Барерис потянулся к ручке двери таверны, но дрогнул.

Он скривился. Какая глупость! Почему он колеблется перед подобными пустяками, проведя последние сто лет в сражениях с самыми чудовищными порождениями некромантии? Но, возможно, в этом и состояла загвоздка. Он привык к ужасам войны и давно позабыл о том, как развлекать публику. Кто знает, не потерял ли он сноровку после всего, что ему довелось пережить?

Но попробовать стоило. Учитывая, что попытка Зеркала пробраться в Цитадель окончилась полным провалом, у них не осталось иных идей. Поэтому, приняв обличье низкорослого темноволосого рашеми и сожалея о том, что не согласился спеть в ответ на просьбы Аота и призрака — немного практики бы не помешало — он вошел в ветхое деревянное здание, на вывеске которого были изображены четыре ястреба.

В общей комнате оказалось полно народу. Он на это и надеялся, но размер аудитории лишь усугубил его тревогу. Яртинг, музыкальный инструмент, который ему дала Аризима, ясно свидетельствовал о его намерениях, и, когда он взошел на небольшой помост, где, без сомнения, до него выступали и другие музыканты, гул разговоров стих.

Несмотря на волнение, он не забыл поставить перед собой перевернутую шляпу. Настроив шесть шелковых струн яртинга, он запел: «Вниз, вниз к Северной Крепости».

По его собственным стандартам, и пение, и игра его оказались далеки от идеала, и, учитывая, что ему не доводилось практиковаться целую сотню лет, в этом не было ничего удивительного. Но, когда он закончил, раздались аплодисменты, ободряющие возгласы и просьбы спеть ещё. Кто-то хотел услышать «Ячмень и виноград», песню, которую он частенько играл в годы, проведенные за границей, поэтому он исполнил её следующей. И решил, что она прозвучала чуть получше.

Третья вышла ещё удачней. Легкая болтовня далась ему немного сложней, но в конце концов он начал обмениваться шутками с мужчинами и флиртовать с женщинами столь же непринужденно, как и раньше.

Он пел грустные песни и веселые. Баллады о любви, войне, соперничестве и потерях. Вспоминал о зеленых полях и голубых небесах Тэя, радостного и изобильного. И, видя, как его музыка находит отклик в сердцах слушателей, Барерис обнаружил, что она влияет и на него самого.

Нет, он не чувствовал счастья. Оно осталось в прошлом. Но теперь он ощущал хоть что-то помимо своей жажды мести. Подобное порой происходило в обществе Аота и Зеркала, даря ему мимолетное облегчение, и в те моменты давление, которое постоянно побуждало его двигаться вперед, становилось немного слабей.

Я мог бы делать так всё время, подумал он. Зачем я ограничивал себя?

Потому что ненависть являлась его мечом, и меч этот должен был оставаться острым.

Помимо того, даже краткое утешение казалось ему предательством памяти Таммит.

Но все же, возможно, не было особого греха в том, чтобы насладиться этой передышкой, как он наслаждался полетом на грифоне, и по той же самой причине. Это, скорее всего, происходило в последний раз.

Прежде чем закончить, Барерис даже сыграл им любимую песню Таммит, балладу о морской звезде, которая хотела стать звездочкой на небесах. Он почувствовал зуд в глазах, но смерть лишила его способности плакать, и никому не пришлось задаваться вопросом, почему веселая песенка заставила его разрыдаться.

Когда он решил, что настало время сделать перерыв — он в нем не нуждался, но обычному человеку непременно бы потребовалось перевести дух — его шляпа оказалась полна меди с вкраплениями серебряных монет, и его благодарные слушатели были счастливы выпить с ним за компанию. Именно ко второму он и стремился.

Травя рассказы и байки, Барерис побуждал своих собеседников делать то же самое, не создавая у них впечатления, что их допрашивают. Исподволь он выяснил всё, что им было известно о подземельях под замком Сзасса Тэма и необычных существах, бродящих по склонам горы, на которой стоял город.

* * * * *

Со-Кехур полз по внешней стене ворот, расположенных на западной стороне моста. Они представляли собой барбакан, достаточно высокий и массивный, чтобы вызвать затруднения у любого, кто бы захотел его атаковать, но это совсем не значило, что каждый участок каменной кладки сохранил достаточную прочность, чтобы противостоять артиллерийскому и магическому обстрелу войск совета. Но пока что, казалось, все было в порядке.

Он подумал, что, цепляясь за стену множеством конечностей, снизу он, должно быть, сильно смахивает на металлического паука. Также ему пришло в голову, что кое-кто мог решить, что проводить подобную инспекцию было ниже достоинства аутарха Анхаурза.

Но он считал, что любой первоклассный командир понял бы его желание проверить все лично. Аот Фезим уж точно.

И, говоря о капитане наёмников, его войске и архимагах, которому они служили, где, во имя Черной Руки, они обретаются? Со-Кехур повернул свои многочисленные глаза и взглянул на уходящую на север дорогу. Она была пуста, за исключением простых путешественников, да и тех насчитывалось не слишком много — привычное дело для нового сурового Тэя, который создал Сзасс Тэм.

Со-Кехур содрогнулся от разочарования. Терпение, сказал он себе, терпение. Хорошо, что вражеская армия не спешит. Это даст больше времени для подготовки к будущей осаде.

Откуда-то сверху раздался голос:

— Милорд?

Он поднял взгляд. Его сенешаль, Чумед Шапрет, чье лицо с орлиным носом покрывали вытатуированные черные молнии, стоял на башне в компании покрытого потом усталого солдата в грязной кожаной броне.

Со-Кехур ощутил укол возбуждения. Спутником Чумеда являлся один из разведчиков, посланных им следить за армией совета. Очевидно, увлекшись наблюдением за дальними подступами к воротам, он пропустил момент его прибытия. Он вскарабкался наверх со всей возможной скоростью, и оба его подчиненных невольно сделали шаг назад. Возможно, они испугались, что в спешке он перекусит их своими иззубренными клешнями или взмахом щупальца отправит в полет со стены.

