел свой путь от рассвета до заката. Был офицером, был политиком, а теперь он просто узник, узник созданной им же системы. И, Бог его ведает, когда станет покойником. За все, видно, надо платить!

Сколько прошло времени? Час? Два? Нет, надо передохнуть. Может, он еще поквитается с Хунном, поторгуется за свою жизнь! Главное, — обезопасить жену и детей. Если это еще возможно.

И тут Ричардса осенило, что нужно от него Хунну. Иного и быть не может… Это же так логично!

Теперь можно обдумать сложившуюся ситуацию, опираясь на реальное, а не на абстрактное. Хотя, Хунн непременно придет к нему. Будет говорить, требовать что-то…

Вновь заскрежетала тяжелая дверь подвала.

«Ну, вот и гости» — подумал Ричардс….

 

Глава 10. Смена курса

В полутемное помещение не спеша вошел майор Хунн в сопровождении двух вооруженных жлобов. С ними был и вечный холуй Хунна, доктор Григорадзе. Хунн по-хозяйски подошел к изголовью кровати Ричардса, покачал головой. Изобразил сочувствие.

— Как ваше самочувствие, сэр? — заботливо спросил Хунн у своего бывшего начальника.

— Спасибо, Хунн, вы очень любезны! — прокряхтел Ричардс, пытаясь перевернуться, чтобы увидеть своего мучителя.

Хунн не торопился, времени у него было, судя по всему, воз и маленькая тележка. Он погладил свою лысину, огляделся по углам. Поднял какой-то ящик, валявшийся здесь еще с незапамятных времен, поставил у кровати, за головой Ричардса, так, чтобы полковник не мог его видеть.

Охранники расположились у стен, друг напротив друга. Григорадзе, держа перед собой небольшой портфельчик из потрепанной кожи, встал у двери.

— Вот и хорошо. Я, признаться, восхищаюсь вашей выдержкой, сэр, — продолжал мягко стелить Хунн. — Думал, вы будете возмущаться, закатывать истерики, а вы весьма быстро смирились со воей участью. Поняли, что ваша игра окончена. Правильно, зачем же тратить зря силы?

Ричардс с болью разлепил веки. Жаль перед ним нет физиономии проклятого контрразведчика, а то бы он попробовал попасть ему плевком в лысину!

— Майор… Вы отдаете себе отчет… В том, что вы делаете?..

— Отдаю, сэр. Я начинаю строить новый мир. Наш мир. Восстанавливать вооруженные силы США, которые вы, полковник, уже успели разложить, а многие наши солдаты из-за ваших авантюр лишились жизни!

— Да как ты смеешь, сопляк?! — задохнулся от возмущения Ричардс. — Если бы не я, где бы ты сейчас был? Я сделал все для спасения наших оставшихся солдат и сохранения их боеспособности!

— Вы теряете самообладание, полковник, — гаденько улыбнулся Хунн. — Да, вы правы, десять лет назад мы готовы были молиться на вас, и я бы молился одним из первых. А потом, вы, сожалею, запутались… Я же хочу сохранить нацию, хотя бы остатки нации, а не допустить, чтобы она растворилась в море дикарей!

— Вы хотите создать здесь американское государство? Отлично, вам нужно найти человек двести мужчин и женщин, желательно стопроцентных американцев, говорящих по-английски! Какая мелочь!

— А вы вспомните нашу историю! Соединенные Штаты начинались с крохотных городков-колоний на берегу океана. И повсюду — орды кровожадных краснокожих дикарей! Даже невозможное возможно для сильных людей с сильной волей!

— Вот только у краснокожих дикарей не было автоматов Калашникова!

— Но и у колонистов не было танков и самолетов!

Ричардс замолчал. Убеждать в чем-то Хунна, лишенного совести и морали, было бессмысленно.

— Ну и, конечно же, за все хорошее, что вы сделаете нации, нация вам будет обязана?! — съязвил Ричардс.

— Ну, а почему бы и не воспользоваться ситуацией? — согласился Хунн.

— Если вы возглавите наши вооруженные силы, мне жаль нацию, — промолвил Ричардс. — Вам так нужны враги, чтобы бороться с ними?

— Ведь это вашим приказом я назначен заместителем командующего? — расплылся в улыбке Хунн.

— Как я жалею об этом…

— Нации нужна вспышка, — продолжал Хунн. — Нации претит стабильность, она не может жить без врагов. Это закаляет ее, избавляет от внутреннего мусора. Вы же, господин полковник этого не понимаете. Увы, мне очень жаль, но настало время вам уйти.

— Почему же я до сих пор жив? — спросил Ричардс. — Видимо, я еще представляю какой-то интерес?

— Вы абсолютно правы. — Хунн придвинулся ближе, чтобы Ричардс видел его. — Вы — единственный оставшийся в живых офицер, учавствовавший в проекте «Sauron». Вы могли бы очень нам помочь. От этого и нам, и вам будет польза!

Измученное, старое сердце Ричардса забилось часто-часто. Ну, конечно же!

— И что вас, Хунн, интересует? Только имейте в виду, что связь с отрядом пропала еще до наступления холодов. Судьба бойцов мне неизвестна, скорее всего, они погибли.

— Но ведь существовала инфраструктура отряда? Существовали секретные склады вооружения, специально под эту программу? Ведь так?

— Знаете, у русских был такой анекдот, — ответил Ричардс. — Идет Джордж Буш, и Саакашвили по пустыне и видят распятого на кресте Христа. Буш спрашивает Христа: «В чем мое счастье?» Христос отвечает: «В том, что ты президент самой сильной и богатой страны, и ведешь свою страну к процветанию». Потом спрашивает Саакашвили: «А в чем мое счастье, Боже». А Христос отвечает ему: «Твое счастье, Майкл, что у меня руки заняты!»

— Не смешно, — Хунн едва заметно улыбнулся, глядя на руки Ричардса, схваченные ремнями. — У русских тупой юмор. Я понимаю, вы тянете время, чтобы продлить свое существования. Но я повторяю свой вопрос.

— А с чего вы взяли, что эта инфраструктура вообще была? — поинтересовался Ричардс.

— С того, что в этот проект были вложены миллионы долларов, — скучая, зевнул Хунн. — Вы бы, вложив в отряд суперспецназовцев такие деньжищи, разве бросили бы их на проивол судьбы на территории врага, без резервных баз и складов?

— Если я открою вам эту тайну, что я буду с этого иметь? — Ричардс решил не тянуть быка за рога.

Хунн расхохотался. Засмеялись его помощники. Даже тихий Григорадзе осторожно хихикал у двери.

— Вы, мне кажется, сейчас не в том положении, чтобы торговаться! — улыбаясь, встал с ящика Хунн. Он прошелся по камере, подошел к окну, полюбовался на тусклую лампочку. — Если инфраструктура разрушена, или не существовала вообще, причин для сохранения вашей жизни нет. Вы понимаете? Впрочем, я могу помочь вам принять решение. У вас на выбор три варианта. Первый. Я ввожу вам в кровь один препарат, после чего вы становитеь искренним, как кающийся грешник на Страшном Суде. Второй. Мои люди очень долгое время причиняют вам физическую боль, пока вы не сломаетесь. Третий вариант. Сюда приводят вашу жену и вашего сына и на ваших глаза причиняют боль им. Какой вариант выберете?

— Хунн, ты маньяк! — прохрипел Ричардс. — Будь ты проклят!

— Нет, сэр, вы ошибаетесь, — Хунн достал сигарету, вернее свернутую в трубочку папиросную бумагу с едким содержимым. — Я сам — противник таких вещей. Я очень не хочу, чтобы пострадали непричастные к этому делу. Но вы не оставляете мне выбора.

Ричардс считал удары своего сердца. Как знать, может что и получится? Нет, Хунн очень умный человек, стремящийся к оптимизации усилий. Он не будет увлекаться кровавой резней, если на то нет смысла. Но он не остановится не перед чем, чтобы удержать власть. Если уж он пошел на переворот, готовит смерть самому Ричардсу, то он обязательно исполнит свою угрозу. И тогда останется надежда лишь на собственное сердце, — что оно не выдержит мучений и остановится. Или разорвется.

Вот ведь чертов мотор! Уже пятнадцать лет пашет с перебоями, того и гляди остановится! Нет бы сейчас! Так было бы проще для всех!

А вообще-то, какого хрена?! Он сделал все что мог, так почему у него теперь должна болеть голова по поводу этого псевдогосударства? Пусть теперь маются головной болью молодые! А ему пора на покой… на вечный покой. Он так долго звал смерть, не слушая предостережений любимой Мэри, что теперь смерть и в самом деле пришла за ним. Накликал… Ричардс вспомнил о молодой жене, о тепле и уюте в их маленьком доме. О сыне… Чувства с силой сжали в тиски его душу, в глаза будто прыснули едкого газа. И теперь он, старый осел, подвергает их жизнь опасности. «Нет, Хунн, ты всегда был слишком жаден и скор на расправу. Я все же тебя обыграю…в последний раз…»

А вероломный майор продолжал искушать Ричардса. Угрозы сменились щедрыми посулами, и Хунн напоминал сейчас змея-искусителя из библейской легенды:

— Поймите, сэр, ваша игра сыграна. Помогите нам, и мы поможем вам…чем сможем. Вас будут хоронить с государственными почестями, как президента. Ваше имя будет вписано золотыми буквами в книгу возрождения нации. Ваша семья будет получать пожизненную пенсию, и ни в чем не будет нуждаться.

— Хорошо…, — глухо сказал Ричардс, — Если я открою вам обе резервных базы «Sauron», вы не тронете мою семью?

При упоминании о «базах Sauron» у Хунна глаза загорелись:

— Даю вам слово, — поклялся майор. — Слово офицера. Я не сторонник кровопролития. Я деловой человек.

— Ваше слово стоит недорого, — возразил Ричардс. — Мне нужны более весомые гарантии.

— О-кей. Что вы предлагаете?

— Вы составите письменное обязательство, — потребовал Ричардс, — в котором официально берете на себя ответственность за жизнь и благополучие моей семьи. В том случае, если с ними что-то произойдет, вы обязуетесь подать в отставку. Эту бумагу вы завизируете у армейского нотариуса. Когда я увижу его подпись и печать, мы продолжим разговор.

Повисла нехорошая тишина.

— Ричардс, а вы не боитесь, что через полчаса вы будете умолять меня выслушать ваши показания, только бы я вернулся и сел на этот ящик? — угрожающе зашипел Хунн.

— Нет, не боюсь. Я слишком стар и могу умереть в любой момент. Если вы будете избивать меня, я не вынесу побоев. У меня в любой момент может отказать сердце. Особенно, если с моими родными что-нибудь случиться. Майор, вам не досадно будет остановиться в одном шаге от цели?

Хунн угрюмо молчал. Он думал, — выгодно или невыгодно ему прислушаться к Ричардсу. Стоит ли ему верить?

— Что вы теряете? — сказал Ричардс. — Моя семья вас не интересует. Вам нужны армейские склады, — вы их получите. А я получу гарантию благополучия моей семьи.

— Вы слишком умны, Ричардс, — процедил сквозь зубы Хунн. — И я пытаюсь понять, не готовите ли вы какой-либо подвох?

— А куда я в этом случае от вас денусь?

— Да… Это так… — Хунн отбросил окурок, встал, хлопнув себя по коленям. — Ну что ж… Вы — деловой человек, я — деловой человек. Думаю, вы правы. Два деловых человека поймут друг друга. Хорошо, сэр… Я пойду вам навстречу. Но не вздумайте меня разочаровать, полковник. Не вздумайте, иначе вашу семью ничто не спасет.

С этими словами Хунн направился к двери. За ним последовали его провожатые.

Когда тюремщики оставии одного, Ричардс попытался расслабиться, насколько у него хватало сил. Что будет дальше, — ему думать не хотелось. Теперь надо отдохнуть. Поспать. Ах, эта проклятая головная боль!..

Спустя два часа Хунн уже сидел в кабинете Ричардса. Он ждал Бернардо. Бернардо был единственным, кому Хунн безгранично доверял. Бернардо был разумным негодяем. Он понял, что все его попытки занять мало-мальски высокое положение при Ричардсе равны нулю, и сам, в открытую предложил Хунну сменить лидера. Бернардо был одним из идейных вдохновителей переворота. Он не лез поперек Хунна в кресло руководителя, на людях обращался к майору «есть, сэр», но в кабинете Бернардо подчеркнуто держал себя наравне со своим лидером.

Причина, по которой Гарри не претендовал на место Хунна, была его недалекость, или даже ограниченность. Бернардо не был стратегом. Он был отличным командиром подразделения, но спланировать далеко идущую операцию, просчитать все последствия и оценить перспективы ему было не под силу. Бернардо, кстати, и сам осознавал свои слабости и не стремился в короли. Место будущего «президента» он добровольно и безоговорочно отдал Хунну. Ему была интересна не власть, не право подчинения себе людей, а лишь те материальные блага, которые эта власть может дать.

Хашури изменился за последние дни. По городу курсировали пешие и конные патрули, документы проверяли у каждого прохожего. У кого документов не было, тащили в полицию для долгих и нудных разбирательств. Офицеры-грузины, пробовавшие по-свойски помогать своим незадачливым соседям-разгильдяям, отправлялись в кутузку под угрозой последующего вылета с должности.

Здание Управления кишело охранниками. Теперь уже было невозможно обратиться к высокому чину, не написав предварительного прошения на прием, не оставив о себе заблаговременно подробную информацию. У дверей кабинета, где обосновался Хунн, несли службу два морских пехотинца, вооруженные до зубов. Теперь вход в этот кабинет был открыт совсем немногим.

Хунн вдохновенно работал над будущими приказами, когда раздался звонок вызова, и здоровенный громила-секретарь сообщил в микрофон:

— К вам First leutenant Bernardo. Просит войти, сэр.

— Пусть войдет, — разрешил Хунн.

Дверь отворилась, и, в сопровождении охранника, в кабинет вальяжно вплыл Бернардо. У Хунна при виде своего подручного челюсть отвисла. Бернардо оставил дома свою форму офицера ВВС и нарядился в дивного цвета изумрудные брюки, черные блестящие пижонские ботинки и песчаного цвета пиджак. Этакий пижон из семидесятых годов прошлого века. В нынешнее время такой костюм смотрелся не менее фантастично, чем рыцарские латы или костюм Бэтмена.

— Свободен! — отослал Хунн охранника. — Потом присвистнул и сказал Бернардо:

— Ни хрена себе! Ты у нас шишка с Беверли-Хилз?

— А что? Неплохо, да?! — Довольный Бернардо поправил отвороты пиджака. — Может быть, когда-нибудь я и стану шишкой. Это не сложно, тем более в наше время!

— Откуда этот королевский наряд?

— Давным-давно наши ребята ломанули магазин модной одежды в одном из местных городишек. Ну и паре костюмов я нашел более надежное место для хранения! — похвастался Бернардо. — Им уже лет по пятнадцать, но они все как новые, представляешь?! Это тебе не вшивые шмотки с местного базара!

— Только не забывай, что ты на службе!

— Понял тебя, Хунн. Завтра буду по форме.

— Ладно… У тебя есть, чем промочить горло?

— Откуда? Я ведь на службе! Если ты не против, давай добьем пойло старика Ричардса?

Бернардо довольно расхохотался. Хунн, ехидно улыбнувшись, направился к сейфу, где хранилось горячительное. Пока он ходил за выпивкой, Бернардо вразвалочку подошел к креслу Ричардса и крутанул его.

— Неплохое местечко, верно?

Улыбка слетела с лица Хунна, как будто ее и не было.

— Гарри, по-моему у тебя для этого местечка слишком большая задница.

Первый лейтенант понял намек. Он примирительно поднял руки вверх, с ухмылкой вернулся на свое место. Взял стакан с ядреной жидкостью.

— За успех, Эдд. И за твою голову!

Выпив, Хунн почувствовал, как приятное тепло разливается в желудке. Бернардо хлопнул себя по животу и довольно засмеялся. Лицо его сейчас было довольны и веселым, как у сельского молочника в воскресение.

— Что у нас нового? — спросил он. — Или я что-то пропустил?

Хунн рассказал своему помощнику о разговоре с Ричардсом. Он успевал и говорить, и отвечать на вопросы собеседника, и писать приказы. Закончив, он как обычно спросил у партнера:

— Ну и что ты об этом думаешь?

Первый раз Бернардо нахмурился:

— Знаешь что, Хунн. Я бы тебе посоветовал шлепнуть старого козла, да побыстрее. И Бог с ними, с этми складами. У нас хватает оружия. На наш век хватит точно.

— Я не могу отказаться от такой возможности, — возразил Хунн. — Ты представляешь, как это усилит нас?

— Но он сам навязал тебе это! Значит, он чего-то добивается! Неслыханное дело, без пяти минут покойник ставит нам условия, а мы должны выполнять его! Не много ли чести?!

— Он добивается гарантий для своей семьи. И, я думаю, можно написать эту бумажку и даже шлепнуть на нее печать нашего нотариуса! Пусть старик порадуется напоследок. Если он нас обманет, — ему же будет хуже. И его выродку!

— А потом к тебе придут и спросят, — почему не выполнил обязательство, которое сам же взял на себя!

— Кто?! — насмешливо спросил Хунн. — Нотариус? Если будет лезть не в свои дела, случайно пропадет в пустыне! Или станет жертвой ограбления!

— А черномазая обезьяна?! Его тоже грохнешь?

— Ван Деманн? Если что, и он не бессмертен.

— У тебя все смертны, — скептически заметил Бернардо. — Ты так последних американцев на небо отправишь.

— Если кто-то встанет у меня на пути, — смету! — Хунн стукнул кулаком по столу. — И мне плевать, — наш, или местный!

— И кем ты их заменишь? — спросил Бернардо. — Того же ван Деманна, если он случайно сыграет в ящик?

— Тобой, — запросто предложил Хунн.

— Мной?! Я что-то не очень хочу лезть под пули!

— Зато это самый короткий путь в вице-президенты, Гарри!

— Лучше быть живым трусом, чем мертвым героем, — покачал головой Бернардо. — Хотя… Надо подумать…

— Подумай, Гарри, — сказал Хунн. — Мне нужны такие люди. — В моих планах сделать очень многое. Я собираюсь реорганизовать армию. Мне не нужны эти дикие добровольческие отряды из небритых аборигенов.

— А подробнее можно?

— Я реорганизую силовые ведомства. Например…Первая структура — полиция. Там будут служить местные под началом своих соплеменников. Вооружены они будут легким стрелковым оружием. Потом — армия. Постоянная армия. Основу составят грузины, но под командованием наших офицеров. Им мы передадим часть бронетехники и некоторое количество вертолетов. И третья структура — Национальная Гвардия. Только американцы. У них все лучшее. Они будут нашей опорой. Отдельно — авиация, тоже наши.

— Отлично! — показал большой палец Бернардо. — А где ты наберешь столько офицеров?

— Ну что же делать, пойдут в дело и уоррент-офицеры.

— Подготовка кадров? На замену выбывшим?

— Академия. Краткие курсы. Преподавать будут наши офицеры. Не за спасибо, разумеется. Отдельное обучение для грузин, самый минимум, и для американцев, — полный курс, насколько это возможно.

— О-кей! — согласно кивнул Бернардо. — А потом? Лет через пятьдесят?

— Это пусть уже решают те, кто пойдет за нами, — махнул рукой Хунн. — Нам важно обеспечить выживание как можно большего количества наших граждан в ближайшие пять-десять лет. И подготовка смены. Мы должны вырастить новое поколение, которое будет благоговеть перед Америкой. Пусть местные мальчишки с завистью смотрят на наших парней, — сытых, обутых, экипированных! Хочешь стать курсантом Национальной Гвардии — пожалуйста! Учи английский язык, принимай наши идеалы, — и будешь сытым, богатым и успешным! В конце концов, это не так уж и сложно!

— Хунн, на кой дьявол тебе это нужно? — недоумевал Бернардо. — Посмотри на наших солдат, женатых на местных бабах! Им больше нечего делать, кроме как учить детей английскому, рассказывать про Эмпайр-Стейт-Билдинг, и праздновать День Благодарения?! Да им плевать на все! Они уже одеваются по местной моде, пьют с грузинами, братаются с ними! На кой черт им возрождение нации! Они уже готовы раствориться в грузинском болоте! Зачем нам это? Мы теперь на коне, и слава богу. Остановись!

— Ошибаешься, Гарри! Надо только начать! Когда быть американцем станет почетно и сытно, многие начнут думать по-иному! Ричардс уравнял в правах и аборигенов, и наших! Это было оправдано тогда, в первые годы после ядерной зимы! Но сейчас другое время, и мы можем позволить себе больше! Надо только показать товар лицом! Лучшие продукты — для американцев! Клубы и лучшие девочки — для американцев! Усиленный паек — для американцев! Пенсия по старости — для лучших в мире! Хочешь быть с нами — будь! Пожалуйста! Вход открыт для всех! Только принимай наши правила. Человеком правят желудок и член, Гарри! Насыщай их и удивляйся результату!

— Будет много недовольных, — колебался Бернардо. — Местные традиционалисты. Старики. Церковь.

— Старики скоро передохнут, — отрезал Хунн. — Традиционалисты тянут нацию назад, а следовательно, — враги нации. С церковью можно договориться. Заткнуть рот подачками. Запугать. Нет более трусливых и алчных паразитов общества, чем разные святоши. Кстати, а почему бы нам не пойти аборигенам навстречу? Грузинам ведь тоже нужно расслабляться. Мы можем ввести свободную продажу алкоголя, даже легких наркотиков! Пусть радуются жизни!

— Так, а южные кланы, контролирующие электростанцию? — не унимался Бернардо. — В их руках серьезный козырь. Если они сейчас плюют на Хашури, что будет потом? Они слушаются только своих главарей!

— А что нам мешает тайно договориться с исламистами на юге? — наморщил лоб Хунн. — Тихо-тихо, чтобы никто не узнал? С бандитами? Пусть поднажмут на строптивых южан, поджарят их на медленном огне. Мы можем продать им оружие, продовольствие. Потом, когда наиболее строптивые южане погибнут, оставшиеся пойдут на наши условия. А мы договоримся уже с новой группировкой, например, с армянами, или со звиадистами, чтобы они крушили исламистов. В крайнем случае, мы всегда сможем смести их с лица земли авиаударами. Ты думаешь, почему Ричардс так редко помогал Боржоми?

— Почему?

— Да потому что хотел держать их на коротком поводке! Так же как и я! Я могу назвать как минимум два случая, когда он мог самолетами снести исламистов и звиадистов к чертовой матери, но он не сделал этого, сославшись на нехватку горючего!

— Кстати, Эдд, наша группа, уничтожившая одного из главарей, Ioseliany, так и не вернулась, — сообщил Бернардо. — Примчался только посыльный от нашего человека, сообщил о результате.

— Прошло мало времени, — ответил Хунн. — Ходили «иракцы»?

— Да, под присмотром толкового сержанта. Двое, правда, начали качать права, и их пришлось пристрелить по дороге.

— Да и гори они в аду! Главное, работу сделали!

— Ладно, Эдд, у меня что-то голова пухнет, — сдался Бернардо. — И все-таки Ричардса надо грохнуть, и как можно быстрее! Не дай Бог, он вырвется от нас и прибежит к тому же ван Деманну! У меня от этой мысли дрожь в коленках!

— Гарри, дай мне два дня! Куда он денется из моего подвала?

— А что с его бабой и щенком?

— Их нужно привезти сюда. Когда они будут в наших руках, Ричардс сразу станет податливей. Он и так думает, что они у нас. Так, а вопрос с китайцами?

— Решим в ближайшее время, — пообещал Бернардо.

— Русские?

— Остался только один. Десантник. Второй русский уехал с «Tbilisy».

— Жаль… Десантника нужно уничтожить в ближайшее время, и сделать это надо тихо. А второй русский. Он ведь мелкая сошка… Когда группа вернется, он неминуемо попадет в наши руки. Кстати, у него ведь есть семья?

— Да, Хунн. Жена, — местная. Но почти десять лет прожила в Москве. Там они и сошлись. Хорошо говорит по-русски. Детей — двое.

— Вот и хорошо было бы пригласить их к нам, — улыбнулся майор. — А потом, когда вернется их папаша, мы будем очень рады его встретить!..

— Понял тебя, Эдд! — оскалился Бернардо.

Хунн закончил писать, потом вызвал секретаря из приемной. Когда он вошел, майор протянул ему лист бумаги.

— Вызови ко мне нотариуса!..

 

Глава 11. Заказ на русского

Том Джаспер, лениво потягиваясь, вылез из джипа. «Джип… Одно название, что джип!» Русский GAZ, ведро с гайками! Надежный, правда, и простой, как топор, этого не отнять!

Старый боец напялил свою вечную ковбойскую шляпу, без которой представить его было невозможно. На нем была камуфляжная футболка, самодельный разгрузочный жилет и истертые форменные штаны, заправленные в высокие армейские ботинки. Носить тяжелую армейскую обувь в сорокаградусную жару было вынужденной необходимостью, — после того, как появились скорпионы, способные прокусывать даже самые прочные кроссовки.

Джаспера сопровождал приемный сын, — молодой грузинский парень по имени Виссарион. Он привычно выпрыгнул из машины и побежал к дверям Штаба. А Джаспер довольно похлопал по боку своего железного коня. На заднем сиденье лежали металлические бачки, кувшины и огромные кожаные фляги с непременной надписью «Jasper,s Water».

Том задымил трубкой, улыбнулся от удовольствия. В это время из здания вышли Виссарион и двое караульных — грузин и поляк, в сопровождении американского сержанта.

— Выгружайте, парни! — Том широким жестом пригласил бойцов к действию.

Выгружали, как водится с руганью, — емкости были тяжелыми. Уже на втором бачке поляк, глядя на стоящего в стороне Виссариона, возмутился:

— Hej, Baron, pom;; nam nie chce?!

— Слушай, сидит как князь! — подхватил его грузинский товарищ. — А мы таскать должны, да?

— Эй, парень! — распорядился сержант. — Давай-ка, помоги моим, а то мы будем до вечера возиться!

Виссарион покраснел и хотел было вылезти из машины, но Джаспер остановил его:

— Сиди, Ви-Эс! Меня слушай! — Потом насмешливо крикнул «грузчикам»:

— Давайте, вкалывайте! А то сидите весь день на заднице, геморрой наживаете! Сержант, мне только за воду платят, но не за разгрузку!

— Много говоришь, Джаспер! — недовольно проворчал сержант.

— Могу себе позволить! — довольно хохотнул «водный олигарх».

У Армии США и Тома Джаспера складывались очень интересные отношения. Джаспер был военнослужащим американской армии, имел чин рядового первого класса, но, одновременно был крупнейшим поставщиком минеральной воды в Хашури и его окрестностях. Только его воду пили американцы, и клиентами Джаспера были все его начальники. И Джасперу было плевать, сержант перед тобой или целый полковник. Джаспер, бывший фермер из Аризоны, был обепеченным человеком и имел на все свое мнение. Каждый месяц он грозился уволиться из армии и осесть на своем ранчо. Послать всех далеко и надолго и заняться разведением скота и торговлей водой. А год назад Джаспер прославился на весь Союз тем, что перекрыл нынешнему Главе Совета, майору Хунну, поставку воды из-за долгов. А у Хунна тогда, как на грех, заболел сын. И грозный майор был вынужден, чертыхаясь и матерясь, лететь в Гоми, на ферму к своему солдату, чтобы расплатиться с долгом.

Кстати, сам Хунн всем говорил, что нисколько не обижается на Джаспера, что сам был виноват, и что не стоит смешивать служебные отношения и коммерческие.

— Бизнес есть бизнес, — говорил матерый контрразведчик, разводя руками. Хотя, как знать, может и затаил Хунн для Джаспера камень за пазухой.

Но Джаспера это мало волновало. Он курил трубку, привезенную, по слухам, из самого Азербайджана, наблюдая за тем, как солдаты Хунна перетаскивают воду в здание. Иногда он, посмеиваясь, давал издевательские советы поляку. Поляк скрипел зубами, но отмалчивался.

Вдруг Том почувствовал запах чужого табака, — даже не табака, а дешевой курительной смеси. Он оглянулся и увидел, что его воспитанник, шестнадцатилетний Виссарион, свернул самокрутку и пускает в небо кольца.

— Это еще что такое?! — Джаспер бухнул кулачищем по раскаленному капоту.

— Дядя Том, ты ведь сам говорил, что пока мне не исполнится шестнадцать, курить нельзя, — оправдывался мальчик. — Но вот мне уже шестнадцать. Значит, уже можно?!

— Я не о том… Что за дрянь ты куришь?! Хочешь, чтобы у тебя к двадцати годам зубы почернели, а к сорока «свисток» отвалился?! — ругался Джаспер. — Хочешь курить, кури качественный табак, а не всякую дешевку! А ну, выбрось! В следующий раз учую эту дрянь — пеняй на себя!

— Но у меня нет денег на дорогой табак!

— А зачем он тебе вообще?!

— На обратной дороге мы будем проезжать мимо дома Софико… И она вместе с родителями работает в саду…

— Понял! — Гнев Джаспера мигом улетучился. — Только учти, что сигарета, — это последнее, что привлекает женщину в мужчине. Ты хочешь казаться взрослым и сильным, не так ли?

— Да…

— Ну и дурак! Надо быть сильным и взрослым, а не казаться!

Воду выгрузили. Джаспер вытащил из машины свой «Ингрэм», достал русскую СВД, повесил на плечо. Потом сказал парню:

— Езжай домой. Я останусь на службе, буду вечером. Проверишь все насосы и натаскаешь воды, понял? А по дороге можешь заехать к своей Софико, но недолго, чтобы мать не волновалась, о-кей?

— Ладно! — Виссарион аж засиял от радости. — Дядя Том, мне бы шляпу, как у тебя!

— Как только увижу на базаре, — первая шляпа твоя! — пообещал Том. — Только машину не разбей, а то … — Он показал Висариону увесистый кулак. — И завези еще пару галлонов Гору после обеда.

Счастливый юноша надавил на газ и умчался, подняв облако пыли. Том, кашляя, выругался ему в след.

— Вот молодежь! На машине ездить надо, а не летать!

Старый солдат-фермер недовольно отряхнул пыль с рук, постоял немного, щурясь на июльское, беспощадное солнце. Увы, уже скоро, месяца через два, подуют с гор ледяные ветры, закружатся в небе белые мухи. Надо спешить, убирать урожай до первых заморозков.

Джаспер подумал, закурить ему еще, или идти по делам. Тут он увидел странную процессию, бредущую мимо штаба.

Двое молодых солдат вели под конвоем старого, седого мужчину, лет пятидесяти. Бойцы-грузины в латаных рубахах и потрепанных кедах не сводили с арестанта глаз, держа его под прицелом охотничьих ружей. Сам арестованный, в безумно старом, когда-то солидном костюме (правда, без рубахи), в старомодной шляпе, ступал не спеша, с достоинством, вскинув подбородок, показывая свое презрение ко всему окружающему миру. Командовал этим шествием старый майор-полицейский Деметри, бывший начальник районного отделения в Кутаиси. Деметри шел, повесив голову, будто ему в этой жизни все надоело.

— Привет, шериф! — позвал его Том.

Деметри, увидев друга-американца, криво улыбнулся, потускневшие глаза его ожили. Он жестом позвал своих солдат за собой, направляясь к Тому.

Том давно знал Деметри и уважал его, как опытного дельного человека, преданного своему делу. Он сразу понял, что у приятеля дела идут неважно:

— Как ты, шериф? Как у тебя дела?

— Спасибо тебе, Том. Более-менее. А ты как? Как семья, как торговля?

— Everything is fine, thank you! — улыбнулся Том. — Ты что такой невеселый, Sheriff?

— Да какой я теперь шериф? — вяло махнул рукой Деметри. — Ненавижу вашего Хунна, Том! Тварь он, скотина гнилая, чтоб его крышей придавило! Драл я его и его отца, и его мать, и весь его род до самого Адама!

— Что тебе сделал наш майор, что ты его так любишь? — удивился Джаспер.

— Ты представляешь, Том, он выпустил из тюрьмы почти всех заключенных! И не просто выпустил, но и раздал им оружие! Он сформировал из них бригаду молодчиков и взял под свою команду! Гвардия, мать его и весь его род! Выпустил уголовников, это ладно, но он освободил и исламистов, которых взяли полгода назад на южной границе! Как можно?! Когда я узнал об этом, я сразу поехал в тюрьму, чтобы застать его. Он даже не стал меня слушать, а когда я все же пробился к нему, он сказал, что с этого момента я — простой патрульный! Я служу в полиции уже сорок лет, и вот так меня под конец службы выбросили на улицу!

Том был ошарашен таким известием. Такого выверта от Хунна невозможно было ожидать. Действительно, если Деметри говорит правду, то дела совсем плохи.

