Достаточно только произнести слово «Пасадина», и первое, что приходит в голову, – это знаменитая песня дуэта Maywood с зажигательной мелодией и веселыми словами:
Что в переводе на русский язык звучит примерно так:
И сразу представляется веселый такой мексиканский городок под палящим солнцем. А на самом деле ничего подобного. Мексиканский колорит здесь можно найти в немногочисленных ресторанах, испанский дух чувствуется лишь в архитектуре, в остальном – это немного пижонистый, интеллектуально-артистичный город. Здесь находится один из лучших (на наш взгляд!) музеев в мире, здесь также «живет» знаменитая Лаборатория реактивного движения (JPL), отвечающая за дальний космос, иначе говоря – за изучение других планет с помощью автоматических аппаратов. Пасадина – это также Калифорнийский технологический институт, более известный как Caltech. Ежегодно в этом городе проходит Парад роз, собирающий до миллиона зрителей. Здесь есть несколько прекрасных концертных залов. Кроме того, это просто очень симпатичный город, куда мы часто ездили погулять и выпить кофе в одном из его забавных крохотных кафе.
В первый раз мы попали в Пасадину не просто как туристы. Нас пригласили в Лабораторию реактивного движения на очень необычное мероприятие. Кажется, оно было первым и единственным в своем роде. Тогда знаменитый на весь мир космический научный центр пригласил к себе представителей Голливуда и постарался в популярной форме рассказать им, чем живет и дышит современная космическая программа США. Назвали это громким словом «симпозиум». Мы тогда только приехали в Лос-Анджелес и были несказанно рады, получив приглашение. Еще бы, такая удача – попасть в знаменитую лабораторию и познакомиться с представителями киностудий.
На самом деле это было действительно похоже на научный симпозиум. На сцену выходили представители НАСА и рассказывали собравшимся – а это были продюсеры и сценаристы различных телешоу и художественных фильмов – о том, как работает американское космическое ведомство и в каких направлениях развиваются науки о космосе, о земле, что происходит на Международной космической станции, планируются ли новые межпланетные экспедиции. В общем, главной целью этого мероприятия было встретиться с представителями Голливуда и поделиться с ними всякими историями, чтобы они могли использовать их в своих телепостановках и фильмах. Представителей американского киномира призывали активно пропагандировать достижения США в космосе, чтобы вдохновлять молодых людей становиться учеными, математиками, инженерами. Как выяснилось в ходе симпозиума, кино и телевидение сыграли весьма важную роль в судьбе НАСА. Несколько высокопоставленных представителей космической программы США признались, что именно телесериалы и художественные фильмы о приключениях в космосе зародили в них интерес к космической науке и определили дальнейшую их судьбу.
Как нам рассказал один из организаторов этого мероприятия, Голливуд имеет уникальную возможность стимулировать юные умы и возбуждать в них интерес к естественным наукам, математике и технике через многочисленные средства массовой информации. На симпозиум было приглашено более 100 продюсеров, сценаристов, художников-мультипликаторов, но, к сожалению, обнаружить в зале кого-либо из звезд сегодняшней американской киноиндустрии нам не удалось. Кстати, вели они себя довольно пассивно и вопросов задавали немного.
Вот так состоялось наше знакомство с Лабораторией реактивного движения, которая является мощным научным комплексом, где создают и откуда осуществляют управление космическими аппаратами, исследующими планеты Солнечной системы. Трудно, если вообще возможно, назвать хоть один проект исследования космического пространства с помощью автоматических космических аппаратов, в котором ЛРД не занимала бы командных высот. А началось все с попытки трех энтузиастов ракетостроения из Калифорнийского технологического института испытать в пустынном местечке под Пасадиной небольшой ракетный двигатель собственной конструкции. Та попытка 31 октября 1936 года оказалась неудачной, но именно она, как считается, стала толчком к рождению лаборатории.
Созданные здесь во второй половине прошлого века аппараты отправлялись и к Луне, и к различным планетам Солнечной системы. Здесь создавались и первые американские «лунники», и первые межпланетные автоматические станции США, и марсоходы, запечатлевшие свои следы на песках Красной планеты. Трудно перечислить все проекты, которые родились в этих стенах. На экранах телевизоров часто можно было видеть счастливые лица сотрудников лаборатории в их Центре управления полетами, когда они поздравляют друг друга с успешным завершением очередного важного этапа какого-либо проекта. Это касается и исследований Марса, и Юпитера, и Сатурна, и Венеры – посланцы лаборатории побывали практически у всех планет нашей Солнечной системы и добрались уже до ее границы – межпланетные зонды «Вояджер-1» и «Вояджер-2».