Если так, им не стоило волноваться. Он давным-давно научился управляться со своим металлическим телом гораздо лучше, чем когда-либо владел тем, с которым был рожден. Перевалившись через парапет, он подобрал все свои многочисленные конечности, и двое солдат пали перед ним ниц.

Обычно подобные знаки внимания был ему приятны, но сейчас его сжигало нетерпение, и он продержал их на коленях не дольше одного мгновения.

— Встаньте! — приказал он. — Говорите, когда прибудут войска совета?

Разведчик неуверенно взглянул на Чумеда.

— Скажи ему, — велел офицер.

Разведчик снова перевел взгляд на Со-Кехура.

— Не думаю, что они вообще сделают это, повелитель. Прибудут, то есть.

— Что ты несешь? — повелительно спросил Со-Кехур.

— Они обошли город и направились на юг. Они ищут другой способ переправиться через реку.

Со-Кехур сказал себе, что это не может оказаться правдой, но, очевидно, все так и было. Вполне разумно, что даже зулькиры и один из самых уважаемых капитанов востока не решились атаковать твердыню, в которую он превратил Анхаурз, в особенности учитывая то, сколько сил они потеряли при штурме Кольца Ужаса.

Он почувствовал дурноту. Высокие башни, расположенные через равные промежутки на мосту и по бокам ворот, казалось, смеются над ним. Он долго и усердно трудился, чтобы создать непобедимое оружие, и слишком хорошо в этом преуспел. И в результате всех своих усилий он лишится резни, которой столь сильно жаждет.

Но нет. Этому не бывать. Он не смирится.

Со-Кехур перевел взгляд на Чумеда.

— Как скоро наши войска смогут выступить в путь?

Чумед сморгнул.

— Путь, милорд?

— Да, путь! Мы сначала направимся на запад, а затем повернем, чтобы прижать войска совета к реке.

Сенешаль заколебался, а затем произнес:

— Повелитель, в обычных обстоятельствах мы бы защитили город, если бы враги решились на нас напасть. Это наш долг. Но, если не ошибаюсь, мы не получали приказа покинуть Анхаурз и вступить с ними в бой где-то ещё.

— У нас самая большая армия из тех, что находятся достаточно близко, чтобы попытаться их остановить. В любом случае, командую здесь я. Неужели ты считаешь, что регент назначил бы меня на эту должность, если не доверил бы мне — более того, не ожидал от меня — проявления инициативы?

— Повелитель, я не сомневаюсь, что Сзасс Тэм всецело на вас полагается. Но, учитывая, насколько силен наш противник, не будет ли благоразумней посоветоваться с ним, прежде чем начать действовать? Вы же являетесь Красным Волшебником, а в подчинении у вас находится множество других магов. Наверняка одному из них известен способ немедленно связаться с Верхним Тэем.

Да, наверняка. И, если Со-Кехур им воспользуется, то Сзасс Тэм вполне может предпочесть оставить своих врагов в покое, надеясь, что они в итоге по своей воле покинут Тэй. Он бы никогда так не поступил в прежние времена, но, став регентом, лич сильно изменился, и никто больше не понимал его истинных приоритетов.

Даже если Сзасс Тэм и захочет, чтобы оккупантов загнали и уничтожили, он вполне способен решить, что с этой задачей лучше справится более опытный генерал, или даже самолично спустится с Тэйской вершины и возьмется за дело. Со-Кехура вполне могут отодвинуть на второстепенные роли или же вообще оставить присматривать за Анхаурзом, пока кровь будет литься где-то ещё.

И все эти вероятности были неприемлемы.

Он попытался подобрать слова, чтобы объяснить все это Чумеду, но содрогнулся от раздражения. Он думал как прежний Со-Кехур, толстый, подобострастный, презренный неудачник. Новый Со-Кехур являлся лордом, а лордам не требовалось оправдываться перед подчиненными. Более того, поддержание субординации помогало сохранять дисциплину на должном уровне.

Воспользовавшись одним из своих особых талантов, которые он обрел, избавившись от человечности, Со-Кехур потянулся разумом к Чумеду. Тот издал крик, пошатнулся и чуть не рухнул со стены, а потом завалился на бок, корчась от боли и истекая кровью, струящейся из ноздрей и прокушенного языка. Разведчик, хоть он и не являлся основной целью магического удара, также пострадал. Согнувшись, он с гримасой на лице обеими руками обхватил голову.

На миг Со-Кехуру вспомнилось его долгое сотрудничество с Мутотом и то, как этот молодой некромант любил его третировать. Теперь, когда он и сам наконец оказался на его месте, он ощущал одновременно брезгливость и удовольствие, но из этих двух эмоций удовольствие было гораздо сильней.

Он нанес по разуму Чумеда лишь несколько сдержанных атак; его сенешаль был слишком ценной фигурой, чтобы его убивать. Закончив, он произнес:

— Думаю, вопросов и предположений достаточно.

Дрожа, Чумед встал на колени.

— Да, повелитель.

— Тогда пусть армия готовится. — А ремесленники тем временем перенесут мозг Со-Кехура в тело, специально предназначенное для сражений.

* * * * *

Зеркалу показалось, что он услышал чьи-то шаги, слабый звук, который почти заглушили завывания холодного горного ветра. Или, возможно, он просто почувствовал приближение врагов. В любом случае, он не ставил под сомнение свои инстинкты. Они спасали его слишком много раз, пусть и не помогли в тот ужасный день, когда Фастрин убил его смертное тело, а душе нанес такие раны, от которых она до конца так никогда и не оправилась.