— Не может этого быть…

— Я тебе что, вру?! — вдруг взорвался Деметри.

— Это из-за того, что ты всю жизнь жил сторожевой собакой, — вдруг подал голос задержанный. — А что делают со старым, негодным псом? Выгоняют со двора, чтобы подох на куче навоза!

— Заткнись, Геловани! — проревел Деметри. — Я за себя не ручаюсь!

— Свою жену затыкать будешь, начальник, — издевательски усмехнулся арестант, которого назвали Геловани. — Ты меня пугать собрался? Нашел фраера! Ты всю жизнь легавым псом пробегал, а тебя твои хозяева только пинками награждали! Русским служил, они же тебя на досрочную пенсию проводили! Помнишь, как ты меня еще в Сухуми ловил? Мне-то срок впаяли, а тебе что с меня? Орден? Хрен обачий. Служил Саакашвили, потом вот америкосам, — они тебя все гоняли, как пса шелудивого! Я смеюсь над тобой, легаш!

— Кто это? — спросил Том, глядя на наглого арестанта.

— Геловани, он же «Арбек». Старый вор, я за ним еще в Советском Союзе гонялся! Даже ядерную войну пережил, паразит! На базаре его взял только что!

— Это верно! — Арбек довольно ухмыляясь, принялся разминать руки. Том увидел на его смуглых пальцах тюремные татуировки. — Мы с Деметри старые приятели. Сорок лет он за мной гоняется, а я от него бегаю. А знаешь, почему ты пес, а не человек? Тебя, как барана, выгнали со двора, а ты повыл немного и послушно и побежал, куда отправили, на навозную кучу!

— Я Родине служу! — закричал Деметри. — Чищу ее от таких, как ты?

— Не очень-то это нужно твоей родине!

— Эй, эй, парни, тайм-аут! — замахал руками Том. — А вы на нормальном языке говорить не можете? Вы зачем по-русски ругаетесь?

В пылу спора Деметри и Геловани самопроизвольно перешли на русский. Непонятно почему. Может, потому, что лучшие годы обоих прошли в красной империи, и русский язык был забит у них в подсознании.

— Он прав, Том! — Деметри вдруг сорвал с себя шапку и с силой бросил на землю. — Да пошло оно все! Я ухожу со службы, прямо сейчас! Надоело! Уеду к себе в село! Там осталось еще человек пять, там и доживу последние дни! Эй, ребята! — окликнул он солдат. — Идите в участок, скажите, что старый майор послал Хунна на … и уехал из Хашури восвояси! Вот только вещи соберу!

— Вы серьезно? — не поверил своим ушам молодой солдат.

— Уж куда серьезнее! — Седой полицейский кипел от гнева. — А ты, Геловани, он же Арбек, он же Сухумец, он же Бебе, он же Курбан… Иди на все четыре стороны, я тебя отпускаю!

Солдаты были ошарашены. Но более всех изумился сам вор:

— Начальник, ты серьезно?!

— Серьезно, вали на все четыре стороны! Иди, воруй, грабь, разбойничай! Теперь воры и убийцы правят, а честные служаки никому не нужны!

— Нет, начальник, так не пойдет, — вдруг возмутился Арбек. — Давай, веди меня в тюрьму!

— Не хочу! Тебя отпустили, можешь идти.

— Да подожди ты, Деметри, так дела не делаются! — взмолился старый разбойник. — Как я потом на любой приличной хате покажусь? Что скажу, что меня начальник просто так отпустил? За какие заслуги?! Поймал ты меня на горячем, так и веди, арестовывай! Эй, ты куда, начальник?!

Деметри махнул рукой и пошел в сторону. Геловани пошел за ним, догнал, что-то долго ему доказывал. Потом только махнул рукой, плюнул от досады, затем коршуном налетел на бедных солдат-оборванцев:

— Эй, вы, краснопузые! Давай, веди меня в участок! Не отведете, найду обоих и закопаю! Зубами загрызу!

Джаспер смотрел на весь этот цирк с конями, разинув рот. Нечасто увидишь, как коп, обиженный начальством, нарушает присягу и отпускает на все четыре стороны опасного преступника. А этот преступник из кожи вон лезет, чтобы его … посадили в тюрьму! Где еще такое возможно, как не в этой дикой стране?!

В этот момент на крыльцо вышел Бернардо, один из офицеров, который после симерти Ричардса стал подозрительно быстро вхож в высокие кабинеты. Здоровенный, краснорожий Бернардо увидел Джаспера и окликнул его:

— Эй, Джаспер! Иди сюда, ты-то мне и нужен!

— Сэр..?

— Быстро поднимайся к майору. Он хотел тебя видеть!

— Есть, сэр…

Том козырнул для видимости, и в душе обругал Бернардо последними словами. А, заодно, и Хунна. Вот ведь придумают какую-нибудь работу! Нет, надо уходить из армии, на ферму!

Том поднялся на этаж, где расположился Хунн. У дверей непрестанно несли караул два морпеха со штурмовыми винтовками. Том хотел было пройти в кабинет, но один из стражей грубо преградил ему путь:

— Куда лезешь?!

— Эй, поаккуратнее! — возмутился Том. — Майор сам меня вызвал. Если я ему уже не нужен, тогда я пойду по делам!

Морпех вошел в приемную, видимо, спросить, какого черта тут делает Джаспер. Второй приподнял оружие так, что ствол был направлен Тому в живот. Бычьи глаза охранника смотрели как бы сквозь Джаспера и выражали животную покорность приказу.

Тут же появился второй морской пехотинец:

— Джаспер, тебе разрешено войти. Оружие сдать в приемной!

— Надо же, какие строгости! — проворчал Джаспер, проходя внутрь.

В приемной, где раньше сидела симпатичная секретарша, жена Ричардса, теперь обосновался желтый невысокий тип со знаками первого сержанта. Он заставил Джаспера выложить все оружие, потом осмотрел его, похлопал у него под мышками. От такой наглости Том чуть не взбесился:

— Я тебе не шлюшка, чтобы меня ощупывать!

— Таков порядок, — бесстрастно отсек наглец. Потом нажал кнопку на пульте, произнес в микрофон:

— Сэр, прибыл старший солдат Джаспер.

— Пусть войдет, — прошуршал динамик.

— Проходите, Джаспер, садитесь, — Майор Хунн был как никогда вежлив.

— Спасибо, сэр. С вашего разрешения, — Том осторожно сел за стол, ожидая от начальника какой-нибудь пакости.

— Вы догадываетесь, Джаспер, зачем вас вызвали?

— Нет, сэр. Есть претензии к моему товару?

— Нет, что вы! Товар отменный! — Хунн в доказательство своих слов налил воду из бутылки Джаспера. Несмотря на нервы, Тому это доставило удовольствие. Вот какую воду он делает, аж первое лицо государства нахваливает. — Я вас вызвал по службе. Вы ведь солдат Соединенных Штатов?

— Так точно, сэр! — Джаспер на всякий случай вскочил, вытянулся по струнке.

— Садитесь, Джаспер, я не сомневаюсь в вашей верноподданности, — небрежно махнул рукой хозяин кабинета. — Именно поэтому я и приказал вызвать вас. Я очень рассчитываю на вас, Джаспер.

— Слушаю вас, сэр.

— Вы, наверное, уже знаете, что мы раскрыли заговор, — начал издалека Хунн. — К сожалению, мы замешкались и потеряли полковника Ричардса… Мы арестовали нескольких участников, уничтожили убийц, но часть злоумышленников еще на свободе. И они планируют новые преступления. Вы ведь живете в Гоми? Скажите, вы знакомы с Юрием Сенцовым?

— Да, сэр… Мы не раз пересекались с ним. И по работе, и по бизнесу.

— И что вы можете сказать о нем?

— Бывший военный… Толковый парень… Грамотно организовал оборону. Надежный… Правда, с причудами… Но, я так понимаю, это отличительная черта всех русских.

— Посмотрите эти фотографии… — Хунн передал Джасперу несколько отвратительных по качеству черно-белых фотографий. На одной из них Том увидел Сенцова рядом с высоким худым китайцем. На другой — Сенцов передавал тому же китайцу пулемет, а у их ног лежал длинный ящик с оружием. На третьей — тот же китаец в компании Сенцова и Сергея Коростелева, дозиметриста, приятеля Сенцова. Именно его Джаспер встречал в Гоми, когда тороговый караван вернулся из Цхинвали.

— Этого китайца зовут Хоу Вонг. Он — организатор подпольной китайской группы коммунистов, которые планировали захват власти на севере Союза. Позже они хотели выхода из Союза и присоединения к русским войскам в Осетии. Хоу Вонг уже арестован, он признался во всем. Вот протокол его допроса… — Хунн старательно убеждал Джаспера в злодеяниях проклятых комми, будто боялся, что он не поверит.

— Невероятно… — сказал Джаспер, чтобы хоть что-то сказать.

— Именно! — Хунн довольно хлопнул себя по колену. — Кто бы мог подумать, что теперь, когда мы пережили такую катастрофу, находятся люди, которые пользуются бедственным положением людей и борятся за власть! Но это еще не все… Те русские из вашего села, как оказалось, были в сговоре с китайцами. Сенцов долго скрывал свое истинное лицо под маской благопристойности, но, как выяснилось, он тайный коммунист, мечтающий о восстановлении Красной У них была своя ячейка в Гоми, лидером которой является Сенцов. В Цхинвале они встречались с русскими военными, с которыми о чем-то договаривались. О чем, хотелось бы знать?! — Тут Хунн подсунул Тому еще одну фотографию, на которой Сенцов и Сергей о чем-то разговаривали с русским офицером в окружении осетинских бойцов.

— Не может быть… Сэр, я давно знаю этих людей, — попытался вступиться за русских Том, но тут же замолчал. Шестым чувством он понял, что Хунн не примет никаких доводов в защиту Сенцова, что Хунн именно ХОЧЕТ обвинить русских.

— Да, я с вами согласен, — кивнул Хунн. — Иногда бывает так, — знаешь человека сто лет, а он оказывается подонком! Я сам удивляюсь, как я не изобличил этого проклятого русского! С моим-то опытом! Но и это еще не все…

— Что-то еще, сэр?! — Хунн был готов услышать, что именно Сенцов и Коростелев спланировали и начали ядерную войну.

— Нам стало известно, что Сенцов планирует крупный теракт в Гоми, — не разочаровал его майор. — Где и как, — неизвестно. Возможно, — это подготовка к вторжению с севера. Вот, посмотрите, — Хунн передал Джасперу кусок картонки, на котором было написано послание Сенцова каким-то неизвестным tovarischam, якобы о времени и месте какого-то взрыва. Джаспер не знал русского языка. Он недоверчиво вглядывался в корявые кириллические буквы почему-то вперемешку с английскими и китайскими предлогами.

— Мы, к сожалению, даже не знаем, кто из жителей Гоми входит в террористическую группу, — вещал Хунн. — По нашим предположениям, один из членов группы — Кетеван Коростелева, жена молодого русского. Но эта информация еще проверяется…Так вот, к сожалению мы должны действовать вслепую. Мы должны предотвратить теракт и спасти людей. Эта миссия доверяется вам.

— Мне?! — Тут Джасперу стало не по себе.

— Именно вам. Вы — лучший из наших людей, человек, который олицетворяет собой Америку, ее несокрушимое стремление к жизни и процветанию. Я приказываю вам уничтожить Сенцова.

— Но сэр…

— Никаких отказов не принимаю! Жизнь наших сограждан в опасности и вся надежда только на вас! Это секретная операция должна быть выполнена в ближайшие двадцать четыре часа! В случае успеха я лично подпишу договор о передаче вам сотни акров земли. А чтобы облегчить вам выполнение задачи… У вас дома сейчас находятся трое наших бойцов.

— Зачем?

— Чтобы взять под охрану ваше семейство. На всякий случай… — Хунн гаденько улыбнулся. — Наши враги должны быть уничтожены, верно? И те, кто помогает врагам, — тоже враги.

Джаспер все понял. Солдаты в доме — это на тот случай, если он вдруг заартачится. Теперь ему деваться некуда. Он получил приказ и обязан его выполнить.

— Я все понял, сэр, — Джаспер встал из-за стола.

— Ну, вот и отлично! Отправляйтесь сейчас домой, на ферму. Там вас ожидает первый лейтенант Бернардо. Он снабдит вас всем необходимым и проинструктирует дополнительно. Желаю вам удачи, Джаспер. Не подведите меня…

С тяжелым сердцем Том вышел из кабинета, еле переставляя ноги. Чуть не оставил свое оружие. У дверей он остановился, поднял глаза на охранников. Те стояли, как статуи, держа винтовки на груди. Им было плевать на все…

Том брел по коридору, а мысли у него были одна мрачнее другой. Как же так?! Ну не верил он ни в какие тайные общества коммунистов! Все эти фотографии еще ни о чем не говорят. Если перечислить, например, всех его покупателей воды, то его самого можно будет записать хоть в коммунистоы, хоть в исламисты! Даже если этот проклятый китаец и преступник, в то, что Сенцов способен на теракт, он сильно сомневался. Вот в то, что Сенцов желает пристрелить Хунна, он бы поверил без колебаний. А убить ни в чем не повинных людей… Нет, русский десантник в отставке хоть и чудной, но он — честный служака. Чтобы ни говорил Хунн, но он, Том, тоже разбирался в людях. Да и потом, зачем что-то взрывать, — просто впусти в поселок горных дикарей, — они уничтожат все, и сожгут, и угонят скот.

И потом, — ему предлагают награду. Хотя могли просто приказать, он всего-навсего старший рядовой, бывший техник. Теперь он — наемный убийца на службе Хунна. А, что касается того, что Сенцов — тайный коммунист, — это ложь. Что он скрывал это. Сенцов как раз НИКОГДА НЕ СКРЫВАЛ своих взглядов, он открыто называл симпатизировал коммунистам и ностальгировал по Советскому Союзу, чем доставал и американцев, и грузин. Зачем же врать?!

Тома оскорбило и то, что в его доме, на его земле хозяйничают чужаки. Пусть даже они его соотечественники. Но он не давал своего согласия на то, чтобы превращать свой дом в военный полигон! Черт побери, это его земля, его частная собственность, и никто, ни Хунн, ни президент, ни сам дьявол не имеет права самовольно вторгаться в его дом! Это против всяких законов!

Да, дело нечисто. И из него хотят сделать киллера, чтобы убрать Сенцова. А, чтобы он, Джаспер, сделал дело с гарантией, у него за спиной будут стоять три вооруженных гориллы! И, похоже, у него нет права на ошибку.

Было еще личное… Два года назад жители Гоми организовали карательную экспедицию в пустыню, против дикарей. Тогда Тому не повезло, он упал в ущелье, поломал руки, чудом остался жив. Шесть часов он провалялся на дне, отгоняя шакалов матом и винтовкой, держа ее единственной здоровой рукой. Тогда в кромешной тьме на выручку ему пришли именно те двое русских. Они же на своем горбу тащили его два часа до заставы по раскрошенному асфальтовому шоссе мимо холодных гор. Русские спасли его, а он в благодарность должен убить их.

Жена Коростелева — террорист? Да чушь собачья! Чтобы быть преступником, надо, по крайней мере, уметь держать язык за зубами. А у Кетино это умение отсутствовало по факту.

А, может Хунн прав? Но почему он тогда действует так бесцеремонно?!

На выходе из штаба Тома окликнул водитель-грузин. Сказал, что у него приказ отвести его домой. И немедленно…

Когда «Газик» подъезжал к заставе, Джасперу захотелось напиться. Все его самодовольство осталось в Хашури, у дверей кабинета, где теперь заправлял Хунн. Напиться… Мертвецки… Но что это изменит? Он увидел, как в дорожной пыли голосует какой-то человек в камуфляже. Он был один.

Водитель, в нарушение всех иснтрукций, остановился. Человек снял с головы берет без кокарды, вытер багровое от жары лицо. Это был Бернардо.

— Вот, решил вас встретить! — развел руками американский первый лейтенант. — Давай к дому!

На заставе их не останавливали. Бернардо махнул старшему рукой и тот без разговоров поднял шлагбаум.

Дом Джаспера стоял на окраине поселка. Том увидел, что возле ограды его дома уже стоит серый от пыли «Хаммер». «Русский джип» остановился возле самой калитки. Бернардо молодцевато выпрыгнул из машины, не открывая двери. Том успел разглядеть, что в окне второго этажа маячит солдат с ПНВ, прикрепленным к шлему.

— Ну, прошу всех в дом, — по-хозяйски распорядился Бернардо, распахивая калитку. — Кроме тебя, — сказал он шоферу-грузину. — Возвращайся обратно!

Том, стиснув зубы, прошел вслед за наглым офицером в собственный двор. На пороге его встретила жена, старая грузинка в черном вдовьем платье. Она подлетела к мужу, испуганно зашептала:

— Что, что случилось?! Ты что-то натворил? Почему здесь солдаты? Они ходят по всему дому, по двору. Зачем ты их впустил?

— Тихо, Галя, тихо, — Том обнял ее, прижал к себе. — Ви Эс вернулся?

— Да… Он в гараже, возится с машиной…Но он боится. И я боюсь.

— Добрый день! — откуда ни возьмись, нарисовался Бернардо. Он учтиво поднес ребро ладони ко лбу. — Мэм, у нас с вашим мужем возникло одно дело. Не беспокойтесь, все под контролем правительства. Ничего незаконного!

— Иди в дом, — сказал жене Том.

— Кстати, а почему бы и нам не пройти в дом?! — оскалился Бернардо. — Я слышал грузины — гостеприимные люди! А грузинки, говорят, отличные хозяйки!

— Так женитесь на грузинке, господин офицер, — вздохнула Галина. — И вы убедитесь в этом.

— Нет, я умру холостяком! — расхохотался Бернардо. — Но спасибо за внимание к моей скромной особе!

Они вошли в дом. Здесь Том увидел еще двух солдат. Одного из них он знал, другого видел впервые. Видимо, это был один из новичков, прибывших из Ирака.

— Привет, Джим, — поприветствовал Джаспер знакомого. Тот только рукой махнул в ответ.

— Присаживайтсь к столу, — пригласила «гостей» Галина. Она быстро смахивала со стола крошки и пылинки.

— А почему бы и нет?! — обрадовался Бернардо. — Сердечно вас благодарю!

В дом вошел Виссарион. Он испуганно глядел на американских солдат. Парень робко ступая, подошел к отчиму:

— Дядя Том, мне страшно. Кто эти люди?

— Мои друзья, Ви Эс. Не бойся, все о-кей, — вяло улыбнулся Том. — Садись, поешь.

— Нет, мне не хочется.

— Надо. Поешь, у меня для тебя работа будет. Пойдешь в гараж, посмотришь машину.

— Загонял ты парня совсем, — вмешался Бернардо. — Меня, когда мне было шестнадцать, нельзя было загнать домой! Все время торчал в игровых автоматах! А ты своего все работой норовишь загрузить!

— Пусть знает с малых лет, как деньги достаются, — парировал Том.

— Тоже правильно! — согласился офицер. — Молодежь сейчас пошла сложная…Пойдем, Том, на вернаду, покурим! Мы сейчас вернемся.

Хозяйка продолжала сервировать стол, с опаской поглядывая на американцев. Те слонялись по дому взад-вперед, проявляя полное безразличие ко всему происходящему. Галина вдруг почувствовала себя чужой и одинокой в собственном доме, где все вдруг стали говорить на чужом ей языке.

Джаспер и Бернардо вышли во двор. First leutenant закурил, предложил свой табак Тому. Тот решил не обижать хозяина положения, взял пару щепоток.

— Бери больше! — улыбнулся Бернардо. — В общем, так. Русский должен быть уничтожен до рассвета. Тянуть нельзя. Так распорядился майор Хунн.

— Так быстро? — Том посмотрел с недоумением. — Я не справлюсь.

— Должен справиться, — не принимал отговорок Бернардо. — Как будешь действовать, дело твое. Я тебе рекомендую воспользоваться старой схемой. Отправь своего мальчишку домой к русскому, пусть передаст, что ты просил зайти его к себе домой. Под любым предлогом. Когда придет, ты его прикончишь. Если что, мои ребята тебе помогут.

— Они останутся здесь?

— Да. На всякий случай…

— Сэр, а я могу отказаться?!

Бернардо посмотрел на него с прищуром. В его глазах были одновременно и усмешка, и угроза.

— Не рекомендую… Ты получил боевой приказ, Джаспер. Знаешь, чем грозит невыполнение приказа?

— Я боюсь, что я не справлюсь…

— Справишься! Всего то и дел, — человека убить! К тому же ты не один, не забывай. — Бернардо подчеркнул «не один». Зато потом будешь в шоколаде, это я тебе обещаю!

— Да меня же грохнут местные!

— Не грохнут! После того, как все сделаешь, сядешь со всей своей семьей в машину и уедешь в Хашури. Солдаты тебе помогут.

— А мой дом, моя ферма?!

— Плюнь ты на эту хибару! После окончания дела получишь новый дом. Каменный. И земли, то ли пятьсот, то ли шестьсот гектаров. Хунн уже подготовил бумаги у нотариуса. Получишь много всякого добра. И всего-то делов — убить человека! Мы солдаты, Джаспер, это наша работа, — кровавая и неблагодарная!

«Хороша работа!» — подумал Том. — «Одно дело, убивать вооруженного врага, гладя ему в глаза, а другое — подло убить друга, пусть даже и русского!»

— Так, а моя вода?! — спросил Том, спохватившись.

— А у тебя ее никто не отнимает, — заверил Бернардо. — Боле того, майор Хунн предполагает взять твой участок под охрану правительства. Ты остаешься владельцем, но охранять воду будет армия. Ну, подбросишь государству пару процентов. За охрану! Так это пустяки, Том.

После этого Бернардо достал из кармана маленький флакон, затянутый в драный полиеэтиленовый пакетик.

— Бери, — сказал он. — Это очень хороший быстродействующий яд. Чтобы у тебя была возможность выбора. Не имеет вкуса и запаха, действует за минуту. Хорошая вещь. Если не понадобится, потом вернешь. В общем, как ты его убьешь, это твое дело! Нам важен результат.

— Спасибо, — Том взял пакет. А что делать? — А что сказать жене?

— Придумаешь что-нибудь… Только правды не говори, мигом разболтает по всему поселку. И вообще, ей сегодня лучше из дома не выходить. Для ее же пользы. Еще вопросы есть?

— Нет, сэр…

— Тогда все, Джаспер. Действуй. Мы надеемся на тебя. — Бернардо ободряюще хлопнул несчастного Джаспера по плечу. Они вернулись в дом. Солдаты, уже сидевшие за столом, вскочили, вытянулись по струнке.

— Я уезжаю, — громогласно известил Бернардо. — Сержант Атткинс, остаешься за старшего.

— Есть, сэр! — отозвался подчиненный.

— Вести себя крайне корректно. Если услышу от Джаспера или его родных хоть одно слово жалобы, пеняйте на себя. Окажете ему всю необходимую помощь. Вопросы?!

— Нет, сэр…

— Тогда все о-кей. Атткинс, пойдем, поможешь мне… До свидания, миссис Джаспер!

— Может, останетесь… Пообедаете, — предложила жена Джаспера.

— Нет, благодарю… Служба… До свидания.

Бернардо надел берет, отдал честь всей честной компании. Развернулся, вышел. За ним выбежал сержант Атткинс.

Они вышли со двора, подошли к «Хаммеру». Мимо них проехала женщина на велосипеде. Где-то смеялись дети… Дул ветер со стороны города.

— Значит, так, — сказал Бернардо. — Как только все будет готово, — Джаспера уничтожить. И его семью, чтобы без свидетелей. Дом подожжете… Эти «»»»ные водяные насосы взорвать к чертовой матери! Крайний срок — шесть утра, когда вы должны прибыть в Хашури и доложить о результате мне лично. Если Джаспер начнет кобениться — кончайте его. Ясно?

— Так точно, сэр, — ответил сержант. — Но ведь вы заберете машину?!

— Заберете машину у Джаспера. — распорядился Бернардо. — Она ему больше не понадобится. Вытащи запасную канистру с бензином, — Бернардо хлопнул ладонью по нагретой крыше армейского автомобиля. — Скажешь Тому, что это задаток за работу.

Атткинс, повинуясь, вытащил канистру. Бернардо еще раз оглядел дом, открыл дверцу, уселся за руль и завел машину.

Сначала он собирался ехать назад, в Хашури. Но потом ему в голову пришла другая мысль. В конце концов, Хунн слишком долго телится… Бернардо круто развернул машину и поехал в поселок.

Он медленно ехал вдоль домов, высматривая нужный. Народу на улице не было, — кто на работе, кто на ферме, кто несет службу на заставах.

«Здесь!». Бернардо остановил «Хаммер».

Откуда ни возьмись к диковинному стальному чудовищу слетелась стайка ребятишек. Они тут же начали ощупывать машину, проверять на прочность некоторые детали, оживленно переговаривались между собой:

— Ух ты! Вот это телега!

— Сам ты телега! Это не телега, это машина!

— Она сама ездит, без лошадей! Правда, дядя?!

— Правда, правда… — подтвердил Бернардо, захлопывая дверь. — Эй, ребята! Коростелевы здесь живут?

— Кто?

— Русский мужчина. У него сын и дочка.

— Здесь, здесь!

— Хотите подзаработать, ребята?! — озорно улыбнулся Бернардо. — Охраняйте машину, пока я не вернусь. Каждому — по патрону!

— По два патрона! — гаркнул самый высокий из ребятишек.

— По два?! Ну и дети пошли! О-кей, по два!

Договорившись с ребятней, американец шагнул во двор дома. Он оглядел старый крестьянский двухэтажный дом. Особенно его заинтересовал кусок стального рельса.

— Эй, кто-нибудь есть дома?! Миссис Коростелева?!

— А ее нет дома! — послышался женский голос. Из соседнего двора, облокотившись на обветшавший забор, на Бернардо с интересом смотрела светловолосая женщина лет сорока.

— И скоро она будет? — спросил Бернардо.

— А зачем вам она?! — Женщина расплылась в улыбке. — У вас к ней есть какое-то дело?

— Есть…

— Я могу передать. Зайдите в гости, расскажите. — Женщина улыбнулась, разглядывая крепкого военного-американца.

— Я подожду здесь, — отказался Бернардо.

Женщина фыркнула, презрительно смерила его взглядом и куда-то пошла. Вдруг дверь дома отворилась. На Бернардо смотрела маленькая черноволосая девчушка.

— Я могу передать маме… А вы кто?

В голове американца мгновенно созрел план:

— Меня зовут Гарри. Я друг твоего папы. Будем знакомы, — Он протянул девочки свою огромную лапищу.

У девчушки мгновенно загорелись глаза:

— Вы знате, что с папой?!

— Да. Недавно от него пришло письмо. На вертолете.

— А что такое вертолет?

— Это такая большая машина, которая летает по воздуху, — сиял Бернардо, как блин на сководке. — Только оно у меня в Хашури.

— Где? Это в Городе?

— Да! Давай съездим за ним!

— Мама не разрешает мне ходить с незнакомыми мужчинами! — сказала девочка, важно нахмурив брови.

— Я знакомый! — запротестовал Бернардо. — Меня знает твой папа! А твоей маме мы оставим записку.

— Bernardo?! — окликнул его по-английски женский голос.

«Вот черт!» — выругался в сердцах коварный американец. Но, обернувшись на оклик, он чуть не вскрикнул от восторга.

За забором стояла жена почти покойного полковника Ричардса, Мария. Она была одета в простое темное платье с длинной юбкой, на голове была черная накидка. Глаза были заплаканы и затерты до красноты.

«Ну, я везунчик!» — подумал довольный Бернардо.

Он скорчил кислую физиономию:

— Мэм?

— Тетя Мария! — радостно запищала дочка Коростелева.

Мария вбежала во двор. И тут же чуть ли не с кулаками набросилась на Бернардо:

— Что с моим мужем?! Что с полковником Ричардсом?! Вы должны мне ответить?! Говорят, что он убит! Не молчите же, скажите!!!

— Мэм… — скорбно промычал Бернардо. — Мне очень жаль, мэм. Мы не хотели, чтобы вы узнали так скоро…

— Почему ты плачешь, тетя Мария?! — беспечно щебетала девочка.

— Как это случилось?! — не унималась жена Ричардса.

— Нападение террориста, миссис Ричардс… Это для нас большое горе…

— Это для меня большое горе! — вскрикнула Мария.

— Я могу отвезти вас в Хашури. Вы поговорите с майором Хунном и все выясните.

— Я не могу…, — замешкалась Мария. — Конечно, это было бы самым лучшим выходом. У меня вся душа вытекла вместе со слезами! А как же мой сын?

— Что делать ребенку там, куда мы поедем, — с сочувствием сказал Бернардо. — Сына заберет потом. И все ему расскажете тоже потом…

— Да, вы правы… — У Марии вновь брызнули слезы, она зажала глаза ладонями.

— Тетя Мария, не плачь… Я тебе куколку дам…, — сказала девочка, взяв Марию за руку.

— Возьмем с собой дочку Коростелева? — предложил Бернардо. — Ее мать в курсе. Им пришло известие от отца, а я, как назло, не взял его с собой.

— Я не против…, — прохлюпала носом Мария. — Пусть хоть у кого-то будет радость.

— Поедешь? — уговаривал Бернардо девочку. — Миссис Ричардс нужна твоя помощь, иначе она всю дорогу будет плакать.

— Тогда поеду, — наконец дала добро дочка русского. — Меня зовут Нана. Только надо предупредить маму.

— Конечно, предупредим. — хохотнул Бернардо. — Пойдемте к машине. У меня тоже времени мало…

У «Хаммера» доблестно несла службу ватага мальчишек. Машина, как и положено, была в целости и сохранности. Только потом Бернардо обнаружит пропажу одного из стеклоочистителей. Сейчас он спешил.

— Садитесь, дамы! — Он галантно распахнул дверь броневика. — А ваш сын, миссис Ричардс?

— Он остался с бабушкой.

«Запомним», — подумал Бернардо. — «Нет, все-таки мне везет сегодня!»

Заревел могучий мотор «Хаммера». Бернардо на полной скорости рванул к границе поселка. У заставы он затормозил, опустил стекло и крикнул дозорным:

— Я уезжаю в город! Со мной вдова полковника Ричардса и дочь дозиметриста Коростелева. Если ее будет спрашивать мать, пусть приезжает за ней в Хашури. Одного я ребенка обратно не отпущу!

Он тут же захлопнул дверь и ударил по газам. Пока бойцы переваривали информацию, броневик уже выехал за шлагбаум и помчался по пыльной дороги в Хашури…

 

Глава 12. Город Игроков

Экспедиционные машины двигались дальше на восток по серой в трещинах ленте автострады. До бывшей столицы бывшей Грузии было уже надалеко. Это отмечали и приборы: уровень радиации повышался и, местами, уже до неприличных значений. Крайтон распорядился загерметизировать машины и держать под руками СИЗ.

Дорога, значившаяся на карте, как М-3, вплеталась в большую транспортную развязку, а потом выныривала из нее, сворачивая на юг, к Мцхете. А там и до Тбилиси рукой подать. На дороге навсегда застыли проржавевшие железные коробки автомобилей и автобусов. Когда один из экспедиционных БТРов с лязгом врезался в бурый от ржавчины «Икарус», чтобы расчистить путь, из оконных проемов шмыгнули в кусты какие-то звери. Волки, шакалы или просто одичавшие собаки… Животные, видя, как разворачиваются на дороге железные гиганты, спешили от греха подальше в заросли, за которыми серела мутная вода.

Справа тянулись к небу серые громадины гор. Кое-где дорога была завалена камнями, которые, впрочем, не являлись серьезным препятствием для мощной техники.

Впереди зиял черными глазницами окон маленький промышленный поселок Натактари. Серые и коричневые заводские здания были подобны разбитым черепам гигантских многоглазых чудовищ. На одном из зданий лежал завалившийся башенный кран. Пыль кружилась в унылом вальсе по опустевшим улочкам, между стен безмолвных домов. В окнах, заставляя бойцов нервничать, трепетали обрывки то ли тканей, то ли сигнальных полотнищ. Машины остановились, дали гудок. Никого… Царило безмолвие, нарушаемое лишь гулом могучих двигателей, да лязгом гусениц.

Крайтон по радио приказал всем облачиться в противогазы, ОЗК и вылезти на броню. В тесной утробе бронемашин люди, чертыхаясь, облачались в проклятую резину.

Сергей и Тенгиз вслед за товарищами вылезли на воздух. Проклятый запах старой резины! Хорошо, что солнце сжалилось над людьми и скрылось за облаками. Веселое, субтропическое синее небо мгновенно стало дрябло-серым.