Наше «голливудское» посещение Лаборатории реактивного движения так и осталось единственным. Когда мы собрались туда второй раз, то с нами произошла комичная история. В начале января 2004 года американский марсоход «Спирит» должен был совершить посадку на поверхность Марса. Все это, конечно, как всегда можно было наблюдать по телевидению или через Интернет, но мы решили, что пора посмотреть на это из самой лаборатории. Не предвидя никаких особых сложностей, за день до этого события мы отправились в уже знакомый нам пресс-отдел лаборатории. Нам выдали бланк анкеты на двух страницах, а также инструкцию по ее заполнению. Все выглядело обычным – анкета содержала стандартные пункты, где надо было указать имя, адрес, номер паспорта, название нашего агентства и т. д. Немного непривычно, правда, выглядел пункт о семейном положении, который именовался так: «Полное имя супруга (супругов), включая девичье имя (имена)». Нас удивило не то, что у кого-то из журналистов может быть несколько супругов. Нет, просто раньше мы никогда в анкетах такого уточнения не видели. Или не замечали.
Но, как оказалось, речь шла вовсе не о многоженстве (или многомужестве)! Как мы выяснили из инструкции по заполнению анкеты, для того, чтобы увидеть посадку марсохода в Лаборатории реактивного движения, необходимо было указать не только нынешних, но и всех бывших мужей и всех бывших жен, включая их девичьи имена. А также все места нашей работы за последние пять лет с указанием дат зачисления и увольнения и точным адресом, включая почтовый индекс. А также все адреса проживания за последние пять лет.
Мы с ужасом переглянулись. Но посмотреть на марсоход все-таки хотелось, и мы, вспомнив многочисленные анкеты, которые мы заполняли в своей жизни, принялись за дело. Мы честно рассказали о бывших женах и мужьях, уведомили о месте работы и приступили к заполнению графы о месте проживания в последние пять лет. Разумеется, с адресами в Лос– Анджелесе и Москве проблем не возникло, а вот с нью-йоркскими… Дело в том, что в Нью-Йорке мы трижды меняли квартиру и вспомнить точный адрес, включая индекс, было довольно сложно. В общем, не справились мы. Любезные сотрудники пресс-отдела лаборатории предложили нам забрать анкеты домой и поработать над ними там. Анкеты мы, конечно, забрали. Но только на память. А посадку марсохода с удовольствием наблюдали по телевизору, сидя дома на любимом диване. И больше мы в Лабораторию реактивного движения никогда попасть не пытались.
Зато было другое место в Пасадине, куда мы ездили много раз и обязательно возили всех наших гостей. Это – Музей Нортона Саймона.
Когда-то давно, за много лет до того, как мы попали в Калифорнию, мы купили прекрасный альбом с картинами импрессионистов. Рассматривая его, мы с удивлением обнаружили, что «местом жительства» многих всемирно известных работ является некий городок Пасадина в Калифорнии. Ни о каком Музее Нортона Саймона мы тогда не знали, да и информации о нем практически не было. Когда же мы приехали в Калифорнию, то внезапно услышали об этом музее в разговоре с одной нашей знакомой. Причем она была категорична: Музей Нортона Саймона – это буквально первое, что нужно посмотреть. Нас это удивило, ведь в Лос-Анджелесе немало музеев, в том числе такой богатейший, как Музей Гетти. Тем не менее, заинтригованные, мы при первой же возможности отправились в Пасадину. Забегая вперед, сразу скажем – мы просто влюбились. И в сам музей, и в одну из его картин, около которой мы всегда подолгу сидели.
Так кто же такой Нортон Саймон? В 1929 году 22-летний юноша с таким именем купил за 7 тысяч долларов небольшую фабрику по разливке соков, дела которой шли неважно. Из этой крохотной фабрики родилась громадная компания Hunt Foods, Inc., известная во всем мире благодаря кетчупам и различным другим соусам. К ней потом добавилась Canada Dry – изготовитель прохладительных напитков. Нортон Саймон – это также косметика Max Factor и прокат автомашин Avis Car Rental. Ему также принадлежали два издательства, в том числе McCall’s Publishing, издававшее журнал Popular Mechanics. От мира искусства Нортон Саймон всегда был очень далек и открыл его для себя только, когда его возраст уже приближался к 50 годам. Тогда он решил купить несколько картин для своего нового дома и отправился в галерею Дэлзелла Хэтфилда, которая находилась в знаменитой гостинице «Амбассадор» в Лос-Анджелесе. Никакого представления о том, как надо покупать произведения искусства, он не имел и попросту зашел в галерею, которая находилась рядом с парикмахерской, куда он регулярно наведывался. Первая серьезная покупка, положившая основу великолепной коллекции произведений искусства, была сделана в конце 1954 года. Это была картина Ренуара.
Коллекция быстро переросла дом, для которого она предназначалась. Возникла идея передать ее только что созданному Художественному музею округа Лос-Анджелес. Однако произошел конфликт, и договоренность была расторгнута. И тогда внимание Нортона Саймона привлек музей в небольшом городке Пасадина, также входящем в Большой Лос-Анджелес. Этот музей, специализировавшийся на современном искусстве, переживал серьезные финансовые трудности, поскольку было затеяно большое строительство, а денег не хватило. И тогда коллекционер поступил просто – он погасил все долги, а сам музей забрал себе. Так появился Музей Нортона Саймона.