— За мной, — прошептал он и двинулся к выступу базальта, достаточно большому, чтобы послужить им укрытием, но увидел, что Барерис остался на месте. Продолжая тихонько напевать, бард обводил окрестности широко распахнутыми черными глазами, а на его бледном лице застыло отсутствующее выражение.

Даже после многих столетий, проведенных в виде призрака, Зеркало чуть было не протянул руку, чтобы схватить своего друга и затащить в убежище, прежде чем вспомнил, что его ладонь просто пройдет сквозь тело барда. Вместо этого он встал прямо перед ним и произнес:

— Брат, пошли за мной, немедленно. — Настолько, насколько это было возможно с его могильным голосом, он вложил в свои слова силу, которая некогда заставляла его младших коллег вприпрыжку мчаться исполнять его приказания.

Барерис сморгнул.

— Да. Хорошо.

Они направились к тени, отбрасываемой базальтовым выступом.

Едва они успели спрятаться, как на дороге показалась дюжина гулей, согнутых, изможденных и безволосых созданий со ртами, полными игольно-острых зубов. Даже здесь, так далеко внизу, по склону курсировало множество патрулей, следя за порядком.

Их предводитель — судя по исходящему от него тошнотворному запаху, он принадлежал к особо мерзкой разновидности гулей, именуемой гхастами, — внезапно остановился, поднял голову и принюхался, хотя как он мог почувствовать что-то помимо собственной вони, оставалось загадкой. Усилием воли Зеркало заставил меч появиться у него в руке. Но затем гуль рыкнул и повел свой отряд дальше.

Зеркало подождал, пока патруль не удалится на достаточное расстояние, а затем прошептал:

— Хорошо, что никто из нас не потеет.

Барерис ничего не ответил. Он часто так делал, но причина его молчания нынче была особой. Напевая про себя и снова начиная погружаться в транс, он принялся вставать.

— Погоди, — остановил его Зеркало. — Дай гулям ещё немного времени.

Барерис застыл в позе, невозможной для любого живого человека.

— Хорошо, — продолжил призрак. — Этого должно хватить.

Бард закончил подниматься на ноги и продолжил свой путь, то сходя с дороги, то вновь возвращаясь на неё. Порой он останавливался и принимался водить рукой по камням и земле. Следуя за ним, Зеркало выискивал признаки очередной угрозы и пытался убедить себя, что их план может сработать.

Он сказал себе, что должен верить. За сто лет он неоднократно убеждался в том, что Барерису можно доверять, и, в любом случае, именно вера лежала в основе его воинского ордена и его жизни. И все же план его друга казался как минимум ненадежным, отчасти потому, что, насколько Зеркалу было известно, бард никогда не пытался проделать нечто подобное раньше.

Слухи говорили о том, что подземелья Цитадели соединялись с лежащими под ними естественными пещерами. Барерис предположил, что одна из них, вероятно, выходит на поверхность горы, и Зеркало согласился, что это вполне может оказаться правдой.

Его скептицизм вызывался тем, каким именно способом его товарищ собирался найти этот вход. Барерис собрал множество баек, в которых упоминались убийства и необычные явления, имевшие место на склонах. Некоторые из этих рассказов являлись откровенной ложью, другие же сильно исказились, пока переходили от одного рассказчика к другому. Даже в историях, в которых имелась доля правды, могло говориться о зверствах не тех хищников, которые выбирались на охоту из катакомб. Пустынные пики Тэйской вершины являлись домом для огромного количества тварей, готовых расправиться с любым проходящим мимо одиноким охотником или разведчиком.

И все же Барерис запихнул себе в голову все эти сомнительные истории, словно ингредиенты для рагу. Каким-то образом из этой смеси должна была выкристаллизоваться доля правды — или, скорее, вдохновения. А затем магия приведет певца к тому месту, которое ему необходимо отыскать.

Пусть так всё и будет, беззвучно взмолился Зеркало. Не знаю, каким именно образом, но пусть так всё и будет.

День сменился ночью. Северный горизонт озарила вспышка — где-то там один из вулканов изрыгнул поток пламени и лавы. Раздался рокот, земля дрогнула, и по склонам гор покатились камни.

Некоторое время спустя Барерис резко остановился и пропел краткую фразу, завершая песнь.

— Мы уже близко, — его голос звучал резко, а выражение лица стало целеустремленным — отстраненность, вызванная трансом, исчезла.

Зеркало огляделся.

— Я ничего не вижу.

— Я тоже, но вход где-то рядом, — склон над этим узким участком дороги был достаточно крутым, и обычный человек бы подумал дважды, прежде чем пытаться взобраться на него. Но Барерис поспешно полез наверх, мало заботясь о своей безопасности. Учитывая, что призраку не угрожала опасность свалиться вниз, Зеркало принялся осматривать самые труднодоступные участки горы, тем самым избавив своего товарища от наиболее опасной части работы.

Ни один из них ничего не нашел.

Зеркало сверху вниз взглянул на барда.

— Должны ли мы подняться выше? — спросил он. — Или исследовать склон, лежащий под дорогой?

— Нет, — произнес Барерис. — Это здесь. Прямо перед нами.

Или ты просто хочешь, чтобы так оно и было, подумал Зеркало. Но вслух он произнес:

— И то хорошо, — и они продолжили исследовать уже осмотренный ими практически вертикальный участок горы.

Наконец Барерис произнес:

— Нашел.

Он стоял — или, скорее, цеплялся за скалу рядом с непримечательным на вид базальтовым выступом. Спустившись ниже, Зеркало завис прямо перед ним, но все равно ничего не увидел.

— Ты уверен? — спросил он.

— Да. В прошлом или позапрошлом году этот камень находился выше. Затем, отколовшись от скалы в результате одного из подземных толчков, он покатился вниз, пока не попал в отверстие входа, запечатав его, словно пробка — бутылку. На миг я смог увидеть, как это произошло.

