Сара сидела в гостиной, одетая в обрезанные до колен голубые джинсы и старую футболку с надписью на спине - "Собственность государственной тюрьмы". Футболку некогда привезла ей из отпуска Ванда. На ногах девочки красовались все те же кеды цвета умбры. Она сидела в дверном проеме, привалившись спиной к косяку и обхватив колени руками,

и слушала, как в коридоре тетя Вилли разговаривает по телефону.

- Звонить толку нет, - сказала Сара, уткнувшись в колени. Этим летом, первым из долгой череды лет, ее колени не украшала дюжина ссадин разной степени свежести; но кожа еще хранила прошлогодние и позапрошлогодние белые шрамы. Тетя Вилли не ответила, и Сара повторила: - Звонить бесполезно. Он все равно не приедет.

- Ты не знаешь своего отца, - отозвалась тетушка.

- Да знаю.

- Хуже, чем знаю его я. Едва услышав, что Чарли пропал, он тут же... - она умолкла, не договорив, и стала вращать телефонный диск.

Когда Сара думала об отце, ее одолевали очень странные чувства. Примерно так она себя чувствовала с людьми, которых почти совсем не знала. Например, однажды мисс Маршалл, их учительница английского, подвезла ее из школы до дома на своей машине. Всю дорогу Сара ощущала страшную неловкость - хотя эту самую мисс Маршалл каждый день видела на уроках.

Их с отцом взаимное отчуждение началось примерно тогда же, когда Чарли заболел. В семейном альбоме остались фотографии - на одной папа смеялся, подбрасывая дочку в воздух, на другой она восседала у него на плечах, на третьей отец сидел на крыльце, держа на одном колене Ванду, на другом - Сару. Все эти снимки счастливого родителя с любимыми дочерьми были сделаны до болезни Чарли - и до маминой смерти. Потом уже не было никаких семейных фотографий, веселых ли, грустных.

Когда Сара смотрела на старые снимки, она вспоминала смеющегося мужчину с черными кудрявыми волосами, со сломанным передним зубом; этот человек прожил с ними несколько кратких золотых лет - а потом исчез. Не было ничего общего между весельчаком с фотографии и седым молчаливым дядькой, который работал в Огайо и иногда на выходные заезжал домой в Западную Вирджинию; он сидел в гостиной у телевизора, смотрел футбол или бейсбол и никогда сам не начинал разговора.

Сара слушала, как тетя Вилли объясняет оператору, что у нее срочный звонок.

- Поэтому я и не пользуюсь прямым номером, - говорила она, - я так волнуюсь, что не смогу набрать столько цифр подряд.

- Он не приедет, - упрямо прошептала Сара себе в колени.

Ожидая, пока оператор соединит ее с братом, тетя Вилли улучила секунду обернуться к Саре и выразительно покивать.

- Приедет, вот увидишь.

Сара вскочила и ушла в кухню, где на столе еще стояли тарелки с остывшим завтраком. Она с отвращением посмотрела на серую холодную овсянку, сделала себе три бутерброда и налила чашку вишневой газировки "кул-эйд". Когда она, жуя на ходу, вернулась в гостиную, тетя Вилли все еще ждала ответа.

- Оператор наверняка забыл сказать, что звонок срочный, - нетерпеливо сказала она.

- Может, и так.

- Ведь если бы мне сообщили, что звонок срочный, я бы побежала к телефону со всех ног - вдруг что-нибудь случилось. Сара, это не завтрак.

- Конечно, не завтрак. Это мой обед.

- Газировка и бутерброд совершенно не питательны. Ты и на пять минут не наешься, - однако тетя тут же отвлеклась от разговора о питании, воскликнув в трубку: - Сэм, наконец-то!

Закивав Саре, она вцепилась в трубку обеими руками, даже согнулась от напряжения.

- Первым делом, Сэмми, обещай мне, что не впадешь в панику - нет, сперва обещай.

- Не впадет он в панику. Это даже я могу обещать, - пробубнила Сара с набитым ртом.

- Сэм, Чарли пропал, - отрывисто сообщила тетя Вилли.

Сара поняла, что не в силах слушать, подхватила свой бутерброд и ушла на крыльцо. Усевшись на теплые доски, она поставила ноги в дорожки, протертые ботинками Чарли на третьей ступеньке. Там она и дожевала бутерброд, облизала испачканные маслом пальцы.