Собранную здесь коллекцию считают одной из лучших в США. При этом сам музей не очень велик, его легко обойти буквально за пару часов. Это если, конечно, не задерживаться подолгу у каждой картины. Но вот это как раз и невозможно. Здесь, кажется, нет ни одной работы, пройти мимо которой можно, лишь бросив на нее взгляд. Нортон Саймон оставлял в своей коллекции лишь то, что нравилось ему. И он, безусловно, собирал только лучшее. Самыми же значимыми для него самого были три картины: «Мадонна с младенцем и книгой» Рафаэля, «Натюрморт с лимонами, апельсинами и розой» Франсиско де Сурбарана и «Портрет мальчика» Рембрандта, который предположительно является портретом сына художника Титуса.
Можно ли описать картину словами? Какую-то можно. Но если на картине просто изображен мальчик, то как описать словами ощущение чуда, которое возникает, когда смотришь на него? «Титус», а именно так обычно называют «Портрет мальчика», – это настоящее чудо. На посетителей музея с полотна смотрит живой мальчишка, который, кажется, вот-вот сорвется с места и убежит. Он одновременно ребячлив и серьезен, наивен и жизнерадостен. Неизвестно точно, когда картина была написана – считается, что примерно в 1655–1660 годах. Кто точно изображен на ней – это тоже загадка. И где она находилась до начала XIX века – тоже неизвестно. Однако в 1815 году его обнаружил реставратор Джордж Баркер на стене фермерского дома под Гаагой, где он был вынужден остановиться на ночлег. Хозяева отдали ему портрет практически даром, взяв с него за ночлег и за картину всего шиллинг. Вернувшись в Англию, Баркер подарил полотно своему покровителю – графу Спенсеру, жена которого Лавиния буквально влюбилась в портрет и объявила, что он никогда не должен покидать их дома. Так и было в течение ста лет, и картина переходила из поколения в поколение в семье Спенсер. Однако в 1915 году она была продана – покупателем стал известный искусствовед и историк, баронет Герберт Кук. В его семье портрет хранился до 1965 года, когда его выставили на продажу на аукцион «Кристис».
Специалисты не причисляют ее к числу лучших работ Рембрандта. Считается, что работу над ней художник не закончил – четко прописано только лицо. Однако на всех, кто видит эту картину, она производит ошеломляющее впечатление. Так случилось и Нортоном Саймоном. Когда он увидел фотографию этой картины, он был сражен раз и навсегда. Он стал выяснять, готовы ли хозяева продать ее, однако обе стороны были весьма осторожны. Когда же картину выставили на аукцион в Лондоне, коллекционер немедленно прилетел в этот город. Битва за «Титуса» навсегда вошла в историю аукциона «Кристис».
Нортон Саймон очень хотел присутствовать в зале лично, однако не желал быть узнанным. Он хотел активно участвовать в торгах, но не желал привлекать к себе внимания. Чтобы добиться своего, он выработал сложную систему знаков, суть которой сводилась к тому, что пока он просто сидит в зале – даже молча, – то он участвует в торгах. Если же он встал, то это означает, что он отказывается от дальнейшей борьбы. Аукцион «Кристис» согласился с его предложением, и было заключено соответствующее соглашение. Беда же заключалась в том, что система эта оказалась настолько сложна, что ведущий запутался в подаваемых Саймоном знаках. И обладателем картины был назван представитель греческого магната-судовладельца Ставроса Ниархоса, назвавший цену 2,1 миллиона долларов. Нортон Саймон поднял шум, потребовал пересмотра итогов торгов, ссылаясь на заключенное соглашение. И – беспрецедентный случай! – результаты были аннулированы, и торги возобновлены. Нортон Саймон купил «Титуса» за 2,2 миллиона долларов. Эта история наделала много шума.
«Титус» висит в маленьком зале, окруженный другими работами Рембрандта. Все они вызывают восхищение, но только эта заставляет возвращаться к ней вновь и вновь. Она вызывает и радость, и грусть. Ведь этого чудесного мальчика уже давно нет, а на картине он живой, готовый куда-то умчаться по своим мальчишеским делам. Напротив картины стоит скамеечка, и мы обычно подолгу сидели здесь, глядя на это чудо.
А потом обязательно уходили в парк музея, который тоже можно назвать произведением искусства. Он создан ландшафным дизайнером Нэнси Госли Пауэр. На небольшой территории живут 180 растений, есть пруд с лилиями и маленький водопад. И здесь размещены скульптуры Генри Мура, Родена и Майоля. Еще вас ждет маленькое кафе, где можно посидеть и полюбоваться парком. И, если повезет, к вам придет веселая белка-попрошайка.