— Посмотрим, что удастся увидеть мне, — произнес Зеркало. Он полетел вперед, сквозь скалу. Для призрака это было не сложней, чем пробираться сквозь паутину.

Почти сразу же он вновь оказался в воздухе. Перед ним лежал извилистый тоннель, ведущий в недра горы.

Повернувшись, он снова пролетел сквозь камень и сообщил Барерису, что тот не ошибся.

Бард пропел заклинание и исчез, но мгновение спустя появился вновь.

— Проклятье, — проворчал он. — Даже на таком расстоянии от замка я все равно не могу перенестись внутрь.

— Но я могу туда попасть, — произнес Зеркало. — Исследую пещеры и отыщу ещё один выход, а потом вернусь за тобой.

Барерис покачал головой.

— Если верить слухам, в этих тоннелях обитают твари, способные даже тебя разорвать на части. Твари, с которыми тебе в одиночку не справиться. Кроме того, что, если второго выхода нет или же, пока ты будешь его искать, у нас кончится время?

— И какой же у нас выбор?

— Извлечь пробку из бутылки.

— Я знаю, что ты силен, но этот камень больше тебя по размеру, а опереться тебе не на что.

Это прозвучало так, словно Зеркало заботило лишь то, удастся ли его другу вытащить камень. На самом деле его не меньше волновало, что валун при падении может увлечь его за собой. Бард был способен с помощью магии замедлить свой полет, но это ему не поможет, если глыба размажет его останки по всему склону.

— У меня получится, — произнес Барерис. — Или, точнее, у нас. Ты поможешь мне своими молитвами.

Зеркало понял, что, как и обычно, переубедить его не удастся. Поэтому он кивнул и, пока Барерис пел, чтобы увеличить свою силу, взмолился своему божеству, прося его о помощи. На миг его ответ, проявившийся вспышкой золотого света, согрел ту холодную сосущую пустоту, что составляла сущность призрака.

Продолжая петь, Барерис встал на маленький, неровный и относительно горизонтальный участок горы, который даже с натяжкой нельзя было назвать выступом. Развернувшись, он крепко ухватился за булыжник и начал тянуть.

Поначалу ничего не произошло. Впрочем, неудивительно. С этой позиции Барерис не мог воспользоваться своей силой в полной мере. Затем раздался слабый треск. Затем ещё один, громче.

А потом валун выскочил из земли так резко, что Барерис потерял равновесие. И камень, и бард покатились по склону вниз — именно так, как и боялся Зеркало.

Вначале Барерис находился наверху. Через миг инерция вращения непременно утянула бы его вниз, но он не стал этого дожидаться. Зашарив руками по скале, он ухватился левой рукой за выступ и повис, а валун, подскакивая и дробясь, продолжил катиться по склону, пока не исчез в лежащем далеко внизу ущелье.

Зеркало подлетел к Барерису.

— Ты в порядке?

— Нормально, — свободной рукой бард потянулся к ещё одному выступу, и при этом призрак увидел, что вся внутренняя сторона его перчатки была изодрана, а под ней виднелась рваная рана.

* * * * *

Своим появлением эти тоннели были обязаны потокам лавы и землетрясениям. В отличие от известняковых пещер, здесь не имелось ни сталактитов, ни сталагмитов, которые бы могли замедлить продвижение Барериса. Но это являлось их единственным достоинством. Они представляли собой настоящий лабиринт, который простирался во тьме во всех направлениях и был полон неожиданных поворотов и тупиков. Неудивительно, что истории, с помощью которых он нашел вход, никак не могли помочь ему ориентироваться внутри. Барерис спел песню, чтобы определить направление, в котором находится ближайший обработанный камень, и ощутил, что где-то на северо-востоке имеется рукотворная арка. Впрочем, не было никаких гарантий, что ему удастся добраться до неё в ближайшее время.

Ощутив его нетерпение, Зеркало произнес:

— Ты мог бы уже сейчас вызвать сюда Аота и зулькиров. Возможно, им известно какое-нибудь заклинание, чтобы найти дорогу.

— Я думал об этом, — произнес бард. — Но что, если эти пещеры не связаны с подземельями напрямую?

— Тогда они смогут проделать проход сами.

— Возможно, но тогда, полагаю, мы лишимся всех шансов застать Сзасса Тэма врасплох.

врасплох

врасплох

Удивленный, Барерис повернулся к Зеркалу и увидел, что призрак, напоминавший сейчас размытое отражение себя самого, также выглядит ошарашенно. Он знал, что не произносил последних слов, а его голос звучал слишком тихо, чтобы вызвать эхо в той обширной пещере, через которую они сейчас шли. И все же у него возникло зловещее ощущение, что нечто — или всё сразу — повторило его слова, словно сам мир на миг запнулся.

Он с Зеркалом проделали немалый путь, но до сих пор им так и не повстречалось ни одной из тех древних тварей, которыми славились недра горы. Он подозревал, что их удача только что подошла к концу. Он обнажил клинок, и в руке Зеркала также возник его темный меч. Они принялись оглядываться, высматривая угрозу. Это могло оказаться не так просто — на полу пещеры валялось множество валунов, а в стенах зияли многочисленные тоннели и ниши.

— Что-нибудь? Ты видишь, — сказал Зеркало, тон его голоса в конце второго слова стал выше. — Барерис, клянусь, я произнес все правильно и не перепутал слова. По крайней мере, мне так показалось.

— Я тебе верю, — произнес Барерис.

— Что с нами происходит?

происходит

— Я не знаю, но, возможно…

возможно

возможно

-..нам стоит идти дальше.

— Идти? Куда.

Хороший вопрос. На северо-восток уходило несколько коридоров, и даже с помощью указывающей направление магии он не мог определить, чем они различаются. Барерис наугад выбрал один из проходов.

— Давай попробуем этот.

Он сделал шаг, и тьма сгустилась.