Люди с тревогой следили за черными бесчисленными проемами окон, сжимая в руках оружие. Кто знает, какая опасность может подстерегать в оставленных городах и поселках, куда уже много лет не ступала нога человека. Какие хозяева владеют теперь этими землями?

Река Арагви по левую руку обмелела, цепочка водохранилищ вдоль реки превратились в ямы, на дне которых булькала вонючая жижа. Из реки торчал корпус автобуса, смятого в гармошку. Обессилевшая река поглотила колесные оси машины, но на большее ее не хватило. Крайтон хотел было послать разведчиков вплавь, чтобы обследовать автобус, но тут запротестовали уже американцы. Грузины слушали в наушниках быструю отрывистую английскую речь, пытаясь понять, о чем идет речь. Американцам удалось убедить своего командира-соотечественника и облегченно вздохнуть.

Дальше их ждал неприятный сюрприз.

Высокий бетонный мост через реку был разрушен. Посреди бетонного полотна зиял гигантский провал, часть моста обвалилась и под уклоном упиралась прямо в воду. Неколько опор покосились, и с трудом держали на себе оставшуюся конструкцию.

Танки экспедиции остановились перед препятствием. На той стороне были видны многочисленные машины и автобусы, застывшие над рекой в роковой день. О людях, что остались там, можно было только помолиться.

— Серго, — прогудел через фильтры противогаза голос Тенгиза. — Помнишь? — Он указал рукой в ту сторону, где располагалась Мцхета.

— Помню, — ответил Сергей. — Лучше бы не помнить!

Тогда, десять лет назад, спасаясь от ядерного смерча, они примчались в Мцхету. В город стекались беженцы, дороги были заполнены машинами, с которых свешивались испуганные, сломленные, плачущие люди. На улицах уже гремели выстрелы. Здесь Тенгиз захлебывался слезами, оплакивая родных, а Сергей и Кетеван прощались с прежней уютной жизнью. Отсюда они двинулись на запад, спасаясь от радиации и наступающего холода.

Танки развернулись. Крайтон повел колонну по этому берегу на юг, в сторону Мцхеты. Надо было пройти через рабочий поселок, затем пробраться через город к мосту. Но…

На месте рабочего поселка были руины, перемешанные с грудами породы. Вероятно, здесь произошло мощное землетрясение с обвалами и селевыми потоками впридачу. Ехать дальше было нельзя.

— Damn! Devil! To hell all to hell! — шипел от злости Крайтон в микрофон. — If there are no roads to the north, you can rotate home to a dog penises!

Пришлось повернуть обратно. Теперь экспедиция рванулась на север, чтобы поискать подходящее место для переправы. Оставался один вариант — переправиться на восточный берег, обогнуть Сагурамский заповедник по узкой горной дороге, которая может быть завалена в любом месте и войти в Тбилиси с северо-востока.

Экспедиция вернулась на перекресток-развилку трех дорог. Дальше двигались уже на север, минуя пандусы развязки. Река ушла восточнее, а на месте густой когда-то растительности жалобно торчали лишь огрызки деревьев, похожие на карандаши с сучками. Берег был испещрен мелкими оврагами и балками, съехать к реке не представлялось возможным.

Группа двигалась все дальше на север. Вот головная БРДМ въехала в поселок Натахтари. Вдоль дороги тянулись маленькие домики с черными окнами, потемневшие, с обвалившимися крышами. А вот машины проехали около заброшенного придорожного кафе с потускневшими, облезлыми рекламными вывесками. В этом здании даже стекла остались целыми, правда, помутнели они до непроницаемости. Повсюду стояли брошенные автомобили, валялись на земле железные детали от машин, брошенные вещи, какой-то хлам.

Место для переправы удалось найти лишь через километр. Еще час ушел на то, чтобы перебраться на противоположный берег. Особенно пришлось помучиться с американским тяжелым грузовиком, который чуть было не ушел в реку, не увяз в иле.

Бросив последний взгляд на тот берег, люди увидели, как стая собак гонит в сторону реки одинокую косулю. Это были одичавшие, оставшиеся без опеки человека, собаки, которые, похоже, обосновались недалеко от населенного когда-то пункта. Косуля из последних сил пыталась оторваться от преследователей, но, спустя десять секунд ее песенка была спета.

— Все…Хана косуле! — констатировал Керим.

— Каждый выживает, как может, — сказал кто-то из американцев.

Потом помыкались вдоль обрывистого берега, пока не нашли место, где тяжелая техника могла бы подняться.

Теперь колонна двигалась по песчаному широкому берегу с одинокими головешками деревьев. А, судя по карте, здесь когда-то шумели зелеными листиками сады, фруктовые деревья, змеился по проволочным решеткам хмель. Теперь лишь один песок, мелкие овраги, подступающие к обвалившимся котловинам водохранилищ и прудов, ржавые навесы с проволочными решетками. И ни капли зелени, ни капли жизни.

Когда поднялись по пологому берегу на дорогу, увидели целую вереницу армейских джипов без стекол, без шин. Осторожно обследовали машины. В бардачке одной из них нашли карту с какими-то отметками, стрелочками. Солдат взял в руки карту. Она рассыпалась у него в перчатке.

Поехали дальше… Объехали высокую гору, обозначенную в карте, как высота 846,2. Пересекли линию ЛЭП, проехали старую развалившуюся водокачку. Внизу, между обрывистых берегов бежала маленькая речушка. Там зеленели кустики свежей листов, там, похоже, еще теплилась жизнь. А по берегам этой речушке виднелись маленькие домики.

— Это Бицменди, господа, — сообщил Крайтон. — Обычное горное селение. Ворота в ущелье.

Танки остановились посреди ровной песчаной долины. Чуть впереди к небу вновь поднимались синие горы в драной, зеленой одежде. В сторону гор уходила цепочка ажурных железных опор с обрывками электропроводов. На фоне гор угадывались квадратики домиков, жилища, оставленные людьми… А оставленные ли?

Крайтона заинтересовал заброшенный Бицменди. Туда направилась БРДМ и «Страйкер», да человек пятнадцать бойцов. Основная же часть группы занялась другой деревней — Джигаурой, находившимся в полумиле к югу.

В деревню входили цепью, — под прикрытием танков и бронемашин. Впереди основной группы рыскали бойцы «Дельты». Картина та же, — пустые, брошенные дома, занесенные песком, скрип дверей на ржавых петлях. В домах почти ничего, даже мебели не было. Похоже, кто-то побывал здесь раньше экспедиции Союза, и вынес все, что можно было вынести.

Грохнул взрыв, полетели в разные стороны доски… Одному из американцев показалось, что в доме кто-то шуршит. Недолго думая, в окно он кинул гранату. Оказалось, напрасно.

Люди начинали нервничать. Эта страшная гнетущая тишина запустения заставляла сознание людей искать признаки жизни там, где ее не было, рисовала таинственные силуэты в потемах, чужие приглушенные голоса, скрип половиц в абсолютно пустых жилищах. Ветер скрипел ржавыми петлями, позванивал осколками стекол в гнилых рамах, играя на нервах солдат, и без того натянутых до предела.

Тенгиз и Сергей, слыша стук собственного сердца, истекая потом, подобрались к покосившемуся двухэтажному домику. Вдруг из окна вылетело что-то серое, мохнатое и, несомненно, живое. Взметнулись в небо вороны, с крыши наблюдавшие за действиями людей.

Тенгиз заорал дурным голосом и нажал на спуск. Грохот автоматной очереди в никуда оборвал крик Сергея:

— Тенгиз, хорош стрелять! Это же кошка! Понимаешь, обычная кошка!

— Кошка? — Тенгиз даже не поверил. — Точно?

— У тебя голос, будто ты медведя встретил!

Кошки уже и след простыл…

Когда обследовали половину деревни, в эфире вдруг раздался взволнованный голос американца, одного из тех, что уехал в северную деревню:

— "Blue-1"! Here, strangers! Again, here the five unknowns weapons guarded the entrance to the village! They have machine guns and explosives!

— Что они там говорят? — попытался понять Тенгиз.

Сергей был не силен в английском. Он попытался разобрать в английской речи знакомые выражения, как тут же в эфире пронеслась ответная команда Крайтона:

— This "Blue-1" I forbid you to join the battle! You must move away from the zone of the alleged shooting and wait for reinforcements! I repeat …

А затем передал в эфир уже по-грузински:

— Боевая тревога! — И дальше по порядку кому куда бежать, кому куда ехать, кому встать, занять оборону и не рыпаться. Сергей лишний раз восхитился, как искусно владеет командир сразу тремя языками и как ловко он переходит с одного наречия на другое. Кстати, русский язык его заметно улучшился. Если бы Крайтон жил в России, он бы легко сошел за своего.

…На карте не было дороги с твердым покрытием, ведущей в Ахатани. Вероятно, эта дорога была построена незадолго до войны. БРДМ неподвижно застыла посреди дороги, рядом разворачивал орудие «Страйкер». Возле машин занимали оборону бойцы Экспедиции. В сотне метрах впереди был блокпост неизвестных, охраняющих вход в деревню.

Между БРДМ и блокпостом маячил человек. Он был привязан металлической цепью за ногу. Цепь была длиннющей, тянулась к посту. Человек лет сорока был одет в драные, грязные джинсовые шорты и разгрузочный жилет на голое, в черных разводах тело. Из жилета торчали загадочные проводки, в клапанах угрожающе поблескивали взрыватели гранат, бедра были увешаны тротиловыми шашками и самым разным металлическим хламом. Несчастный размахивал руками, оглядывался назад и истошно кричал по-аджарски:

— Не нападайте! Аллахом заклинаю, не стреляйте! Я жить хочу. Я должен буду взорваться, если вы нападете, и взорву вас! Прошу вас, стойте, где стоите! — ныла «живая мина» на привязи.

С поста тоже кричали что-то… Не разобрать.

Ситуация накалилась, когда позади раздался гул и лязг гусениц. На выручку разведывательной машине катил танк.

Там, на баррикадах поняли, что подезжают новые гости. В бинокль можно было рассмотреть, как там суетятся люди. Раздалась автоматная очередь. Пули высекли каненную крошку недалеко от застывшего в нерешительности аджарца. Тот подпрыгнул, залился горючими слезами:

— Не надо, прошу вас! У нас ничего нет, мы бедные! Остановитесь!!! — «Шахид» нехотя подбирался вперед, оглядываясь на блок-пост. Сделав пару шагов, он спрятался за валун у дороги. Однако новые выстрелы заставили его завизжать от испуга и выбраться из своего укрытия.

Защелкали затворы автоматов. Жерло танковой пушки стало поворачиваться в сторону баррикад.

— Сейчас будет месиво, — прокомментировал кто-то из грузин. В случае реального боя от баррикады осталось бы мокрое место через три секунды. Правда, какие силы сможет выставить деревня, — это вопрос.

Внизу шелестела бурная горная речка, обнимая мокрые серые камни. Она как бы успокаивала обе стороны.

Вперед вышел сержант Гарро, рядом с ним пожилой механик Гермоген. Он, улыбаясь, забросив винтовку за спину, осторожно подошел к заминированному человеку. Гарро поотстал, но держал руки на виду и тоже улыбался во все зубы. Улыбаясь и разводя руки в стороны, он непринужденно спросил у несчастного аджарца:

— Эй, друг, какие проблемы? Зачем нервничаешь? Зачем плачешь? Мы сюда пришли с миром, а не воевать!

— Слава Аллаху, вы остановились! — Аджарец был готов чуть ли не ноги целовать нежданным гостям. — Они вытолкнули меня навстречу вам, чтобы я взорвал вас, если вы приблизитесь! Я так рад, что не будете стрелять!

Аджарец был жалок. Он размазывал покалеченной ладонью без одного пальца слезы и сопли по лицу. Его редкие волосы слиплись на лбу, глаза выражали животный страх.

— Как тебя зовут? — спросил Гарро. — Ты только не нервничай, дружище.

— Аслан… — нервно дергаясь, ответил несчастный.

— Эй, Аслан, а зачем тебя посадили на цепь?

— Потому что на свет появился! — взвизгнул Аслан. — Потому что не смог…

— Не смог что?

Аджарец только махнул рукой и, гремя цепью, отошел к горному склону. Там по горе стекал небольшой ручеек. Он зачерпнул своими грязными ладонями воду и жадно выпил.

— Слушай, Аслан, а с хозяином твоим я могу поговорить? — спросил Гермоген.

— Хозяин там… — махнул рукой в сторону поста страдалец…

…— Держите, друзья! Курите! — Гермоген щедро развязал свой кисет с душистой курительной смесью.

Старшина охранников, Сергили, недоверчиво посмотрел на чужака в чистом, ладном камуфляже, потом посмотрел на своих бойцов, — грязных, изможденных мужчин. Осторожно протянул руку к кисету:

— Со мной закуришь?

— Ты что мне не доверяешь?! Слушай, за кого меня принимаешь?! — возмутился Гермоген. — Матерью клянусь, не имею злого умысла! Так разве гостей принимают?

— Время сейчас такое, — скорбно и, вместе с тем, сердито ответил Сергили. — Если гость на танке приезжает, — еще не известно, что это за гость!

Гермоген горестно вздохнул. Да, время нынче волчье… И эти люди, нашедшие приют в этой забытой Богом и чертом деревеньке, боятся всего.

Когда они, влекомые привязанным за ногу Асланом, только приблизились к баррикаде, этой куче мусора, ржавых железных бочек, набитых землей, рядом с корпусом старого самосвала, этот же старшина дурным голосом закричал, чтобы они легли на землю и отложили все оружие. Иначе взорвут ходячую мину, и все дела! Искушать местных жителей не стали, подчинились. Потом, держа их на прицеле автоматов, их обыскали чуть ли не до трусов. Посланцев Союза выживших поселений поразил вид этих стражников. Уж на что в Союзе было не до жиру, но эти, местные, казались просто оборванцами даже по меркам Армагеддона!

Заросшие, грязные, они были одеты кто в драную футболку, кто в обрывки заводских спецовок, кто в потертые серо-буро-малиновые штаны и жилет на голое тело. Обувь у этих людей, — одно только название, что обувь! Кроссовки, связанные бечевкой, чтоб не развалились, куски резины, примотанные к икрам веревками. У одного только старшины более-менее целые сапоги и серый полицейский камуфляж. И все как один бойцы были обвешаны какими-то цепочками, железяками, старыми армейскими жетонами. Панки, металлисты и прочие неформалы при виде таких «воинов Судного дня» нервно курили бы в сторонке.

Эти люди были просто ошарашены появлению из ниоткуда колонны боевой техники и такому количеству воинов. Они, оказывается, были в полной уверенности, что все на Земле погибло, и их убогая деревушка, — единственный очаг цивилизации на планете. Кстати, деревушку они упорно называли городом.

И боялись всего. Танков и бронемашин. Двух бойцов, особенно американца. На американца они смотрели с какой-то особенной настороженностью. По глазам было видно, — растерзали бы. И забрали бы себе и американское оружие, и гранаты, и форму. Если бы не боялись дула танковой пушки и крупнокалиберных пулеметов. Вот и к табаку прицепились, — не отравлен ли?

— Он прав, — неожиданно встал на защиту Сергили сержант Гарро. В доказательство добрых намерений, он достал из кармана бумажку, зачерпнул у Гермогена горсточку смеси и с умиротворенной физиономией начал сворачивать самокрутку.

— Отличная смесь, рекомендую! — улыбнулся Гарро, попыхивая дымом.

Это окончательно сломило волю «защитников города». Спешно они стали брать у Гермогена порции курительной смеси, сворачивали в бумажки и закуривали. Один боец тут же ссыпал всю порцию в карман:

— Потом обменяю на что-нибудь!

— Сколько мы должны?! — серьезно спросил Сергили.

— Да вы что, ребята?! — изумился Гермоген. — За что вы платить собираетесь, за эти пылинки?! У нас этой смеси, — море! Вот, приезжайте к нам в гости, — удивитесь!

— Бесплатно?! Вы уверены?! — не вероил ушам Сергили. — Бесплатно в нашем мире ничего не бывает!

— Так уж и ничего?!

— О-кей! Это в знак доброй воли, — помог Гарро.

— И вы это сами выращиваете?

— Разумеется!

— Вы сами выращиваете себе пищу?! — Глаза у Сергили стали круглые, как монеты.

— Конечно! А у кого нынче купишь? Не в Америке же?

— У нас пищу выращивают только goimebi, — сказал Сергили. — Те, у кого не хватает ума делать деньги на ровном месте, или добывать их силой! Да и что можно вырастить на такой земле! Все отравлено, разрушено, сожжено! А у вас, послушать, так рай земной!

— От труда земля плодами богата! — наставительно сказал Гермоген. Но Сергили только рукой махнул:

— Старая философия! Ладно, я человека к Княгине отправил. Она скажет, что делать!

— Просто впустите нас в город, да и все! — предложил Гарро.

— Что?! — воскликнул Сергили, — Вас? С вашей техникой?! А если вы все же захватчики?! С вашей техникой вы…, — Тут Сергили замолчал, понимая, что говорит лишнее. — Как Княгиня скажет, так и будет!

— А кто такая Княгиня?

— Она всем городом управляет! — объяснил Сергили. — Без нее ничего не делается.

— А что за город? Как он называется?

— Понятия не имею… Мы его просто Городом называем. Ну, иногда, — Город Игроков.

— А туристы часто бывают? Такие, как мы? — спросил Гарро.

— Издеваетесь? — скучно, стиснув зубы, сказал Сергили…

… «Стояние» на дороге продолжалось еще полчаса. Наконец, приехал на кривом, избитом велосипеде, гонец. Он принес сообщение, — в Город Игроков может прибыть часть людей для установления контакта. Все должны быть без оружия. Сама княгиня пришлет «заложников» в качестве гарантии безопасности посланников.

Экспедиция расположилась в деревне Бицменди. За три часа вокруг здания бывшего сельсовета вырос аккуратный американский военный лагерь. Лишние дома просто-напросто снесли тяжелой техникой, чтобы не закрывали обзор. В остальных расположились бойцы. Кому не хватило места в домах, расположились в палатках. Как ни странно, за палатки первыми высказались американцы.

Крайтон молча выслушал Сергили, когда тот приехал в лагерь. С ним было пятеро заложников-оборванцев. Они со страхом смотрели на вооруженных людей, на урчащие машины, на идеальный военный порядок, царящий в лагере, на изобилие оружия и боеприпасов.

— Значит, без оружия? — переспросил капитан. Сергили только молча кивнул. Потом добавил:

— Такова воля княгини.

Крайтон встал, прошелся по комнате туда-сюда. Отправлять невооруженных людей туда, в неизвестность, — безумие. С другой стороны, им необходимо топливо. Как сообщил Сергили, топливо в этом «городе» есть. И информация по Тбилиси тоже лишней не будет. Может там им удастся раздобыть дополнительную информацию о том, что сейчас творится в бывшей столице этого государства. Крайтон еще раз посмотрел на карту, которую он уже ненавидел.

— Хорошо. Я согласен на ваши условия. Но учтите… Если через двадцать четыре часа мои люди не вернутся, вашего города здесь не будет!

— Не надо пугать нас, мы уже пуганные! — набычился Сергили.

— Я не пугаю. Я предупреждаю, — отчеканил Крайтон. — Пугать я начу, когда вызову авиацию.

Это была ложь. Авиацию Крайтон вызвать не мог при всем желании. Но припугнуть аборигенов не мешает.

Решено. БРДМ довезет людей до их поста, а там уж они своим ходом… Крайтон вызвал к себе сержанта Гарро. Он пойдет старшим. С ними отправятся…Русский, он разнюхает там радиационную обстановку, проверит химию. Тот шофер, Тенгиз, он друг русского дозиметриста, он разбирается в машинах, в топливе, он тоже пригодится. Еще пару грузин, — пусть поторгуют. Нет, лучше троих, — двух братьев и этого Гермогена, он уже общий язык с аборигенами нашел. Всего шесть человек.

Провожая своих бойцов в дорогу, Крайтон сказал им:

— Не волнуйтесь, ребята. Я верю, что все будет в порядке. Они боятся нас. Ваша информация очень важна для нас.

А после он незаметно засунул в карман Гарро портативную рацию. Сказал ему:

— Приглядывай за нашими русскими, Эммет. Они такие горячие, эти русские, да и грузины тоже. Если что, немедленно вызывай меня. Поможем… Вы должны вернуться, Эммет.

— Есть, сэр, — кивнул сержант. Он отдал честь капитану и быстрым шагом пошел к БРДМ.

Когда броневик исчез в темном ущелье, Крайтон вдруг отдал команду:

— Экспедиция! Немедленно свернуть лагерь! Приготовиться к переходу!

Он снова достал из советского кожаного планшета карту. Пусть эти аборигены думают, что экспедиция остановится в Бицменди. А они пока переберутся в Джигауру. На всякий случай…

…— Я прекрасно понимаю, что я превратился в затычку для каждой бочки! — удрученно говорил Сергей, глядя на мрачные горные склоны. — Что у Ричардса, что у Крайтона!

— Не переживай, Сердж! — усмехнулся Гарро. — Когда-то такой же затычкой был я! А так как ты моложе меня, теперь твоя очередь!

— Это несправедливо, — заключил Сергей.

Он оглядел своих спутников, жмурившихся от яркого солнца. Сергили, проводник разведчиков и гарант их безопасности, Тенгиз, Гермоген, Артеми, бывший студент, Амирани, крестьянин, коренной житель Хашури, — все они растянулись на телеге, которую тащила по разбитой дороге БРДМ. Амирани так и вовсе спал, пристроившись под навесом на мешке с огурцами.

— Ты мне напоминаешь моего младшего брата, Сердж, — сказал Гарро, не зная, куда деть свои руки. Как же непривычно было без оружия! Не оставляло ощущение, как будто ты что-то забыл.

— А сколько ему?

— Двадцать два. Было двадцать два… Он тоже все время искал правду. Считал, что закон — это еще не все, что жить надо по христианским законам, — Гарро заметно помрачнел. — Когда у вас здесь началась первая война, он не вылезал из Интернета. Не верил нашим телеканалам, общался с русскими, с европейцами. Говорил, что все не так, что официальные новости врут. И дождался… Когда начался кризис, его одного из первых выпихнули с работы. И никуда больше не брали. Ну, он и покатился по наклонной, начал пить, колоться…И как-то его сбил на дороге грузовик. А я из-за него чуть не вылетел из армии. Я тогда его просто возненавидел. А сейчас я понимаю, — парень чувствовал, что за времена настают и хотел остановить, задержать это, как мог.

— Жалко его, — сказал Сергей.

— Нет, — ответил Гарро. — Он сам выбрал свой путь. Это я понял уже здесь, в Джорджии. Каждый сам выбирает свой путь по душе. И, пока он его не найдет, будет лишь половина человека.

Так Гарро и сказал по-русски: «половина человека». А они тем временем подъехали к баррикаде, у которой застылив изумлении четверо охранников с АК и витовками Мосина в руках. Сергей подумал: «Господи, сколько же еще оружия, старого, уже негодного, извлечено людьми из погребов, чтобы борьться за свою жизнь не с голыми руками». Он не удивился бы, если бы встретил бойцов с кремневыми ружьями 17 века. А там и до луков с каменными топорами недалеко!

И вот подъем закончился. Меж горных круч на небольшом плато раскинулся загадочный «город Игроков». В небо тянулись десятки дымов, а между старых домов и относительно новых сооружений сновали люди.

От маленькой грузинской деревушки остались лишь редкие одноэтажные квадратные домики. К их стенам жались старые, грязные брезентовые палатки и круглые жилища, наподобие киргизских юрт. В качестве жилищ использовали корпуса междугородних автобусов, где стекол не было, а окна были завешены одеялами и тряпками, потерявшими цвет. Люди обосновались даже в подбитом транспортном вертолете, лежащим в песке на брюхе, с отломанными лопастями и хвостом.

Жители этого странного города оборачивались на шум двигателя. Они с изумлением покачивали головами, что-то говорили друг другу, кто-то начинал плакать, кто-то истерически захохотал. Они сбегались к необычной машине, чтобы получше рассмотреть ее. А посланцы Союза всматривались в их лица. И тут же жалели об этом.

Большая часть людей была одета в тряпки, драные одеяния, балахоны из лоскутов, кое-как сшитых, скрепленных друг с другом. За неимением лучшего многие украшали себя обломками механизмов, старыми железяками, которые бренчали, как бубенцы. У кого-то вместо обуви были куски резины или деревяшек, примотанных к ногам веревкой, какая-то модница напялила на лысую голову подобие шляпы, сделанное из абажура для люстры. Многие бегали босиком, у кого-то не было ничего, кроме убогой тряпочки на бедрах. Их лица не предвещали ничего хорошего. Чувствовалась и нарастала нестерпимая вонь, как будто они въяезжали на свалку. Гарро, ничего не говоря, мигом надел свой противогаз, и его примеру тут же последовали все остальные.

Здесь многие были тяжело больны, многие доживали свой век. Сергей и его товарищи видели людей с уродливыми кожными наростами на головах, видели одноногих и тех, у кого рядом с одной здоровой ногой болтались культяшки двух «лишних» конечностей. Видели слепых, одноглазых, с провалившимся носом, беззубых, безухих. Видели тех, у кого голова была огромная, как шар, и сквозь их бледную кожу можно было разглядеть узлы набухших жил. И все это скопище уродов кричало, вопило, стонало, плакало, хохотало при виде диковинной машины из прошлого, при виде здоровых мужчин в хорошей чистой одежде. Сергей инстинктивно отшатывался от тянущихся к ним костлявых рук, он с трудом подавлял в себе желание соскочить с телеги и броситься куда-нибудь в сторону, спрятаться в каменных развалинах.

Сергили тоже решил позаботиться об индивидуальной защите. Он вытащил из-за пазухи какую-то повязку, надел ее, закрывая нос и рот. Потом он снял с плеча чешский «Скорпион» и сделал два одиночных выстрела поверх голов:

— А ну, пошли отсюда! Нищеброды, гоимеби! Чтоб вас черти в аду трахали!

А потом он обернулся к гостям и сказал:

— Ничего! Сейчас до стены доедем, там свосем другая публика, респектабельная!

Сергей увидел, как прямо на улицах горят костры, как в громадном черном от сажи и закопченного жира котле варят какую-то пахучую похлебку. К торговцу подходили люди, отдавали ему что-то, получая взамен вонючую похлебку. И тут же ее сжирали, быстро, пока не отняли другие. Одному покупателю не повезло: на него налетела стайка полуголых чумазых мальчишек. Пацаны с волчьими глазами сбили его сног, принялись избивать руками и ногами, не обращая внимания на вопли и крики о помощи. Разумеется, никто из прохожих даже не подумал помочь ему, они только ускорили шаг. Тарелка со звоном полетела на землю, пахучая жижа вылилась. А мальчишки выхватили из тарелки какие-то куски, подхватили саму тарелку и с кусками в зубах, как волчата бросились врассыпную.

Торговца это нисколько не волновало. Он помешал деревянной палкой свое варево и принялся орать во всю глотку, зазывая покупателей:

— Лучший суп во всей округе! Недорого! Только у меня чистейшее крысиное мясо! — Потом он с презрением посмотрел на охающего избитого клиента, плюнул на него и выкрикнул:

— Так тебе и надо, лузер, свиное семя! По сторонам смотреть надо, сын осла!

Тут же у застывшего навеки грузовика зазывали клиентов местные проститутки, дородные сорокалетние бабищи. Одетые лишь в дамское, обветшавшее от времени, нижнее белье, они крутили задницами, трясли грудями, призывно кивая на кузов, завешанный одеялом. Из кузова слышались недвусмысленные стоны и крики. Девочек «опекал» одноногий карлик, одетый в длинный, драный, грязный плащ без рукавов на голое тело.

— Что это? — вдруг спросил Тенгиз, показывая на двухэтажный дом, на котором красовалась больша деревянная вывеска «Casino».

— Казино. Там же написано, — ответил Сергили. — В Городе Игроков игра — это смысл жизни. Нигде нет такого количества игорных заведений, как у нас. Удача правит миром.

У игорного заведения толпился народ. Под крики толпы из дверей вылетел одетый в камуфляжные штаны и патронташ здоровенный детина. Он заорал от ярости, вскочил и бросился было обратно, но тут же упал, простреленный насквозь. А из дверей вышел седой мужик с автоматом наперевес. Он деловито обшарил карманы убитого, снял с него патронташ. Никто не смел напасть на седого или помешать ему, хотя зевак собралось несколько десятков. А потом седой ушел обратно, в здание, где горели огни. А зеваки тут же накинулись на труп, срывая с него штаны и будто бы желая разорвать сам труп на части.

— Кошмар! Это же варварство! — только и сказал Тенгиз.

— Такова природа человеческая, — пожал плечами Сергили. — Ему просто не повезло. Сейчас подъезжаем к стене.

«Стеной» он называл нагромождение искореженных каркасов машин и механизмов, заваленные разным мусором. В этой куче путешественники разглядели железные сетчатые ворота, которые начали открывать. На гребне этой мусорной горы несли службу вооруженные люди, одетые побогаче. Среди них были и женщины.

Двое головорезов открыли ворота и знаками показывали водителю, езжай, мол, сюда.

Когда броневик проехал в ворота вдруг юркнул маленький человечек в лохмотьях. Вбежав, он торжествующе вскинул руки вверх и заорал по-армянски:

— Наконец-то! Наконец-то и я прорвался в круг избранных! Теперь…

Бедолага не успел договорить. Стражники без лишних сентиментов открыли по нему огонь. Человечек упал, фонтанируя кровью. Путешественники уже хотели вмешаться, но их осадил Гарро:

— Назад! Приказ Крайтона, — ни во что не вмешиваться! Сердж, это по-моему ваша поговорка: «В чужой монастырь со своим уставом не прутся»?!

— Да, не нужно вмешиваться, — подтвердил Сергили. — Несанкционированное проникновение в пределы Среднего Круга запрещено и карается смертью!

— А кто на это имеет право? — спросил Гермоген.

— Те, кто может себе это позволить, — ответил Сергили. — Финансово.

— А ты можешь?

— Я?! — Сергили усмехнулся. — Я периодически бываю вхож и в Резиденцию Княгини! Когда у нее настроение хорошее!

— Повезло, — насмешливо сказал Гермоген.

— Повезло, — невесело ухмыльнулся Сергили.

Эта часть деревни была куда чище. Народу здесь было меньше, одеты они были получше. У некоторых вид был вполне процветающим по нынешним временам.

Вывески на домах и конструкциях многотонного металлолома сменяли одна другую. «Игорный дом», «Амбулатория», «Бар», «Юрист», «Карты», «Рулетка», «Испытай фортуну». Но и они провожали любопытным, голодным взглядом бронемашину на ходу.

Здесь тоже на каждом углу шла торговля. Но здесь это выглядело как-то приличнее. Никто не визжал, не дрался, не стрелял.

Мимо броневика прошел толстяк в летней белой рубашке, на которой не хватало пуговиц. Вид у него был вполне сытый и довольный. На длинном собачьем поводке он вел двух обнаженных худых девушек. У каждой из них была на ошейнике деревянная табличка с надписью: «Продается».

— Ай, молодцы! Вы и рабство возродили?! — гневно прошипел Гермоген. — Тоже элемент удачи?

— Не совсем, — отвечал Сергили без капли смущения, — Этих девушек, — старшую и младшую дочь продал их отец. За долги. Долги как-то отдавать надо. Этот человек их купил.

— Господин сержант, может, развернемся? — спросил Тенгиз.

— Нет, — нахмурился Гарро. — Посмотрим, разведаем обстановку. And what would be clearer.

— И где же можно наделать такие долги?

— Наверное, на рулетке. Или в карты. Откуда я знаю? Вообще, рабства, как такового у нас нет. Эти девочки отработают отцовский долг и вернутся домой.

И вот они подъехали к центру деревни. Выше других зданий возвышался трехэтажный особняк, построенный еще до войны. Здесь не было бродяг и чужаков, двор перед церковью был чисто убран, подметен. У самого входа стояли двое мужеподобных девиц в песчаном камуфляже с немецкими МР-5. И где они такие машинки достали?

— Почетный караул?! — спросил Сергей.

— Вроде того, — ответил Сергили. — Сейчас вы увидите Княгиню. Она обладает здесь абсолютной властью. Так что не зубоскалить, не говорить, как здесь все плохо и отвечать на вопросы.

— И у нас есть вопросы. Как вы дошли до жизни такой? — гневно сказал Гермоген.

— Вот этого Княгине говорить не надо! — Сергили передернуло, как будто его мучила зубная боль.