В углу двора под большим вязом была видна ямка, которую Чарли как-то выкопал ложкой. Он потратил на это занятие целое утро, а теперь там устроился Бойси, ища спасения от жары. Девочка подошла к дереву и уселась на старые качели на веревках, качнулась, едва не задев пса. Потом вытянула ногу и легонько толкнула Бойси, так что тот удивленно поднял голову и огляделся, ища, кто это его гладит. Потом опять свернулся в своей норке.

- Бойси, это же я! Ко мне, Бойси, ко мне!

Но старый пес уже снова заснул.

- Бойси...

Тем временем на крыльцо вышла тетя Вилли, на ходу вытирая руки о фартук. По поводу исчезновения Чарли и визита полиции она надела лучшее платье - вязаное, из тонкой шерсти, ярко-зеленое. Платье было такое жаркое, что лицо у тетушки стало совершенно красное и мокрое. Она повязала на лоб платок, чтобы хоть немного остановить текущий пот.

Сара качнулась еще выше.

- Ну что, он едет? - Она сделала паузу, чтобы раскачаться как следует. - Или нет?

- Он обещал перезвонить вечером.

- А-а, - сказала Сара.

- И нечего говорить "а-а" с таким выражением.

- Я так и знала.

- Послушай-ка меня, мисс Всезнайка. Твоему отцу совершенно не обязательно все бросать и мчаться к нам прямо сейчас. Если он выедет сию минуту, то приедет поздно ночью, и толку все равно никакого не будет - так что вполне логично ехать после работы.

- Конечно, еще как логично, - Сара встала на доску качелей и принялась раскачиваться уже по-настоящему. Она так вытянулась с тех пор, как последний раз стояла на этих качелях, что почти задевала головой перекладину. Ухватившись за перекладину руками, она повисла, задрав ноги и оставив качели порожняком болтаться из стороны в сторону.

- Как бы то ни было, - сказала тетя Вилли, - сейчас не время для развлечений. Что подумают соседи, если увидят, что ты веселишься и качаешься на качелях в то время, как Чарли пропал?

- Я знала, что он не приедет.

- Он собирается приехать, - повысила голос тетушка. - Он просто подождет до вечера, и это вполне разумно, потому что к тому времени Чарли уже наверняка найдется.

- Это настолько разумно, что меня прямо тошнит.

- Я не желаю слушать, как ты порочишь родного отца, так и знай. Уж я-то знаю, каково это - потерять родителя, когда все, что от него остается, помещается в одном конверте.

Сара знала, что тетя Вилли говорила о конверте, хранившемся у нее в ящике комода: там лежало все нехитрое имущество, обнаруженное в карманах ее отца, когда тот умер. Сара могла перечислить содержимое конверта - часы, двадцать пять центов мелочью, сложенная долларовая купюра, носовой платок в коричневую клетку, трехцентовая марка, два погнутых ершика для трубок, полкоробочки мятных таблеток.

- Да, дорогая моя, когда ты потеряешь своего отца, научишься ценить его по-настоящему.

- Я его уже потеряла.

- Не смей так говорить. Твоему отцу пришлось в одиночку поднимать две семьи. Когда умер папа, Сэмми был вынужден пойти работать и поддерживал нас всех, еще не успев закончить школу, а теперь у него на шее еще одно семейство. Я тебя уверяю, ему не очень-то легко. Сначала сама подними две семьи - и тогда я послушаю, как ты будешь осуждать своего отца.

Сара спрыгнула наконец на землю и сказала:

- Я лучше пойду. Мы с Мэри идем искать Чарли.

- Куда?

- В холмы.

- Смотри сама не потеряйся, - крикнула ей вслед тетя Вилли.

Со двора Хатчинсонов девочку окликнуло несколько малышей:

- Сара, Сара, ты нашла Чарли?

Они играли в садик, втыкая цветы без корней в аккуратные клумбочки из пыли. Первые посаженные ими цветочки уже начали засыхать на жарком солнце.

- Нет пока, но иду его искать.

- Сава? - это звал самый младший мальчик Хатчинсонов, трехлетка, которого иногда приводили поиграть с Чарли.

- Что?

- Сава?

- Что?

- Сава?

- Что тебе, наконец?

- Сава, а у меня твавка. - Малыш радостно протянул ей полные горсти травы, которую надергал с одного из немногих оставшихся островков зелени.

- Да, ты герой. Расскажу Чарли, когда найду его.