Это могло произойти лишь в результате некоего сверхъестественного воздействия, ведь здесь, в центре горы, и так царил абсолютный мрак. Даже в таких условиях представители нежити сохраняли частичную способность видеть, но теперь поле зрения Барериса уменьшилось, а очертания близко расположенных предметов стали смутными, словно подернутыми дымкой тумана.

Он пропел первые строки заклинания, вызывающего свет. Возможно, это поможет определить местонахождение той твари или тварей, которые, как он подозревал, таятся во тьме.

Что-то сбило его с ног и, протащив десяток шагов, впечатало в стену.

Силы удара хватило, чтобы оглушить даже его. Он скорее почувствовал, чем увидел, что над ним нависло нечто, готовясь атаковать снова. Барерис вскинул меч в надежде, что тварь, бросившись на него, насадит себя на лезвие, хотя и сомневался, что её удар при этом не достигнет своей цели.

Во тьме пещеры засиял свет. Он ожег Барериса, и тот понял, что это была не простая вспышка, а божественная сила, пробужденная Зеркалом для развоплощения нежити.

При этом бард в первый раз получил возможность взглянуть на своего противника. Он представлял собой огромный бесформенный сгусток тьмы, из которого выходило несколько искореженных, скрюченных и извивающихся конечностей. Не поворачиваясь — за неимением головы, глаз или же костной структуры, оно в этом и не нуждалось — чудовище потянулось к стоящему позади него призраку, оставив Барериса в покое. Одно из щупалец обрушилось на Зеркало, и тот блокировал его щитом. Но удар все равно заставил его пошатнуться — следовательно, его противник, как и он сам, также являлся бестелесным существом.

Щупальце отдернулось, и Зеркало рубанул по нему клинком.

— Это васутант! — крикнул он.

В отличие от призрака, Барерису никогда не доводилось сталкиваться с васутантом, но эти чудовища упоминались в паре древних историй, услышанных им за прошедшие годы. Они представляли собой обладающие разумом разрывы в самой ткани времени, что позволяло им для победы над врагами менять его ход.

Если эта тварь и вправду являлась васутантом, даже Зеркалу будет не под силу справиться с ним в одиночку. Вскочив на ноги, Барерис глубоко втянул воздух и закричал. От его громогласного вопля пещера содрогнулась, с потолка посыпались камни, а часть темной эссенции, составлявшей тело чудовища, разлетелась на множество ошметков, которые тут же растаяли в воздухе.

Монстр снова переключился на него, о чем свидетельствовали новые щупальца, вытянувшиеся из его тела. Сжимая меч обеими руками, Барерис приготовился уклоняться и атаковать.

Если повезет, его зачарованный клинок сможет нанести васутанту вред, несмотря на его бестелесность.

Васутант потянулся к нему. Бард отступил в сторону и рубанул его по конечности. Клинок прошел сквозь неё, и он при этом ощутил лишь легчайшее сопротивление, словно рассек несколько нитей паутины. Отделенное от тела щупальце исчезло.

Время откатилось назад.

Васутант потянулся к нему. Бард отступил в сторону, но щупальце его противника также изменило направление движения и обвилось вокруг него крепко, словно петля, затягивающаяся на шее осужденного, когда под его ногами открывается люк виселицы. Несмотря на нематериальность, хватка твари была сокрушительной.

Васутант затащил Барериса в самое сердце бурлящей тьмы. Его охватила боль — тварь пыталась отравить его энергиями не-жизни. Учитывая, что он сам также являлся нежитью, их воздействие на него оказалось не столь губительным, как на живых, но со временем его все равно ждет неминуемая смерть.

После того, как васутант втянул его в свое тело, удерживающее барда щупальце полностью слилось с окружающей тьмой. Барерис нанес удар по тому месту, где, по его предположениям, оно находилось, но, даже если он не ошибся, его атака не нанесла твари никакого ущерба. Его скрутил ещё один спазм боли, а давление на талию усилилось, пока ему не стало казаться, что его вот-вот перекусит на две части.

Едва видимый за завесой тьмы, Зеркало воззвал к своему божеству и вонзил клинок в тело васутанта. Призрачная туша твари взбурлила, и её хватка стала немного слабей.

Бард проревел боевой клич и взмахнул мечом. Щупальце исчезло, и он упал на пол. Его все ещё окутывала живая тьма, и он принялся безостановочно наносить удары, пока монстр наконец не отлетел в сторону.

Не отводя взгляд от твари, Барерис спросил:

— Мы побеждаем?

— Я не

не

-..знаю, — ответил Зеркало. — В прошлом мне лишь раз доводилось сталкиваться с васутантом, и тот был гораздо меньше и слабей.

Значит, ни одному из них доподлинно неизвестно, с чем они имеют дело. Но Барерис знал — для того, чтобы противостоять способности твари отматывать время назад, меняя ситуацию в свою пользу, ему не обойтись без магии. Он запел, и вокруг него возникло ещё восемь Барерисов, каждый из которых в точности повторял позу и выражение лица оригинала.

Как раз вовремя, ведь мгновением позже васутант, вздыбившись, устремился вперед, словно гигантская приливная волна.

Взмах щупальца — и один из его иллюзорных двойников лопнул, словно мыльный пузырь. Шагнув ближе, Барерис нанес удар.

Взмах щупальца — и другой иллюзорный двойник лопнул, словно мыльный пузырь. Шагнув ближе, Барерис нанес удар.

На его лице появилась хищная ухмылка. Такая тактика вполне может привести их к победе.

Внезапно ещё одна из его копий исчезла. Васутант не дотрагивался до неё ни одной из своих конечностей и вообще не совершал никаких активных действий, и это напомнило барду, что у его противника имеются кое-какие способности, о которых ему ничего не известно.