Первое, что поразило путешественников в доме, — это огромное количество самых разнообразных вещей, мебели, которыми была заставлена огромная прихожая. Вещи были повсюду, мебель, когда-то шикарная, а ныне потемневшая, потрескавшаяся, стояла без всякого порядка, как будто ее только что внесли, но расставить еще не успели. На столах, выполненных под девятнадцатый век, лежали женские платья, какое-то белье, стояли телевизоры, DVD-магнитофоны с оторванными шнурами, компьютерные мониторы. Окно было задернуто кремовыми гардинами, а на стене была укреплена огромная плазменная видеопанель. Что интересно, панель использовали как доску для записи. На кинескопе маркерами и просто краской были записаны какие-то столбики цифр.

К прихожей примыкала комнатка, в которой четыре головореза играли в карты. Вместо стола они использовали молодую девушку в лохмотьях, поставленную на четвереньки. На спине у девушки лежала широкая деревяшка. Головорезы курили, вполголоса переговаривались, шлепали картами о стол. У стены стояли несколько дробовиков, «Сайга» и американская ХМ-8. Все они бросили игру и быстро обернулись, всматриваясь в чужаков. Один из мужчин положил ноги на спину девушке и взял «Сайгу» в руки, сделав вид, что проверяет затвор.

— Вы и есть те самые пришельцы с запада? — спросил один из игроков, лысый высокий мужчина со шрамом от губы до подбородка.

— Те самые… — ответил Гарро.

— Отлично! Я же говорил, что не могли все погибнуть! — улыбнулся игрок. — Что привезли, ребята? Можем помочь с покупателями. Или сами что-нибудь возьмем!

— Здравствуйте для начала, сынки, — сказал хмурый Гермоген.

— А что тебе до моего здоровья? — вдруг оскаблился человек со шрамом. — Да и ты мне не отец, чтобы сынком называть, усек?!

— Ты я смотрю, храбрый воин? — не унимался Гермоген.

— А ты, я смотрю, пророк?! — недобро оскалился громила.

— Если ты воин, как же ты можешь так девушку унижать?!

— Я «»»»»ю! — хлопнул по колену один из бойцов. — Эти клоуны здесь еще права качать собираются!

— Вас, похоже, давно вежливости не учили, — встал с места «шрам». — Так можно и поучить!

— Успокойся, Айрат! — вдруг вмешался Сергили. — У них «крыша» мощная!

— Вах, и ты здесь! — усмехнулся человек, которого назвали Айрат. — Сергили! Слышал о твоих последних неудачах! Ты у них гидом или экскурсоводом?!

— Как княгиня скажет! — отрезал Сергили. — О каких ты неудачах говоришь? На прошлой неделе я хороший куш взял. Видел? — Сергили снял с плеча свой «Скорпион», покачал им, показывая Айрату.

— Нашел, чем хвастаться! — возразил Айрат. — Старье! Каких-то денег, конечно, стоит, но где ты к нему патроны будешь брать?! А вы, — это уже адресовалось гостям, — запомните. Нам плевать, как вы живете в своих землях. Здесь, — законы наши! Или соблюдайте их, или валите на все четыре стороны.

Впрочем Айрат сложил со «стола» карты на подоконник, снял со спины девушки крышку, шлепнул ее по заднице, так, что девушка ойкнула:

— Свободна! — громко возвестил Айрат. Девушка встала, отряхивая колени, и быстро прошмыгнула, не поднимая глаз, в дверь на улицу.

Действия Айрата не вызвали протеста у его товарищей. Все они безропотно встали со стульев, разобрали оружие, направились на второй этаж по лестнице. Похоже, Айрат ходил здесь в авторитетах.

— Девочка долг отрабатывала, — объяснил он путешественникам. — Могла бы, конечно, и по-другому отработать, но ведь совсем еще соплячка! У меня на такую …рука не поднимется.

— О-кей, я думаю, мы найдем общий язык! — сказал Гарро, хитро улыбаясь. — У вас, похоже, есть то, что нам нужно!

— Может и есть… а, может, и нет, — на этот раз задумчиво протянул Айрат, проведя рукой по подоконнику. Посмотрел на палец. — Ками! Ками, где тебя носит! Почему грязь здесь?!

Откуда ни возьмись, в этом нагромождении барахла появилась еще одна миниатюрная девушка, одетая в кружевной передник на голое тело. Она быстро подскочила к окну и принялась протирать подоконник.

— Вот скажу Княгине, — пригрозил Айрат.

Девочка испуганно замотала головой, заплакала.

— Тогда вытирай, чтобы чисто было! — приказал «авторитет». — А что вам нужно?! У нас много чего есть!

В этот момент на лестнице послышались шаги. Дверь отворилась, ивзглядам путешественников предстала женщина в шикарном когда-то вечернем красном платье, увешанная золотом и серебром сверх всякой меры. Платье был длинное, и его шлейф струился по дощатому полу. Пышные черные волосы были стянуты толстым золотистым ободом. На лице женщины была косметика, — редкость по нынешним временам. Женщина была красива, но все впечатление портило огромное количество украшений, не сочетающихся друг с другом и друг друга закрывающие.

— Я так вижу, что вы меня уже заждались! — прожурчал нежный голос женщины.

— Княгиня! Я тут пока гостям рассказываю о наших порядках! — улыбнулся Айрат. Сказал он это с какой-то бравадой, даже наглостью.

— Очень хорошо, Айри! — Княгиня, видимо, осталась довольга. Она быстро спустилась по леснице, цокая каблуками. С интересом оглядела гостей.

— Вообще-то Княгиню приветствуют, вставая на одно колено, — заметила хозяйка местных владений.

— Прошу прощения, мэм, — сказал Гарро, — но мы на колени не встаем даже перед президентом! Мы лишь отдаем им честь! Но вам я это сделаю с особым удовольствием! — С этими словами Гарро вытянулся по стойке смирно и поприветствовал владычицу по-военному.

Айрат бросил на пришельцев недобрый взгляд, но ничего не сказал. Вмешался Сергили:

— Простите их, княгиня! Они прибыли издалека и не знают законов цивилизации!

— Мне не нужен переводчик, понял! — неожиданно жесто ответила Княгиня. — А ты что, тоже только честь отдаешь?! Всем, или только некоторым?! — Она вдруг со злостью ударила Сергили кулачком в нос. Сергили отшатнулся, но защититься не посмел. Он послушно опустился на одно колено, опустив голову. А Айрат ехидно улыбнулся.

Княгиня властным взглядом окинула комнату. Служанка Ками уже стояла на коленях. Айрат, однако, даже не думал падать ниц. Видимо, он был фаворитом княгиги и располагал значительными привилегиями.

— Княгиня! — встрял Сергей. — Позвольте преподнести вам небольшой подарок от нашего командира.

На подарке загадочной княгине настоял сам Крайтон. Сергей открыл небольшой металлический чемоданчик и достал оттуда золотые часы на ходу. Золотые часы Крайтон прихватил в разгромленном городе чернокожих наемников. Неизвестно чем руководствовался американский капитан, составляя такое сочетание подарков, но вышло удачно. У княгини аж глаза загорелись! А Сергей ощущал себя послом перед троном царицы в далекой стране.

— Спасибо! Я тронута, — тихо ответила княгиня, вглядываясь в глаза Сергея. Ее, казалось, заинтересовал этот рыжеволосый бородач с необычайно светлой для этих краев кожей.

И вновь досталось бедному Сергили. Княгиня одела их на руку, улыбнулась солнечной улыбкой, повернулась к охраннику и ядовито сказала:

— Вот какие подарки надо дарить женщине! Понял, раб?!

— Да, госпожа, — простонал сконфуженный Сергили.

— Великолепно! — засияла женщина. — А теперь пройдем в мои покои! Я слышала, вы прибыли издалека?! Нам есть о чем поговорить! Ты мне нравишься! Проводи меня, огневолосый богатырь! — это уже было адресовано Сергею.

Спиной чувствуя саркастические ухмылки товарищей, Сергей предложил ей свою руку. Княгиня, едва достававшая макушкой до его подбородка, нежно взяла его под локоть и жестом пригласила гостей следовать за ними.

А с лица Айрата исчезла его самодовольная улыбка.

 

Глава 13. Закон игра, хозяйка-дура

— Втыкай! — громко крикнул Сергей, чтоб его было слышно через противогаз. — Аккуратнее, прибор сломаешь!

— Что? — не понял Тенгиз.

— Аккуратнее, говорю! Это же зонд, а не лом!

— Слушай, сам сказал, втыкай, вот я и воткнул!

Сергею казалось, что он сейчас сгорит. Лазить несколько часов в противогазе, в антирадиационном костюме под сорокаградусным солнцем, где нет ни единой тени, — это перебор. Пот заливал глаза, во рту было сухо, как в пустыне. Хорошо, влагопоглотители в противогазе были свежие. Он сейчас проклинал и Гарро, и, до кучи, Крайтона. И сейчас ему просто до помешательства хотелось домой, к Кетино, к детишкам.

Переговоры с княгиней, мать ее так, прошли успешнее некуда. Она вцепилась в Сергея мертвой хваткой, наговорила ему на ухо кучу разных непристойностей, после чего уселась в гламурное креслице, изображавшее трон, и потребовала подробного рассказа о Союзе выживших поселений, обо все аспектах жизни поселян. Рассказывал Гарро. Слушала княгиня внимательно…первые двадцать минут, потом пошла к антикварному туалетному столику, а расспрашивал их уже Айрат, которому королева здешних мест доверяла. Наведя марафет, княгиня вернулась и продолжила расспросы.

Интересна была реакция на предложение Гарро начать переговоры о присоединении к Союзу. Княгиня сначала проявила интерес, клюнув на дешевые товары и продукты. Но Айрат необычно жестко осек женщину, сказав, что надо все обдумать.

Потом начался торг, — прямо в будуаре Княгини. Кабинетом назвать это помещение с широкой кроватью, шелковыми (дырявыми, правда) простынями, зеркалами и игривыми занавесочками, язык не поворачивался.

Когда местной хозяйке показали мешок настоящих свежих огурцов, она потеряла дар речи. Даже Айрат приподнялся со своего стула, присвистнул. Хозяева Города Игроков с трудом бороли в себе желание накинуться на невиданное сокровище, будто перед ними раскрыли ларец с алмазами. Княгине, Айрату и Сергили предложили попробовать свежие овощи. Княгиня схватила свой огурец сразу и стала жевать с такой яростью, что у нее, казалось, зубы вылетят. Айрат от своей доли отказался в пользу Княгини, его примеру последовал и Сергили. Благородства последнего хозяйка не оценила:

— Ты что, думаешь, я возьму еду, после того, как ты касался ее своими вонючими руками?! Забери и подавись, свинья!

Чем же таким Сергили насолил княгине, раз он попал в такую немилость? Обхаянный старшина блок-поста сконфуженно завернул свой огурец в тряпицу, положил в карман.

Итак, мешок огурцов, два десятка стволов оружия, патроны, комплекты химзащиты. Взамен Гарро просил топлива. И дальше начался базар.

Княгиня предложила за все это великолепие такую смешную плату, что Гермоген без слов стал завязывать мешок. Правительница возмутилась, прибавила еще, вмешался Айрат, но Гермоген и его помощники-крестьяне встретили этот натиск с достоинством. Пошел торг на повышенных тонах, слышалась брань Айрата, протесты Гермогена. Даже Тенгиз вмешался в спор. Сержант Гарро на этот раз умолк, с интересом наблюдая, до чего договорятся кавказцы. Сергей тоже участия в споре не принимал.

Порой стороны приходили в такое ожесточение, что, казалось, сейчас схватятся за ножи. Сергей впервые обратил внимание, как меняется в гневе выражение лица этой милой молодой женщины, увешанной золотом. Он вспомнил знаменитых парижских гаргулий…или гарпий. Короче, каменные фигуры чудовищ на каком-то парижском здании. Так вот, — самое то. Айрат тоже потемнел от гнева, его руки стискивали подлокотники архаичного кресла, будто искали оружие. Видно, не привыкли к такому обращению сильные города сего. Ох, с каким бы удовольствием прикончили бы они наглых путешественников, ох, растерзали бы их на лоскутки! Если бы не помнили о танках и сотне солдат, ждущих своего часа в Бицменди!

Наконец, когда спорщики подустали, Гарро предложил положить на чашу весов дополнительный козырь. Он сказал, что среди них есть опытный дозиметрист (тут Сергей почувствовал неладное), который за сутки может проверить их город на предмет радиационной безопасности. Княгиня тут же сменила гнев на милость, даже заулыбалась. Наградила Сергея своей лучезарной улыбкой (в которой, кстати, не хватало одного переднего зуба) и томным голосом попросила помочь одинокой (ха-ха) женщине. И вот Сергей здесь, в резине, вспотевший как черт, ходит по этой гребанной деревне со счетчиком Гейгера. А Тенгиз, закадычный друг, помогает ему. А остальные отправились за горючим. И откуда в этой чертовой дыре горючее?!

Дозиметристов, по личному приказу Княгини, сопровождали телохранители. Айрат с АКМ, Сергили со своей чешской машинкой и еще один мужик, здоровенный накачанный детина с пшеничными волосами, подстриженными «под ежик». Детина, вооруженный АКСУ, был одет в серую футболку и камуфляжные штаны, обрезанные у голени. Его глаза были скрыты под солнцезащитными очками, он жевал жвачку и выражал полное безразличие ко всему происходящему.

Было уже пять часов дня, но солнце и не думало унимать свой жар. Сергей и компания уже прошли так называемые Ближний и Средний Круги. Здесь народу было немного, многие дома пустовали. Местные предпочитали селиться в легких палатках или в самодельных шатрах с твердым каркасом. Свои каменные стены были только у самых состоятельных.

Публика, в основном мужчины, с интересом наблюдали за действиями гостей. Каждый второй обязательно подходил, интересовался, что за «зеленые человечки» приехали к ним. Спрашивали, сколько Сергей хочет за свою экипировку и приборы. Сергей отговаривался, что амуниция не его, а командира. Айрат вставлял пару комментариев. Кстати, практически со всеми Айрат был знаком и, видимо, поддерживал с ними если не товарищеские, то партнерские отношения. Потом каждый любопытный хотел, чтобы Сергей проверил именно их дом. Разумеется, не беплатно. Айрату такие предложения были по душе, и Сергею приходилось идти проверять убогие жилища «обеспеченных» людей. Те, удовлетворенные результатом (или неудовлетворенные) отсыпали Айрату горсть патронов, или отдавали какие-то вещи, покрытые трещинами, ржавчиной. И, надо отдать должное главарю, он тут же отдавал Сергею половину «заработка».

— Чтобы потом ты мне долги не предъявлял, — объяснил Айрат причины столь неслыханной щедрости. — А то скажешь Княгине, а у нее ум за разум зайдет, что-то она тебе глазки строит… Предупреждаю, Серго, даже не рассчитывай на мое место!

— Очень надо! — прокашлял Сергей. — Ты думаешь, я тут мечтаю остаться?! Отдаст командир приказ, меня здесь через пять минут не будет!

— Скажи спасибо своему командиру! — зло улыбнулся Айрат. — Если бы не ваши танки ты бы уже давно был трупом! Уж очень ваши вещи и оружие здесь всем по душе! Да сними ты свой проклятый противогаз! Ты что, моим обществом брезгуешь?

— Устав не велит, — отмахнулся Сергей. — Да и потом, зачем мне лишние рентгены?

— Что зачем?

— Радиация лишняя!

— Ишь ты, чистюля! — смачно харкнул на землю Айрат. — А как же мы здесь живем?!

— Плохо, — ответил Сергей, не отрываясь от стрелок прибора. — Ты знаешь, что здесь радиационный фон превышен вдвое?

— Это значит, что здесь жить нельзя? — не поверил Айрат. — Брось! Я же живу и отлично себя чувствую! И «прибор» работает, как часы! Местные девочки подтвердить могут!

— Айрат, это не дело, — возразил Тенгиз. — Посмотри на ваших людей, они же все больны через одного! Они едят зараженную пищу, пьют зараженную воду… И живут на зараженной земле. Неужели непонятно, что через десять лет вас здесь может вообще не быть!

— Да насрать мне на то, что будет через десять лет! — нервно вскрикнул Айрат. — Вся земля сейчас — ядовитая помойка, так какая разница, где подыхать?! А вот как подыхать, — это уже важно! Думаешь, здесь все желают что-то изменить, куда-то ломануться?! Да всех все устраивает! А меня устраивает вдвойне. Я хорошо живу, у меня авторитет, сила и власть! Может, я проживу недолго, но зато как я их проживу, — вам этого не дано! Делай что хочешь, бери что хочешь!

— А как же дети? — спросил Тенгиз. — Ты не хочешь продлить свой род?

— Не хочу. Для чего? Чтобы кормить и содержать лишние рты?! Чтобы потом, когда я буду уже немощным, меня щенки вышвырнули на улицу подыхать на помойке?! Заруби на носу, свое никому не отдам! Ни одному дармоеду!

Они брели между палаток, меж полуразваленных домиков. В домиках размещались «учреждения» — казино, игорный дом, бар. В покореженном двухэтажном автобусе, в котором не осталось ни единого стекла, — рулетка.

Зашли в бар, — полутемное помещение, где горели факелы. Вдоль стены стояли несколько рядов столов. Сергей и Тенгиз, убедившись, что здесь радиофон ближе к норме с наслаждением стянули противогазы.

— Тенгиз, ты весь красный, как рак, — сказал Сергей. У него у самого было ощущение, что он только что вышел из бани.

Они подошли к потрескавшейся барной стойке, за которой гремел посудой бармен, — ссутулившийся мужик с клоками волос на лысой голове. Стены обклеены блеклыми плакатами из журналов, с изображением обнаженных девушек. На полках бывших книжных шкафов ютились бутылки с разноцветными жидкостями, — от алого, до ядовито-синего цвета. В углу дымился котел. За стойкой открывался путь на улицу, где потрескивали угли в мангале. На шампурах — железных прутах, жарились фигурки, очень напоминавшие крыс. В баре сидело несколько мужиков, что-то обсуждавшие между собой. Мужики были одеты в камуфляж и долгие плащи, потерявшие цвет. На столе у них лежали ржавые детали из какого-то автомобильного мотора, провалявшиеся где-то в пустыне не один год.

Половина помещения была отгорожена одеялами. Оттуда слышались женские стоны и всхлипывания. Там местные богачи сбрасывали давление в баках.

При появлении чужаков, завсегдатаи бара, резко, как один, обернулись. Оценивающе они вглядывались в амуницию пришельцев, в их защитные костюмы. Говорили что-то друг другу. Айрат махнул им рукой в знак приветствия. Потом пригласил своих подопечных усесться за один из столов. Тут же опустились на стулья Сергили и боевик в очках. Айрат ударил кулаком по столу:

— Левон! Быстро сюда!

К нему прихрамывая, подбежал бармен:

— Что изволите, господин Айрат?!

— Как обычно!

— Девочек не желаете?

— Нет, неохота…

— А вы, господа, чего желаете?

Тенгиз и Сергей отказались от еды. Сергили взял мяса, парень в очках отрицательно мотнул головой. Сергей достал флягу с водой, промочил горло. Передал Тенгизу. Айрат, глядя на них хмыкнул, но ничего не сказал. Угощать гостей он явно не собирался.

Бармен убежал исполнять заказ. Айрат, скучая раскачивался на стуле. И тут его осенила новая идея:

— Слушай. А давай мы проверим, на чем он готовит! Это жрать можно, или нет?

— Всегда же ели! — осмелился подать голос Сергили.

— Ты-то любую гниль сожрешь! — подколол его Айрат. — Целую неделю же жрал, ничего!

— Заткнись, Айрат! — побагровел Сергили. — Не трогай Нату! Она не виновата, что у нее не было денег на нормальную пищу!

— Потому что она — неудачница! — Айрату было плевать на чувства Сергили. — И ты такой же неудачник! Это же надо, с такого места вылететь!

— С какого места? — спросил Тенгиз у Сергили. Тот молча сидел, с каменным лицом, мечтая, наверное, о том, как бы послать Айрату пулю в лоб.

— С того места, которое я сейчас занимаю! — довольно прохохотал Айрат. — Это же надо променять постель Княгиги на лачугу гоимеби! Ну хочешь ты ее трахнуть, — ну трахай потихоньку, Княгиня на это сквозь пальцы смотрит. Сама на передок слаба! Так ведь надо было влюбиться, да еще и заявить об этом Княгине! Да еще и уйти жить к своей избраннице в лачугу, в Черный круг! Демонстративно! Да тебя Княгиня сжечь хотела живьем вместе с этой нищенкой. Ты же ее, царицу, на оборванку сменил!

— Она не оборванка! Мне надоело быть вещью для удовольствия у этой суки! А ты ее подначил! — крикнул Сергили.

— Я?! Да ты мне еще должен по гроб, что я гнев Княгини ночами остужал! А то бы она тебя точно грохнула! А вот ты, чего ты добился?! С милой рай и в шалаше? Недолго рай продлился! Все равно ведь подохла спустя неделю! Туда ей и дорога!

Тут Сергили не выдержал. Он вскочил и замахнулся, желая ударить Айрата в ухо. Но Айрат удар блокировал и тут же нанес ответный. Потом еще один. Сергили почему-то особо и не сопротивлялся. Айрат завалил его в угол и начал добивать его ногами. Сергили кряхтел, пробовал закрываться руками, но неудачно, — Айрат с яростью его, желая разбить Сергили лицо. Завсегдатаи бара безучастно смотрели на это избиение.

— Ладно, хватит, ребята, — не выдержал Тенгиз. Он встал, попробовал разнять их. Но здесь Айрат, ослепленный яростью, налетел уже на Тенгиза.

— Ты что вмешиваешься, ишак?! Ты кого тронул?

— Кто ишак?! — взревел до сих пор тихий Тенгиз. Айрат попробовал схватить его за шею, но Тенгиз оказался сильнее. Он перехватил руку бандита, подставил ему подножку, толкнул. Айрат, как пушинка, полетел к стене. Вновь вскочил, рыча, как зверь. Выхватил из-за голенища сапога нож.

Вот тут поднялся уже Сергей. Встал с места и боец в очках. Они сообща растащили горячих парней. Айрат никак не унимался:

— Я,……, не посмотрю, что внизу ваши танки стоят! Потом еще пообщаемся!

— Да легко! — выпалил злой Тенгиз.

Отряхиваясь, мужчины вернулись за стол. Айрат тяжело дышал, метая бешенные взгляды на Тенгиза. Тенгиз же помог подняться Сергили, подал ему шапку.

— Спасибо… — вытирая кровь, прохрипел старшина поста. — Пойду, умоюсь.

— Еще раз, сука, попробуешь залупнуться, прибью как муху! Лузер! Прокаженный! Чтоб ты в овраге своим говном питался! — выпалил ему вслед Айрат.

— Слушай, Айрат, у меня к тебе есть предложение, — начал Сергей.

— Да пошел ты!..

— Ты меня не понял. Деловое предложение. Вся моя доля за сегодняшнюю работу — твоя, если поможешь.

— Вся? Да ладно!

— При свидетелях отвечаю! — Сергей для пущей убедительности перекрестился.

— Ну ладно…, — Айрат вроде бы вновь стал вменяем. — Что нужно? Сергили грохнуть? Это я с радостью! Эй, Левон, где мой заказ, вертел я твою бабку на вертеле!

— Уже готово, — суетился бармен, он же повар, он же официант. Спустя минуту он принес к столу заказ Айрата. На относительно чистом белом осколке блюда лежал шампур с тремя жаренными крысиными тушками. Рядом — здоровенная чарка с мутной жидкостью с одуряющим запахом сивухи.

— Мне нужна информация о Тбилиси. И о вашей деревне, в смысле, городе. Главным образом, о дороге на Тбилиси. Вообще, все что знаешь.

— Ну-ка, проверь! — сказал Айрат, кивая на блюдо с закуской.

— Пусть он лучше дрова принесет, на которых жарит, — сказал Сергей.

— Слышал, что профессор сказал? — обернулся Айрат к Левону. — Тащи дрова!

Левон убежал. А Айрат облокотился на стол, сказал Сергею:

— Информация, говоришь? Я тебе что, энциклопедия ходячая?!

— Короче, — вдруг отрезал Сергей. — Он выложил на стол весь свой сегодняшний «заработок». — Берешь?

Айрат пару мгновений колебался. Потом сгреб со стола патроны и прочие «материальные блага».

— Ладно. Чем смогу, помогу… — Тут подбежал Левон с охапкой дров.

— Вот, как просили…

…Сергей взял одну не слишком толстую деревяшку. Разломил, посмотрел на слом. Потом разломил вторую…Третью… Выложил на стол.

— Прошу убедиться. — Он указал на огненного цвета полосу, проходящую поперечно через скол.

— Что это? — не понял Айрат. — Концентрация радионуклидов. Короче, дрова зараженные. Вот еще… Вот…

Айрат вдруг вскочил с места, схватил бармена за грудки, встряхнул, треснул ему пару раз по физиономии. Выхватил нож, приставил к горлу:

— Ты, …ный ишак, чем меня кормишь?! Ты меня угробить хотел, козий выкормыш?! Гной прыщавый, сука! Я же тебя, жук навозный, сейчас сам прирежу здесь! Кишки тебе, дерьмоед ….чий, выпущу!

— Простите, господин! — завыл с перепугу Левон. — Я не знал!

Айрат отшвырнул бармена к стойке. Встал из-за стола. — Пошли отсюда! — скомандовал он. Довольный, что хоть на ком-то сорвал злость, Айрат плюнул на пол, крикнул:

— Хана тебе, ишак плешивый!

Сергей на этот раз ничего не сказал. Ему надоело быть добрым и участливым и уже плевать хотелось на всех жителей этой деревни. В глубине души он уже навесил на всех местных ярлык моральных уродов и моральных мутантов. Даже теперь, когда мир лежит в руинах, когда не может быть иных мыслей у нормальных людей, кроме выживания, эти занимаются лишь тем, что без всякого толка хвалятся друг перед другом «гламурным» хабаром. Плюют на ближнего, срут на нижнего, лижут задницу вышнему, топят друг друга в дерьме, продают, убивают собственных детей за право сожрать чуть больше соседа, прожить еще один день. Вот куда бы атомную бомбу скинуть! Надо будет подбросить идейку Ричардсу по возвращении!

Когда они вышли из бара, Айрат сказал Сергею:

— Тебе бы со странниками поговорить, — вот они тебе расскажут много!

— С кем? — Со странниками. Это те люди, которые ходят на заброшенные земли. А ты думаешь, откуда здесь все эти вещи? Откуда у Княгини вся эта техника? Странники нашли и притащили.

— А много у вас странников? — Да, считай, каждый четвертый! Любой здоровый мужик, если не трус, хоть раз ходил из города на дело. Только не все возвращаются. И не все хороший товар приносят. Но те, кто возвращается, живут в шоколаде. Да и я в свое время странничал. Ходил на юг, к Арагви.

— А потом что? — спросил Сергей. Он с жадностью ловил каждое слово пустынного разбойника.

— Потом ходил по дороге вдоль Сагурамского хребта. Но после двух встреч с огневиками, меня в дальние странствия больше не тянет, — объяснил Айрат.

— С кем?

— С огневиками. У вас что там, нет огневиков?

— Кто это?

— … его знает, — пожал плечами Айрат. — До войны их не было. Они года четыре назад появились. В общем, что-то среднее между волком и ящерицей. Здоровые, как кабаны, сильные, быстрые! Но самое страшное — умеют плеваться огнем! Может, мутанты какие?!

— Плеваться огнем? — не поверил Тенгиз. — Такого не бывает!

— А ты пойди, прогуляйся за город, за вон те горы, — подсказал Айрат, оскалив зубы.

— Там встретишься с ними, узнаешь, кто бывает, а кто нет! Вот только рассказать уже никому не сможешь!

— А что они едят? — Вас сожрут с удовольствием! Мясо едят! Падаль едят. Не боятся никого. Одна тварь человека съедает целиком за минуту!

— Незадолго после войны нас донимали шакалы, — вмешался Сергили. — Наглые были, заходили прямо в город. На улицах могли человека растерзать. Но после того, как появились огневики, все исчезли. И шакалы, и волки, и барсы. Даже медведи. Огневики стаями живут, охотятся вечером и по ночам. Очень умные твари.

— Да, здесь я с Сергили согласен, — мрачно вздохнул Айрат. — Говорили даже, что они разум свой имеют. Что это люди, не спасшиеся от радиации, в таких чудовищ превратились.

Подойдя к Стене, Сергей начал понимать, почему Город именно игроков. На площади перед стеной гудело казино, куда ломился гулящий народ. Рядом было еще несколько палаток с пестрыми заманчивыми надписями. Прямо на земле народ играл в карты, чуть в стороне люди, а бойкий зазывала кричал на всю ивановскую о достоинствах каких-то усатых бегунов, — то ли тараканов, то ли крыс. Между рядов деловито расхаживали вооруженные охранники.

За высоким бетонным забором, составленным из квадратных блоков, метрах в тридцати у ворот другие охранники проверяли содержимое мешков и сумок у людей, стоящих в очереди. Похоже, они пытались войти в Средний Круг. Охранники осматривали их поклажу, что-то откладывали себе, жестом пропускали их. Или не пропускали, — как повезет.

Сергей подошел к стене, осторожно выглянул из-за нее, пригляделся, что такого ценного несли эти оборванцы. Оказалось — продукты. Мука в мешочках, кривые бесцветные огурцы, картофель, еще какие-то корнеплоды, величиной с крупную дробь, звенящие бутылки и горшки, — все это проверялось, взвешивалось на единственных хозяйственных весах, оттуда выбиралась дань охранников, и, только после этого нагруженные, как ослы, добром люди шли дальше, сворачивая куда-то за угол каменного дома.

— Ты где? — подошел к нему Айрат.

— Кто это? — спросил Сергей у местного начальника.

— Эта грязь? Фермеры. Живут вдоль реки, там еще осталась почва, пригодная для выращивания жратвы. Несут сдавать свой товар для продажи.

— Кому сдавать?

— Нам, кому же еще?! — гордо процедил Айрат. — Никто не имеет права продать ничего в нашем городе сам, без разрешения Княгини. Сначала она покупает продукты для себя, а потом уже продает остальным! И уж поверь, продает по цене раза в три выше!

— В старые времена это называлось спекуляцией, — прокурорским тоном сказал Сергей.

— Возможно. А сейчас это бизнес. И очень доходный. Других-то источников еды нет! — хвастался Айрат. — По-любому к нам придут! Ну, что ты встал?

— Мне отлить надо, — соврал Сергей. — Думаешь, легко в этой резине нужный клапан найти?

— А @@@ поджарить не боишься?! Радиация ведь. Ладно. Давай быстрее, сейчас ворота в Черный круг открывать будут.

Айрат ушел, а Сергей с интересом продолжал наблюдать. Ему действительно было интересно собственными глазами убедиться, как могут быть люди, выращивающие пищу в голодное время.

В очереди назревала перепалка. Стражники долго проверяли багаж у одного фермера:

— Да сколько можно уже?! Проверяйте быстрее!

— Что ты со своими тюками сюда прешься, прах тебя побери!

Стражник, вернее, стражница, лысая женщина с рыжим ирокезом, посмотрела поверх очереди и зло выпалила:

— Сколько надо, столько и будем проверять, «»»! Кому-то что-то не нравится, @@@?! «»»те в пустыню, с мутантами торгуйте, суки! Чтобы вас там всех сожрали, нищеброды, дармоеды, лузеры!

— Почему много берешь?! Вчера ведь три брали?

— Кто же такие налоги выдумал?! Опять подняли?

— Мы же вас кормим!

— Княгиня, сука, проститутка — ная! Чтоб она сдохла!

— Кто сказал?! — взвизгнула стражница. — Перекрою прием жрачки на месяц!

Очередь опешила. Тут же вперед вытолкали старую, упирающуюся женщину с чемоданом, перевязанным веревкой. Двое стражников схватили ее, подтащили к лысой бестии. Ударами прикладов опустили на колени.

— Так это тебе, старая тварь, Княгиня не по нраву?! — прошипела стражница. — Мы вас кормим, а вы нас душите новыми налогами, — плакала старуха. — За что?

— Тебе Княгиня не нравится?! — повторяла лысая дрянь. — Отвечай, сука?!

— Да! — выпалила ей в лицо женщина. — Ваша княгиня — самодовольная шлюха, паучиха поганая, кровососка! Что ты делаешь?! Нет! Я же мать твою спасла!

Стражница схватила ее за волосы, а другой рукой вынула шило из-за пояса. По толпе раздался вздох. Женский пронзительный визг… Двумя ловкими движениями охранница выколола старухе глаза.

— Ну, теперь довольна, старая карга?! — прохихикала стерва.

Старая женщина ревела от боли и безысходности. Кровь капала из глаз на песок. Содрогаясь от рыданий, женщина поползла в сторону Среднего круга. А стражница-садистка загоготала и с силой пнула ее в спину:

— Не туда, подлюка! Обратно ползи! Чтобы больше тебя, тварь, я здесь не видела!

Никто из очереди не нагнулся, чтобы помочь несчастной. Все молчали, с ужасом поглядывая то на стражников, то на жертву. Мужчины-стражники, кстати, в изуверстве не участвовали. Но и помешать своей подруге они не стремились.

Сергею стало жутко от подобного злодеяния, творимого над старой женщиной. Тем более, что злодеяние это сотворила другая женщина. И это творится в Грузии?! Одновременно Сергей чувствовал, как в глубине его души рождается гнев, как этот гнев заполняет его с головы до ног.

— Все, приемный пункт закрыт! Валите отсюда на@@@! — заявила стражница. Все попытки умолить ее закончились короткой очередью поверх голов.

— Все из-за этой гадины! — взвизгнула одна из фермерш, другая старуха в лохмотьях. Ее вой подхватили остальные. Все фермеры гурьбой накинулись на несчастную ослепленную женщину, принялись избивать ее, пинать, визжа от злости.

«Нет, это не люди», — подумал Сергей, прижимаясь к бетонной стене. — «Убивать вас надо через одного! А то и каждого!» Он поклялся себе, что, если будет возможность, обязательно убьет эту бритую гниду.

В реальный мир его вернул суровый оклик Айрата:

— Эй, профессор, @@@, ты что город затопить хочешь?! Сейчас ворота закроют, и хрен с тобой! Сергей, делая вид, что возится с кнопками костюма, спешно вернулся к остальным. Охранники раздвинули тяжелые створки в мусорном завале, и путешественники беспрепятственно прошли за ворота.

— Что с тобой, Серго, — спросил Тенгиз. — У тебя глаза горят, как угли!

— Потом расскажу…

За воротами Среднего круга путешественников ожидал мир нищих, больных, сошедших с ума людей. Люди-обрубки, грязные, нелепые, в лохмотьях, голые, калечные с ревом бросились в сторону вышедших из ворот чужаков.

Айрата перекосило от отвращения и ужаса, он вскинул в воздух автомат, дал очередь. Его примеру последовал напарник. Несколько человек, корчась, упали на землю. Толпа присмирела, остановилась, но там задние уже наседали на передних и эти люди, от одного вида которых хотелось бежать на дезинфекцию, казалось накроют Сергея, Тенгиза и его спутников с головой. Айрат сделал еще пару выстрелов, кричал благим матом:

— Назад, свиньи поганые! Застрелю каждого! В шахты отправлю, гнить заживо! Сергили, кретин, какого @@я ты не стреляешь?! Пукалку свою для красоты носишь?!

Сергили, будто очнувшись от оцепенения, снял свой «Скорпион», дал очередь поверх голов. Айрат не унимался:

— За каждый патрон, что я на вас потрачу, вы мне десять отдадите! Назад, ублюдки незаконнорожденные! Затем он обернулся к Сергею, сказал ему:

— Везет, что ты в противогазе! Иначе сдох бы от этой вони!

Они быстрым шагом пробирались сквозь толпу бедняков. Те же, хоть и опасались огня Айрата и его подручных, то и дело норовили схватить Сергея и Тенгиза за руку или за плечо:

— Эй, братцы, вы откуда?! У вас там, говорят, виноград еще растет?! Заберите нас отсюда!

— Ублюдки зеленые! Чтоб вы сдохли!

— Айрат, употреби их по назначению.

— Богачи, давай сыграем в «шестьдесят шесть»!

— Они людоеды! Людоеды! Они людей едят, мне видение было!

— А-а-а! Вы мне пальцы отдавили!

— Подайте хоть пару патронов! Мне бабу выкупить надо!

— Не отставайте только! — нервничал Айрат. — А то растерзают на части! Вот Княгиня, подкинула мне проблем, вас по городу водить! Мне будто делать нечего! А сама лежит в постельке, наслаждается!

— Слушай, Айрат! — окликнул вожака Сергей. — А что вы здесь едите-то?

— По-разному! Овощи чернота приносит, кукурузу. Мясо охотники приносят. Обычно, странники и есть охотники, они на брошенные земли ходят, они же и дичь добывают. Только мало сейчас зверя, а птиц и вовсе нет!

— А почему фермеры у вас в такой @@пе? Они же вас едой снабжают!

— А потому что они гоимеби! Сам посуди, — копошатся в земле, терпят унижения за что? За гроши! Грязные, всегда в дерьме! И мозгов у них не хватает ни на что большее! Уважают умных и успешных, тех, что из воздуха деньги сделают. А те, кто за гроши в дерьме копается — чернь, не сумевшая реализовать себя в новом мире! И в дерьме им и место!

— А вот, допустим, я гоимеби без гроша в кармане! — сказал Сергей. — Есть у меня шанс подняться в Средний Круг?!

— Легко! Организуй какое-нибудь дело, заплати Княгине, и вперед. Если ты грамотный делец, пробьешься! Или иди в странники! Всегда при деньгах будешь, если только не подохнешь в пустыне! Но самый простой способ — выиграй! Сорви большой куш, и ты даже в Ближний Круг пробиться можешь! У нас демократия как-никак. И игра здесь — это целая наука, почти религия.

— И часто выигрывают?

— Удача не каждого любит! — по-учительски поднял указательный палец вверх Айрат. — Конечно, куш срывают единицы, но это самый простой путь наверх. И в Городе Игроков каждый мечтает о таком куше.

— Чтобы ничего не делать, и сразу в дамки, да?! — съехидничал Тенгиз.

— Слушай, ты мне надоел! — прорычал Айрат. — У вас что, лучше что ли?! Если судить по вашим рассказам, там у вас вообще полная задница! Вкалываете как проклятые, ходите строем, копаетесь в земле, как последние @@@@@! Жизнью рискуете за гроши. И вот так всю жизнь? Да уж лучше лет десять, но с шиком! Я вам так скажу, вы такие же гоимеби, просто в более богатой стране! По нашим меркам вы богачи, а по меркам своих хозяев-янки, — голытьба!

— Потому и богаче, что трудимся! — заметил Тенгиз.

— Чушь! — возразил Айрат. — Вам просто повезло больше, вы далеко от ядерного взрыва были. Ну и американцы вам помогли. Но поверь мне, очень скоро у вас будет также, как у нас. Что, танки у вас есть? Техника у вас есть? Да сломается ваша техника лет через пять, самое большое! Кончится горючка! Пара ураганов хороших, и хана вашим фермам! Да и патроны не бесконечны. Так что я бы на вас посмотрел лет через тридцать. Как бы у вас хуже не было! А вот скажи мне, правдолюбец, ты когда-нибудь входил к своему начальнику пьяным в хлам с бутылкой бухла! Ты когда-нибудь трахал сразу троих девок на настоящем шелковом покрывале. Да в грязных сапогах, в дерьме, потому что можешь себе позволить изгваздать шелковую простыню в дерьме! Или устроить аукцион, кто из десяти @@@@@ тебе @@@@ть будет? Никогда у вас этого не будет! А у меня будет. Потому что вы — шестерки у своего главного америкоса! А тот америкос, — тоже шестерка перед главным паханом!

— Ладно, оставим экономику, — махнул рукой Сергей. Хотя поймал себя на мысли, — а ведь Айрат прав в чем-то.

— Значит так…Здесь мерить не будем, а то подохнем от вони. Скажем, что обстановка примерно такая же. Насчет ручья скажешь, — там все в норме. Ну, что тебя еще интересует?

— А здесь что, все местные жители?

— Какие в @@@@ местные?! Местный последний подох наверное сразу после того, как Зима кончилась. Переселенцы. Те, кто из Тбилиси бежал. Часть сюда ушла по горной дороге. Мерли по дороге, как мухи! Мои родители, кстати, там же, на дороге остались! А эта деревня, говорят, какой-то компании принадлежала. До войны купили эту деревню и Бицменди со всеми потрохами. Но, когда снег ядовитый пошел, какое кому дело было до всяких компаний?!

— А что сейчас на той дороге? До Тбилиси добраться можно?

— А я откуда знаю? Я туда не ходил, мне к огневикам на закуску что-то не хочется! Все, профессор! Что знал, рассказал!

— А ты меня можешь познакомить с кем-нибудь из тех, кто там был? — поросил Сергей. — Только поопытнее? А я доплачу.

В подтверждение своих слов Сергей вытащил из подсумка горсть патронов от «Калаша». Айрат сгреб патроны в карман, задумался.

— Хорошо… Сведу тебя с Бабуа. Он самый козырный изо всех странников! Только предупреждаю, — договариваться с ним будешь сам! Человек он не простой, к нему подход нужен! Я даже не могу гарантировать, что он тебя не пристрелит при первом же знакомстве. Но это уже будут твои проблемы! Идет?!

— Идет… — согласился Сергей.

— Тогда двигайте за мной! — Айрат с удвоенной энергией расталкивал нищих и бродяг, указывая в толону серых двухэтажных строений, возвышающихся из куч мусора. Аборигены не отставали от пришельцев, бежали за ними по пятам. Вскоре пассивное сопровождение им надоело. Из толпы выпрыгнул еще один бесноватый, завыл по-волчьи и вцепился гнилыми зубами в ногу Тенгиза. Тут уже не сплоховал Сергили, — продырявил бесноватому ногу, а затем хорошим ударом проводил его восвояси.

Вообще, весь этот паноптикум напоминал смесь дикого блошиного рынка в сумасшедшем доме после десятибального землетрясения. Нищета, пялясь на проходящих людей из другого мира, не забывала о своих насущныхе проблемах, — потрещать о том о сем с приятелями на языке, уже мало напоминавшем довоенный грузинский, купить, выменять или утащить какую-нибудь мелочь, запихнуть в рот вонючие куски пищи, полить придорожные камни вчерашней сивухой с остатками собственного желудка. И непременно обыграть ближнего своего, — в карты, в какие-то деревяшки, на крысиных бегах. Тут же продавали самый разный товар, — крыс в клетке и рабов на привязи, предметы обихода и разнообразные талисманы, на удачу.

И вот Айрат подвел их к деревянному двухэтажному дому, стены которого были испещрены трещинами. На фасаде дома красовалась фанера с надписью «ИГРНЫЙ ДОМ». Окна были подсвечены огнем, из дверного проема неслась брань, какие-то споры, гомон пьяной публики. Вокруг этого дома «с нумерами» толпилась пьянь и рвань, кто-то раздетый до нитки с протянутой рукой, кто-то пьяный в бревно, кто-то в азарте подсчитывал патроны и разную мелочь, чтобы отправиться в этот притон. На втором этаже восседали на подоконниках голые девицы, лившие на прохожих вонючую жидкость из бутылок, вызывая хохот окружающих.

— Так, пришли, — сказал Айрат. — Подождите здесь.

Он, придерживая левой рукой автомат, вошел в здание. А к Сергею и Тенгизу тут же устремились местные:

— Прошу вас, подайте хоть немного! Я не ел два дня! — умолял одноногий старик в очках без стекол, опиравшийся на шаткий костыль. — Хотя бы несколько патронов!

— Конечно, дедушка, — пожалел его Тенгиз.

— Не давай ему ничего! — предупредил было помощник Айрата в солнечных очках, но Тенгиз его не послушал. Он достал несколько патронов, отсыпал старику. Тут же у просителя загорелись глаза, и он со скоростью экспресса ломанулся в казино, чуть не прибив Тенгиза костылем.

— Ты только что выкинул три патрона, дурак! — сказал сконфуженному Тенгизу охранник. — Сейчас он их проиграет, вылетит обратно и снова будет клянчить якобы на еду!

— Прошу нас, нам очень нужны деньги! — клянчила подошедшая женщина с худой, как скелет, девушкой, одетой в обрывки летнего платья с цветочками. — Моя дочка обслужит вас всех, если хотите, вы не будете недовольны! Она умеет все. Покажи, дармоедка, что умеешь, чтоб тебя собаки съели!

Глаза у девушки были мертвые, безразличные. Повинуясь приказу своей матери, она, словно механическая кукла, начала танцевать какой-то танец, поглаживая свою грудь, стаскивая с плечей бретели платья. Все это время она глядела сквозь ноги Тенгиза куда-то в пустоту.

— Пошла отсюда, попрошайка! — гаркнул охранник, провожая женщин прикладом.

— Эй, красавцы, позолотите ручку, всю правду расскажу! — приставала к Сергею полноватая смуглая женщина с вытекшим правым глазом, с цветастым когда-то платком на голове. — Все расскажу, и про настоящее, и про будущее!

— Вали отсюда, Роза! — неожиданно мягко попросил гадалку охранник. — Не до тебя сейчас!

— Эй, зачем прогоняешь?! Помнишь, что я тебе в прошлый раз сказала?! Неужели хоть слово соврала?!

— Заняты мы, — вяло сказал бугай в очках.

— У тебя свой бизнес, а у меня свой! — отмахнулась от него гадалка. — Давай, дорогой, тебе погадаю! — подошла она к Сергею.

— Я в гадания не верю, — прогудел в ответ Сергей, делая вид, что разбирается с прибором.

— А ты проверь, если не веришь! Только противогаз сними, чтобы я глаза твои видела!

Сергей подумал, — а ну, какого черта. Минут на десять можно! Он снял противогаз, что привело в ужас Тенгиза:

— Ты что, Серго?! С ума сошел, честное слово!

— Ничего, ненадолго можно, — успокоил Сергей. — Ну, вот тебе мои глаза, цыганка!

«Цыганка» впилась в него свои единственным, хитро прищуренным глазом.

— Тут и говорить нечего. Издалека ты! Не грузин! Нацию свою скрываешь. Двое детей у тебя, — сын и дочка. Жена у тебя на десять лет старше. Ты ее у другого увел. По родителям тоскуешь, что дома остались. Ну как, достаточно?

Сергей оторопел. Не верил он во все эти сверхъестественные штучки, но не слишком ли много совпадений? Может ей кто-нибудь из его товарищей рассказал? Гарро, например, нанял старуху, чтобы разыграть его.

— Не доверяешь, да? — усмехнулась «цыганка». — Тогда на тебе еще! На облака любишь часто глядеть. Первый раз ты ложе с женщиной в четырнадцать лет разделил. Собака у тебя была, умерла она, как ты школу закончил. Так?

— Так, — прошептал Сергей. Про первый адюльтер свой он рассказывал как-то у костра мужикам, а вот про собаку никогда никому не говорил. Похоже, эта ведьма действительно мысли читать умеет.

— Ну что, прошлое я тебе открыла! Про будущее говорить? Только уж это за отдельную плату!

— Ах, давай! — Сергей яростно махнул рукой, будто проигравшийся русский купец. Достал часы, которые снял с руки и выложил в качестве конвертируемой валюты. Один хрен, скоро сломаются! «Цыганка» приложила часы к уху, оглядела их. Потом опять посмотрела в глаза Сергею. Потребовала:

— Руку покажи. Ладонь!

Сергей, чертыхаясь, стянул с руки резиновую перчатку.

— Теперь вижу…, — промолвила гадалка спустя минуту. — Твоя жизнь — это бой. Гнева своего опасайся. Он — твоя вторая натура. Новых друзей обретешь там, где не ждал. А бывший враг тебе ближе брата станет. Многих похоронишь. Удар тебя в спину ждет от того, от кого не ждешь. Берегись его! И самый главный бой у тебя впереди. Выживешь ты в нем или нет, — не вижу. Но благословит тебя на бой царица. Самая великая из всех цариц, что тебя сыном назовет.

— Во как интересно! Про детей расскажи! — попросил Сергей.

— Про детей говорить не буду, не вижу ничего, — отказалась «цыганка». — Мне их глаза нужны.

— И про родителей не можешь?

— Нет их на земле. Нет среди живых, — окончательно добила его гадалка. — Не вижу на земле. Матери не вижу. Отца не… Постой! Отца твоего вижу! Того, кто тебе жизнь дал. Он жив сейчас!

Вот тут Сергей чуть из химзащиты не выпрыгнул:

— Где он? Он жив? Где он?!

— Доплати, касатик! — лукаво улыбнулась цыганка. — Всю правду скажу!

В оплату пошел комплект химических индикаторов для определения кислотности воды. Из личных запасов Сергея, не американские. За американские бы ему Крайтон голову оторвал.

— Не так он далеко от тебя, — продолжала прорицательница. — Сейчас он боль и скорбь испытывает, грехов у него много. Но все с ним в порядке будет. И ты с ним встретишься. Обязательно встретишься. Жена у него молодая. Сын малый, брат твой, хотя тебе в сыновья годится.

— Когда я с ним встречусь? — прошептал Сергей.

— Скоро! Очень скоро! Но берегись. Ненависти к нему берегись. Любовь к нему заново постигнешь.

— Какая ненависть? К отцу? Какая у меня может быть ненависть к родному отцу?

— Все, дорогой! Что видела, рассказала! А больше от меня не жди!

Цыганка растворилась в толпе, как будто ее и не было. А Сергей остался стоять, будто громом пораженный, переваривая всю свалившуюся на него информацию.

— Серго, надень противогаз, безумец! — Тенгиз силой натянул на Сергея средство защиты. — Ты что, брат? Гадалке поверил? Они все врут, гадалки. Тем более, здесь! Вот ведьма, гнев божий на нее!

— Нет, Тенгиз. По-моему, она права. Я хочу, чтобы она была права! — Сергей задрожал, голос у него дрогнул.

— Успокойся, брат. — Тенгиз обнял его, похлопал по спине. — Пусть будет так, как ты хочешь! Конечно, жив. А мы, как вернемся, за здравие его свечку поставим.

Стражник, наблюдавший за этой сентимнтальной картиной, только сплюнул, ухмыльнулся. Из дверей притона показался Айрат:

— Эй, заходи, профессор! Бабуа тебя ждет! А вы пока внизу подождите.

Сергей сделал два глубоких вдоха. Еще раз обнял Тенгиза. И шагнул в дверь…

 

Глава 14. Бабуа

В помещении, освещенном тусклым светом факелов, было накурено так, что хоть вешайся. Игроки с блохой в кармане сновали между столами, где гремели шарики на растресканной рулетке, шуршали самодельные карты из старых газет, гремели какие-то предметы, звенело стекло. Голоса, пьяный смех, плач, визги, стоны и возгласы сливались в одну многоголосую какофонию. Пир во время чумы. Этим людям уже некуда было спешить, не к чему было стремиться. Им оставалось не так много, и они хотели одного, — продлить свое существование за счет своих соседей по несчастью, втоптав их перед смертью в грязь, высосав из них кровь.

Двухэтажное широкое здание напоминало салун из вестерна. Бог его знает, что размещалось здесь раньше. Войдя в двери можно было направиться вверх по деревянной лестнице или пройти в зал, где бушевала всеобщая вакханалия азарта на кладбище душ. На Сергея и Айрата даже не обратили внимания, обернулись, посмотрели и тут же забыли. Все были заняты своим.

Сергей со воим провожатым поднялись по лестнице на второй этаж. Лестница скрипела, шаталась и, казалось, того и гляди, обвалится. А падать с двухметровой высоты уж очень не хотелось.

На втором этаже они попали в коридор с двумя рядами дверей. Было темно, хоть глаз коли. Похоже, раньше это помещение представляло собой широкий зал, но позже здесь поставили деревянные перегородки и разбили широкое помещение на узкие комантки-пеналы.

«Общежитие имени монаха Бертольда Шварца», — подумал Сергей, врезаясь в какой-то массивный металлический предмет, скрытый в полутьме. Пока они шли, Сергей проклял хозяина этого притона, экономящего на освещении. Айрат таких проблем не испытывал, — он-то здесь бывал не в первый раз.

— Он в самой дальней комнате, — шепнул Айрат. — Пошли быстрее.

Внезапно дверь одной из комнат распахнулась. В тусклом прямоугольнике света на пол вывалилось нечто неопределенного пола в разноцветном кружевном белье. Под аккомпонемент страшных ругательств и угроз из комнаты, нечто завизжало и бросилось бежать по коридору, чуть не сбив с ног Айрата. Тот только рыкнул, рубанул воздух прикладом, но по беглецу (или беглянке) не попал. А следом появился, пошатываясь, здоровенный мужичина, абсолютно голый, у которого правая рука была неестественно длиннее левой. Этот жлоб, держащий в руке нехилый тесак, взревел, как паровоз, и бросился в сторону Сергея. Однако, путь его был недалек. Айрат, не отступая, треснул урода по неприкрытому мужскому хозяйству. Рев жлоба превратился в фальцет, он опустился на четвереньки, кряхтя и ругаясь. Айрат поддал болезному хорошего пинка по голой заднице и предложил идти дальше.

У самой крайне двери они остановились. Здесь было совсем темно. Айратн на ощупь нашел ручку двери, вежливо постучал в дверь.

Ответа не последовало.

Тогда Айрат нажал на ручку, отворил в дверь, осторожно, боком, вошел внутрь. И тут же вздрогнул, вскинул вверх руки.

— Бабуа, не шути так! Это я, Айрат! Я по делу. Опусти ствол!

— Я тебя не звал, — ответили из комнаты.

— Тебя один человек хотел видеть. Путешественник.

— Кто?!

Сергей решил, что пора показаться на глаза невидимому суровому хозяину комнаты. Он, держа на виду руки, осторожно вошел в комнату. Сняв противогаз, вытирая раскрасневшееся лицо, Сергей сказал просто:

— Здравствуйте. Мне сказали, что вы можете меня принять.

Большую часть маленькой комнатушки занимала кровать. Вернее даже, лежанка, сколоченная из почерневших досок и обтянутая дерюгой. На этом ложе почивал очень серьезный человек, который сейчас, опершись на локоть, целился в гостей из «Taktikal».

Это был пожилой уже человек, худощавый, длинный, как жердь со смуглой кожей и типичным крючковатым «кавказским» носом. У него была черная короткая борода и длинные седые волосы, забранные в хвост. Одет он был в пятнистые камуфляжные штаны, заправленные в высокие военные американские ботинки, и черную же футболку в мелких дырочках. Так он и отдыхал, не раздеваясь. На стене висела видавшая виды куртка военного покроя, рядом на ржавом гвозде — патронташ, портупея, старая военная кепка. В углу у изголовья стоял «семьдесят четвертый» автомат Калашникова, перед лежанкой на полу валялись рубчатые металлические яйца-гранаты. У маленького квадратного окна, затянутого дырявым полиэтиленом стоял небольшой столик, за которым еле-еле могли бы уместится три человека. А в противоположном, неосвещенном углу лежало что-то большое, темное, похожее на сваленное в кучу тряпье.

Этого человека, которого Айрат почтительно называл Бабуа, Сергей уже видел. Когда они только въезжали в Город Игроков. Именно этот самый Бабуа, угрохал у питейного заведения человека, которого потом разорвали на части. И вот сейчас этот же Бабуа резко перевел на Сергея пистолет. Глаза его были красны от недосыпа, и в то же были спокойны и безразличны. Сергей понимал, что сейчас этот дедушка просто-напросто разрядит всю обойму в него, потом добьет Айрата и преспокойно ляжет спать. Видно было невооруженным глазом, как всемогущий Айрат, фаворит местной царственной сучки, наглый и уверенный в своей силе, испуганно съежился, а руки предпочитал держать на виду. На всякий случай.

— Вы хорошо подумали, прежде чем будить меня?! — недовольно проворчал Бабуа.

— Успокойся, Бабуа, мы к тебе по делу, — Айрат пытался сохранить фасон. — Мне бармен сказал, что ты не занят. Иначе я бы тебя не беспокоил.

— Ходят тут всякие, шляются, — пробурчал Бабуа. — Видно жизнь не дорога… А тебе, чужестранец, чего надо? Принять тебя? Я вроде не ответственный директор.

— Мне Айрат сказал, что вы самый авторитетный странник, — ответил Сергей. — Нам ваша помощь нужна. Не за бесплатно, разумеется…

— Кому это «нам»?

— Нашей экспедиции…

— Вот это уже интересно! — Бабуа одним рывком сел на своем ложе, опустив руку с пистолетом. — Какие-то экспедиции тут разъезжают! Давно я этого слова не слыхал! Скажи проще, — за хабаром приехали!

— Это не так, батоно Бабуа, — возразил Сергей. — Мы из Хашури. Едем в Тбилиси.

— Куда? — Бабуа вскочил на ноги. — Ты что, смеешься надо мной?! Еще скажи, что у вас экскурсия с иностранцами.

Несмотря на седые волосы и морщины, старик был в превосходной форме. Пистолет он держал на согнутой руке у живота. И его дуло поочередно поворачивалось то в живот Айрату, то в живот Сергею.

— Ладно! Бабуа, я здесь вообще не при делах! — попятился к двери Айрат. — Профессор, ты меня просил свести с Бабуа, — я тебя свел. А дальше, о чем вы с ним договоритесь, не мое дело. Я пошел…

— Стоять! — заорал безумный старикан и для пущей убедительности пальнул в стену. Пуля вошла в сухое дерево аккурат у правого уха Айрата. Тот сглотнул слюну и прилип к стенке, стараясь не шевелиться.

А в куче тряпья что-то зашевелилось…

— Бабуа, я мамой клянусь, ничего против тебя не имел! — засипел Айрат, в ужасе глядя на эту кучу. — Эти типы действительно прикатили на танках и броневиках. Они стоят у входа в ущелье, и наш город у них на прицеле. Княгиня сказала помочь им. Ради бога, Бабуа…

Старый странник стоял, переваривая свалившуюся на него информацию. А в тряпках что-то зашуршало, закряхтело. На свет божий показалась толстая мощная лапа с четырьмя когтями…

Такого зверя Сергею видеть еще не приходилось. Результат мутации? Кто его знает… Несомненно было только одно, — это был хищник. Об этом свидетельствовали многочисленные острые зубы в пасти зверя.

Размером зверь был с сенбернара или мастиффа. Лапищи он имел огромные, с четырьмя гигантскими когтями, которые постукивали при хождении по деревянному полу. Туловищем зверюга напоминала волка, но без единого волоска, — серо-зеленая кожа с продольной черной полосой на спине. Туловище переходило в мощную шею, сквозь кожу угадывались бугры мышц. Голова животного была типичной головой ящера, без ушей и губ, из-за чего гребенка острейших зубов складывалась в очаровательную улыбку. Глаза животного были светло-медового оттенка, черные круглые зрачки то расширялись, то сужались, будто зверь был разумен.

— Посмотри, Михо. К нам гости приехали! Ну-ка, познакомься с гостем? Что скажешь? — сказал Бабуа зверю.

«Да уж, серьезный мужик этот Бабуа» — подумал Сергей. — «Такую зверюгу приручил».

Айрат так вообще был рад в стену врасти при виде зубастой скотинки:

— Бабуа, не надо! Ты же знаешь меня!

— Заткнись!

Зверь, которого назвали Михо, подошел к Сергею, глядя на него внимательно, изучающее. Он втянул ноздрями воздух, понюхал перчатку русского исследователя. Чихнул. Глаза зверя вдруг стали светиться красным огнем, он угрожающе тихо закряхтел.

Вдруг Айрат опрометью кинулся бежать из комнаты. В темном коридоре гулким эхом слышался стук его каблуков и крик: «Да пошли вы…!». Бабуа выстрелил ему вслед, но не попал.

А Сергей остался стоять перед негостеприимными хозяевами. Протестовать было бессмыленно. Съедят. Или застрелят. И тогда Сергей пошел на риск. Он стянул опостылевшие защитные перчатки и поднес ладонь Михо. Тот понюхал, издал какой-то странный звук, похожий на клекот хищной птицы и на мычание коровы одновременно. А потом Сергей просто сел на пол.

Бабуа не вмешивался. Стоял. Наблюдал.

Теперь зверь глядел Сергею прямо в глаза. Нехороший был взгляд у ящера, страшный своей осмысленностью. Он дохнул на Сергея. Дыхание было горячим. И вонючим.

Сергей молча протянул зверю свою руку без перчатки. Внутренне он молился, чтобы этот мутант-динозавр не решил этой рукой отобедать. Ящер понюхал руку и вновь посмотрел Сергею в глаза.

Сергею теперь стало жутко. Никогда он не видел и не слышал, чтобы животные вот так глядеди в глаза человеку. Собаки разве что, волки, для них прямой взгляд в глаза — сигнал агрессии. Но здесь взгляд был совсем другим. И непонятно было, чего от этого Михо ждать. Вот как сейчас вцепится в глотку! Но Сергей решил обнаглеть. Он просто потрепал страшную зверюгу по холке, как дворого пса. Тот не шевелился. Потом он отвернулся от Сергея, отошел в свой угол и заурчал.

— Бабуа, я пришел к вам без оружия, — сказал Сергей, внутренне переводя дух. — Я не хочу вам вреда. Мне нужно было просто поговорить с вами. Моя совесть чиста, я не замышляю против вас ничего плохого. Скажу больше, я бы с удовольствием сидел бы дома, с женой и своими ребятишками и проклинаю тот день и час, когда я согласился на эту экспедицию. Если хотите убивать меня, — валяйте. Я с места не тронусь! Но не думаю, что вам станет легче, если вы убьете безоружного человека!

— Да мне, если честно, плевать! — Бабуа скептически покачал головой. Но пистолет он от живота Сергея отвел.

Ящер, глянув на своего хозяина, развернулся, чтобы контролировать действия незваного гостя. Он положил свою угловатую голову на пол, внимательно следя за чужаком.

— Ну, давай поговорим, — усмехнулся Бабуа, убирая пистолет в кобуру…

…— Вот так и живем! — улыбнулся Сергей, ставя на стол очередную пустую стопку.

Сейчас они с Бабуа сидели за одним столом, глотая выпивку. Страшный Михо пристроился между людьми, и с аппетитом поглядывал на стол со скудной закуской. Бабуа иногда гладил его по голове, иногда угощал верного друга кусочком. Михо проглатывал и молча клянчил еще.

Айрат боялся этого зверя до дрожи. Похоже, это и был один из тех загадочных огневиков, с которыми самодовольный завсегдатай княжеской постели встречался в пустыне. Как Бабуа приручил одного из этих, свирепых по рассказам, зверей, — одному Богу известно. Впрочем, Бабуа и сам чувствовал себя в пустыне как дома. Так о нем рассказывали. Говорили, что его боится не только Айрат, но и сама Княгиня. Говорили, что он во время своего очередного похода в пустыню продал душу дьяволу, и теперь смерть обходит его стороной. Говорили, что он умеет колдовать, останавливать и вызывать песчаные бури. Говорили, что в старые времена он был на «ты» с самим Шеварднадзе. И, наконец, поговаривали, что он, Бабуа, единственный, кто добирался до разрушенной бывшей столицы. И даже смог вернуться оттуда с богатой добычей. Настоящего же имени Бабуа не знал никто.

Айрат, убежав от Бабуа долой, переводил дух возле крыльца. Он тихо охренел, когда из здания выскочил живой и здоровый Сергей, буквально выхватил у него из рук сумку с едой и с криком: «Я скоро!» убежал обратно.

И вот теперь Сергей сидел за одним столом с живой легендой. Бабуа согласился рассказать о своем путешествии в Тбилиси, но при одном условии, — что Сергей прежде расскажет об их жизни в Союзе, о порядках, о власти. И расскажет подробно. Сергею с одной стороны не хотелось раскрывать все карты перед чужаком, а с другой стороны с него ведь подписку о разглашении никто не брал. И Сергей рассказывал. Правда, все больше сбивался на свою жизнь, на свой быт, на жизнь детей. Бабуа слушал, широко раскрыв глаза:

— Будто про довоенную жизнь рассказываешь, — тихо сказал он. — Всюду кровь, смерть. Люди человеческий облик потеряли. А ты — семейные проблемы, дети! Неужели у вас там других дел нет?

— Да всякого хватает, — пожал плечами Сергей. — Вот, подождите…

Он дрожащими от хмеля руками вытащил из внутреннего кармана старую полинялую фотографию. На нем была запечатлена вся его семья, — и он, и жена, и детишки, совсем еще малыши.

— Вот они, мои орлята! Снимок был сделан, наверное, на последний в мире фотоаппарат. Уже потом, после конца света.

Бабуа осторожно взял фотографию, посмотрел. Морщины на его лбу разглаживались. Он прикрыл глаза, будто что-то вспоминал. Потом вернул Сергею снимок:

— Дети, — это хорошо. Это единственное, ради чего жить стоит. Ради чего богатство копить… Ведь на тот свет с собой не возьмешь… Знаешь, почему такая беда случилась в мире? Потому что никто не подумал о детях, о том, как взглянуть потом в глаза своим потомкам. И здесь, в этом ….ном селении то же самое. Если бы все думали о детях, если бы любили их еще во чреве, разве же позволили они, чтобы над ними взяли власть тупые бедельники вроде этого Айрата? Вроде этой шалавы раскрашенной.

— Да им до детей… — махнул рукой Сергей.

— Поэтому этот город скоро погибнет, — пророчески сказал Бабуа.

— А у вас дети есть? — задал глупый вопрос Сергей.