И все же теперь Барерис оценивал их с Зеркалом шансы выше, чем в начале схватки. Если васутант уничтожит всех его иллюзорных двойников, он вполне может создать новых.

Они продолжили бой, чередуя удары оружием с магическими атаками. Повторяя трюк васутанта, Барерис пропел заклинание, чтобы лишить его сил. Зеркало осыпал его вспышками божественного огня. А время колебалось и дрожало.

И это заметно сбивало с толку. Некоторые из наиболее яростных атак васутанта им приходилось отражать по два раза подряд. И все же ожившей тьме так и не удалось причинить им сильного вреда, а сама она в результате их усилий значительно уменьшилась в размерах.

Барерис надеялся, что чудовище при этом ощутимо пострадало. Учитывая, что их противник представлял собой парящее во мраке облако бурлящей черноты, он не мог точно сказать, так это или нет.

Но внезапно васутант отлетел назад, чтобы оказаться вне досягаемости их мечей, и он решил, что это хороший знак. Барерис задался вопросом, не захочет ли их противник прервать схватку и уползти в какую-нибудь нору, позволив им с Зеркалом беспрепятственно пройти через пещеру. Но затем по его коже побежали холодные мурашки. В воздухе начала скапливаться сила, как это происходило в тех случаях, когда эксперт вроде Лаллары или Лазорила творил особо мощное заклинание.

Очевидно, Зеркало также это почувствовал. Он устремился в атаку. Сопровождаемый парой иллюзий, оставшихся от третьей группы его магических двойников, Барерис сделал вдох, готовясь закричать.

Но ни один из них не успел помешать васутанту. Словно взрывная волна, от него во все стороны хлынула сила. Её нельзя было увидеть, услышать или почувствовать, но вызванный ею психический шок оказался столь силен, что оба они застыли на месте.

Или же, возможно, причиной их паралича стало то, что именно заставил их почувствовать васутант. В груди Барериса снова забилось сердце, а тело наполнилось теплом. Он опять был юношей-мулан, растущим в трущобах Безантура.

И это значило, что там его ждала Таммит. Ему лишь предстоит сделать тот ужасный выбор, который приведет её к гибели.

Он сказал себе, что все это чушь. Хоть он и чувствовал, что его трансформация являлась чем-то большим, нежели простой иллюзией, рассудком он понимал, что долго она не продлится, а прошлое изменить нельзя. И все же он медлил, разрываясь на части между своими двумя личностями, двумя реальностями.

Рядом с ним застыл Зеркало, теперь состоявший из плоти и крови. Он выглядел не менее ошеломленным. Его не терзала вина или скорбь по потерянной возлюбленной, по крайней мере, ни о чем подобном он не упоминал. Но, несомненно, внезапное восстановление его поврежденного рассудка и памяти и освобождение от бесконечной, полной боли пустоты не-жизни точно так же выбили его из колеи. А, возможно, причиной этого являлось мучительное осознание того, что облегчение было лишь временным.

Взбурлив, васутант устремился вперед. Барерис отступил и запел, чтобы отделить себя от своего противника стеной пламени.

Но на одной из строк он запнулся, возможно, потому, что это заклинание было могущественным и сложным, и мальчику, которым он сейчас являлся и чьи назойливые мысли примешивались к его собственным, лишь предстояло им овладеть.

Васутант был уже совсем рядом. Бард почувствовал болезненную уверенность в том, что из-за чудовища он также утратил и свои навыки обращения с оружием. Теперь ему окажется не под силу отразить удар твари, он погибнет, Сзасс Тэм останется безнаказанным, а Таммит — неотмщенной.

Но конечности васутанта потянулись дальше, к Зеркалу, и, когда Барерис проследил за траекторией их движения, то понял, почему. Его друг снова стал призраком, и это означало, что на данный момент из них двоих он представлял собой наиболее серьезную угрозу.

Зеркало произнес заклинание, и его темный клинок вспыхнул так ярко, что Барерису, глядя на него, пришлось прищуриться. Выставив меч перед собой, словно копье, призрак бросился на васутанта,

В воздухе с ревом пронеслась сила. Раздался грохот, и между васутантом и Зеркалом по полу пещеры зазмеились трещины. Затем вокруг призрака сгустился мрак, практически скрыв очертания его фигуры и приглушив свечение меча. Оказавшись в середине темной сферы, Зеркало застыл, неподвижный, словно статуя.

Тварь снова переключила внимание на Барериса. Он отступил, и васутант схватил и уничтожил одного из оставшихся двойников.

И тогда сердце барда перестало биться, а по телу разлился ужасающий холод. Он снова превратился в нежить. Барериса охватило иррациональное чувство потери, хоть он и понимал, что ему потребуются все его умения, чтобы выжить. Учитывая, что сейчас ему придется сражаться без помощи Зеркала, надежда на это и без того была весьма призрачной. Последний из его близнецов исчез.

Вокруг него взбурлила сила, в тело впились невидимые иглы, а затем нечто швырнуло его вверх. Подражая каждому его движению, вольному или невольному, последний из его иллюзорных двойников взмыл в воздух вместе с ним.

Барерису едва хватило времени, чтобы прикрыть голову руками, прежде чем он врезался в потолок пещеры. Его охватила боль, но он не потерял сознание и не лишился способности действовать. Начав падать вниз, он пропел слово, чтобы замедлиться и избежать повторного удара об землю.

Но, к сожалению, эта магия не могла помочь ему изменить место приземления. Прямо под ним парил васутант, и Барерис рухнул в середину черного бурлящего облака. Его сразу же пронзила боль, которая стала ещё сильней, когда множество невидимых щупалец устремились к нему со всех сторон.

Вступив в бой, бард уворачивался и атаковал, но каждый успешный выпад всего лишь на миг отсрочивал момент неминуемой гибели, не более. Стоило ему уничтожить одно из щупалец, как васутант немедленно отращивал новое. Тем временем проходящие мгновения смещались и повторялись, пока ему не начало казаться, что вызванная этим неразбериха вот-вот сведет его с ума.