Бабуа вдруг с силой сжал виски. Замолчал. Прилегший было Михо насторожился, с недоумением глядя на своего хозяина.

— Никогда больше не спрашивай об этом, парень! Если тебе дорога жизнь!

— Простите, я все понял…

— Так вот…Когда мы умираем, — мы не уходим насовсем. Наши тени продолжают жть еще долго. И, чем дольше помнят человека, тем слаще парить его тени над землей. Все они ждут Суда Божия, чтобы вновь обрести плоть и вернуться на землю в новом облике. Но если человека забывают, или если память о нем остается плохая, его тень рассыпается. Так выпьем же за то, чтобы через сотни лет все люди, что жили на Земле с нами, вновь ступили на эту землю и улыбнулись молодому ласковому солнцу. Мы помним их всех. Все шесть миллиардов…

Они молча выпили дрянную, вонючую сивуху. И тут Бабуа пригвоздил Сергея к табуретке неожиданным вопросом:

— А ведь ты русский, верно?

Сергей оторопел. До сих пор он не одному живому человеку не говорил, кто он и откуда.

— С чего вы взяли?

— Меня не обманешь, — сказал Бабуа. — Я в молодости исколесил весь Советский Союз, бывал даже за границей. Когда-то мы с друзьями приезжали в Москву, и так гуляли! Мы снимали целый ресторан, ресторан «Прага» на Калининском проспекте, снимали на три дня! И гуляли так, что луна на небе плясала! А теперь… По прищуру глаз при определенных словах, по легкому акценту в произношении, по многим признакам можно определить откуда человек родом. Я даже могу сказать, что ты — москвич. Так?

— Так, — кивнул Сергей.

— Когда все это случилось, — продолжал Бабуа, — мне хотелось стрелять всех русских, которых я встречу. Но те, кого я встречал, сами были несчастны и доживали последние дни. И у меня не поднималась на них рука. Интересно, как ты живешь там с американцами?

— Всякое бывает…

Выпили еще… Сергею вдруг стало стыдно, что он сидит здесь, выпивает, закусывает, а Тенгиз стоит там у крыльца, как бродяга. Так товарищи не поступают. Ну, ничего, он здесь не просто сидит, а ведет деловые переговоры. Кстати, надо выруливать ближе к теме.

Но Бабуа, будто угадав его мысли, сам перевел разговор в нужную для Сергея канву:

— Так, ладно… Теперь, тебя интересует путь в Тбилиси?

— Да, — ответил Сергей. — По дороге вокруг Сагурамского заповедника.

— Только говорю сразу, — в сам город я не входил, — предупредил Бабуа. — Но подбирался достаточно близко. То, что осталось от города лежало там, в долине. Это зрелище не для слабонервных, я тебе скажу.

— На что это похоже? — не выдержал Сергей.

— Представь себе море, в который упал обломок скалы, — начал говорить Бабуа. — Волны, которые разбегаются во все стороны, выплескиваются на берег. Одна волна за одной. А теперь представь, что волны — это оплавленные дома, пенные брызги — это человеческая кровь, а морской песок — это прах сгоревших людей. А потом представь, что все это застыло в камне. Вот что это такое. Хотя, вряд ли это представишь… Надо стоять над городом. Слышать шепот песка, гонимого ветром и угадывать в нем последние вскрики умирающих… Крик младенцев в детских кроватках, чьи маленькие тела уже обьяло пламя. Вот что это такое.

На Сергея в первый раз напала такая тоска, что жить не хотелось. Теперь он по-настоящему понял, что предстоит увидеть ему, да и другим членам экспедиции ТАМ. Фрагмент ада, застывший в камне… Самая ужасная картина из всех, что когда-либо видел человек. И еще…Сергей почувствовал грызущее чувство невообразимой вины за это невообразимое преступление, в котором участвовал его народ. Пусть не он ударил первым, пусть только ответил.

— Не стоит вам туда ехать, — вдруг сказал Бабуа, почесывая голову верного звероящера. — Ничего хорошего вы там не найдете. Только голоса смерти. И эти голоса еще долго будут преследовать вас.

— Вы ходили туда по этой дороге? — Сергей достал набросанную от руки схему на сморщенном желтом листке.

Бабуа взглянул на схему, усмехнувшись:

— Грубо нарисовано, но в целом верно. Да, по этому серпантину, что извивается между горных круч, словно змея. Там кое-где еще попадаются обломки автомобилей с останками тех, кто не смог вырваться из лап смерти. И там царство огневиков.

— Как же вы прошли через это царство?

— Во-первых, огневики, — ночные звери, и выходят на охоту только в темное время, или в сумерки. Хотя отлично чувствуют себя днем. Во-вторых, я знаю некоторые секреты, которые позволили мне на время стать для них своим. Раскрывать секрет не буду, он умрет вместе со мной. В третьих, у меня хорошие отношения с Пустыней и с Горами, — Бабуа произнес эти слова, как имена собственные. — Это только кажется, что они не имеют души. И это неверно. Там живут души погибших. И с ними тоже можно разговаривать. И договариваться. Я просто попросил их пропустить меня.

Такие речи натолкнули Сергея на мысль, что старик действительно немного спятил. А кто бы не спятил после такого? Впрочем, на умалишенного старый странник не походил. Просто он существовал в своей системе координат, которая казалась ему более правильной и более прочной.

— А по этой дороге смогут пройти танки? — спросил Сергей, еще раз взглянув на карту.

— Танки могут пройти по любой дороге, — сказал Бабуа. — Как ни странно, землетрясения эту дорогу затронули мало. Пройти можно.

— А что вы видели в Тбилиси?

— Я не заходил в сам город. Побоялся.

— Радиации?

— Нет, у меня есть средства защиты. Мой Михо отлично переносит радиацию, она для него как для человека лучи весеннего солнца. Мне не хотелось попадаться на глаза жителям города.

— Кому?! — Сергей даже с места приподнялся.

— Понимаешь в чем дело, — начал говорить Бабуа, будто сомневаясь, стоит ли доверять чужаку страшную тайну. — На окраине города, я обнаружил свежие следы боевых машин. Свежие, понимаешь? А, когда я пережидал ночь в одной из межгорных впадин, над городом я видел зарево. И вспышки. Там есть люди. А, может, и не люди, но кто-то там точно есть.

— Потрясающе, — выдохнул Сергей. — Неужели там кто-то выжил? Но с ними нужно наладить контакт! Может, им нужна помощь?! Может, их надо вывезти оттуда! Надо доложить Крайтону, немедленно!

— Крайтон? — переспросил Бабуа. — Это ваш главарь?!

— Командир, — поправил Сергей.

— Американец?

— Да.

— А кто он по жизни? Чем живет?

— В смысле? — не понял поначалу Сергей. — Военный, спецназовец. Бывший… Хотя, почему бывший? Настоящий. Говорит и по-русски, и по-грузински свободно. Вроде толковый мужик. Мастер своего дела.

— Автоматчик, значит?! — Бабуа о чем-то думал. — Эх, не имел я дел с американцами?! С вашими, русскими, имел, а с американцами, — нет. Слушай, а как ты думаешь… Ладно, несущественно. Вот что, послушай меня, парень. Как тебя зовут?

— Серго… то есть Сергей.

— Послушай меня, Сережа, нечего вам там делать, клянусь прахом предков. Ехали бы вы обратно. Даже мне было страшно, хотя я только взглянул на город. Но я почти физически ощущал стену ужаса и безыходности, исходящие оттуда. Что-то там страшное… Хотя, дело ваше…

…Пока Сергей вел свои переговоры, Тенгиз лениво прохаживался туда-сюда, пиная носком камешки. Молодому грузину было скучно околачиваться возле этого «игорного дома», где люди проигрывали остатки своей души. Охранник в очках, по-прежнему ни говоря ни слова, уселся на камень у ступенек, достал коробочку с жевательным табаком и принялся захаркивать все вокруг смачными плевками.

Из здания как ошпаренный выскочил Айрат. Выражение лица у него было такое, будто его там собирались съесть. Тенгиз уже было собрался бежать на выручку Серго, но вдруг из здания выбежал сам дозиметрист, выхватил у Тенгиза сумку с припасами, сказал: «Ждите, я скоро!», и убежал обратно. Тенгиз ничего не понял. Голодный там этот Бабуа, что ли? Но Серго знает что делает. Он опытнее, старше почти на десять лет. И американцы его уважают. Значит, надо подождать. Только как же тяжко на такой жаре! Вот американцы, собачьи души, не могли ведь свои противогазы выдать, жалеют, видно, разрази их гром! Приходится теперь париться в советской резине!

— Что там случилось? — спросил Тенгиз у Айрата. Тот, испуганно поглядывая на окна, свернул самокрутку и, кашляя, затянулся успокоительным дымом.

— Да идите вы все до самого Тбилиси, и там оставайтесь, чтобы вас смерч забрал! — зло выпалил Айрат, пугливо озираясь на дверь, из которой под гул и пьяный визг выпал один из «игроков». — Баран я, дурак плешивый, кто меня за язык тянул про Бабуа этого, старого психа, говорить, чтоб его собственный огневик сожрал во сне, чтоб он ему яйца отгрыз! Чуть сам жизни не лишился, честное слово.

— Значит, Серго в опасности? И ты его там бросил?

— Твой Серго обладает способностью мгновенно налаживать контакт с идиотами! — ответил Айрат. — У них там, понимаешь, серьезный разговор! Вот я и вышел, чтобы не мешать!

Тенгиз застыл в нерешительности, не зная, что ему делать. А тем временем, солнце потихоньку клонилось к горизонту. С севера подул слабый ветерок. К «дому страстей» подходили все новые и новые любители легких денег. Некоторые подъезжали — на повозках, сделанных из мотоциклетных колясок, в которые были запряжены оборванные люди, — мужчины и женщины. Жирная туша, одетая в почти целый камуфляж, перевалилась на землю и проковыляла ко входу. Тупой взгляд этой горы жира выражал полное презрение ко всему окружающему. Он и на землю-то ступал с большим одолжением.

Тут же к квадратному «прожигателю жизни» с визгом ринулись около десятка молодых девушек, более-менее молодых и более-менее красивых. Жирдяй милостиво ощупал каждую, с охотой заглянул каждой под подол, выбрал троих, хлопнул их по задницам и потащил в казино. Остальные, обиженно выпятив губы, вынуждены были отправиться восвояси. Одна из обернулась к Тенгизу, оглядела его постядерный прикид и прошелестела, шевеля заячьей губой:

— Эй, красавчик! Поразвлечься не желаешь? Недорого!

Тенгизу стало дурно. Он почувствовал, как его выворачивает наизнанку. Едва успев сдернуть противогаз, он сделал шаг в сторону. Девушки-уродки только захохотали, глядя на его мучения.

— Фу, какой грубиян! — Девочки смачно харкнули в сторону Тенгиза и, виляя задами, направились по своим делам.

Тенгиз был перепуган до крайности. Ему казалось, что так начинается действие лучевой болезни. Он дрожащими руками нащупал фляжку с водой, нашел пакет с антирадиационными таблетками, которые выделили американцы. Забросил в рот сразу две таблетки, запил водой. Потом долго переводил дух, вдыхая неотфильтрованный пыльный воздух. Ему было страшно и тоскливо. И это тоже грузины? И это его народ — гордый, свободолюбивый, милосердный, любящий свою?! Ядерная война сожгла города, убила миллионы, изуродовала саму Землю, — но еще больше она изуродовала души людей. Похлеще любой радиации! Господи, Матерь Божья, Слава Тебе, слава всем тем, кто недопустил превращение Хашури в такую же помойную яму! Слава тем людям, картвелам, армянам, американцам, русским, мусульманам, кто строил на окровавленной земле фермы, укрытия, орошал поля, чинил технику, защищал поселения, всем тем, кто учил детей, кто сохранил в человеческих душах понимание того, что такое быть Человеком. Божьим творением, пусть и ошибшимся, оступившимся, опальным. Но это…вокруг… Деградация, моральная и физическая.

А что будет, если этих изуродованных людей привезти в Союз, дать землю, дать оружие? Будут ли они работать на свое и всеобщее благо, захотят ли снова стать людьми? Нет! Для этого нужно усилие воли, а воли у этих несчастных нет. Нет у них и будущего, и они сами об этом знают, и они смирились с этим. Оно им не нужно. Им нужно лишь одно — краткий остаток жизни пожить в свое удовольствие, дав волю своим звериным инстинктам, раз уж все рунуло. Как там сказал Айрат — лет пять прожить королем, подминая всех под себя, а там хоть трава не расти! И, если впустить такого человека в приличный дом, он изломает все, изуродует, сожжет этот дом, лишь бы жить, как и прежде, в привычной грязи, не выходя из наркотического сна, боясь взгянуть в зеркало, не заботясь ни о ком и ни о чем, экономя слезы на себя любимого. Вот она, самая страшная мутация, — равнодушие к своей собственной судьбе, к судьбе воих детей! Вот они мутанты самые настоящие, куда там уродцам из фантастических романов!

Тенгиз с отвращением смотрел на это колышащееся, серо-бурое море двуногих выродков, на костры, возле которых местные заключали сделки, проигрывали и выигрывали вещи, бесновались в идиотских плясках. На Айрата и его помощника, тупых, равнодушных, довольных своими ролями в этом театре вырождения. На ржавые корпуса автомобилей, металлические облезлые карандаши фонарных столбов, на весь этот хаос, торжество разврата и разложения. Господи Иисусе, Матерь Божья, праведная мученица Кетеван, дайте сил и терпения! Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа! Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа, аминь!

Тенгиз вдруг увидел, как метрах в пятидесяти, среди нищих, попрошаек и проституток, зажгли четыре костра. Большие костры, куда им в такую жару, замерзли что ли?! Тенгиз натянул противогаз и, не предупреждая Айрата, двинулся к этому месту. Хоть посмотреть что там, одним глазком, а там, глядишь, и Серго выйдет!

Местные жители, как ни странно, утратили к «приезжему» всякий интерес. Он шагал сквозь толпу, перешагивая завалы мусора, все ближе и ближе к кострам. А там, на крыше обгоревшего автобуса, какая-то баба лет тридцати с огромным уродливым наростом на голове, визжала, зазывая толпу:

— Аукцион! Аукцион! Сюда! Все сюда! Поднимите ващи вонючие жопы и бегите все сюда!

Баба азартно визжала, прыгала, выкрикивала двусмысленные шуточки, а потом от избытка чувств даже спустила свои драные рейтузы и помочилась сверху на толпу. Плебс пришел в полный восторг, как будто сюда грузовик бесплатной жратвы приехал. Народ Города Игроков сейчас был похож на африканских аборигенов во время исполнения какого-то дикого ритуала. Сзади бабы на крыше автобуса пятеро оборванцев разгружали какой-то хлам, больше похожий на содержимое мусорной кучи.

— Пластиковая бутылка! — выдернула баба первую попавшуюся вещь. — Смотрите, настоящий пластик! Внимание, на ней еще сохранилась этикетка! Pe… Клянусь собственной п…., что здесь была пепси-кола! А вы, драные вы шакалы, знаете, где делали пепси-колу! В Америке! Здесь еще сохранился воздух свободы! Итак, начальная цена…

Из толпы полышались выкрики, на подъем цены. По сути, это был обмен одной вещи на другую. Люди торговались больше из желания не потеряться на этом импровизированном празднике их убогой жизни, быть всем вместе. Купить здесь хоть что-нибудь, пусть ненужное, было хорошей приметой, позволяло хоть немного повысить свой статус.

В конце концов, пустая бутылка «с запахом свободы» ушла за наполовину полный коробок спичек и бутылку какого-то местного пойла. П

Следом с молотка ушли: запчасть от автомобильного карбюратора, плакат с голой девушкой из какого-то журнала, целая пачка стодолларовых купюр, самодельный лук со стрелами, жидкокристаллический монитор от компьютера, несколько бесполезных теперь мобильных телефонов (их здесь носили на проволоке, как украшения), айфон, пачка женских прокладок (как сказала баба — еще не распечатанных), бутылка чачи (еще довоенной, бутылка нераспечатанная). Толпа бесновалась, требовала еще. Тенгиз стоял один среди этого человеческого стада, чуждый к стенаниям плебеев, совсем забыв про осторожность, про то, что его бы с радостью бы сейчас убили, лишь бы стащить с него эту шикарную химзащиту. А между тем на него уже нацелились несколько молодчиков, которые лишь ждали момента, чтобы всадить ему заточенный кусок арматуры в печень. Они знали, что заезжих богачей охраняют, что их милоство приняла Княгиня, и то, что по слухам за городом стоит целое войско таких же пижонов на гусеничных машинах, с пушками. Поэтому и медлили. Но как же им хотелось овладеть таким богатством!

Тенгиз уже хотел было вернуться к заведению, но выбраться из обьятий толпы оказалось не так-то просто. А бабища на крыше уже вытаскивала из кучи мусора новый предмет:

— Вот! Глядите! Как вам картинка?! Доска с картинкой! Настоящее дерево на растопку костра! Прикиньте, нам раньше лапшу вешали, что она святая! В церквях раньше много таких деревяшек висело! А сейчас где их церкви?! Где их боги?! Сгорели, вместе с Грузией, со всей планетой! Так на… ее хранить?!

Тенгизу опять стало нехорошо. Он протер стекла противогаза, чтобы лучше рассмотреть происходящее. Баба-торговка потрясала над головой каким-то небольшим квадратным предметом.

На старой закопченной доске Тенгиз разглядел потускневшее изображение Младенца и Пречистой Девы. Бабища с бешенством трясла иконой, орала, вытаращив глаза:

— Этой деревяшкой долго можно топить! — Она перевернула икону, заорала, будто обращаясь к Богоматери, — Что пялишься, тупая тварь?! Что же твой бог не спас нас? Забавно, …, смотреть, как мы ползаем в грязи? Ты такое будущее нам уготовала? — Безумная бабища в припадке ярости харкнула на икону. А десятки чумазых уродов и оборванцев прыгали от восторга, будто каждому из них всобачили солидную дозу стимуляторов.

Глядя на это богохульство, Тенгиз проклинал Крайтона за то, что заставил сдать оружие. Ох, как бы он стрелял бы в эту безумную толпу. Для него, воспитанного трудолюбивой матерью и богобоязненным дедушкой такое поведение было за гранью понимания. Вера для грузина — это больше, чем воздух, больше, чем хлеб. Богородица и Младенец — это воздух, это сама Грузия, это наджда на небесное заступничество. Даже теперь, после конца света, когда не осталось ничего, все равно шли службы в уцелевших храмах, все равно горели свечи перед иконами, хоть прихожан оставалось с каждым днем все меньше и меньше. Но разве не чудо Божье, что небо, затянутое непроницаемыми серыми облаками, очистилось так быстро? А еще Тенгиз помнил рассказы мамы, когда он, еще маленький боялся заснуть в темной холодной комнате, а она приходила к нему, гладила его по голове, рассказывала про Вифлиемскую звезду, про рождение Божественного младенца. Для него мать, погибшая в то страшное утро, и Богородица на иконе слились в один единый образ. А еще она подарила ему эти часы на восемнадцатилетие… Часы, которые до сих пор ходя, которые чинили за десять лет всего три раза…

— Ну что, начинаем торги? Начальная цена — сто евро! — Торговка под хохот толпы помахала бесполезной нынче европейской банкнотой.

— Могу предложить сломанный нож! — захохотал одетый в дерюгу старик с провалившимся носом. — И тушку крысы!

— Две крысы!

— Руль от «Феррари»!

— Часы! Работающие часы! — этот отчаянный крик перекрыл гул сотни безумцев.

Оборванцы с удивлением оборачивались, желая посмотреть на безумца, готового отдать такую цену за простую деревяшку! Тенгиз почувствовал, как вокруг него вдруг расчистилось пространство, как люди отступали от него, как на него устремились десятки глаз, полных зависти, удивления и злобы.

Он стоял среди толпы, без противогаза, вытирая потное, красное лицо, держа в правой руке над головой то последнее, что еще связывало его с той, прошлой беззаботной, солнечной жизнью.

— Ну-ка покажи, — не поверила баба-торговка. Тенгиз бросил ей часы, на глазах у него были слезы. Торговка подхватила сокровище на лету, недоверчиво посмотрела на циферблат. Постучала ногтем по стеклу, приложила часы к уху, покрутила заводную головку.

— Ну, ты богач, парень! — присвистнула она. — Выше уже никто не предложит. Держи свою доску!

Она бросила ему покупку. Тенгиз, утирая слезы, осторожно поднял с земли деревянную пластинку, закопченную, всю в мелких трещинках. Ему вдруг показалось, что ему опять двадцать, он чувствовал себя беспомощным юнцом, покинутым, оставленным.

Неужели Серго был прав? Неужели человек — это скотина, которое надо заставлять быть человеком? Заставлять палкой?! Тогда зачем все это?! Ради чего отстраивать мир заново?!

А голоса вокруг зашипели:

— Дурак, осел большеухий, деньги ему тратить некуда!

— Конечно, они там на западе живут припеваючи, чтоб сгорели они все! Вот и бесятся с жиру!

— А у меня на хлеб ни гроша нет! Вчера последний кусок мяса проиграл!

— Ишь смотрит, чтоб он подох!

— Плачет еще! Сопляк!

Тенгиз, держа в одной руке икону, а в другой — противогаз, медленно побрел обратно, в сторону казино. Он не замечал толчков, ударов локтями, не слышал угроз, проклятий. Он просто брел против течения.

Но дальше его не пропустили. Какой-то однорукий мужик, лысый, с багровыми пятнами на коже, здоровый как кабан, преградил ему дорогу.

— Эй ты! Ты знаешь, кто я такой?! Х… ты прешь, верблюд двугорбый, сын бараний, дороги не видишь?

— Кто ты такой? — переспросил Тенгиз.

— Да! Кто я такой!

— Ты не грузин, — это точно! И все вы — куча навозных жуков в выгребной яме! — Тенгиз чувствовал, как скорбь в сердце его уступает место жгучей ярости. — Будь вы людьми, вы бы до такого не докатились!

— Что?!! — взревел «серьезный мужик». — Думаешь, если ты богат, тебе здесь бояться нечего?! Ты знаешь, что ты мне ботинки испачкал?!

— Да пошел ты! — бросил ему в лицо Тенгиз и собирался пройти мимо. Ему уже было на все плевать. Он был готов к драке.

Так и получилось.

Лысый взмахнул палкой, которую он держал в руке, наотмашь. Тенгиз, уже сделавший шаг в сторону, получил увесистый удар по затылку.

Злость взяла свое. Тенгиз вскинул руку, схватил палку и одним усилием вырвал ее из рук обидчика, а вторым ударом той же палкой поверг обидчика на землю.

Но тут же Тенгиз получил сразу несколько ударов сзади и с боков. Он обернулся, оскалив зубы, как раненный волк, и в этот момент кто-то повис у него на шее. И ударили чем-то твердым по ногам так, что колени подогнулись.

Раздался крик: «Бей богатого урода!» И сразу же человек десять от толпы накинулись на Тенгиза, повалили его на землю, принялись охаживать руками, ногами и твердыми предметами.

Он уже не пытался защититься от бесчисленных ударов, падая на живот. От удара по голове мир поплыл, только слышались крики, визги и пыхтение. Тенгиз упал на живот, укрывая икону, а левой рукой закрывая затылок. Тут же его принялись добивать ногами, топтать. Один карлик с обрубком третьей ноги на животе тут же выхватил из слабеющей руки Тенгиза противогаз и нырнул в толпу. А Тенгиза продолжали бить все, кому не лень. Особенно свирепствовал оскорбленный лысый. Он своей палкой старался ударить по спине, чтобы перебить нахалу позвоночник. Да только народу набежало много, лезли под руки, под ноги, только мешали.

Айрат, глядя на побоище, довольно ухмыльнулся. Сергили хотел было вмешаться, но Айрат остановил его:

— Не надо. Сам туда пошел… Пусть выбьют из него спесь… Подождем пару минут.

От последнего мощного удара в переносицу Тенгиз провалился в темноту. Последнее, что он услышал, — это нечеловеческий, яростный рев. И запах серы…

…Айрат уже собирался было утихомирить толпу. А то вдруг прибьют придурка, потом разбирайся с проклятыми америкосами! Лениво он поднялся с камня, … и тут же сел обратно, судорожно затеребил старую изоленту на рукоятке автомата.

Из двери, постукивая кривыми пятнадцатисантиметровыми когтями по деревянному настилу, вышел его ночной кошмар — звероящер Михо, любимец Бабуа. Увидев Айрата, Михо приветливо оскалил зубы, издал звук, похожий на клекот орла. Люди, пьяные и трезвые, шарахались от него в разные стороны, без разговора отходили в сторону, — лишь бы не стоять на дороге у хищника. А следом показался довольный Бабуа со стаканом в руке, и Сергей, без противогаза и защитных перчаток, душа нараспашку.

Михо заинтересовался состоянием Айрата. Подошел к нему, понюхал воздух, подошел к нему поближе. Чихнул. От ящера пахло свежей кровью и серой.

— Сгинь, дьявол! — прошептал Айрат, чувствуя, как в горле у него становится сухо.

— Михо! — повелительно крикнул Бабуа. — Не ешь его, отравишься нах…!

— А где Тенгиз? — спросил Сергей заплетающимся языком.

Оба «фаворита княгини» только махнули рукой ту сторону, где избивали Тенгиза.

— Какого х..?! — заорал Сергей по-русски. Он стремглав бросился на помощь другу.

Бабуа остановился возле крыльца. Задумчиво смотрел он на то, как Сергей ворвался в гущу подонков, как обхватил одного за пояс и по-борцовски перебросил в сторону.

— Дурак ты, Айрат! — скривился Бабуа. — В голове моего ящера и то мозгов больше, чем у тебя!

Он брезгливо отпихнул какого-то пьянчугу в грязной женской ночной рубашке, показал на толпу и крикнул:

— Огу, Михо! Огу!

Что означало это «огу» Сергей не знал. Его сил, конечно, не хватило справиться с обезумевшей толпой. И его бы затоптали в песок, но тут послышался ужасный рев, от которого желудок начинал плясать вприсядку. Затем визг, чей-то вопль.

Ящер с необычайной быстротой, по-волчьи ринулся прямо на толпу. С разбегу прыгнул он на спину какому-то забулдыге, лязгнул зубами. Брызнула чья-то кровь, забулдыга орал, как будто его только что кастрировали. На спине его багровели длинные полосы. В одно мгновение Михо оказался рядом с Сергеем, в зубах он держал чье-то окровавленное ухо. Глаза зверя сейчас горели, как два уголька, вынутых из костра, горели ярко-красным огнем. Сергей испугался, что ящер и его сейчас оставит без уха.

Драчуны в одно мгновение бросились врасспыную. Второй рев ящера был куда страшнее первого. Из ноздрей чудовища показались струйки серого вонючего дыма. Ящер завертелся волчком, цапнув еще одного оборванца, чтобы не отставал от остальных. И потом Сергей увидел необычное зрелище.

Михо широко раскрыл пасть и из пасти вырвались языки желтого пламени. На спине его в этот момент появилась яркая багровая полоса, от шеи до хвоста. Он сделал широкий вдох, царапая землю когтями, и выдохнул целый сноп огня. В ужасе полетели на песок люди в загоревшейся одежде, хотя находились они метрах в двух от происходящего.

А потом раздались два пистолетных выстрела… Мигом вокруг истерзанного Тенгиза не осталось ни одной живой души. Сергей поднял друга, перевернул его на спину.

Подошел Бабуа. Он пощупал пульс у Тенгиза. Молодой грузин был без сознания. Михо понюхал пострадавшего, даже коснулся его руки своим фиолетовым языком.

— Жив! — сказал Бабуа. Он попробовал приподнять Тенгиза. Увидел валяющуюся на песке икону.

— И ради нее он так рисковал?

Бабуа оглядел тех, кто минуту назад с азартом избивать Тенгиза. Сказал негромко, но услышали его все:

— Если еще хоть кто-нибудь тронет этих молодых людей пальцем, будет иметь дело со мной! И с ним! — указал он на своего четвероногого друга.

— Нужен транспорт! — выпалил Сергей. Его сейчас грызла совесть, за то, что он оставил Тенгиза. — Тенгиз, хоть слово скажи!

Он обернулся к Айрату:

— А ты куда смотрел, сволочь?! Тебя нас охранять приставили?

— Что ты сказал, русская мразь?! — заорал в ответ Айрат. — Если бы я знал, что ты русский, придушил бы тебя, как только увидел! Я вам не сторож, понятно?! Надоело! Если твой дружок полез куда-то в толпу выяснять отношения, я за него по роже получать не намерен!

— Хочешь меня придушить?! Ну, пойдем, отойдем за сарайчик!

— Ты такой храбрый потому, что за тобой стоит целая армия! — зло ответил Айрат. — Когда за тобой танки и броневики, легко быть храбрым! Только как американцы терпят тебя, если твои сраные соотечественники разнесли в куски их страну?! Может, они такие же американцы, как и ты — грузин?!

Сергей ничего не ответил. Он только махнул рукой и продолжил заниматься Тенгизом.

Айрат яростно раздувал ноздри и проклинал всех русских, американцев и весь белый свет.

Из толпы наняли каких-то оборванцев за несколько патронов. Тенгиза вшестером на какой-то деревяшке донесли через кордоны в отведенные им апартаменты. К этому моменту вернулся Гарро со своими людьми.

— Что произошло? — нахмурился американский сержант, глядя, как в дом вносят бесчувственного Тенгиза.

Сергей вкратце рассказал американцу о том, что произошло в городе. Сержант выслушал, нахмурился еще больше, поглядел на Сергея осуждающе.

— Damn! А что я вам говорил о дисципине? Один сувениров набрал, второй бухает со всякими бродягами! Как думаешь, что об этом скажет Крайтон?

— Да подождите вы, сержант! Я же проводника нам нашел! До Тбилиси! Хотя за Тенгиза удавиться хочется!

— Тебя просили найти проводника?!

— Нет…

— Ну так заруби на носу, Сердж, хоть ты и смелый парень, хоть ты мне и по душе, но я доложу обо всем капитану! И пусть он с тебя сто шкур спустит! Если есть приказ, то ты выполняешь этот приказ! И никакой самодеятельности больше! Никаких вольных художеств! Ты меня понял, dullard?!

— Да, — выдохнул Сергей.

— Не понял, рядовой?! — взревел Гарро.

— Так точно, сэр!

— Вот так вот! Ну что вы на него уставились? — накинулся Гарро на Гермогена и его помощников. — Химзащиту с него к чертовой матери! Аптечку! Так, где охранники, которых выделила нам эта стерва?! Я сейчас же обо всем доложу Крайтону! Этого парня нужно эвакуировать в лагерь!

Раздался стук в дверь. В небольшое помещение заглянул Бабуа. Верного ящера с ним почему-то не было.

— Ну как он, Серго?

— Ты кто еще?! — с угрозой зашипел на него Гарро.

— Не кипятись, начальник, — поднял ладони кверху Бабуа. — Мне с тобой поговорить надо. Это в ваших же интересах. И в моих тоже!

Бабуа прошел в комнату, присел около Тенгиза. До сих пор молодой тбилисец был в забытьи, только тихо стонал. Бабуа приложил руку ко лбу, забормотал что-то на менгрельском диалекте. Его пальцы, украшенные блатными наколками в виде перстней, забарабанили по лбу пострадавшего.

И вдруг Тенгиз застонал, прогнулся на своем ложе, вновь затих. Его глаза открылись, он зашевелил губами. Из глаз брызнули слезы…

— Пришел в себя! — вскрикнул Гермоген. — Тенгиз, дорогой, как я рад! Где болит, а? Ты мне скажи, где болит, мы тебя враз вылечим!

— Княгиня вас не хочет отпускать, — вдруг сказал Бабуа. — Айрат, эта трусливая крыса, сейчас у нее. Наверняка наплел про вас с три короба. Будьте готовы ко всему.

— А ты что, фирма «Добрые услуги»?! — Гарро был зол, как дьявол. — С чего вдруг такая забота?

— Предположим, я хочу заработать с вашей помощью, — Бабуа, улыбаясь, хлопнул Гарро по плечу. — Я могу проводить вас до Тбилиси, помогу вам избежать тех ловушек, которые встретятся на вашем пути. Когда вы будете возвращаться, вы высадите меня поближе к городу Игроков. А в Тбилиси я прихвачу некоторые вещички, за которые здесь на базаре торговцы заплатят тройную цену. Я в одиночку ходил к столице, но очень быстро бежал оттуда. Много могу рассказать…

— А почему я должен тебе верить? — спросил Гарро, вставляя в ухо радионаушник.

— А почему бы и не поверить? — Бабуа был сама любезность. — Я помогу вам выбраться отсюда.

— Похоже, ты нам только зубы заговариваешь?

— А ты проверь! Пристрелить ты меня всегда успеешь!

— О-кей! Ты мне все сейчас расскажешь про Тбилиси!

— Не вопрос! Только расскажу я не все, иначе какой будет интерес меня с собой брать!

— "Blue-1", Blue-1", this BG-2! Black Eagle, I repeat, black eagle! Orange threat! — передал Гарро в микрофон. — Сердж, Артеми, Амирани! Быстро раненого в броневик! Через десять минут вы в лагере!

— А вот и гости! — известил Бабуа, снимая с плеча автомат.

Дверь распахнулась, гости пожаловали в дом. С ними был Айрат и еще пятеро вооруженных бандитов. И с ними, — Княгиня, собственной персоной. Бойцы зашли в дом, держда перед собой винтовки и автоматы. Лязгнули затворы.

— Что происходит? — прямо с порога спросила владычица, оглядев путешественников.

— Ничего хорошего, — буркнул Гарро. — Извините, но одному из наших парней стало плохо. Его мы сейчас отправляем к нашим.

— Нет, — коротко ответила Княгиня. — Никто никуда не пойдет. Все остаются здесь.

— Нашему парню плохо, мэм…

— Мне плевать, — бесстрастно сказала Княгиня. — Я приказываю, — вы остаетесь здесь.

— Но, мэм! Договор…

— Я сказала, остаетесь!!! — вскрикнула царственная стерва, сжав кулаки. — Стул мне!

Один из бандитов послушно поставил перед своей хозяйкой раскладной дачный стульчик. Поклонился, отошел в сторону. Остальные головорезы встали у противоположной стены, держа на прицеле Гарро и его товарищей. Один остался у двери.

— Я пересмотрела договор, — сообщила Княгиня. — Изменила свое решение. Так вот, вы оставляете мне свой броневик и вот этого рыжего. — Она указала на Сергея. — Еще вот список тех вещей, которые вы мне привезете. Прежде всего, противотанковые гранатометы. А пока вы, — заложники. Вы, сержант, можете отбыть к своим и передать мои требования. Каждые пятнадцать минут мы будем убивать по одному заложнику.

— Это мои парни, и я их не брошу! — заявил Гарро.

— Даже этот русский?

— Все!

— Как трогательно! — издевательски захлопала в ладоши Княгиня. — Вы знаете, сержант, мне всегда доставляло удовольствие унижать вас, мужчин! Вы вертите женщинами всю свою жизнь, а на самом деле это они вами вертят как хотят. И так приятно смотреть, как самец, сильный, смелый, успешный, бьется от бессилия и боли, когда молодая и красивая девушка держит его за яйца и легонько сдавливает их. Вот где ваша сила! У меня в кулаке!

— Княгиня, ты сейчас неправа! — подал голос Бабуа. — Ох, как ты неправа!

— Тебя, старик, никто не спрашивал! — процедила Княгиня, достав длинный мундштук для дамских сигарет. — Кстати, почему ты до сих пор не преклонил колено перед своей госпожой? Ладно, я пока прощаю этих дикарей, но тебе должно быть стыдно. На колени! И брось автомат!

Бабуа опустил автомат. Но остался стоять, как стоял.

— На колени, старый осел! — прошипела Княгиня.

— Да пошла ты на …., шлюха из тбилисского борделя! — презрительно сплюнул Бабуа. — Я таких как ты десятками в свое время на … вертел! За людей вас не считал!

— Убейте его! — приказала Княгиня.

— Ага! — улыбнулся Бабуа. — И кто тебе будет шмотки притаскивать из пустыни?! Кто будет ходить туда, куда не один твой странник не полезет?!

— А мне все равно! Айрат, убей его!

— Хорошо, убей меня, но отпусти этого мальчишку! — попросил Бабуа, указав на стонущего Тенгиза. — Тебе-то он что сделал?!

— Просто он мужчина! — усмехнулась Княгиня, поправляя свои шикарные волосы. — И он в моей власти.

— Белая бумага, — вдруг произнес Гарро. — White paper.

— Что ты там лопочешь, сержант?! Айрат, убей его, я сказала. Или мне послать за Сергили?

Айрат, нерешительно, поднял автомат, прицелился в Бабуа.

— Ну все, старик, — усмехнулся он. — Кончились твои подвиги!

— Ничего похожего, — ответил Бабуа. — Вот это знаешь, что такое? — Он достал из кармана небольшую стеклянную трубочку. — Так вот, здесь вирус бубонной чумы. Пристрелишь меня — я ломаю ее, и вы все с небольшим промежутком времени подыхаете. Смекаешь своей тупой башкой?

— Блефуешь, Бабуа, — На висках Айрата показались капли пота.

— Конечно, блефую! А ты попробуй!

Айрат заколебался. Он защелкал пердохранителем, мешкая. Потом сказал:

— Княгиня, он…

Внезапно земля содрогнулась от страшного взрыва. Стекло в единственном окне выбило взрывной волной. Второй взрыв был гораздо ближе. Были видны блики пламени в оконном проеме, слышны крики раненых. Затем последовал третий взрыв, четвертый…

Американские танки начали обстрел города. Снаряды рвались ближе к внутреннему кругу, ближе к богатеньким мира сего. Бедных уничтожать нет смысла, вон их сколько здесь мрет каждый день! После первого же взрыва в городе поднялась паника.

Второй снаряд взорвался на блок-посту, где принимали товары у фермеров. Там уже валялось четыре трупа, в том числе и лысая охранница, любившая ослеплять непокорных. Несколько домов загорелось.

Третий и четвертый снаряд взорвались рядом с покоями Княгини. Если бы она находилась в своей постели, ей бы настал конец…

…И тут в руках Гарро появился пистолет.

— Что за дьявол! Откуда оружие?! — только и успел крикнуть кто-то.

Грохнули три выстрела. Сергей ничего и понять не успел. Трое бойцов Княгини дежали на полу с дырками в головах. Еще один, в дверях, схватился уже за спусковой крючок, но пистолет в руке Бабуа мгновенно успокоил его.

Айрат в замешательстве держал свой автомат перед собой. Он остался один, и его смелость, как ветром сдуло.

— Ну что, Айрат? — сказал Бабуа. — Так чьим подвигам конец? Если не хочешь умереть прямо сейчас, отдай мне автомат!

— Нет!

— Отдай автомат, Айрат! Жить будешь…пока. Обещаю!

Айрат, так и не найдя в себе смелости, выпустил автомат из рук. Бабуа подошел к нему, глядя в глаза, просипел ему чуть слышно:

— Неделю еще протянешь. Но вряд ли больше!

Айрат стоял, как вкопаный. Вероятно, слова старого странника произвели на него какое-то страшное впечатление. Боялись в этом городе Бабуа, ох, боялись! Фаворит княгини задрожал, завыл, как шакал, и вдруг выхватил нож, бросился на старика.

Это была его фатальная ошибка. Бабуа перехватил его руку с ножом, вывернул ее, ударил его автоматом, как дубиной. Айрат отлетел к стене. Бабуа вскинул автомат, и без малейшей жалости прострелил ему голову.

— А мог ведь еще недельку покоптить воздух! Как дерьмо жил, как дерьмо и подох! — Бабуа плюнул на мертвое тело Айрата. Потом повернулся к Княгине. Та не могла поверить в происходящее.

— Ты… как ты смел? — только и смогла произнести она. Вдруг она с визгом вскочила с кресла и бросилась к двери. Но Бабуа схватил ее за руку и отшвырнул к стене, у которой уже натекло порядочно крови.

— Начальник, ты можешь передать, чтобы твои пушкари прекратили город обстреливать? — обратился старик к Гарро. — Здесь и так все ясно. А мне здесь еще жить!

Гарро прильнул к передатчику, заговорил по-английски. Бабуа же подошел к лежащей на полу, ошарашенной Княгине. Она с ужасом разглядывала свою ладонь, всю в крови. Без церемоний странник взял ее за подбородок, поднял с пола и вдруг со всей силы ударил прикладом автомата в челюсть. Ударил так, что зубы на пол посыпались. Княгиня, вскрикнув, как мячик отлетела к другой стене, споткнувшись о лежащего Тенгиза. Упав, она сжалась в комочек, рыдая от боли и обиды.

— Сколько стоил час с тобой до войны? Отвечай, тварь! Убью!

— Сто пятьдесят долларов! — прохлюпала раскоронованная Княгиня.

— А ночь, стало быть, полторы тысячи?! Дорого! Слишком дорого! Вот твое место, запомни! — строго сказал Бабуа. — Помни об этом. Помни о том, кем ты была до Войны, овца!

— Может, хватит уже?! — сказал Сергей.

— Помолчи, Серго, ты человек молодой еще, добрый. Есть вещи, которые прощать нельзя. И справедливо было бы ее пристрелить. Нет, лучше удавить! Пожалуй, так и сделаю.

— Нет, не на-а-до! — прохлюпала Княгиня.

— Почему нет? Как ты любила говорить? «Им не повезло!» Так вот, на этот раз не повезло тебе!

— Не трогай ее!

В дом вбежал Сергили. Он огляделся, увидел кровь, трупы. Подбежал к Княгине, обнял ее, прижал к себе.

— Не трогай ее, Бабуа! Прошу тебя, как отца! Хочешь, на коленях просить буду!

— Сергили! — прохлюпала Княгиня. — Спаси меня, пожалуйста! Я уже простила тебя, только спаси меня!

— Я твой дом труба шатал! — скривился Бабуа. — Сергили, и тебе это надо?!

— Надо! Пожалуйста, не трогай ее!..

…Когда Тенгиз очнулся, он увидел вокруг белые стены, шкафчики с медикаментами, спину в светло-зеленом халате, одетом поверх американской военной формы пустынного цвета. Он чувствовал, что это помещение куда-то едет. Собирая в кучку события последних часов, он пытался представить, где он находится, и что с ним будет дальше.

Белый халат обернулся. Тенгиз узнал младшего офицера медицинской службы Терриса Гранта. Низкорослый человечек с залысиной и красными полосками на месте бровей оглядел пациента и улыбнулся:

— С возвращением на этот свет!

Тенгиз поморщился. У штатного врача экспедиции был плоский юмор, от которого приходили в ужас сами американцы. Он попробовал пошевелить рукой, ногой. Вроде, все на мете. Болит, правда, но уже куда меньше. Нос вот болел, это да, дотронуться больно!

— Что со мной, доктор?

— После сеанса массажа, которому вы подверглись в той вонючей деревне, я вколол вам лошадиную дозу наркотика и занялся вашими костями. Все в порядке, за исключением сломанного носа. Все остальное заживет в течение недели. К тому же вы подхватили дозу. Несмертельно, конечно, но если вы и впредь будете лазать по зараженным местам без защиты, я успею только на ваши похороны. И это будет не самая лучшая смерть, поверьте мне.

— Спасибо, док. А когда я смогу встать на ноги?

Грант подал ему небольшую пробирку:

— После того, как проявите чудеса ловкости и сможете помочиться в эту пробирку лежа. Я посмотрю, что у вас там водится и, через сутки, будете снова прыгать по этой проклятой пустыне.

— Как? Лежа?

— Да, вставать вам пока рано. Крайтон интересовался вами. Спрашивал, когда вы вернетесь в строй.

— Сердился?

— Не то слово. Сказал, что расстреляет вас перед строем, но прежде вас надо вылечить. Ладно, расслабьтесь. Это шутка.

Грант деликатно оставил пациента одного, чтобы он смог проявить чудеса ловкости и перебрался в лабораторию, два на три метра.

Спустя час в медблоке раздался звонок. Американский медик впустил посетителей. Из переходного отсека раздался его недовольный трескучий голос:

— Так, какого дьявола? К раненому? О-кей, но не дай Господь вам занести хоть одну пылинку! Устрою каждому из вас персональную трепанацию черепа без наркоза!

Раздался шум фильтров и пылеуловителей. Спустя десять минут в медицинский блок зашли Сергей и Бабуа.

— Тенгиз, ну ты как, братуха?! — Сергей виновато смотрел в пол.

— Серго, я очень рад тебя видеть! — улыбнулся Тенгиз. — Ты даже не представляешь как!

— Ты прости меня пожалуйста! Я поступил, как последняя сволочь!

— Почему ты его с собой не позвал? — недоумевал Бабуа. — Я-то думал, ты один! Нехорошо, Серго, совсем нехорошо!

— Ничего. Я сам виноват. Не надо было вмешиваться никуда! — прошептал Тенгиз. — Надо было тебя ждать у крыльца, а я полез разбираться. Плохо мне, Серго. — Из глаз Тенгиза потекла слеза.

— Да ладно, Тенгиз, всякое бывает! Ну что нам, морду что ли не били?! И мы били, и нас били! Были бы кости, а мясо нарастет! Ты из-за часов расстроился? Не стоит, Тенгиз. Я тебе знаешь сколько часов принесу? Сколько хочешь, столько и принесу!

— Эти часы мне мать подарила…на восемнадцатилетие… Мы тогда совсем бедные были, а она деньги копила…Но нельзя было по-другому… Не мог я…

— Не расстраивайся, парень, — сказал Бабуа. — Жизнь ты сохранил. Вот подарок твоей матери. Ты ее сохранил. Дети у тебя есть? Значит, ты его преумножил. И хрен с ними, с часами! Я тебе новые найду, еще лучше, чем Серго! Кстати, я тебе твою покупку принес! Держи!

Бабуа поставил на столик ту самую икону. Тенгиз посмотрел на нее, улыбнулся. И заплакал, как ребенок.

— Тенгиз?! Ты что, парень? — нахмурился Бабуа. — Отходняк у тебя что ли?

Тенгиз трясся, всхлипывал, размазывая слезы по лицу. Сергей наклонился к нему, приобнял, прижал голову Тенгиза к себе, как старший брат успокаивает младшего. Бабуа присел рядом:

— Все, хорош, Тенгиз! Ну, хорош! Хватит! Мужские слезы — это очень плохо. Если сильный человек плакать начинает, слабые от отчаяния со скалы бросаются.

Все трое незаметно перешли на русский язык. Вернувшись из лаборатории, американский военный врач узрел эту душещипательную картину. И тут же все испортил:

— Какого хрена? Что за …?! Ну-ка, проваливайте отсюда!

— Да, хорош тебе, лепила! — успокаивающе поднял ладонь Бабуа. — Не ломай душевного единения.

— Я не понимаю русского языка, — скрестил руки на груди Грант. — Но сейчас парень еще не готов. Через сутки можете забирать его, а сейчас сильные волнения ему противопоказаны. Давайте, до свидания!

— Lepila, ты бы тон сбавил, — угрожающе процедил Бабуа. Уже по-грузински. Гранта это не впечатлило:

— Вот что, мистер, в медблоке моим распоряжениям подчиняется даже капитан Крайтон! И вы подчинитесь тоже. Вы что, не видите, у парня нервный срыв?! И, если я не проведу комплекс мер, завтра он будет в таком же состоянии. У него будут дрожать руки, он будет думать черт знает о чем. Он ведь едет на свою родину, в свой родной город?! И у него в руках будет винтовка. Или он будет за рулем. Понимаете меня?

— Да, сэр. — Сергей встал с места. — Извините, мистер Грант. Уже уходим.

— Скажи пожалуйста, какая забота о людях! — удивился Бабуа. — Как в санатории ВЦСПС! Ладно, уходим уже. Тенгиз, до завтра!

— До завтра, Тенгиз.

Грант строго глядел вслед уходящим. Потом, глядя на Тенгиза, покачал головой и достал из снежно-белого настенного шкафчика стеклянную ампулу.

…Бабуа еще долго ругал американского доктора на всех ведомых ему диалектах. Правда, потом все же признал, что Грант был прав.

— Врачи все одинаковые, если правильно свое дело делают, — сказал он Сергею. — Лепила, он и в Америке лепила!

— Мне почему-то беспокойно за Тенгиза, — сказал Сергей. — Я не помню случая, чтобы он так вот плакал. Ведь не из-за драки же?

— Не из-за драки, — согласился Бабуа. Его голос, и без того глухой, за фильтрами противогаза сделался и вовсе неразборчивым. — Серго, понимаешь, это он еще не плакал. Плакать он начнет, когда приедет в родной город. Там многие плакать будут, как дети. Так что готовьтесь…

Бабуа был хмур. Казалось, он внутренне колебался, корил себя, за то, что связался с чужаками.

Прямо перед ним американские солдаты играли с Михо. Они кидали ему мелкие камешки, а грозный огнедышащий звероящер, забыв про свое достоинство, гонялся за ними, как последний дворовый бобик. Иногда он от избытка чувств клекотал, как горная хищная птица. Его хозяина приняли в эту большую стаю, пахнущую порохом, резиной и железом. Все было хорошо, вокруг были только свои, и Михо с удовольствием развлекался на свой лад.

Было время привала. Экспедиционные машины и танки растянулись длинной вереницей на выщербленной, покрытой трещинами дороге, что протянулась нитью между горных хребтов.

Синее, бесконечно высокое небо, беспощадное солнце. Серый асфальт в черных трещинах, бурые горы без растительности, без единого кустика. Желто-коричневый песок и вездесущая пыль, которую надо постоянно стирать с обзорных стекол. Бурая ржавчина брошенных когда-то автомобилей на шоссе. Ржавчина, пыль и убивающая жара. И не одного признака жизни. Казалось, даже бактерии во всей округе вымерли.

Здесь жизнь умерла десять лет назад. Подтверждением этому был высохший лес на горном склоне, — черные, мертвые голые деревья с обнаженными камнями нависали над дорогой.

 

Глава 15. Томас Джаспер

Угрюмый Джаспер сидел за столом. Жена на кухне бренчала посудой. Ви-Эс копался в джипе внизу, в гараже. По дому, не зная, чем ему заняться, расхаживал солдат. Шлем и амуниция надоели ему, он сбросил все это на старый диван и наслаждался свободой и легкостью. Второй дежурил на втором этаже, наблюдая за происходящим на улице.

Хлопнула дверь, и в комнату вошел Атткинс. Он был в полном снаряжении, с винтовкой, гранатами, в бронежилете. Первое, что он сделал, войдя в дом, это устроил разнос расслабившемуся рядовому:

— Эй, ты что, на отдыхе? Совсем охренел? Даю тебе десять секунд, чтобы ты привел себя в порядок!

Солдат принялся в темпе натягивать бронежилет. Атткинс наблюдал за его движениями и продолжал костерить нерадивого вояку:

— Совсем от рук отбились, мать вашу! Думаете, раз в доме сидишь на мягком диване, можно забить на дисциплину? Я тебе, мать твою, устрою семимильный марш-бросок, проклянешь все на свете!

— Что ты так на него взъелся? — поморщился Том. — Жарко парню. Все равно сидим без дела. Еще успеет намаршироваться!

— Мать вашу, а мне не жарко? Ты, Том, давно уже забил на службу со своим бизнесом, а моих солдат нечего баловать! Правила есть правила!

Солдат, недовольно глядя на сержанта, одел на плечи свои солдатские фунты, взл оружие.

— Живо наверх, сменишь Ирвина! — распорядился Атткинс. — В казарме или в пустыне проще управляться с подчиненными, а в домашней обстановке они сразу размякают, — поделился сержант с Джаспером своим недовольством. — Вот такая служба! Кому это надо, действительно?! Если бы не русские на севере, можно было бы сбросить всю эту форму, и сидеть, как ты, Джаспер, на своей ферме! Ты только кукурузу выращиваешь?

— Фасоль еще, немного пшеницы, овощи, — нехотя отвечал Том. — Были еще две козы, корова, но ее волки загрызли в прошлом месяце.

— Жалко такую ферму будет, — сказал ни с того, ни с сего Атткинс.

— В каком смысле?! — вскинулся Джаспер.

— Если русские сюда придут, говорю! — поправился сержант. — Ведь все сожгут и уничтожат!

— Это верно, — покивал Том, весь в своих мыслях. — Только они не придут. — Мне Сенцов рассказывал, они в прошлом месяце ездили к ним. Говорил, что у них там полная разруха, еще хуже, чем у нас!

— Хуже быть не может, — не согласился Атткинс. — Наверняка твой русский просто наврал тебе, а на самом деле там сейчас готовятся танки и самолеты, чтобы напасть на нас. И он, этот Сенцов, приведет их сюда!

— Атткинс, а ты сам-то в это веришь?! — спросил Том, накручивая на палец седой ус.

— Конечно, верю! — с готовностью сказал Атткинс. — Русские уничтожили весь мир, это уже главная их характеристика. А мы всего-то хотели принести им свободу. Проклятые сволочи и дикари!

— Я не про это! Про то, что Сенцов — враг.

— Я верю во все, что приказывает мне начальство, — заявил Атткинс. — Так спокойнее. Мы, — люди маленькие, пусть у начальства голова болит по этому поводу. Нам приказали, — мы сделали. С нас спрос невелик.

«Да, это верно!» — подумал Джаспер. — «Вот такие мы, американцы! Мы верили во все, что говорили нам сенаторы, губернаторы, президенты, боссы. И никогда не задумывались о последствиях. Нас это не касалось, мы всегда были уверены, что мы всемогущи и неуязвимы, нам было плевать на весь мир. Нам вешали на уши лапшу телекорреспонденты и комментаторы, и мы во все верили, нас ничего не касаслось. Мы радовались, когда бомбили Хусейна, бомбили корейцев, бомбили русских, и все радовались, все верили в эту глупые угрозы демократии. А на самом деле нас просто водили за нос. Но мы верили, потому что нам так было удобно. И вот, доигрались…».

— Галя! — позвал Томас жену. — Принеси-ка нам что-нибудь выпить!

— Том, а твой парень неплохо разбирается в движках! — Атткинс скорчил уважительную физиономию. — Из него толк получится!

— Не вижу в этом ничего удивительного, — буркнул Том. — Отчим-то у него кто?

— Да, отчим у него не промах!

Пришла испуганная Галина. Она принесла на подносе кувшин вина, фруктовую воду и сушеные фрукты в вазе.

— Том, я боюсь, — сказала она мужу. — У солдат какие-то лица страшные. Они на меня смотрят как-то странно!

— Ну что тебе еще пригрезилось?! — раздраженно проворчал Том. — Иди лучше в погреб, займись делами.

— В чем дело, мэм? — прошамкал Атткинс на плохом грузинском. — Вас обидел кто-то из моих солдат? Говорите без страха, я им устрою веселую жизнь!

— Да никто ее не обижал! — состроил рожу Джаспер. — Бабам вечно что-то кажется! Иди отсюда, у нас мужской разговор!

— Я, значит, не человек?! Я тебе что, рабыня?! Я уже присеть не могу?! Весь день бегаю…

— Марш в погреб, damn!

Женщина всхлипнула, бросила поднос на стол и ушла, смахивая слезинки. Том мысленно раскаивался за свое поведение, но не нужно бабе сейчас быть здесь!

— А ты свой дом держишь в железных руках! — удивился Атткинс. — Гляди, еще в суд на тебя подадут! В Америке бы только так тебя раздели до нитки!

— Мы не в Америке. Угощайся. Пей, закусывай.

— Спасибо, но я, как говорится, на службе. К спиртному точно не притронусь, уж не обижайся. Дело надо сделать. Кстати, как и когда мы его будем делать? Помни о сроках, Джаспер.

— Да помню я! — огрызнулся Том. Он налил себе в чашку вина и залпом осушил. Потом налил еще, выпил быстрыми глотками.

— Эй, эй, хватит! — нахмурил брови Атткинс. — А то еще нажрешься в стельку! Кто работу делать будет? Я что ли?

— С этого кувшина? — Джаспер смерил Атткинса взглядом. — Не дождешься!

— Так ты решай чего-нибудь, Том. Решай.

— Кстати, а что ты там с Бернардо за канистру выгрузил?

— А, действительно! — Атткинс хлопнул себя ладонью по лбу. — Это же задаток тебе за работу. Хорошо, что вспомнил, а то бы я так и забыл про нее!

— То есть это мой бензин.

— Ну, в принципе, да.

— Так я могу сходить посмотреть?

— Ты мне не доверяешь?

— Я доверяю только себе. А за Бернардо давно ходит слава прощелыги.

— Скажи пожалуйста… Ну, посмотри.

Послышались тяжелые шаги по лестнице. Со второго этажа спускался усталый Ирвин.

— Ирвин, сходи с Джаспером во двор, помоги ему!

— В чем дело, Атткинс?! — вскинулся Том. — Ты мне не доверяешь?! Куда я денусь, у меня здесь жена и парень?!

— Я доверяю только себе! — засмеялся сержант. — Ирвин, ты приказ слышал?

— Да, сэр, — вздохнул уставший Ирвин.

Том не мог решить уже два часа. Он колебался между совестью и долгом. Долг велит убить друга. Господи, ну почему, почему он не вышел в отставку год назад, месяц назад, неделю назад!!! Старый крохобор, в гробу он видел эти пайки и льготы!

Он с тяжелым сердцем вышел во двор, на жару. Слава Богу, на улице никого небыло, только дети бегали. Том, конвоируемый Ирвином, иначе не скажешь, добрел до сарая, где Виссарион гремел запчастями. Взял канистру, уже почти раскаленную под лучами солнца.

— Черт, вот дерьмо! — выругался Джаспер. — И какой идиот канистру на открытом солнце оставил?

Он отвинтил крышку, сморщился от резкого запаха. Плеснул немного. «И что это за дрянь?!» То, что было в канистре бензином назвать нельзя. В машину, по крайней мере, такое «топливо» Джаспер бы заливать не стал. Мотор завтра же полетит. Даже в русскую машину.

«Хреновая оплата задатка», — подумал Том. — «Машина на таком топливе ездить не будет, даже в культиватор ее не зальешь. Зачем он тогда привез такое горючее? Жадность? Хотел откупиться дерьмом? Да и не горючее это даже, а недоразумение! Бутылки таким только заправлять, «коктейль Молотова» делать! Поджигать только что-нибудь. Танк, например или дом…Так вот вы что, ублюдки, удумали?!».

Джасперу все больше и больше казалось, что даже если он и выполнит это задание, обещанной награды ему не видать, как своих ушей. Если уж на задатке экономят… И почему нужен именно он? Любой солдат может подъехать на площадь и стрельнуть из гранатомета. Да, нанять какого-нибудь бродягу, наркомана, иноверца… Почему именно он?

«Ах, вот значит как? Хотите вновь заниматься политическими интрижками, идиоты?! А меня решили использовать как разменную монету?» Страх отступал, на его место приходила злость. Он, сын фермера и сам фермер, честный налогоплательщик, техник, добровольно пошедший в армию пусть даже в качестве гражданского специалиста, всю жизнь веривший в Соединенные Штаты, в идеалы свободы и демократии, стал просто механизмом в руках власти? И кого? Политических интриганов, которые угробили Америку и весь мир?! Ну, вам это так не пройдет!

Хотя, что он мог сделать? В его доме трое вооруженных солдат, а ему нужно думать о своей жизни, о жизни своей семьи. Не выполни он приказа — его грохнут. И Галину, и Виссариона. Ричардс бы такой подлости никогда не позволил. И где же наша хваленая американская законность?

И тут Джаспера пронизала страшная мысль. Если они так бесцеремонны с ним, старым служакой, а, может, и не было никакой русской угрозы? Может, и не собирались русские нападать на США в 2013 году, как трезвонили все СМИ перед войной? Но тогда зачем все это было нужно?! Зачем надо было их бомбить? Жадность сгубила политиков, вот что! Захотели разнести огромную страну и прибрать к рукам все ее богатства, да просчитались! Вот ему, работяге, нужна была эта война? Нужна была русская нефть? Да он как платил за бензин по два доллара с лишним, так и платил бы! И с каждым Рождеством цена только плавно поднималась вверх.

С такими тяжелыми мыслями и натянутой фальшивой улыбкой он вернулся в дом. Атткинс ходил по комнате, разглядывал обстановку. Его внимание привлек фотопортрет мужчины в сером костюме на фоне какой-то церкви.

— Ну, как бензин? — спросил сержант.

— Пойдет, — махнул рукой Джаспер.

— Слушай, а кто это? На фотографии.

— Это отец моего мальчишки. Я сам настоял, чтобы фото не потерялось, приклеил сюда. Не должен парень забывать совего настоящего отца. Если его забудет, значит, не человек вырастет, а дерьмо!

— И ты не ревнуешь?

— К родному отцу?! Это глупо, отец есть отец.

— Я тебя уважаю все больше и больше, Джаспер! — улыбнулся Атткинс. — Я бы так не мог, это точно.

— Слушай, а почему так? — вдруг спросил Джаспер. — Ну, почему до этого мы с русскими и китайцами находили общий язык, а сейчас, после смерти Ричардса, так круто изменилось?

— Джаспер, не задавай идиотских вопросов, — нахмурился сержант. — Тебе сказали, — ты выполняешь.

— Да ладно тебе, Атткинс! Ну куда я денусь, сам подумай?! Кому я расскажу об этом? Мне просто жутко любопытно. Ну, ведь всю ночь спать не буду?

— Эх, да откуда я знаю?! Просто не любит Хунн русских, считает их ненадежными! Тем более, русские на севере стоят. Бывшие территории России.

«Вот те на! А как же заговор коммунистов?!»

— А мне Хунн сказал, что Сенцов вступил в сговор с китайцами и хочет сюда привести русских! — удивился Джаспер.

— Ну, а какого х… ты спрашиваешь, если сам знаешь больше меня?! — выругался Атткинс. — Я тебе еще раз говорю, это не твое дело. И не мое. Меньше знаешь — дольше живешь.

«Действительно… Меньше вмешиваться… Меньше интересоваться…Меньше думать… А, между тем, если бы каждый из нас думал и не боялся задать лишний вопрос начальству, мы бы, возможно, не сидели в этой богом забытой стране, в радиоактивном кольце, а жили бы как и прежде, ездили бы на каникулы в Вегас, проигрывали бы денежки и не закапывали бы в землю тысячи трупов!» — подумалось Джасперу. — «Но мы боялись, что нас неправильно поймут, боялись потерять должность, боялись ярлыка неблагонадежных, боялись, что нас заставят жрать и потреблять меньше, чем мы привыкли запихивать в свое брюхо!»

Он тоскливо окинул взглядом желто-бурую площадь за окном, ряды старых покосившихся домиков поселян. Поглядел на веревку, висевшую за окном прямо напротив окна. Веревочный механизм был создан им год назад, когда перекрывали крышу. Простенькая конструкция из подъемного блока на земле и колесного ролика над карнизом. Все хотел снять, да никак руки не дошли. Удавиться что ли на ней?!

— Тогда я отправлю к Сенцову своего мальчишку, — предложил Джаспер. — Он передаст, что я прошу его зайти.

— Очень хорошая идея, — кивнул Атткинс. — Наконец-то здравая, конструктивная мысль! Я вообще-то домой хочу!

Том лихорадочно размышлял, как бы дать понять Сенцову, что его подстерегает беда. Черт, знать бы заранее, знаки бы какие-нибудь разучили на случай опасности. Какие знаки, что они, заговорщики какие-нибудь в самом деле? До сегодняшнего дня все жители Союза были уверены, что опасность приходит только из-за кордонов. Внутри Союза все тихо, здесь дом, здесь друзья, здесь помогут. Да, могли обворовать, облапошить, можно было ввязаться в драку, но чтобы здесь, в доме появились смертельные враги? Да и о своей шкуре подумать бы хотелось, ведь если он не выполнит приказ Хунна, его не просто отстранят с должности. А если выполнит, — то же самое.

Решено. Он тайно велит Виссариону, чтобы он предупредил Юрия. Или отдаст ему какую-нибудь вещь, которая заставит его насторожиться. Какую? Может, патроны? Дескать, возврат долга, для Атткинса и его горилл такая отмазка сойдет. Или нож?

— Галине! Галине! — вдруг донесся с улицы зычный женский голос, из разряда тех, от которых уличные собаки падают в обморок.

— Это еще кто? — встрепенулся Атткинс. — Черт! Ирвин?!

— Какая-то баба, сэр.

— Кто это, Джаспер?

— Соседка, наверное, — развел руками Том.

— Ну-ка пошли…

Они спустились на улицу, Том и Атткинс. У забора они действительно увидели необъятную женщину с большим кувшином в руке. Это была Гугула, известная сплетница, подруга Галины.

— Здравствуй, Том. Как дела дома?!

— Спасибо, более-менее. А у тебя как? Как племянница? — спрашивал Том.

— Ой, хорошо уже! Выздоровела! Вчера первый раз встала, за прутики держалась! И шестой пальчик ей совсем не мешает. А у тебя гости?

— Добрый день, мэм! — галантно козырнул ей Атткинс. — Мы вместе служим. Друзья!

— А у вас как дела? Вы из Хашури? Как там, в столице?

Атткинс, видимо, пожалел, что вступил в разговор. Жена Тома на улицу так и не вышла. Может, не слышала из погреба, а, может, обиделась на весь свет.