Центр облака ожившей тьмы также являлся самым сердцем раны во времени, и, чем активнее васутант пользовался своими силами, тем больше становился этот разрыв. Когда Барерис понял это, нечто — какая-то смутная, недооформившая идея — побудило его запеть.

Он редко прибегал к магии призыва. Учитывая, что его навыки владения мечом и магией превосходили умения любого из существ, которых он мог вызвать, от неё обычно было мало толку. Впрочем, сейчас он не стал обращаться к тем нескольким мелодиям, что имелись в его арсенале. Песня, которую он начал, являлась импровизацией, предназначенной для того, чтобы воспользоваться хаотичной природой сил васутанта.

На границе туманного облака возникло ещё несколько Барерисов, но на этот раз различия между ними были очевидны. Один из них являлся юношей, который странствовал с отрядом Черного Барсука, стремясь разбогатеть, чтобы обеспечить себе и Таммит хорошую жизнь. Другой — наездником на грифоне, сражавшимся в первой Войне Зулькиров. Остальные представляли собой вариации бессмертного бродяги, который бродил по Тэю последние девяносто лет.

Мертвенно-бледные повстанцы немедленно атаковали васутанта, но путешественник и легионер замешкались. Барерис осознал, что они не могут видеть в темноте. Созданный им свет озарил пещеру вместе с находящейся в ней тварью, и эти двое также присоединились к схватке.

Васутанту не хватало конечностей, чтобы отражать все их удары одновременно, вдобавок он и так сильно пострадал и истратил значительное количество своих сил. Облако тьмы принялось быстро уменьшаться в размерах. Оно бурлило и содрогалось, а затем вдруг растаяло без следа. Когда время восстановило свой нормальный ход, Барерис ощутил нечто вроде нематериального толчка.

После уничтожения бреши его двойники также не смогли здесь оставаться. Большинство из них тут же исчезло, но по какой-то причине самый молодой задержался ещё на миг. Казалось, что он смотрит на себя из будущего с ужасом или жалостью, а, возможно, со смесью того и другого.

Барерис ощутил желание сказать ему что-то. Но он понятия не имел, что именно, и его молодое «я» исчезло прежде, чем у него появились хоть какие-то идеи.

Непонятно почему бард почувствовал себя пристыженным, и его охватило чувство потери. Нахмурившись, он отбросил эмоции в сторону. Разумеется, его душевные метания являлись лишь кратковременным и бессмысленным помрачением рассудка, следствием психической атаки, которую ему пришлось перенести.

Ему нужно позаботиться о Зеркале. Может, васутант и погиб, но созданный им пузырь тьмы никуда не делся, и неподвижный призрак все ещё являлся его пленником. Барерис подошел к сфере и промедлил, сосредотачиваясь и выравнивая дыхание, а затем спел песнь высвобождения. Темный шар остался невредим. Его поверхность даже не колыхнулась.

* * * * *

— Они уверены? — спросил Самас Кул. С его нижней губы посыпались крошки еды.

Лаллара насмешливо усмехнулась.

— Ты и правда считаешь, что разведчики капитала Фезима способны ошибиться, увидев армию на марше?

Сопровождавшие Неврона демоны и дьяволы так не думали. Шепчущими, шипящими и рычащими голосами они принялись молить его о том, чтобы он взял их в следующий бой, но никто, кроме него, не мог услышать их голосов.

Их войска двигались вниз по Лапендрару, когда после полудня вернулся возглавляемый Гаэдинном патруль. Выслушав доклад рыжеволосого лучника, Аот немедленно созвал зулькиров на совет, который они решили провести в тени искореженных, покрытых лишайником дубов, росших на берегу реки. Лаллара накрыла их непроницаемым куполом, чтобы никто не смог подслушать их разговор, и в результате все звуки окружающего мира практически исчезли. Неврон больше не слышал щебета птиц в ветвях деревьев над его головой или журчания воды.

— Гаэдинн и прочие не сомневаются в том, что видели, — произнес Аот. В отличие от Неврона, Лаллары и Лазорила он не стал просить кого-то из своих подчиненных принести походный стул. Скрестив ноги, он сидел на земле, опираясь спиной о ствол одного из деревьев. Его копье лежало неподалеку.

Самас, чей огромный, освещенный лучами солнца парящий трон на открытом воздухе выглядел нелепо, скривился.

— Ты сказал, что если мы обойдем Анхаурз, то избежим необходимости снова ввязываться в бой.

— Я сказал, что надеюсь на это, — уточнил Аот. — Но либо Сзасс Тэм приказал аутарху города пуститься за нами в погоню, либо этот ублюдок просто хочет драться. Судя по словам повстанцев, он является чем-то вроде обладающего разумом голема или ожившего металлического чудовища, так что лишь один Коссут знает, что у него на уме. В любом случае, он планирует приблизиться к нам с запада и прижать к реке.

— Можем ли мы прибавить скорость и ускользнуть от него? — спросил Самас.

— Возможно, — произнес Аот. — Но это уничтожит любую видимость того, что мы и впрямь собираемся добраться до Кольца Ужаса Тиратароса.

Лазорил сложил пальцы вместе.

— А что, если мы и в самом деле переправимся через Лапендрар? Тогда наша армия и армия того металлического парня окажутся на разных берегах реки. Понимаю, что без магии эта задача невыполнима, но магии у нас предостаточно.

— Тоже может сработать, — произнес Аот. — Но в результате мы окажемся там, где меньше всего хотим оказаться — глубже в Тэе, и, если там мы наткнемся на ещё более сильную армию, то река, что защитит нас от войска Анхаурза, помешает нашему отступлению.

— Значит, ты рекомендуешь нам остаться и принять бой, — констатировала Лаллара.