Пока Атткинс любезничал с болтливой соседкой, а она засыпала его вопросами, Том отошел к гаражу. Незаметно подозвал пасынка.

— Ну как, Ви-Эс, двигатель готов?

— Готов, дядя Том, — испуганно ответил мальчик. — А что эти люди хотят? Они с добром пришли?

— Слушай меня… Пошли в гараж… Так. Если начнется что-то серьезное, в ремонтной яме найдешь углубление. Там gun, оружие, понимаешь. Если что, хватай его, хватай мать, и бегите из дома. Прячьтесь у любых соседей, зовите на помощь. Мать в погребе. Не оставляй ее надолго. И ей передай. В дом ни шагу, занимайтесь делами, какими угодно…

— Я не помешал? — В гараж заглянул Атткинс. Он морщился, как будто у него только что вырвали зуб.

— Твоя соседка настоящий энергетический вампир! — сердито пробурчал Атткинс. — Она всегда такая разговорчивая?

— Это она еще разомлела от жары… Утром бывает хуже!

— Значит, мне повезло! Но нет худа без добра! Она как раз идет к Сенцову, представляешь? Или в его сторону, я не понял. Но она его предупредит, и он придет к нам. Я сказал, что мы ждем только его для решения важного вопроса. Лучше бы я этого не говорил! Она тут же засыпала меня расспросами! Но русского она предупредит.

— Атткинс, тогда ты застрял здесь до завтра! — хмыкнул Том. — Она пока всех соседок не обойдет, не успокоится! И до Сенцова она доберется хорошо, если к вечеру!

Мальчик копался в ремонтной яме, где было прохладно и пахло машинным маслом и бензином. Он ни слова не понимал, о чем болтает его отчим с этим вооруженным до зубов человеком. Значит, так надо. Значит и дядя Том чего-то боится.

— Пойдем в дом, Джаспер, — предложил сержант. — На улице мы будем привлекать слишком много внимания.

Делать нечего… Вернулись обратно в дом.

— Как в каменном веке воюем…, — ворчал Атткинс. — Радиопередатчики работают один через два, батарей к тепловизорам днем с огнем не сыскать! Скоро на каменные топоры перейдем!

— Уже перешли. Слушай, Атткинс, мне что-то в сортир приперло! — сказал Том.

— Ты смеешься? — нахмурился сержант. — А если сейчас придет русский?

— Подождет меня в доме. Черт! Ты хочешь, чтобы я здесь кучу навалил? Я могу!

— О-кей, Том, только не задерживайся! Ирвин! Ко мне! Ты разместишься в погребе, и будешь сопровождать мадам Джаспер, помогать ей и охранять ее!

Солдат, козырнув, ушел, а у Джаспера на душе стало совсем кисло. Атткинс страхуется, падла!

Он на ватных ногах спустился на улицу. В лицо дохнуло знойным ветерком. За домом начинались его, Джаспера, угодия, грядки, пастбище, водокачка. Том тоскливо оглядел свое богатство, зашагал к ржавеющей, еще с советских времен, телефонной булке. Ее Джаспер притащил на тракторе еще лет пять назад. Немного расширил, чтобы внутри можно было свободно поворачиваться, обил железом, пластмассовыми обломками, пробил пол для самого главного дела. Оглядываясь, Джаспер затворил дверь, зажег спичку. Здесь у него были приспособлены полочки для всякой полезной мелочи. Там он нащупал маленькую керосинку без стекла. Плеснул, керосин вроде есть. Том зажег фитиль, в будке стало чуть светлее. Потом он наклонился к сидячему месту, к самой дырке, морщась от жуткого запаха. Он сунул руку в дыру, нашарил на деревяшке с той стороны «последний довод», завернутый в несколько слоев полиэтилена и бумаги. Этот запас был сделан предусмотрительным Джаспером давным-давно.

— Фу, ну и вонь! — проворчал Том. Он торопливо начал срывать обертку с предмета. Потом подумал, куда бы этот «сюрприз» приспособить.

Это была русская граната «RGD», наступательного боя, радиус действия формально — двадцать пять метров, реально, — метров пятнадцать. Когда-то этого добра валялось по всей округе полным-полно. Зато жратвы не было.

В итоге Том заныкал гранату в шляпу, прикрепив металлический корпус с внутренней стороны. Нахлобучив шляпу, он ощутил, как тяжеловатый комок металла катается у него на голове, доставляя неудобства. Господи, только бы Атткинс ничего не заподозрил! И в шляпу не полез!

Выйдя из туалета, Том увидел, как Ирвин встал у двери погреба. Он держал на груди винтовку, а очки натянул на глаза. Потом он вернул их обратно на каску и стоически сносил жару, истекая потом, щурясь от яркого солнца. Жены Джаспер не увидел, она была внизу.

Поднявшись наверх, Том тяжко вздохнул, опустился в кресло. Атткинс, скучая, разлегся на диване, закинув ноги на столик. Том решил не подавать виду. Он принялся лихорадочно соображать, как ему предупредить Сенцова.

— С облегчением, Джаспер! Проблемы с пищеварением? — вежливо осведомился сержант.

— Спасибо. Хреновое мясо у тех кроликов. Атткинс, жрать хочешь? — спросил хозяин дома. — А то у меня что-то в брюхе бурчит.

— То самое хреновое мясо?

— Нет уж, лучше не вспоминай. Я не хочу заснуть в сортире.

— Почему бы и нет, — пожал плечами Атткинс.

— Тогда я жену позову, — Джаспер встал. Хорошо хоть Галя придет сюда, а то неспокойно, когда она там одна с солдатом.

Атткинс убрал ноги со стола, пристроил между ног свою винтовку. Он убрал в сторону пепельницу, переставил тарелки, несколько стаканов, подготавливая обеденое место.

И вдруг раздался голос солдата-наблюдателя с верхнего этажа:

— Сэр, вижу цель! Вижу русского! Идет сюда со стороны северо-запада, расстояние — сто метров!

Атткинс вскочил с дивана. Быстро схватил каску, надел, зашарил в боковом подсумке. Мгновенно слетело с его лица выражение ленивой скуки, уступая место хищной целеустремленности.

— Отлично, отлично, сказал паук мухе! — Атткинс аж сиял. — Вот сейчас все и решим! Рыхлински, наблюдать за целью! Докладывать каждую минуту!

Он быстро извлек на свет маленький длинный цилиндр с небольшими отверстиями. Глушитель для винтовки. Достал оптический прицел, проверил лазерный целеуказатель, быстрыми профессиональными движениями начал готовить винтовку к стрельбе. Джаспер сидел, уставившись в одну точку, не веря, что все произойдет так быстро. Он нервно затеребил поля своей шляпы, пытаясь найти выход из положения.

Он ругал и проклинал глупую, никчемную, болтлтивую, как сорока, Гугулу, от которой, если что, помощи будешь ждать до Второго Пришествия. А тут, вон как быстро сориентировалась, за считанные минуты нашла Сенцова! Или он сам на нее наткнулся, на свою голову. Вот такая усмешка судьбы!

Сначала Джаспер подумал было, что Атткинс разберется сам. Он смотрел, как неистовый вояка включил ЛЦУ, вскинул винтовку, навел на потолок, глянул в прицел. На потолке появилась яркая красная точка.

— Какие действия, сэр? — Джаспер подчеркнул слово «сэр».

— Семьдесят метров, сэр! — раздался голос Рыхлински.

— Ну что, все складывается как нельзя удачно! — отозвался Атткинс. Он, прячась за штору, подошел к окну, медленно раскрыл его до упора. Легкий ветерок колыхнул штору.

— Вот он, — кивнул Атткинс.

Джаспер подошел к окну. Он увидел знакомую фигуру в светло-зеленом камуфляже, в неизменном голубом берете. Сенцов шел, не торопясь, придерживая одной рукой висевший на плече «Калашников». Как показалось, он смотрел в сторону дома Джаспера.

— Отойди от окна! — потребовал Атткинс. — Великолепно, клиент как на ладони! Помнишь, Джаспер, что говорится в Уставе о русских десантниках?

— Нет, — Джаспер был как в тумане, ему было не до уставов.

— «Русских бойцов в голубых и черных беретах в плен не брать, уничтожать на месте, так как они, даже находясь в плену, представляют собой опасность», — процитировал Атткинс. — Вот мы сейчас и выполним это требование. Бери винтовку.

— Что?

— Держи винтовку. — Атткинс протянул Тому готовое к стрельбе оружие. — Не будь тупицей, Джаспер, сейчас не время!

— Но, я думал, мы впустим его в дом! — запротестовал Том. — На улице? Да сейчас пол-поселка сюда сбежится!

— Не бойся, на улице никого! Вот и надо поторопиться, — нервно зажребезжал сержант. — Сейчас сделаем просто, раз — и все! Потом быстро в машину и пусть гонятся за нами до самой столицы!

Том даже опешил. Похоже, времени на то, чтобы убить его, потом его жену и пасынка у головорезов Бернардо не останется. А, может, они его и не собираются убивать? Может, и вправду эвакуируют? Ага, и в пустыне всех грохнут! Не здесь, так в пустыне, там свидетелей нет.

— Стрелять из этой малышки может даже ребенок. — продолжал агитировать за американский ружпром Атткинс. — Все просто, наводишь красную точку ему в лоб, нажимаешь… Пух! Бери!

Делать было нечего. Джаспер взял винтовку, подошел к окну. Прицелился. И не знал, что дальше.

— От окна отойди! — проскрипел Атткинс. — Вот так, он тебя не видит, а сам, как на ладони. Одно движение, и не промахнешься. Смотри, не промахнись, Джаспер! В очко струей промахнуться легче, чем из этого оружия! Ты понял, Том?!

Джаспер не ответил. Он повторно прицелился. В светлом глазу прицела он увидел Сенцова близко, как будто тот стоял рядом. Он видел его загорелую, почти красную, кожу, серебристо-белые волосы, усталые серые глаза, даже капельки пота на лбу под кромкой небесного берета. И видел страшную красную точку лазера на лбу старого друга. А еще он услышал, как Атткинс достал пистолет. Услышал щелчок взводимого курка.

— Не тяни, Джаспер, — прошипел убийца. — Даже не думай свалять дурака. Делай свое дело.

Том почти физически почувствовал, как ему меж лопаток нацелился пистолет Атткинса. Пот заструился по телу, в одно мгновение Том ощутил себя как в бане. Ну что ж… Остается только нажать на спуск, чтобы твой друг, человек, спасший тебе жизнь, стал трупом. Потому что так захотело твое начальство. Во имя американского бога и американского флага. А потом трупом станет уже он, Джаспер, и его семья, а его дом и его ферма превратится в большой костер. Во имя того же флага.

Что же делать, что же делать, черт побери!!! А, может, выстрелить? Мимо. Или рядом с Сенцовым, чтобы он почувствовал брызг камешек в ногу, или как неведомая сила срывает с головы проклятый берет. Чтобы он понял, что в доме Джаспера его ждет смерть, поднял тревогу.

Но тогда смерть. Может, Сенцов и спасется, а ему, Джасперу, точно несдобровать.

— Уф, не могу. Жарко, — Джаспер опустил винтовку, снял шляпу, осторожно придерживая ее, чтобы не выпала граната. Только сейчас он вспомнил о гранате. Как бы ее использовать с толком?

Атткинс смотрел на Тома с подозрением. И вдруг случилось страшное.

Том легонько помахивал шляпой, будто стараясь спастись от жары. Тут он почувствовал, как тяжелый шар выскальзывает из пальцев, как в шляпе вдруг становится пусто.

«Господи Иисусе», — только и подумал Том. Сердце его подпрыгнуло куда-то в горло.

Граната громко стукнула об пол, прокатившись в сторону Атткинса. Тот от неожиданности вытаращил глаза, покраснел, будто проглотил горсть жгучего перца:

— Какого… — прошипел сержант. Ему ни секунды не хотелось проверять, на месте ли чека. Он, забыв про все, бросился в дальний конец комнаты к двери. В дверях он рухнул на пол, закрыв голову руками. А Том вдруг понял, что это его единственный шанс.

С грохотом распахивая окно, он вскочил на подоконник. Полетели стекла. В одной руке Том держал свою ковбойскую шляпу, в другой — винтовку. Поблагодарив Бога, что не убрал подъемник с крыши, Том отшвырнул свою шляпу и мертвой хваткой вцепился в трос.

Вот только забыл, что с другой стороны тросса противовеса нет. Взвизгнул подъемник, и Том обрушился вниз. Уже прощаясь с жизнью, он завопил что есть силы. Завопил, спасая жизнь друга:

— Yuri! Get out of here! You want to kill!

Но, когда до земли оставалось чуть более двух метров, тросс вдруг дернулся и встал. Видимо, механизм сломался, или тросс заело.

Сенцов, раскрыв рот, наблюдал, как из окна дома вылетел Джаспер, как он, пролетев вниз, брякнулся оземь, на столярный деревянный верстак, стоявший напротив окон первого этажа…

…Атткинс с испугом ожидал взрыва. Но взрыва не было. Выждав еще пару секунд, он поднялся на ноги, с испуом глядя на смертоносный шар. Тот так и лежал на полу, поблескивая на солнце.

Атткинс быстро схватил гранату. Ну, конечно, и кольцо, и предохранительная чека была на месте! Этот идиот Джаспер просто бросил ее, или выронил. Ах он, сука!

— Ирвин! Рыхлински! — заорал Атткинс. — Все сюда! Тревога! Убить эту палду!

Он бросился к окну, глядя вниз. Увидел он и застывшего Сенцова. Ах, скотина, Джаспер, и винтовку уволок! Атткинс схватил свой пистолет, прицелился, как мог, в Сенцова и выстрелил. Разумеется не попал. Русский десантник уже понял, что творится неладное, он сорвал с плеча свой автомат и бросился вперед, в поисках укрытия…

…Джаспер, охая, поднялся на ноги. Только что он неожиданно быстро встретился с землей и столярными приспособлениями на земле. Рука болела, будто ее выдернули нахрен. Винтовка валялась поодаль. В мозгу, подобно взрыву, прогремела мысль: «Семья!».

Хромая, Джаспер бросился к погребу. Не помня как, он подобрал винтовку, перевел огонь в режим очереди. Будто из другой вселенной до него донесся крик Атткинса, выстрелы. Джаспер бежал вдоль стены, опасаясь, что сержант устроит стрельбу сверху. Или бросит гранату.

Забежав за угол, Том нос к носу столкнулся с Ирвином. До того только сейчас стало доходить что происходит. Метрах в пяти от него стояла Галина, которая выскочила на шум выстрелов, еще метрах в двадцати — Виссарион. Ирвин глядел на Джаспера, вытаращив глаза, как на царя морского Нептуна, если бы тот вдруг предстал перед ним из пучины. Руки Ирвина теребили ремень винтовки. Он с недоумением обернулся на родных Джаспера, потом опять на старого ковбоя. За три секунды в голове Джаспера пронеслось сто лет.

Ирвин был сильнее Джаспера, моложе, тренированнее. Но сейчас старого фермера не остановил бы и сам сатана. Он прямо с разворота, со всех сил саданул Ирвина прикладом винтовки, так что тот полетел на землю. Замешкайся Том хотя бы на секунду, и исход боя был бы предрешен. Но сейчас страх за родных придал Джасперу неведомую силу.

Ирвин полетел оземь. Джаспер же вскинул винтовку, прицелился. Оружие вздрогнуло, бесшумные очереди вдавили солдата в землю. От первых двух очередей его спас бронежилет. Третья очередь пришлась в переносицу. Каска Ирвина отлетела прочь, прокатилась, перевернулась. Очки были заляпаны темным пятном крови.

— Ви-Эс! — завопил Том. — Хватай мать и бегом к машине! Бегом к машине! Бего-о-ом, мать твою!

Совсем рядом вонзились в землю пули. Это Атткинс стрелял сверху, но карниз мешал ему достать изменника. Джаспер выстрелил в ответ. Пули разбили стекло в окне, заставив Атткинса отпрянуть прочь. Джаспер услышал только трехэтажный мат сержанта, грозившего вырвать у него член, обернуть его вокруг его шеи и этим же членом удавить.

Виссарион все понял. Выбегая из гаража, он захватил охотничье ружье отчима. Он схватил за руку причитающую мать и потащил ее к «Хаммеру» у ограды.

А в дверях Джаспер уже видел силуэт второго солдата. Это был Рыхлински. Не ожидая ничего хорошего, Том бросился на землю и дал очередь по рядовому. Пули расщепили ископаемый шкаф в прихожей над самой головой Рыхлински. Тот присел на колено, укрывшись за перилами, дал ответную очередь. Том вскочил, стреляя то по верхним этажам, где маячил Атткинс, то в двери, не давая свободно дышать Рыхлински. Он переставным шагом, больше похожим на прыжки, двигался к спасительному броневику. Виссарион тащил мать за руку, в другой руке держа ружье. Та, похоже, была в полной прострации, не понимая, что творится. Даже инстинктивно сопротивлялась сыну.

Том выстрелил еще, еще. Еще по верхним окнам, еще по двери. Рыхлински прыжком-ползком все-таки добрался до двери. Еще немного, и Джасперу придет конец. Том, понимая это, испытывал огромное желание бегом достичь укрытия, но надо было прикрывать Галину и Ви-Эс.

Рыхлински надоело играть в тир. Том, белея от страха, увидел, как из двери вылетает граната. Он заорал, забыв про все, по-английски:

— Down!

Виссарион английского не знал. Но то ли он видел гранату, то ли это слово запомнил. Парень рванул мать на землю, накрывая ее собой. Том сам рухнул оземь, уже не надеясь ни на что.

Гром содрогнул землю. Горячая волна воздуха прошла над самой головой, швырнула песчинки по щеке. Джаспер не вставая, на карачках пополз в сторону машины. И в этот момент в дверях показался Рыхлински.

Джаспер был сейчас беззащитен. Он даже не видел бойца. Рыхлински мгновенно поймал Джаспера в прицел. Палец скользнул по металлу спускового крючка, чтобы через секунду…

Но грохнул «Калашников». Рыхлински отбросило к стене. На плече его расплывалось темное пятно. Солдат не был убит, но про охоту за Джаспером и его домочадцами ему пришлось забыть.

Джаспер увидел Сенцова, держащего дымящийся автомат. Еще немного! Виссарион и Галина уже достигли цели. Том повернул винтовку в сторону врага, нажал на спуск. Патроны кончились, черт! Джаспер отбросил бесполезное теперь оружие, мешком перевалился через ограду. Прислонился к горячей броне «Хаммера», тяжело дыша. Сердце его, казалось, сейчас выскочит наружу.

— Как ты, парень?! — прокашлял он Виссариону.

— Что случилось?! Что творится вокруг?! — причитала Галина. — Это же твои товарищи! Почему они стреляют в нас?! Я ничего не слышу! Что происходит, кто-нибудь объясните мне!!!

— Ви-Эс, ты молодец, парень! — одобрительно улыбнулся Том. — Давай сюда ружье.

— Что у вас творится? — Сенцов держал окна под прицелом. Он дал еще очередь. Том тоскливо смотрел, как часть карниза полетела вниз, как бьются последние целые стекла в окнах. Как мелькает в окне Атткинс, пытаясь достать противников из своего бесполезного армейского пистолета.

— Что творится?! — вскрикнул Том. — Ты меня втравил в очень хреновую историю, Юрий! Ты знаешь, что это тебя они пришли убивать?!

— Меня? За что?

— За то, что ты готовишь русское вторжение, медведь!

— Чего?! — Глаза у Сенцова были, как две монеты. — Вы что там, в своем «Пентагоне» травы обкурились?!

— Юрий! Скажи мне правду! Это правда?

— Если бы я мог готовить русское вторжение, я бы сам шел впереди этого вторжения! — прокричал Сенцов. — Под красным знаменем и с песней! Но дело в том, что вторгаться некому!

— Ну и то хорошо! — облегченно выдохнул Джаспер. Он облокотился на корпус машины и выстрелил в окно, где мелькала фигура Атткинса. — Уроды! Они мне весь дом разнесут! Я же теперь на одних только стеклах разорюсь!

Сенцов вытащил из кобуры ракетницу, зарядил, поднял к небу. Взметнулась вверх красная ракета, — общий сигнал тревоги…

…Атткинс понял, что его обдурили. Понял он и другое, — он сам из охотника превратился в добычу. Выйти из дома ему теперь не дадут. Ирвин, похоже, убит. Рыхлински, тяжело дыша и ругась, поднялся наверх. Он рухнул на диван, закатив глаза к потолку, из последних сил держась за раненное плечо. Атткинс, матерясь как сто чертей, вырвал из его рук винтовку. Он метался между окнами, пытаясь найти позицию получше, чтобы хоть как-нибудь достать ненавистного русского за «Хаммером». Тщетно!

Атткинс также понимал, что с пустыми руками на глаза Хунну и Бернардо лучше не показываться. А может, сдаться?! Нет уж, сдаться русскому?! Черта с два! Атткинсу самому приходилось соблюдать осторожность, так как противник отвечал огнем. Сенцов — бывший десантник, а Джаспер, — хороший охотник. Только подставься им — и ты готов!

«Ну почему, почему я не пристрелил этого сукиного сына Джаспера, а потом спокойно не прикончил русского?!» — корил себя Атткинс. Он метался по комнате, как волк в клетке, в поисках выхода.

И вдруг он увидел, как по дороге вдоль домов движется группа ребятишек в сопровождении женщины. Пытаясь из последних сил выполнить, он бросился к окну…

…Очередь из М-16 убила воспитательницу. Дети закричали, бросились в разные стороны. К сожалению, американский сержант был достаточно метким стрелком. Двое семилетних малышей упали замертво, еще двое бились на земле, рыдая от боли.

— Эй, Сенцов, свинья, слушай меня! — орал Атткинс на плохом грузинском. — Ты, конечно, можешь отсиживаться там и дальше, но, если ты не выползешь через пять минут на улицу, я убью этих щенков! Ты понял, дерьмо?!

— … Ах ты, ж, мразь! — прошипел Сенцов по-русски. — И каким же чертом сюда их принесло?!

— Атткинс, ты сбрендил, идиот?! — закричал Джаспер. — Это же дети! Не будь дураком, они-то здесь причем?!

— Что, сраный ковбой, тебя совесть замучила?! — отозвался Атткинс. — Тебя надо пристрелить к чертовой матери за измену. Ты, сука, переметнулся к русским? Ну так раздели их судьбу, %%%%%ная свинья!

Для подкрепления своих слов сержант дал еще несколько очередей. Пули вонзались в землю рядом с рыдающими детьми.

— Надо выйти, — вздохнул Сенцов.

— С ума сошел?! — обернулся Джаспер. — Через пять секунд ты покойник! Атткинс — один из лучших стрелков в Хашури!

— А что делать?!

— Что у вас делается, сынки? — услышали бойцы стариковское покашливание.

У машины стоял невысокий старик, с короткими волосами и бородой, белой, как снег. Он был одет в старый, еще советского покроя военный комбинезон, и короткий плащ, сшитый из старых одеял. Левой ноги у старика не было, ее заменяла деревяшка. Под мышкой старик держал костыль. На голове его была маленькая шапочка наподобие турецкой фески.

— Вы что в городке воюете? — строго спросил он. — Вам пустыни мало? Почему дети плачут?

— Дедушка Мамий, нечего тебе тут делать! — закричал Сенцов. — Иди домой. Террористы в доме засели! Еще тебя подстрелят ненароком.

— Террористы, говоришь? Сколько?

— Похоже, только один, — ответил Джаспер.

— Зачем он детей стреляет?! Я поговорю с ним. Пусть выйдет, как мужчина.

— Он не мужчина, он американец! — ответил Сенцов. — Иди домой, Бога ради!

— Американец… — задумчиво прошамкал дед. — Ладно… — Он запросто отошел от машины и, припадая на деревяшку, опираясь на костыль, скрылся между невысоких домиков.

— Сенцов, ты там не заснул?! — послышался крик Атткинса. — У меня тут еще есть несколько гранат! Как думаешь, мне щенков сразу прикончить, или по одному?! Сраный трус! Все русские — трусы!

— Надо выходить, — вздохнул Сенцов и перекрестился…

Дедушка Мамий, быстро, как мог, ковылял к своему дому. Навстречу ему пробежали двое бойцов. Дед не обратил на них внимания. Ну, еще быстрее… Ах, проклятая нога, чтобы ее черти на том свете жарили! Вот, наконец, и дверь.

Дедушка Мамий зашел в дом. Вытер пот со лба. В комнате сидели на полу двое внуков, два мальца пяти и четырех лет. Обеспокоенные шумом и стрельбой на улице, они смотрели на деда испуганными глазенками.

Отправив детей в другую комнату в противоположную сторону дома, Мамий подошел к вешалке. Сорвал и бросил на пол плащ химзащиты, старые, все в заплатках куртки, спортивную кофту. Вот, наконец… Блеснула вороненая сталь… Дед огляделся, повесил винтовку, ровесницу прошлого века на плечо, достал из кармана плаща завернутый в тряпицу прицел, и, прихрамывая, стал подниматься на чердак по деревянной скрипучей лестнице…

— Ну что, русский, жалко свою задницу?! — орал Атткинс. — Посмотри на детей, они ведь такие беззащитные! Выходи, хватит прятаться! Тебя все равно уберут! Чуть раньше, чуть позже! А тебе, Джаспер, тоже недолго жить. И твоей вонючей семье! Ты знаешь, что Хунн велел не только шлепнуть всех вас, но и снести к чертовой матери твои сраные водокачки?!

— Догадываюсь… — пробурчал Том, пытаясь определить местонахождение сержанта. — Слушай, Юрий, надо забросать этаж гранатами. Или поджечь дом.

— Как можно поджигать дом?! — возмутилась Галина. — Это же наш дом! Ты знаешь, что его построил еще мой дед?!

— Shut up, fool! You do not ask! — только и прорычал в ответ Джаспер.

— И он тут же убьет детей! — ответил Сенцов.

— А если я быстро добегу до дома и брошу гранату в комнату? — предложил Виссарион.

— У тебя есть гранаты? — спросил Том.

— Нет, но…

— Тогда сядь и заткнись! Тоже мне, рейнджер нашелся!

— Я выхожу! — крикнул Сенцов, откладывая автомат. — Том, гляди в оба! Может, он появится.

— Иди сюда, русский! — ревел Атткинс от восторга. — А ты мужик не промах! Ты знаешь, на твоей могиле напишут, что ты был смельчак. Прямо герой! Но знаешь, в чем твоя ошибка…

Шлеп! Одинокий выстрел, словно удар плетью по свежей бычьей коже, оглушил Сенцова. После него наступила тишина, прерываемая лишь детским плачем.

Сверху что-то упало. Затрещало… Сенцов и Джаспер увидели, как с обломками карниза и обрывками штор вылетает из окна тело американского сержанта, как падает на землю оружие. Раздался глухой удар, противный короткий хруст. Виссарион закрыл глаза…

Скрюченное тело Атткинса лежало под окном в осколках стекла. Метрах в пяти от него валялась его винтовка. От удара шлем сержанта деформировался, а голова превратилась в кровавый сгусток, в котором можно было разобрать только общие очертания. Можно было при желании даже обнаружить пулевое отверстие на месте левого глаза.

— Кто стрелял?! — Сенцов выскочил из-за машины и бросился к детям. Ему на помощь уже спешили мужчины с заставы.

— Осторожно, там еще один. — Джаспер осторожно встал, держа под прицелом окна. Но там никого не было. Неудивительно. Ирвин был мертв, а Рыхлински лежал на верхнем этаже, истекая кровью.

— Что случилось? Что за стрельба? О, Господи! Врача! — слышались мужские голоса. Вскоре к ним добавился истошный женский крик.

— Собирайте народ!!! — взревел зверем Сенцов.

Джаспер осторожно подошел к телу Атткинса, которого даже сейчас побаивался. Потом он перевел глаза туда, где помогали раненым детям. Посмотрел на свою перепуганную семью. Ох, солоно же им всем теперь придется! Ничего, пока поживем, а там будет видно.

И что есть силы врезал ногой по трупу:

— Kiss my ass, Attkins! And Hunn same pass when you see him!

…Солнце, пройдя свой дневной путь по небосклону, нехотя шло к горизонту. Горе пришло в маленький поселок. Плач разносился над домами убитых. Мужчины нервно курили на центральной площади, женщины утирали слезы. Быть беде!

На всеобщем совете под открытым небом решали, что теперь делать. Нашлось несколько умников, которые обвинили во всех грехах Сенцова. Но их быстро заткнули. Мераб, Гаджимет, другие старые бойцы поддержали Юрия Николаевича, — своего не отдавать, американцев, если придут, в поселок не пускать, вплоть до вооруженного сопротивления. В конце концов они тоже община с правом голоса!

— Или пускай Хашури сам посылает бойцов, чтобы контролировать нейтральную зону, а мы уйдем на другие земли! — неслось из толпы. — Кто у них теперь за главного?! Отправить ему депутацию, выдвинуть наши условия!

— Или выйдем из Союза! И другим предложим! — слышался голос других.

— Надо жаловаться в Верховный Совет! — говорили третьи.

— Выгнать всех американцев!

— И Джаспера?! Он же наш!

— Джаспера оставить, остальных выгнать! Пусть спрашивают со своих соплеменников!

— Плевать на все! — кричал отец убитого ребенка. — Этот новый майор, Хунн, приказал убить моих детей! Я клянусь Богом, что всю оставшуюся жизнь посвящу мести! Вы слышите меня, люди?! Я убью эту скотину или умру сам! Но кровь моего ребенка не будет забыта!

— И я, брат! Я с тобой!

— Ричардс бы такого никогда не допустил…

— А, может, ему помогли? Тот же Хунн…

— Точно! Всякое могло случится…

— Дайте сказать, — раздался высокий звонкий женский голос.

На середину вышла Лили, жена Тенгиза. Пользуясь отсутствием мужа, она снова щеголяла в военной мужской одежде. За спиной ее висел автомат, на руках Лили держала свою маленькую дочку. Послышался смех, неприличные реплики. Она подняла руку, прося слова. Глаза ее метали молнии.

— Чего тебе, амазонка! Дома не сидится?! — загудели недовольные мужские голоса.

— Послушайте же! — вскричала Лили. — В Хашури сегодня уехала вдова Ричардса. Хунн, говорят, ее уважает. Я могу поехать туда, поговорить с ней. Пусть образумит Хунна.

Договорить ей не дали:

— Ей сейчас только и дел, что до нас! Ей мужа хоронить! Глупости говоришь!

— Если Хунн дал приказ убить Сенцова, о чем с ним разговаривать?

— Иди домой, женщина! Занимайся своими делами, а в мужские не лезь.

Озлобленная Лили встряхнула головой, и, вспылив, вышла из круга. Ох, с каким бы удовольствием бы она сейчас постреляла поверх голов этих самодовольных мужланов! Она отошла к углу дома, где рыдала Кетеван. Ее сын, Ярослав, смотрел на маму, не зная, чем ей помочь.

— Тупые, глупые мужики! — выругалась Лили. — Все-то они лучше знают! Смотреть противно!

— Как же можно так, Лили?! — шмыгала носом Кетеван. — Увозить ребенка у родной матери?! А, если американцы ее убьют?!

— Глупости говорите, Кетеван, — нахмурилась Лили. — Ну какой смысл им убивать Наночку?

— А тех деток зачем было убивать?! Ох, прав был Сережа, нельзя с ними по-хорошему. Я поеду в Хашури, найду этого офицера!

— Юрий Николаевич сказал, из поселка ни ногой!

— Плевать мне, что он сказал! Я — мать, и мой ребенок сейчас в руках чужих людей, иностранцев! Как я могу сидеть и ждать чего-то?!

— Ну, подождите, хоть немного! — уговаривала ее Лили. — Ну не плачьте, я сейчас тоже заплачу! — Она захлюпала носом, из глаз ее полились слезы. Кетеван же рыдала в три ручья, вздрагивая, будто от боли. Лили обняла старшую подругу, и теперь они самозабвенно разрыдались, запричитали.

А обескураженные мужчины пытались сейчас принять решение, как уберечь родной поселок. И разговоры эти, подобно жужжанию пчел в растревоженном улье, не утихнут до самой темноты.

Позже Сенцов примет решение — оборонять поселок, превратить его в военный лагерь. Женщин и детей на улицу не выпускать, беречь. В Хашури не ездить. Кто хочет — может уезжать, но сейчас, не мешкая.

Наиболее горячие головы предложили взорвать железнодорожные пути, чтобы исключить прохождение поездов. Сенцов, правда, это не принял. Но на то, чтобы заминировать пути, он согласился.

Маленький грузинский поселок, горстка храбрецов, осмелились бросить перчатку могущественной американской военной машине в Грузии. На первый взгляд, шансов у Гоми не было никаких. Чем же завершится эта схватка?

Следите за продолжением на http://www.bookflash.ru