— Да, — ответил Аот.

— Я согласна, — сказала старуха.

— Как и я, — произнес Лазорил.

— И я, — присоединился к ним Неврон. Услышав это, его фамильяры взревели и захихикали.

— У нас есть шансы на победу? — спросил Самас. — Даже после всех потерь, что мы понесли во время осады первого Кольца?

— Враги свежи, и их много, — произнес Аот. — Но вы четверо являетесь зулькирами. Это должно склонить чашу весов в нашу сторону.

* * * * *

Не обращая внимания на то, что его действия могли привлечь охранников Сзасса Тэма или иных обитателей подземелий, Барерис запел так громко, как только мог. Выдавливая из легких последние частицы воздуха и вложив в звук всю силу своей тренированной воли, он затянул последнюю пронзительную ноту так надолго, как не смог бы никто, кроме барда-нежити.

Темница Зеркала выдержала этот удар так же, как и все предыдущие попытки Барериса разрушить её при помощи магии.

В отчаянии он выхватил меч и, сжимая рукоять обеими руками, попытался разрубить сферу, словно это был шар из мутного стекла. Но, как бы сильно он ни бил, клинок отскакивал от неё, не оставляя ни царапины.

Это плохо. Он думал, что понял, каким образом васутант поймал Зеркало в ловушку. Время вокруг него застыло, и призрак ничего не мог поделать, потому что никакое действие было невозможно, пока минуты не восстановят свой бег.

Но, к сожалению, это мало чем помогло. Песни, которые он обычно использовал в таких случаях, не подействовали, а после исчезновения васутанта он больше не мог влиять на ход времени с помощью магии.

Если он призовет зулькиров, и они перенесутся в эти пещеры, то вполне вероятно, что кому-то из них — скорее всего, Лалларе — удастся освободить призрака. Но, как Барерис уже объяснял своему другу, у него имелись веские причины не звать их прямо сейчас. Может быть, эти пещеры не были напрямую связаны с подземельями замка, а если это было и так, чем дольше зулькиры будут околачиваться рядом с личной резиденцией Сзасса Тэма, тем больше вероятность, что он заметит такое скопление арканных энергий и подготовит для них достойный приём. Следовательно, лучше, чтобы они появились здесь лишь тогда, когда появится реальная возможность добраться до их главного врага.

Возможно, ему стоит продолжить поиски и, когда проход в подземелья будет найден, вернуться сюда и привести помощь.

Но нет. Лишь подумав об этом, он уже понял, что ничего не получится. Архимаги никогда не захотят пожертвовать своим драгоценным временем или пойти на риск лишь для того, чтобы спасти Зеркало. Это просто не в их натуре.

Значит, остается два варианта. Барерис мог просто продолжить свой путь в расчете на то, что, какая бы опасность ни подстерегала его впереди, ему удастся справиться с ней в одиночку. Или же остаться здесь и, прерываясь на отдых, когда его силы истощатся, продолжать свои попытки разрушить пузырь застывшего времени в надежде, что одно из заклинаний все же сработает. И зная при этом, что Сзасс Тэм способен начать свой ритуал в любой момент.

Барерис посмотрел на Зеркало — тень, заключенную в тени. Клинок призрака сиял лунным светом.

— Учитывая, сколько жизней стоит на кону, — произнес бард, — мне следует идти дальше. Я знаю, ты бы и сам этого хотел.

Последнее являлось абсолютной правдой. Если бы Зеркало мог, то непременно велел бы своему другу оставить его. Но Барерис подозревал, что относительно своих собственных мотивов он солгал — по правде говоря, его вела надежда на исполнение своей мести, та же, что некогда заставила его разрушить доверие Аота — и, поняв это, он ощутил себя предателем в ещё большей степени.

И все же он принял решение. Отвернувшись от Зеркала, бард выбрал один из тоннелей, ведущих на северо-восток, и направился к нему. Когда он минует первый поворот, то лишится возможности оглянуться и посмотреть на призрака, даже если бы такое желание у него появилось. Но оно не появилось. Нужно сосредоточиться на том, что ждет впереди.

Он сказал себе, что, если выживет, непременно сюда вернется. Что глупо даже допускать мысль, что можно по-настоящему спасти того, кто уже давно мертв. Существование Зеркала являлось холодной, пустой насмешкой над жизнью, бесконечным страданием, что он сам, будучи нежитью, слишком хорошо понимал. Возможно, так будет даже лучше.

Остановившись, Барерис провел пальцами по волосам. Затем он повернулся и зашагал обратно.

— Я знаю, это не то, чего бы ты хотел, — сказал он Зеркалу. — Это не то, чего хочу я. Но, очевидно, это именно то, что я намереваюсь сделать.

Он принялся петь, пока не истощил всю свою магию, но темный пузырь остался невредим. Подождав, пока его силы восстановятся, Барерис начал все заново.

После первого заклинания последовало второе, а затем третье. И, когда звуковая волна врезалась в пузырь, тот внезапно распался на части и растаял, словно осиное гнездо, пожираемое языками невидимого пламени. Было трудно сказать, отчего это наконец произошло, ведь он использовал это же заклинание уже не раз, и без какого-либо результата. Возможно, его попытки разрушить темницу возымели кумулятивный эффект. Или же ему просто повезло.

Зеркало выбежал из разрушенной сферы и, когда понял, что васутанта перед ним больше нет, резко остановившись, принялся оглядываться с диким видом.

— Ты попался в его ловушку, — произнес Барерис. — Я убил его, а затем освободил тебя.

— Благодарю, — ответил Зеркало, и, возможно, прочтя что-то по лицу Барериса, пригляделся к барду повнимательней. — Сколько времени у тебя на это ушло?

Барерис пожал плечами.

— Учитывая, что мы погребены в этих тоннелях, сказать сложно. Но все равно слишком много. Нужно продолжать путь.